• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Ли-цзы спросили: «За что вы так цените пустоту? В пустоте нет ничего ценного».

«Слово „цена“ не подходит, — ответил Ли-цзы, — лучше будь тих, будь пуст. В тишине, в пустоте мы находим своё пристанище. Получая и давая, мы теряем место.»

Истина одна — иначе быть не может: ведь существование есть универс, а не «мультиверс». Оно едино, одно. Оно сплавлено воедино. Это — единство. Это — Космос. То, что соединяет универс воедино, и есть то, что мы называем Истиной, Дао или Богом. Дао — не личность, Бог — не личность, но единство, все соединяющее, как нитка гирлянду. Универс — не груда всего отдельного, самостоятельного, как острова. Нет, универс — это одно, вместе… Что-то соединяет его воедино… Он не распадается на части. То, что соединяет его воедино, и есть Бог, Дао.

К этой истине человек может приблизиться двумя путями. Эти два пути следует понять. Истина одна, но путей два. Первый путь — виа арифматива, путь продолжительный, утверждающий, путь говорящих «да», путь верных. Иисус, Магомет, Кришна шли путём утверждения. Путь утверждения — значит путь усилия, великого усилия: тут стремишься к Богу, прикладываешь всемирные усилия, крайние усилия, делаешь все возможное и невозможное, ставишь на карту самого себя. В наше время этим путём, виа арифматива, шли Гурджиев, Рамакришна.

Другой путь — виа негатива — через отрицание, через «нет». Путём отрицания шли Лао-цзы, Будда, Нагарджуна. В наше время — Рамана Махарши, Кришнамурти.

Оба эти пути следует понять возможно яснее, от этого многое будет зависеть, многое; однажды вам придётся выбрать один из них. Они лежат в разных измерениях, ведут к одной цели, но ведут в разных направлениях.

Позитивный путь — это позитивный подход к Богу, достижение Бога, жажда, поиск, вопрошение. Негативный путь — ожидание Бога, это же стремление. Негативный путь в том, чтобы лишь держать дверь открытой, не искать, не стремиться, не вопрошать, лишь быть восприимчивым, как чрево. Первый— ян,второй — инь. Первый путь более мужской, второй — более женственный. Во втором нужно лишь быть вхорошо-как-есть— не воля, но отречение. Нужно лишь позволить Богу быть, не достигать Его, а дать Ему достичь вас. Простобыть в молчании, пустым. Очистить место. Если Он придёт — вы доступны, вы всегда доступны.

На пути воли нужно многое. На пути отречения ничего не нужно, не нужно ничего делать, — делать ничего не нужно, именно ничего. Эти пути можно назвать по другому. Первый путь можно назвать путёмаскезы. «Аскезис» — по-гречески «упражнение». Разные методы, многочисленные упражнения, йога, методики, техники. Второй путь можно назвать путёммистики: никаких упражнений, никаких методов, никакой техники.

Для первого пути необходимо время, немедленно достигнуть просветления невозможно: методика требует времени, упражнения требуют времени, подготовка требует времени, ждать приходится не одну жизнь. Просветление достигается постепенно, оно не может быть неожиданным. На негативном пути оно может быть совершенно неожиданно, оно может случиться и в это самое мгновение. Времени не нужно, потому что не нужно упражнений. Никуда не нужно идти, нужно только сидеть молча, лишь быть в состоянии освобожденности, попустительства, «хорошо-как-есть». Ждать нет необходимости.

Путь мистики таинственен, его нельзя объяснить. Путь аскезы объясним: он научен, логичен. Его можно объяснить шаг за шагом, его можно анализировать, разбить па простые шаги. Шаги можно сделать столь малыми, что их сможет сделать каждый, даже малый ребёнок, тут возможны ступени. Но путь мистики — тайна, поэтому он и называется мистикой. Никаких ступеней, никаких малых шагов, квантовый скачок, прыжок в неизвестность. Внезапно — молния. Логикой тут не объяснишь. Логичный ум станет в тупик. Тут нужно большое понимание, основанное не на логике, а на интуиции, основанное не на интеллекте, а на интуиции. Тут нужен алогичный ум, отважный ум, готовый прыгнуть через все ступени, готовый окунуться в неизвестность, достаточно мужественный, чтобы совершить прыжок.

На первом пути вы преодолеваете ступень за ступенью, поднимаясь вверх. На втором — вы бросаетесь в пропасть. Эта пропасть бездонна, это пустота, это абсолютное ничто. Вы исчезаете.

Таковы эти пути, и каждый в глубочайшей своей сердцевине должен решить — который путь для него. Решить трудно, но это необходимо, иначе можно без конца заниматься бессмыслицей. Если вы в состоянии совершить прыжок, тогда не нужно тренировать себя йогой. Если вы нс в состоянии совершить прыжок, нет смысла сидеть и ждать.

Главная опасность первого пути — "я"; на этом пути предстоит многое сделать, если в вас сильно "я", тогда вы становитесь «делающим» и "я" станет вашим барьером. Тут надо делать, но так, чтобы "я" не усиливалось.

Главная опасность второго пути — летаргия. Тут не надо ничего делать, и можно впасть в летаргию, можно стать тупым, мёртвым. В этом опасность совершенно естественная: сидя молча, ничего не делая, вы постепенно цепенеете в тупости, в некоем отупении, теряете остроту, жизненность, становитесь идиотом. Такое возможно, тут надо проявить бдительность.

На первом пути надо следить за тем, чтобы не возвеличивалось "я". На втором пути надо следить, чтобы не укоренилась летаргия. Если избежать обеих этих ловушек, можно достичь как путём утверждения, так и отрицания. Те, кто достигли, достигали и тем и другим путём. Так что дело не в достижении, дело в том, что легче, что более соответствует вашей внутренней природе, — выбирайте.

На пути утверждения Бог всегда с вами, вы никогда не остаётесь один. Всегда можно говорить с Богом, всегда можно молиться Богу, всегда можно надеяться, что он с вами. Он окружает вас, он держит вас за руку. На пути утверждения он близок, его рука почти касается вашей. И это не воображение; помните, это — не галлюцинации, это так и есть.

Помните! На пути отрицания медитация важнее молитвы. Медитация помогает, молитва мешает. На пути утверждения помогает молитва, медитация просто не обсуждается. Вот почему в христианстве, исламе, иудаизме, индуизме медитация не нашла развития. Медитация развивалась главным образом в буддизме и даосизме, это их потайной ключ.

Все религии можно разделить на две группы: индуизм, ислам, иудаизм, христианство — положительный путь. Буддизм и Дао — отрицательный путь, их основа в отрицании. Индуизм и ислам достигли высшего цветения в суфизме, это встреча индуизма и мусульманства. Из этого соединения вырос истинно дивный цветок, их скрещение — суфизм. Он выше всего, что есть в индуизме; выше всего, что есть в мусульманстве; он выше обоих, он превзошёл обоих родителей. Ребёнок прекраснее и матери и отца — так и должно быть; мать и отец растворились в нем. Так суфизм — вершина утверждения. Встретились буддизм и Дао — родился дзен;

это — экстремум пути медитации. И снова прекраснее и буддизма и Дао, прекраснее обоих родителей — снова скрещение.

Встреча ислама с индуизмом произошла в Индии. Ислам пришёл в Индию, встретился с индуизмом и родился дивный ребёнок. Встреча даосизма с буддизмом произошла в Китае. Буддизм пришёл в Китай, встретил даосизм и родился ещё один ребёнок — дзен. Если из мира все исчезнет и останется только суфизм и дзен, ничего не будет потеряно. Это высшее крещендо, но двух разных путей; суфизм — чистая молитва, зикр, памятование о Боге. Дзен — медитация.

