• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Каждая эпоха имеет своих героев и героинь, реальных или вымышленных. Сегодня у нас есть такие разнообразные персонажи, как принцесса Диана, Че Гевара и Супермен, и мы можем не сомневаться в том, что даже 50 000 лет назад, когда наши предки в эпоху каменного века сидели вокруг костра, они развлекали друг друга историями о героических схватках с силами тьмы.

Однако лишь немногие культуры создавали своих героев по реальным образцам. В наши дни мы часто говорим об актерах, спортсменах, политиках и других знаменитостях как о живых легендах, чьи образы затмевают живых людей, стоящих за ними. Древний мир в этом смысле не отличался от современного. Люди обожествляли или демонизировали выдающихся персонажей своей истории, и этот незамысловатый процесс привел к созданию великих легенд прошлого.

Даже абсолютно вымышленные персонажи, заимствующие качества более ранних героев, могут иметь своих исторических предков. Создатели Супермена с готовностью признают, что они многое позаимствовали из классических историй о Геркулесе, или Геракле в первоначальном греческом произношении этого имени. Геракл обладал такой феноменальной силой, что мог поддерживать небосвод на своих плечах (временно взяв на себя эту работу у титана Атласа). В свою очередь, древние греки позаимствовали многие черты характера Геракла у древнего вавилонского героя Гильгамеша, чья история, полная головокружительных приключений с убийством львов и чудовищ, пользовалась огромной популярностью на Ближнем Востоке во II тысячелетии до н. э. За образом легендарного Гильгамеша, наполовину бога, наполовину смертного, по-видимому, стоит реальный исторический персонаж. В легендах говорится, что Гильгамеш был царем Урука в Шумере (Южный Ирак), а шумерские надписи указывают на то, что царь Гильгамеш действительно правил в Уруке около 2600 г. до н. э.

Как ни странно это может показаться, существует длинная цепочка заимствований и пересказов, соединяющая Супермена с реальным историческим персонажем, жившим за 4500 лет до изобретения кино.

Существование реального героя (или царя) по имени Геракл редко обсуждается, хотя именно фигура Геракла обозначает важный водораздел в греческой мифологии. С этой фигуры начинается эпоха, которую древние греки рассматривали как Век Героев, предшествовавший Веку Железа, в котором жили они сами. Значительная часть известной нам «греческой мифологии» фактически является легендами о Веке Героев - эпохе доблестных подвигов, войн и путешествий. Древние греки имели вполне ясное представление о том, когда закончилась эта эпоха и как она была связана с их собственным временем. Они могли указать на места главных событий и захоронений своих героев.

Изучая Век Героев в Греции, мы сталкиваемся с квазиисторической реальностью, где уместен вопрос: где здесь настоящее, а где вымысел? Основные указания дают сами древние греки. Главным источником информации является их эпос, а именно - «Илиада» и «Одиссея», созданные великим поэтом Гомером в VIII веке до н. э. Мир, описанный Гомером, был не тем миром, в котором он жил. В «Илиаде» он приводит подробный список городов, направлявших свои войска в греческую армию для великой войны с троянцами (их целью было возвращение Елены - царицы Спарты, похищенной троянским принцем Парисом). Странным образом главными городами в поэме являются вовсе не те, которые пользовались наибольшим влиянием во времена Гомера; в его списке есть много городов, которых к тому времени уже не существовало. Этот факт свидетельствует о том, что описание Троянской войны в поэмах Гомера уходит корнями в истории о подлинных событиях, происходивших в бронзовом веке. Те самые города, о которых повествует Гомер, процветали в позднем бронзовом веке (XV-XII века до н. э.). Главным из них были Микены - столица царя Агамемнона, возглавившего поход греков на Трою. По этой причине археологи называют греческую цивилизацию позднего бронзового века «микенской». Гомер не только приводит весьма точный список микенских городов, но и описывает их материальную культуру от доспехов и оружия до дворцов и сосудов для питья. В распоряжении Гомера не было письменных источников. Каким-то образом ему удалось стать наследником устной традиции, с необычайной точностью сохранившей воспоминания о микенской эпохе.

Если эпос Гомера имеет столь прочную археологическую основу, значит, Троянская война была на самом деле? История об открытии Трои Генрихом Шлиманом, осуществившим мечту своего детства, хорошо известна (см. «Сокровища Шлимана» в разделе «Мистификации»), Город Троя, который находится на территории нынешней северо-западной Турции, вполне реален, а сомнения в том, что Шлиман раскопал именно Трою, высказываемые многими археологами, давно развеяны. Но проблема осложняется тем обстоятельством, что на месте Трои существовало несколько городов, причем каждый следующий был построен на развалинах предыдущего. В результате получилось нечто, напоминающее огромный слоеный пирог. Прежде чем подходить к вопросу об историчности Троянской войны, нам нужно разобраться, какой из восьми городов, наложенных друг на друга, был Троей, описанной в «Илиаде» Гомера.

Сам Шлиман был убежден, что стены второго города (Троя II), покрытые толстым слоем пепла, были остатком города, сожженного победоносными греками. Он также был убежден, что обнаружил в Микенской гробнице тело вождя греков - царя Агамемнона, украшенное золотой посмертной маской. Обе смелые догадки Шлимана оказались неправильными. Его работа была завершена незадолго до того, как появилась возможность более точной датировки археологических памятников. Ныне считается, что Троя II сгорела около 2300 года до н. э. (во время крупномасштабной природной катастрофы - см. «Содом и Гоморра» в разделе «Пропавшие земли и катастрофы»), а «могила Агамемнона» датируется примерно 1600 годом до н. э. Ни одна из этих находок не имеет ничего общего с Троянской войной, которая, согласно греческим источникам, имела место в конце Века Героев (позднего бронзового века с точки зрения археологии), около XX века до н. э.

Исследования, предпринятые после Шлимана, сосредоточились в основном на двух более поздних городах - Троя VI и Троя VII, существовавших в конце микенской эпохи. Большинство археологов согласно с тем, что Троя VI была разрушена при землетрясении в конце XIII или начале XII века до н. э., а Троя VII сгорела при пожаре в XII веке до н. э. Какая из них была Троей Гомера, остается неясным. «Крутые стены», описанные Гомером, соответствуют Трое VI, хотя большинство археологов полагают, что этот город был разрушен землетрясением, а не захватчиками. Троя VII выглядит менее величественно, но повсеместные следы пожара действительно указывают на возможность ее гибели при вторжении греческой армии.

Дебаты о гомеровской Трое все еще продолжаются, хотя, скорее всего, была не одна, а несколько Троянских войн. Поскольку стили керамики Трои VI и Трои VII очень сходны, промежуток между двумя катастрофами составлял лишь одно-два поколения - факт, который интересным образом связан с греческой устной традицией. Согласно некоторым древнегреческим легендам, Геракл лично возглавил экспедицию против Трои за два поколения до войны под руководством Агамемнона. Он захватил город, убил царя и возвел на трон принца Приама. В мифе есть одна интересная деталь: когда Геракл начал свою атаку на Трою, она уже находилась в осаде некоего чудовища, созданного Посейдоном - древнегреческим богом моря и землетрясений. Было ли это «чудовище», осаждавшее стены Трои, отголоском настоящего землетрясения, уничтожившего Трою VI? Если да, то Троя VII была городом, захваченным Агамемноном, и мы имеем два точных совпадения между легендами и данными археологии.

Более непосредственное историческое свидетельство о Троянской войне исходит из архивов Хеттской империи, правившей в Анатолии (Турция) в конце бронзового века (см. «Неуловимые амазонки» далее в этой главе). Хетты распространили свою власть от Центральной Анатолии до эгейского побережья напротив Греции, где существовал ряд маленьких независимых государств (см. «Атлантида - утраченная и вновь обретенная?» в разделе «Пропавшие земли и катастрофы»). Они боролись за контроль над этими государствами с другой мощной империей, которую они называли «Ахийява». Еще в 1920-х годах некоторые ученые предположили, что «Ахийява» означает то же самое, что греческое слово «Ахея» или «земля ахеян» - термин, использованный Гомером для наименования греков в период Троянской войны. После 70-летнего сопротивления этой идее, когда удалось внести ясность в хеттскую географию, благодаря открытию новых текстов, ученые в целом признали, что Ахийява была микенской империей с центром в континентальной Греции. Весьма вероятно также, что город, который хетты знали под названием Вилуса, был греческим Илионом или Троей Гомера. В одном замечательном хеттском тексте середины XIII века до н. э. есть лаконичное упоминание о разногласиях между хеттским императором и царем Ахийявы относительно города Вилуса. Есть искушение рассматривать это как прямое упоминание о Троянской войне. По меньшей мере это указывает на то, что царь Ахийявы имел свои планы относительно Вилусы/Илиона. В других хеттских текстах есть описание грабительских набегов армии Ахийявы на побережья Анатолии - во многом так же поступали герои Гомера во время десятилетней осады Трои. Хотя мы еще не можем представить конкретный текст из хеттских архивов как несомненное доказательство Троянской войны, это, скорее всего, лишь вопрос времени.

Археологические открытия также проливают свет на чудесную историю о Ясоне и аргонавтах. Согласно легенде, Ясон собрал команду из величайших греческих героев (включая Геракла) на своем судне «Арго» и отплыл в поисках таинственного Золотого Руна. Сокровище охранялось могущественным царем-волшебником Ээтом, который правил в мифической стране Эа, позднее отождествляемой с Колхидой - небольшим царством на территории нынешней Грузии. Чтобы достичь Колхиды, аргонавты должны были проплыть мимо Трои к дальней оконечности Черного моря.

До сих пор на эту легенду смотрели как на чистейший вымысел, поскольку считалось, что греки начали совершать плавания по Черному морю лишь в VIII веке до н. э. Никаких следов микенской керамики не было обнаружено на турецком побережье Черного моря, хотя возможно, что при повышении уровня Черного моря некоторые наиболее древние поселения просто оказались под водой. Достаточно странно, однако, что, хотя хетты имели многочисленные связи с греками в позднем бронзовом веке, микенской керамики не было обнаружено и в хеттских столицах Центральной Анатолии; очевидно, микенские торговцы не проникали так далеко на восток этого региона. Тем не менее, значительное количество микенской керамики, датируемое примерно 1300 годом до н. э., было обнаружено при раскопках поселения под названием Масат Худжук, расположенного за главными центрами хеттов ближе к побережью Черного моря. В течение этого периода Масат Худжук часто находился под контролем народа кашка - врагов Хеттской империи. Эдмунд Блодлоу, археолог из Оттавского университета, предположил, что микенские торговцы огибали Хеттскую империю, которая обычно налагала торговое эмбарго на представителей враждебных народов, и плыли прямо через Черное море, чтобы достичь богатых медных рудников в северо-восточной Турции и южной Грузии. Поскольку микенская экономика поглощала огромное количество металлов - в основном для производства доспехов и вооружения, - картина, нарисованная Блодлоу, выглядит реалистично и создает правдоподобный исторический фон для легенды об аргонавтах. Микенские торговцы, достигавшие Масат Худжука, проходили 9/10 пути к Колхиде.

Было выдвинуто много предположений относительно самого Золотого Руна. Наиболее слабое из них заключается в том, что аргонавты были торговцами, искавшими руно так называемых желтых овец, приобретавшее этот оттенок из-за почечной инфекции. Более правдоподобно выглядит идея о том, что жители Колхиды пользовались овечьими шкурами для промывки золотого песка в речных отложениях - метод, который использовался румынскими цыганами еще в 1930-х годах. Шкуры тонкорунных овец укреплялись на дне золотоносной реки, оставлялись на некоторое время, а затем высушивались перед сбором добычи. Возможно, истории об овечьих шкурах, покрытых золотом, побудили алчных микенцев отправиться в плавание по неизвестным водам Черного моря.

Идея о том, что Ясон и аргонавты были древними золотоискателями, может показаться довольно неромантичной, но на этом история не заканчивается. Волшебное царство Колхида, где они обнаружили Золотое Руно, само по себе представляет нерешенную загадку. Греческий поэт Пиндар, писавший около 450 г. до н. э., упоминает о «темнолицых жителях Колхиды». Вскоре после этого историк Геродот сообщает как об установленном факте, что колхидцы были темнокожими потомками египетской армии, которые попали туда много столетий назад под руководством легендарного фараона Созостриса. По утверждению Геродота:

«Не подлежит сомнению, что жители Колхиды имеют египетское происхождение. Я сам обратил внимание на этот факт, прежде чем услышал о нем от других… Я обнаружил, что жители Колхиды помнят египтян гораздо лучше, чем египтяне помнят их… Моя собственная догадка была основана в первую очередь на том, что они имеют смуглую кожу и курчавые волосы, а во-вторых (это еще более важно), на том, что жители Колхиды, египтяне и эфиопы, являются единственными расами, которые с древних времен проводят обрезание у младенцев».

Идея о существовании египетской колонии в Грузии в античные времена кажется столь невероятной, что большинство археологов просто игнорируют ее. Однако свидетельства Пиндара и Геродота подтверждаются многими другими античными писателями. Смуглые обитатели Колхиды привлекали к себе такое внимание в конце IV века н. э., что раннехристианские авторы называли Колхиду «второй Эфиопией». Стоит заметить, что в Абхазии на грузинском побережье живут представители смуглой народности, которые каким-то образом пережили попытки бывших правителей СССР переселять этнические меньшинства с их родины в другие районы. Трудно сказать, являются ли они потомками древних жителей Колхиды. Вопрос еще больше осложняется из-за странного исторического совпадения. Турецкая империя, правившая в этом регионе в XVI-XVIII вв., ввозила рабов из Африки в Абхазию, так что происхождение «темнокожих колхидцев» по-прежнему окутано тайной.

Однако к свидетельству Геродота нельзя относиться легкомысленно. Другим народом, встреченным Ясоном и аргонавтами на дальних побережьях Черного моря, были свирепые женщины-воительницы - амазонки. Как ни удивительно это может показаться, сказанное Геродотом о местонахождении племени амазонок и даже об их обычаях недавно было драматическим образом подтверждено археологическими открытиями. Грузинская археология, которая еще находится в поре младенчества, вполне может преподнести некоторые сюрпризы, когда будет обнаружена Эа, престол власти таинственного царя Ээта.

Даже теоретическая связь между древним Египтом и Грузией выглядит абсурдной для большинства археологов. Однако некоторые описания мест и событий в греческих легендах выглядят очень убедительно. Археологические открытия, сделанные при раскопках Трои, Микен и других греческих поселений бронзового века, можно сопоставить с поразительными находками на Крите. В античные времена Крит - самый южный и наиболее крупный из островов Эгейского моря - представлял собой нечто вроде «культурного отстойника». Однако греческие традиции повествуют о великом прошлом Крита. В героическую эпоху Крит был центром могущественной империи под управлением царя Миноса и его наследников. В легендах говорится о дворцах в Кноссе, о богатстве и роскоши критян, о важной роли быков в их религиозном культе, об их грозном военно-морском флоте и технологических достижениях. Все это нашло подтверждение при раскопках Кносса и других дворцов бронзового века на Крите, и минойекая цивилизация ныне считается одной из древнейших и самых выдающихся в доисторической Европе.

Почти все в греческих легендах о Кноссе оказалось правдой, за исключением, возможно, самой странной истории. В одном из дворцов Кносса якобы имелся темный секрет: чудовище с головой быка, известное как Минотавр, которого критяне кормили плотью невинных детей. Является ли Минотавр обычной выдумкой, живописной подробностью в историях греческих сказителей? Как ни странно, современные археологические открытия, сделанные на Крите, позволяют предположить, что даже история о Минотавре могла иметь некую историческую основу.

Приступая к изучению героев и злодеев из греческих мифов, мы находимся в выгодном положении. В Греции, пожалуй, проводилось больше раскопок, чем в любой другой стране мира, и новые находки проливают свет на происхождение греческих легенд. В нашем распоряжении уже имеется огромный объем ближневосточных текстов - от вавилонских мифов до хеттских дипломатических архивов, - которые можно сравнивать с греческими историями о Веке Героев.

С персонажами других великих легенд нам повезло меньше. Король Артур, наверное, является самым знаменитым героем после Геракла. Предположительно он правил в Британии в V или в VI веке н. э. - в эпоху, практически не оставившую письменных записей, которые сохранились бы до наших дней. Политическая история Британии времен «темных веков», когда римляне ушли и страна попала под власть местных кельтских правителей, зияет множеством пустых мест. Конечно, существует невероятно богатая кельтская литература, подробно описывающая легендарную историю короля Артура и его времени, но все это было написано спустя века после его предполагаемого правления. Таким образом, скептикам было очень легко игнорировать глубокую убежденность в существовании короля Артура, как обычную попытку выдать желаемое за действительное со стороны кельтских народов, населявших Британию. С другой стороны, косвенные свидетельства в пользу существования реального короля Артура выглядят вполне убедительно, и, если судить по примеру древнегреческих легенд, скептики вряд ли будут смеяться последними.

Сходная проблема с более поздними источниками возникает при изучении Кецалькоатля - главного героя древних мексиканских легенд. В разных вариантах легенды о нем, записанной испанскими конквистадорами в XVI веке, говорится о Кецалькоатле как о великом просветителе, который в далеком прошлом прибыл в Мексику из-за моря. Научив людей искусству, ремеслам и правильному образу жизни, он таинственным образом исчез. Он был либо светлокожим, либо носил белые одеяния. Из испанских источников у нас создается во многом такое же впечатление о Виракоче - перуанском/боливийском аналоге Кецалькоатля. Упоминание о светлом оттенке кожи Кецалькоатля/Виракочи естественным образом породило много теорий. Возможно, он олицетворял воспоминание о каком-то путешественнике из Старого Света - финикийце, викинге или ирландском монахе, который приплыл из Старого Света и принес цивилизацию туземным народам (см. «Вступление» к разделу «Путешественники и открытия»). Но авторы подобных идей впадают в заблуждение, принимая все сказанное в испанских хрониках за чистую монету. Современный анализ показал, что, хотя практически все остальные сведения конквистадоров о Кецалькоатле/Виракоче являются подлинными, в письменных памятниках коренных американцев доколумбовой эпохи нет никаких упоминаний о светлом оттенке кожи Кецалькоатля. Варианты предания, записанные в XVI веке, явно были подправлены самими индейцами таким образом, чтобы удовлетворить тщеславие и предрассудки их испанских хозяев, включая монахов-проповедников, которым хотелось видеть себя в роли добрых наставников, вразумляющих туземцев, отпавших от Священного Писания, уже полученного от более раннего миссионера, например, св. Фомы (см. «Тиауанако» в разделе «Чудеса архитектуры»).

