• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Спрашивающий. Вы говорили о кама-локе – что это такое?

Теософ. Когда человек умирает, три его низших принципа, то есть тело, жизнь и её проводник – астральное тело или двойник живого человека – покидают его навсегда. Затем же его четвертый (центральный и средний) принцип – животная душа или кама-рупа, вместе с тем, что ей удалось усвоить из низшего манаса, и высшая триада оказываются в кама-локе. Это астральное местопребывание, limbus схоластической теологии, аид древних и, строго говоря, она является местом лишь в переносном смысле. У неё нет ни определенной площади, ни определенных границ, а существует она внутри субъектного пространства, то есть за пределами нашего чувственного восприятия. И всё же кама-лока существует, и именно там астральные эйдолоны всех живших существ, включая и животных, ожидают своей второй смерти. К животным она приходит с распадом и полным затуханием их астральных частиц, всех до последней. Для человеческого эйдолона она начинается тогда, когда триада (атма-буддхи-манас) «отделяется» от своих низших принципов, или отражения бывшей личности, погружаясь в состояние дэвачана.

Спрашивающий. А что происходит после этого?

Теософ. Потом кама-рупа, которая есть фантом, лишенный наполнявшего её мыслящего принципа, высшего манаса, а затем и низшего аспекта манаса, животного разума, больше не получающего света от высшего ума, и не имеющего больше физического мозга, через который можно было бы действовать, разрушается.

Спрашивающий. Каким образом?

Теософ. Ну, она оказывается в состоянии лягушки, которой вивисектор удалил некоторые части мозга. Она не может больше думать – даже на низшем животном уровне. Отныне это даже не низший манас, поскольку этот «низший» – ничто без «высшего».

Спрашивающий. А не эта ли нежить материализуется на сеансах у медиумов?

Теософ. Именно она. Однако она не является существом лишь в части способностей мыслить и рассуждать, но всё же это – существо, хотя и астральное и флюидическое, что и демонстрировалось в некоторых случаях, когда магнетически и несознательно притянувшись к медиуму, она временно оживлялась и жило в нём, подобно временному заместителю. Это «привидение» или кама-рупу можно сравнить с медузой, которая, находясь в своей водной стихии (которую мы сравниваем со специфической аурой медиума), имеет эфирный, студенистый вид, но которая, будучи выброшена из неё, тут же растворяется в руках или на песке, особенно на солнце. В ауре медиума она живёт как бы за другого, а рассуждает и говорит через мозг либо медиума, либо кого-нибудь из других присутствующих. Но это заведет нас слишком далеко, в чужие области, в которые у меня нет желания вторгаться. Давайте придерживаться темы перевоплощения.

Спрашивающий. Так что же с ней? Сколь долго воплощающееся Я остаётся в состоянии дэвачана?

Теософ. Нас учат, что это зависит от степени духовности, а также от заслуг и упущений предыдущего воплощения. В среднем – от десяти до пятнадцати столетий, как я уже вам говорила.

Спрашивающий. Но почему это Я не может проявляться и общаться со смертными, как хотят представить это спириты? Что может удержать мать от общения с ребенком, которого она оставила на земле, или мужа от общения с женой и так далее? Это весьма утешительное верование, я должен признать, и неудивительно, что люди не хотят его оставлять.

Теософ. Их и не принуждают к этому, если конечно они сами не предпочтут правду вымыслу, каким бы «утешительным» он ни был. Наши доктрины могут быть не близки спиритуалистам, однако ничто из того, во что мы верим и чему учим, не является и в половину таким эгоистичным и жестоким, как то, что проповедуют они.

Спрашивающий. Я вас не понимаю. Что эгоистично?

Теософ. Их доктрина о возвращении духов, подлинных «личностей», как они говорят; и я вам скажу почему. Если дэвачан – зовите его «раем», если хотите, или «местом наивысшего счастья и блаженства», – и есть именно такое место (или, скажем, состояние), то логика подсказывает нам, что в нём не может быть ни печали, ни малейшего страдания. «Бог утрет слезы» тем, кто в раю, читаем мы в книге многих обещаний. А если «духам мертвых» позволить возвращаться и видеть всё происходящее на земле, а в особенности – в их домах, какое же блаженство может быть им уготовано?

Спрашивающий. Что вы имеете в виду? Почему это должно мешать их блаженству?

Теософ. Это достаточно просто; давайте рассмотрим такой пример. Мать умирает, оставляя после себя маленьких беспомощных детей, которых она обожает так же, как и, предположим, своего любимого мужа. Мы говорим, что её «дух» или Я – та индивидуальность, которая ныне в течение всего дэвачанического периода всецело наполнена благороднейшими чувствами, присутствовавшими в её последней личности – любовью к своим детям, жалостью к тем, кто страдает, и так далее – теперь полностью отделено от «юдоли слез», и его будущее блаженство состоит в счастливом неведении обо всём оставленном позади горе. Спиритуалисты, наоборот, говорят, что оно сознаёт его отчетливо и даже сильнее, чем прежде, поскольку «духи видят больше, нежели смертные во плоти». Мы говорим, что блаженство дэвачани[50] заключается в его совершенной уверенности, что он никогда не покидал землю и что смерти вообще не существует; что посмертное духовное сознание матери заставит её считать, что она живет в окружении своих детей и всех тех, кого любила; что всё будет учтено и ни одного звена не будет упущено, дабы сделать её развоплощённое состояние наиболее совершенным и абсолютно счастливым. Спиритуалисты категорически отрицают это. Согласно их учению, даже смерть не освобождает несчастного человека от горестей этой жизни. И поскольку теперь он видит всё, ни одна капля из чаши страдания и горя не минует его губ, и волей-неволей он будет пить её до самого дна. Таким образом, любящая жена, которая всем сердцем желала избавить мужа от горестей земной жизни, ныне вынуждена в полнейшей беспомощности наблюдать его отчаяние и замечать каждую горькую слезу, пролитую им по её утрате. Хуже того, она может увидеть, что слезы высохли слишком быстро и облик иной возлюбленной улыбается отцу её детей; убедиться, что в его сердце её заменила другая женщина; обречена услышать, как её дети-сиротки называют святым именем «мама» безразличную к ним женщину, и увидеть, что её детям уделяют мало внимания, или вообще плохо с ними обращаются. Если так, то «мягкий перелёт в бессмертную жизнь» без промедления ведет на путь новых душевных страданий. И в то же время страницы «Banner of Light», журнала-ветерана американских спиритуалистов, полны посланий умерших, «наших дорогих усопших», которые пишут, как все они счастливы! Да разве подобное состояние осведомлённости совместимо с блаженством? В таком случае «блаженство» означает величайшее проклятие, и вечные муки, обещаемые ортодоксами, должны быть утешением в сравнении с ним!

