8. ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ

Прошло уже более двух часов нового дня, а подводная лодка «Арчер-Фиш» преследовала по пятам неприятельскую авианосную группу кораблей. Но, если быть точным, это нельзя было назвать преследованием: ведь цель не шла впереди нас, а мы не находились позади ее. Правильнее было сказать, что мы все еще шли параллельно западному курсу, находясь примерно в восьми милях к югу и надеясь, что нас не обнаружат во второй раз. Мы пытались держаться по пеленгу на цель примерно 30 градусов, что было диаметрально противоположно юго-западному курсу 210 градусов: мы надеялись, что японский корабль снова повернет на этот курс. Начиная с полуночи нам потребовалось два часа, чтобы увеличить пеленг на цель с 8 до 30 градусов. Я все более беспокоился об убегающем времени, когда наступило 2.00 ночи и еще сильнее потом, когда стрелки корабельных часов приблизились к 2.30. Луна начинала садиться. По мере наступления рассвета видимость будет улучшаться и вскоре враг заметит нас в надводном положении слева от себя.

Время шло, и я сомневался в том, что неприятельская группа кораблей повернет к югу, по направлению к нам, и возьмет курс на Филиппины. Я снова спустился в боевую рубку, чтобы оценить нашу прокладку курса на карте и данные на торпедном автомате стрельбы. Они снова подтвердили, что скорость авианосца составляла 18 узлов, то есть была точно такой, как у нашей лодки, которая сбавила несколько оборотов. Я не знал, как это объяснить. Возможно, что-то случилось с его двигателями, а может быть, наши двигатели превзошли себя и стали делать на несколько оборотов в минуту больше. Как бы там ни было, я был благодарен лейтенанту Казинсу, а также всей команде машинного отделения за их работу. Кто знает, что за чудо им удалось совершить?

Несмотря на то, что мы были немного впереди, мы все еще не могли, оставаясь незамеченными, обогнать авианосец, в такой мере, чтобы атаковать его с носовых курсовых углов. Если бы мы направились теперь к нему в надводном положении, нас скоро бы заметили и расстреляли из орудий в упор. Если бы мы пошли на погружение, то авианосец и корабли охранения вскоре оставили бы нас далеко позади. Нам оставалось только ждать и надеяться, что японские корабли повернут в нашу сторону.

Я был на мостике, когда фармацевт Билл Хьюз через открытый люк попросил разрешения подняться наверх. Вахтенный офицер посмотрел на меня вопросительно, и я кивнул. Хьюз поднялся на мостик. Его взор был устремлен не столько на меня, сколько на горизонт. Вполголоса он спросил меня, не хочу ли я таблетку ноу-доуз [28], которая поможет мне бодрствовать.

- Мне кажется, нам и так хватает волнений, чтобы не уснуть, доктор, - ответил я ему. - Впрочем, думаю, можно принять одну, если вы полагаете, что она обострит мое восприятие и не даст побочных явлений.

- У этих таблеток есть один побочный эффект, кэп. Когда через два часа прекратится их действие, вы должны пойти в свою каюту и отдохнуть.

Я призадумался.

- Нет, Билл, лучше не принимать. Через пару часов нас, возможно, будут атаковать глубинными бомбами. Я не хочу дрыхнуть в такой момент…

- Я понимаю, кэп'н, - ответил он. Он взглянул еще раз на горизонт, а затем спустился вниз.

Я усмехнулся про себя. Доктор, конечно, и не думал вручать мне таблетку от сна. Он хотел только взглянуть на авианосец, за которым мы гнались вот уже более пяти часов. Можно ли винить его за это? Как правило, подводники даже мельком не видят цели. Они знают, когда выпускаются торпеды, когда те попадают в цель, и она тонет; они знают, когда неприятельский корабль забрасывает лодку глубинными бомбами, ибо могут слышать звуки разрывов, но обыкновенно они свою боевую работу выполняют вслепую.

Лейтенант Эндрюс продолжал подстегивать сигнальщиков, чтобы те вели тщательное наблюдение не только за целью, но и за всеми вообще секторами океана. Нельзя было допустить, чтобы авианосная группа кораблей поглотила все наше внимание и мы просмотрели угрозу с другого направления. Вахтенный офицер должен был также следить, чтобы на мостике всегда находилось установленное число людей: в случае срочного погружения лодки все будут в поле его зрения. Каждый, кто имел надобность подняться наверх, должен был сначала спросить разрешения у вахтенного офицера. И, соответственно, ему же потом докладывалось, что мостик покидается. Только два человека на борту лодки имели право подниматься на мостик и спускаться с него без этой важной процедуры. Это - коммандер Бобчинский и я. Мы просто говорили: «Я иду наверх» или «Спускаюсь вниз».

