• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

У призрачной черты, где небосклон встречается с планетной твердью, медленно рождались сумерки, их тень уже отражали небеса. Но в городе еще властвовал свет, посылаемый на исходе дня Светилом. Последний яркий луч скользил по массивному резному парапету парадного балкона в доме Уда, старейшины Совета Учителей.

Он, прикрыв глаза и подставив лицо ласковому ветерку, плыл в потоке своих размышлений. Он любил время сумерек, когда день медленно покидает мир, чтобы уступить дорогу ночи. Так во всем. День сменяет ночь, жизнь — смерть. Сколько бы ни прошло лет, отпущенных ему для жизни на этой цветущей и благодатной планете, он никогда не устанет удивляться царящей вокруг гармонии. Ему никогда не пресытиться ароматом цветущих садов, что раскинулись прямо под окном, не наскучит ему и сама жизнь, потому что в каждом ее миге скрыт великий смысл, великое значение. Давно, очень давно он постиг эти знания и получил право стать Учителем. Но почему сегодня вдруг он вспомнил об этом, зачем позволил призрачному потоку воспоминаний овладеть своим сознанием. Почему сегодня? Он знал ответ. И это знание отзывалось в его сердце тонкой, едва уловимой болью.

Став Учителем, он получил право определять судьбы своих учеников. Но не всегда, далеко не всегда это приносило ему радость. Его душа ликовала в те мгновения, когда он становился незримой причиной открытия учениками новых знаний, возносящих ищущих на вершины самосознания и саморазвития. Он радовался, как юнец, победам и успехам своих учеников. Да и как же было не радоваться, если он кропотливо изо дня в день, из мига в миг пестовал и направлял их в мире, помогал им возмужать душой, открывать в себе все новые и новые кладези знаний и способностей.

Но душа его плакала и тосковала, когда наступала пора прощания, хотя по меркам Вселенной временного и краткосрочного, но все же прощания. В преддверии этих событий, всегда печальных и трудных, он понимал, что вместе с прощанием наступает и испытание. Испытания крепости духа его учеников, испытание его собственных умений. Справился ли он со своей задачей, предстоит доказать его ученику, доказать своей новой жизнью, каждым своим поступком, словом, мыслью.

Уд был не просто Учителем, членом Совета Учителей, но он был его старейшиной, самым мудрым и искусным. И потому его ученикам доставались самые трудные испытания и задачи. Среди его учеников не было и не могло быть слабых волей, хилых духом и разумом. Нередко именно из их числа выбирались претенденты на задания галактического масштаба. И пусть, быть может, кому-то могли показаться излишне суровыми наступавшие для них жизненные этапы, но они были необходимы, они были закономерны, объяснимы, заслужены.

Уд тяжело вздохнул и поднялся — пора возвращаться в дом. Он бросил мимолетный взгляд на погружающийся в сумерки город, но кое-где то там, то здесь уже вспыхивали мириады огней. Совсем скоро весь город озарится светом, свет зальет площади и магистрали.

Переступив порог, он легко коснулся кончиками пальцев едва различимой в темноте небольшой пластинки у окна, и тотчас стало светло. От излишней яркости света Уд даже невольно зажмурился. Он еще раз прикоснулся к пластинке, и освещение стало приглушенным, мягким, оттеняющим каждый предмет в просторной комнате. Он любил вечернее время провести именно в этом помещении своего огромного дома. Здесь удобно соседствовали видеотека с видеоэкраном и старинные книги, источники бесценных знаний. Обычно он устраивался в глубине большого кресла и погружался во внешнее созерцание. Впрочем, нередко он устремлял свое сознание вглубь, в самого себя, в свою душу. В этих тонких структурах он черпал жизненные силы и бодрость для выполнения задач мира внешнего.

Сегодня вроде бы все было, как всегда, но вот в душе его покоя все не наступало. Уд понимал, что лукавит сам с собою — напрасно он ожидал успокоения и умиротворения, сегодня их не будет. Ибо уже завтра закончится жизненный круг его одной из самых способных и одаренных учениц — Таи, дочери Исы. О, он и не представлял себе, что так тяжело ему будет проститься с нею!

Он вспомнил ее совсем еще юной девушкой, почти девочкой с нескладной, не вполне еще сформировавшейся фигурой и копной непослушных волос, которые она в волнении все поправляла рукой. Уд смотрел на нее и в душе жалел ее за предстоящую ей жизнь, полную трудностей и лишений, отказов, сознательных и несознательных от многого, слишком многого — простых, милых сердцу любого смертного удовольствий, радостей, привязанностей. Но он пресек тогда эти глупые мысли, попытался закрыть душу для жалости и слабости. Нельзя! Если он будет сочувствовать и жалеть каждого ученика, то кто тогда будет работать и созидать? И все-таки избавиться до конца от нахлынувшей вдруг в сердце отеческой жалости к ней он так и не смог.

А она, должно быть, и не понимала в тот момент всей важности происходящего. Ведь, стоя пред строгими очами всего Совета Учителей, она не знала, что такое бывает лишь единожды в жизненном круге, да и то далеко не у каждого. Она не знала, не понимала тогда, что Совет призвал ее для того, чтобы изучить ее способности, волю, качества ее души. Она и не задумывалась о том, что вынесенный вердикт поставит ее в полное подчинение воле Совета, который сам выберет для нее дорогу в этом жизненном круге. И с этого мига больше не будет она иметь власти ни над своей судьбой, ни над самой жизнью. Все будет подчинено выполнению назначенной для нее задачи.

Поначалу Тая бойко отвечала на вопросы, раздававшиеся то с одной, то с другой стороны. Но вопросы все более усложнялись, она уже не могла сразу подыскать ответа, задумывалась. При этом брови ее сурово сходились к переносице, она в волнении непроизвольно сжимала руки, молчала и искала, искала ответ, ибо чувствовала, что от этого зависела ее жизнь. В какой-то момент Уду показалось, что Тая не справится и Совет признает ее недостаточно подготовленной для ученичества. Ощутив, что чаша тонких весов склоняется не в ее сторону, Тая раскраснелась и разволновалась, теперь она уже не могла отвечать даже и на более или менее простые вопросы. Уду по-прежнему было ее жаль, но именно поэтому он упорно хранил молчание. Он не вмешивался, хотел услышать для Таи отрицательный вердикт Совета.

Наконец, когда молчание слишком затянулось, один из Учителей, Аман, медленно вышел в круг, где стояла растерявшаяся Тая. Он приказал вынести экран для рисования.

— Тая, дочь Исы, — торжественно сказал Аман, — Совету известно, что ты преуспела в искусстве художества. Так ли это?

Тая молча кивнула в ответ.

— Тогда Совет предлагает тебе показать свои успехи.

Установленный в зале экран призывно засветился мягким голубоватым светом, словно приглашая Таю к сотрудничеству и обещая при этом ей свою поддержку. Тая несмело взялась на электронный грифель. Вскоре неуверенность ее полностью прошла. Штрихи ложились четко, вот уже и ясно обозначился облик человека, а также и детали местности за его фигурой. Набросок электронного рисунка поражал своей реальностью и достоверностью.

Интерес Совета к способностям Таи вернулся. Ей пришлось сделать еще несколько набросков на разные темы. Затем после непродолжительного перерыва, данного для того, чтобы испытуемая могла получить передышку и собраться с мыслями, последовали новые вопросы. Они, в основном, касались внутреннего мира Таи, ее взглядов и понятий, ее представлений о задачах в этом жизненном круге.

Наконец, наступило молчание. Уд на правах главы Совета Учителей объявил испытание оконченным. Теперь Совету предстояло вынести свой вердикт. Тае было разрешено покинуть зал Совета. Она молча поклонилась и скрылась за массивными дверями зала заседаний.

