КАБУЛЬСКИЕ ЗАРИСОВКИ ВЕРТОЛЕТЧИКА

Самвел Мелконян/ Нижний Новгород

Фото из архива автора

После окончания училища я по распределению попал в 485-й ОВП, который входил в состав Группы советских войск в Германии (ГСВГ) и дислоцировался в Брандисе, что в 20 км от Лейпцига. В 1984 г. наша эскадрилья убыла в Афганистан, но обстоятельства сложились таким образом, что я в ту командировку не попал, хотя прошел почти полный курс подготовки. На следующий год меня по семейным обстоятельствам перевели в в/ч 61902[6*] (г. Цхинвали), в 90 км от дома. Как-то зам. командира части по летной подготовке подп-к В.В. Носов заглянул в мою летную книжку и задал пару вопросов, по которым я понял, что скоро встречу в Афганистане своих ребят из Германии, так как буду их менять.

В то время 1 -я эскадрилья нашего полка, недавно прибывшая по ротации из германского г. Пархим, готовилась к отправке в Кабул. Ее личный состав, впрочем, как и все убывавшие в Афганистан, уже имел хорошую подготовку, а в Цхинвали проходил горную программу. Перед отправкой эту эскадрилью предстояло усилить двумя звеньями и довести ее численность до 30 экипажей (7 звеньев + пара управления). Среди отобранных для этого летчиков оказался и я. Мы стали летать на высокогорные площадки, отрабатывать на полигонах стрельбу и бомбометание с больших высот.

В июле меня отпустили в отпуск, который хоть и продлился до конца августа, но, как это обычно бывает, прошел очень быстро. В конце лета нас собрали. Состоялись беседы со многими «чинами» из штаба Закавказского округа. Перед отъездом нам предоставили по 10 суток для решения личных вопросов. Некоторые офицеры и прапорщики отвезли свои семьи к родителям, но у многих близкие остались в Цхинвали, где круглый год можно было питаться фруктами.

Рано утром 18 сентября 1985 г. под марш «Прощание славянки» мы в составе эскадрильи прошли по городку. Затем на автобусах добрались до аэродрома Вазиани, где погрузились в Ил-76, который доставил нас на аэродром Тузель (ТуркВО). Там переночевали, а утром на Ан-12 вылетели в Кабул. Полет прошел для многих тяжело, так как, воспользовавшись отсутствием жен и особой бдительности командования, личный состав тайно принял «на грудь». И все же до афганской столицы мы добрались без потерь.

На аэродроме нас, холеных, розовощеких, приветствовали сильно загоревшие, исхудавшие, но очень радостные лица вертолетчиков 50-го ОСАП. Большей радости, чем снова встретить своих ребят, я не испытывал. За полтора года они изменились до неузнаваемости. Среди встречавших был Сергей Филиппченков, который с грустью поведал, что за 5 дней до нашего прибытия погиб Саша Миронов, его летчик-оператор.

На следующий день началась интенсивная подготовка. Изучение района полетов, занятия по мерам безопасности, ознакомление с последними шифровками. Послушали мы и начальника политотдела. Сначала он «продвигал» линию партии на счет братской помощи афганскому народу, потом стал пугать различными карами, если кто будет употреблять горячительные напитки (некоторые умельцы умудрялись варить самогон в самодельных аппаратах, но, забегая вперед, скажу, что никаких особых эксцессов с этим делом у нас не было). Ребята нас водили по городку и знакомили с объектами.

Но вот вышел приказ по части о нашем зачислении, и пошло – поехало! Летать начали осторожно и так, как нам командиры говорили. Все указания записывались на магнитную ленту. Я думал, хоть здесь этого не будет, оказалось – наоборот. Первые несколько дней летали со старым составом вперемешку: их ведущий, наш ведомый. Такая методика была отработана еще до нас.

На пятый день стали формировать звенья – готовился приказ по новому боевому расчету для дальнейшей службы. Я попросился в экипаж к Мише Павленко, так как только его хорошо знал еще по службе в Брандисе. Попал в 1-е звено к-на Иванова Александра Ивановича. Поначалу летали на больших высотах – набор не менее 3500 м, полет до цели, снижение, работа в соответствии с поставленной задачей (удар по цели, сопровождение транспортных вертолетов, прикрытие высадки, подготовка площадки и т.д.).

