• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Спрашивающий. По моему впечатлению, в цитате из «Буддийского катехизиса», которую вы приводили немного ранее, есть некоторое несоответствие, и я хочу, чтобы его объяснили. Там указано, что скандхи – включая и память – меняются с каждым новым воплощением. И всё же утверждается, что воспоминания жизней, которые, как нам сказали, всецело состояли из скандх, должны сохраниться. На данный момент я не совсем уяснил себе, что же именно сохраняется, и хотел бы получить объяснения. Что это? Только «воспоминание», или те скандхи, или всегда то же самое «я», манас?

Теософ. Я только что объяснила, что перевоплощающийся принцип, или то, что мы называем божественным человеком, неразрушим в продолжение всего жизненного цикла; неуничтожим как мыслящее существо и даже как бесплотная форма. «Отражение» – это лишь перешедшее в духовную форму воспоминание о бывшей личности – г-не А. или г-же Б., – с которой «Я» отождествляет себя в течение периода дэвачана. Поскольку этот период – лишь продолжение земной жизни, так сказать, непрерывно переживаемая кульминация и сущность немногих счастливых моментов этого уже прошедшего существования – ему приходится отождествлять себя с личностным сознанием этой прошлой жизни, если конечно от него что-нибудь осталось.

Спрашивающий. Это значит, что «Я», несмотря на свою божественную природу, проводит каждый промежуток времени между двумя воплощениями в состоянии умственного помрачения, или даже временного сумасшествия.

Теософ. Можете рассматривать этот период как вам угодно. Считая, что кроме Единой Реальности, всё прочее, в том числе и вся вселенная – не более, чем преходящая иллюзия, мы не рассматриваем это как сумасшествие, а считаем это вполне естественным следствием или развитием земной жизни. Ведь что такое жизнь? Совокупность самых разнообразных переживаний, ежедневно меняющихся мыслей, эмоций и мнений. В юности мы со всем энтузиазмом бываем преданы какому-нибудь идеалу, герою или героине, которым пытаемся следовать и подражать; а через несколько лет, когда свежесть наших юношеских чувств исчезает и уступает место более трезвому взгляду на жизнь, мы сами же первые готовы высмеять свои фантазии. И всё же однажды мы столь полно отождествляли нашу собственную личность с идеалом, что она полностью им поглощалась и терялась в нем, с ним сливаясь. Можно ли сказать о пятидесятилетнем мужчине, что он такой же человек, каким был в двадцать лет? Внутренний человек – действительно тот же; внешняя же личность полностью изменилась и преобразилась. Или эти изменения в умственном состоянии человека вы тоже назовёте сумасшествием?

Спрашивающий. Какое же название дадите им вы, и главное, как объясните вы постоянство первого и мимолётность второго?

Теософ. Здесь нам всегда готово помочь наше учение, и для нас это не представляет трудности. Ключ – в двояком сознании нашего ума, а также в двойственной природе умственного принципа. Есть духовное сознание, манасический разум, озарённый светом буддхи и способный сущностно воспринимать абстракции, и есть чувственное сознание – низший манасический свет, неотделимый от нашего мозга и чувств. Это второе сознание находится в подчинении у мозга и физических чувств и, в свою очередь, будучи полностью от них зависимым, должно, конечно, померкнуть и в конце концов умереть с их исчезновением. Лишь первое сознание, корень которого – в вечности, и которое живёт всегда, может, таким образом, считаться бессмертным. Всё же прочее принадлежит к области преходящих иллюзий.

Спрашивающий. В этом случае что же вы на самом деле подразумеваете под иллюзией?

