• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

– Ну, и что вы от меня хотите, многоуважаемая госпожа Останцони? – спросил седой доктор в дорогом костюме, с небрежно повязанным галстуком.

– Как что, уважаемый доктор, как что?! Я плачу немыслимые деньги за прием вам как мировому светилу в области психологи и психиатрии и, конечно, хочу результата! Я хочу, в конечном итоге, чтобы мой муж стал как все, то есть выздоровел.

– Ну, хорошо, вы, безусловно, правы, за хорошие деньги должно быть предоставлено и хорошее обслуживание. Итак, дорогая госпожа Останцони, когда это началось?

– Да все это, дорогой светило, началось очень давно, лет тридцать назад.

– Значит, давно, и болезнь имеет вялый, затяжной характер, а значит, и лечение будет долгим, а значит, оно вам обойдется в значительную сумму.

- Это меня не пугает! – решительно ответила порядком встревоженная женщина. – Для моего ненормального мужа мне ничего не жалко. Так хочется нормальных взаимоотношений, вечерних прогулок, воскресных обедов, нормальных уикендов и, конечно, человеческих отпусков!

– Расскажите, с чего все началось и что имеет место на текущий момент.

– Да это все не просто обьяснить, но я постараюсь. И госпожа Останцони принялась за свое повествование. – Тридцать лет назад мой муж (тогда еще будущий) был приличным клерком в одной нефтяной компании, неплохо зарабатывал, хорошо выглядел, слушал джаз и поп и покорил меня почти сразу. Но ему в руки попалась какая-то ужасная книжка по магии. И он изменился, да так, что ушел с работы, объявив, что не намерен больше участвовать в издевательствах над землей. Нефть объявил кровью земли, а руководство компании обвинил в кровосостве. И пошел работать простым водителем тяжелогрузного автомобиля.

Однажды ушел и оттуда, мотивировав свой уход тем, что своей многотонной громадиной он ездит по нервам земли, дороги он объявил этими самыми нервами. Вот именно тогда мы первый раз обратились к психиатру. Конечно, он не считал себя больным и к психиатру пошел только для того, чтобы меня успокоить. Ему выписали какое-то огромное количество лекарств. К моему удивлению, он принимал их безропотно. Но его состояние стало ухудшаться, и ему предложили пройти курс стационарного лечения. После первого трехмесячного заключения в особой больнице… Ну, вы понимаете, о чем я говорю… Светило кивнул головой в знак согласия. – … он вышел таким счастливым, – продолжила г. Останцони свое повествование, – и заявил, что он какая-то Заратустра.

– Какой-то, – поправил врач.

– Его снова поместили в закрытую лечебницу, потому что он стал приставать к незнакомым лицам в общественных местах, обвиняя их во всевозможных духовных несовершенствах. Потом стало еще хуже, он объявил себя Шивой и начал избиение случайных ночных прохожих, так как, по его мнению, так поздно ходят только заядлые грешники. Затем наступил период кажущего выздоровления.

– Как долго длилась ремиссия?

– Я не знаю, как долго длилась ремиссия! – с возмущением ответила женщина. – Только потом его потянуло на женщин. Он объявил, что должен иметь минимум четыре жены, по временам года, и приволок в дом какую-ту старуху лет семидесяти, представив мне ее как великолепную зиму. Что я сделала с этой зимой, вы, конечно, догадались. Потом появилась весна и последовала туда же, то есть за зимой. Дожидаться прихода лета я не стала и отправила его на очередное лечение. Там, в закрытом учреждении, ему сначала казалось, что он стал святым, потом он решил, что стал, а вернее, всегда был закоренелым грешником, и попытался наложить на себя руки. Потом опять настало улучшение.

– Ремиссия, – поправил доктор. – Ну, хорошо, улучшение, – согласился он, поймав на себе возмущенный взгляд посетительницы, которой, вероятно, этот термин не был знаком, и добавил: – А почему вы его не оставили? Ведь жить с сумасшедшим – это надо быть, по меньшей мере, святой.

– Вы так серьезно считаете?– зарделась женщина. – Но знаете, какой он!

– Какой он? – терпеливо переспросил доктор.

Женщина на секунду задумалась и продолжила: – Если не считать его отклонений в психике.

– Отклонений, – повторил доктор, вкладывая в это слово только одному ему понятный смысл. Наверное, он снова намекал на длительность лечения.

– Да, отклонений – повторила женщина, снова зардевшись. – А вы знаете, какой он мужчина…

– А, понятно, – ответил доктор, – за это все что угодно стерпишь.

– Но вы меня не совсем правильно поняли. – Госпожа Останциони окончательно покраснела. – Дело даже не в его мужских качествах. Это трудно описать, да и к чему описывать? Вы можете сами на него взглянуть.

– Любопытно, любопытно, – пробормотал эскулап. – А как сейчас протекает анамнез?

– Что протекает, господин доктор?

– Я хотел сказать, процесс.

– А, процесс! – обрадовалась посетительница. – Сейчас процесс протекает ужасно. Он объявил себя богом, говорит, что сотворил новую галактику, – это для того, чтобы уже с имеющимся Господом Богом нашим, – госпожа Останцони перекрестилась, – не иметь проблем. И мы скоро – я, он и трое наших мальчиков – якобы отправимся туда на постоянное местожительство. Он говорит, что у нас здесь нет перспектив. Мол, Америка зажралась, опустилась и стала мировым полицейским, а место Богу осталось только в сердцах немногих людей. Да и они, по его мнению, очень маленькие. Да, кстати, о мальчиках. Доктор посмотрел на часы и заерзал. – Мои мальчики – это просто чудо. Но у них нет взаимопонимания с их отцом. Они все закончили Кембридж, говорят свободно на французском, знают итальянский. Я уж не говорю о том, как они играют в бейсбол и какие у них девушки! Мальчики у нас, кстати, все погодки.

– На что вы существуете, то есть живете? – поинтересовался доктор у клиентки. Она была очень хорошо одета, в ушах поблескивали бриллиантовые сережки достоинством не в один карат, а на руке был бриллиантовый браслет.

– Вы знаете, у нас нет финансовых проблем! – с чувством глубокого удовлетворения заявила женщина. – Я содержу уже более тридцати лет собачий косметический массажный салон. Муж тоже хорошо зарабатывает. Он содержит студию, фотостудию: делает снимки ауры, выезжает также и на дом, для фотографирования фантомов умерших, иногда охотится за привидениями.

– Все понятно! – констатировал доктор. – Это или вялотекущая шизофрения на фоне мистической паранойи, или вообще черт знает что! Случай, описанный в классической литературе. И знаете, если я его вылечу (а это весьма вероятно, я неоднократно сталкивался с подобным, иногда это называется мистической интоксикацией), то, весьма вероятно, это может отразиться на его бизнесе.

– Это даже желательно, – согласно закивала головой дама, и ее бриллиантовые серьги зазвенели, как бы подтверждая согласие.

– А теперь я бы хотел познакомиться с вашим мужем и назначить ему курс лечения.

– Да-да, я его сейчас позову.

– Дама встала, поправила юбку и характерной походкой женщины, привыкшей ходить на высоких каблуках, элегантно передвигаясь, причем задействовав все мышцы нижней части туловища, вышла, произведя на доктора некоторое впечатление. В кабинет вошел хорошо одетый, подтянутый не на американский лад мужчина. Энергично пожал доктору руку, посмотрел ему в глаза чуть колючим, проникающим взглядом, чему-то своему, сокровенному, улыбнулся, не представился, а тут же взял инициативу в свои руки.

– Дорогой доктор, у нас с вами очень мало времени.

– Да нет же, уважаемый господин Останцони, у нас времени достаточно! Я специально не назначал после вас приемов.

– Вы меня не поняли, – возразил господин Останцони. – У нас действительно мало времени, я имею в виду не сейчас конкретно, а вообще нашу жизнь, если позволите. Дело в том, что вы находитесь в смертельной опасности. Завтра вы будете в Манхеттене в одной из башен-близнецов, там у вас назначена встреча с господином Питцером–младшим, по какому поводу, я говорить не буду, вы сами это хорошо знаете. Дело в том… – Он приблизился к доктору так близко, как позволял ему письменный стол, сделал многозначительную паузу и таинственным голосом сообщил:

– Завтра зданий-близнецов не будет! А это значит, что не будет и вас. А вы мне нужны как светило. Я хочу предложить вам должность планетного логоса в моей недавно созданной галактике. Никто, кроме вас, на эту должность не подойдет. Правда, вам придется сначала поучиться у меня. Но ведь у Бога поучиться не зазорно, даже вам, не правда ли?! И господин Останцони снова внимательно поглядел в глаза доктору. Доктору, светилу с сорокалетним практическим стажем и нобелевскому лауреату, стало нехорошо. Он еще не встречал настолько сильной психически личности. Но после всего услышанного что он мог подумать?!

– Вы о Карловарских грязях ничего не слышали? – спросил доктор господина Останцони почему-то шепотом.

– Здесь все летит к черту, а он мне о грязях! – возмутился искренне посетитель.

– Завтра вас похоронят под обломками левой башни-гиганта – и все! А я вам предлагаю будущее! Вы меня очень интересуете. А в случае, если вы не согласитесь, мне придется договариваться с вашим Богом на ваш перевод. А ведь вы в рай-то, дорогой светило, точно не попадете, а попадете вы прямо на сковородку, а оттуда отпускают с большой неохотой! Так что соглашайтесь! У доктора в глазах промелькнуло что-то вроде недоумения, смешанного с легким страхом. Женщина сидела смирно, наблюдала за их беседой и как бы каждым своим движением лица, рук, тела, положением головы пыталась сказать: «Да посмотрите, он, конечно, сумасшедший, но как он все-таки хорош!»

– Решайтесь! – повторил еще раз посетитель. – Старт сегодня с моей загородной виллы, в 12 часов ночи, с собой только необходимое. Своего любимого кота тоже разрешаю вам взять. «И откуда он знает про мою встречу завтра, про кота и про то, что у меня больше никого нет?!» Не успел доктор про все это подумать, как пациент заговорил металлическим голосом, не терпящим возражения. – Я – белый маг, астральный корректор Америки, отвечающий за благополучие Америки.

«Как президент!» – подумал доктор.

– Как президент, – произнес пациент, – только он видим, а моя работа невидима. Я устал от того, что происходит в этой стране. Завтра меня здесь не будет, поэтому будет плохо! А сейчас я в принципе просто Бог, который еще не приступил к своим обязанностям, потому что надо осуществить еще перелет, а хороший друг мне бы не помешал. Я думаю, вы знаете о внетелесном опыте?

– Да, это распространенный случай в психиатрии.

– Да это не только в вашей психиатрии, это и в магии тоже распространенный опыт. Да вы не бойтесь пары перегрузок при прохождении трехслойной защиты земли. Надеюсь, у вас внедрикаторы работают хорошо?

– Что у меня работает хорошо? – вытаращил глаза доктор.

– Да уже вижу, работают. Все хорошо, все в порядке, так что за перелет не переживайте!

– А я и не переживаю, потому что не верю ни в какие перелеты, кроме предоставляемых авиакомпаниями.

– Возможны некоторые осложнения при выходе из галактики, – как бы не услышав или сделав вид что, не услышал, продолжил посетитель. – Но я вам обещаю минимальные неудобства по сравнению с тем, что вас ожидает завтра. Итак, решайтесь, дорогой эскулап! Разве вечность и блаженство планетарного логоса может сравниться с карьерой психиатра, пусть даже и светила! В 12 часов ночи доктор Фейденберг уже был на загородной вилле Останцони, оправдывая свой визит тем, что надо для точности диагноза понаблюдать анамнез в домашних условиях пациента. Доктора встретила радостная и в то же время слегка встревоженная госпожа Останцони.

– Вы все-таки решились? – спросила она его с очаровательной улыбкой, мило кокетничая.

– Это было нетрудно, – ответил на это любезно профессор. – Во-первых, вы обеспеченные клиенты, на которых я рассчитываю как на будущих постоянных, во-вторых, ваш муж – интересный случай, а в-третьих, вы само очарование. Госпожа Останцони подарила доктору еще одну очаровательную улыбку.

– А вот и вы! – радостно произнес господин Останцони, энергично выбежав навстречу доктору. – Рад, что решились, – добавил он.

– Да я, собственно, только понаблюдать, так сказать, анамнез в домашних условиях.

– Не надо лукавить! – произнес господин Останцони чуть строго. – Вы захватили с собой личные вещи, такие, например, как пара нательного белья, бритва, паста, зубная щетка, томик Зигмунда Фрейда, доставшийся вам по наследству от вашего деда, кстати, ученика того самого Фрейда, уважаемого профессора Юнга.

– Вы просто ясновидящий! – удивился доктор.

– Ну, я же маг, – просто ответил на это г. Останцони. – И не только, не только! Вы, наверное, уже забыли, что я Бог.

– Да как-то, признаться… да я столько раз это слышал в моей практике, что как-то перестал это воспринимать серьезно.

– Время бежит! – предупредил г. Останцони. – А вернее, даже летит. Остается час, я специально назначил встречу пораньше, зная рассеянность и занятость таких знаменитостей, как вы, доктор. Так что прошу за дело! В небольшом, но уютном каминном зале все было накрыто для маленького семейного торжества. Рядом с камином стояло большое, полуприкрытое тяжелой материей зеркало.

– У вас кто-то умер? – поинтересовался доктор.

– Да, умер, а вернее, умерли, – просто, без какой-либо торжественности или натянутости, или трагичности в голосе, присущей обычно такому моменту, ответил г. Останцони. И по его голосу можно было понять, что он не собирается шутить.

– Примите мои соболезнования! - Доктор постарался придать своему голосу траурные нотки.

– Впервые вижу покойника, приносящего соболезнования! – радостно отреагировал странный хозяин. На лице доктора выразилось недоумение. – Вы, вы умерли, дорогой доктор! Ну и я, конечно, – пояснил г. Останцони. – Вернее, еще не совсем, а через какой-нибудь час это случится.

«Маньяк!» – подумал доктор.

– Не маньяк, – произнес г. Останцони.

– Я как-то не могу еще привыкнуть к тому, что вы легко читаете мысли собеседника.

– Не легко, и не всякого, – ответил г. Останцони, – а только того, в ком я лично очень заинтересован. Давайте плотно поужинаем, простимся, так сказать, с миром бренным. Кто знает, когда нам еще удастся сюда попасть!

– Да, идея и в самом деле неплохая! – И доктор ослабил узел туго завязанного галстука. Когда они втроем плотно поели, выпили по бокалу какого-то очень приятного и очень освежающего напитка, доктор спросил: – А, что, госпожа Останцони, вы тоже присоединитесь к нашему вояжу?

– Нет-нет, избави Бог! – ответила она. – У меня обычно в таких полетах немного кружится голова. Это когда я летаю в пределах галактики. А тут такой риск, новая галактика, абсолютно неизвестная! Кто знает, что там может случиться? Мой муж хотя и Бог, но у него постоянная привычка что-то недоделывать.

Он, знаете, всю жизнь был, я бы сказала, немного сюрреалистом, немного эстетом, немного импрессионистом. Вот послушайте: Утро туманное, Холод с окна, Брызги луны на разбитое сердце. Как же ты, матушка, все же права! Как же прекрасна сия голова! Правда, трогательно? Это он мне посвятил к десятой годовщине нашей свадьбы. И она продолжила: – Он всегда был немного растяпой, немного волшебником, сочиняющим сказку жизни.

– Да придурком он был всю жизнь, наш господин Останцони! – произнесла решительно и зло откуда-то взявшаяся гостья, ужасно похожая на госпожу Останцони. – Ему надо было стать гангстером или бизнесменом. Романтично и почетно!

– Да оставь нас в покое, милочка, – чуть с легкой укоризной ответила г. Останцони.

– Это ваша сестра? – поинтересовался доктор.

– Она удивительно похожа на вас! И, чуть привстав, он представился: – Доктор, профессор, член академии…. Договорить ему дама не дала. – Ах, оставьте свое мозгопутство! Тут вам на уши лапшу вешают, а вы рады стараться, все это жрете!

– Прекрати! – попыталась остановить ее г. Останцони.

– Да как я могу прекратить, если мне стыдно смотреть на то, как вы все тут живете? – Сейчас я позову господина Останцони. И ты, милочка, вмиг угомонишься! – пообещала госпожа Останцони.

– Только не это! Я его терпеть не могу. – Вы, наверное, догадались, доктор, что эта зловредная во всех отношениях особа – я сама. Доктор понял только, что у него начала как-то совсем ненавязчиво подъезжать крыша. В это время вошел г. Останцони. От него исходило сияние, нимб вокруг его головы заполнил всю комнату благодатным светом. Госпожа Останцони-2 исчезла в ту же минуту. Но появился еще и другой г. Останцони.

Выглядел он, прямо скажем, неприглядно. Был сухощав, желт, желчен, изо рта торчала противно воняющая сигара. Казалось, ему так и хочется врезать по лицу г. Останцони. – А, общаетесь! – проговорил этот еще один г. Останцони. Он был третий в стремительно размножающейся команде хозяев. На немой вопрос доктора, что все это значит, господин Останцони пояснил: – Все в порядке. Я отправляюсь в другую галактику. А эти два останутся здесь. Кстати, высшая г. Останцони летит с нами. Так что и волки сыты, и овцы целы. – Так есть еще и третья госпожа Останцони? – вымолвил пораженный доктор.

– Это вы, наверное, меня подпоили чем-то наркотическим, – высказал он ужасную догадку, – и у меня все теперь троится, я галлюцинирую. Это, конечно, деллириум.

– Отнюдь, дорогой доктор, это просто другая реальность. Сейчас и вы тоже размножитесь. – Размножаться мне уже поздно! – саркастически ответил доктор.

– Размножаться никогда и никому не поздно! – возразил г. Останцони. И, признаться, в его возражении была доля истины!

– Подходите, дорогой профессор, к зеркалу, – любезно предложил хозяин. И прозвучала эта просьба так, что у доктора не нашлось сил отказаться. Профессор подошел, влекомый некоторой магической силой, и с некоторым любопытством. Зеркало оказалось необычным. Он отразился в нем два раза одновременно. Г. Останцони за спиной доктора придвинул какую-то рамку. И докторов оказалось трое. У одного тоже светился нимб. Второй, тот, который стоял перед зеркалом, остался таким же. И еще появился третий – противный типчик, начавший неприятно вихляться, квакать, строить рожи, и был отвратительным во всех отношениях.

– Вы чего тут все, одурели? Наркоту жрете, черной магией занимаетесь! Мне, человеку с двумя университетскими образованиями, не к лицу такая компания! И он ушел, громко при этом хлопнув дверью. Но что поразило доктора больше всего, так это то, что этот типчик выглядел абсолютной его копией, когда не кривлялся, конечно.

– Вы готовы в полет? – обратился высший г. Останцони к высшему доктору.

– Да, готов! – ответил доктор с нимбом на голове.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал привычный нам доктор, озабоченно наблюдающий все происходящее. – Спасибо за прекрасный ужин, интересный опыт и беседу, мне нужно на свежий воздух. Я еще должен обо всем этом подумать…

- Замечательно! – пропела г. Останцони с нимбом над головой. – Я лечу в новую галактику с мужем Богом и с новым, подающим большие надежды другом семьи. Наверняка нас ждут удивительные приключения!

– Вот так всегда, – констатировала привычная нам г. Останцони. – Мы остаемся снова одни. Да, милый? – обратилась она к привычному нам г. Останцони.

– Нет, дорогая, на этот раз я должен отбыть на другую планету в теле будхи на совещание совета директоров третьего звездного концерна.

– Значит, я снова остаюсь одна?!