На десятый день была боевая операция с высадкой десанта в районе н.п. Камахель. Работали с аэродрома Кабул. После высадки Ми-8 вернулись на базу, а нам предстояло «чистить зеленку» для продвижения десанта. Работали до прилета подмены, а затем вернулись на заправку и зарядку бортов. По готовности вылетели снова в район боевых действий. При подлете (высота 4000 м) наш экипаж почувствовал удар с правой стороны. Сразу отказал правый двигатель, а левый автоматически вышел на взлетный режим. Павленко доложил ведущему группы к-ну Иванову, и мы решили вернуться на аэродром. Однако единственный работавший двигатель не выдержал нагрузки (на взлетном режиме мог работать не более 6 минут) и тоже остановился. Миша перевел несущий винт на самовращение. Бортовой информатор беспрерывно сообщал о пожаре на борту и не давал выходить в эфир. Тем временем ведущий развернулся и последовал за нами.

Я быстро подобрал место приземления, определил ветер, доложил «посадка курсом 10°», подтвердил выпуск шасси. Стали готовиться к приземлению. На высоте 100 м отказала гидросистема, и за управление пришлось взяться вдвоем. Погасили скорость до 80 км/ч (максимально допустимая для посадки по-самолетному). Борттехник доложил о сильном пламени справа, но это не так пугало, как стремительно приближающаяся земля. Очень грубо, но все-таки посадить удалось. Из-за неровностей места приземления вертолет перевернулся на правую сторону. Первая мысль – надо быстро выбираться, пока не взорвались! Откинул люк, выскочил из кабины. Павленко через свою дверь выбраться не мог, так как она оказалась под перевернувшимся вертолетом, а вылезть через грузовую кабину ему мешало кресло, которое не удавалось откинуть. Не теряя времени, затыльником автомата я разбил остекление его кабины и помог выбраться. Потом вдвоем вытащили борттехника и отбежали за ближайший глиняный забор, находившийся метрах двухстах. Вертолет взорвался. И только теперь мы услышали стрельбу со стороны «зеленки», куда ведущий, проходя над нами, пускал НАРы.

Вертолет сгорел минут за 10. Кто мог подумать, что металл горит, как порох. Правда, оставшееся топливо здорово помогло процессу. Поисково-спасательный Ми-8 прилетел за нами минут через 20 (это очень быстро, если учесть, что вылетел он из Кабула).

6* 292-й гвардейский вертолетный полк. (Здесь и далее примечания М Жирохова.) Материал подготовил Михаил Жирохов

Списанный Ан-26, приспособленный под дежурное помещение 50-го ОСАП

Нас доставили в санчасть. Врачи физических патологий не выявили, но на 10 дней отстранили от полетов для психологической реабилитации. На следующий день очень сильно болели конечности, особенно руки. Наш случай расследовала комиссия из отдела авиации 40-й армии. По долгу службы она рассматривала и версию потери вертолета из-за ошибки экипажа (такие случаи бывали), но после тщательного расследования все сомнения отпали[7*].

Где, как ни в Афганистане, летчик реально мог столкнуться с особыми случаями? Вот мы и поняли разницу между реальностью и имитацией. Хотя благодаря именно учебным имитациям и были отработаны действия, позволившие выжить всему экипажу.

Мы были готовы летать уже на третий день, но никто не хотел брать на себя ответственность за допуск к полетам. Помог случай. Готовилась боевая операция в районе Суроби, для участия в которой стали составлять группу из экипажей, имевших наибольший налет и более-менее знакомых с районом предстоящих действий. Группу возглавил заместитель командира вертолетной эскадрильи м-р Н.А. Капралов, боец по на-туре, летчик от Бога. Сказать честно, летать лучше, чем ходить в наряды. Поэтому мы поделали командира звена Иванова к комэску и вскоре продолжили свои полеты. Летали много, мне это нравилось.

Правда, периодически нас собирали в клубе или в классах, где начальник политотдела либо кто-нибудь из его парафии методично натирал мозоль на остатках мозговой массы о правильном курсе партии и великом посланнике Горбачеве. Появлялся и прокурор, который запугивал всякими статьями уголовного кодекса (большей частью он дело говорил).