Теософ. Это очень хорошо описано в упомянутом уже очерке о «Высшем Я», автор которого пишет:

«Рассматриваемая нами теория (об обмене идеями между Высшим Я и низшим я) находится в полной гармонии со взглядом на этот мир, в котором мы живем, как на феноменальный мир иллюзии, а на духовные планы природы, с другой стороны, – как на нуменальный мир, или уровень реальности. Эта область природы, в которой, так сказать, коренится бессмертная душа, гораздо более реальна, чем та, в которой на краткое время возникают её преходящие цветы, чтобы в конце концов увять и осыпаться, в то время как растение восстанавливает силы, чтобы выпустить новый цветок. Представим, что обычными чувствами можно было бы воспринимать лишь цветы, а их корни существовали бы в неосязаемом и невидимом для нас состоянии. Тогда бы философы такого мира, предугадавшие существование таких корней на ином плане бытия, вполне могли сказать о цветах: „Их нельзя считать истинными растениями: они не имеют никакого действительного значения и являются всего лишь иллюзорными временными явлениями“».

Вот что я имела в виду. Не тот мир, в котором расцветают преходящие и мимолётные цветы личных жизней, есть мир реальный и постоянный, а тот, в котором мы обнаруживаем корень сознания, неподвластный иллюзии и пребывающий в вечности.

Спрашивающий. Что вы подразумеваете под корнем, пребывающим в вечности?

Теософ. Мыслящее существо, воплощающееся Я, вне зависимости от того, считаем мы его «ангелом», «духом» или силой. Из всего, что подлежит восприятию наших чувств, лишь то, что прямо произрастает от этого невидимого вышнего корня или связано с ним, сможет разделить его бессмертие. Вот почему всякая возвышенная мысль, идея или благородное устремление личности, наполняемой этим Я, происходя из этого корня и питаясь от него, приобретает бессмертие. Что же касается физического сознания, то поскольку это качество разумного, но низшего принципа (кама-рупы или животного инстинкта, лишь освещаемого низшим манасическим отражением), оно должно исчезуть. То, что продолжает действовать, когда тело погружается в сон или парализовано – это высшее сознание; наша память же весьма слабо и неточно – поскольку автоматически – фиксирует эти впечатления, и часто ей не удаётся сохранить их даже в малой степени.[66]

Спрашивающий. Но как же манас, хотя вы называете его «нусом», «богом», оказывается при своих воплощениях столь слаб, что позволяет телу подчинить и сковать себя?

Теософ. Я могла бы вернуть вам тот же вопрос: «Почему тот, кого вы считаете „Богом Богов“ и Единым Богом Живым, оказался так слаб, что позволил злу (или Дьяволу) одолеть и его самого, и его творения как на небесах, так и во время его земного воплощения?» Вы наверняка ответите: «это тайна; нам запрещено касаться тайн божьих». Но поскольку наша религиозная философия нам этого не запрещает, отвечу, что если Бог не спустится на землю в качестве аватары, любой божественный принцип не может не быть задавлен и парализован кипучей животной материей. На этом плане иллюзий разнородность всегда будет преобладать над однородностью, и чем ближе сущность к своему коренному началу, Изначальной Однородности, тем труднее ей утвердить себя на земле. Духовные и божественные силы дремлют в каждом человеке; и чем шире границы его духовного видения, тем могущественнее становится скрытый в нём Бог. Но очень немногие люди могут его ощутить, и как правило, божество в нас всегда бывает связано и ограничено усвоенными ранее взглядами, теми идеями, что внушены нам с самого детства; вот почему вам так трудно постичь нашу философию.

Спрашивающий. И именно это наше «я» – наш бог?

Теософ. Вовсе нет; такой «бог» – не вселенское божество, а лишь одна искра из океана божественного огня. Наш Бог, что внутри нас, или «наш Отец, который втайне» – это то, что мы называем Единым Я, или атмой. Наше перевоплощающееся Я в истоке своём было Богом, как и все первоначальные эманации Единого Неведомого Принципа. Но с тех пор, как оно «пало в материю» с тем, чтобы пройти от начала и до конца весь цикл последовательных воплощений, оно уже больше не свободный и счастливый бог, а лишь бедный странник, стремящегося вновь обрести на своем пути то, что он утратил. Я могу дать вам более полный ответ, повторив то, что сказано об этом внутреннем человеке в «Разоблачённой Изиде»:

«В человечестве со времен глубочайшей древности жило убеждение в существовании личной духовной сущности в каждом физическом человеке. Эта глубинная сущность могла быть божественной в большей или меньшей степени, смотря по тому, насколько приблизилась она к венцу. Чем теснее был этот союз, тем яснее становилось для человека его предназначение, тем менее опасными были внешние условия существования. Это убеждение – не слепая вера и не предрассудок, а лишь вечно присутствующее инстинктивное чувство близости иного – духовного и невидимого мира, который, хотя и является субъективным для чувств внешнего человека, совершенно объективен для внутреннего Я. Более того, было распространено убеждение, что существуют как внешние, так и внутренние условия, влияющие на степень решимости нашей воли в наших поступках. Фатализм полностью отрицался, поскольку он подразумевает слепое действие какой-то ещё более слепой силы. Но существовала вера в судьбу, или карму, которую от рождения и до смерти нить за нитью прядёт вокруг себя каждый человек, подобно тому, как паук ткет свою паутину; судьбу эту направляет либо присутствие того, кого некоторые называют „ангелом-хранителем“, либо более тесно связанный с нами внутренний наш астральный человек, который слишком часто становится злым гением для плотского человека, для личности. Человека ведут обе эти силы, но в конце концов одна из них должна восторжествовать; и с самого начала их незримой битвы в неё вступает жесткий и неумолимый закон воздаяния и возмездия и совершает свою работу, с точностью следуя за колебаниями этой борьбы. Когда же последняя нить спрядена и человек опутан собственноручно сотканной им самим сетью, тогда он обнаруживает себя полностью во власти своей, им же созданной судьбы. Затем она либо связывает его, подобно тому, как неподвижная раковина прикрепляется к незыблемой скале, либо, как пёрышко, уносит его вихрем, поднятым его собственными действиями».[67]

Такова судьба человека – истинного Я, а не автомата, оболочки, которая носит имя человека. Именно этот человек должен стать победителем материи.

Спрашивающий. Но вы хотели рассказать мне кое-что о сущности манаса и о том, в каком отношении с ним находятся скандхи физического человека.

Теософ. Именно эту природу, загадочную, изменчивую, непостижимую, почти неуловимую в её соотношениях с другими принципами, очень трудно понять и еще труднее объяснить. Манас – это и принцип, и в то же время сущность и индивидуальность, т. е. «Я». Это «бог», и всё же он обречён на бесконечный цикл воплощений, за каждое из которых он в ответе и в каждом из которых он должен страдать. Всё это кажется столь же противоречивым, сколько и озадачивающим; но тем не менее, только в Европе есть сотни людей, совершенно осознавших это, ибо они постигают Я не только в его цельности, но и во многих его аспектах. Наконец, чтобы быть понятной, я должна начать сначала и дать вам в нескольких строках родословную этого Я.

Спрашивающий. Продолжайте.

Теософ. Попытайтесь представить себе «дух», небесное существо (как бы мы его ни называли), божественное по сути своей природы, но всё же недостаточно чистое для того, чтобы быть единым с ЦЕЛЫМ, и нуждающееся, для конечного достижения этого единства, в очищении своей природы. Сделать это оно сможет лишь в том случае, если индивидуально и лично (т. е. духовно и физически) испытает каждое переживание и чувство из всех, существующих в многообразии дифференцированной Вселенной. Таким образом, набравшись опыта в низших царствах природы и поднимаясь с каждой ступенькой всё выше и выше по лестнице бытия, оно должно испытать всякий опыт на человеческих уровнях. По сути своей оно – мысль, и потому зовётся во множественном числе манасапутра, «сынами (вселенского) разума». Эту вот индивидуализированную мысль мы, теософы, и называем истинным Я человека, мыслящей сущностью, заключенной в клетку из костей и плоти. Это, без сомнения, существо духовное, а не материальное, такие существа и являются перевоплощающимися Я, наполняющими ту совокупность животной материи, которую мы называем человечеством, и называются они «разумами» или манаса. Но стоит им раз попасть в эту клетку, то есть воплотиться, как суть их становится двойственной: иными словами, лучи вечного Божественного Разума, рассматриваемые как индивидуальные существа, принимают два свойства – это а) присущее им стремление вверх, и это свойство высшего манаса, и б) человеческая рассудочность, или животное мышление, возросшее в разумности благодаря превосходству человеческого мозга, именуемая низшим манасом, или умом, склонным к желаниям, кама-манасом. Первый стремится к буддхи, а второй притягивается вниз, к логову страстей и животных желаний. Кама-манасам нет места в дэвачане; не могут присоединиться они и к божественной триаде, в единстве возносящейся в ментальное блаженство. И всё же именно «Я», манасическое существо, в ответе за грехи низших скандх, точно так же, как родители несут ответственность за проступки детей, пока те ещё не отвечают за свои действия.

