• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Петя с грохотом мчится по ступенькам лестницы вниз. На площадке первого этажа его встречает Таня. Такое впечатление, что она даже специально ожидает его здесь, возле своей двери.

— Петя! Подожди!

Мальчик резко, на всем ходу, тормозит ногами. Но руку с перил не снимает, чтобы, ни секунды не задерживаясь, ринуться дальше, если у Тани не такое уж серьезное дело к нему.

— Петя, я знаю, как ты любишь хорошие книги. У меня есть очень хорошая книга.

Мальчик отходит от перил и с оттенком сомнения в голосе спрашивает:

— Очень хорошая? Какая же?

— «Остров дружбы». О Миклухо-Маклае. Знаешь, знаменитый путешественник?

— Миклуху знаю. Но такой книги не читал.

— Я тебе могу ее дать. Только условие…

— Ты скажи, когда надо отдать, — перебивает ее Петя, зная наперед, какое это условие: чтобы никому ее не давал, чтобы не загибал страниц, чтобы не ставил на полях восклицательных знаков, чтобы не ставил на полях вопросительных знаков, чтобы вернул точно в срок…

— Срок самый жесткий — до завтра! — тоном, не позволяющим даже думать о том, что «завтра» можно превратить в «послезавтра», говорит Таня.

— По-моему, я тебя никогда не подводил, — немного даже обижается Петя.

— Не подводил. Потому и доверяю тебе. Ведь ты знаешь, кто мне их дает!

— Кто! Людмила Александровна! — с уважением произносит мальчик.

— Так вот. Могу принести ее хоть сейчас. Постой здесь, никуда не беги.

Девочка скрывается за дверью и очень скоро возвращается с книгой в руках.

Петя берет книгу, начинает рассматривать. На переплете — рельефное изображение корабля, идущего под всеми парусами, на корешке — бумеранги, компасы, подзорные трубы. А сколько рисунков! Почти через каждые десять страниц рисунок. Даже две карты приложены. И название такое захватывающее — «Остров дружбы». Наверное, это про тот остров, где Миклухо жил с туземцами, лечил их, защищал от врагов.

Строгий голос Тани возвращает Петю с островов Новой Гвинеи на лестничную площадку в доме номер пять по Грибному переулку. Она спрашивает:

— У тебя завтра сколько уроков?

Продолжая изучать по развернутой карте пунктирную линию, показывающую маршрут одного из путешествий, Петя коротко отвечает:

— Пять.

— И у меня пять. Сейчас же после школы я буду тебя ждать у ворот. Получу у тебя книгу и пойду домой купать Маришку. Потом начнем работать с Людмилой Александровной, завтра она выдает у нас книги. В среду у меня очень много дел.

— Так в среду вам не до меня будет! — обрадованно говорит мальчик. — Ничего не случится, если я задержу до четверга.

Он аккуратно складывает карту, приглаживая края плотной бумаги, потом захлопывает книгу и просовывает ее между первой и третьей пуговицами рубашки — более надежного места, конечно, не найдешь.

Таню радует такое бережное обращение с книгой. Но она не любит, когда хитрят. Если она сказала — срок самый жесткий, значит у нее были основания.

— Ты же знаешь, Петя, у нас в библиотеке есть детский кружок. Ну, как хочешь нас назови — друзья книги или юные библиотекари… И еще мы приводим в порядок старые книги. Старые не потому, что они старые, а потому, что они растрепаны. Вчера, когда принесли «Остров дружбы», Людмила Александровна сказала: «Ой, как же ее истрепали, эту книгу!» — и дала мне ее, чтобы разгладить поля, подклеить углы, словом, раставрировать. И вернуть надо завтра, потому что читатели ее рвут на части.

Петя смеется:

— Ты клеишь, а они рвут?

— Да нет же, рвут не в буквальном смысле. Просто очень часто спрашивают. Я уже всю работу сделала, и если завтра не отдам…

Таня даже не договаривает, что будет, если она не отдаст завтра книгу. Только строго смотрит на Петю.

— Ты понимаешь?

Петя кивает головой. Как ему не понять?..

Дом, где живут Петя и Таня, построила для своих рабочих кондитерская фабрика. Еще недавно в этих местах шумел лес, даже водились грибы. Поэтому и переулок назвали — Грибной, а жильцов нового дома — «грибниками». На фабрике есть своя библиотека, и Таня помогает библиотекарше Людмиле Александровне выдавать книги, расставлять их по полкам, записывать читателей. Хорошо помогает: Людмила Александровна даже зовет ее своей правой рукой. И часто, уходя вечером из библиотеки домой, Таня уносит какую-нибудь очень увлекательную книгу. Самой хочется почитать и надо о таких ненасытных читателях, как Петя, подумать. Сама она всегда возвратит книгу во-время и от других требует того же. Здесь уж поблажки от нее не дождешься…

Как не понять! Если один раз в срок не вернешь — все кончено. Больше никогда ничего не получишь.

И чтобы Таня совсем уверовала, что книгу он не задержит, Пета быстро-быстро говорит:

— Сегодня я никуда не пойду. К мячу даже не притронусь. Уроки сделаю — и сяду за чтение. Только скажу во дворе, что играть в футбол не буду…

Таня слушает Петины объяснения, потом испуганно восклицает:

— Вася сюда идет! И Коля! Они тебя вытащат в футбол играть. Успеешь прочесть?

— Я сегодня играть не буду, — повторяет Петя и с независимым видом выпячивает грудь. Это надо понимать так: пожалуйста, не беспокойся, я сумею дать отпор даже самым настойчивым уговорам товарищей.

— Тогда я уйду. Сам с ними договаривайся, — говорит Таня и захлопывает за собой дверь.

Одновременно в другую дверь, со двора, входят Вася и Коля.

— Ты что же, мы тебя ждем, а ты тут с девчонками! — произносит сердито Вася.

— Из-за тебя только не начинаем, — добродушно бурчит Коля.

Петя выдерживает долгую паузу. Затем, смело глядя в глаза друзьям, заявляет:

— Я сегодня играть не буду!

Вася ничего не говорит, ни о чем не спрашивает, но вся его фигура выражает такую степень удивления и осуждения, что Петя сейчас же меняет тон и начинает скороговоркой объяснять:

— Достал замечательную книгу. Только на один день. Завтра надо отдать.

Все так же молча Вася берет у товарища книгу, молча перелистывает страницы:

— Только на один день?

— Только на один день.

— А как же мы с Колей? Так и не прочтем ее?

Теперь молчит Петя.

Коля видит всю безвыходность петиного положения и примирительно замечает:

— Пусть хоть один из нас прочтет. Все ведь никак не успеем.

Васю возмущает колин покладистый характер:

— А ты знаешь, что это книга о Миклухо-Маклае? Или ты не знаешь этого?

— Знаю, — отвечает Коля, хотя об этом он узнал только сейчас, из уст Васи.

Петя все обдумал. Конечно, только так можно разрубить этот узел:

— Понимаете, ребята, дать ее вам я никак не могу. Связан клятвой. И срок очень жесткий. Лучше всего я отнесу ее обратно Тане.

— Так это ты у Тани взял? — презрительно говорит Вася и сейчас же возвращает книгу. — И чтобы я притронулся к ней!? На танины вещи ведь дохнуть нельзя. Она за пылинку наделает столько шуму, после ее отвяжешься.

— Что ты все сердишься, сердишься — удивляется Коля. — То на Петю напустился, теперь Таня стала нехороша.

— Тогда вот что, — решает Вася, пропуская мимо ушей замечание приятеля. — Ты, Петя, только на минутку спустись во двор и посмотри, что Володя нарисовал. Принес целый альбом, всех наших футболистов изобразил.

— Я посмотрю, — соглашается Петя, — но только недолго. Хорошо, Вася? А то времени совсем в обрез…

Володя — брат Тани. Он совсем отсталый человек. На катке был только один раз в жизни, да и то по делам семейным: Таня с подругами ушла на каток и забыла дома варежки, мама разволновалась и попросила отнести их сестре. Ботинки он носит ровно вдвое дольше, чем все его товарищи — это потому, что никогда даже не ударит ногой по мячу. Ходит на лыжах, но если на пути попадается маленькая горка, берет лыжи в руки и спускается пешком. Но ребята во дворе прощают ему многое, чего не простили бы никому другому, даже его нелюбовь к спорту. Володя — художник. Рисование — его страсть. Если бы все мальчики столько рисовали, сколько он, пришлось бы открыть много новых фабрик карандашей и бумаги, чтобы хватило для всех. И художник Володя тоже не такой, как все. Другой рисует, рисует, а смешного ничего нет в его рисунке. Володя же умеет не только подмечать смешное, но и переносить его на бумагу. Проведет карандашом черточку возле глаза или у рта, и каждый, кто посмотрит, засмеется, даже взрослые улыбаются…

И сейчас, когда Вася, Коля и Петя подходят к скамейке, на которой, окруженные группой ребят, сидят Володя с альбомом на коленях и дворник Тихон Максимович, — все мальчики смеются, а дворник улыбается.

— Постойте, Тихон Максимович! Не смотрите дальше! — кричит Вася. — Пусть Петя тоже посмотрит. Начинайте сначала.

— Начнем сначала, — соглашается Тихон Максимович. — Садись сюда, Петя.

Петя садится рядом с дворником. Мальчики размещаются вокруг скамейки. Они уже видели эти рисунки, и не один раз, но хочется еще раз взглянуть, еще раз обменяться мнениями.

Тут же вертится Жучка, неизменная участница всех дворовых событий. У каждой приличной собаки есть паспорт — у Жучки паспорта нет: она из породы тех беспородных дворовых псов, которые, стоя на страже порученного их охране двора, безропотно мокнут под осенними дождями, стынут под холодными ветрами, спят, где придется и как придется.

Володя раскрывает альбом.

— Так я и знал, — говорит Петя, — сначала общий рисунок всей команды.

Ребята, перебивая друг друга, начинают разбирать по косточкам фигуру каждого футболиста, десяток рук тянется к альбому… Но Вася командует:

— Дальше. Петя спешит.

Володя покорно переворачивает страницу.

— А за это Вася обещал Володе надавать по шее, — указывая на новый рисунок, говорит Виктор, самый маленький из всех игроков команды, собственно, еще даже не игрок, а «резерв».

Вася бросает сердитый взгляд на мальчика:

— Насчет того чтобы надавать по шее, я, конечно, только грозился. Но все же со мной ты, Володя, перемудрил.

— Так это же, понимаешь, дружеский шарж, — спокойно объясняет Володя.

— А это наш Валька — хором объясняют мальчики дворнику содержание следующего рисунка. — У него ведь ноги загребущие, как захватит мяч — никому не отдает.

Валя, белобрысый и белобровый мальчик, насупившись, спрашивает:

— А при чем здесь конфета?

— Ты что же, Валька, даже этого не знаешь? — презрительно говорит Петя. — Есть такие конфеты — «Ну-ка, отними».

— Давай дальше, после будем разглядывать! — снова командует Вася.

Володя переворачивает страницу.

— А это кто? — всматривается в рисунок Тихон Максимович. — Ничего не пойму. Из-за перчаток живого человека не увидишь.

«Живой человек» — Саша — проталкивается вперед и возмущенно говорит:

— И насчет меня он тоже малость перехватил.

— А меня здорово как нарисовал! Посмотрите, Тихон Максимович! — восторженно произносит Гриша, мальчик в теплом пушистом свитере. — А подпись какую придумал — «В поте лица своего»!

— Так чему же ты радуешься? — удивленно спрашивает Тихон Максимович. — Над тобой смеются, а ты радуешься.

— Тонко очень подмечено. Мне всегда жарко в фуфайке, а снять ее — спортивного вида не будет.

— А теперь покажите Пете его портретик, — предлагает Вася. — Пусть на себя полюбуется.

Володя перелистывает сразу несколько страниц и, предупреждая новую обиду, повторяет.

— Это же, понимаешь, дружеский шарж…

Тихон Максимович поднимает голову от альбома и одобрительно говорит юному художнику:

— Молодец! Навел на них критику. А то вчера опять цветы на клумбе потоптали…

Петя лишь мельком оглядывает свой «портретик», затем, стараясь замять начатый дворников неприятный разговор, громко заявляет:

— Ребята, я сегодня играть не буду. Вася знает — у меня срочное дело.

— Ты только посмотри еще самый интересный рисунок, потом пойдешь, — смеется Вася и искоса поглядывает на дворника.

Володя быстро прикрывает альбом рукой:

— Нет, больше тут нет ничего такого… особенно выдающегося.

— Если показываешь, так показывай все, — замечает Тихон Максимович и сам перелистывает страницу. Но тут же улыбка исчезает с его лица, и он строгим официальным голосом спрашивает:

— И меня сюда же? Когда же это я гонял вас такой метлой? Таких длинных метел даже в продаже нет.

Из подъезда дома во двор выходит Таня, ведя на поводке белую лохматую собаку. Приблизившись к скамейке, Таня говорит:

— Володя, ты все не наглядишься на свои произведения? А дал маме обещание каждый день от четырех до пяти дрессировать Маришку. Не надо было тогда обещать.

— А разве уже четыре часа? — удивленно спрашивает мальчик и берет поводок.

— Такого рассеянного с улицы Бассейной, как ты, Володя, никто еще не видел, — бросает ему сестра и, пожав худенькими плечами, не глядя на мальчиков, уходит.

Маришка порывается бежать за молодой хозяйкой, но Володя удерживает ее. Собака сильнее натягивает поводок, скребет лапами о землю, начинает тяжело дышать…

Маришка — это белый пудель. Глаза Маришки завешены густой шерстью. Шерсть пробовали выстригать, но она стала расти еще сильнее. Тогда начали собирать на лбу и закалывать мамиными заколками для волос. Но собака лапой срывала заколки, и опять большие и умные глаза исчезали под густыми космами непокорной шерсти. Но и так видела она хорошо, своих замечала издалека и опрометью бросалась навстречу, виляя хвостом…

Вася смотрит на собаку, потом поворачивается к Володе и презрительно говорит:

— Ты бы хоть не смешил народ. Какой же из тебя Дуров? Разве она тебя послушается когда-нибудь?

— Слушается. Еще как, — не очень уверенно заявляет Володя и умоляюще смотрит на Маришку. — Сядь! Маришка, сядь! Сядь, сядь, сядь!

Собака приседает, только не на задние, а на передние лапы, затем делает один легкий прыжок за другим и снова собирается повторить свое сальто.

Тихон Максимович встает, приминает сапогом взрыхленную собачьими лапами землю и укоризненно говорит незадачливому дрессировщику:

— Пока ты с ней договоришься, она весь двор нам перероет.

Затем он нагибается, поднимает с земли метлу и уходит.

— Она, наверное, не поняла тебя, — успокаивает расстроенного товарища Коля.

— Не умеет он учить собак, — решительно заявляет Вася. — Нет у него силы воли. Вот, если бы я взялся за нее — у нас заплясали бы и лес и горы.

— Пока пляшет только Маришка, — смеется Гриша.

Смех дружно подхватывают все мальчики.

Смеется и Володя. Потом объявляет:

— Я вот что придумал, ребята. Научу Маришку всем вашим футбольным правилам. Как забил кто-нибудь гол — чтобы она сейчас же залаяла. Второй раз забьете — два раза будет лаять. И так далее…

Но тут он замечает уничтожающий взгляд Васи.

— А если не сумею научить, попрошу тебя, Вася. У тебя воли много. И силы.

— И того и другого хватит! Но, кроме того, у меня есть еще проверенный метод обучения собак. И даже кошек. У нас был кот Барс, так он у меня по струнке ходил!

— Ты научи Маришку книги читать, — смеясь, советует Петя, указывая на свою книгу, и сейчас же просительно добавляет: — Ну, я, Вася, пойду. Триста семьдесят девять страниц — не шутка!

— Иди, — разрешает Вася. — Только потом нам с Колей расскажешь все.

Петя утвердительно кивает головой и направляется к подъезду дома.

— Ребята!.. Эй!.. Постой, Петя! — откуда-то с улицы, из-за решетчатого забора, раздается громкий крик.

Через несколько секунд в воротах показывается Андрюша. Волосы на его голове взъерошены, одна прядь прилипла ко лбу. Прижимая к себе глиняный горшок с небольшим лимонным деревцом, он на весь двор кричит:

— Вася! Все наши в сборе?

Ребята вскакивают со своих мест и бегут к воротам. К ним присоединяется Петя. Впереди всех, волоча по земле поводок, несется Маришка.

— Вася… все наши… в сборе? — повторяет, с трудом переводя дыхание, Андрюша и оглядывает собравшихся.

— Все на месте. А что? Каждому дашь по своему лимончику? Или это крыжовник? Не поймешь, что это ты вырастил…

— Это лимоны. Их вырастили ребята в нашем школьном кружке. Но я не это хочу вам сказать. Сейчас я был в семнадцатой школе, в Тихом переулке. Знаете?

— У «тихарей»! — восклицает Коля.

— У них. Мы носили им это дерево. Показывали его. Потом рассказывали, как делать прививки. В школе я видел Анатолия, капитана футбольной команды. И других ребят. Они сказали, что могут сегодня померяться с нами силами. Сразу после комсомольского собрания они придут на пустырь.

С лица Васи сбегает насмешливое выражение, теперь голос его звучит звонко и твердо:

— Сейчас же все на пустырь! Виктор, бери мяч! Андрюша — домой! Оставишь свои лимончики и догоняй ребят! Коля и Петя — со мной!

Мальчики гурьбой выбегают на улицу. Увлекаемый Маришкой, Володя следует за ними. Андрюша, все так же бережно прижимая к себе* горшок с лимоном, спешит домой. Вася, Коля и Петя остаются одни у ворот.

Вася поворачивается к Пете и вопросительно смотрит на него.

— Ты как?..

— Нет. Сегодня ни за что, — с железной решимостью бросает Петя и даже делает шаг назад.

— А ты знаешь, что «тихари» обещали с нами сделать? Или ты этого не знаешь?!

— Знаю, — все также твердо отвечает Петя. — Но вы тоже знаете, что я должен завтра отдать книгу.

— Испугался Тани?

Петя хочет оставить этот каверзный вопрос без ответа. Но Вася не успокаивается, и в голосе его звучит легкая насмешка:

— Может, она накажет тебя, бедненького, если вернешь послезавтра?

— Я обещал вернуть завтра. А вы Таню знаете, — упорно твердит Петя.

— Пунктуальщица, — коротко определяет Вася, и нельзя понять, чего больше в этом новом словообразовании — уважения или презрения.

— Называй, как хочешь, а я должен принести ей книгу во-время, — говорит Петя с таким ударением, на слове «должен», что оно звучит на три тона выше всех остальных слов.

— Я должен, ты должен, он должен, мы должны, вы должны, они должны, — произносит нараспев Вася, и теперь в голосе его слышна уже явная насмешка.

— Словом все должны, — не зная, что сказать, произносит Коля.

Наступает молчание. Затем Вася меняет тактику.

— А ты не играй, — вдруг предлагает он, и лицо его при этих словах принимает выражение полнейшего безразличия. — Бери свою книгу и иди с нами на пустырь. Мы будем играть, а ты — читай. Читай сколько хочешь. Иногда посмотришь на нас, посоветуешь что-нибудь. Читать даже лучше на свежем воздухе.

Это — ловкий ход: надо только заманить Петю на площадку, а там…

— Правильно, — подхватывает Коля, разгадав хитрость приятеля. — Читать там никому не запрещается. Читай и смотри, как мы начнем им забивать.

— Поглядишь, как они будут мазать, — смеется Вася и подмигивает при этом Коле. — Уж очень там мазилы собрались.

На «мазил» Пете и самому интересно посмотреть. Тем более, конечно, что случится, если сесть где-нибудь в укромном уголке, читать книгу и изредка посматривать, как Вася и другие ребята забивают мячи.

Мимо пробегает Андрюша, кричит на ходу:

— Вы еще здесь? Еще не ушли?

Петя засовывает книгу между пуговицами рубашки и с возгласом: «Почитаем!» — выбегает из калитки. Вася и Коля наперегонки несутся за ним.

О «тихарях» говорят, что у них хорошая спайка. Говорят, что они дисциплинированны. Говорят, что у них даже какие-то специальные тренировки проводятся. Говорят, что у них в прошлом году не было проигрышей. Да мало ли о чем еще говорят…

Но для Васи они «мазилы». Так легче и самому, так легче внушить уверенность б победе товарищам, вообще как-то лучше себя чувствуешь, если твои противники — «мазилы».

Вася разбегается и легко перепрыгивает через канаву, отделяющую пустырь от улицы. За ним прыгают Коля, Петя, Андрюша.

Подбегает Виктор и доверительным шепотом человека, посвященного во все тонкости дела, сообщает:

— Наши все здесь, а «тихари» опаздывают. У них сегодня важное дело. Помните Алексея, рыжего мальчика, а веснушки красные? Его сегодня в комсомол принимают.

Петя оглядывается по сторонам, подыскивая укромное местечко, где можно было бы, никому не мешая, и книгу читать и за игрой следить.

Вася берет его за плечи подталкивает к сложенным на земле толстым бревнам и говорит:

— Здесь, как в читальне. И наблюдательный пункт неплохой.

— Квартира со всеми удобствами, — подтверждает Коля.

— Ты что же, не будешь сегодня играть? — подходит к приятелям Саша и протягивает Пете руку в огромной кожаной перчатке. — Продень вот здесь ремешок и затяни, только потуже.

— Он играть сегодня не будет. Ему надо обязательно сегодня прочесть интересную книгу, — отвечает за друга Вася и незаметно делает Саше успокаивающий жест.

И оба улыбаются, хорошо понимая, что никакая сила не сможет отвлечь кого-нибудь от футбола.

Из-за дома показываются школьники. Один за другим они прыгают через канаву. Затем самый высокий, худой мальчик со значком на груди, отделяется от общей группы и направляется к «грибникам».

— Сдал нормы ГТО, — шепчет Саша стоящему рядом с ним Андрюше.

— У них все со значками ГТО или БГТО, — также шепотом отвечает Андрюша.

Представитель «тихарей» подходит к Васе.

— Меня зовут Толя. Мы опоздали потому, что нашего Алексея принимали в комсомол. Прямо с собрания пришли.

— Понятно, — говорит Вася. — А я — Вася. У нас уже все готово.

— Ну и как, приняли? — интересуется Андрюша.

— А кого из ваших принимали? — деловито справляется Петя.

Толя указывает на широкоплечего мальчика с копной рыжих волос.

— Вот он, наш новый комсомолец. Один из лучших учеников. Речник! Он в прошлом году сам построил лодку и со своим товарищем Федей проплыл по Москва-реке и Оке до самой Волги.

Теперь Толя кивает головой на коренастого мальчика.

— Вот второй наш речник — Федя. В комсомоле еще с прошлого года.

Васе очень не хочется ударить лицом в грязь перед представителем соседней школы. И так будто, между прочим, он доводит до сведения своего нового знакомого:

— А у нас, правда, нет ни речников, ни моряков, зато у нас есть Андрюша. Он выращивает первосортные лимоны. У себя на подоконнике прямо субтропики развел.

— И скоро вся наша команда будет комсомольская, — в тон Васе, тоже как бы между прочим, сообщает Петя.

Виктор легонько толкает Сашу.

— Когда меня приняли в пионеры, я три дня нос задирал. А Алексей, смотри, стоит спокойно, как будто ничего не случилось.

— Ты лучше займись их вещами, — напоминает мальчику Саша.

Виктор поворачивается к Толе, указывает на два с отколотыми краями кирпича, положенных на небольшом расстоянии друг от друга, и тоном гостеприимного хозяина предлагает:

— Сумки кладите вот здесь, возле своих ворот.

«Тихари» подходят ближе, бросают прямо на землю портфели, сумки, свертки, книги, перевязанные ремешками, и книги, ничем не перевязанные. Виктор деятельно им помогает — складывает все это в аккуратную горку, а две сумки кладет вплотную к кирпичам — для большей прочности ворот. И сам, преисполненный важности, становится на охрану имущества гостей.

Игра начинается. Сразу же мяч оказывается у «тихарей», они наседают на ворота «грибников». Гости играют очень энергично. Толя, когда нужно, обводит противника, когда нужно, передает мяч своим игрокам. И мяч катится именно туда, куда его направили, точка в точку. Сделав передачу, Толя не стоит на месте, а бежит вперед, готовый снова принять мяч.

Петя все чаще и чаще отрывает голову от книги, вскакивает на бревна, чтобы лучше рассмотреть, что творится сейчас на поле. На душе все тревожнее и тревожнее. И откуда может взяться спокойствие? Товарищи под нажимом «тихарей» сгрудились на своей половине. А какая огромная разница между игрой своей и чужой команды! «Тихари» водят мяч мало, зато часто передают его друг другу. Бегают они много и не кучкой. Своим же так и хочется крикнуть: «Ребята, не бегайте табунком, как лошадки в поле, не мешайте друг другу, не бейте, куда попало!..» Нет, где уж тут до чтения, когда назревают такие большие неприятности для его команды!

Рядом с Петей на бревно усаживается Володя. У ног мальчиков ложится Маришка. Ласково поглаживая собаку, Володя говорит Пете:

— Вот хорошо, что ты не играешь, будешь свидетелем моих успехов. А то Вася никогда не поверит.

Петя не смотрит на соседа, не слушает, о чем он толкует. Все его внимание снова обращено на поле. Толя с мячом у самых ворот «Грибников». Он замахивается для удара, но вдруг, видимо сообразив, что мяч может перехватить вратарь, поднимает ногу и проносит ее над мячом. А в это время набегает сбоку Федя и забивает первый гол.

— Гол! — радостно восклицает Володя.

И тотчас же, словно в ответ на поданную команду, раздается короткий, отрывистый лай Маришки.

Володя толкает в грудь Петю и восторженно кричит:

— А!.. Ну что?.. Слышал?.. Только приказал, а она лает. А будет два гола — два раза пролает!

Петя вначале не соображает, чему этот так радуется приятель. Но на лице юного дрессировщика столько счастья, он так энергично жестикулирует руками, указывая на собаку, что все становится ясным.

— Ты постыдись, — сурово произносит Петя. — Нашим гол забили, а ты… Еще собаку учишь радоваться нашему несчастью.

— Если сам не играешь, — возмущается Виктор, — хотя бы посочувствовал нашим. А то смотри, как на них навалились.

Мяч выходит из игры и подкатывается к бревнам. За ним подбегает Вася. Бросив быстрый взгляд на Петю, он кричит:

— Ну, как, спокойно там тебе? С Володей и Маришкой?

Петя сразу оценивает всю силу насмешки, заключенную в словах товарища. Но в это время Толя обводит защитника «грибников» и остается один на один с вратарем. Саша выбегает из ворот навстречу. Однако Толя и на этот раз не поддается соблазну самому обвести вратаря, а тихонько передает мяч мимо Саши в сторону, и набежавший Алексей аккуратно вкатывает в ворота «грибников» второй мяч.

— Гол! Гол! — тихо, чуть слышно, произносит Володя.

Но в ответ Маришка долго и заливисто лает. Мальчик бросается к ней, зажимает пасть и смущенно оглядывается на Петю и Виктора. Потом медленно, таща за собой на поводке упирающуюся собаку, совсем уходит с пустыря.

А на поле продолжается игра. Один из нападающих «тихарей» прорывается вперед. И, словно для того только, чтобы лишний раз опровергнуть определение «мазил», данное Васей своим противникам, он сильно и точно бьет по воротам. Счет становится 3:0. Вскоре Федя с края передает налево, где Толя добивает его в многострадальные ворота «грибников». 4:0.

— Не такие уж они тихие, эти «тихари», — говорит, чуть не плача, Виктор.

— Полный разгром! — шепчет про себя Петя, весь подавшись вперед.

Вася не знает устали, Гриша обливается потом в своей теплой фуфайке, Андрюша мечется по полю, а Саша, сняв перчатки, отбивает мячи голыми руками.

Уже давно захлопнута книга, забыты моря и океаны, по которым, распустив паруса, несется к «Острову дружбы» русский фрегат. Сейчас все интересы Пети сосредоточены на пустыре, маленьком клочке земли, где так трудно приходится его товарищам.

И как раз на половине «грибников» создается чрезвычайно опасный момент: команда «тихарей» с неотразимой силой штурмует ворота. Больше Петя не в состоянии оставаться равнодушным зрителем. Он быстро засовывает книгу за пояс брюк и бросается на помощь своим — догоняет Толю, отбирает у него мяч, поворачивается и мчится к воротам «тихарей». Только слышит сзади себя отчаянный крик Виктора:

— Сам! Сам! Веди! Бей!..

И Петя, оставшись один на один с вратарем, бьет. Гол!

Но сейчас же после его эффектного удара раздается чей-то протестующий крик. Игра мгновенно прекращается. Все собираются у ворот «тихарей».

— Это что за номер? — говорит Алексей, едва переведя дыхание. — Откуда ты появился на поле?

— Вон оттуда, — показывает Петя на бревна.

— А правила знаешь? Или не знаешь? — угрожающе подходит к Пете Федя.

— Подождите, не горячитесь, — останавливает товарищей Толя. И обращается к Васе: — Вы хотите ввести нового игрока?

Вася смотрит вопросительно на Петю. Тот утвердительно кивает головой.

— Да, хотим, — отвечает Вася.

— Тогда мы тоже вводим своего. Тимофей, раздевайся! — кричит Толя сидящему на траве мальчику в зеленой майке.

— А гол? — робко спрашивает Петя.

— Ну да, еще тебе гол засчитать! — снова сердится Федя. — Ты что, правил не знаешь?

— Знаем, знаем ваши правила. Не хуже вас, — отвечает Вася. — Не будем считать этого гола. И все.

«Грибники» и «тихари» расходятся по местам.

Петю догоняет Федя.

— Постой! Как тебя зовут?

— Меня? Меня зовут Петя.

— А меня — Федя. Ты что же, так и будешь играть со своей книгой? Давай ее сюда.

Он выдергивает из-за пояса своего нового знакомого книгу, идет с ней назад и вкладывает в сумку у кирпича, заменяющего правую штангу.

— Вот смотри, куда я ее положил. Здесь она будет в полной сохранности.

Петя кивает головой и отбегает на свою половину поля. Игра возобновляется.

— Ничего, — стискивая зубы, говорит Вася повесившим носы товарищам. — Мы им еще покажем! Не такое бывало!

— Такое не бывало! — мрачно замечает Гриша, заправляя фуфайку в брюки. — За восемь минут — четыре гола! Каждые две минуты — подарочек!

— Смотри на мой подарочек! — кричит Вася и, приняв передачу с центра поля, бросается с мячом вперед.

Чего только он не делает! Обводит противников, прорывается к воротам «тихарей», бьет — удобно это или не удобно, выгодно это или не выгодно. И все сам, никому не доверяя. «Грибники» только бегают за ним по пятам, но играть с мячом им совсем не приходится.

Один из таких прорывов завершается голом. Но силы уже растрачены ноги плохо слушаются, дышать трудно… И тогда «тихари» снова захватывают инициативу в свои руки. Из-под ног Васи Толя легко забирает мяч, передает его Феде, тот — Тимофею. Тимофей ведет. Его встречает Коля. Тимофей обводит Колю. Навстречу — Петя. Тимофей отбрасывает мяч Толе. Удар… Пятый гол!

Команда «грибников» уходит в глухую защиту. Но уже через несколько минут Толя, получив передачу с левого края, посылает шестой мяч в ворота «грибников». Еще через несколько минут Федя с Толей, передавая друг другу мяч, хорошо обыгрывают защитников противной стороны, обводят выбежавшего вперед Сашу, и Федя забивает седьмой гол. Потом Тимофей, с подачи Толи, забивает восьмой. «Грибники» совсем растерялись: никто уже не заботится о точности удара, все стремятся только отбивать мячи.

Незадолго до конца встречи на половине «грибников» образуется свалка. Мяч оказывается у Андрюши, он посылает его своему же вратарю. Саша, стоящий в другом углу ворот, не успевает поймать мяч. Счет становится 9:1.

— Ты бы лучше занимался своими лимонами, — зло бросает Вася расстроенному мальчику. — И без тебя тут кисло.

Игра начинается с середины поля. В последнем отчаянном рывке Вася овладевает мячом и несется к воротам «тихарей». Виктор кричит:

— Сам! Сам! Веди! Бе-ей!..

Вася бьет. Мяч с силой ударяется в «штангу» — кирпич, к которому прислонена федина сумка. Сумка сдвигается с места и даже переворачивается вверх дном. От удара мяч рикошетом проходит в ворота.

Второй гол.

Последние минуты игры не вносят изменений. Встреча заканчивается со счетом 9:2.

Прощаясь, Толя пожимает руку Васе и говорит:

— Мы оборудовали хорошую футбольную площадку на школьном дворе. Приходи к нам, сыграем. Все приходите.

Коля подталкивает Петю и, указывая на двух капитанов, пожимающих друг другу руки, тихо произносит:

— Нужны мы им! После такой игры. Вася — тот все-таки два мяча забил. И вообще… показал игру.

Команды расходятся. «Тихари» веселой, оживленной толпой идут к своим вещам, возле которых все еще дежурит Виктор. Рядом с Федей шагает Петя. «Грибники» медленно, вразброд направляются в противоположную сторону.

— Я что-то не припомню такого счета, — опечаленным тоном говорит Андрюша. — Просто не помню такого счета.

— А я что-то не помню такого случая, когда бы свои своим забивали, — поддевает товарища Вася. — Просто не помню такого случая.

— В общем, крепко набили, — подытоживает результат встречи Саша.

И вдруг позади раздается громкий крик:

— Идите сюда! Тут у нас катастрофа! Скорее идите сюда!

Все поворачиваются: взобравшись на самый верх сложенных в кучу бревен, стоит Виктор и машет руками, подкрепляя этой жестикуляцией свой отчаянный призыв. «Грибники» мчатся через все поле, подбегают к Виктору.

Да, на этот раз он не преувеличивал — то, что случилось, другим словом как катастрофа не назовешь. На траве, у самых бревен, лежит пустая вывернутая наизнанку ученическая сумка, рядом разбросаны перепачканные тушью тетради, несколько учебников. Чуть в стороне валяются осколки разбитой баночки. Еще одну книгу, тоже всю в туши, держит Петя.

Вася и Коля подходят ближе, смотрят на книгу, потом многозначительно переглядываются — попала книжица в переделку! На том месте, где была фамилия автора, красуется большое расплывшееся черное пятно, из заглавия можно разобрать — «Остр… дру…», золотой обрез страниц исцарапан…

— Не так уж она испорчена, — говорит Коля, но голос его звучит что-то не очень уверенно.

Петя смотрит на книгу и молчит. Понятно, его хотят утешить. К чему это?

— Бывает хуже, Петя! — деланно веселым голосом произносит Саша. — Когда твои игроки забивают тебе гол, например.

Никто не смеется. И Саша, видимо, сам поняв неуместность своей шутки, замолкает.

— Эх, дал бы мне ее подержать, ничего бы не случилось, — говорит с досадой Виктор.

— Без тебя разберутся! И так тяжело, а еще ты, — сердито обрывает его Вася и, повернувшись к «тихарям», спрашивает: — Как это так получилось?

— Как получилось?! Очень просто получилось, — отвечает Алексей, — Ты ударил по воротам и попал в сумку. Помнишь?

— Ударчик был ничего, основательный, — отдает должное своему недавнему «противнику» Тимофей.

— Вася как ударит, так все впрах летит, — восторженно заявляет Виктор, но тут же смотрит на Петю и сразу меняет тему разговора. — Тут не только Вася, тут еще законы физики. Мяч ударился о сумку, а сзади был камень.

— Все понятно. Без твоих лекций, — снова обрывает его Вася.

Федя подходит к Пете, трогает его за плечо.

— Лучше бы моя география так испачкалась. За свою вещь не так обидно было бы.

Не поднимая глаз от книги, Петя говорит:

— Все бы ничего. Только, что скажет Таня?

— Ничего Таня не скажет, — бросает Вася, хотя хорошо знает, что кто-кто, но она-то что-нибудь да скажет.

Ему хочется найти какие-нибудь особенные слова. Но как назло такие слова не находятся. Он долго хмурит лоб, потом решительно лезет в карман, извлекает из него две смятые трехрублевые бумажки и протягивает их Пете.

— Вот, возьми. Отец дал мне на кино. И на воду. А я картину уже видел. Позавчера видел. И воду позавчера пил. Возьми, купим новую книгу.

Коля поражен сообразительностью друга. И тоже опускает руку в карман брюк и достает оттуда пять рублей.

— Копил на велосипедную камеру. А сегодня посмотрел утром — вовсе не нужна мне новая камера. На старой еще десять лет проезжу. А то и все двадцать. Возьми, Петя.

— Правильно! — восторженно кричит Виктор и вынимает из нагрудного карманчика рубль. — Все равно до «Мишки косолапого» нехватает семи копеек. Бери!

— И мои возьми, — говорит Саша, протягивая Пете новенькую хрустящую трехрублевку.

У Андрюши оказывается сдача, которую он маме еще не отдал, но она поймет, когда все узнает.

Валя, Гриша и другие футболисты команды «грибников» отдают Пете два рубля с завернутой в них мелочью.

— По-моему, это будет неправильно, — протестует Вася. — Вы тут ни при чем. Это я один во всем виноват. Я возьму еще у отца. На такое дело он всегда даст сколько нужно.

— Причем здесь отец? — интересуется Коля. — Мы все одинаково виноваты. Да тут и денег — на три книги хватит. Куда их девать? Некуда их девать.

— Лишние раздадите обратно, — решает практичный Виктор.

— Ну да, раздадим, — отрезает Вася. — На остаток купим Феде новые учебники и тетради. Смотри, какие эти. Во что они превратились. Еще не хватит.

— Насчет учебников вы не беспокойтесь, — говорит Федя. — Какие можно, приведу в порядок, другие сам куплю.

— Сообща купим! — твердо заявляет Вася.

По знаку Толи все «тихари» отходят в сторонку, несколько минут совещаются, потом снова возвращаются.

— Ты не отказывайся, пожалуйста, — говорит Толя, подходя к Пете и протягивая ему несколько аккуратно сложенных бумажек. — Мы тоже хотим участвовать во всем этом. Играли все вместе, случилось такое происшествие — вместе будем и выходить из этого положения. И отказываться не надо.

— Тогда давайте сделаем так, — решает Вася. — Если уж вы хотите участвовать во всем этом, помогите нам разыскать книгу. Мы должны завтра вернуть ее в библиотеку.

— Ее не так-то легко будет найти, — с сомнением замечает Петя. — Разве будет лежать такая книга в магазине?

— А мы разобьем весь город на зоны, сами разделимся на отряды и отправимся искать, — увлекаясь, намечает план действий Вася.

Толя смотрит на ручные часы.

— Сегодня уже поздно. Все закрыто. Пойдем искать завтра. Сразу после уроков. Но допустим, мы разобьемся на отряды и отправимся в разные стороны. И купим несколько одинаковых книг. Что тогда будет?

— Верно, — сразу соглашается Вася и вопросительно смотрит на Толю. — Как же быть?

— А мы сделаем иначе, — предлагает Коля. — Деньги пусть будут у меня. Если, конечно, доверяете мне, — спохватывается он.

Все в один голос заверяют добровольного казначея, что он вполне достоин их доверия.

— Тогда поступим так. Завтра, сейчас же после уроков, я постараюсь проскользнуть в гараж, чтобы меня не заметила Таня.

— Смотри, чтобы Наташа тебя не заметила, — предупреждает Виктор.

— Постараюсь, — говорит Коля и продолжает: — Кто не знает, где находится гараж, расскажем. Если кому попадется книга, пусть сейчас же бежит ко мне, берет деньги и идет покупать. А другим я уже не дам денег.

— Хорошее предложение, — соглашается Толя. — Расскажите, где находится ваш гараж, и давайте договоримся, кто куда завтра пойдет за книгой.

Ребята начинают вспоминать, где какой есть книжный магазин. Кто-то предлагает пойти в книжный коллектор, где распределяются книги. Принимается и этот адрес. Алексей обещает съездить к дяде — он всегда интересуется такой литературой и, наверное, у него есть «Остров дружбы». Дядя поймет и отдаст…

Петя внимательно слушает все, о чем говорят товарищи, о чем они спорят, договариваются. Со всеми охотно соглашается. И затем спрашивает:

— А если мы не найдем книги?.. Что скажет Таня?! Вася оборачивается к нему и возмущенно бросает:

— Да что ты все заладил — скажет, скажет… Разве угадаешь, что они могут сказать?!

Сегодня среда, и надо купать Маришку. А то белый пудель скоро станет совсем черным.

Таня вздыхает и говорит Наташе:

— И всегда мама преувеличивает! Неделю Маришку не мыли, а ей уже кажется — черная. Чуть-чуть сероватая, и только.

— У твоей мамы всегда все вдвое, — соглашается Наташа. — Про белую собаку она обязательно скажет — серая. Серую она превратит в черную. А как бы она назвала черную — я даже не знаю.

Таня молчит. Она сейчас смотрит вдаль, на желтую повозку с большой надписью «Хлебный квас», которая стоит на углу, в конце переулка. И вопрос о том, что может быть чернее черной собаки, так и остается нерешенным.

А Наташа уже не может успокоиться:

— Помнишь, ты опоздала к ужину на десять минут, а она сказала — на целую вечность…

Из ворот на улицу выходит мать Пети, Наталья Петровна. Все во дворе зовут ее «тетя Наташа из второго подъезда». Есть еще «тетя Наташа из четвертого подъезда», но она не Петровна, а Ивановна, и не так громко кричит на весь двор, как эта, когда зовет своего Петю обедать, ужинать, завтракать, пить чай, есть компот… Даже удивительно, сколько же раз в день ее Петя кушает?..

На этот раз Наталья Петровна об еде не говорит. Она останавливается возле девочек и тоже смотрит на желтую повозку с квасом. Нет, ей нужен не квас, она окрошку вчера готовила, и вообще Петя окрошку не очень любит.

— Как вы думаете, девочки, — спрашивает Наталья Петровна, — что бы это могло сегодня случиться в школе? Никогда еще Петя так не задерживался.

— Ничего у них там не случилось, — авторитетно заявляет Наташа.

А Таня спокойно объясняет:

— Володя уже вернулся домой, мы его спрашивали, но он тоже не знает, куда все ушли.

К воротам подходит Анастасия Ивановна, бабушка Коли.

— И вашего все нет? — спрашивает она у Натальи Петровны. — Я бы пошла их искать, да вот оставить Людочку нельзя.

Людочка — это пятилетняя внучка, и, конечно, бросить ее одну никак нельзя. Коля все-таки взрослый человек, а эта — совсем крошка.

— А вот мы сейчас все узнаем, — радостно восклицает Наташа. — Сейчас узнаем, Антон Яковлевич уже полчаса, как пошел их искать.

Мимо повозки с квасом идет, направляясь к стоящим у ворот, Антон Яковлевич, отец Васи. Он сейчас в отпуску и принял на это время от жены все хозяйственные дела, перечень которых достаточно разнообразен: снарядить Васю в школу, проследить, чтобы он покушал, вернувшись домой, чтобы не очень рвал ботинки, когда бегает во дворе, чтобы не забывал приготовить уроки, чтобы и книгу почитал… Это все — дела запланированные. А сколько их возникает вне плана, в порядке васиной самодеятельности!

— Ну что, Антон Яковлевич? — еще издали кричит ему Наталья Петровна.

Антон Яковлевич не спеша подходит, вынимает из красной коробочки сигарету, ломает ее на две половинки, одну половинку прячет обратно в коробочку, другую начинает разминать в руке. Потом извлекает из бокового кармана мундштук, вставляет в него сигарету и закуривает. И все терпеливо ждут. Наконец, глубоко затянувшись, он говорит:

— Нет их нигде. И вашего, — рука с мундштуком вытягивается в сторону Натальи Петровны. — И вашего, — кончик сигареты прочерчивает дугу по направлению к Анастасии Ивановне. — И моего.

Для большей убедительности Антон Яковлевич показывает папиросой на себя. И пепел серой пылью ложится на его пиджак.

— Наверное, отправились играть в футбол, — высказывает предположение Наталья Петровна.

— Играть в футбол! — восклицает Анастасия Ивановна. — Сколько же можно играть в этот футбол! Коленька даже ночью, сквозь сон, кричит: «Вне игры! Вне игры!» И что это значит «вне игры»?

Анастасия Ивановна поправляет косынку на голове и горестно добавляет:

— Ах, если бы он сам уже был вне этой игры!

— Нет, я не против футбола, пусть играют, — заявляет Наталья Петровна. — После игры у Пети всегда появляется аппетит. Но где они сейчас?

— Вот в том-то и дело. Где они сейчас? — задает тот же вопрос Антон Яковлевич и смотрит на всех сквозь густое облако серо-голубого папиросного дыма. — В школе мне сказали — идите на пустырь, где очи всегда сражаются. Пошел туда. Битва в полном разгаре, даже мячом чуть не вышибли у меня мундштук изо рта. Но наших там нет. На этом все следы обрываются.

Антон Яковлевич начинает выбивать окурок из мундштука. Потом, обращаясь исключительно к Тане, добавляет:

— Если бы твоя Маришка была не пуделем, а ищейкой, — мы бы ее пустили по их следу.

— Таня, это за тобой, — взволнованным шепотом вдруг говорит Наташа, указывая головой в сторону двора.

Таня поворачивается. В дверях подъезда стоит ее мать, Елена Ивановна. По тому, что на ней клеенчатый фартук, ясно, что все готово для мытья собаки и что больше уже тянуть нельзя.

— Таня! Мы с Маришкой ждем тебя! — кричит Елена Ивановна.

Таня решительно отводит в сторону Наташу и говорит ей:

— Наташа, я пойду. А ты оставайся здесь и дождись мальчиков Ты только спроси у Пети, можно ли книгу брать и не отдавать в срок? Только спроси, как можно так обращаться с библиотечной книгой, и почему он сразу из школы не принес ее? И больше ничего не спрашивай. Возьми у него книгу и беги ко мне. Я буду купать Маришку.

Когда Таня входит в комнату, она видит знакомую картину: на диване лежит простыня, куда после купанья завернут мокрую собаку; рядом приготовлен теплый пуховый платок, которым ее накроют, чтобы она не простудилась; на полу — ведро с чистой водой, на скамейке — корыто, тоже с водой. Сама Маришка залезла под стол и с опаской поглядывает на все эти приготовления.

Завидев Таню, Елена Ивановна говорит:

— Ну, можно начинать. Кончай, Володя, и иди нам помогать.

Володя сидит у окна и что-то рисует. Не отрывая головы от альбома, он отвечает:

— Сейчас, один только штришок.

— Всегда ты затеваешь все некстати, — сердится Елена Ивановна.

— Не было Тани, я и сел рисовать, — оправдывается мальчик и откладывает альбом в сторону.

Елена Ивановна берет Маришку поперек живота и сажает в корыто. Уровень воды в нем сразу поднимается. И все начинают действовать. Елена Ивановна моет собаке уши, Таня намыливает лапы. Вода сразу темнеет от грязи. Володя держит в руке кружку с чистой теплой водой и только ждет сигнала, чтобы вылить ее на уши, на лапы, на спину — куда ему укажут.

Елена Ивановна кивает головой. Сигнал дан, и Володя широкой струей льет воду из кружки.

«Хоть бы делал все это ловко, — думает Таня, глядя, как брат льет воду мимо, на пол. — А пол сам не просохнет, его надо будет вытирать после этого медведя».

— Мариша, Мариша! Какие же у тебя грязные лапы, — укоризненно говорит Володя. — В футбол не играешь, а такие грязные.

Таня сердито смотрит на брата и еще яростнее начинает тереть лапы.

— Нехватает еще, чтобы Маришка занялась футболом! И так с ней забот много.

— Я не предлагаю ей это делать, — примирительно говорит мальчик, набирая из ведра новую порцию воды.

В другой раз Таня не оставила бы без ответа ни одной фразы брата. Сейчас ей не до споров. Она с беспокойством смотрит через окно во двор. Но с того места, где она стоит, ворота не видны, и неизвестно, пришли ли мальчики, где сейчас Наташа… Скорее бы кончилось это купание!

— Таня, воды, наверное, не хватит, — говорит Елена Ивановна. — Сходи на кухню, принеси другое ведро.