Как обычно, Уд предоставил возможность высказаться другим членам Совета, оставляя за собой право последнего, решающего слова. Многие были склонны доверить Тае стезю ученичества. Но некоторые выразили свое недоверие ей, как человеку с достаточно шаткой, по их мнению, системой взглядов. Но Аман протестующе поднял руку:

— Позвольте сей довод отклонить! Девушка в этом круге еще не достигла зрелости взглядов и твердости в своих идеях. Она еще не вполне владеет воспоминаниями о своих прошлых кругах, и, следовательно, судить ее по этим канонам нельзя! Сегодня мы должны судить о ней по ее способностям, свойствам характера, по ее воле и жизненной силе. Позволю себе дерзость напомнить уважаемым членам Совета, что только лишь это является основанием для принятия ученичества и подготовки к выполнению более сложных задач.

— Но позвольте, многоуважаемый Аман, в свою очередь возразить и вам, — вступил в дискуссию один из противников ученичества Таи, Учитель Ал-Яр. — Вы ведете речь о воле и силе будущего ученика, но ее явная растерянность при ответах как раз и подтверждает отсутствие таких качеств, как воля, умение владеть собой. Это очевидно!

Уд, внимательно слушавший полемику, но не участвующий в ней, решил, что настал его черед.

— Многоуважаемые члены Совета, мы не должны давать никаких поблажек нашим испытуемым, Совет для того и существует, чтобы быть объективным и беспристрастным. Но давайте все-таки будем честны друг перед другом. По собственному опыту каждый из нас знает, как трудно держать ответ перед Советом, особенно, если ты только на пути к ученичеству. Все мы проходили через эти испытания. Возможно, за давностью воспоминания стерлись, но если их восстановить в памяти, легко выяснить, все ли присутствующие ныне здесь на правах Учителей, были безупречны, стоя перед очами прежнего Совета и впервые отвечая на строгие, беспристрастные вопросы. — Уд обвел всех взглядом. Никто ему не возразил, все сочли замечание уместным и истинным. — Для вынесения окончательного решения я предлагаю изучить обстоятельства пребывания Таи в нескольких последних кругах, дабы на основании увиденного вынести вердикт насчет того, какую именно задачу ей предстоит выполнить в начинающемся круге.

По знаку Уда засветился огромный настенный экран, на нем стремительно замелькали картинки детства, юности, зрелости женщины, совершенно не похожей на Таю, но принадлежавшие именно ее прошлому кругу, только в другом облике. На наиболее значимых моментах темп просмотра менялся, члены Совета могли детально изучить события, поведение человека в разных жизненных обстоятельствах. Лица Учителей оставались бесстрастными, но с течением времени, когда уже почти весь круг был развернут перед ними, многие невольно утратили бесстрастность и отчужденность, им на смену пришло одобрение и уважение к выполненному и достигнутому. Хроника наглядно показывала им, что девушка в этом круге названная Таей неслучайно оказалась перед Советом. Все права для этого были ею заслужены.

— Что скажет многоуважаемый Ал-Яр? — спросил Уд.

— Претензии сняты. Вы были правы, старейшина Уд.

Уд понимал, что именно теперь он будет должен произнести судьбоносные для девушки слова, к которой он неожиданно проникся жалостью и состраданием. Но после произошедшего вынести отрицательный вердикт было уже нельзя. Ну что же, каждый должен идти своей дорогой, каждый получает по заслугам своим и достижениям. И самая трудная дорога выбирается именно для того, кто более других заслужен и достоин. Это Вселенский закон и не ему его менять, не ему противоборствовать его выполнению. Пусть свершится предначертанное и заслуженное!

— Тая, дочь Исы, достойна ученичества! — Совет поддержал вердикт старейшины глубоким почтительным молчанием. Уд продолжил свою речь:- Нам предстоит определить ее задачи в этом круге.

— Ее задачи ясны: ученичество, гармоничное совершенствование и развитие тонких структур личности!

— Поддерживаем! — выразил свое мнение Совет.

— Ее Учитель? — спросил Уд.

В круг вновь вышел Аман. Он обвел всех внимательным, пристальным взглядом и сказал:

— Принимая во внимание явные достижения и успехи девушки в прошлом ее жизненном круге, ее прекрасные задатки для выполнения будущих задач, предлагаю Учителем Таи, дочери Исы, считать старейшину Совета Учителей, многоуважаемого Уда!

— Поддерживаем! — и на этот раз единогласно выразил свое мнение Совет.

Уд не мог ничего возразить, успехи испытуемой были слишком очевидны. Он вынужден был смириться с тем, что эта хрупкая девушка становится на стезю ученичества, причем, ученичества многотрудного и ответственного, подразумевающего под собой в случае успеха выполнение заданий галактического масштаба. Ибо при необходимости именно ученики Уда выбирались Советом галактики посланцами этой цветущей и цивилизованной планеты в миры темные и невежественные. Только Бог да Учителя знали, какой страшной дорогой приходилось им там идти, сохраняя свет и мудрость в своих душах и находя в себе силы делиться своими бесценными сокровищами с дремучими и злобными дикарями. Но кто посмеет роптать на судьбу! Надо подчиняться и идти, разбивая ноги в кровь на чужих, каменистых дорогах! Так отчего же жаль ему эту девушку? Пока он этого не знал, только предчувствовал, что ей из всех его учеников, видимо, придется особенно трудно.

Вот и сейчас, после стольких лет ученичества Таи, теперь уже зрелого и вполне успешного своего ученика, он вновь ощущал щемящее чувство жалости к ней. Но в сей миг, в отличие от того далекого прошлого, это ему уже было известно доподлинно. Заседание Совета галактики давно состоялось и будущее Таи, дочери Исы, было уже определено. Что он мог? Только подчиниться. Даже ему, старейшине Совета Учителей одной из выдающихся цивилизаций галактики, не под силу было изменить ход событий. Тая, дочь Исы, должна уйти. И он надеялся, что ей удастся вернуться обратно!

Заседание Совета галактики было назначено на серединный год сотого периода Нового века. Как обычно, оповещение всех членов Совета было проведено задолго до условленной даты. Уду сообщили об этом лично. Он догадывался, что, видимо, именно их миру отводится главенствующая роль в грядущей череде галактических задач. Да и пора бы уже Совету обратить свое внимание на них, отдать должное, ведь успехи их цивилизации серьезны, они непоколебимы временем.

Было время, когда вся их планета имела вид пустыни, почти от края и до края пропыленной буйными ветрами. Лишь в одном ее месте, там, где теперь построен городской конгломерат Ирта, широко раскинулась огромная горная цепь с вздыбленными к самому небу заснеженными вершинами. В те времена невидимыми и недосягаемыми друг для друга точками врастали в сухую, сыпучую почву поселения далеких предков. В старинных письменах ибиряне изображались угрюмыми и замкнутыми дикарями, обустраивавшими свой убогий быт в жилищах, которые и домом-то назвать было нельзя, — низких, погруженных в самую почву, глинобитных постройках. Рядом прямо под открытым небом обитали их животные. Единственными островками жизни были посевы культуры, забытой в веках, но отдаленно напоминающей по своему внешнему виду современное растение пто, из которого теперь получают многие продукты питания. Возможно, что просто за длительное время под влиянием меняющего климата планеты, а может быть, и самих людей, уже более или менее цивилизованных и просвещенных, произошла мутация этого удивительного растения. Оно во все века было незаменимо для обитателей мира Уда, планеты Ибир. Из спелой мякоти пто с розоватыми вкраплениями нежнейших, едва заметных семян, получали ароматный сок, веками он оставался единственным напитком ибирян, истинным нектаром богов, утолявшим жажду и приносившим настоящее наслаждение. В каждом блюде из их практически бесконечного выбора, подаваемых теперь в ресторанах городских конгломератов, присутствовали компоненты из цветов, плодов, стеблей и даже корней пто. Правда, за время развития своей цивилизации ибиряне научились выращивать разнообразные искусственные питательные растения, но все равно без пто ни одно блюдо не готовилось.