– Да, дорогая! Но мне кажется, что ты женщина разумная, да и на кого ты оставишь свой косметический массажный салон? Без тебя же там все пропадет. Да и твоя зловредная подруга, насколько я чувствую, ждет-не дождется с тобой посекретничать.

Да и г. Останцони младший где-то тут болтается. Так что, думаю, скучать тебе не придется!

– Да, дорогой, валите вы все к чертям кошачьим! Госпожа Останцони не любила кошек, но чрезвычайно обожала собак. Наверное, за собачью преданность и выбрал ее в жены г. Останцони. Через пару часов доктор Фейденберг добрался до дома. Чувствовал он себя, как принято говорить, не в своей тарелке. Наверное, еще продолжалось действие странного чудодейственного напитка. Но то, что он увидел в своем доме, потрясло бедного доктора еще больше, чем все чудесные превращения в семье Останцони. На полу в прихожей валялись его любимый плащ, купленный за три тысячи долларов в дорогущем магазине, и его не менее любимая шляпа, по стоимости немного отличающаяся от плаща. Встретить доктора вышла его экономка г. Педжера. Вид у нее был такой, как будто случилось предсказание г. Останцони, и башня, в самом деле, упала, но в аккурат на дом доктора.

Г.Педжера была заплакана, тушь растеклась по ее некрасивому, дряблому, жирному, но всегда такому добродушному лицу. Она еще пользовалась старой тушью. Откуда она ее брала, было известно, наверное, только ей одной. Вдобавок на ее вечно полусонно-спокойном лице была ярость. Говорить она не могла, а только с ужасом взирала на доктора. В ее лице было столько укора, что доктор мгновенно почувствовал себя еще более неуютно.

– Что случилось, дорогая г. Педжера? – промямлил доктор, предполагая, что случилось что-то ужасное.

– А вы как будто не знаете?! – простонала экономка.

– Откуда, уважаемая г. Педжера?!

– От верблюда! – ответила она ему довольно-таки неуважительно. Не в ее привычках было грубить. – Вы хоть и доктор психологии, профессор, лауреат Нобелевской премии, но так ведут себя только сицилианские бандиты! Госпожа Педжера еще раз убедительно всхлипнула.

– Я не понимаю, почему вы так со мной разговариваете?

– Он не понимает! – возмутилась г. Педжера. – Прибежал час назад, в грязных ботинках, наорал на меня, все раскидал, выпил из горлышка бутылку виски, плюнул мне в лицо за то, что я попыталась выразить неудовольствие по поводу такого хамского поведения, и убежал, злорадно расхохотавшись, как демон из преисподней! И после все этого он не понимает!

Я увольняюсь, ибо терпеть такое хамство старая, религиозная, богобоязненная дама просто не может! Вдобавок вы обозвали меня старой девой, которая и на хрен никому не нужна, потому, что она, то есть я, выжила из ума на своем порядке, и что я вас терроризирую овсяной кашей вот уже почти двадцать лет. А овсяная каша так полезна для вашего больного желудка! Вдобавок вы курили какую-то страшно вонючую сигару и так на меня смотрели, как, наверное, не смотрит сам сатана на грешников в аду. Я увольняюсь, и без выходного пособия!

– Это был не я, – ответил доктор первое, что пришло ему на ум. – Это был мой родной брат из Аргентины. Он сегодня нашелся, представился мне, когда я был в гостях у своих клиентов, и, наверное, украл у меня ключи и явился к вам под моим видом. Доктор покопался в карманах, ключей не обнаружил, и ему стало легче. Потом он обнял старую экономку, сказав, что с сегодняшнего дня будет ей выплачивать повышенное жалование и предоставит ей прямо сейчас за его, доктора, счет дополнительный отпуск. Госпожа Педжера успокоилась и милостиво согласилась остаться, принявшись тут же за уборку, тихо себе под нос приговаривая: – Ну надо же, два брата, а какие разные! Один чисто святой, но другой! Чисто бразильский бандит.

– Аргентинский, – поправил ее доктор, который любил точность во всем, и ухмыльнулся так, чтобы г. Педжера ничего не заметила. Он действительно тихо ненавидел свою экономку за ее характер. А еще он ненавидел овсяную кашу, от которой, к слову сказать, его желудок не работал лучше, а сам доктор раз в неделю тайком от своего деспота-экономки позволял себе съесть гамбургер с кружкой холодного немецкого пива. На гамбургер он сейчас не мог рассчитывать, поэтому попросил яичницу с беконом и налил себе остатки виски из бутылки, так нагло почти опустошенной им самим час назад, притом бутылка была историческая: то ли ей было сто лет, то ли еще больше. Ее подарил ему один коллега на симпозиуме по вопросам практической борьбы с деллириями. Для доктора в этот вечер произошло слишком много необычного, поэтому на ночь он принял таблетку мурфольфозана, что позволял себе крайне редко. Но сегодня для этого был более чем подходящий случай. Заснул быстро. Спал плохо, даже, можно сказать, мучительно.

То появлялась перед ним экономка, в слезах и с упреками, причем говорила она противным мужским голосом того противного господинчика, который выделился из доктора, и доктору хотелось задушить ее собственными руками. То появлялся господин Останцони и предлагал залезть в череп многоуважаемого лауреата и посмотреть, что и как там устроено, раз уж он такой умный. Потом доктор летел с этим самым сумасшедшим куда-то вдаль, вдаль, вдаль, вкручиваясь в какие-то космические спирали и превращаясь сам то в спираль, то в космическую плазму, то в мириаду маленьких точек, причем было такое ощущение, что каждая точка является носителем своего собственного сознания, оставаясь при этом и доктором, и профессором, и лауреатом. Одним словом, просто какой-то межпланетный кошмар. К чему говорить, что утром доктор встал с головной болью и понял, что на работе ему сегодня делать нечего. Он позвонил своей секретарше и сослался на срочный симпозиум в Женеве, сказав, что его не будет дня три.

Он решил поехать и отдохнуть пару дней на природе. Половить рыбку, посидеть в сауне и подумать над загадками человеческой психики вообще и над природой деллириума в частности. Но секретарша напомнила ему, что у него сегодня обговорен прием на Манхеттене с господином Питцером-младшим. Доктор от этого скрючился, как от острой зубной боли, и посоветовал секретарше не ездить сегодня в район Манхеттена вообще, а к башням не подходить, если даже предложат все блага мира. Позже, уже находясь на природе, в маленьком чудесном отеле на берегу дивного озера, он услышал заявление президента Соединенных Штатов о том, что против их страны совершен акт вандализма. Первыми мыслями его после этого заявления были мысли благодарности господину Останцони. Ведь как ни говори, он спас ему жизнь, заплатив при этом за прием немалые деньги. Вот уж поистине не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Краткосрочный отпуск был прерван. Нью-Йорк был похож на растревоженный муравейник. Психологический офис доктора тоже. Секретарша была в полной растерянности. Сказала, что беспрестанно названивает какой-то сумасшедший, представляется именем профессора и все время поздравляет доктора с днем рождения.

– Это не сумасшедший, – произнес доктор задумчиво, – но и нормальным его нельзя назвать. – Вот и опять звонок, это наверняка он! Подойдите сами, у меня уже скоро начнется припадок истерии!

– Привет, родственник! – прозвучало в трубке. – Ну, сначала с днем рождения!

– У меня он уже был в марте.

– А теперь еще и в сентябре!

– Что вам угодно?

– У меня для вас две новости, хорошая и плохая. С какой начинать?

– Начните с плохой.

– Ну, хорошо. Я позвонил уже в полицию и уведомил о том, что ты знал о готовящемся теракте и не предупредил.

– Зачем ты это сделал?! – закричал доктор в трубку страшным голосом.

– Ну, во-первых, всегда надо говорить правду и только правду. А во-вторых, любое доброе дело должно быть скомпенсировано злым, я и так устал делать для тебя добрые дела.

– Ну и что же ты доброго для меня сделал?

– Во-первых, я реализовал твое давнее и очень скрытое желание высказать твоей экономке все, что ты о ней думаешь. Ну, там порядок, каша, проблемы девственности. Ведь это же неприлично в конечном итоге оставаться до смерти девственницей!

– Но это дело вкуса! – возразил доктор.

– А во-вторых, я отомстил твоему оппоненту, давнишнему, надо сказать, твоему врагу. Доктор мгновенно вспотел, и ему стало холодно. – Что ты ему сделал?! – едва выдавил доктор из себя.

– Ах, все просто, хотелось сделать больше, но не получилось. Я сначала просто плюнул в его гнусную морду, потом повторил твою концепцию по поводу возникновения деллирия спонтанно, и не на основе детских комплексов, а на основе нереализованных подсознательных желаний. А когда он мне стал возражать, я просто дал ему в глаз и сказал, что сегодня еще и не то будет, мол, приходи-ка на Манхеттен, там я тебя отделаю, как бог черепаху. Так что я сделал для тебя еще одно доброе дело. Твоего оппонента больше нет! А в общем-то извини за погром в квартире, но ты же этого так давно хотел! Вообще до связи, и будь готов к тому, что к тебе наверняка сегодня придут. Да, я для тебя еще, так сказать, в сюрпризном порядке организовал пару шокотерапий, но это обязательно пойдет тебе на пользу. Только доктор задумался над превратностями бытия, как в его кабинет вошли двое в штатском и красная, всклокоченная секретарша.

– Все ясно, господа, все ясно, я вам все сейчас объясню! Вам воды или виски со льдом?

– Да уж, объясните! – произнесли двое в штатском в один голос.

– Я его не убивал! Это все он, террорист проклятый!

– Вот о терроризме мы бы хотели узнать больше, – снова в один голос произнесли загадочные персоны в штатском. – Откуда вам было известно о теракте?

– Говорите по одному, – попросил профессор. – О теракте я узнал по телевидению, было выступление президента.

– Не прикидывайтесь дурачком! – строго произнес тот, который был постарше. И продолжил: – А как же ваша секретарша заявляет обратное, ваша экономка также подтверждает то, что вы знали о готовящемся теракте.

– Итак, откуда вы знали? Возможно, вы даже соучастник, хотя вряд ли, – выразил сомнение один из фэбээровцев. – Но со всем этим мы должны разобраться. Нам поступил сигнал, и очень серьезный сигнал. Так что придется отвечать!

– Я это сам узнал только на днях от господина Останцони.

– Это кто такой? – спросил один из агентов.

– А просто сумасшедший.

– Где он живет, адрес, телефон?

– Да вот, пожалуйста, его визитная карточка. Только вряд ли вы его застанете на месте. Он же в другой галактике. Хотя нет, тот, который Останцони настоящий, он никуда не улетел, а улетел другой, искусственный. Там, правда, есть еще один, так он очень зловредный, от него можно ждать чего угодно. И там еще один с ними, от него все зло. Это он профессора-коллегу моего убил.

– Кого убил? – заинтересовался старший.

– Ну, как кого?! – удивился доктор. – Профессора Рузвецкого, конечно. Двое как-то странно посмотрели на мирового светилу психологии, но визитную карточку забрали, предложив при этом в ближайшее время Нью-Йорка не покидать.

– А здорово я все придумал! – пьяно кричал Фейденберг, наливая себе уже какую порцию настоящего ямайского рома. – И денег у нас сейчас пруд пруди, и все мы находимся в безопасности. И дураков этих обули, как хотели!!

– Ну, не присваивай себе чужого, – возразила госпожа Останцони. Она была в приподнятом настроении после того, как у них все так хорошо прошло и она выместила свою привычную злобу на горничной отеля, где они сняли один номер на троих. Правда, потом ей пришлось дать той 50 долларов в виде компенсации, но, как известно, за удовольствия надо платить. – Это не ты все придумал, – продолжила она, – а наш славный Ости, ты только все технически организовал. – А зачем нам этот проклятый Ости? Давай его убьем и деньги поделим пополам, ведь 5 миллионов очень плохо делятся на троих. – Да и на двоих они делятся плоховато.

– Смотри у меня! – предупредил Фейденберг.

– Я тебя урою быстрее, чем ты составишь свой очередной милый планчик, где ты отведешь мне главную, но пассивную роль симпатичного покойничка.

– А может, я тебе уже в твой дурацкий ром стрихнина подсыпала или мышьяку? Фейденберг с ужасом посмотрел не нее.

– Да шучу я, шучу, ты такой милый в постели, просто зверь! И Останцони тоже душка. Он так терзает мою задницу, просто прелесть!

– По задницам и я неплохой специалист! – злобно пробурчал Фейденберг.

– А два специалиста – это всегда лучше одного! – сладострастно ответила г. Останцони.

– Стерва! – прошипел угрожающе ее милый собеседник. – Вы чего тут расселись?! Интерпол и контроль духов еще никто не отменял! Быстро собираться, и уносим ноги подобру-поздорову, да и деньги надо еще пристроить, – сказал приказным тоном внезапно появившийся г. Останцони. В тройке низших материализовавшихся духов он был старшим. И видимо, по праву! Почему-то сильным достается все лучшее.

Два звездных астральных генерала в тот же день после описанных событий стартовали с планеты Земля и достигли центра Вселенной, один через 9 секунд, другой через 12. Встретились они в приемной Высшего Иерарха Вселенной. Один из них, достигший центра на три секунды раньше, принадлежал к высшим белым корректорам Вселенной; другой, немного запоздавший, принадлежал к высшим черным корректорам Вселенной. Разделение на белых и черных в этой иерархии было больше условным, просто их прежняя ориентация была такова. Но за миллиарды лет земного летоисчисления эти различия практически стерлись. Правда, у черного корректора были небольшие проблемы при такого рода перелетах с трансформацией чистых божественных энергий, отсюда и дополнительные нагрузки на его энергогенераторы-трансформаторы, перерабатывающие чистую прану в топливо движения – плазму, которая сокращала расстояния и трансформировала время.

Зато у него были свои преимущества при совершении подобных путешествий в более плотные, можно сказать, темные сферы Вселенной.

– Ну, как ты, Птеродокс? – обратился Светлый корректор Вселенной к своему более темному коллеге.

– Да хорошо, потрясло только немного на перелете, зато трехслойную защиту Земли прошел, как говорится, на одном крыле. А как у тебя, любезный Арронгофанг?

– Да все бы ничего, перелеты – дело привычное. Вот только зачем нас вызвал к себе Высший Иерарх Вселенной?

– Да уж точно не затем, чтобы предоставить нам должности в своем управленческом аппарате. Поживем – увидим. Вот только мои плазмодвигатели немного подзабились, надо бы их прочистить, а на это, как я предполагаю, не будет времени.

– Да, – ухмыльнулся Арронгофанг, – времени у нас в центре Вселенной нет вообще.

– Я не в том плане, любезный брат, я в плане вечности.

– Да, на вечность лучше не полагаться. – Только на нее положишься, а ее нет как нет. Не люблю я эти приемы, честно сказать, – продолжил Арронгофанг. – Сколько раз уже переживал, а все привыкнуть не могу.

– А может, мои двигатели прочистятся от этого процесса сами собой? – предположил Птеродокс. – А то надо лететь опять черт-те куда, а на это может уйти секунд 30-40.

– Да, любезный брат, – согласился Арронгофанг, – это просто уйма времени и пространства плюс расход божественной плазмы, а она находится под строгой отчетностью. Опять фитиля получишь за грехи 200-миллиардной давности. Вибрация начала усиливаться. Казалось, что вся Вселенная затряслась. В это время наверняка исчезли сотни галактик, как, впрочем, так же сотни и возникли.

– Да, любит старик эффектные выходы! – сказал Арронгофанг и немного поежился. Тем временем звук, свет, вибрация продолжали нарастать. Со всех сторон их начало окружать что-то беспредельно-величественно-грозное, до невероятных пределов мощное. Казалось, оно растопчет звездных генералов, превратит их в пыль, прах, в молекулы и атомы. Но этого не произошло. Генералы (на то они и были космическими генералами!) ушли поглубже в свои биотональные субпрочные сигновелирентные протондексно-вихревые защиты. Вдруг наступил удивительный покой, сияние разлилось повсюду. «Вот и почистил свои двигатели!» – подумал Птеродокс.

Из огромного свечения вышел давно уже пенсионного возраста старик и заискрился, залучился доброй, простой и в то же время очень располагающей улыбкой.

– Ну, что, хулиганы, – обратился он к генералам, – прохлопали Землю в очередной раз? Вы не думайте, я не ругаюсь, просто захотелось со своими служивыми вот так просто поговорить, пообщаться, почесать языки, послушать вселенских сплетен. Ну, как там у вас на матушке Земле? Ух, и провинция! Вы сколько там пробыли по земному летоисчислению?

– Я – 10 миллионов лет, – сказал белый.

– А я – 12 миллионов, – ответил на вопрос благостного старика черный.

– Скучно там, наверное. Ничего толком не происходит, наверное, дубасят друг друга, как и прежде, все, кому не лень. Вот что значит разногласия в вопросах веры!

– Да не за веру они там друг друга дубасят, – робко ответили оба корректора разом.

– А за что? – удивился Высший Иерарх Вселенной.

– За деньги.

– За деньги? Это что еще за чудо такое?

– Деньги, – ответил черный, – это их источник энергии теперь. И, к сожалению, основной.

– Что же это, они меня там забыли?

– Забыли, – констатировали оба сразу.

– Это нехорошо, ой, нехорошо! Вера, она впереди денег должна стоять.

– Так они так за нее дубасились раньше, что теперь решили: за это дубаситься не стоит.

– Ой, нехорошо, ой, нехорошо! Ну, да ладно, я им судья, только чуть попозже, чуть попозже … А так как там у них дела, ну, например, в их большой Арменике?

– Если вы имеете в виду, Ваше сверхгроссмейстерство, Америку…

– Да-да, это я и имею в виду. Расскажите мне поподробнее.

– Ну, как и везде на планете Земля, там тоже люди бьются за металл.

– За золото, конечно, – уточнил Высший Иерарх.

– Не только за золото, – прояснил ситуацию черный. – Там у них теперь все, что приносит деньги, называется золотом. Есть белое золото – хлопок, есть черное – нефть.

– А кровь земли? – уточнил Высший Иерарх, показывая высшую степень одобрения.

– Есть жидкое золото.

– А это что? – поинтересовался Высший Иерарх.

– Виски, – скромно ответил черный.

– Так-с, так-с, так-с, – произнес Высший Иерарх, – значит, там ситуация медленно, но верно ухудшается?

– Так как же ей не ухудшаться! – произнес со знанием дела белый. – На Землю за последнее время были посланы…

– Сосланы, – уточнил Высший Иерарх. – …сосланы, для прохождения обучения, – продолжил белый, – много молодых душ, проходивших свое развитие на центре Витары, Богини успеха и плодородия. Это вызвало крен в сторону материальных ценностей.

– Почему не отправили туда побольше Учителей?

– Учителей-то достаточно, но вот проблема, – вмешался в разговор черный. – Сначала мы Учителей размещали на высших уровнях социальной иерархии. Это все кончилось тем, что произошел разрыв между верхом и низом. Монархии сменились демократиями.

– Так уж и демократиями! – удивился Высший Иерарах.

– Да, – подтвердил белый и опустил очи долу. – Затем, чтобы исправить положение, мы разместили Учителей на среднем уровне, – продолжил черный. – Но Неучителя стали прорываться на высший уровень, и тогда Учителя с ними ничего сделать не могли.

– Так разместите Учителей на низшем уровне, – посоветовал Высший Иерарх.

– Уже разместили, – ответил на это белый.

– Ну и что?!

– Наблюдаем! – ответили оба сразу.

– Попробуйте разместить Учителей на всех уровнях, – посоветовал Высший Иерарх. – И свяжите их между собой.

– Связь в ключе последних разработок по интернету уже разработана и скоро вступит в действие.

– Ну, хорошо, – удовлетворенно закивал Высший Иерарх. – Что есть еще из свеженького?

– Сбежал корректор Америки, – понуро сказал черный.