Проблема Кецалькоатля все еще остается нерешенной. Это очень сложный персонаж, в личности которого четко отражается множество проблем, связанных с разделением отдельных мифологических сюжетов, участвовавших в создании фигуры древнего героя. Он был отчасти учителем, отчасти воином и даже символизировал одну из планет. Древние мексиканские тексты и иконография не оставляют сомнений, что идентификация Кецалькоатля с Утренней Звездой или Венерой была составной частью его культа. История о его смерти, скитаниях в подземном мире и возрождении вписывается в схему, знакомую по древним героям, богам Ближнего Востока, таким, как Таммуз и Адонис, почитаемым в Древнем Вавилоне и Сирии. Они тоже были связаны с Утренней Звездой, так что параллельные истории об умирающих и воскресающих героях по обе стороны Атлантики скорее всего возникли из наблюдения за планетой Венерой. Каждый год в течение определенного количества дней Венера становится невидимой и снова появляется лишь после своей «смерти» в качестве вечерней звезды.

До сих пор все вроде бы ясно, но, когда мы подходим к другому великому персонажу с Ближнего Востока, положение становится менее ясным. Согласно Новому Завету, Иисус сравнивал себя с Утренней Звездой. В результате некоторые мормоны рассматривали историю об умирающем и воскресающем «наставнике» Кецалькоатле как доказательство своей веры в то, что Христос посещал Америку после своего воскрешения. Другие богословы из числа мормонов признавали, что это обоюдоострый аргумент, причем весьма опасный, так как свидетельства веры в воскрешение Кецалькоатля встречаются задолго до рождения Христа. Такая же проблема встает перед христианскими теологами по отношению к умирающим и воскресающим божествам Ближнего Востока вроде Адониса и Таммуза, истории о которых циркулировали за сотни лет до рождения Христа. Была ли жизнь Иисуса смоделирована (его биографами или им самим) по образцу древних историй об умирающем и воскресающем герое, культ которого существовал по всему Ближнему Востоку? Параллели между жизнью Христа и древними ближневосточными божествами образуют ядро гораздо более широкой исторической загадки, так и не получившей удовлетворительного решения, хотя теологи знают о ней уже около двух тысячелетий.

Это не означает, что историю божеств и героев от Геракла до Кецалькоатля можно свести к одному-единственному объяснению, основанному на мифологии, окружающей планету Венеру. Это далеко не так. Но сама проблема указывает на сложность затрагиваемых вопросов. В XIX веке немецкие ученые разработали весьма убедительные теории, согласно которым все герои античных времен брали свое начало в мифах о солнечном божестве. Даже Вильгельм Телль - средневековый лучник из швейцарской легенды, боровшийся с австрийскими угнетателями его родины, был втиснут в стереотип «солнечного героя» (яблоко, в которое он был вынужден стрелять, поставленное на голову его сына, разумеется, было солнечным символом). Такие же упрощенческие теории выдвигались по отношению к Робин Гуду - английскому «собрату» Вильгельма Телля. Не раз утверждалось, что и он, и король Артур первоначально были богами, которые оказались низведены на уровень смертных в процессе пересказа их истории, - но доказательства в обоих случаях выглядят неубедительными.

К сожалению, нет простых или универсальных ответов для понимания мифов и легенд, как нет и единственного ключа, открывающего их тайный смысл. Каждую историю нужно разбирать отдельно на основании исторических и археологических свидетельств. Обобщения здесь невозможны. Хотя за легендами часто скрывается истина, ее лик так же разнообразен, как и сами легенды.

Иногда причины возникновения легенды далеки от религии и кроются в политике. Афины стали крупным центром силы в Средиземноморье в V в. до н. э., когда легенда об афинском герое Тесее вдруг приобрела невероятную популярность; рассказы о его приключениях ставили его в один ряд с самим Гераклом. Великий город нуждался в великом герое, символизирующем его могущество. Истории о Робин Гуде были невероятно популярны в средневековой Англии среди представителей простонародья, бунтовавших против неумеренной роскоши и жестокости своих хозяев. Церковь пользовалась особенной неприязнью из-за алчности священнослужителей. Чем богаче и толще был очередной аббат и чем большему унижению он подвергался от Робина и его соратников, тем больше людям нравилась эта история.

Истории о короле Артуре, правителе бриттов, пользовались наибольшей популярностью на «кельтской окраине» Британии и Франции, где коренное бриттское население Корнуолла, Уэльса и Бретани пережило вторжение саксонских и норманнских завоевателей в раннем Средневековье. После 1066 года, когда норманны отвоевали английский престол у саксов, они умело воспользовались историями о короле Артуре к собственной выгоде. Артур был не саксом (подобно угнетенным английским танам), а правителем всей Британии, и к XII в. н. э. норманнские короли без труда ассоциировали свое правление с его культом (см. «Могила короля Артура» в разделе «Мистификации»). То, что истории о подвигах Артура существовали в Шотландии, Ирландии, Франции и даже других странах, прекрасно соответствовало их собственным честолюбивым замыслам.

Тем не менее, наличие политических мотивов для развития легенд не означает, что такие персонажи, как Тесей и Робин Гуд, не существовали на самом деле. Образование легендарного ореола вокруг фигуры американского революционного героя Джорджа Вашингтона тоже было обусловлено политическими причинами. Но ни этот факт, ни слабая вероятность того, что ему удалось перебросить пенсовую монетку через реку Делавер, не заставляет нас считать его вымышленным персонажем.

Мысль о том, что амазонки существовали на самом деле, что в лабиринте на острове Крит некогда обитало чудовище, что истории о короле Артуре и Робин Гуде основаны на реальных персонажах, а Дракула был историческим правителем Трансильвании, может показаться абсурдной - но, как говорится в старой пословице, правда часто бывает более странной, чем вымысел.

Минотавр - мифологическое чудище с телом человека и головой быка, - естественно, имеет необычное происхождение. Когда легендарный правитель Минос провозгласил свои права на трон Крита, самого большого из островов в Эгейском море, он вознес молитву морскому богу Посейдону, чтобы тот послал ему знак, подтверждающий его власть. Посейдон вывел из моря ослепительно белого быка, которого Минос должен был принести ему в жертву. Однако Минос спрятал быка в своем стаде и вместо этого принес в жертву обычное животное. Посейдон решил отомстить. Он заставил Пасифаю, жену Миноса, воспылать такой жгучей страстью к быку, что она обратилась за помощью в удовлетворении этой страсти к Дедалу - знаменитому технику и изобретателю. Дедал построил пустотелую деревянную корову, покрытую коровьей шкурой, которую он установил на колесики, спрятанные в копытах. Корову выкатили на поле, где Минос держал белого быка, Пасифая зашла внутрь манекена, а затем быка подманили к корове, чтобы тот мог выполнить свои естественные обязанности. В результате Пасифая родила Минотавра. Для того чтобы скрыть позор своей жены, Минос заключил чудовище в огромную каменную темницу, названную Лабиринтом, где его кормили плотью детей, присылаемых в качестве дани из покоренных Афин. В конце концов молодой герой Тесей, один из четырнадцати афинских юношей и девушек, посылаемых каждый год в жертву Минотавру, убил чудовище голыми руками и нашел выход из Лабиринта с помощью дочери Миноса, принцессы Ариадны.

Так гласит легенда о Тесее и Минотавре в изложении древних греков, начиная с VIII в. до н. э. и далее. Но как и почему могла возникнуть эта нелепая история? В 1900 году, когда британский археолог сэр Артур Эванс провел раскопки в Кноссе на острове Крит, ему показалось, что ответ найден. Эванс был привлечен туда легендами, где говорилось, что Кносс некогда был столицей царя Миноса; его находки превзошли все ожидания. Дворец в Кноссе, который он раскопал, оказался настоящим чудом света, построенным около 3500 лет назад. В огромной конструкции из нескольких этажей, соединенных лестницами, имелись уборные с искусно подведенной системой канализации, просторные ванные комнаты и стены, украшенные изысканными фресками, сцены которых создавали впечатление высокоцивилизованного, богатого и праздного общества. Цивилизация бронзового века, открытая Эвансом, была названа «минойской» в честь легендарного царя.

Изображения быков встречались повсюду - от крошечных резных печаток и колец до огромных фресок, изображавших акробатов, прыгающих через спины животных. Разумеется, Эвансу пришла на ум история о Минотавре. Может быть, рассуждал он, юношей и девушек, присылаемых из Афин в качестве дани для Минотавра, на самом деле тренировали как акробатов для бычьих игрищ, которые, по его предположению, были частью какого-то захватывающего религиозного ритуала. Немногие могли пережить опасную забаву, перепрыгивая через острые рога огромных быков. Может быть, это послужило источником легенды о Минотавре, убивающем людей?

Сходным образом дворец в Кноссе, представлявший собой огромный комплекс взаимосвязанных помещений и внутренних дворов, мог послужить прототипом мифического Лабиринта, где погибали афинские подростки. Что касается изображения Минотавра в виде человека с головой быка, возможно, минойцы, как и египтяне, представляли одного из своих богов частично в облике животного.

В качестве основного фона для легенды находки в Кноссе действительно были выше всяких похвал. Однако достаточно ли их, чтобы объяснить происхождение Минотавра? Хотя мы вряд ли можем ожидать, что мифы и легенды вообще имеют «рациональное» объяснение, традиционная точка зрения, согласно которой история о Минотавре происходит от игр с перепрыгиванием через быка, которые проводились во дворце-лабиринте, оставляет некоторые вопросы. К примеру, идея о том, что дворец в Кноссе был Лабиринтом из легенды, оказалась несостоятельной из-за новых необыкновенных открытий, которые, как ни странно, были сделаны не на Крите, а в Египте. В 1990 году экспедиция австрийских археологов, проводившая раскопки в местечке Тель-эд-Даба в египетской Дельте, обнаружила дворцовый комплекс, определенно принадлежавший не египетской культуре. Постройки датировались эпохой гиксосов, чужеземных правителей Египта в XVII - начале XVI в. до н. э. В прошлом казалось, что «чужеземность» гиксосов имела явно восточный оттенок: керамика, металлические орудия и другие находки в Тель-эд-Даба указывали на то, что гиксосы происходили из Сирии или Палестины и что они были семитским народом, подобно арабам и израильтянам.

Затем в самом центре города гиксосов были совершены поразительные находки: фрагменты гипсовых фресок со сценами безошибочно эгейского содержания, сильно напоминающих критские, хотя и созданные в более ранний период. К ним относятся растительные декоративные мотивы в минойском стиле, бычьи головы и даже фрагменты фрески с изображением критской забавы с перепрыгиванием через быка. Кроме того, на них часто присутствовал мотив лабиринта, окружавшего бычью голову. Очертания лабиринта представляют собой чисто абстрактную схему, совершенно не похожую на поэтажные планы дворца в Кноссе. Ясно, что они имеют более тесное отношение к архетипу Лабиринта - почти универсальному символу, связанному с таинствами жизни и смерти (см. «Спираль Гластонбери» в разделе «Земные узоры»).

Если критский Лабиринт был не дворцом в Кноссе, а абстрактным понятием, принадлежащим к религиозному культу, возможно, чудовищный Минотавр, рыскавший в его глубинах, был не просто символом опасных игр с участием быков и людей. Традиции и обычаи царя Миноса, его дворец, его военно-морской флот и его империя сохранились афинянами в легенде о Тесее и Минотавре. Археология доказала, что легенда имеет под собой веское основание. Можно ли найти какой-то смысл или резон в наиболее отвратительной части истории - в том, что афинские дети, посылаемые в Кносс каждые семь лет, предназначались в пищу Минотавру?

Археологи уже довольно давно располагают данными, которые могут полностью разрушить представления о древней минойской цивилизации, полученные на основе изучения фресок. Сцены с лилиями и цветами лотоса соседствуют с изображениями элегантных дам, обменивающихся новостями или принимающих ванну, - все это создает картину высокоцивилизованного культурного общества, лишь слегка подпорченную сценами «опасных игр» с перепрыгиванием через быков. Гораздо более мрачное впечатление создается в результате открытий, сделанных в 1979 году Питером Уорреном, профессором античной археологии Бристольского университета, в подвальных помещениях большого дома в Кноссе.

Верхние комнаты дома обрушились в подвал, где и было обнаружено их содержимое: в основном обычные объекты, такие, как грузила для ткацкого станка, бусины, различные орудия и керамика. Там был также один большой котел с обожженной землей, остатками съедобных улиток и моллюсков и тремя человеческими костями, на одной из которых сохранились следы надрезов. Почему пища оказалась перемешана с человеческими останками таким образом? Новые факты обнаружились в соседней комнате, откопанной Уорреном, которую он назвал «комнатой детских костей». Здесь он обнаружил 251 кость животных, принадлежавших крупному рогатому скоту, овцам, свиньям и собакам, а также 371 человеческую кость и фрагменты костей. Анализ показал, что в комнате присутствуют останки как минимум четырех человек и все они были детьми. На 79 костях остались отметины, сделанные режущим или пилящим инструментом с острым лезвием. В других комнатах дома были найдены еще 54 человеческие кости, принадлежавшие детям, из них 8 со следами надрезов.

Уоррен и члены его команды гадали, что может означать эта находка. В некоторых древних культурах тела расчленяли или очищали от плоти перед захоронением или даже вскрывали после разложения и хоронили во второй раз. Однако в случае с детскими костями следы надрезов были далеки от окончания костей, как можно было бы ожидать в том случае, если бы разные части тела (например, плечевой сустав, локтевой сустав или кисть) были отделены специально. Это навело Уоррена и специалиста по анализу костей Луи Бинфорда на мысль, что надрезы делались не с целью расчленения скелетов, но для удаления плоти. Однако отсутствие продольных царапин и следов соскребания указывало на то, что цель заключалась не в удалении всех следов плоти, а скорее лишь отдельных кусков. Создавалось впечатление, что процедура, в чем бы она ни заключалась, не была частью похоронного ритуала. Здесь имела место какая-то другая культовая деятельность, и Уоррен пришел к неутешительному выводу, что она заключалась в ритуальном жертвоприношении детей, которых затем готовили и съедали.

Разумеется, как признает сам Уоррен, у нас не может быть абсолютно убедительных доказательств того, что мясо предназначалось в пищу после того, как его снимали с костей. Тем не менее такое объяснение представляется более вероятным, чем другие, - например, обычное убийство или подготовка к похоронной церемонии. Знаток античности Деннис Хьюджес из университета штата Айова предположил, что кости приносили в подвал в процессе церемонии вторичного погребения и что они уже были отделены и очищены от плоти до того, как оказались на своем нынешнем месте. Однако, по его словам, ничто не указывает на похоронные церемонии. Хотя вторичные захоронения известны на Крите в эпоху бронзового века, нет ни одного случая удаления плоти или умышленного расчленения тел перед повторным захоронением. Приходится признать неприятный факт: если бы следы надрезов были обнаружены на костях животных, археологи бы без тени сомнения пришли к выводу, что они видят остатки трапезы.

Объяснение Уоррена до сих пор остается лучшим, хотя оно наносит тяжелый удар традиционным представлениям о «мирном» минойском обществе. Присутствие костей животных со сходными надрезами, обожженная земля и съедобные моллюски - все это свидетельствует о том, что детей убивали, готовили и съедали вместе с животными во время празднеств, связанных с каким-то отвратительным религиозным культом. Нетрудно представить, что жертвы этого каннибализма доставлялись из подчиненных царств вроде Афин в легенде о Тесее. Если Уоррен прав, то у нас есть новое объяснение того, как возникла легенда о монстре из Кносса, пожиравшем детей; в Кноссе действительно обитало чудовище, пусть и без бычьей головы, но достаточно реальное и более грозное, чем сам легендарный Минотавр.

В середине XVI века, когда сокровищницы Мексики и Перу были почти исчерпаны, испанские конквистадоры обратили внимание на центр южноамериканского континента, пересекаемый огромными, почти бесконечными реками, окруженный непроходимыми джунглями и населенный неведомыми племенами. Их интерес подогревался слухами о цивилизации, скрытой в глубине континента. Богатая золотом империя, управляемая свирепыми женщинами-воительницами, известными как амазонки.

К 1500 году испанцы уже приступили к освоению устьев рек на побережье Бразилии и Венесуэлы. Однако плавание вверх по течению на значительные расстояния представляло серьезную проблему. Многие смельчаки пытались найти центральное русло и подняться по нему, но колоссальные размеры речного эстуария, раскинувшегося во всех направлениях, делало эту задачу почти такой же сложной, как поиски иголки в стоге сена. Проблемы усугублялись неблагоприятным климатом и враждебно настроенными туземцами. Первые надежные сведения появились лишь в 1544 году, когда Франсиско де Ореллана и его отряд совершили героическое путешествие, столь же отважное, сколь и безрассудное. Отправившись в путь из Перу, с противоположного побережья Южной Америки, они в течение десяти месяцев продвигались через горы и леса в глубь континента. В конце концов они вышли к истокам крупной реки Мараньон, построили лодки и еще девять месяцев плыли по рекам к Атлантическому побережью и своим соотечественникам. Из всех приключений, выпавших на их долю в бразильских джунглях, стычки с таинственными амазонками привлекли наибольшее внимание.

Согласно летописцу экспедиции, когда отряд Орелланы плыл вниз по реке Мараньон, они обогнули излучину реки и «увидели впереди на берегу много поселений, притом очень крупных, испускавших белое сияние. Так мы неожиданно оказались в прекрасной стране, во владениях воинственных амазонок». Предупрежденные о появлении испанцев туземцы выбежали на берег, дразня и угрожая им, «что они схватят нас и отведут к амазонкам». Испанцы открыли огонь, но, когда они причалили к берегу, были атакованы армией индейцев, возглавляемой десятком женщин, которые, по описанию летописца, были «очень белыми и высокими». Далее он продолжает: «Они очень дородны и ходят обнаженными, закрыв срамные места, с луками и стрелами в руках. Каждая из них сражается лучше, чем десять индейцев». Один из пленных, взятых во время короткого боя, рассказал им больше: эти женщины-воительницы, или амазонки, раз в год сочетались с мужчинами, сохраняли при себе только детей женского пола и прижигали себе правую грудь, чтобы было легче стрелять из лука.

После этого инцидента де Ореллана переименовал реку Мараньон в Rio das Amazonas, или реку Амазонка; это название сохранилось по сей день.

Истории об американских амазонках появились вскоре после первого путешествия Колумба. По дороге домой в январе 1493 года он узнал от туземцев карибов на острове Эспаньола (ныне известном как Гаити), что ближайший остров под названием Мантинино был населен исключительно женщинами. Предположительно, они привозили мужчин на остров в определенное время года, а потом отсылали их прочь, сохраняя при себе лишь рождавшихся младенцев женского пола. Женщины были прирожденными воительницами, носили латунную броню и метко стреляли из лука. Хотя Колумб искал Мантинино во время следующих путешествий, ему так и не удалось найти таинственный остров женщин. В сущности, его не нашли до сих пор, однако слухи о женщинах-воительницах продолжали циркулировать. Менялось лишь место их предполагаемого проживания, постепенно перемещаясь на запад во все более отдаленные области. Неуловимые амазонки упорно отказывались появляться на свет.