К концу октября наше звено имело самый большой налет в эскадрилье, и было принято решение нас отправить в профилакторий, находившийся в н.п. Дурмень (Узбекистан). Гуда посылали экипажи, налетавшие 200 часов и более. Как бы ни нравилось летать, но усталость от такой интенсивности полетов чувствовалась. Прибыв в профилакторий, удалось договориться с начальством о поезде домой (все так делали, это не секрет), нам отводилось 10 дней, поэтому с родными могли побыть неделю. Как улетали из Таш-кента – отдельная тема. Нам предшественники оставили блокнотики с адресами и телефонами, доставшиеся им также по наследству. Там было несколько разделов: авиабилеты», «билеты ж.д.», «девочки», «отдых». Все разделы бесперебойно работали, а продавцы авиабилетов в качестве бонуса (или с небольшой доплатой) даже предлагали покоротать время до вылета. Их точки считались весьма безопасными и, как я понял, были под контролем у «конторы». В принципе, весь этот набор предлагали многочисленные дельцы и сутенеры в аэропорту, но их цены были гораздо выше.

Набрав номер из раздела «авиабилеты», я тут же услышал обещание помочь, но … «не за спасибо». Однако если дельцы в аэропорту просили «сверх» 30 чеков, то тут 20. Кроме билетов предлагали: дыню (20), водку (20). девочек (50).Через час нам принесли 12 билетов, взяв за это 240 чеков[8*] (!), поблагодарили и предложили обращаться снова. Мы сразу отдали все, что получили за месяц (!!!)

Добрая половина из нас тихо возмущалась. Не рискуя головой, можно загребать деньги и жить с удобствами! Разгоравшуюся «дискуссию» прервал наш любимый командир Иванов: «Вас уважают и ценят, а их ненавидят»…

Проведенная дома неделя пролетела быстро. 8 ноября уже были в Кабуле. На следующий день полетели в Гардез на дежурство. Там находилась небольшая авиагруппа, включавшая по одному звену Ми-8 и Ми-24. Летный и технический состав периодически менялся. Очень часто возглавлял эту группу заместитель командира полка подп-к Пиянзин Иван Федорович, прекрасный человек и классный летчик. (Погиб 21 февраля 1986 г.). Летать там довелось много, но нам нравилось, не было политического прессинга. В основном, летали на сопровождение, разведку, удар по цели, прикрытие Ми-8. Работали в интересах 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады (ОДШБр), плюс прикрывали заливники, которые возили нам керосин.

С южной стороны аэродрома, на высотах более 3000 м находились два поста 56-й бригады, которые мы называли «зуб» и «пилотка» – по внешнему виду гор, на которых они стояли. На востоке, на удалении 70 км располагался еще один пост № 3. На эти посты завозили продукты и все необходимое впрок, так как при облачности сесть там было невозможно.

Еще дальше на восток, от поста № 3 в 40 км, находился г. Аллихель. Он был своего рода переходящим вымпелом. Утром наши десантники захватывали его и отдавали демократам, а ночью «духи» приходили и без боя забирали обратно. Так продолжалось, пока кто-то из советского командования не потерял терпения, и было решено провести маленькую операцию местными силами. По воздуху перевезли спецназ, по земле пошел десантно-штурмовой батальон. Город снова взяли, "пожили" там с демократами дней 10 и вернулись. Были попытки установить там наши посты, но их каждую ночь обстреливали, и там разместили демократов. Те быстро нашли общий язык с «духами», стали от них просто откупаться. Теперь хочу рассказать самое интересное – об афганцах и их армии. Где-то я прочитал, что сами афганцы много лет назад про себя говорите: «Нет воина храбрее, чем афганец, нет воина трусливee, чем афганец.

Нет друга преданней афганца. нет друга коварней афганца". Служить они не хотели. А воевать тем более.

Их интересовал дом, своя семья, свои дела, прежде всего – торговля. Продавали все. То, что было дефицитом в стране развитого социализма, в феодально отсталом Афганистане оказалось

нормой. Правда, чего не хватало, так это древесины. Пользуясь близостью «шурави», они и из этого вытянули выгоду. Постоянно что-то клянчили, особенно их замполит. Он очень хорошо говорил по-русски с украинским прононсом. Нам сказал, что учился в Киеве в общевойсковом политическом училище[9*]. Так что водку он пил и салом закусывал, причем, когда самим не хватало, приходилось его прогонять. Уходя, мог захватить какую-нибудь доску или трубу. На замечания всегда отвечал, что у «вас страна большая и все есть, а мы бедные». Лукавил. На территории своей части он держал духан, забитый до отказа всякой всячиной. Продавцом у него был солдат. Таким же духаном владел командир роты.