– Как сбежал, куда сбежал?!

– Объявил себя богом и сбежал, – тоже понуро ответил белый.

– Ищут? – спросил Иерарх и хитро прищурился.

– Говорят, – ответил черный, – он организовал себе какую-то галактику и там собирается божествовать.

– А где, известно?

– Где-то за Тритоном Семилядийским.

– Так это у черта на рогах! – удивился белый.

– Да, секунд пятьдесят лететь.

– Вот и летите сейчас же!

У черного немного зачесалось в свежепромытых двигателях.

– Летите! Он там наверняка каких-нибудь дров уже наломал. Ведь трудно быть богом! И еще, вы там замену американскому корректору готовите?

– Уже занимаемся.

– Значит так! – подытожил разговор Высший. – Сейчас на рога, затем обратно на Землю. И разберитесь в конечном итоге с корректорами. Не мне же всей этой чепухой заниматься! Вам же за это предоставляется божественная плазма! А через пару-тройку миллиардов лет можете написать заявления на отпуск. Отпущу, но ненадолго, на пару миллионов лет: расслабитесь, понежитесь, двигатели переберете. Довольны, служивые?

– Рады стараться! – ответили оба вместе и поставили двигатели на продувку, предварительно включив защиты. Снова вокруг все зашумело, завибрировало. Стала накатываться несметная сила и благодать. И все снова стихло.

– Величественный у нас все же старик! – сказал черный.

– И всеблагой! – добавил белый, подстраиваясь в ритм полета черного.

Следовали они в направлении новой, только что образованной американским корректором галактике с длинным и труднопроизносимым названием, поэтому не будем и мы ее называть. Примерно через 50 секунд по центральному космическому времени они достигли пределов новой галактики. Белый немного притормозил, его сомнения сразу же стали понятны черному.

– Что, брат? – спросил черный. – Остановился в сомнениях, потому что дым и копоть для тебя не столь привычная атмосфера?

– Да, не люблю я несовершенства.

– Вот видишь, в чем между нами разница. Мы, черные, от начала всего. А вы, белые, уже потом, на готовенькое, и нас, черных, при этом черните как хотите.

– Да я не про это, – ответил белый брат. – Просто проблема такая, как и у тебя. Ты идешь по чистой космической пране, и твои двигатели с ней не справляются так чисто, как мои.

– А мне гарь да копоть слаще меда. А знаешь, есть идея. Иди прямо у меня в кильватере во всасывающем потоке, так тебе не надо будет с гарью да копотью никакого дела иметь.

Ну, разве что для жизнеобеспечения тебя самого, так ты перейди на автономку, а там посмотрим, может тебе меня таким же образом транспортировать когда придется. И они вступили в границы новой галактики, защитные сферы которой имели неоднородную среду. Их то качало и бросало на спиралях защиты, то они проваливались в разрывы колец защиты. Гарь и копоть, уханье и содрогание, казалось, достигли своего предела.

– Подлетаем к галактическому солнцу! – пояснил черный. – Красота!

– Я думал, мы уже прилетели в галактический ад.

– Туда пока еще сажать некого!

– Кроме тебя! – съерничал белый.

– Да мне везде хорошо! – ответил черный. – Давай немного изменим курс, пойдем по крайней орбите, может, чего хорошего увидим. На орбите галактики дышалось легче. Иногда проносились огромные метеориты, но защита генералов позволяла или отклоняться от столкновения с ними, или разрушать их своим защитным полем.

– Да! – константировал белый.

– Это останки какой-нибудь плохо сотворенной планеты.

– А может быть, это «друзья», посланники из других?

– Все может быть, – миролюбиво согласился белый.

Еще через несколько секунд они увидели странную картину. Космический орел, явно вне этой галактической принадлежности, вкручивался в какую-то межзвездную спираль, и его явно втягивало в дыру сброса планеты. Иногда ее называли на земле черной дырой. Но такое название соответствует действительности только наполовину. Эта дыра представляла собой сразу же два одновременно взаимоисключающих процесса. Но это они на земле взаимоисключались. Здесь, в другом мире, они взаимодополнялись, это был источник энергии и ее утилизатор, причем новая энергия спирально разносилась по разного диаметра кругам и уже обратным ходом возвращалась на утилизацию. Но в этой галактике что-то было не так. Энергии исходило много, но возвращалась еще больше. Из этого генералы заключили, что местный бог не справляется с планом организации вселенной.

– Первый блин комом! – константировал черный.

– Только бы не из нас! – ответил ему белый. «А вот из космического орла он точно сейчас получится, если мы не вмешаемся!» – подумали оба сразу. И они оба одновременно включили двигатели на форсаж и стали подлетать к космическому орлу. Огромная прекрасная, казалось, платиновая птица сбивалась все больше и больше с основного курса в сторону всасывающей спирали. Она не посылала сигналов страха, не звала на помощь. Она гордо боролась в одиночестве, причем сущность такого масштаба не могла недооценивать надвигающейся опасности. А опасность была смертельной! Генералы подлетали, один справа, другой слева. Они уже начали включать двигатели на средние обороты, чем изменили круг всасывания энергий, сместив его немного в сторону. Галактика отозвалась тяжелым уханьем. Причем через несколько секунд появилась явно женская сущность приличных размеров, немного понаблюдала, послала сигналы приветствия и начала удаляться на малом ходу прочь.

Можно было по всему заключить, что ее энергоресурс был на пределе. Генералы и космический орел зависли в пространстве, причем орел как бы переводил дух и излучал в сторону генералов чувство благодарности.

– Что занесло вас в столь экзотические места? – обратился белый генерал к орлу.

– Вы, ваши милости! – гордо и вместе с тем очень доброжелательно ответил орел.

– О! С каких это пор сознательные боевые корабли вселенной стали нас искать?! В этот момент произошла метаморфоза. Светясь быстро трансформируемой божественной плазмой, космический орел превратился в ангела-курьера Высшего Иерарха.

– Что Высшему от нас потребовалось?! – изумились генералы.

– Я не знаю, моя задача доставить вам капсулу и подождать ответа. И посланник достал небольшое светящееся яйцо. Раздался гром, затряслась вселенная, из яйца появился фантом Высшего Иерараха, принюхался, чихнул, и воздух от его чиха стал значительно святее. Черный подумал: «Опять начинается! Как хорошо было на матушке Земле! Никаких тебе даже фантомных контактов. Так, Логос галактики иногда проявится, но только все больше для острастки».

– Вижу, вижу, вижу! – сказал старик. – И знаю, и чувствую, и предчувствую! Но теперь не про это. Тут, хочешь не хочешь, нужна помощь, только помощь просто так не дается. Я поработал с ситуацией Земли. Она, конечно, мелкая планетка, да и население там не ахти, но они пошли в крен. Это может скоро отразиться на пограничных районах, ну и так далее… Короче, возвращаясь к вопросу корректора Арменики…

– Америки, – поправил черный.

– Вот, все вы такие, черные, слова сказать не дадите!

Черный засмущался. – Короче, некогда мне тут с вами! Не смотрите, что фантом, а все энергии стоит.

В общем, помощь в эту галактику я пришлю: энергии, структуры, сущности, людей, материалы… Но пусть местный бог это заработает, а то покинул планету без разрешения! Я выставлю здесь субтраты, консерваторы-регуляторы, а вы его отправите на Землю, пусть инвольтирует свой средний фантом на самоликвидацию. После самоликвидации физической оболочки господина Останцони пусть средний комплекс поработает ангелом– хранителем почтальона! А местный бог может возвращаться к себе и будет отныне считаться искупленным! Такова воля моя!! «С волей вашей все понятно, будет исполнено! Но вот почтальон, это кто?» – пронеслась мысль в головах обоих генералов. – Почтальон!!! – зашумел фантом Высшего Иерарха.

– Это та единственная кандитатура во всей Арменике… Черный не решился исправить Высшего. – … способная убрать крен Земли, причем работать надо быстро. Простого ангела-хранителя ему мало, мало и десятка, и сотни мало. С задачами по почтальону могут справиться только ангелы– хранители особого качества. И надо почтальона выводить на тонкий план и объяснить ему кое-какие законы, задачи и возможности. Ну, да вы сами все знаете! Но одного Останцони будет мало. Там еще есть доктор, психолог, лауреат, материалист, вот он и будет вторым его ангелом. А дальше по веками отработанной схеме: обучение, практика, академия. Надеюсь, она еще работает. Ну и все такое прочее, испытание, проверки, случайности, поединки… Вот только если вы мне и этого провороните, то я вас закатаю еще дальше, чем галактика этого Останцони! Будете у меня в боевых кораблях сопла чистить! Тебе-то это, черный, малина, тебя я пошлю ангелам света прислуживать, трубы их иерихонские продувать!

– Только не это! – взмолился черный.

– Только не это! – повторил белый.

– Все, связь кончена!!! – громоподобно объявил Высший. Посланик снова переплазмировался в космического орла, на развороте помахал крылышками и ушел сразу в подплан Вселенной, что сокращало время, пространство и энергию с расстоянием, конечно.

– Хорошо! – произнес черный. – Ни забот, ни хлопот, летай себе, и все!

– А где подвиг творчества?

– Ну да, – согласился черный, – скучно.

Зато есть подвиг действия! Полетели бога Останцони искать. Нашли быстро. Через пару секунд показалась планета. Недоделанная ее сторона была, как откусанная, другая – как сожженная. Три мощных планетных духа пытались ее довести до ума. Один из них был Останцони, два других – его жена и профессор. Женщина тихо подвывала, профессор матерился, а бог Останцони был гневен, встрепан, неуживчив и жутко вонюч!

– Кончай бодягу! – произнес черный. – Все, отдых! Бог вас простил, но с условием: надо кое-что доделать на земле, а в это время вам тут все приличным образом помогут устроить.

– А что делать-то надо?

– Да все просто. Все трое – назад, на Землю. Вы, господин бог Останцони, внушите вашему оставшемуся физическому телу, что надо дальше развиваться. Ну, к примеру, поработать ангелом-хранителем (белым, конечно) у г. Почтальона. Вы, дорогой доктор, объясните это своему, только он уже работать будет в качестве черного ангела.

– Да я вам все что угодно сделаю, только бы больше не крутиться на этой проклятой планете.

- А можно, я там и дальше останусь? – попросил высший фантом доктора. – А то мне без своих частей как-то еще скучно.

– Молодая душа, – константировал белый. – Хотя уж и немолодая, раз обладает высшим фантомом!

– А я, что я буду делать? – спросила осторожно госпожа Останцони.

– Хотите – идите по стопам своих мужчин!

– А чем мне там заниматься-то в их стопах?

– А вы, госпожа Останцони, так же, как и ваши мужья, получите особое задание для вашего среднего фантома, то есть для земной оболочки. После его удачного выполнения ваша земная оболочка будет старшим ангелом-хранителем, на правах линейного офицера центра (звание полковника по штатному ангельскому расписанию Земли), с правом общения с охраняемым. А вы можете вернуться с вашими мужчинами обратно в свою галактику, тем более, Высший обещал тут все хорошо обустроить. Думаю, что при таких хороших условиях вам не составит большого труда уговорить госпожу Останцони на самоликвидацию.

– Конечно, летим! Надоела мне эта чертова карусель! Тогда и поцарствую всласть, когда вернусь. Вот вы у меня где будете! Мужчины с неприязнью посмотрели на госпожу Останцони. Для любого высшего духа такая демонстрация желания власти могла бы показаться чрезмерной!

– А вы тем временем, – продолжила практичная женщина, – смотрите мне тут, чтобы все хорошо было. Да не забудьте, чтобы планета была побольше Земли. Растения, сады тоже, и никаких там динозавров с мамонтами! Прилетим обратно – все сама проверю!

– Мы этим не занимаемся! – недовольно пробурчал в ответ черный. – Мы только продержим ситуацию до подлета главного строительного отряда – И они все и устроят.

- И на том скажите спасибо, а то оставим тут все, и галактики у вас своей еще долго не будет! – дополнил белый генерал своего товарища. Больше возражений не последовало. Не должен бросаться металлическими шарами тот, кто сидит в стеклянном доме! Духов не пришлось просить дважды.

В жизни доктора Фейденберга произошло два события. Первое: он все-таки остался без своей экономки. Прошло два дня после катастрофы с башнями-близнецами. Госпожа Педжера с каждым часом, прошедшим после ее неприятного инцидента с двойником г. Фейденберга и после крушения башен-близнецов, чувствовала себя все хуже и хуже. Надо заметить, что она похудела, осунулась, по ночам ее начали мучить кошмары. В результате этого она почувствовала себя великой грешницей и решила, что ей надо закончить с жизнью мирской и удалиться в какой-нибудь монастырь в качестве… Да все равно в каком качестве, лишь бы избавиться от грехов, таких, как двадцатилетнее и преданное служение пусть очень милому, умному, но в конечном итоге все-таки служителю сатаны, хоть и светилу. Так она и сделала. Это был первый серьезный удар по психике доктора, но не последний.

Клиентов последние дни как будто всех погребло под обломками башни, но умудренный жизнью и опытом доктор знал, что это только временное затишье перед бурей. И буря разыгралась. Только примчалась она совсем не с той стороны, откуда ожидал ее профессор. На третий день после крушения башен пришел к нему незаметный и серый какой-то, а вернее, просто никакой, человек. Заплатил за прием, как и полагалось, большие деньги, что для человека его уровня было абсолютно не свойственно. Вместе с этим человеком в кабинет доктора вошла какая-то серость и безысходность обывателей, прослойки простых и бесперспективных служителей.

– На что жалуетесь? – спросил доктор вошедшего участливо, но без привычного энтузиазма. Как-то после произошедших событий он стал относиться к людям с большим состраданием, но и с большей опаской.

– На жизнь, – просто ответил представившийся почтальоном. С этого момента и мы его будем так называть какое-то время.

– Ну, от плохой жизни есть только одно средство! – неожиданно для себя пошутил доктор. – Это самоубийство или самоликвидация, как вам больше нравится. Можно только предположить, почему доктор так невероятно для себя пошутил. Очень может быть, что вернулась галактическая троица!

– Вот об этом я и хочу с вами поговорить, – покорно произнес посетитель.

– Ну что вы, молодой человек! – спохватился доктор. – Это во всех случаях очень плохой выход!

– Но, тем не менее, вы его мне предложили!

– Считайте это неудачной шуткой.

– В каждой шутке есть доля шутки, а остальное правда, – разумно высказался почтальон.

– И все-таки я настаиваю на этом! Это не выход, во всяком случае, я для себя не стал бы такого советовать. И тотчас в душу доктора закрались сомнения, и он закашлялся. Откашлявшись, попросил: – Расскажите мне поподробнее о вашей жизни.

– Работа скучна и неинтересна, – начал свою историю почтальон.

– В течение двадцати лет я занимаюсь одной и той же работой. Встаю ровно в шесть, выпиваю свой утренний кофе, читаю газету, выкуриваю первую сигарету, навожу порядок.

– Вы живете один?

– Да, последнее время да.

– Это означает, что у вас была подруга или жена?

– Жена, – уточнил клиент, – но мы с ней расстались. Детей, двух мальчиков, Криса и Пита, она забрала с собой. Я ее люблю, но, тем не менее, я не смог создать для нее нормальную жизнь. Она у меня исключительная, добрая, нежная, романтическая, склонная к творчеству натура, а я – проклятый неудачник, в самую пору в петлю. Моя жизнь как серый, мутный, всегда куда-то медленно текущий ручей. Хотя куда – это понятно: в сточную яму, где ручью, то есть мне, будет еще хуже. Но, наверное, только там мое место!

– У вас есть хобби?

– Да, есть. Я собираю пивные этикетки и символику футбольных команд, хотя мне и это не доставляет удовольствия, но ведь чем-то надо же заниматься.

– Кино? – поинтересовался доктор.

– Да, фильмы я смотрю.

– Порно, ужасы, экшен? – предположил доктор, и не ошибся. Что-то у него с интуицией последнее время стало лучше. Гипотеза возвращения троицы получила еще одно подтверждение.

– Еще катастрофы, – добавил почтальон.

– Вы что-нибудь предпринимали для того, чтобы выйти из этого состояния?

– Да, – ответил клиент обреченно, – я ходил пару лет в новоапостольскую церковь, но когда понял, что там то же самое, серость, сплетни и почти эфемерная надежда на рай, то ушел.

– Почему эфемерная?

– А кому мы в раю такие скучные нужны-то?

– Вы верите в Бога? – поинтересовался доктор. Раньше доктор никогда бы не задал подобного вопроса!

– Нет, – ответил почтальон. – Ведь если бы Он и в самом деле был, то не допустил бы столько горя и несчастий. И потом, пожизненный рай для святых, какой в этом смысл?!

– Да, смысла мало, – согласился доктор. – А в возможности человека вы верите? Вот я, например, – сын крестьянина, сделал неплохую карьеру, я лауреат, профессор…

 Да, в чужую карьеру я верю, в свою – нет.

– Как вы спите?

– Плохо, по этому поводу я тоже пришел.

– Ну, сон мы вам быстро восстановим. Курс релаксации, массаж, смехотерапия – и вы будете спать, как младенец.

– Вечным сном! – плохо пошутил почтальон. – Мне вчера приснился сон. Ко мне пришли двое. Они сказали, что они новопреставленные-самоубийцы и что такая дерьмовая жизнь не нужна никому – ни моей жене, ни моей стране, ни тем паче мне. Да, я запомнил их имя. Они были ужасно похожи друг на друга.

– И как же их звали? – спросил доктор, пряча зевоту в кулак. Ему уже порядком начинал надоедать этот серый унылый тип.

– Останцони, – ответил клиент.

– Останцони?! – У доктора вся скука улетучилась мгновенно.

– Да, Останцони. Они еще посоветовали мне прийти к вам, сказали: не жалей денег, тебе обязательно надо познакомиться с твоим ангелом-хранителем доктором Фейденбергом, он тебе обязательно поможет, еще и себе тоже… «Да, помогу, – подумал доктор, – обязательно! Только как, если я не могу помочь и себе самому. Хотя себе-то я точно помогу, получив деньги еще с одного клиента!

– Ну, хорошо, – сказал доктор бодро.

– Сейчас вы пройдете в процедурный, там с вами проведут сеанс гипноза, после которого вам снова захочется жить. Самому доктору почему-то жить хотелось все меньше и меньше. Они тепло попрощались, почувствовав друг в друге родственные души.– До скорой встречи! – сказал доктор.

– Простите, доктор, но я смог себе позволить только эту встречу с вами.

– Нет проблем, все остальные встречи я проведу для вас бесплатно. И в этом доктор не ошибался. Правда, об этом он еще не знал! В кабинет не вошла, а влетела встревоженная секретарша.

– Там опять эти двое из ФБР!

– Что им надо?! – нервно и зло спросил доктор, и по его спине пробежали мурашки.

– Они не говорят, они же из ФБР, – заикаясь, ответила секретарша.

– Проходите, господа, – предложил доктор любезно, взяв себя в руки который уже раз в течение этого дня. Но гости не нуждались в приглашении. Они невежливо помахали перед доктором своими значками и задали все тот же вопрос: – Что вас связывает с господином Останцони?

– Я уже сказал! – почти прокричал профессор. – Он был у меня на приеме один раз в качестве пациента, и все!

– Вы говорите неправду, – произнес фэбэеровец, который был постарше и, наверное, повыше званием, так как спрашивал первым. – Вы были у него даже дома.

– Это был врачебный визит. Признаться, я о нем забыл.

– О чем еще вы забыли нам рассказать?

– Ни о чем! – быстро ответил доктор.

– А вы подумайте! – настойчиво предложил старший.

– Нечего мне думать! – сказал, как отрезал, доктор.