Спрашивающий. Но как удается избежать этого в вашей теории? Как вы можете согласовать теорию всеведения души и её слепоту к тому, что происходит на земле?

Теософ. Потому что таков закон любви и милосердия. В течение каждого дэвачанического периода всеведущее само по себе Я облачается, так сказать, в отражение прошлой личности. Я только что говорила вам, что в своем идеальном расцвете все абстрактные, а значит, бессмертные качества и атрибуты, – такие как любовь и милосердие, приверженность к благому, истинному и прекрасному, – когда-либо отзывавшиеся в сердце жившей личности, после смерти привлекаются к Я, а значит, следуют за ним в дэвачан. Следовательно, на какое-то время Я становится идеальным отражением того человеческого существа, каким оно было на земле, а в таком виде оно не всезнающе. Будь оно таковым, оно никогда бы не оказалось в состоянии, называемом нами дэвачаном.

Спрашивающий. Но какие есть у вас основания заявлять так?

Теософ. Если вам нужен ответ, строго следующий нашей философии, то я могу сказать, что это так, поскольку всё вне вечной истины, у которой нет ни формы, ни цвета, ни предела, есть иллюзия (майа). Вступивший за завесу майи – а таковы высшие адепты и посвященные – может не переживать дэвачан. Что же до простого смертного, его блаженство в дэвачане совершенно. Это абсолютное забвение всего, что причиняло боль и страдание в прошлом воплощении, и более того, забвение, что такие вещи, как боль и страдание вообще существуют. В промежуточном цикле между двумя воплощениями дэвачани находится в окружении всего, к чему он тщетно стремился на земле, и в компании со всеми, кого он любил. Он достигает исполнения всех желаний своей души. И поэтому долгие века он живет жизнью безоблачного счастья, которое и есть награда за его страдания в земной жизни. Короче говоря, он купается в море нескончаемого блаженства, прерываемого лишь событиями еще более высокой степени счастья.[51]

Спрашивающий. Но это больше, чем простое заблуждение – это существование среди безумных галлюцинаций!

Теософ. С вашей точки зрения – может быть, но не с точки зрения философии. Кроме того, разве вся наша земная жизнь не наполнена такого рода иллюзиями? Вы никогда не встречали мужчин и женщин, годами живущих в призрачном счастье, в раю дураков? И если бы вам случилось узнать, что муж, которого обожает жена, полагающая в свою очередь, что так же любима мужем, неверен ей, пошли бы вы на то, чтобы разбить её сердце, отняв у неё прекрасную мечту и грубо пробудив её к реальности? Мне думается, что нет. Я опять говорю, что подобное забвение или галлюцинация, если уж вы так это называете, – это лишь милосердный закон природы и строгая справедливость. В любом случае это гораздо более привлекательная перспектива, чем ортодоксальная золотая арфа с парой крыльев. Убеждённость, что «живущая душа часто возносится и как ни в чем не бывало бегает по улицам небесного Иерусалима, посещая патриархов и пророков, приветствуя апостолов и восхищаясь армией мучеников» может показаться некоторым более благочестивой. Тем не менее, это галлюцинация еще более обманчивого характера, поскольку матери любят своих детей бессмертной любовью, как всем нам известно, тогда как персонажи «небесного Иерусалима» имеют более сомнительную природу. Однако, я бы скорее приняла «небесный Иерусалим», с его улицами, вымощенными как витрины ювелирных магазинов, чем нашла бы утешение в бессердечной доктрине спиритуалистов. Одна лишь идея, что разумные и сознательные души чьих-то отца, матери, дочери или брата найдут блаженство в «стране лета» – лишь немногим более естественна, но столь же смехотворна, как и «Новый Иерусалим», и достаточна, чтобы заставить человека потерять всякое уважение к своим «усопшим». Верить, что чистый дух может быть счастлив, если он вынужден наблюдать грехи, ошибки, предательство и, главное, страдания тех, с кем его разлучила смерть и кого он сильнее всего любит, будучи не в состоянии помочь им, – было бы безумием.

Спрашивающий. В ваших аргументах что-то есть. Признаюсь, я никогда не рассматривал это в таком свете.

Теософ. Вот именно; и нужно быть насквозь эгоистом, полностью лишённым чувства справедливости, чтобы даже вообразить что-либо подобное. Мы всё ещё вместе с теми, кого потеряли в материальной форме, причем гораздо ближе к ним сейчас, чем когда они были живы. И так не только в фантазиях дэвачани, как могут вообразить некоторые, но в реальности. Ведь чистая божественная любовь – не только лишь цветок человеческого сердца; её корни – в вечности. Святая духовная любовь бессмертна, и рано или поздно все те, кто любил друг друга подобной духовной любовью, будут вновь приведены кармой к воплощению в одной и той же семье. И мы вновь говорим, что у любви по ту сторону могилы, хотя вы можете называть её иллюзией, есть божественная и волшебная сила, воздействующая на живущих. Любовь, которой наполнено Я матери, воображающей своих детей рядом с собою живущими жизнью полного счастья, и столь же реальная, как она была и на земле, всегда будет ощущаться этими детьми, живущими в воплощении. Она будет проявляться в их снах, а зачастую и при различных событиях – в защите и спасении, ниспосланными «провидением», так как любовь – это мощный щит, не ограниченный пространством или временем. Пример с матерью в дэвачане распространяется и на остальные человеческие отношения и привязанности, за исключением чисто эгоистических и материальных. На остальное вам намекнёт аналогия.

Спрашивающий. Значит, вы ни в коем случае не допускаете возможность общения живущих с развоплощённым духом?

Теософ. Как правило, это так, но из этого правила есть два исключения. Первое такое исключение относится к нескольким дням, сразу после смерти человека, прежде чем его Я перейдёт в дэвачан. Другой вопрос, получал ли кто-либо из живущих ощутимую пользу от возвращения духа на предметный план – кроме как в тех исключительных случаях, когда сила желания умирающего возвратиться для определённой цели заставляла высшее сознание оставаться бодрствующим, и поэтому сообщавшийся «дух» действительно был индивидуальностью. Но в основном дух после смерти бывает как бы ошеломлён и очень быстро впадает в то, что мы называем «преддэвачаническим состоянием бессознательности». Второе исключение – это нирманакайи.