— Мама, это мужское дело. Я принесу, — заявляет Володя и делает движение к двери.

— Чтобы еще в коридоре пролил воду! Я сама, — останавливает его Таня и быстро уходит.

Из кухонного окна ворота хорошо видны. Наташа на месте. Едва она замечает Таню, как сейчас же начинает подавать ей различные знаки: показывает на свое ухо, на губы, а после прочерчивает рукой по воздуху большой круг. Это надо понимать так: новостей целая куча! Потом делает вид, что держит что-то в руках и читает — значит, новости о книге. Еще показывает куда-то рукой по направлению от ворот — значит, кто-то куда-то ушел… Но кто? И куда?

Нет больше оставаться в неведении нельзя. Таня делает жест рукой, означающий, что Наташа должна немедленно идти к ней. Затем снимает с плиты ведро с водой и выходит из кухни.

В коридоре, у дверей на лестничную площадку, ее уже ждет раскрасневшаяся, запыхавшаяся от быстрого бега Наташа.

— Новостей целая куча! — шепчет она буквально то же самое, что только что приняла от нее по сигнализации Таня.

Выражение лица у девочки такое расстроенное, что Таня даже пугается. Она ставит ведро с водой на пол и чуть слышно спрашивает:

— Что с книгой?

— Нет книги, — еще тише отвечает Наташа.

— Что же случилось? — совсем упавшим голосом допытывается Таня в предчувствии чего-то очень плохого.

— Стою я у ворот, стою, стою… Идут мимо все, только их нету. И вдруг — я тогда совсем в другую сторону глядела — идут. Все трое идут. И Петя идет, и Коля идет, и Вася идет. Вся троица. И проходят мимо меня…

Голос Наташи становится все выше и выше.

— Таня, ты что там? — кричит из-за двери Елена Ивановна. — Неси воду!

— Я сейчас… Тише, — напускается на подругу Таня. — Видишь, все слышно.

Наташа смущена.

— Я вовсе и не громко, я просто немного нервничаю.

— Прошли мимо, и что же? — возвращает Таня подругу к прерванному рассказу.

— Прошли. Я стою — они проходят. И не смотрят на меня.

— И ты их не остановила?

— Ну, ты меня ведь знаешь, — говорит Наташа и в голосе ее чувствуется сознание хорошо выполненного долга. — Конечно, остановила! Спрашиваю: можно ли, мальчики, так задерживать книгу?

— Библиотечную. Ты сказала — библиотечную?

— Да, так и сказала — особенно библиотечную. И добавила: это очень нехорошо так поступать, мальчики! И представляешь, подходит ко мне Петя и говорит: «Передай, Наташа, Тане…»

В дверях показывается Володя. Он задевает стоящую у стены половую щетку, та падает, но это не отвлекает его внимания. Виновато улыбаясь, он говорит:

— Ты здесь, Таня? А мама меня послала за тобой. Где же вода?

Таня молча ставит щетку на место и так же молча вталкивает брата обратно в комнату.

— Так что же Петя хотел мне передать? Говори быстрее, — торопит сна Наташу. — Что передать?

— Ой, Танечка! Он такое сказал! Он сказал — передай Тане, что книгу ее мы ей не вернем сегодня… И завтра не вернут.

— Петя так не мог сказать, — горячо перебивает Таня. — Он знает, что это библиотечная книга.

— Буквально так и сказал, Танечка! А Вася сказал даже то, чего я не хотела тебе так сразу передавать. Он сказал — книгу эту мы ей никогда не отдадим… Я сама ушам своим не поверила, когда он сказал — никогда!

— Хорошо, — с негодованием говорит Таня. — Беги сейчас же вниз, жди меня там. Я скоро закончу и приду к тебе.

Она берет ведро и осторожно, стараясь не пролить воду на пол, несет его в комнату.

Наташа провожает подругу глазами и выходит на лестничную площадку. Здесь она несколько минут стоит в нерешительности, потом медленно спускается вниз, выходит во двор и садится на скамейку, готовая ждать Таню сколько угодно.

В углу двора Варя и Ирочка начертили мелом на асфальте клетки и играют в классы. У стены дома другие три девочки подбрасывают и ловят мяч. А вон там, под деревом, Катя и Маша крутят веревочку, а Света прыгает… Но какая же из Светы прыгунья!..

Ой, как это трудно, когда возле тебя и вокруг тебя бурлит жизнь, а ты в этой жизни не участвуешь!..

К Наташе подходит незнакомый коренастый мальчик и без всяких вступительных слов, которых требуют законы вежливости, спрашивает:

— Где здесь бывший гараж?

Наташа знает этот гараж — место постоянных встреч мальчишек их двора. И охотно объясняет:

— Пойдете вон туда, до забора, потом влево, вдоль него, потом будет щель. В эту щель пролезете — и сразу увидите ваш гараж.

— Он не мой, а ваш, — поправляет ее коренастый мальчик, и, не поблагодарив, идет по указанному маршруту.

Проходит еще несколько минут томительного ожидания. Тани все нет. Но вот новое явление: в воротах показывается другой незнакомый мальчик, с копной рыжих волос на голове. Он идет по двору, озираясь вокруг, определенно что-то или кого-то разыскивая.

— Мальчик, кого вам нужно? — предупредительно и очень вежливо спрашивает Наташа.

Тот ничего не отвечает и продолжает идти вперед, все так же неуверенно.

Наташа встает со скамейки и преграждает дорогу незнакомцу.

— Вам нужен гараж?

— Нужен гараж, — подтверждает мальчик и на этот раз останавливается. — А как вы догадались об этом?

— Сегодня все туда идут. Там, наверное, собрание какое-нибудь?

— Если вы знаете, что мне нужен гараж, вы должны знать также, зачем он мне нужен, — уклончиво отвечает ее собеседник.

Такой ответ с полным правом можно посчитать обидным. Но здесь, во дворе, Наташа — хозяйка. Не выдавая подлинных чувств, она обстоятельно объясняет:

— Идите до забора, потом влево, вдоль него, потом будет щель. Лезьте в эту щель. И сразу будет гараж. Наш гараж.

— Спасибо, — говорит мальчик и уходит.

Наташа возвращается к скамейке, уже собирается сесть, но в это время в дверях дома появляется Таня.

— Еле отмучилась, — говорит она недовольным тоном. — Ты ведь знаешь, когда спешишь, всегда все так тянется, так тянется…

— Каждая минута, как час, не меньше, — соглашается подруга, которой здесь, внизу, ждать было еще тяжелее, чем Тане там, наверху, купать собаку.

— А теперь, Наташа, надо сейчас же искать Петю. И выяснять все начистоту. Только где нам его искать? Пойдем к нему домой?

Наташа оглядывается по сторонам и говорит таинственным шепотом, хотя поблизости нет никого, кто бы мог их подслушать:

— Я знаю, где они. Только там, нигде больше.

Веселые смешинки зажигаются в ее глазах.

— Сидят сейчас и думают, что никто не знает, где они. Засекреченная точка! Особо, сверхсекретно! Какие они все еще наивные мальчишки, если бы ты знала, Таня!

Таня прекращает словоизлияния подруги:

— Не теряй времени и говори, где Петя?

— Они в старом гараже. Иди за мной.

Наташа направляется к забору, потом сворачивает влево, проходит еще несколько шагов и останавливается перед узкой щелью.

— Тут прямо не пролезешь, повернись боком.

Согнувшись, девочки пролезают в щель и оказываются на задней половине двора, заросшей травой и кустарником.

— Вот здесь, — указывает Наташа на виднеющееся в глубине участка приземистое строение с полукруглой железной крышей, обеими сторонами своими вросшей в землю. Затем, лукаво поглядывая на подругу, объявляет ей: — Ты всегда меня слушай. Потому что я всегда права. Ты видишь — печати нет.

— Какой еще печати?

— Сургучной. Они, когда уходят, всегда запечатывают дверь сургучной печатью. «Для крепости и верности», — так они говорят. Это у них даже поговорка такая.

В голосе Наташи звучит гордость, она знает все тайны мальчиков. Но тут ее перебивает Таня:

— А ты думала, что мы делаем? Только подумай, что мы делаем! Петя не принес книгу, наоборот, наговорил тебе что-то такое невероятное. А мы бежим к нему… Что же, просить его будем? Ты ни о чем не думаешь!

— Танечка, ты же сама требовала, чтобы я показала, где мальчики. А сейчас спрашиваешь, о чем я думала.

— Нет, пойти я пойду. Но смотреть на него все равно не буду. И он пусть на меня не смотрит. Если он не понимает, что такое библиотечная книга, о чем же я буду с ним разговаривать? Ты там сама веди все переговоры. Сумеешь?

— Ты что же, не знаешь меня? Я так поговорю!..

Наташа смело и решительно устремляется к гаражу: теперь уже отчетливо слышны голоса мальчиков, о чем-то оживленно разговаривающих. И вдруг останавливается, и даже делает два шага назад.

— Слышишь? — говорит она приглушенным шепотом. — Они здесь. И Вася.

Таня тоже отступает на два шага назад.

— Ну так что, если там Вася? Не съест же он нас.

— Конечно, не съест. Но у них там еще двое чужих мальчишек. И потом, неловко как-то без всякого предлога. Не скажем же прямо, что пришли за книгой.

— Нет, насчет книги сразу нельзя, — соглашается Таня.

Девочки некоторое время молчат. Потом Наташа хватает танину руку и крепко сжимает ее.

— Придумала! Можешь поздравить. Пойдем сейчас к тебе, возьмем Маришку и приведем ее сюда. Вася говорил, что у Володи не те методы дрессировки, что он не знает каких-то там законов, что Дуров из него не получится. И сам обещал взяться за Маришку. Говорил, что она будет ходить у него по струнке.

— Ну и что же? Придем и попросим, чтобы Вася тут же стал ее учить?

— Нам важно войти к ним. А это хороший предлог. Даже очень, — назидательно говорит Наташа, снова хватает Таню за руку и тянет назад, к забору.

Засекреченной точкой» у мальчиков дома номер пять по Грибному переулку был старый гараж. Листы гофрированного железа служили ему крышей, и не только крышей, но и стенами. Внутри мрачно, зимой — холодно, летом — жарко. Размеры? Какие уж тут размеры! Еле-еле «Москвич» помещался. В прошлом году для владельцев машин построили новый большой гараж, а эту «автомобильную конуру», как ее презрительно называла Наташа, управдом превратил в склад строительных материалов. Но потом и для склада построили новое помещение. Гараж остался беспризорным. И тогда им завладели мальчики.

То, что внутри его тесно и неудобно, то, что он далеко в глубине двора, где-то на задворках, то, что «подъездные пути» к нему совсем уже заросли травой, и даже то, что после кратковременного хозяйничания управдома в нем остались запачканные известкой бочка и ведре, штукатурный мастерок, сетка для просеивания песка, доски, дранка — все эго и придавало бывшему гаражу привлекательную заброшенность и таинственность, превращало его в прекрасный «П. В.» — «пункт встреч», где можно обсудить свои самые важные дела…

— Я даже одно время счет потерял, сколько нам забили мячей, — жалуется Коля, усаживаясь поудобнее на сваленных в беспорядке досках. — Потом воду пошел пить, вернулся и спросил у Саши, а он говорит: — «Лучше не спрашивай. За полдесятка перевалило».

Вася и Петя сидят на концах доски, положенной на пустой бочонок из-под извести. Петя тяжелее Васи, и, чтобы доску уравновесить, он сидит на коротком конце, а Вася — на более длинном.

— Перевалило, перевалило, — передразнивает товарища Вася. — Верзилу Вавилу бревном придавило…

— Сердиться тут нечего, — обижается Коля. — Набили нам и все. Сердись, не сердись — ничем не поможешь.

— Если не рассердишься, ничего не добьешься, — поучительно замечает Вася. — И откуда они такие? Я даже не слыхал раньше, что они там такие.

Петя понимающе кивает головой:

— Разве справишься с нашим народом? Один Валька чего стоит Вася из кожи вон лез, чтобы что-то сделать.

Ободренный этими словами, Вася важно произносит:

— Придется подтягиваться, ребята. Знаете, что? Я пойду к «тихарям» и посмотрю в чем дело, почему они так играют. Сам у них поучусь и других научу.

И, воодушевляясь своей внезапно появившейся идеей, он с еще большей горячностью продолжает:

— В общем, вылезем, ребята! Еще в школьной стенгазете о нас напишут. А может быть, — и в «Комсомольской правде».

— Еще скажешь, в киножурнале будут показывать, — охлаждает пыл товарища Коля.

— И будут! Только придется поработать, конечно. Ты бы, Петя, подыскал книжки какие-нибудь. Чтобы там было написано про все футбольные правила.

— Такие книжки найдутся, — солидно заявляет Петя. — Но нам не только учебные книги надо будет почитать. В литературе — и в нашей и в мировой — есть столько прекрасных примеров, когда кого-нибудь крепко побили, а он не упал духом и потом стал сильнее своих врагов. Вот взять хотя бы…

— И мы не упадем духом! — прерывает товарища Вася.

В другой раз он с удовольствием послушал бы один-другой из прекрасных петиных примеров, но сейчас нужны не разговоры, а дела, дела, дела…

— Народная мудрость тоже имеет на этот счет свое мнение, — не хочет сойти со своего конька Петя. — Есть, например, такая поговорка: «Терпенье и труд — все перетрут». Без нее моя мама ни за какое дело не берется… Есть еще и такая…

Петя не успевает привести другую поговорку: в узкую щель гаражных ворот просовывает свою мохнатую морду Маришка. Одновременно слышится громкий голос Наташи:

— Можно к вам, мальчики?

Петя порывисто встает. Сидящий на другом конце доски Вася падает на землю. В другой раз за эти штуки Пете досталось бы, но сейчас Вася спокойно поднимается и молча, не глядя на входящих Наташу и Таню, начинает стряхивать с костюма пыль.

Держась за руки, девочки неуверенно проходят внутрь гаража. Здесь после солнечного света кажется темно.

— Осторожнее, ведро, — говорит Коля, поднимает с земли громыхающую жестяную посудину и ставит ее на полку. Затем сам встает с досок и уступает гостям свое место. — Садитесь, девочки, вот здесь.

Наташа проводит по доске пальцем, придирчиво его осматривает и, видимо, оставшись не очень довольной результатами осмотра, неодобрительно говорит:

— Ну да, после вашей пыли веков три года не отмоешься.

— Это для крепости и верности, — не очень кстати вставляет свое слово Вася.

Теперь уже Таня привыкла к темноте и на лице подруги она ясно читает: «Ага, что я говорила насчет поговорки?». Но ей сейчас не до чтения чужих мыслей. Продолжая стоять — все-таки наташины соображения насчет пыли довольно резонны, — она говорит:

— Мы к вам по делу. Собственно, не мы, а я. И не к вам, а к Васе.

— Да, Вася должен сдержать свое обещание, — заявляет Наташа.

Мальчики переглядываются. Какая-то путаница: книгу брал Петя, вернуть ее в срок обещал Петя, а сдержать обещание должен Вася.

— Надо же научить когда-нибудь Маришку носить покупки, — говорит Таня. — И чтобы она стоять на задних лапках умела.

— Зачем на задних? — перебивает подругу Наташа. — Ты ее, Вася, научи, чтобы она стояла на передних. Знаешь, я в цирке видела, замечательно получается.

— Так при чем же здесь Вася? — удивляется Коля.

— Все понятно, — очень бодро поясняет Вася, — я обещал Володе дрессировать их Маришку.

Пудель, услыхав свое имя, вскакивает с пола и садится, глядя поочередно на каждого говорящего.

— Ой! — всплескивает руками Таня. — Как будто и не купали ее сегодня.

Наташа тоже всплескивает руками и наставительно говорит:

— Нельзя же, мальчики, в самом деле, в такой грязи жить. Смотрите, во что превратилась собака.

И «грязь» Вася не оставил бы без ответа. Но сегодня такой уж день, что приходится любые обиды переносить молча.

— Что же, пойдем поучимся? — спрашивает он Маришку, ласково гладя ее по шерсти. Он готов заняться собакой сейчас же, немедленно, только бы оттянуть неприятный разговор.

— Вася в этом деле молодец! — говорит Коля. — Ему и книги в руки.

Очень неосторожно выразился Коля. Слово «книги» не надо было упоминать. Не такая девочка Наташа, чтобы не воспользоваться удобным случаем и не перевести разговор на нужную ей тему.

— А кстати, мальчики, и книгу нам отдайте.

Этих слов Петя ждал давно, и хотя был готов к ним, но сразу даже не знает, что ответить.

— Таня, — говорит ой, опустив голову, — Таня… Я так и знал, что вы за этим пришли сюда.

— Пришли мы не за этим, — быстро отметает это прямое обвинение Наташа. — А насчет книги так, к слову пришлось.

Таня уже не хочет играть в прятки. Она прямо спрашивает:

— Скажи, с книгой случилось что-нибудь непоправимое?

— Непоправимое, — честно признается Петя, набираясь духу, чтобы объяснить, что же случилось с книгой.

Но тут дверь гаража внезапно раскрывается и вбегает Виктор. Вася срывается с места и подскакивает к вошедшему так стремительно, что с полки на землю с грохотом летит ведро.

— Витя, стоп! — чуть ли не кричит Вася. — Говори только нашим кодом! Здесь посторонние!

Наташа поднимает с пола ведро и ставит его на место. Говорит обиженным тоном:

— Мы уже стали посторонними, Таня. С каких это пор?

— Виктор, не обращай внимания! — продолжает командовать Вася. — Кодируй!

— Книпогипо непо напошелпо нигподепо, — скороговоркой произносит Виктор.

— Петя, говорит Таня, — и в голосе ее появляются звенящие металлические нотки. — К чему такие глупые шутки?

— Совсем глупые, — подтверждает и Наташа. — Я сразу поняла ваш глупый код. Ты понимаешь, Таня, надо откинуть слог «по», и все будет ясно: «книги не нашел нигде». Правда Витя? Только почему ты взял слог «по»? Ведь у вас по средам надо прибавлять «ли»?

Витя с укоризной смотрит на Наташу: ну, ничего нельзя доверять этой девчонке, а ведь давала честное слово, что никогда не проболтается.

— Видишь, Таня, — нарушает наступившее молчание Петя, — все случилось самым непредвиденным образом. И Наташа напрасно думает, что книги нет нигде.

— Я расшифровала ваш глупый код правильно, — запальчиво возражает Наташа.

— Нет. То есть да. Ты расшифровала правильно, но поняла неправильно. Книга есть, но только она…

— Все, Петя! — останавливает его Вася. — Пошел откровенничать. Подождем еще тех ребят. Тогда все будет ясно.

— Какие еще ребята? Какая еще ясность? — уже совсем сердясь восклицает Наташа. — И так все ясно: книгу куда-то дели и найти нигде не можете.

— Ты того… Не очень! — не глядя на Наташу, обрывает ее Вася.

Взметнув кучу известковой пыли, неожиданно вскакивает с земли Маришка и бросается к двери. В гараж входят Володя и капитан команды «тихарей» Толя, — Вот он все ходит по двору, ищет вас, — указывая на Толю, объясняет Володя. — Не могли вы ему толком все рассказать. Пришлось мне провожать его.

И сочтя свои обязанности проводника выполненными, он отходит в сторону, пристраивается на нижней перекладине лестницы и принимается гладить Маришку. Собака, скаля от удовольствия зубы, ложится на спину и смешно вытягивает в разные стороны все четыре лапы.

Толя делает очень вежливый поклон в сторону девочек. Девочки отвечают ему. И сейчас же Наташа бросает взгляд на Васю. В глазах ее, кажется, написано: «Видишь, не все же на свете такие грубияны, как ты».

— Ничего радостного, — говорит Толя, на этот раз обращаясь к мальчикам. — Мы были по всем адресам и не нашли ничего. К сожалению.

— И у нас тоже все плохо, — говорит Коля, косо поглядывая на девочек. — Никакого успеха.

— Жаль. Очень жаль, — повторяет Толя. — Ты, Петя, не расстраивайся. Мы еще будем искать.

— Если найдете, дайте знать, — просит Петя.

— И вообще заходи, — предлагает Вася. — Нам еще сыграть с вами надо.

— Сыграем, обязательно сыграем! — обещает Толя, кланяется девочкам и уходит.

Наташа не может удержаться.

— Очень вежливый мальчик, — говорит она, бросив еще один, уже совсем уничтожающий взгляд на Васю. И, обращаясь к Тане, продолжает: — И как это можно воспитывать собаку, если сам не очень хорошо разбираешься в этом вопросе?

Вася, конечно, понимает, в чей огород брошен этот камень. Но сегодня он будет молчать, как бы его ни дразнили.

— Все же скажите, что у вас произошло с книгой? — снова допытывается Таня.

Вася решительно идет к бочке, достает из-за нее грязную до неузнаваемости книгу и протягивает ее Пете:

— Все равно, пускай смотрят. Рано или поздно — показывать надо.

Петя тут же передает книгу Тане.

— Это твоя книга, Таня. Бывшая книга.

Глаза Наташи расширяются, кажется, она сейчас наговорит массу всяких неприятных слов. Но любопытство берет верх над всеми чувствами, и она только спрашивает:

— Как же это вы ее так? Это же надо умудриться!

Таня внешне спокойна. Очень осторожно, чтобы не запачкаться, она начинает перелистывать страницы. Ужас! Ужас! Каких только нет на них узоров! Титульный лист — сплошные черные змейки… На странице, где помещен рисунок корабля, идущего по волнам, тушь превратила паруса, фок и бизань в траурные тряпки… Еще на одной странице клякса разбрызгалась наподобие Большой и Малой Медведиц. И чем дальше Таня листает, тем больше хмурится ее лоб. Наконец, она захлопывает книгу и совсем тихо спрашивает:

— Что же это наделали, мальчики?

Петя смотрит в землю, Вася и Коля отворачиваются.

— Что же это вы наделали, мальчики? — повторяет вопрос подруги Наташа. — Хотя бы не молчали, а сказали нам, что вы наделали?

— Футбол, — выдавливает из себя Петя и снова замолкает. Теперь из него уже не выжмешь ни слова.

На помощь приходит Вася.

— В общем, короче говоря, одним словом, футбол. Я ударил мячом в сумки, баночка с тушью — на куски, книги — нет!

— Удар был хороший. Классический, — желая оправдать друга, говорит Коля.

Проходит одна секунда молчания, другая, третья… Чтобы как-нибудь разрядить гнетущую обстановку, Виктор нарочито громко обращается к Володе:

— У тебя вчера замечательно получилось с Маришкой. Когда ты успел так научить ее?

Володя ухмыляется.

— Ты об этом Васе скажи. А то он ничему никогда не верит.

— И я тоже не поверил бы, если бы не видел сам. Как же ты ее научил этому?

— Очень просто. Прежде всего расколол сахар на мелкие кусочки. Потом положил их в карман. Потом стал учить. Маришка уже давно умела откликаться на слово «голос». А я сначала отбросил букву «эс» и стал кричать: «Голо!» Смотрю — лает. Я ей — сахар. Потом отбросил еще «о» и стал кричать «Гол!» Лает, я ей опять — сахар. Так и пошло: я ей говорю: «Гол!», — она лает, — я ей сахар бросаю…

— Что же мне делать? — спрашивает после паузы Таня, и голос ее слегка дрожит. — Как я покажусь на глаза Людмиле Александровне?

— Мы сами об этом уже думали, — сочувственно произносит Коля.

— Мы искали… Где только не искали… Нигде нет… — совсем удрученный говорит Петя.

— И что же, всюду, всюду искали? — уже пытается как-то выручить натворивших столько бед и сейчас сидящих с понурым видом мальчиков Наташа. — Наверное, облазили весь город?

— Тебе сказали — нигде нет, — коротко отрезает Вася.

— Понимаешь, Танечка, — берет за руку подругу Наташа, — они облазили весь город. Теперь я понимаю — и те двое, и этот очень вежливый мальчик тоже ведь куда-то ходили, И Виктор.

— Все ходили, что тут не понять, — говорит, насупившись, Коля.

— Вот видишь, Таня, все ходили за книгой. Даже чужие совсем мальчики.

— Ее сейчас нигде не найдешь. Нигде. Как же мне стыдно будет идти теперь к Людмиле Александровне!

Наташа глотает комок, застрявший где-то в горле, и кричит:

— И все из-за вашего футбола! Всегда из-за него одни неприятности бывают!

— Дался тебе футбол! — вскипает Вася. — Футбол тоже не такое уж счастье. Куча у нас неприятностей с ним. Спроси Колю, приятно ему было вчера показывать бабушке ботинок с оторванной подметкой? Или когда летят стекла из окна после твоего удара? Ты думаешь — райская это музыка, когда звенят стекла? Но это все сейчас не имеет значения.

Вася быстро встает. Петя инстинктивно хватается за доску, на противоположном конце которой он сидит, и одновременно упирается ногами в землю. Но это сейчас никого не смешит.

— Я пойду вместо тебя, Таня, к твоей библиотекарше. Все ей сам расскажу, — с предельной торжественностью заявляет Вася. — Это я сам все наделал с твоей книгой, я сам и буду расхлебывать эту кашу.

— Нет, расхлебывать кашу будем вдвоем. Я еще больше во всем виноват! — говорит Петя и тоже вскакивает с доски. Доска с грохотом падает на землю.

— Когда же это было, чтобы я отставал от вас? — басит Коля и тут же переходит на то место, где уже стоят его товарищи.

— За это вам большое спасибо, мальчики, — благодарит Таня. — Но я одна пойду к Людмиле Александровне. И сама за все отвечу.

Наташа обижается:

— По крайней мере, ты могла бы сказать: «Вдвоем за все ответим!» Мальчиков можно оставить в покое, без них обойдемся, но я тебя не брошу.

— И мы ее не бросим в беде! — все в том же приподнятом тоне заявляет Вася. — На любую пытку пойдем вместе.

— Даже в Каноссу, — поддерживает товарища Петя.

— Положим головы на плаху! — восклицает в тон друзьям Коля.

— Ну, раз пошли исторические примеры, — говорит спокойно Володя, — так и мы с Виктором присоединяемся к вам: взойдем со всеми на эшафот. И Маришку возьмем с собой.

Маришка, успевшая задремать, пока происходили все эти разговоры, услыхав, что о ней говорят, вскакивает и начинает лаять, сама не зная, на кого и за что.

О красном уголке домоуправления прохладно, пахнет недавно выбеленными стенами. И от цементного пола, который Тихон Максимович поливает несколько раз в день, тоже тянет свежестью. Зайдешь сюда и не хочется уходить: в квартирах — душно, во дворе — жарко, даже в тени нет опасения от духоты…

У шкафа с книгами стоит Людмила Александровна и беседует с читателями.

— Людмила Александровна, здравствуйте! — Антон Яковлевич пожимает руку старой библиотекарше. — Выручайте, Людмила Александровна!

— Выручу, Антон Яковлевич, обязательно выручу! — отвечает Людмила Александровна и тут же берет из стопки лежащих на столе книг новенькую брошюру в синем переплете.

— Сегодня достала, специально для вас. Ходила к вам в цех, думала зайдете все-таки, хоть и в отпуску. Нет, говорят, не приходил. Решила тогда принести сюда.

Антон Яковлевич перелистывает брошюру.

— Здесь все есть, все, что вам нужно, — заверяет его библиотекарша. — Ну, что, выручила?

— Очень, Людмила Александровна! Для меня сейчас эта книга — самый дорогой подарок. Все нужные чертежи и расчеты…

Портрет Антона Яковлевича висит в клубе кондитерской фабрики на стенде, среди портретов других изобретателей и рационализаторов. О трех его изобретениях даже писали в газетах. А сейчас подходит к концу работа над новым, четвертым…

Антон Яковлевич еще раз крепко пожимает руку библиотекарше.

— Очень выручили вы меня, Людмила Александровна. Так выручили…

И, отойдя в сторону, он садится, кладет книгу на колени, разворачивает вкладыш с чертежом и склоняется над ним.

В углу за отдельным столиком сидит и подсчитывает на счетах управляющий домами Иван Кузьмич. Он толст и грузен, но, несмотря на это, очень подвижен. Ребята гордятся своим управдомом — без него ничего не обходится. Если ремонтируется крыша, он обязательно поднимается на крышу, чтобы проверить, так ли все делается, как надо, Осенью истопники ремонтируют котлы — он заглянет и под котел и все радиаторы осмотрит. А однажды лопнула водопроводная труба — он даже прыгнул в траншею, осмотрел трубы и потом сам, без посторонней помощи, оттуда выбрался.

— А мне ничего не припасли, Людмила Александровна? — спрашивает он, глядя на библиотекаршу, и, чтобы не сбиться со счета, держит короткий и толстый указательный палец на бумажке.

— Как же, есть для вас пятая книжка журнала. Окончание романа, который вам понравился.

Иван Кузьмич отодвигает от себя счеты, с трудом приподнимается со стула, но, став на ноги, с удивительной легкостью, быстрыми мелкими шажками спешит к столу, где Людмила Александровна меняет книги.

Открывается дверь. В помещение красного уголка входит Анастасия Ивановна. За руку она ведет худенькую смуглую девочку с двумя короткими выгоревшими на солнце беленькими косичками.

— Садитесь, Анастасия Ивановна, вот здесь, — говорит Антон Яковлевич, отодвигаясь на самый край скамьи и освобождая место для вновь пришедших. — И Людочка тут поместится.

Анастасия Ивановна садится рядом с Антоном Яковлевичем, по другую сторону от себя сажает внучку.

— Вы уж меня извините, Антон Яковлевич, что побеспокоила вас. Но столько набегалась за день — ноги не держат… Папа и мама нашего Коленьки, как вы знаете, уехали на экскурсию по Волго-Донскому каналу. Вчера получила от них письмо. Уже подъезжают к Ростову. Пишут — красота необыкновенная!

Анастасия Ивановна туже завязывает под подбородком черный с красными цветочками платок, и в голосе ее неожиданно появляются обидчивые интонации:

— Да, им хорошо красотами любоваться. Я сама бы не отказалась. А Людочку на меня бросили, все мне самой приходится делать. А тут еще Николай…

Антон Яковлевич лукаво подмигивает Людочке и, встретив ответный понимающий взгляд, весело говорит:

— Но на кого же бросили? На вас же, Анастасия Ивановна. Знали, на кого бросали

Анастасия Ивановна улыбается.

— Знали-то знали. Только, много забот с ними, поверьте мне. Когда колина мама уезжала, она мне сказала. «Вот, бабушка, на Коле одна пара ботинок, а там, в шкафу — вторая пара, новенькая. Так вы бабушка, новенькие дадите ему надеть только на вечер в школе, когда занятия окончатся». Занятия еще не закончились, а ботинки уже…

— Кончились? — смеясь, перебивает Антон Яковлевич.

— И одна и вторая пара. Сначала старые ботинки вдребезги. Дала новые. А вчера пришел, на эти новые ботинки страшно смотреть: подметки неизвестно даже на чем держатся. Спрашиваю — чем это? Футболом, говорит.

— Да, тут и спрашивать нечего. И, главное, — не с кого.

— Я в мастерскую — не берут в ремонт. Купила еще одну пару. Но где же конец? Где конец, Антон Яковлевич? А все из-за футбола этого.

Анастасия Ивановна чуть-чуть распускает завязанный слишком туго узел платка и громко заявляет:

— Если уже без футбола этого нельзя обойтись, тогда пусть придумают какую-нибудь железную обувь.

И оглядывается по сторонам на стоящих поблизости родителей: должен же, наконец, кто-нибудь понять ее, если для Антона Яковлевича это все только шуточки. Потом, заметив, что Людмила Александровна уже освободилась, направляется к ней.

Женщины здороваются за руку.

— Все смотрю на вас, Людмила Александровна, и любуюсь — говорит Анастасия Ивановна, присаживаясь на стул и одновременно протягивая книги. — Не бывает у вас плохого настроения, наверное!

— Не бывает никогда, — смеется библиотекарша и, близоруко щурясь, разглядывает самодельные обложки из цветной глянцевитой бумаги на возвращенных книгах. — И я смотрю на вас, Анастасия Ивановна, и тоже любуюсь. Самая вы аккуратная, самая примерная читательница.

— Книгу я уважаю, — польщенная похвалой, отвечает старуха. — Она мне лучший друг. А с другом надо поступать по-дружески.

Людочка стоит, не шелохнувшись, и молчит. Ей очень приятно, что две такие уважаемые женщины хвалят друг друга. Потом она тихонько дергает бабушку за рукав.

— Бабушка, ты мне обещала…

— Обещала. Помню. Вот мы и попросим сейчас Людмилу Александровну дать нам «Колобок».

Вдруг лицо бабушки хмурится.

— А самое главное — подберите что-нибудь для нашего Николая. Не загонишь его домой. Все с мячом бегает. Одна надежда — интересная книга.

Людмила Александровна задумывается, но очень ненадолго.

— Есть, есть у меня для него такая. Все футболы забудет. «Остров дружбы» называется. Я ее дала Тане немного подклеить, истрепали ее порядком молодые читатели.

Людочка внимательно прислушивается к разговору. Потом снова тихонько дергает бабушку за рукав.

— Бабушка, хочешь я побегу, приведу Таню.

— Найдешь? — с сомнением спрашивает Анастасия Ивановна.

— Найду. Когда я кого-нибудь ищу — всегда нахожу.

Боясь, что ей могут запретить такие интересные поиски, она быстро бежит к двери. Но не успевает сделать трех-четырех шагов, как дверь сама раскрывается и на пороге появляются Таня и Наташа.

Людочка буквально застывает на месте. Но проходит один только миг, и она с радостным криком бросается навстречу девочкам:

— Таня, Танечка! Ты нам очень нужна! Ты подклеила «Остров дружбы»?

— Ну-ка, Таня, дай нам сюда «Остров дружбы», — говорит и Анастасия Ивановна, завидев вошедших. — Что это за книга такая?

Таня резко поворачивается к Анастасии Ивановне и инстинктивно прячет книгу за спину. Атака последовала совсем не с той стороны, откуда можно было ожидать. Случилось самое ужасное. Другое дело — подождать, пока все обменяют свои книги и уйдут из красного уголка. Тогда и поговорить с Людмилой Александровной. С ней одной! Тоже очень стыдно, но она поймет. А сейчас что получилось? Отдавать такую книгу при Анастасии Ивановне, при Антоне Яковлевиче, при Иване Кузьмиче… И, главное, — при Людочке. Такой пример маленькому читателю!..

Наташа зло смотрит на Люду. Неужели ей понадобилась эта книга? Что она поймет в ней? Сейчас родители уехали, и эта девчонка буквально что хочет, то к делает. У них теперь все наоборот: уже не Люда — бабушкина внучка, а скорее Анастасия Ивановна — внучкина бабушка.

— Здравствуйте, Людмила Александровна! — говорит Таня, и ей самой удивительно, почему, у нее такой твердый и решительный голос. Она думала, будет совсем иначе. — Людмила Александровна, я не могу сейчас вам вернуть книгу.

— Знаю, знаю, что ты скажешь, — смеется старая библиотекарша. — Еще не все сто пятьдесят мальчиков вашего дома прочли ее! Так ведь?

Этот смех сразу отнимает у Тани всю твердость и решительность. Как тяжело говорить такой женщине неприятные вещи! Но сказать надо. И, снова набравшись духу, Таня произносит:

— Я не могу вернуть… Пока не найду новую…

Людмила Александровна настораживается.

— Ты ее потеряла? Ее нет у тебя?..

— А книга нам очень нужна! — вмешивается в разговор Анастасия Ивановна. — Пусть хоть немного передохнут ботинки у Коли.

Наташа терпеть не может неопределенных положений, вроде того, которое создалось сейчас. Она выхватывает из-за спины подруги облитую тушью книгу и кладет ее на стол.

— Вот, Людмила Александровна. Вот он — «Остров дружбы». Только видите, что с ним?

— Боже мой! Так изуродовать книгу! — ужасается Анастасия Ивановна.

Придвигается к столу и Антон Яковлевич.

— Чистая работа! — говорит он. — Кто же это так постарался?

Даже Иван Кузьмич, снова усевшийся за свои счеты, поворачивается на скрипящем стуле, прислушиваясь к разговору, И мужчина в синем костюме откладывает в сторону журнал, берет в руки «Остров дружбы», но сейчас же бросает его и вытирает пальцы платком. И молодая женщина, сидящая за столом в ожидании своей очереди к Людмиле Александровне, быстро отодвигается от упавшей рядом с ней книги. И дворник Тихон Максимович, пришедший поговорить с управдомом насчет покупки лопат, забывает о цели своего посещения, а вместо этого берет со стола книгу и начинает ее перелистывать.

Людмила Александровна смотрит на Таню и спрашивает:

— Как же это так?

— Сама не знаю как. Нечаянно разлила тушь…

— Может это твоя собака набедокурила? — продолжает допытываться библиотекарша.

— Нет, я сама, — отвечает Таня, и голос ее внезапно срывается.

Наташа вне себя. Это невозможно, что Таня только говорит! Все на себя взяла. Мальчики гоняли свой мяч, а она за всех в ответе. И Наташа не выдерживает:

— Людмила Александровна! Не верьте ей, ни одному слову не верьте! Вовсе не она пролила тушь. И не собака.

Людмила Александровна кладет руку на наташино плечо.

— Подожди, не горячись, Наташа. Успокойся. Не Таня, не собака, а кто же?

— Я совсем не горячусь, а только очень волнуюсь. Но все равно хочу сказать. Таня дала мальчикам книгу, мальчики играли в футбол, мяч попал в сумку, там была баночка с тушью, баночка разбилась…

— Все понятно, — говорит Людмила Александровна. — Баночка разбилась, тушь пролилась на книгу, и книга испорчена.

— Да, все так именно и было.

— Какие же это мальчики так играли? — спрашивает Анастасия Ивановна, сурово морща лоб.

— Вася так ударил, — отвечает Наташа.

— Вася? А Коля там тоже был? — снова спрашивает бабушка.

— Коля тоже был. Они же всегда втроем всюду бывают, — произносит с неумолимой правдивостью Наташа.

Людмила Александровна берет со стола злополучную книгу и кладет ее на нижнюю полку шкафа. Потом обращается к Тане:

— Я слышу имена Васи, Коли… Они все это наделали. Но почему же ты решила взять их вину на себя?

— Они очень переживают.

— Очень, — подтверждает и Наташа.

— И Вася тоже переживает? — удивляется Антон Яковлевич.

— И Вася. Он так и сказал Тане: «Не бросим тебя в беде. Пойдем на плаху вместе с тобой». А Коля сказал даже: «Пойдем в Каноссу».

— Что это еще за Каносса? — возмущается бабушка. — Ни в какую Каноссу я его не пущу! И в футбол он у меня больше играть не будет! Пока папа с мамой не приедут. Пусть тогда сами разбираются. Чтобы такое сделать с книгой! Ботинки у него на ногах горят, стекла в чужих окнах бьет, девочку мячом с ног свалил, за цветы меня оштрафовали. Два раза ему разбили нос, а сколько и кому он разбил носов — даже не упомню. И все это я терпела. Но за книгу — не прощу!

— Я своему Валентину сколько говорю, — перенимает эстафету мужчина в синем костюме, — играй в волейбол, в баскетбол, в любой «бол», но только не в футбол! Выслушает — и опять за свое.

Молодая женщина горячо говорит:

— У меня нет мальчика. У меня две девочки. Но я не решаюсь их выпускать во двор. Ведь у наших футболистов нет площадки, они бегают по всему двору и всех сбивают с ног.

— Что же, прикажете им стадион «Динамо» тут построить? — сердится Иван Кузьмич.

— Все цветы во дворе вытоптали, стекла бьют, — напоминает дворник. — Деревья мы посадили, огородили их. Так сначала сломали ограду, теперь до деревьев добрались. Ну, хорошо. Скажем, ограду можно отлить из чугуна. А деревья — они ведь так деревянными и остаются. Их чугунными не сделаешь!

— Один только выход, — решительно говорит Анастасия Ивановна. — Другого выхода нет. Закрыть надо футбол! И все! Пусть, что хотят, то и делают!

— Значит, пусть гуляют наши мальчики парами, за ручки, и поклоны друг другу отвешивают? Так, Анастасия Ивановна? — уже серьезно спрашивает Антон Яковлевич. — Нет, футбол очень полезная игра.

— Не знаю. Нас у матери было четыре дочки и четыре сына. И никто тогда не слыхал про футбол. Я не говорю про девочек, но и братья мои — Иван, Порфирий, Федор и Никанор — и те без футбола прекрасно обходились. И ничего — выросли все здоровые, крепкие.

— А вот я, когда молодым был, много играл в футбол, — вдруг мечтательно говорит Иван Кузьмич, громко ударяя костяшками счетов.

— И глаза его, всегда по-деловому строгие, при одном этом воспоминании становятся мягче и светлее.

Людочка смотрит на грузного управдома и думает, какой же большой мяч нужен был ему! Наверное, как два колиных. Или даже три.

Иван Кузьмич еще раз откидывает костяшки на счетах, прикладывает пресс к бумаге, захлопывает тетрадь и встает.

— Сам бы сейчас побегал, — продолжает он, — только возраст уже не тот.

Тихон Максимович поддерживает:

— Побегать, конечно, им надо. Годы такие…

— Надо им купить настольный футбол и пусть играют, — предлагает молодая женщина. — Интерес тот же и никакой опасности для моих девочек.

— Нет, это не то, — возражает мужчина в синем костюме. — Надо направить интересы мальчиков в другую сторону.

Людмила Александровна смотрит попеременно на каждого говорящего, и очки ее по-боевому сверкают. Потом, указывая на Таню и Наташу она говорит:

— Вот стоят девочки. Спросите их, может ли что-нибудь заменить мальчикам футбол?

Таня отрицательно качает головой. Наташа, вспомнив Васю, Колю, Петю и маленького Виктора, решительно заявляет:

— У них вся жизнь в этом.

Людмила Александровна торжествует:

— Вы слышите?! Вся жизнь в этом! Ну, вся-не вся, конечна, а все же зачем нам, старикам, портить жизнь мальчикам? Зачем заменять футбол чем-то другим? Помочь надо вашим детям, вот что!

— Детям помочь хотите, — обижается Анастасия Ивановна, — а родителям — не хотите? И то, что они с книгой сделали — быстро забыли?

Антон Яковлевич аккуратно ставит на полку книгу, которую просматривал до этого, и говорит:

— Это очень долгий спор, Анастасия Ивановна. И все равно нам с вами никто не позволит закрыть футбол. А вот подумать, как сделать, чтобы зеленели деревья и цвели цветы без всяких оград, как обезопасить стекла, как уберечь маленьких девочек и как доставить радость мальчикам — это наше дело.

Антон Яковлевич хочет сказать еще что-то такое, что должно заставить даже Анастасию Ивановну поверить в привлекательную силу футбола для ребят. Но его слова перерывает звон разбитого стекла. На пол, на подоконник, на дворника, стоящего у окна, на стол с комплектом старых газет летят крупные и мелкие кусочки стекла. Все поворачиваются и видят в окне большую бесформенную дыру.

Антон Яковлевич подходит к месту катастрофы и выглядывает во двор. Потом качает головой и говорит безнадежным тоном:

— Без Васи и тут не обошлось. Без него ничего не обходится. Ничего!

Днем прошла гроза с градом. И сейчас еще холодный ветер гонит по небу низкие свинцовые тучи, готовые снова пролиться на землю потоками воды.

На кондитерской фабрике только закончилась смена, а умытый дождем фабричный стадион, с непросохшими дорожками, с влажными скамьями и прибитой градом травой, уже заполняется спортсменами. Дождь спортсменов не пугает, пусть даже с молнией, громом и ветром! Если бы вдруг в мае над стадионом разразилась зимняя буря и вьюга замела снегом зеленую траву — все равно в точно назначенное время началась бы тренировка.

Сейчас тоже все идет своим чередом.

В дальнем углу стадиона, за трибунами, девушка в синем спортивном костюме метает копье, но его всякий раз сносят в сторону резкие порывы ветра. Рядом высокий юноша толкает ядро — ударяясь о мокрую землю, оно оставляет глубокие ямки. По кругу бегут девушки. Тут же на беговой дорожке тренируется молодой легкоатлет. Забрызганный грязью, он чуть ли не в сотый раз срывается с места и снова возвращается обратно.

Тренируются и футболисты. Они разбились на группы по три-пять человек, и каждая такая группа, получив от тренера свое задание, выполняет его. Одни упражняются в остановке мяча, другие учатся правильно вбрасывать его в поле, третьи разучивают обманные движения. Еще одна группа, расположившись на краю поля, возле беговой дорожки, тренируется в обводке мяча. Поочередно каждый футболист, получив мяч, ведет его зигзагообразно между десятью расставленными здесь стойками.

К спортсменам подходит тренер Алексей Константинович. Некоторое время он молча наблюдает за действиями правого защитника команды кондитеров Ипполита Дугина. Потом подходит еще ближе и останавливает футболистов.

— Неправильно, Ипполит! Вы слишком рано всеми своими движениями показываете, куда собираетесь идти с мячом. И это облегчает задачу противника. А ведь чем позже он разгадает ваши намерения, тем лучше. Попробуйте еще.

Тренер отходит к другой группе.

Ипполит ударяет по мячу с такой злостью, словно именно он, это наполненный воздухом кожаный шар, виноват в допущенной им ошибке.

Мяч летит высоко над полем, падает за беговой дорожкой и откатывается к входным воротам стадиона.

— Мяч не виноват, Ипполит. За что ты его так? — говорит один из футболистов.

— У Ипполита всегда так, — замечает другой, — раз не получается, значит мяч плох.

— Во всяком случае горячиться не надо, — советует третий.

Ипполит, сердито поджав губы, молча выслушивает справедливые и дружеские замечания товарищей. Потом бросается за мячом.

От ворот стадиона навстречу ему идет Тоня. Она торопливо обходит большие лужи, перепрыгивает через маленькие, на сухих местах прибавляет шаг. И на ходу кричит:

— Осторожнее! Совсем меня забрызгаешь!

Ипполит переходит с бега на шаг и не очень дружелюбно отвечает, девушке:

— Боишься запачкаться, — тогда не подходи.

Но Тоня все же подходит и вызывающе заявляет:

— Дела очень важные, иначе, конечно, ни за что не подошла бы к тебе.

Но тут же забывает о неприветливой встрече и восторженно восклицает:

— Такие дела делаются!..

Она хочет еще что-то сказать, но вдруг подходит вплотную к своему собеседнику, смотрит ему в глаза, потом в полном недоумении разводит руками:

— До чего же у тебя смешные глаза! Когда небо голубое — они у тебя голубые, в помещении — они серые, а сейчас небо темное — и они темные, ну совсем черные.

Ипполит медленно ведет мяч, возвращаясь обратно. Потом сердито говорит шагающей рядом девушке:

— Ты мои глаза оставь, пожалуйста, в покое! Говори толком, какие дела делаются?

— Волейбольную команду всю мобилизуют.

— Куда мобилизуют?

— Там, где-то, в каком-то дворе, кто-то закрывает футбол. Конечно, у нас на фабрике поднялась заваруха.

Молодые люди выходят на беговую дорожку. Тоня сворачивает по ней, а Ипполит, направляясь к месту своей тренировки, идет по полю вдоль дорожки. Не глядя на девушку, он говорит:

— Вечно у тебя так получается: заваруха, заваруха. А толком ничего не скажешь. Какое-то там закрытие футбола!

Не обращая внимания на ворчливый тон собеседника, девушка спрашивает:

— А что ты сейчас делаешь?

Ипполит отвечает:

— Тренируюсь в обводке противника… Частыми, несильными ударами.

Тоня смеется:

— Это называется несильные удары — до самых входных ворот!

Ипполит снова сердито поджимает губы.

— Ну, не обижайся, — дружелюбно говорит девушка. — Я не хотела тебя обидеть, Поля.

Ипполит еще больше мрачнеет.

— Я тебя уже не раз просил запомнить — меня зовут не Потя, а Ипполит. Ипполит через два «п». Мне уже не четырнадцать лет, а двадцати два. И меня не нужно называть женским именем.

— И кто тебе придумал такое имя? Никак его не сократишь! — смеется девушка, потом делает прощальный жест рукой и убегает к занимающимся невдалеке волейболисткам.

Ипполит возвращается к своей группе и продолжает тренировку.

