Глава 12

Дом Верховного жреца, по обыкновению, был погружен в тишину, густую и непроницаемую, как туман в сезон дождей, изредка нарушаемую лишь приглушенными голосами немногочисленных слуг. Микар не любил, чтобы покой его обители даже на короткий миг был сотрясаем грубыми вибрациями воздуха. Более всего Верховный жрец ценил безмолвие и уединение. Только так он мог отстраниться от земли, немало досаждавшей ему призрачными, чаще всего, ничтожными горестями и заботами ее обитателей, он жаждал хотя бы немного приблизиться к Великим Небесам, скрывающих от простых смертных необъятный простор запредельных далей.

Воистину на земле Атлантиды, некогда славившейся великими науками, прекрасными искусствами, чудесными предметами, почти не осталось людей, не утративших способностей и знаний соприкосновения с запредельным. Даже жрецы, даже они, под влиянием тяжелой материи обессилено опустились на землю. Простые же смертные, теперь уже не наделенные великими знаниями, все более и более превращались в лишенных высоких стремлений существ, навеки погрязших в путах своих земных забот и бед. Даже и тех кратковременных встреч с народом нынешней Атлантиды ему хватало вдоволь, чтобы осознать, насколько же развращены люди сладким для них пленом земли и собственной плоти, требующим услад и развлечений.

Микар не помнил времен, когда бы его народом владела зависть к успехам и благосостоянию ближнего, он не помнил, чтобы кто-то желал чужого, желал страстно, низко и злобно. Горечь и мрак он ощущал в своей душе, когда в моменты народных собраний стоя на площади средь народа своего, он видел горящие ненавистью глаза, слышал громкие и истошные вопли людей, ратующих что есть силы за передел земли. Призывы к смирению и благоразумию были безуспешны: народ Атлантиды им не внимал. Даже он, Верховный жрец, наделенный огромной властью и вековой мудростью, доставшейся ему от самих Сынов Небес, даже он не мог образумить ослепленных страстями людей.

При последней встрече с царем Хроносом, когда произошел меж ними непростой разговор, Микар в сердцах попенял ему, что тот не может усмирить людей, но молвил это он не вполне осознанно, поддавшись сиюминутному гневу, ибо он знал, что ничьей вины, а тем более, Хроноса, в этом нет. И если вдуматься в самый корень происходящего, а также и того, что должно произойти, то и самих бунтовщиков, все громче и громче кричащих на площади, даже и их винить нельзя, ибо таков ход земных событий. Кого винить в том, что ночь приходит на смену дню, холодный дождь — жаре, смерть — жизни?

Так думал Верховный жрец, но сердце его плакало, а душа корчилась в муках, больно было ему, особенно ему, познавшему в полной мере величие и почти космическую гармонию жизни Атлантиды, всех ее обитателей, видеть, как медленно и неуклонно приближается смерть к безмерно любимой им Атлантиде. Казалось, что и сами люди, неосознанно ощущая приближение конца, вдруг более стали проявлять свою низменную природу, сокрытую доселе где-то в глубине их естества. И невольно закрадывалась мысль, а если уничтожить эти пагубные проявления, истребить их безжалостно, может быть, тогда изменится ход событий, и Мудрые Боги вновь обратят свою милость к Атлантиде, продлят еще ее жизнь?

Но кому по силам сие содеять? Разве он, Микар, Верховный жрец Атлантиды, может изменить природу людей? Даже он, за несколько сотен лет своей жизни в бренном теле, немало не утративший своих великих способностей, дарованных самими Сынами Небес, даже он не мог влиять на размеренный ход земных событий. Единственное, что ему оставалось, так только лишь их лицезреть, да еще страдать от беспомощности своей вековой мудрости, поделиться которой он не мог. И не потому, что было жаль накопленных знаний, а потому лишь, что вряд ли их могли бы впитать в себя погрязшие в земной суетности люди. А раз так, значит, и сотрясать воздух ни к чему, видимо, только ему и остается, что молча, сжав сердце в твердый камень, страдать.

В последнее время углубление Микара в себя, в тонкие структуры собственного подсознания было особенно длительным. Там он искал ответы на мучившие его вопросы, полностью уходя в себя, не отпуская свой дух, как во время обычных медитаций, напротив, он загонял его все глубже и глубже в подсознание, все еще скрывающее, даже от него, вселенские тайны, Микар изо всех сил старался понять, что же мучает его. Что ЭТО, не дающее покоя, лишающее сна?

Окунаясь в видения, представляемые ему глазом Богов, он ужасался страшным картинам. В его мысленном взоре страна была окутана почти непроницаемой пеленой пепла и едкого дыма, даже свет солнца не мог пробиться чрез этот губительный занавес, точно погребальным покрывалом закрывшим всю землю. Было трудно дышать, люди искали убежищ, чтобы укрыться от губительного пепла, насытившего воздух, разъедающего само дыхание. Мгла же становилась все гуще и страшнее: нигде не вспыхивало ни огонька, ни блика солнечного света. Чудилось, что все живое скрылось с лица земли. Но что за шум вдруг слышался ему? Это был дождь, но не успокаивающий и навевающий дрему, как обычно, когда наступал сезон дождей, а страшный своею невиданной доселе силой и неотступностью. Мутные, грязные потоки обрушились на землю Атлантиды, грязь текла и текла по сочным листьям цветущих еще деревьев, все еще благоухающим бутонам прекрасных цветов, грязь беспрестанно лилась и лилась на мраморные стены, широкие арочные террасы будто вымерших дворцов, еще вчера слепивших даже небеса своею белизной и блеском. Микар видел, как воды становилось все больше, земля уже была не в силах ее впитать в себя, и вода свободно и стремительно текла по улицам и площадям, подступала к строениям и к самим дворцам, руками искусных мастеров возвышенными к небесам. Обезумевшие от предчувствия скорой гибели люди стали выбираться из своих укрытий, они поняли, что спасения нет, вода должна была всех поглотить, вместе с их домами, садами, землями, коих им так не хватало под солнечным и ясным небом. Страшный оскал ужаса исказил их лица, уже наполнил мраком их глаза. Они беспорядочно метались в мутных, стремительных потоках холодной воды не в силах найти убежище и спасение.

Здесь Микар отстранялся от видимого им, он не хотел лицезреть в деталях картины смерти, бывшей повсюду, подступавшей со всех сторон. Он освобожденным духом рвался в небеса, чтобы не видеть самого трагического и страшного, момента гибели, ставшего единым для великого множества людей, еще вчера ходивших по благодатной, цветущей земле, радовавшихся своим немудреным успехам и делам. Свой внутренний взгляд Микар вновь обращал к земле уже тогда, когда наступала развязка.

Все было кончено для его Атлантиды. Там, где еще недавно были дворцы и дома, сады и зеленеющие всходами поля, прекрасные площади и буйствующие прохладной водой фонтаны, там, где слышался смех влюбленных, степенный, неторопливый разговор пожилых, веселые звуки пьянящей музыки на площадях во время празднеств, теперь царило лишь безмолвие бескрайней глади воды, поглотившей все, что создавалось многими веками, все, что дышало, смеялось и пело. Повсюду, куда проникал взгляд, было одно лишь море, спокойное и безмятежное, под ослепительным и сияющим благодатным светом Солнца. Наблюдая за неторопливым бегом волн, даже и представить было нельзя, что всего лишь короткий миг назад здесь, на этом самом месте, разыгралась страшная трагедия, коей будет суждено долгим, пронзительным эхом звучать в веках, тысячелетия ей будет суждено потрясать умы множества поколений, все еще беспрестанно сменяющих друг друга на этой бренной земле.

И только лишь одна единственная метка, как вечная память, осталась на века от великой и процветающей Атлантиды — над морской гладью волн все еще возвышался трезубец горы центрального пояса Аталлы, который был главным ориентиром для плывущих из дальних стран в Атлантиду и страждущих пристать к ее богатым берегам, только лишь он оставил призрачную память о великой земле. И настолько призрачной была эта так и не канувшая в лету память, что будущие поколения людей вряд ли смогут поверить в ее истинность.

Микар с болью следил внутренним взором ока Богов, которому не было преград ни в канувшем лету времени, ни в том времени, что еще должно наступить, и понимал, что, несмотря на ужас увиденного им, не эти картины всеобщей гибели беспокоят его. Но тогда от чего так зябко и тревожно его душе, будто бы вселенский холод пронзил ее насквозь, насытил ледяным дыханием межзвездных ветров? Вновь и вновь вглядываясь в развертывающуюся пред его взором безмолвную картину морской бездны, безжалостно поглотившую целый мир великой цивилизации, Верховный жрец, дарованными ему Сынами Богов мудростью, вдруг понял, что же так терзало его душу. Он понял, наконец, что это страх, страх полного забвения пред временем и грядущими веками его великой Атлантиды, ее высоких знаний, прекрасных искусств, ремесел. Когда-то родятся другие люди, ныне существующие же земли сменят новые, — те, что уже были когда-то на поверхности вод, а теперь покоятся на дне пучины, тая в себе тайны прошлого. Но для возродившихся поколений это будут новые, неизведанные земли, и как никто не ведает о том, что скрывают эти вновь возродившиеся из чрева матери Земли материки память веков, так никто из людей других поколений не будет знать о его любимой Атлантиде, о ее высокой цивилизации, прекрасных искусствах, великих знаниях. Забвения, всею душой Верховный жрец Атлантиды страшился забвения своей великой страны.

Он вдруг всеми фибрами души ощутил непреодолимую жажду стремительных и неотложных действий. Микар осознал, что именно он должен был немедленно отдать необходимые распоряжения для спасения великих знаний — древних книг, рукописей, предметов искусства и старины. Но спасти все эти сокровища могли только избранные, те, кто бы стали нести знания Атлантиды, дарованные ей самими Сынами Богов, другим народам, темным и непосвященным, ради их же блага. А для этого уже сейчас, без раздумий и промедления, следовало начать поиск достойных, не опутанных цепями материи, посвященных в знания, чистых сердцем и собственными помыслами.

Но отыскать среди народа и выбрать достойных было не так то просто, ведь не каждый мог быть привлечен к великой миссии. И потому Микар, не откладывая, решил созвать к себе всех жрецов, а также и писцов храма Верховного жреца, людей умудренных опытом и тайными знаниями. Именно они, по замыслу Верховного жреца, должны будут отправиться в школы и гимнасии, к умелым мастерам и ваятелям, чтобы, не открывая истинного смысла исканий, дабы не сеять панику среди народа, выбрать самых просвещенных и прилежных. Их, снабженных всем необходимым при воплощении сей великой миссии, и следовало снарядить для дальних морских путешествий во все стороны света.

Микар принял решение, и наконец-то его душа перестала трепетать в беспокойстве и тревоге, обрела успокоение. Он знал, что это единственно верный путь. Пусть эти люди спасутся сами и донесут до народов великие знания, а также память об Атлантиде. И да помогут им Боги! А им, остающимся на этой, пока еще живой, земле, придется со смирением и покорностью принять все, что уготовано им Небесами. О, Мудрые Боги, да свершится святая воля ваша, мысленно произнес Микар и опустился в безмолвии на колени пред величественной статуей Бога Солнца, возвышавшейся почти до самого купола храма Верховного жреца.

Оглавление