Во времена Франсиско де Орелланы амазонки переместились в дебри бразильских джунглей. Интерес конквистадоров к этому женскому племени был вызван отнюдь не праздным любопытством. По словам одного испанского автора того времени, «если это те самые амазонки, прославленные в трудах историков, то сокровища, которые они хранят на своей территории, могут обогатить весь мир». По мнению другого автора, царство амазонок настолько изобиловало золотом и серебром, что даже мебель и домашние принадлежности были сделаны из этих металлов. Единственная легенда, которая могла соперничать с историями об амазонках, была связана с Эльдорадо («позолоченный человек»), властителем другой скрытой империи, который, как считалось, покрывал себя золотой пылью словно порошком талька. Сэр Уолтер Рейли, злосчастный английский первопроходец и основатель Виргинии, был убежден в реальности Эльдорадо и амазонок. Он возглавлял две экспедиции, отправившиеся на их поиски в1595и1б1б годах. Рейли ничего не нашел и встретил холодный, презрительный прием по возвращении домой.

Португальцы тоже неоднократно пытались найти амазонок, но были не более удачливы. Еще в 1553 году один испанский хронист, Франсиско Лопес де Гомара, с насмешкой писал:

«Я не верю, что женщина будет выжигать или отсекать себе правую грудь, чтобы лучше стрелять из лука; известно, что женщины могут очень хорошо стрелять и без этой операции… Ничего подобного на этой реке мы не видели и никогда не увидим. Из-за упомянутой лжи многие уже говорят и пишут о «реке амазонок».

Язвительное замечание Лопеса де Гомара попадало точно в цель. Ни один конквистадор не привез в Испанию доказательства своих историй в виде пленной женщины-воительницы с ампутированной грудью. В Южной Америке женщины, несомненно, сражались вместе с мужчинами, защищая свои поселения от испанских мародеров, но это не дает основания причислять их к расе амазонок.

Когда такие путешественники, как Колумб, де Ореллана и многие другие, расспрашивали туземцев, им приходилось прибегать к услугам переводчиков, которые часто были плохо знакомы с местными наречиями. Притом, что переводчики пользовались любой возможностью, чтобы угодить своим хозяевам, а допрашиваемые находились под угрозой пытки, легко понять, что испанцы так или иначе узнавали не правду, а то, что им хотелось услышать: подтверждение своей веры в существование сказочных потаенных королевств, полных золота и управляемых женщинами-воительницами. Из их путевых заметок явствует, что они уделяли очень мало внимания обычаям тех племен, чьи деревни они опустошали в поисках следов «затерянных царств».

Что послужило источником сладостных мечтаний испанцев? Почему они надеялись найти затерянную империю амазонок в Бразилии? Ясно, что не из-за реки Амазонки, которая получила название в честь легендарной расы, а наоборот. То, что испанцы «слышали» от своих информаторов, дававших показания под пыткой или добровольно, было всего лишь повторением гораздо более древней легенды, заимствованной у античных авторов Старого Света. Все, что испанцы в XVI веке говорили о женщинах-воительницах из Бразилии, уже было сказано на две тысячи лет раньше древними греками.

Но как амазонки из античной легенды попали в далекую Бразилию - землю (насколько нам известно) совершенно неведомую древним грекам? Распространение легенды само по себе является захватывающей историей, которая переносит нас через полсвета и возвращает обратно. На одном конце нити, как ни странно, есть свидетельство о реальных амазонках, хотя они жили очень далеко от бразильских джунглей.

Легенда об амазонках так же стара, как и сама древнегреческая литература. В VIII в. до н. э. Гомер упоминал в своей великой эпической поэме «Илиада» об «амазонках, которые ходят войной, как мужчины», и с которыми Приам, престарелый царь Трои, не раз сталкивался в своей юности. Эти амазонки обитали к востоку от Трои: Приам сражался с ними во Фригии, в Центральной Анатолии (нынешняя Турция). Гомер почти ничего не сообщает о них; судя по всему, он полагал, что его слушатели и так хорошо знакомы с амазонками.

Другие подробности встречаются в работах более поздних греческих поэтов и драматургов, для которых амазонки были излюбленной темой. В одной истории они принимают участие в Троянской войне, на этот раз выступая на стороне царя Приама. Погубив множество греческих воинов, их прекрасная царица Пенфисилея в конце концов была убита в поединке греческим героем Ахиллесом. Увидев ее мертвое тело, он страстно влюбился в нее и, согласно одному из вариантов истории, горько пожалел о содеянном.

Многие другие древнегреческие герои встречались с амазонками. Когда Геракл (римский Геркулес), самый знаменитый из героев, выполнял свои двенадцать подвигов для царя Микен, одной из предположительно невыполнимых задач, поставленных перед ним, была добыча пояса Ипполиты, царицы амазонок. Геракл со своей командой переплыл Черное море, отделяющее Россию от Турции, прибыл в страну амазонок и решил, что лучшим способом добыть пояс будет ухаживание за Ипполитой. Очарованная его мускулистым телом, она предложила ему пояс без всякого вознаграждения. Однако другие амазонки решили, что Геракл хочет похитить их царицу, и собрались вокруг, чтобы защитить ее. Даже Геракл ударился в панику при виде амазонок. Он убил Ипполиту, забрал ее пояс и сумел вывести своих людей обратно, сражаясь всю дорогу до кораблей. В суматохе греческие герои захватили несколько амазонок и похитили их.

Месть амазонок была жестокой. Объединившись с кочевыми скифскими племенами из южных степей нынешней России, они вторглись в Грецию и опустошили ее. Это случилось лишь через четыре месяца после войны, в которой Тесей, царь Афин (см. «Тесей и Минотавр» ранее в этом разделе), смог отразить их нападение. Хотя весь этот эпизод почти наверняка является вымышленным, античные греки могли точно указать места сражений и даже гробницы, где были похоронены павшие амазонки.

В тех же греческих источниках мы находим оригинальные описания общественных обычаев амазонок, впоследствии повторяемых испанскими авторами. Греки твердо верили в существование обычая удалять правую грудь у девочек, что отражается в греческой интерпретации в названии «амазонки» (от «а» - «без» и «mazos» - «грудь»). Считалось, что амазонки живут в общинах, состоящих исключительно из женщин. Мужчины доставлялись из соседних племен с целью продолжения рода, а затем отсылались обратно. Отпрысков мужского пола либо отправляли вместе с отцами, либо калечили вскоре после рождения, чтобы они ни при каких условиях не могли сражаться. Весьма искушенные в военном деле, амазонки предпочитали стрельбу из лука и скачки на лошадях.

Так гласит легенда о могучих амазонках. В ранних греческих источниках страна (или страны) амазонок единодушно помещается к востоку от Греции. Считалось, что они основали некоторые города в Малой Азии, такие, как Эфес и Смирна на Эгейском побережье Турции, вторгшись с востока и потеснив местные племена. Родина амазонок якобы находилась неподалеку от побережья Черного моря, в области, которая, с точки зрения древних греков, была населена таинственными племенами с кровожадными и причудливыми обычаями.

Некогда родиной амазонок считалась юго-восточная оконечность Черного моря, вокруг реки под названием Термодон. Именно там Геракл якобы встретился с Ипполитой. Согласно другой версии, родина амазонок находилась в долине реки Танаис, на северной стороне Черного моря. Она рассматривалась древними греками как разделительная линия между Европой и Азией и в наше время лучше известна под русским названием Дон.

Разные авторы называют разные места в качестве предполагаемой родины амазонок, хотя географические подробности легенды не слишком различаются. Греки в целом сходились на том, что амазонки жили на восточных окраинах Черного моря, и в этом регионе мы сталкиваемся с интересным феноменом. После V в. до н. э. древние греки лучше познакомились с землями, окружающими Черное море, однако истории об амазонках не исчезли, а, напротив, продолжали циркулировать и даже обросли новыми подробностями. В отличие от испанцев в Америке, две тысячи лет спустя грекам не приходилось постоянно отодвигать мифические земли амазонок все дальше и дальше. Они были убеждены, что в южной России им довелось встретиться с женщинами из легенды.

Наиболее раннее свидетельство веры в существование амазонок исходит от древнегреческого историка Геродота (V в. до н. э.). Геродот часто включал в свою «Историю» фантастический материал, например рассказы о летающих змеях в Аравии, однако многое в его рассказе об амазонках, напротив, звучит очень прозаично и напоминает его описание египетских или вавилонских обычаев. Возможно, Геродот не владел сведениями из первых рук, но к тому времени его соотечественники-афиняне были уже хорошо знакомы с народами, населявшими южную Россию. Многие скифы (собирательное название, используемое греками для древних племен юга России) жили в Афинах, где корпус скифских лучников, так называемых общественных рабов, выполнял полицейские функции при судебных заседаниях.

Согласно Геродоту, представители племени сарматов произошли от перекрестных браков между скифами и амазонками. Он начинает с легенды о том, как амазонки появились на юге России. Когда греческие герои совершили набег на Термодон, они доверху нагрузили свои корабли пленными амазонками. Однако некоторым амазонкам удалось перебить похитителей и завладеть кораблем, тем самым поставив себя в сложное положение: раньше им никогда не приходилось плавать под парусом. Отданные на волю ветра и волн, они пересекли Черное море и высадились на его северном побережье, где вскоре обнаружили лошадей и, в свою очередь, начали совершать набеги на местные скифские племена. Осознав, что им противостоят одни только женщины, скифы решили завести от них детей. Они заручились доверием амазонок и постепенно сблизились с ними, а затем откочевали к Танаису, где обрели новую родину. Их потомками были сарматы. Геродот продолжает:

«Женщины племени сарматов придерживаются старых обычаев и ездят на охоту верхом, иногда со своими мужчинами, иногда без них. Они принимают участие в войнах и носят такую же одежду, как мужчины. Люди этого племени говорят на скифском языке, но он подвергся искажению, потому что амазонки так и не научились правильно произносить слова. У них есть брачный закон, запрещающий девушке выходить замуж, пока она не убьет врага в бою; некоторые женщины, неспособные выполнить это условие, стареют и умирают в одиночестве».

В последней части сообщения Геродота нет ничего невозможного с исторической точки зрения. Впоследствии другие авторы неоднократно подтверждали существование современных им амазонок. Некоторые античные писатели с осторожностью сообщали о том, что Александр Великий (356-323 гг. до н. э.), молодой македонский царь, чья империя простиралась далеко в глубины Центральной Азии, однажды принял царицу амазонок, чтобы обсудить с ней возможность брачного союза. Через много лет после смерти Александра один из генералов, воевавших вместе с ним, услышал эту историю и заметил: «Интересно, где я был в тот день?»

Другие свидетельства, особенно записанные во времена Римской империи, не так просто сбросить со счетов. Через двести лет после смерти Александра блестящий римский полководец Помпеи, который одно время был главным соперником Юлия Цезаря, проводил военную кампанию на востоке. Война разразилась между Римом и Митридатом VI, правителем Понта (могущественного царства на южном побережье Черного моря), истребившим римских колонистов в Малой Азии. Когда Помпеи встретился с ним в бою в 65 г. до н. э., в огромной армии Митридата были вспомогательные войска из Скифии и Сарматии. Помпеи одержал победу, и римский историк Аппиан впоследствии вспоминал:

«Среди пленных и убитых обнаружили нескольких женщин, чьи раны были такими же обширными и опасными, как у мужчин. Говорят, эти женщины были амазонками».

Одержав победу над Митридатом, Помпеи покорил соседнюю Армению, а затем повел свою армию в те области, куда еще не ступала нога римлян. Его легионы совершили марш на север к Кавказскому хребту, расположенному между Черным и Каспийским морем, и попали в страну, известную как Албания (не путать с государством на Балканах). Греческий писатель Теофан, сопровождавший армию Помпея, описал обычаи этих «албанцев» и их соседей. Согласно Теофану и другим авторам, цитируемым Страбоном, амазонки жили в горах за Албанией. Когда они не воевали, то, по словам Страбона:

«…амазонки занимались различной работой, как то: землепашеством, посадкой растений, выпасом скота и особенно обучением лошадей, хотя самые мужественные из них увлекались главным образом верховой охотой и выполнением военных упражнений. У всех амазонок правая грудь прижигается в младенчестве, чтобы им было легче пользоваться правой рукой для боевых нужд, особенно для метания копья. Они также пользуются луком, сагарисом (скифский топор) и легким щитом, а шлемы, верхнюю одежду и конскую упряжь изготовляют из шкур диких животных. Весной у них есть два особых месяца, когда они поднимаются на соседнюю гору, отделяющую их от гаргарийцев. Упомянутые гаргарийцы, в соответствии с древним обычаем, приходят туда и совершают жертвоприношения вместе с амазонками, а также совокупляются с ними и зачинают детей, делая это во тьме и тайне, любой мужчина наугад с любой амазонкой. Когда женщины беременеют, мужчин отсылают прочь. Амазонки сохраняют детей женского пола у себя, а детей мужского пола отправляют к гаргарийцам для воспитания».

Это лаконичное описание было ядром легенды об амазонках. Однако в нем ничего не говорилось о древней расе, сражавшейся с Гераклом и Тесеем в туманах мифологического прошлого Древней Греции. Эти сведения были собраны летописцем римской экспедиции в Закавказье в 65 г. до н. э. Что это - правда или вымысел?

Современные историки античности редко уделяют серьезное внимание тому, что древнегреческие историки принимали как должное. Вместо этого они проводят анализы смыслового значения термина «амазонки» для древних греков, рассматривая его главным образом как метафору борьбы между полами. В 1949 году в «Оксфордском словаре античности» утверждалось, что история об амазонках была:

«…по всей вероятности, не чем иным, как распространенной выдумкой путешественников о чужеземцах, которые живут в дальних странах и делают все не так, как обычные люди… Попытки обнаружить социологическую значимость легенды об амазонках или другие объяснения, основанные на постулате о существовании амазонок, являются ошибочными».

В более современных исследованиях историков античности, сосредотачивающихся на социальной функции истории об амазонках в греческом и римском обществе (т.е. аллегория борьбы между полами), признается историческая возможность существования амазонок, но не более того. Такое двойственное и осторожное отношение явно просматривается в одной из последних работ Уильяма Тиррелла:

«Могли ли амазонки существовать на самом деле? Не рано ли мы сбросили их со счетов?.. В сущности, с исторической точки зрения нет способа опровергнуть или подтвердить их существование… Археологи до сих пор не обнаружили остатков захоронения амазонок или их города».

Печально видеть столь узкую специализацию в современной науке, когда историк античности может делать подобные высказывания, не ознакомившись сначала с работами специалистов по археологии России. Уже более ста лет назад русские археологи объявили о том, что они нашли захоронение амазонок.

В конце XIX века русский ученый граф А. А. Бобринский, проводивший исследование похоронных курганов в окрестностях Смилы на Украине, совершил удивительное открытие. Раскопанные им захоронения сопровождались богатым набором оружия, однако Бобринский, один из первых исследователей, проявивших серьезный интерес к скелетным останкам, вскоре осознал, что в большинстве разведанных захоронений погребены женщины.

Первая из этих «амазонских» могил, как он их назвал, датируется IV веком до н. э. и типична для всей группы. В большой яме, закрытой деревянным настилом и насыпанным сверху земляным курганом, находились два скелета. Первый, явно занимавший более важное положение, принадлежал женщине и был аккуратно уложен головой к востоку. Под прямым углом у ног женского скелета лежал скелет мужчины. Богатые погребальные дары были почти без исключения сосредоточены вокруг женского скелета. Женщина носила большие серебряные серьги, ожерелье из костяных и стеклянных бусин и бронзовое наручное кольцо. Вокруг нее были разложены домашние принадлежности, включая керамику, бронзовое зеркальце, глиняное веретено и остатки еды, а также кухонные ножи. Но она владела и оружием: двумя большими наконечниками для копий, одно из которых достигало двух футов в длину, камнями (вероятно, для пращи) и богато украшенным колчаном, сделанным из дерева и кожи и содержавшим два железных ножа и сорок семь бронзовых наконечников для стрел. У скелета, лежавшего возле ее ног, не было оружия. К нему прилагалось лишь наручное кольцо, два маленьких бронзовых колокольчика и две декоративных дудки.

Со времен графа Бобринского русские и украинские археологи обнаружили десятки новых захоронений «амазонок».

Географическое распределение этих захоронений почти так же удивительно, как их содержимое. Они простираются на расстояние более тысячи миль от южной Украины через степи южной России до Покровки возле границы с Казахстаном.

Дженин Дэвис-Кимболл, директор Центра исследований евразийских кочевников (Беркли, штат Калифорния), с 1992 года работала в районе Покровки со своими русскими коллегами на раскопках пятидесяти курганов, датируемых от VI в. до н. э. до И в. н. э. В каждом кургане первоначально содержалось одно захоронение, но затем его вскрывали и повторно использовали - возможно, в качестве семейного склепа, - так что в некоторых курганах насчитывается до двадцати пяти дополнительных захоронений.

Важно отметить, что в курганах под Покровкой первыми, как правило, хоронили женщин, помещая их в центре ямы. Хотя это обстоятельство не указывает однозначно на матриархальный уклад общества, оно подразумевает, что женщины занимали равное положение с мужчинами. Обнаружены разные виды захоронений для женщин и мужчин, причем погребальные дары отражают их роль в обществе. Сорок похороненных мужчин имели при себе оружие и, очевидно, были воинами. В одном захоронении содержались образцы руды и железный тигель, покрытый шлаком и, возможно, принадлежавший кузнецу. Еще четверо мужчин (бедные «няньки»?) были похоронены с маленькими детьми в руках и практически без погребальных даров.

В целом, женщин хоронили с большей пышностью и большим количеством даров, чем мужчин. К одной группе принадлежали женщины, похороненные вместе с предметами, традиционно ассоциируемыми с женственностью и домашним хозяйством: зеркалами (которые по обычаю ломали во время похорон), веретенами, стеклянными и каменными бусами. К другой группе относились женщины, которых хоронили вместе с глиняными или каменными алтарями, морскими раковинами, ритуальными бронзовыми зеркалами и костяными ложками. Дэвис-Кимболл полагает, что это были жрицы.

Наиболее поразительная группа состояла из семи женщин, похороненных не только вместе с бусами и веретенами, но также с железными мечами и кинжалами, бронзовыми наконечниками для стрел и оселками для заточки оружия. Рукояти мечей и кинжалов имели заметно меньший размер, чем оружие в могилах воинов-мужчин. Дэвис-Кимболл пришла к безусловному логическому заключению, что эти женщины тоже были воинами, чье оружие специально изготавливалось и подгонялось для их удобства. По ее справедливому замечанию, никого обычно не удивляет предположение, что скелет мужчины, похороненный вместе с оружием, принадлежал воину.

В районе Покровки около 14% захоронений с оружием принадлежало женщинам. Предоставим слово Дженин Дэвис-Кимболл:

«Некоторые женщины, захороненные в районе Покровки в раннем железном веке, занимали исключительное положение в обществе. По всей видимости, они владели большей частью богатств, исполняли ритуалы для своих семей и кланов, ездили верхом, охотились на степных антилоп, другую мелкую дичь. В трудные времена, когда их владения оказывались под угрозой, они садились в седло с луком и стрелами наготове и защищали своих соотечественников, пастбища и жилища».