Слово «дзен» от санскритского слова «дхьяна». «Дхьяна» превратилась в «джхану», так как Будда в основном говорил на пали. В Китае «джхана» стала «чань», а достигнув Японии — «дзен». Но это дхьяна,существенным образом дхьяна: быть одному, абсолютно одному, не водить компанию даже с мыслью. В этом уединении все исчезает. Один — лишь пустое пространство, один — лишь прозрачное пространство. В этой чистоте происходит достижение: Бог входит внутрь. Суфии стремятся, рвутся к Богу. Ученик дзен ждёт. Бог приходит.

Теперь эта чудная притча:

Ли-цзы спросили: «За что вы так цените пустоту? В пустоте нет ничего ценного».

Естественно: что ценного может быть в пустоте? Пустота осуждена по всему миру. Кроме даосов и буддистов, никто в мире не понимает, что такое пустота: её осуждают. На Западе говорят: «Пустой ум — мастерская дьявола». А для даосов и буддистов пустой ум — цель.

Когда вы совершенно пусты, в вас входит Бог. Дьявол может жить только в деятельном уме, а в бездеятельном — никогда. Дьявол может жить только в занятом уме, а в незанятом — никогда. Бес может оседлать ум, только если в нем есть мысли: его орудия — мысли, желания. Как ему воспользоваться пустотой? По-видимому, это так. Гитлер вовсе не был пуст, ни Чингиз-хан, ни Тамерлан, они были необычайно деятельны. Ими дьявол входит в мир. Бодхидхарма пуст, Ли-цзы пуст, Нагарджуна пуст, дьявол и близко не подходит к ним. От этих пустых людей не шло ничего дурного, только добро, и только добро расцветает. Велик струящийся от них аромат. Прошли века, но аромат их свеж, как прежде. Обычно пустота никогда не рассматривается как ценность, вопрос понятен: «За что вы так цените пустоту? В пустоте нет ничего ценного».

Какого рода ценность? На что может сгодиться пустота? Ценность связана с пользой. Попытайтесь понять: ценным становится нечто полезное. Как можно ценить то, чего нет? Оно не только не полезно, его нет, как же можно ценить его? Но таков подход отрицания.

Вот что говорит Лао-цзы: «Комната ценна не своими стенами, а пустотой между ними». Вы живёте в комнате, пользуетесь комнатой, а не стенами. Конечно, строя дом, вы строите стены, а не пустоту, никто не может создать пустоту. Пустота вечна, она от Бога, она не создаётся человеком. Дома создаются людьми, но не пустота. Но что вы используете? Пользуетесь ли вы стенами или пространством между ними? Хорошее слово — «комната»; в английском языке «комната» означает пространство. Вы пользуетесь комнатой, пространством, «комнатностью». Как, через что вы входите внутрь, в эти стены? Через дверь. Дверь пуста. Дверь означает пустоту, то, чего нет, поэтому вы можете войти и выйти. Вы пользуетесь дверью, а не стенами. Пользуясь глиняным горшком, чем вы пользуетесь? Глиняными стенами или пустотой между ними? Идёте к колодцу зачерпнуть воды, несёте её домой, — чем вы пользуетесь? Пустотой глиняного горшка. Ценна пустота, и она создана не вами.

Даосы говорят: то, что ценно, не создано человеком. Созданное человеком имеет относительную ценность, рыночную цену, но ничего на самом деле ценного в этом нет. Сделанное человеком — товар. Конечно, если пойти на базар и начать торговать пустотой, никто её не купит, она не имеет цены, все будут смеяться.

Лао-цзы шёл лесом и этот лес рубили. Сотни дровосеков рубили деревья. Но вот он подошёл к огромному дереву, большому дереву, под ним бы скрылась тысяча воловьих упряжек, оно прекрасно и все в цвету. Он послдл учеников узнать у дровосеков, почему его не рубят.

— Оно бесполезно, — ответили они. — Из него ничего нельзя сделать: ни мебели, ни дома, оно не годится даже на дрова — слишком много дыма. Оно бесполезно, вот мы его и не рубим.

И Лао-цзы сказал ученикам:

— Научитесь у этого дерева, станьте столь же бесполезным, как это дерево. Тогда никто вас не срубит.

Бесполезность — величайшая ценность.

Лао-цзы говорит ученикам:

— Если хотите жить долго, станьте бесполезными.

Но помните: смысл его «бесполезны» — не становитесь товаром, не становитесь вещью. Если станете вещью, вас будут продавать и покупать на базаре, вы станете слугой. Если вы не вещь, кто может вас купить, кто может вас продать?

Останьтесь божьим творением, не становитесь человеческим товаром. Тогда никто не сможет вас использовать. А если никто не сможет вас использовать, у вас будет прекрасная жизнь" своя, независимая, свободная, радостная. Если никто не сможет вас использовать, никто не сможет превратить вас в средство; вы никогда не подвергнетесь оскорблению — ведь в этой жизни нет большего оскорбления, чем стать средством. Тот или другой всегда стремится вас использовать; ваше тело, ваш ум, ваше существо.

Станьте ничем, так, чтобы на вас никто не взглянул, тогда вы сможете прожить собственную жизнь так, как вы хотите её прожить. Ни у кого не возникнет желания вмешиваться.

Будь ничем — никому и в голову не придёт, что от тебя может быть какая-то польза. Есть необычайно полезная бесполезность. Лао-цзы называет её «польза бесполезности». Но, конечно, здесь нет ничего ценного, по крайней мере, в рыночном смысле. Обычно вы хотите приобрести некую ценность: стать доктором, инженером, художником, поэтом, Махатмой, — хотите стать кем-то ценным, незаменимым в этом мире. Вы счастливы, если люди скажут: «Когда вы покинете нас, мы никогда и никем не сможем вас заменить».

Вы безмерно счастливы, но что же они говорят? Говорят: «Вы — вещь, которой мы пользуемся».

В этом их подход; и ценность, высшая ценность в том, чтобы быть никем, чтобы быть пустым, чтобы быть бесполезным. Когда вы бесполезны для человечества, вы становитесь безмерно полезны для Бога, тогда он начинает течь сквозь вас, тогда вы становитесь лишь каналом, вы столь пусты, что сквозь вас может струиться он. Вы становитесь полым бамбуком, и он может играть на вас свои песни. Когда вы позволяете играть на себе человеческими устам, Бог отрицается.

«За что вы так цените пустоту? В пустоте нет ничего ценного».

«Слово „цена“ не подходит», — ответил Ли-цзы.

Это столь ценно, что его можно назвать лишь не имеющим цены. Слово «цена» не подходит: цена означает товар, цена означает нечто, что может быть определено в терминах человеческой пользы, некое средство, а не конечная цель. Конечная цель не может иметь цену в обычном смысле слова. Например, вас спрашивают: «Ты любишь. За что ты так ценишь любовь?» Вы ответите: «Слово „цена“ не подходит. В любви нет ничего ценного в том смысле, в каком ценна машина, ценится дом. Ценность имеют деньги, здоровье, но любовь? Любовь предельна, окончательна, это конечная цель».

Любят ради самой любви. Это не средство к чему-то ещё, это — сама цель. Её ценность внутри её, её ценность в ней самой. Если вас спросят: «За что вы так цените жизнь?» Вы, конечно, ответите:

«Слово „цена“ не подходит».