Со стороны трудно было понять, чем их подразделение занимается. По натянутым антеннам я предположил, что это отдельная рота связи. Единственный пост у них располагался возле неогороженного сооружения, скорее всего казармы, на котором висел какой-то лозунг. Вооружение у бойцов – карабин со штык-ножом и одним патроном в патроннике (для оповещения). Очень любили фотографироваться. Как-то их замполит попросил сфотографировать всю роту вместе и каждого отдельно, чтобы домой отправить снимки. На следующий день эти фотки продавали в обоих духанах. Питались они намного лучше нас – каждый день свежее мясо. Многие просто не ели мясо из банок, так как оно должно быть приготовлено по мусульманским обычаям.

Как-то к нам зашел афганский замполит и сказал, что у него забирают 20 солдат на Аллихель. Утром следующего дня у них началась какая-то непонятная возня. Оказалось, ночью сбежали 12 солдат. К обеду стали готовить совместный выезд с группой из 56-й бригады для поиска этих бойцов. По всей видимости, комбригу подп-ку Раевскому «сверху» дали указание – помочь. Нас посадили в готовность. Эта «экспедиция» мало что дала – к вечеру привезли лишь одного беглеца. Как сказал замполит, остальных ночью «духи призвали».

Афганские вертолетчики устраивали коммерческие перевозки. Мы видели пассажиров вертолета, привязанных ремнем к основной стойке шасси! А поначалу мы удивлялись, как рейсовый автобус («бурбахайка») может мчаться по дороге, весь облепленный афганцами.

Я обрисовал малую часть того, что видел. На совместных боевых операциях картина была куда хуже. Вначале высаживали «демократов», следом – наших. Часто афганцев приходилось гнать пинками, те падали, не шли, хоть расстреливай. И всегда заключительную точку во всех операциях ставил «шурави». Я иногда спрашивал у командиров, зачем нам эта война, если самим афганцам она не нужна…

7* В документах полка причиной потери вертолета значится «боевое воздействие противника с земли».

8* Чеки Внешторга СССР выдавались советский гражданам, работавшим за границей, в качестве зарплаты, вместо валюты.

9* В Киеве не было такого училища. Скорей всего, речь идет о Командном общевойсковом училище им. М.В. Фрунзе.

Слева: разбитая автотехника – характерная картина дорог Афганистана. (Снимок сделан с места летчика-оператора Ми-24). Справа: командир 50-го ОСАП п-к Зайцев поздравляет личный состав с Новым 1986 г.

После двух недель пребывания в Гардезе нас выдернули в Кабул. Мы уже поняли – что-то готовится, и не ошиблись. Была прямая дорога в Панджшер. Перелетели в Баграм, откуда предстояло работать. В данном районе летать еще не доводилось, но были наслышаны о нем до страха. Однако уже имелся определенный опыт, на который мы и рассчитывали. Работка предполагалась не сложная, на недельку. Наше звено отправили в помощь постоянно дислоцированной в Баграме 262-й ОВЭ. Ее командир определил нас в ударную группу, а свое звено – в группу разведки и целеуказания (эти ребята, в отличие от нас, знали район). Вертолеты перебросили одну роту 345-го десантно-штурмового полка. Особого сопротивления не было.

Вот тут я и заметил, насколько дерзко действовало наше звено. Мы заняли позицию между площадкой десантирования и предполагаемым противником, хотя это должны были сделать «разведка и целеуказание». Такое решение Иванов принял сам, увидев, как звено из 262-й ОВЭ после пары выстрелов вдоль площадки заняло позицию наблюдения. Авианаводчик нашими действиями остался доволен – понимали его с полуслова. Грамотное прикрытие площадки отметил сам командир 262-й эскадрильи. (Через год мы снова работали вместе с теми же ребятами и в том же районе. Это были уже дерзкие вертолетчики, не уступали нам ни в чем). Десантники, по всей видимости, справились быстро, так как их стали забирать назад не через неделю, а на пятый день. Мы вернулись домой – в Кабул, и весь следующий день стирались, парились, гладились.