В степях нет таких мест, где захоронения с оружием принадлежали бы исключительно женщинам. Однако в Сарматии (нынешний регион нижней Волги), которую Геродот называл центром сохранившейся культуры амазонок, наблюдается самое высокое процентное соотношение захоронений женщин-воительниц. Двадцать процентов могил с оружием в Сарматии принадлежит женщинам. Наконечники стрел, колчаны, луки и конская упряжь - вот наиболее типичные находки в этих захоронениях, поразительным образом подтверждающие античные описания амазонок как лучниц, скачущих верхом на лошадях. Обнаружено много других видов оружия: копья, пики, мечи, кинжалы и камни для пращей, а также широкие пояса из металлических пластинок, защищавшие воительниц в бою.

Профессор Рената Ролле из Гамбургского университета нарисовала картину, воссоздающую образ жизни этих «амазонок»:

«Сравнительно большой и разнообразный арсенал оружия указывает на мастерство в различных боевых искусствах. Тренировки и обучение верховой езде, так необходимой для охоты и сражений, должно быть, происходили постоянно, начиная с раннего детства… Поездки верхом на большие расстояния составляли основную часть этих тренировок из-за кочевого образа жизни племен, обитавших на просторах прикаспийских степей и в регионе северного Понта. Умение обращаться с разными видами оружия также, несомненно, требовало постоянных тренировок, начинавшихся с детского возраста».

Некоторые археологи с большим сомнением отнеслись к могилам «амазонок», утверждая, что оружие могло иметь чисто ритуальное или символическое значение. Однако факты противоречат этому. Оружие в захоронениях обычно имеет сильно поношенный вид; так или иначе, но им пользовались. В захоронении девушки-подростка из Покровки (в возрасте от тринадцати до четырнадцати лет) был обнаружен кинжал и колчан с двумя десятками наконечников стрел. Изогнутые кости ног указывают на то, что она провела большую часть своей жизни в седле, а наконечник стрелы в маленьком мешочке, который она носила на шее, предположительно был амулетом, укреплявшим ее мастерство в стрельбе из лука. Другие захоронения явно свидетельствуют о том, что их владельцы при жизни были воинами. На некоторых черепах есть следы ран, а в берцовой кости одного скелета обнаружен наконечник стрелы, засевший глубоко внутри. Пытаться найти какое-то иное объяснение этим фактам, точно соответствующим античным описаниям женщин-воительниц из русских степей, означает закрывать глаза на очевидные вещи.

Вряд ли можно сомневаться, что прародительницы легенды об амазонках наконец-то были обнаружены. Слишком много подробностей в описаниях античных авторов и в археологических данных совпадает: область обитания, экономика, основанная на скотоводстве, навыки верховой езды, выбор лука и стрел в качестве основного оружия. Структура общества, открытого Дэвис-Кимболл и ее коллегами, не была строго матриархальной, или «сепаратистской», как думали древние греки, но мы без труда можем представить, каким образом эти степные кочевницы создавали впечатление своего превосходства над мужчинами - возможно, вполне обоснованное.

Если перечитать Геродота в свете недавних археологических открытий, складывается более или менее ясная картина. Когда древние греки познакомились с сарматскими женщинами, они пришли к выводу о существовании воинственного племени, состоявшего исключительно из женщин, которое впоследствии каким-то образом смешалось со скифами. Поскольку женщины в Древней Греции обычно не сражались в бою, необходимость в такой истории возникла для того, чтобы объяснить, почему в южной Украине и России дела обстояли иначе. Возможно даже, что истории о «добром старом времени», когда женщины скакали на лошадях и сражались самостоятельно, без какой-либо помощи от мужчин, рассказывались самими сарматскими женщинами. Как бы то ни было, однажды зародившись, легенда об амазонках продолжала разрастаться, и этот эффект «снежного кома» продолжал сказываться даже в эпоху Возрождения, две тысячи лет спустя.

Первым шагом было укрепление веры в былое могущество империи амазонок, простиравшей свою власть над Европой, Азией и Африкой. В распоряжении греков имелись различные модели цивилизаций Ближнего Востока. Центр великой Хеттской империи, правившей в Анатолии и северной Сирии в позднем бронзовом веке (около 1600-1200 гг. до н. э), находился немного к югу от реки Термодон, легендарной родины амазонок с южного побережья Черного моря (см. «Атлантида - утраченная и вновь обретенная?» в разделе «Пропавшие земли и катастрофы»). Одним из названий, которыми древние греки пользовались для обозначения хеттов, было ализоны, что легко можно спутать с амазонками. Такая путаница, вероятно, привела к идее о владычестве амазонок в Анатолии. В легендах утверждалось, что амазонки основали Эфес и другие города на Эгейском побережье Турции; это было невозможно для амазонок из южной России, но вполне возможно для хеттов, которые около 1300 г. до н. э. вторглись на побережье Эгейского моря и захватили Эфес (см. Вступление к разделу «Глядя в небо»).

После того как амазонок спутали с хеттами, легенда начала неудержимо разрастаться, испытывая влияние других «варварских» империй, расцвет и падение которых наблюдали древние греки. Скифы, соседи-кочевники настоящих амазонок, совершали набеги на территорию Ближнего Востока в конце VII в. до н. э. и с поразительной быстротой разрушали и грабили все на своем пути, доходя даже до Египта. В следующем веке иранские персы покорили весь Ближний Восток вплоть до Индии; их огромная держава поглотила Египет, южную окраину России и Балканы до границы с Грецией. Греки сдержали мощную военную машину персов в битвах при Марафоне (490 г. до н. а), Фермопилах и Саламине (480 г. до н. а), но ожесточенность борьбы не оставляла у них сомнений, что азиатские орды способны покорить весь мир, если не остановить их. Если скифы и персы могли основывать огромные, пусть и быстро распадающиеся империи, разве это было не под силу древним амазонкам?

Поздние древнегреческие авторы немало потрудились над историей мифической империи амазонок и превратили ее в настоящий эпос, действие которого разворачивалось на нескольких континентах. Утвердив свое владычество в Анатолии, амазонки якобы вторглись в Ливию (древнегреческое наименование для всей северной Африки) и покорили ее. Дионисий, предприимчивый автор II в. до н. э., сочинил историю о войне между амазонками и высокоцивилизованными атлантами, основную часть которой он позаимствовал из сочинений Платона (см. «Атлантида - утраченная и вновь обретенная?» в разделе «Пропавшие земли и катастрофы») и переместил в северо-западную Африку, «на край океана». Амазонки выиграли эту воображаемую войну и установили контроль над Атлантическим побережьем Африки. Однако, согласно Дионисию, они в конце концов потерпели поражение в Азии, разбитые в упорном бою армией скифов и других кочевников. Выжившие амазонки отступили в Ливию, где впоследствии были истреблены Гераклом.

Тем не менее средневековые авторы отказывались верить в то, что могучие амазонки могли быть так просто стерты с лица земли. Ходили слухи о каких-то племенах амазонок на Дальнем Востоке, в неразведанных регионах Азиатского континента или на уединенном острове у берегов Китая. Глядя в другом направлении, казалось естественным предположить, что амазонки из северо-западной Африки властвовали также над островами в Атлантическом океане и что после уничтожения их империи они отступили туда, а потом еще дальше на запад в поисках надежного убежища, где они могли спрятать свое золото и восстановить былую мощь. Эта идея близка к современным легендам о приспешниках Гитлера, основавших секретные базы нацистов в Южной Америке и Антарктиде после уничтожения Третьего Рейха.

Поэтому, когда Колумб впервые переплыл Атлантику, он с полным правом ожидал, что увидит следы доблестных амазонок былых времен - особенно потому, что, по его представлениям, далекие острова в Атлантическом океане находились где-то возле азиатского побережья. Продолжатели его дела были обмануты той же иллюзией. Странная легенда об амазонках, распространившаяся от степей южной России до джунглей Бразилии, продолжает существовать в низкопробных фантастических и историко-приключенческих романах. «Чудо-Женщина», американская принцесса амазонок из комиксов и телевизионных сериалов, имеет весьма почтенную родословную - не только из античных легенд, но, как это ни забавно, из древней истории государства Российского.

Среди письменных памятников древности и раннего Средневековья найдется не много столь же убедительных и романтичных, как цикл легенд, связанных с именем короля Артура. В классическом виде они наиболее знакомы нам по сочинениям английского рыцаря XV века, сэра Томаса Мэллори. Он повествует о том, как Артур, втайне рожденный от семени короля Утера Пендрагона, взошел на британский трон в разгар ожесточенной гражданской войны, доказав свое право тем, что смог вынуть «меч в камне». Артур нашел свой второй меч, знаменитый Экскалибур, когда волшебник Мерлин привел его к озеру: таинственная рука поднялась из вод озера и протянула Артуру меч, который, благодаря своей магической силе, обеспечивал ему победу в любом сражении. Мерлин наставлял его в искусстве правления, и Артур не только навел порядок в Британии, но основал империю, включавшую Ирландию, Скандинавию и большую часть Франции. Артур даже разгромил в битве римского императора Луция и навеки освободил Британию от угрозы вторжения из Рима.

Несмотря на потерю Мерлина - который встретил свою судьбу, когда соблазнительная молодая колдунья приговорила его к вечному сну в гроте, - Артуру удалось превратить свое царствование в золотой век мира и изобилия. Молодые воины из всех окрестных королевств стекались ко двору короля Артура в надежде стать рыцарями Круглого Стола, членами элитного клуба со строгим кодексом чести, которые клялись использовать свою силу только для справедливых и благородных целей. Драконы, великаны, колдуньи и черные рыцари имели все основания страшиться их, так что юные девы и почтенные старцы, благородные люди и простые крестьяне могли жить в мире и благоденствии, зная, что рыцари Круглого Стола всегда готовы защитить их от агрессоров.

Рыцари короля Артура были столь благочестивыми, что многие из них подошли близко к высшему духовному подвигу: поискам святого Грааля, чаши Христа на Тайной вечере. Сэр Ланселот, самый могучий и отважный рыцарь Круглого Стола и ближайший друг короля Артура, почти преуспел в этом поиске, если бы не один грех - его тайна любовная связь с женой Артура, королевой Гвиневрой. Эта слабость была умело использована одной из групп при дворе короля, давно хранившей свои темные секреты. В юности Артур неумышленно переспал со своей сестрой Моргаузой, которая зачала сына. Зная о том, что этот сын в конечном счете станет причиной падения Артура, Мерлин посоветовал ему, на манер царя Ирода, истребить всех младенцев благородной крови, которые родятся в канун следующих майских праздников. Однако сын Артура избежал гибели и впоследствии стал сэром Мордредом.

Присоединившись к рыцарям Круглого Стола, Мордред замыслил месть против своего отца. Он искусно подставил Ланселота, раскрыв его связь с королевой Гвиневрой, и убедил Артура отправить своего друга в изгнание. Без Ланселота Артур пал жертвой интриг партии Мордреда. Он был вынужден возглавить военную экспедицию и осадить замок Ланселота во Франции, оставив Мордреда своим регентом в Британии. Мордред быстро обнаружил свои притязания на власть. Он захватил Гвиневру и попытался вынудить ее на брак с ним, но она бежала и укрылась в Лондонской Башне. Тем временем Артур узнал о предательстве Мордреда и поспешил домой, на защиту своего царства. Он встретился в бою с армией мятежников: отец и сын сошлись в смертельной схватке. Артур убил Мордреда, но сам был смертельно ранен. Предчувствуя скорую кончину, Артур приказал своему другу, сэру Бедеверу, бросить Экскалибур в воды озера поблизости. Бедевер неохотно повиновался и был потрясен, увидев руку, протянувшуюся из озера и поймавшую падающий меч. Затем появилась странная ладья с тремя дамами, одетыми в черное, которые отвезли Артура на остров Авалон, чтобы исцелить его раны. Ланселот со своей победоносной армией прибыл слишком поздно. Гвиневра ушла в монастырь и умерла там несколько лет спустя, терзаемая чувством вины из-за запретной любви к Ланселоту, причинившей такие бедствия. Узнав о ее смерти, Ланселот отказался от еды и питья и умер от истощения.

Что касается участи самого Артура, Мэллори дает два варианта. Поскольку он упоминает, что Ланселот похоронил Гвиневру рядом с телом Артура в Гластонбери, логично предположить, что король умер от ран, полученных в бою. Однако Мэллори указывает на другую возможность:

«В разных местах Англии некоторые люди утверждают, что король Артур не умер, но волею Господа нашего Иисуса Христа отправился в другое место. Те же люди говорят, что он придет снова и отвоюет Святой Крест».

Это замечательная история, но она слишком хороша для того, чтобы оказаться правдой. Предполагается, что описываемые события имели место за тысячу лет до Мэллори, который утверждает, что сын Ланселота, благочестивый сэр Галахад, стал членом Круглого Стола через 454 года после распятия Христа - то есть около 487 г. н. э. Учитывая огромный период времени, очень маловероятно, что цикл легенд о короле Артуре отражает какую-либо историческую реальность. Да и существовал ли на самом деле король Артур, центральный персонаж этой истории?

Еще во времена Мэллори этот вопрос вызывал некоторые споры. Уильям Кэкстон, английский пионер книгопечатания, опубликовавший труд Мэллори в 1485 году (под названием «La Morte dArthur» («Смерть Артура»), потрудился перечислить в предисловии имеющиеся свидетельства существования Артура. Описание его жизни содержалось в более ранних историях, и реликвии артуровских времен можно было видеть в разных уголках страны. В Гластонбери находилась усыпальница короля Артура (см. «Могила короля Артура» в разделе «Мистификации»), а в Винчестере - его Круглый Стол. В Вестминстерском аббатстве хранился кусочек красного воска с отпечатком королевской печати Артура, где он именовался императором Британии, Галлии, Германии и Дакии, а посетители замка Дувр могли увидеть череп сэра Гавейна и мантию сэра Карадока. Даже меч Ланселота по-прежнему существовал. «Археологические» свидетельства Кэкстона выглядят смехотворно по сегодняшним меркам, и нет никакого сомнения в том, что большинство из них было сфабриковано для привлечения туристов или являлось результатом искреннего заблуждения. Кэкстон должен был знать, что знаменитый Круглый Стол в Винчестере на самом деле был изготовлен при короле Генрихе III (1216-1272 гг.) или при одном из его преемников в тщеславной попытке возродить рыцарский эпос о золотом веке короля Артура.

Главным источником информации во времена Кэкстона и Мэллори были различные письменные истории о короле Артуре и его деяниях. Сам Мэллори пользовался в основном несколько более ранними французскими сочинениями, и он даже скромно представил свою работу в качестве перевода (хотя он, без сомнения, добавил собственный материал).

Пытаясь проследить, какими работами пользовались французские авторы, мы попадаем на минное поле, начиненное проблемами. Одним из главных литературных источников Мэллори была «История королей Британии», написанная Гальфридом Монмутским около 1136 года. Работа Гальфрида сохранилась по сей день в многочисленных манускриптах. Написанная на вульгарной латыни, она была первым британским бестселлером, а также первым сочинением, в котором Артур представал в облике короля-рыцаря и основателя могучей державы.

В «Истории королей Британии» мы видим многие элементы, знакомые по сочинениям Мэллори, такие, как меч Экскалибур, наставничество Мерлина, европейские завоевания, предательство Мордреда и отбытие на остров Авалон. Однако в ней отсутствуют другие ключевые элементы, такие, как сэр Ланселот, Святой Грааль и Круглый Стол. Скорее всего, они были заимствованы из других источников на континенте. Здесь, к примеру, цикл легенд о Святом Граале существовал до того, как Гальфрид Монмутский взялся за перо. Континентальные рыцарские романы о короле Артуре, судя по всему, имели хождение еще в 1050 г. н. э., когда мы узнаем о дворянине из Нормандии в северной Франции по имени Артур. Но до этого времени все окутано туманом. Бродячие трубадуры и менестрели, без сомнения, играли важную роль в распространении и развитии легенды, но они не оставили никаких письменных свидетельств своего творчества. В Уэльсе тоже сохранились истории о короле Артуре, но трудно сказать, насколько они могли повлиять на сочинение Гальфрида Монмутского (который был родом из Уэльса) или наоборот, поскольку наиболее ранние письменные сочинения об Артуре в Уэльсе появились практически одновременно с «Историей королей Британии».

Перед нами встает проблема огромного временного разрыва между сочинением средневековых рыцарских романов и предполагаемым временем жизни короля Артура (V-VI вв. н. э.). До средневековых сочинений в поэзии Уэльса встречается несколько очень кратких упоминаний о короле Артуре, в которых он предстает как собирательный образ благородного героя. Хотя первые литературные памятники появились в XII-XIV вв., считается, что они были сочинены еще в VII-VIII вв., но из-за остающихся неясностей поэтические сочинения не могут считаться первоисточниками.

Однако в этом временном промежутке есть два ключевых свидетельства в поддержку исторического существования короля Артура. Одно из них содержится в «Анналах Уэльса», исторической хронике, составленной по распоряжению Хайвелла, короля Уэльса в X веке. Там есть два печально кратких упоминания об Артуре:

«517 год. Битва при Бадоне, в которой Артур нес Крест Господа нашего Иисуса Христа (может быть, щит?) три дня и три ночи, и бритты одержали победу.

538 год. Битва при Камланне, в которой пали Артур и Медрауд; чума в Британии и Ирландии».

Ссылка на битву при Камланне особенно интересна, так как там содержится наиболее раннее упоминание о сэре Мордреде (Медрауде), хотя нет ни намека на конфликт между отцом и сыном, составляющий основную тему развязки средневековых рыцарских романов. В самых ранних упоминаниях о нем в валлийской поэзии Мордред предстает образцом добродетели. Это привело некоторых исследователей к выводу, что первоначально Мордред считался соратником Артура в битве при Камланне. Каким образом произошло перевоплощение Мордреда в макиавеллиевского злодея? Может быть, летописец «Анналов» допустил ошибку при составлении текста?

Второе свидетельство еще больше приближает нас к легендарной эпохе короля Артура. Около 830 года монах по имени Ненний, раздосадованный безразличием коренных британцев к собственному прошлому, составил первый труд по истории своего народа. Ненний жаловался, что по сравнению с ирландскими и англосаксонскими (английскими) завоевателями, покорившими большую часть острова, неразумные бритты забыли большую часть своей истории. После исследования всех доступных источников, включая записи римских, ирландских и английских авторов, а также «традиций наших предков», Ненний извинился перед читателями, признавшись в том, что он «свалил в кучу все, что удалось найти». Благодаря этой «куче» сведений, собранных трудолюбивым Неннием, мы теперь имеем возможность говорить об Артуре как о реально существовавшем историческом деятеле.