Постепенно менялся облик планеты. Навсегда исчезли с ее лика пустыни. Города, сплошь застроенные высотными домами с затейливыми арками и подвесными мостами-переходами, широкими магистралями дорог, перемеженные цветущими садами и парками с широкими, тенистыми аллеями высоких, раскидистых деревьев, постепенно заняли собою всю поверхность планеты. Города почти слились в единую цепь массивных сооружений и зданий, приспособленных для комфортной жизни людей. На лике планеты не осталось и клочка выжженной палящим зноем светила почвы. Не поднимались больше к пыльному, серому небу вихри песка и пепла, изрыгаемого из разверзнутых кратеров вулканов. Да и вулканов не было теперь на их планете. Люди науки нашли способ укротить их ненасытный и беспощадный нрав, приносивший вместе с буйными огненными потоками смерть и разрушение. Там, где зияли рваные дыры их кратеров, теперь уютно расположились парки и скверы, магистрали и дома. А сама планета с убогим и скудным ландшафтом превратилась в цветущий рай. На ней не осталось горя, бедствий и страданий. Она стала оазисом не только для растений и садов, но и для самих людей, живущих под этим пропыленным космическими ветрами небом. Гармония, этот главный принцип Вселенной, с некоторых пор безраздельно царила и властвовала в их мире.

В вековой дали остались времена, непонятные для ныне живущих, когда их предкам приходилось бороться с суровой природой, добывать пропитание и сражаться друг с другом за пищу и кров. Эти легенды жили теперь только в древних свитках и манускриптах, пожухших и свернувшихся от времени. Предания эти бережно хранят седовласые историки. Осторожно раскрывая хрупкие, истонченные временем свитки, в тиши хранилищ они разбирают затейливые письмена людей, давно канувших в лету, и передают нынешним жителям мира знания о них. Но цивилизованные жители, воспитанные в комфортных, тепличных условиях, плохо понимают то, о чем толкуют им ученые мужи. Да и как понять, если из памяти людей стерлись, ушли такие понятия, как борьба, злость, а тем более, убийство и насилие? Варварский, грубый мир. Неужели он существовал когда-то? Не верится, что под этим небом жили люди, которые воевали, убивали, ненавидели.

Но как случилось, что из их мира ушли вражда и ненависть? Как же их мир стал гармоничным? Все ученые мужи разделяют единую точку зрения, они связывают наступление гармонии с появлением Великого Учителя, мудрого Иу. Этот человек, чей облик, увы, не сохранила история, принес древним людям планеты великие знания, именно они стали причиной поворота народа к свету и прогрессу.

Как гласят предания, на первый взгляд, Иу был простым, ничем не примечательным человеком, он вел обычную жизнь, отличавшуюся от жизни других людей только тем, что Иу странствовал по белу свету, появлялся то здесь, то там. Но ибиряне его знали, они с нетерпением ждали его прихода. Ведь, когда он был рядом, многое происходящее с ними становилось для них яснее и ближе. Люди свято и безраздельно верили странным речам Иу, внимали каждому его слову. Он учил их тому, как устроен мир, почему на смену ночи приходит день, где грань между злом и добром.

Кем был Иу, и откуда у него были великие знания, коими в его бытность не владел еще никто, древняя история не дает ясного ответа. И это неудивительно. Ведь люди тех далеких времен и понятия не имели о том, что кроме их скудной и убогой планеты в звездных далях существует великое множество миров, где также обитают живые существа, что они тоже ищут убежища от перипетий суровой природы, стремятся любой ценой найти кров и пропитание. Древние люди не знали, что есть немало других больших и малых миров, давным-давно минувших зарю своего рождения и становления, и коротающих ныне свой век в зрелости и заслуженном процветании. Видимо, посланцем одного из таких миров и был человек, прошедший через переход и в своем очередном жизненном круге на планете Ибир нареченный Иу. Теперь уже нельзя было узнать, откуда он пришел, сыном какого мира был великий Иу, силой своего разума изменивший все под этим серым и пропыленным небом. Да и кто знает, уцелел ли сам этот мир, мир, пославший им Иу.

Люди науки считают, что именно со времен жизни и учительства мудрого Иу началось постепенное изменение облика их планеты, зарождение самых примитивных основ морали и культуры. Семена мудрости Иу были брошены на благодатную почву, его многочисленные ученики, внимавшие великим знаниям, понесли по миру их слабые ростки, не дали сгинуть им среди невежества и тьмы. Так стараниями многих поколений, передававших, как святыню знание об истине и справедливости, был взращен урожай и получены бесценные плоды мудрости и гармонии. А уже этот базис стал основой для построения великой цивилизации, давшей мощный толчок к развитию и процветанию культуры, искусства, техники, науки.

Высочайший уровень планеты Ибир позволил ей стать членом Совета галактики. Такое было позволено только избранным. И случайностей здесь быть не могло. Уд не единожды убеждался в том, что все во Вселенной гармонично и закономерно. Не могла какая-нибудь отсталая планета с окраины забытой Богом галактики стать членом Совета. Даже если бы она и заподозрила о существовании Совета, для контакта с ним у нее не хватило бы технических ресурсов, да и знаний.

А у Ибира однажды в незапамятные времена появилась такая возможность. Несколько веков назад учеными был создан генератор особого излучения, притаившегося на самом краю уже известной к тому времени шкалы лучей космоса, почти у грани запредельности. Должно быть, мало кто из изобретателей генератора предполагал, какие горизонты он откроет перед ибирянами. Когда примерно через столетие зашуршали в динамиках мощнейших трансляционных станций Ибира неясные голоса космических далей, сначала никто и не подумал, что это могут быть именно голоса, голоса живых существ, таких же, как и ибиряне. Немало понадобилось времени, чтобы определить, что диапазон странного космического вещания почти не изменяется. И еще больше ушло времени, чтобы понять, что же шепчет им космос.

Как утверждают историки, самый первый сеанс связи с посланцем самого Совета галактики произвел на всех ибирян шокирующее впечатление. Люди, еще не вполне осознавшие свое место в бескрайней и великой Вселенной, еще не уяснившие невозможности своего космического одиночества, никак не могли поверить, что с ними начался диалог других миров, о существовании которых за суетой серой повседневности многие из них и не задумывались. Было от чего впасть в отчаяние! Ибирян терзал страх от этого пугающего неведомого присутствия чужого мира, а может быть, и нескольких миров. Кто эти существа, что зашуршали в ибирских динамиках, и самое главное, каковы их намерения, не замышляют ли они завоевать и поработить их планету? Эти неразрешимые вопросы долгое время терзали жителей Ибира. Над ними ломали головы самые просвещенные и ученые умы. Страшно, страшно было подумать, чем могло закончиться вторжение инопланетных гостей!

Пока ученые бились над разгадкой шепота космоса, жители Ибира совсем потеряли покой. Угроза неведомого и ужасного конца висела над обществом. Поначалу правители городов и поселений даже стали готовиться к войне, создавались укрепления и запасы продовольствия. Но год шел за годом, а инопланетные завоеватели все не появлялись, лишь тихонько звучали в динамиках их голоса. Постепенно жизнь вернулась в свое прежнее русло и потекла без перипетий и потрясений. Ибиряне даже стали забывать о некогда мучавшей их загадке космоса.

Но вот однажды наступил день, перевернувший весь их мир, все представления и понятия, бытовавшие в то пору среди ибирян. Несколько молодых ученых, только-только вставших на стезю просвещения, проникли в великую тайну Ибира, они смогли понять и разобрать смысл шепота Вселенной.

Юные дарования проанализировали исследования и предположения всех, кто когда-либо пытался разгадать эту тайну, и сумели найти логические подходы для выяснения истины. Послание, открытое ими, было до смешного простым и бесхитростным. «Приветствуем вас! Приветствуем ваши успехи и великое открытие! Ждем ваших первых шагов навстречу Совету галактики!» — без конца из года в год, из века в век посылал космос им свои призывы, но ответа все не было. И вот теперь, наконец-то, ибиряне поняли смысл послания! И даже более того, смогли ответить! Это воистину стало величайшим событием в истории их цивилизации. Народному ликованию не было предела, толпы восторженных людей заполнили улицы и площади городов, ибиряне веселились и пели. Воздев руки ввысь и обратив взоры к разверзнутому над ними величественному звездному небу, они посылали ему свои пылкие возгласы, словно надеясь, что те другие, живущие где-то в запредельных галактических далях, прямо сейчас ответят им.

А между тем, в тиши научных лабораторий, нарушаемой лишь ненавязчивым шуршанием динамиков и слабым стрекотом умных машин, ибиряне готовились послать в бездонные глубины космоса свой ответ разумному миру. Долгие годы шла работа над изобретением способов кодировки и передачи информации. И вот, наконец, такой день настал! Этот день стал поистине поворотным пунктом цивилизации ибирян, именно он вывел планету на великий космический перекресток, с которого начался путь настоящего прорыва развития планеты Ибир.

Но это было после, а сразу — только несколько слов. Ответ ибирян миру канул в звездную бездну. Все ждали ответа, затаив дыхание, но его все не было. Многие уже стали волноваться: не ошиблись ли ученые, правильно ли зашифровали слова. На эти вопросы, как и на само послание, ответа не было. Оставалось только ждать. И они дождались заветных слов! Они пришли к ним из самых глубин космоса, из таинственной звездной дали. Неведомый для ибирян Совет галактики извещал их о том, что планета Ибир, достигшая высот технического и, главное, духовного развития, отныне стала частью Совета.

Впрочем, даже Уду — старейшему жителю этого мира — сие было известно лишь из истории. Его осознанная бытность на этой планете начиналась уже в ту пору, когда Совет был незримым и неотъемлемым участником жизни Ибира. И хотя его заседания проходили редко, они неизменно становились вехой в жизни их галактики, ибо воля Совета была направлена на достижение гармонии миров, сохранение хрупкого баланса сил добра и зла.

На памяти Уда было лишь несколько заседаний Совета галактики. И вот теперь предстояло новое. Подготовка к этому важнейшему и редкостному событию начиналась задолго до самого заседания галактического Совета. Техники и инженеры тщательно и щепетильно готовили зал и оборудование, придирчиво изучая каждый датчик, каждую микросхему. Биороботы, обычно используемые ибирянами почти на всех работах, в том числе и электронных, для этого дела не годились. Здесь нужна была особая скрупулезность анализа выявляемых неполадок или отклонений в функционировании оборудования. Что и говорить, дело нешуточное — в дистанционный диалог вступят представители разных цивилизаций и миров — и сбоев, тем более, технических, здесь быть не должно.

Наконец, долгожданный день заседания Совета галактики настал. Он принес с собой резкий, зябкий ветер. Такое случалось на Ибире раз в год, на смену сезону жары шло похолодание, а вместе с ним начинались пыльные бури. Впрочем, последний век ибиряне уже не страдали от похолодания и потоков пыли, извергаемых сильным ветром на улицы и площади городов, проникавших в каждое жилище и устилавших отвратительным серым налетом все на своем пути, — они научились бороться с этим неприятным природным явлением. Как только наступала пора похолодания, и появлялись первые предвестники пылевых бурь, над каждым из городов Ибира медленно опускались огромные прозрачные купола. Ветер буйствовал и бился об их блестящую, непоколебимую сферу, но проникнуть сквозь нее не мог.

Нынче много раньше обычного началась смена сезонов. И в день заседания Совета, чтобы избежать нежелательного вмешательства в работу оборудования нежданно появившихся ветра и пыли, было решено опустить над городом защитный купол.

Уд с раннего утра прибыл в зал заседаний задолго до начала великого галактического события. Стоя у окна, он наблюдал, как где-то в высоте неба зародилось блестящее око защитного купола. Полусфера, словно материализуясь из воздуха, все росла и расширялась, она стремилась охватить своими объятиями все вокруг — крыши и фасады домов, висячие мосты с магистралями оживленных дорог, парки и площади. Уду никак не удавалось уловить и запечатлеть зрением конец разрастания, словно из воздуха, полусферы и окончание ее движения. То, что сфера опущена, он всякий раз определял по проявлениям природы. Он вдруг видел, что ветви деревьев и их кроны вдруг переставали трепетать под натиском безжалостного буйного ветра, не мог больше ветер нести пыль по улицам и площадям, кидая ее в прохожих и окна домов. Все успокаивалось, замирало. Включался искусственный обогрев, растительность оживала, получая разрешение на новое цветение и продолжение жизни.

Обычно Уд с удовольствием и умиротворением взирал на процесс опускания защитного купола, он радовался успехам своей планеты и ее жителей, теперь умеющих защитить себя от перипетий природы. Уютной и безопасной была жизнь его Ибира. Но сегодня Уд ощущал в душе не радость, а необычное волнение, сравнимое разве что с тем, какое он переживал, будучи учеником, стоя перед строгими очами Совета Учителей. Теперь она сам Учитель, причем, он — старейшина Совета Учителей, а вот волнуется, словно юнец. Однако ничего удивительного в его волнении не было: во-первых, Советы галактики проходили нечасто, во-вторых, он, один-единственный должен будет представить свою планету, выступить от лица каждого ее жителя, принять верное решение, ну и в-третьих, и это главное, именно планете Уда будет отведена в этом цикле некая важная роль, которую он предчувствовал, но о которой еще не знал.

Где-то вверху под сводами зала прозвучал сигнал предварительной готовности. Все сразу пришло в движение. Двери зала отворились, появились люди в серебристых комбинезонах и биороботы, которые легко узнавались по бесстрастным, без всякого выражения чувств и эмоций лицам, а также по одежде — в отличие от техперсонала биороботы были облачены в темную одежду с блестящей серебристой полосой через плечо.

Все вошедшие почтительно приветствовали Уда. Он жестом руки разрешил начинать подготовку. Техники принялись подключать и настраивать оборудование, биороботы к нему не допускались — они лишь сновали из зала в коридор, там терялись в паутине разнообразных помещений, появлялись вновь с какими-то приборами, датчиками, и еще бог весть с чем, оставляли все это техникам и убегали вновь.

С приближением условленного времени в зале наступила полная тишина, нарушаемая лишь слабым, едва различимым шумом приборов. Уд остался один. По периметру овального зала голубовато мерцали мониторы, их гладь время от времени волновали вспышки излучений, прилетевших откуда-то из глубин космоса. Уд, тревожно вглядываясь в самый большой монитор, расположенный прямо перед его креслом, замер в ожидании.

Наконец, главный монитор, а следом за ним и все остальные, странно замигали и на всех экранах появились изображения людей, такие четкие и яркие, что казалось, будто бы они находятся где-то неподалеку на Ибире. Уд знал, что и его образ сейчас отражается на всех экранах шестнадцати других миров. С главного экрана ясным и пронзительным взглядом на Уда взглянул старейшина Совета галактики, выдающийся ученый планеты Генеон, достопочтимый Стиксит. Вот уже несколько сотен лет именно он начинает заседания Совета с приветствия:

— Мир вам, люди галактики! Мир вашим планетам! Да пребудет с каждым из вас свет процветания, добра и благоденствия!