– Ну, нечего так нечего, – примирительно произнес снова старший. – Но вам придется проехать с нами.

– Это еще зачем?! – возмутился профессор.

– До выяснения всех деталей дела.

– Да какого дела?!

– В свете последних событий государственной важности!

– А при чем тут государственная важность?

– При том, что г. Останцони встречался с Осама бен Ладеном, которого мы подозреваем в организации терактов. А вы встречались с г. Останцони, кстати, ныне уже покойным, так что проехаться вам с нами придется.

– Как покойным?

– Да, покойным. Он, его жена и их родственники покончили жизнь самоубийством. А может, и нет. Но мы склоняемся в пользу самоубийства. Кстати, вы ничего не знаете о брате-близнеце господина Останцони и о сестре-близняшке госпожи Останцони?

– Знаю, – сказал доктор, понурив голову. – Только вам это покажется невероятным.

– Невероятное – это наша профессия! – не без доли пафоса произнес старший. – Кстати, у нас для вас есть еще одна потрясающая новость, и даже две. Но об этом вы узнаета, когда будете в большей безопасности. Поэтому вам обязательно придется проехать с нами! В камере предварительного заключения специальной тюрьмы доктора помыли, накормили непривычной для него пищей. А раз непривычной, то, значит, и невкусной (хотя, конечно, не всегда так бывает). И оставили на сутки в покое, чтобы он осознал тяжесть совершенного им преступления и был бы поразговорчивее. Хотя в чем было бедному доктору признаваться?! Разве что в собственном сумасшествии? Так кто в нем в этом мире добровольно признается! Хотя очень большой процент жителей Земли не в ладах со своей психикой, и ничего, живут, и неплохо! Когда через сутки к нему пришел следователь, доктор был в ярости.

Он кричал самозабвенно и ужасно, что он доктор, профессор, лауреат Нобелевской премии, что он дойдет до президента Соединенных Штатов и разоблачит преступные действия организации, которая должна защищать своих граждан, а не наоборот, шантажировать и мучить и бросать в застенки по пустым подозрениям. Следователь выслушал все это со спокойствием человека, давно привыкшего к подобным истерикам. Когда энергия доктора иссякла и он замолчал, следователь с тем же железным спокойствием заявил: – Вы сами шантажист, террорист, особа во многих отношениях опасная. Во-первых, вы довели чуть ли не до самоубийства вашу экономку, во-вторых, вы склоняли клиентов к самоубийству, и, надо сказать, вам это удалось! На то вы и величина, чтобы эффективно воздействовать на психику людей! Поэтому вы особо опасны. – Это сущая ложь и бред! – возмутился доктор.

– А факты? – невозмутимо продолжил следователь. – После вашей консультации целая семья Останцони покончила жизнь самоубийством. Они все четверо в джипе сбросились с обрыва и погибли.

– Это не я! Я к этому не имею никакого отношения. Они там сами все сумасшедшие, выходят из тел, летают на другие галактики, меня склоняли к тому же. Но я не согласился, я гражданин Соединенных Штатов!

– Да ладно вам! Вы же сами психиатр, нечего мне тут разыгрывать невменяемого патриота, – сказал следователь весьма миролюбиво. После небольшой паузы он так же спокойно продолжил: – Ну, хорошо. Ваш последний клиент, я говорю про господина Фильмана, перерезал себе вены и сейчас находится в реанимации. Нам вряд ли удастся его спасти. Запись вашей последней консультации у нас имеется, мы уже проделали большую работу по вашему разоблачению. Жаль, что Фильмана мы не сможем использовать как свидетеля против вас. Вы хорошо зачищаете концы, доктор!

– Ну, сами подумайте, как я, профессор психологии, могу склонять людей к подобным вещам?!

– А кто вам сказал, что вы тот, за кого себя выдаете? Вот, читайте. – И следователь протянул доктору свежий номер одной из нью-йоркских газет. На второй полосе там был некролог следующего содержания: «Под обломками башни погиб гордость отечественной науки, звезда мировой психологии, лауреат Нобелевской премии, доктор медицины, член Академии наук, профессор Фейденберг.» – Причем следствием было установленно, – продолжил неугомонный следователь, – что в этот злополучный день вы не случайно оказались там. Вы перевели все сбережения нашего светила – а это ни много ни мало 5,5 миллиона долларов – в Аргентину, на счет, по которому деньги могли быть сняты на предьявителя, и денег там уже нет! Снял их ваш подельник, который только и дожидался перевода этих денег. К счастью, мы его уже арестовали, там их оказалась целая банда.

И мы предполагаем, что вы два брата профессора, вступившие в сговор, чтобы завладеть деньгами нашего уважаемого доктора. Что вы на это скажете, дорогой самозванец? Не вы ли шантажировали уважаемого профессора, не вы ли заставили его перевести все деньги, и не по вашему ли указу сняли со счета в Аргентине эту сумму? Тем более что в офисе подтвердили ваше отсутствие в течение двух суток! Упираться бесполезно, колитесь быстрее, пока это не сделал первым ваш аргентинский брат!

– Это не я, это все он, мой двойник! Он все это так хитро обустроил, он лишил меня всего, что я честным трудом создавал всю мою жизнь! Он даже лишил меня имени, теперь получается, что я человек без прошлого и будущего!

– Вы все продолжаете играть в психически ненормального. У нас хорошие специалисты, они вас в два счета расколют, так что сознавайтесь, душу облегчите, от смертной казни спасетесь, – с удовольствием констатировал следователь. – Да, кстати, денег мы при задержании в Аргентине вашего соучастника не обнаружили. Вы случайно не знаете, куда они могли деться?

– Не знаю, – удрученно произнес профессор

– Да, и еще, – сказал следователь. – В кармане профессора было найдено прелюбопытное письмо. В нем говорится, что его шантажировали, и он для того, чтобы защитить себя, был вынужден перевести все свои деньги в Аргентину. Это уже серьезное доказательство!

– Вы сами видели труп профессора Фейденберга?

– От его трупа практически ничего не осталось, только косвенные доказательства, такие как бумажник с документами. Кстати, никаких документов мы ни при вас, ни у вас дома, а вернее, в доме настоящего профессора не обнаружили. Этих, даже косвенных доказательств, хватит с лихвой, чтобы вы могли претендовать на пожизненное заключение.

– Когда вы так говорите, уважаемый следователь, мне кажется, что у вас шизофрения!

– Поберегите свои медицинсие термины до того времени, когда вам представится возможность стать помощником тюремного врача! – саркастически ответил следователь. «Вот же подлец этот профессор Фейденберг! И следователь тоже подлец, совсем меня запутал! – подумал доктор. – Мне больше не для чего жить! – произнес он уныло.

– Нет, есть! – возразил следователь.

– В этом прелюбопытном письме доктор указывает на своего аргентинского брата, который был украден сразу же после рождения. Историю эту замяли. Родители ваши уехали из Аргентины в Америку и больше нигде не указывали на то, что у вас в семье был еще один ребенок. А мы предполагаем, что украденных детей было двое! Ваш аргентинский брат – фигура очень загадочная. Он встречался с господином Останцони, затем ниточка следствия ведет в Афганистан, где наверняка он был связан с Осама бен Ладеном. Так что налицо преступная группировка, действующая в масштабах всего мира! Вот вам бумага и авторучка, и пишите все, что знаете о преступлениях вашей банды в Америке, Аргентине и Афганистане. Может, тогда вам и будет, как утешение, светить пожизненное заключение, а не смертная казнь. И постарайтесь сделать признание все же раньше, чем это сделает ваш аргентинский брат, мой вам добрый совет.

– Моя жизнь кончена! – тихо прошептал профессор. – А все этот проклятый Останцони!

– Мне тоже так кажется, так что признавайтесь скорее, брат г. Фейденберга или как вас там! Может быть, вы подпольный наркобарон дон Педхулио, так классно обделывающий свои делишки у нас в Америке! Ночь была тяжелая. Мучили кошмары, а где-то в районе двух часов ночи профессор увидел сон. К нему пришел доктор Фейденберг-старший, тот высший фантом, который, по словам этого чертова Останцони, улетел на другую планету, и стал долго советовать свести счеты с жизнью. Потому что он уже похоронен для общества, к тому же нищ, авторитет разрушен, вдобавок ему грозит наверняка пожизненное заключение, потому что доказать, что он является не настоящим доктором, а аргентинским братом доктора, близнецом, будет для ФБР пара пустяков, так как низший фантом, скорее всего, уже обо всем этом позаботился.

– Какой же я гад, по сути своей! – возмутился доктор. – Это я носил в себе всю мою жизнь, скрываясь под личиной эскулапа!

– Не такое еще бывает, – ответил ему старший фантом. – Если бы всех знаменитых копнуть… Да что там знаменитых! Церковь – и то бы не устояла! Как мало мы знаем еще о тайнах бытия! Вот я, например, летал в другую галактику и вообще увидел уже много невероятного, чего тебе даже не приснится. Но об этом поговорим, когда у нас будет больше времени. Вот вернусь я на свою планету…

Сначала мне все же хотелось остаться на Земле, а пригляделся, что тут творится, и решил: нет, назад, тебя заберу, будем вместе сады райские разводить. Заживем!

– Ну и что мне теперь-то делать? – Выбор у тебя невелик сейчас. Ты можешь повеситься, или подождать исполнения смертного приговора пару лет, или провести остаток дней в тюрьме вместе с твоим родным аргентинским братом. Но для этой роскоши у нас мало времени, надо дело делать, а то планета брошена, господин почтальон в коме. В общем, дел невпроворот.

– А где и как я могу здесь покончить жизнь самоубийством?

– Где и как?! – удивился высший фантом. – Да прямо здесь, в камере, на своих распущенных носках.

– Но нет же крючка?!

– Крючок всегда найдется, был бы самоубийца! – саркастически пошутил брат фантом– старший. – Крючок есть!

Профессор увидел крючок, уже распущенные носки, и… повесился. Раскачивался он из стороны в сторону, ничего при этом не понимая. Ему было хорошо, он наблюдал свою агонию, а по его телу разливалась эйфория.

– Ну что, с освобождением! – поздравил его ангел-искуситель. – Полетели возвращать к жизни почтальона.

– А что, я летать могу?! – удивился доктор.

– Ты теперь много чего можешь!

Они приподнялсь чуть над полом, прошли толстую бетонную стену и вылетели на тюремный двор. Пахло свежестью и немного пылью. Наутро в камере нашли тело доктора с изрядно посиневшим лицом. Тюремный врач констатировал смерть от сердечного приступа. Не давайте никому советов, уважаемые читатели, а то все, что вы присоветовали другому, может случиться и с вами! А еще не связывайтесь с магами: им-то все равно, там ли, тут ли, а вам еще привыкать к загробной жизни! А дело это им то все равно, там ли, тут ли, а вам еще привыкать к загробной жизни! Дело это непростое!

По прошествии некоторого времени они оказались на перекрестке двух дорог. Светила полная луна, деревенский пейзаж романтически окружал наших свежеиспеченных духов.

– И чего мы сюда прилетели? – спросил доктор своего брата-двойника.

– Нам здесь назначена встреча для дальнейшей координации наших совместных усилий. Через некоторое время раздался звук откуда-то сверху. Он напоминал шуршание крыльев летучих мышей. Но это не были летучие мыши. К двум фантомам присоединились еще четыре. Это были фантомы, в двух из которых изумленный доктор узнал господ Останцони, а в двух других – госпожей Останцони. Высшие фантомы очень обрадовались друг другу. Они бросились обниматься и принялись делиться впечатлениями по поводу их недавнего, так хорошо удавшегося самоубийства, вернее, принуждения их физических тел к выходу из оного. Бывшие физические тела, а ныне средние фантомы, были более сдержанны.

Господин Останцони-средний что-то мучительно соображал, прикидывал, и можно было заметить интенсивное излучение вокруг его головы. К нему не подошел, а в ярости подлетел г. Фейденберг и начал кричать, что вся его жизнь пошла прахом из-за его, господина Останцони, дурацких магических экспериментов. На что тот только и ответил, отмахнувшись, как от назойливой мухи, что дорогой доктор теперь сам может убедиться в существовании загробной жизни и углубить свои профессорские знания в области психологии духов. К ним мгновенно подлетели высшие фантомы.

– Ну что вы, друзья, так энергично спорите. Вам надо радоваться! – произнес высший фантом г. Останцони. – Тем более что перед нами столько возможностей.

– Да какие такие возможности! – полузавопил, полузарыдал доктор. – Меня обворовали, лишили имени, заточили в тюрьму, затем издевались, а до этого закрутили в какую-то страшную магию, может, даже и Вуду! Затем страхами измучили и заставили залезть в петлю, от чего я скоропостижно скончался от сердечного приступа на грязном, мерзком тюремном полу! И меня наверняка похоронят, как собаку, а не так, как я всю жизнь мечтал: в дубовом уютном гробу, под звуки траурной, очаровывающей и щемящей душу мелодии! И нет тебе прощальных речей, ушел, мол, из жизни замечательный ученый, профессор, лауреат, и никто не заплачет…

Его тираду прервал средний Останцони: – «Ушел из жизни!» Тьфу, слушать противно! Разве это была жизнь?! Что ты там в ней, в своей жизни, видел? Сумасшедшие пациенты с их вялодряблыми коплексами, экономка – зануда, ну, отпуск иногда, и загадюченный город. И это он называет жизнью! Ты, может, друг ты мой, только сейчас и жить-то начал!

– А кто я теперь? Непонятно кто, дух бестелесный! И что сейчас, сейчас-то что?! Суд Господень, если он вообще есть!

– Вот материалист! – удивился Останцони. – Если мы есть, значит, и все остальное тоже есть, это же, дорогой доктор, логика, без всякой там научной диалектики! И забудь ты своего Фрейда!

– Ну и что мне сейчас с этим духом делать?!

– А с духом, уважаемый доктор, – вступила в разговор г. Останцони-средняя, – делать можно все, что угодно. Это же новые возможности нового круга развития, эволюция! Это-то вы хоть понимаете, дорогой светило? Новые возможности другого измерения. Вы, наверное, не обратили внимания на то, что вы выглядите лет на 35, не более, что на вас шикарный костюм и вы не голодны, полны сил, раз можете закатить такую истерику. Там бы вы, дорогой доктор, от такого состояния давно бы сыграли в ящик! И потом, здесь совсем другой временной фактор, тут время относительно. Я не скажу, что его здесь нет, но идет оно здесь совсем по-другому. Всего полчаса назад, когда мы с вами встретились, была полночь, а теперь, пока вы тут рыдали, началось утро. Вы же не могли прорыдать всю ночь! И расстояния здесь относительны, хотите в Париж за полчаса, или в Лондон, или в Буэнос-Айрес?

– Не напоминайте мне про Аргентину, а то я туда точно захочу, чтобы посмотреть в лицо еще одному подлецу, который все это со мной так сотворил!

– Конечно, мы здесь тоже не совсем свободные, потому что мы принадлежим системе, и живем по законам системы, служим этой системе, но все практически согласно своим склонностям, потребностям и желаниям.

– А какие у меня желания? – задумался доктор. – Спать не хочу, чувствую себя бодро, пить и есть тоже не хочется. Вроде бы как лет тридцать скинул.

– Кажется, просыпается любопытство ученого, – чуть иронично заметила г. Останцони.

– Что это за мир, куда мы все попали? – поинтересовался, наконец, доктор Все от души рассмеялись.

– Ну, с днем рождения вас, любезный доктор! – поздравил доктора высший фантом Останцони. – Мы уже улетаем, нехорошо свои владения надолго оставлять, тем более что договор мы наш выполнили, довели вас всех до самоликвидации, а вернее, до нового рождения в новом теле. Теперь пора и назад, в свою галактику, надо посмотреть, что там и как.

– Довели до самоликвидации, а проще сказать, до самоубийства, – повторил доктор. – Хороши же вы, высшие!

– А что в этом такого? Если мы все бессмертны, тогда скажите, что есть смерть?

– Не знаю, – насупился доктор.

– Череда рождений – и только, – докончил свою мысль Останцони-высший. – Так что наслаждайтесь и не горюйте, тем более что горевать-то вам лично особенно не о чем.

– Господин Останцони! – обратился высший фантом к своему среднему. – Насколько мне известно, вам надо сейчас же связаться с Предиктором для получения дальнейших инструкций.

– Хорошо, конечно, – ответил г. Останцони-средний и тихо пробормотал про себя: – «Полетать, полетать, новые возможности!» Возможности, может, и новые, а пахота прежняя!

– Ну так что, дорогой доктор-высший, вы возвращаетесь в мою галактику или тут ностальгию родственную потешите?

– Уговорили, попробую побыть в роли планетарного логоса!

– Ну вот, все и устроилось! – удовлетворенно констатировал г. Останцони-бог. Три высших фантома на прощанье помахали крыльями, от которых начали рассыпаться во все стороны фейерверки, и отвалили в сторону своей новой галактики, вероятно, для приятного божествования и логоствования.

– Ну, полетели и мы! – предложил г. Останцони-средний, которому было дано задание встретиться с Предиктором

– Куда и как? – спросил доктор.

– Во-первых, летать мне непривычно, я, того и гляди, залечу куда-нибудь, а во-вторых, вопрос – куда?

– К Предиктору! Нам же ясно сказали! – вмешалась в разговор госпожа Останцони. – А летать – это просто! Гравитация тут значительно ниже, чем на Земле, вес наших тел тоже. Полет мы можем регулировать: снижение, взлет, посадку, скорость. Немножко только при переходах с плана на план потряхивает, а так – сплошное удовольствие!

– А как все это возможно реально осуществить? – удивился доктор.

– Ах, дорогой светило, как вас там все привыкли называть! Кстати, где ваш свет? А полет мы регулируем силой мысли, защиту создаем желанием, так же и все необходимые нам блага. Берем мы на это окружающую материю. Вы, кстати, не заметили, что воздуха тут как такового нет? Мы окружены чистейшим эфиром, а с плана на план переходим через сознательную регулировку массы нашего тела!

– А! – вспомнил доктор. – Эфир – это та материя, о которой говорили оккультисты и существование которой они так и не смогли доказать.

– Примерно так, – подтвердил г. Останцони.

– Вы знаете, где находится Предиктор? – спросил доктор.

– Да, конечно, уважаемый доктор, полчаса перелета – и мы будем снова в Нью-Йорке.

– Он там и живет?! – удивился доктор.

– А где ему жить?

– Ну, я не знаю, где-нибудь на небе, в крайнем случае, на горе, в замке, поближе к небу, уж больно величественно звучит его титул… Предиктор! – … и носить длинный парчовый халат, смешные загнутые кверху туфли, смотреть в подзорную трубу и говорить глупости! – рассмеялась г. Останцони.

– Нет, все гораздо прозаичнее, – ответил на вопрос доктора г. Останцони. – В общем-то скоро сами все увидите.

– А зачем мы туда летим? – не унимался доктор. У него, видимо, было опасения по поводу полета. Обычно он летал лишь в первом классе надежнейших самолетов и немного побаивался быть пилотом для себя самого, тем более что никакого курса обучения он не проходил.

– Зачем? Известно только Предиктору. Я думаю, не к теще на блины зовет.

– Ну, поехали! – бодро произнес Останцони. И почти вертикально взмыл в небо метров на двести от Земли, завис и стал наблюдать за происходящим. Г. Останцони взвилась, как ведьма на помеле, примерно на километр ввысь, и оттуда был слышен ее радостный хохот. К ужасу наблюдавшего за ее полетом доктора, она на огромной скорости ринулась с облаков вниз, сделала пару мертвых петель и четко приземлилась в двух метрах от доктора. К еще большему ужасу доктора, она была совершенно голой, и от нее исходил дурманящий запах трав, леса, воды.

– Я, знаете ли, дорогой доктор, всегда раздеваюсь, когда летаю. Мешает одежда, а так натуральнее и естественней!