Проходит около полутора часов. Футболисты успевают хорошо поработать над техникой и затем, разделившись на две команды, начинают тренировочную игру с применением длинных продольных передач, наиболее выгодных на скользком поле.

В разгар игры Алексей Константинович командует:

— Вокруг поля бегом марш!

Мгновенно прервав игру, футболисты на ходу подстраиваются друг к другу и пробегают один круг. Постепенно замедляя темп бега, они переходят на ходьбу и, пройдя еще пятьсот-шестьсот метров, собираются в центре поля.

Здесь их уже поджидает Алексей Константинович. Он осматривает забрызганные грязью костюмы спортсменов, их мокрые ботинки, прилипшие к телу рубашки. Затем спрашивает:

— Тяжело пришлось сегодня? Погода не очень ласковая?

Футболисты отвечают:

— Все в порядке!.. Здорово!.. Погода, как погода!..

Голоса звучат весело и бодро. Еще красноречивее о настроении игроков говорят их оживленные и радостные лица. Алексей Константинович тоже улыбается:

— Ну, а теперь не забудьте, друзья, очистить ботинки от грязи, вымыть их, а дома — просушить. Форму тоже приведите в порядок. А дежурному такое задание: мячи вытереть тряпкой, смазать касторкой, расшнуровать и выпустить из камер воздух.

Высокий, с мальчишеским хохолком над широким открытым лбом, футболист выступает вперед:

— Всё будет сделано, Алексей Константинович!

Тренер одобрительно смотрит на высокую стройную фигуру юноши, затем снова обращается ко всей команде:

— На следующем занятии мы разберем сегодняшнюю тренировку, кое-кому переменим задание. Потом подготовимся к игре с «химиками». Надо будет продумать тактику.

И после короткой паузы командует:

— А теперь — в душ! Бегом марш! Дугин и Смирнов, останьтесь!

Футболисты убегают. Возле тренера остаются Ипполит и Смирнов, рослый широкоплечий мужчина с коротко остриженными волосами и атлетическим затылком.

Медленно шагая с двумя своими учениками по направлению к раздевалке, Алексей Константинович говорит:

— Все-таки не так вы делаете обводку, Ипполит. Ведете неправильно, а иногда…

Глаза тренера чуть-чуть усмехаются:

— А иногда зачем-то сильно бьете.

— Это я… — пытается оправдаться Ипполит.

— Это вы, — перебивает его тренер, — немного погорячились. Как всегда. Так вот. Чтобы вы поменьше горячились, мне, видимо, придется повозиться с вашим характером. А Смирнов поможет вам освоить технику обводки.

— Обводки? — переспрашивает Смирнов.

— Да, обводки.

— Кому, помогу? Дугину?

— Да, Дугину.

Смирнов осматривает Ипполита сверху донизу и обиженно говорит:

— Мне, Алексей Константинович, надо тренироваться с равным футболистом по силе и по технике. А то тренировка не оправдает себя.

— Всегда ты ворчишь, — недовольно замечает тренер. — Ничего плохого не будет, если передашь свой опыт футболисту.

— Я постараюсь, Павел, — смущенно говорит Ипполит, — ты попробуй.

— Попробуем, — неохотно соглашается Смирнов. — Только ты в следующий раз прийди пораньше, отбери мяч, тот, серый, знаешь. С этим мячом я больше люблю заниматься.

К разговаривающим подходят секретарь комсомольской организации фабрики Ася, председатель заводского совета добровольного спортивного общества Григорьев и Людмила Александровна.

— Здравствуйте! — приветствует спортсменов старая библиотекарша. Потом разворачивает сверток, вынимает запачканную тушью книгу и протягивает ее тренеру.

— Вот, полюбуйтесь! Красиво?

Алексей Константинович перелистывает несколько страниц, затем поднимает глаза на собеседницу:

— Не очень. Кто же это так читал ее? Трубочист?

— Не трубочист, а футболист, — вносит поправку Людмила Александровна, берет у тренера книгу и решительными движениями снова заворачивает ее в бумагу. — Во дворе нашего фабричного дома живет много ребят. Они хотят играть в футбол и хотят, чтобы никто не закрывал этого футбола. И у них там происходят целые трагедии, как вот эта, например, с книгой.

Людмила Александровна осуждающе смотрит на тренера, потом на Ипполита. Ипполит виновато опускает глаза, словно он персонально ответственен за все трагедии, которые происходят на футбольных полях.

— Но ведь, Людмила Александровна, сделано не так уж мало, — примирительно говорит Григорьев и лезет в задний карман брюк, откуда вытаскивает большой мелко исписанный лист бумаги. — Мы провели молодежный кросс, в котором участвовало…

Его прерывает Ася:

— Спрячь, Федя, свои отчеты. У нас никто не отнимает того, что сделано. Действительно, мы устраиваем смотры, проводим кроссы, организуем соревнования, эстафеты, конференции, костры, походы… Все это очень хорошо. А под боком у нас живут ребята, все свободное время они проводят во дворе. А мы до сих пор ничего для них не сделали.

— Вот это и обидно, — уж более спокойно замечает Людмила Александровна, — ведь, действительно, спорт поставлен у нас на фабрике неплохо.

Ободренный этим замечанием, Григорьев снова пытается продолжить свои объяснения:

— Если разобраться, Людмила Александровна…

Его снова прерывает Ася:

— После будем разбираться, Федя.

И, повернувшись к тренеру, она добавляет:

— Вы, Алексей Константинович, должны нам помочь. Мы устроим во дворах, где живут наши рабочие, волейбольные и баскетбольные площадки, будем проводить соревнования между командами разных дворов…

— Сделаем турники, повесим кольца, — напоминает Григорьев.

— А в чем же может выразиться наша помощь? — спрашивает Алексей Константинович.

— А нам от вас самое основное нужно, — говорит Ася. — Нам нужно, чтобы вы выделили хороших спортсменов, которые помогли бы организовать во дворах футбольные команды.

— И в первую очередь в доме номер пять по Грибному переулку, — заключает Людмила Александровна.

Алексей Константинович понимающе кивает головой. Потом обращается к Смирнову:

— Мне кажется, тебе, Паша, это дело как раз по плечу. Ты как на это смотришь?

Смирнов даже раскрывает рот от неожиданности и в полной растерянности смотрит на своего тренера:

— Что-то вы, Алексей Константинович, не то придумали. Ведь там же маленькие мальчики. Вы бы меня еще в детский сад воспитателем послали. Вот как я на это смотрю.

Людмила Александровна не может согласиться с такими сравнениями:

— Вы мастер футбола, товарищ Смирнов! А ребята! Они так увлекаются этой игрой. На каждом пустыре, в каждом дворе часами они гоняют свой мяч. Надо им помочь, товарищ Смирнов! Обязательно помочь!

— Ребячьего дядьку хотите из меня сделать… Чтобы все на фабрике пальцами на меня показывали, — не глядя на библиотекаршу, отрывисто бросает Смирнов. И уже совсем иронически добавляет: — Для детей есть детские работники, а не футболисты, которые украшают фабричную команду. А что же будут делать воспитатели? Может быть, начнут забивать мячи в ворота противника?

— Я бы на твоем месте не отказывался, Паша, — пытается уговорить упрямого футболиста Григорьев. — Я бы на твоем месте так сразу не рубил сплеча.

— Как хотите, сплеча или не сплеча, но я не согласен. Может, еще в ясли няней меня определите. Уж заодно.

В разговор бурно вступает Ася. Она резко поворачивается к Смирнову и гневно восклицает:

— Ясли! Детский сад! Няня! Великий мастер не может снизойти до такого дела, как тренировать ребят. Постыдился бы!

Алексей Константинович спокойно говорит:

— Конечно, Паша, силой мы тебя не можем заставить заниматься с ребятами. Но ты обдумай это предложение. Мы тебя не торопим, если надумаешь — скажешь.

— Нет, к детям вы меня не сосватаете. Тут и надумывать ничего не надо, — упрямо заявляет Смирнов.

Сделав прощальный жест, он уходит.

Ася смотрит ему вслед удивленно и недоброжелательно: пойди, уговори такого! Потом поворачивается к тренеру:

— Что же нам делать. Алексей Константинович? Ведь так оставить дело нельзя.

— А как вы думаете, Алексей Константинович, если бы я взялся за это дело? — вдруг предлагает Ипполит, сам удивляясь своей необыкновенной смелости. — Я же недавно из ремесленного училища, знаю, как с ребятами надо обращаться. И все правила игры им покажу, расскажу про режим дня, про тренировки, когда уроки надо учить, и даже как надо питаться… Все расскажу мальчикам…

Людмила Александровна с интересом разглядывает Ипполита, словно желая ответить самой себе — сможет ли он, действительно, справиться с работой воспитателя детей? Переводит взгляд на Алексея Константиновича, от которого, собственно, зависит решение этого вопроса. Тот улыбается старой библиотекарше, затем поворачивается к Ипполиту:

— Тренерская работа требует больших знаний, умения и опыта. Одного желания, Ипполит, здесь недостаточно. А кроме того, — правда, не хотелось бы говорить об этом при всем честном народе, но придется, — у вас самого есть еще мальчишеская горячность, которую надо сначала в себе побороть. Что вы думаете по этому поводу, Ася?

Ася утвердительно кивает головой.

— Он сам знает об этом своем недостатке. Мы с ним не раз говорили о его характере, и спорили, и ссорились. И мне тоже кажется, что Дугину рано еще думать о воспитательной работе. Себя перевоспитай, Ипполит!

— Словом, разделали молодого человека под орех, — смеется Людмила Александровна. — Ничего, горячность лучше холодности. Так мне, по крайней мере, кажется. Но советовать не берусь.

Ипполит смущенно смотрит на своего тренера.

— Помочь очень хотелось, Алексей Константинович, потому и предложил себя. А найдете другого — только рад буду.

— Неужели никого, кроме Смирнова, нет? — спрашивает Ася.

— Я все время думаю о том, что у нас четыре двора, четыре площадки, что надо выделить четыре человека. Трое у меня уже есть, но сюда, в Грибной переулок, мне хотелось бы послать действительно опытного человека. Кроме Смирнова, у меня есть Гаврилов…

— Гаврилов — это хорошая кандидатура, — обрадованно говорит Григорьев. — Только он сейчас болен.

— Сегодня болен, а завтра выздоровеет. Словом, Ася, как только он появится, мы его туда пошлем.

— Значит, все в порядке, — весело говорит Людмила Александровна.

— Все решено. Только бы Гаврилов долго не болел.

— Наши футболисты долго не болеют! — прощаясь, успокаивает библиотекаршу Алексей Константинович.

— И мы тоже может идти, — говорит Ася и дружелюбно кивает Ипполиту. Потом подхватывает одной рукой Григорьева, другой — Людмилу Александровну и уходит вместе с ними.

Ипполит остается один. Что же, надо идти в душ, потом переодеться, ехать домой… А как хорошо стало вокруг! На небе появились голубые просветы, выглянуло солнышко, дождевые капли ярко блестят на траве. И воздух чистый, так легко дышать…

К нему подбегает Тоня:

— Что, были уже? И ушли? О чем говорили?

Ипполит долго смотрит на собеседницу и, видимо, убедившись в ее глубокой заинтересованности всем происходящим, начинает рассказывать.

— В одном дворе, в Грибном переулке, нужно организовать футбольную команду из мальчишек. Предлагали Смирнову пойти туда…

— А он что?

— А он не хочет.

— У Смирнова всегда нос к небу. Как же! Мировая величина и вдруг пойдет в какой-то Грибной переулок!

Ипполит нагибается, срывает травинку и начинает ее жевать.

— Понимаешь, Тоня, весь разговор при мне шел. Я тут же стою и слышу — Смирнов наотрез отказывается. Уперся — и хоть бы что! И так мне жалко стало этих самых мальчишек. Поверь мне, я в глаза их никогда не видел, а жалко. Взял да бухнул — давайте, товарищи, я туда пойду, потренирую их, научу правильно играть, расскажу, как совмещать игру с учебой… Конечно, они не согласились. Говорят, сначала себе перевоспитай…

Тоня слушает внимательно. Кажется, сейчас она вместе с рассказчиком начнет искать выход из создавшегося положения. Но вдруг вырывает изо рта молодого человека травинку и со смехом убегает.

Просторное, с высокими окнами и ослепительно чистыми стенами помещение цеха залито ярким весенним солнцем. У длинного белого стола стоит Ипполит. На нем сейчас белый халат и белая маленькая шапочка. В руках воронка, из которой он выдавливает крем. Крем ползет тонкой пахучей струей и ложится на торт в виде причудливых розанчиков, листочков и фигур. Через несколько часов эти, уже совсем оформленные, кондитерские изделия уложат в большие белые коробки, загрузят ими автомобили и развезут по магазинам. Рабочие, служащие, школьники будут кушать красивые и вкусные торты и удивляться мастерству кондитеров.

Ипполит смотрит на часы. Еще десять минут — и конец смены. Как быстро за работой время пролетело!

В дверях цеха показывается Тоня. Она быстро идет к своему рабочему месту, застегивая на ходу халат.

— Завяжи-ка тесемочки, — говорит она, протягивая руки Ипполиту. — Скорее, уже время!

Ипполит завязывает тесемки сначала на правой руке, потом, когда Тоня протягивает ему левую, покорно завязывает и на левой руке.

— Сама опоздала, а теперь торопишь.

— Была у Григорьева, в фабкоме, — оправдывается девушка, проверяя, прочно ли завязаны банты. — Шла на работу, а меня позвали туда. Нашу волейбольную команду уже всю рассовали.

— Как рассовали? — спрашивает Ипполит, собирая свои инструменты.

— Да так. Перетасовали и рассовали. Клава пойдет к девочкам на Дальнюю улицу. Женя, Оля, Вера — в детский городок. Соня — в пионерский лагерь. Все берут шефство по волейбольной линии.

— А ты куда?

— Я иду в Грибной переулок, где живет наш Антон Яковлевич. Ну, туда, куда отказался идти Смирнов.

Ипполит молча отходит в угол цеха и аккуратно укладывает в настенный ящик свои инструменты. Также молча направляется он к выходу, но, не доходя до него, возвращается обратно, к столу, где уже работает Тоня. Несколько минут наблюдает за тем, как ловко орудует девушка своей воронкой, какие причудливые узоры вырисовывает на тесте струя крема. Потом спрашивает:

— А ты не слыхала, кто идет в Грибной переулок по футбольной линии? Ведь неизвестно, сколько еще пролежит Гаврилов в больнице.

— Слыхала, — смеется Тоня. — Ты идешь.

Ипполит обижается:

— Я тебя серьезно спрашиваю, а ты шутишь.

— Пока еще никто не идет. Ждут, когда выздоровеет Гаврилов. А чего ждут? Почему, действительно, не пошлют тебя? Мне доверили, Соне доверили, всем доверили. А тебе нет?

Ипполит краснеет, затем становится совсем пунцовым.

— Нельзя меня послать, Тоня! Из-за характера. Неуравновешенный у меня характер.

— Насчет характера — это правильно. Наделаешь там дел, чего доброго.

Ипполит не находит, что ответить на это безусловно справедливое замечание, и отходит от стола.

Через четверть часа, приняв душ, он, в синем костюме, с зачесанными назад влажными волосами, выходит через проходную будку на улицу. И тут же в дверях сталкивается с Антоном Яковлевичем.

— Здравствуй, Ипполит! — говорит старый мастер, знающий слабое место молодого человека и потому четко произносящий в слове «Ипполит» оба «п».

— Здравствуйте, Антон Яковлевич! Что это вы вдруг на фабрику идете? В отпуску, а идете? Наверное, насчет своего изобретения.

Старый мастер отводит молодого кондитера в сторону, чтобы не мешать входящим и выходящим людям, вынимает из кармана красную коробочку с сигаретами и не спеша проделывает всю процедуру, какую совершает всякий раз, когда закуривает: продувает мундштук, ломает пополам сигарету, разминает ее между пальцами, вставляет ее в прочищенный мундштук, зажигает спичку. Все это делает он молча и, только закурив, приступает к разговору:

— Не только насчет изобретения. У меня еще другое дело есть на фабрике. А, кстати, именно ты и можешь мне помочь.

— Я? Чем же я могу помочь, Антон Яковлевич? — удивляется Ипполит.

— Как чем? Ведь ты у нас в фабричной команде левый защитник?

— Не левый, Антон Яковлевич, а правый.

— Ну, это я от себя считаю. Когда я сижу на трибуне, а ты играешь — ты слева от меня. Потому я и считаю тебя левым защитником.

— Все равно, Антон Яковлевич, правый я или левый, а чем же я могу вам помочь?

— Понимаешь, Ипполит, такое дело у меня. Вернее даже не у меня, а у всех нас. У нас во дворе есть ребятишки. Ну, Вася мой и такие же, как он, разные Пети, Вани, Вити. Увлекаются они, как ты сам соображаешь, футболом. Но никто ими не занимается. И вот я к тебе за советом.

— Насчет этого могу вам сказать, Антон Яковлевич, вот что. У нас на фабрике уже все на ногах. И Ася, и Григорьев. И подняла их всех на ноги Людмила Александровна.

— Людмила Александровна? — одновременно удивленно и обрадованно переспрашивает Антон Яковлевич. — Тогда все в порядке. Тогда мне делать нечего.

— Нет, не все в порядке, — горячо восклицает молодой человек. — И вам есть что делать. Никак не могут найти, кто бы мог заниматься с вашими футболистами. Чтобы заниматься с молодыми футболистами, Антон Яковлевич, надо иметь большой опыт, педагогические навыки надо иметь… И чтобы характер был спокойный.

— Конечно, какому-нибудь неопытному спортсмену, который сам только вчера перестал быть мальчишкой, не поручишь эту работу, — с готовностью соглашается старый мастер.

— И вы так думаете, Антон Яковлевич? — вздыхает Ипполит.

— Безусловно. Так что же, нет в вашей команде такого, кто взялся бы за это? Был бы ты немного посолиднее, поопытнее, доверили бы тебе…

Ипполит снова глубоко вздыхает:

— Нет, люди есть. Кто пошел в другие дворы, кто… К вам, например, хотели послать Гаврилова, так тот болен и неизвестно, когда встанет. А Смирнов, наш центральный нападающий, вообще считает, что этим заниматься должны детские работники.

Антон Яковлевич задумывается. Потом и он глубоко вздыхает:

— Плохое дело получается, Ипполит… Что же, я пойду. На фабрике, может, договорюсь насчет наших ребят. Будь здоров, Ипполит.

Ипполит крепко жмет руку своему мастеру и на прощанье говорит:

— Договоритесь, Антон Яковлевич. Не будут ваши ребята без футбола.

Антон Яковлевич делает несколько шагов по направлению к входным воротам на фабрику, потом останавливается… А может правильно сказал этот Смирнов — с детьми пусть занимаются детские работники. Сумрачное лицо Антона Яковлевича чуть-чуть светлеет: мысль о детских работниках начинает его понемногу успокаивать, начинает даже нравиться…

Детский городок, куда направляется Антон Яковлевич, расположен в сквере, напротив фабрики. Когда-то здесь был сад, принадлежавший владельцу фабрики французу Моне. Антон Яковлевич хорошо помнит двух его девочек, маленьких француженок, одетых в кружева и играющих в серсо под присмотром гувернантки на аллеях этого, тогда огороженного высоким решетчатым забором, сада. А сейчас здесь детский городок, где отдыхают и развлекаются сотни детей рабочих кондитерской фабрики.

Уже издали видно висящее на воротах детского городка красное полотнище, по которому большими белыми буквами написаны слова, приглашающие фабричных ребят отдыхать, играть и веселиться. Забор вокруг всей территории городка окрашен веселой зеленой краской, за забором виднеются расходящиеся лучами дорожки, посыпанные желтым песком… Но городок еще закрыт. Торжественное открытие состоится только через два дня, в воскресенье.

У ворот Антона Яковлевича останавливает сторожиха.

— Еще ничего не готово у нас, а вы, гражданин, идете. Каруселей нет, гигантских шагов нет, игр никаких нет, в комнате смеха зеркала ещё не поставили, в тихий уголок шашек не принесли, скамейки только красят…

Антон Яковлевич прерывает словоохотливую женщину.

— Мне карусели и скамейки не нужны. Мне нужна заведующая.

Сторожиха указывает рукой вглубь сада.

— Так бы сразу и говорили. Вон там Анна Павловна. В красной косынке. Развешивает флажки.

Антон Яковлевич идет в указанном направлении. В конце извилистой аллеи, обсаженной липами, забравшись на самый верх прислоненной к столбу лестницы, стоит Анна Павловна, высокая, полная, еще молодая женщина. На голове у нее красная косынка.

— Я к вам, Анна Павловна.

— Слушаю вас, — не глядя вниз, отвечает молодая женщина. — Хотя нет, не слушаю. Забью вот этот гвоздь, тогда послушаю.

Она выполняет обещанное: забивает гвоздь, потом медленно слезает с лестницы.

— Теперь по-настоящему уже слушаю вас.

Антон Яковлевич сразу начинает с дела:

— Понимаете, Анна Павловна, у нас во дворе…

— В каком это дворе?

Антон Яковлевич догадывается, что с этой женщиной надо быть пообстоятельнее. И он медленно и четко начинает растолковывать:

— Во дворе дома, который принадлежит кондитерской фабрике. Это в Грибном переулке, номер пять…

— Знаю.

— Так вот. В этом дворе есть дети. Мальчики…

— Во всяком дворе есть дети, — вполне резонно замечает Анна Павловна, поднимая с земли несколько флажков и снова начиная подниматься вверх по лестнице. — И всюду есть мальчики. Говорите дальше, я слушаю.

— Они рвут обувь, бьют стекла. Хотят играть в футбол, а им не дают…

— Просохнут у нас скамейки, пусть к нам приходят, — предлагает Анна Павловна, взбираясь еще на одну ступеньку выше, чтобы повесить флажок на гвоздик.

Антон Яковлевич оглядывается вокруг, не спеша осматривает весь сад, аллеи, украшенные флажками и посыпанные желтым песком, скамейки, сверкающие свежей краской… Потом робко говорит:

— У вас тоже очень хорошо. Но им хочется у себя во дворе играть. В футбол.

— Пусть играют. Мы им запретить не можем.

Антон Яковлевич решает применить последнее средство:

— А вот у нас во дворе есть такие, кто против футбола. Хотят даже закрыть его!

Эти слова Антон Яковлевич произносит очень громко. И смотрит, какое впечатление они произведут на собеседницу.

Но Анна Павловна не падает с лестницы, не роняет молотка на землю, словом, сообщение о закрытии футбола не производит на нее никакого впечатления. Она молча продолжает привязывать веревочку к гвоздю и, только покончив с этим делом, говорит:

— А вот мы никак не можем открыть его. Посудите сами, — рука, вооруженная молотком, показывает в один конец сада, — там у нас уголок для самых маленьких. Вот это, — молоток поворачивается в другую сторону, — территория юных натуралистов. Там — аттракционы. Левее — юные техники. Места для футбола никак не выкроишь.

Антон Яковлевич радостно восклицает:

— Тогда вам есть полный смысл перенести свою футбольную деятельность во дворы. К нам, например.

Анна Павловна теперь уже опускает голову вниз.

— Заняться еще вдобавок ко всему дворами?! Нет, увольте! У нас вся детская работа сосредоточена здесь. Мы за лето обслуживаем три тысячи человек!

И словно для того, чтобы эта цифра прозвучала еще солиднее, она три раза стучит молотком по гвоздю. Потом опускается вниз на две ступеньки, наклоняется к Антону Яковлевичу и совсем другим, доверительным, тоном говорит:

— А кроме того, футбол — ведь это же страшная игра. Я рада, что его нет у нас в городке. Что угодно, но только не футбол. Все мы с такой любовью выхаживаем каждый цветок на клумбе. И допустить, чтобы тут начали играть в футбол. Полный разгром!

— Значит, чтобы у вас были цветочки целы, пусть бьют окна во дворах у нас?

У Анны Павловны сразу пропадают дружеские интонации в голосе. Теперь она говорит строгим, официальным тоном:

— Нет, почему же? Мы будем очень рады, если ваши дети будут ходить к нам.

— Кататься на каруселях? — не без ехидства спрашивает Антон Яковлевич.

— Не только на каруселях — и на качелях. А по воскресеньям — и на осликах.

Антон Яковлевич безнадежно машет рукой.

— Тогда вы меня извините, Анна Павловна. Мой Вася как-нибудь обойдется без осликов.

Он несколько минут стоит еще под деревом, не зная, продолжать разговор или уже все сказано. Потом вежливо, но совсем чуть-чуть, приподнимает кепку и уходит.

Точно так же приподнимает он кепку, проходя мимо сторожихи. Та не может удержаться, чтобы не спросить:

— Поговорили с Анной Павловной?

Антон Яковлевич останавливается.

— Поговорили. Только ни до чего не договорились.

И в третий раз приподнимает кепку.

Таня и Наташа очень любят огромный широкий и мягкий диван в комнате Елены Ивановны. Когда садишься на него, сразу проходит усталость, забываешь обо всех неприятностях. Такой это гостеприимный диван, ласковый и нежный, как друг.

И сейчас обе девочки сидят, забравшись с ногами, на этом диване. Таня читает журнал, Наташа вышивает. Она первая во всем дворе рукодельница. Была еще Ирина Ивановна, но она уехала вместе с отцом в Чебоксары. А кроме того, даже Ирина ни за что не сумела бы придумать такие узоры, какие придумывает Наташа.

В углу, в кресле, сидит Володя. Он, собственно, ничего не делает — он ждет, когда Таня просмотрит журнал и передаст ему.

На полу у дверей растянулась Маришка. Правда, голый пол — это не диван, даже не кресло, но по тому, как сладко спит собака, можно судить, что иногда и твердые доски кажутся мягче перины.

Таким же глубоким сном, только не на полу, а на острых ребрах батареи центрального отопления, спит кот Семен. Лишь изредка во сне он ленивым движением почесывает лапкой свою белую мордочку с большим темным пятном возле самого носа.

— Предводитель восстания рабов в древнем Риме, семь букв, кончается на «к», — говорит Таня. — Кто это?

— Разве есть кроссворд? — заглядывает в журнал Володя.

— И ребус и кроссворд. Но ты не ответил на мой вопрос.

Наташа обрывает нитку. Взгляд ее падает на батарею, на спящего кота Семена, на его темное пятно возле носа, которое вдруг напоминает ей кляксу. И она со вздохом произносит:

— Вот вы не можете представить — у меня сейчас нет настроения о чем-либо думать, куда-либо ходить, развлекаться. Вот сидела бы на этом диване всю жизнь — и все.

— А что такое особенно случилось? — интересуется Володя.

Наташа возмущена до крайности: только Володя может задать такой вопрос! Весь двор знает, что случилось именно особенное, а он… И главное, этот спокойный и безразличный голос, эта ничего не выражающая поза! Теперь уже ей самой сразу становится невмоготу спокойно сидеть на одном месте. Она делает резкое движение, спускает ноги на пол — и катушка ниток падает с дивана и катится к двери.

Маришка, словно бы она и не спала вовсе, мгновенно вскакивает, бросается к катушке и хватает ее в зубы.

— Конечно, специально для тебя приготовлено, — говорит Наташа, вставая и отнимая у собаки катушку. Потом снова усаживается на диван и обращается к Володе: — Тебе бы только кроссворды разгадывать!

Володя недоуменно смотрит на девочку.

— Ну да! С ребусами возиться ты мастер…

Володя еще больше раскрывает глаза и начинает моргать.

— Таня была у своей библиотекарши, у Людмилы Александровны. И знаешь, что она рассказала?! Пусть тебе Таня сама все скажет.

Таня откладывает в сторону журнал, и его сейчас же берет Володя. Но не раскрывает.

— Людмила Александровна рассказала мне, — говорит Таня, — что на фабрике все подняты на ноги…

— Буквально все, — перебивает Наташа.

— И во все дворы, где живут наши рабочие, пойдут взрослые спортсмены, чтобы…

— В порядке шефства, понимаешь? — снова перебивает Наташа.

— К нам, к девочкам, идет одна волейболистка, Тоня Скворцова. А для мальчиков должны были выделить футболиста из фабричной команды, чтобы он занимался с ними. Назначили Смирнова…

— Знаешь, центральный нападающий? — поясняет Наташа.

— Знаю, знаю, — кивает головой Володя.

— Но Смирнов отказался к нам идти, — продолжает свой рассказ Таня. — Тогда решили послать Гаврилова…

— А он лежит в больнице. Понимаешь, как досадно! — снова вмешивается в разговор Наташа.

— Да. Когда человек болеет, это очень неприятно, — соглашается Володя, приоткрывая журнал как раз на той странице, где помещен кроссворд.

— Не то неприятно, что он болеет, — замечает Наташа, и тут же поправляется, — то есть, конечно, и это тоже очень плохо. Но досадно, что наши мальчики пока остаются без тренера.

— В то время как мы, девочки, уже получили его, — заключает Таня.

Володя встает с кресла. Маришка радостно бросается к хозяину, причем так сильно виляет хвостом, что слышно, как при одном взмахе он ударяется о край дивана, при другом — о стул. Небрежным жестом Володя отстраняет от себя собаку, подходит к этажерке, берет в руки книгу, но тотчас же кладет ее на место. Потом садится на диван рядом с девочками:

— Так ты говоришь, Наташа, что Гаврилов отказался идти к нам?

— Не Гаврилов, а Смирнов отказался, — сердится девочка.

— А Гаврилов болен? Но не отказался?

— Пока нет.

— Ты или говори дело, или перестань допрашивать, — одергивает брата Таня.

— Тогда надо вот что сделать, — деловито предлагает Володя. — Надо, чтобы наши футболисты пошли в больницу, где лежит Гаврилов, и все выяснили.

Девочки переглядываются: неглупое предложение! А Наташа от избытка чувств даже вскакивает на ноги.

— Правильно! Надо выяснить, во-первых, согласен ли он идти к нам, а, во-вторых, долго ли он там будет болеть.

Володя с победоносным видом человека, оказавшего огромную услугу своим ближним, снова начинает прохаживаться по комнате.

— Пусть они узнают, где он лежит, этот Смирнов, и сейчас же идут к нему.

— Не Смирнов, а Гаврилов, — снова поправляет Наташа и тут же решительно заявляет: — Только пойдут к Гаврилову не мальчики, а мы.

— Правильно, — восклицает Таня. — Пойдем мы, устроим мальчикам сюрприз.

Наташа начинает быстро складывать в корзиночку свое рукоделие: нитки, ножницы, наперсток. И объявляет:

— Тогда пошли.

— Сейчас прямо и пошли? — удивляется Таня.

— А зачем откладывать? — уже стоя в дверях, отвечает Наташа. — Тут каждая минута дорога.

Таня привязывает Маришку к ножке стола. При этом она поясняет:

— Ее нельзя так оставлять. Обязательно на диван вскочит. А мама ушла на рынок, не скоро вернется.

— Вот хорошо, что вы уходите, — обрадованно говорит мальчик, еще глубже усаживаясь в кресло и раскрывая журнал на последней странице. — Значит, по горизонтали — это Спартак. А по вертикали что?

— А по вертикали вот что, — говорит Наташа, подходя к Володе и вытягивая его за руку из кресла. — По вертикали ты тоже пойдешь с нами. И сейчас же! Тут каждая минута на счету…

Белые одноэтажные корпуса больницы разбросаны на большой территории, их между собой соединяет множество дорожек, обсаженных высокими ветвистыми деревьями.

— Где же мы будем искать его? — спрашивает Володя, идя позади обеих девочек и заглядывая во все окна встречающихся на пути строений, словно в самом деле надеясь таким образом найти Гаврилова.

— Кого? Смирнова или Гаврилова? — смеется Наташа.

— Обоих, — бурчит Володя.

— Нет, серьезно, где нам искать Гаврилова? — спрашивает Таня.

— Где искать? — повторяет Наташа и тут же уверенно отвечает. — Для этого есть справочное бюро, там на каждого больного заведена особая карточка.

В справочном бюро говорят, что Гаврилов лежит в отделении «Уха, горла, носа». Ребята направляются туда. И действительно, в списке больных, вывешенном на двери этого отделения, они находят фамилию Гаврилова.

— Температура нормальная, — сообщает Наташа своим спутникам, всматриваясь в список. — Это хорошо. Здесь долго не держат. У меня в прошлом году удаляли миндалины, и вся операция заняла только десять минут. А потом весь день я ела мороженое.

— Я бы тогда разрешил вырезать все свои миндалины, чтобы после каждой операции целый день есть мороженое, — мечтательно произносит Володя.

— Только два дня и ел бы, — смеется сестра. — У человека ведь только две миндалины.

Наташа вдруг решительно нажимает кнопку звонка и тотчас же отпускает ее.

— Что ты делаешь?! — испуганно восклицает Таня. — В больнице нельзя так шуметь.

Наташа что-то хочет ответить, но не успевает: дверь чуть-чуть приоткрывается и на пороге показывается пожилая женщина во всем белом. Вполголоса она спрашивает:

— Что вам нужно, дети?

Володя мужественно выступает вперед:

— Нам нужно видеть одного больного…

— Гаврилова, — шепотом подсказывает Наташа.

— Гаврилова, — громко повторяет Володя.

— А он кем вам приходится? Отцом? — спрашивает женщина.

— Нет, — отвечает Таня. — Не отец. И не брат…

Наташа спешит вмешаться в разговор:

— Не отец и не брат, но нам очень важно знать, как его здоровье. Гаврилов — это рабочий нашей кондитерской фабрики, футболист. Мы хотим знать, как он себя чувствует.

Есть что-то такое в тоне, каким сказаны эти простые и не очень убедительные слова, что заставляет пожилую и строгую женщину улыбнуться и сказать:

— Подождите здесь. Сейчас позову.

Дверь закрывается. Наташа, Таня и Володя молча ждут. Проходит минута, другая… Потом дверь снова открывается, но теперь уже широко — и на пороге появляется высокого роста мужчина в белом халате и в белой шапочке.

— Здравствуйте! — говорит шепотом Наташа, теперь уже помнящая, что в больницах не принято сильно звонить, шуметь, громко разговаривать.

— У вас есть такой больной — Гаврилов?

— Есть такой больной Гаврилов, — отвечает мужчина. — В пятой палате лежит. Что вы хотите знать о Гаврилове? Я его лечащий врач.

— Вы только ему не говорите, что мы спрашиваем о нем. Чтобы не волновать его. А мы хотим знать вот что…

Больше Наташа ничего уже не в силах выговорить. Ей на помощь спешит Володя:

— Товарищ Гаврилов должен был прийти к нам во двор, начать заниматься с нашими ребятами по футболу. И вот — заболел.

— И мы хотим знать, долго ли он будет болеть, — заканчивает Таня.

Доктор внимательно смотрит на своих необычных посетителей, потом говорит:

— У Гаврилова была сложная операция. Все закончилось благополучно. Но пролежит он у нас еще долго.

— Но ведь температура у него нормальная, — робко замечает Наташа.

— Это, девочка, ничего не значит. Когда вырастешь и станешь врачом, тогда узнаешь, что не всегда нормальная температура признак здоровья.

— Я врачом не буду, — расстроенным тоном говорит Наташа.

Доктор улыбается:

— Жалко. Ты знаешь, что нельзя волновать больных. Из тебя вышел бы хороший врач. Но ты, наверное, хочешь стать футболистом?

Наташа вспыхивает:

— Мы беспокоимся о тренере не для себя, а для наших мальчиков.

— Тогда скажи своим футболистам во дворе, — говорит доктор, сразу становясь серьезным, — пусть они подождут, пока мы не поставим Гаврилова на ноги. И не волнуют его, а то и температура может подняться.

И, потрепав Наташу по щеке, он уходит.

Когда за доктором закрывается дверь. Таня долго смотрит на нее, потом поворачивается к своим спутникам:

— Что же дальше?

Наташу этот вопрос не застает врасплох. Она делает энергичный жест рукой в сторону ворот и заявляет:

— Остается только одно — идти к Смирнову. Сейчас как раз на фабрике конец смены, и мы его встретим у проходной будки.

Она решительно направляется к выходу из больницы. Таня идет за ней. Володя, занявшийся подробным изучением температурного листка, висящего на двери, не сразу замечает, что девочек уже нет рядом с ним. Потом бросается следом и догоняет их.

— Куда же мы опять несемся? — спрашивает он у девочек. — Носимся, носимся, без руля и без ветрил.

— Решили же идти к Смирнову. Надо все доводить до конца, — говорит, не оборачиваясь, Наташа.

— Мы не с того конца начали, — ворчит Володя, тщетно стараясь идти в ногу с девочками. — Надо идти в школу, к преподавателю физкультуры. Вот он нам поможет, так поможет…

— Тебя не смог научить ходить в ногу. Хороший преподаватель! — смеется Таня.

— И зачем нам вдруг обращаться в мужскую школу? — возмущается Наташа. — Нужно было бы — пошли бы в свою. Если бы вообще решили идти в школу.

Наташа быстро сворачивает в переулок. За ней — Таня. Для Володи это настолько неожиданно, что он делает еще два шага по прямой. Потом, спохватившись, тоже поворачивает за девочками.

Теперь уже видны корпуса кондитерской фабрики. Воздух здесь наполнен сладким пряным запахом — смесью запахов тортов, пирожных, шоколада, печенья, ромовых баб…

Догнав девочек, Володя говорит:

— Я очень люблю сладкое и обязательно попробую всего понемногу.

— Мы на фабрику не пойдем, — разочаровывает брата Таня. — Таких сластен, как ты, туда не пускают. Мы постоим у проходных ворот и подождем Смирнова.

Внезапно мальчик останавливается и поднимает кверху палец.

— Слышите?

По переулку плывут медленные звуки духового оркестра. Музыканты повторяют одну и ту же фразу из вальса «Березка»: дойдут до какого-то определенного места — и опять сначала.

Только разохотишься послушать дальше — они снова все то же, все то же…

— Не слыхал никогда? Это репетируют в клубе, — с видом знатока поясняет Наташа и вместе с Таней двигается дальше.

Из ворот фабрики выезжает маленькая крытая машина с нарисованными на ней веселыми человечками в белых поварских колпачках и с надписью: «Кондитерские изделия». Машина преграждает путь Володе. Когда она выезжает на мостовую, Володя видит внутренний двор фабрики. В окнах административного здания очень красивые вогнутые разноцветные стекла. Нельзя не залюбоваться! А на другом, фабричном, здании чинят крышу. Листы железа весело блестят на солнце. Закинув голову, мальчик внимательно разглядывает, как там наверху идет работа. Но девочки уже что-то кричат, стоя у проходной будки, машут руками. И он бежит к ним.

— Как же мы узнаем нашего Смирнова? — спрашивает он озабоченно.

Наташа незаметно кивает головой в сторону старенькой вахтерши и шепотом сообщает:

— Уже без тебя догадались. И без тебя договорились. Она нам покажет Смирнова.

— Может, он совсем в другой смене, и мы его никогда не дождемся, — предполагает мальчик. — У меня уже терпения нет ходить, ждать…

— А вот ты послушай, — говорит Таня и также поднимает кверху палец, как это делал совсем недавно ее брат. — Что ты слышишь?

Слышна мелодия вальса «Березка», причем оркестр разучивает все ту же музыкальную фразу. Только теперь ее старательно выводит один кларнет.

Таня опускает палец и поучительно произносит:

— С таким упорством надо все делать! И ждать надо также упорно.

Наташа тоже хочет сказать что-то очень убедительное. Но в это время ее внимание привлекает выходящий через проходную будку высокий плечистый мужчина в длинном белом плаще. Она подбегает к вахтерше и, указывая головой на удаляющегося человека, спрашивает:

— Тетя, этот товарищ в белом пальто — Смирнов?

Но вахтерша только всплескивает руками.

— Что же это я наделала!

Наташа испуганно оглядывается вокруг — что могла наделать эта спокойная приветливая старушка?

— Как же это я вас подвела! Ведь Смирнов уже прошел. Вот несчастье!

И снова всплескивает руками.

Несчастье?! Разве так можно определить случившееся? Катастрофа, не меньше!.. И Наташа уже готова наговорить этой рассеянной, забывчивой, невнимательной женщине все, что угодно: и что она испортила мальчикам все лето, и что из-за нее у них во дворе срывается весь футбольный сезон, и что… Да мало ли найдется слов, когда человек возмущен! Но вместо всего этого она, взглянув на расстроенную вахтершу, говорит:

— Это со всяким бывает, тетя. Я тоже недавно должна была сказать маме, когда придет точильщик. У нас очень ножи затупились. Точильщик пришел, я его видела своими глазами, а маме забыла сказать.

— Да вы нас совсем и не подвели, — старается успокоить вахтершу Таня. — Нам Смирнов не очень-то нужен был.

— Совсем он нам не нужен был, — вставляет свое слово Володя.

Затем все трое отходят в сторону.

— Что же нам теперь делать? — спрашивает Таня у Наташи.

— Что теперь делать? Теперь ничего не сделаешь. Не пойдешь же к нему на квартиру!

Володя понимает, что опасность дальнейших походов явно миновала, и сам переходит в наступление:

— Всегда вы так! Малейшее затруднение — вы и лапки кверху. Наде действовать! Надо искать! Упорно добиваться, как те музыканты…

Таня, косясь на вахтершу, тихо говорит:

— Ты не очень кричи. И вообще не так волнуйся…

Музыкант! Володя фыркает и замолкает.

Молча все трое идут по улице, доходят до угла. Здесь надо расставаться. У девочек есть и свои обязанности: Таня — председатель совета отряда, а Наташа — звеньевая. Надо спешить в школу — вечером всем отрядом они идут на экскурсию. А Володя может даже не просить, чтобы его взяли с собой! Смешно — двадцать две девочки и один мальчик! А потом — опять что-нибудь нарисует, обидит чего доброго подруг. Или надоест ему ходить, так потянет домой. У него же совсем нет упорства…

Фабричный автобус несется по шоссе, обгоняя грузовые и легковые машины. Это старая истина — домой всегда едешь быстрее, чем из дому.

Сегодня на фабрике выходной день, и футбольная команда выезжала в подшефный колхоз. Встреча закончилась вничью. И то хорошо — в колхозе очень сильные футболисты.

Ипполит сидит у открытого окна. Ветер растрепал его всегда гладко зачесанные назад волосы, в лицо и глаза бьет мелкая дорожная пыль. Он то и дело поправляет рукой прическу, носовым платком протирает глаза и, не отрываясь, продолжает смотреть в окно. Вдали уже видна Москва. Из заводских труб плывут в небо легкие струйки дыма, повсюду тянутся провода высоковольтных передач, темнеют громады домов. И надо все этим возвышается белое строение со сверкающей на солнце конусообразной верхушкой. Это — высотное здание.

По обеим сторонам шоссе внезапно возникают деревья, и за ними скрывается вид на Москву. Остро пахнет елью и сосной, из леса тянет приятным холодком.

Но вот лес кончается, и сразу открывается широкая зеленая поляна. По ней с футбольным мячом носятся ребятишки.

— Вчера я уже принял боевое крещение вот с такими, — смеясь, говорит кто-то за спиной Ипполита.

— Ну и как? — спрашивает другой голос.

— Пришел я в наш фабричный дом на Дальней улице. Мальчики меня встретили, как будто я каждому принес по торту.

— Нужны им твои торты…

Автобус подходит к заставе и останавливается. Сейчас же за заставой — жилые дома кондитерской фабрики. Несколько человек выходят из автобуса. Дверь захлопывается, автобус трогается.

Футболисты, сидящие сзади Ипполита, продолжают переговариваться.

— Был я вчера в больнице, у Гаврилова. Посидели мы с ним, поговорили. Простились. Иду я халат сдавать. А меня доктор в сторонку отзывает. Думаю, что-нибудь о здоровье Гаврилова скажет…

— А он?

— А он совсем о другом. Понимаешь, заявилась в больницу целая делегация — две какие-то девочки и мальчишка. Из Грибного переулка. К Гаврилову делегация. Смирнов же наотрез отказался.

— Такого разве уломаешь!

— И одна девочка такое наговорила! Что ребята совсем погибают, что их обидели ни за что, что надо принимать какие-то особенные меры… Даже доктор расстроился.

— Понятно.

— Во всех дворах занятия идут, а у них неизвестно, когда будет. Обидно за ребят.

— Еще бы!

Ипполит срывается с места и кричит шоферу:

— Вася, останови машину! Прошу тебя, останови!

Автобус останавливается. Ипполит выпрыгивает из него на мостовую и, обернувшись назад, кричит:

— Спасибо, Вася! До свидания, товарищи!

Потом осматривается: ну да, вот он — Грибной переулок, справа, за повозкой с квасом. Подходит к повозке, сворачивает за угол. У дома номер пять останавливается, минуту-другую стоит в нерешительности но затем, не оглядываясь по сторонам, входит во двор.

Возле ворот, наклонившись к водопроводному крану, стоит Тихон Максимович. В дальнем конце двора в открытый люк котельной рабочие сбрасывают каменный уголь, захватывая его из большой кучи железными, с вогнутыми краями, лопатами. У одного из подъездов дома на скамейке сидят Наташа и Володя и о чем-то горячо спорят.

Ипполит подходит к ним.

— Скажите, ребята, это дом рабочих кондитерской фабрики?

— Да, — отвечает Наташа.

— Большое спасибо. Где-то здесь живет наш мастер Антон Яковлевич. Не знаете, в какой квартире?

Наташа любит, когда с ней так вежливо разговаривают взрослые. Она с готовностью встает, чтобы проводить этого вежливого незнакомого человека к Антону Яковлевичу. Но Ипполит вместо того, чтобы идти за ней, вдруг садится на скамейку рядом с Володей. А Наташа так и остается стоять перед ним.

— Большой у вас двор, — замечает он, оглядываясь по сторонам.

— Порядочный, — соглашается Володя.

— А где же играют ваши футболисты?

Володя неопределенно машет рукой куда-то в сторону:

— Где придется.

— Что же никого не видно?

— А разве вам интересно посмотреть на наших мальчиков? — удивляется Наташа. — Они же совсем не умеют играть в футбол.

— Неужели не умеют? — в свою очередь удивляется Ипполит. — Интересно, как же это они не умеют играть в футбол?

Наташа подходит ближе, садится на скамейку и очень обстоятельно начинает объяснять:

— Взрослые у нас никогда не смотрят на игру наших мальчиков. Взрослые ходят на стадион. Там умеют играть. Там настоящие игроки.

Володя вынимает из кармана свернутый вчетверо листок бумаги, разворачивает его и подает Наташе:

— Вот такие.

Ипполит и Наташа разглядывают рисунок. Вначале Наташа выдерживает характер, но потом дает себе волю и громко хохочет.

— Ты всегда выдумываешь! Такие толстые-претолстые кондитеры в колпаках бывают только в сказках братьев Гримм. Среди наших кондитеров таких нет.

Ипполит тоже смеется.

— Откровенно говоря, не очень похоже на наших фабричных футболистов. И колпак ни к чему. А рисунок хороший.

Наташе приятно, что похвалили Володю. Ей снова хочется проявить внимание к гостю.

— Так проводить вас к Антону Яковлевичу?

Ипполит делает движение, чтобы встать. Но потом снова садится.

— Знаете, я пока к нему не пойду. Посижу с вами. Можно?

Наташа утвердительно кивает головой. Даже немного странный вопрос. Конечно, можно. Только непонятно: то нужен ему Антон Яковлевич, то посижу с вами. Ничего не поймешь.

Ипполит оглядывает весь двор, потом замечает:

— В других дворах игра идет полным ходом, стекла всюду звенят. А у вас такая тишина.

— Могильная, — подтверждает Володя.

— Кладбище! — вздыхает Наташа. — А почему — вы знаете? Бабушка запретила одному из наших мальчиков, Коле, играть в футбол. Старая женщина, ее надо понять. А у Коли есть два друга — Петя и Вася. Они тоже решили не играть. У них ведь все «для крепости и верности». Другие играют, а они стоят и смотрят. А они у нас главные футболисты. И теперь, глядя на них, и другие редко играют.

Ипполит некоторое время молчит, затем встает со скамьи и нерешительно направляется к рабочим, сбрасывающим уголь в подвальный люк. Наблюдает, как они работают. Так же нерешительно отходит от люка и останавливается возле дворника.

Наташа внимательно следит за бесцельными блужданиями молодого человека, но, видимо, не найдя в них ничего интересного, переводит взгляд на пустынную площадку, где обычно полным-полно футболистов. И грустно говорит:

— Да, еще два дня такого траура, и я уж не знаю, что сделаю.

— Ничего не сделаешь, — иронически замечает Володя. — Ты же не в состоянии ничего решительно предпринять. Если вы с Таней не нашли в себе мужества пойти на квартиру к Смирнову…

Наташа смотрит на Володю широко раскрытыми глазами: откуда у него столько дерзости? Тоже нашелся решительный человек! И, конечно, не для того, чтобы оправдаться, а только, чтобы поставить этого хвастунишку на место, говорит:

— Вообще не очень-то думай, что у нас, кроме вашего футбола, нет дел. Это мы с Таней просто пожалели мальчиков.

У Наташи даже перехватывает дыхание от возмущения. Она уже собирается по-настоящему ответить Володе, но к ним снова подходит Ипполит.

— Значит, не будут сегодня играть ваши футболисты? — спрашивает он. — Значит, у вас такие дела, что не до игры. Тогда я пойду к Антону Яковлевичу. Спасибо вам за рассказы.

И направляется к дому. Наташа немного озадачена: даже не спросил, на каком этаже живет Антон Яковлевич, сразу пошел…

Из подъезда выходит группа мальчиков. В руках одного из них футбольный мяч. Замыкают шествие понурые Коля, Вася и Петя.

Ипполит останавливается, пропускает мимо себя молодых футболистов, потом смотрит им вслед. В это время к нему подбегает Наташа и взволнованно сообщает:

— Видите, идут с мячом. Значит, будут играть. Не выдержали характера.

Вместе с Наташей Ипполит возвращается к скамейке и садится. Мяч на земле, чья-то нога делает первый удар по нему — и игра начинается.

Ребята бегают, что-то кричат друг другу. Только Петя, Коля и Вася стоят в сторонке и делают вид, что игра их вовсе не интересует. И вдруг мяч оказывается возле них. Вася замахивается ногой, чтобы ударить по мячу. Ударить по-настоящему! Но вместо этого делает еще шаг в сторону и становится обеими ногами на скамейку. Как только Коля замечает, какую умную штуку придумал его товарищ, он тотчас же следует его примеру. Конечно, сейчас же на лавочке оказывается и Петя. Наташа поворачивается к Ипполиту:

— Видите? Вы понимаете, почему они влезли на скамейку? Они боятся ударить ногой по мячу.

Ипполит смотрит на взобравшихся на скамейку ребят, сочувственно говорит:

— Да… Жалко мальчиков!

— Очень, — соглашается Наташа. Но тут же не может устоять, чтобы не спросить: — Чего же вы не идете?

— Куда? — в свою очередь спрашивает Ипполит.

— К Антону Яковлевичу.

— А-а-а! Так, понимаешь, я тебе скажу вот что… Ты понимаешь, какая история… Я к нему сейчас не пойду. Я лучше посмотрю, как они играют.

Наташа умолкает. А Ипполит, наклонившись вперед, с большим интересом следит за игрой ребят…

Как же со стороны хорошо видны все недостатки! Вот белобрысый мальчик овладевает мячом, водит его, водит, уже совсем задыхается, но свою «добычу» не отпускает. Все же сил нехватает, и он теряет мяч. Теперь за мячом бегут все игроки без разбора. Где мяч, там их целая куча. А сколько крика, шума! Если кто не так ударил — упрекают друг друга… А этот надел теплую фуфайку, обливается потом и не догадается снять ее. Только иногда подбегает к водопроводному крану, пьет воду и все время косит глазами на поле — как бы чего-нибудь там без него не случилось… Эх, встать бы и навести на поле порядок! Но нет — не хотели сюда послать, значит, надо сидеть спокойно и ни во что не вмешиваться…

На скамейку усаживается Тихон Максимович.

— Любуетесь? — спрашивает он у Ипполита.

— Любуюсь, — так же коротко отвечает молодой человек.

Тихон Максимович указывает головой на дерево:

— Нужно мне полить вот это дерево. Давно дождя не было. Только ребятам не хочется мешать.

— Жаль?

— Их и так уже все загоняли. На днях в том окне стекло разбили — видите, в подвале? У нас там красный уголок. Скандал! Недели две назад мячом сбили с ног ребенка. Мамаша, конечно, тоже скандалила. Все кричат на ребят, а помочь по-настоящему некому.

Ипполит удивляется:

— Дворник — первый враг футболистов. А вы… такое говорите.

— И я их гоняю, чего скрывать. А в душе сомнение — правильно ли это? Наши жильцы поговорили, поговорили, чтобы кто-то занялся ребятами, но что-то ничего пока не слышно. Да и кому охота канителью такой заниматься! Одно беспокойство.

Ипполит пытается возразить, но Тихон Максимович останавливает его жестом руки и продолжает развивать свои мысли об устройстве маленьких жильцов дома.

— А вот нашелся бы такой человек, кто помог бы ребятам, хорошее бы дело сделал. Рассказал, как по правилам надо играть, как, к примеру, сделать, чтобы это деревцо стояло на площадке и никому не мешало. И чтобы с него вот эти молоденькие почки мячом не сбивали.

Володя ворчливо замечает:

— О почках у нас во дворе заботятся, а мы в загоне.

— Не хнычь, пожалуйста, — обрывает его Наташа. — Я уверена, что вами тоже скоро займутся.

Потом обращается непосредственно к Ипполиту:

— Мы тоже пробовали кое-что сделать, но пока неудачно.

— Да, кому-то надо заняться вашими ребятами, — соглашается Ипполит.

— Не кто-нибудь должен ими заняться, — степенно возражает дворник, — а человек солидный, в летах. Чтобы и опыт у него был, чтобы и голос у него был внушительный, чтобы и взгляд был строгий…

Во двор въезжает «Победа» и останавливается у одного из подъездов. Из машины выходит шофер и энергично включается в игру. Шофер — это не тот белобрысый мальчик. Он уже мяча действительно не отдаст. Попробуй, подступись к нему!.. И один за другим летят в ворота мячи, посланные сильной шоферской ногой.

Ипполит возмущен. Тоже герой! Как хочется встать и сказать этому долговязому, что не штука быть героем среди мальчиков. Но шофера, уже успевшего забить целую серию мячей, зовут к машине. Он садится за руль и уезжает.

Мальчики продолжают игру. Саша кладет на землю мяч, но сейчас же снова берет его в руки и начинает очень внимательно рассматривать. Подходят другие мальчики, сбиваются в кучу. Сходят со своей скамейки Вася, Петя и Коля: что-то случилось, надо помочь товарищам. Потом вся толпа направляется прямо к скамейке, где сидят Тихон Максимович, Ипполит, Наташа и Володя.

— Наташа, — говорит Саша, — одна нога здесь, другая — там. Беги сейчас же домой.

— А что у вас случилось? — спрашивает Наташа.

— Потом узнаешь, — бросает Валя, но тут же берет из рук Саши мяч, показывает его девочке и самым честным образом объясняет: — У нас случилось, что игра развалилась. Этот Санько своими сапожищами видишь, что наделал. Я не знаю, как он свою машину еще не угробил. Лопнул наш мяч по шву.

— Тебе сказали, после узнаешь, — строго говорит Вася. — Беги домой и принеси иголку с ниткой.

Наташа сразу делает движение, чтобы помчаться домой. Но тут же останавливается.

— А какие нитки? Белые или черные? И номер?

— Бестолковая! — сердится Вася. — Тут нужны не нитки, а веревочка.

— Тогда вам большая игла нужна, а не простая, — догадывается девочка и опять порывается бежать.

— В общем, одна нога здесь, другая — там, — снова повторяет Саша.

И когда одна нога Наташи уже оказывается там, а другая еще находится здесь, вдогонку ей кричит Ипполит:

— Наташа! Принеси суровые нитки, две толстых иглы с широкими ушками и кусочек свечи. И попроси у мамы шпильку.

Затем обычным деловым тоном обращается к ребятам:

— А вы не теряйте времени. Пока Наташи нет, подготовьте мяч.

Мальчики переглядываются. Подготовить мяч? Что же надо с ним делать?..

Виктор, глядя прямо в глаза Ипполиту, говорит:

— У нас никто не знает, как надо подготавливать мяч.

Ипполит смеется.

— И ты тоже не знаешь?

— И я не знаю, — чистосердечно признается мальчик.

Ипполит берет у Вали мяч, кладет его на скамейку, расшнуровывает и вынимает из него камеру. Затем через отверстие для камеры пальцами захватывает кожу в том месте, где разорвался шов, и вытаскивает ее наружу.

— Теперь надо очистить шов от остатков ниток. У кого есть перочинный ножик?

Саша поспешно снимает с руки перчатку, бросает ее прямо на землю, лезет в карман, вынимает оттуда ножик и передает его Ипполиту. Тот быстрыми движениями снимает с кожи обрывки ниток.

— Неужели так изнутри и шить будете? — спрашивает Петя.

— Конечно, изнутри, — авторитетно заявляет Вася. — Ты пойми, ведь так же гораздо удобнее и получается крепче, прочнее.

Вася увлекается, ему уже кажется, что это он предложил такой хороший метод починки мяча. Показывая на поврежденное место, он хочет еще что-то сказать, но в это время возвращается Наташа.

Она кладет на скамейку огарок свечи, моток суровых ниток, две иглы и шпильку. И тут же заявляет:

— Вот вам, пожалуйста. Только на меня не рассчитывайте. Меня ждет мама. Ей надо сейчас же уходить, а на плите молоко. Вы знаете, что значит молоко на плите?!

— Беги, Наташа. Мы сами все сделаем, — успокаивает девочку Ипполит.

— Я побегу. Только шейте аккуратно.

— А спички не принесла, — укоризненно говорит Петя, когда Наташа уже скрывается в подъезде дома.

— А зачем они? — спрашивает Ипполит.

— Это он думает, — смеется Вася, — раз есть свеча, нужны обязательно и спички. Не сообразил парень! Мой папа всегда, когда чинит ботинки, натирает нитку парафином.

Ипполит молча складывает нитку втрое, скручивает ее и начинает тщательно натирать воском. Потом концы нитки продевает в ушко той и другой иглы. И начинает шить встречными стежками: одну иглу пропускает в имеющуюся уже на коже дырочку с одной стороны, другую иглу — с противоположной стороны.

Ребята внимательно следят за руками такого знатока всех футбольных тонкостей: завтра же в школе надо будет показать это товарищам!

Ипполит шьет и говорит:

— По-моему, ребята, вы с мячом не очень бережно обращаетесь.

— А как с ним надо обращаться? — спрашивает Гриша. — Бьем по нему ногой — вот и все.

— А вот, когда не бьете, надо и ему дать отдохнуть. Кончили играть, выпускайте воздух. Если покрышка все время у вас будет под давлением, она раньше срока придет в негодность.

— А мы этого не знали, — говорит Виктор.

— Будешь учить физику — узнаешь, — улыбается Ипполит и продевает иглы через последние две дырочки.

Через них же он еще раз пропускает одну иглу, так что теперь оба конца ниток оказываются рядом, на одной стороне шва.

— Если бы мы с вами оставили нитки на двух сторонах и так завязали узел, он рвал бы камеру. А вот этот узел находится сбоку и на камеру не давит, — поясняет Ипполит и тут же спрашивает: — Ну, а зашнуровать, как следует, сами сумеете? Только говорите откровенно.

Мальчики переглядываются и молчат: скажешь «да» — и опять что-нибудь будет не так.

Ипполит правильно истолковывает это молчание. Не дожидаясь ответа, он расправляет покрышку, всовывает в нее камеру, берет у Гриши насос, наполняет камеру воздухом и завязывает у основания соска. Сосок перегибает пополам и перевязывает еще раз, прикрепляя к стержню. Все это заправляет под покрышку в сторону, противоположную той, где пришит щиточек. Затем протягивает Виктору сыромятный ремешок:

— Сходи к крану и хорошенько смочи.

Виктор стремглав убегает. А Ипполит берет со скамейки шпильку, скручивает ее, оставляя небольшое отверстие вверху, и этот же конец чуть загибает. Самодельную шнуровалку он продевает в дырочку на прорези мяча.

Возвращается Виктор. Ипполит забирает у него мокрый ремешок, пропускает через отверстие шпильки, затем, уже с помощью шпильки, протягивает через дырочку на прорези мяча ремешок. И снова объясняет:

— Мокрым ремнем мяч легче зашнуровать до отказа. Запомните: при шнуровании он должен идти в том же направлении, куда смотрит сосок. Это нужно, чтобы при стягивании ремня сосок не вытягивался наружу.

Свои слова Ипполит подкрепляет действием. Наконец, он протягивает ремень через последнюю дырочку, до отказа стягивает им прорезь мяча и оставшийся конец пропускает под всеми стежками. Затем, чтобы сгладить неровности, обминает зашнурованное место о скамейку, громко щелкает пальцами по тугому мячу и спрашивает:

— Кому вручить? Кто у вас капитан?

Мальчики смотрят на Васю: «Конечно, кто же у нас капитан, как не он?»

— Вася у нас капитан, — отвечает за всех Петя.

— Тогда получай, капитан, — говорит Ипполит, передавая мальчику мяч.

С хозяйской деловитостью, именно так, как полагается настоящему капитану, Вася тоже щелкает по мячу:

— Чистая работа!

Ипполит усмехается:

— Вот ты, Вася, капитан. А почему не следишь, чтобы у вас беспорядка не было? Ведь у вас совсем нет порядка в игре.

Вася молчит.

— Беспорядок, конечно, был, что говорить, — соглашается Коля.

Самокритично машет рукой и Петя:

— Полный хаос!

Валя фыркает:

— Это они так говорят, потому что игра была без них.

— Именно потому, что они не играли, им со стороны и виднее было, — возражает Ипполит. — Вот ты, например. Попался тебе под ноги мяч, так ты водишь его, пока совсем не выдохнешься. А потом потерял мяч, и в этом случае потерял не ты один, а вся твоя команда.

— Валька всегда так, — раздается сразу несколько голосов.

— Все вы хороши. Бегаете за мячом толпой. А это никуда не годится.

— А как же иначе? — спрашивает Вася. — Другого тут не придумаешь.

— Почему не придумаешь? Уже придумали. Если у тебя мяч, твои товарищи должны стараться занять выгодную позицию, чтобы ты мог им его послать, когда представится такая возможность. И вообще надо уметь играть без мяча.

— Как это без мяча? — спрашивает совсем пораженный Виктор.

— Не понимаешь, так молчи, — обрывает его Вася. — Без мяча — это значит без мяча. А не с мячом.

— Игрок должен находить хорошую, опасную для противника позицию, откуда можно развивать наступление. И всегда быть готовым принять мяч. А потом, как вы играете?! Уставитесь глазами на мяч и не видите, что делается вокруг. Поля не видите, не видите, где свои, где чужие игроки. А как бьете? Когда нужно ударить слабо, бьете таким же приемом, какой применяется при сильных ударах.

Ипполит встает, берет у Васи мяч и опускает его на землю.

— На близкое расстояние нужно бить внутренней стороной стопы. Это не сильный удар, но зато самый точный.

Ипполит разбегается, легко бьет по мячу, который подкатывается прямо к Тихону Максимовичу, занятому сейчас поливкой дерева. Тихон Максимович очень неуклюже делает ответный удар, мяч отлетает к подъезду дома. Виктор бежит за ним.

— А как вы бьете головой? Вот ты, кажется, бил, — указывает Ипполит на Андрюшу.

— Раза два и я ударил, — робко признается мальчик, не зная еще плохо это или хорошо.

— Ты не бил, а бодал мяч. Ударил его теменем, не видя его. А когда ударил, совсем потерял из виду.

И, согнувшись по-козлиному, Ипполит показывает, как Андрюша бил головой. Все смеются, а больше всех сам Андрюша.

— А вы учили анатомию? — спрашивает Ипполит.

— Не все еще, — заявляет Виктор.

— Не о тебе речь, — одергивает его Вася. — Конечно, учили.

— А если учили, то должны знать вот что. Самые крепкие места на черепе — это лобные бугры. И когда бьешь лбом, получается очень правильный удар. И совсем не больно при этом. А потом, что еще очень важно. Вы всегда можете проконтролировать такой удар зрением. Ведь когда бьешь лбом, — видишь мяч. Вот посмотрите.

Ипполит берет в руки мяч и намеревается сделать удар головою. Его останавливает Тихон Максимович:

— Подождите, молодой человек. Мяч у них не очень чистый. Так сказать, не первой свежести.

— Можете не показывать, нам это понятно, — находит выход из положения Саша.

— Тебе потому понятно, что ты играешь вратарем и головой бить тебе не приходится. А ты лучше отвечай мне, видел ли ты когда-нибудь настоящих вратарей?

— Конечно, видел.

— Плохо смотрел. Они никогда зря не падают. Всеми силами стараются устоять на ногах. Падают в крайних случаях, когда иначе взять мяч нельзя.

— А наш вратарь падает, когда надо и не надо, — пренебрежительно говорит Валя.

— Рисуется, — кратко определяет Вася. И тут же, приняв очень деловой вид, обращается к Ипполиту: — А если так разобраться, откуда мы можем все это знать? Никто нам ничего такого не говорил. Вы — первый.

— До вас никто ничего не говорил, — повторяет Виктор. — Вы — первый.

Вася делает головой знак Пете и Коле. Все трое отходят в сторону, о чем-то недолго шепчутся, потом возвращаются к товарищам. Вася отстраняет рукой Виктора, стоящего перед Ипполитом, и сам становится на его место.

— Я не о себе прошу, — произносит он торжественно. — Ребята знают, что не о себе. И почему не о себе — тоже знают. Но нам хотелось бы, чтобы вы почаще к нам приходили.

— Возьмите шефство над нами, — просит Петя, но тут же, указывая на ребят, поправляется: — Над ними.

Коля тоже просит:

— А то совсем порядка нет у нас. И тоже сейчас же поправляется:

— У них, то есть.

Ипполит внимательно смотрит на стоящих перед ним друзей, потом переводит взгляд на остальных мальчиков: «Что ответить им? Вот этому, в теплой фуфайке? В его глазах без всякого труда можно прочесть, как ему хочется стать хорошим футболистом. Или вратарю, заткнувшему за пояс огромные свои перчатки? Или вон тому, в веснушках, кажется, Андрюше? Что скажешь Вале, на которого все нападают только за то, что он очень старается как можно лучше сыграть? Что ответить этим трем, которые просят не о себе, а о своих товарищах? И что скажешь главарю этой тройки, который, геройски выпятив грудь, выступает от имени всего коллектива?..

Отказать? Как откажешь таким вот?.. Сказать: подождите, мол, ребята, месяц-другой и к вам прийдет Гаврилов — то же, что отказать. Согласиться?.. Легко сказать — согласиться, когда тебе и тренер и секретарь комсомольской организации говорят — нет у тебя опыта, подхода, навыков…».

— Как вам сказать, ребята, — медленно, с расстановками произносит Ипполит: — Дело такое… Знаю, нужно помочь вам… Но не могу я… И времени нет… И вообще, знаете…

Из подъезда дома выбегает Наташа. На ней белый с голубыми цветочками фартучек, через плечо переброшено посудное полотенце. Взглянешь, и сразу станет понятно: только на минутку оторвалась от хозяйственных забот эта верная мамина помощница!

— Ну как, — кричит она еще на ходу, — хорошо зашили мяч?! А где иголки? Смотрите, если потеряли, мне от мамы так достанется!

— Нужны нам твои иголки, — сердито говорит Вася и приказывает Виктору: — Отдай ей ее добро.

Виктор берет со скамейки две иглы и передает их девочке:

— Вот, Наташа, твои иголки. А ниток не осталось.

Наташа берет иголки, потом оглядывает всех мальчиков и удивленно спрашивает:

— Что случилось? Отчего вы все такие расстроенные?

— Все равно, нам не поможешь, — говорит Петя. — Просим товарища, чтобы ходил к нам почаще, чтобы рассказал нам, как…

Наташа дальше не слушает, о чем еще просили мальчики, какие они приводили доводы, как уговаривали. Обращаясь к Ипполиту, она говорит:

— Вы, конечно, не знаете Машу Александрову. Есть у нас в классе такая девочка. Тихоня страшная! И вдруг стала получать двойки по алгебре. Тогда первая наша ученица Женя Морозова — вы ее тоже не знаете — взялась помогать Маше, и через месяц Маша уже получила пятерку.

Наташа переводит дыхание и заканчивает:

— Вы, правда, не школьник. Но в жизни надо всегда помогать друг другу! Особенно, если знаешь больше, чем товарищи.

— А если я не так много знаю? — пробует отшутиться Ипполит. — Если я…

Но ему не дают договорить:

— Мы вас очень, очень просим!

— Мы будем вас во всем слушаться!

— Займитесь с нами!..

Ипполит закрывает уши руками и пытается вырваться из толпы мальчиков. Но сделать это невозможно: кольцо ребят еще плотнее смыкается вокруг него. И тогда он кричит:

— Хорошо! Только не шумите так!

Сразу наступает тишина. Ипполит отнимает руку от ушей и уже спокойно говорит:

— Хорошо. Займусь с вами. Но давайте сразу договоримся. Прежде всего — дисциплина полнейшая. Твердый распорядок дня. Словом — режим. А потом — насчет школы. Никаких двоек! Уроки прежде всего. Сначала за книжки, потом — футбол.

— Мы все будем делать, как вы скажете, — говорит Андрюша.

— И режим заведем, — заявляет Саша.

Вася снова шепчет что-то Коле и Пете, потом произносит:

— Мы хотя сейчас и не играем, но заявляем, что будем учиться так, чтобы не было у нас не только двоек, но и троек! У меня, Коли и Пети.

— Если будет тройка — исключите меня из команды! — самоотверженно восклицает Коля.

— Я и сам не приду играть, если у меня появится хотя бы одна тройка, — объявляет Петя.

— Словом, наша тройка будет теперь без троек! — подводит итог Вася.

Наташа вдруг хлопает в ладоши:

— Тройка без тройки! Тройка без тройки! Мы теперь так и будем вас называть — тройка без тройки!

Потом сразу становится серьезной и обращается к Коле:

— А насчет того, что вы сейчас не играете, это долго продолжаться не будет. Мы твою бабушку уговорим! Я уже придумала, как уговорить ее. У меня есть замечательный план. Я еще только посоветуюсь с Таней, и мы примемся за дело.

Виктор, которому не терпится как можно скорее приняться за освоение футбольных премудростей, просит Ипполита:

— А вы не могли бы сейчас показать нам, как надо бить левой ногой? И как бить правой?

Ипполит дружески похлопывает Виктора по плечу:

— Все покажу. Только не сегодня. Кстати, и левой и правой бьют одинаково.

И уже на ходу договаривается с провожающими его целой гурьбой мальчиками:

— В следующий раз я буду у вас в пятницу. В шесть часов, после конца смены. Значит, будем заниматься два раза в неделю — в среду и пятницу…

От ворот ребята возвращаются оживленные, радостные.

— Толковый человек, — говорит одобрительно Гриша.

— Мастер спорта, не меньше, — делает предположения Петя.

— А по-моему, это шофер, — вдруг заявляет Виктор. — Шоферы все хорошо играют в футбол. Санько всегда всех обыгрывает.

— В самом деле, мы даже не спросили, кто он такой, — укоризненно смотрит на товарищей Вася. — Даже не знаем, как его зовут… И никто не догадался спросить.

— Как же тут спросишь? — оправдывает себя и других мальчиков Коля. — Позвольте ваше имя, отчество и фамилию? И где живете? И сколько вам лет?

— Нет, все-таки интересно, кто бы это мог быть? — говорит Валя и задумывается.

С ним вместе молчат и остальные. Конечно, можно было бы и спросить. Не так уж обидно это было бы их гостю.

Молчит и Наташа. Тысячи мыслей проносятся в ее голове. Она вспоминает приход гостя в их двор, его разговоры на скамейке, его бесцельные блуждания то двору, как он все хотел пойти к Антону Яковлевичу, да так и не пошел… Ну да, конечно! Как это она сразу не сообразила!..

И сделав самый независимый вид, придав своему голосу самые спокойные интонации, она спрашивает:

— Так, значит, вы не знаете, кто это был?

— А ты знаешь? — недоверчиво спрашивает Вася. — Ты что же, на молоке гадала? Кто же он, по-твоему?

— Не гадала, а знаю. Не верите? Спросите Володю. Он знает, что я знаю.

— Он знает, ты знаешь, мы знаем, — передразнивает девочку Вася. — Говори, что ты знаешь?

Теперь голос Наташи становится совсем ледяным:

— Так и не догадываетесь?.. Это был Смирнов! Вот кто это был!

Многие подруги по школе не могут понять Таню. Одно дело — читать книги. А сидеть где-то в тесном и темном книгохранилище, среди полок, рыться в каталогах, картотеках… Нет, не всякого эта работа заинтересует. Ну, кому что нравится! У каждого свой вкус, свое призвание. Наташа — та рукодельница, например. Клава, что сидит на первой парте, плясунья. Кто занимается в кружке юных натуралистов, кто поет, кто играет в драматическом кружке…

А Тане нравится именно эта работа — в библиотеке. Особенно в такое время, как сейчас. За окнами еще ранние сумерки, а здесь — уже день кончился. Ласково горит под зеленым абажуром настольная лампа. Если оторваться от работы и посмотреть в темные углы, кажется, что книжные полки тянутся очень далеко, уходят за пределы комнаты. Книги, книги, книги…

И на столе перед Таней груда книг — новых, еще пахнущих типографской краской, только что приобретенных. Надо на каждой поставить инвентарный номер, найти каждой место на полке, обозначить на карточке при помощи двух-трех цифр и букв подробный «адрес», по которому в дальнейшем легко будет ее отыскать.

За соседним столиком сидит Людмила Александровна. Она тоже занята: надо выявить всех, кто просрочил сдачу книг. И сейчас же начать трезвон, чтобы несли свои долги в библиотеку. Кропотливый труд этот в тихой и даже немного мрачноватой комнате завтра озарится ярким светом. Придут читатели — старые мастера, молодые работницы, юные ремесленники — получать эти книги, понесут их домой. И жизнь, огромная созидательная жизнь великой, раскинувшейся на шестой части света страны раскроется перед ними со страниц тех самых книг, над которыми работают сейчас обе женщины — старая и молодая. Очень напряженная работа! Конечно, тут не до разговоров.

Людмила Александровна, низко наклонясь к столу, просматривает списки, потом говорит:

— Таня, проверь, пожалуйста, на месте ли книжка Воронковой. Та, новенькая, знаешь?

Как не знать? Она сама вписала эту книгу в инвентарный список, сама заполнила на нее отдельную карточку, сама поставила ее на место. Как не знать? И кого это Людмила Александровна спрашивает об этом?

Таня взбирается по лесенке на самый верх. Книга преспокойно стоит на месте. Недаром на прошлой неделе они с Людмилой Александровной устроили генеральную проверку всех полок.

— Воронкова на месте, — сообщает она.

В дверь кто-то тихонько стучит. Таня быстро спускается вниз, подходит к двери, открывает ее. Наташа!

— Ты меня извини, Таня, — сразу начинает шептать девочка. — Другого выхода у меня не было.

— Что произошло? — встревоженно спрашивает Таня и пропускает подругу в комнату.

— Тебе хорошо здесь сидеть, в тишине. А что у нас делается! Гром среди ясного неба! У нас во дворе был Смирнов!

— Смирнов? Тот самый, к которому мы ходили на фабрику? — поражается Таня. — И ты говорила с ним?

— Целый час. Он согласился заниматься с нашими мальчиками.

— Так это же очень хорошо.

— Очень плохо. Ведь Коле не разрешила бабушка играть. И Петя с Васей тоже из-за какой-то глупой солидарности, не играют. Сегодня все трое даже взобрались на скамейку. Вася стоял, как на эшафоте. И, главное, уже ходили все к Анастасии Ивановне. Но ты же ее знаешь. Кремень! Это же твердый сплав, а не бабушка.

Таня задумывается. Потом лицо ее вдруг светлеет, и она говорит:

— Во-первых, ты не очень волнуйся. Так мы ничего не добьемся. Во-вторых, идем к Людмиле Александровне. Ты не представляешь, что она только может сделать!

Наташа наклоняется к подруге и говорит ей на ухо, косясь одним глазом в сторону, где за книжными шкафами должна находиться Людмила Александровна:

— Поэтому я и прибежала сюда, что она может все сделать. Анастасия Ивановна для нее тоже все сделает.

И, не дожидаясь ответа, она решительными шагами направляется к барьеру:

— Людмила Александровна! У нас к вам срочное дело!

— Прежде всего, тише! — останавливает ее Таня. — А потом, не заходи за барьер. Туда посторонним нельзя.

Из-за шкафа показывается сама Людмила Александровна.

— Кого это ты так? — спрашивает она Таню. — Неужели Наташу ты держишь в таких строгостях?

— Замучила она меня совсем, Людмила Александровна, — жалуется Наташа. — Я всегда у вас не только хожу на цыпочках, я и говорю тоже на цыпочках. А сейчас такое дело, что тихо о нем никак нельзя говорить. У нас во дворе…

— У нас во дворе, — спокойно перебивает ее Таня, — живет Анастасия Ивановна. Вы ее знаете, Людмила Александровна.

— Знаю. Строгая бабушка.

— Ужасно строгая! — подтверждает Таня.

— Не бабушка, а… — пытается снова по-своему определить характер Анастасии Ивановны Наташа, но сразу замолкает под предостерегающим взглядом подруги.

Таня продолжает:

— Она запретила Коле, своему внуку, играть в футбол. Помните, когда вы были у нас в красном уголке? После истории с «Островом дружбы».

— Помню. Ну и что же? Временно запретила. В виде наказания.

Ну что за спокойствие у этой Тани?! Наташа садится на стул. Потом сразу вскакивает. Снова садится, снова вскакивает. И бурно врывается в медлительное танино повествование:

— Вы бы посмотрели, что с Колей делается, Людмила Александровна! Он больше ничего, ничего не говорит, как только одно: «У меня все теперь кувырком пойдет!» Понимаете, кувырком! Но это не все еще, Людмила Александровна. У него два друга есть, у них все для «крепости и верности». Петя и Вася. И что же, вы думаете, они заявили? Они так и заявили, что пока Коле нельзя будет играть, они тоже играть не будут. А Вася до чего дошел! Отец спрашивает его: «Надо тебе, Вася, починить ботинки?» Он ему каждую субботу сам чинит. Вы, Людмила Александровна, знаете, как эти мальчики умеют рвать свои ботинки. А Вася отвечает: «Не надо, говорит, чинить, я их, говорит, больше теперь рвать не буду!» Понимаете, он больше рвать не будет…

— И все трое не играют? — останавливает наташин поток красноречия Людмила Александровна.

— Все трое. А мама Пети, тетя Наташа, сама уже ничего не ест из за того, что ее сын потерял аппетит.

— Это бы еще ничего, в обычное время, — поясняет Таня, — а сегодня у нас во дворе был Смирнов. Знаете, знаменитый футболист?

— Смирнов? — живо спрашивает Людмила Александровна, затем улыбается. — Я была уверена, что он все-таки согласится.

Таня говорит:

— Да. Он теперь начнет с мальчиками регулярные занятия…

Но Наташа снова перебивает:

— Вы знаете, Людмила Александровна, как все хорошо получается! Просто замечательно! Смирнов обещал бывать у нас по средам и пятницам. Ой, Людмила Александровна! Он их научит и как бить головой, и левой, и правой ногой. А как хорошо он зашивает мяч…

— И зашивать мяч тоже умеет? — улыбается Людмила Александровна.

— Двумя иголками, не одной! — с гордостью объясняет Наташа. — И свечка ему для этого тоже нужна… А мальчики как довольны!..

— Довольны?

— Очень! Все обещали хорошо учиться. А Петя, Вася и Коля, знаете, что придумали? Они торжественно объявили, что не будут теперь иметь не только двоек, но и троек. Мы тут же их назвали «Тройка без тройки». Очень красиво, правда? «Тройка без тройки».

Но тут же лицо Наташи сразу становится очень печальным:

— Только эти трое не будут ходить на занятия. Бедная «Тройка без тройки»…

— Действительно, жаль мальчиков, — соглашается Людмила Александровна.

— Вот видите, вам тоже жаль, — обрадованно говорит Наташа. — А как мы с Таней мучаемся из-за них! Сколько просили бабушку!..

— И бабушка не поддается уговорам? — уже сама догадывается Людмила Александровна.

— Никаким. Она не бабушка, а…

Наташа снова смотрит на Таню и, не заканчивая, прямо переходит к делу:

— Вы, Людмила Александровна, написали бы записочку, чтобы Анастасия Ивановна сняла свой запрет. Она вас очень уважает.

Людмила Александровна молчит, что-то обдумывая. Потом начинает решительно убирать книги, лежащие на столе, в ящик. Подходит к полке, берет одну из стоящих на ней книг, обвертывает ее в бумагу и, возвращаясь к девочкам, говорит:

— Пойдемте!

— Куда, Людмила Александровна? — спрашивает Таня.

— К вашей бабушке. Надо же их выручать!

— В поход на бабушку! Теперь ей не устоять! — радостно кричит Наташа и начинает прыгать вокруг стола. Но, заметив, что Таня показывает на плакат «Не шумите!» — сразу застывает на месте и сама себе зажимает рот рукой.

На улице Людмила Александровна становится между обеими девочками, берет их под руки и говорит:

— Как же нам побыстрее слетать туда и обратно? Ведь мы еще не все книги обработали.

— Надо идти спортивным шагом, — предлагает Таня. — Вам не трудно это, Людмила Александровна?

— Мне ничего не трудно. Спортивным шагом, так спортивным, — говорит старая библиотекарша и устремляется вперед.

— Не туда вы идете, Людмила Александровна, — останавливает ее Наташа и внезапно сворачивает в ворота налево.

— Сюда идите. Проходным двором мы скорее дойдем.

Людмила Александровна и Таня следуют за ней.

— Я знаю все проходные дворы в нашем районе, — тараторит Наташа. — Надо помнить закон геометрии: самая короткая линия — это прямая.

— Ну да, какие-то улицы придумали, переулки, — смеется Людмила Александровна, с трудом поспевая за взявшей слишком быстрый темп девочкой.

Они проходят мимо копошащихся в песке детей, идут под цветущими липами, проходят мимо окон больницы, из одного двора сворачивают в другой…

— Совсем незнакомые места, — говорит, на ходу оглядываясь по сторонам, Людмила Александровна. — Как будто приехала в чужой город.

— Или попали за кулисы театра, — произносит Таня. — Я раз была за кулисами. Декорации зеленого леса оказались сзади кусками картона.

Вдали показывается длинный, преграждающий дорогу, забор. О нем Наташа начала со страхом думать еще возле больницы: здесь надо пролезать в щель.

Вот и сама щель. Через нее всегда легко было проникать, а сейчас почему-то она оказывается очень маленькой и находится слишком низко. Для Людмилы Александровны, во всяком случае.

Наташа виновато смотрит на Таню. В ответном взгляде подруги она читает столько укоризны, что ей становится не по себе.

— Ну, что же, будем форсировать! — бодро говорит Людмила Александровна и с девической легкостью, прижимая руками волосы, чтобы не зацепить ими за что-нибудь, нагибается и пролезает через узкое отверстие.

За ней следуют девочки. Выпрямляясь, Людмила Александровна спрашивает:

— Где мы сейчас?

— В нашем дворе. Только с другой стороны в него попали, — торжествующе объявляет Наташа. — Быстро?

— Очень быстро, — соглашаются и Людмила Александровна и Таня.

— А вон тот подъезд к Анастасии Ивановне, — продолжает своя экскурсоводческие пояснения Наташа.

Они идут дальше и сталкиваются с группой оживленно разговаривающих людей. Это — Ася, Григорьев и Тоня. Здесь же Иван Кузьмич и Тихон Максимович. Иван Кузьмич, склонившись своим грузным телом к земле, держит в руке ленту рулетки, другой конец ее у Тихона Максимовича. Закручивая ленту и тяжело отдуваясь, Иван Кузьмич декламирует:

— Здесь будет город заложен!

— Очень хорошо, что будет заложен, — весело говорит Людмила Александровна. — Давно его надо было заложить.

— Значит, волейбольную площадку мы здесь соорудим, — продолжает Иван Кузьмич.

— Конечно, а где же еще? — подтверждает и Тихон Максимович.

— Здесь хорошо будет, — соглашается Ася. — Вообще, мы у себя на фабрике уже двадцать раз примеряли по плану, где что будет. Так что менять не следует.

Григорьев подходит к Ивану Кузьмичу. Рядом с ним он, в своем спортивном, плотно облегающем фигуру костюме, кажется совсем тоненьким.

— Просто хочется пожать вашу руку, Иван Кузьмич, — говорит он и действительно пожимает ему руку. — Вы горячо беретесь за это дело, что теперь мы уже совсем спокойны.

Иван Кузьмич вынимает из кармана большой красный платок и вытирает им шею. Потом прикладывает платок ко лбу, потом к лысине. И, глядя благодарными глазами на собеседника, отвечает:

— Хорошее дело задумали. Почему же не помочь?

— Мы всегда поможем хорошему делу, — поддакивает Тихон Максимович. — Особенно, если больше порядка во дворе будет.

— И фабрика, поможет, — говорит Ася. — Теперь главное, чтобы работой руководили опытные спортсмены.

Григорьев, похлопав обеими руками по всем карманам своей куртки, вынимает из брючного большой лист бумаги, пробегает его глазами и сообщает скороговоркой:

— Тоня у нас будет по волейболу и баскетболу. С городошниками будет заниматься Петров. Настольные игры — Бенедиктов. А вот с футболом у нас худо.

Тоня снимает с левой ноги туфлю и, прыгая на правой, вытряхивает песок:

— Да, Гаврилов болен. А Смирнов только смеется. Спрашивает, когда мы думаем футбольную встречу между яслями и детским садом устраивать.

— Смирнов уже был здесь, — заявляет Людмила Александровна. — Обещал заниматься.

— Если он согласился, тогда и с футболом все в порядке, — говорит Григорьев и помечает что-то карандашом в своем листке.

— Подожди ставить свои крестики, — останавливает его Тоня. — Еще со Смирновым придется повозиться.

— Нет, был он здесь, — заверяет и Тихон Максимович. — Сидел с ребятами, о чем-то говорил очень долго. Мяч вместе зашивали.

В подъезде показывается Антон Яковлевич. Следом появляется мать Пети, Наталья Петровна. Еще через несколько минут из другого подъезда во двор выходят Анастасия Ивановна с Людочкой и худощавая женщина, мать двух девочек, особенно страдающих от футбола.

— Правильно сделали, что пришли к нам, — говорит, здороваясь со своими товарищами по фабрике, Антон Яковлевич. Я сейчас дома сижу, сам все увидел.

— Вы, Антон Яковлевич, только десять дней дома побыли, — говорит Наталья Петровна. — А каково нам? Сегодня они хотят кушать, завтра отставляют тарелку в сторону. Нет аппетита! А почему нет аппетита? Какие-то неприятности в футбольных делах! Нет, хорошо, очень хорошо, что порядок наведут.

Мать двух девочек ворчливо замечает:

— Не с того конца берутся. Надо сначала забор высокий поставить, чтобы мяч не летал по всему двору.

— Забора, конечно, делать не будем, — авторитетно заявляет Иван Кузьмич. — Но мячу свое место отведем.

— Какие тут еще заборы городить, — возмущается Тихон Максимович.

— Какие уж тут заборы! — машет рукой Анастасия Ивановна. — Китайскую стену постройте, и та не поможет.

Во двор входит Толя. В руке у мальчика большой, завернутый в бумагу и перевязанный шпагатом, сверток. Наташа тотчас же срывается с места и подбегает к гостю, о котором у нее еще после его первого прихода в гараж осталось самое лучшее впечатление.

— Здравствуйте! — вежливо говорит Толя. — А где все ваши? Вася, Петя и другие? Там? — и он кивает головой в сторону гаража.

— Здравствуйте, — тоже очень вежливо отвечает Наташа. — Нет, их там нет. Они все собрались и куда-то ушли.

— Очень жаль, — говорит Толя. — Очень жаль. Тогда, может быть, вы мне поможете?

Наташа, конечно, готова помочь. Но это еще успеется. Сейчас ей не терпится поделиться с гостем новостями:

— Видите, что делается? У нас во дворе будут городки, крокет, кегли, гимнастическая стенка! А может быть, когда-нибудь и бассейн для плавания. Конечно, только не в этом году. Еще организуется волейбольная команда девочек. И футбольная команда мальчиков. Под руководством лучшего игрока нашей фабрики Смирнова. Знаете Смирнова?

Толя не знает Смирнова, но из вежливости утвердительно кивает головой:

— Мы тогда сыграем с вашими мальчиками.

— Обязательно! Кончатся занятия в школе и мы с вами непременно сыграем.

— А пока, — говорит Толя и протягивает девочке объемистый сверток, — вы, пожалуйста, передайте это Пете. Можете развернуть и посмотреть.

Наташа давно уже с интересом поглядывает на таинственный сверток. Получив разрешение, она немедленно развязывает шпагат и начинает разворачивать бумагу. Пока она это делает, Толя поясняет:

— Это знаете что? Это — «Остров дружбы». Такая же книга, как та, которую тогда залили тушью. Она сегодня появилась в магазинах. И восемь наших мальчиков, не сговариваясь, купили ее для вашего Пети.

Наташа берет в руки одну из восьми находящихся в свертке одинаковых книг. Да, это «Остров дружбы»! Самый настоящий. Чистенькая, новенькая, красочная обложка. И рисунок такой же на ней. А внутри?.. Девочка листает страницу за страницей — все на месте: такие же, как в той книге, как их называют… фрегаты, такие же паруса, мачты, волны…

Наташа захлопывает книгу и кричит:

— Таня! Иди сейчас же сюда! Сейчас же!

Таня подходит и при первом же взгляде на книгу изумленно восклицает:

— Откуда это?

— А вот — мальчики достали. Целых восемь экземпляров! Появились в продаже. А тогда, помнишь, как все искали?

— Да. Тогда нигде их не было, — подтверждает Толя и спрашивает у Наташи: — Так вы их передадите Пете?

— Обязательно! Большое спасибо вам! — отвечает вместо Наташи Таня. — Но только… Только зачем нам такая масса книг?

— Я тоже так говорил товарищам, — отвечает Толя. — Но каждому хотелось, чтобы его покупка попала к Пете. И я принес.

— Ничего, у нас они не пропадут, — решает Наташа. — Отдадим в библиотеку к Людмиле Александровне.

— Тем лучше, — говорит Толя и уходит.

Наташа быстро делит пачку книг на две стопки, одну дает Тане, другую берет себе:

— Спрячь их за спину и пойдем к Людмиле Александровне. Ты представляешь, как она обрадуется!

С книгами за спиной девочки подбегают к библиотекарше. Загадочно улыбаясь, Наташа спрашивает:

— Людмила Александровна! Как вы думаете, что мы принесли? Но тут же не выдерживает и показывает все четыре свои книги:

— Вот! «Остров дружбы»! Восемь экземпляров. Таня, показывай свои!

Антон Яковлевич, только что успевший вставить сигарету в мундштук, так и не заканчивает своей постоянной процедуры. С незажженной сигаретой в зубах он берет у Тани одну из книг и начинает внимательно разглядывать ее:

— Это издание даже лучше первого. Обложка красочнее.

Иван Кузьмич надевает очки, берет у Наташи другую книгу, перелистывает страницы и медленно говорит:

— Действительно… Такую книгу обидели! Облили тушью. Наверное, очень жалко было…

— А то не жалко, — поддакивает Тихон Максимович, разглядывая третий экземпляр.

— А вы обратите внимание на шрифт! Каким она шрифтом напечатана, — восторгается Тоня.

— Вообще, очень хорошая книга, — соглашается мать двух девочек и обращается за консультацией к Людмиле Александровне. — Как вы думаете, можно моим девочкам уже читать эту книгу? Тогда я тоже куплю ее.

Одна только Людмила Александровна не принимает участия в общей радости. Она спокойно разворачивает принесенный с собой сверток, вынимает из него девятый экземпляр «Острова дружбы» и с напускным безразличием, обращаясь к Тане и Наташе, говорит:

— Только не думайте, что вы такие уж у нас героини. У меня в библиотеке не восемь, а целых двенадцать экземпляров «Острова дружбы». Сегодня только принесли из коллектора.

Потом протягивает принесенную с собой книгу Анастасии Ивановне.

— Это я вам принесла.

— Мне? Зачем мне?

— Затем, чтобы вы убедились, что вещи, в том числе и книги, — это дело наживное. Сегодня их нет, а завтра мы их достанем. А вот здоровье не так легко сохранить.

— Ничего не понимаю. Причем здесь здоровье? — разводит руками Анастасия Ивановна.

— Притом, что футбол очень полезная игра, — объясняет Людмила Александровна.

— А! Понятно… Нет, пока не приедут папа с мамой, я Коле не позволю играть. Еще что-нибудь натворит.

— Напрасно вы так, Анастасия Ивановна, — произносит, закуривая, наконец, свою сигарету, Антон Яковлевич. — Особенно сейчас, когда с нашими ребятами начнут заниматься очень опытные спортсмены…

— Смирнов, — подсказывает Наташа.

— Все равно меня не уговорите, — решительно заявляет Анастасия Ивановна.

Людочка внимательно прислушивается к разговорам взрослых, потом дергает бабушку за юбку:

— Бабушка, помнишь, ты говорила, что тетя Люда никогда не простит Колю?

— Говорила, говорила, — соглашается Анастасия Ивановна, — только ты не вмешивайся, когда разговаривают старшие.

— И ты говорила, что это одна-единственная книга, больше таких нет.

— Я тебе говорю замолчи!

Но девочка с затаенным торжеством в голосе произносит:

— А ты посмотри, сколько у тети Люды теперь таких же книг.

— И книг у меня теперь много, — подтверждает, улыбаясь, Людмила Александровна, — и Колю я уже давно простила.

— А вот ты, бабушка, все не можешь простить его, — укоризненно говорит девочка.

Иван Кузьмич очень внимательно смотрит на Людочку, как будто бы впервые видит эту маленькую обитательницу управляемого им огромного дома, и очень серьезно произносит:

— Хорошо соображает. Умница растет!

— Во дворе это у нас самая смышленая девочка, — авторитетно подтверждает Тихон Максимович.

Бабушка благодарно смотрит на управдома, на дворника. Потом гладит внучку по головке и уже другим, совсем не строгим, голосом произносит:

— Ну, хорошо, хорошо. Я тоже простила. Иди, скажи своему Коле, что меня уломали две Люды.

Людмила Александровна тоже гладит светлые, туго заплетенные в две короткие косички, волосы девочки и замечает:

— Тетя Люда тут ни при чем. Это все сделала маленькая Люда.

Наташа одними глазами указывает Тане на Анастасию Ивановну и кратко определяет:

— Настоящая внучкина бабушка!

В это время Людмила Александровна перестает гладить девочку, смотрит поверх ее головки куда-то вперед и разводит руками. Затем, смеясь, восклицает:

— Еще одна!..

Все присутствующие поворачиваются в ту сторону, куда направлен взгляд библиотекарши. К ним, размахивая в воздухе книгой в ярком переплете, бежит от подъезда дома Виктор и восторженно, на весь двор, кричит:

— Таня! Только что мне папа принес «Остров дружбы»!

С вытянутой вперед рукой мальчик подбегает к Тане:

— Возьми! Папа сказал, чтобы я отдал ее тебе.

Таня улыбается — как все смешно получилось: то не было ни одной, то сразу столько книг!

Улыбается и старая библиотекарша. Потом обращается к Виктору:

— Какие догадливые — и папа и сын! Молодец! Только теперь тебе надо сейчас же бежать к товарищам. Ты их всех обязательно предупреди, чтобы больше не покупали книг. А то они скупят все книги во всех магазинах.

— Беги на пустырь! Они, наверное, все тем, — командует Наташа. Виктор видит в руках у всех присутствующих все тот же «Остров дружбы», сразу все понимает и стремглав уносится к воротам. А через несколько секунд он уже скрывается за ними.

— Товарищи родители, — говорит Ася, — теперь пройдем в красный уголок и там поговорим о плане дальнейшей работы. Вы нам выскажете свои пожелания, мы обсудим их…

Взрослые уходят. Во дворе остаются только три девочки — Наташа, Таня и Людочка.

Таня поворачивает Людочку в сторону ворот и говорит ей:

— Становись там на страже. Как только покажется Коля, скажи ему, что бабушка больше не сердится. Понимаешь? Скажи, что можно ему играть.

Людочка кивает головой и уже делает движение, чтобы бежать, но снова останавливается и, обращаясь к Тане и Наташе, с гордостью произносит:

— Какая у нас с Колей бабушка! Непреклонная!

Наташе очень хочется сказать девочке, что бабушка у нее даже чересчур непреклонная, но она понимает, что говорить такие вещи маленьким детям нельзя. Вместо этого она подходит к Людочке и слегка толкает ее вперед:

— Беги! После разберешься, какая у тебя бабушка. Хорошая у тебя бабушка!

Когда на сердце тяжело, где можно найти успокоение, как не в душной тесноте старого заброшенного гаража?! Здесь можно обсудить создавшееся положение, собраться с мыслями, обдумать план действий…

У Васи, Пети и Коли вот уже второй день продолжаются совещания. Петя сидит на банке из-под бензина. Неудобно, банка все время шатается, ноги приходится поджимать под себя, но разве сейчас до удобств? Коля стоит у двери. Вася ходит по гаражу, волнуется. Сделает шаг туда, шаг обратно, потом два шага в сторону.

— Но все же надо как-нибудь договориться. Занятия ведь скоро начнутся, — напоминает Петя, следя за путешествиями товарища.

Вася останавливается и решительно произносит:

— Что тут договариваться. Идти на занятия — и все!

— У тебя, Вася, все в повелительном наклонении, — как можно спокойнее говорит Коля. — А тут надо еще и еще раз подумать, дело очень серьезное.

— Серьезное? — презрительно кривит губы Вася. — Наобещали сгоряча и только. Из-за этого не ходить на занятия просто смешно.

— Но ты же сам всегда крепко держал данное слово. А сейчас сворачиваешь в сторону.

— Все-таки, может, нам сказать всю правду? — поддерживает товарища Петя.

— В общем, — решает Вася, — пойдем туда, все трое пойдем, а там посмотрим. Может, все выйдет и по-вашему, а может…

Он не успевает закончить. Дверь открывается и в гараж входит Тихон Максимович с небольшим канцелярским столиком. Следом идет управдом.

— Куда ставить, Иван Кузьмич? — спрашивает дворник, опуская свою ношу на землю.

Иван Кузьмич осматривается:

— Ставь посередине. А всю эту дребедень надо выкинуть.

В гараже свободно помещались, как это было проверено на практике, двенадцать мальчиков и еще находилось место для Маришки. Сейчас, с появлением управдома, здесь все настолько уплотнилось, что Коля вынужден выйти наружу.

— Мы эту дребедень выкинем и все будет в порядке, — еще раз повторяет Иван Кузьмич. — Здесь будет штаб-квартира футбольной команды. — И, обращаясь к Васе, шутливо добавляет:

— Тебе, как капитану, передаю это недвижимое имущество. А опись его отпечатаем на машинке в двух экземплярах и дадим особо.

Затем пренебрежительно толкает ногой банку, на которой еще так недавно сидел Петя, и, обращаясь к дворнику, говорит:

— Сегодня же надо будет все это убрать.

Тихон Максимович берет с земли бочонок с остатками извести и выходит из гаража. Кряхтя и тяжело дыша, Иван Кузьмич тоже уходит.

Вася по-хозяйски сдувает со стола известковую пыль, высыпавшуюся из бочки при неловком движении дворника, так же по-хозяйски отставляет в сторону шоферскую банку и восторженно восклицает:

— Сам Иван Кузьмич назвал наш гараж штаб-квартирой! Такие дела делаются, а мы с вами в стороне остаемся? Подумали вы об этом?

Петя молчит. А Коля твердит свое:

— Все равно, слово надо держать. Раз у нас нет права заниматься со всеми, значит, как же мы можем заниматься?

Вася уже не слушает и убегает из гаража. Следом за ним уходят и Коля с Петей.

Мальчики, собравшиеся на площадке в ожидании прихода тренера, встречают всю троицу укоризненными замечаниями:

— Где это вы пропадали?

— Скоро ведь начнется…

В стороне от других стоит Андрюша и бьет головой по мячу. Подбросит его вверх, ударит головой, а мяч летит не в ту сторону, куда ему следовало бы лететь. Андрюша бежит за ним, снова подбрасывает вверх снова ударяет — и опять промах.

Вася смеется:

— Все равно у тебя ничего не получится. Сколько ни бей — не будешь футболистом, Андрей! Нет у тебя футбольного призвания.

Андрюша поворачивает к Васе покрасневшее от натуги лицо, хочет что-то ответить, но затем молча поднимает мяч с земли, подбрасывает вверх и ударяет по нему головой.

Поставив на скамейку ноту и завязывая шнурки на ботинке, Валя в ответ на васино замечание бросает:

— Не все же такие талантливые, как ты! Вася довольно улыбается:

— Таланта у меня, конечно, нет, но способности футбольные наблюдаются.

Затем выхватывает у Андрюши мяч, подбрасывает его вверх и кричит:

— Бью в это дерево!

Удар. Но Валя перехватывает обеими руками мяч на лету и возвращает его Андрюше. Потом обращается к Васе:

— Ну и что ты хотел этим доказать?

— Хочу доказать, что мяч может летать.

Андрюша кладет мяч на скамейку, идет к водопроводному крану и там умывает лицо.

Валя тихо говорит Васе:

— Видишь, парень хочет добиться чего-то, а ты над ним все подсмеиваешься.

— А какое тебе, собственно говоря, до этого дело? — начинает сердиться Вася.

— А то, что нам не для чего сейчас ссориться. И кипятиться тебе тоже не стоит.

Саша заканчивает установку ворот — двух солидных кирпичей, — распрямляется и подходит к Васе:

— Ты думаешь, что, кроме тебя, никто у нас не умеет играть. И вообще, по-моему, ты порядочный хвастун, Вася.

Вася придвигается вплотную к Саше:

— Повтори, что ты сказал. Повтори-ка!..

Саша на всякий случай снимает с рук тяжелые перчатки и протягивает их Вале:

— На, подержи.

Валя сразу кладет перчатки на скамейку и становится в боевую позицию рядом с Сашей.

— Повтори, что ты сказал! — продолжает наступать Вася.

— Пусть он только повторит! — угрожающе говорит Петя и для большего устрашения поплевывает на ладони.

Выразительно глядя на Сашу, выходит на линию боя и Коля.

— Повторю, если захочу, — говорит Саша, и все же не приводит своей угрозы в исполнение, понимая, что численный перевес пока на стороне противника.

Стряхивая воду с мокрой головы, подходит к спорящим и готовым вот-вот начать драку ребятам Андрюша.

— Пойдите лучше под кран, смочите себе головы, — говорит он.

Но его благоразумный совет запаздывает, — быстрым движением Вася хватает Сашу за шею и начинает пригибать ее вниз.

Во двор входит Ипполит. Никем не замеченный, он приближается сзади к дерущимся и спокойно освобождает сашину шею из васиных «клещей». Потом легонько отталкивает в одну сторону одного мальчика, другого в другую и, смеясь, спрашивает:

— Это что у вас, разминка?

— Не разминка, а заминка, — мрачно отвечает, поглаживая шею, Саша.

— Это они так просто, шутят, — спешит Валя успокоить Ипполита, чтобы тот в самом деле не подумал, что у них всегда драки и ссоры.

— Если шутят, тогда все в порядке, — улыбается Ипполит и направляется к скамейке.

Сюда подходят и остальные мальчики. И, конечно, ближе всех к Ипполиту оказывается Виктор. И, конечно, говорит он тоже первым.

— А мы вас ждем-ждем. Уже два раза подметали площадку!

Он хочет еще что-то сказать, но его оттесняют старшие. Все наперебой начинают рассказывать:

— А Тихон Максимович даже полил площадку.

— И мяч зашнуровали по вашему способу.

— Андрюша даже тетрадку принес, будет записывать все.

— К нам пришли еще двое мальчиков, из дома тринадцать. Мы их приняли, пусть тоже учатся. Вот они…

Подходит Тихон Максимович. Ипполит здоровается с ним, затем оглядывает ребят, с шумом рассаживающихся вокруг: на скамейке, на свежеподметенной земле, на траве под деревом. Пока что, под шумок, Вася потихоньку дает подзатыльник Саше. Оба смеются…

Сколько в течение последних нескольких дней продумано вариантов начала занятий! Сколько заготовлено первых фраз, интонаций, с какими они должны быть сказаны, жестов, их сопровождающих! Но все как-то так сложилось, что ничего этого не нужно. И, почувствовав необычайную легкость, Ипполит говорит просто:

— Вот вы мне скажите, кто из вас уже приготовил уроки на завтра?

Виктор поднимает руку.

— Виктор не считается, — замечает Саша. — Он в четвертом классе, им задают мало уроков.

— А кто из старшеклассников приготовил? — допытывается Ипполит.

— Половину заданий я приготовил, — отвечает Валя, — а остальные буду делать вечером.

— А я все вечером буду готовить, — сознается Гриша.

— Мы вас тоже интересуем? — спрашивает один из мальчиков, живущих в доме номер тринадцать.

— Тоже, — произносит Ипполит.

Но тут в разговор вмешивается Тихон Максимович.

— Да они, пока не набегаются до беспамятства, ни за что за книжки не сядут.

— Тогда, товарищи, давайте договоримся, — решительно заявляет Ипполит, стараясь придать своему голосу как можно больше твердости. — Договоримся с самого начала. Придете из школы — отдохните, пообедайте, погуляйте, помогите родным по хозяйству — и за уроки! Пока не сделаете их, даже не думайте о футболе. Я по себе знаю, если у меня что-нибудь висит над душой, не до игры тогда мне. После игры тоже требуется отдых. А какой тут отдых, если надо приниматься за уроки? Такой заведете у себя порядок — от этого выиграют и ваши школьные занятия и футбол. Понятно?

— Это верно, — соглашается Саша. — Когда я знаю, что мне еще надо учить уроки, я всегда пропускаю много голов.

— Ты и по субботам, когда не надо ничего готовить на завтра, тоже пропускаешь много мячей, — подтрунивает над товарищем Гриша.

— А часто вы играете в футбол? — спрашивает Ипполит и смотрит на Гришу. — Вот ты, например?

Гриша встает и отвечает так, словно он находится в классе и перед ним учитель:

— Играем семь раз в неделю. По три-четыре часа, иногда и больше.

— А если бы в неделе было восемь дней, так они все восемь дней играли бы, — смеясь, вставляет свое слово Тихон Максимович.

— Играли бы все восемь, — чистосердечно признается Гриша.

— Очень плохо, — замечает Ипполит. — Гораздо лучше, когда играешь не каждый день.

Петя поднимает руку. Ипполит кивает ему головой. И мальчик рассказывает:

— Вот я в прошлом году уезжал на экскурсию. И три дня не играл в футбол. А потом, когда вернулся и вышел во двор, играл лучше чем всегда. Играл с большой охотой, и все получалось очень хорошо.

— Значит, и отдых тоже может пойти на пользу, — смеется Ипполит. — Но из всего надо делать выводы. Играть слишком часто, во-первых, вредно для здоровья. А потом — в нашей футбольной игре очень важное значение имеет быстрый темп. А если изо дня в день вы будете переутомляться, быстрого темпа никогда не дадите. Так что договоримся и по этому пункту — играть не чаще трех раз в неделю.

Внезапно густо покраснев, Андрюша застенчиво спрашивает:

— А откуда взять этот темп? Ведь мы не бегуны.

— Жаль, что не бегуны. Кстати, кто из вас имеет значок ГТО? Футболист без этого значка — вообще не футболист.

— Два-три человека у нас все-таки найдется, — говорит, оглядывая товарищей, Коля. Потом самокритично заявляет: — У меня лично пока еще нет.

Вдруг ни с того ни с сего Виктор обращается к Ипполиту:

— Мы учителя всегда называем по имени и отчеству. А как ваши имя и отчество? И фамилия? А то мы в прошлый раз так и не спросили вас об этом.

Мальчики бросают на Виктора сердитые взгляды. А Вася толкает его под бок и зло шепчет:

— Вылезаешь всегда, когда тебя не просят! Ведь знаешь, что это Смирнов.

— Нам же Наташа все объяснила, — так же шепотом говорит Валя.

Ипполит слышит эти перешептывания ребят. Почему он Смирнов?

Тут какая-то путаница. Еще этого не хватает! После совсем не распутаешься… Но что же делать? Сказать или нет? Нет, надо все сказать. И он громко, чтобы все слышали, объявляет:

— Нет, ребята, я не Смирнов…

Коля хлопает себя по лбу:

— Все понятно! Вы — Гаврилов!

— И прямо к нам из больницы? — интересуется Гриша.

— И не Гаврилов я, — уже улыбаясь, говорит Ипполит. — Не Смирнов и не Гаврилов. Моя фамилия Дугин. Зовут Ипполит. Работаю на кондитерской фабрике бригадиром комсомольско-молодежной бригады по художественному оформлению тортов. Играю в команде правым защитником. Ясно?

Мальчики в глубоком смущении молчат. Сейчас им ясно только одно, что Наташа опять наговорила с три короба и что они, такие серьезные ребята, поверили этой коробейнице.

Из подъезда дома во двор выходит Володя. Он замечает собравшихся на площадке ребят и приближается к ним.

— Уже идет первое занятие? — тихо спрашивает он Васю.

— Десятое! — не глядя на него, отрезает Вася.

— Ну, вот мы с вами и познакомились, — продолжает Ипполит. — Теперь я вам скажу еще кое-что. Только смотрите, чтобы это вас не отпугнуло…

— Не отпугнет, не беспокойтесь, — хором отвечают мальчики.

— Раз не отпугнет, — слушайте. Ничего само собой не дается. От рождения футболистом не становятся.

Валя дружески подталкивает плечом Андрюшу. Тот улыбается ему в ответ, но тут же произносит «тсс», что означает — полное внимание!

— Мы с вами будем проделывать упражнения, развивающие силу, ловкость, быстроту. Нам придется здорово потрудиться. Это я к тому, между прочим, говорю, чтобы потом не жаловались: мол, много упражняемся, мало играем…

Володя наклоняется к сидящему рядом с ним Виктору и спрашивает его шепотом:

— Можно всем высказываться?

Тот делает рукой жест, означающий, что здесь полная демократия. Тогда Володя начинает:

— По поводу «здорово потрудиться» я хочу рассказать вот что. Недавно я разыскивал одного человека на фабрике. И пока ждал его, слышал, как в клубе репетировал духовой оркестр. Он целый час повторял несколько тактов какого-то вальса. Целый час одно и то же.

Мальчик тихо и довольно фальшиво напевает слышанную им музыкальную фразу. Товарищи смеются.

— Сразу даже не разберешь, что это за мотив, — критически замечает Петя.

— «Березка», не слышишь? — с большим знанием дела заявляет Виктор. — Ее по радио исполняет трио баянистов.

Саша молча показывает рукой в огромной кожаной перчатке куда-то вверх, на окна дома:

— Вон в том окне живет Степа. Он учится в ремесленном. И поет в хоре во Дворце культуры трудовых резервов. Их хор даже в Колонном зале выступал. И по радио. Он все свое свободное время поет какие-то упражнения — гаммы. Букву «а» тянет на разные лады. Моя мама просит его: «Степа, ты бы хоть немного отдохнул. Или дал нам отдохнуть. Больше нельзя выдержать». А Степа отвечает маме: «Это упражнения для постановки голоса, без этих гамм не будешь певцом».

— Когда я учил Маришку служить, — приводит еще более убедительный пример Володя, — я ее тысячу раз заставлял делать одно и то же.

— И, между прочим, она до сих пор служить не умеет, — насмешливо отзывается Вася.

Ипполит улыбается:

— Ну, насчет собаки ты немного перехватил. У нас здесь, конечно, дрессировки не будет. Просто будем не только играть, но и заниматься всякими упражнениями. Будем заниматься футбольными гаммами. Даже больше будем их разучивать, чем играть.

— Что же это получается? — разочарованно тянет Виктор, и лицо его сразу приобретает опечаленное выражение. — И в школе у нас будут занятия, и после школы будут занятия. Все двадцать четыре часа — одни занятия.

— Вы его не слушайте, — снова мгновенно краснея, говорит Андрюша. — Он еще не все понимает.

Ипполит оставляет без ответа и то и другое замечание и продолжает: Зато через несколько месяцев, к концу лета, у нас будет хорошая, дисциплинированная и дружная команда.

— У нас есть враг номер первый, — восклицает, загораясь, Вася. — Ребята из Тихого переулка — «тихари». И моя мечта обыграть их! Это моя самая заветная мечта!

— Сильный противник! — с уважением произносит Володя. — Маришка совсем охрипла из-за них.

— Вот мы их и вызовем на соревнование, — соглашается Ипполит. — Даже этим летом. Покажем, что значит тренировки и упражнения. Не это ближайшая наша цель. А что будет, подумаем, через два года?

— Я перейду в седьмой класс, — мечтательно замечает Виктор.

— А наша команда будет греметь повсюду, — заявляет Вася.

— Греметь не греметь, — охлаждает васин пыл Ипполит, — а многие из вас перейдут в юношескую команду нашего общества. И станут отличными футболистами. А потом и мастерами.

— Мастер спорта Василий Никифоров! — смеется Валя и при этом похлопывает по плечу Васю.

— Конечно, мастерами! — подтверждает Ипполит. — Но без упорного труда ничего не добьешься. Есть у нас на фабрике инженеры. А прежде чем стать инженерами, они и дважды два заучивали, и тысячи разных задач решали. И в спорте — то же.

— И эти два года вы останетесь с нами? — восторженно спрашивает Виктор. — Вы не бросите нас?

— Будете работать, не брошу, — обещает Ипполит. — А работать надо будет дружно. Не иначе. Если товарищу что-нибудь не дается, — помочь ему. Если кто не был на занятии, — другой должен рассказать ему, о чем говорилось.

— Мы всем уже рассказали, что было в прошлый раз, — информирует Саша. — И показали даже, как головой надо бить.

Ипполит неожиданно встает со скамейки и идет на середину двора. Затем командует:

— Все сюда!

Мальчики стремглав бросаются к тренеру. На скамейке остается один только Тихон Максимович. Он было тоже привстал, подчиняясь громкой и властной команде Ипполита, затем, усмехнувшись, снова уселся на место. Поглаживая бороду, он продолжает следить за всем происходящим.

Зато на Володю этот приказ действует самым ошеломляющим образом. Забыв о полной своей непричастности к спорту, он вместе со всеми срывается с места и несется на середину площадки. И именно на нем Ипполит останавливает свой взгляд:

— Вот ты, кажется, прошлый раз не слышал моих объяснений. Посмотрим, как вы рассказываете друг другу.

Володе дают мяч. Он неловко берет его и держит с такой осторожностью, словно в руках у него фарфоровая ваза.

— Покажи, как надо бить головой, — предлагает ему Ипполит.

— Я и ногой не очень-то умею, — признается мальчик и растерянно улыбается.

— Бей лбом, — подсказывает ему Виктор.

Володя подбрасывает вверх мяч и сам смешно подпрыгивает ему навстречу. Но мяч летит в сторону, потом катится по земле, так и не встретившись со лбом незадачливого футболиста.

— Тоже нашли кого проверять, — говорит пренебрежительно Вася. — Он ведь понятия не имеет о футболе.

— Это наш художник. Он очень хорошо рисует, — поясняет Валя.

— Знаю, — дружески улыбается еще не оправившемуся от смущения Володе Ипполит. — Даже видел его рисунки. По этой части мы его и запряжем в работу.

— Что смогу, сделаю, — обещает Володя. — Может, и головой научусь бить мяч.

— Научись сначала ногой, — смеется Гриша.

— А как вы его запряжете в работу? — интересуется Виктор.

— Мы будем выпускать стенную газету. Специально по вопросам футбола. А Володю попросим быть главным оформителем.

— Это замечательно! — радуется Андрюша. — В этой газете мы будем описывать все наши дела.

Мальчики тоже оживляются и, перебивая друг друга, начинают обсуждать предложение Ипполита.

— Надо будет назвать газету — «Штрафной удар», — советует Петя.

— Нет, нехорошо, — возражает Володя, — разве там только недостатки будут описываться? Лучше назвать — «Меткий удар».

— Это ты о себе так говоришь? — смеется Вася. — Мы видели твои «меткие» удары.

— Лучше давайте назовем — «За меткий удар», — предлагает Валя. — Если прочитать быстро, то получится слово «Заметки». Совсем газетное название, само за себя говорит — пишите, мол, заметки.

— Нет, я стою за свое предложение, — настаивает Володя. — «Меткий удар» можно понять двояко: меткий удар футболиста и удар, нанесенный газетой по всему, что будет мешать.

— А может быть, — спрашивает Ипполит, — назовем газету так: «В нашу пользу»? Скажем, вышел очередной номер газеты — это еще один, если можно так выразиться, удар в нашу пользу, в пользу нашего коллектива, в пользу наших занятий…

— А выйдет десять номеров, значит, десять — ноль в нашу пользу! — подхватывает Володя, уже успевший, видимо, представить, как это будет выглядеть в заголовке.

— Конечно, в нашу пользу, а не в пользу, допустим, «тихарей», — радуется Вася. — Правильное название!

— Стенные газеты всегда пользу приносят, — наставительно говорит Тихон Максимович со своей скамейки. — Вот у нас была заметка о том, чтобы цветы поливать не один, а два раза в день. Теперь я так и делаю. И цветы смотрите какие! Хоть на выставку неси в Парк культуры.

— Значит, принято предложение?! — полувопросительно, полуутвердительно заключает Ипполит. — Тогда начнем занятия.

— А у меня есть еще одно предложение, — говорит Саша. — Мне брат рассказывал, что у них на корабле ведется судовой журнал. В нем записываются все события, которые произошли за день. Все подробно записывается. Если нам завести такой журнал?

Его перебивает Гриша:

— Надо будет выпускать специальные «Молнии». У мамы на фабрике всегда выпускаются «Молнии».

— А хорошо бы нам сочинить специальную песенку, — предлагает Володя. — Чтобы петь ее перед игрой.

— Ты запоешь — все разбегутся!

— Пускай противники разбегаются!

— Надо будет организовать экскурсию на стадион «Динамо»…

— Все это очень ценные и интересные предложения, — соглашается Ипполит. — Но для того, чтобы было легче провести их в жизнь, надо еще выбрать нам капитана. Об этом я забыл сразу сказать. Капитан будет следить за порядком, в случае чего — заменит меня, будет наблюдать за тренировками. Словом, вам понятно?

— Понятно, понятно! — отвечают все хором.

— Кого же мы выберем? — спрашивает Ипполит, оглядывая мальчиков.

Вася тихонько расталкивает товарищей и пробирается в первый ряд. Ипполит останавливает на нем взгляд и понимающе улыбается:

— Мне кажется, что Вася самый подходящий кандидат.

— Тут спору нет, — решительно заявляет Валя. — Он всегда у нас капитан.

Виктор подтверждает:

— Кроме Васи, никого и нет.

— Кого же, кроме Васи! — говорит мальчик из соседнего дома.

Вася круто выпячивает грудь и деловито осведомляется:

— Кажется, капитану полагается какая-то особая повязка на рукав? Только я не помню, на какую именно руку — на левую или на правую?

Ипполит смеется:

— Будет, будет у тебя повязка. Сразу тебя от всех отличишь. Только про твои обязанности я тебе после скажу. А сейчас…

Но тут он замечает подтянутую руку Коли и кивком головы разрешает мальчику говорить.

— У меня не к вам вопрос, товарищ Дугин, — произносит Коля, и лицо его сразу становится белым, как мел. — Я хочу у Васи спросить.

— Что ты хочешь у меня спросить? — не глядя на товарища, произносит Вася.

— Я хочу спросить у тебя, почему ты ничего не сказал, когда тебя выбирали капитаном? Ты ведь молчал, когда тебя выбирали капитаном?

— Ни слова не проронил, — вполголоса подтверждает Петя. — Только насчет повязки поинтересовался.

— А что я должен был сказать? — делает удивленное лицо Вася.

— Если ты даже не знаешь, что тебе следовало сказать всем им, — указывает Коля на мальчиков, на Ипполита и на сидящего на скамейке дворника, — тогда нам с Петей здесь и делать нечего. Пойдем, Петя. Может, тогда у него совесть заговорит.

— Пошли, Коля, — соглашается Петя, — ему повязка нужна, а не совесть.

Оба мальчика отделяются от товарищей и, не оглядываясь, уходят. Ипполит недоуменно смотрит им вслед, затем поворачивается к Васе:

— Что такое случилось? Скажи, почему твои друзья ушли?

— Не знаю, почему они ушли. Но я сейчас их верну, — скороговоркой произносит Вася, делая движение, чтобы тотчас же побежать за товарищами.

Ипполит его останавливает:

— Ты прежде скажи, что между вами произошло.

Вася опускает глаза и молчит.

— Он по-русски не умеет говорить, — иронизирует Валя. — Он лучше по-французски вам объяснит.

— В чем же дело, Вася? — не успокаивается Ипполит.

— Валька уже сказал, в чем дело. Все из-за «парле франсэ».

— Это значит, — тут же переводит Володя, — «говорить по-французски».

— Не любит меня француженка — и все! — уже горячо начинает оправдываться Вася. — Не хочет мне ставить четверку.

— Ну и что же?

— В прошлый раз, помните, мы объявили, что не будет у нас троек. Помните, еще Наташа назвала нас «Тройка без тройки»?

— Помню. Хорошо помню.

— А в субботу я опять получил по французскому тройку. Ну так что же? Значит, нельзя уж мне играть в футбол?! А Коля с Петей пристали ко мне: раз, говорят, дали обещание и не смогли его сдержать — нельзя ходить и на занятия. Понимаете, как они рассуждают? Если бы это по алгебре тройка или по литературе! А то — французский. И из-за него я не буду играть, не буду капитаном…

— А главное, не будешь носить повязки, — снова иронизирует Валя. Ипполит некоторое время молчит. Видно только, как мышцы на его щеках начинают медленно напрягаться. Потом, стараясь не повышать голоса, он говорит:

— Но ведь вы взяли обязательство, как берут стахановцы на фабрике. Втроем взяли. И твои друзья его выполняют, а ты, из-за которого, собственно, это обязательство и нарушается, ради своего удовольствия их бросаешь. Так выходит?

— Они меня бросили, — хмуро отвечает Вася. — Хотят порисоваться перед вами. И перед француженкой.

Ипполит сразу забывает о столь необходимой для воспитателя выдержке и говорит резко, горячо:

— Ты подумал, прежде чем это сказать? Такое сказать о товарищах! Рисуются! Не он их, а они его бросили! Да ты же первый изменил своему слову. Ты же изменил своей «Тройке без тройки»! Что же будет на футбольном поле? И там изменишь? Какой же ты спортсмен после этого? Не нужны нам такие капитаны! И вообще, игроки нам такие не нужны. И вообще, можешь играть, где хочешь и с кем хочешь, только не с нами! Вася мгновенно вспыхивает:

— Очень надо! Найду где играть и без вас.

И, ни на кого не глядя, с самым независимым видом уходит со двора на улицу.

Притихшие, сбившись в кучку, стоят мальчики и смотрят в ту сторону, куда ушли их товарищи. И тут совершенно неожиданно на них обрушивается Ипполит:

— Так что же, у вас никакой нет дружбы? Неужели нельзя было помочь Васе с его «парле франсэ»?

— Так у него же тройка, а не двойка, — говорит, оправдываясь, Володя. — Ничего страшного, Ничего катастрофического.

— Ничего катастрофического, говоришь? — улыбается, сразу успокоившись, Ипполит и уже совсем спокойно продолжает: — Придется все-таки разобраться во всех ваших делах…

Никогда еще не было так оживленно во дворе дома номер пять по Грибному переулку. Ни в одно воскресенье в нем не было так людно.

За четвертым корпусом — «направление главного удара». Так назвал это место управдом Иван Кузьмич. Сюда пришли ребята с лопатами и граблями. С самого утра они уже возятся здесь. Убрали мусор, выкопали ямы, поставили столбы, ямы засыпали, столбы укрепили и покрасили их в синий цвет. Еще одно такое воскресенье, и две спортивные площадки — волейбольная и баскетбольная — будут готовы.

Наташа усаживается на сваленные в стороне гамаки и ужасно усталым, прямо-таки измученным тоном произносит:

— Пока притащат сюда скамейки, можно немного передохнуть.

— Ты бы еще спать легла, — смеется Таня.

— Ну и что же? И лягу!

Она ложится на спину, широко разбрасывает в сторону руки и подставляет лицо горячему ласковому солнцу. Хорошо!

Но долго лежать нельзя. Столько забот! Володя что-то писал на фанерной доске, потом с очень таинственным видом отнес доску подальше к забору и поставил там ее сохнуть под солнцем. А сам ушел за скамейками. Надо воспользоваться этим. Какие еще могут быть у него тайны?

Наташа вскакивает — куда девалась усталость! — и подходит к прислоненной к забору фанерной доске. Смотрит на нее, потом подзываем Таню. Та подходит.

— Смотри, что они выдумали! «Девять правил футболиста». Ты смотри, что они здесь понаписали.

Наташа садится на корточки перед доской и читает:

— Первое правило. Играть нужно коллективно, то есть побольше передавать мяч друг другу и привлекать к игре партнеров. Второе правило. Играть следует просто, быстро и энергично…

— Замечательные советы, — прерывает подругу Таня. — Надо и волейболистам сделать такую же доску.

— Володя же нам никогда этого не сделает. А потом, наберем ли мы девять пунктов?

— Зачем обязательно девять? Сколько получится, столько и будет.

— Во всяком случае, надо не меньше, чем у мальчиков, — категорически заявляет Наташа. — Ну, читаю дальше. Третье правило. Играть без грубостей и нарушений правил. Играющий грубо никогда хорошим футболистом не станет.

Наташа поворачивает лицо к Тане и тоном, полным сочувствия, произносит:

— Это правило нашим мальчикам выполнять будет труднее всего.

И снова наклоняется к доске.

— Слушай дальше. Четвертое правило. Уважай судью, никогда не оспаривай его решений. Пятое. Не кричи на поле…

Наташа выпрямляется и, обращаясь к Тане, вызывающе заявляет.

— Интересное правило! Интересно, может, они скажут, что и на трибунах стадиона тоже нельзя кричать? Тогда я ходить на их соревнования не буду. Пусть сидят…

Она не заканчивает и с криком: «Антон Яковлевич! Антон Яковлевич!» — бежит к воротам. За ней, не спеша, идет и Таня.

— Хорошо, что вы вернулись, Антон Яковлевич! — обрадованно восклицает Наташа. — Мы заходили к вам, не застали. Сейчас все решим.

— Ну что за быстрота и напористость! Вот прямо так сейчас и решим?! — смеется старый мастер.

— Нет, серьезно. Вы всегда все шутите, — говорит Наташа, вовсе не проявляя недовольства тем, что Антон Яковлевич все шутит.

Таня поясняет:

— Пионеры нашего двора поручили нам с Наташей заняться вопросом обуви, трусиков и маек…

— Что такое? Ничего не понимаю. Заняться вопросом?

— Не вопросом, конечно, заняться, а обувью, — хохочет Наташа. — Мальчики все договорились, что каждый футболист должен иметь свою, пару обуви. Понимаете, специально для футбола. И не новую. Словом, надо взять старые ботинки, починить их и только в них играть. И тренироваться. А свою обувь, в которой ходят в школу, рвать не будут.

— И у девочек для волейбола тоже специальные тапочки будут, — добавляет Таня.

— Мы от мальчиков ни в чем не отстанем! — гордо заявляет Наташа. — У них спортивная обувь — у нас тоже.

Антон Яковлевич улыбается:

— Так за это вам все матери спасибо скажут. И я, поскольку сейчас выполняю обязанности матери, тоже присоединяюсь к ним.

— И вот наши пионеры, и девочки и мальчики, — поясняет дальше Таня, — все абсолютно решили организовать мастерскую, чтобы каждый мог чинить обувь. И просим вас, Антон Яковлевич, скажите, какие нужны для этого инструменты? Самые необходимые, конечно. Родители обещали дать денег.

— Самые необходимые? — переспрашивает Антон Яковлевич. — Лапа, молоток, железные гвоздики, дратва… Как будто бы все. Этот инструмент я вам смогу дать. Чего не хватит — докупите. Могу взять и шефство над мастерской, покажу каждому, как надо чинить обувь. А еще лучше, знаете что? Да, это будет самое правильное.

И Антон Яковлевич с довольным видом смотрит на девочек, ища одобрения еще не высказанной мысли.

— Ведь не даром же я воспитал Васю мастером на все руки, — говорит он с гордостью за сына. — Мы ему доверим эту работу.

— Кому вы хотите поручить это? Васе? — вскрикивает Наташа. — Я вам сейчас все скажу…

Но тут Наташа ловит на себе взгляд подруги, который ясно говорив ей, что она ничего не должна хотеть сказать.

— Я хотела сказать… — совсем уже не так решительно продолжает девочка и на этом умолкает.

— Что же ты хотела сказать? — настаивает Антон Яковлевич. — Что это у вас за заговор молчания?

Таня спешит на выручку подруги:

— Наташа хотела сказать, что для Васи найдется другая, более ответственная, работа. Он же мастер на все руки.

К Наташе, довольной тем, что так ловко удалось перевести разговор на другую тему, снова возвращается бодрое состояние духа, хорошее настроение:

— У нас, Антон Яковлевич, еще и швейная мастерская будет.

— Размах у вас, я вижу, большой, — смеется Антон Яковлевич. — Если что нужно, заходите ко мне, не стесняйтесь. Совет всегда дам.

— Большое спасибо, — говорит Таня.

— Мы стесняться не будем, — угрожающе заявляет Наташа. — Обязательно прийдем за советом.

Антон Яковлевич уходит. Наташа тоже собирается идти, но ее задерживает Таня:

— Как же я испугалась, Наташа! Вот, думаю, Наташа все сейчас расскажет, всю васину историю возьмет и выложит.

Конечно, это был огромный промах — так разоткровенничаться: Но о чем говорить сейчас, если все благополучно окончилось. И Наташа уже без тени смущения заявляет:

— Да что ты, Таня, разве я была когда-нибудь ябедой? Предать Васю! Да ни за что на свете! Сами с ним справимся.

— Что же мальчики не несут скамейки? — спрашивает Таня, тем самым давая понять подруге, что разговор о Васе можно считать исчерпанным.

— Пойдем посмотрим, где они застряли, — предлагает Наташа, но с места не двигается, а вместо этого указывает головой на входящую во двор женщину:

— Чего это вдруг идет к нам Анна Павловна? Как это она решилась бросить свой детский городок?

Таня делает несколько шагов навстречу гостье:

— Здравствуйте, Анна Павловна!

— Здравствуй, Таня! Здравствуй, Наташа! — рассеянно отвечает Анна Павловна и в то же время осматривается по сторонам. — Кто же это сказал, что у вас несчастные дети? Что они всеми забыты? Подумать, какое развернулось строительство!..

Но тут она замечает стоящего у подъезда дома Антона Яковлевича, бросает девочек и спешит к нему:

— Здравствуйте! Вы знаете, мы уже открыли наш городок.

— Очень приятно, — вежливо, но довольно холодно отвечает старый мастер.

— И у меня появилось немного свободного времени. Не все же прибивать флажки, — пробует улыбнуться Анна Павловна.

— Конечно, — соглашается Антон Яковлевич.

— Зашла сюда посмотреть, что у вас делается. Не такие уж они у вас заброшенные…

— Нашлись люди. Занялись нашими ребятами.

Анна Павловна для чего-то раскрывает свою сумочку, долго роется в ней, потом резко захлопывает.

— Когда вы тогда приходили ко мне, у нас была горячка. А теперь я освободилась…

— Очень хорошо, что вы освободились, — все тем же безразличным тоном замечает Антон Яковлевич.

— Может быть, мой совет здесь нужен? У меня и опыт есть, и знания кое-какие. И время сейчас появилось. Конечно, в футболе я ничего не смыслю, но помочь вашим детям, вообще наладить с ними работу могла бы…

Анна Павловна снова щелкает затвором своей сумочки, снова раскрывает ее и извлекает оттуда маленький обшитый кружевами носовой платочек. Но, повертев его в руке, тотчас же кладет обратно. Антон Яковлевич внимательно следит за всеми этими движениями своей собеседницы и вдруг уже другим, неофициальным, тоном говорит:

— Дорогая Анна Павловна! Вообще совет знающего человека всегда пригодится. Тем более, что у нас во дворе есть ребята самых различных возрастов. Есть и такие, кто любит на карусели покрутиться, на осликах покататься… Да вот, пожалуйста… На ловца и зверь бежит…

К разговаривающим подходит мать двух девочек и сразу, не переводя дыхания, начинает говорить:

— Я к вам по делу, Антон Яковлевич. Вы у нас самый справедливый человек, вас все слушают. Понимаете, получается очень некрасивая история. У меня есть две девочки, вы их знаете. Я не стану, конечно, просить, чтобы их приняли в футбольную команду. Мне не нужен футбол. И моим девочкам тоже. Я их хотела устроить в волейбольную команду. А их не принимают. Говорят, малы. Как это вам нравится?

— А сколько им лет? Вашим девочкам? — сразу заинтересовывается Анна Павловна.

— Одной пять, другой восемь.

— Ну, тогда я вас не понимаю, мамаша, — возмущенно произносит Анна Павловна. — У ваших девочек самый подходящий возраст для детского городка.

— Вот это верно! — смеется Антон Яковлевич. — И ослики и карусели просто созданы для них.

— Именно созданы! — улыбается и Анна Павловна. Затем снова обращается к молодой матери: — Вы должны водить своих девочек к нам. И ни о чем другом не думать. И пусть все, у кого есть маленькие дети, приводят их к нам. А футбол и волейбол мы оставим для старших, — если это, конечно, им нравится.

В это время позади разговаривающих раздается крик:

— Дорогу! Дорогу! Посторонитесь!

Антон Яковлевич, Анна Павловна и молодая женщина отходят в сторону. Мимо них двигается целая процессия: девочки и мальчики несут столы, скамейки, лопаты, грабли, ломы…

— Вот здесь мы их и установим, — говорит Володя, опуская свой груз на землю. — Это для шахматно-шашечного чемпионата.

— А сюда тоже надо будет провести свет? — кричит откуда-то сверху, с лестницы, приставленной к дереву, знаменитый на весь переулок электромонтер и радиолюбитель Вова Ефремов. — Волейбольную площадку я уже залил морем огня. А как шахматисты? Или они будут играть в темноте?

Володя смотрит вверх, прикрывая ладонью глаза от солнца, и угрожающе заявляет:

— Лучше проведи и сюда лампочку. А то я могу съесть твоего ферзя вместо пешки.

— Ладно! Да будет свет и над шахматами! — весело кричит со своей лестницы Вова.

Валя, Петя и Коля отводят Таню немного в сторону. Валя говорит:

— Таня! А нам вы сегодня поможете? На футбольной площадке?

— А то вы совсем увлеклись своей, — добавляет Петя.

Таня оглядывается на Наташу. Та, видимо, слышит весь этот разговор, потому что утвердительно кивает головой.

— Хорошо. Поможем. Что вам надо будет сделать?

— Просто нужна рабочая сила. Придете, работа найдется, — объясняет Валя.

— Здесь закончите — и к нам! Хорошо? — просит Коля. — Тогда мы можем спокойно уходить. В штабе нас ждет товарищ Григорьев.

И мальчики уходят. Наташа, Таня и две другие девочки расставляют по своим местам столы, потом начинают вытирать с них пыль.

— Хорошо, что моя мама не видит, как я вытираю пыль, — говорит высокая девочка в домашнем, просторном, наверное, мамином, халате. — Если бы она увидела, обязательно заставила сорок раз все переделать. Она, пока не добьется блеска, и сама никогда не успокоится, и меня не оставит в покое.

— Здесь и твоя мама ничего не сумела бы сделать, — твердо заявляет Наташа, еще выше засучивая рукава своей вязаной кофточки. — Это же совсем неотесанные столы.

— Не неотесанные, а неоструганные, — поправляет Таня.

— Не неоструганные, а неотшлифованные, — в свою очередь, вносит поправку девочка в голубой косынке.

Во двор входит Смирнов. Сделав несколько шагов от ворот, он останавливается и оглядывается вокруг. Потом, заметив работающих у столов девочек, широкими и решительными шагами направляется к ним:

— Работа кипит? Что это будет?

Наташа не очень дружелюбно смотрит на вошедшего не знакомого ей человека. Даже не поздоровался! И коротко отвечает:

— Столы будут.

— А это что? — указывает гость на волейбольную сетку.

— А это — сетка. Волейбольная сетка. У нас организуется специальная площадка, — все так же лаконично информирует Наташа.

Потом еще раз, и уже более внимательно, разглядывает пришедшего:

— Вы, наверное не занимаетесь спортом, раз так спрашиваете?

— Конечно, не занимаюсь, — охотно соглашается Смирнов и так же решительно, такими же широкими шагами, как подошел сюда, направляется к свежевкопанным в землю столбам.

Здесь, возле одного из столбов, он притаптывает ногами землю. Потом смотрит вверх, на лестницу, где орудует отверткой и молотком электрик Вова. Потом подходит к забору, где сушится доска с девятью правилами футбольной игры, и пробует на доске краску. Потом подходит к кольцам, подвешенным на специальной перекладине, и даже несколько раз подтягивается на них. И снова возвращается к девочкам.

— Работа кипит, — теперь уже не в виде вопроса, а утвердительно и одобрительно произносит он. И тут же добавляет: — И я вижу, у вас не только футбол развивается.

— Не только, — отвечает Таня.

Смирнов с интересом смотрит на Таню, на Наташу, на их подруг. Затем спрашивает:

— А вы кто такие?

— Мы — девочки, — не очень находчиво отвечает высокая девочка в мамином халате.

— Нет, я не об этом спрашиваю. Каким спортом вы занимаетесь?

— В основном — волейболом, — отвечает Таня.

Смирнов подходит к одному из столов, удобно облокачивается на него. И затем, совершенно неожиданно, обрушивается на своих маленьких собеседниц:

— Так чего же вы плачете, что вам никто не помогает? У вас же кипит работа!

Наташа, бросив тряпку на стол, смотрит прямо в глаза Смирнову и порывисто говорит:

— Плакали, когда не помогали нам. А теперь скоро смеяться будем.

Таня, чтобы как-нибудь сгладить излишнюю резкость подруги, объясняет примирительно:

— Это мы раньше плакали, теперь уже не плачем.

Смирнов некоторое время озадаченно молчит, потом вдруг широко улыбается и указывает на доску с футбольными правилами:

— Неплохо оформлено.

— Правда, неплохо? — сразу оживляется Наташа. Но тут же жалуется: — Это мальчишки себе сделали, а у нас нет такой доски.

— За чем же дело стало?

— У них есть свой художник. Только он для нас ни за что не сделает, — поясняет Наташа.

— А сами мы такие мазюки, — сознается высокая девочка, — что ничего до блеска довести не можем.

— Значит, у вас нет художницы, — с явным неодобрением определяет Смирнов.

Вместо ответа Наташа снова с большим вниманием оглядывает незнакомца. Затем с пристрастием опытного следователя начинает его допрашивать:

— А почему вы так всем интересуетесь? Ведь вы не спортсмен, а интересуетесь. И доску похвалили…

— Почему интересуюсь? Почему доску хвалю? — переспрашивает Смирнов. — Как тебе сказать… Я художник. На фабрике я рисую эскизы для коробок с печеньем, шоколадом и конфетами. Ты видела когда-нибудь печенье в коробках?

Наташа пропускает мимо ушей этот совсем наивный вопрос и сейчас же переходит в атаку:

— Тогда мы вас очень попросим. Очень попросим, сделайте нам доску. Вы можете нам сделать доску? Только, чтобы она обязательно была еще лучше, чем у мальчиков!

— А краски есть? А фанера есть? А кисточки есть? — уже деловым тоном расспрашивает Смирнов.

— Все есть. Пойдемте, я вам все покажу. Только вот что плохо — мы ведь не знаем, что писать. Какие есть правила для игры в волейбол?

— Это мы сообразим, — успокаивает девочку Смирнов, — как-нибудь придумаем несколько правил.

— Только не меньше девяти нам нужно.

— Двадцать сочиним! — еще более уверенно заявляет Смирнов. — Пошли!

В это время из подъезда дома выходит Анастасия Ивановна и быстро, насколько позволяет ее возраст, идет к Наташе и Тане.

— Я в окно увидела вас и решила посоветоваться, — говорит она девочкам.

Потом шумно выкладывает на стол большой сверток, разворачивает газету и извлекает из нее яркокрасную с синими горошинками юбку. И торжественно объявляет:

— Вот! Нашла у себя в сундуке. Почти не ношенная. Как вы думаете, годится на трусы для ребят?

Таня раскладывает на газете широченную юбку, смотрит на пеструю расцветку и нерешительно, боясь обидеть старую женщину, замечает:

— Понимаете, Анастасия Ивановна, чуть-чуть расцветка не соответствует форме. У наших ребят синие трусы.

Анастасия Ивановна собирает на руку материю и, любуясь ею, заявляет:

— Здесь же есть синие кружочки!

Потом, видимо сознавая, что красный цвет все-таки подавляет синие горошинки, предлагает:

— Тогда перемените форму. Ведь из этой юбки можно нашить трусов для двух ваших команд.

— Может, ее перекрасить, эту юбку? — вносит радикальное предложение Смирнов.

Анастасия Ивановна резко поворачивается к непрошенному советчику и отчеканивает:

— Портить юбку, конечно, я не позволю. Вы не смотрите, что она сатиновая, но красить все равно не позволю.

Потом снова смотрит на Таню и с сожалением произносит:

— Значит, не годится. Ну, ничего не поделаешь. Поищу что-нибудь другое. Говорите, синие трусы? Сейчас мы с Людой все перероем. А ничего подходящего не найдем, — купим в магазине ситцу.

Анастасия Ивановна так же шумно начинает заворачивать свою юбку в газету. Потом, ни на кого не глядя, быстро уходит. Наташа смотрит ей вслед и говорит Смирнову:

— Это самая непреклонная бабушка в нашем дворе. Она раньше футбол не признавала, а теперь, видите, какая…

Смирнов смеется:

— Вы строгие приемщики. Как бы мою работу не забраковали.

— Да там ничего сложного нет, в этой доске, — успокаивает Наташа. — Вот только, может, вам трудно будет нарисовать волейболистов? Ведь вы не спортсмен… Хотя наш художник Володя тоже совсем ничего не понимает в спорте, а смотрите, как нарисовал футболистов.

— Не беспокойся, нарисую, кого надо, — заверяет Смирнов. — И волейболистов как-нибудь тоже осилю. Ну что же, пойдем?

— А вы никуда не ходите, — вдруг предлагает Таня. — Наташа с девочками все сюда принесут. И на этом столе расположитесь.

— Правда, зачем еще куда-то ходить, — заявляет Наташа. — Сейчас мы все сюда принесем. А для консультации я приведу кого-нибудь из спортсменов. Чтобы вы и с правилами не напутали.

Если бы Наташа была мальчиком, она, наверное, ушла бы отсюда насвистывая. Именно такое радостное и возбужденное настроение у нее сейчас. Но насвистывать девочкам не полагается, и она уходит, вполголоса напевая какую-то веселую песенку. С ней идут обе девочки — одной ведь не донести всего.

Таня берет табуретку, стоящую у лестницы, где работает молодой электромонтер, стирает с нее тряпкой пыль и переносит к столу.

— Садитесь пока. Наташа долго не проходит, она у нас быстрая.

— Очень прыткая, — подтверждает Смирнов, усаживаясь на табуретку. Затем вынимает из кармана клочок белой бумаги и карандаш и говорит: — Я пока что набросаю волейбольные правила. А то твоя Наташа из-за какой-нибудь запятой все смаху забракует.

На пороге дома показывается Вася. Несколько минут он стоит в раздумье, потом подходит к волейбольной площадке и пробует руками вкопанный в землю столб.