— Зачем ты живёшь?

— Потому что мне нравится быть живым, — ответите вы.

— Но чем это так ценно?

— Чем ценно?.. Ничем.

Все предельное, с точки зрения мира, не имеет цены, но из-за этого предельного приобретает цену все остальное. Поэтому слово «цена» не подходит, хотя все ценности существуют только через это.

Вы ходите на работу, в своё учреждение — это ценно; в конце месяца вы получите тысячу рупий и, придя домой, отдадите эту тысячу рупий жене, потому что любите её. Вы работаете для неё, для своих детей, — вы их любите. Любовь же не имеет цены, цену имеет ваша работа, но цена эта в конце концов приносится в дар, кладётся под ноги тому, что не имеет цены, что неоценимо.

Помните: у цели не может быть никакой цены, вот почему даосы говорят, что у жизни нет цены, цели. Людей это шокирует.

Однажды ко мне пришёл человек и спросил, в чем цель жизни…

— Нет никакой цели, жизнь просто есть.

Его это не удовлетворило: — Я приехал сюда издалека (он приехал из Непала). Я — старик, отставной профессор. Не отпускайте меня с пустыми руками. Я пришёл, чтобы спросить только об одном: в чем смысл жизни?

— Если я смогу отпустить вас с пустыми руками, — ответил я, — ваше путешествие будет иметь смысл: быть с пустыми руками и есть цель.

— Не говорите загадками, скажите мне просто и ясно: в чем смысл жизни?

Он не мог понять, что задаёт абсурдный вопрос. У жизни не может быть никакого смысла, потому что если у жизни был бы какой-то смысл, то это нечто было бы важнее, чем жизнь, и опять встал бы вопрос: в чем смысл этого? Если сказать: «Жизнь для того, чтобы достигнуть истины», тогда истина становится подлинной целью.

Но тогда в чем смысл истины? Если сказать: «Жизнь для того, чтобы стремиться к Богу», возникает вопрос, в чем смысл Бога? В чем смысл стремления к Богу? В самом конце вам придётся оставить слово «смысл».

Да, слово «цена» не подходит. Если вам станет доступно это прозрение, великий свет воссияет в вас. У жизни нет смысла, нет цены. Любовь не имеет ни смысла, ни цены. Бог не имеет ни смысла, ни цены. Истина не имеет ни смысла, ни цены. Это значит, что жизнь, любовь, Бог, истина — разные имена одного и того же, они не отличны. Есть только одно, что лишено смысла, все остальное имеет смысл благодаря ему. Это — высочайшее, высший пик.

Одна женщина жаловалась мне на днях:

— Когда вы говорите «Бог», мне трудно вас понять, я не верю в Бога. Понять мне бы очень хотелось, но как вы только говорите «Бог», что-то происходит в моей голове — я становлюсь закрытой.

— Это легко поправить, — ответил я. — Всякий раз, когда я говорю «Бог», немедленно переводите это в «жизнь», слышите это как «жизнь».

Она была счастлива.

Как вы увязли в словах! Если я скажу «Бог», в ком-то это вызовет негативную реакцию; если я скажу «жизнь», это вызовет негативную реакцию в ком-то другом. А я всего лишь меняю имя… а роза — это роза и только роза, роза остаётся розой.

Предельное только одно. Разные люди давали ему разные имена. И это одно не имеет цены, ибо это предельная ценность. Нет ничего вне его, поэтому оно не может быть ценно ради чего-либо другого. Вы не можете положить его ступенькой к чему бы то ни было; вне этого ничего нет, оно — вне всего.

«Слово „цена“ не подходит», — ответил Ли-цзы, — лучше будь тих, будь пуст. В тишине, в пустоте мы находим своё пристанище. Получая и давая, мы теряем место".

«Лучше будь тих…» Вместо ответа о цене, вместо ответа о ценности пустоты, Ли-цзы настаивает на непосредственном опыте. Даосский подход основан на экзистенции. Даосов не влекут абстрактные построения и концепции. «Это же можно испробовать, — говорят они, — зачем же заимствовать знание из вторых рук?» В самом деле, из вторых рук получить Бога невозможно, Он даёт себя только в ваши руки, у меня занять Бога невозможно. Мой Бог — это только мой Бог. Вам надо прийти к своему Богу. Конечно, придя, вы увидите, что ваш Бог и мой Бог — одно и то же, но прийти к этому вам предстоит самим, это должно расцвести в вашем существе.

Вот даосская притча.

Однажды князь Хуан сидел в своей лоджии и читал книгу, а колёсник Пиень внизу мастерил колесо. Отложив молоток, Пиень поднялся по ступеням и обратился к князю:

— Осмелюсь спросить, что читает ваша милость?

— Слова мудрецов, — ответил князь.

— А эти мудрецы живы? — осведомился Пиень.

— Они умерли.

— Тогда, — сказал Пиень, — то, что вы читаете, мой владыка, — это только истлевшее тряпьё и ошмётки этих древних.

— Как смеешь ты, колёсник, — закричал князь, — судить о книге, которую я читаю?! Объяснись, не то я велю казнить тебя.

(Немыслимо! Колёсник приходит к князю и говорит: «Все, что ты читаешь, лишь истлевшее тряпьё и ошмётКи этих древних».)

— Ваш покорный слуга, — ответил колёсник, — смотрит на это глазами своего ремесла. Если, делая колесо, я мастерю его слишком нежно, то работать приятно, но изделие не получается прочным. Если, наоборот, я мастерю энергично, то инструмент быстро выходит из строя и части плохо подходят друг к другу. Если же движения моей руки не слишком нежны и не слишком энергичны, мысль понята моим умом. Но словами я не могу выразить, как это сделать.

(Не слишком энергично и не слишком нежно — точно в середине, в равновесии.)

— Но словами я не могу сказать, — отвечает колёсник, — как достигнуть этой величайшей середины между усилием и безусильностью, между делом и недеянием. Я не могу высказать это словами. Тут есть некое умение, но все же высказать его я не могу. Я знаю и все же не могу рассказать. Я не могу передать это умение даже своему сыну, и мой сын не может научиться этому от меня. Нет никакого способа научить этому и нет никакого способа этому научиться. Учить и учиться, учиться и учить возможно только внешнему, а это — внутреннее чувство. Поэтому мне уже восьмой десяток, а я все ещё сам мастерю колёса. Но эти древние, хотя и при жизни не могли передать этого, давно уже умерли, поэтому то, что вы читаете, мой повелитель, всего лишь их ошмётки и остатки!

— Я вот жив, — говорит он, — я знаю это, у меня есть это умение и все же я не могу научить, не могу передать это знание. Я жив, я знаю, я люблю своего сына и я очень хотел бы… Я очень стар, мне уже восьмой десяток, а мне все ещё приходится работать самому. Если бы мне удалось научить сына, я мог бы отдыхать. Но если я не могу передать то, что может быть лишь пережито? Даже когда мудрец жив, передать это невозможно, как же это может быть передано, когда его нет уже много веков? Вы даром теряете время, сударь, — сказал он, — все это белиберда.

Этот старик — человек Дао. У даосов есть прекрасные притчи вроде этой: простой человек, бедняк колёсник, никто не знает его жизни, но он обладает проникновением. Весь подход Дао в том, что ключ может дать только опыт. Можно задавать вопросы, можно отвечать на вопросы, но истинной ценности в этом нет. Чтобы узнать вкус, надо отведать; чтобы узнать любовь, надо любить. Нет никакого способа это передать, вот почему, вместо того чтобы ответить, Лао-цзы говорит: «Лучше будь тих…»

Да, слово «цена» не подходит. Будь тих. А что он имеет в виду, говоря «будь тих»? Вы постоянно колеблетесь, никогда не бываете тихи. Даже сидя, как статуя, вы колеблетесь. Ваш ум постоянно мечется во всех направлениях. Ваше внутреннее пламя никогда не бывает непоколебимо. Оно постоянно колеблется то туда, то сюда, от одного желания к другому, вас постоянно тянет в разные стороны. Когда нет никаких желаний — даже желания достичь Бога, — тогда ты тих. Когда все желания отрицаются, а в этом — смысл пути отрицания, внезапно ты становишься тих: некуда идти, некуда стремиться. Ни ветерка. Желания — это ветер, что постоянно носится внутри и заставляет внутреннее пламя постоянно колебаться. Вот почему ты не бываешь тих. Даже сидя молча, в медитации, ты не тих.

Кто-то спрашивал на днях:

— В медитации мысли не прекращаются, они продолжают бег, их даже ещё больше.

Когда вы заняты своей обычной, повседневной жизнью, мыслей не так уж много; вы заняты, поглощены. Но когда вы сидите, ничего не делая, тогда ваша энергия устремляется в мысли, тогда в вас поднимается шторм, вихрь: мысли, мысли, мысли… Порой такие мысли, что и не вообразить! Воспоминания: вдруг выныривает случившееся тридцать лет назад. Мысли о будущем: ваша жена ещё не беременна, а вы соображаете: «В какой колледж отдать ребенка, если он родится?» Вас тянут, пихают, дёргают всевозможные и невозможные вещи, хотя вы знаете, какая это чепуха. Много раз вы все это уже понимали и хотели отбросить, но оказывались бессильны.

Мысли нельзя остановить прямо — надо хорошо понять это.

Пусть это понимание пропитает все ваше существо; мысли нельзя остановить прямо, потому что мысли есть не что иное, как слуги желаний. Когда есть желания, вы не можете остановить мысли. Есть хозяин — и его непременно окружают слуги.

Вы хотите пресечь некую мысль. Это глупо, безрассудно: ваша жена ещё не забеременела, а вы уже думаете о времени, когда ваш ребенок вырастет и ему придёт в голову поступать в университет, куда же его послать: в Кембридж или Оксфорд? Все это мучает, занимает — куда же послать его учиться? Чему отдать предпочтение? И вдруг вы понимаете: «Это же чушь! Ну и дурость!» Отчего же тогда возникают мысли?

Тут дело не мыслях. У вас есть желание, есть амбиция, многое в вас осталось неисполненным. Вам бы хотелось осуществить это через своего сына. Сын — есть нечто иное, персонификация ваших амбиций: вы хотели попасть в Оксфорд и не смогли; вы хотели бы осуществить это через вашего сына, поэтому возникают мысли, поэтому возникают идеи. Уже минуло тридцать лет, а что-то всплывает на поверхность. А в ваших мыслях нет ничего беспричинного. Если мысль пришла в голову, значит в ней, за ней что-то есть, и нельзя просто отбросить её, назвав чепухой. Тридцать лет назад вас оскорбили, и оскорбление все ещё свежо в вас, рана ещё открыта. Когда вы сидите тихо, рана открывается свету. Погрузившись в тысячу дел, вы забываете о ней, но когда вы свободны, рана открывается, рана шлёт вам сигнал: «Сделай со мной что-нибудь, я все ещё открыта, я все ещё не залечена. Сделай со мной что-нибудь!»

Сколько раз рана открывалась вам, и сколько раз вы решали отомстить или что-нибудь сделать? Сигналы поступают вновь и вновь, и вновь в вас возникает желание отомстить оскорбившему вас.

Тут дело не в мысли, тут дело в желании. Достаточно проанализировать мысли, как становится ясно, что мысли — лишь слуги, а затаившийся ча ними — защищённый слугами хозяин. Убейте хозяина и слуги исчезнут, убивайте слуг и ничего не изменится: хозяин выставит новых. Пока жив хозяин, он будет выставлять новых слуг, можно убивать одних, он выставит новых.

Мысли сами никогда не останавливаются. Они прекращаются только тогда, когда исчезнет желающий ум. В этом смысл «лучше будь тих»… Даосы говорят этим: «Останься без желаний», следовательно, даже желание познать Бога, достичь Бога — барьер. Будь тих без единого желания, как будто ничего не надо делать, как будто ничего и никогда не случится… Останьтесь без малейшей надёжды, надежда — другое имя желания. Надежда — прекрасное имя. Имя «желание» несколько отталкивает, оно несколько обнажено, голо. Надежда — приодетое желание. Лишитесь надежды, ничего никогда не случится. Ничего никогда не случается. Будущего нет, так что отбросьте все амбиции. Есть только это мгновение, так что не мечитесь туда-сюда, это бессмысленно; эти образы ложны, они не содержат никакой реальности, поэтому никто не углубляется в себя. Учителя всего мира — положительного или отрицательного пути — все Учителя настаивали на одном: вы должны предстать перед своей реальностью, увидеть себя таким, как вы есть, но никто их не слушал. Даже те, кто хотел узнать, кто они, втайне надеются, что окажутся тем "я", каким себя проецируют. С началом работы эта надежда начинает рассыпаться, обозначается уродство, мерзость, жуткая злоба, ненависть, ревность — все это чувствуется. Весь ад разверзается, и человек боится, он выскакивает наружу и вновь цепляется за идеальное "я". Так проще.

Помните, надо узнать себя таким, как ты есть. Отбросьте все ваши идеалы. Они прелестны, но полны отравы: это сладкие заблуждения. Пока вы не откинете все идеальные представления о себе, все образы, созданные вами из-за неспособности принять свою реальность… Отбросьте эти маски, будьте тихи, будьте пусты и смотрите внутрь своего существа, чем бы оно ни было. Поначалу вы почувствуете себя брошенным в ад, но это необходимая цена, которую нужно платить. Если вы достаточно мужественны и проявите настойчивость, ад вскоре исчезнет, облака разойдутся и в безоблачном небе засияет солнце. Тогда вы достигли внутреннего рая.

Ад и рай: и то, и другое — внутри. Ад — ваша периферия, а небеса — самый ваш центр. Вы — центр циклона. «На самом деле, — говорит Дао, — нужно лишь войти в своё внутренне существо».

Мне попалась прелестная притча. Послушайте внимательно и подумайте о ней.

Жил однажды мудрый и древний святой. Из конца в конец просвещённые люди узнавали о преподобном и стремились лицезреть его мудрость, но святой хранил молчание. Он молчал перед всеми, приходившими с вопросами. Взамен ответа он чертил на земле бамбуковым посохом слова: «Нашедший довольство в своём сердце видит добро повсюду и во все времена».

Порой он писал: «Где есть неудовлетворённость, там все усилия напрасны».

…Желания?.. У меня их нет… — произнёс молодой пришелец.

Прямо поглядев на пилигрима, святой взял посох, поднялся, вытянул правую ногу, вывернул её трижды и в этой позе застыл.

Замерло и дыхание у всех видящих это. Тут молодой посетитель нарушил молчание: «Зачем это?»

Мудрец быстро нацарапал: «Любопытство — форма желания».

Посох переходил из рук в руки, и пилигрим написал: «Говорят, есть священная мантра; читая её, можно воссоединиться и слиться воедино с Универсом».