Спрашивающий. Кто это, и что этот термин у вас означает?

Теософ. Это наименование дано тем, кто заслужив право на нирвану и циклический отдых – (не дэвачан, ибо последний – иллюзия нашего сознания, счастливый сон, а те, кто готов к нирване, должны уже полностью лишиться всяких желаний или возможности мирских иллюзий) – тем не менее из сострадания к человечеству остаётся на земле, отказавшись от нирваны. Такой адепт, или святой, как бы вы его ни называли, считая эгоизмом отдыхать в блаженстве, в то время как человечество стонет под тяжестью страданий, происходящих от неведения, отказывается от нирваны и решает остаться этой земле в духе, невидимым. У нирманакай нет материального тела, так как они его отбросили; но со всеми своими принципами они остаются в сфере нашей жизни – даже в астральной её области. И они действительно могут общаться с немногими избранными, но, конечно, не с обыкновенными медиумами.

Спрашивающий. Я задал вам вопрос о нирманакаях, так как читал в немецких и других трудах, что в учениях северного буддизма это наименование давалось земным воплощениям или телам, принимаемым буддами.[52]

Теософ. Да, это так, только востоковеды неправильно представляли себе это земное тело, считая его предметным и физическим, а не чисто астральным и субъектным.

Спрашивающий. А какую пользу они могут принести на земле?

Теософ. Отдельным людям – немного, поскольку они не имеют права вмешиваться в карму, и могут лишь советовать смертным и вдохновлять их на действия ради общего блага. И всё же, они совершают больше благодеяний, чем вы себе представляете.

Спрашивающий. С этим наука никогда не согласится, даже современная психология. Её приверженцы уверены, что никакая часть разума не может пережить физического мозга. Что бы вы им ответили?

Теософ. Я бы даже не стала утруждать себя ответом, а просто сказала бы словами, принадлежащими М. А. Оксону: «Разум после смерти тела сохраняется. Ведь это вопрос не только мозга… На основании того, что нам известно, разумно выдвинуть предположение о нерушимости человеческого духа („Тождественность духа“)».[53]

Спрашивающий. Но ведь Оксон спиритуалист?

Теософ. Совершенно верно, причём единственный истинный спиритуалист, которого я знаю, хотя мы можем всё ещё не соглашаться с ним по многим второстепенным вопросам. Если не считать их, то ни один спиритуалист не приближался так близко к оккультным истинам, как он. Подобно любому из нас, он непрестанно говорит «об опасностях, сразу же подстерегающих неподготовленного и поверхностного человека, который станет манипулировать оккультным, перейдя его порог и не рассчитав цену, которую придётся за это заплатить».[54] У нас остается только одно разногласие в вопросе о «подлинности духа». В других отношениях я, со своей стороны, почти полностью согласна с ним и принимаю те три положения, которые он выразил в своем обращении в июле 1884 года. Скорее, этот выдающийся спиритуалист спорит с нами, чем мы с ним.

Спрашивающий. Что же это за положения?

Теософ. 1. Есть жизнь, сопутствующая физической жизни тела и независимая от неё.

2. Как непременное следствие, эта жизнь простирается за пределы жизни тела. (Мы говорим, что она простирается через весь дэвачан.).

3. Существует сообщение между обитателями этого состояния существования и обитателями мира, в котором мы живём сейчас.

Всё зависит, как видите, от меньших и второстепенных аспектов этих основных положений, от принимаемых нами взглядов на дух и на душу, или на индивидуальность и на личность. Спиритуалисты смешивают их «в одно»; мы же разделяем их и говорим, что за исключением означенного выше, ни один дух не посещает землю вновь, хотя животная душа и может это сделать. Но давайте снова вернемся к нашему основному предмету – к скандхам.

Спрашивающий. Сейчас я начинаю понимать лучше. Дух тех скандх, которые, так сказать, наиболее благородны, соединившись с воплощающимся Я, сохраняется и добавляется к запасу его «ангельского» опыта. А атрибуты, соединенные с материальными скандхами эгоистическими и личными мотивами, исчезают из поля деятельности между двумя воплощениями и появляются вновь в последующем воплощении, как кармические результаты, требующие искупления. И по этой-то причине дух не может сам покинуть дэвачан. Это так?

Теософ. Это очень близко. А если вы к этому добавите, что закон воздаяния, или карма, вознаграждающая всё возвышенное и наиболее духовное в дэвачане, никогда не упустит возможности вознаградить их вновь на земле, обеспечив им дальнейшее развитие и соответствующее для этого тело, – тогда вы будете вполне точны.

Спрашивающий. А что происходит с низшими скандхами личности после смерти тела? Они уничтожаются совсем?

Теософ. И да, и нет – вот новая метафизическая и оккультная загадка для вас. Они уничтожаются как проводник действий личности, но сохраняются как кармические следствия, зародыши, взвешенные в атмосфере земного плана, готовые мстительными врагами вернуться к жизни и соединить себя с новой личностью, когда Я воплотится вновь.

Спрашивающий. Это настолько трудно, что выше моего понимания.

Теософ. Только до тех пор, пока вы не усвоите все подробности. Потому что тогда вы увидите, что по логике, последовательности, глубокой философии, божественному милосердию и справедливости, учение о перевоплощении не имеет равных на земле. Это вера в непрерывный прогресс каждого воплощающегося Я, или божественной души, которая в эволюции от внешнего к внутреннему, от материального к духовному достигает в конце каждой стадии абсолютного единства с божественным принципом. Укрепляясь и усиливаясь, переходя от красоты и совершенства одного плана к ещё более высокой красоте и совершенству другого, восходя в каждом цикле к новому великолепию, знанию и силе, всякое Я таким образом становится своим собственным спасителем в каждом мире и воплощении – таково его предназначение.

Спрашивающий. Но христианство учит тому же самому. Оно также проповедует совершенствование.

Теософ. Да, только добавляя кое-что ещё. Оно говорит нам о невозможности достичь спасения без помощи чудотворного спасителя и потому осуждает на вечную смерть всех тех, кто не примет эту догму. Именно в этом и состоит различие между теологией христианства и теософией. Первая акцентирует веру в нисхождение духовного Я в низшее я; вторая же внушает необходимость усилий для того, чтобы подняться к Христу, или в состояние буддхи.

Спрашивающий. Но говоря об уничтожении сознания в случае неудачи, не думаете ли вы, что, с точки зрения неметафизической, это равнозначно уничтожению Я?

Теософ. С точки зрения тех, кто буквально верит в воскресение тела и настаивает на том, что каждая косточка, каждый сосуд и атом воскреснет в Судный День во плоти – конечно, да. Если вы по-прежнему настаиваете на том, что тленная оболочка с добавлением каких-то ограниченных качеств может дать бессмертного человека, нам будет трудно понять друг друга. А если вы не понимаете, что ограничивая существование каждого Я одной земной жизнью, вы делаете из Божества вечно пьяного Индру (как по мёртвой букве Пуран), безжалостного Молоха, бога, создавшего на земле полную неразбериху и еще требующего благодарности за это, – в таком случае, чем быстрее мы оставим этот разговор, тем лучше.

Спрашивающий. Ну ладно, разделавшись с темой скандх, давайте вернемся к вопросу о сознании, сохраняющемся после смерти. Вот что интересует большинство людей. Обладаем ли мы в дэвачане знанием большим, чем во время земной жизни?

Теософ. В некотором смысле мы можем приобрести большее знание; то есть мы можем развить любую способность, которую хотели и старались развить в течение жизни, при условии, что это касается абстрактного и идеального, например, музыки, живописи, поэзии и тому подобного, ибо дэвачан – это лишь идеализированное и субъективное продолжение земной жизни.

Спрашивающий. Но если в дэвачане дух свободен от материи, то почему бы ему не обладать полным знанием?

Теософ. Потому что, как я уже сказала, Я «обручено», с памятью своего последнего воплощения, если можно так выразиться. Поэтому, если вы поразмыслите над тем, что я говорила, и свяжете все факты воедино, вы поймете, что дэвачаническое состояние – это не состояние всезнания, а трансцендентальное продолжение только что окончившейся жизни личности. Это отдых души от тягот жизни.

Спрашивающий. Но учёные-материалисты утверждают, что после смерти от человека ничего не остаётся, что человеческое тело просто распадается на составные элементы, и то, что мы называем душой, есть только временное самосознание, являющееся побочным продуктом органических процессов, который исчезнет подобно пару. Не кажется ли вам их позиция странной?

Теософ. Вовсе нет, как я понимаю. Когда они говорят, что самосознание исчезает вместе с телом, они просто высказывают неосознанное пророчество в отношении самих себя, ведь раз они твёрдо убеждены в том, что заявляют, никакая сознательная жизнь после смерти для них невозможна. Но в каждом правиле есть исключения.

О посмертном и послеродовом сознании[55]

Спрашивающий. Но если сохранение человеческого самосознания после смерти является правилом, почему должны быть исключения?

Теософ. В основных правилах духовного мира исключений не может быть, но есть правила для тех, кто видит, и для тех, кто предпочитает оставаться слепым.

Спрашивающий. Это я понимаю; но в таком случае это «полное и окончательное исчезновение самосознания» не более, как заблуждение слепого, который, не видя солнца, отрицает его, но узрит его духовными глазами после смерти…

Теософ. Ничто не заставит его увидеть, и ничего он не узрит. Упорно отрицая в течение жизни продолжение существования после смерти, он не сможет его увидеть, поскольку его духовные способности, будучи неразвиты и подавляемы при жизни, не смогут развиться и после смерти, и он останется слепым. Утверждая, что он должен увидеть, вы очевидно имеете в виду одно, а я другое. Вы говорите о «духе духа», о пламени от пламени, – то есть об атмане, и смешиваете его с человеческой душой – манасом… Вы меня не понимаете, и позвольте мне попробовать объяснить это. Вся суть вашего вопроса – в том, чтобы понять, как это возможна в случае закоренелого материалиста полная утрата самосознания и самовосприятия после смерти? Не так ли? Я говорю – это возможно. Ибо, твёрдо веря в наше эзотерическое учение, которое называет посмертный период, то есть промежуточное время между двумя жизнями, лишь временным состоянием, я отвечаю утвердительно и говорю: один ли год или миллион лет продолжается этот антракт между двумя действиями иллюзии жизни, загробное состояние может безо всякого нарушения правил оказаться совершенно тем состоянием, в каком находится человек во время глубокого обморока.

Спрашивающий. Но если вы сказали сейчас, что фундаментальные законы посмертного состояния не допускают исключений, как же это может быть?

Теософ. Я и не говорила, что исключение возможно. Но духовный закон продолжения приложим только к тем вещам, которые действительно существуют. Для того, кто прочитал и понял Мундака Упанишаду и Ведантасару, всё это станет ясно. Я скажу больше: чтобы приобрести ясное понимание того, почему материалист может и не сохранить самосознание после смерти, достаточно понять, что мы подразумеваем под буддхи и двойственностью манаса. Ведь манас, в низшем своём аспекте, является местопребыванием земного ума, а потому может предоставить лишь то восприятие Вселенной, которое основывается на свидетельстве этого ума, а духовного видения он дать не может. В нашей восточной школе говорят, что между буддхи и манасом (Я), или Ишварой и праджней[56] на самом деле не больше разницы, чем между лесом и его деревьями, озером и его водами, как учит Мундака. Одно или даже сотня засохших от потери жизненного сока или вырванных с корнями деревьев не могут помешать лесу оставаться тем же лесом.

Спрашивающий. Так… но ведь буддхи представляет в этом сравнении лес, а манас-тайджаси – деревья. И если буддхи бессмертно, то как же, будучи тем же, что и буддхи, может манас-тайджаси,[57] полностью потерять сознание до своего нового воплощения? Это-то и затрудняет меня.

Теософ. Напрасно, поскольку вы смешиваете абстрактное представление целого с его случайными видоизменениями. Помните, что если о буддхи-манасе можно сказать, что он безусловно бессмертен, то о низшем манасе, и ещё в меньшей степени о тайджаси (который лишь – свойство) такого сказать нельзя. Ни то, ни другое, не может существовать отдельно от буддхи, божественной души, поскольку первый (манас) в своем низшем аспекте есть качественная принадлежность земной личности, а второй (тайджаси) – то же, что и первое, только с отражением в себе буддхи. В свою очередь, буддхи оставалось бы только безличным духом без этого в себе элемента, заимствованного им от от человеческой души, и который обусловливает и делает из него нечто как бы отдельное от мировой души на всё время цикла человеческих воплощений. Вернее было бы сказать, что буддхи-манас не может ни умереть, ни утратить своё составное самосознание в Вечности или воспоминание о своих предыдущих воплощениях, в которых оба – то есть духовная и человеческая души, были тесно связаны друг с другом. Однако, это не так в случае материалиста, чья человеческая душа не только ничего не получает от божественной души, но даже отказывается признавать её существование. Но применять эту аксиому к атрибутам и качествам характерным чертам человеческой души – это всё равно, что настаивать, что так как ваша божественная душа бессмертна, то значит румянец на ваших щеках тоже должен быть бессмертен; хотя он, как и тайджаси – просто преходящее явление.