Спрашивающий. И этот «ребенок» – личность?

Теософ. Да. Потому, когда утверждается, что «личность» умирает вместе с телом, это не выражает всего. Тело, которое было лишь предметным символом г-на А. и г-жи Б., исчезает со всеми своими материальными скандхами, которые являются его видимыми выражениями. Но то, что на протяжении земной жизни составляло духовную совокупность опыта: благороднейшие устремления, неумирающая любовь и неэгоистичная натура г-на А. и г-жи Б. – всё это в период дэвачана присоединяется к Я, которое отождествляется с духовной частью того земного существа, которое уже скрылось из виду. Актёр так проникается ролью, которую только что сыграл, что она снится ему в продолжение всей ночи в дэвачане, и видение это длится до тех пор, пока для него вновь не пробьёт час возвращения на сцену жизни, где он должен будет сыграть уже другую роль.

Спрашивающий. Но как же вышло, что это учение, которое, по вашим словам, столь же старо, как человек разумный, не нашло никакого отражения, ну, скажем, в христианском богословии?

Теософ. Вы ошибаетесь, нашло; но теология до неузнаваемости его исказила, как, впрочем, она исказила и многие другие учения. Теология именует «Я» ангелом, которого Бог даёт нам в момент рождения с тем, чтобы он позаботился о нашей душе. Но богословская логика, вместо того, чтобы возложить на этого «ангела» ответственность за проступки нашей бедной, беспомощной «души», объявляет последнюю заслуживающей наказания за все прегрешения ума и плоти! Душа, нематериальное дыхание Бога, осуждена гореть, не сгорая,[68] в материальном аду, в то время как «ангел», сложив свои белые крылышки и оросив их несколькими слезинками, остаётся безнаказанным. И это «духи, присланные нам в помощь», «послы милосердия», посланные, как говорит нам епископ Мант —

«Наследникам Спасения творить благодеянья,
Они печалятся, коль мы грешим,
И радуются с нашим покаяньем».

Так что становится очевидным, что если попросить всех епископов мира раз и навсегда определить, что же они подразумевают под душой и каковы её функции, они оказались бы также не в состоянии это сделать, как не могут они продемонстрировать и тени логики в своём ортодоксальном вероучении!

Спрашивающий. На это приверженцы этого вероучения могли бы ответить, что даже если ортодоксальная догма обещает нераскаявшимся грешникам и материалистам плохие времена в даже слишком реалистичном аду, она, с другой стороны, до последней минуты даёт им шанс раскаяться. Не учит она и уничтожению, или потере личности, что одно и то же.

Теософ. Если Церковь ничему подобному не учит, то напротив, этому учит Христос; а это что-нибудь да значит, по крайней мере, для тех, кто Христа ставит выше христианства.

Спрашивающий. Разве Христос учит чему-либо подобному?

Теософ. Да, и каждый хорошо осведомленный оккультист и даже каббалист вам это подтвердит. Христос, или, во всяком случае, четвертое Евангелие, учит как реинкарнации, так и уничтожению личности, если только вы позабудете его мертвую букву и будете придерживаться эзотерического духа. Вспомните 1-й и 2-й стихи XV главы Евангелия от Иоанна. О чем, по-вашему, говорится в этой притче, как не о высшей триаде человека? Атма здесь «виноградарь», духовное Я, или буддхи (Христос) – «виноградная лоза», тогда как животная и жизненная душа, то есть личность – «ветвь». «Я есмь истинная лоза, а Отец мой – виноградарь. Всякую у меня ветвь, не приносящую плода, он отсекает… Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе; так и вы, если не будете во мне. Я есмь лоза, а вы ветви… Кто не пребудет во мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет, а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают».