Мудрец нацарапал опять: «Был ли ты когда-нибудь отдельно от Уни-верса?»

И тут преподобный резко поднял посох и обрушил его на голову ищущего, повергнув его в глубочайший, благодатнейший транс.

Минули дни. В эти дни, сидя в самоотречении у ног великого мудреца, юный пилигрим и в самом деле вкусил его сладость.Ни разу не задаёт он вопроса в его присутствии — бездонная любовь расцветала между ними. На третий день мудрец нарушил многолетнее молчание: «Вот ты и пришёл!» — раздался его хриплый голос.

Юноша не ответил, глубоко заглянул в мудрые глаза, затем вновь взял посох из костлявых рук и написал: «Лишь вспомнил!»

Больше ничего не надо. Вы забыли, кто вы. Единственное, что нужно — это вспомнить, кто вы. Забвение — это мир, воспоминание — Бог. Забыть — значит, потеряться; вспомнить — значит, возвратиться домой.

ВОПРОС Есть ли у вас любимцы? Принадлежу ли я к ним?

ОТВЕТ Мне вспомнилась арабская мудрость. Говорят, что всякий раз, создавая человека, Бог шепчет ему на ухо: «Ты мой любимец. Никогда я ещё не создавал столь прекрасное творение, никогда я больше не создам столь прекрасное творение. Ты уникален».

Но творец шепчет это каждому, и каждый думает в глубине души:

«Слову божьему подобает верить».

Вы — мой любимец, и это обращение не к кому-то в отдельности, но к каждому. На самом деле выбирать более или менее любимых для меня невозможно. Все зависит от вас: вы можете стать моим любимцем и можете не становиться им, это односторонний процесс. Вы им станете, если позволите, и не станете, если не позволите. Что касается меня, то меня нет.

ВОПРОС Объясните, пожалуйста, разницу между рационализацией и бредятиной.

ОТВЕТ Слово «бредятина» гораздо лучше, чем «рационализация», но значат они одно и то же. «Рационализация» — слово клиницистов, слово для профессоров, «бредятина» живее. Слово «рационализация» бескровно, «бредятина» — юно, живо и лягается, но значение его то же.

Благородное собрание решило учредить общество, куда входили бы только девственницы. Вдруг появляется молодая особа с ребенком на руках.

— Но, мадам, совершенно очевидно, что стать членом общества вы не можете, — возразил преподаватель. — Почему вы решили, что отвечаете нашим требованиям?

— Когда это со мной случилось, я была дура дурой, — объяснила она, — поэтому думаю, что могу вступить в общество этих дур-девственниц.

Это бредятина. «Рационализация» — философский термин, «бредятина» — слово простого человека, голос масс, тех, кто живёт на земле, с землёй, чьи руки в грязи. Слово «бредятина» (дерьмо, враки, бред собачий) такое же грязное, им пользуются простые рабочие люди, живущие обычной жизнью. Оно не пришло из университетских башен слоновой кости. Но помните: оно подлиннее, оно говорит больше, чем «рационализация». Слова, пущенные в ход профессорами, всегда анемичны; Это мёртвые слова, клинические, они мало что говорят и больше скрывают. С вашего позволения, я сказал бы, что само слово «рационализация» — есть рационализация, им пользуются, чтобы избежать слова «бредятина».

ВОПРОС Почему вы допускаете столько ошибок, цитируя других или ссылаясь на тексты Библии и данные науки? Я множество раз по-разному отвечал себе на этот вопрос сам, теперь же мне хотелось бы услышать ответ от вас.

ОТВЕТ Что ж, позвольте, мне допустить ещё несколько ошибок. Прежде всего, память у меня изумительная.

Как-то мулла Насреддин пожаловался знакомому:

— У моей жены очень плохая память.

— Значит, она все забывает?

— Нет, — ответил Насреддин, — она все помнит.

Если у жены муллы Насреддина плохая память, то у меня память изумительная, я забываю все. И я рад этой забывчивости, меня она не беспокоит.

Второе, я не учёный, я невежда. Я люблю читать, по читать Библию, Гиту, Коран — как читают романы; это древние прекрасные истории. Кришпамурги говорит, что не читает священных текстов, а только детективы. Я бы предложил Крипшамурти заглянуть в Библию, прекраснее истории не найти. Тут есть все: любовь, жизнь, убийство.

Для меня в священных текстах нет ничего особенного. Священные тексты для меня столь же священны, как деревья, камни, звезды, или столь же обыденны. Я не делаю различия, поэтому я не отношусь к священным текстам так серьёзно. Единственное, к чему я серьёзно отношусь, — это анекдоты, поэтому, ко1да я цитирую тексты, цитирую их по памяти, а когда цитирую анекдоты, они лежат, написанные, передо мной. Я не хотел бы ошибиться в анекдоте, тут я серьёзен. Что касается всего остального, я абсолютно несерьёзен.

Так что все очевидно. Слушая меня, вы, должно быть, поняли, что главное для меня не в том, что сказано в текстах, дело не в этом. Главное для меня в том, что говорю я. Если вы пойдёте к христианскому священнику, он будет цитировать Писание, для него главное — Писание, он строго дословен. Иначе ему нельзя, он сам второстепенен, а Писание первично. Со мной все иначе: текст лишь свидетельствует обо мне. То, что мне должно сказать, только то мне и должно сказать. Если я чувствую, что текст может подтвердить это, яим пользуюсь. Все, что я говорю, я говорю прямо. Просто для того, чтобы вам помочь, ибо вы не способны слушать прямую истину, вам нужно несколько свидетелей. Так что Иисус, Кришна, Будда, Лао-цзы, Ли-цзы — просто мои свидетели. Я не приспосабливаюсь к ним, я приспосабливаю их к себе.

Так и должно быть: мёртвые должны приспосабливать себя к живым и для живых. Почему живые должны приспосабливаться к мертвым? Ли-цзы должен приспосабливаться ко мне, только приспосабливаясь ко мне, Ли-цзы может вновь обрести жизнь.

Прошлое должно приспосабливаться к настоящему, а не наоборот, поэтому я продолжаю играть…

Для меня это просто история и в глубинной сути подход именно в этом: вся жизнь есть вымысел, это майя, сон, Иисус, Будда, Кришна, я, вы — часть великого сна, Бог дремлет. Не относитесь к этому слишком серьёзно. Я не учёный ну меня нет ни малейшего уважения к учёным. Все это бредятина.

Я читал прекрасное стихотворение Харбурга. Там есть несколько строк необычайной важности. Поразмыслите.

Стихи создаются дураками вроде меня,
Но только Бог может сделать дерево.
И только Бог, который делает дерево,
Делает и дураков вроде меня.
Но только дураки, вроде меня,
Могут делать Бога, который делает дерево.

Я потрясающе невежественен, и я счастлив такой, как есть. У меня нет ни малейшего желания усовершенствовать себя, так что, если вы порой попадаете в неловкое положение, когда вам говорят, что Бхагаван говорит не то — это ваша проблема. Ваш Мастер оказался виноват… вам немного неприятно. Что касается меня, то у меня все о'кей. И я буду непрестанно создавать для вас проблемы! А вы находите ответы. Придумывайте что-нибудь, побольше воображения и выдумки. Я ведь вон сколько выдумываю, а вы почему не, можете? Можете найти какой-нибудь эзотерический, оккультной смысл. Это так просто: когда найти больше нечего, всегда пытайтесь найти какой-нибудь эзотерический или оккультный смысл, наверняка он есть.