Спрашивающий. Правильно ли я понял ваши слова, что мы не должны смешивать в наших умах сущность с явлением, причину со следствием?

Теософ. Я говорю так и повторяю, что, будучи ограничена манасом или человеческой душой, светозарность самой тайджаси делается вопросом времени; потому что бессмертие и сознание после смерти для земной личности человека становятся просто обусловленными атрибутами, так как всецело зависят от условий и верований, создаваемых самой человеческой душой ещё при жизни её тела. Карма действует непрерывно, и мы пожинаем в мире загробном плоды лишь того, что сами посеяли в этой жизни.

Спрашивающий. Но если мое Я может очутиться после разрушения моего тела в состоянии полной бессознательности, то какое же может быть для меня в этом наказание за грехи моей жизни?

Теософ. Наша философия учит, что кармическое наказание постигает Я только в будущем воплощении, а непосредственно за гробом нас ожидают только награды за понесённые и незаслуженные страдания в земной жизни.[58] Таким образом, всё посмертное наказание, даже для материалиста, состоит в отсутствии награды, в полной потере сознания своего счастья и покоя. Карма – порождение земного Я, плод деятельности того древа, которое является видимой для всех предметной личностью, равно как и плод всех помышлений и даже намерений духовного я; но она также и нежная мать, которая залечивает нанесенные ею в прошедшей жизни раны, прежде чем станет снова бичевать это Я, нанося ему новые. Можно сказать, что нет в жизни человека душевного или физического страдания, которое не было бы плодом и прямым последствием некоего греха в его предыдущем существовании; с другой стороны, поскольку человек не сохраняет о том ни малейшего воспоминания в настоящей жизни, и потому чувствует себя не заслуживающим такой кары и поэтому страдающим безвинно, вследствие уже одного этого он достоин утешения и полного отдыха и покоя в жизни загробной. Для нашего духовного Я смерть является всегда избавительницей и другом. Для материалиста, который, несмотря на свой материализм, не был плохим человеком, промежуток между двумя жизнями будет подобен крепкому и безмятежному сну младенца – либо совсем без сновидений, либо наполненному картинами, для которых у него не будет чёткого восприятия; в то время, как для обычного смертного это будет сон, полный реального блаженства и видений, столь же яркий, как и сама жизнь.

Спрашивающий. Значит, личностный человек должен всегда слепо претерпевать кармические наказания, навлеченные его Я?

Теософ. Не совсем так. В торжественный момент смерти, даже внезапной, каждый человек видит всю свою прошедшую жизнь, предстающую перед ним в определённом порядке и в мельчайших подробностях. На один краткий миг личностное становится едино с индивидуальным и всеведущим Я. Но этого мгновения достаточно, чтобы показать человеку всю цепь причин, которые были задействованы во время его жизни. Теперь он видит и воспринимает себя таким, каков он есть, без прикрас лести и самообмана. Он читает свою жизнь, оставаясь как бы зрителем, наблюдающим с высоты покидаемую им арену; он чувствует и знает справедливость всего перенесённого им страдания.[59]

Спрашивающий. Это происходит со каждым?

Теософ. Без всякого исключения. Святые и праведные люди, как нас учат, видят не только свою прошедшую жизнь, но даже некоторые предшествовавшие жизни, в которых были заложены причины, сделавшие их теми, кем они были, в той жизни, которую покидают сейчас. Они познают закон кармы во всём его величии и справедливости.

Спрашивающий. А перед новым рождением бывает что-нибудь, соответствующее этому?

Теософ. Да. Так же, как человек в момент смерти бросает ретроспективный взгляд на проведённую им жизнь, так и в момент своего нового рождения на земле Я, пробуждающееся от состояния дэвачана, получает видение перспективы ожидающей его жизни и осознаёт все причины, что к ней привели. Оно осознаёт их и видит свою будущность, потому что именно между дэвачаном и новым рождением оно вновь обретает полное манасическое сознание и на короткое время опять становится богом, которым было, перед тем как в соответствии с кармическим законом впервые снизошло в материю и воплотилось в первом человеке из плоти. «Золотая нить» видит все свои «жемчужины», не упуская ни одной из них.

Спрашивающий. Я слышал, как некоторые теософы говорят о золотой нити, на которую нанизаны их жизни. Что они подразумевают под этим?

Теософ. В индусских священных книгах сказано, что то, что проходит периодические воплощения – это сутратма, что буквально означает «нить души». Это синоним перевоплощающегося Я (манаса в соединении с буддхи), впитывающего манасические воспоминания манаса обо всех наших прошлых жизнях. Она названа так, потому что последовательность всех жизней человека подобна жемчужинам, нанизанным на одну нить. В одной из Упанишад эти повторяющиеся рождения уподобляются земной жизни, проходящей поочередно между сном и бдением.

Спрашивающий. Должен сказать, что это не представляется достаточно ясным, и вот почему. После сна для человека начинается другой день, но человек душой, как и телом – всё тот же самый, что был и накануне; тогда как при каждом новом воплощении меняются не только его наружная оболочка, пол и самая личность, но, по-видимому, и все его умственные и духовные качества. Да и как же это сравнение может быть верным ввиду того, что люди, восстав ото сна, хорошо помнят не только то, что они делали вчера, но и за многие дни, месяцы и даже годы назад, а между тем в своей настоящей жизни они не сохраняют ни малейшего воспоминания о какой-либо прошлой своей жизни, или о каком-либо относящемся к ней факте или событии… Ведь проснувшийся человек может, пожалуй, забыть то, что он видел во сне, но он всё-таки знает, что он спал и что во время сна он жил… О прошлой же жизни мы даже и этого не знаем. Как же так?

Теософ. Некоторые люди и при жизни вспоминают свои прошлые воплощения; но это будды и посвящённые. Это то, что йоги называют самма-самбуддха, или знание всей последовательности своих прошлых воплощений.

Спрашивающий. Быть может, и есть такие, только это не мы, грешные. Поэтому как же нам, не достигшим ещё до самма-самбуддхи понимать это сравнение?

Теософ. Изучая его и поняв правильнее характеристику и три рода того, что мы называем сном. Сон есть общее и неизменное правило как для человека, так и для всякой земной твари. Но есть разные сны и ещё более разные сновидения…

Спрашивающий. Но это уводит нас к другой теме. Давайте вернемся к материалисту, который, хотя и не отрицает снов, – так как он едва ли может сделать это, – всё-таки отрицает бессмертие вообще и сохранение своей индивидуальности в частности.

Теософ. И материалист здесь бессознательно оказывается прав. Без предварительного внутреннего сознания и веры в бессмертие души ей не сделаться буддхи-тайджаси, она останется манасом; а для одного манаса бессмертия быть не может. Дабы жить жизнью сознательной в загробном мире, следует сперва уверовать в тот мир в земной жизни. На этих двух афоризмах тайной науки построена вся наша философия о посмертном сознании, как и о бессмертии души. Сутратма получает всегда по своим заслугам. По разрушении тела для неё начинается либо период полного бдения, либо сон хаотический, либо непробудный сон без грёз и сновидений, неотличимый от уничтожения, что и является тремя видами сна. Если ваши физиологи находят причину снов и грёз в бессознательной заготовке их во время бдения, почему то же самое не признать и по отношению к посмертным сновидениям? Повторяю то, чему учит Веданта-сутра: смерть есть сон. После смерти пред духовными глазами души начинается представление по заученной нами при жизни, а часто нами же самими сочинённой программе: практическое исполнение наших или правильных верований, или же созданных нами самими иллюзий. Методист будет методистом, мусульманин – мусульманином, по крайней мере какое-то время, – в идеальном «раю простака», являющемся творением каждого человека. То посмертные плоды древа жизни. Понятно, что вера или безверие в факт сознательного бессмертия не могут повлиять на безусловную действительность самого факта, коль скоро он существует. Но как вера, так и безверие в него отдельных личностей не могут не обусловить действий этого факта в его применении к каждому в частности. Теперь, надеюсь, вы поняли?

Спрашивающий. Начинаю понимать. Материалисты, не веря ни во что, не проверяемое их пятью чувствами и так называемым научным разумом, основываются исключительно на данных, предоставленных этими чувствами, несмотря на их недостаточность, и отвергая всякое духовное проявление, указывают на земную жизнь как на единственное сознательное существование; поэтому, по вере, а в их случае по безверию, и воздаётся им позднее. Они утратят своё личное «я» и заснут бессознательным сном до нового пробуждения. Так?

Теософ. Почти так. Вспомните практически всеобщее учение о двух видах сознательного существования – земном и духовном. Последнее надлежит считать реальным, исходя из самого факта нахождения в нём вечной, неизменной и бессмертной монады; тогда как при каждом новом воплощении Я одевается в совершенно отличную от предшествовавшей личность, временную, преходящую, в которой всё, кроме её духовного прототипа, обречено на бесследное разрушение.

Спрашивающий. Но позвольте, разве личность, моё земное, сознательное «я», может погибнуть не только временно, как в случае материалистов, но даже бесследно?

Теософ. По нашему учению, оно даже должно так погибнуть и во всей своей полноте, кроме того в ней начала, которое, соединясь с монадой, стало чисто духовным, составляя с ней впредь и навеки одно несокрушимое целое. Но в случае завзятого материалиста может случиться, что так как ни сознательно, ни бессознательно ровно ничего из его личного «я» никогда не отражалось в буддхи, то ему и не приходится уносить в вечность ни одного атома этой земной личности. Ваше духовное «Я» бессмертно; но от вашей нынешней личности оно унесёт с собой лишь то, что заслуживает бессмертия, то есть один аромат скошенного смертью цветка.

Спрашивающий. Ну а сам цветок или земное «я»?

Теософ. Сам цветок, как и все прошлые и будущие цветки, которые цвели и будут цвести после них на родной ветке, сутратме, дети одного корня буддхи, обратятся в прах. Ваше настоящее «Я» не есть, как вам самим должно быть известно, сидящее предо мной ваше тело, ни даже ваша манас-сутратма, а сутратма-буддхи.

Спрашивающий. Но это не разъясняет мне, почему вы называете загробную жизнь бессмертной, бесконечной, реальной, а жизнь земную зовете призрачной и иллюзорной. Ведь по вашему учению выходит, что загробная жизнь имеет свои пределы, что и она, хотя продолжительнее земной жизни, но всё же должна иметь свой конец.

Теософ. Без сомнения. Духовное Я человека движется в вечности, как маятник, между часами жизни и смерти. Но если эти часы, периоды жизни земной и жизни загробной, ограничены в своем продолжении, и даже само число таких этапов в вечности, между сном и бдением, иллюзией и реальностью, имеет своё начало, как и свой конец, то сам духовный странник вечен. Поэтому и часы его загробной жизни, когда, разоблачённый, он стоит лицом к лицу с истиной, а не с миражами его преходящих земных существований, во время периода его скитальчества, который у нас зовется «циклом рождений», составляют в наших воззрениях единственную действительность. Такие перерывы, невзирая на их конечность, не только не мешают сутратме, постоянно совершенствуясь, следовать всё время неуклонно, хотя постепенно и медленно, по пути к её последней трансформации, когда она, достигнув цели, становится божественным существом; они не только содействуют достижению этой цели, но без таких конечных перерывов нашему божественному Я никогда и не достигнуть её. Я уже давала вам один раз знакомую иллюстрацию, сравнив Я, или индивидуальность, с актёром, а его многочисленные и разнохарактерные воплощения – с ролями, которые он играет. Не назовете же вы, я полагаю, эти роли, а тем менее их костюмы, личностью самого актёра? Как и ему, «Я» приходится играть во время цикла рождений, и до достижения самого преддверия паранирваны, много таких, часто неприятных для него ролей; но как пчела собирает с каждого цветка его мёд, оставляя остальное на пищу земным червям, так и наша духовная индивидуальность, сутратма или «Я», собирая один нектар духовных качеств и самопознания каждой земной личности, в которую карма принуждает её воплощаться, сливает наконец все эти качества воедино, выходит из своей куколки и является тогда существом совершенным, дхьян чоханом. И тем хуже для земных личностей, с которых ей не пришлось что-либо собрать. Такие личности, конечно, не переживают сознательно своего земного существования.

Спрашивающий. Стало быть, бессмертие для земной личности всё-таки условный вопрос, и само бессмертие не безусловно?

