Глава 4

Германия встретила нас неприветливо. То промозглая сырость, то изнуряющая духота, испарения многочисленных болот, мошкара, комары — все это здорово портило настроение, пока мы с Быком добирались до летнего лагеря на Везере. В этом большом укрепленном лагере располагались три легиона под командованием легата Квинтилия Вара, которые и составляли костяк германской армии.

Само собой, по землям германцев мы путешествовали не одни. Несмотря на то, что местные племена покорились Риму, спокойными эти места назвать было нельзя. Так что мы прибились к небольшому отряду союзных хавков, двигавшихся, как и мы, к летнему лагерю Вара.

Признаться, эти рослые хмурые парни, одетые в вонючие шкуры животных или какое-то рванье порядком меня нервировали. Конечно, они были союзниками и в случае чего должны были драться на нашей стороне. Но почему-то у меня к ним доверия не было. Да и Бык, бывалый вояка, в самом начале нашего пути сказал мне:

— Ты смотри в оба. Уж к кому к кому, а к ним спиной поворачиваться точно не стоит. Гляди, как зыркают…

Варвары все были как на подбор. Выше меня чуть ли не на голову и шире в плечах. Грубые лица, грубые голоса, грубые привычки. Пиво они пили в огромных количествах, но не пьянели. Были ловкими охотниками и часто делились с нами своей добычей. Странное дело, настороженное, почти недружелюбное поведение у них в один миг могло смениться добродушием, граничащим с наивностью. На привалах они хохотали, распевали свои причудливые песни, расспрашивали нас о римских обычаях, охотно отдавали самые лучшие куски убитого оленя, и вдруг замыкались, глядели исподлобья… Только что за копья не хватались. Мечей у них почти не было. Только у трех самых здоровых и, судя по одеждам, богатых. Один был командиром отряда, двое — его помощниками. Остальные были вооружены короткими копьями и дротиками, которые метали на удивление далеко и метко. Мы то и дело ждали заполучить такой вот дротик промеж лопаток.

В общем, дорогу приятной я бы не назвал. Время от времени встречались, правда, римские дозоры и посты, но по большей части мы шли одни либо по лесным дорогам, либо по топким берегам рек. Иной раз от деревни до деревни было три дня перехода. Глушь, словом.

Таких лесов, кстати, я раньше не видел. Могучие стволы в два, а то и три охвата, раскидистые кроны, сквозь которые не проникает солнечный свет, полумрак, тишина такая, будто тебя в землю живьем закопали… Красиво, конечно, но в то же время жутковато. Особенно в такой компании… Нет, не то чтобы я боялся этих варваров. Опасался, скорее. Бойцами они были хорошими, сразу видно. Сильными, выносливыми, закаленными. С одной стороны, я даже немного гордился — вон каких воинов мы себе подчинили. Но с другой, что-то мне подсказывало — такой народ совершенно подчинить невозможно. Одной рукой они тебе кусок мяса протянут, а другой кинжал в бок воткнут. И будут считать, что так и должно быть. Как с такими бок о бок жить?

Немудрено, что мы с Быком за все время пути глаз почти не сомкнули. А если и спали, то по очереди, не снимая доспехов. И рабу Быка, которого он называл просто Галл, оружие дали и кольчугу. Все-таки трое это больше чем двое.

Вздохнули мы с облегчением только когда на противоположном берегу реки, наконец, увидели наш лагерь. Зато хавки помрачнели еще больше. Но нам уже до этого дела не было. Добрались до дома и ладно. Я уже к тому времени привык считать лагерь домом.