Примерно 10 декабря нашему звену была поставлена задача перелететь в Кандагар в распоряжение командира местного полка[10*]. К тому времени в кандагарском полку много летчиков погибло (по-моему, даже одну эскадрилью заменили досрочно по психологическим мотивам). В боевой операции, проведение которой наметили юго-восточнее Кандагара, решили задействовать экипажи из других частей (по звену Ми-8 и Ми-24 выставили Кабул, Газни и Джелалабад). После высадки десанта мы дней пять обеспечивали доставку средств снабжения. Операция оказалась не масштабная (по крайней мере, я ни одного выстрела не слышал), но убитых и раненых оттуда вывозили. В «черный тюльпан» грузили «двухсотых» даже в полиэтиленовых пакетах. Что там происходило, не знаю. За все время ни один вертолет не был подбит, хотя двумя месяцами раньше в том районе сбивали каждый пятый вертолет. Очевидно, потери были понесены при подрывах на минах, растяжках и в периодических перестрелках.

Не дожидаясь конца операции, кто-то из местного командования поставил нам задачу перегнать старые вертолеты в Союз. Техника была, мягко говоря, изрядно потрепана. Блоки НАР были сняты, вместо них висели дополнительные баки. Из Кандагара мы взяли курс на Шинданд. Так как из вооружения были только пулеметы и личное оружие, то высоту перелета набрали максимальную, на которую только была способна эта техника – 4500 м. В Шинданде мы пробыли 2 дня, согласовывая вопрос пересечения границы. Перелетели ее над Кушкой, с дальнейшим курсом на аэродром Мары. Там нас встретили пограничники и таможенники (как туркменские, так и узбекские таможенники сами решали, что можешь перевозить, а что – нет). После досмотра наши вертолеты были разоружены и сданы под охрану. Следующим утром мы получили «добро» на конечный этап перелета до Кагана. Там «двадцать четверки» передали инженерной службе и ночью поездом направились в Ташкент. На местном аэродроме Тузель мы встретили ребят из первой эскадрильи нашего полка (Ан-12), они нас и забрали домой. После двухнедельных скитаний мы прибыли в Кабул. До нового года боевые операции не проводились. Летали только на обеспечение и сопровождение.

Среди наших летчиков были, конечно, и те, кто боялся. Страх – нормальное явление для человека, усиливает инстинкт самосохранения. Но надо было осознать, что задача поставлена, и нам все равно придется ее выполнить. Не хочу говорить о тех, кто накануне боевых операций обращался к врачу с выдуманными причинами. Преклоняюсь перед теми, кто в болезненном состоянии садился в кабину. К сожалению, не помню всех фамилий, так как совместно пришлось быть мало, летая по различным точкам. Но некоторых летчиков хочу назвать: м-р Капралов, Володя Селезнев, Паша Громов, Сергей Синько (погиб 13.01.86), Игорь Пархотик и Валера Чеботарев, к-н Фоменко, Женя Полетаев (погиб 8.10.86), Олег Ковтун и Гена Ситапо, Витя Дрожжов, к-н Жосул и ст. л-т Урвачев, Кашапов Зинур (в быту Юра), Рысев Алексей, Вова Егоров (погиб 19.10.86), Женя Тючкалов, Сергей Черкасов, Жора Овчиренко, Юра Лихогляд, Валера Кудло.

К новому году мы подошли без потерь, хотя предпосылок было предостаточно. Неприятности начались в 1986 г. После встречи Нового года 1 января никаких вылетов не было. В основном, весь личный состав отдыхал в модуле. Командование не теряло контроль, периодически посещая комнаты. Вечером нам уже ставили задачи на 2 января.

10 января нас отправили в Баграм. Там опять готовилась какая-то операция. Так как она планировалась совместной с «демократами», то на уточнение и согласование ушло 2 дня. В это время мы сопровождали Ми-8 с командованием, по несколько раз в день пролетая по маршруту Баграм-Кабул. Как я понял, перевозили офицеров оперативного отдела, готовивших операцию.

Вечером 12 января поставили задачу на следующее утро по высадке десанта и прикрытию продвижения мотострелков. Воевать 13 числа не хотелось. Летчики – народ суеверный. Да еще как раз 13 ноября, всего 2 месяца назад в Кандагаре погиб подп-к Тегай[11*], находившийся в Афганистане уже во второй командировке.