Теософ. Нисколько; оно только не простирается на несуществующее. Для всего того, что существует, как Сат или исходит от Сата, бессмертие, как и вечность, безусловны. Материя – это полярная противоположность духа, и всё же они едины.[60] Суть этого всего, то есть дух, сила, материя – бесконечна, как и безначальна, но форма, приобретаемая этим тройным единством во время воплощений, внешность, есть, конечно, только одна иллюзия личных концепций. Так что мы называем реальностью лишь нирвану и вселенскую жизнь, тогда как земную жизнь, включая и земную личность, и даже дэвачаническое существование, считаем призрачным царством иллюзии.

Спрашивающий. Но зачем же в таком случае называть реальность сном, а призрак – бдением?

Теософ. Сравнение сделано для облегчения нам представления; с точки зрения земных понятий оно весьма верное.

Спрашивающий. И всё же я не могу понять – если загробная жизнь основана на справедливости, на заслуженном воздаянии за всю земную скорбь, а сутратма пользуется малейшим проблеском духовных качеств в каждом из своих воплощений, то как же можно допустить, чтобы духовная личность у материалистов, многие из которых являются честными и милосердными людьми, не перешла в бессмертие, а погибла как «навоз от цветка»!

Теософ. Никто ничего подобного и не говорил. Ни один материалист, каким бы неверующим он ни был, не может умереть во всей полноте его духовной индивидуальности. Было сказано, что в случае с материалистом возможно полное или частичное исчезновение сознания, так что от его личности могло не сохраниться никаких сознательных остатков.

Спрашивающий. Но это, несомненно, есть уничтожение?

Теософ. Конечно нет. Можно проспать несколько станций на железной дороге, и всё-таки, не сохранив о них ни малейшего сознания, проснуться на следующей и достичь цели путешествия уже в сознательном состоянии. Уже были упомянуты три вида сна: непробудно-крепкий, без малейшего сновидения; сон с хаотическими, неопределенными сновидениями; и, наконец со снами, столь живыми и ясными, что для спящего они делаются на время полной действительностью. Почему же в таком случае вы не можете допустить, что так бывает и с освобождённой от тела душой? В какую посмертную жизнь человек верил и какой ожидал, такую он и получит. У того, кто не ждал никакой будущей жизни, в промежутке между двумя рождениями будет полный пробел. Это лишь исполнение «программы», о которой мы говорили, сочиненной и заготовленной заранее для себя материалистами. Но, как вы упомянули, материалист материалисту рознь. Человек злой или даже просто большой эгоист, никогда не проливший и слезы о ком-либо, кроме себя, и таким образом, прибавляющий к своему полному безверию равнодушие ко всему миру, должен непременно оставить у преддверия смерти свою личность навеки. Поскольку у неё не было ни волоска сочувствия к окружающему миру, ей нечем зацепиться за её сутратму, и с последним вздохом её обрывается между ними всякая связь. Для такого материалиста не будет дэвачана, и сутратма пойдёт на новое перевоплощение – почти немедленно. Но те материалисты, единственным заблуждением которых был скептицизм, проспят только одну станцию. И придёт время, когда этот бывший материалист сознает себя в Вечности и, возможно, будет раскаиваться, что пропустил даже одну станцию, один день из жизни вечной.

Спрашивающий. Но не вернее ли всё-таки сказать, что смерть есть рождение к новой жизни или, ещё лучше, возвращение в вечность?

Теософ. Можете сказать и так, если вам нравится. Только помните, что рождения разнятся, и случаются рождения «мертворожденных» существ, которые являются ошибками природы. Более того, с установившимися у вас западными представлениями о материальной жизни, слова «жить» и «существовать» оказываются совершенно неприменимыми к чисто субъектному состояния посмертного существования. За исключением идей нескольких философов, не читаемых большинством и самих слишком путающихся в представлении отчетливой картины, ваши западные представления о жизни и смерти стали такими узкими, что, с одной стороны, они привели к полнейшему материализму, а с другой – к еще более материальному пониманию иной жизни, выраженному спиритуалистами в их «стране лета». Там души людей едят, пьют, вступают в брак и живут в раю, столь же чувственном, как рай Мухаммеда, и даже менее философском. Ничем не лучше и обычные концепции необразованных христиан; они ещё более материальны, если такое возможно. Христианские небеса в окружении ангелочков, медных труб, золотых арф и материального адского огня выглядят как сказочная сцена в рождественской пантомиме.

Из-за этих-то узких понятий вы и испытываете такую трудность в понимании. Только потому, что жизнь развоплощённой души, обладая живой реальностью (что бывает и в некоторых снах), в то же время свободна от всякой грубой предметной формы земной жизни, восточные философы и сравнили её со сновидением.

Спрашивающий. Не думаете ли вы, что смешение идей относительно функций «принципов» возникает в наших умах именно из-за отсутствия определённых и постоянных терминов для обозначения каждого из них?

Теософ. Я сама думала об этом. Вся беда вот в чём: мы начали свои разъяснения и дискуссии о принципах, используя санскритские названия, вместо того, чтобы сразу сформулировать их английские эквиваленты, которыми могли бы пользоваться теософы. Мы должны постараться исправить это сейчас.

Спрашивающий. Это было бы неплохо, поскольку помогло бы избежать дальнейшей путаницы – мне кажется, нет и двух авторов, пишущих о теософии, которые бы на данный момент согласились называть одни и те же принципы одинаково.

Теософ. Эта путаница, однако, в большей степени кажущаяся, чем действительная. Я слышала, как многие теософы выражали удивление и критиковали отдельные сочинения, где говорится об этих принципах, но если их исследовать, мы не найдём в них большей ошибки, чем использование слова «душа» для обозначения трех принципов, без указания разницы между ними. У первого и несомненно наиболее ясно пишущего из наших теософических писателей, мистера А. П. Синнетта, есть несколько исчерпывающих и превосходно написанных высказываний об «высшем Я».[61] Но идея, которую он хотел передать, была понята многими неверно из-за того, что он в использовал в общем смысле слово «душа». И всё же, я приведу несколько его высказываний, которые продемонстрируют вам, как ясно и исчерпывающе всё, что он пишет на эту тему:

«Человеческая душа, раз пустившаяся в поток эволюции как человеческая индивидуальность,[62] проходит через перемежающиеся периоды физического и сравнительно духовного существования. Она переходит с одного плана, или слоя, или состояния природы, на следующий, ведомая своими кармическими сродствами; живя во время воплощений той жизнью, которую предопределила ей карма; видоизменяя свой прогресс в рамках обстоятельств; и, развив новую карму путём использования своих возможностей или злоупотребления ими, после каждой физической жизни она возвращается через промежуточную область камалоки к духовному существованию (дэвачану) – для отдыха, восстановления сил и постепенного усвоения её сущностью жизненного опыта, приобретённого на «земле» во время физического существования (и соответствующего внесения его в космический прогресс). Такой взгляд на предмет даст всякому, кто размышляет над ним, множество сопутствующих выводов – например, что перенос сознания из камалоки в состояние дэвачана неизбежно должен быть постепенным,[63] и что в действительности между разнообразными духовными состояниями нет жёстких разграничительных линий – ведь, как показывают психические способности живущих людей, даже духовный план не столь безнадёжно отгорожен от физического, как следовало бы из материалистических теорий, а также что все состояния природы окружают нас в одно и то же время, взывая к разным способностям восприятия, и так далее… Ясно, что люди, обладающие психическими способностями, даже при физической жизни сохраняют связь с планами сверхфизического сознания, и хотя большинство людей такими способностями могут быть и не наделены, все мы, как показывают явления сна, и в особенности… сомнамбулизма или месмеризма, способны входить в состояния сознания, к которым пять физических чувств не имеют никакого отношения. Мы – души в нас – не плывём всецело по течению в океане материи. Мы несомненно сохраняем определённый жизненно важный интерес и права на том берету, от которого на время отплыли. Потому процесс воплощения не вполне описывается, когда говорится о чередующемся существовании на физическом и духовном планах и душа, таким образом, изображается как цельное существо, полностью переходящее из одного состояния существования в другое. Более точные определения этого процесса могли бы, скорее, представить воплощение, как происходящее на физическом плане природы по причине истока, исходящего из души. Духовное царство всегда должно быть собственно местом обитания души, никогда не покидающей его полностью; и о той нематериализуемой части души, которая постоянно пребывает на духовном плане, вероятно, можно более подобающе сказать, как о Высшем Я.

Это «Высшее Я» есть Атма, и конечно, оно «не может быть материализовано», как говорит мистер Синнетт. Более того, оно никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть предметно видимым даже для высочайшего духовного восприятия. Ибо Атман, или «Высшее Я» на самом деле есть Брахман, Абсолют, и неотличимо от него. В часы самадхи высшее духовное сознание посвящённого всецело поглощено в Единую суть, которая есть Атман, и поскольку оно едино с целым, для него не может быть чего-то иного, что могло бы объективно восприниматься. У некоторых из наших теософов теперь вошло в привычку использовать слова «атман» и «я» (ego) как синонимы, и ассоциировать атман лишь с высшей индивидуальностью человека или даже с его личным я, тогда как он не должен прилагаться ни к чему, кроме Единого вселенского Я. Оттого и вся путаница. Говоря о манасе, каузальном теле, мы можем назвать его, связывая его с буддхическим сиянием, «высшим я» (ego), но не в коем случае не «Высшим Атманом». Ведь даже буддхи, духовная душа – это не Атман, а лишь его проводник. При упоминании всех прочих «я» всегда надо указывать при помощи прилагательных, имеем ли мы в виду личное или индивидуальное я».[64]

Таким образом, в этом прекрасном очерке о «Высшем Я» этот термин применяется к шестому принципу или буддхи (конечно в соединении с манасом, поскольку без такого союза в духовной душе не было бы мыслящего принципа или элемента); и впоследствии это дало начало подобным неверным толкованиям. Утверждение, что «ребенок не обретает своего шестого принципа, или не становится морально ответственным существом, способным создавать карму, пока ему не исполнится семь лет», показывает, что именно подразумевалось здесь под «Высшим Я». Потому этот способный автор вполне оправданно пишет, что после того, как «Высшее Я» входит в человеческое существо и насыщает своим сознанием личность – только у наиболее тонких натур – «люди, обладающие психическими способностями, действительно могут время от времени воспринимать это Высшее Я своими тонкими чувствами». Но и тем, кто ограничивает термин «Высшее Я» применением лишь к Универсальному Божественному Принципу, простительно их неверное понимание. Ведь когда мы читаем, не будучи подготовленными к этому смещению метафизических терминов[65], что «полностью проявляясь на физическом плане… Высшее Я всё же остается на соответствующем плане природы сознательным духовным Я» – мы склонны увидеть в первом атму, а во втором – манас, или, скорее, буддхи-манас, и тут же раскритиковать всё высказывание как неверное.

Чтобы впредь избежать такого неправильного понимания, я предлагаю буквально объяснить английские эквиваленты оккультных восточных терминов и предложить их для будущего использования.

ВЫСШЕЕ Я – это атма, неотделимый луч Мирового и ЕДИНОГО Я, это скорее Бог над нами, нежели внутри нас. Счастлив человек, которому удалось насытить им свое внутреннее я!

ДУХОВНОЕ БОЖЕСТВЕННОЕ Я – это духовная душа или буддхи, в прочном союзе с манасом, умственным началом, без которого она вообще не является «я», а лишь проводник атмы.

ВНУТРЕННЕЕ Я или ВЫСШЕЕ «ЭГО» – это манас, так называемый «пятый» принцип, в отдельности от буддхи. Умственное начало может быть духовным я, лишь когда оно погружено в буддхи и сливается с ним воедино, но ни у одного материалиста, как бы ни были велики его интеллектуальные способности, не следует предполагать существование такого Я. Это – постоянная индивидуальность или «перевоплощающееся Я».

НИЗШЕЕ или ЛИЧНОСТНОЕ «ЭГО» – это физический человек в соединении с его низшим я, то есть животными инстинктами, страстями, желаниями и т. д. Оно называется «ложной личностью» и состоит из низшего манаса в сочетании с кама-рупой и действует через физическое тело и его призрак или «двойник».

Оставшийся принцип – «Прана» или «Жизнь» – это, строго говоря, сила или энергия, излучаемая Атмой – как Мировой Жизнью и ЕДИНЫМ Я. Это её низший, или скорее (по своим следствиям) более физический, ибо проявляющийся, аспект. Прана, или Жизнь, проникает всё бытие предметной Вселенной; и называется «принципом» лишь потому, что она – неотъемлемый фактор жизни и «deus ex machina» живущего человека.

Спрашивающий. Надеюсь, это деление, будучи настолько упрощено в своих комбинациях, лучше ответит предъявляемым к нему требованиям. Остальные же чересчур метафизичны.

Теософ. Если не-теософы, как и теософы, согласятся с ним, это сделает предмет гораздо более понятным.