Не тревожьтесь так сильно о фактах: их нет, все вымысел. Помните:

все вымысел, даже моё бытие здесь и ваше бытие здесь — это гигантский вымысел. Никогда ничего не происходит. Истина есть.

Все, что происходит — вымысел: история есть вымысел, потому что все, что есть — есть… здесь никогда ничего не случается. У Бога нет истории, у Бога нет биографии. Бог только есть, нет никакого «был», нет никакого «будет».

Нет ни прошлого, ни будущего.

Вся история вымышлена, вот почему на Востоке мы мало пеклись об истории: мы не записывали историю, вместо истории мы записывали мифы. Если вы спросите индуса, когда родился Рама, он не сможет ответить. Спросите индусов, сколько людей — столько ответов. Никто не знает, никто не знает даже точно, родился ли он вообще. Согласно традиции, сказитель описал житие Рамы прежде, нежели тот родился: Вальмике написал Рамаяну прежде рождения Рамы. Вот вам восточный подход. Вам трудно представить, чтобы христианские апостолы написали житие Иисуса прежде, чем он родился, а Вальмике написал житие Рамы раньше, тогда Раме пришлось родиться, чтобы подтвердить, что Вальмике был прав, не то умные люди смеялись бы над стариком. А он, написав это, закончил: «Да будет так!» И Раме пришлось воплотить то, что уже было написано Вальмике. Он пророк, это было пророчеством: вслед появился Рама. Взгляните на подход: история мыслится, как вымысел.

Только романы сначала пишутся, а затем их играют и ставят по ним фильмы.

В тайной ессейской традиции считают, что Христа никогда не было, что на самом деле это драма — драма Христа, её играли ещё за много веков до рождения Христа. В самом деле, он никогда не рождался — это драма. Постепенно люди так сроднились с этой драмой, и настолько полюбили эту драму, что она начала становиться реальностью, начала видеться фактом, поэтому столько версий. Заглянув в Евангелие, видно, что они различны, порой противоречивы. Четыре версии одной истории неизбежно различны.

Восточный взгляд направлен на то, что не видно глазом. То, что можно увидеть глазами — только вымысел. Наслаждайтесь, наблюдая его, любите его — этолмла, божественная игра. Так что то, что я говорю вам, — не проповеди, ведь проповедь вещь серьёзная, а это — птичьи песни. Так что все, что всплывает во мне, я говорю вам. Меня не заботит, подтверждается это историей или нет, история имеет для меня мало смысла.

ВОПРОС Почему ни одна просветлённая женщина не стала Мастером?

ОТВЕТ Женщина не может быть Мастером. Достигнув, женщина становится любовницей, но не Мастером. Исполнение женщины — любовь. Цветение женщины — Лкобовь. Учительство не является целью женского сознания, женщина не становится Учителем, но она становится любовницей. Стать Учителем — глубоко мужское стремление.

Путь мужчины осознание, путь женщины — любовь.

На пути осознания возможно учить, возможно стать Мастером. На пути любви как можно учить любви? Можно цвести, благоухать в любви, но как можно этому научить? Да, если кто-то хочет научиться от нас, он научится, но вы — не Учитель. И такие женщины были: Кабья, Мира, Малноай, Магдалина, Тереза. Такие женщины были: Сахайо, Дайя, Дала. Таких женщин много, но они не были Учителями. Они так отдались Богу, что стали любовницами.

«Я твоя любовница, господь мой», — говорит Мира, любовница Кришны, самого Бога. Она поёт песни прославляющие Бога, она танцует. Тот, кто возьмёт от неё, преисполнится этим, но Учителем она быть не может. Oна отдалась вся, её самоотдача абсолютна. Да, находясь и её обществе; вы узнаете, что такое самоотдача… но учиться вам придётся самим, она учить не будет. Женщина не может быть учителем.

Чтобы учить, нужна особого рода энергия. Позвольте мне высказать, это так, это мой опыт: мужчине очень трудно стать учеником. Даже если он им становится, то становится неохотно. Трудно отдаться. Как отречься от воли? Даже, если он отдаётся, он отдаётся с условием, с тем, чтобы когда-нибудь стать Учителем. Мужчине трудно отдаться, женщине отдаться очень просто. Женщине стать учеником очень просто, но стать Учителем очень трудно. Даже достигнув, она остаётся и самоотречении. А мужчина, даже, когда ещё не достиг, в глубине души не сдаётся. Вовне он проявляет полное смирение, но где-то внутри остаётся эго.

Мужчина может стать хорошим Учителем. Женщина может стать хорошим реципиентом, стать восприимчивой, стать чревом. Стать Мастером — значит, стать дающим.

Женщина, приходя к Мастеру, сразу готова к самоотречению. Если порой случается иначе — есть женщины, для которых самоотречение очень трудно, это просто показывает, что они утратили контакт со своей женственностью, они не знают, кто они, они удалились от своего центра. Они нс знают самоотречения, потому что не знают, как быть женщиной, как просто самоотречение, как легко приходит смирение.

Все великие ученики мира — были женщины. У Будды были тысячи учеников, но пропорция всегда оставалась — три женщины на одного мужчину. То же с Махавирой, Иисусом.

Женщина может стать прекрасной ученицей, и так должно быть. Жёнщина восприимчива, это открытость, чрево. Она никогда не становится Мастером в том смысле, как становятся Мастерами мужчины: Махавира, Будда, Заратустра, Лао-цзы. Нет, женщины никогда не становятся такими Мастерами. Но не было ещё учеников, подобных женщине: ни один мужчина не сравнился с ней в ученичестве. И позвольте вам заметить, что если уж делить на мужчин и женщин, то женский ум благословеннее, потому что главное — не давать, главное — воспринять истину, а давать уже во вторую очередь. А женщина всегда обладает большей цельностью, чем мужчина. Получив истину, она озаряется: все её тело, все её существо являет это, вокруг неё образуется аура.

Так что не тревожьтесь о том, почему женщина не становится Мастером. Это и не нужно. Если вы можете стать ученицей, это естественно, и вы всегда останетесь верной жизни.

ВОПРОС Не является ли ваше учение сверхцветком, скрещением суфизма и дзен?

ОТВЕТ Это не цветок, это смешение двух благоуханий. Дзен — это сверхцветок, как и суфизм. К ним нечего добавить, они совершенны. Что касается цветов, они достигли совершенства, к ним нечего добавить, они цветут. Что я здесь делаю, так это смешиваю ароматы.

Человеку очень важно отбросить всякие барьеры: нации, религии, церкви. Почему он должен быть только мусульманином… — как узко! Почему? Когда же вы сможете получить все наследство? Если вам принадлежит все прошлое, все будущее, зачем делить? Почему я должен называть себя либо индусом, либо мусульманином, либо христианином? Надо утверждать целостность. Утверждая целостность, вы становитесь целостным: вы теряете свои узкие деления, разграничения, вы становитесь целым, вы становитесь целым — святым. Это произойдёт, это должно произойти.

Это должно произойти, иначе человек не сможет расти дальше.

Человеку очень важно отбросить всякие барьеры: нации, религии, церкви. Единственное, что я делаю — пытаюсь смешать все благоухания, скопившиеся за века цветения человеческого сознания. Лао-цзы — цветок, как и Будда, Иисус, Магомет, но теперь предстоит смешать их благоухания в единый, вселенский аромат. Тогда человек впервые сможет стать религиозным, нерасщепленным. Тогда станут вашими и церковь, и храм, и мечеть. Тогда ваши и Коран, и Веды, и Библия — все ваше. Вы становитесь безграничны.

Нет, я не пытаюсь создать новый цветок, цветок — это событие. Я пытаюсь создать из всех этих цветов новый аромат. Это тоньше, неощутимей, это сможет увидеть только тот, у кого есть глаза.

ВОПРОС Опасность ваших бесед о даосизме состоит в том, что есть много ленивых, безответственных людей, которые рационализируют свои дурные привычки, называя себя бездействующими даосами. Пожалуйста, поясните разницу между даосом и ленивь?м эскапи-стом.

ОТВЕТ Это вопрос от Ананды Прём.

Во-первых, есть две опасности, о которых я уже говорил: эгоизм и лень, летаргия. И помните: если уж вам не избежать падения, то лучше ловушка лени, чем ловушка эгоизма. Последняя опасней, потому что ленивый не сделает ничего дурного, ленивый вообще ничего не сделает. Ленивый человек не представляет опасности. Он не совершает вмешательства. Он не станет доброжелателем, а самые опасные, самые бесчестные люди на свете — это доброжелатели. Ленивого человека почти нет. Что он может? Слышали вы, чтобы ленивый человек натворил бед?

Нет, Ананда Прём, все беды исходят от эгоистов, и для тебя такая возможность не исключена. Не печальтесь о том, что несколько человек здесь вконец обленятся, ничего страшного. Все беды от эгоиста, от тою, кто хочет быть духовным, обособленным, кто хочет стать сидхом, кто хочет овладеть духовными силами. Хочется сказать, что если в мире есть нечто духовное — это настоящая опасность. Если уж вам не избежать падения, выбирайте лень. А если не падать, хорошо избежать и того и другого.

Вот она говорит: «Опасность ваших бесед о даосизме состоит в том, что есть много ленивых, безответственных людей…»

Во-первых, как только вы начинаете думать о других, вы попадаете на удочку эго. Кто вы такая, чтобы думать о других и их жизни? Это их жизнь. Если им нравится быть ленивыми, то кто вы такая, чтобы вмешиваться? В Ананде Прём сидит добродетель, она беспокоится о других — это очень опасно. И, конечно, она, осуждает. Кто вы такая, чтобы говорить им, что их привычки дурные?

Лучше лень, чем одержимость деятельностью. Одержимость деятельностью — это сумасшествие. Ленивый человек может быть и в здравом уме. Порой самые ленивые оказывались самыми здравыми. У меня есть чувство, что если бы Ананде Прём повстречался Лао-цзы, она решила бы, что он лентяй. Он покажется ленивым во всех отношениях.

Она ищет себе любовника и никого не может здесь найти, она считает, что здесь нет никого, кто был бы её достоин. Ей нужен «правильный человек», но здесь она не может найти правильного человека.

Год она искала на Западе, искала в Америке; не могла найти в Израиле — она нигде не найдёт. Даже если она попадёт на небеса, Бог покажется ей беспризорником. Она относится ко всем с таким осуждением, что не может любить простого человека. Да, есть изъяны, есть ограниченность, но эта ограниченность есть у всех. Если хочешь любить, надо любить человека со всей его ограниченностью.

Нельзя найти совершённого человека. Совершенства не существует. Бог не допустит совершенства, совершенство так однообразно. Вообразите: жить с совершенством… двадцать четыре часа — и вы повеситесь. Жить с совершенством? Как же с ним жить? Это же мертвец, мраморная статуя. Как только вы стали совершенством, вы мертвы. Живой человек не бывает совершенством, и учение моё ведёт не к совершенству, а к целостности.

Будьте целостными и помните, помните разницу. Вот вам идеал совершенства: никакой любви, никакой ревности, никакого собст-венничества, никаких изъянов, никакой ограниченности. Идеал целостности совсем иной: если злитесь, то злитесь всем своим существом. Если любите, то любите всем своим существом. Ничто не отвергается, должна быть отброшена только частичность, и тогда человек становится прекрасен.

Целостный человек — прекрасен, совершённый — мёртв.

Нужны все времена года: зима, лето, холод, жара, а настоящий человек вмещает в себя все времена года, только с единым осознанием:

все, что он делает, следует делать от всего сердца и с полной осознанностью, этого достаточно, этого довольно — вот вам прекрасный человек.

Вернёмся к вопросу. «Пожалуйста, поясните разницу между даосом и ленивым эскапистом».

Отвечаю. Даос — это человек, делающий то, что абсолютно необходимо. Его жизнь подобна телеграмме. Телеграмма выразительнее письма, в немногих словах она говорит гораздо больше. Все ненужное отброшено, осталось только самое необходимое. Даос телеграфи-чен, его жизнь подобна телеграмме. Навязчивое, ненужное, судорожное отброшено, он делает только абсолютно необходимое. И позвольте вам сказать, что абсолютно необходимого так мало, что даос покажется вам просто ленивым.

Но помните: я не расхваливаю лень, я просто осуждаю эгоистическую позицию. Я не за лень, я против эго, но не за лень саму по себе, она должна быть исполнена осознанности. Тогда вы минуете и активность и лень. Тогда вы становитесь трансцендентальны: вы не действуете и не бездействуете, вы в центре. Все, что нужно, вы делаете; все что не нужно, вы не делаете. Вы и не деятель и не бездействующий. Вы больше не сосредоточены на действии, вы стали сознанием.

Так что, пожалуйста, не поймите сказанное в том смысле, что я помогаю вам быть ленивым. Быть подлинно ленивым — значит, не быть бездейственным, но так исполниться энергии, что стать гигантским резервуаром энергии. Ленивым во всем, что касается мира, но безмерно динамичным внутри, не вялым.

Снаружи даос ленив, внутри он стал чем-то подобным реке: он постоянно течёт к океану. Он отбросил многие виды деятельности, потому что они были ненужными утечками его энергии. Опасность всегда есть — во всем, что я говорю, есть опасность — опасность интерпретации. Если я говорю «будь активен», для вас появляется возможность стать эгоистом. Если я говорю «будь пассивен», для вас появляется возможность быть вялым. Человек хитёр.

Он бился об заклад о чем угодно в уверенности, что всегда выиграет.

… — Поспорим, что первое слово, которое скажет мне жена, когда я верчусь домой, будет «дорогуля».

Лука не мог такого вытерпеть, он-то хорошо знал его жену. Если от кого и услышишь «дорогуля», то только не от неё.

Небось такая, как Ананда Прём.

Лука поймал его на слове и побился об заклад на сто долларов. Подойдя к дому, муж просунул голову в дверь и промурлыкал:

— Дорогуля, вот и я.

— «Дорогуля» — чтоб ты сдох! — закричала жена. — Иди, так я тебе и открою.

Муж повернулся к Луке: «Гони сто долларов».

Ум очень хитёр. Он истолковывает все по-своему, он находит основания, рационализирует, выкручивается, защищается. Он хочет остаться таким, как он есть. Если он ленив, он хочет остаться ленивым. Если активен — хочет остаться активным. Так что во всем, что я говорю, вы должны быть очень осторожны: не защищайте этим свой ум. Вы должны выйти из своего ума.

Муж яростно врывается в дверь, сбрасывает свою жену с колен незнакомого мужчины.

— Каким образом я вижу вас целующим мою жену?

— Не знаю, — отвечает незнакомец. — Может быть, вы пришли домой слишком рано?