Маршрут проходил в Панджшер. Мы шли в группе разведки и целеуказания. При подходе к месту высадки сопротивления не встретили. Но не расслабились. Нас могли ждать, операция-то совместная. Отошли на километр севернее площадки, встали в круг. «Мясорубка» началась, когда высадился первый десант. Отчетливо была слышна стрельба ДШК. Обнаружить, откуда велся огонь, оказалось трудно. Авианаводчик подключился, когда ударная группа стала разносить домишки кишлаков. Поданным разведки, они были «пустые», а значит, там противник. Неприятель пытался бить по десанту с двух склонов ущелья. Теперь я сам уже видел вспышки ДШК. Стрельба из пулемета и НАРами не дала результата. Ведущий ком. звена Иванов вошел в прицеливание, но несколько ракет С-8 из правого блока не вышло, хотя их двигатели включились, и вертолет резко стало вести влево. Иванов удержал машину. Заряды выгорели, и вертолет успокоился. Десантирование продолжалось, уходить было нельзя. Пришлось применить управляемую ракету. После высадки Ми-8 резко отворачивали на 180°, чтобы поскорее выйти из зоны обстрела. По окончании десантирования все группы покинули район. Нас сменили два звена Ми-24. Когда вернулись в Баграм, то при осмотре машины Иванова все увидели, что пуля от ДШК попала в лобовое бронестекло кабины оператора, которое покрылось мелкими трещинами и стало матовым. Еще две такие пули прошили правый блок Б-20, покорежив стволы, в которых и застряли ракеты.

10* 280-й ОВП.

11* Тегай Вячеслав Андреевич, военный советник отдельной вертолетной эскадрильи ВВС Афганистана. Родился 26 августа 1949 г. в с. Актепа Букинского района Ташкентской области Узбекской ССР. Кореец. В 1971 г. окончил Сызранское ВВАУЛ. Принимал участие совместно с командованием афганской армии в разработке и проведении боевых операций против вооруженных формирований мятежников. 13 ноября 1985 г. погиб в бою во время поиска советника командующего ВВС Республики Афганистан генерала Н.А. Власова, самолет которого был сбит днем ранее. Власову удалось катапультироваться, но при спуске на парашюте он был обстрелян противником и получил смертельное ранение.

Убежище на случай обстрела

Союзничек. Афганский часовой на посту

Восьмерка из 50-го ОСАП на высокогорном блок-посту

В тот день вылетов больше не было. кто-то из техсостава сказал, что на Искополе (недалеко от Газни) погиб экипаж[12*] С.Л. Синько. В операции участвовали ОВП из Джелалабада, вертолетная эскадрилья из Газни и 50-й ОСАП.

На следующий день мы вернулись в Кабул. По рассказам ребят, Синько погиб в воздухе. Оператор Саша Устыченков выпрыгнул с парашютом, но из-за малой высоты тот не раскрылся. Тело Саши вынесли спецназовцы. Вертолет упал в горах и взорвался. Эскадрилья понесла первые потери. Одни это восприняли как сигнал к решительным действиям, другие – максимальному самосохранению.

За январь – февраль провели еще несколько мелких операций, связанных с очисткой вооруженных кишлаков. Начали выполнять учебные полеты при облачности. Посчастливилось и мне полетать в командирской кабине, продолжив программу подготовки командиров, начатую еще в Германии.

На тот момент в эскадрилье образовали две группы по 8-10 экипажей. Одну вел комэск, вторую – его заместитель м-р Капралов. Мы все время были с Капраловым, а тогда он попал в госпиталь, на смену пришел замполит к-н Михайловский, Разница, конечно, чувствовалась. Михайловский был неплохим летчиком, но у него отсутствовал должный опыт, что стало результатом решения начальника политотдела армии, который запретил замполитам летать на боевые операции. Поэтому Михайловскому часто приходилось дежурить на аэродроме, вылетая для прикрытия взлетавших и садившихся в Кабуле транспортных самолетов. Но терпения у нашего замполита хватило ненадолго, и с февраля он стал летать по всем задачам. Впоследствии из-за нехватки экипажей о запрете начальника политотдела как бы и вовсе забыли.