— Мир тебе, достопочтимый Стиксит, и твоей планете Генеон! — отвечали члены Совета.

Наступила полная тишина. Уд знал, что сейчас каждый из членов Совета всматривается в строгое лицо Стиксита с нахмуренными бровями, обрамленное седой бородой, стараясь уловить заранее смысл его слов. Все они знали, что Совет собрался не просто так поговорить о пустом и преходящем, они знали, что коль скоро зажегся главный монитор во всех шестнадцати залах, значит, есть тому веские причины.

— Совет галактики будет обсуждать две темы, — заговорил, наконец, Стиксит, — это Гелла и Оста.

К Уду пришло недоумение: почему именно эти две планеты, затерянные где-то на самом краю галактики, стали темой для обсуждения Совета. А он-то надеялся, что тема заседания коснется Ибира, его будущего, его развития. И вдруг Гелла и Оста! Уд чувствовал в душе разочарование. Ему вдруг показалось, что он отвлекся в своих мыслях и упустил что-то в словах Стиксита. Но нет, тот продолжал, Уд не потерял логической цепи его изложения.

— Я вижу недоумение на лицах многих из вас. Вы мысленно вопрошаете: почему Гелла и Оста? Что нам до них, затерянных у края галактики. Но вы забываете, что Совет в ответе за каждый из миров этой системы. Наша обязанность строго следить за всем, что происходит, плохое это или хорошее. Осмелюсь напомнить вам, что наша задача — сохранить любой ценой баланс сил света и тьмы, добра и зла. Вам, умудренным опытом и огромными познаниями, ведомо, что только при равном соотношении сил света и тьмы возможно существование мира и его развитие. Каждый из миров вносит свой вклад в общую гармонию. Так что только при равном соотношении сил света и тьмы возможно существование любой галактики, и даже самой Вселенной. Напоминаю вам сегодня об этом!

Стиксит ненадолго прервал свою страстную речь, словно переводя дыхание. Но уже через мгновение его голос стал вновь спокойным, а взгляд стального оттенка серых глаз приобрел обычную невозмутимость и безмятежность.

— Итак, приступим к обсуждению. Как вы помните, повод для последнего заседания Совета был приятным и обнадеживающим. Мы обсуждали перспективы выхода нашего общего мира на иной, более высокий уровень. Каждый из нас воочию убедился в том, что впереди наши высокоразвитые миры и всю галактику ждет великое будущее. Но за время, прошедшее с момента последней космической встречи, случились изменения. Хочу отметить, что мы были готовы к ним, но не предполагали, что они наступят так быстро. Все мною сказанное относится к Гелле. Об Осте — поговорим позже.

Сердце Уда вдруг сжалось в нехорошем предчувствии. Он понимал, что разговор о соотношении сил света и тьмы затеян неспроста. Должно быть, именно Гелла, как неразумное дитя, нарушая космические законы, заплутала в дебрях хаоса и дисгармонии. И им придется снова делать нелегкий выбор, решая кого же отправить на помощь, на этот раз — Гелле.

О, сколько было их, посланцев света, совершенства и гармонии, бесследно канувших в сгущающихся сумерках чужих миров, не сумевших выполнить своей космической задачи! Самые достойные дочери и сыновья галактики, попадая в плен грубого материального мира, опьяненные его соблазнами, так и не смогли осознать себя, вспомнить свое высшее предназначение и великую миссию. Правда, некоторым все же удалось частично, мизерной долей развеять сгущающийся мрак невежества и грубости. И это уже было победой! Это было основанием, чтобы вернуться обратно, в свой мир.

Но имена тех, кто был услышан и чьи знания пошли во благо развития, можно перечесть по пальцам. Эти имена живут в веках, они — образчики для многих и многих посланцев. Но посвященным ведомо, как нелегко, почти невозможно, приблизиться к этому легиону избранных. Поэтому всякий раз, когда выбираются кандидаты на выполнение галактических задач, сердце Уда болезненно сжимается. Вглядываясь в лица отобранных, мысленно он сочувствует и сопереживает им, ибо он знает, каким нелегким будет их путь ТАМ. И в то же время, он пристально и чутко изучает их черты, всматривается в облик, — он надеется рассмотреть будущего великого ИЗБРАННОГО, чье имя будет жить в веках. Но тщетно! На его долгом веку ни один из отобранных не встал в ряды легиона победителей. Самое большее, что было заслужено посланниками нынешнего Совета галактики — это подержание, почти у самой грани, хрупкого соотношения сил добра и зла. Таков был итог объединенных усилий целого множества посланников Совета галактики в грубые и материальные миры.

От слов Стиксита о Гелле, о соотношении сил света и тьмы сердце Уда болезненно сжалось еще и потому, что уже давно Ибир не посылал своих детей на помощь космическим братьям. А это значит, что, скорее всего, участи этой Ибиру не избежать. И если возникнет такая необходимость, то Уд должен будет предложить своего кандидата. Как старейшина Совета Учителей, в ряды отобранных он мог поставить только своего ученика. А им, по решению Совета Учителей, была Тая, дочь Исы. Уд долгие годы вел и направлял ее, он видел в ней большие способности и хорошие задатки, но, как отец жалеет и щадит свою дочь, так и Уду было искренне жаль Таю. Он считал преждевременным столь суровое испытание, ведь она находилась в конце лишь первого круга своего ученичества. Еще тогда, когда Советом было принято решение Учителем для Таи выбрать самого Уда, мысленно он был против, так как знал, предчувствовал, чем это может для нее обернуться. Он не возражал, заслуги прошлого ее воплощения были слишком очевидны. Теперь же он жалел об этом. Надо было возражать, он-то должен был предвидеть это! Нет, не справиться ей с этой задачей! Геллу ей не одолеть.

— Тьма сгущается и окутывает Геллу, — между тем, продолжал свою речь Стиксит, — неразумие велико. Многие жители Геллы порабощены пороками, ослеплены жаждой власти. С каждым годом все больше детей Геллы становится под знамена корысти и разврата. Аура Геллы постепенно затягивается черным цветом. Уже сейчас лишь в отдельных местах присутствуют проблески желтого и зеленого, белого уже нет нигде. Гелле нужна помощь. Медлить и наблюдать со стороны мы не можем. Нарушится баланс сил на этой отдаленной планете, нарушится он и в галактике. Прошу вас высказать свои мнения!

Все члены галактики высказались в пользу оказания помощи Гелле. Весь вопрос был лишь в том, кто отправит туда своих посланцев. Как и предполагал Уд, многие взоры обратились на Ибир. Представители Виры и Дагона едва ли не в один голос заявили о том, что Ибир долгое время был в стороне от выполнения этой задачи. Стиксит поддержал их и попросил Уда назвать имя кандидата.

— Тая, дочь Исы, — с трудом проталкивая звуки через горло, выдавил из себя Уд.

В качестве еще одного посланника представителем Дагона был назван свой кандидат по имени Ит.

— Итак, Тая, кандидат планеты Ибир, и Ит, кандидат планеты Дагон, — торжественно произнес Стиксит. — Прошу представить ретроспективы их нынешних жизненных кругов.

Совет долго и тщательно изучал все материалы жизненных кругов кандидатов, отметил их достоинства, увидел слабости и недостатки. Но, тем не менее, почти все члены Совета нашли представленные кандидатуры способными выполнить свою миссию. При этом всеобщее одобрение вызвали бесспорные заслуги кандидатуры Уда — Таи, дочери Исы. Уд в ответ лишь горько улыбнулся, терять едва ли не самого лучшего своего ученика ему было нелегко.

Медленно занимался новый день, он был юн и свеж, с заснеженных горных вершин веяло прохладой. Город спал. Тая стояла на балконе и, зябко поеживаясь, наблюдала, как светило торжественно восходит над безбрежным горизонтом. Вот его первозданный свет распростерся над городом, над парками и скверами, сонно шелестящими деревьями. Она ловила себя на мысли, что редко, ох, как редко, она в своей жизни встречала рассветы, ждала восхода светила. К сожалению, она мало обращала внимания на окружающую ее природу, буйство красок. Как же красив и величествен был ее мир, тот мир, с которым ей предстояло проститься уже сегодня. Это она по-настоящему поняла только незадолго до расставания с ним.

Ее жизнь нельзя было назвать легкой. Так случилось, что жизненные круги ее родителей закончились рано. С самого раннего детства Тая знала, что каждый человек идет в этом мире своей дорогой. Но дороги избранных всегда особенны, они лишь иногда, лишь в отдельных случаях, да и то только на краткий миг пересекаются с другими дорогами. Правда, она не сразу поняла, что ее дорога была особенной, и что эту краткость пересечения ей придется познать в полной мере.

Она плохо помнила своих родителей, потому что была с ними лишь краткий, по космическим меркам, миг. Она росла почти одна, среди посторонних людей. Она надеялась со временем, в своей взрослой жизни, найти постоянство и избавиться от фатальной краткости пересечения жизненных дорог. Но и любовь ее была краткой. Вновь ее дорога лишь на краткий миг соприкоснулась с другой дорогой, дорогой мужчины, ставшего отцом ее дочери, но не сумевшего быть рядом долго. Поначалу она страдала от этого, ей хотелось постоянства и надежности, любви и поддержки. Но этого не было. Со временем она поняла, что идет по особой дороге, на которой не может быть посторонних.

В свою избранность она впервые поверила, когда в ее жизни произошло самое грандиозное событие, какое вообще может выпасть на долю человека из ее мира. Ее пригласили на Совет Учителей! Она помнила каждую деталь, каждую мелочь, все-все, что было связано с этим событием так ясно, как если бы это произошло вчера.

Наставница школы начинающихся ступеней, где она росла и училась после ухода родителей, неожиданно явилась в ее комнату ранним утром. Тая помнила, как проснулась резко и неожиданно от постороннего прикосновения. Кто-то дотронулся до ее обнаженного плеча холодной рукой. Она вздрогнула, испугавшись неизвестно чего, и подскочила в постели. Совсем рядом она увидела глаза наставницы Лит, обычно бесстрастные и непроницаемые, совсем как у биоробота, а сейчас удивленные и познающие, словно наставница впервые увидев Таю, вдруг стала различать ее достоинства и ее успехи.

Все время, что она провела в сумеречных и безликих помещениях школы, наглухо отгороженной от внешнего мира холодными, каменными стенами, она чувствовала тоску и одиночество. Но, может быть, так и было задумано, чтобы в ее душе, закрытой от многих соблазнов цивилизации, проснулась настоящая тяга к познанию, познанию собственного внутреннего мира и мира внешнего, до поры до времени закрытого для нее. И она, чтобы заглушить в себе ноющее тоскливое чувство, с яростью и остервенением накинулась на огромные, необъятные пласты наук Ибира.

Вспоминая то время, Тая взором памяти чаще всего видела себя в видеотеке, там она проводила все дни, свободные от занятий в школе. Лишь вечером она выходила из видеотеки, тихонько брела по шелестящей галькой дорожке к серому невысокому дому, затерянному среди вековых деревьев на самом краю вымощенной старинным камнем площади, принадлежавшей школе первых ступеней. Тая не смотрела себе под ноги, ее взгляд был устремлен в сумеречное вечернее небо, на котором явственно проступали далекие звезды и планеты. Всматриваясь в них, Тая старалась представить себе их обитателей, их жизнь. Ей казалось, что только на Ибире люди живут так плохо и одиноко, опекаемые суровыми наставницами и запертые среди каменных стен. А во всех других мирах царят любовь, теплота и взаимопонимание. Тогда она и представить себе не могла, что и на Ибире люди живут иначе, совсем не так, как она.

Впервые она это поняла, когда вышла, наконец, из стен своей школы. В этот же день, когда наставница Лит разбудила Таю ранним утром и объявила о том, что ей надо собираться в дорогу, после обычного скудного обеда, свершилось чудо — она вышла за пределы каменных стен. Правда, Таю сопровождала наставница Лит, но даже это не могло омрачить восторга ее души, вырвавшейся вдруг на свободу. Яркий божественный свет озарял площадь перед школой, где их уже ждала удивительная машина — серебристая, блестящая и переливающаяся всеми гранями своих поверхностей. У Таи перехватило дыхание, а сердце взволнованно забилось, она вдруг ощутила дыхание новой жизни, новых впечатлений, она почувствовала всем своим существом, что больше сюда она уже не вернется.

Она еще не знала, что исход ее будущего в тот момент определен не был, он, можно сказать, висел на волоске, ибо целиком и полностью зависел от Совета Учителей, вердикты которого далеко не всегда бывали благоприятными для испытуемых. Она понятия не имела о том, как много юных ибирян, представшими перед Советом Учителей, как и Тая, взволнованными и обнадеженными блестящими перспективами своего будущего, покидали заседание ни с чем. Их не приняли в состав учеников, не признали достойными, не обнаружили нужных качеств и заслуг. Хорошо, что она этого не знала, иначе сомневалась бы в себе с самого первого шага. А так она шла смело, думая, что раз ее позвали, значит, примут и выведут на дорогу.

Она почти не боялась, когда они с наставницей Лит оказались в доме Совета Учителей, огромном, высотном, прозрачном здании, где на самом верху, почти у неба, располагался зал заседаний Совета. Перед его массивными дверьми, как показалось Тае, раскинулась целая площадь по размерам подстать школьной, только с блестящим, желтовато-серебристым покрытием, которое отражало каждое движение. В зале никого не было. Они вошли, растерянно озираясь и не зная, куда идти дальше. Но уже через мгновение блестящее зальное покрытие отразило стройную мужскую фигуру в темном костюме. Мужчина, неслышно ступая, приблизился к ним. Взгляд его бесстрастных глаз был холоден и отчужден. Он сообщил им о том, что Тая, дочь Исы, должна следовать за ним. Он направился прямо к массивным дверям, открыл их твердою рукой и, отступив на шаг, пропустил Таю. Она шагнула в неведомое. Дверь за нею мягко закрылась.

Что было дальше, она помнила плохо. Отчетливым был лишь ее страх, вдруг обуявший ее всю с головы до пят. Лица людей, сидевших в отдалении за огромным круглым столом, были какими-то размытыми, они плыли и качались в волнах ее страха. Ей не удавалось зацепиться взглядом ни за одно из них, он все скользил и скользил, словно ища спасения, заканчивал круг и начинал вновь. Но она немного справилась с волнением, когда зазвучал голос седовласого человека, его спокойный, твердый и, как показалось Тае, ободряющий взгляд помог ей сконцентрировать внимание на речи, обращенной к ней. Отвечая на вопросы, она неотрывно смотрела только на него, наверное, интуитивно она чувствовала его теплоту и понимание. Только позднее Тая узнала о том, что Учитель, которого неосознанно выбрал ее взгляд, и к которому потянулась ее душа, был сам старейшина Совета Учителей, достопочтимый Уд, ее будущий Учитель.