Люди находят резонные основания для всего. Будьте внимательны. И будьте внимательны к себе, а не к другим. Что там делают другие — не ваше дело. Это должно стать основой религиозного отношения: не думать, что делает другой — это его жизнь. Если он решает жить так, это его дело. Даже иметь мнение уже означает, что вы готовы вмешаться, вы уже вмешиваетесь. Религиозный человек — это тот, кто пытается как можно лучше, как можно полнее прожить свою жизнь, пытается прожить её как можно пробуждённое. И ни в чью другую жизнь он не вмешивается, даже тем, что имеет мнение. Видели ли вы, замечали? Если вы проходите мимо кого-то и имеете о нем определённое мнение, ваше лицо меняется — меняются глаза, ваше отношение, ваша походка. Если вы осуждаете, ваше существо начинает излучать осуждение, отвращение. Вы вмешиваетесь.

Было время, когда я жил у одного моего профессора, моего Учителя. Хотя я был студент, а он Учитель, он очень меня уважал. Он был редкостным религиозным человеком, но пьяница, и когда я у него жил, он очень боялся пить в моем присутствии. Что я могу подумать? Я видел это, я чувствовал его беспокойство и на другой день сказал ему:

— Вас тяготит что-то. Если вы не расслабитесь, я тут же перееду в гостиницу, я не останусь. Я чувствую, что вас что-то тяготит, что вам не по себе, моё присутствие создаёт какие-то затруднения.

— Раз уж вы затронули этот вопрос, — ответил он, — я скажу вам. Я никогда не говорил вам, что слишком много пью, но дома я всегда пью перед сном. Теперь, когда вы здесь, мне хочется пить и это создаёт затруднения. Я не могу обойтись без выпивки, но я даже помыслить не могу пить в вашем присутствии.

Я рассмеялся:

— Какое мне дело? Какая глупость. Я надеюсь, что вы не будете меня заставлять пить?

— Ни в коем случае.

— Тогда все проблемы решены. Вы пейте, а я составлю вам компанию. Выпивать я не буду, но могу пить что-нибудь другое: кока-колу или фанту. Я составлю вам компанию, а вы пейте. Я помогу вам, буду вам подливать.

Он не мог поверить, думая, что я шучу. Но когда вечером я налил ему стакан, он заплакал:

— Я не мог себе представить, что у вас не составится никакого мнения, а я наблюдал за вами: у вас не составилось мнения о моем пьянстве, о моем падении, ни о чем, что я делаю.

— Иметь мнение о вас просто глупо. В том, что я не составил о вас мнения, нет ничего особенного. Прежде всего, с какой стати? Кто я такой? Это ваша жизнь: если хотите пить — пейте.

Иметь о вас мнение означает, что в глубине души я хочу управлять вами. Иметь о вас какое-то мнение, то или это, означает, что во мне коренится желание быть сильным и управлять другими. Таков политик. Религиозный человек не должен вмешиваться.

ВОПРОС Вы много говорите об уродливости ревности. Она действительно отвратительна, но что можно предложить нам, страдающим от неё и не достигшим просветления, чтобы её уменьшить?

ОТВЕТ Прежде всего — уменьшение не поможет. Можно уменьшить её до такой степени, что она станет почти невидима, но это не поможет. Уменьшить означает просто то, что вы запихиваете её в подсознание, и она опускается в основание вашего существа все глубже и глубже. Она становится невидимой. Вам она, возможно, станет невидимой, но она будет продолжать действовать из-за спины, она будет дёргать ваши вожжи из-за спины. Она станет тоньше. Пожалуйста, не старайтесь её уменьшить.

Первое, о чем следует помнить: нужно не уменьшать, а увеличивать её, чтобы вы могли видеть её всю. В этом суть всего процесса, который происходит во всех здешних группах, «гештальт», «встреча», «психодрама». Весь процесс состоит в том, чтобы, в чем бы ни стояла проблема, не уменьшайте — увеличивайте её, так чтобы её можно было рассмотреть во всех деталях. Век за веком ревность, злоба, зависть, печаль, то и это подавлялось во все времена. Все усилия прикладывались к тому, чтобы уменьшить. Нет. Семя — это уменьшенное дерево, но семя необычайно мужественное, из семени всегда может вырасти дерево. Подходящая ситуация, подходящее время года… и опять проклюнется дерево. Можно уменьшить свою ревность, можно сделать её малым семечком, так что вы её не увидите — дерево исчезло, но оно осталось.

Уменьшение — не тот процесс. Этим вы и занимаетесь всю вашу жизнь: вы все уменьшаете. И ещё одна вещь: если вы уменьшаете свою ревность, точно так же уменьшится ваша любовь: ведь любовь и ревность тесно связаны друг с другом. Если вы уменьшите печаль, уменьшится и ваше счастье: ведь счастье и печаль так близки. Уменьшите свою ненависть — исчезнет любовь, что и происходит. Вас отучили ненавидеть и вот всеобщий результат:

вы стали неспособны любить.

Нет уж, пожалуйста, ничего не уменьшайте, это не способ. Лучше растите, преувеличивайте, доводите до полного цветения и рассматривайте в малейших деталях. В самом этом осознании, в самом этом видении вы сможете трансцендировать это и тогда не нужно будет ничего с этим делать.

«Вы много говорите об уродливости ревности…»

Нет, вы этого не знаете, вы просто повторяете мои слова. Если бы вы сами поняли, что она бесконечно омерзительна, она бы исчезла в самом этом понимании. Вы этого не знаете. Вы слушали меня, слушали Иисуса, слушали Будду и собрали мнения. Вы этого не знаете, это не ваше личное чувство. А если это ваше личное чувство, зачем вам тащить его? Это совсем нелегко, это требует больших затрат. Быть ревнивым очень трудно: требуется много усилий с вашей стороны, много капиталовложений.

Ревность так разрушительно действует на ваше существо, что если она уродлива и вы познали уродство, вы не сможете тащить ни единое мгновение. А оттого, что вы меня слушаете, у вас только прибавляется знаний.

И,наконец, ревность разрушает. Может быть, других она не убьёт, но вас убьёт наверняка, это самоубийственно. Ревность не только уродлива, это — отрава, это — самоубийство, это — ежедневное убийство себя, капля за каплей.

Все, что я говорю, не станет вашим опытом, пока вы не переживёте это сами.

Не подавляйте — выражайте её. Сядьте в комнате и сосредоточьтесь на ревности. Наблюдайте её, смотрите на неё, пусть она зажжётся столь сильным огнём, на какой только способна. Пусть она разгорится в сильное пламя, горите в нем и смотрите, что это такое. И не говорите с самого начала, что она уродлива, потому что сама эта мысль, что она уродлива, будет разбавлять её, не позволит выразиться полностью. Никаких суждений! Старайтесь лишь увидеть экзистенциальный эффект ревности, экзистенциальный факт. Никаких интерпретаций, никакой идеологии! Забудьте о буддах, забудьте обо мне. Дайте простор ревности, загляните в неё, глубоко загляните в неё. И то же сделайте с гневом, с печалью, ненавистью, собственничеством. И постепенно вы увидите, что от одного только смотрения сквозь это у вас начинает расти трансцендентальное чувство, что вы просто наблюдатель. Ломается отождествление. Отождествление ломается только тогда, когда вы лицом к лицу встречаете нечто внутри себя.

ВОПРОС Сегодня вы сказали: «Спросите Будду, отчего он счастлив, он только пожмёт плечами». Пожалуйста, Бхагаван, скажите, отчего вы счастливы?

ОТВЕТ Я даже плечом не пожму.