Вот как мы это объясняем. Не веря в существование адского пламени, которое, как полагают богословы, и подразумевается в угрозе, обращенной против «ветвей», мы утверждаем, что «виноградарь» – это символ бесконечного, безличного принципа, атмы,[69] тогда как «виноградная лоза» является символом духовной души, Христа, а каждая ветвь представляет здесь новое воплощение.

Спрашивающий. Но чем вы можете подтвердить столь произвольное толкование?

Теософ. Универсальный символизм – вот свидетельство правильности этого толкования и того, что оно вовсе не произвольно. Герма говорил о «Боге», «посадившем виноградник», то есть создавшем человечество. В каббале показано, что Древнейший из древнейших или «Долгий Лик» сажает виноградник, олицетворяющий человечество, виноград же означает Жизнь. Таким образом, дух «Царя Мессии» показан как омывающий одежды вином свыше, от сотворения мира[70]. А Царь Мессия – это «Я», очистившееся омовением своих одежд (т. е. своих личностей при перевоплощении) в вине свыше, или буддхи. Адам, или А-Дам – это «кровь». Жизнь плоти – в крови (нэфеш – душа), см. Левит, ХVII. А Адам-Кадмон – Единородный. Ной также сажает виноградник – аллегорический питомник будущего человечества. Поскольку такая аллегория была принятой, мы обнаруживаем, что она воспроизведена и в Кодексе назореев. Порождено семь лоз, которые и есть наши семь рас, с их семью спасителями или буддами, которые происходят от Йукабар Зиво, и Ферхо (или Парха) Раба орошает их[71]. Когда благословенные будут возноситься среди созданий Света, они увидят Йавар Ксиво – Повелителя Жизни, и Первую Лозу[72]. Эти каббалистические метафоры, таким образом, естественно повторяются в «Евангелии от Иоанна» (XV, 1).

Не будем забывать, что в человеческой системе – даже в тех философиях, которые не признают наше семеричное деление – «Я» или мыслящий человек называется логосом, или сыном души и духа. «Манас – это приёмный сын царя… и царицы… (здесь стояли эзотерические эквиваленты атмы и буддхи)» – гласит один оккультный труд. Он – «человек-бог» Платона, который распинает себя в пространстве (или в продолжительности жизненного цикла) для искупления материи. Совершает он это путём последовательных воплощений, так ведя человечество к совершенству и давая место низшим формам, где они могли бы развиться до высших. И сам он ни на одну жизнь не прекращает совершенствоваться и способствовать совершенствованию всей физической природы. Даже очень редкий случай потери одной из его личностей, когда такая личность полностью лишена даже искры духовности, всё равно способствует его индивидуальному прогрессу.

Спрашивающий. Но если «Я» ответственно за проступки своих личностей, оно конечно же должно отвечать и за потерю, или скорее, полное уничтожение одной из них.

Теософ. Вовсе нет, разве только если оно ничего не сделало для того, чтобы предотвратить эту ужасную судьбу. Но если, несмотря на все его усилия, его голос, который и есть голос нашей совести, не смог проникнуть сквозь стену материи, тогда тупость последней, происходящая от несовершенства природы материала, ставится в один ряд с другими ошибками Природы. Само Я уже достаточно наказывается утратой дэвачана, и в особенности – необходимостью воплощаться почти незамедлительно.

Спрашивающий. Эта доктрина возможности потери души – или личности, как вы это называете, – выступает против идеальных теорий как христиан, так и спиритуалистов, хотя вот Сведенборг в некоторой мере её и принимает – в том, что он называет духовной смертью. Но они никогда не примут её.

Теософ. Это никак не может изменить факта природы, если это факт, или предотвратить такой случай. Вселенная и всё в ней – нравственное, умственное, физическое, психическое или духовное, построено на совершенном законе равновесия и гармонии. Как говорилось ранее (смотри «Разоблаченную Изиду»), в гармоничных периодических кругообращениях сфер центростремительная сила не смогла бы проявиться без центробежной, и все формы и их прогресс – продукты этой двойственной силы, действующей в природе. Дух (или буддхи) – это центробежная сила, а душа (манас) – центростремительная духовная энергия; и чтобы дать единый результат, они должны быть в совершенном союзе и гармонии. Прервите центростремительное движение земной души, тянущейся к привлекающему её центру, или повредите ему, приостановите её развитие, связав её весом материи более тяжким, чем она может вынести, или превышающим допустимый для дэвачанического состояния, и гармония целого будет разрушена. Жизнь личности, или, скорее, её идеальное отражение, может быть продолжена, только если поддерживается двоякой силой, которую даёт тесный союз буддхи и манаса в каждом воплощении, или личностном существовании. Малейшее отклонение от гармонии вредит ему, и когда он разрушается без надежды на исправление, эти две силы в момент смерти разделяются. В течение краткого периода личная форма (называемая кама-рупа или маяви-рупа), духовное цветение которой, присоединившись к Я, следует за ним в дэвачан, сообщая постоянной индивидуальности свою личностную окраску (на время, так сказать), уносится в камалоку, чтобы остаться там и постепенно исчезнуть. После смерти крайне развращённого, бездуховного и неисправимо злого человека для его личности наступает критический момент. Если ещё при жизни крайние и отчаянные усилия Внутреннего Я (манаса) соединить с собой и с высоким мерцающим лучом божественного буддхи хотя бы какую-либо часть личности будут расстроены, если этот луч будет всё больше отсекаться от всё уплотняющейся коры физического мозга, Духовное Я или манас, раз освободившись от тела, остается совершенно отдалён от бесплотных останков личности, и они, или кама-рупа, следуя своему притяжению к земле, будут затянуты в аид, который мы именуем камалокой, и останутся там. Это и есть «увядшие ветви», упомянутые Иисусом, которые отрезаны от лозы. Уничтожение, однако, никогда не бывает моментальным, и для полного его завершения может потребоваться иногда не одно столетие. Но тут личность пребывает вместе с останками других, более удачливых личных я, и становится вместе с ними скорлупой или элементарием. Как сказано в «Разоблачённой Изиде», эти-то эти два класса «духов», скорлупы и элементарии, и являются ведущими «звёздами» на великой спиритической сцене «материализаций». И можете быть уверены, что не они перевоплощаются; и поэтому столь немногие из этих «дорогих усопших» знают что-либо о перевоплощении, тем самым вводя в заблуждение спиритуалистов.

Спрашивающий. Но разве автора «Разоблаченной Изиды» не обвиняли в том, что она выступает против теории реинкарнации?

Теософ. Лишь те, кто не понял сказанного ею. Ведь когда был написан этот труд, никто ни из английских, ни из американских спиритуалистов в перевоплощение не верил; и то, что говорится в этой книге о «переселении душ», было направлено против французских спиритов, чья теория столь же антифилософична и абсурдна, сколь логично и самоочевидно в своей истинности восточное учение. Сторонники учения о реинкарнации, принадлежащие к школе Аллана Кардека, верят в произвольное и немедленное перевоплощение. По их мнению, умерший отец может воплотиться в собственную еще не родившуюся дочь, и так далее. Они не признают ни дэвачана, ни кармы, и не имеют какой-либо философской теории, которая служила бы основанием или подтверждением необходимости последовательных рождений. Но как же может автор «Разоблачённой Изиды» выступать против кармической реинкарнации, с промежутками между двумя воплощениями от 1000 до 1500 лет, если это одно из основных верований буддистов и индусов?[73]

Спрашивающий. Так значит, вы полностью отвергаете теории и спиритов, и спиритуалистов?

Теософ. Не целиком, а лишь в том, что касается их основных положений. И те, и другие основываются на том, что говорят им их «духи»; и они настолько же не согласны друг с другом, насколько теософы не соглашаются с ни с первыми, ни со вторыми. Истина одна; и когда мы слышим, что французские призраки учат реинкарнации, а призраки английские отрицают её и поносят, мы можем лишь сказать, что либо французские, либо английские «духи» сами не знают того, о чем говорят. Вместе со спиритами и спиритуалистами мы верим в существование «духов», или невидимых существ, в большей или меньшей степени наделенных разумом. Но если в наших учениях различают множество их видов и родов, наши оппоненты не допускают существования иных духов, кроме развоплощённых «духов» людей, которые, по нашему мнению, в большинстве случаев являются лишь оболочками, находящимися в кама-локе.

Спрашивающий. Вы, похоже, весьма серьезно настроены против «духов». Поскольку вы уже объяснили мне свои взгляды и причины, по которым вы не верите в материализацию развоплощённых духов и в непосредственное общение с «духами умерших» на сеансах, то не растолкуете ли вы мне еще и такой факт: почему некоторые теософы неустанно твердят о том, как опасны общение с духами и медиумизм? Есть ли у них какие-нибудь конкретные доводы?

Теософ. Надо полагать, да. У меня, например, они есть точно. Благодаря своему более чем полувековому опыту общения с этими невидимыми, но слишком уж осязаемыми «влияниями», существование которых невозможно отрицать, – от сознательных элементалов и полусознательных оболочек до в высшей степени бесчувственных и не поддающихся описанию призраков всех видов – я действительно имею право высказывать такие взгляды.

Cпрашивающий. Не могли бы вы привести один или несколько примеров, объясняющих, почему такого рода практика должна считаться опасной?

Теософ. Для этого потребуется больше времени, чем я могу вам уделить. О каждой причине нужно судить по тем следствиям, которые она производит. Взгляните-ка на историю спиритуализма за последние пятьдесят лет, с тех самых пор, как в этом столетии он вновь появился в Америке, и судите сами, чего больше принёс он своим приверженцам: пользы или вреда. Очень прошу вас правильно меня понять: я выступаю вовсе не против истинного спиритуализма, а против современного движения, получившего это название, и против так называемой философии, изобретенной для объяснения его феноменов.

Спрашивающий. Так вы совсем не верите в их феномены?

Теософ. Именно из-за того, что я имею слишком веские основания верить в них, и считаю, что их существование (за исключением отдельных случаев преднамеренного мошенничества) – такая же правда, как то, что вы и я живём, – именно поэтому всё моё существо и восстаёт против них. Еще раз повторяю: я говорю лишь о физических, а не ментальных, или даже психических явлениях. Подобное привлекает подобное. Есть несколько благородных, чистых, добрых мужчин и женщин, лично мне знакомых, которые многие годы своей жизни провели под непосредственным руководством и даже защитой высоких «духов», развоплощённых или же планетных. Но эти разумы не имеют ничего общего с «Джонами Кингами» и «Эрнестами», фигурирующими на сеансах. Эти разумы направляют в очень редких и исключительных случаях лишь тех смертных, к которым их привлекает и магнетически притягивает кармическое прошлое человека. Чтобы привлечь их, недостаточно просто «сидения для развития».[74] Так можно лишь открыть двери целому рою призраков, добрых, злых или же нейтральных, рабом которых медиум становится на всю жизнь. Именно против такого неразборчивого медиумизма и контакта со всякими «духами» уровня домовых поднимаю я свой голос, а не против духовного мистицизма. Последний возвышен и свят, а первый имеет ту же природу, что и феномены двухсотлетней давности, за которые пришлось пострадать стольким ведьмам и колдунам. По поводу колдовства почитайте Глэнвила и других авторов, и у них вы найдёте свидетельства о явлениях, аналогичных большинству, если не всем физическим явлениям «спиритуализма» XIX столетия.

Спрашивающий. Вы хотите сказать, что это колдовство и ничего более?