Первое время немного тосковал по своим ребятам. Все-таки три года вместе. Как с семьей расстался. Даже хуже. Радовало только то, что та война шла к концу. Все считали, что осенью прижмут мятежников окончательно. Мне оставалось надеяться, что за эти несколько месяцев мой десяток не потеряет никого. Командовать вместо меня остался Сцевола. Ребята сами его выбрали, ни я, ни Бык не возражали. Я даже в глубине души был уверен, что из него получится более толковый декан, чем из меня. Всем этим я утешался, конечно, но все равно было как-то уныло. Не привык я еще к таким вот скитаниям от легиона к легиону. Для центурионов это обычное дело, а рядовые чаще всего служат там, куда попали в самом начале, если легион не расформируют.

Тоски добавляло и то, что в девятнадцатом легионе, в списки которого включили меня, все было иначе. Солдаты в большинстве своем были опытными рубаками, не то что у нас сплошная зелень. Так что на меня посматривали свысока. Но в то же время с дисциплиной дело обстояло куда хуже, чем в двадцатом. Ребята уже навоевались к этому времени, и решили, что пора бы отдохнуть. Многие завели себе подруг из местных женщин, обросли хозяйством… Центурионы отпускные[4] брали, глазом не моргнув. Заплатил и гуляй себе, никаких тебе работ, никаких тебе учений. Бывало, чуть ли не весь легион по лагерю да по канабу шляется без дела. Только те, у кого денег совсем в обрез лямку тянут и за себя, и за тех, кто побогаче. У офицеров что ни день, то пир, что ни ночь, то попойка. Ну и солдаты туда же. Смотреть что ли? Отвоевали свое, пора и честь знать. Что-то вроде того.

Во второй-то когорте Бык быстро порядок навел. Невзлюбили его, само собой, но ослушаться боялись. Слишком уж у него рука была тяжелая. Он назначил меня тессерарием второй сотни, хотя центурия не слишком одобрила его выбор. Были там солдаты и постарше и поопытнее меня, которые уже давно заслужили повышение. Я сразу сказал об этом Быку, но он как обычно исподлобья взглянул на меня и коротко ответил:

— Не твоя забота. Мне здесь свой человек нужен.

Мне оставалось только слушаться. Видно уж такая моя судьба, что как меня в звании не повысят, все остальные недовольны. Но это армия, здесь приказы старших не обсуждаются. Так что солдаты поворчали, поворчали да и смирились. Хоть и хромала дисциплина, однако постоянная угроза со стороны непокоренных еще племен не позволяла легионерам расслабляться окончательно и высказывать неповиновение командирам.

В остальном это была самая обычная служба. Побудки, учения, упражнения, земляные работы, патрули, да простые грубые развлечения в редкие минуты отдыха. Незамысловатая солдатская жизнь, где большую часть дня думаешь, как бы увильнуть от работы, а потом — как бы убить время.

Мне-то, правда, было чем заняться помимо службы. Из головы не шла та встреча с Оппием Варом. Я не знал, удалось ли ему выбраться из города, и где он может быть сейчас. Вряд ли он подался в Италию, а уж тем более в Рим. Скорее всего, решил осесть в какой-нибудь провинции. Вот только в какой? В Африке, в Испании, в Галлии? Последнее было вероятнее всего. Если он тоже ищет этот проклятый талисман, наверняка захочет оказаться поближе к тем местам, где он был найден.

Я очень жалел, что отец ничего не рассказывал мне об этой истории. Да и о своей жизни вообще. Удивительно, насколько мало я знал о нем. Разве что о его службе под началом Цезаря. Да и то совсем немного. Несколько названий тех мест, где были наиболее примечательные сражения, да пару случаев из солдатской жизни. Вот и все, совсем негусто. Мать мне, правда, говорила, что на подаренной Цезарем земле отец осел не сразу, а какое-то время путешествовал по провинциям. Но именно он бывал, она и сама толком не знала.

Теперь я уже понимал, что не столько желание повидать новые земли двигало им тогда. Почти наверняка, это путешествие он затеял из-за талисмана. Может быть, он хотел перепрятать его понадежнее, чтобы потом передать тайну мне. Оставалось только гадать.

Честно говоря, иногда я раскаивался в том, что отпустил своего врага. Покончи я с ним тогда, одним делом было бы меньше. И на душе было бы легче. Долг перед отцом и Марком был бы исполнен. Мне оставалось бы только найти амулет. Само собой, я старался гнать от себя эти мысли. Сожалеть о сделанном или не сделанном, все равно что жалеть о том, что солнце заходит. Кто знает, чем бы все закончилось, убей я его тогда… Все пошло бы по-другому, и одни боги ведают, лучше или хуже мне было бы сейчас.

Так что я старался поменьше думать и получше служить. Это единственное, что мне оставалось — служить и ждать, какой поворот решит сделать судьба. Я не очень-то верил в то, что человек сам ей хозяин. Он, скорее, помощник. Судьба направляет его на какой-то путь, а дальше уже от человека зависит, насколько далеко он уйдет.

Дни шли своей чередой, похожие, как братья-близнецы. Лето медленно катилось к концу. За все это время мы не приняли участия ни в одной стычке с германцами. Воевать приходилось гарнизонам небольших фортов, разбросанных по провинции, да отдельным летучим отрядам, то есть, в основном, вспомогательным войскам. Да и то, если это можно назвать войной. Так, отдельные столкновения с шайками слишком свободолюбивых или охочих до чужого добра разбойников.

Конечно, мы ходили и в дозоры, и в карательные экспедиции, усиливали некоторые гарнизоны, в тех местах, где было особенно неспокойно, но все это нельзя назвать настоящим делом. Похоже, германцы все-таки смирились с тем, что больше не хозяева на своих землях.

Так прошло все лето. Из Паннонии до нас время от времени доходили известия. Там война тоже угасала. Большинство мятежников сложили оружие. Сопротивлялись лишь некоторые города и селения, но их капитуляция была делом времени. Я от души надеялся, что все мои товарищи живы и не терял надежды рано или поздно вновь увидеться с ними.

Только одно событие выбило меня ненадолго из колеи. За три дня до сентябрьских календ ко мне опять приходил белый волк. Все было почти как в прошлый раз. Я обходил дозоры за пределами лагеря, чтобы сообщить пароль, вступавший в действие с новой стражей. Ночь была холодная и ясная, на небе полно звезд. Я шел быстро, стараясь сделать все побыстрее и вернуться в караульное помещение к горячей жаровне и подогретому вину. Волк выскочил на тропинку передо мной внезапно, я не слышал ни шороха. Просто вдруг раз! И мне дорогу преграждает огромный белый зверь с ярко-зелеными глазами. Я даже испугаться не успел. Замер, как зачарованный… А волк посидел немного, похлопывая по усыпанной прелой листвой земле, а потом завыл на луну. Как и тогда, невыносимо тоскливо и протяжно… Правда, на этот раз в нем явно слышалась угроза. В голове у меня само собой зазвучало уже знакомое: «Верни Сердце Леса!» И все, больше ни слова, хотя я умолял подсказать, где мне искать камень. Так и остался ни с чем. А волк еще повыл, и исчез в кустах так же внезапно, как и появился.

На всякий случай утром я сходил к гадателям. Но, как и их коллеги из двадцатого легиона, они только разводили руками, да надувая щеки, требовали денег. Мне предстояло самому разгадать загадку талисмана. Но я даже не представлял, с чего начать. Меня заинтриговали слова Вара о том, что этот камень может исполнить сокровенное желание человека. Было бы неплохо заполучить его. Ненадолго. Только чтобы исполнилось одно желание. А потом вернуть его хозяевам. Не знаю уж, кто они, но уверен, что они есть. Волк, старик в белых одеждах… Друиды, так кажется, говорил раб-галл.