У нее появилось ощущение полного поражения, когда другие Учителя стали резко высказываться в ее адрес, а затем попросили удалиться. Совершенно убитой и раздавленной она покинула зал заседаний. Наставница Лит с несвойственной поспешностью бросилась ей навстречу, вопрошая о случившемся, но Тая так и не смогла ничего толком ответить ей. Наставница, наконец, оставила ее в покое. И Тая замерла, подобно статуе, затаив в душе холод и ощущение фатального конца.

Долго они ждали вердикта, а его все не было. Зал оставался пустым и безмолвным. Сколько прошло времени, Тая не представляла, она уже потеряла счет ему, когда перед ней, словно из глубин самого зеркального покрытия, появился все тот же мужчина с бесстрастным взглядом. Он пригласил Таю следовать за ним и опять повел ее к массивным дверям.

Она вошла и увидела, что весь Совет стоя ждет ее появления. У нее подкосились ноги, она не знала, что так принято, нового ученика приветствовать стоя, но интуитивно она поняла, что ее все-таки приняли, ей поверили. Ей хотелось плакать, но она сдержалась. Она сделала несколько шагов к Учителям и, замерла, опустив голову и обратившись в слух. Почти сразу же зазвучал вердикт. Старейшина Совета Учителей торжественно объявил ей о том, что она вступает на путь ученичества, ее задача — развитие и самосовершенствование.

Она помнила, что еще долго после того, как она покинула зал заседаний Совета, из ее глаз лились слезы. Это были слезы, пролитые избыточностью ее чувств, ни с чем несравнимыми радостью и восторгом. Тогда она не думала, да и не знала, о том, что ступила на очень трудную дорогу, идя по которой ей предстояло полностью забыть о себе, обо всех своих чувствах и желаниях. Огонь сердца, как и у каждого человека, жаждавшего теплоты и любви, она должна была подарить своему предназначению. Но эти открытия к ней придут потом, много позже, а в тот незабываемый и удивительный день она была счастлива.

Для Таи началась другая жизнь. У нее появился собственный дом, где она начала обустраивать свой немудреный быт. Произошедшие перемены ей казались грандиозными и почти нереальными. И в самом деле, из мрачной и тоскливой обстановки школы первых ступеней оказаться в новом круге — собственный дом, новые обязанности и задачи! К своей избранности она привыкала долго, но до конца ее она, пожалуй, так и не осознала. Ей казалось, что многие люди вокруг живут так же, как и она. Но всякий раз она упускала из виду то, что те другие живут проще и радостнее, чем она, у них есть любовь, теплота, счастье, а у нее — только работа. Ничего кроме работы она, по сути, не знала в жизненном круге своего ученичества. Правда, позднее у нее появилась дочь, в ней была вся ее радость, любовь и счастье. Другого ей было не дано. Она знала и помнила, что на пути тех, кто идет особой дорогой, не должно быть посторонних. Это закон!

Она никогда и ни о чем не жалела. Она не жаловалась и не сетовала на тяжесть своего пути. Когда становилось особенно трудно, в ее доме вдруг зажигался настенный экран и появлялся Учитель. Он говорил с ней, помогал ей разобраться в себе, своих ощущениях, помогал предупредить неудачи и промахи. Внимая его неторопливой речи и уверенности, бывшей в каждом слове и взгляде, ей становилось легче, ибо она понимала, что все ее жертвы подчинены важным задачам, и значит, они не напрасны.

Первых удач, значительных и потрясающих, ждать слишком долго ей не пришлось. Уже через несколько лет после того, как родилась ее дочь, картины Таи, загадочные, почти нереальные, наполненные особым трагизмом и загадочностью человеческой сути, сокровенных уголков таинственного внутреннего мира, стали привлекать к себе толпы ценителей прекрасного. Ибиряне, молодые и старые, живущие в горных и равнинных городских конгломератах, очарованные какой-то неведомой для них доселе мощной энергетикой и притягательностью, потоками шли к ее картинам, выставленным в самых больших залах. Люди, словно, зачарованные, в безмолвии стояли подле них, уносимые волнами памяти, одолеваемые странным неотступным желанием понять себя и свое место под небом Ибира.

Это был успех, настоящий, ошеломляющий, оглушительный. Но он не стал препятствием для Таи на ее пути развития и познания себя. Она, невзирая на пришедшую славу, сумела сохранить невозмутимость и хладнокровие души, не примерив на себя драгоценные одежды всемирной известности и не отнеся на свой счет ничего из достигнутого. Тая не переставала работать. Работа, как и всегда, была главным смыслом ее жизни.

Ия не переставала удивляться своей матери. Каждое утро, как только занимался новый день Тая, бралась за кисть, как будто боялась потерять время и не успеть завершить начатую работу.

— Мама, тебе надо отдыхать! — принималась протестовать дочь. — Каждому нужен отдых. И все отдыхают. А ты нет! Так нельзя! Неужели ты торопишься уйти? Ты хочешь побыстрее оставить меня?

Тая только нежно улыбалась в ответ. Она знала, что ее дочь только внешне негодует, внутренне же она понимает Таю. За то время, что они провели вместе в этом круге, Тая многое успела объяснить Ие. И та уже давно поняла, что ее мать — существо исключительное, суть которого нельзя мерить стандартами обычных людей. Ия, став взрослой и самостоятельной, теперь полностью отдавала себе отчет в том, что ее мать, к сожалению, не может принадлежать ей или ее детям, которые непременно еще появятся у нее. У Таи своя дорога, и Ие, как любящей дочери, надо смириться с этим. Тая торопится — это ясно, она торопится, ибо интуитивно готовится к тому, что ее позовут, она готовится к переходу. Как ни горько Ие было это осознавать, приходилось принимать и утешать себя мыслями о том, что они еще будут вместе, пусть не теперь, не в этом круге, но может быть, потом, в следующем. Но будут обязательно!

Однажды, устав после дня работы у холста, она вместе с Ией пришла к своим картинам в зал для выставок. Был поздний вечер, в зале — ни души. Они, взявшись за руки, медленно ходили меж картин Таи. Вскоре Ия по своему обыкновению оторвалась от Таи, ей всегда нравилось бывать с картинами матери наедине. В одиночку со своей душой она могла более сосредоточенно окунуться в мир фантазий, в мир грез и глубокой мудрости, созданный родным человеком.

Тая остановилась у одного из своих творений. На картине был изображен океан бытия, в котором, словно в зеркале, отражались поступки и мысли людей. Местами океан был величествен и прекрасен, на его поверхности нежными красками плыли образы, олицетворяющие мысли добра, счастья, умиротворения; но неожиданно океан устрашающе ощетинивался темными, грубо-рваными цветами — символами темноты, пороков и зла. Островков тьмы и зла было мало, но тем устрашающе на общем прекрасном фоне выглядели они. Душа, купающаяся в красоте и гармонии, щедро проливающими свой живительный свет на этот мир, невольно содрогалась от такого грубого и ужасающего проявления оборотной стороны бытия. Душа и взгляд тянулись к светлому и прекрасному, но островки темноты и зла, словно магнит вновь и вновь возвращали к себе, заставляли вспоминать и размышлять. Никто не мог оторвать взгляда от этой картины, зрители часами рассматривали ее. Она завораживала их. Так и уходили с надрывом в душе и мучительным размышлениями о прошлом и будущем.

Тая, подобно простым зрителям, стояла и смотрела на свое творение. И в этот самый миг она вдруг поняла, что ничего лучшего ей уже не создать. Океан бытия стал пределом проявления ее творческой фантазии и знаний, накопленных в стремительном потоке дней жизни. Его влияние на умы и подсознание ибирян было таким мощным, таким завораживающе притягательным, что подобия ему быть уже не могло. Во всяком случае, у Таи. А это значит, что задача ее выполнена, а жизнь прожита. Ей пора уходить.