Теософ. Я лишь хочу сказать, что, сознательное оно или бессознательное, это общение с мертвыми – некромантия, чрезвычайно опасное занятие. За века до Моисея такое вызывание умерших всеми разумными нациями рассматривалось как греховное и жестокое, поскольку оно нарушает спокойствие душ и мешает им в их эволюционном развитии достичь высших состояний. Совокупная мудрость всех прошлых веков отвергла такого рода практику. В заключение я скажу то, что неустанно повторяла и устно, и в печати в течение пятнадцати лет: в то время как одни из так называемых «духов» сами не знают, о чем говорят, повторяя, как попугаи, то, что они отыскали в умах медиумов и прочих людей, другие бывают весьма опасны и могут лишь привести человека ко злу. Факты эти самоочевидны. Достаточно вам посетить спиритические кружки школы Аллана Кардека, и вы встретите там «духов», отстаивающих реинкарнацию и говорящих, как прирождённые католики. Обратитесь к «дорогим отошедшим» в Англии и Америке, и вы услышите, как они упрямо отвергают реинкарнацию, поносят тех, кто её проповедует, и придерживаются протестантских воззрений. Все ваши лучшие и наиболее сильные медиумы страдали болезнями телесными и душевными. Вспомните печальный конец Чарлза Фостера, который умер буйнопомешанным в сумасшедшем доме; Слэйда, страдающего эпилепсией; Эглинтона, – лучшего на сегодня медиума в Англии, – который подвержен той же болезни. Взгляните на жизнь Д. Д. Хоума, человека, разум которого погряз в желчности и горечи, который ни одного доброго слова не сказал о ком-либо, кого он подозревал в обладании психическими силами, и порочил всех прочих медиумов вплоть до своего плачевного конца. Этот Кальвин от спиритуализма в течение многих лет страдал от ужасной болезни позвоночника, полученной им в результате общения с «духами», и умер совершенной развалиной. Вспомните ещё о печальной судьбе бедного Вашингтона Ирвинга Бишопа. Я знала его в Нью-Йорке, когда ему было ещё четырнадцать, и он несомненно был медиумом. Верно, что этот бедный парень объявил поход против своих «духов» и окрестил их «бессознательной деятельностью мышц» – к великому торжеству всех корпораций высокоучёных дураков от науки и пополнению своего собственного кармана. Но – о мёртвых либо хорошо, либо ничего – его конец был печальным. Он стоически скрывал свои эпилептические припадки – первый и самый сильный симптом настоящего медиумизма – и кто знает, был он мертв или в трансе, когда производилось посмертное вскрытие. Его родственники настаивали, что он был жив, если верить телеграммам агентства Reuters. Наконец, посмотрите на медиумов-ветеранов, основателей и двигателей современного спиритуализма – сестёр Фокс. После более чем сорока лет общения с «ангелами», последние сделали их неизлечимыми пьяницами, которые в публичных лекциях отрекаются от труда и философии всей своей жизни, объявляя это шарлатанством. Что же это за духи должны быть, чтобы подтолкнуть их к этому, спрашиваю я вас?

Спрашивающий. Но верны ли ваши выводы?

Теософ. А какой бы вы сделали вывод, если бы узнали, что лучшие ученики одной из школ пения сорвали голос от перенапряжения горла? Что их метод плох, не так ли? Я думаю, что вывод этот столь же справедлив и в отношении спиритуализма, раз мы видим, что лучших его медиумов постигает такая судьба. Мы можем лишь сказать: «Пусть те, кого интересует эта проблема, судят о древе спиритуализма по его плодам и поразмыслят над полученным уроком». Мы, теософы, всегда считали спиритуалистов своими братьями, имеющими те же мистические склонности, что и мы, но они постоянно рассматривали нас как врагов. Мы, имея в своём распоряжении более древнюю философию, пытались помочь им и предостеречь их; они же отплатили нам тем, что поносили нас и всеми возможными способами старались оклеветать нас и наши мотивы. Однако лучшие английские спиритуалисты говорят то же, что и мы, в тех случаях, когда серьезно высказывают свои убеждения. Послушайте, например, как «M. A. Oxon» признаёт эту истину: «Спиритуалисты склонны уделять чрезмерное внимание вмешательству в нашу жизнь внешних духов и не замечать возможностей Духа воплощённого». Зачем же поносить и оскорблять нас, если мы утверждаем то же самое? Потому отныне нам нет дела до спиритуализма. А теперь вернемся к реинкарнации.