– И она рассмеялась звонким, заразительным смехом, причем в ее зеленых глазах пробегали желтые озорные искорки. По ее плечам рассыпалась копна рыжих волос, что придавало ей еще больше обворожительности.

– Ты что, милая, хочешь сразу заморочить голову нашему другу? Дай ему хоть немного понаслаждаться свободой, а то у него и так голова подкруживается от всех этих перемен, предстоящего полета, а тут еще ты, рыжая и голая!

– Ваш муж не так ревнив, как мне поначалу казалось! – удивился доктор.

– Ревность – это что? – спросила сама себя г. Останцони и сама себе же и ответила: – Это просто какая-то средневековая черта характера. Мы же свободные духи, о чем и вам, профессор, я советую не забывать! Что это было, так и осталось непонятным. То ли г. Останцони говорила в общем, то ли намекала на что…. Доктор решил больше не затягивать с полетом. И он наконец-то решился.

Встал, замахал руками, закрыл при этом глаза и еще начал забавно подпрыгивать.

– Лягушка, которая решила стать птицей, – тихо произнес с небес г. Останцони.

– Дорогой! Ты, кажется, забыл, как я учила тебя летать в первый раз и при этом никаких эпитетов не применяла! И потом, это неучтиво, в конце-то концов, по отношению к нашему товарищу. Ты, наверное, забыл, что звук по эфиру разносится очень далеко.

– Прости, дорогая, ты как всегда права, и я сейчас исправлюсь.

– Перестаньте себя мучить! – сказала доктору г. Останцони чуть строго. – Сначала посмотрите на меня! – И она предстала перед доктором во всей своей нагой красе.

– Ну что, желание появилось? – спросила она его чуть лукаво.

– Да, – ответил тот скромно, – в такой ситуации даже у мертвого желание появится!

– Так вот, дорогой светило, летать – это еще лучше… Ну, вот, смотрите! Я поднимаюсь, выше, выше, вокруг меня все звуки тише, тише, и я лечу совсем неслышно… Но вы можете лететь слышно, даже позволить себе шуршание крыльями.

Доктор попробовал повторить. Ничего не получилось.

– Я, кажется, поняла, в чем ваша проблема. Вы не допускаете даже мысли, что можно лететь.

– Но я же уже раз долетел до перекрестка! – чуть обиделся доктор.

– А вот обижаться не надо, даже немножко. Это вредно, слишком большая затрата энергии. А тогда, когда вы долетели, как вы выражаетесь, до перекрестка, вы были просто в шоке, можно сказать, не думали, летели на автопилоте. Цель была задана, и все получилось само собой. Теперь вам надо летать сознательно. Ну, давайте, взвивайтесь!

– Я могу летать, – сказал доктор тихо, но уверенно. И он на полметра поднялся над землей.

– Уже хорошо! – похвалила она. А теперь пусть это будут не только слова. Представьте себе, сколько времени вы мечтали оторваться и полететь, взмыть над Нью-Йорком, оставив там все заботы, все тревоги, все сомнения, и парить, то ли красивой гордой птицей, то ли разноцветной бабочкой, мотыльком …

– Откуда вы это знаете?! – удивился доктор. Правда, все его внимание при этом было направлено на то, чтобы не потерять уже достигнутого и, к своему стыду, не рухнуть на землю кучей того, что не принято называть в порядочном обществе.

– Летайте душой! – предложила она.

«А почему бы и нет?» – подумал доктор.

И вместе с этой мыслью вдруг почувствовал накатывающееся чувство свободы. Некоторое время он был захвачен этим новым для него ощущением, а когда переключил свое внимание на то, что у него должно было бы быть под ногами, то этого почти что и не было, то есть оно было, но очень далеко. Он поднялся примерно на высоту 10-11 километров над землей, но, что удивительно, страха не было. Рядом с ним летели господа, а вернее, свободные духи Останцони, он и она. Они переглядывались радостно, и так же радостно стало доктору.

Кроме того, было ощущение, что они готовы прийти к нему на помощь в любую минуту. И справедливости ради надо сказать, что это было не только ощущение, это была сама реальность. Когда доктор освоился немного, г. Останцони сделал ему комплимент.

– Видал я разных летунов, но чтобы так быстро и бесшумно!

И тут г. Останцони перевел взгляд на жену и пробурчал: – Ведьма!

На что доктор разумно заметил: – А вы говорите, что ревность – средневековое чувство.

– Кто не без греха, – ответил Останцони, – пусть в меня бросит камень!

– Знаешь же, дорогой, что в небе камень взять негде! – сказала г. Останцони, мило улыбаясь своей обворожительной улыбкой.

«Такой в рот палец не клади!» – подумал доктор.

– Да и другое лучше не класть! – посоветовал г. Останцони. – Не поймите меня превратно, мне все равно, духи мы свободные, просто с непривычки без энергии останетесь.

– Да мне такое и в голову-то не могло прийти! – стал оправдываться доктор.

– А жаль, – тихо прошептала г. Останцони и чуть прибавила скорость. В этот раз она, пожалуй, высказалась более определенно.

Вечерело. Нью-Йорк был в это время по-осеннему красив, особенно с высоты птичьего полета.

– А что, прошло столько времени?! – поинтересовался доктор, окончательно свыкшийся со своей новой способностью.

– Я же говорил, что эфир имеет другое временное ощущение. Да прошли практически сутки с того времени, как вы покинули свое бренное тело, дорогой светило, – ответил ему с небольшой иронией в голосе г. Останцони.

– Не называйте меня больше светилом, – попросил доктор. – А то здесь это звучит как насмешка.

– Хорошо! Они подлетели к одному из центральных районов Нью-Йорка. Прошли подплан, то есть перешли из мира эфирного в мир трехмерный г.Останцони поставил специальную защиту, и они стали невидимыми, только не друг для друга.

– Поистине здесь имеются неограниченные возможности! – удивился доктор.

– А то! – лаконично ответил на это г. Останцони.

До огромного фешенебельного здания, где находился Предиктор, они добирались пешком. Причем, как только они приземлились, они снова стали видимыми, и их тонкие эфирные тела приобрели обычные физические тела.

– И это возможно?! – удивился доктор.

– Да, на какое-то время, – ответил г. Останцони. – Предиктор со своим большим аппаратом располагается на многих планах бытия. И появляться у него в тонком теле считается плохим тоном. Пешая прогулка в обычном физическом теле доставила доктору особенное удовольствие. Как и маги прежних веков, доктор любил привычки. На здании, куда они через некоторое время благополучно прибыли, висела табличка «Менеджмент и консалтинг Америкен-энергикорпорейшн».

– Солидно! – удивился доктор.

– А то! – опять лаконично ответил г. Останцони.

– Люблю Предиктора! – с восторгом заявила г. Останцони. – А кого ты не любишь?! – проворчал муж. – Я не люблю шабаш вампиров. Там такая суета! И пахнет от них нехорошо.

– Ну, слава Богу! – заметил г. Останцони. – Хоть что-то ты не любишь!

Секретарша оказалась молодой сексапильной девицей в короткой юбке и ногами от шеи, причем она не производила впечатления глупой марионетки, а скорее, наоборот, деловой и умной женщины. Она проницательным взглядом окинула, как пробуравила лучом сканера, всех троих и, ничего не спрашивая, предложила гостям кофе или лимонад на их выбор. При этом добавила, что Предиктор знает об их визите, но принять сейчас не может, так как в данное время находится на другом конце галактики.

– Так далеко! – разочарованно произнес доктор.

– Так уж и далеко! – улыбнувшись, ответила девушка. – Для нашего многоуважаемого Предиктора не существует этого понятия. Тем не менее, вам придется подождать.

– Как долго? – поинтересовался г. Останцони.

– Ну… – И секретарша задумалась, что-то в уме прикидывая. – По космическому времени минут пять, а по земному – пару часов. Это не так много, если учесть исключительную занятость Предиктора и то количество народа, которое хочет с ним обычно встретиться. Но вы – исключение! Я информирована о важности вашей миссии, так что, как только он проявится, вас примет незамедлительно. А пока вы можете или пройти в наш планетариум, где вам предложат небольшую экскурсию по близлежащим от нас планетам, или совершить небольшую морскую прогулку к Сейшельским островам.

– Нет, спасибо! – поблагодарила г. Останцони. – Мы сегодня достаточно налетались, да и в море меня укачивает.

– Спасибо! – поблагодарил секретаршу г. Останцони. – Раз уж у нас появилось незапланированное время, мы подскочим в пару мест, чтобы не терять потом время зря, да и на прием к Предиктору не следует попадать не совсем подготовленными! – И он с легким намеком посмотрел на доктора.

– Ну что еще! – возмутился доктор.

– Сейчас узнаешь, – ответил г. Останцони.

– Ох, и не люблю я эти вскрытия! – вмешалась в разговор г. Останцони. Она вмиг сообразила, о чем идет речь.

– А кого будут вскрывать? – занервничал доктор.

– Вас, дорогой мой друг эскулап, вас! Через некоторое время они уже стояли перед дверью с табличками «Тюремный морг», «Вход посторонним строго воспрещен». Госпожа Останцони выразила желание посетить камеры смертников, за светской беседой провести с ними то время, пока господа мужчины будут любоваться красотами внутренностей господина доктора.

– А это обязательно? – спросил, нахмурившись, доктор. Он как-то не испытывал восторга перед предстоящим зрелищем.

– Ах, ничего особенного, любезный доктор. Это вам просто непривычно.

– Ну, да, конечно, при вскрытиях я присутствовал неоднократно во времена моей студенческой юности. Но вот только никак не ожидал, что попаду на свое собственное! – Дело привычки! И потом, у нас с вами есть конкретная цель.

– Какая?

– Сейчас узнаете! Паталогоанатом со всей страстью еще не растраченной юности что-то выковыривал из трупа доктора. Он пыхтел, потел и при этом напевал последний нью-йоркский шлягер.

– Садист! – тихо прошептал доктор. – Так обходиться с останками лауреата!

– Ах, говорите громко, он все равно нас не слышит, мы уже давно находимся в эфирном теле. Вот если бы вас вскрывал его коллега (а он этим занимается уже сорок лет), вот тогда надо было бы вести себя потише.

– Я как-то еще не фиксирую сознательно эти переходы.

– Придет еще!

Доктор зачарованно смотрел на свой полурастерзанный труп и в какой-то момент понял, что отключается. Все поплыло из-под ног, но г. Останцони тут же его подхватил.

Голова доктора поплыла тоже, равно, как стены и потолок, и доктора вырвало, самым, надо сказать, банальным образом. – Что и требовалось! – изрек г. Останцони. Доктору тут же стало легче, и в тот же самый момент он увидел у своих ног что-то противное, шевелящееся, да и еще при этом квакающее. Причем в этих звуках можно было различить слова «хочу жить, хочу жить, хочу жить» и «хорошо»… Г.Останцони что-то покатал в своей правой руке. Это оказалось на глазах растущим золотым, как из тумана сделанным, шариком. Г. Останцони что-то проговорил, и из его руки вырвалось подобие шаровой молнии, в привычных земных понятиях. И это что-то при соприкосновении с зеленым объектом рассыпалось на миллиарды искр. Зеленое пронзительно квакнуло. Паталогоанатом почесал свою волосатую грудь. Доктор ойкнул. Было ощущение, что он чего-то лишился, до боли знакомого и очень дорогого. И ему сразу же стало легче. Когда они вылетели из морга, к ним уже присоединилась г. Останцони. Она без умолку болтала, что эти приговоренные к смерти такие забавные, такие наивные и ничего не знающие, и все у них еще впереди!

– Сковородка у них впереди! – недовольный беспричинными восторгами жены (а такими ли уж и беспричинными?!), буркнул г. Останцони

– Что это было? – спросил доктор, окончательно приходя в себя.

– Все просто, дорогой коллега. Из вас при этом, и вправду сказать, неприятном зрелище, вышел страх смерти, который вы пестовали всю свою сознательную жизнь. А теперь и у Предиктора не стыдно будет появиться. Еще есть время, и я знаю, что нам надо еще предпринять, чтобы не выглядеть полными профанами перед Предиктором.

– Еще что-нибудь столь же противно-необходимое?!

– Ну, не такое уж и противное, но необходимое, ибо то, что происходит с другими людьми, трогает нас в значительной степени меньше, – мудро заявил г. Останцони.

– Помните об этом, доктор! Через несколько минут они оказались в реанимационной палате, где, не приходя в себя, пытался скончаться г. Фильман. Но это ему как-то плохо удавалось. Он хрипел, скрипел во всю силу своих, надо сказать, нехилых легких, судорожно пытался встряхнуться всем своим телом, но и не оживал, и не умирал. Аппараты искусственного поддержания жизни работали на предельной нагрузке.

– Очень хорошо, что еще не умер окончательно, – констатировал г. Останцони. – Но плохо то, что это может случиться в любой момент! Почтальон, а это и был г. Фильман, действительно выглядел не как кандидат на жизнь, а, скорее, как кандитат на смерть.

– Надо торопиться! – сказала г. Останцони.

– Время не ждет, да и Предиктор тоже, – подтвердил г. Останцони.

– Ну, надеюсь, на сегодня ужасы кончились, – пробурчал тихо, как ему показалось, почти неслышно, доктор. Доктор все путал, когда он находится в физическом теле и можно говорить тихо, не боясь быть услышанным, а когда в эфирном и надо быть осторожнее, по крайней мере, в отношении духов.

– Ужасы только начинаются! – оптимистично заявил г. Останцони.

– Я все никак не могу привыкнуть к тому, что вы все время читаете мои мысли, уважаемый маг!

– Привыкайте, коллега, это вам не физический мир, где почти все и для всех тайна за семью печатями. Здесь все открыто, и надо основательно следить за своими чувствами, про мысли я уже и не говорю!

– Господа, мы опаздываем! Если Предиктор может себе позволить задерживаться, то мы нет, – напомнила г. Останцони.

– Вы вовремя, Предиктор вот уже 15 секунд как на месте и ждет вас! – Секретарь-референт позволила себе немного улыбнуться, но только так, уголками губ, для приличия. Все невольно подтянулись, подобрались и стали серьезными.

– Расслабьтесь, господа! – посоветовала секретарша.

– Предиктор любит в меру расслабленных и в то же время в меру сконцентрированных людей, с сильной вибрацией во всех чакрах.

– Чакры – это что? – поинтересовался доктор.

– Потом! – коротко ответил маг. – Сейчас надо думать о предстоящем визите и представиться как-то получше и посолиднее, если не хотите оказаться старшим помощником младшего кочегара где-нибудь возле одной из адских печей.

– Ой, люблю, когда жарко! – проверещала г. Останцони.

– Так вот, дорогая, случай и представился.

– Люблю жару, но не до такой степени! – ответила г. Останцони. – А как мужчина наш Предиктор хорош во всех отношениях.

– Про все не знаю, – пробурчал маг, но на этот раз миролюбиво согласился: – А вообще-то действительно хорош. Они вошли в огромный зал. Зал был пуст, только два предмета притягивали взоры: огромный старинный инкрустированный письменный стол с двигающейся моделью вселенной и большой камин. И еще сам Предиктор. Но Предиктора нельзя ни в коем случае отнести к разряду предметов. Хотя почему нет?

Если сравнитель находится где-нибудь очень высоко, тогда и сам Предиктор может быть предметом! Предиктор, молодой человек приятной деловой наружности, с наголо обритой головой, в прекрасно сидящем костюме, энергично встал из-за стола, стремительно и вместе с тем элегантно подошел к гостям. В его лице сочеталось несочетаемое: огромная сила воли исходила от него, и в то же самое время какая-то неземная расслабляющая и кружащая голову благодать. Он пожал руку доктору, произнеся: – Рад вашему появлению в нашей обители, дорогой светило, хотя я знаю, что последнее время вы просили себя так не называть.

«Уже настучали!» – подумал доктор, но его мысль осталась без реакции со стороны других участников встречи. Видимо, было не до того. – Кстати, был на ваших похоронах! Все прошло очень степенно, столько народа, цветов, такие речи! Даже всплакнул!

А кстати, вам известно, что вы объявлены народным героем и гением в области психологии? Доктору стало как-то не по себе. Все эти земные радости казались рядом с Предиктором дешевой елочной мишурой. Да и его замечание по поводу «всплакнул», при таком стечении обстоятельств, можно было рассматривать только как шутку. Но, как понял доктор, в этом мире лучше ни на кого, да и ни на что, не обижаться!

– Ну, я рад, что вы все правильно понимаете! – Предиктор ласково улыбнулся доктору.

«Вот это психолог!» – подумал доктор, а дальше уже подумал, что лучше бы ни о чем не думать.

– Спасибо, – просто ответил на мысли доктора Предиктор. – Правда, это так здесь естественно, что порой просто забываешь о дарованных нам Высшим Иерархом способностях. – Ну а вы, дорогой искатель истины, сбежавший корректор Америки, как у вас дела?

– Да никуда я не сбегал! – ответил Останцони. – Вот стою тут, рад, и, как всегда, готов служить. И отвечать за неправомерные действия, правда, не совсем мои.

– Ответите, конечно, ответите, хотя не совсем и ваши. А значит, и спрос будет не так строг. – Госпожа Останцони!

Предиктор элегантно поклонился. – Не сочтите за невежливость то, что я вас приветствую в последнюю очередь, но вы же знаете, что у нас все наоборот. Высший Иерарх меня тоже приветствует последним. Ну а как же иначе, сначала духи менее важные, потом более. Рад вас видеть в чине полковника!

– Вы, как всегда, неотразимо любезны, господин Предиктор! – пропела г. Останцони нежным голосом. Она уже не была голой. На ней был великолепный, лазоревого цвета, подчеркивающий ее удивительные формы костюм. Но знак ангельского различия все-таки не забыла приколоть себе на правое плечо.

– А вы, как всегда, неотразимо привлекательны! Не ревнуйте, г. Останцони, я все равно не могу составить вам конкуренцию.

– Да, господин Предиктор, и только, наверное, потому, что вы очень заняты.

– Поэтому тоже, любезный нарушитель законов! Итак, я думаю, вы не все догадываетесь, о чем пойдет речь.

– Не все! – отозвался доктор.

– Я догадываюсь, – скромно произнес Останцони.

– Еще бы! – ответил Предиктор. – Самовольно покинули пост! А мы на вас, как на самую подходящую кандидатуру корректора Америки, возлагали столько надежд! И стоило вам самовольно оставить пост, как тут же произошла катастрофа в размерах государства. Г. Останцони стоял, опустив голову. – Итак, дорогие мои духи, надо исправлять ситуацию, и срочно, времени у нас в обрез. Если скончается г. Фильман, то нам всем очень не поздоровится, дело на контроле у Высшего. Этот Фильман сейчас, пожалуй, самая подходящая кандидатура на ответственный пост почтальона. Вы назначаетесь его ангелами-хранителями. Вы, господин доктор, учитывая ваши прежние заслуги в психологии и огромный опыт работы на свое эго, а также согласно пожеланиям вашего кумира Фрейда, – черным ангелом; вы, господин Останцони, учитывая ваши заслуги, – белым ангелом-хранителем. Вы, госпожа Останцони, возьмете на себя обязанности ангела-Учителя и возглавите работу ваших коллег.