Внизу вся по-настоящему кипучая работа подводной лодки сосредоточилась в машинном отсеке. Члены экипажа других отсеков играли в кости, в карты, отдыхали, тихо разговаривали. Основная тема разговора вертелась вокруг того, когда же наконец наша подводная лодка даст торпедный залп по японскому авианосцу. Меня бы это очень даже устроило. Дайте мне только этот авианосец, этот шанс исполнить свой долг, и мне не надо никакой другой цели. Хотя, впрочем, если судьба пошлет еще цель, грех ее игнорировать. Но я буду безмерно счастлив, если получу наконец шанс всадить торпеду в этот гигантский корпус…

И снова, подперев голову кулаками, я угрюмо всматривался поверх бегущих волн в авианосец врага.

Жизнь полна тайн. Сколько в ней непостоянных, неожиданных поворотов! Многим она дарит высокие награды, а иным - преждевременную и нелепую смерть. Для большинства же жизнь оборачивается утратой иллюзий в жизненной игре. Как в карты ты можешь играть только тогда, когда сидишь за столом. Никто не знал этого лучше меня. Мне вспоминались многие карточные игры, в которые я играл во многих местах, на кораблях, на военно-морских базах. Игры в карты были всегда популярным времяпрепровождением солдат на войне - где бы вы ни находились. Играли, конечно, на деньги. Но где, как не на войне, легко расстаешься с деньгами! Сегодня ты жив, а завтра мертв, особенно на море, поэтому деньги мы не воспринимали всерьез. Одна партия в покер навсегда останется в моей памяти.

В то время я проходил службу в резервной команде подводников на базе Мидуэй, где я в конце концов обратился с письменным рапортом к адмиралу Локвуду с просьбой назначить меня командиром боевой подводной лодки. Мой рапорт попал в руки кэптена Пейса, который был командиром соединения подводных лодок на базе Мидуэй и подчинялся адмиралу Локвуду.

Кэптен Кларк, мой начальник, который рекомендовал меня на должность командира боевой подводной лодки, зная, что у меня было плохое настроение, пригласил меня принять участие в игре в покер, за которой коротали время он и другие старшие офицеры в клубе «Брасс-Хэт», в охотничьем заповеднике для высших чинов. Я колебался. У меня в кармане было всего 100 долларов, и я не был уверен, что этой суммы достаточно, чтобы чувствовать себя на равных со старшими офицерами. В конце концов мы все-таки пошли с Кларком в клуб.

Когда мы приехали, игра вот-вот должна была начаться. Все игроки, за одним исключением, были близкими друзьями. Этим исключением был кэптен Пейс. Я никогда до этого не играл с ним в карты, хотя помнил его с первого курса в Аннаполисе, где он служил офицером в военно-морском училище. Он встретил меня очень приветливо. Мы с Кларком заняли последние два свободных кресла. Слева от меня сидел кэптен Пейс. От напряжения меня готов был прошибить пот.

Я думал о своем рапорте, решение по которому должен был принять кэптен Пейс.

Когда были розданы карты и игра началась, я успокоился. Разговор был непринужденный, приятный, но иногда язвительные замечания допускались. Здесь царила атмосфера товарищества, и нам всем было весело.

Я не отношусь к великим игрокам мира в покер - знаю свои слабые стороны. Однако, к своему удивлению, за вечер я довольно часто срывал банк, и по истечении некоторого времени передо мной лежало уже 200 долларов. Я понял, что правильно поступил, когда принял приглашение кэптена Кларка. Жизнь все-таки хорошая штука. Надо только твердо стоять на ногах.

Оставалось полчаса до 11 часов, когда игра обычно заканчивалась. Кларк стал сдавать карты. Он объявил «стад» из пяти карт.

- Давайте поднимем ставку до десяти долларов, - предложил он.

В конце концов игра пошла только между двумя игроками - мной и кэптеном Пейсом. После сдачи трех карт у кэптена Пейса было два валета, а третья карта лежала мастью вниз. А у меня - две пятерки и третья закрытая карта - тоже пятерка. Другие игроки вышли из игры, когда увидели карты Пейса. Раздали по четвертой карте, и кэптен Пейс получил шестерку, а я - двойку. Ясно, никому из нас тут не повезло. Но с парой открытых валетов кэптен Пейс был хозяином положения. Он поставил 20 долларов, тем самым показывая, что продолжается вполне дружеская игра. Я чувствовал всем нутром, что закрытая его карта была валетом. С тремя-то валетами он был на коне. На столе перед ним лежало гораздо больше денег, чем у меня, и он мог бы еще больше повысить ставку. Если бы он это сделал, я должен был бы или спасовать, или покрыть его ставку. Но это из области рассуждений.