Она знала, что люди ее мира делятся на тех, кто уходит в переход, достигнув древней старости, и те, кто уходит, полностью выполнив свое предназначение. Она всегда была готова к тому, чтобы уйти. Она понимала, что ее развитие идет слишком быстротечно. Она трудилась денно и нощно над выполнением своего задания, она спешила так, как будто боялась опоздать. В итоге, задача оказалась выполненной в самом расцвете лет. Но никто, конечно, в расчет этого не возьмет. Ведь настоящее развитие — это бесконечный цикл кругов, каждый из которых возносит ученика, а затем и посвященного, на все более высокий уровень. Так что уходить приходиться вовремя. Это закон!

Поэтому она легко согласилась с решением Совета Учителей, с их вердиктом, да и разве она могла спорить с ними. Но за время, данное ей для подведения итогов уходящего жизненного круга, она многое переоценила, и ей вдруг стало страшно. Она поняла, осознала каждой клеткой своего существа, что уйти отсюда ей будет нелегко. Но разве она могла что-то изменить. Нет, она будет сильной и стойкой. На нее возложена трудная задача, так неужели же она будет настолько малодушной, чтобы отказаться, она, которая никогда не избегала трудностей и испытаний. Так почему же сейчас сердце ее сжимается, словно в предчувствии беды.

Перед переходом люди ее мира, уже попрощавшись с близкими, попрощавшись с родной планетой, некоторое время проводят в уединении. Они должны полностью осознать происходящее, подвести итоги и определить, в первую очередь, сами для себя высоты будущей жизни. Вот и Тая покинула свой дом и свою бесконечно любимую дочь с тем, чтобы уйти в другой жизненный круг. Уйти вновь искать себя, преодолевать препятствия и пороги, соблазны и сомнительные радости, выполнять новое предназначение, помогать страждущим обрести истину.

В комнате раздались чьи-то шаги. Тая обернулась посмотреть, кто же пришел ее навестить. В полутьме помещения она не сразу разглядела фигуры нескольких людей в белых одеждах. Они стояли безмолвно, почтительно склонив перед ней головы. Так, значит, уже пора! Пора! Но она думала, что еще один день будет у нее, а оказалось, что уже пора! Ну что же, так даже, наверное, и лучше — пусть закончится этот круг! Она устала жить в предчувствии неведомого. Пусть оно, наконец, наступит. И покончим с этим!

Она решительно переступила порог комнаты, своего последнего пристанища в этом мире. Вдруг она даже ощутила что-то похожее на азарт. Так бывает, когда долго не отваживался прыгнуть с обрыва с темную гладь воды, и вот решился, приготовился шагнуть в ждущую тебя бездну. Она готова шагнуть в бездну! Слышите, она готова к переходу! Идемте! Но чего ждут эти люди? Зачем они пришли?

Безмолвие затягивалось. Неожиданно отворилась дверь, комната озарилась ярким светом, и на пороге появился сам Учитель. Тая растерялась. За исключением своего экзамена перед Советом Учителей, она никогда больше не встречалась с ним. Но она чувствовала его наставничество на протяжении всего круга, он помогал и направлял ее. Иногда в особо трудные периоды он разговаривал с ней посредством экрана. Тая знала, что личные контакты не приветствуются Советом и к ним прибегают крайне редко. Значит, она не ошиблась, выполнение ее задачи граничит с невозможным, раз сам Учитель пришел ее проводить и ободрить.

С трепетом в сердце она робко приблизилась к Учителю и опустилась перед ним на колени. Ее душили слезы, хотелось рассказать ему обо всех своих страхах и сомнениях, попросить помощи и пощады. Она не справится, не сможет! Она не хочет уходить в чужой мир! Ей страшно!

Тая ощутила легкое прикосновение его руки. Он поднял ее с колен и, как малую неразумную девочку, погладил по волосам. Тая подняла голову и несмело взглянула в его глаза. В темной их глубине явственно читались жалость и сочувствие к ней. Он сделал жест пришедшим за ней людям удалиться, те послушно покинули помещение. Они остались одни.

— Тебе тяжело. Я это вижу, — сказал Уд, пристально глядя ей в глаза.

От его присутствия ей немного стало легче, как будто страх и сомнения отступили, оставили ее.

— О, Учитель, простите меня, я недостойна высокого предназначения, что возложено на меня. Мне стыдно! Стыдно за свой страх, но более всего мне стыдно за то, что я могу вас подвести, не оправдать вашего доверия.

— Страха избежать никому не удавалось. Все, кто идет через переход, а тем более, через переход, ведущий в другой мир, испытывает страх. Всегда! Так было и будет всегда со всеми.

— Правда? — облегченно выдохнула Тая. — А я боялась, что не смогу, что подведу вас.

— Нет, ты на это неспособна. Ты всегда идешь вперед, невзирая на страх и боль. Это твоя сущность. Выбор на тебя пал неслучайно, в тебе есть многие качества, необходимые для выполнения задачи. Тебе предстоит через это пройти и вернуться обратно. Обратно! Ты слышишь? Обратно!

— Да, я поняла, — кивнула головой Тая и спрятала взгляд.

Как она могла усомниться в себе и в правильности выбора Совета. Какой стыд!

— Тая, дочь Исы, я тебе говорю, что и в том мире, что находится в далеких звездных пространствах, я буду помогать тебе. Иногда незримо ты даже будешь ощущать мое присутствие и мои наставления. Я не смогу говорить с тобой. Там ты даже и не вспомнишь моего имени, но интуитивно ты будешь знать, что не одна, что с тобой всегда твой Учитель. Ты должна знать, что данное тебе задание не только твое, оно общее для тебя, меня, Совета Учителей и даже… Совета галактики. Хотя я и не должен был тебе этого говорить. Но я хочу, чтобы ты ушла в переход со спокойной душой и без страха. А мы будем тебя ждать. Будем ждать. Помни об этом всегда! Даже тогда, когда ты не будешь помнить ничего из того, что было с тобой в родном мире, не будешь помнить даже своего нынешнего имени, а это ты вспомни! И тогда тебе станет легче, боль и острота утрат не будут слишком трудными и невыносимыми.

— Я все поняла, Учитель! Простите меня

— А теперь тебе пора! Пойдем? Ты готова?

Учитель протянул Тае руку. Она робко улыбнулась ему и подала руку в ответ. Он взял ее за руку и повел к выходу. Тая ощутила, как страх окончательно покинул ее. Шагая рядом с Учителем по длинному, сверкающему позолотой металлических поверхностей коридору, она думала лишь о том, чтобы он не оставлял ее, не покидал до тех пор, пока не наступит сам переход.

Неожиданно перед ними распахнулась стена, и они оказались в огромном зале. Зал был почти пуст, только в центре раскинулся огромный прозрачный купол. Им навстречу вышли несколько мужчин в таких же, как у Учителя, белых одеждах. Их лица были бесстрастны и неподвижны, словно маски. Они замерли около Таи и Учителя, не говоря ни слова, будто ожидая чьего-то приказа.

Учитель повернулся лицом к Тае. Она смотрела в его глаза, стараясь запомнить этот миг, чтобы потом, в пору трудных испытаний, он был бы ей помощью и надеждой. Учитель еще раз коснулся рукой ее волос. Затем он подвел ее к прозрачному куполу. Не выпуская руки Учителя, она решительно шагнула туда. И тотчас перед глазами поплыли всполохи разноцветных ярких огней. От их слепящего света Тая зажмурилась. И вдруг началось стремительное падение в черную, непроницаемую бездну. До ее сознания, словно сквозь толщу воды, еще донеслись чьи-то ставшие уже бессмысленными слова:

— Достопочтимый Уд, переход Таи, дочери Исы, завершен!