Это вам как раз в соответствии с вашим высоким званием. Обязанности светлого ангела я вам, господин Останцони, не буду объяснять, это вы проходили, учась в нашей академии. А вам… – и он посмотрел на доктора, – кое-что мне придется объяснить, несмотря на дифицит времени. В прямой контакт с подопечным вы не имеете права вступать. Это может делать только госпожа Останцони, причем все важное согласовывать с ней. Это и вас касается, господин Останцони. Обязанности черного ангела состоят в следующем. Вы защищаете вашего подопечного от чрезмерного альтруизма в нем самом, а также от чрезмерного воздействия черных сил. Это сопряжено с риском и для вас тоже. Кроме того, вам необходимо учитывать, что вы должны работать мыслью больше, чем чем-либо другим. А еще вы должны учитывать, что в нашем мире мысль материальна, но, слава Создателю, этим сверхмощным оружием пользуется очень маленькая часть человечества. Итак, мысль материальна, вы не можете разрушить созданное мыслью, но вы имеете другие возможности, такие, как внушить мысль, напустить печаль, создать негативную ауру.

И все действия вы должны согласовывать с вашим коллегой. Он исходит от обратного. Так что вы – партнеры, надолго ли, покажет время и то, как вы справитесь с возложенной на вас задачей. Вам, господин Останцони, ни при каких обстоятельствах не разрешено самовольно покидать службу.

– А я и не покидал!

– Но это сделал так виртуозно ваш высший фантом! И мы думаем, что произошла каким-то образом его связь с низшим фантомом. Мы еще с этим должны разобраться, поэтому и вам стопроцентной веры нет. Мы все в ответе друг за друга! Один за всех и все за одного! Помните, господа, об этом! Это вечный магический принцип.

– Да, похоже, меня подставили, но кто же? – начал ломать себе голову опытный маг. – Один в Аргентине оттягивается, другой в другой галактике божествует. Достань его сейчас, ведь он – бог другой галактики. Не слабо! – Ничего, если надо, то мы и бога достанем, ведь он же не является Высшим Иерархом сущего! Итак, за работу, друзья, по мои данным, тонкоматериальный комплекс господина Фильмана находится в 131 квадрате, в районе расположения полей высокого напряжения, и дело идет на считанные минуты. Вам надо его оттуда вытащить и провести работу по подготовке его по программе корректоров регионов, в пределах вашей компетенции, конечно. А там посмотрим, как вы с этим заданием справитесь. Удачи вам, господа! А сейчас быстренько переоблачайтесь, мой секретарь-референт уже отдала соответствующие распоряжения. Вам выдадут всю необходимую экипировку, знаки различия и оружие, конечно! Все, с Богом! О результатах работы я жду вашего доклада, обворожительная госпожа Останцони, в любое время дня и ночи.

– Ночи особенно!! – пробурчал маг.

– И ночи тоже, не будьте таким ревнивым! Ревность вам не к лицу. – Такая, как она, во вселенной одна!

– С этим трудно не согласиться! – произнес Предиктор с чувством. И магу это уже точно не понравилось.

– Ну вот, кажется, нашли! – сказал г. Останцони, зависая примерно метрах в двадцати в стороне от опасного участка. Там, на опасном участке, было мощное сосредоточение положительной, так называемой ян-энергии, энергии мужского начала, только в отличие от чистой ян-энергии это было ее жалкое подобие, сгенерированное высоковольтными сетями высокого напряжения. А поэтому она была особо опасной для духов без какого-либо опыта путешествий по электрическим зонам. И для человека воплощенного это тоже могло представлять немалую опасность при любых видах контакта, то ли полевого, то ли физического, естественно, если не применять специальных методов защиты.

– Я туда не полезу! – тут же заявил г. Останцони.

– Что, мне всю работу делать самой?! – вознегодовала г. Останцони.

– Ну, возьми с собой черного ангела, тем паче у него сейчас такой грозный вид, что он может закоротить все американские сети электронапряжения.

– Делу тут одним видом не поможешь. А вы, господин доктор, поостерегитесь пока! И госпожа Останцони стала аккуратненько пробираться к месту, где завис неудачливый, впрочем, как и в земной своей жизни, почтальон, а возможно, будущий корректор Америки. Госпожа Останцони скрылась в мареве энергетического тумана. Некоторое время от нее не было никаких сигналов. Но вот вдруг г. Останцони явно ощутил сигнал бедствия, и в его голову пошла информация: « Дорогой, слишком много перепуток. Этот умник залез сразу в пять межпланов».

 «Какой талантливый!» – подумал светлый ангел и произнес: – Иду!

– Я с вами, друзья! – ринулся за ними доктор. Ему очень не хотелось так вот сразу потерять друзей-наставников и опять болтаться не пойми где и не пойми зачем в качестве полного сироты в этом таком удивительном, но в то же время и опасном мире. Через некоторое время ангелам представилась следующая картина.

Эфирное тело почтальона зависло на токоведущих проводах, причем часть астрального тела проникла в астральный план низкой вибрации. Перед ним гурьбой толпились черти, строя страшные рожы и угрожая самыми страшными муками. Голова почтальона… Ее вообще в эфире не было, она была в ментале, причем в высшем, и наряду с муками ада подопечный ангелов испытывал и ментальную эйфорию (ну хоть какая-то компенсация за муки!), причем его часть от духовного тела засела в каузально-кармическом компьютере, где и пыталась выяснить, за что ему все это. А дух почтальона спокойно ожидал помощи, потому что все, что он сделать мог, он уже сделал, то есть предупредил Предиктора о месте своего нахождения и о сложности создавшегося положения.

– Отключай все провода!! – голосом, не терпящим ни малейшего возражения, проорал г. Останцони.

– Я что, самоубийца?! – ответила г. Останцони ему на это совершенно спокойно.

– Все мы тут немножко самоубийцы! Слышь, доктор, включай свой энерготрансформатор материальных полей на полную!

– А где этот чертов трансформатор?

– Захочешь жить, найдешь! И в этот самый момент доктор ощутил в себе рев мощнейшего двигателя и шум, подобный реву Ниагары. «Ну и мощный же я!» – подумалось доктору.

– Ты не о мощности своей думай, а о важности предстоящего шага.

– А делать-то что?

– То, что сейчас сделает она, только не пропусти момента. Госпожа Останцони тоже включила свой женский, отрицательный двигатель заднего хода, или темный межплан по-другому, а доктору этого делать было и не надо, его положительный двигатель был маломощен и работал в автоматическом режиме. Госпожа Останцони положила свое левое крыло сразу же на все отрицательные провода, господин Останцони напрягся, закоротил плюс и минус двух проводов, на которых завис злополучный почтальон. Доктор положил свое крыло на минус, точно так же, как это сделала г. Останцони. Произошел взрыв страшной силы. Всех раскидало в разные стороны взрывной волной.

И…. в городе Нью-Йорке погас свет. Первым вышла из бессознательного состояния г. Останцони. – Ну и фейерверк! В ее левом ухе что-то позванивало, перед глазами крутились черные пятна, голова гудела. Господин Останцони прыгал в ее сторону на одной ноге. Он умудрился вывалиться в физическое тело и, избегая короткого замыкания, прыгал на одной ноге, но был весел и счастлив. Тут же откуда-то с небес к ним стала спускаться стального цвета птица и, спустившись, превратилась в ангела золотого цвета с озабоченным выражением на прекрасном лице. Это был посланник Предиктора.

– Что у вас тут происходит и нужна ли помощь? – поинтересовался ангел, оглядывая место события внимательным, проникновенным взглядом. Место действия напоминало место разрыва десятикилотонного снаряда. – Вы что, тут себе частное независимое пространство организовываете? – с легкой иронией в голосе спросил ангел.

– Если бы! – ответила г. Останцони. – Ставим кое-какие эксперименты с электричеством по программе восьмого класса, изучаем шаговое напряжение! Ну, а если серьезно, то выручали из курьезного положения почтальона.

А, кстати, где доктор и почтальон? Доктор в это время стоял, согнувшись, над почтальоном невдалеке от них и оказывал почтальону первую помощь при поражении электротоком. Нет, в землю он его не стал закапывать, а провел профессионально искусственное дыхание и прямой массаж сердца, тем паче условия эфира это сделать позволяли. Почтальон открыл глаза, и на его лице изобразился ужас.

– Ты ангел смерти?! – прошептал он слабым голосом. – Наверное, ты даже сам сатана! За что ты пытаешься утащить меня в ад? Я ведь не сделал ничего плохого в своей земной жизни!

– И ничего хорошего! – произнес подошедший г. Останцони сатанинским голосом.

– Не надо пугать малыша! – Это произнесла, конечно, г. Останцони.

– И даже много плохого! – продолжил светлый ангел. – Для госпожи Фильман, к примеру, пока она имела несчастье быть твоей женой.

– Да, это правда так! – горестно согласился почтальон. Почтальон наконец-то увидел настоящую картину. Он увидел, что окружен ангелами, и успокоился. «Наверное, – подумал он, – моя жизнь была не так и плоха! Потом, добрых ангелов трое, и они наверняка победят и спасут меня, и я попаду в рай!

– Да, прямо в рай, – сказал доктор, – особенно за твое глупое самоубийство.

– Самоубийство – это ужасно! – сказал г. Останцони.

– Это страшный грех! – подтвердила г. Останцони.

Они все трое переглянулись и от души, от всего сердца расхохотались. Почтальон стал потихоньку приходить в себя, тем более что зрелище смеющихся ангелов представляло собой столько смешанных эффектов, что только камень остался бы к этому равнодушен, и то вряд ли. Казалось, что смеется с ними вместе все окружающее пространство. Когда страсти улеглись, г. Останцони произнес: – Любезный наш друг! Вы оказались действительно в весьма пикантном положении. Удивляет, во-первых, то, что вы не сгорели в этих чертовых проводах, а во-вторых, что сравнительно хорошо себя чувствуете. Это дает надежду всем нам на благополучное, ну, хотя и относительно благополучное, будущее. Ибо что в этом мире не относительно! «Сейчас на страшный суд потащат!» – подумал почтальон. – Я заметил, сюда недавно прилетал сам Господь Бог наш (ангел-посланник к тому времени уже покинул место событий), он так и сиял золотым светом и благодатью!

- Это был посланник Предиктора, ангел Сивальспейс – и только, о мой очарованный духовными красотами и не добитый электрическим напряжением уважаемый разносчик радости, я имею в виду, писем, – пояснил светлый ангел, он же г. Останцони.

– Так как же со страшным судом?! – все не унимался почтальон.

– Сдался тебе этот страшный суд! Страшнее того, что ты пережил за свои сорок лет и последние три дня, наверное, и быть не может, – ответил доктор.

– А черти с рогатками? Они хотели меня жарить!

– А это все мираж, – вступила в разговор госпожа Останцони. – Ничего этого не существует для духа твоей категории.

– Я что, представляю собой что-то особенное?

– Ну, особенное не особенное. Пока ты представляешь собой почти что кучу и почти свежедымящегося дерьма, – сказал черный ангел.

– Я так это и знал!

– Не обижайте мальчика! Не переживайте, дорогой почтальон, дело поправимое, – сказала г. Останцони. – Мы тоже не всегда ангелами были. На это ей возразил муж: – Мой ангел, ты всегда была ангелом! И госпожа Останцони, не теряя времени даром, подключилась к различным важным энергетическим центрам почтальона. Через мгновение произошло чудо.

Он встал, перестал дымиться, приобрел вполне приличный вид и даже попробовал взлететь.

– Это немного рановато, – констатировал светлый ангел. – Итак, перед вами выбор – ад или рай, причем в раю монотонно, скучно, в аду весело, жарко, но мучительно. Вы попадете в подплан, где будете выполнять все те же, такие творческие, такие приносящие глубокое удовлетворение обязанности почтальона, коими вы наслаждались прошедшие 20 лет. Или вы возвращаетесь в свое физическое тело.

– И будете заниматься теми же обязанностями на протяжении следующих двадцати лет, – продолжил сам почтальон за господина Останцони. – Поистине замечательный выбор!

На что г. Останцони сказал: – Наш подопечный мне определенно начинает нравиться. И в огне не горит, и с чувством юмора все в порядке, а это хороший знак. Нет, все проще, мой дорогой самоубийца, трудолюбивый вспарыватель вен острыми предметами! Сейчас мы все четверо полетим в реанимацию, там мы вас впихнем в уже давно и порядком заагонизированную вашу, дорогой коллега-самоубийца, физическую оболочку. На слово «коллега» почтальон не обратил никакого внимания, и это даже и к лучшему!

– А смысл?! – жалобно простонал он.

– Смысл огромный! Вы будете продолжать вашу земную жизнь в качестве почтальона.

– Ну вот, опять почтальона! – взмолился почтальон.

– Ну, не только. Все вообще-то будет зависеть только от вас. По замыслу Предиктора, мы будем вас готовить на должность астрально-ментально-каузального корректора Америки. Но для этого вам придется поучиться.

– А по-другому нельзя? – спросил почтальон. – Я же неудачник и учился всегда плохо!

- Можно в подплан почтальоном! – угрожающе прорычал черный ангел: он не любил людей, не любящих учиться.

– Опять почтальоном! – снова простонал почтальон. – Я уже скоро возненавижу эту профессию! Я думал, что буду приносить людям радость, приносить им письма, а пишут люди все реже, и то все больше всякий бред. И вместо радости я разношу счета и заботы. А так хотелось делать добро!

– Благими пожеланиями выстлана дорога в ад, – философски заметила г.Останцони.

– Это ли не твоя новая удивительная возможность сделать себя и других счастливыми?! – со слезами на глазах произнес г. Останцони. Господин Фильман вышел из комы. Дыхание восстановилось, стало ровным, едва заметным. Температура тела спала и стала нормальной. Начавшееся воспаление легких ушло, как по мановению волшебной палочки. Появившиеся пролежни куда-то подевались сами собой.

Излишне говорить, что сие чудо произошло после того, как тонкие тела почтальона снова заняли свои привычные места в физическом теле господина Фильмана.

– Он открыл глаза! – удивилась дежурная медсестра реаниамационной палаты.

– А где ангелы?! – спросил он довольно-таки ровным и звучным голосом.

– Ангелы там, где им и положено быть! – находчиво ответила медсестра.

– Хорошо, – произнес почтальон и заснул крепким, здоровым сном.

Когда он проснулся, то вся реанимационная аппаратура была отключена. Он чувствовал себя еще не совсем хорошо, хотя сносным его состояние нельзя было назвать, оно было почти хорошее. Он лежал в чистой, по-осеннему пахнущей прелой листвой палате. Ему было бы хорошо и спокойно, если бы не легкая боль в груди и если бы его голова медленно и приятно не подкруживалась бы. Осень. Она, эта осень, навеяла на г. Фильмана воспоминания о далеком прошлом. А вспоминал он следующее.

Дело было прекрасным, не по-осеннему теплым днем. Он сидел в городском парке. И тут мимо него прошла она. Она как бы нехотя удалялась, держа в руках какой-то некрасивый букетик осенних полевых цветов, и было в ее походке, в ее фигуре, в ее букетике что-то щемящее, нежно-трагическое. Он вдруг в секунды осознал, что это от него уходит, уплывает его первая и, может быть, даже последняя любовь. И он бросился за ней, пухлый, неуклюжий, в помятых брюках и стоптанных ботинках, еще в принципе мальчик, молодой почтовый служащий, не смевший еще минуту назад представить такого решительного с его стороны поступка. За те несколько десятков метров, что он ее догонял, казалось, у него вспотело все, очки съехали набок, потому что взмокшей рукой он вытирал изрядно мокрый от напряжения лоб.

– Ну, куда же вы, куда? – сказал он ей прерывающимся голосом. – Вы должны поговорить со мной. Не уходите, пожалуйста!

– Я вам не назначала свидания, – сказала она смущенно, останавливаясь и переминаясь с ноги на ногу. Она чувствовала себя примерно так же, как и почтальон. Платье ее было давно и безнадежно застирано (когда-то оно было ярко-желтое, с синими цветами), туфли стоптаны.

Ее длинные рыжие волосы удивительно гармонировали с ее платьем. Цветы она держала в руках как-то жалко и неуверенно.

– Будьте моей женой! – выпалил почтальон.

– Хорошо, – просто согласилась она.

Свадьба была скромной: родственники с ее стороны, родственники с его, пара друзей-однокашников с его стороны, пара некрасивых подруг с ее. Переехали они жить в маленькую двухкомнатную квартирку, снятую по случаю в дешевом районе. Она не работала, он служил почтальоном. Возвращался он каждый вечер усталый и голодный, и все время с чувством страха, что не найдет ее дома. В принципе он был добрым малым, но все время каким-то неуверенным, рассеянным. Им постоянно владело чувство страха, что он может сделать что-то не так, и это его качество отражалось и на его работе. Поэтому он часто задерживался допоздна, проверяя и перепроверяя свою работу. Коллеги относились к нему с чувством легкого превосходства. Да и как они еще могли относиться к подобному увальню? В делах любви он был не искушен, да и природа обделила его чувством интуитивного мужского знания, поэтому он попадал во множество неудобных, нелепых положений.

Она же поначалу благосклонно относилась к его милым неловкостям. Но со временем это ее как-то понемножку, потихоньку перестало устраивать. В жизни должен был быть праздник, а получались серые, спокойные будни, похожие, как серые мыши, друг на друга. И разница часто состояла лишь в том, что одна мышь была серее другой. Она родила ему двух мальчиков. Мальчики подросли, и она стала все чаще и чаще задумываться над своей и его жизнью. Но ведь хотелось, хотелось того, чтобы в жизни было место празднику! И вот однажды, когда она возвращалась домой от одной своей некрасивой подруги, возле нее затормозил автомобиль. Кстати, шла она почти в таком же застиранном платье и почти с таким же неприглядным букетиком цветов. Муж дарил ей цветы редко, и то все подобного неброского вида букеты. А ей так хотелось огромного букета роз!

Ей хотелось шикарного платья, драгоценностей, гоночного автомобиля, красавца, преданно заглядывающего в ее бездонные голубые глаза, хотелось ночей, полных любви и страсти, и чтобы это был не запланированный один раз в неделю акт любви по строго соблюдаемым нормам приличия. В общем, ей хотелось чуда, ей хотелось жизни. И он, владелец этого потрепанного, но мощного «Форда», показался ей той голубой мечтой. Возможно, она догадывалась, что это было не совсем так. Был он яростен, бескомпромиссен, немного глуп, но решителен, смел, пылок. Носил почти всегда кожаную одежду, за что она назвала его «мой Чингачгук», носил бороду и имел замусоленные волосы, отчаянно слушал тяжелый рок, немного покуривал травку и плевал на все и вся на свете. И она перебралась к нему. Он был полной противоположностью ее ручному почтальону. И, конечно, тоже далеко не принц. Но что-то новое он смог ей дать. Правда, цветы пропали вообще, появилась нескончаемая череда ящиков с пивом.

Платье не появилось, но появился кожаный костюм, в котором она ночами напролет гоняла с ним на стареньком «Харлее». В общем, из огня да в полымя. Но она продолжала мечтать о принце. Ночи страсти были, но были они какими-то болезненными и мучительными и не приносили ее романтической душе глубинного удовлетворения. Почтальон принял это с виду спокойно, поплакал, сказал, что хорошо понимает ее, и они расстались. Встречались, как друзья. Вот и сейчас кто-то попросил с ним встречи. Врач специально прощупывал ситуацию, как отреагирует больной на появление бывшей жены. Больше к г. Фильману некому было приходить. Он заулыбался, сказал, что не надо загадок, это наверняка его Луиза. Она вошла. От нее пахло бензином, кожей и свободой, в руках, как всегда, был дурацкий букетик и пакет со снедью, извечное сопровождение посетителей больниц. Артур был при ней (так звали ее нового избранника). Он немного жался в сторонку, его как-то напрягала и озадачивала больничная атмосфера, хотя, по его же собственным словам, он не боялся ни черта, ни дьявола. Побаивался он только толстого Билла, своего приятеля по бильярду, так как тот легко его обставлял и в бильярде, и в пиве, и в гонках на старых «Харлеях».

