• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Опасаясь русского флота, когда во главе его стоял инициативный и настойчивый вице-адмирал С. О. Макаров, японское командование промедлило с высадкой сухопутных сил в Корее. 1-я армия генерала Куроки завершила высадку своих последних частей на корейскую землю только 29 марта. Весенняя распутица сделала дороги трудно проходимыми: путь от Сеула до Пхеньяна в 240 верст передовая японская пехотная дивизия проделала за 24 дня. И только в 20-х числах апреля передовые отряды японцев появились на левом берегу пограничной реки Ялу.

Вопреки ожиданиям, японцы не встретили здесь никакого серьезного противодействия. В Северной Корее действовал передовой (заградительный) конный отряд под командованием генерала П. И. Мищенко, состоявший из 22 сотен забайкальских и уссурийских казаков и одной казачьей батареи. Отряду была поставлена задача вести разведку, выдвинувшись до 100 километров южнее реки Ялу. Поэтому на корейской территории произошли лишь небольшие стычки подходивших японских войск с казачьими разъездами.

Первое боевое столкновение русских с японцами произошло у Ченшена. В бою от отряда генерала Мищенко участвовало шесть сотен спешенных казаков (один полк), со стороны японцев 5 батальонов пехоты, 7 кавалерийских эскадронов, саперная рота и 18 полевых орудий. Японские батареи своим огнем и решили судьбу боя. Казаки, после жаркой перестрелки, сели на коней и без потерь отошли в расположение своего отряда к берегу реки Ялу.

Русские конные дозоры не сумели определить даже приблизительный состав находившихся на походном марше частей 1-й японской армии. Более того, было потеряно боевое соприкосновение с противником, и это лишало русское командования достоверных сведений о его намерениях и силах, о маршрутах движения на север к реке Ялу.

Генерал П. И. Мищенко, среди прочего, доложил командованию, что «наше отступление произвело на корейцев неблагоприятное впечатление».

Прогнозы командования Маньчжурской армии, считавшего, что 10 дивизий противника в середине третьего месяца войны выйдут к Южно-Китайской железной дороге, совершенно не оправдались. Фактически только 3 японские пехотные дивизии подошли к реке Ялу и начали медленную подготовку к ее форсированию. К тому времени на левом берегу пограничной реки уже не оставалось ни одного русского солдата. Русские передовые посты, таившиеся на островах реки, встретили японских разведчиков ружейной стрельбой. Те в отместку сожгли русский поселок лесной концессии в Ионампо.

Мобилизация и развертывание русской Маньчжурской армии осуществлялось крайне медленно. Все упиралось в возможности Транссибирской железнодорожной магистрали. За первые полтора месяца войны среднесуточный прирост вооруженных сил России на Дальнем Востоке составлял около одного пехотного батальона, 0, 5 сотни конницы и 3 орудий.

Только к концу апреля 1904 года воюющие стороны изготовились для первых боев на сухопутном фронте, сумев перебросить на материковый театр военных действий и сосредоточить значительные армейские силы. Состав и расположение русской Маньчжурской армии и японских войск был следующим.

Численность русских войск на Квантунском полуострове, в том числе и гарнизона Порт-Артура, составляла до 40 тысяч человек. В их число входили 30 батальонов пехоты, одна казачья сотня, 56 полевых орудий, 3 батальона крепостной артиллерии и другие небольшие воинские подразделения.

Порт-Артур, вернее Порт-Артурский укрепленный район, со стороны суши оборонял 3-й Сибирский корпус генерала А.М. Стес-селя. Корпус состоял из 4-й сибирской стрелковой дивизии генерала А.В. Фока и 7-й Сибирской стрелковой дивизии генерала Р.И. Кондратенко. Кроме того, 4-й дивизии для усиления был придан 5-й Сибирский стрелковый полк из состава 2-й дивизии. Эти войска были укомплектованы запасными сверх нормы в расчете на ожидаемые потери в людях. Корпус стал основой крепостного гарнизона и к началу боев насчитывал 37 514 человек и имел 3606 лошадей.

В крепости Владивосток и Приморском крае имелось 25 батальонов пехоты, 6 сотен конницы, 56 полевых орудий, 3 крепостные роты и другие части. В Южной Маньчжурии – 23 батальона пехоты, 6 эскадронов кавалерии, 88 полевых орудий и отряды Заамурской пограничной стражи, конные и пешие.

Восточный отряд под командованием генерала М. И. Засулича на рубеже реки Ялу состоял в боевом отношении из отборных воинских частей. Он включал в себя 3-ю и 6-ю Восточно-Сибирские стрелковые дивизии с их артиллерийскими бригадами – 20 батальонов сибирских стрелков и 62 полевых орудия. В состав Восточного отряда входили также отдельная Забайкальская казачья бригада, Аргунский и Уссурийский казачьи полки (всего 24 сотни казаков), саперная рота и телеграфная команда. Численность русских войск на реке Ялу достигала 23 тысяч человек.

Общий резерв Маньчжурской армии (27 батальонов пехоты, 20 сотен конницы и 11 инженерных рот) под начальством самого командующего армией располагался в районе Мукден – Ляоян. Всего в русской действующей армии к началу боевых действий на суше насчитывалось около 140 тысяч штыков и сабель.

Японская 1-я армия генерала Тамесады Куроки состояла из 36 батальонов пехоты, 3 саперных батальонов, 16 500 носильщиков-кули, 9 эскадронов кавалерии и 128 полевых орудий. Всего в районе города Инчжоу, на правом берегу реки Ялу, сосредоточилось более 60 тысяч японских войск. Этими силами намечалось оттеснить русских с границы и открыть путь в Южную Маньчжурию.

Весь армейский транспорт состоял из «военных кули», причем было установлено, что три кули должны были везти на своей тележке 100 килограммов риса. Они получали по 6 сен (копеек) в день, и им выдавалось в сутки на полфунта риса больше, чем рядовому солдату, но без мясной порции. В военный паек кули входил также чай, приготовленный из заваренного в кипяченой воде ячменя.

Японская 2-я армия генерала Ясукаты Оку в составе 36 пехотных батальонов, 17 кавалерийских эскадронов, 3 саперных батальонов, свыше 15 тысяч солдат-кули, 216 полевых орудий находилась в готовности для перехода морем и десантирования на Ляодунский полуостров. Более 60 тысяч человек этой армии вместе с транспортными судами находились у Цинампо. Однако такой приказ императорский главнокомандующий маршал Ивао Ояма мог отдать только в случае успешной переправы 1-й армии генерала Тамесады Куроки через реку Ялу и блокирования русского флота в Порт-Артуре.

18 апреля командир Восточного отряда генерал М.И. Засулич получил приказ вступившего в командование Маньчжурской армией генерала от инфантерии А.Н. Куропаткина затруднить японцам переправу через Ялу и дальнейшее их наступление через Фейшунлинский горный хребет, выяснить цели и направление движения противника. Засуличу приказывалось избегать решительного боя во избежание больших потерь и отходить к главным силам Маньчжурской армии на Ляоян. То есть Куропаткин, недооценив стратегическое значение этого рубежа, не намеревался сдерживать наступление противника на удобной для обороны пограничной реке Ялу, которая не имела бродов, а через ее приток Эйхо (Айхэ) в брод могла переправиться только конница.

В эти дни командующий русской армией Куропаткин с известной долей самоуверенности писал сменившему его на посту военного министра генералу В.В. Сахарову:

«Японцы зашевелились на Ялу. С удовольствием буду приветствовать их вторжение в Маньчжурию. Для этой цели им можно бы построить даже золотые мосты, лишь бы ни один из них не вернулся назад на родину».

Генерал М.И. Засулич, после рекогносцировки, расположил против 1-й японской армии в месте сосредоточения ее главных сил только 7 батальонов пехоты, 32 орудия и 8 пулеметов – примерно треть своих сил. Прочие войска остались в резерве Восточного отряда и на этапных путях, то есть русский заградительный отряд на Ялу оказался разбросанным почти на 100-километровом участке. Отсутствие достоверных разведывательных данных не позволило Засуличу «вычислить» направление удара японцев и место форсирования ими реки на маньчжуро-корейской границе.

Русская позиция на правом берегу реки Ялу по природным условиям была очень выгодна для ведения обороны. Гористое правобережье возвышалось над неширокой долиной левого. Однако позиция не была сколько-нибудь серьезно оборудована в инженерном отношении. Пехотным ротам не хватало заранее вырытых окопов (их оказалось только на 9 рот). Отсутствовали укрытия для людей от вражеской шрапнели. Маскировка полевых укреплений (окопов) не велась. Артиллерийские батареи располагались на необорудованных позициях, на открытых скатах сопок. Это давало противнику возможность «засекать» их еще до начала открытия стрельбы. Артиллерийская разведка не велась.

Когда велись (вернее – игнорировались в полном объеме) инженерные работы по подготовке Тюренченской позиции, начальник штаба сил этого участка обороны по реке Ялу подполковник Линда заявил:

«Зачем было укреплять береговые позиции? Неужели мог кто-либо думать, что японцы предпримут переправу против укрепленной позиции? Очевидно, нет, и изнурять напрасно людей… было бы ошибкой начальника отряда».

Японцы могли без труда узнать по толпившимся у своих окопов русским солдатам расположение оборонительной позиции противника. Такое обстоятельство заметно облегчало работу их армейской разведки. Из-за бездорожья, труднопроходимых лесистых гор и оврагов затруднялась маневренность войск. С тактической точки зрения, русская оборона на реке Ялу, не имевшая глубины, заранее обрекалась на пассивность. Но командование в лице генерала М.И. Засулича на такое обстоятельство внимание даже не обращало.

При армейском штабе генерала Тамесады Куроки находились иностранные военные наблюдатели, «познававшие» в разведывательных целях опыт русско-японской войны. Один из них, английский капитан Р. А. Винсент, следующим образом отозвался о полевых русских укреплениях на реке Ялу:

«Русские укрепления были самые первобытные. Расположение орудий на горах севернее Тюренчена было, можно сказать, совсем не прикрыто. Немного земли было насыпано около орудий, но ни орудийных окопов, ни закрытия для прислуги не было вовсе. Пехотные окопы вдоль подошвы гор были просто брустверы из нарезанного здесь же дерна. Они были одеты ветками без всякой попытки к маскировке, не имели никаких искусственных препятствий впереди, не давали укрытия для голов и мало защищали от шрапельного огня».

Генерал Тамесада Куроки, оценив обстановку, решил переправиться одновременно всеми тремя дивизиями своей армии (Гвардейской, 2-й и 12-й) на правом фланге, на его Тюренченском участке. Японские наблюдатели и агентурная разведка установили, что выше устья реки Эйхо, впадавшей в Ялу, русские осуществляли «оборону» лишь конными разъездами. Переправа в этом месте, в самых благоприятных условиях, позволяла атакующим японцам охватить с фланга Тюренченскую позицию русских.

После этого командующий 1-й императорской армии намеревался выйти в тыл русскому Восточному отряду, отрезать его от главных сил Маньчжурской армии и уничтожить. Все из задуманного генералу Тамесаде Куроки удалось, кроме последнего – разгромить и уничтожить русский Восточный отряд в сражении на реке Ялу. Для наступления у Тюренчена японцы создали пятикратное превосходство в живой силе и трехкратное превосходство в артиллерии.

Сражение на реке Ялу проходило с 26 апреля по 1 мая 1904 года. Ночью японские войска перешли в наступление и под прикрытием артиллерийского огня захватили на Ялу острова и укрепились на них. На острове Самалинду были развернуты гаубичные и полевые батареи. На батареях имелись карты с нанесенными на них русскими позициями на противоположном берегу реки.

Первое наступление японской пехоты прошло при молчании русских, которые не сделали ни одного пушечного выстрела. Один из японцев-офицеров выразился о том эпизоде войны так:

«Если огонь противника очень силен, то это неприятно; если же он совершенно не стреляет, это ужасно».

Серьезно озабоченный развитием ситуации на реке Ялу начальник штаба 1-й императорской армии выразился более озадаченно:

«Никто не знал, служило ли молчание русских средством заставить нас подойти ближе или они уже начали отходить, но большинство (штабных офицеров. – А. Ш.) держалось первого мнения».

После этого японцы начали наведение понтонного моста через Ялу. Пытаясь помешать этому, русская артиллерия открыла огонь по вражеским шлюпкам, но ответным огнем неприятельских батарей оказались быстро подавленной. Русские батареи, стоявшие на открытых позициях на горных вершинах и скатах высот, оказались прекрасными мишенями для врага.

Рано утром первого мая вся японская артиллерия (20 тяжелых гаубиц и 72 полевых орудия) открыли сильный огонь по всему участку Тюренченской позиции. Многие батареи вели по противоположному речному берегу прицельный огонь. Спустя полтора часа после начала огневого налета все три дивизии 1-й императорской армии густыми цепями пехоты начали атаку. На фронте в десять километров против них оборонялось всего 5 батальонов пехоты и две охотничьи команды при 15 полевых орудиях и 8 пулеметах.

Русская пехота вступила в бой, стреляя залпами, только тогда, когда японцы достигли реки. Однако вражеские пехотинцы от их огня не понесли тяжелых потерь. Причина была в том, что залп явлется полным отрицанием меткой стрельбы, так как залповый огонь лишал большинство стрелков возможности хорошо прицелиться.

В 8 часов утра, после того как русские солдаты отбили несколько вражеских атак, стало ясно, что дальнейшее упорство обороняющихся грозит им разгромом. Генерал М.И. Засулич, даже не помышлявший о контратакующих действиях, в тот день отдал свое единственное распоряжение – об общем отступлении Восточного отряда.

Особенно стойко сражались под Тюренченом солдаты 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Прикрывая соседей, выходивших из боя, и давая отступавшим возможность привести себя в порядок, полк оказался в окружении. Находившиеся при нем полевая батарея и пулеметная рота «легли костьми» в бою. Погиб командир полка и почти весь его 3-й батальон. По сути дела, два первых батальона 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка полдня с успехом сдерживали натиск почти двух японских пехотных дивизий.

Пробиваясь из окружения, сибирские стрелки в 4 часа дня пошли в штыковую атаку, которую японская пехота не приняла, и пробили себе дорогу в горное ущелье. Японцы превосходящими силами пыталась их преследовать, но неожиданно напоровшись на засаду, боя в горах не приняли и отступили к Тюренчену.

В приграничном сражении на реке Ялу русские войска потеряли убитыми, ранеными и пленными 55 офицеров и 2122 солдата. Вражескими трофеями стали поврежденные и неповрежденные 21 полевое орудие (большинство их, из-за невозможности вывезти с позиций – были убиты ездовые лошади, русские артиллеристы привели в полную негодность) и все 8 пулеметов. Потери японцев, по их данным, составили 1036 человек и были, для атакующей стороны, очень «малы».

Стратегические последствия сражения на реке Ялу, как первого сухопутного сражения начавшейся войны, было весьма значительным и оказало существенное влияние на дальнейший ход боевых действий. Поражение подорвало моральное состояние русских войск, веру нижних чинов в своих военачальников-генералов и создало ошибочное мнение о силе и возможностях противника, которые оказались значительно преувеличенными. Но в какой-то мере поражение русского оружия рассеяло и шапкозакидательские настроения, заставило более серьезно относиться на войне к японцам.

Значение сражения на реке Ялу в стратегическом отношении было важно и в другом. С поражением русского Восточного отряда генерала М.И. Засулича обстановка на театре военных действий стала для Японии улучшаться. Ее 1-я императорская армия под командованием генерала Тамесады Куроки оказалась на маньчжурском берегу реки Ялу и тем самым получала операционный простор для своего дальнейшего продвижения к Квантуну.

Более того, 1-я армия, расчистив для себя удобный путь в Южную Маньчжурию, дала возможность командованию взять в руки стратегическую инициативу в только-только начавшейся войне. Теперь почти все южное побережье Ляодунского полуострова открывалось для беспрепятственной высадки японских войск. Это было как раз то, на что так надеялся главнокомандующий маршал Ивао Ояма. Для него это был большой успех.

Победа на берегах реки Ялу подняла боевой и моральный дух японских войск. Начало войны их окрыляло. Командующий 1-й армии генерал Тамасада Куроки доносил в победной реляции маршалу Ояме:

«Принцы крови и другие офицеры сильно воодушевлены, а воинский дух в частях значительно поднялся».

О понесенном поражении в сражении на реке Ялу командующий Маньчжурской армии генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин доложил императору следующим образом:

«…Бой у Ялу явился случайным, как для начальников, так и для войск».

Куропаткин вновь требует от военачальников всех степеней «всеми мерами избегать решительного боя» до отхода «на главные силы нашей армии». То есть он лишал права даже ротного командира вести бой упорно, стойко, по-суворовски. Такими будут «куропаткинские» требования на всю Японскую войну.