Мне надо было решить, стоит ли повышать ставку. Мне надо было либо улучшить свою комбинацию карт, либо заставить его спасовать.

Мне крайне необходима была пятерка или двойка. Ни одну из этих карт я не видел у других игроков за всю игру. Я предполагал, что они все еще находятся в колоде. Я высчитал, что у меня хорошие шансы получить одну из этих двух карт. Если мне повезет, то у меня окажутся или четыре пятерки, или «фул хаус» из трех пятерок и пары двоек.

Я покрыл его ставку в 20 долларов и добавил еще 40. Сделав глубокий вдох, я на мгновение задержал дыхание.

Сначала кэптен Пейс изучил свои карты, а потом - мои. В комнате стояла мертвая тишина. Наконец он бросил 40 долларов в общую ставку. Я перевел дыхание. Слава богу, что он не стал поднимать ставку выше. У меня уже не было денег, чтобы покрыть ее.

Кларк раздал по последней карте. Его рука сняла для меня верхнюю карту с колоды. Он потянулся через весь стол и открыл ее мне. Внимание всех было приковано к этой карте. Можно было подумать, что они увидели чашу святого Грааля. Это была двойка. Теперь у меня было две пары, которые все могли видеть, но только я знал, что у меня был «фул хаус». Я ликовал, но старался скрыть свои чувства. Все внимание перешло к кэптену Пейсу. Кларк через весь стол бросил ему последнюю карту. Какая удача! Это была восьмерка. Конечно, она не улучшила его комбинацию. У меня было две пары, открытые для общего обозрения, и мне надо было делать ставку. Я бросил все оставшиеся деньги в общий банк. Интересно, удалось ли мне сохранить на лице равнодушную мину? Кэптен Пейс махнул рукой:

- Нет необходимости, Джо, - он открыл свою карту. Это был третий валет. Он сдался.

Оставаясь джентльменом, он сказал мягко:

- Я был уверен, что у вас три пятерки, но получить «фул хаус» с последней картой - это большая удача. Хорошая игра, Джо.

- Благодарю вас, сэр, - ответил я, сияя от радости. - Мне просто повезло.

Игра закончилась. Мы обсудили ее перипетии и выпили «на посошок». Все тепло поздравляли меня.

Немного погодя, кэптен Пейс отвел меня в сторону и, посмотрев мне прямо в глаза, спросил:

- Джо, сможете ли вы командовать подводной лодкой так же хорошо, как вы играете в покер?

- Да, сэр.

- О'кей, Джо. Мне нравится ваша решительность. Вы получите первую же подводную лодку, где будет вакансия.

В первый момент я был ошеломлен. Его слова, казалось, звучали слишком красиво, чтобы быть правдивыми. Однако я знал, что он может это сделать. Он был командиром 201-го дивизиона подводных лодок, и под его командованием находилось шесть подводных лодок. Он имел прямой контакт с адмиралом Локвудом. Я ликовал: снова буду воевать!

Когда мы с Кларком возвращались к себе на квартиры, я сказал:

- Кэп'н, я рад, что мне удалось выиграть у кэптена Пейса, но я надеюсь, что его обещание назначить меня командиром боевой подводной лодки основывается не на одном моем умении играть в карты.

- Не волнуйся, Джо, - улыбнулся Кларк. - Его слова всего лишь дружеская шутка. Мы-то с тобой прекрасно знаем, что на флоте еще не было случая, чтобы бездарность командовала кораблем.

Кэптен Пейс был хозяином своего слова: на следующий же день, 8 сентября 1944 года, он передал мой рапорт со своим ходатайством о моем назначении командиром подводной лодки «Арчер-Фиш» адмиралу Локвуду. Это была одна из шести лодок в его дивизионе. Через десять дней Главное управление по личному составу ВМС издало приказ о моем назначении командиром подводной лодки «Арчер-Фиш». Вот такой подарок я получил на день рождения! У меня снова была своя подводная лодка.

Кэптен Кларк откомандировал меня 24 сентября с военно-морской базы США на острове Мидуэй. В тот же день я прибыл на борт «Арчер-Фиш», которая только что возвратилась из своего четвертого боевого похода. Она направлялась в Перл-Харбор для отдыха экипажа и пополнения запасов.

Лейтенант-коммандер Вильям Райт был еще командиром «Арчер-Фиш», а я - ее временным пассажиром, и мы решили использовать время плавания для передачи командования, чтобы не заниматься этим по прибытии в Перл-Харбор, где Райт без отлагательств должен был отправиться в Штаты для приема другой, только что построенной, подводной лодки. Вся эта процедура должна была занять для него примерно месяц, а затем еще два или три месяца он должен был пробыть на судоверфи, где будут проведены завершающиеся испытания. Назначение командиром на новую подводную лодку было обычной наградой за отличное исполнение служебных обязанностей в нескольких боевых походах.

Подводная лодка «Арчер-Фиш» вышла в море после полудня 24 сентября. Множество моих друзей пришли пожелать мне счастливого плавания. Отходили от пирса под звуки матросского оркестра Рея Энтони, вот уже несколько недель находившегося на острове.

В последующие четыре дня, во время перехода в Перл-Харбор, я досконально изучал свою лодку. Экипаж был опытный, в боевых походах подготовленный к действиям при угрозе столкновения с другим кораблем.

Хорошо также были освоены действия по команде «покинуть корабль». Я пересчитал и проверил все зарегистрированные секретные и несекретные документы, находившиеся на борту подводной лодки, - всего 70 таких документов. Я узнал код от сейфа в каюте командира и принял ключи от хранилища боеприпасов и ящиков со стрелковым оружием. Я просмотрел приказы и инструкции по деятельности флота, соединения и корабля, чтобы определить, не устарели ли они. Я тщательно проверил запасы продовольственного отсека, а также последний отчет в Главное управление снабжения ВМС. Увы, и тогда на боевых кораблях не обходились без писанины.

Я уже просмотрел половину бюрократической, но необходимой документации, когда мне пришла в голову мысль спросить, почему подводной лодке было дано название «Арчер-Фиш» - из двух слов с дефисом. В таком виде название фигурировало во всех журналах, отчетах, инвентарных списках и прочих документах. Названия других подводных лодок на флоте писались одним словом. Ни одного другого названия подводной лодки, состоящего из двух слов, соединенных дефисом. Главный старшина сигнальщиков Карнахан сказал мне, что в то время, когда лодка передавалась в состав действующего флота, экипаж уже считал подводную лодку «Арчер-Фиш» особой лодкой, заслуживающей необычного названия. Отправляли документы, в которых название упорно писалось с дефисом. С течением времени во всех входящих документах это название лодки с дефисом закрепилось, и только некоторые твердолобые консерваторы продолжали писать его в одно слово.

Вот такой оказалась тайна названия…

Вступающий в должность командир обязан был ознакомиться с подводной лодкой и проверить готовность экипажа на корабельных учениях. Состояние всех дел должно было быть оценено по меньшей мере на «удовлетворительно». Все прежние нарушения отражались в акте передачи до того, как новый командир примет командование. Такие правила были призваны снять с нового командира ответственность за допущенные предшественником просчеты.

Дела на лодке «Арчер-Фиш» были поставлены хорошо. Ну, а я был так рад снова стать командиром, что произнес бы традиционные слова «Я сменяю вас, сэр» даже в том случае, если бы имели место серьезные недостатки. Но их как раз не было.

У меня было достаточно времени за четыре дня перехода в Перл-Харбор, чтобы познакомиться поближе с экипажем «Арчер-Фиш». Он состоял из 8 офицеров и 74 матросов. Это был самый сплоченный экипаж, с каким мне когда-либо приходилось служить в ВМС.

- Кэп'н, как насчет чашки кофе? - отвлек меня от моих размышлений голос лейтенанта Эндрюса.

- Спасибо, Джон. Не надо пока.

Я посмотрел на часы: время приближалось к 2.35. И снова бросил настороженный взгляд на авианосец. Ничего не изменилось. Мы все так же шли, не отставая от него. Может быть, даже чуточку впереди. Проклятье! Если он не собирается повернуть к юго-западу, чтобы направиться на Филиппины, тогда он, должно быть, пойдет в пролив Кии, один из двух главных проливов, ведущих во Внутреннее море. Если пролив - пункт его назначения, то он, вероятно, изменит свой курс на 15-20 градусов вправо, что еще больше отдалит нас друг от друга…

Я знал, что луна уйдет в 4.30. Когда она скроется, исчезнет та освещенность, которая необходима для атаки под перископом. А с рассветом нам вообще придется пойти на погружение, иначе нас заметят сигнальщики неприятеля.

Возможности для выхода в атаку неуклонно уменьшалось. Я решил послать второе донесение об обнаружении неприятельского авианосца. При этом я подумал о тех изменениях, которые произошли за последний год. В 1943 году подводные лодки союзников, находящиеся в японских водах, посылали радиограммы только в случае острой необходимости. Японцы, обнаружив передачу, получали радиопеленг и высылали один или два самолета, которые старались атаковать лодку в надводном положении.

Со временем мы стали свободнее пользоваться радиопередачами. В этом патрулировании мы послали уже несколько радиограмм. Например, в первый вечер, когда мы находились в районе № 5, командующий подводными силами на Тихом океане запросил нас, был ли у вас какой-либо контакт с американской подводной лодкой «Скэмп», которой командовал Джон Холлинсворт, мой друг и одноклассник. Она должна была находиться в соседнем районе.

Это был обычный способ, при помощи которого адмирал Локвуд и офицеры оперативного управления получали сведения о том, что все в порядке. Я тогда отправил радиограмму такого содержания: «Сожалею, но у нас не было ни визуального контакта, ни контакта по радио с подводной лодкой «Скэмп».

В других, передачах, которые мы посылали, содержались метеорологические сведения о прогнозах погоды для американских бомбардировщиков Б-29, которые мы передавали из района 20-30 миль севернее места, где мы находились теперь.

Преследуя цель, мы оказались за пределами своего района № 5.

Я знал, что, как только мы выйдем в эфир, наши сигналы обнаружат на авианосце. Ну и что из этого? Мы не можем настигнуть его в этих условиях. И что бы мы ни делали, наши шансы атаковать авианосец от этого не стали бы еще меньше. Более того, он повернул прямо к нам именно в те минуты, незадолго до полуночи. Когда шла наша радиопередача. Мы не смогли разгадать причину, почему он повернул к нам, а это осталось тайной для нас на долгие годы. Я решил, что нам нечего терять, но надо использовать даже малейший шанс, чтобы улучшить наше положение, если даже при этом нас снова обнаружат.

Я позвал энсина Кросби на мостик. Мы должны были послать другую радиограмму в Перл-Харбор.

Без сомнения, адмирал Локвуд и его штаб не спали и с беспокойством ожидали наше сообщение о положении дел. Необходимо было также сообщить о том, что основной курс японского авианосца был 270 градусов, а не 210, как мы докладывали раньше, снова я пересказал смысл радиограммы Гордону и попросил его побыть с радистом в радиорубке, пока он будет передавать закодированный текст в Перл-Харбор. Затем радист должен был перейти на другую частоту и повторить текст для наших подводных лодок, которые, возможно, уже идут нам на помощь. Через несколько минут Гордон возвратился на мостик и доложил, что Перл-Харбор проявил идеальное понимание. На этот раз связист на Гавайях принял радиограмму, переданную нашим радистом первого класса Диком Скэнланом вне очереди. Еще в ходе записи текста Перл-Харбор начал передавать его для всех подводных лодок на отведенной для них частоте.

Несомненно, наше донесение стало главной темой разговора в штабе адмирала Локвуда и на всем флоте. Меня обрадовало сообщение Гордона.

- Когда в Перл-Харборе подтвердили получение?

- В два сорок один, кэп'н, - ответил он, сияя широкой улыбкой. - Быстрее и быть не могло, когда они теперь знают, что мы охотимся за большой целью.

Я повернулся и стал снова смотреть на авианосную группу противника.

- Давайте посмотрим, отреагируют ли они на наше послание в Перл-Харбор. Они не могли не засечь вас.

- Удачи вам, кэп'н, - сказал энсин Кросби перед тем, как спуститься вниз.

Я кивнул ему в знак благодарности и снова направил сбой бинокль на японский авианосец. Повернет ли он в нашу сторону? Ляжет ли на курс 210 градусов? Или он повернет на северо-запад или север и исчезнет из виду? Вообще, будет ли он что-либо предпринимать?

Шли минуты. Было 2.50. Никаких изменений в его курсе. Ничего нового. Я стал молча молиться. Я заклинал, чтобы он повернул к нам, и яростно ругался: «Ну, давай же поворачивай к нам, ублюдок…»

Я посмотрел на часы: стрелка как раз подходила к 2.56. И в эту минуту удача отвернулась от них. Авианосец поворачивал в нашу сторону! Он ложился на курс 210 градусов, на юго-запад! Скорость 18 узлов!

Тяжелый авианосец и корабли охранения взяли направление прямо на подводную лодку «Арчер-Фиш»…