А еще он боялся печальных настроений своей жены. Он чувствовал, что в эти моменты она уходит от него. И может наступить момент, когда она на самом деле покинет и его. Но в своем опасении он не признался бы даже на страшном суде самому Богу! Отношения между соперниками были приличными. Они могли разговаривать о политике, футболе, пиве и налогах, правда, все это почтальона почти не интересовало.

– Ты как, дорогой?! – спросила она его участливо. Но ответа не дождалась: по всему было видно, что он чувствует себя хорошо. – Ну, ты и дал оторваться, оттянулся по полной. Последнее время она все чаще легко и непринужденно использовала жаргон. – Ну, ты и кайфанул! С чего это ты себе вены решил почикать?

– Да вот почикалось, знаешь, стало как-то грустно жить, да и незачем.

– Ах! Неужели? – удивилась она. – Мне кажется, ты в этом состоянии и на свет народился.

– Вот видишь, парадокс судьбы, и родился в этом состоянии, и умер. А теперь я ожил и знаешь, я видел ангелов. Они такие красивые… Она оборвала.

– Ты, случайно, героинчиком не стал задвигать?

– Да нет, правда!

Знаешь, один так меня там напугал. Он был весь черный, с огненными глазами, из-под блестящих перьев у него проскакивалти искры. И он говорил так громогласно и ругал меня за самоубийство. Наверное, он собирался утащить меня прямо в ад. Но знаешь, там были и хорошие ангелы, и они меня спасли!

– Ладно, хорош о глюках, – миролюбиво предложила она. – Давай лучше поговорим о чем– нибудь другом. Но вот как раз о другом говорить-то им было и нечего.

– Ну, ты давай, брат, выздоравливай, – грубым голосом, чуть теряясь, сказал Артур и так, чтобы никто не увидел, смахнул с глаза набежавшую слезинку. Почтальон заметил и спросил: – Я так плохо выгляжу?

– Нет, отменно… – начал Артур. Но его прервала она: – Нет, постой, что-то в тебе изменилось… Знаешь, дорогой, ты стал другим, мужественнее, что ли. И вправду говорят, страдания делают мужественнее.

– Может и мне попробовать в петлю? – сострил Артур.

– Нет, дорогой, – сказала она спокойно. – Тебе петля не поможет. Мужественнее уже некуда! И они попрощались, пообещав забежать как-нибудь еще. Он углубился в свои мысли. Ангелы впоминались ему все в больших подробностях. Прошло несколько недель, он шел к выздоровлению. Его перевели в общую палату, где, кроме него, размещались еще трое пациентов в состоянии средней тяжести, и поставили на психиатрический учет. Несколько раз он ходил к психиатру, в кабинете у которого стоял портрет доктора Фейденберга, светила и лауреата.

Доктор с гордостью рассказал, что он ученик профессора и, может, даже любимый. Г. Фильману лицо профессора показалось знакомым, и он несколько минут внимательно изучал портрет. Врач заметил этот пристальный взгляд и спросил, не интересуется ли он, господин Фильман, психологией.

– Нет-нет! – засмущался почтальон. – Только в пределах человека, совершившего суицидную попытку. – Так вас тоже интересуют причины этого заболевания?

– Сейчас уже нет. Вернее, мне кажется сейчас, что все, что произошло со мной, было вовсе не со мной. – Итак, дорогой пациент, имеет место раздвоение личности. Хорошо! – И доктор с удовольствием потер руки. – Не далее как вчера, при обходе, вы утверждали, что что-то вас подвигло к самоубийству, и это была не ваша воля, а как бы чужая, внушенная вам со стороны.

– Да, это так, доктор.

– Хорошо! – повторил врач снова и так же радостно. Создавалось впечатление, что он составляет досье и ищет компромат. – Вы также рассказывали, что в то время, как ваше бездыханное тело лежало в ванной со вскрытыми венами, вы получили так называемый внетелесный опыт, то есть отделились от тела, куда-то там слетали, где-то застряли, а потом вас спасли ангелы. Так? Прекрасно! – константировал врач.

– Должен обрадовать вас, голубчик, что у вас тяжелейшее расстройство психики! А кстати, вы оккультную литературу, часом, не читали?

– Это что?

– Значит, не читали, – разочарованно произнес доктор. – Хотя нам и этого достаточно, чтобы поставить вам три диагноза. А и одного из них достаточно, чтобы поместить вас в закрытую клинику на длительное принудительное лечение.

– Но я полностью нормален!

– Вот так вот именно и заявляют полностью ненормальные пациенты. Господин Фильман снова долгим и проницательным взглядом, не свойственным психиатрическим больным, посмотрел на портрет доктора Фейденберга. – Может, вы лечились у него или читали в газете о его похоронах? Он недавно погиб под обломками башни в этой ужасной национальной катастрофе.

– Нет, не лечился и не читал.

- А жаль, что не лечились, он бы вас мгновенно поставил на ноги. Самоубийцы были егопрофилем. И он сам был категорически против такого мерзопакостного поступка.

«Не торопитесь, доктор, других судить», – подумалось почтальону, но вслух он этого, конечно, не сказал.

– Я тороплюсь на обход, так что мы с вами расстаемся. Я вам выписываю уколы, успокоительные таблетки, чтобы вы лучше спали и не помышляли ни о самоубийствах, ни об ангелах с архангелами.

После двенадцати часов ночи, когда вся больница заснула в тревожно-горячечном таблеточном сне, по коридору, ведущему в общую палату для больных средней тяжести, туда, где находился почтальон, прошли трое. Если бы их только могли видеть люди, они сошли бы с ума. Впереди шествовала госпожа Останцони, рыжая красавица с зелеными глазами, одетая в этот раз в римскую бело-розовую тунику. В костюме Мефистофеля прошествовал бывший светило, а за ним, в пестром наряде шаманов Сибири, господин Останцони. Когда госпожа Останцони приблизилась к глубоко спящему господину Фильману, она отшатнулась в ужасе. А ее трудно было чем-либо напугать.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил доктор.

– Он находится снова в состоянии, близком к коме.

– Да, я вижу в его крови, печени, мозгу и легких большое количество транзобарбетала, – подтвердил доктор.

Духи могли не только совершать полеты, трансформацию тел, но и видеть суть предметов.

– Кто это мог сделать? – спросил господин Останцони. Он был в свое время, как мы уже знаем, постоянным клиентом психиатрических клиник и знал, что это может значить для больного. Он принюхался, причем его золотистые волосы на руках ощетинились.

– Чую! – произнес он злобным голосом.

– Не забывай, дорогой, что ты светлый ангел!

– Не забуду, мой ангел! – прошептал Останцони, но в голосе у него не было ничего ангельского.

– Доктор Крыпский – это имя вам что-нибудь говорит? – обратился он к черному ангелу.

– Более чем! – ответил доктор. – Был у меня такой студент, тупица и лодырь. Навещу-ка я его! – произнес доктор зловещим голосом.

– Стоять! – приказала госпожа Останцони. – А то вы его убьете. Вам это хоть и разрешено, но все-таки незачем омрачать душу лишним. Пройдусь-ка я, поразомнусь чуть-чуть. Доктор Крыпский сидел в полудреме после тяжелого рабочего дня. Он постарался сегодня на славу: поставил пять неправильных диагнозов и прописал десять неправильных медикаментов. Особенно он был доволен постановкой диагноза у этого сумашедшего, господина Фильмана.

«И берутся же на свете откуда-то такие уроды!» – думал врач, посматривая на фотографию своего учителя и кумира и как бы приглашая того поддержать высказанную им мысль. Дверь тихонько отворилась, и в кабинет легкой тенью скользнула госпожа Останцони. Она любила пошалить, и костюм Евы был ей как нельзя к лицу.

– Вы из какой палаты? – спросил ее ошарашенный доктор.

– Я не из палаты!

– А откуда вы вообще? – Доктор почувствовал во рту необычную сухость.

– Я ниоткуда вообще, – пропела г. Останцони. – Я с того света в частности. И она, облизывая губы и нежно проводя рукой по мгновенно набухшим соскам, походкой заправской стервы стала приближаться к доктору. И тут появился еще один посетитель. Он был одет, как индеец.

– Прием закончен, – только и смог выдавить из себя испуганный таким поворотом дела доктор.

– Нет, не закончен! – Это уже произнес черный ангел зловещим голосом, причем выглядел он, как профессор Фейнденберг на своих похоронах, то есть бледно, изящно и торжественно.

– Профессор?! – удивленно-растерянно прошептал врач голосом приговоренного к смертной казни. – Вы же умерли!!

– Умер, – подтвердил профессор. – И даже хуже того, повесился! Вот, видите след от веревки?

– Это я ему ее дал, – пояснил человек в шаманских одеждах.

– Да как вы смеете так работать! – закричал доктор. – Вы не врач, вы тихопомешанный! Сколько вы уже совершили серьезных врачебных ошибок! Но сегодня будет восстановлена справедливость.

– Только не убивайте! – взмолился Крыпский.

- Нет! Мы сделаем хуже! – пообещал кумир врача.

– Хуже?! – изумился Крыпский. – А давайте, дорогой господин Останцони, сделайте с ним то, что вы сделали со мной.

– Но у меня нет при себе веревки!

– А она нам и не нужна! – произнес доктор страшным загробным голосом. – Мы его задушим руками, втроем. При этом словах глаза врача-психиатра стали вылезать из орбит. Он уже живо представил, как эта сумашедшая троица набросится на него, а эта ведьма обязательно откусит ему нос.

– Ах, вы вот о чем! – сообразил вдруг г. Останцони-светлый ангел. – Это, пожалуй, даже интересно.

– Но ведь у вас нет чудодейственного зеркала! – вспомнил вдруг доктор-черный ангел.

– Ах, есть, дорогой черный ангел. Маленькое, переносное, очень удобное.

- А ну, смотри сюда! – приказал черный ангел трясущемуся врачу, предварительно вырвав зеркало из рук светлого ангела. И тут произошла метаморфоза.

В комнате появился еще один действующий персонаж и без того уже порядком драматической сцены.

– Всем приветик! А вот и ты, светило долбаный! – обратился он к своему двойнику.

– Ты только умешь себя так называть, пока никто не слышит, слизняк! Подумаешь, неправильные диагнозы! И он подошел к опешившему врачу, тихо вытащил у того портмоне, ключи от квартиры, стетоскоп, да так умело, что никто ничего и не заметил. И произнес злорадно: – Мое время настало! Он вышел вихлявой походкой человека, готового на все, и нагло ущипнул круглую, крепкую, откляченную попку дежурной медсестры. Та взвизгнула и, уставившись на лжедоктора, вскричала: – Что вы делаете?!

– Будешь орать, сука, – спокойно ответил на это новоиспеченный врач, – я тебя вообще в рот использую! Так что сиди тихо, а вернее, вставай, пойдем сделаем обходик, повеселимся, а потом прокатимся в казино, сорвем пару банчишек, а потом, может, ты сама захочешь того, чего только что так испугалась. Опешившая медсестра встала и покорно пошла за своим шефом. – Вот всегда бы так, а то «доктор ни то ни се!», а доктор – он и то и се, и только все свои прекрасные качества скрывал до поры до времени.

Палаты стали просыпаться, разбуженные командным голосом больничного эскулапа, и только в страшном сне можно себе представить, чем все это для многих закончилось: слезами и оскорблениями, срочной выпиской в ночь. И это было наименьшее зло. Поговаривают, что произошло также до десяти изнасилований, и именно бандит доктор был этому виной. А также поговаривают, что дежурную медсестру теперь от доктора не оторвать, а в ту ночь, уже под утро, они сорвали пару неплохих банков, набили рожи изумленным дорожным полицейским, случайно их остановившим, когда они ехали уже домой с приличной суммой денег, и якобы чуть позже они оба вместе отвалили на Канары. А теперь они собираются разбомбить Монте-Карло, благо находятся от него недалеко, и молва утверждает, что это у них обязательно получится, потому что такой прекрасной преступной пары старожилы не помнят с тридцатых годов. Но это, наверное, все слухи, ибо наверняка они провернули гораздо больше, просто про это еще никто ничего не знает. Но можно быть спокойным: еще узнают!

– Жизнь моя кончена, психика безнадежно повреждена! – плакал присмиревший эскулап от психиатрии, насмотревшись всех этих ужасов.

– Жаль человека! – сказала госпожа Останцони.

– Жаль человека, – повторил черный ангел, – хоть и врач никудышный.

– Жаль человека, и еще потому, что человеком-то он и не был, – произнес, сокрушаясь, светлый ангел. – Отправлю-ка я его куда-нибудь в пустыни Ирана, пусть походит, посмотрит, психику подлечит. В тот же миг доктор исчез.

– А не очень вы с ним сурово? – спросил черный ангел светлого.

– А вы не очень? – ответил вопросом на вопрос светлый.

– Ну ладно, – примирительно добавил он, – сменим ему маршрут, отправим его к большим викторианским озерам и предоставим сторожку охотника с полным набором продуктов и дров на зиму. И винчестером впридачу. На следующее утро только и было разговоров о беспрецедентном поведении местного психиатра.

А потом в больницу позвонили с больших викторианских озер и сообщили, что там находится их коллега, который бегал в белом халате и с винчестером наперевес, все вспоминал каких-то духов и собирался им отомстить за то, что они его раздвоили. Звонили, кстати, из полиции. А когда администратор больницы поинтересовался, где их коллега сейчас, то на это ему вполне резонно ответили, что, конечно, в психиатрии, и попросили прислать фотографию для окончательного установления личности. На что администратор тут же согласился, но сказал, что, по проверенным данным, доктор устроил дебош в больнице, многих изнасиловал, забрал дежурную медсестру в заложницы, где она и остается до последнего времени, и покинул клинику рано утром, так что оказаться у больших викторианских озер он никак не мог. Местная полиция пообещала обязательно разобраться. Господа врачи, не торопитесь с диагнозами, знайте, что место вашего пациента, возможно, вас уже ждет.

Почтальон проспал почти сутки и проснулся бодрым и хорошо отдохнувшим. Господин Останцони сделал все, что было в его силах, чтобы вывести своего подопечного из состояния, близкого к коме. В 12 часов ночи по коридору в том же направлении, что и прежде, прошествовали наши старые знакомые. В палате госпожа Останцони приблизила свое лицо почти вплотную к лицу почтальона, и тот проснулся.

– Знаете, – сказал он тихо, – мне сделали укол, я принял какие-то горькие пилюли и много спал. Но сейчас я чувствую себя превосходно. На лице госпожи Останцони засияла тихая и блаженная улыбка. – Но у меня серьезные проблемы, – продолжил почтальон. – Мне ставят какой-то ужасный психиатрический диагноз, и, кажется, меня скоро упекут в психбольницу.

На это госпожа Останцони загадочно улыбнулась, погладила господина Фильмана по голове и ласково произнесла: – Все в прошлом, опасность миновала, и уже вашему разлюбезному врачу ставят диагноз и держат в закрытом отделении психиатрической больницы.

– Я очень рад, – сказал почтальон тихо, но проникновенно, – что вы, мои ангелы, снова со мной. Я думал, что я вас больше никогда не увижу, ведь психически нормальные люди не могут видеть ангелов.

– Вот именно психически нормальные люди как раз и могут видеть ангелов! А сейчас, мой молодой маг, мы приступим к небольшому занятию по целительству. Знай, что ты должен и можешь помогать людям!

– Как?! – едва выдохнул почтальон.

– Просто у тебя есть две замечательные, я бы сказала, волшебные руки! Протяни их мне! Он протянул. – Вот смотри, – продолжила она. – С первого взгляда они ничем не примечательны. А сейчас… – Она провела по ним своими золотыми крыльями, и руки засветились. – Теперь ты можешь лечить. Ты бы мог развить свои целительские способности и без моей помощи, но сейчас это произошло гораздо быстрее. А теперь, дорогой мой целитель, подойди к соседней койке и прояви свои способности.

– А как? – спросил почтальон.

– О! Я старая поглупевшая корова, я же забыла о главном! Вернись, и я открою тебе третий глаз. И она легко дотронулась до его переносицы.

– О чудо! Я вижу теперь все отчетливо. Как ты прекрасна, моя богиня!

– Ну, началось! – возмутился г. Останцони. – И этот туда же!

– Погоди. – Она остановила почтальона, намеревавшегося подойти к кровати, на которой уже третий день в горячечном бреду лежал его сосед. Медикаменты ему как-то слабо помогали, хотя он и съел уже гору антибиотиков. Слава антибиотикам, дорогие врачи, но иногда только добрые руки, ясновидение и доброе сердце способны помочь страждущему. Она остановила его уже во второй раз.

– Что-то забыла снова, богиня? – произнес г. Фильман. В его голосе были любовь и благодарность.

– То, что я забыла, ты сделал сам, но я немного поддержу процесс. Ты должен во время помощи людям держать свое сердце открытым. Ты должен любить своего пациента, ты должен относиться к нему с лаской и доверием. Тогда и он потянется к тебе. И она дотронулась до его сердца. По телу господина Фильмана разлилось приятное тепло, и ему стало удивительно спокойно.

– Теперь ты готов, – удовлетворенно произнесла она. И он подошел к своему первому пациенту. – Я его уже люблю, готов помочь и вижу темные, какие-то очень неприятные легкие.

– Ты видишь не сами легкие, а их фантомно-информационную и энергетическую структуру.

– Что я должен сделать? – спросил он ее.

– Ты, мой юный маг, слишком ментален. Не слушай свой мозг, по крайней мере, пока, а послушай свое сердце. И ему захотелось обнять своего первого пациента. Он так и поступил.

Пациент застонал и позвал во сне маму. Почтальону стало неудобно, но он прислушался к своему сердцу, и сердце ответило. – Да, мой сынок, я здесь, и я тебе помогу, спи спокойно, – прошептал он тихо и сам себе удивился, что он способен на проявление таких чувств. Он наложил свои светящиеся руки на грудь больного, и … о чудо! Руки засветились тусклым, приятным туманно-золотым светом. В руках у господина Фильмана заломило, заболело. Он невольно мысленно обратился к своей наставнице, та его успокоила, одобрительно кивнув головой: все идет хорошо. Он вытянул на себя какую-то серую, грязную энергию, которая начала причинять ему прямо физическую боль. – Скинь эту болезнь, отряхни ее и прикажи ей исчезнуть, а если этого будет мало, то посмотри на нее сильным, магическим, волевым взглядом, и она растворится под действием твоей алмазной воли!

Так и произошло. Госпожа Останцони поздравила целителя с его первым успехом. Наутро он сам немного приболел, его лихорадило, поднялась температура. Он проваливался в горячечный сон, в котором все лечил и лечил своего первого пациента. А сосед встал бодрым, здоровым, очень удивился своему быстрому выздоровлению, а также удивился тому, что его сосед заболел почти тем же, чем страдал и он. Сосед прислушивался к странному бреду господина Фильмана, и ему все казалось, что речь там, в этом бреду, идет о нем.

Когда почтальон как-то оклемался, первым делом он спросил: – А где богиня?

– Какая богиня?

– Ну, мой ангел-наставник.

– Да не было тут никого! Все случившееся так удивило соседа, что он принялся рассказывать налево и направо о своем чудесном выздоровлении и о том, как внезапно заболел сосед. Слухи дошли до психиатрической палаты № 5, где лежал старый экзорционист. Он пришел в палату, спросил: – Где тут одержимый? Сосед тотчас показал на почтальона, и старый маразматик принялся за изгнание злых духов. Он прыгал по комнате, рычал по-звериному, читал заклинания. В конце он облил всю комнату чем-то имеющим терпкий, неприятный запах и с чувством выполненного долга удалился. Люди, бойтесь идиотов! Дорогие маги, знайте, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, все должно быть скомпенсировано.