— Ничего, крепко стоит, — говорит он, ни к кому, собственно, не обращаясь.

— Эй, капитан! — кричит сверху электрик Вова. — А как на футболе? Свет нужен?

Вася не отвечает, делая вид, что не слышит этого вопроса. Но Вова не унимается:

— Ты что же молчишь? Или решил держать свою команду в темноте?

— Кого-нибудь другого спрашивай, — раздраженно восклицает Вася. — Не я один в команде.

Таня укоризненно смотрит на мальчика:

— Ты что, уже ответить не можешь по-человечески? Или в самом деле тебе не важно, что будет с вашей командой?

На волейбольную площадку возвращаются девочка в мамином халате и девочка в голубой косынке. В руках у одной лист фанеры и коробка с красками, другая несет кисточки, линейку, ножницы, банку с клеем, бумагу.

— Вот молодцы! — хвалит зардевшихся от смущения девочек Смирнов. — Сейчас сделаем такую доску, что мальчики лопнут от зависти.

Следом за девочками на площадку приходят Наташа и Тоня.

— Где этот ваш художник, которому нужна спортивная консультация? — спрашивает Тоня.

Таня показывает на склонившегося над фанерным листом Смирнова.

— Вот он. Уже работает. Но мы обещали ему найти специалиста по спорту.

Тоня подходит к столу, с удивлением смотрит на Смирнова, переводит взгляд на Наташу, снова на Смирнова и возмущенно произносит:

— Это ему надо помочь?.. Ты что же, Павел, девочек разыгрываешь? А потом никто тебя не просит заниматься с волейболистками. Начал ты работать с мальчиками — и то хорошо.

Смирнов, чинивший перочинным ножиком карандаш, при этих словах кладет карандаш на стол, ножик складывает и встает с табуретки. Теперь уже он удивленно смотрит на Тоню:

— Я начал работать с мальчиками? Когда это было?

— Ну что ты притворяешься? Ведь мы все знаем, что ты был здесь. Я Людмила Александровна это говорит. Был и провел занятия с мальчиками.

— Я?!

Больше ничего он сказать не может. Но это «я» звучит у него настолько выразительно, что теперь Тоня теряет свои прежние твердость и уверенность:

— Но ведь был же ты здесь. Зачем отпираться? И ничего в этом ужасного нет.

— Да не был же я, говорю тебе. Сегодня в первый раз пришел, дорогая моя Тонечка. И то только потому, что…

Тоня не дает ему договорить и громко кричит:

— Мальчики! Ребята! Идите сюда на минутку!

На тонин зов с разных сторон сбегаются Петя, Коля, Андрюша, Валя, Гриша. Валя — в огромных резиновых сапогах, какие носят обычно строители, на Коле — синий рабочий комбинезон, Петя — в кожаной не по росту куртке, Андрюша — в старой ватной стеганке.

— Ребята, — смеясь, спрашивает Тоня, — этот товарищ занимался с вами футболом?

Мальчики смотрят на Смирнова, переглядываются между собой. Первым заговаривает Петя:

— Нет, мы не видели товарища.

— Никогда даже не встречались с ним, — подтверждает Андрюша.

— А я знаю вас, — заявляет Вова Ефремов. — Вы — товарищ Смирнов. Центральный нападающий команды нашей фабрики.

— Все верно, — смущенно произносит Тоня. — Но ведь он же с вами занимался?

Мальчики снова переглядываются.

— У нас был Дугин. Ипполит Дугин, — и на этот раз первым прерывает молчание Петя. — И совсем он не похож на товарища Смирнова.

— Моложе, меньше ростом, — уточняет Валя.

— Неужели Дугин был? Ипполит? Ну, дела! — поражается Тоня. Потом глядит недоуменно на мальчиков, на девочек. — А с чего же это вдруг пошло, что с вами занимался Смирнов?

Таня бросает укоризненный взгляд на Наташу. Но та сейчас усиленно размешивает краску в стаканчике — ведь Смирнов не может долге ждать! И вид у нее такой, словно она ничего не слышит, ничего не видит, словно все происходящее здесь ее вовсе не касается.

— Откуда пошло? — мрачно говорит внимательно прислушивавшийся к разговору, но до сих пор упорно молчавший Вася. — Откуда могло пойти? Вот откуда все пошло.

И он указывает на Наташу. Тоня поворачивается к девочке:

— Наташа! Что это тебе — приснилось? Да перестань ты там возиться!

Наташа поднимает лицо. Краска, которую она разводила в стаканчике, платок, который пламенеет на голове ее подруги, — не выглядят такими пунцовокрасными, как ее щеки. Тоня сразу понимает в чем дело и прекращает дальнейшие расспросы.

— Ну, Ипполит нам расскажет потом, как он сюда попал. Но что тебя, Павел, привело в этот двор? И хорошо бы — пришел к мальчикам. А то к девочкам попал.

Она на секунду замолкает, как бы раздумывая, стоит ли сказать то, что пришло сейчас в голову. И вдруг начинает смеяться:

— И ведь сколько же ты отбивался от мальчишек! И детский сад, и ясли — всего наговорил! А сейчас с девочками возишься.

Смирнов сердито машет рукой.

— Вахтерша, Мария Степановна, меня смутила. Говорит, приходили к вам, товарищ Смирнов, девочки насчет каких-то занятий. Я говорю — мальчики приходили, а не девочки. А она — девочки, а не мальчики. И, говорит, очень волновались, чуть не плакали. Ну, я тоже не каменный. И вот пришел посмотреть, что здесь творится.

Тоня сразу оживляется:

— Не плохо здесь? Нравится тебе?

— Работа кипит! — снова повторяет, не найдя более точного определения, Смирнов.

— А ты бы посмотрел, что делается на городошной площадке. Или на футбольной, — довольная похвалой, говорит Тоня. — Хочешь посмотреть?

— Отчего же. Интересно, — соглашается Смирнов и обращается к Наташе: — Подождешь с доской? Или очень срочно?

Наташа, понимая, что разговор уже окончательно перешел на другую тему, громко смеется:

— Ужасно срочно! Но мы подождем, правда, Таня?

Таня утвердительно кивает головой. И Смирнов с Тоней уходят.

Неожиданно над головами мальчиков ярко вспыхивают электрические лампочки. Их свет в блеске ярко полуденного солнца кажется совсем желтым. Горят они недолго и, раза два лукаво мигнув, гаснут.

— Есть контакт! — раздается сверху довольный голос Вовы.

— Полное благоустройство! — в тон ему кричит Петя и затем обращается к Васе: — Правда, Вася?

— А что делается на футбольной площадке! — восклицает Коля. — Пойдем, Вася, посмотришь, что мы сегодня успели там сделать.

Вася молчит.

К нему подходит Наташа:

— Вася, у нас к тебе дело. Ты большой специалист по этой части. Не можешь ли ты заняться нашей сапожной мастерской? Папа твой говорил, что ты мастер на все руки. И обещал твою помощь.

— Папа за меня не может ничего обещать, — раздраженно произносит мальчик.

— Но мы тебя все просим.

— Значит, вам нужны сапожники! — зло обрывает ее Вася. — Нет у меня времени сапожничать.

И резко поворачивается к Пете и Коле:

— Пошли со мной! Мне нужно сказать вам несколько слов. И тихо добавляет:

— Не пожалеете. У меня появилась идея.

— Ну, пойдем, — очень неохотно соглашается Коля. И Петя тоже без особого энтузиазма замечает:

— Всегда ты что-нибудь придумаешь.

Мальчики подходят к воротам. Во двор, преградив им дорогу, въезжает грузовая машина. В ее кузове на куче желтого песка, воткнув в него лопату, важно восседает Тихон Максимович. Заметив мальчиков, он что-то им кричит, потом делает знаки, которые могут означать только одно: куда же это вы уходите, ведь все работают, идите с нами песок разбрасывать.

Коля останавливается и смотрит вслед машине. Потом спрашивает Васю:

— Куда же мы в самом деле идем? Петя собирается повернуть назад, но Вася хватает обоих друзей под руки и увлекает их за собой на улицу. Потом останавливается и говорит:

— Мы сейчас пойдем к Толе, в Тихий переулок. Когда еще здесь будет игра — неизвестно, а там мы наиграемся в свое удовольствие. Вот до сих пор!

И показывает на горло — вот до каких пор они наиграются!

Коля и Петя в недоумении смотрят на товарища. А Вася продолжает:

— И вообще будем ходить туда. Поверьте, не прогадаем!

Коля возмущен. Едва сдерживая себя, он говорит, отчеканивая каждое слово:

— Ну, Вася! Даже стыдно!

Затем хватает рукой обшлаг петиной огромной, не по росту, кожаной куртки и продолжает:

— Ты думаешь, для чего Петя надел вот это? Или я — выпросил у бабушки батькин рабочий костюм? Потому что работать надо. И в такой день ты думаешь об удовольствии! Постыдился бы!

Петя поддерживает своего возмущенного друга:

— А Валя какие сапожищи надел! Еле таскает. А как все работают!.. Потому что общий у нас воскресник.

— Можете не идти. Никто вас не тащит, — говорит Вася. — Только я не понимаю одного. Где ваше чувство товарищества? Меня выгнали из команды, а вы сапогами да курточками развлекаетесь! — И все больше распаляясь, он уже почти кричит:

— В беде бросать товарища, как это назвать? Как это назвать, я вас спрашиваю? Я вас когда-нибудь бросал?!

Петя смотрит в сторону. Но Коля непреклонен.

— Как хочешь, так и называй. Но ты, Вася, не прав. Ты сам поступил не по-товарищески. И Дугин был прав, когда на тебя рассердился. Тебя не выбрали капитаном, и тебя это заело. Ты теперь готов на все, и нас тянешь за собой. Разберись лучше в своем поступке, тогда бросай нам громкие фразы о дружбе. Разберись лучше во всем и приходи помогать нам. А мы пока пойдем работать. Идем, Петя!

И оба друга, не оглядываясь, идут во двор.

Некоторое время после ухода товарищей Вася стоит на месте. До его слуха доносится веселая хоровая песня. Мальчик подходит к забору, приподнимается на носках и заглядывает во двор.

Вооружившись лопатами, мальчики и девочки в такт песне раскидывают по всей площадке золотистый песок. Тихон Максимович разравнивает его граблями. Тут же Петя и Коля. Они схватили тяжелый каток и дружными усилиями утрамбовывают землю. По песку с громким и радостным лаем носится Маришка; ее стараются поймать Таня и Наташа…

Вася прислоняется к косяку ворот. И сейчас ему кажется, что более одинокого человека, чем он, нет на всем свете.

В небольшом одноэтажном домике с круглыми массивными колоннами помещаются партбюро, комитет комсомола, профком, редакция многотиражной газеты радиоузел кондитерской фабрики. Когда-то здесь была контора владельца фабрики и рабочим, конечно, сюда не было доступа. А сейчас ни в одном из фабричных помещений не случит так часто входная дверь, как здесь. Сюда идут по любому делу: за советом, поделиться горем, радостью, поговорить о будущем, получить путевку на курорт или направление на учебу, рассказать о делах в цехе…

Ипполит тоже хорошо знает дорогу в этот старинной архитектуры дом. Здесь его принимали в комсомол, здесь его поздравляли с окончанием ремесленного училища, здесь не раз поругивали за горячность характера…

Сейчас он опять идет сюда и, конечно, опять его не будут гладить по головке. В самом деле, за что гладить? За самовольничание? Или за то, что он такое натворил с Васей? Нет, хвалить определенно не за что…

Он быстро взбегает по лестнице, быстро подходит к двери комсомольского комитета и сразу же громко, двумя пальцами, стучит в нее. Если это делать медленно, раздумывая, — все покажется трудно преодолимым. А тут — уже отступать некуда.

За дверью слышится голос:

— Войдите!

Ипполит открывает дверь и останавливается на пороге.

Как здесь все знакомо ему! Светлая комната, паркетный, натертый до блеска, пол, белые занавески на маленьких старинной формы «окнах. На стене фотографии изделий фабрики. Тут есть и снимок с торта, который делал их цех для победителя прошлогоднего первенства страны по футболу. Хорошо потрудились тогда все, но и торт был неплохой. На столике у другой стены — коробки из-под печенья и шоколада, очень яркие и пестрые.

Ася сейчас одна. Она сняла со стола черную массивную чернильницу, такую же пепельницу, стаканчик для ручек и карандашей, календарь, папки с делами и все это перенесла на диван. Свернула старый, забрызганный чернилами лист глянцевой бумаги, развернула новый, голубого цвета, и положила его на свой стол. В правой руке у нее пресспапье, в левой — несколько кнопок.

— Вот хорошо, что ты пришел! Поможешь мне справиться с этим листом!

Ипполит переступает порог, подходит к столу, измеряет взглядом его величину, величину листа бумаги и решительно заявляет:

— Загнуть края надо. Дай-ка сюда.

И, не дожидаясь разрешения хозяйки, сам загибает бумагу по краям, потом берет из рук Аси кнопки и начинает прикреплять ими бумагу.

— Я к тебе на казнь, Ася, — говорит Ипполит, прижимая к столу очередную кнопку. Но слова эти, заготовленные им задолго до прихода сюда, совсем не идут ни к царящей сейчас в комнате обстановке, ни к настроению секретаря комсомольской организации, ни к самочувствию самого пришедшего «на казнь».

— Знаю, все знаю, — перебивает его Ася, начиная переносить свое канцелярское хозяйство с дивана на стол.

— Что ты знаешь? — спрашивает Ипполит, передавая ей пресспапье и стаканчик для карандашей и ручек.

— Знаю, что ты начал заниматься с ребятами в Грибном переулке… Давай сюда чернильницу.

Ипполит передает чернильницу. Ася ставит ее на место, возле нее расставляет все другие принадлежности и оценивающим взглядом окидывает весь стол. Потом переставляет стаканчик с ручками с левой на правую сторону и говорит Ипполиту:

— Да что ты стоишь?

Ипполит садится на стул.

— Нет, давай сядем на диван. Так удобнее разговаривать.

— Давай сядем на диван, — соглашается Ипполит и пересаживается на диван.

Девушка садится рядом с ним.

— И очень хорошо, что начал заниматься. Не все же им сиротствовать.

— И это все, что ты знаешь?

— Все.

— Тогда ты ничего не знаешь.

— Чего же я не знаю?

— Ничего не знаешь, — снова повторяет Ипполит и начинает сбивчиво и не очень последовательно рассказывать всю историю своего тренерства: о том, как на первом же занятии трое мальчиков, три друга, заявили, что они будут учиться без троек и что только в этом случае позволят себе участвовать в футбольной команде; о том, как одна девочка по имени Наташа назвала этих мальчиков «Тройкой без тройки» и как все остальные ребята были очень довольны этим прозвищем; о том, что на другом занятии решили выбрать капитаном одного из этих трех мальчиков, Васю, и что другой мальчик из этой же тройки, Коля, сделал своему другу отвод — оказалось, что Вася получил тройку по французскому и решил скрыть ее только ради того, чтобы быть капитаном, то есть повел себя очень нехорошо, не по-товарищески, изменил своей «Тройке без тройки»…

— И понимаешь, Ася, — заканчивает свою исповедь Ипполит, — тут я уже не выдержал.

— Понимаю. Погорячился?

— Погорячился. И вышло так, что Вася должен был уйти с занятий.

— Сам ушел?

— Не совсем сам, — сокрушенно признается Ипполит, упорно глядя не на собеседницу, а в окно. — Может быть, я немного больше погорячился, чем следовало бы. Понимаешь?

— Очень хорошо понимаю, Ипполит, — отвечает Ася и тоже поворачивается к окну, в которое с таким подозрительным интересом глядит Ипполит. — Красивый закат, правда? Солнце совсем желтое. Оно только перед вечером заглядывает ко мне в комнату.

Ипполит мрачно подтверждает:

— Очень красивый закат.

Ася отрывает взгляд от окна и переводит его на юношу.

— Ну и ты, конечно, решил, что больше уже не покажешься в этот двор, к этой «Тройке без тройки»?

— Ноги моей там не будет! — решительно заявляет Ипполит.

— А по-моему, Ипполит, вместо того, чтобы бежать позорно с поля боя, тебе следовало бы продолжать заниматься с ребятами. Умел заварить кашу, умей и расхлебывать.

— Допустим, — сразу оживляется Ипполит, — я приду туда на следующее занятие…

— Не допустим, а придешь, — уточняет Ася.

— И вообще буду с ними заниматься, — продолжает развивать свою мысль Ипполит, но тут же поправляется: — Конечно до выздоровления Гаврилова. А что делать с этим Васей? Разрешить ему заниматься с такой отметкой?

— Нет, зачем. Не надо идти по линии наименьшего сопротивления. Заставь его исправить эту тройку. Всем коллективом возьмитесь за него. В нем надо воспитывать силу воли. Помоги ему, всели в него уверенность, веру в себя.

— Легко это говорить, — сумрачно замечает Ипполит.

— Конечно, сделать это труднее, — улыбается Ася. — Может, с учительницей надо поговорить… У него по какому предмету тройка?

— По французскому языку.

— Значит, надо поговорить с француженкой.

Ипполит встает и с оттенком недоверия в голосе спрашивает:

— Так ты говоришь, не бросать этих ребят? И тотчас же снова поправляется:

— То есть, конечно, до выздоровления Гаврилова.

— До или после — не важно, но бросать их нельзя ни в коем случае. Только сумей с ними поладить.

Лицо Ипполита светлеет. Он протягивает Асе руку и говорит с чувством:

— Тогда спасибо. Тогда я начну сейчас же действовать! А этот Вася еще будет получать пятерки.

— Пятерки — это уже слишком хорошо. Неплохо будет и четверки, — умеряет его пыл Ася.

— Тогда я побегу! — кричит Ипполит, уже стоя на пороге комнаты. И эти свои слова тут же приводит в исполнение: выскакивает в коридор, бежит до лестницы и также бегом спускается вниз.

По пути на улицу в голове созревает подробнейший план действий. Сегодня же вечером надо будет собрать все дневники, записки, кинограммы, диаграммы — все, что росло и накапливалось в результате многих занятий с тренером и что так бережно хранится в книжном шкафу. И все это в ближайшую же среду отнести ребятам. Нет не, ребятам, а Володе. И договориться с ним, объяснить ему, как все сделать — пусть приготовит инструктивные плакаты и подготовит все материалы для выпуска первого номера стенной газеты… Что еще? Да, съездить на стадион «Динамо», договориться об экскурсии ребят: пусть посмотрят, как тренируются взрослые, посмотрят, что делается в подтрибунных помещениях, раздевалках мастеров, судейской комнате, одним словом, познакомятся со всем огромным и сложным хозяйством лучшего стадиона страны… Еще что? Да, отрегулировать вопрос с Васей. Пожалуй, это самое сложное. Прежде всего, может быть, пойти к учительнице, как советовала Ася? Но самому идти в школу — не совсем удобно. Как говорить с учительницей, о чем?..

В конце двора, уже почти у самых ворот, Ипполит вдруг останавливается, потом резко поворачивает в сторону своего цеха.

Он идет по широкому, покрытому, асфальтом фабричному двору. Дорогу пересекает автокар, который тянет за собой несколько тележек, груженных доверху фанерными ящиками. Управляет автокаром краснощекая девушка, соседка Ипполита по квартире. Она широко улыбается, приветственно машет рукой. Затем тележки с легким гулом скрываются за поворотом.

Ипполит идет дальше. Пересекает железнодорожную ветку, проходит под воротами, сделанными в виде тоннеля под вторым этажом фабричного корпуса, и выходит в другой двор.

Здесь, возле двери, ведущей в цех, на низенькой без спинки скамеечке сидят Тоня и несколько ее подруг. Это любимое место их отдыха.

Тоня замечает Ипполита, сейчас же подымается и подбегает к нему.

— Ну что? — нетерпеливо спрашивает она.

— Надо действовать. А без тебя ничего не получится.

— Так Ася сказала?

— Так я говорю. Надо завтра же идти в школу и повидаться с учительницей французского языка. Но мне как-то неловко туда идти… Понимаешь?

— Понимаю, — охотно соглашается девушка. — Дело тонкое. Какая-нибудь старенькая преподавательница… Что ей скажешь?

— Ей надо сказать вот что, — начинает Ипполит и тут же умолкает: действительно, что надо сказать старенькой преподавательнице? Потом смущенно произносит: — Ты знаешь, я по таким вопросам с учителями никогда не беседовал. И родителей у меня нет, не с кем посоветоваться. Ведь я в детском доме воспитывался.

— Знаю, всю твою биографию знаю. А у меня есть и папа и мама. Они всегда ходили в школу, когда я училась. Больше, конечно, мама ходила.

— Значит, и у тебя тоже были всякие тройки, двойки? — удивленно спрашивает Ипполит.

— Были. Вот я и спрошу маму, о чем она говорила с учительницами в таких случаях. У нее большой опыт…

По двору, держа в левой и правой руке по кипе книг, перевязанных бечевками, идет Людмила Александровна. И, видимо, очень торопится. Пробегает перед самым носом автокара, водитель которого резко тормозит и сворачивает в сторону. Не останавливается даже возле вышедших ей навстречу молодых людей. И с разбегу садится на скамейку. Затем молча притягивает к себе за руку Ипполита и усаживает его на скамейку рядом с собой. То же самое делает с Тоней. Также молча начинает распутывать бечевки на книгах. И только немного отдышавшись, произносит:

— Товарищ Дугин! Мне нужно поговорить с вами.

— И мы тоже хотели с вами поговорить, — обрадованно произносит Тоня. — У Дугина очень важное дело, нужен ваш совет. Понимаете, Людмила Александровна, у него с одним мальчиком получилась неувязка…

— Все знаю, — говорит старая библиотекарша. — И не с «одним «мальчиком», а с Васей. И все подробности этой истории знаю.

— Все знаете? Как же вы все узнали? — удивляется Тоня. Людмила Александровна улыбается:

— У меня в том дворе есть своя агентура. Две девочки — Таня и Наташа. Они уже успели ко мне прибежать и все рассказать.

— Тогда, Людмила Александровна, — восклицает Ипполит, — я хотел бы вас попросить вот о чем!..

— Ни о чем меня не надо просить, — еще решительнее заявляет старая библиотекарша.

Она перебирает разложенные на коленях книги, достает одну и вручает ее Ипполиту.

— Специально для вас отобрала. Макаренко. Превосходнейшая книга.

Ипполит берет книгу в руки и недоуменно спрашивает:

— Макаренко? Зачем мне нужна эта книга?

— Вам нужна не одна эта книга, — возмущается библиотекарша, — а полное собрание сочинений этого выдающегося педагога. Вот, получайте!

И она передает оторопевшему молодому человеку несколько объемистых книг. Все они заложены узенькими бумажными ленточками.

— Я отметила самые важные для вас места. Вы увидите, как Макаренко в каждом старался видеть хорошее, может быть, еще скрытое, но которое непременно выявится впоследствии. Он всегда находил то, что может привлечь маленького «нарушителя» к общей работе. А Вася мальчик живой, любит руководить, командовать, самолюбивый. С этим надо считаться, когда займетесь его перевоспитанием.

Тоня смеется:

— Вот теперь ты будешь не только футболистом, но и воспитателем, Поля.

Ипполит бросает сердитый взгляд на девушку, но сейчас не время ее осаживать. И, обращаясь к библиотекарше, смущенно спрашивает:

— Что же, надо будет все эти книги прочесть?

— Обязательно. Они вам раскроют глаза на многое, — с неумолимой твердостью отвечает Людмила Александровна. — Если вы хотите заниматься воспитанием детей, прежде всего займитесь собой. Тогда у вас не будет всяких… ну, как их назвать? Скажем, неувязок.

— Не знаю даже как благодарить вас, Людмила Александровна, — говорит Ипполит.

Но Людмила Александровна протягивает молодому человеку еще несколько книг.

— А эти — по вашей части. Как спортсмен должен вырабатывать в себе силу воли, чтобы быть первым не только в спорте, но и в труде. Оки помогут Васе и другим мальчикам бороться за высокие отметки в школе.

Ипполит снова пытается поблагодарить заботливую женщину, но она уже протягивает ему пачку журналов.

— Здесь вы найдете все по технике и тактике футбола. Почитайте сами для памяти, покажите ребятам, можете кое-что переписать, а из некоторых сделать вырезки. Это у нас в библиотеке лишние экземпляры.

Ипполит встает и начинает складывать в одну кучку разбросанные по скамейке книги. Потом берет веревочку и начинает их перевязывать.

— Подождите! Подождите завязывать, — останавливает его. Людмила Александровна и протягивает еще одну тоненькую книжку. — Это дайте лично Васе. Это книга о Гавроше Виктора Гюго. На родном языке писателя. Очень полезное упражнение — читать литературу в подлиннике.

Ипполит присоединяет и эту книгу к другим.

— Да, теперь у тебя по всем вопросам есть советчики-помощники, — смеется Тоня. — Еще надо только одно дело сделать — и все.

— Какое дело? — настораживается Людмила Александровна.

— Надо еще пойти в школу, поговорить с учительницей французского языка. Только ни он, ни я не знаем, как это сделать, о чем говорить.

— Хотите пойти в школу? Ни в коем случае!

Молодые люди удивленно переглядываются. Потом Тоня спрашивает:

— Разве вы считаете, что этого делать не надо?

— Ни под каким видом! Нельзя по одному и тому же вопросу надоедать учительнице два раза в течение одного только дня. Я сегодня сама уже была в школе и обо всем с ней договорилась. Мы очень хорошо побеседовали и друг друга прекрасно поняли.

Из помещения цеха доносится отдаленный звук электрического звонка. Тоня встает со скамеечки.

— Окончился перерыв. Мне пора, Людмила Александровна.

И убегает.

Встает и Людмила Александровна. Ипполит идет ее провожать.

Ему очень хочется как-то по особенному поблагодарить эту беспокойную женщину, всегда так близко принимающую к сердцу все, что волнует окружающих ее людей. Но до чего же это трудно, когда нужно, найти соответствующие слова! И всю дорогу от цеха до подъезда дома, где находится библиотека, они идут молча: он мысленно подбирает нужные слова, складывает из них фразы и тут же отбрасывает, находя их недостаточно теплыми; она, уже совсем ушедшая в думы о том, как завтра поедет на дом к больной читательнице и отвезет ей книги и этим доставит ей радость, как закажет в фабричной мастерской новые полки для книг…

У подъезда они прощаются.

— Как же я вам благодарен, Людмила Александровна! — начинает Ипполит.

Но библиотекарша только машет рукой и, не слушая дальше, поднимается к себе по лестнице. На площадке она останавливается и, перевесившись через перила, кричит:

— Так вы обязательно внушите Васе веру в свои силы. Хорошенько растолкуйте ему, что такое спортсмен…

До начала тренировки остается больше часа, но ребята уже все в сборе. Как же, произошло такое событие: сегодня, только они пришлю из школы, Иван Кузьмич передал им два новеньких футбольных мяча. При этом торжественно произнес:

— От имени домоуправления вручаю вам!

И вот оба они лежат сейчас на земле вместе с двумя старыми мячами.

— Не вредно было бы немного и поиграть, — говорит Гриша, стараясь не глядеть в ту сторону, где лежат рядышком все эти четыре туго набитые воздухом «соблазна».

— А Дугин что говорил? — спрашивает Валя и на всякий случай становится между Гришей и мячами.

— Дугин говорил, перед тренировкой нельзя утомляться, — напоминает Андрюша.

— Немного поиграть, какое же это утомление? — становится на сторону Гриши Петя. — Хорошая подготовка к тренировке — и все. — Тем более, что мы не будем играть, а только повторим то, что делали на прошлом занятии, — говорит Коля.

— При этом условии я не возражаю, — сдается Валя и первым бьет ногой по мячу.

Это служит сигналом и для других — все мячи мгновенно разбираются и, разделившись на небольшие группы, ребята разбегаются в разные стороны.

Двор оживает.

Держа в руке новенький мяч, Гриша говорит:

— Значит, в прошлый раз мы с вами…

— Только не думай, что ты, если тебя назначили старшим в группе, знаешь больше, чем мы, — прерывает его Саша.

— Пусть говорит, не мешай, — останавливает Сашу один из мальчиков. — Надо ведь вспомнить, как показывал нам Дугин.

— Пускай тогда сам вспоминает, — обидчиво говорит Гриша, не мяча из рук не выпускает.

— Ладно, рассказывай, — разрешает Саша. — Не велика заслуга, мы и сами все по бюллетеню знаем.

Гриша пропускает мимо ушей последнюю фразу и продолжает объяснять:

— Значит, мы берем мяч. Три игрока будут передавать его друг другу. Их задача — не дать коснуться мяча двум другим. Кто ошибется, — тот обменяется местом с тем, кто водит дольше.

— Пошли, ребята! — восклицает Саша и первым бежит на край площадки…

В противоположном конце двора Валя берет с земли палочку и чертит ею две параллельные линии. Потом отмеряет шагами длину и ширину.

— По-моему, в длину пятнадцать метров. Так ведь? — спрашивает он у товарищей.

Виктор бежит к висящему на доске бюллетеню и сейчас же возвращается обратно:

— В длину — пятнадцать, в ширину — пять!

— Правильно, — соглашается Валя. — Тогда коридор готов. И действовать надо так. Мы с тобой, Виктор, будем передавать друг другу мяч, но только, имей в виду, нельзя выходить за пределы коридора. А ты, Степа, должен отобрать его у нас.

— А можно передавать его поверху? — интересуется Степа.

— А ты уже забыл. Товарищ Дугин ясно говорил, что можно передавать и поверху. И помните еще, что при ошибке — перемена местами с водящим…

У подъезда дома, под деревом, стоит электрик Вова. Он привязывает к суку, который находится примерно на высоте полутора метров от земли, один конец веревочки, другой ее конец протягивает через всю площадку и прикрепляет к забору.

— Ну, можно начинать, — говорит он товарищам. — Двое из нас станут по эту сторону веревочки, двое — по другую. Играть будем ногами и головой, по правилам волейбола…

Петя, Коля и Андрюша передают друг другу мяч головами, причем стараются, чтобы он не упал на землю.

Петя подскакивает, ударяет головой мяч, затем восклицает:

— Хорошо!

Андрюша тоже подскакивает и тоже ударяет по мячу — Очень хорошо!

— А Вася все-таки сглупил, — кричит Коля, после чего посылает головой мяч Пете.

Петя перебрасывает мяч Андрюше:

— Одно можно сказать — глупее Васи я еще никого не видел.

Бьет Андрюша. Мяч летит к Коле, но тот даже не пытается ударить по нему. Повернувшись к Пете, он кивает головой в сторону дома. Там, на четвертом этаже, у раскрытого настежь окна стоит Вася и смотрит вниз. Время от времени он перегибается, чтобы лучше разглядеть все происходящее на площадке.

— Видишь? Мы играем, веселимся, а он… — уже без всякого энтузиазма говорит Коля. И грустно добавляет: — Ведь все-таки мы «Тройка без тройки», друзья.

Петя берет с земли мяч и решительно заявляет:

— Надо сейчас же вытащить его сюда. И раз навсегда покончить с этим положением. Нельзя же так…

Он не договаривает и направляется к подъезду дома.

— Стоп! Ни с места! — кричит ему вслед Коля. — Васе нельзя показывать, что мы его жалеем. Это только еще больше раздразнит его. Ты же с ним, я знаю, начнешь говорить, как няня с младенцем. А куда это годится? Лучше я его вытащу.

Вася, словно почувствовав, что речь идет о нем, резко захлопывает окно.

— Так вы здесь постойте, ребята, а я сбегаю, приведу его, — повторяет Коля.

— Иди, — соглашается Петя и тут же протягивает ему мяч. — Возьми с собой. Вася посмотрит на него и не сможет устоять.

Коля берет мяч и быстро уходит.

— Я не думаю, — заявляет Петя, — чтобы мяч на него не подействовал.

— Конечно, подействует! — уверенно заявляет Андрюша. — Что-что, а мяч на Васю обязательно подействует.

Проходит несколько минут. Затем в подъезде дома появляются Коля и Вася. Коля — впереди, за ним, словно его ведут на аркане, идет Вася.

— Не хотел идти, — информирует Коля. — Совсем думает отказаться от нас.

— Чтобы из-за какой-то несчастной тройки отказываться от товарищей! — возмущается Петя.

Вася усаживается на скамейку, украдкой смотрит, как в разных концах двора его товарищи упражняются с мячом, потом угрюмо произносит:

— Если бы только в одной тройке было все дело. Тут дело поглубже. Поймите вы, не могу я вернуться в команду. Как же вернуться после всего, что было у меня с Дугиным? Я ему даже на глаза не могу показаться. Тогда я каким был в глазах Дугина? Перебежчиком, изменником своему слову. Ведь так? А теперь надо в сто раз быть честнее, чем раньше.

Мальчики некоторое время сосредоточенно молчат. Потом Коля говорит:

— Тогда что же выходит? Тогда и мы не можем играть? Как будто бы так выходит.

— Так выходит, — подтверждает Петя и обращается к Васе: — А ты бы поднатужился, Вася, исправил отметки. А то из-за какой-то несчастной тройки…

Ребята, одна группа за другой, прекращают свои упражнения и подходят к скамейке.

— Что, Вася, будешь с нами играть? — обрадованно спрашивает Виктор, но тут же, сразу поняв всю неуместность и своего вопроса и излишне приподнятого тона, прячется за спины товарищей.

— Тебе, Вася, сейчас неудобно возвращаться в команду. Прежде надо исправлять свои отметки, — пользуется случаем уколоть своего всегдашнего противника Саша.

— А то, действительно, из-за несчастной тройки портить и себе и нам жизнь, — твердит свое Петя.

Вася молчит, исподлобья посматривая то на одного, то на другого товарища. Потом говорит:

— Вы же, ребята, знаете, что этот французский никак у меня не идет. И папа знает, и все. Хорошо, что двоек нет.

— Были и двойки, Вася, — снова не совсем деликатно напоминает Саша.

— Были и двойки, — отрезает Вася. — Но особенно мучают меня контрольные работы.

— Знаете что, ребята! — вдруг вмешивается в разговор старших Виктор и при этом улыбается. — Вам надо так сделать, чтобы Вася мог списывать эти контрольные работы. У соседа или переднего товарища.

Петя негодующе произносит:

— А ты читал про Зою? Зою Космодемьянскую? Как брат положил однажды перед ней листок с решенной задачей и предложил ей списать? Читал? А что Зоя сделала? Она даже не посмотрела на листок! Сидела, сидела — и сама решила задачу.

— Вот! А ты говоришь списать, — смеется Гриша. — Так что сам этого не делай и других не подстрекай.

— И вообще, товарищи, по-моему, так, — начинает горячиться Коля. — Для спортсмена не должно быть ничего непреодолимого! По-моему, спортсмен должен уметь все перебороть! По-моему, спортсмену стыдно отступать перед трудностями…

— По-моему, по-моему, — передразнивает Валя. — Это не по-твоему, а по-общеизвестному.

— Значит, Коля прав, если так говорит, — защищает друга Петя.

— Никто не говорит, что не прав. Но вот мы все не правы в одном. Навалились мы на Васю всей оравой. Очень легко взвалить на товарища кучу дел, а самим — в кусты. Хорош спортивный коллектив!

Саша фыркает:

— Что же — сесть вместо него за учебники?

— Не вместо него, а вместе с ним, — сердито поправляет Валя. — Есть же среди нас такие, кто хорошо знает французский. Пусть они помогут Васе.

Саша пренебрежительно говорит:

— Не поможет тебе, Вася, и пятерка. Ты думаешь, Дугин уже тебя простил? Ты думаешь, Дугин все сразу забыл? Только и ждет тебя, чтобы ты явился на занятия? Вот посмотришь, как он тебя попросит: будьте добры, Василий Антонович, выйдите вон!

Вася пробует улыбнуться, но улыбка у него не получается. Затем в глазах появляются недобрые огоньки:

— Ну и не надо! Не буду ходить на ваши занятия и все! Не буду ходить и все! Понятно? И все!

Виктор делает ему отчаянные знаки, но мальчик слишком взволнован, чтобы заметить их, чтобы понять, чем вызваны эти знаки.

— Никогда больше не приду на ваши занятия! И все! — кричит он напоследок, потом расталкивает товарищей, бросается бежать к воротам — и здесь сталкивается лицом к лицу с Ипполитом.

Прежде чем Вася успевает решить — пробежать ли ему мимо, свернуть в сторону или броситься назад, — Ипполит правой, свободной, рукой берет его за локоть, притягивает к себе и так, не отпуская, ведет обратно. По пути, заглядывая ему прямо в глаза, говорит:

— Никогда, Вася, не надо так категорически заявлять, да еще не всю улицу, что чего-нибудь не будешь делать. А вдруг что-нибудь случится потом, ты передумаешь и сделаешь это?

— Не буду ходить и все, — повторяет, но уже очень тихо, Вася.

— Об этом еще потолкуем, — заключает Ипполит и тут же обращается к Саше: — А ты напрасно за меня расписываешься. Тоже никогда этого не делай.

Мальчики подвигаются, освобождая место на скамейке. Ипполит садится и кладет рядом с собой большой пухлый портфель, из которого торчат свернутые в трубку листы белой бумаги. Тотчас же Виктор нагибается и заглядывает в бумажную трубку, как в телескоп. Валя отталкивает его. Ипполит улыбается, но на всякий случай берет со скамьи портфель и кладет его к себе на колени. Потом уже обращается к мальчикам:

— Надо будет кому-нибудь пойти в Тихий переулок, к этим… Как вы их называете?

— К «тихарям», — подсказывает Петя.

— Вот именно. Надо будет сходить к «тихарям» и договориться с ними о встрече. Кому-нибудь поручить это нельзя…

— Кому-нибудь, конечно, нельзя, — решительно заявляет Вася, но тут же осекается и начинает сосредоточенно рассматривать землю у своих ног.

— И мне так кажется, что нельзя, — повторяет Ипполит. — Поэтому лучше всего поручить это тебе, Вася. Ведь никто другой, а именно ты сказал, что «тихари» — это враг номер первый вашего двора. Помнишь?

В глазах мальчика — несказанное удивление. Потом его лицо принимает обычное, чуть-чуть насмешливое выражение. Но, взглянув на Ипполита, на товарищей и увидев, что никто не улыбается, что все очень серьезны, даже торжественны, он опускает глаза:

— Как же так… Почему я?.. Да мне совсем это и не нужно…

Ипполит делает вид, что вовсе не замечает волнения мальчика и продолжает:

— Надо будет, прежде всего, сказать им, что мы можем уже недельки через две-три сыграть с ними. Потом, Вася, ты узнаешь, где будем играть, у них или у нас…

— Конечно, у нас, — не может удержаться Вася.

— Это надо будет еще продумать, где лучше. Потом договорись, кто будет судьей и так далее. Словом, тебе понятно?

Васе слишком хорошо все понятно: и то, что позади все неприятные объяснения, и то, что теперь у него опять восстановлены прежние отношения с товарищами, и что вообще Дугин просто замечательный человек, и что Коля с Петей тоже чудесные товарищи, и даже Саша — очень хороший парень… И, несмотря на все это, он говорит:

— Пойти к «тихарям» я, конечно, пойду. Это дело общественное. Не занятия ваши, товарищ Дугин, посещать не буду. Не имею я права на это. Слово я дал? Дал. И все.

— То, что ты слово держишь, это хорошо, — соглашается Ипполит. — Слово держать надо. Можешь пока не участвовать в соревнованиях. Но посещать все наши занятия ты должен. Подумай вот о чем: только ты начнешь получать четверки, а тут встреча с «тихарями». Как же ты выступишь за свою команду, не тренируясь с нами сейчас? А теперь насчет французского…

— Насчет французского, товарищ Дугин, это дело решенное, — заявляет Саша и при этом подмигивает Васе так, словно между ними всегда царили только мир и согласие. — Насчет французского мы уже договорились. Мы все будем помогать Васе.

— Только смотрите, чтобы у вас это не было временной кампанией. Поговорите — и бросите. Я проверю.

Затем он вынимает из портфеля тоненькую книжку:

— А это, Вася, тебе от Людмилы Александровны. Гаврош, Гюго. На французском языке. Чтобы закрепить твои знания.

Вася берет книгу, рассматривает рисунок на обложке — улица, баррикады, люди, защищающие их, красный флаг над баррикадами. У Васи книгу отбирает Петя. Другие мальчики обступают его, заглядывают через плечо.

Ипполит осматривается по сторонам, кого-то выискивая, затем спрашивает:

— Что-то не видно здесь вашего художника. Где Володя?

— Сейчас мы его раздобудем, — говорит Саша и бежит к подъезду дома.

Срывается с места и Вася. Только он бежит не к подъезду, а к окну первого этажа и начинает выбивать по стеклу частую дробь. Проходит одна, две, три секунды. Потом занавески медленно раздвигаются и в окне показывается недовольное лицо Володи. Вася делает ему знак — нее бросай, сейчас же выходи! Немного помедлив, мальчик утвердительно кивает головой. И задергивает занавеску.

Проходит еще несколько минут, и во дворе появляется Володя.

— Здравствуйте! — говорит он Ипполиту, потом обращается к Васе: — Ты меня оторвал от большого дела. Я пробовал сочинить футбольную песенку.

Ребята в один голос спрашивают:

— Ну и как?.. Получается?.. Можно уже исполнять?..

Володя машет рукой:

— Не совсем. Пока только один куплет написал.

Он вынимает из нагрудного кармана рубашки исписанный сверху донизу и перечеркнутый вдоль и поперек листок бумаги и читает:

Мы в нашем переулке,
Мы в доме номер пять,
Мы в каждом закоулке,
Мы будем все играть.

— В основном довольно хорош, — определяет Вася. — Только почему ты написал — «Мы в нашем переулке»? Раз это футбольная песенка «грибников», надо было писать — «Мы в Грибном переулке». Чтобы все знали, о ком эта песенка!

Володя отрицательно качает головой:

— Так не получается, Вася. Ритма нет. Ударение не на том слоге.

— Вообще говоря, конечно, не плохо, — одобряет и Петя. — Но рифма «закоулке» — неважная рифма.

— Я знаю, что это не очень важная рифма, — признает мальчик. — Если бы вы были не футболистами, а велосипедистами, можно было бы взять хорошую рифму — «втулки».

— Можно, — авторитетно подтверждает Петя. — Но мы ведь не велосипедисты.

— Вот если бы мы были пекарями, — мечтательно произносит Гриша, — нашлась бы еще лучшая рифма — «булки».

Все смеются, а Володя, обращаясь на этот раз лично к Пете, спрашивает его:

— Ты хорошо разбираешься в стихах. Посоветуй, как правильнее «мы будем все играть» или «мы будем всё играть?»

— И так и так хорошо, — безапелляционно заявляет Вася. — «Мы будем все играть» — это значит, что будут все играть. И я, и Виктор, и все. А если — «Мы будем всё играть», — это значит, что будем долго играть.

— И упражняться, — уточняет Андрюша.

— Вася прав, — снова авторитетно подтверждает Петя. — Но у тебя другой недостаток — слишком много повторяется слово «мы». В каждой строчке.

— «Мы» — хорошее слово, — заступается за стихи Валя. — Лучше, чем «я».

Его поддерживает Саша:

— Ведь это мы будем играть, а не кто-то один. Если поставить «я» — кто же это будет? Один только автор?

— А кто напишет музыку? — вдруг задает вопрос Виктор.

— Я думаю, Виктор, — улыбаясь, вмешивается в разговор Ипполит, — еще рано искать композитора. Действительно, слишком часто повторяется «мы», потом одного куплета мало. А сейчас у нас есть более срочные дела.

Он вынимает из портфеля папки, общие тетради, записные книжки, книги, из которых торчат тоненькие полоски бумаги, и все это передает Володе:

— Рассмотришь дома, познакомишься с теми местами, которые отмечены. Они заложены бумажками. После урока я тебе скажу, что надо со всем этим делать. Это для наших стенгазет.

— Хорошо, — говорит мальчик, складывает в одно место все принесенные материалы, захватывает их подмышку и направляется к дому.

— Подожди! Ты куда? — удивленно спрашивает Ипполит.

— Домой пойду. Познакомлюсь пока, попробую порисовать. А когда вы окончите урок, Вася мне постучит в окно.

Ипполит отбирает у мальчика сверток и снова кладет его на скамейку:

— Пусть здесь все это пока полежит. А ты с нами будешь заниматься.

Володя удивленно обводит глазами всех товарищей, затем пожимает плечами:

— Никогда я футболом не занимался, товарищ Дугин. Из меня ничего не получится, уверяю вас.

— Нет, это ты оставь. Каждый может стать футболистом, и ты не являешься исключением.

И прежде чем Володя успевает что-нибудь возразить, подобрать еще какие-нибудь убедительные доводы в пользу своей полной неспособности к спорту, Ипполит встает со скамейки и командует:

— Становись!

Мальчики, сталкиваясь друг с другом, стремительно выбегают на середину двора и здесь после споров и толчеи выстраиваются в одну шеренгу по росту.

— Ты не туда встал, я выше тебя, — шепотом говорит Валя своему соседу Грише.

— Это на прошлой неделе было, — так же шепотом отвечает Гриша. — Я вчера в школе измерял рост, на три сантиметра вырос.

Володя в нерешительности продолжает стоять возле скамейки.

— Ты что же, Володя, свое место не знаешь? — выручает его спокойный голос Ипполита. — Становись на правый фланг.

На правый фланг — это потому, что Володя самый высокий из всех мальчиков. Вообще, это очень почетно, но как раз сейчас быть правофланговым вовсе уж не так приятно: когда все повернутся, он окажется впереди и все будут видеть, как он делает упражнения, вернее, как он не умеет делать упражнений. Но приказ есть приказ — приходится становиться на правый фланг.

Ипполит обходит строй, потом останавливается перед Гришей и строго спрашивает:

— До каких же пор ты будешь приходить на занятия в фуфайке?

— Без фуфайки, товарищ Дугин, у меня никакого футбольного вида нет. Очень я худой, — отвечает мальчик и, сам, смеясь своим словам, не дожидаясь приказания тренера, снимает фуфайку и относит ее на скамейку.

— Но это не все. Как ты зашнуровал ботинки?

Виктор громко фыркает. Ипполит поворачивается к нему:

— Да и у тебя тоже не все в порядке.

Потом, молча осмотрев всех остальных мальчиков, он начинает прохаживаться перед строем.

— Запоминайте, как надо шнуровать обувь. Футбольные ботинки шнуруются более длинным шнуром, чем обыкновенные. Для этого надо взять тонкую, шириной в один сантиметр, тесьму. Длина ее — один или один с четвертью метра. Плотно зашнуровывая ботинок, вы доходите до подъема ноги и потом два-три раза обвертываете его шнурком. Чтобы не образовалось выпуклостей и неровностей на ботинках, шнурок надо хорошо расправить. Расправили, зашнуровали еще одну-две пары блочков и завязали шнурок сбоку, с внешней стороны ботинка. Узелок завязки нельзя делать на подъеме.

Ипполит снова останавливается против Гриши и спрашивает его:

— А у тебя где узелок?

Мальчик смотрит вниз, на ботинки, и смущенно молчит.

Неловкое молчание нарушает Саша:

— Товарищ Дугин, можно задать вопрос? Как нужно завязывать гетры? Мы тут поспорили…

Ипполит отходит от Гриши и останавливается перед Сашей.

— Я уже говорил насчет перчаток, а тебе все жаль с ними расстаться. Когда будешь заниматься боксом, тогда их наденешь.

Саша снимает перчатки, относит их на скамейку и кладет рядом с фуфайкой.

— С перчатками — все! — говорит он, потирая руки.

— И с фуфайкой — все! — смеется Гриша.

Ипполит пережидает, когда мальчики успокоятся.

— Теперь слушайте, как завязывать гетры. Подвязывают их широким обыкновенным бинтом, причем надо сделать только два-три витка. Туго завязывать нельзя, так как это нарушает кровообращение и человек быстро утомляется. Надо завязывать не очень туго, лишь настолько, чтобы они не сползали.

— Слышишь? — торжествующе говорит Саша Вале. — А ты что доказывал?

Ипполит еще раз окидывает критическим взглядом всю шеренгу.

— А в общем, вид у вас стал, конечно, гораздо лучше. Но только всегда заправляйте рубашки в трусы. Рукава можно немного закатить, но не высоко, так, чтобы локти были закрыты.

Виктор только начинает заправлять большую, сидящую на нем мешком, рубашку в сшитые не по росту длинные трусы, как Ипполит командует:

— Равняйсь!

Мальчики поворачивают голову направо и выравнивают строй.

— Ты слишком вылез вперед, — снова шепчет Валя своему соседу. — Грудь у тебя тоже за неделю на три сантиметра выросла?

Гриша молча выслушивает ироническое замечание товарища и потихоньку отступает назад.

— Смирно! Напра-во!

Мальчики поворачиваются направо. Один только Виктор повертывается налево и оказывается лицом к лицу с Андрюшей.

— Отставить! — командует Ипполит и обращается к Виктору: — Понял свою ошибку?

Виктор смущенно кивает головой.

По новой команде все делают на этот раз правильный поворот. Ипполит подходит к голове колонны.

— За мной, шагом марш!

Колонной, по одному, мальчики идут за своим тренером. Ипполит постепенно ускоряет ходьбу, затем, пройдя метров сто двадцать-сто тридцать, переходит на бег. Мальчики тоже переходят на бег, причем Саша пытается обогнать Колю.

— Не перегонять друг друга! Соблюдать порядок в строю! — кричит на ходу Ипполит.

Группа пробегает метров полтораста, переходит на быструю ходьбу и так, постепенно снижая темп, идет шагов двести.

После пробежки Ипполит строит группу в колонну по три человека.

— Шире, шире! — говорит он мальчикам. — Так, чтобы не мешать друг другу делать гимнастические упражнения. Исходное положение: ноги расставлены на ширину плеч, руки впереди, ладонями внутрь. На счет «раз» — быстро и энергично развести руки назад. На счет «два» — быстро принять исходное положение.

Это упражнение Ипполит сам трижды повторяет и только потом его делают все мальчики.

— Володя, не разбрасывай так широко руки, можешь задеть товарищей, — замечает Ипполит.

— Я не виноват, что у меня такие длинные руки, — оправдывается мальчик, делая очередное движение невпопад.

Так, одно за другим, юные футболисты выполняют двенадцать упражнений, повторяя некоторые по десять-двенадцать раз, а иные — по двадцать-тридцать раз. Затем — двухминутная ходьба и снова построение в одну шеренгу.

— Теперь последнее, — говорит Ипполит. — Видите тумбочку? До нее примерно двадцать пять метров. Надо пробежать это расстояние как можно быстрее. Как говорится, рывком.

— По-спринтерски, — показывает свои спортивные познания Виктор. — Давайте, я первым побегу.

— Нет, первым побежит Саша. Ему уже давно не терпится проявить свои способности.

— Это он видел, как ты меня хотел обогнать, — шепчет мальчику Коля.

Саша выходит вперед и, улыбаясь, говорит:

— Мне много приходится стоять в воротах. Поэтому я рад побегать.

— Побегаешь, — успокаивает его Ипполит, — но только сначала сделай два рывка не в полную силу. А потом уже быстро.

Саша в точности выполняет указания тренера. Следом за ним к тумбочке бегут Виктор, Гриша, Вася, Коля…

— Еще раз! — кричит им Ипполит. — Так проделать каждому по шесть раз.

Когда все упражнения закончены и мальчики, возбужденные и радостные, собираются вокруг Ипполита, он обращается к ним с неожиданным вопросом:

— Что, ребята, сознавайтесь прямо: очень неинтересно? Неинтересно вот так делать — раз-два, раз-два? Хочется, наверное, сразу погонять мяч?

Вася выходит вперед:

— Нет, мы понимаем. Мы очень хотим стать сильными, ловкими, выносливыми, гибкими, быстро бегать…

Не найдя, какими еще качествами они хотят обладать, Вася замолкает. Володя бурчит себе под нос:

— Сразу так все это и придет!.. Не так-то это просто…

— Не просто, но и не так сложно, — возражает ему Ипполит — Только надо захотеть и упорно тренироваться. А начинать надо с того, что ежедневно по утрам делать гимнастику. Ее передают по радио, есть специальные брошюры. Кроме того, мы с Володей постараемся изобразить на бумаге весь комплекс необходимых для футболиста упражнений. Тогда каждый самостоятельно сможет делать их.

— Товарищ Дугин, — говорит Виктор, и в голосе его звучит трудно скрываемое нетерпение. — Мы будем сейчас играть?

— Обязательно будем. Разобьемся на две команды, по шести человек, и проведем игру.

Саша моментально, одними глазами, пересчитывает всех мальчиков:

— Как раз нас и есть двенадцать человек.

— Одиннадцать, — поправляет Володя. — Меня не считайте.

— Будут играть все, и ты в том числе, — объявляет Ипполит.

— И сегодня тоже дадите нам задание? — снова спрашивает Виктор. — В прошлый раз очень интересно было.

— Дам. Надо будет вести мяч низом, стараться, чтобы передачи были точными, при первой возможности бить по воротам, вратарям — не стоять прикованными к воротам, при необходимости решительно выбегать на мяч.

— Сложное дело, — говорит с важностью Саша. — Не всякий сможет выбегать на мяч.

— С вратарями я буду заниматься отдельно. А сегодня и ты и Женя обязательно попробуйте выбегать. Тем более, что сегодня мы будем разучивать продольные передачи. Нам нужно уметь применять их.

Во двор с улицы входит Таня, замечает брата и пальцем подзывает его к себе. Мальчик подходит.

— Володя! На кого ты похож? — удивленно спрашивает сестра. — Где это тебя так растерзали? Неужели играл в футбол?

Она вынимает из кармашка платья кружевной носовой платочек и стирает им пот со лба брата. Потом оправляет его рубашку и застегивает две пуговки на груди:

— Какой же из тебя футболист?

Володя пробует улыбнуться:

— Я им то же самое говорю. А они не верят. Но ничего, все равно у них ничего не получится.

— У тебя ничего не получится, — поправляет брата Таня.

— У них со мной ничего не получится, — вносит окончательную ясность в формулировку Володя. — Пока делали упражнения, бегали туда-сюда, выбрасывали руки, приседали — я с этим кое-как справлялся. Но как дойдет дело до мяча — они меня сами выгонят. Какой же из меня футболист?

— А что вы сейчас делаете?

— Сейчас будет игра. Только уже не простая — надо выбегать на мяч, бить низом, какие-то продольные передачи…

— А сейчас можно мне поговорить с Васей?

— Спроси сначала разрешения у Дугина. А то что это такое — всех по очереди будешь вызывать к себе, как генерал.

Таня смело направляется к Ипполиту:

— Товарищ Дугин! Разрешите поговорить с Васей? Хотя, собственно, тут ничего секретного нет. Я могу с ним договориться при всех.

— Говори, Таня, — разрешает Ипполит.

— Вася, я только что из библиотеки. Людмила Александровна сказала чтобы я помогла тебе заниматься французским языком. Когда кончишь здесь, — сразу приходи ко мне. Мы составим расписание занятий, наметим дни, чтобы тебе и мне было удобно. С сегодняшнего дня французский ты будешь готовить при мне.

— Вот у тебя, Вася, и нянька есть, — смеется Саша. Виктор подпрыгивает на месте и припевает:

— Нянька-Танька! Танька-нянька!

Ипполит строго смотрит на мальчика, и тот сразу умолкает. Вася стоит насупившись. Потом медленно поднимает глаза на Ипполита и, с трудом выдавливая из себя слова, произносит:

— Ничего не выйдет, товарищ Дугин. С мальчиками, с любым, буду заниматься. А с девчонками — ни за что!

— Они и говорят по-французски не так, как все, — снова вмешивается Виктор. — Они щебечут, как птички. А Васе нужно твердое мужское произношение. Разве для мальчиков годится…

Ипполит опять одним только взглядом останавливает словоизлияния Виктора. Потом обращается к девочке:

— Таня, после занятий он придет к тебе и вы договоритесь.

— Не о чем мне с ней договариваться! — упрямо твердит Вася. — Я один буду заниматься. И днем буду заниматься, и ночью буду…

— После разберемся. Вася. А пока выполняй свои обязанности капитана. Разбивай мальчиков на две команды.

Несколько мгновений Вася находится в сильнейшем смятении. Он смотрит на Ипполита, словно желая проверить, не оговорился ли тот, обводит взглядом ребят, желая прочесть на их лицах подтверждение тому, что он слышал, снова обращает глаза к Ипполиту. Потом, сразу приняв озабоченный и деловой вид, делает несколько шагов в сторону и решительно начинает с Виктора:

— Ты становись сюда. Ты, Саша, — туда. Гриша пойдет сюда. Валя и Женя — туда…

Мальчики разбегаются в стороны и образуют две группы. Лишь трое друзей — Петя, Коля и Вася — остаются на месте. Коля берет за руку Васю и строго говорит ему:

— Слышишь, капитан! Ты теперь не фантазируй. По-моему, Таня — так Таня. Такая девчонка, как она, лучше любого мальчишки.

— Она тебе так поможет, что ты скоро начнешь командовать нами по-французски, — поддерживает друга Петя.

Вася как будто бы и не слушает всего того, что ему говорят. Потом вдруг кладет руки на плечи обоих своих друзей, притягивает их к себе и тихо, чтобы никто не слышал, говорит:

— Я, ребята, думаю не об этом. Совсем о другом я думаю. О том, что так вот из-за ерунды распалась бы наша тройка. А сейчас она будет крепче гранита, наша «Тройка без тройки».

Узенькая, еле заметная в траве тропинка, которая еще совсем не так давно вела к заброшенному гаражу, теперь расширилась и превратилась в хорошо утрамбованную дорожку. Прежде по ней проходили только некоторые, посвященные в тайны «П. В.», мальчики, сейчас в штаб футбольной команды ходит очень много народу. Да и понятно — много дел надо делать и все они делаются в штабе.

А в этот час здесь даже тесно. В глубине помещения за столом стоят Андрюша, Саша и Валя. На столе — большой лист белой плотной бумаги. Рядом, на табурете, — кипа журналов, баночка с клеем, ножницы. Мальчики что-то вырезывают, примеряют, наклеивают. Это — редакция стенной газеты. У другого стола — Володя. Он вынимает из папки листы с рисунками, одни укладывает аккуратной стопкой в одном углу стола, другие — в противоположном, третьи — посередине. Еще один лист бумаги кладет перед собой, садится на стул и принимается за дело.

Работать очень удобно: краски, тушь, карандаши — все под рукой. Стол не шатается. Над столом электрическая лампочка. Очень хорошая обстановка! И на чистом листе бумаги появляются фигурки — одна, другая, третья, четвертая, пятая… Рисунок закончен, Володя подкладывает его к уже готовым, берется за новый лист.

К столу с ножницами и баночкой клея в руках подходит Андрюша.

— Володя, ты когда-нибудь нам покажешь, что нарисовал? Или так это и будет все засекречено?

Мальчик опускает кисточку в воду и, не поднимая головы от стола, отвечает:

— Я уже сказал, что не могу показывать. Не могу, пока Дугин не утвердит рисунки. Может, я наврал, а вы не так воспримете эти правила.

В штаб входит Ипполит и направляется к столу, за которым расположилась редакционная коллегия:

— Есть еще материал для газеты. Я был у Антона Яковлевича. Он предлагает созвать всех родителей, чтобы выбрать шефский совет. А шефы будут помогать нам во всем. Андрюша, напиши об этом заметку.

Андрюша разводит руками:

— Материала столько, что некуда помещать. Придется кое-что отложить до следующего номера.

— Очень хорошо, что много. Хуже, когда в газете нечего помещать, — успокаивает расстроенного редактора Ипполит и дружески похлопывает его по плечу.

Затем подходит к Володе и окидывает взглядом заваленный рисунками стол.

— Ты, я вижу, все сделал. И как будто бы получилось не так уж плохо, как грозил.

— Я ведь не специалист, товарищ Дугин. А в футбольной живописи вообще никогда не практиковался.

— Что это за футбольная живопись такая? Разве есть особая футбольная живопись?

— А вы посмотрите на этих человечков. Я не только разместил их, как вы говорили. Мне хотелось, чтобы у каждого была какая-нибудь особенность, какое-нибудь отличие.

— Только я никогда еще не видел, чтобы инструкции были такие веселые. Давай проверим, что ты сделал. Тут врать нельзя.

Ипполит перебирает рисунки, внимательно всматриваясь в каждый.

— Так. Общий заголовок: «Расстановка игроков». Рисунок первый. Один вратарь и двое нападающих. Правильно, это в том случае, когда играют шесть человек, по три с каждой стороны. А ширину ворот ты обозначил?

— Ширина ворот три метра. Я так этот рисунок понимаю. Если соберутся шесть мальчиков, они должны распределяться, как указано на нашем первом рисунке. А на втором я сделал для восьми игроков — по четыре с каждой стороны. Один вратарь, один защитник и двое нападающих.

— Подожди, подожди. А какие в этом случае ворота?

Володя хорошо помнит, какие он сделал ворога: шириной четыре метра — вот какие. Но он еще раз смотрит на рисунок — проверяет себя. Все правильно, четыре метра.

— Пойдем дальше, — говорит Ипполит, откладывая второй рисунок и начиная рассматривать третий. — По пять человек в каждой команде вратарь, защитник и трое нападающих. Ширина ворот — четыре-пять метров.

— А как это понять — четыре-пять метров? — спрашивает Володя.

— Это значит, можно и такие и такие ворота сделать. Ничего страшного. Теперь покажи четвертый рисунок. Правильно. Тут уже по шести человек в команде. Вратарь, два защитника и трое нападающих. И ворота здесь шириной пять метров.

Ипполит заканчивает просмотр четвертого рисунка, а Володя уже дает ему пятый. Никаких здесь нет ошибок, теперь он уже в этом уверен. Ширина ворот — пять-шесть метров. С каждой стороны играет по семь человек — вратарь, два защитника, полузащитник и трое нападающих. На шестом рисунке изображено по восемь фигурок на каждом-поле — вратарь, два защитника, один полузащитник и четыре нападающих. Ширина ворот — шесть метров. На седьмом рисунке смешные человечки разместились еще гуще. Пришлось повозиться, чтобы их всех втиснуть: по девять человек на каждой стороне — вратарь, три защитника, один полузащитник и четыре нападающих. И ворота пошире — семь метров или семь и тридцать две сотых метра. И уже совсем трудно было делать восьмой рисунок. Здесь играют двадцать человек, по десять человек в команде — вратарь, три защитника, два полузащитника и четыре нападающих. Ширина ворот — семь метров и тридцать два сантиметра.

Когда Ипполит откладывает в сторону последний рисунок, Володя говорит:

— Товарищ Дугин, ребята просили, чтобы я сделал еще такой рисунок: нормальная расстановка игроков при полном составе команд.

— Выполним их просьбу, — соглашается Ипполит. — Садись тогда сейчас и рисуй. Сделай вот так.

Он показывает карандашом, где должны находиться фигуры игроков. Володя садится за стол.

— Только оставь место, чтобы указать номер футболиста.

— Это я оставлю. Но вы знаете, что я вам скажу? Когда художник рисует, он должен разбираться в том, что он рисует. Иначе получается не жизненно, получаются какие-то схемы, а не люди.

— Так чего же ты хочешь? Пока я вижу, уже два человечка у тебя готовы. И совсем не схематичные человечки.

— Рисовать таких человечков — несложное дело. А мы намечаем в каждом номере газеты давать карикатуры из футбольной жизни. Вот тогда мне будет трудновато. Потом нужны будут рисунки разные, зарисовки.

— Какой же из этого вывод? Вывод один — надо самому уметь, играть. Тогда легко будет и рисовать.

— Скорее, товарищ Дугин, я собачку свою научу рисовать, чем сам научусь бить по мячу точно. Такой я от рождения, товарищ Дугин. Мне в футболе нравится только одно — когда можно спокойно сидеть на месте, не бегать, не бить по мячу, не отбиваться от противника.

Саша, продолжая вырезать из куска красной бумаги звезду, говорит со своего места:

— Да ты даже в болельщики не годишься! Он, товарищ Дугин, вратаря от нападающего не отличит.

Ипполит возвращается к столу редакционной коллегии.

— Ты, Саша, всегда рад поддеть товарища. А вот сам ты, вратарь, сможешь четко и толково определить свои обязанности? Свою тактику?

Вопрос этот застает Сашу врасплох. Он кладет ножницы и бумагу на стол и задумывается. Потом нерешительно произносит:

— Вратарь… это тот, кто стоит в воротах… Отсюда его название.

— Тогда было бы — воротарь, — говорит Валя.

— А в старину они так назывались — врата.

— Но в старину футбола не было.

— Врата, так врата, — примиряет спорщиков Ипполит. — Говори, Саша, дальше.

— И вот он стоит… Стоит, так сказать, на страже. И когда мяч к нему подкатывается, он его…

— Неверно. Вратарь должен уметь играть не только в воротах, но и выбегая из них. Это очень важное требование, которое предъявляется к тебе.

— А еще какие требования предъявляются ко мне? — спрашивает Саша, обрадованный тем, что тренер сам взялся объяснять.

— Какие? Он должен ловить мяч руками. Если поймать нельзя, можно отбить его кулаками. Ногой бить не рекомендуется.

— Товарищ Дугин! Разве хорошо делает Саша, когда, ловя мяч, падает? — спрашивает Валя. — Фокусничает, как в цирке.

— Мы об этом уже говорили, но я повторю. Это делать нужно лишь в крайнем случае. Нельзя падать ради одного только внешнего эффекта. Хороший вратарь редко принимает мячи с падением.

Саша качает головой:

— Тогда я никогда не буду хорошим вратарем. Я люблю покрасоваться, пустить пыль в глаза…

— Отучишься. Мы с тобой еще поработаем.

— Товарищ Дугин! Что это вы все о вратаре, да о вратаре, — жалуется Андрюша. — Расскажите нам о защитниках.

— Лучше расскажите о нападающих, — просит Валя.

— Все расскажу. Только все в свое время. И научу всему.

— А мы уже умеем бить головой. Как вы учили в первый раз, помните, — сообщает Андрюша.

Через полуоткрытую дверь в гараж вбегает Виктор и кричит кому-то, кто еще находится во дворе:

— Сюда! Сюда! Здесь наш штаб!

Следом за Виктором в гараж входит высокий молодой человек с худым бледным лицом.

Ипполит с изумлением смотрит на вошедшего, потом спешит к нему навстречу:

— Гаврилов! Вот молодец, что пришел сюда!.. Когда же это ты выписался?.. Садись. Ребята, дайте стул гостю… Побледнел же ты как!

Гость и хозяин крепко пожимают друг другу руки. Гаврилов усаживается на подставленный Виктором стул и осматривается по сторонам.

— Позавчера вечером я выписался. На работу еще не скоро, через неделю. И вот решил зайти к вам. От Аси и Григорьева знаю о здешних ребятах. И наш доктор о них мне такое наговорил! Понимаешь, они ко мне даже в больницу приходили. Какие-то две девочки и мальчик с ними.

Он смотрит на стоящих у соседнего стола мальчиков, словно желая угадать, кто же из четырех приходил к нему в больницу. Володя сразу отворачивается и делает вид, что разглядывает стенгазету. Потом, когда Гаврилов уже перестает смотреть в их сторону, что-то шепчет наклонившимся к нему ребятам.

Гаврилов берет со стола володины рисунки, рассматривает их.

— Инструкцию готовите… Правильно. Наглядная агитация помогает в работе. А это что — «Расстановка игроков»?

Не отвечая на вопрос, Ипполит, в свою очередь спрашивает:

— Как же ты себя чувствуешь, скажи? Как операция? Побледнел ты все-таки.

— Сошло все благополучно. Хочется поскорее на работу, поиграть в футбол…

— Когда же примешься за них? — на этот раз очень тихо спрашивает Ипполит и головой указывает на мальчиков.

На прямо поставленный вопрос теперь уже не отвечает Гаврилов. Он встает со стула и подходит к ребятам, работающим за другим столом:

— Стенную газету делаете? Ого! «В нашу пользу»! Крепко! И рисунков сколько! Хорошие рисунки, правда, Дугин?

В помещение штаба стремительно входят Вася, Петя и Коля. Вася отделяется от друзей, подходит к Ипполиту и громко, отчетливо, именно так, как это делается в настоящем штабе, рапортует:

— Товарищ Дугин! Площадку переделали так, как вы сказали. А вокруг нашего дерева, из-за которого столько споров было с Тихоном Максимовичем, мы провели черту, радиусом один метр.

— Надо сказать всем ребятам, — напоминает Ипполит, — что мяч, попавший в эту зону, считается выбывшим из игры. И его будут вбрасывать в поле по всем правилам.

— Есть! Скажу всем ребятам! — по-военному отвечает Вася и отходит в сторону.

Гаврилов с одобрением смотрит вслед бравому капитану команды юных футболистов и говорит:

— Видел ваши площадки. Хорошо их оборудовали.

Виктор восторженно сообщает:

— Это я показал. И рассказал, как мы работали. И про стенную газету сказал. И про плакаты…

Ипполит с чувством гордости за своих футболистов произносит:

— Ребята своими силами все сделали. И время находили, несмотря на занятия в школе. Ведь сейчас они готовятся к экзаменам. Конечно, помогли нам здорово, не без этого. Ася, Григорьев часто бывали…

И вдруг, совсем понизив голос, спрашивает:

— Так когда примешь хозяйство? Сегодня или позже?

Так же тихо Гаврилов отвечает:

— Надо же сначала отдышаться. Решим попозже.

В гараж входит Наташа и еще с порога начинает тараторить:

— Что это у вас нет никакой вывески? Володя, это твое большое упущение. Товарищ Дугин! А я к вам с очень важным делом. Насчет…

Но тут она замечает не знакомого ей взрослого человека и вежливо ему кланяется. Гаврилов кивает головой.

— Что у тебя, Наташа? — спрашивает Ипполит.

— Я насчет сапожной мастерской. Где мы ее разместим? Володя очень широко живет.

— Если широко, придется ему немного потесниться, — успокаивает девочку Ипполит. — Организовать мастерскую вы можете вон в том углу.

— Мне с этими сапожных дел мастерами будет только веселее, — вежливо заверяет Володя.

— Тебе лишь бы весело было, — бросает ему девочка и сразу берется за стол. — Мальчики, помогите. И вообще, Володя, нельзя быть таким эгоистом: стараешься только для футболистов, а для нашей волейбольной команды ничего не делаешь. Совсем забастовал.

Ипполит и Гаврилов берут свои стулья и идут с ними в свободный угол. Собираются сесть, но в это время со двора в гараж входит высокая полная женщина в сером пальто:

— А я ищу-ищу, где это футбольная квартира. И только, когда услыхала твой голос, Наташа, тогда сообразила, что это здесь футбольная квартира.

— Я волейболистка, а не футболистка, Мария Ивановна, — смеется Наташа.

— Ты у нас все, — отвечает женщина.

Володя подставляет гостье стул и с обидой в голосе произносит:

— Только у нас, Мария Ивановна, не квартира, а штаб-квартира.

— Это все равно, — заявляет женщина, садится на стул и обращается одновременно и к Ипполиту и к Гаврилову: — Я живу в соседнем дворе. Но мой сын занимается в вашей команде. Его зовут Женя. Вы не представляете, до чего же он груб со мной! Считает, что все в доме обязаны для него все делать, а он — ничего для дома. Еще он на пороге, а уже кричит: «Обедать!» Бросает на кровать сумку с книгами и опять ко мне: «Скорее! Я проголодался за пять часов, а ты возишься!»

— Неужели Женя такой? — удивляется Ипполит.

Мария Ивановна широко улыбается и уже обращается прямо к Ипполиту:

— Был таким! В прошлом был. А вот сейчас — другой. Как начал у вас заниматься в команде, совсем другим стал.

Она роется в своей сумке, потом вынимает оттуда сложенный вчетверо листок бумаги:

— Мне Женечка сказал, что у вас выходит стенная газета. Я принесла заметку обо всем этом. Очень прошу, поместите ее.

Андрюша берет заметку:

— Правда, у нас уже тесновато, совсем нет места в газете. Но такой материал, конечно, пойдет в первую очередь. Что-нибудь выкинем, а это поместим.

— Обязательно поместите! Это будет полезно и для других, — решительно советует Мария Ивановна и, снова широко улыбнувшись, заканчивает: — Пойду. Надо его встретить обедом. А то, действительно, мальчик приходит такой голодный после шести уроков!

Счастливая мать кланяется Дуги ну и Гаврилову, кивает головой мальчикам и уходит.

— Я тоже пойду, — поднимается со своего места Гаврилов. — Ты проводишь меня, Дугин? До свидания, ребята! Мы с вами еще увидимся. Обязательно увидимся!

Оба тренера выходят из гаража и тут же в дверях сталкиваются с Гришей. В руках у мальчика фанерная доска, на которой разложены еще мокрые отпечатки фотоснимков.

— Все фотографии, товарищ Дугин, я уже проявил и отпечатал, — с сияющим лицом сообщает мальчик. — Получилось очень хорошо, на них видны все положения игрока.

— Пока ничего не делайте с ними, — говорит на ходу Ипполит. — Будем монтировать, когда я вернусь.

Гриша входит в гараж:

— Понимаете, ребята, весь вечер я просидел в ванной. Целая квартира не умывалась на ночь. И папа тоже хотел принять ванну, но так и заснул — не дождался, пока я кончу печатать.

Володя берет из рук Гриши доску с отпечатками и кладет ее на стол:

— После расскажешь про свою ванную. Не до нее сейчас нам.

Потом подходит к двери, наглухо закрывает ее и, обернувшись к товарищам, мрачно говорит:

— Плохие дела, ребята. Дугина мы больше не увидим.

— Почему не увидим? — резко поворачивается к нему Наташа.

— Потому что это был Гаврилов. Тот самый Гаврилов, которого назначили к нам во двор. Он выздоровел и пришел.

— И Дугин пошел сейчас передавать ему дела, — догадывается Гриша.

— Не может этого быть! — решительно заявляет Наташа.

— Очень может быть, — возражает Володя. — Ведь назначили к нам Гаврилова, значит, будет Гаврилов. А Дугин был «врио». Понимаешь, — временно исполняющий обязанности.

— Человек столько с нами возился, — недоуменно разводит руками Петя. — И вдруг придет другой.

— Дугин был «врио», понимаешь? — объясняет и ему Володя. — А «врио» всегда бывают временными и всегда уступают свое место постоянным.

— Что же с того, что он — «врио»? — говорит Коля. — Мы его никому не отдадим.

— Надо поговорить с Гавриловым, — предлагает Виктор. — Он все сам видел, как у нас хорошо стало. Я могу с ним поговорить. Мы с ним уже подружились.

— Найдем более солидного представителя, чем ты, — ставит на свое место Виктора Коля.

Петя качает головой:

— Нет, это не годится. Гаврилов сам не решит этот вопрос.

— Только все наладилось, и на тебе! — тоскливо тянет Валя.

— Ты должен понять, что значит «врио», — опять поясняет Володя.

Наташа не может спокойно смотреть на переживания мальчиков и взволнованно говорит:

— Словами, товарищи, тут не поможешь. Надо что-то делать. Надо драться!

— Как это драться? И с кем? — интересуется Андрюша.

— Надо идти на фабрику. В фабком, в комсомол, к Людмиле Александровне! И драться за Дугина.

— Вообще, это не плохая идея, — размышляет вслух Володя. — Но надо все делать дипломатично.

— Не пойму я одного, — говорит, не глядя на товарищей, Саша. — Одни хотят в драку лезть, другие в дипломаты записываются. А из-за чего? А может быть, Гаврилов будет не хуже Дугина? А может быть, он будет даже лучше его? Ведь он и опытнее, и старше, и играет куда лучше.

Вася, упорно молчавший с самого ухода Ипполита, вдруг выступает вперед и порывисто восклицает:

— Даже не хочется отвечать тебе, Саша! Гаврилов очень хороший спортсмен, никто этого не отрицает. Ничего плохого он нам не сделал, верно. Но все равно Дугина мы не отдадим.

И, стуча кулаком по столу, начинает кричать:

— Понимаешь, не отдадим! Как за своего лучшего друга я буду драться за него! Завтра же все мы идем на фабрику. Дипломатничать мы там не будем, стучать кулаками тоже не будем…

— А пока что — стучишь, — спокойно замечает Володя.

Вася сразу успокаивается и уже деловым тоном дает указания:

— Завтра пойдем на фабрику и расскажем все про нашего Дугина! Возьмем с собой эту стенгазету, твои снимки, Гриша, володины рисунки. И выложим все это на стол. Пусть там рассудят!..

Людочка сидит на сваленных в кучу обломках кирпича. На коленях у нее большая раскрытая папка со множеством рисунков. Никогда еще за всю ее жизнь ей не поручали такого ответственного дела: она должна проверять по рисункам, правильно ли Володя делает удары по мячу.

Место здесь безлюдное, редко-редко кто сюда приходит. Иногда только Тихон Максимович заглядывает по утрам в этот уголок двора, чтобы подмести или убрать сор. Заниматься можно без риска, что кто-нибудь увидит.

— Ты не так действуешь, Людочка, — говорит Володя, ставя ногу на мяч. — Ты сначала хорошенько всмотрись в рисунок, а потом уже не гляди на него, а все внимание на меня.

— Я очень быстро забываю, что нарисовано. Как же тогда проверить? А может, ты не так бьешь? И вообще твои рисунки такие смешные, что мне все время хочется смеяться.

— В общем, давай сначала. Вот этот рисунок. Удар прямым подъемом. Сейчас я его проделаю, а ты следи.

Людочка внимательно всматривается в рисунок, потом зажмуривает глаза и кричит:

— Бей!

Володя разбегается, наклоняет немного корпус и собирается ударить по мячу. Но Людочка опять кричит:

— Не так!

Володя останавливается, подходит к девочке и назидательно говорит:

— Когда тебе нужно меня остановить, кричи: «Отставить!»

Людочка радостно повторяет:

— Отставить! Отставить!

— А теперь объясни, почему отставить?

Девочка показывает рисунок и говорит так, как говорила бабушка, когда учила ее плясать «Русскую»:

— Ногу надо согнуть. Ничего ты не можешь понять. Или не хочешь.

— Понять я хочу, — оправдывается Володя. — Только ты не думай, что это все так сразу дается.

Он отходит и становится в прежнюю позицию. Потом спрашивает:

— Посмотри, как там на рисунке, какую ногу надо согнуть?

— Вон ту, где у тебя заплатка на ботинке.

— Левую, значит.

— Левую.

Володя снова разбегается, снова собирается ударить по мячу, но носком ноги задевает за валяющийся на земле обломок кирпича. Вскрикивает и хватается за ушибленное место.

— Очень больно? — участливо спрашивает девочка.

— Настоящим спортсменам никогда не бывает больно. Ты запомни это, Людочка, — говорит он, подпрыгивая на одной ноге.

Потом присаживается рядом с девочкой на кучу кирпичей и протягивает вперед ушибленную ногу.

— Но все-таки, между нами говоря, легче мне было нарисовать все виды ударов по мячу ногой, чем их освоить.

Людочке становится очень жалко Володю. Она хочет сказать ему что-то такое, что вселило бы в него бодрость, уверенность в свои силы. Но сразу ничего не может придумать и только говорит:

— Ничего, научишься.

— Ты так думаешь? — с надеждой спрашивает Володя. — Ведь тебе со стороны виднее. А если откровенно тебе сказать, то я совсем и не верю, чтобы вообще когда-нибудь научился бить и чтобы мяч полетел туда, куда надо. И не стал бы я тут с тобой ноги ломать, если бы не обязал меня товарищ Дугин освоить футбол. Все у меня получается не так, и ребята смеются. Да и сам вижу, неудобно как-то футбольному художнику не играть в футбол. Понимаешь, — ноблесс оближ. Это по-французски — положение обязывает.

Людочка не понимает ни по-русски, ни по-французски, что это за положение такое, которое может обязывать. Но зато ей хорошо понятно, что с больной ногой не очень-то потренируешься. А время идет! И она передает Володе папку с рисунками, сама соскакивает с кирпичей и подходит к мячу:

— Смотри, как надо делать этот удар. Пока тебе все толком не объяснишь, не дойдет до тебя.

Девочка приподнимает юбочку, сгибает левую ногу в колене, а другой замахивается. И тут же поясняет:

— А этой ногой бьешь. И получается хороший удар.

Девочка бьет по мячу, мяч чуть-чуть откатывается в сторону, зато слетевшая с ноги туфелька отлетает далеко в сторону.

Володя осторожно поднимается с кирпичей и делает стопой движения — вверх и вниз, вверх и вниз. Ничего, как будто бы работает. Кладет мяч на землю, разбегается и бьет. Мяч летит и скрывается за сараем. А через несколько секунд он же, пущенный чьей-то сильной ногой, возвращается обратно и падает к ногам Володи и Людочки. И прежде чем они успевают что-нибудь сообразить, из-за сарая выбегает Вася. Смотрит па Володю, все еще не опомнившегося после всего происшедшего, на Людочку, на папку с рисунками, лежащую на кирпичах, сразу оценивает всю обстановку и с самым серьезным видом произносит:

— Кто это так ударил? Это был самый квалифицированный удар, какой я только видел на своем веку.

— Это у меня так случайно получилось, — робко заявляет Володя, еще сам не разобравшись, на самом ли деле он так хорошо ударил или Вася решил посмеяться над ним.

— Такие мастерские удары сами собой не получаются, — уверяет Вася и протягивает ему руку. — Поздравляю! Теперь, Володя, ты можешь без зазрения совести тренироваться со всеми, а не прятаться с Людочкой на задворках.

Володя нерешительно принимает дружеское рукопожатие.

— Ты так думаешь? Ты не шутишь? Понимаешь, Вася, такими вещами не шутят.

— Поверь моему опыту. Я футболиста вижу за два квартала. Ты бьешь не хуже Гриши.

Володя еще раз пытливо смотрит на капитана футбольной команды, потом неожиданно подпрыгивает на месте — такие тренировочные прыжки он где-то видел — и с необычайной для него живостью говорит:

— Правда, Вася, после этого удара я и сам вдруг почувствовал в себе какую-то особенную силу и ловкость. И уверенность!

— А что тебе говорил товарищ Дугин? Никто футболистом не родится. Надо только захотеть — и станешь спортсменом.

— Это я ему все показывала, Вася — с гордостью заявляет Людочка, — только он никак не мог понять. А сейчас он понял. Сейчас ты, Володя, ударил по всем правилам.

Володя подхватывает девочку на руки и начинает кружиться с ней.

— По всем, Людочка, по всем! По всем законам и правилам!

— Ну, нам пора идти, — умеряет пыл развеселившегося товарища Вася. — Все уже пошли. Будут ждать нас у входа на фабрику.

Володя опускает Людочку на землю, стряхивает пыль с ее платьица, со своих брюк. Потом берет папку с рисунками.

— Я готов. И все мое со мной, как говорили древние римляне.

— Давай, римлянин, не отставай, — смеется Вася. — А то опоздаем. Миновав сарай и обогнув сзади дом, мальчики выходят во двор, оттуда — на улицу.

Если «в одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань», то уж совсем невозможно заставить Васю и Володю идти рядом по оживленным московским улицам. Поминутно «трепетной лани» — Васе — приходится останавливаться и поджидать, когда «конь» — Солодя — вырвется из потока пешеходов и догонит его. Когда мальчики подходят к перекрестку, светофор показывает им свой зеленый глаз. Но только они ступают на мостовую, как зажигается желтый. Вася мчится вперед, а Володя робко поворачивает назад. И так, отделенные потоком автомобилей, стоят они несколько минут на разных сторонах улицы. Вася со своего тротуара грозит товарищу кулаком, а тот только беспомощно разводит руками.

Но вот Володя улучает минуту, когда они оказываются рядом, и говорит:

— Вот то, что Дугин «врио», это меня немного волнует.

— Ничего! — бросает Вася и сразу вырывается далеко вперед.

Володя опять догоняет товарища.

— Ловко ты отбил его.

— Кого его?

— Мой мяч. Ведь это был неотразимый удар.

— Неотразимый, — соглашается Вася и опять убегает вперед…

У входа на фабрику стоят Наташа, Таня, Петя, Гриша со своими фотоснимками, Коля, Андрюша со свернутой в трубку стенгазетой.

— Что вы так долго? — сразу набрасывается на пришедших Наташа.

Вася кивает назад, на Володю:

— Вот вечный тормоз.

Володя наставительно замечает:

— Нет вечного движения, нет и вечных тормозов.

— Научные дискуссии в другой раз! — объявляет Наташа. — Давайте обсудим, как действовать. Будем сразу вызывать Антона Яковлевича или подождем?

Вася отвечает:

— Отца вызовем в случае крайней необходимости. По внутреннему телефону. Я с ним договорился. Добавочный 64.

Так же, как полчаса назад у себя во дворе, возле кирпичей, Володя вдруг подпрыгивает на месте, после чего очень выразительно смотрит на всех присутствующих. Мальчики и девочки удивлены странной выходкой товарища. Но Володю сейчас ничто не смущает. Он выпячивает вперед грудь и важно заявляет:

— Таня, вы с Наташей должны мне сшить полную футбольную форму.

— Да, Володя скоро будет настоящим футболистом, — наскоро объясняет Вася. — После мы все подробно расскажем, а пока…

— Пока надо идти к тренеру, — заявляет Наташа. — Только к нему.

Вася спокойно возражает:

— Нет, отец мне советовал сделать иначе. Он сказал, идите прямо в комитет комсомола.

Наташе, как всегда, очень трудно уступить кому-нибудь в чем-нибудь, она пытается что-то сказать, но ее останавливает Таня:

— Вася сказал правильно. Пойдем в комитет комсомола.

Ребята всей группой проходят во двор и направляются к маленькому одноэтажному домику. Здесь, внутри, они поднимаются по небольшой лесенке. Володя на ходу показывает внимательно слушающему Андрюше на свою ногу и что-то, бурно жестикулируя руками, рассказывает ему.

У дверей комитета комсомола Вася останавливается.

— Ну как, пойдем все вместе или выберем уполномоченных?

— Мы все уполномоченные, — говорит Наташа. — Что же, из уполномоченных выбирать каких-то новых уполномоченных? Пойдем все.

— Пойдем все, — сразу соглашается Вася. — Только кто войдет первым?

— Ты забыл, куда идешь? — говорит Таня. — Идешь в комсомол. Все вместе и войдем.

Вася стучит в дверь. Сейчас же из комнаты раздается голос:

— Войдите!

Ребята открывают дверь и останавливаются на пороге. В комнате, на диванчике, сидит молодая работница в белом халате и колпачке. Рядом с ней — Ася.

Завидев вошедших, Ася встает с дивана и, видимо, заканчивая большой и серьезный разговор, произносит:

— Значит, Лена, все решено. Пойдешь в техникум учиться. А то, что у тебя мало времени, это не отговорка.

Потом обращается к ребятам:

— Что это у вас такой озабоченный вид? И все вы такие серьезные…

Наташа отвечает за всех:

— Мы к вам по очень важному делу.

— Если по очень важному делу, тогда я сейчас.

Она берет под руку молодую девушку и провожает ее к двери. Затем возвращается назад и указывает мальчикам и девочкам на диван и на стулья.

— Садитесь. Места хватит для всех.

Ребята шумно рассаживаются.

— Так какое у вас ко мне дело? — спрашивает Ася.

Наташа, не успевшая еще как следует усесться на диван, тут же вскакивает.

— Мы из Грибного переулка. Все там живем. Нас там очень много, но мы — представители всех мальчиков.

— А девочки вас не выбирали представителями? — улыбается Ася.

— Нет, у девочек все в порядке, — отвечает Андрюша. — И они очень благодарят вас и вообще фабрику за волейбольную площадку.

— А мальчики чем недовольны?

Теперь встает с дивана Таня.

— Мальчики очень огорчены и потому послали нас сюда.

По примеру девочек встает со своего стула Вася.

— Товарищ секретарь, с нами начал заниматься товарищ Дугин. Знаете вы его?

— Конечно, знаю. Подождите минутку.

Ася снимает трубку телефона и просит, чтобы ей дали двадцать третий номер. Затем, после паузы, говорит:

— Григорьев, ты? Приходи сейчас ко мне… Тут у меня представители… Чьи? Узнаешь… Хорошо.

Она кладет трубку. Вася продолжает:

— Товарищ Дугин так хорошо наладил у нас работу, что…

Он останавливается, подыскивая самое точное слово для определения качества налаженной работы. Володя ему что-то шепчет. Вася кивает головой и продолжает:

— Что даже те, кто никогда не думал о футболе, теперь стали играть.

— Что же такое он сделал, что вам так понравился? — интересуется Ася.

Андрюша быстро разворачивает принесенный с собой номер стенной газеты и кладет на стол, закрывая письменный прибор, все бумаги, даже телефонный аппарат.

— Вот смотрите, издается у нас регулярно.

Ася склоняется над газетой, внимательно ее рассматривает.

— Газета интересная. А чьи это рисунки такие хорошие?

— У нас свой художник. Вот он, — говорит Вася и отбирает у Володи папку с рисунками. — Смотрите, какие он еще замечательные инструкции сделал.

Ася берет папку, начинает разбираться в ней. Гриша тут же выкладывает на стол фотографии и поясняет:

— Эти снимки тоже по предложению товарища Дугина сделаны. Все, все — он.

— Мы регулярно занимаемся гимнастикой, зарядкой, тренируемся, — добавляет Коля.

В комнату входит Григорьев. Андрюша встает и уступает ему место.

— Это ребята из Грибного переулка, — говорит Ася. — Пришли рассказать о своих футбольных делах.

Григорьев стучит себя по одному карману, по другому, по третьему, потом из четвертого вынимает записную книжку. Раскрывает ее.

— Грибной переулок? Дом пять, да? Так вот, Гаврилов уже выздоровел. Через несколько дней начнет с вами заниматься. Он ведь уже был у вас?

— Был, — упавшим голосом отвечает Петя.

В разговор вмешивается Ася:

— Я знаю, что был. Он мне рассказывал о своем посещении. Но я не пойму, чем же вы недовольны? Чего же вы хотите?

С дивана одновременно встают Наташа и Таня.

— Мы бы очень хотели, — робко начинает Наташа.

— Чтобы у мальчиков оставили товарища Дугина, — продолжает Таня.

— Гаврилов тоже очень хороший, — снова говорит Наташа.

— Но Дугин мальчикам больше по душе, — заканчивает Таня.

— И за этим вы пришли? От имени всего двора? — спрашивает Ася.

— От имени всего двора, — подтверждает Таня.

Володя решительно подходит к столу, за которым сидит Ася, и с чувством произносит:

— Представьте себе — я всегда был далек от спорта. И так меня футболом заинтересовал товарищ Дугин, что у меня уже выдающиеся удары получаются. Вот спросите Васю.

Ася с улыбкой слушает Володю, потом говорит очень просто и сердечно:

— Так вот что, ребята. Я все хорошо представляю себе. И хочу вас обрадовать. Гаврилов был у меня, все рассказал о ваших делах. И сам предложил оставить у вас Дугина. Я с тобой пока по этому вопросу не говорила, Григорьев, но я думаю, что ты не будешь возражать. Алексей Константинович согласен.

Григорьев опять раскрывает свою книжечку:

— Значит, можно зачеркнуть фамилию Гаврилова?

— И напиши вместо нее фамилию Дугина. Идите, ребята, спокойно занимайтесь, с вами останется Дугин. И желаю вам всяческих успехов в футболе.

— В этом не сомневайтесь! — заявляет Володя и победоносно обводит взглядом всех ребят.

— И чтобы в школе у вас все было в порядке, — предупреждает Ася и многозначительно добавляет: — По русскому языку, по французскому…

— В этом вы тоже можете не сомневаться, — говорит понимающе Вася.

Ребята шумно поднимаются со своих мест, собирают со стола рисунки, свертывают стенгазету. Потом направляются к выходу. Наташа преграждает им путь.

— Что же, так мы и пойдем? И не поблагодарим за все?

Все смущенно молчат. Улыбаясь, Ася подходит к ним.

— Ничего, ничего. Лучшая ваша благодарность — это успехи в занятиях и в спорте.

Неловко откланиваясь и натыкаясь друг на друга, ребята покидают комнату. Быстро идут по коридору, сбегают по лестнице и выходят во двор.

Наташа говорит:

— Ты заметила, Таня, у Аси новая прическа. По-моему, к ней это больше идет.

— В тысячу раз, — соглашается Таня.

— Ну что за народ — девчонки, — сердится Вася. — У них на уме одни только прически. Это, во-первых. А потом — какая она для вас Ася?

Наташа неодобрительно качает головой:

— А я только хотела порадоваться, какой ты, Вася, стал выдержанный и спокойный. А ты опять за свое.

Вася важно заявляет:

— Когда я выполняю капитанские обязанности, я держу себя в руках.

— А ты всегда думай, что выполняешь капитанские обязанности, — советует Володя. — Будешь всегда держать себя в руках.

Петя вдруг останавливается посреди двора и с досадой произносит:

— Ну вот! Об одной вещи мы забыли сказать. Надо было рассказать о нашей футбольной песне.

— Очень хорошо, что не рассказали, — успокаивает Володя товарища. — Произведение еще не отделано, не отшлифовано. И опубликованию не подлежит.

На улице Вася задерживается.

— У нас, ребята, сегодня еще один поход. Мы с Колей и Петей пойдем к «тихарям».

— Неужели приглашать на игру? — радуется Наташа и даже берет Васю за руку.

— Да, пойдем вызывать на соревнование.

— Ты только им не говори, Вася, про мои футбольные успехи, — полушутя-полусерьезно предупреждает Володя. — А то они испугаются и не придут к нам.

И мальчики и девочки смеются. Громче всех, конечно, Наташа.

На углу ребята расстаются: одни идут домой, Вася, Петя и Коля — к «тихарям».

По дороге Вася рассказывает друзьям:

— Я сегодня Володе сказал, что он уже может считать себя футболистом. Молодых игроков надо поощрять.

— Конечно, это правильный педагогический прием, — говорит Петя.

— Теперь он поверит в свои силы и будет с нами заниматься, — заявляет Коля.

Мальчики проходят один квартал, другой и попадают на широкую, оживленную улицу. По обеим сторонам ее зеленеют молодые деревья, посаженные только в прошлом году.

Мальчики поворачивают в переулок. Еще один поворот — и Вася показывает на табличку: «Тихий переулок». Самоуверенно говорит:

— Школу я всегда найду. Если висит автомобильный знак с черным треугольником, — значит, здесь школа. Езда шагом.

Утопающее в зелени здание новой школы видно гораздо раньше, чем автомобильный знак. Но все же, когда друзья подходят к самым воротам школы, Вася показывает на висящий посреди улицы желтый квадрат с черным треугольником:

— Что я говорил!

Мальчики входят в большой школьный двор. В глубине его, на спортивной площадке, несколько крепких, здоровых ребят прыгают через обычные детские скакалки. Одни прыгают на обеих нотах, другие — на одной. А два мальчика, разложив веревки на земле в виде кругов, прыгают из одного круга в другой.

Но вот школьные футболисты, очевидно, по чей-то команде, прекращают упражнения. И к друзьям направляется высокий, стройный мальчик. Петя, Вася и Коля узнают в нем капитана команды «тихарей» Толю и идут к нему навстречу.

— Здравствуйте, товарищи! Каким попутным ветром? — еще издали говорит Толя и приветливо машет рукой.

Хозяин и гости дружески здороваются. Вася указывает на школьников, столпившихся на площадке, и понимающе говорит:

— Тренируетесь?

— Уже кончили. Сегодня у нас был тренировочный день, — отвечает Толя. — Тяжело в учении, легко в бою. Знаете такое суворовское правило?

Подходят Федя, Алексей, Тимофей и еще несколько мальчиков. Федя направляется прямо к Пете, крепко пожимает ему руку и весело спрашивает:

— Ты не обиделся тогда на меня? Помнишь, когда не засчитали твой мяч?

Алексей спрашивает:

— Больше не пачкаете книг? Такое несчастье, мы тут долго о нем вспоминали.

— Вообще неудачная была игра, — снова говорит Федя. — Ну ничего, скоро отыграетесь. Мы знаем про ваши дела. Тоже начали прыгать и скакать? Толя уже пугает нас: «Погодите, они еще нам покажут себя!»

— Вот насчет этого мы и пришли к вам, — говорит Вася. — То есть, конечно, не чтобы показать себя, нам еще нечего показывать, но сыграть с вами хотим. В ближайшую среду. Это потому, что у нашего тренера среда — выходной день.

Слово «тренера» Вася произносит с трудно скрываемой гордостью и даже делает паузу, чтобы посмотреть, какое оно произведет впечатление на Толю и его друзей. Петя пользуется этой паузой:

— И родители наши хотят посмотреть на игру. А на фабрике выходной в среду.

— Что же, очень хорошо. Будем играть в среду, — соглашается Толя. — У большинства из нас как раз в четверг легкие уроки. Теперь второй вопрос — где?

— И тут мы тоже хотели бы просить вас, чтобы вы пришли к нам, — с утонченной вежливостью говорит Вася, сам удивляясь, как это хорошо у него получается. — Правда, у нас еще не все оборудовано, но к той среде…

Толя прерывает его:

— Мы будем очень рады сыграть у вас. Но все же, мне кажется, наше поле больше приспособлено…

Федя нетерпеливо машет рукой.

— Ну, пошли дипломатические переговоры. Ты лучше, Толя, покажи ребятам наше поле. Они увидят, каково оно.

— Правда, пойдемте посмотрим, — предлагает Толя.

Мальчики идут в конец школьного двора.

— Вот здесь, — широким жестом показывает вокруг Толя, — еще недавно росли трава, бурьян, был кустарник, много мусора, щебня. Ведь у нас недавно выстроена школа…

— Это мы знаем, — говорит Вася.

— А все, что здесь сейчас, ребята сами сделали.

— Хорошая площадка, — одобряет Коля. — Большая.

— Шестьдесят на тридцать, — с гордостью информирует Тимофей.

Мальчики идут дальше, останавливаются у ворот. Вася берется рукой за штангу:

— Прочно стоит. И окрашена, как железнодорожный шлагбаум.

Его толкает Петя:

— А ты обрати внимание — настоящая сетка. И размер ворот нормальный. Правда, Толя?

— Как на «Динамо», — отвечает за него Федя.

— Пойдемте дальше, — приглашает Толя и направляется к центру поля. — Вы видите, у нас все линии четко обозначены белой краской.

— Этого у нас нет, — признается Вася. — У нас еще многого нет.

— А мы тоже сделаем у себя такие линии, — заявляет Коля. И тут же обращается к Толе: — Вы сами размечали?

— Всю разметку сами сделали.

— У нас и угловые флаги есть, — показывает Тимофей.

— И даже скамейки для зрителей! — в тон ему говорит Коля.

— В общем, у вас точная копия настоящего футбольного поля, — подводит итог Вася.

— Только меньшего размера, — уточняет Толя.

Федя вдруг хватает Петю за руку и указывает направо:

— Ты еще не все видел. Вон, видишь, кран. Сюда мы подвели воду. Зимой устроим здесь каток. А теперь перед каждой игрой поливаем поле. Придете к нам играть — будет поле свеженькое.

Вася переглядывается с двумя другими представителями «грибников». Прочитав в их глазах молчаливое одобрение, он говорит:

— Тогда, может, действительно, один раз сыграем у вас, а потом — вы к нам. К тому времени и у нас будет такое же поле. Только жаль — места у нас все-таки мало.

— Вот и договорились, — заключает Толя. — Теперь еще такой вопрос: кто будет судить? Надо играть по всем правилам.

— Обязательно, — восклицает Вася. — Мы об этом уже думали. И у нас есть кандидатура. Товарищ нашего тренера, игрок нашей фабричной команды. Смирнов. Не возражаете?

— Очень хорошо, — сразу соглашается Толя. — Значит, договорились.

— Договорились, — подтверждает Вася.

Федя смеется:

— Конференция закончилась.

Толя, Федя, Тимофей, Алексей и еще несколько школьников провожают гостей до ворот. Оба капитана пожимают друг другу руки. Толя говорит:

— Значит, в среду мы вас ждем к себе. В шесть часов. Удобно это вам?

— Очень удобно, — отвечает Вася.

Представители «грибников» выходят на улицу.

— Теперь понятно, почему они нас тогда побили, — подытоживает результаты виденного у «тихарей» Вася. — Преподаватель физкультуры у них в школе хорошей — и команда хорошая.

— Если бы у нас не было Дугина, я бы даже позавидовал им. Такую площадку соорудить! — восклицает Коля.

Петя вдруг начинает смеяться:

— А помнишь, Вася, ты их мазилами называл. И как мы решились тогда с ними играть? Какие тогда мы были и какие они!

— Конечно, много значит, как относится школьное начальство к спорту, — замечает Вася. — Хорошо было бы, если бы наш директор и преподаватель физкультуры сюда пришли. Посмотрели бы.

— Конечно, хорошо было бы, — соглашается Коля. — Директора тоже обмениваются опытом.

Мальчики переходят через улицу, и разговор прерывается. На противоположном тротуаре Вася продолжает:

— А в общем, мы неплохо выполнили поручение. Одно только жалко, что к ним пойдем играть, а не они к нам.

— Я об этом тоже все время думаю, — вздыхает Коля. — Из-за бабушки расстраиваюсь. Она так хотела посмотреть на нашу игру, а сюда ей далеко идти.

Коля, Вася и Петя замолкают. Они думают о своих бабушках, папах и мамах, которые, конечно, вряд ли придут сюда, в чужую школу, на первый «большой футбол» дворовой команды. И каждому от этих мыслей становится немного грустно…

Сегодня мальчики идут в гости к «тихарям». Это их первое после полуторамесячной тренировки футбольное соревнование.

У Наташи чрезвычайно озабоченный вид. В таких случаях у нее всегда забот больше, чем у кого бы то ни было во всем дворе. Виктор обиделся, что его не берут с собой. Пришлось после школы бежать к Дугину домой, вызывать его и улаживать с ним этот вопрос — сейчас Виктор тоже идет, правда, запасным. Потом выяснилось, что не у всех мальчиков стираны рубашки. Пришлось Тане и другим девочкам заняться этим. И вот рубашки уже висят на веревке и подсыхают, скоро можно будет их гладить. А тут новое волнение — пропали Коля и Петя. Хотя уроки в школе давно закончились, их все нет и нет. Всегда они в самый нужный момент исчезают, все ноги отобьешь, пока они найдутся…

Наташа усаживается рядом с Виктором на скамейку и поучает его:

— Запомни одно. У тебя всегда что-то не ладится с рубашкой. Неужели ты не можешь раз и навсегда засунуть ее в трусы, чтобы она не вылезала? Может, тесемки пришить?

Виктор обижается:

— Скажешь еще… Совсем, как у Людочки — юбочка с лямками! Никуда не денется моя рубашка, можешь не волноваться.

Хорошо, здесь можно не волноваться. Но ведь есть еще тысячи поводов, чтобы сердце учащенно билось, билось, билось… И она бросает беспокойный взгляд сначала на ворота, откуда должны появиться Петя и Коля и откуда они все еще не появляются, потом переводит взгляд на висящие на веревке рубашки. Тут ее глаза светлеют — рубашки уже совсем сухие, можно снимать.

Наташа вскакивает со скамейки, но, прежде чем покинуть Виктора, заканчивает свои наставления:

— Я уже всем говорила и тебе еще раз скажу: после игры переходите к водным процедурам…

— Совсем, как по радио, — смеясь, перебивает ее Виктор.

— По радио правильно говорят. Переходите к водным процедурам, умойтесь. Словом, делайте все, как вам говорил Дугин.

— Знаю, знаю, — снова перебивает ее мальчик. — После игры вымыть ноги, умыться, переодеть носки и обувь, снять форму. Все знаю. Так что можешь тоже не волноваться.

— Хорошо бы еще всем вам искупаться под душем или в речке…

— Где мы там в Тихом переулке найдем речку? — уже возмущается Виктор. — Ты думаешь, о чем говоришь?

— Это правда, — соглашается Наташа, но тут же находит выход: — Тогда дома помойтесь, когда вернетесь.

— Все сделаем, как по писанному, — успокаивает свою наставницу Виктор.

Но Наташа уже не слышит его и мчится к веревкам, на которых висит белье.

Вообще, надо сказать, что сегодня волнуется не одна только Наташа. Волнуется Володя. Ведь он в первый раз идет на игру, и к кому — к прославленным «тихарям»! Пусть тоже, как и Виктор, запасным, но все-таки! Не спокоен, хотя не подает вида, Вася. Капитан! Надо позаботиться и о мяче, и о том, чтобы у всех были одинаковые футболки, трусы, гетры, и чтобы ребята не грубили на поле, и чтобы с судьей не спорили… А потом, где же, в самом деле, Коля и Петя?

Даже Ипполит и тот сегодня в душе не очень спокоен. Хотя ни одним словом, ни одним движением не показывает этого своим ученикам.

Он сидит за столом в штаб-квартире, здесь же почти все мальчики. В сущности не так много прошло времени, а изменилось все порядочно. Взять хотя бы внешний вид футболистов! Да и не один только внешний вид. Они играют лучше, стали дисциплинированнее, даже друг с другом вежливее. И штаб-квартира приобрела вполне культурный вид: провели сюда электрический свет, жильцы принесли старые стулья и даже маленький диванчик с поломанной ножкой, который ребята сами починили. В углу — свежий номер стенной газеты, рядом — последний номер «Пионерской правды», на другой стене — портреты отличников двора, и среди отличников — Тихон Максимович. Подпись под его портретом такая: «За прекрасную уборку площадки и всех прилегающих к ней территорий», Рядом портрет Володи с подписью: «Первое место по удару внутренней стороной стопы». Тут же фото Васи, «…сочетающего организационную работу в качестве капитана с успехами в учебе». И все эти настоящие, художественно выполненные фотографии — работа Гриши Он же оформил доску с изображением отдельных моментов игры, заснял удары… Очень полезная доска!

По собственному опыту Ипполит знает, что в такой день не следует много говорить о предстоящей игре. И он заводит разговор совсем о другом:

— Вчера у нас в клубе показывали новую кинокартину. «Золотые руки» она называется. О ремесленниках. Очень интересная картина.

Саша, услышав слово «руки», не может не высказать то, что наболело у него за всю его беспокойную вратарскую жизнь:

— Когда смотришь на вас, ребята, из ворот, диву даешься, какую волю вы даете своим рукам. Не золотые они у вас, а какие-то загребущие. А сегодня особенно смотрите, чтобы они нас не подвели. Вот ты, Андрюша, как не достанешь мяч головой, почему-то хватаешь его руками. Ты бы привязал свои руки или что-нибудь другое сделал…

В дверь, хотя она и не прикрыта плотно, кто-то стучится.

— Войдите, — говорит Ипполит.

Дверь открывается. В гараж входит невысокого роста молодая женщина в синем, строгого покроя, костюме. В одной руке у нее портфель в другой — летняя соломенная шляпа.

Мальчики, как по команде, вскакивают со своих мест и хором говорят:

— Здравствуйте, Ольга Никитична!

Женщина, не торопясь, осматривает обстановку штаба, потом отвечает:

— Здравствуйте! Садитесь.

И снова, точно на уроке в классе, все мальчики одновременно опускаются на свои места. Только Андрюша берет свой стул и подставляет его гостье. Та садится.

— У вас здесь очень хорошо, товарищ Дугин. Вы ведь Дугин?

— Я Дугин, — отвечает Ипполит.

— А я преподаю французский язык вот этим молодым людям, — рекомендуется посетительница и показывает на мальчиков, сидящих вокруг стола. — Мне уже столько рассказывали про ваши футбольные дела!

— Ну, какие там у нас дела, — скромно замечает Ипполит.

— Как какие? А это что? — говорит Ольга Никитична и, встав со стула, подходит к стене: — Правила поведения юного футболиста… Личная гигиена игрока… Как бить головой… Обманные движения… Даже учите моих учеников обманывать друг друга… А вы говорите — какие дела!

Все смеются шутке учительницы. Гриша берет со стола объемистую тетрадь.

— Посмотрите, Ольга Никитична, наш дневник. Гостья перелистывает тетрадь, читает вслух выдержки:

— «Сегодня Саша тренировался тридцать минут у стенки. Ловил мяч с падением и без падения. Постепенно отвыкает падать». «Выбрали судейскую колегию. Председатель ее Антон Яковлевич — отец Васи». Хорошо, но слово «коллегия» надо писать через два «л».

— Это мы в спешке, Ольга Никитична, — оправдывается Валя. — А вы дальше смотрите, там еще интереснее.

— Посмотрим дальше, — говорит учительница и перелистывает страницу. — «Сегодня у нас были большие огорчения. Так как у нас во дворе футбольная площадка еще не готова, мы пошли играть на наш пустырь. А нас туда не пустили. Там будет шахта новой линии метро. Сначала все расстроились, но потом товарищ Дугин объяснил, что надо только радоваться этому. Метро не всюду строят, а место для игры всегда найдется. Обещал договориться с администрацией фабричного стадиона, чтобы нас, когда нет игр, пускали туда».

— А у нас еще есть судовой журнал, — говорит с гордостью Саша.

— Что же вы заносите в него?

— Всякие важные события. Вот, например, сегодня запишем, что вы были у нас…

— Конечно, это чрезвычайное событие, — улыбается гостья.

Андрюша протискивается из-за спин товарищей и говорит:

— Посмотрите на карикатуры, Ольга Никитична. Это работа Володи.

Ольга Никитична подходит к другой стене, где висят карикатуры.

— Он и маленьких тоже хорошо рисует, — вмешивается в разговор Виктор. — Посмотрите, как он изобразил Людочку — сестру Коли.

— Это самая маленькая любительница футбола у нас во дворе, — поясняет Гриша. — Только колина бабушка совсем не смешная.

— Я боюсь его бабушку, — говорит Володя, — поэтому и осторожно ее нарисовал.

— А вы, Ольга Никитична, обратите внимание еще на это, — показывает на новый рисунок Валя. — Человек, который больше всего любит футболистов.

— Кто же это? Стекольщик?

— Конечно, он, — отвечает Валя. — Если бы мы не били стекол, ему нечего было бы делать.

Ольга Никитична улыбается и отходит от стены.

— Ну что же, все, все замечательно! Но знаете, чего вам еще нехватает? Еще одной доски, но доски особой. Чтобы на нее заносили отметки всех ваших игроков, какие они получают в школе. Скажем, если ученик плохо учится, вы его временно исключаете из команды. Пока он не исправит отметки. Этим вы хорошо поможете нам, преподавателям.

— У нас фактически так и делается, — говорит Ипполит. — Но насчет доски — это хорошее предложение. Мы ее сделаем обязательно.

В гараж стремительно вбегает Наташа. Она настолько взволнована, что даже присутствие в штабе взрослой незнакомой женщины ее не очень удивляет. Она ей кланяется и сразу обращается к мальчикам:

— Сейчас же идите и разбирайте свои рубашки и трусы! Мы с Таней уже все выгладили. А то сидите здесь, ждете, чтобы вам все готовенькое на подносе принесли.

Мальчики, извинившись перед учительницей, один за другим покидают гараж. Когда последний скрывается за дверью, Наташа подходит к Ипполиту и внезапно упавшим голосом говорит:

— Что же нам делать, товарищ Дугин? Нет до сих пор Коли и Пети. Все обыскали, нигде их нет.

— Появятся, Наташа, не беспокойся, — успокаивает девочку Ипполит. — Такие футболисты, как они, не подведут команду.

Ольга Никитична внимательно смотрит на Наташу, затем с улыбкой обращается к ней:

— Мне Вася рассказывал, что какая-то девочка, которая живет в одном с ним дворе, помогала ему заниматься французским языком. Так вот я хочу обрадовать эту девочку: позавчера у нас была контрольная, я проверила васину тетрадь и поставила ему четверку. Тебе это должно быть особенно приятно…

Наташа пытается что-то возразить, но учительница продолжает:

— Он еще об этой четверке не знает, но тебе я могу о ней сказать. Можешь сама его порадовать…

Наташа снова пробует что-то сказать, но Ольга Никитична уже обращается к Ипполиту:

— Я никогда не думала, что мальчик так быстро выравняется. Если он хорошо выдержит экзамен, — выведу ему за год четверку.

— Выдержит, — уверенно говорит Ипполит. — Какой же это спортсмен, если не сумеет по-настоящему взяться за учебу. А в спортивном росте ваших учеников, Ольга Никитична, вы можете сегодня же убедиться. Сегодня они встречаются с очень серьезным противником — школьной командой из Тихого переулка. Через час мы идем к ним в школу. Это недалеко отсюда. Может быть, и вы с нами?

— Эту школу я знаю. Новое, красивое здание, — говорит Ольга Никитична и смотрит на часы. — Хорошо, я с вами. А пока похожу по квартирам моих учеников в этом доме.

Ольга Никитична направляется к двери, но тут ей дорогу преграждает Наташа.

— Я все время хотела вам сказать… И сейчас хочу сказать… Вы, наверное, меня приняли за Таню. Это Таня занималась с Васей, а не я. Я бы никогда не сумела этого сделать. У меня усидчивости нехватило бы. У меня и терпения совсем нет. И я не смогла бы справиться с Васей. А Таня смогла. Она еще не то может!

И совсем уже неожиданно заканчивает:

— И эту четверку больше Таня заслужила, чем Вася!

— А я на тебя смотрела, и мне казалось, что именно ты и есть та самоотверженная девочка, у которой много и терпения, и усидчивости, и желания помочь товарищу в беде, — говорит, улыбаясь, Ольга Никитична и поворачивается к Ипполиту: — Значит, через час я буду во дворе вас ждать.

Ольга Никитична уходит. Вслед за ней покидают гараж и выходят во двор Ипполит и Наташа. Здесь к ним подбегает взволнованный Вася.

— Товарищ Дугин! Все в сборе. И все получили обмундирование. И все готовы отправиться на встречу в назначенное время. Но только, товарищ Дугин, до сих пор нет Пети и Коли.

— И что же думает делать капитан? — спрашивает Ипполит.

Вася закусывает губу, некоторое время молчит, потом чуть дрогнувшим голосом отвечает:

— Я думаю вместо неявившихся поставить двух запасных — Володю и Виктора. А Петю и Колю за самовольную отлучку лишить права игры и дисквалифицировать на месяц.

Наташа выступает вперед.

— Что ты делаешь, Вася? Это же твои товарищи! Твои ближайшие друзья! Опоздали немного, а ты уже так разделываешься с ними.

— Такие у нас в спорте законы, Наташа. Тут миндальничать нельзя, — с каменным выражением лица говорит Вася и отворачивается в сторону.

— Какой же ты стал строгий! Еще есть время. Они могут с минуты на минуту появиться. Таня послала своего Володю их разыскивать. Он пошел на поиски с Маришкой.

— Нашли следопыта, Маришку! — возмущается мальчик. — И вообще придумали — теперь и Володя ушел, наш запасной.

— Наташа права, — кладет конец спорам Ипполит. — Еще есть время. Мы подождем немного, потом будем меры принимать. А ты лучше, Наташа, скажи, какой у тебя есть для Васи сюрприз.

Девочка надувает губы:

— Я сама хотела ему сказать, хотела порадовать. А теперь пусть кто хочет его радует, а я не скажу ни слова. Если он такой товарищ!

Ипполит берет руку Наташи и вкладывает ее, несмотря на энергичные протесты девочки, в руку Васи.

— Сейчас же помиритесь! Ты, Наташа, должна помнить, что Васю нельзя волновать перед состязанием.

Вася хочет выдернуть свою руку, но девочка уже очень крепко держит ее. И, придав своему лицу самое безразличное выражение, говорит:

— Ольга Никитична только сейчас рассказывала нам о твоей последней контрольной. У тебя она не так уж плохо написана.

Вася сразу бледнеет:

— Сколько?

— Четверка! Понял ты теперь, что Таня отнеслась к тебе, как самый настоящий товарищ. А ты что хочешь с Петей и Колей сделать?

— Хорошо, не буду я с ними ничего делать, — обещает Вася, но тут же спохватывается: — Пока не буду. Еще полчаса.

— А сейчас, — предлагает Ипполит, — давайте пройдем на улицу, посмотрим, не идут ли они.

Все направляются к воротам. Наперерез им, подобрав подол юбки, спешит Анастасия Ивановна. Поравнявшись со всеми, она спрашивает:

— Не нашелся Коля?

— Нет. Не приходил еще, — отвечает Ипполит и, чтобы успокоить старую женщину, добавляет: — Уже послали Володю на поиски. Скоро они будут.

— Полчаса подождем, — сурово заявляет Вася, — а через полчаса заменим их другими игроками. Даже, если они придут.

Анастасия Ивановна рассерженно произносит:

— Как же это так? Не разрешишь Коле играть в футбол? Думать надо, прежде чем говорить такое. Футбол не только удовольствие, мой милый. Сам знаешь, что такое футбол!

Вася не успевает ответить. Совсем невдалеке раздается громкий собачий лай, затем в воротах появляется Маришка, которая тащит за собой на туго натянутом поводке Володю. За Володей во двор входят Коля и Петя.

— Где вы пропадали? — первым набрасывается на пришедших Вася. — Сорвать хотите игру? Сейчас же идите и берите свою форму. А о вашем опоздании будем говорит особо.

— Подожди, не сердись, Вася, — прерывает его Володя. — Коле и Пете стало жалко, что бабушка и вообще все наши родители не будут на футболе. Не о себе они беспокоились, когда решили пойти к «тихарям», чтобы уговорить их прийти к нам во двор играть.

Он делает паузу и торжественно заключает:

— Через полчаса «тихари» будут здесь!

— Ты нас, Вася, извини, что мы тебя не предупредили, когда пошли к «тихарям», — говорит Петя. — Но ты всегда повторяешь: «Плох тот капитан, который дает задний ход». Поэтому мы решили сделать все без тебя.

— Чтобы ты не отговорил нас, — поясняет Коля.

— Что же вы наделали? — полусердито-полусмеясь восклицает Ипполит. — Ведь у нас же ничего не готово! Скамеек нет, раздевалки не подготовлены, линий мы не наметили, угловых флагов нет. Ничего нет!

Коля и Петя стоят с понурым, виноватым видом. Глядя на кислые физиономии друзей, Васе становится не по себе. И чтобы подбодрить их, он легонько толкает одним плечом Петю, другим плечом легонько толкает Колю и говорит:

— Товарищ Дугин! Будьте спокойны, все у нас в один момент будет готово. У нас же целый час впереди, если хорошенько взяться, можно горы своротить.

Петя ответно толкает плечом Васю.

— Мы в одно мгновение все сделаем. За полчаса передвинем эти горы.

Коля еще решительнее заявляет:

— В двадцать минут вполне уложимся.

Но может ли Наташа в таких случаях отставать от каких-то мальчиков? И она восторженно кричит:

— Десять минут достаточно для всего! Зато бабушка увидит своего Колю.

Ипполит смеется и пишет на клочке бумаги какие-то цифры. Затем передает бумажку Васе.

— Это — телефон Смирнова. Сейчас же позвони ему, пусть приходит сюда, а не в Тихий переулок. Если его не предупредить и он лишний рейс проделает туда, — тебе не сдобровать.

Вася берет записочку, но, прежде чем броситься выполнять задание, командует:

— Наташа! Бери Таню и беги известить всех взрослых. В первую очередь — родителей футболистов. Коля, Петя, Володя — займитесь скамейками и стульями. Ты, Андрюша, разыщи Вову, пусть проверит радиолу. Валя, иди к Тихону Максимовичу, попроси полить площадку. Я сейчас вернусь, скажу, что еще надо.

— Антона Яковлевича и Наталью Петровну я сама извещу — пошлю Людочку. И насчет места для меня не беспокойтесь, свой стул принесу, — заявляет Анастасия Ивановна и, подобрав подол своего длинного широкого старинного покроя платья, величественно удаляется.

Ребята расходятся: Наташа — оповещать родителей, Андрюша — разыскивать дворника, Валя — радиотехника, Володя, Петя и Коля идут за скамейками.

— Вам хорошо, — жалобным тоном начинает Володя, — вы сейчас переоденетесь — и на поле. А я?..

— Что — ты? Ты — запасной. Тоже почетная обязанность, — успокаивает товарища Коля.

Володя горько усмехается:

— Почетная! Сиди и дожидайся, чтобы заменить кого-нибудь. Так можно всю игру просидеть без дела.

— Что же ты хочешь? Чем мы тебе можем помочь? — участливо спрашивает Петя.

Володя сразу оживляется.

— Вот если бы ты был товарищем, ты бы нагрубил судье на поле. Или упал как-нибудь неудачно. Или нарочно поскользнулся… Для товарища сделал бы это.

Петя даже останавливается.

— Нарочно?

— Ну да! Для товарища. Хотя бы за три минуты до конца! А я тебе за это книжки буду доставать у Татьяны. Она даже знать не будет.

— Нарочно я никогда этого не сделаю, — безоговорочно заявляет Петя.

— Я удивляюсь, Володя, как можно даже об этом думать! — возмущается Коля.

— Тоже товарищи называются! А кто о вас сегодня беспокоился? Кто бегал вас встречать? Кто за вас заступался?

— Это к делу не относится. Это твоя обязанность, как члена команды, — отрезает Коля столь решительным тоном, что Володя сразу умолкает.

Оставшееся до начала игры время пролетает быстро. Многое удалось сделать — перетащить и расставить скамейки, стулья, полить площадку, известить родителей. Но кое-чего все же не сделали. Например, хотелось сегодня же устроить подъем флага в честь открытия площадки. Мачту для флага успели установить, но самого флага так и не приготовили — не могли окончательно решить, что должно быть изображено на полотнище. Было множество предложений, но ни одного по-настоящему дельного. Разве можно считать серьезным предложение Гриши — нарисовать на флаге, исходя из того, что команда дворовая, план двора со всеми домами и пристройками? Или володино предложение — написать на флаге четыре большие синие буквы на красном фоне — «ДКГП», что должно означать «Дворовая команда Грибного переулка». И в правом углу зеленой краской — цифру «148» — номер домоуправления. Словом, флаг не придумали. Не предупредили фабричные организации, а без них — какой праздник?! Потом встретились большие затруднения с установкой радио. Вова решил поставить радиолу в окне одной из квартир нижнего этажа дома, поближе к футбольной площадке. Но хозяев квартиры дома не оказалось — они уехали на весь день за город. Пришлось поставить обыкновенный патефон на столике, тут же во дворе…

И вот он уже гремит на весь двор. Пластинки специально подобраны — спортивные. Правда, выбор их не так велик — всего три, причем одна с изъяном. И Вове приходится, пока она проигрывается, несколько раз приподнимать и снова ставить на пластинку иголку, чтобы одна и та же музыкальная фраза не повторялась до бесконечности.

Прибыла в полном составе и тоже с двумя запасными команда «тихарей». Их окружают хозяева, радушно здороваются со всеми. Появляется разысканный Васей после десятого телефонного звонка судья состязаний Смирнов. Он подходит к Ипполиту и спрашивает его:

— У нас что сегодня будет, как у людей, или просто так?

— Как у людей, — отвечает Ипполит.

— Тогда будьте любезны, предоставьте в мое распоряжение двух помощников судей. Одному мне трудно будет справляться.

Ипполит бросает быстрый взгляд на сравнительно не очень большое поле, но все же говорит Васе и Толе:

— Выделите помощников.

— Степа! — кричит Вася стоящему неподалеку мальчику в форме учащегося ремесленного училища. — Иди в помощники судьи!

— И ты, Тимофей, — спокойно говорит Толя, — будешь помощником судьи.

Тимофей и Степа сейчас же подходят к Смирнову. А Вася жестом гостеприимного хозяина указывает Толе на дом и говорит:

— Для вашей раздевалки мы отвели комнату в конторе домоуправления. Вон в том подвале. Можете там располагаться. А мы будем в нашей штаб-квартире. В гараже. Пойдемте, я вам покажу ваше место.

В сопровождении Васи команда «тихарей» уходит в свою раздевальню, «грибники» бегут в гараж.

Постепенно заполняются «трибуны». Здесь уже сидят Иван Кузьмич и рядом с ним в свежевыстиранном белом переднике Тихон Максимович. Впереди сидят Ольга Никитична и выделенный ей в качестве персонального комментатора запасной Виктор. Приходят женщина с двумя девочками и мать Жени. Появляются со своими стульями Анастасия Ивановна с Людочкой и Антон Яковлевич с женой. Правый угол занимает группа девочек. Таня беспокойно посматривает по сторонам и шепчет про себя:

— Где же это Наташа? Куда она запропастилась? Всегда пропадает, когда она нужна.

Виктор комментирует:

— Видите, Ольга Никитична, эту женщину, которая садится сейчас на стул? Это Елена Ивановна, мать Володи, вашего ученика. А собачка у ее ног называется Маришка. Она всегда лает, когда забивают гол. А вон в правом углу сидит сестра Володи Таня. Это она помогала Васе заниматься французским.

— А это кто? Стоит за воротами и прыгает с ноги на ногу.

— Неужели вы не узнали? Это и есть Володя. Он запасной игрок. Я тоже запасной. Если надо будет заменить кого-нибудь, — мы тут как тут.

На поле, под торжественные звуки спортивного марша, выходят судья с двумя помощниками.

— Сейчас он свистнет, — предсказывает Виктор.

И действительно, Смирнов протяжным свистком вызывает футболистов. Почти одновременно выбегают на поле обе команды и становятся на линии центрального круга одна против другой.

— Аплодировать можно? — нерешительно спрашивает Антон Яковлевич, ни к кому, собственно, не обращаясь.

Потом оглядывается вокруг. По лицам зрителей ему без слов становится понятно, что аплодировать не только можно, но и нужно. И он первым начинает хлопать в ладоши. За ним — остальные. Они аплодируют стоящим на середине поля мальчикам, одетым в новую красивую форму, аплодируют скромно укрывшемуся на скамейке за деревом тренеру Дугину, аплодируют сидящим на трибунах девочкам, так много потрудившимся для создания дворовых спортивных площадок.

А на поле идет обычная футбольная процедура. Команды обмениваются приветствием: «Физкультпривет!» Судья подзывает к себе капитанов, здоровается с ними, они здороваются друг с другом. Капитаны тянут жребий, право выбора поля достается «грибникам», но они уступают это право гостям. Судья предупреждает, что игра будет состоять из двух половин по 35 минут каждая. Потом команды разбегаются в разные стороны, каждый игрок занимает свое место.

Но вот резкий свисток судьи разносится по площадке, летит над «трибунами», проникает через открытые и даже закрытые окна в квартиры домов и замирает где-то далеко в переулке, возле самой повозки с квасом… Игра начинается.

Пожалуй, в первые минуты у «грибников» слишком много суеты, слишком много они бегают за мячом. Но это только в первые минуты. Пробегая мимо Вали и Гриши, Вася кричит:

— Что без толку бегаете? Скоро устанете! Играйте на своих местах!

Это замечание действует на «грибников». На площадке сразу как будто бы становится просторнее. Футболисты играют спокойнее, и от этого ускоряется темп.

Антон Яковлевич, услыхав крик сына, вначале хмурится, потом улыбается и говорит жене:

— Когда мы его отучим командовать?

— Но ведь тут полагается командовать, — заступается за сына мать.

— Ты всегда его защищаешь, — бросает Антон Яковлевич, и снова нельзя понять, доволен ли он этим обстоятельством или не одобряет его.

На соседней скамейке Людочка тянет за юбку бабушку.

— А колину рубашку опять придется стирать. И трусы. Смотри, бабушка, он два раза уже упал.

— Ничего, постираем. Только ты не мешай. Ты смотри не на рубашку, а на мяч, — отмахивается от внучки Анастасия Ивановна.

К воротам «тихарей» прорывается Валя. Навстречу ему выбегает вратарь и, вызвав аплодисменты публики, отлично отбирает мяч и выбивает его далеко в поле, на правый край. Здесь правый край «тихарей» передает мяч в центр, но неудачно — его перехватывает Петя и обведя одного из игроков противника, стремительно бежит по направлению вперед-вправо. И вдруг ударом с поворотом передает его в центр. Тут мяч подхватывает Вася и с хода бьет по воротам гостей.

Ольга Никитична зажмуривает глаза. Но Виктор хватает ее за руку и кричит в самое ухо:

— Гол! Гол!

Ольга Никитична раскрывает глаза и моргает веками так, как будто только вышла на свет из темного помещения.

— Не можеть быть! — восклицает она.

Но вокруг все хлопают в ладоши, мяч уже на середине поля, и у «грибников» такие счастливые лица! Словом, все признаки того, что гол действительно забит и забит именно их командой.

Особенно бурный восторг царит в правом углу, на скамейке, где сидят девочки. Они сейчас все вскочили со своих мест, что-то кричат, хлопают, широко разводя руками. Даже Таня и та взобралась с ногами на скамейку, неистово машет рукой, Приветствуя первый гол своих товарищей. Затем ее взгляд снова начинает бегать по скамейкам, по всему двору, устремляется к воротам. И девочка с досадой произносит:

— В такую минуту — и нет Наташи! Как в воду канула!

Одна только мать двух девочек не хлопает. Она говорит:

— Я считаю нетактичным радоваться поражению наших гостей!

Мать Жени возражает:

— Вы неправы, товарищ. Ведь это же игра. И подбодрить свою команду не мешает.

Первая неудача не смущает «тихарей». Они с удвоенной энергией атакуют ворота хозяев поля, трижды подают мяч с угла, но результата не добиваются. Приближается конец первой половины игры. Обе команды несколько раз имеют возможность забить гол, но игроки бьют выше и мимо ворот. Затем по сигналу судьи команды уходят на перерыв.

На трибунах идет оживленное обсуждение всего, что произошло в течение первых тридцати пяти минут.

— А как он после обводки стремительно продвигался вперед!..

— Да, это не просто так бегать, кто у кого мяч отнимет. Тут и смекалка нужна…

— Я не знала, что в футболе такие тонкости.

— А чего не знать? Тут думать надо так же, как и в шахматах. Только времени меньше на размышление…

Команды отдыхают раздельно. Но ведь сегодня не такая уж официальная встреча, и поэтому не все сегодня идет так, как это требуют строгие правила футбола. Несколько мальчиков из той и другой команды, ускользнув из-под бдительного ока капитанов, собрались в укромном, уголке двора и делятся здесь своими впечатлениями.

— Пока не так плохо, ребята, — покровительственно замечает Виктор. — Из публики очень все красиво кажется.

— Что это с вами стало? Как будто бы вас всех подменили, — удивляется Тимофей.

— Начали систематически тренироваться. Это великое дело, — говорит Федя и дружески треплет по плечу Сашу: — Ничего не скажешь, молодцы вы.

— Безусловно, молодцы! — хвалит «грибников» Алексей.

Возле гаража беседуют Смирнов и Дугин.

— Конечно, это еще не то, — снисходительно замечает Смирнов. — Но кое-чего ты с ними добился.

Ипполит оправдывается:

— Волнуются ребята. Все перезабыли, что им говорил.

— Ничего! Пока все идет хорошо, — успокаивает приятеля Смирнов…

Начинается вторая половина игры. В самом начале левый крайний команды «грибников» два раза проходит с мячом к воротам противника и оба раза вместо передачи пытается самостоятельно забить мяч из неудобного положения. Оба мяча легко ловит вратарь и выбивает в поле.

— Вот что значит играть не согласованно с коллективом, — сердито шепчет Виктор Ольге Никитичне. — Это самое плохое в футболе.

— Во всем это самое плохое, — отвечает учительница.

— Не точно, не точно играют наши, — досадливо морщится Иван Кузьмич, но тут же сознается: — Между прочим, когда-то я тоже долго не мог научиться попадать в ворота.

— Разве этому быстро научишься, — соглашается Тихон Максимович.

В атаку переходят «тихари». Их нажим усиливается. И на двадцатой минуте второй половины счет выравнивается — Толя забивает первый гол. Зрители бурно приветствуют гостей. Больше всех аплодирует мать двух девочек.

Окрыленные успехом, «тихари» продолжают атаковать. Но и «грибники» уже освоились с их тактикой. Защитники во главе с Колей следят за противником, перехватывая передачи, атакуя в момент приема мяча.

В течение последних пяти минут боя происходит ряд событий: «тихари» забивают второй гол; Коля спотыкается, неловко падает — уже в третий раз! — и, хромая, покидает поле боя, а на его место становится сияющий Володя. И самое непредвиденное случается именно в этот момент.

Маришка, до сих пор спокойно лежавшая у ног Елены Ивановны, вскакивает с места, несколько секунд стоит неподвижно, затем стремительно бросается вперед, лавируя между скамейками и стульями. Оказавшись на поле, она проносится мимо одного игрока, другого, третьего и подбегает к своему молодому хозяину. На выручку кидается Виктор, хватает собаку за ошейник и отводит ее в сторону.

Идут последние секунды игры. Свалка у ворот «тихарей». Володя, забыв о своих прямых обязанностях защитника, принимает передачу от Гриши и бросается с мячом вперед. Толя отбирает у него мяч. Володя бежит за Толей, снова овладевает мячом. Перед ним открытые ворота. Он видит бледнее лицо вратаря, быстро отводит ногу назад… И в этот самый момент Маришка внезапно вырывается из рук Виктора, мчится к мячу и выбивает его из-под ног Володи. Виктор гонится за ней, но тут продолжительный свисток судьи возвещает о конце игры.

Зрители громко аплодируют. В это время во дворе появляются раскрасневшиеся от быстрой ходьбы Людмила Александровна и Наташа.

— Как раз поспели к началу, — с сияющим лицом сообщает девочка старой библиотекарше.

К ним навстречу спешит Таня. Наташа не дает ей даже раскрыть рта.

— Ты не представляешь, Танечка, как я избегалась, пока нашла Людмилу Александровну… Садитесь, Людмила Александровна, вот здесь, в первом ряду. Отсюда будет хорошо видно.

— Не надо было тревожить Людмилу Александровну, чтобы так поздно приходить, — с неожиданным для настроения Наташи спокойствием говорит Таня.

Людмила Александровна опускается на скамейку, несколько секунд прерывисто дышит, потом протестующе восклицает:

— Почему, я очень рада. Я очень люблю футбол. Только бегать не очень люблю. Жарко!

Наташа оглядывается по сторонам, видит, как с поля уходят игроки, как зрители, оживленно обмениваясь впечатлениями, разбирают свои стулья. И лицо ее сразу тускнеет:

— Почему ты говоришь, что поздно? Разве уже перерыв?

— Уже конец, — с тем же ледяным спокойствием отвечает Таня.

— И… и какой счет? — совсем упавшим голосом спрашивает девочка.

— 2:1.

— В нашу пользу?

Людмила Александровна тоже смотрит на почти опустевшие трибуны, на поле, где уже ничего не напоминает о прошедшей здесь недавно жаркой схватке. Потом притягивает к себе расстроенную девочку, сажает ее на скамейку рядом с собой и весело говорит:

— В нашу пользу, Наташенька! Всегда все в нашу пользу!

Сегодня в восьмых классах последний экзамен! У Васи, Коли, Пети, Володи и их товарищей — экзамен по французскому языку.

В этот, уже почти совсем летний, день перед склонениями и спряжениями, перед всеми особенностями французского языка, перед правилами произношения отдельных слов в беспорядке отступило все то, что завтра снова займет в жизни школьника соответствующее место: поездки за город в шумной электричке, собирание ослепительно белых ландышей и красной с прозеленью земляники, прогулки по Москва-реке на пароходе, веселые туристские походы с кочевками под открытым небом, с кострами и купаньем в реке, увлекательные пионерские сборы, отдых с книгой и, конечно, футбол, футбол, футбол!..

Сегодня французский язык волнует не одних только школьников. Волнуются учителя, волнуются родители, ушедшие с утра на завод, в учреждение, оставшиеся дома. Волнуется тренер дворовой команды юных футболистов Ипполит Дугин.

Он только закончил смену и сейчас свободен. Свободен на весь день! Спешить некуда, можно посидеть на деревянном диванчике в «дежурке»

и подумать: что-то мальчики сейчас делают? Интересно бы знать, как сдают они экзамены. А если сходить сейчас в школу? Это недалеко… Он встает. И снова садится. Тоже родитель какой нашелся! Будет бродить там вместе с папами и мамами и волноваться за своих мальчиков. За своих мальчиков! Эти три слова звучат немного смешно, а вместе с тем их почему-то приятно повторять: за своих мальчиков!.. Нет, все же идти как-то неудобно… Вот если бы Таня тоже пошла туда, вдвоем было бы не так неловко. Это — мысль!

Ипполит быстро встает с диванчика и идет к вешалке, где несколько девушек снимают свои рабочие халаты.

Таня протягивает ему обе руки.

— На, развяжи. А то вожусь-вожусь, а развязать не могу.

Ипполит развязывает узел — и левый рукав освобождается, потом развязывает другой — освобождается и правый рукав.

— Спасибо, — говорит девушка, снимая халат и направляясь к двери.

Ипполит кричит вслед:

— Подожди! Давай пойдем вместе!

— Давай пойдем вместе, — соглашается девушка.

Молодые люди выходят из цеха во двор. На одной из стен висит большое объявление о выезде детей в пионерский лагерь, рядом — плакат, извещающий о первой воскресной массовке…

— Начинается лето, — говорит Таня, кивая головой на объявления.

— Да, сегодня последний день экзаменов, — отвечает Ипполит, скорее своим мыслям, чем словам девушки.

В проходной пожилая вахтерша проверяет у молодых рабочих пропуска и напутствует:

— Счастливой прогулки!

Ипполит и Тоня выходят на улицу. Здесь они останавливаются: ему надо налево, ей — направо.

— Ты не пойдешь со мной? — вдруг решившись, спрашивает Ипполит у своей спутницы.

— Смотря куда.

— Сегодня у наших ребят экзамен. Последний экзамен. Пойдем к ним в школу. Посмотрим, как там у них идут дела.

— Чудесная идея! Пойдем. Посмотрим, как там у них идут дела, у наших девочек.

Ипполит берет за руку Тоню и тянет ее за собой налево:

— Давай пойдем к мальчикам.

Тоне хочется выдернуть свою руку, настоять все-таки на своем. И она возражает:

— С какой стати?

Но интонация, с какой произносятся эти слова, ободряет Ипполита.

— Мне, Тоня, очень хочется проведать их всех. Как там у них дела с «парле франсэ».

— Разве у них французский язык? — смягчается девушка.

— Да. Так что — пойдем к ним?

Некоторое время они идут молча. Потом Ипполит прерывает молчание:

— Значит, пойдешь со мной?

— Что ты все спрашиваешь, спрашиваешь? Ведь мы уже пришли к ним, — смеется девушка и останавливается у ворот школы.

Молодые люди входят в большой, обсаженный по краям густыми деревьями, двор. Ипполит показывает на закрытые окна школы:

— Как там они сейчас?

Тоне хочется сказать своему товарищу что-то ласковое: очень уж он волнуется за своих футболистов. И она успокаивает его:

— У них сейчас все замечательно, Поля!

Молодей человек сразу мрачнеет:

— Как хочешь, Тоня, но так никогда меня не называй. Я даже матери своей не позволяю так говорить. Зови меня Ипполитом.

— Знаю, знаю. Через два «п», — смеясь, перебивает его девушка. — Ладно, не буду, не буду.

К Ипполиту и Тоне подбегают Андрюша, Володя, Саша и Валя. Перебивая друг друга, они восклицают:

— Здравствуйте! Вот хорошо! Вот кого мы не ожидали увидеть!..

— Здравствуйте, молодцы! — приветствует школьников Ипполит. — Ну как там склонения и спряжения?

— Прекрасно, товарищ Дугин!

— Сдали хорошо!

— Как гора с плеч!

— Теперь можно будет играть и играть. Все лето…

— А как же эти? Наша «Тройка без тройки»? — спрашивает Ипполит и смотрит на окна школы.

Володя отвечает:

— Они еще не сдали. Только за них волноваться не надо. Французский — самый легкий предмет.

Тоня понимающе улыбается:

— Это всегда так. Когда уже сдашь какой-нибудь предмет, он вдруг становится самым легким.

Подходит Антон Яковлевич, Наталья Петровна и Анастасия Ивановна с внучкой.

Людочка в новом платьице. На нем такие чудесные складки, такое их множество, что гладить их надо не меньше часа. В этом платьице и садиться ни в коем случае нельзя — совсем изомнешь эти красивые складки.

Прежде всего Людочка подходит к Ипполиту.

— Здравствуйте! — говорит она, держась одними пальчиками за обе стороны юбки: так складки очень хорошо видны.

— Здравствуй, Людочка, — приветствует ее Ипполит. — И ты тоже здесь?

— Тоже здесь, — отвечает девочка, но в тоне ее голоса уже чувствуется огорчение: нет, дяди никогда не оценят нового платья!

Так же держась за юбочку, она поворачивается к Тоне.

— Здравствуйте, тетя Тоня!

— Какая красавица! — восклицает девушка. — Кто тебе сшил такое красивое платье? И какие замечательные складки!

Людочка расцветает:

— Бабушка сшила. Его надо целый час гладить.

— Конечно. Не меньше часа, — соглашается Тоня.

— Не меньше двух часов, — с самым серьезным видом говорит Антон Яковлевич.

Анастасия Ивановна смотрит на соседа по дому:

Шутите, Антон Яковлевич, а сами, наверное, очень волнуетесь.

— Когда идут экзамены, мы всегда переживаем больше наших детей, — говорит Антон Яковлевич. — Видите, сразу после смены сюда пришли.

Наталья Ивановна вынимает из сумки большой, перевязанный тонкой голубой лентой, сверток и показывает его всем:

— Я тоже переживаю, но свой завтрак все-таки съела. А это — петин завтрак. Как положила его утром на стол, так он и остался лежать. Принесла сюда.

Из дверей школы выбегают Вася, Петя и Коля. Они окидывают глазами весь двор, замечают родителей и бегут к ним.

— Все в порядке! У Васи четверка! — кричит Коля.

— А у Пети с Колей пятерки! — кричит Вася.

Антон Яковлевич молча пожимает руку сына. Потом так же молча пожимает руки его друзьям.

Вася подходит к Ипполиту и тихо говорит:

— Никогда мы не думали, что вы к нам сюда придете. Мы к вам сами хотели бежать на фабрику, сказать, что перешли в девятый класс.

— А мы здесь! — говорит Тоня таким тоном, как будто бы это по ее предложению они пришли с Ипполитом сюда.

— В общем, все понятно. Теперь пойдем домой, — решает Антон Яковлевич.

Все подходят к калитке. Антон Яковлевич открывает ее и сразу останавливается.

— Кто говорил, что Наташи с Таней здесь нет?! Вот они, пожалуйста.

По тротуару на противоположной стороне улицы медленно, взявшись за руки, идут обе девочки. Завидев своих, они сразу прибавляют шаг и начинают очень оживленно о чем-то беседовать. Наташа даже показывает Тане какую-то вещичку, и обе страшно увлечены ее разглядыванием.

— Наташа! — кричит через дорогу Антон Яковлевич. — Таня! Что же, так и пройдете мимо нас, не поинтересуетесь нашими делами?

Девочки останавливаются. У них очень удивленный вид — какая неожиданная встреча! Бывают же такие случайности! Потом, так же держась за руки, они перебегают через улицу.

— А мы так спешим с Таней, — говорит Наташа, а сама внимательно всматривается в лица мальчиков: ничего, как будто бы особенного горя на их лицах не написано.

Тоня подхватывает под руки обеих девочек.

— Куда же сегодня можно спешить? Пойдемте с нами!

Наташа смотрит на подругу.

— Отложим наше дело? А, Таня?

Таня только машет рукой и, пристраиваясь в ногу с Тоней, спрашивает у нее:

— Как?

— У твоего брата четверка, — успокаивает девочку Тоня и для большей убедительности показывает четыре пальца.

Ипполит берет у Васи учебник и тетради, разглядывает их, потом обращается к мальчику:

— Все позади? Да? А впереди — целое лето?

Антон Яковлевич поправляет:

— Что там лето! У них впереди целая жизнь!

Все сворачивают в Грибной переулок. Некоторое время идут молча. Затем Наташа торжественно, словно о чрезвычайном событии, сообщает.

— Мальчики! Таня уже подумала о нашем отдыхе. Для всех приготовила интересные книги. Вместе с Людмилой Александровной подбирала.

Петя наклоняется к уху Тани.

— А мне будешь давать книги? Будешь или нет? После того случая?! Помнишь? Помнишь, с «Островом дружбы»?..