Правда, никаких сокровенных желаний у меня не было. Ну, кроме, смерти Оппия Вара. Однако с этим я предпочел бы справиться сам. Он заслужил честной смерти от меча, в открытом бою. Отправлять его к предкам с помощью варварской магии мне казалось недостойным и неправильным. Еще можно было бы оживить отца и мать. Но я не верил, что простой камень может обладать таким могуществом. Да и им, наверное, неплохо там, где они сейчас.

Больше никаких желаний у меня не было. Ну там всякие солдатские надобности вроде: денег побольше, а службы поменьше, не в счет. Доспехи бы новые не помешали. Здесь у некоторых старых солдат, которые были побогаче, начали появляться доспехи нового образца. Не тяжелая кольчуга, а панцири из железных полос и пластин, которые охватывали тело на манер створки моллюска. Они были и прочнее и легче, чем обычные кольчуги. Стоили, правда, дорого. Мне пока были не по карману. Но ведь не доспехи же просить у талисмана! Вот стану центурионом или хотя бы опционом, тогда и заведу себе такие. Без всякой магии.

Впрочем, из-за отсутствия желаний я не переживал. К тому времени, когда я найду камень (а в том, что я его найду, у меня сомнений не было) желаний, наверное, будет не один десяток. Знай только, какое выбрать…

В общем, то лето я вспоминаю как одно из самых спокойных в моей жизни. Если бы я знал, что это всего лишь затишье перед бурей, которая приведет нас к такой катастрофе, что Рим на долгие дни погрузится в траур, я не был бы так беспечен. Но так уж устроен мир, что узнать свое будущее нам, простым смертным, не дано. А постоянно предполагать самое худшее… Это так же губительно для духа, как и упорная вера в то, что все будет неизменно хорошо. В первом случае ты прослывешь трусом, во втором — дураком. Тогда я не знал этих премудростей.

На войне в Паннонии я привык жить одним днем. Какой смысл беспокоиться о будущем, когда тебя в любой момент могут убить? Зачем строить планы, чего-то бояться, к чему-то стремиться? Каждая минута может стать последней. И думать нужно только о том, как ты проживаешь ее. Все остальное не имеет значения.

Еще я уверился в том, что всем в мире правит случай. Моя жизнь и моя смерть — дело случая. От меня тут зависит немного. Конечно, умение кое-что значит. Но не так много, как кажется. В бою словить камень из пращи или стрелу может любой. В свалке боя зеленый новобранец может сразить опытного фехтовальщика ударом в спину. В тебя может угодить камень из баллисты, тебя могут окатить кипящей смолой. Будь ты хоть трижды опытный вояка, избежать подобных вещей ты не можешь. Все решает случай. Почти все. Конечно, у умелого солдата шансов выжить немного больше. Но это всего лишь значит, что он лучше защищен от случайностей. Избегает смерти он благодаря своему мастерству. Но гибнет — только по воле случая.

Сцевола считал иначе. Он был убежден, что все в руках Фатума. Если тебе суждено погибнуть в этом бою, ты погибнешь, как бы ни старался избежать этого. Если ты вдруг оказался под потоком раскаленного масла во время штурма, значит, так распорядилась судьба.

Мы часто спорили с ним до хрипоты, приводя в качестве доказательств те случаи, которым стали свидетелями во время сражений. Я, конечно, тоже верил в Фатум. Но не так слепо, как Сцевола. По мне так судьба привела тебя на поле боя. А случай решил, покинешь ты его живым или мертвым. Сцевола смеялся над этим и говорил, что даже при игре в кости места случайностям нет. Выиграешь, проиграешь — все уже предопределено.

До сих пор не знаю, кто из нас прав. Наверное, человеку и не суждено узнать это наверняка.

Но одно я уяснил для себя осенью, которая последовала за тем безмятежным летом: если судьба и есть, то она возьмет тебя за шкирку и отвесит хорошего пинка в самый неожиданный момент.

Примечания:

Чтобы избежать тяжелых работ, получить увольнительную или отпуск, солдаты обычно платили центурионам из своих сбережений.

Оглавление