Но это совершенно не значит, что не надо совершать добрых дел. Надо! На следующую ночь она не пришла. Он не спал всю ночь, но ее так и не было. За ночь он провел целительные сеансы с остальными двумя страждущими, и все так же хорошо получилось. Он был счастлив и горд, горд и счастлив. На следующий день он увидел госпожу Останцони своими физическими глазами. Она пришла в больницу под видом монашки, раздающей бесплатно Библии. Увидев его, она и ему предложила книгу, а сама быстро сказала, что какой-то идиот поставил мощную оккультную защиту на его комнату, и они не смогли ее преодолеть.

– Он хоть и идиот, но сила человеческой мысли очень мощна, поэтому сними ее, эту защиту, она старой шаманской направленности. Для этого поработай хорошо мечом.

– А где я его возьму? – удивился почтальон.

– Он у тебя уже есть, посмотри, он висит на твоем поясе. И почтальон третьим глазом увидел у себя на поясе могучий обоюдоострый меч. В эту ночь спать ему не пришлось. Он сражался с разнообразными дикими животными, а когда победил, был весь исцарапан и очень устал. И вдруг он увидел различные решетки на стенах и тайные письмена на окнах. Что с этим делать, он не знал.

– Обратись к своему сердцу! – то ли услышал, то ли почувствовал он голос своего ангела-хранителя.

И о чудо! Решения, что делать с той или иной конструкцией, приходили как бы сами собой. На следующую ночь ангелы снова пришли, но пришел и выживший из ума шаман. В одной руке он держал здоровенный кухонный нож, в другой – крышку от кострюли. Он снова все подозрительно обнюхал, включил свои третий глаз и в ужасе застыл от представившейся ему картины. Все ангелы-хранители сидели возле кровати почтальона и о чем-то весело беседовали.

– У нас гости, – тихо произнес г. Останцони.

– Да еще и вооруженные, – констатировала госпожа Останцони. Шаман бросился в бой. Но он решил напасть сначала на почтальона, тогда некого будет охранять, и другие разбегутся сами собой. Почтальон в ужасе забился в угол. Шаман, размахивающий большим кухонным ножом, представлялся ему самим исчадием ада. Тем самым он интуитивно защитился от первого неожиданного выпада шамана. Это его и спасло. Затем все закрутилось. Битва была в разгаре.

Шаман оставил почтальона в покое, так как на него стали наступать и теснить его сразу три ангела. Но он имел одно важное преимущество – физическое тело, что надежно защищало его от ударов ангелов. Шаман производил животных, которые нападали на ангелов, но в рядах этих существ не было единства, и поэтому три ангела эффективно стали их уничтожать. В общем, на все про все ушла пара часов. В конечном итоге все обошлось без больших потерь с обеих сторон, если не считать фантомных животных шамана, которые были истреблены полностью. Три ангела-хранителя вытолкали шамана из комнаты, нож дематериализовали, а самого шамана так напугали, напустив на него иллюзию смерти, что у него открылся непрекращающийся понос. После всего этого почтальон подумал, каким опасным делом он занялся. На что господин Останцони только и сказал свое любимое «А то!».

Ночь первая На следующую ночь она проникла в комнату почтальона практически беспрепятственно. Он ожидал ее и очень ее приходу обрадовался. – Мы начали с целительства, – сказала она.

– Почему?

- Потому что, если человек болен, то он не имеет возможности заниматься чем-либо, кроме как проблемами со здоровьем. Здоровье, можно так сказать, лежит в гармонии человека с собой и окружающим миром. Представь себе гармонию, как слаженную игру оркестра, теперь представь, что если кто-то не умеет играть, а пытается, то он нарушит общее звучание оркестра. Или, например, этот кто-то умеет играть, но не хочет, и тогда стройность оркестра будет нарушена. Поэтому очень важно наблюдение за игрой оркестра, его слаженностью и дальнейшим совершенствованием. Организм человека является маленьким оркестром, организм вселенной – большим, поэтому важно, чтобы они играли слаженно. Для этого необходимо прислушиваться к игре большого оркестра и подстраиваться под его ритм, под его мелодию.

Для этого необходимо научиться расслабляться. Человек считает себя отдельно взятой в природе единицей, но это абсолютно не так. Теперь еще раз о наблюдении. Как водитель на дороге, наблюдающий за действиями других водителей, правильно их оценивающий и принимающий правильное решение на каждое изменение ситуации, не попадет в аварию и достигнет желаемой цели, так и человек со своим здоровьем сможет позволить себе дальнейшие реализации. Используй все, что было достигнуто человечеством во всех системах духовного развития. Это поможет тебе быть разумным и даже мудрым. Как плох суп, сваренный только из одного продукта, так плоха и отдельно взятая система. Правда, в любом случае это лучше, чем ничего. Конечно, в проблемах со здоровьем действуют сотни различных факторов: как стара и мудра твоя душа, на каком этапе развития ты находишься, какие задачи стоят перед тобой. И все замыкается все равно на твою природную и духовную мудрость.

А также большое значение имеет то, в какой стране и в какое время ты родился, на какой планете тоже, в какой семье ты воспитывался, какое образование и какую систему ценностей ты получил. Кроме того, твое здоровье зависит от того, как ты прожил прежние воплощения, сколько тяжелых кармических ошибок ты совершил. Потому что эта информация переходит из воплощения в воплощение, и, согласно твоему поведению, эта информация может усиливаться или ослабевать. В отличие от классического, традиционного медицинского подхода, который лечит следствия, а не причины, магический подход совершенно другой. Он ориентирован на работу с причиной проблемы, он комплексен, он труден, долог, но только он и дает стабильные результаты и надежду на долгую, здоровую жизнь. И еще: в классической медицине врач ответствен за твое здоровье, но он всего лишь служащий, слуга. А как слуга относится к имуществу господина?

Часто плохо и редко хорошо, рачительно. Так что будь сам рачительным хозяином своего здоровья, потому как, кроме тебя, оно особо никого не беспокоит. И потом, ты существуешь в своем теле и день, и ночь. Кто, как не ты сам, может пронаблюдать, понять происходящий в твоем теле процесс? Будь хозяином внутри себя, тогда ты станешь хозяином и снаружи. Посредством чего этого можно добиться? Посредством роста твоего сознания, расширения его с чисто физического на духовное. Это значит, что ты должен стать человеком, работающим не только в физическом плане бытия, но и во всех других тоже. Например, в таких планах бытия, как эфирном, астральном, ментальном, причинностном, а также в духовном, божественном. И как награду за твое физическое здоровье, ты получишь сексуальную радость.

– Ну вот, это ее любимая тема! – пробурчал господин Останцони.

– Этому мы уделим внимание завтра ночью, – пообещала мудрая наставница. – Если нам не помешает ревность моего мужа или сумашедший шаман. Хотя ревность – это как игра, в которую мы играем практически всю нашу жизнь, и она очень неплохо стимулирует наши отношения! Вторая ночь.

– Итак, ты здоров, – продолжила она, – и как награду ты получаешь возможность передать этот дар дальше, то ли в виде коммуникаций с другими людьми, то ли в виде продолжения рода, то ли в виде того, что ты можешь доставить удовольствие другому человеку. А теперь с самого начала. В принципе в мире существуют два вида энергии: мужская и женская. Я не буду сейчас касаться темы самой изначальной энергии, ее еще иногда называют реликтовое излучение, или первоначальная прана. Она и есть основа для мужской и женской энергии. Если ты внимательно понаблюдаешь за окружающим, то постепенно начнешь эти энергии замечать, различать и даже управлять ими. Да и посуди сам, все процесы в мире, взаимодействуя, переходят в другое качество. Ночь сменяется днем, тепло – холодом, расслабление – напряжением, любовь – ненавистью, добро – злом, или зло – добром.

Важно, чтобы это все происходило гармонично, дополняло друг друга и вело к совершенству мира. Поэтому энергии борются по правилам, их взаимодействие изначально прекрасно, и проявлется этот процесс во всех формах гармонии природы. И человека, конечно. Даже органы в человеке принадлежат к различным энергетическим системам, это надо знать. Ну, совсем простенько: человек страдает от переизбытка мужских, активных энергий, это значит, что проявятся активные состояния. Тут тебе и температура, и краснота, и беспокойство, и прочие радости разгармонизации. Но это не может продолжаться вечно, и процесс перейдет в свою противоположную фазу, тогда болезнь примет затяжной, женский характер. Боль не будет острой, но будет затяжной и тупой. Для того чтобы вылечить такого человека, надо будет запустить обратный ход болезни, ее надо будет активизировать и, когда это случится, вылечить ее.

Как мужчина не может обойтись без женщины, так и женщина не может обойтись без мужчины. Они нужны друг другу, они поставляют друг другу различные типы энергии. Даже простое созерцание особ противоположного пола приносит эти энергии. Вот почему маленькие мальчики любят наблюдать за взрослыми тетями, а женщины так любят посудачить о мужчинах.

– И не только посудачить! – встрял в разговор г. Останцони.

– Не развращай мне ученика! – строго приказала г. Останцони своему мужу.

– Кто развращает, кто?! – возмутился ее муж. – Правильно говорили древние, все зло от вас!

– Нет, от вас, – спокойно возразила жена.

– Прекратите спорить! – строго сказал доктор. – А то даже мне интересно стало, рассказывай дальше.

– Ну, что дальше? Все просто, мужчина красив не только выступающими мускулами.

– На животе! – съязвил Останцони.

– И на животе тоже. И в других местах они не лишние, если к этому еще и ум с сердцем прилагаются, а не заменяют его. Итак, я все же продолжу, надо успеть до петухов. Мужчина красив своей мужской энергией, а женщина, даже если ее фигура далека от совершенства, красива женскими энергиями. Поэтому мужчина должен собирать, улучшать и поддерживать свои мужские качества, тогда у него будет оргазм не только раз в неделю, а может быть, и каждый день. Это правило действует и в отношении женщины. Перемешиваясь, эти энергии теряют свое изначальное качество, хотя тут вопрос не только в перемешивании. При контакте с окружающим миром энергии могут и самопроизвольно уменьшаться.

Поэтому совсем в недалекие времена школы были или только для девочек, или только для мальчиков. По этому принципу существуют мужские или женские сообщества, куда особы другого пола не допускаются. И еще очень важный принцип: чем выше план бытия, тем менее опасно смешивание энергий. В обществе низкого развития эти энергии принимают довольно-таки уродливые формы, а в другом обществе – формы более высокого порядка. Но они же где-то и вырождаются.

– Чтобы не выродиться, пойду-ка я потрахаюсь с обезьянихой, – решил спровоцировать свою жену на ревность г. Останцони.

– Ну что же, – ответила она ему озорно, – неплохая мысль! Я себе тоже выберу пару самцов!

– Вот всегда она так! Не дает мне совершенно проявлять мое мужское начало!

– Проявляй его в другом месте. Как Геракл, например, сразись со львом.

– К чему убивать животных? Я альтруист.

– Ну, напиши оду в мою честь, как Державин или Петрарка.

– У него Лаура была, а не ведьма седьмого, самого сильного вселенского посвящения! – огрызнулся Останцони. – Я лучше осеменю двенадцать девственниц, как это сделал упомянутый тобой Геракл.

– А энергии-то хватит? – спросила г. Останцони лукаво. – Осеменилка не отвалится? Я же только что говорила, что все должно быть в гармонии.

– Ну, тогда пойду, склоню к астральному сексу двух милых дежурных сестричек.

– Сходи, дорогой, хоть делом займешься, не все тебе возле меня ошиваться. А мы как раз приступим с Божьей помощью к практикам тантры.

– Вот всегда так, слова не даст сказать или чего серьезного сделать!

Доктор прервал этот разговор: – Ну, пока вы тут все глупостями будете заниматься, я пройдусь, посмотрю, что и как в больнице, почитаю диагнозы, истории болезней.

– А может, к сестричкам? – предложил ему светлый ангел. – Ты все-таки черный, и надо тебе честь мундира защищать, ну хоть посовращать кого.

– Да нет, я лучше к больным, привычнее.

– Думай и о приятном иногда, а то сгоришь на службе.

– Не привыкать, – сказал доктор. И пошел проводить инспекторскую проверку. Г.Фильман даже и не представлял, что это может быть так приятно и даже удивительно. За всю свою мужскую жизнь, вместе взятую, он не получал такого удовольствия, как на практическом уроке тантры со своей наставницей, и к концу этой ночи чувствовал себя не только как Геракл, хотя госпожа Останцони была одна, но и как Апполон с Дионисом, вместе взятые! Правда, до Зевса с Архимидой они так и не добрались, но это, как говорится, дело практики! Г. Фейденберг даже не представлял, что дела с психиатрией в больнице могут быть в таком запущенном состоянии. А дежурные медсестры даже не представляли, что им могут сниться такие эротические сны. А госпожа Останцони не представляла, что в природе еще могут встречаться такие талантливые ученики.

Дорогие господа ученики, тренируйтесь там, где это только возможно, и там, где это совершенно невозможно, и не только в любовных утехах, но и в других духовных практиках. Но при этом будьте разборчивы! Третья ночь. – Богатство, деньги, имущество. Это, как правило, трансформация сексуальных энергий. Можно сказать, что деньги – это процесс протекания различных видов энергии через биополе человека. Но богатство не может являться самоцелью, иначе процесс замыкается сам на себе и иссякает. Вспомни бальзаковского или пушкинского скупцов. Деньги – это, прежде всего, возможности, и деньги, как и иные энергии, должны быть сбалансированы. Поэтому Учитель и сказал: не думай о дне завтрашнем и не собирай богатства на земле, а то дух твой привяжется к земным энергиям и не потянется к их дальнейшим трансформациям, а значит, и не будет совершенствоваться.

За успех и реализацию в социальном плане отвечает третий энергетический центр человека, и если он наполнен, энергии чисты и хорошо меняются, то и человек заслуживает почета и уважения в обществе. Вспомни, кстати, к чему стремятся проститутки на пенсии? К богатству, уважению и признанию!

– Ты, кстати, о центрах упомянула впервые.

– Ах, прости, проклятая память, я-то думаю, что все это уже давно знают. Ну, ничего, это мы быстро восполним. Второй энергетический центр находится напротив лобка, а первый – в основании позвоночника. Продолжим тему денег. Многие богатые люди понимают, что деньги и богатство с собой не заберешь. Они начинают задумываться о других ценностях и приходят к тому, что надо и о душе подумать.

Тогда они начинают заниматься благотворительностью. И это уже дальнейшее развитие энергии денег. Зачем нужны деньги? Чтобы иметь возможность творить дальнейшее добро.

– И зло! – подсказал г. Останцони.

– И зло, конечно, тоже. Затем и живет душа в подлунном мире, чтобы научиться отличать добро от зла и выбрать, согласно законам эволюции, добро. Пропели петухи в виде визита медсестер, и лекция на тему «Деньги как трансформация сексуальной энергии» закончилась. Наступила четвертая ночь.

– Возлюби врага своего! – торжественно произнесла новая Шахерезада.

– А зачем? – поинтересовался почтальон.

– А чтобы он помог отработать твою отрицательную карму, а ты мог наработать себе положительную. Кто может быть лучше врага!

– Как так?! – удивился почтальон.

– Кто тебе покажет твои ошибки лучше, чем враг? За что же его ненавидеть? Но проблема в том, что мы себе первые враги, любить себя не умеем. Да, даже по-человечески к себе отнестись не можем. Поэтому первое, с чего надо начать, – это вспомнить, что ты любишь безоговорочно.

– Тебя люблю! – просто и с чувством произнес почтальон.

– Ну, хорошо, пусть это будет так! И перенеси эту любовь просто на самого себя. Люби каждый свой член, каждую часть своего тела, люби всего себя, и тогда ты привнесешь в свое тело мощные, всеочищающие энергии любви. А также люби все, что тебя окружает: место, вещи, людей, события; люби прошлое, будущее, люби все, но творчески и разумно. Знаешь, что такое любовь Бога?

- Спасение.

– Да, ты прав, но прежде всего, любовь Бога – это порядок во всем.

– Здорово! – восхитился почтальон. – Я так никогда не думал, да и вообще над многими вопросами я в принципе не задумывался.

– Теперь будешь! И помни, любовь – это сила, а силой надо учиться и уметь, в конечном итоге, пользоваться. Я хочу предостеречь тебя от деградации этой силы. Называется это «залюбливание».

Почтальон заснул. Ему снилась любовь богини, ему снилась любовь Бога, то есть абсолютный порядок во всем. Утром он встал бодрым и свежим. И отправился полечить еще кого-нибудь, кому его любовь были так необходима. В этот день он вылечил палату безнадежно больных.

Хотел зайти и в морг, но как-то без санкции своей наставницы не решился. «Оживить-то оживлю, – размышлял он, – а вот что с ними дальше делать – не знаю, а это непорядок, это не любовь богов, которую я имел счастье ночью видеть!» Он начал мыслить уже другими категориями.

Пятая ночь. – Многие из тех, кто достиг понимания важности любви, прямо скажем, не очень умны, и поэтому они нетворчески подходят к вопросу любви. Тогда любовь перестает действовать. Задача человека – подойти к этому вопросу творчески. Надо придумать массу разных способов, через которые любовь будет реализована. Это тебе и танец любви, и поэзия, и проза, и художественное отображение, и скульптура, в которую влюблялись наши предки, до того это хорошо было сделано. Подойди к этой теме сам творчески и подумай, что ты можешь сам предпринять в этом направлении. И еще, сила любви, растворенная в творчестве, на первых порах теряется, но, в конце концов, возрождается и становится еще сильнее, привлекательнее, действеннее.

В больнице стали поговаривать, что в одной из палат появился новый святой. Он лечит, а ночью к нему приходят ангелы. Слух разрастался.

Шестая ночь. – Что значит творчество, если оно не несет в себе проявления высшей реальности? А высшая реальность – это мощный всеобъемлющий космический разум. Стань философом, попробуй понять интеллект планеты, космоса, галактик. Прояви это в творчестве, развей свои приземленный ум. Сначала озари его вибрацией космоса, затем просветли его с помощью космической любви, затем проясни его, и ты станешь Учителем. И тогда тебя можно будет убить только, по крайней мере, на физическом плане, но никогда не сломить, ибо высшее знание войдет в тебя. Почтальона начали готовить к выписке, ибо отныне к нему каждый день стояла очередь на лечение. Он это делал с удовольствием, и почти многим мгновенно помогало. Он был счастлив.

Седьмая ночь. – Что ты без Бога и что Бог без тебя?! Сонастройся с его мировой душой. Пойми, что вы едины, проникнись Божьей благодатью, и станешь бессмертным. Что говорить на эту тему много, это практическая работа.

Только через свой уникальный опыт, если Создатель захочет, ты познакомишься с ним. Но до этого тебе надо отработать, хорошо усвоить на практике уроки прежних ночей. Что пустословить о высшем, если еще низшее туманно и непонятно и не прояснено твоим сознанием, и сам ты еще так далек от прояснения! Завтра ты выписываешься. Доктора все-таки наклепали на тебя и поставили диагноз «вялотекущая шизофрения». Короче, работать почтальоном тебе больше нельзя.

– А что же делать?! – заволновался уже теперь бывший почтальон.

– Главное, не волноваться! С такими друзьями, как у тебя, ты еще и волнуешься, неблагодарный! – Она шутливо ударила его своим веером по уху. И у почтальона открылось яснослышание. – Предиктор обо всем уже позаботился, завтра все сам увидишь. Радуйся, что тебя не поместили в закрытую психушку.

– А чему радоваться? Там бы ты приходила ко мне все время и учила бы меня своей науке.

– Знание должно быть подтверждено практикой, иначе оно мертво. Иди, ученичок, в жизнь. У нас для тебя великие планы. На том они временно и расстались. По указанию Высшего тройке ангелов дали отпуск для проведения их внутренней работы, а к бывшему почтальону приставили других, не таких болтливых. Но это только, как думается, временно.