12*Синько Сергей Леонидович, командир звена вертолетов Ми-24, военный летчик 1-го класса. Родился 6 января 1959 г. в г. Пугачеве Саратовской области. В 1980 г. окончил Сызранское ВВАУЛ. В Республике Афганистан находился с сентября 1985 г. Награжден орденом Ленина (посмертно). Устыченков Александр Леонидович, штурман звена, летчик-оператор вертолета Ми-24. Родился 9 июня 1958 г. в дер. Озерки Нюксенско-го р-на Вологодской обл. Русский. Окончил Саратовское ВВАУЛ. В Республике Афганистан – с сентября 1985 г. Награжден орденом Красной Звезды (посмертно). Старков НиколайВладимирович, борттехник Ми-24. Родился 22 февраля 1962 г. в деревне Порозята Сивинского р-на Пермской обл. Окончил Кировское ВАТУ. В Республике Афганистан – с сентября 1985 г. Награжден орденом Красной Звезды (посмертно).

Зимой противник почти не вел активных действий, накапливая к весне силы и оружие. Поэтому стали проводиться операции с целью выявления складов оружия и путей его доставки. Погода стояла слякотная, солнце светило, но не особо грело, кругом была грязь. Я так и не понял состав местного грунта. Летом – слой пыли, зимой – грязь. Высыхает и снова превращается в пыль.

Пару раз пришлось летать в Джелалабад, сопровождая Ми-8. Что меня там поразило, так это полное отсутствие намека на зиму – джунгли, пальмы, обезьяны. Говорят, что там круглый год купаются.

В конце января борттехникам запретили участвовать в боевых вылетах из-за неоправданных потерь. Теперь надо было думать, как защищать отход. Во-первых, без всяких согласований наш командир звена Иванов перешел к полетам только на предельно малой высоте (10-15 м). Это давало ряд преимуществ: абсолютное большинство имевшихся у моджахедов ПЗРК не могло поражать цели, идущие столь низко; из-за высокой угловой скорости перемещения вертолета ухудшалось прицеливание по нему стрелкового оружия, включая ДШК (этот массивный пулемет оказался слишком «неповоротливым»). Во-вторых, стали применять полет со скольжением, частое изменение курса, использовали складки местности. В-третьих, применили новые тактические приемы: удары стали наносить с разных направлений, чаще со стороны солнца; при отходе ведомый с безопасного удаления с кабрирования пускал НАРы, прикрывая ведущего. Порой мы снижались до 3-5 м. Для стрельбы по вертолету моджахедам приходилось взбираться на крыши домов, а оттуда мало кто сам спускался.

Полеты у самой земли, конечно, были рискованными, но не опаснее, чем попасть в прицел «духам». Время шло, опыт накапливался. Порой казалось, что по нас перестали стрелять. Но потеря бдительности таила смертельную опасность. Это Восток…

Для себя я сделал еще одно наблюдение. Если в поле никто не работает – в кишлаке «духи». Боясь попасть под шальную пулю во время бойни, народ прятался по домам. Но эта примета еще не означала, что из кишлака по нас будут стрелять. Скорее, моджахеды там дожидаются ночи, стараясь не поднимать шум раньше времени.

Были кишлаки, к которым не следовало вообще подходить. Например, Мухамед-Ага (Мухамедка, там, где нас 29 сентября 1985 г. подбили) – настоящее осиное гнездо под боком у 3-го батальона 56-й ОДШБр, который располагался в Бараках. Этот батальон там регулярно шорох наводил, но бесполезно. Кругом «зеленка». Мы ее старались обходить на удалении не менее 2 км либо провоцировали для разрядки. Не тащить же снаряды домой.

21 февраля 1986 г. впервые с начала афганской войны был сбит вертолет ночью. Погиб зам. командира нашего полка по летной подготовке подп-к И.Ф. Пиянзин.

Пиянзин решил «подлетнуть» во избежание перерыва в полетах ночью. В его экипаж входил штурман звена ст. л-т А.В. Васильев, с которым мы ужинали за одним столом. Он быстро поел и со словами: «Пиянзин не любит ждать», – выбежал из столовой. Поужинав, мы с Исаевым вышли и, всматриваясь в небо, пытались разглядеть вертолет. Вдруг над Кабулом на высоте где-то 2000 м появилась яркая вспышка. Горящие обломки разлетались и падали вниз. Через полчаса все выяснилось. Пиянзин[13*] погиб. Васильев выпрыгнул с парашютом, в воздухе каким-то обломком вертолета ему оторвало ногу, приземлившись, он потерял сознание. Его подобрали афганцы, стропой перетянули ногу и отвезли в госпиталь. К счастью, он выжил.