«История» Ненния представляет собой собрание курьезов, предельно сжатое из-за почти стенографического стиля автора и втиснутое в размер современной 30-страничной брошюры. Она начинается с краткого описания Британских островов и фантастического утверждения о том, что они впервые были колонизированы правителями из царского дома Трои. Потом Ненний переходит к собственно британской истории от римского завоевания до своего времени и заканчивает свой труд перечнем «удивительных вещей», или чудес, встречающихся в Британии.

Ненний уделял внимание хронологии событий. Хотя он не приводит точные даты правления короля Артура, повествование о нем находится между описанием прибытия англосаксов (428 год, по Неннию) и правления саксонской королевы Иды в Нортумбрии (которое началось около 547 года). Таким образом, мы попадаем в эпоху, указанную Мэллори: в «темные века» раннего средневековья Британии, наступившие после ухода римлян (около 410 года). По словам Ненния, бритты оказались не в состоянии защитить себя в отсутствие римских легионов. Были направлены просьбы о помощи, но Рим не отвечал, а тем временем Британия подвергалась опустошению из-за «варварских» набегов с территории Шотландии и Ирландии.

Местный король Вортигерн установил какое-то подобие контроля над островом и предпринимал отчаянные меры. После четырехсот лет римского владычества коренные жители Британии отвыкли от военных дел, поэтому, согласно обычаю поздних римских императоров, Вортигерн обратился за помощью к «варварским» наемникам. Он набрал небольшую армию саксонских бойцов из Германии, которые сначала верно служили ему в борьбе с врагами страны. Но шаг за шагом Вортигерн попадал во все большую зависимость от них: сначала он давал им деньги, а потом земли в Кенте и возле Стены Адриана на севере Британии. В свою очередь, саксы приглашали с континента все больше своих родственников и знакомых, пока они не превратились в силу, которую стало невозможно контролировать. Бывшие защитники Британии взбунтовались и устроили оргию убийств, насилия и грабежа от одного берега острова до другого. В одной из хроник того времени, составленных в Галлии, мрачно повествуется о том, как Британия в 441 году попадала под власть мятежных саксов. Сын Вортигерна пытался поднять бриттов на борьбу с захватчиками, но вскоре был убит. Сам Вортигерн, по словам Ненния, сгорел в своем замке от огня, посланного с небес. Титул «великого короля» унаследовал некий Амбросий, чей отец был римским консулом.

Ненний мало что сообщает о правлении Амбросия, но продолжает свой рассказ об англосаксах: «В то время англы умножились числом, укрепились и стали очень сильны в Британии». Тогда, продолжает Ненний, «Артур стал сражаться с ними вместе с другими королями бриттов; но он был вождем в битве».

Так начинается загадочный рассказ Ненния о короле Артуре. Интересно отметить, что он называет Артура не королем, а просто «вождем» (dux), хотя это слово можно интерпретировать по-разному. Выдвигалось предположение, что Артур принял римский военный титул dux, используемый в поздней Римской империи для обозначения главнокомандующего римскими войсками в Британии, и что короли бриттов пригласили его в качестве профессионального военачальника. Другие утверждали, что Артур, будучи «вождем королей», на самом деле являлся императором.

Как бы то ни было, Ненний перечисляет двенадцать великих битв Артура. Места этих битв практически без исключения остаются совершенно неясными. Есть лишь несколько обрывков дополнительной информации. Ненний сообщает, что в Бадоне «девятьсот шестьдесят человек были убиты при одной атаке Артура, причем большинство из них пало от его руки». В битве при замке Гвинион Артур изображен в виде образцового христианина по контрасту со своими противниками. Он нес на своем щите образ Девы Марии, «так что язычники были принуждены к бегству в великом смятении, и много их полегло в тот день по воле Господа нашего Иисуса Христа и Его матери, святой Девы Марии». Сообщив о победах Артура во всех его военных кампаниях, Ненний переходит к рассказу о том, что разбитые англы и саксы стали искать помощи в Германии и пригласили тамошних королей прийти со своими армиями, чтобы умножить свое число. Смутное время продолжалось до тех пор, пока Ида из Нортумбрии, первая англосаксонская королева, не установила какое-то подобие порядка на острове.

Другие сведения об Артуре у Ненния встречаются в его «перечне чудес» острова Британия. В земле Буилт в Уэльсе была куча камней, на верхнем из которых остался отпечаток собачьей лапы, сделанный псом Артура Кафалем, когда они охотились на могучего вепря Тройта. Если этот камень убирали, то, по словам Ненния, на следующее утро он всегда таинственным образом возвращался на свое место. Вторым чудом была гробница Амра, сына Артура, расположенная в Хирфордшире (английское графство на границе с Уэльсом). Считалось, что сам Артур убил и похоронил его здесь. «Люди приходили измерять длину этой гробницы; иногда она была шесть футов, иногда девять, иногда двенадцать, а иногда пятнадцать, - писал Ненний. - Какой бы мерой вы ни мерили, никогда не получите снова такой же результат. Я знаю, потому что сам пробовал». В обоих упоминаниях об Артуре Ненний говорит о нем не как о короле, а как о «солдате».

Что мы можем сказать по поводу курьезных записок Ненния об Артуре? Может быть, он просто все придумал? Это представляется маловероятным. Судя по стилю сочинений Ненния, он был прямодушным повествователем, не склонным к критическому анализу. Отрывки о «чудесах», связанных с охотничьим псом Артура и с его сыном, выглядят как подлинные образцы фольклора; это доказывает, что Артур, кем бы он ни был на самом деле, являлся признанным персонажем валлийской народной традиции уже в середине IX века. Это согласуется с датировками наиболее ранних валлийских стихов, где есть упоминания об Артуре (VII-VIII вв.). Если Ненний - или источник, которым он пользовался, - решил бы выдумать серию сражений для воображаемого британского героя, то он бы выбрал более знакомые места, такие, как Лондон, Йорк или Кентербери. (Ни одно из двенадцати мест сражений Артура не включено в список британских городов, также составленный Неннием.) Скорее всего, Ненний взял этот перечень из сохранившейся поэмы, прославляющей достижения Артура.

В общем и целом, не будет большим преувеличением предположить, что Ненний записывал некоторые подлинные воспоминания об исторической фигуре. Исходя из этой предпосылки, что еще мы можем сказать об Артуре? Со слов Ненния, он собрал местных британских королей под своим командованием и организовал боеспособную армию. Их врагами в большинстве сражений были англосаксонские захватчики, а также пикты и скотты на севере. Если судить по результатам наиболее тщательной идентификации мест предполагаемых сражений, деятельность Артура, пожалуй, охватывала всю Британию. Это подразумевает, что он командовал очень мобильной армией, способной совершать марш-броски и наносить удары по противнику на большом расстоянии от своей базы.

Для отпора «варварам», которые часто воевали верхом, поздние римские императоры с успехом пользовались отрядами тяжеловооруженной кавалерии. Такая кавалерия часто упоминается в героической поэзии Уэльса, и есть все основания полагать, что предание о «конных рыцарях» короля Артура отражает реальную действительность Британии V-VI вв. То обстоятельство, что Артур воспользовался римскими достижениями, согласуется с его ролью преемника романизированного короля Амбросия (бывшего римского консула). Даже само имя «Артур» происходит от латинского «Artorius».

Пользуясь такими намеками, историки XX века выстроили образ гипотетического военного вождя по имени Артур, последнего защитника римской традиции в Британии. Пользуясь римским военным титулом dux, он в течение многих лет организовывал успешное сопротивление иноземным захватчикам и, возможно, даже усмирил их. Выдвигалось предположение, что он присвоил себе императорский титул после того, как установил мир на острове, - и действительно, в наиболее ранних валлийских сказаниях Артура обычно называют «императором».

Хотя такая модель выглядит логично, следует признать, что у нас нет свидетельств современников, хотя бы в виде памятной надписи, которая могла бы решить дело. Скептично настроенные историки отвергают идею об историческом существовании короля Артура, считая его героическим идеалом, придуманным коренными жителями Британии на заре Средневековья. Более взвешенный подход заключается в оценке возможности существования такого человека, как король Артур.

Прежде всего, мы не вполне уверены, какими историческими источниками можно пользоваться для проверки такого предположения. Даты, указанные в средневековых летописях, безнадежно непоследовательны и противоречивы. К примеру, Гальфрид Монмутский датирует смерть Артура в битве при Камланне 542 годом, однако (как мы убедимся впоследствии) все конкретные сведения, которые он приводит в связи с этой историей, помещают правление короля Артура в период 450 года н. э. плюс-минус несколько десятилетий. Историки обычно отдают предпочтение датам из «Анналов Уэльса»: 517 год для победы Артура при Бадоне и 538 год для его гибели в битве при Камланне. Следуя этим ориентирам зенита и окончания карьеры Артура, мы можем датировать ее начало 500 годом н. э.

Некоторые ученые, отстаивающие историчность образа Артура, утверждают, что эти даты согласуются с указанными в англосаксонских хрониках, которые были составлены примерно в то же время, что и «Анналы Уэльса». К примеру, в «Англосаксонской хронике» есть много сведений о периоде между 449 и 488 гг.; там описываются этапы покорения Кента Хенгистом, после того как он был приглашен в качестве командира наемников королем Вортигерном. Но после 488 года, когда на трон взошел Осса, старший сын Хенгиста, в хронике больше нет сведений о Кенте до 565 года. В течение нескольких десятилетий королевство саксов в Британии явно находилось в состоянии упадка. Сообщается лишь, что Осса «правил двадцать четыре зимы», и это означает, что он умер в 512 году. Поскольку в валлийской традиции говорится, что этот король (упоминаемый под именем «Осса Большой Нож») был вождем, разгромленным Артуром в сражении при горе Бадон, между валлийскими и саксонскими летописями существует заметное сходство с приемлемой разницей лишь в пять лет для даты сражения, в котором Артур, предположительно, убил короля из Кента.

Утверждалось, что битва при горе Бадон около 515 года вписывается в историческую картину вторжения саксов на территорию Британии. Раскопки ранних захоронений этого периода указывают на резкий приток захватчиков около 450 года, замедлившийся примерно к 500 году. Экспансия саксов возобновилась лишь пятьдесят лет спустя. Резонно полагать, что кто-то организовывал эффективное сопротивление захватчикам в течение этого периода. Если бы не легенда о короле Артуре, историкам пришлось бы строить гипотезы о личности великого полководца, в течение многих лет сдерживавшего натиск саксов. Для этого периода есть много параллелей с континентальной Европой: известно несколько полководцев, иногда «варварского» или полуварварского происхождения, которые, благодаря сочетанию стратегического искусства и дипломатических навыков, сдерживали последовательные волны «варваров», накатывавшие на Римскую империю. Почему бы не принять как должное британские предания о короле Артуре?

Последним доказательством существования реального Ар-тура является популярность этого имени вскоре после его предполагаемой гибели. В конце V и начале VI века не менее шести британских принцев были окрещены Артурами. Никто из них не сыграл достаточно важной роли, чтобы дать начало легенде о короле Артуре; естественно предположить, что популярность имени происходила от реального человека, прославленного героя, чьи подвиги были памятны многим живущим. (Сходным образом, многих английских девочек, родившихся в конце XX века, называли Дианами.)

Какой бы привлекательной ни казалась идея об историческом короле Артуре, она все же основана на косвенных доказательствах. Может ли археология помочь подтвердить или опровергнуть его существование?

Места с красочными названиями вроде «Трон Артура» или «Круглый Стол Артура» разбросаны практически по всей Британии. Многочисленные авторы помещали центр владений Артура в Шотландии, Уэльсе, Корнуолле и центральной Англии. Однако лучшие артуровские места с исторической точки зрения находятся на западе Англии: в графствах Корнуолл, Девон и Сомерсет. Мы знаем, что этот регион долго оборонялся от вторжения саксов, а его близость к континенту служит дополнительным аргументом, если Артур действительно был лидером римского склада, возможно, поддерживавшим контакт с остатками старой империи на континенте.

В западной Англии есть три места, особо связанные с именем Артура: Гластонбери, Тинтагель и Кэдбери. В хронике «Житие св. Гилдаса» (написанной до Гальфрида Монмутского) повествуется о том, как Гвиневра была похищена Мелвасом, королем Сомерсета, и содержалась в плену на Гластонбери-Тор, в естественной крепости, образованной крутыми склонами холма и болотистыми окрестностями. Артур собрал свои силы и был готов приступить к осаде, когда монахи из Гластонбери вмешались в происходящее и сумели добиться освобождения Гвиневры путем переговоров. Аббат получил щедрую награду от двух королей.

Археологические раскопки показали, что в V веке в Гластонбери действительно было аббатство или монастырь - наверное, один из наиболее ранних в Британии. Согласно более поздней фольклорной традиции, Гластонбери был «островом Авалон», куда отправился Артур, чтобы излечиться от полученных ран. Монахи из Гластонбери даже утверждали, что они эксгумировали его тело (см. «Могила короля Артура» в разделе «Мистификации»). Монастыри того времени, разумеется, служили еще и больницами; монастырь был подходящим местом, куда могли отвезти тяжело раненного короля в надежде на исцеление.

Артуровская традиция имеет тесные связи с Тинтагелем. Согласно Гальфриду Монмутскому, здесь был зачат Артур: король Утер воспылал страстью к жене герцога Корнуоллского. С помощью Мерлина ему удалось проникнуть в замок Тинта-гель и добиться желанной цели. Тот замок Тинтагель, который сегодня показывают туристам, был построен гораздо позже, в средние века, и не имеет никакой связи с историческим королем Артуром. С другой стороны, археологам уже давно известно, что в V-VI веках на территории современного Тинтагеля существовало небольшое поселение, хотя в течение многих лет считалось, что оно принадлежало маленькой монашеской общине. Недавние находки, включая значительное количество предметов роскоши, импортированных из Средиземноморья, полностью изменили эту картину. Теперь археологи рассматривают Тинтагель как центр местной торговли и оплот местных властителей Корнуолла.

Но самый большой сюрприз был преподнесен в Кэдбери - местечке в графстве Сомерсет, расположенном недалеко от Гластонбери. «Замок» Кэдбери представляет собой отдельно стоящий холм с крутыми склонами, который в железном веке был превращен в укрепленный лагерь: римляне штурмовали его и взяли приступом около 43 г. н. э. На поверхности холма было мало признаков более поздней деятельности, однако великий знаток древностей XVI века Джон Леланд утверждал, что это не что иное, как Камелот, столица короля Артура. Название «Камелот» впервые появляется в рыцарском романе XII века. На первый взгляд, было естественно предположить, что Леланд, вдохновленный местами с такими названиями, как Куин-Кэмэл и Уэст-Кэмэл, расположенными в окрестностях Кэдбери, просто высказал догадку о местонахождении мифического замка.

Проблема Камелота предстала в совершенно ином свете, когда холм Кэдбери-Кастл был изучен археологами в I960- 1970-е годы. Раскопки показали, что это место было центром бурной деятельности в артуровский период (V в. н. э.). Вершина холма была обнесена прочной стеной из камня и деревянных балок по периметру длиной около 3/4 мили, окружавшей, вместе с другими структурами, большой зал размером 63 на 34 фута, судя по всему, предназначенный для общих трапез. Был ли Леланд прав в своем предположении, что здесь находилась столица короля Артура, и если да, то было ли это результатом удачной догадки или он черпал сведения в местной фольклорной традиции?

Археология довольно часто подтверждала легенды, какими бы странными и прихотливыми они ни казались. Но к сожалению, мы имеем лишь частичное подтверждение истории о короле Артуре. Археологические «попадания» в Гластонбери, Тинтагеле и Кэдбери, хотя и выглядят впечатляюще, все же могут быть отвергнуты скептиками как обычное совпадение.

Однако они, в общем и целом, подтверждают исторический фон легенды. По меньшей мере можно сказать, что какой-то вождь или военачальник бриттов, обладавший большой властью, укрепил Кэдбери-Кастл в V в. н. э.

С учетом традиции, подкрепленной косвенными свидетельствами, нельзя логически отрицать возможность того, что холм Кэдбери был укреплен по указанию реального короля Артура. Такую позицию занимает большинство историков и археологов, хорошо знакомых с этой проблемой. Большая часть фрагментов головоломки ложится на свои места, кроме главного, центрального фрагмента, недвусмысленно доказывающего существование короля Артура.

В стандартной интерпретации исторических свидетельств отсутствовал некий важный элемент. Можно было представить Артура как романизированного британского военачальника, организующего своих соотечественников на борьбу с вторжением саксов в V в. н. э. Но как быть с европейскими подвигами и победами Артура, ставшими неотъемлемой частью его традиционного образа, и почему Артур был так хорошо известен на континенте, начиная с раннего Средневековья? Как отмечал Кэкстон в своем предисловии к работе Мэллори, об Артуре «больше говорят за морем, и там написано больше книг о его благородных деяниях, чем в Англии… на голландском, итальянском, испанском, греческом и французском языках».

Следующий всплеск популярности имени «Артур» после VI века произошел не в Уэльсе, а в Нормандии, после 1950 года. Самое раннее произведение искусства, посвященное Артуру, - это скульптурная группа в соборе города Модена в Италии, датируемая периодом 1099-1120 гг., где изображен король и его рыцари, спасающие Гвиневру от неких злодеев. Стойкая популярность Артура на континенте нерасторжимо связана с легендой о том, что его империя простиралась далеко за пределы Британии.

На первый взгляд предание о том, что Артур воевал за морем, в то время как дома у него дела обстояли далеко не лучшим образом, кажется совершенно неправдоподобным. У исторического Артура хватало хлопот и без того, чтобы воевать с саксами где-либо кроме своей родины. Кроме того, во французских хрониках того времени нет ни малейшего намека на вторжение бриттов и войну с ними, но что, если раскинуть сеть немного шире? Таким подходом воспользовался Джеффри Эш, великий знаток артуровской эпохи. Всегда готовый выдвигать смелые гипотезы и рисковать своей репутацией, Эш, тем не менее, с большим уважением относится к представителям академической науки, специализирующимся в области «темных веков» и раннего Средневековья в Европе. К примеру, он является одним из основателей и почетным секретарем «Комитета по исследованию Камелота», руководившего раскопками в Кэдбери-Кастл. Возможно, он сделал больше, чем любой другой автор, для признания в научных кругах короля Артура как реальной исторической фигуры. Однако ощущение нехватки какой-то важной детали в общей картине заставило его пересмотреть свои аргументы, опубликованные в ряде книг в течение многих лет, и разработать совершенно новый подход к «проблеме короля Артура».

Для начала Эш снова обратился к Гальфриду Монмутскому. Основным вкладом этого автора в развитие артуровской традиции было подробное описание военной кампании на континенте, занимающее более половины его повествования о царствовании короля Артура. По утверждению Гальфрида Монмутского, он пользовался особым источником информации. Его друг Уолтер, архидиакон в Оксфорде, «человек, хорошо сведущий в истории чужеземных стран», подарил Гальфриду «некую очень древнюю книгу, написанную на британском языке». Эта таинственная книга предположительно содержала историю королей Британии с древнейших времен до раннего Средневековья.

Существование такой книги представляется крайне маловероятным. Прежде всего, для большей части «Истории королей Британии» мы можем определить источники Гальфрида Монмутского, включавшие известные труды, такие, как летопись Ненния. В лучшем случае «книга» представляла собой компиляцию из разных источников. Интересно отметить, что Гальфрид Монмутский конкретно упоминает о «книге» лишь в одном месте, как об источнике истории о предательстве Мордреда, пока Артур вел военную кампанию на континенте.

Ученые либо полностью игнорируют утверждение Гальфрида Монмутского о таинственной книге, либо полагают, что он имел в своем распоряжении некий труд, написанный на валлийском языке - наречии коренных жителей Британии. Однако уже давно известно об одной альтернативе. Слово «британский» также относилось к бриттам, колонизировавшим полуостров Бретань, или «маленькую Британию», в раннем Средневековье. Ныне эти люди называют себя бретонцами и по-прежнему говорят на собственном наречии, очень близком к валлийскому. Бретонцы играли важную роль в развитии цикла легенд об Артуре, распространяя в Европе устную традицию из Уэльса и Корнуолла. Могла ли информация течь в противоположном направлении? Эш, как и многие ученые до него, отмечает повышенный интерес к бретонцам в «Истории королей Британии»; к примеру, главные союзники Артура были родом из Бретани. Может быть, бретонский источник, с которым работал Гальфрид Монмутский, высвечивал какие-то связи между Британией и континентом в эпоху «темных веков»?

На этом этапе Эш картинным жестом вытаскивает кролика из шляпы. В Британии действительно был могущественный король, воевавший на континенте в V в. н. э. Мы знаем о нем из различных упоминаний в континентальных хрониках, где его называют Риотемом, или Риотамусом, «королем бриттов».

В середине V века Галлия (современная Франция) по-прежнему номинально находилась под властью Западной Римской империи, но подвергалась набегам нескольких варварских племен. Некоторых удавалось умиротворить раздачей земельных наделов, в результате чего их действия становились более предсказуемыми и контролируемыми. Однако с другими, в первую очередь - с готами, договориться было гораздо труднее. Само понятие императорской власти с центром в Риме начало рушиться, и варварские вожди возводили на трон ряд марионеточных правителей. Лев I, император Восточной Римской империи, сделал последнюю попытку стабилизировать ситуацию в Западной империи. Он послал в Рим крупную армию под командованием своего родственника Анфимия, который должен был быть коронован в качестве нового императора Запада. Галлию можно было контролировать из Рима, лишь заключая различные союзы с варварами-поселенцами либо обратившись за помощью к другим союзникам. Анфимий выбрал последнее: для того чтобы сокрушить мощь готов и установить имперскую власть, он пригласил короля бриттов Риотема, который не замедлил явиться с армией в 12 000 солдат. Размер этой армии сам по себе заслуживает внимания. Многие сражения эпохи «темных веков» в Британии происходили между крошечными отрядами, насчитывавшими лишь десятки или сотни солдат.

Имя «Риотем». по признанию самого Эша, едва ли могло положить начало легендам о короле Артуре. Однако что это за имя? Эш указывает, что «Риотем» на кельтском языке означает нечто вроде «облеченный верховной властью», что больше похоже на титул, чем на имя. Может быть, военачальник, признанный на континенте как верховный король бриттов, был известен дома под именем Артур?

Независимо от своего происхождения, Риотем был крупной действующей силой на политической сцене эпохи раннего Средневековья. Предыдущие исторические интерпретации, представляющие его как местного правителя из Бретани, по справедливому замечанию Эша, не выдерживают критики: в средневековых хрониках, описывающих его прибытие, ясно говорится, что король бриттов появился во главе флота, а это означает, что он совершил морское путешествие из Британии. Так начинается серия замечательных совпадений с военной кампанией короля Артура в описании Гальфрида Монмутского.

Императором Восточной Римской империи во время исторического эпизода с участием Риотема был Лев I (457-474 гг.), а Гальфрид Монмутский особо подчеркивает, что императора, правившего во время континентальной кампании короля Артура, звали Львом. Гальфрид также упоминает о Папе римском того времени, называя его Сульпицием, что выглядит как вполне объяснимая ошибка переписчика, перепутавшего Сульпиция с Симплицием, чье папское правление (468-483 гг.) укладывается в рамки рассматриваемого периода.

Эш также проследил маршрут армии Риотема по доступным источникам того времени. Риотем предположительно высадился в Британии и повел свое войско к Бери в центральной Франции, где потерпел поражение от готов, прежде чем успел объединить силы со своими союзниками из имперского Рима. Сражение произошло в 470 году. Британцы отступили на восток и снова были разгромлены в битве при Бурже. Если они успели отступить еще дальше в том же направлении, то, по расчетам Эша, они должны были попасть в северную Бургундию. После этого их следы пропадают. Могло ли исчезновение Риотема и его армии в западной Франции дать начало легендам об Артуре - короле, чья смерть не была засвидетельствована очевидцами и чье возвращение домой с нетерпением ожидалось в течение долгого времени? Как ни удивительно, в Бургундии есть город под названием «Аваллон», который находится на линии предполагаемого отступления Риотема по реконструкции Эша.

Разумеется, между легендой о континентальной кампании Артура и деятельностью исторического Риотема существуют очевидные различия. Артур сражался с римлянами, в то время как Риотем был их союзником в войне с готами. Артур «победил», а Риотем потерпел поражение. Однако это объяснимые различия, которые могли возникнуть в процессе пересказывания истории, прошедшей через руки множества летописцев перед составлением «некой очень древней книги», упомянутой Гальфридом Монмутским.

Эш выстроил весьма убедительный сценарий и теперь продолжает наполнять его дополнительными деталями в различных статьях. Возможно, наиболее убедительно в этом сценарии выглядит объяснение темы предательства Артура Мордредом, занимающей центральное положение в заключительной части легенды. Префектом Галлии при императоре Анфимии был некий Арвандус. В 469 году он предстал перед римским судом по обвинению в заговоре, который в конечном итоге привел к уничтожению армии Риотема. Арвандус вступил в тайные сношения с готами и побуждал их к нападению на британские войска в Галлии, чтобы затем поделить страну с бургундцами. Его казнили за измену, но вред был уже причинен: готы воспользовались его советом и напали на армию Риотема. Могла ли история о предательстве Мордреда возникнуть от этого коварного удара в спину, нанесенного королю бриттов?

«Арвандус» - крайне редкое имя, и, разумеется, то обстоятельство, что предатель короля в одной из средневековых хроник об Артуре назван «Морвандусом», не может быть простым совпадением. Это имя выглядит как попытка соединить Арвандуса с Мордредом. Эш упоминает о нем как о косвенном свидетельстве в поддержку отождествления Риотема с Артуром. В некотором смысле, так оно и есть, но, с другой стороны, здесь возникает ряд проблем. Средневековый автор, сочинивший имя «Морвандус», должен был сам знать о том, что Риотем и Артур являлись одним и тем же лицом. В таком случае Эш просто открыл заново средневековую теорию, уже развитую Гальфридом Монмутским. Существует неприятная возможность, что Гальфрид или автор бретонской книги, которой он пользовался, соединил фигуры защитника Британии Артура и неудачливого военачальника Риотема по собственной прихоти или из политических соображений.

Эш признал эту проблему, но указал на то, что мы по-прежнему имеем дело с двумя историческими прототипами легендарного короля Артура: один из них был родом из Британии, другой, очевидно, из Бретани. Эш не торопится делать последний шаг и приходить к заключению, что обе традиции связаны с одной и той же исторической фигурой. Однако он подчеркивает, что такой влиятельный лидер, как Риотем, располагал достаточными силами, чтобы сдерживать вторжение саксов и возвести уникальные фортификационные сооружения в Кэдбери-Кастл. Видим ли мы здесь фигуру реального короля Артура - человека, который был воодушевлен домашними успехами и испытывал достаточную уверенность в себе, чтобы направить основную часть своих войск на осуществление сумасбродного плана по укреплению власти Римской империи в Западной Европе?

По выражению Эша, Риотем «является единственным королем бриттов, правившим в артуровский период; это единственный твердо установленный исторический персонаж, чья карьера напоминает историю правления Артура». Если он прав, король Артур наконец может войти в историю как реальная личность. Мы даже располагаем письмом, адресованным ему (то есть Риотему) римским епископом Сидонием, который просил его разобраться с беглыми рабами в той области северной Франции, которая находилась под его контролем.

Теория Эша о «Риотеме, короле бриттов» открыла наиболее многообещающую линию артуровских исследований за последние десятилетия. Окончательное доказательство по-прежнему отсутствует, а ряд несоответствий ожидает научного объяснения. Многие историки считают, что Риотем был не могучим завоевателем, а мелким британским правителем, который привел с собой большой отряд бриттов, бежавших от англосаксов, в надежде отомстить за свои поражения в Бретани, и что его запомнили в бретонских генеалогиях под именем «Джона Рейта», обычного аристократа, а вовсе не лидера артуровских масштабов. В самой Британии ни в одной фольклорной или исторической традиции нет упоминаний об Артуре как о Риотеме, хотя там вообще редко упоминается о приключениях короля Артура на континенте. Возможно ли, что британские подданные короля Артура не сохранили воспоминаний об исчезновении своего спасителя в заморской авантюре? Эш обнаружил Аваллон во французской Бургундии, где последний раз встречается упоминание о короле бриттов, но как быть с утверждением, что Гластонбери в Англии является Аваллоном и местом последнего упокоения «короля прошлого и будущего»? (См. «Могила короля Артура» в разделе «Мистификации».) Или Риотем, судьба которого, по сведениям из континентальных источников, представляется крайне туманной, на самом деле вернулся в Британию, как победоносный король Артур из легенды, и умер у себя на родине? Король Артур, несмотря на столетия энергичных исследований, по-прежнему остается величайшей загадкой ранней истории Британии.

Робин Гуд - единственная личность в английской истории, удостоившаяся статьи в «Национальном биографическом справочнике», смысл которой заключается лишь в том, чтобы доказать, что он был полностью вымышленным персонажем. Статья о Робин Гуде была написана в 1891 году биографом и историком сэром Сиднеем Ли в попытке раз и навсегда отправить на покой призрак знаменитого английского разбойника. Но, несмотря на красноречие сэра Ли, сто лет спустя большинство людей по-прежнему верит, что Робин Гуд был реальной личностью. Какие исторические факты лежат в основе легенды, воссозданной на киноэкране такими актерами, как Дуглас Фэрбенкс, Эрроу Флинн и Кевин Костнер?

Робин Гуд, как известно, является героем средневекового английского фольклора. Однако приключения Робина и его друзей из «Веселого Братства» в наиболее знакомых для нас вариантах сформировались в XVI веке, когда истории и пьесы о них пользовались огромной популярностью. Чтобы найти историческую родину Робин Гуда - если он когда-либо существовал, - нам, естественно, нужно искать более старые сведения о его деяниях.

Первые письменные упоминания о нашем герое отличаются досадной лаконичностью. Самые ранние из них встречаются в поэме «Благочестивый пахарь», написанной в 1377 г. лондонским клириком Уильямом Лэнглендом. Один из персонажей, приходской священник, мимоходом говорит: «Я знаю стихи о Робин Гуде», - но не более того. К сожалению, подобно многим популярным стихотворным произведениям средних веков, «стихи», о которых говорит Лэнгленд, не сохранились до наших дней. Лишь в одном из манускриптов Линкольнского собора, датированном 1410 годом, есть упоминание о «Робин Гуде из Шервуда».

В литературном произведении Робин Гуд впервые выступает в роли разбойника в 1420 году, Эндрю де Винтон в своей поэме «Летопись Шотландии» датирует его деятельность 1283-1285 годами:

Там Маленький Джон и сам Робин Гуд Лихое устроили братство, В чащобе Барнсдейл, в лесу Инглвуд Свое умножали богатство.

Примерно через двадцать лет другой шотландский хронист Уолтер Боуэр упоминает о Робине в своих записях, относящихся к 1266 году:

«Тогда явился знаменитый убийца Роберт Гуд, а также Маленький Джон и их приспешники из числа изгоев, которых глупая чернь столь неумеренно любит прославлять в трагедиях и комедиях».

Боуэр добавляет, что об этом «убийце» говорились «некоторые похвальные вещи», включая его набожность. Как-то раз, когда Робин Гуд стоял мессу в Барнсдейлском лесу, люди шерифа пришли арестовать его. Он отказался прервать мессу и бежать. Лишь после окончания службы он разобрался со своими врагами; разгромив их, он впоследствии получил богатый выкуп за пленников.

Все эти очень короткие сообщения из шотландских источников сходятся в том, что знаменитый разбойник действовал в Северной Англии. Инглвудский лес находится в Камберленде, совсем недалеко от шотландской границы, а Барнсдейлский лес - в 100 милях оттуда, в южном Йоркшире. Наиболее известное убежище Робина, Шервудский лес, расположен примерно в 20 милях к югу от Барнсдейла. Что касается имени разбойника, в то время как Лэнгланд и Винтон называют его Робином, Боуэр называет его Робертом. Однако это лишь кажущаяся непоследовательность: «Робин» является французским уменьшительным от «Роберт», причем оба имени приобрели необыкновенную популярность после норманнского вторжения (1066 г.).

К тому времени, когда Боуэр писал свою хронику, Робин Гуд был уже достаточно известной фигурой и его имя упоминалось в юридических документах. В 1429 году в судебном делопроизводстве впервые встречается фраза «как Робин Гуд из Барнсдейла», используемая в качестве поговорки как синоним чего-то неопровержимо доказанного и достоверного. В 1439 году один джентльмен из Дербишира предстал перед судом по обвинению в том, что он «собрал и повел за собой многих злодеев… учинивших в местных лесах такой разбой, как если бы это был сам Робин Гуд и его люди». Ясно, что в то время Робин Гуд служил источником вдохновения для людей, восстававших против закона, и являл собой образ бунтаря, страшивший тех, кого устраивало существующее положение вещей.

Помимо любопытной истории, пересказанной Боуэром, в самых ранних источниках ничего не говорится о хорошо знакомых нам приключениях Робин Гуда, Маленького Джона, девицы Мэрион, отца Тука и остальных членов лесного братства, сражавшихся со своими заклятыми врагами - шерифом ноттингемским и сэром Гаем из Гисборна. Наиболее старое из сохранившихся литературных произведений о деяниях Робин Гуда было опубликовано около 1510 года под названием «Подвиги Робин Гуда». Несмотря на дату издания, некоторые языковые особенности (в частности, окончания слов) позволяют датировать его составление примерно 1400 годом.

В этой истории Робин Гуд, Маленький Джон, Вилли Скарлет и Мук, сын мельника, описаны как веселые разбойники, живущие в Барнсдейлском лесу. Они встречаются с обнищавшим рыцарем и ссужают его деньгами, чтобы он мог выплатить долг жадному аббату из аббатства Св. Марии в Йорке. Потом в руки разбойников попадает монах из того же аббатства, и они вытрясают из него вдвое больше денег, чем дали бедному рыцарю. В ответ на этот возмутительный поступок шериф ноттингемский устраивает состязания по стрельбе из лука, замышляя поймать в ловушку Робина и его людей. Робин выигрывает главный приз, и разбойники спасаются из когтей шерифа, хотя Маленький Джон получает рану, а затем находят убежище в замке сэра Ричарда в Ли (принято считать, что это и есть тот бедный рыцарь, с которым они встречаются в начале истории). При следующей встрече Робин убивает шерифа. Это навлекает на разбойников гнев короля Эдуарда. Король прибывает в Шервуд во время инспекции своих охотничьих владений в Ланкашире и Йоркшире и переодевается простым охотником в надежде выследить Робина. Когда разбойники встречаются с королем, Робин присягает ему на верность и получает прощение. Затем он поступает на службу при дворе короля Эдуарда, но примерно через год, охваченный тоской по своим друзьям, возвращается в лес, где ведет жизнь разбойника еще двадцать два года. В конце концов его предает двоюродная сестра, настоятельница аббатства Кирклесс, которую он посещает во время своей болезни, чтобы пустить кровь (обычная лечебная процедура в средние века). При содействии своего тайного любовника и врага разбойников сэра Роджера Ланкастерского она оставляет Робина истекать кровью до смерти.

Итак, примерно к 1440 году многие знакомые элементы легенды о Робин Гуде уже были на месте. Король Ричард Львиное Сердце и его злокозненный брат принц Джон, шаблонные персонажи киноверсий, явно отсутствуют. То же самое относится к девице Мэрион и брату Туку, которые появляются в Цикле легенд о Робин Гуде на более позднем этапе. Поэтому они, в общем и целом, считаются дополнениями к основной истории, и их, скорее всего, не стоит принимать во внимание в поисках исторических сведений о настоящем Робин Гуде.

Первым историком, попытавшимся определить происхождение Робин Гуда, был известный знаток древностей Уильям Стакли (1687-1765). Он принимал участие в ранних раскопках Стоунхенджа и был большим энтузиастом культа друидов (см. «Стоунхендж» в разделе «Чудеса архитектуры»), но также интересовался генеалогией. Отправной точкой для Стакли послужили пьесы Энтони Мандейла, написанные в 1598 году, где Робин Гуд фигурировал в роли аристократа - Роберта, графа Хантингтонского, умершего в 1247 году. Стакли досконально изучил книгу пэров Уильяма Дагдейла 1675 года на предмет родословной Хантингтонов и опубликовал результаты своих изысканий в 1746 году. Он пришел к выводу, что человеком, стоявшим за легендой, был «Роберт Фитц-Отс, в просторечии называемый Робин Гудом, самозваный граф Хантингтонский», который умер в 1274 году. Стакли проследил его родословную до Джудит, племянницы Вильгельма Завоевателя, с одной стороны, и Уолтхофа, графа Нортумберлендского и Хантингтонского, представлявшего выжившие после завоевания остатки саксонского дворянства, с другой стороны.

К сожалению, изучение дворянских родословных не принесло Стакли никаких других сведений, и он был вынужден заполнять пробелы свободным полетом своего воображения. Профессор сэр Джеймс Холт из Кембриджского университета в своем крупном исследовании о Робин Гуде, опубликованном в 1982 году, приводит беспощадное резюме недостатков работы Стакли:

«Он выдумал брак между Гилбертом де Гантом и Рохейс, дочерью Ричарда Фитц-Гилберта. Оба были видными дворянами норманнского происхождения, но брачный союз был заключен лишь между их наследниками того же имени два поколения спустя. К детям от этого неверно датированного брака он добавил дочь Мод, которой никогда не существовало. Затем он выдал замуж несуществующую Мод за выдуманного Ральфа Фитц-Отса, после чего ему было нетрудно «открыть» мифический род Фитц-Отсов с Робертом Фитц-Отсом… в третьем поколении. Стакли даже не смог правильно назвать сомнительную дату смерти Робина; он превратил 1247 год в 1274-й. Он также сделал Фитц-Отсов лордами Кайма в Линкольншире. Это тоже сплошная выдумка; родословная лордов Кайма хорошо известна и не оставляет места для подобного вторжения. В самом имени «Фитц-Отс» ощущается привкус норманнской древности. Это странное имя, не известное из других источников».

С учетом этих замечаний не удивительно, что современные ученые, как правило, не обращают внимания на теорию Стакли.

Однако в 1995 году самопровозглашенные «исторические детективы» Грэм Филипс и Мартин Китмен воскресили героя Уильяма Стакли, предположив, что исследователь перепутал его с похожим именем сэра Роберта Фитц-Одо, рыцаря, известного во времена правления короля Ричарда Львиное Сердце (1189-1199), чьи владения находились в Локсли, графство Варвикшир. Они указывают на то, что имя Робин Гуда часто ассоциируется с Локсли; по их предположению, это местечко Локсли в Варвикшире, не имеющее отношения к другому Локсли, которое находится в графстве Йоркшир. Этот Роберт Фитц-Одо, по-видимому, был лишен рыцарского титула в 1196 году, поскольку о нем не упоминается после этой даты, хотя есть упоминание о некоем Роберте Фитц-Одо в соседнем местечке Хэнбери в 1203 году. И наконец, поскольку элемент «Фитц» в имени сэра Роберта указывал на незаконнорожденность, он мог называть себя просто Робертом Одо, что довольно близко к «Робин Гуду».

Во всем этом мало реального подтверждения. Во-первых, связь между Локсли и Робин Гудом можно проследить лишь начиная примерно с 1600 года. Во-вторых, у нас нет убедительных причин полагать, что имеется в виду Локсли в Варвикшире, так как это место находится далеко от традиционных угодий Робина в Йоркшире и Ноттингемшире. В самом раннем упоминании о Локсли говорится лишь, что Робин родился там, но ничего не сказано о каких-либо его владениях в этих местах. В-третьих, мы не можем быть уверены, что сэр Роберт Фитц-Одо не умер в 1196 году. В конце концов нет ни малейших доказательств того, что он стал разбойником.

Первый серьезный претендент на звание оригинального Робин Гуда был выдвинут Джозефом Хантером, помощником хранителя национального архива, созданного в Лондоне в 1838 году. Сам Хантер был родом из Шеффилда в графстве Йоркшир, поэтому его интерес к культурному герою Северной Англии не вызывает удивления.

Во-первых, указывал Хантер в «Подвигах Робин Гуда», наиболее ранним местом карьеры Робин Гуда был Барнсдейлский лес в Йоркшире, а не более знаменитый Шервудский лес, расположенный в одном дне верховой езды к югу. Во-вторых, по его мнению, «нашим славным королем Эдуардом», упомянутым в «Подвигах Робин Гуда», должен быть Эдуард II (1307- 1327), посетивший эти места вместе со своей свитой в конце 1323 года. В течение этого времени он в основном охотился на оленей в королевских угодьях и постепенно достиг Ноттингема в середине ноября. Однако Хантер пошел еще дальше и открыл новую линию исследований благодаря своим прилежным поискам следов Робин Гуда «в нужном месте и в нужное время», сохранившихся в официальных записях.

Поразительно, но Хантеру сопутствовал успех. Вот как он сам говорит об этом, не скрывая своего энтузиазма:

«Немногие этому поверят, но тем не менее мне удалось установить простую и очевидную истину: в документах, сохранившихся в Казначействе, где содержится отчет о расходах при дворе короля, мы обнаруживаем имя «Робин Хоуд», и не однажды, а несколько раз… Вместе с двадцатью восемью другими людьми он получал жалованье 3 пенса в день, как «valet, por-teur de la chambre» («лакей, смотритель королевских покоев»)».

Таким образом, было доказано, что некий Робин являлся членом королевской свиты с марта по ноябрь 1324 года, что замечательным образом совпадало с историей, описанной в «Подвигах Робин Гуда», где Робин получил прощение короля Эдуарда за незаконную охоту на оленей в королевских лесах, а затем в течение года находился на службе при дворе. Последний раз Робин Хоуд получал жалование от Эдуарда И 22 ноября 1324 года - незадолго до возвращения в свои любимые леса, если Хантер был прав.

Хантер попытался обнаружить более ранние следы Робин Гуда и нашел возможного кандидата в лице Роберта Худа с женой Мартой, жившего в Уэйкфилде лишь в 10 милях от Барнсдейла в 131 б-1317 годах. Находка выглядела многообещающей, но не было прямых доказательств, что этот Роберт Худ был разбойником. В поисках причин, заставивших его выйти на большую дорогу, Хантер обратился к национальному кризису: мятежу Томаса, графа Ланкастерского, против Эдуарда II, случившемуся в марте 1322 года. Граф собирался объединить свои силы с Робертом Брюсом из Шотландии, но его армия была перехвачена в 30 милях к северу от Барнсдейла. Отряды Ланкастера были рассеяны и отступили в полном беспорядке под градом стрел. Сам граф был приговорен к смерти после недолгого суда и обезглавлен перед своим замком в Понтефракте на окраине Барнсдейла. Многие из его сторонников были объявлены вне закона и бежали в леса, спасая свою жизнь. В 1323 году Эдуард II столкнулся с возможностью гражданской войны с другими мятежными баронами и в апреле того же года отправился на север за поддержкой. Одним из его тактических приемов было прощение для оставшихся в живых сторонников Ланкастера; в таком случае, что могло быть естественнее, чем встреча с изгнанником Робин Гудом в глубине Барнсдейлской чащи и привлечение его на сторону короля? Нам достоверно известно, что, когда Эдуард II прибыл в Ноттингем из Ланкашира в ноябре 1323 года после долгого путешествия, его сопровождало много прощенных мятежников.

Впоследствии историки пытались конкретизировать гипотезу Хантера, исследуя возможных кандидатов на роль других персонажей «Подвигов Робин Гуда», живших в 1320-е годы. Им удалось найти несколько имен, таких, как Ричард де ла Ли, который был приходским священником в Аркси поблизости от Донкастера, и Роджера Донкастерского, сластолюбивого капеллана, хотя ни один из этих персонажей не был рыцарем. Однако эти находки, интересные сами по себе, мало что могли добавить к первоначальным соображениям Хантера. К сожалению, в «Подвигах Робин Гуда» не упоминается о шерифе из Ноттингема, поэтому здесь он не может быть полезен.

В 1989 году профессор Холт, критик Уильяма Стакли, провел обзор документальных свидетельств, доступных в настоящее время, и не обнаружил ничего, что могло бы укрепить аргументы Хантера. Во-первых, он указывает, что ни одного Худа не появляется в списке из шестидесяти обитателей манора Уэйкфилд, чьи земли были конфискованы, потому что они поддержали мятеж Ланкастера. Некоторые из них были захудалыми землевладельцами, если судить по стоимости их земель, поэтому либо Робин Худ из Уэйкфилда был еще менее значительной личностью, либо он не присоединился к мятежникам или же по какой-то неизвестной причине не попал в список. В любом случае ничто не свидетельствует о том что он стал разбойником.

Во-вторых, из фрагмента более ранней расходной книги королевского двора, так плохо сохранившегося, что его можно прочесть лишь при ультрафиолетовом свете, явствует, что Робину Хоуду выплатили месячное жалованье 27 июня 1323 года. Таким образом, он находился на королевской службе еще до того, как король прибыл в замок Ноттингем из Ланкашира в конце своего путешествия по Северной Англии. Идея о более ранней встрече между Робином и королем не относится к разряду невозможных, так как Эдуард на самом деле посещал Ноттингем еще в марте, хотя и на очень короткое время. Однако эта встреча нарушила бы сходство с историей из «Подвигов Робин Гуда», где памятная встреча происходит после расследования случаев браконьерства в королевских угодьях в Ланкашире осенью 1323 года.

И наконец, остается вопрос о причинах, заставивших Робина Хоуда покинуть королевскую службу в ноябре 1324 года. Судя по записи, он каким-то образом оказался нетрудоспособен: «Робину Хоуду, ранее одному из слуг, выдать 5 шиллингов по приказу короля, так как он больше не может работать». Если следовать наиболее очевидной интерпретации этой фразы, создается впечатление, что Робин Хоуд был физически не в состоянии выполнять свои обязанности, поэтому его уволили. Это совсем не похоже на энергичного разбойника из «Подвигов Робин Гуда», оставившего королевскую службу по собственному желанию, чтобы провести еще двадцать два года в лесах, прежде чем умереть не от болезни, а от измены. В поэме ясно сказано, что Робину было одиноко при дворе; он скучал по дому и даже прибег к мошенничеству, симулировав бессонницу и потерю аппетита, чтобы вернуться в свои вольные леса.

Главная слабость теории Хантера, не устраненная после ста лет кропотливых изысканий, заключается в том, что между королевским слугой Робином Хоудом и Робертом Худом из Уэйкфилда не прослеживается никакой связи. Худ - не такая уж редкая фамилия (еще одного из слуг Эдуарда II звали Саймоном Худом), и нет никаких доказательств того, что Роберт из Уэйкфилда или Робин-слуга впоследствии стали разбойниками.

Теория Хантера с самого начала обнаружила свои недостатки, что вдохновило исследователей, пытавшихся разработать совершенно иной подход к проблеме Робин Гуда. В своей статье о Робин Гуде в «Национальном биографическом словаре» сэр Сидней Ли пришел к выводу, что «хотя аргументы в пользу исторического существования Робин Гуда очень пространны, они не выдерживают научной критики». Убежденный в том, что Робин Гуд никогда не существовал на самом деле, он выдвинул гипотезу о мифическом происхождении нашего героя:

«Однако вряд ли можно сомневаться в том, что, как и в похожем случае с Рори-из-Холмов в Ирландии, имя первоначально принадлежало мифическому лесному эльфу, занимавшему видное место в английском и шотландском фольклоре. Впоследствии английские сочинители баллад и рассказчики историй применили его… к какому-то разбойнику, который устроил свой дом в лесах или на болоте, достиг превосходного мастерства в стрельбе из лука, отвергал суровые законы о пользовании лесными угодьями и тем самым снискал расположение у простонародья».

Далее он предполагает, что «по своему происхождению это имя, вероятно, было вариантом «Ходекина», который представляет собой титул лесного духа или эльфа в тевтонском фольклоре». Однако историки в целом сходятся на том, что первоначальным значением слова «худ» было просто «hood» (в смысле капюшон) и нет никакой необходимости обращаться к немецкому фольклору, чтобы объяснить происхождение совершенно обычного английского слова. Они также не смогли обнаружить следы лесного эльфа-лучника в английской мифологии и полагают, что связь между Робин Гудом и фольклорными историями появилась в XVI веке, когда образ народного героя начал использоваться в карнавальных шествиях во время праздника Майского Дня 23.

Египтолог Маргарет Мюррей пошла еще дальше в своей интерпретации Робин Гуда. В своем основополагающем труде «Бог колдуний», опубликованном в 1931 году, она утверждала, что Робин Гуд был «божеством старинной религии». По ее мнению, Робин и его двенадцать разбойников были подобны «Великому Мастеру и его колдовскому кругу», что они носили «зеленое платье эльфов», были настроены против церкви и, наконец, что имя Робин «было простонародной кличкой дьявола». К сожалению, все это совершенно безосновательно: в ранних источниках говорится о семидесяти разбойниках в отряде Робина, а в средневековых судебных процессах над ведьмами дьявола не называют Робином и не упоминают о людях, одетых в зеленое.

Наиболее известным из современных историков, интересующихся проблемой происхождения Робин Гуда, несомненно, является сэр Джеймс Холт, дотошно исследовавший опубликованные архивы средневековой Англии в поисках неуловимого героя. Как мы уже видели, его не убедила теория Хантера о Робине Хоуде, слуге короля, и Роберте Худе из Уэйкфилда, согласно которой основные события, связанные с именем Робин Гуда, разворачивались в 1320-х годах. Он предпочитает рассматривать Робин Гуда как исторический персонаж XIII века. Таким образом, поэма «Подвиги Робин Гуда» не является для Холта первичным источником и может содержать более поздние дополнения, полученные в процессе «перекрестного опыления» с другими героическими сказаниями. В частности, ему пришлось отказаться от мнения, что короля из поэмы о Робин Гуде звали Эдуардом, поскольку ни один из королей, носивших это имя, не правил в рассматриваемый период времени.

Стивен Найт, профессор английского языка из университета Южного Уэльса, в определенной степени поддержал осторожное отношение Холта к «Подвигам Робин Гуда». Он тщательно изучил язык поэмы и пришел к выводу, что традиционная дата ее создания слишком ранняя; лучше будет датировать ее 1450 годом. В таком случае король Эдуард может оказаться чуждым элементом, внесенным в повествование создателем поэмы, поскольку король Эдуард IV (правил с 1461 по 1483 год) был одновременно красив («приятен лицом») и проводил много времени на севере Англии.

Выдвигая своего кандидата на роль исторического Робин Гуда, Холт в первую очередь утверждает, что, хотя наиболее ранние исторические источники не дают точной датировки - Девинтон помещает его в период 1283-1285 гг., а Боуэр в 1266 год, - они сходятся на том, что дело происходило в XIII веке. Во-вторых, изучение сохранившихся записей XIII века, выполненное Холтом и другими авторами, позволило выявить нескольких людей с фамилиями Робинход, Робинхолд, Робхуд и даже Ребхуд. Некоторые из них попросту были названы в честь своих отцов, например Кэтрин Робинход, дочь Роберта Худа из Лондона. Но для английских фамилий необычно словообразование в результате сочетания имени и фамилии. Большинство этих людей известно потому, что у них были какие-либо неприятности с законом, на основании чего Холд приходит к выводу, что «Робинхуд» некогда было распространенным прозвищем для преступников.

Наибольший интерес, с точки зрения Холта, вызывает одно из ранних дел, связанное с человеком по имени «Уильям, сын Роберта Лефевра, родом из Инбурна в графстве Беркшир неподалеку от Темзы». Уильяма обвиняли в том, что он входил в шайку преступников, совершившую ряд грабежей. Уильям и другие бежали от правосудия и были объявлены вне закона в 1261 году, согласно постановлению местного суда в Ридинге. В канун Пасхи 1262 года мы снова встречаем упоминание о нем, на этот раз в королевском документе о конфискации его земель, но теперь его называют «Уильямом Робхудом, изгнанником». С точки зрения Холта, один из писцов изменил имя Уильяма и наделил его этим прозвищем:

«Дело в том, что Уильям был сыном некоего Роберта и членом шайки разбойников, преследуемой за грабежи на большой дороге. Поэтому он стал «Уильямом Робхудом» 24. Отсюда следует, что человек, изменивший его имя, знал о легенде. Таким образом, наиболее раннее упоминание о Робин Гуде встречается не в 1377-м, а в 1261 - 1262 гг., что с любой точки зрения является огромным преимуществом».

Далее Холт предлагает фигуру первоначального Робин Гуда. Это был йоркширец по имени Роберт Ход, зарегистрированный на выездной сессии суда в Йорке в 1225-1227 годах как бежавший от правосудия и, следовательно, находящийся вне закона. В записях от 1226 года он проходит под прозвищем «Хоббеход»; к сожалению, смысл этого прозвища не известен. Мы больше ничего не знаем об этом Роберте Ходе, но Холт указывает: «Он был объявлен вне закона. Это единственный из всех до сих пор обнаруженных прототипов Робин Гуда, который действительно мог стать разбойником с большой дороги».

Этот Робин Гуд жил несколько раньше, чем предполагается в наиболее ранних исторических источниках, но, если бы он жил позже, о нем вообще не стоило бы говорить. Не удивительно, что у теории Холта нашлись критики, в особенности профессор Найт, который избрал решительно скептический подход к любым попыткам найти Робин Гуда. С точки зрения Найта, «Уильям Робхуд» представляет собой обычную ошибку в написании имени: «Его должны были записать как Уильяма Роберта, что было наиболее распространенным способом записи имен, принятым в то время». Такое утверждение выглядит слишком категорично, но, разумеется, мы не можем исключить ошибку переписчика, написавшего «Робхуд» вместо «Роберт». Найт также считает Роберта Хода из Йоркшира довольно призрачным кандидатом на роль Робин Гуда: он действительно был объявлен вне закона, но больше о нем ничего не известно.

Каков же будет окончательный вердикт по отношению к Робин Гуду? Было бы ошибкой рассматривать его как полностью вымышленный фольклорный персонаж, поскольку в ранних историях отсутствуют мифические элементы, такие, как схватки с великанами или встречи с волшебниками. Гипотеза Хантера о слуге Робине Хоуде или Роберте Худе из Уэйкфилда имеет право на существование, но вряд ли убедительна, да и в любом случае мы не знаем, был ли кто-нибудь из них разбойником. Предположение Холта выглядит более правдоподобно с учетом дат, приведенных в наиболее ранних хрониках. Хотя «Уильям Робхуд» может быть прозвищем, этот вопрос остается открытым для обсуждения.

Существует также возможность, не исследованная Холтом, что Робинхуды, которых ему удалось обнаружить в конце XII века, могли пользоваться этим наименованием в качестве фамилии, поскольку фамилии в современном понимании этого слова как раз начали появляться в то время. Они могли начинать как Худы, но потом стали Робинхудами в попытке заявить свои права на родство со знаменитым разбойником. Такое присвоение известных фамилий было широко распространено в средние века, прежде чем фамилии стали более жестко определяться. При этом отпадает необходимость в доказательстве преступной деятельности всех носивших фамилию «Робинхуд» или варианты этой фамилии. Явная слабость теории Холта заключается в том, что несколько людей, носивших эту фамилию (включая Кэтрин Робинхуд из Лондона), не имели никаких связей с преступным миром. Скорее, мы столкнулись с интригующей возможностью, что в конце XIII века был целый ряд людей, которые - обоснованно или необоснованно - объявляли себя потомками или родственниками Робин Гуда.

Это соображение укрепляет аргументы Холта, датирующего деятельность Робин Гуда периодом до 1262 года, когда впервые появляются записи об Уильяме Робхуде. Однако кандидат Холта, Роберт Ход из Йоркшира, не предстает перед нами в качестве живого прототипа фигуры Робин Гуда; о нем известно так мало, что мы просто не можем судить с уверенностью.

История вряд ли закончится на этом, так как в английских архивах остаются тысячи средневековых документов, где еще возможно найти определенные ссылки на Робин Гуда; нельзя исключать и того, что когда-нибудь отыщется экземпляр «стихов о Робин Гуде», о которых упоминает священник из поэмы Лэнгленда.

Почти все знакомы с образом Дракулы по кинофильмам, где он предстает в облике лощеного, но зловещего графа из Трансильвании в элегантном вечернем костюме и плаще, который при удобном случае сбрасывает свою маскировку и вонзает ужасные клыки в шею очередной невинной жертвы. Образ графа-вампира, созданный ирландским писателем Брэмом Стокером, существует уже больше века, однако, судя по всему, не теряет популярности. Но Стокер не высосал Дракулу из пальца, поскольку историки отождествляют графа-вампира с реальной личностью, а вампиризм как явление имеет документальные подтверждения в древности и в настоящее время. Наиболее известная массовая вспышка вампиризма произошла в Польше и России в 1693 году. Согласно французской газете «Меркюр Талант», выходившей в то время, для всех пострадавших от этого события оно было чудовищным испытанием:

«Они появлялись от полудня до полуночи и приходили высасывать кровь живых людей и животных в таком великом изобилии, что иногда она текла у них из носа и из ушей, а иногда тело просто плавало в крови, вылившейся в гроб. Говорят, что вампир испытывает некий голод, заставляющий его поедать одежду, которую он находит поблизости. Этот вампир или демон в плотском обличий выходит из гроба и бродит по ночам, набрасываясь на своих бывших друзей и родственников и высасывая их кровь, пока они не ослабевают и их силы не истощаются, что обычно приводит к смерти. Нападения не прекращаются… если не отрубить вампиру голову или не вскрыть его тело. Обычно тела находят в гробах обмякшими, раздутыми и покрасневшими, даже если человек уже давно умер. Если отсечь голову или разрубить труп, из тела выливается огромное количество крови».

Вампиры определенно не являются «фирменным продуктом» XVII века, поскольку вера в живых мертвецов, охотившихся на людей, пользовалась очень широким распространением во все времена и во всех пространствах. Существуют современные, средневековые, античные греческие и римские, вавилонские и иудейские записи о случаях вампиризма. В древнем Вавилоне вампиры были известны под названием экимму и, очевидно, обозначали людей, умерших дурной смертью и восставших из могил, чтобы пожирать плоть и высасывать кровь у живых. Согласно иудейской традиции, первая женщина на Земле на самом деле была вампиром. Женой Адама до сотворения Евы была Лилит, оказавшаяся для него слишком своевольной и независимой супругой. После спора относительно их половой жизни Лилит улетела на Красное море и связалась с шайкой демонов. Несмотря на вмешательство депутации ангелов, Лилит так и не вернулась и сама стала демоном, охотящимся на детей, соблазняющим мужчин во сне, а затем высасывающим их кровь.

Наиболее известные античные записи о вампирах принадлежат греческому автору Филострату в его книге «Жизнеописание философа Аполлония из Тианы». Один из бедных, но достойных учеников Аполлония, привлекательный юноша Менипп, был околдован богатой и прекрасной дамой, желавшей выйти за него замуж. Заподозрив неладное, Аполлоний явился в день свадьбы и разоблачил женщину-вампира, вынудив ее признать, что она «тешила Мениппа удовольствиями, прежде чем пожрать его тело, ибо у нее в обычае было кормиться молодыми и красивыми юношами, потому что их кровь чиста и сильна».

Вампиры известны также в фольклоре и легендах Африки, Ближнего Востока, Австралии, Восточной Азии, Северной и Южной Америки и, разумеется, европейских стран, где они чаще всего встречаются в Греции и на Балканах. В Индии похожих на летучих мышей байталов страшились как нечистых духов, которые завладевали телами умерших и реанимировали их. В сельской Греции вурдалаки представляли собой угрозу еще в XX веке, показываясь почти сразу же после своей физической смерти и наводя ужас на местных крестьян. В Румынии, согласно народной традиции, «вампиров когда-то было не меньше, чем травы на лугу или ягод в корзине, и они никогда не успокаивались, а бродили по ночам среди людей».

Эти свидетельства так весомы, что нам волей-неволей приходится искать объяснения столь глубокой и широко распространенной веры в вампиров.

Почему считалось, что люди могут превращаться в вампиров? В народных преданиях и исторических записях называется целый ряд причин, начиная от неполного захоронения и внезапной смерти тех, кто умер проклятым, некрещеным или отлученным от церкви, и заканчивая кошкой, которая проходила рядом с покойником, ожидавшим захоронения.

Естественно, люди изобретали разные способы для того, чтобы остановить вампиров. Наиболее надежным способом считалось хоронить потенциальных кандидатов таким образом, чтобы они не могли выбраться из могил. Их хоронили в болотах, под кучами камней, вверх ногами, пригвождали к гробу или к земле в могиле, обвешивали тяжелыми предметами. Им клали в рот камешки, глиняные черепки или монеты, чтобы они могли пососать что-нибудь безобидное, либо накрепко зашивали им рот.

Если вампир уже бродил по ночам и угрожал живущим, его можно было усмирить, пронзив остро заточенным деревянным колом, отрубив голову, уничтожив сердце или ввергнув в огонь. Одна ведьма, наводившая страх на жителей Германии в 1345 году, оказалась особенно крепким орешком. Она бродила по ночам в облике маленького животного; однажды ее поймали и бросили в канаву. Это лишь ухудшило положение, так как рассерженная ведьма причинила куда больше бед в облике огромного уродливого чудовища. Следующим шагом была эксгумация ее тела, на котором, как и опасались местные крестьяне, обнаружились явные признаки вампиризма. Они вбили ей в грудь осиновый кол и снова похоронили, радуясь избавлению от ужасов. Но даже это не принесло облегчения, и ведьма-вампир возобновила свои ночные прогулки: на этот раз она пользовалась осиновым колом как оружием против своих жертв. Ее пришлось выкопать снова и сжечь останки дотла. Это наконец сработало, и больше ее никогда не видели.

Мы можем смело отказаться от идеи, что вампиры действительно были неупокоенными мертвецами, восстававшими из могил, чтобы устраивать пиршества из крови живых людей.

Историки и фольклористы предложили ряд теорий в попытке найти удовлетворительное рациональное объяснение. Одно из самых старых гласит, что вампиры на самом деле были людьми, похороненными заживо. Такие случаи действительно происходили, и раскопки человека, отчаянно пытавшегося выбраться из гроба, должны были производить неизгладимое впечатление на свидетелей. Однако могилы большинства вампиров раскапывались спустя долгое время после их похорон, и ни в одной из них не было обнаружено следов, которые неизбежно остались, если бы «покойник» попытался выбраться из могилы. Эта теория больше связана со страхом оказаться похороненным заживо, популярным среди романистов XIII-XIX веков, чем с народными верованиями.

Другие полагали, что вампиризм на самом деле является болезнью. Наиболее популярным объяснением является порфирия, больные которой обладают повышенной чувствительностью к свету и в наши дни лечатся с помощью экстрактов крови. Эта теория не лишена медицинского основания, и в 1970-х годах одна безответственная радиопередача (в которой принимали участие и врачи) вызвала огромную тревогу у людей, страдающих этим заболеванием, которые боялись, что теперь они подвергнутся гонениям со стороны окружающих.

Гораздо более разумная теория была предложена историком культуры Полом Барбером в его книге «Вампиры, смерть и похороны» (1988). Опираясь на открытия патологоанатомов, он доказывает, что многие признаки, использовавшиеся для определения вампиров, такие, как покраснение лица, отсутствие трупного окоченения и рост волос и ногтей после смерти, можно объяснить совершенно естественными изменениями, происходящими в организме после смерти (кровь становится темнее, когда в ней истощается запас кислорода, внутренние органы разлагаются, высвобождая газы, которые раздувают тело, трупное окоченение проходит довольно быстро, а впечатление роста волос и ногтей на самом деле создается из-за съеживания кожи). До развития патологоанатомии, по мнению Барбера, наиболее очевидным способом интерпретации этих изменений было предположение, что человек неким образом остается в живых.

Хотя многое из сказанного Барбером помогает понять причины широкого распространения веры в вампиров, это не объясняет, почему отдельные люди все-таки считались вампирами. Барбер указывает, что наиболее вероятными кандидатами на роль вампиров считались жертвы убийств, самоубийцы и умершие от чумы. С его точки зрения, людей из этих трех категорий обычно хоронили в большой спешке, а затем их трупы выкапывались собаками или другими пожирателями падали, что приводило к поверьям о вампирах. Такое объяснение выглядит правдоподобно для жертв чумы, но убитых и самоубийц часто хоронили в таких же глубоких могилах, как и тех, чья смерть ожидалась заранее (хотя в христианских общинах самоубийц запрещается хоронить в освященной земле). Нет веских оснований полагать, что их могилы привлекали к себе какое-то особенное внимание.

Здесь нам нужно вернуться к вере в сверхъестественное. Люди, умиравшие «дурной» смертью - помимо чумы, убийства и самоубийства таковой считалась смерть при родах, вдалеке от дома или в результате колдовства, - считались теми, кто скорее всего не будет спокойно лежать в своих могилах и, возможно, возродится в облике вампира. Поэтому к ним существовало особое отношение. К примеру, в Британии самоубийц обычно хоронили на перекрестках дорог, начиная с XV века и далее, пока парламент не запретил это делать специальным законодательным актом от 1823 года. Было принято считать, что перекресток дорог образует знак креста, который отгоняет дьявола. Однако за пределами христианского мира такие захоронения получали другое объяснение (к примеру, об одном из них говорится в труде «Законы» великого греческого философа Платона). Согласно этому объяснению, перекресток дорог был местом, где встречаются границы, поэтому самоубийц, так сказать, хоронили в «ничейной земле». Если они восставали из мертвых и пытались терроризировать своих бывших соседей, то неизбежно путались в разных направлениях.

Тела самоубийц также часто пригвождались к земле или обвешивались грузами, что имеет мало общего с официальной христианской верой и гораздо лучше сочетается с обычными предрассудками. Люди испытывали вполне реальный страх перед воскрешением мертвецов в облике вампиров, поэтому рационалистические взгляды Барбера не могут дать полное объяснение.

Вампиры достаточно реальны, по крайней мере в фольклорных верованиях, но как насчет самого графа Дракулы? Есть все основания полагать, что прототипом героя Брэма Стокера послужил реальный исторический персонаж - Влад Цепеш, правитель Валахии (современная Румыния) в середине XV века.

Граф Дракула принадлежал к одному из старинных родов Трансильвании. Его отца тоже звали Владом, а прозвище «Цепеш» (от румынского «цепа» - кол) он заслужил своим чудовищным поведением. Дракула родился в Трансильвании в 1431 году и стал наследником соседнего княжества Валахия в 1437 году, после того как его отец изгнал предыдущего правителя. Но над Балканами нависала огромная угрожающая тень в виде Оттоманской империи, основанной турками-магометанами, которые захватили Сербию и Болгарию и завершали покорение Греции. Валахия превратилась в стратегическое пограничное государство между Оттоманской империей и основным центром христианской власти в Венгрии на севере. Чтобы заручиться лояльностью валахских господарей, турецкий султан взял в заложники маленького Влада и его брата Раду в 1442 году. Тем не менее валахи предприняли ряд небольших военных кампаний против турок и сумели добиться некоторого успеха, но вскоре старший Влад погиб, поссорившись со своими союзниками венграми.

Сбежав из плена, Влад взялся за нелегкую задачу по возвращению отцовского трона, теперь занятого отдаленным родственником. Его усилия наконец принесли плоды в 1456 году, когда ненавистный соперник был убит, а он сам стал князем (господарем) Валахии. Подданные Влада вскоре обнаружили, что их новый правитель намерен сокрушить любую оппозицию. Созвав местных вельмож, Влад якобы спросил их: «Скольких правителей довелось пережить каждому из них?» Те с насмешкой давали разные ответы, обычно от «десяти» до «тридцати». Было совершенно ясно, какого низкого мнения они придерживаются о своих постоянно меняющихся господарях. Влад не замедлил обнаружить свои намерения. Вооруженные стражники вошли в зал, схватили 500 вельмож и вывели их наружу, где они были насажены на заостренные колья вместе со своими женами и слугами и преданы мучительной смерти.

Влад прославился своей жестокостью, когда обратился против своей родины Трансильвании из-за ее экономического контроля над Валахией. Посчитав, что немецкие торговцы, которые заправляли делами в Трансильвании, обманывают его и получают нечестную прибыль, он провел серию карательных рейдов на главные города Трансильвании в период с 1457 по 1460 год. При этом погибло огромное количество мужчин, женщин и детей, замученных и посаженных на колья. Более того, Влад не скрывал своего наслаждения этими ужасами. Согласно одному германскому памфлету, напечатанному в 1499 году, он превосходно себя чувствовал, наблюдая за смертными судорогами своих жертв в городке Брасов:

«Всех, кто был взят в плен, мужчин и женщин, молодых и старых он посадил на колья на холме у часовни и вокруг холма, а сам уселся обедать за столом и таким образом приятно проводил время».

Эти германские хроники об ужасах правления Влада Цепеша начались с его восхождения на трон и продолжались после его смерти, создав ему репутацию кровожадного тирана. Они даже дали толчок книгопечатной индустрии, только начинавшей набирать обороты в Европе, так как памфлеты, расписывавшие его злодеяния, стали одними из первых бестселлеров.

Румыны всегда предпочитали вспоминать о Владе как о патриоте, сражавшемся с турками, хотя здесь тоже одним из его главным орудий был террор. К 1461 году стало ясно, что между Валахией и Оттоманской империей назревает война. Влад сам провоцировал ее, прославившись приемом турецких послов в новом дворце в своей столице Тырговиште. Для начала он потребовал, чтобы они сняли свои тюрбаны в его присутствии. Это едва ли можно объяснить незнанием турецких обычаев, так как он долгое время жил у турок в качестве заложника. Послы резонно ответили: «Таков обычай нашей страны, господин». «Тогда я хочу укрепить ваши законы», - язвительно ответил Влад и приказал прибить тюрбаны к головам послов железными гвоздями. Затем он позволил им уйти со следующим посланием для султана: «Идите и скажите своему хозяину, что, хотя он привык терпеть такой позор, мы терпеть не станем. Пусть навязывает свои обычаи другим правителям, которые их не желают, но пусть делает это на своей земле».

Реакция султана была легко предсказуемой. Для начала он решил подослать к Владу убийц, но тот раскрыл заговор и, без сомнения, получил огромное удовольствие, пытая захваченных пленников. Влад напал на турок, вторгшись в Болгарию, где убил десятки тысяч человек гражданского населения, а также захватил огромное количество пленных. Летом 1462 года турецкая армия вступила в пределы Валахии. Многократно уступая противнику в численности, Влад отступил перед ним, но при этом он жег и опустошал все на своем пути, чтобы лишить турок возможности пополнять свои припасы, а также начал партизанскую кампанию. Главная битва была яростной ночной атакой, почти остановившей продвижение турок, но при этом валахи тоже понесли тяжелые потери. Турки неуклонно приближались к Тырговиште, который был разграблен и сожжен прежде, чем они успели войти в город. На своем пути турецкая армия вступила в узкое ущелье, где столкнулась с чудовищным зрелищем - лесом кольев с насаженными на них гниющими телами общим числом около 20 000. Это были пленники, захваченные Владом в прошлом году. На самых высоких кольях находились тела двух неудачливых убийц. Даже самые суровые воины в турецкой армии были потрясены этой вакханалией жестокости; султан повернул обратно и начал долгий путь домой.

Однако этот триумф положил конец успехам Влада. Перед отступлением султан посадил на трон Раду, его брата и соперника. Вскоре Раду заручился поддержкой у аристократов, которые не могли простить Владу убийства своих собратьев, в то время как армия Дракулы растаяла, как только исчезла объединяющая людей угроза турецкого вторжения. Влад бежал в Венгрию, где был схвачен и брошен в тюрьму по ложному обвинению, основанному на фальшивых письмах, выставлявших его союзником турок. После двенадцати лет заключения и смерти Раду Влад согласился считать себя венгерским подданным, перешел из православия в католичество и женился на венгерской княжне. При содействии венгров и своего двоюродного брата, принца Стефана из Молдавии, Влад снова вступил на трон в 1476 году, но оказался в смертельной опасности сразу же после ухода иностранных армий. В последней битве с валахскими вельможами, получившими поддержку турок, Влад сам был насажен на копье. Турки отрубили ему голову и доставили ее султану, где она была выставлена на всеобщее обозрение как доказательство того, что смертельный враг Оттоманской империи наконец-то повержен в прах.

Но какими бы чудовищными ни были деяния Влада Цепеша, при чем тут связь с вампирами? Влад был сыном Влада Дракулы. Фамилия «Дракул» имеет двойное значение: «дракон» и «дьявол». Официальным вариантом скорее всего был «дракон», поскольку старший Влад вступил в орден Дракона в 1431 году и стал членом тайной организации, направлявшей свои усилия на борьбу с турками. Впоследствии Влад Дракула чеканил монету с символом дракона и воевал под знаменем с изображением дракона. Можно не сомневаться, что альтернативное значение его фамилии - «дьявол» - было весьма распространенным, так как его правление основывалось на страхе.

«Дракула» буквально означает «сын дьявола», и Влад Цепеш неоднократно расписывался «Дракула» на официальных документах. Может быть, ему нравилась идея, что его считают сыном дьявола; во всяком случае турецкие послы согласились бы с таким определением. Сходные мысли, должно быть, приходили на ум придворному поэту Михелю Бехейму в 1453 году, когда он сочинял эпическую поэму, озаглавленную «История о кровавом безумце по имени Дракула из Валахии». По-видимому, поэма пришлась по вкусу хозяину Бехейма, императору Фредерику III, поскольку она в нескольких случаях была прочитана перед знатными гостями. Историки Реймонд Макнелли и Раду Флореску, уделившие наиболее пристальное внимание истории Дракулы, также отмечают, что он был вампиром в широком смысле слова, так как неоднократно обмакивал хлеб в кровь своих жертв, предаваясь любимым забавам.

Образ Влада Дракулы вызывает в современной Румынии смешанные чувства. Он пользовался огромным восхищением Николае Чаушеску, румынского диктатора, казненного после падения его режима в 1989 году. В 1976 году 500-летний юбилей смерти Влада Дракулы был отмечен съемками фильма, картинами, новеллами, публичным чтением выдержек из исторических хроник и даже памятной почтовой маркой. В последние несколько лет вокруг имени Дракулы образовалась Целая туристическая индустрия, хотя не все румыны приветствуют это эксцентричное начинание. В 1993 году некий гражданин, объявивший себя последним потомком Влада Дракулы, предъявил судебный иск кинокомпании «Коламбия Пикчерс» за опорочивание чести и достоинства его предполагаемого предка в фильме Фрэнсиса Форда Копполы «Дракула» по мотивам романа Брэма Стокера. Калифорнийский суд, без сомнения, испытал облегчение оттого, что ему не пришлось выносить свой вердикт по вопросу о репутации Влада Дракулы, так как заявитель отозвал свой иск.

Вампиры определенно существовали в прочно укоренившихся верованиях различных народов, связанных с мертвецами и похоронными обрядами. Дракула не был вампиром в народной традиции, но нам не приходится сомневаться в его кровожадности.

Примечания:

2

Платон. «Критий», 114d. Пер. С. С. Арановича.

23

Майский День празднуется 1 мая по новому стилю и имеет корни в шабаше на Лысой горе - своеобразном ведьминском сборище. (Прим. ред.)

24

От английского глагола rob - «грабить», «красть». (Прим. пер.)