Военный городок 50-го ОСАП

Пора рассказать об условиях службы и быта. Жили в деревянных щитовых домиках, так называемых модулях. Сразу у входа слева – умывальник, справа – оружейка. В домике находились ленинская комната (именуемая комнатой досуга) и 3 комнаты отдыха экипажей, каждая из которых была рассчитана на 6 человек (одна пара). Офицеры управления эскадрильи жили отдельно, в таких же условиях. В каждой комнате имелся кондиционер БК-1500, который в жару не справлялся, и его приходилось обливать водой. Дежурил по модулю кто-нибудь из летного состава, а дневальными заступали 2 солдата.

Перед приездом нам выдали летные комбинезоны песочного цвета. Прежние голубые комбинезоны из синтетики отменили по целому ряду причин. Во-первых, в них было жарко. Во-вторых, небезопасно – при пожаре такой комбинезон мог расплавиться и прилипнуть к телу. Однако новое летное обмундирование не отличалось прочностью, лучшей подменой ему стала обычная хлопчатобумажная солдатская гимнастерка. Многие носили полевую форму, прозванную афганкой, хотя она была неудобна в полете. Обувь старались подобрать покомфортней. Летом в летных ботинках ноги парились, поэтому в ход шло все – от кроссовок до «Саламандры». Высокогорье (Кабул – 1835 м над уровнем моря, Гардез – 2350 м) вносило свои коррективы. Днем – жара невыносимая, ночью – холодно. Поэтому даже летом ночью приходилось одевать демисезонную куртку.

На складе выдавали сигареты, сырые и пропахшие плесенью. За это с нас удерживали определенную сумму. Прежде чем курить, приходилось все пачки раскрывать и трое суток сушить. Если скажу, что кормили плохо, сделаю комплимент работникам столовой. Создавалось впечатление, что все несъеденное шло по второму кругу с небольшим добавлением свежих продуктов. Тыловики это, конечно, отрицали. Только командир батальона обеспечения со своими службами жирел, а мы худели. Редко на столе можно было увидеть весь причитающийся летный паек. Качественные продукты постоянно заменяли какими-то эрзацами, причем комбат нам сообщил, что так позволяет поступать такой-то приказ. Я вспоминал, как кормили солдат афганской армии в Гардезе, и не мог понять: у кого развитой социализм?! Конечно, много воровали. И, конечно, не без ведома начальников. Я сам видел в духанах «Пятихаток»[14*] ящики сгущенки и говяжьей тушенки. Если ты хотел хорошо покушать, прошу в чипок[15*]! Выкладывай свои денежки и все получишь: и сгущенку свеженькую, и ветчину в баночках (югославскую и очень вкусную). У холостяков были хорошие шансы улучшить свой рацион, подружившись с поварихой или официанткой.

Командование питалось в отдельном зале. После XXVII съезда, когда провозгласили перестройку, гласность и плюрализм, столы вытащили в общий зал. Начальник политотдела настолько поверил в новые партийные лозунги, что как-то заявил: «Мы едим то же самое, что вы. Вот сегодня на первое харчо, на второе котлеты с гречкой». Тут он явно опростоволосился, так как у нас в тот день на первое был борщ, а на второе – макароны с тушенкой.

13* Пиянзин Иван Федорович, заместитель командира 50-го ОСАП. Родился 6 декабря 1940 г. в с. Старое Назимкино Шемышейско-го района Пензенской области. Мордвин. В 1962 г. окончил 160-е военное авиационное училище летчиков (более раннее название Сызранского ВВАУЛ). В Республике Афганистан находился с августа 1985 г. Выполнил 430 боевых вылетов. Награжден орденом «За службу Родине в ВС СССР" III степени и орденом Красного Знамени (посмертно).

14* Район Кабула, где жили советские специалисты, в основном, гражданские.

15* Кафе на территории воинской части.

Окончание следует

Примечания: