• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

История пишется дважды: сначала — неумолимым временем по пергаменту бытия, потом — рукой летописца. В одном случае перед нами сам факт, в другом — его изложение. Излагать, как известно, можно по-разному. Иное изложение ставит в укор истории реальное событие, замалчивает его, изводит из памяти народной. В предлагаемом повествовании вы столкнетесь с многоголосием суждений и оценок во имя поставленной цели — поиска пути. И действительно, чего бы стоили эти записки, если бы суть их уже изначально определялась некой идеей, а содержание — соответствующими доказательными штампами? У меня есть выбор: либо настаивать, как делает большинство исследователей, на объективности своих изысканий, либо, напротив, скромно ссылаться на собственную точку зрения. Так вот, содержание книги — это авторская позиция.

Итак, начнем. Не задумывались ли вы, что такое понятие, как боевое искусство, неразрывно с историческим портретом самого народа? Понятие это, ныне столь узнаваемое благодаря прижившимся у нас восточным единоборствам, — всегда составная часть национальной культуры, можно даже сказать — ее мерило и символ. Потому наше углубление в отечественную историю небезосновательно. Оговорюсь: датировка возникновения боевого искусства — чистейший абсурд. Ведь как принято считать, первое упоминание в источниках определяет и летосчисление. Так, отечественный состязательный бой отмечен пером летописца под 993 годом. Но ведь культура формируется пропорционально развитию человеческого общества, и возникновение ее как явления нельзя связывать с конкретным историческим событием.

У культуры есть этапы становления, этапы взлета и упадка. Потому некоторым цинизмом отдает от православных восклицаний — 1000-летие славянской культуры! 1000-летие славянской письменности, 1000-летней славянской архитектуры!… Кстати, что касается архитектуры, следует напомнить: Русь VIII — IX веков, то есть задолго до Владимира-крестителя, скандинавами именовалась Гардарикой, или Страной городов. Культовые же постройки, помимо шатровой архитектуры с ее массивными каменными храмами, удовлетворились, главным образом, языческой формой в виде фаллического столба с округлой крышей. По поводу письменности тоже промашка вышла — церковники спутали славянскую письменность с церковнославянской, которой действительно тысяча лет. Так одним махом российская история потеряла несколько тысячелетий.

Но вернемся к боевому искусству. Понять его самобытность, идейно-нравственный строй, отличительные черты и достоинства можно, лишь вскрыв прямые исторические связи с самой этнокультурой.

Исследователи ворожат над этим вопросом уже не одно столетие. Объективная оценка здесь уступает идеологическому спаррингу между норманистами и славянистами. Суть спора сводится к оценке роли варягов в формировании восточнославянской государственности.

В XVIII веке группа ученых немецкого происхождения, идейным вдохновителем которой был А.Л.Шлецср, в русле пангерманистской идеологии развивала теорию неспособности славян к государственному самоуправлению. Она высвечивала как бы неполноценность славян, их природную подчиняемость германской воле. К слову, влияния теории не избежали и Н.М.Карамзин, и С.М.Соловьев, и В.О.Ключевский. Подтверждение своим выводам отцы норманнской теории 3.Байер, Г.Миллер и А.Шлецер черпали, «естественно, из русских летописей». Но история пишется дважды, и монах-летописец, рукой которого водила чужеродная христианская идеология, оказал неоценимую услугу будущим толкователям истории. Именно противопоставление «просветленного» христианского бытия языческому, народному, «темному и дикому» с точки зрения противоборствующей идеологии, определило образ славянских народов. Понятие же «призвание варягов» весьма вписывалось в идею привнесения власти извне (исполнительная, княжеская власть — от варягов, духовная — из Византии).

В противовес норманнистской теории появилась так называемая славянская, которая отрицает роль варягов в государственном строительстве восточнославянской Руси, возвеличивает роль народа (а не отдельной личности), историческом процессе, доказывает невозможность привнесения государственности извне. Славянская теория также базируется на норманнском происхождении варягов, что опять же уязвляет ее. Как в первом, так и во втором случае довлеет идеологическая установка, при которой «доказательства подгоняются под заранее сделанный вывод. По словам В.И.Паранина, выяснение истины в этом споре так же далеко, как и два века назад. Обе концепции оказались тупиковыми, и поэтому следует говорить не о торжестве истины, а о кризисе науки в данной области. (Паранин В.И. Историческая география летописной Руси. — Петрозаводск: Карелия, 1990, с. 9.)

Впрочем, варяги — всего лишь часть вопроса Происхождения, часть, в определенном смысле независимая от самого распознавания Руси. Что такое Русь? Если это этнос, то где он локализован, почему распался и имеет столь обширную географию, в чем отличие его культуры и языка, например, от славян? Если этноним (племя), опять же чем вызвана такая рассеянность (смотри карты); чем объясняется использование им не только разных диалектов, но и разных языков (славянского, скандинавских); чем вызвана вживаемость в разные этнические группировки (шведскую RHOS и восточнославянскую РУСЬ)? Попытаемя ответить.

Во-первых, определим изначальное понятие, обозначенное этим термином. На санскрите, языке неолитической Европы, arusa означает «(красный)». Вот один из ведических образов, сформированный в тесном единстве с понятием «(красный)» — Рудра (в славянском язычестве ему соответствует Руевит). Цитирую по Мифологическому словарю (М., изд-во «Советская Энциклопедия», 1991): «Живет он на севере… юн, быстр, силен, неуязвим; он улыбается, как солнце, вместе с тем он свиреп и разрушителен, как ужасный зверь, он — „красный вепрь неба“. У него колесница, в руке — молния или палица, лук или стрелы… Рудра возник на индо-арийской почве». Перед нами образ бога-воина.

Вспомнил я Рудру не случайно, как не случайна и связь с красным цветом. Именно он использовался русскими дружинами как основной в окраске щитов, стягов, парусов на ладьях. Отсюда, собственно, и славянское название Понта Евксинского — Чремное море (а не Черное, каким оно стало после реформации языка. Вспомните известный спор о цвете княжеского стяга на Куликовом поле). Название это связано с опознавательным цветом русского флота — основой походов на Византию в Х веке. Многотысячные отряды кораблей под красными парусами с красными, от выставленных щитов, бортами представляли единую движущуюся массу. (Еще в VIII веке византийский хронист Феофано (ум. в 817 г. ) упоминает русские хеландии— корабли). Красный цвет в языческой символике означает воинское начало, белый — жреческое, золотой — княжеское, царское, черный — демоническое. Попробуем проследить, как переплетается в смысловом отношении «воинское начало» с общеарийским корнем «рус» и, соответственно, красным цветом, на примере современных английских, французских, немецких и испанских слов:

* англ. —Roast — варить, жарить, обжигать; Russet — бурый, рыжий; Roster — военный порядок; Rousing — возбуждающий, сильный, жестокий; Crush — разрушать (сравнительное сходство с русским «крушить» — «крошить»);

* франц. —Rotir — жарить, жечь, палить; Rosser — бить, колотить, отдубасить; Rouge — красный, злой; Rush — стремление, натиск, напор;

* немец. —Rosten — жарить, сушить, обжигать; Rustung — вооружение; Rustigkeit — бодрость, здоровье;

* испан. —Rostir — жарить, греть; Rosguero — задира; Rusiente — раскаленный; Rostro a rostro — лицом к лицу; Rugir — рычать, воинственно кричать (сравните с русским «рыцарь» — рыкарь, рыкать).

Кстати, «ростра» — фигура на носу корабля, буквально «впереди идущий», а норманписты переводят греческое «та роусиа» как «красные».

Таким образом, «рус» — военный человек. Любопытным представляется отрывок из «Влесовой книги», относимой многими исследователями к славяноязыческой письменной культуре: «Се бо Оре отец иде пренд ны а Кие венде за рушь и Щек винде племы све а Хорив хорвы све а и земь бо граденц на то а якве се мы нушате бгве…» Перевести, сохранив истинный смысл, непросто. Попробую это сделать в соответствии с языческой традицией родосчисления: «Вот Орь-отец идет перед нами, а Кий ведет русь, и Щек ведет племя свое, а Хорив — хорвов своих, а и земля в границах тех, поскольку мы — внуки богов…» Внуки богов… Как не вспомнить «Даждьбожьих внуков» из «Слова о полку Игореве»! Ярилины внуки… Волесовы внуки… Перед нами — сословно-кастовое деление славянского общества! Аналогично: у греков — сын Зевса, сын Посейдона; имя фараона Рамсеса переводится как «сын бога Ра»: титул китайских импереторов — «Сын Неба"…

Исход Оря в определенном смысле можно отождествлять с переходом индоарийцев, возглавляемых Индрой, на юго-восток. Напомню, что впереди племени всегда традиционно шествует воинская каста. У индоарийцев— это кшатрии. Кстати, деление общества на четыре основных сословия логично вытекает из родовой сопричастности славян: Перуновы внуки, Ярилины внуки, Даждьбожьи внуки, Волесовы внуки. У индоарийцев — кшатрии, брахманы, вайшии, шудры. Однако в момент исхода у индоарийцев существовали только три основные варны: воины, жрецы, земледельцы. Торговцы появились позже, после оседлости. Логичным потому видится подкрепление договоров славян с Византией словами: «И кляшися оружием своим, и Перуном — богом своим, и Волесом — скотьим богом» (907 г.). В данном случае — сословное деление войска на дружину (Перуновы внуки) и рать, состоящую в основном из землепашцев (Волесовы внуки).

Воинские рода руси вполне обособлены. Они возглавляют племенные союзы, перенося свое название на целые географические области: Руциланд, Пруссия (Поруссия), Рутения и другие. Их главенствующая роль основывается на воинском, кастовом положении руси. Такое положение оправдывалось общественным строем славян и германцев — военной демократией. У германцев родовые связи начали разрушаться раньше, чем у славян. Феодализация стала поглощать рода германской руси (марось, херуски, росы — как называет их римский историк I-II веков Публий Корнелий Тацит), и они смешались с воинским сословием. Это произошло во время объединения племен во Франкское государство при Оттоне I.

Славянская же русь еще балансировала между понятиями: социальная прослойка, каста и народ, этнос. Почему? Вероятно, русь вошла в объединение племен. Сама себя прокормить она не могла, разве что военной добычей и обменом. Отсюда и упоминание о купцах-руси: «Русы и торговый город Руса на берегах Балтийского моря упоминаются еще в IV в. до н. э. Об этом пишет грек Пифей, посетивший эти места в 320 г. После этого о русах прибалтийских говорят на основании древних летописей историки скандинавские: Торфей (норвежский), Иоганес Магнус (шведский), Саксон Грамматик (датский)» (Савельев Е. П. Древняя история казачества, т. I, репринтное изд., 1915, с. 12.). Характерно, что о руси-земледельцах упоминаний в первоисточниках нет вообще. Зато о руси-воинах древние тексты вещают наперебой: «Во II в. Готер, сын шведского короля Годброда, погиб в сражении с Боем, сыном русской княжны Рынды. Сын Готера и его преемники имели многие войны и русами в течение всего II века» (Саксон Грамматик). «В III веке при Фротоне III русы и гунны напали на Данию. Царь русов Олимер начальствовал флотом, а царь гуннов — сухопутными войсками» (Савельев Е. П. Древняя…).

О том, как сражались русы, можно судить по высказыванию одного из именитых германцев-аумлунгов, высказыванию, адресованному своему князю-конунгу: «Часто ты говорил, что конунг Аттила очень храбр, добрый витязь, отважный в сражениях. Но мне кажется, что не должен он быть ни бойцом, ни храбрецом, скорее, сдается мне, величайшим псом, ибо когда мы пришли на Русь, выступил против нас конунг Вальдемар, и, когда мы приготовились к битве, вышли против нас русы и дрались очень храбро, и в ходе упорной битвы когда мы должны были дружно идти вперед, тогда обратился в бегство этот скверный пес Аттила-конунг и дал пасть стягу своего знамени… так понесли мы поражение и позор на Руси» (Сага о Тидреке Бернском).

Пожалуй, следует вспомнить и слово о русах Ибн-Русте из его сочинения «Дорогие ценности» (IX в.), ибо оно как нельзя лучше подтверждает все вышесказанное: «Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян. Когда у них рождается сын, то он (рус) дарит новорожденному обнаженный меч, кладет его перед ребенком и говорит: „Я не оставлю тебе в наследство никакого имущества, и нет у тебя ничего, кроме того, что приобретешь этим мечом“. И нет у них недвижемого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственное их занятие — торговля соболями, белками и прочими мехами».

Из цитат вообще можно собрать книгу. Но приведу лишь древних авторов и источники, упоминающие о руси:

Пророк Йезекиль (VI в. до н. э.. Библия), Тацит (ок. 55-120 гг.), Веронский список (307-314 гг.), Псевдозахарий (VI в.). Житие Стефана Сурожского (VIII в.). Географ Баварский (ок. 821 г.), Вертинские анналы (839 г.). Житие Георгия Амастридского too 842 г.), Ал-Хорезми (836-847), Ал-Якуби (844 г.), Ибн-Хордадбех (846 или 885 г.)… Иордан упоминает русов II — III веков, Никифор Григора — до 337 года, Захир-ад-дин Map'аши — VI века, Константин Манаси, конкретно — 626 года. Список можно продолжать. От того вызывает недоумение мнение академика Б.А.Рыбакова: «Имя народа русь или рос появляется в источниках впервые в середине VI века, в самый разгар великого славянского расселения». Звучит несколько странно.

Итак, основной вопрос нашей истории имеет, по меньшей мере, могучий смысловой потенциал для своего решения. Обратимся теперь ко второй части вопроса Происхождения:

Как и в случае с русами, попытаемся определить изначальный смысл слова «варяг». Var — одно из индоевропейских обозначений воды. В старославянском языке слова «варяги» и «варяж» обозначали — «опережение». В русском есть глагол «варить», в английском — warm — «нагревать» или «теплый» (вспомните подобные значения корня «рус»). Английский глагол ward близок по смыслу к старославянскому «варяти», однако имеет нюанс «защиты, отражения». Вероятно, всем известно английское слово war — война, означающее также «бой» и глагол «сражаться». Читатель, вероятно, уже уследил направленность этимологического ряда. Однако возникает вполне законный вопрос о связи данного воинского обозначения с водой. Приведу еще пример, на этот раз из испанского языка: varada — «подготовка судна», но также и «судовая бригада», и, наконец, однокоренное varonie — «мужественный, бестраш-ныи, воинственный». Смысловая связь по всему однокоренному раду — более чем убедительна. Перед нами снова военный человек, правда, на сей раз военный моряк. Казалось бы, все вписывается в норманнскую идею Шлецера и иже с ним, поскольку викинги составляли мобильные морские дружины. И все же не будем спешить с выводами. Почему? Потому что, во-первых, термин «варяг» употреблялся в свою историческую бытность только в славянской лексике. Скандинавы называли себя викингами, в Европе звучали как норманны, а на Руси… нет, варягами на Руси их не называли. (Этот козырь по норманнскому происхождению варягов придется отнять у Шлецера, Рыбакова и прочих). На Руси скандинавов называли мурманами. Во-первых, не станем спешить причислять варягов к викингам по той причине, что варягов легко локализировать как племя — помогут исторические карты.

Обратимся к Тациту. Он помещает в юго-западную часть Балтики племена варинов Именно из этой земли, называемой еще Вагрией, семь веков спустя пришел в Северо-восточную Русь старградский князь Рюрик, сын Годлава (Годослава) и поморянской княгини Умилы. Эти земли, входившие потом в Мекленбургское герцогство, и по сей день сохраняют славяно-русскую топонимику.

Так существовало ли господство норманнов над восточнославянской Русью? Давайте для ответа на вопрос определим еще один критерий — национальное мировоззрение, или веру. В конкретике межнациональных связей того времени этот критерий является важнейшим показателем объективной истины. Действительно если варяги являются скандинавами, то их князя и дружины должны были привнести на Русь культ скандинавских богов. Ни одного подобного святилища у нас не обнаружено' Более того, варяжская дружина Вещего Олега клянется в Царьграде при подписании долгосрочного соглашения с Византией «Перуном — богом своим…»! Что же может быть убедительнее?

Обратимся к историческим свидетельствам того времени — кому поклонялись у себя на родине варяги-вагры, или варинги, как их называли германцы. «У славян имеется много разных видов идолопоклонничества, ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которого Подага; у других божества населяют леса и рощи, как Прове, бог Альденбургский (искаженное слав. Старградской, альд — по-немецки „старый“. — Примеч. — А.Б.) земли…» (Гель-мольд. Славянская хроника, ок. 1172 г.).

В этом отрывке содержатся два любопытных факта. Во-первых, христианский миссионер Гельмольд причисляет «Альтландскую» землю, Вагрию, к славянским, во-вторых, нигде не упоминает скандинаво-германских богов: Одина (герм. — Вотана), Тора, Бальдра или прочих. Теперь обратимся к Мифологическому словарю, на который я уже ссылался. Открываем 450-ю страницу, читаем: «Прове, у балтийских славян — бог. Почитался как высшее божество в Старграде (Вагрия). Связан со священными дубами, лесами и рощами… Согласно одной из гипотез имя Прове — видоизменение общеславянского имени бога грозы Перуна (ср. связь с дубом— деревом громовержца). По другой гипотезе имя Прове — один из эпитетов Перуна — prav, „правый“, „справедливый"… От себя добавлю, что этимология обоих имен включает в себя числительное «первый“, выражающее место громовержца в языческом пантеоне.

Здесь, пожалуй бы, и закончить исследование «варяжского» вопроса. Однако по ходу наших рассуждении надо вспомнить слова летописи: «И от тех варягов прозвалась Русская земля» (Радзивилловская летопись). Что имеет в виду летописец? Давайте еще раз перечитаем: «И избрашися братья роды своими, и пояша собь всю Русь, и придоша к словенам первое… И о тьх варягь прозвася Рускаа земля». То есть: «И собрались братья родами своими и взяли себе всю русь (!) и пришли к словенам сперва… И от тех варягов прозвалась Русская земля». Значит, до прихода к словенам варяги взяли себе всю русь. Русь выглядит здесь как социальная прослойка, как воинская каста, она имеет некую независимость от «родов своих». И именно от этой руси прозвалась Русская земля. Но летописец ошибся. Ошибся потому, что Русская земля уже называлась Русской, возможно, благодаря переселению в 454 году из Подунавья к Днепру и Причерноморью нескольких группировок ругов, потерпевших поражение в битве с гепидами. Руги, рога, росы, росомоны, этруски, русины, руяне — диалектизмы одного слова — «русь».

Как видите, сам ход событий отвечает на вопрос, определяет истину, оставляя за ее пределами искусственно созданные теории происхождения. Итак, вряги и русь есть, по сути, идентичные группировки. Разница только в том, что русь изначально — пехотинцы, тогда как варяги — морские дружины Южной Балтики. И русь и варяги взращены мощным праславянским суперэтносом. Неверно будет называть русь славянами по той причине, что хронологически русь древнее славян. Вместе с тем, как показывает история, русь развивается и существует в основном на славянской этнической почве. Однако пойдем дальше.

Сколько бы мы ни говорили о древности воинственной руси (а русь — ровесница античным цивилизациям), как бы мы ни присматривались к ее бытию, а стало быть, и воинским искусствам, суждения наши будут поверхностными, если оставим без внимания происхождение воинских каст.

Ближайшая параллель здесь — происхождение оружия. История оружия боевого, в отличие от оружия охотничьего, относительно молода. Она укладывается в последние 20 000 лет. Собственно говоря, разница между одним и другим состоит в том, пригоден данный вид для промысла дичи или нет. К примеру, меч, топор, дубина, щит здесь совершенно бесполезны, тогда как их боевые «собратья» — копье, нож, лук со стрелами подходят и для охоты, и для сражения. Кстати, именно лук и копье — безусловные чемпионы долгожительства в военном деле. Человек применяет их и сегодня, хоть появились они около миллиона лет назад. Разумеется, никто не знакомил современные родовые общины Африки, бассейна Амазонки или джунглей Полинезии с историческим опытом человечества, и выбор форм вооружения здесь можно объяснить лишь генетически запрограммированным процессом осознания. Все народы идут по единому пути развития, но вместе с тем путь этот для каждого народа имеет свои специфические особенности.

Итак, на определенных перипетиях своей истории человек превратил орудие охоты в средство истребления себе подобных. О причинах этой метаморфозы ученые спорят по сей день, и вряд ли спор их увенчает торжество истины. Это и понятно, ведь материальная культура, на которую опирается археология, может весьма относительно воссоздать событийность древнейшей истории человеческого общества. Вместе с тем достаточно очевидно, что первыми взяли в руки боевое оружие охотничьи кланы. Произошло это в кроманьонский период и, возможно, связано с демографическим взрывом, о котором говорят некоторые ученые, например, шумеролог А. Кифишин. Потепление климата, облегчение условий существования и последовавший за этим прирост населения в Европе привели к территориальным проблемам. На мой взгляд, у этой точки зрения много слабых мест, но нас с вами никто и не заставляет брать ее за основу. Возможно, здесь все объясняется образованием прибавочного продукта и накоплением, связанным также с потеплением климата и, соответственно, большей продуктивностью сельского хозяйства. У кого-то возникла потребность в инспектировании соседских закромов как в способе бесхлопотного существования. Фактом остается то, что охотничье оружие существенно изменяется. Откуда велась экспансия? Логично предположить, что с севера на юг, поскольку речь идет о присвоении пахотных угодий, климатически более благоприятных районов и т. п. Иначе чем можно объяснить такое массовое расселение индоевропейцев на юг? Кроме того, к моменту расселения — а это V — IV тысячелетия до н. э. — у индоевропейцев была уже сформирована такая социальная структура, как воинская каста, со всеми, так сказать, присущими атрибутами.

Неолитическое общество между тем с примитивной сельсхозиндустрией никого не станет кормить за «просто так». У индоевропейцев же воинские группировки формально являются главенствующей варной (высшей социальной структурой), что достаточно красноречиво говорит о важности профессионального использования боевого оружия уже тогда. Если провести сравнительный анализ культур крупнейших цивилизаций, несложно заметить, какое влияние оказали индоевропейцы на Восток и на Запад. Достаточно обратить внимание хотя бы на культовые традиции. Поклонение священной горе Хара-Березайти и связанный с этим культ погребения в курган отразился и в египетских пирамидах, и в Вавилонской башне, и в греческом Олимпе, и даже в храмовых постройках ацтеков и майя, хранящих память о полумифических «белых индейцах».

Вряд ли влияние индоевропейской культуры опиралось только на высокую организацию производительных сил. В пользу высочайшей для своего времени организации военного дела у индоевропейцев говорит и факт одомашнивания, а точнее — приручения коня. Произошло это в конце V — начале IV тысячелетия до н. э., где-то на территории степной Украины. Конь стал элементом боевой символики праарийцев. Его нельзя назвать тотемом, поскольку тотемизм как примитивная модель язычества был давно пройден индоевропейцами, которые уже находились на уровне постижения высших законов ведизма (сравн. со славянским «ведать» — знать).

Кстати, приручение коня никак нельзя отнести к необходимости облегчения пахотного труда, поскольку в качестве пахотного животного человек издревле использует более выносливое и менее ретивое создание — вола. Отсюда — его культ, связанный с древнейшим пластом язычества — женским культом, культом детородящего начала, культом Земли. Отсюда — бык (тавр), олицетворяющий мужское оплодотворяющее (возделывающее) начало, при матриархальном поклонении матери-Земли противопоставляется коню как носителю идеи солнечного начала, то есть идее арийского ведизма. Приручение коня значило в первую очередь его объезжание, а стало быть, и возможность боевого применения. Благодаря отходу индоиранцев от европейского этнического ядра культура коня стала доступной тюркоязычным племенам, что резко изменило уклад их жизни. Образ всадника настолько поражал сознание человека древности, что он воплотил увиденное в мифическом существе — кентавре. Кстати, о воинственности индоевропейцев упомянул даже идеологизированный многотомник «История Европы» (1988г.), естественно выставляющий арийцев как скотоводческие племена: «Война, судя по общей индоевропейской военной терминологии, была одним из важных видов деятельности древних индоевропейцев…»

Читатель, вероятно, уже настроился на серьезный разбор индоарийской проблемы. Вынужден разочаровать, поскольку попытка конкретизировать индоевропейский вопрос в рамках той или иной научной гипотезы никак не влияет на идею сопричастности праславян либо прарусов с этой исторической общностью. Напомню суть спора. Одна часть исследователей вкладывает в специфику индоевропеизмов этнос, антропометрический тип и языковую обособленность, что в целом создает независимую этническую группировку, находящую даже своего прародителя — кроманьонца. Другая часть настаивает на том, что «археологические культуры, начиная по крайней мере с энеолита, полиэтничны; более того, не существует причинной связи между языком и физическим типом, физическим типом и культурой и т. п.» («История Европы»). Позволю себе сразу заметить, что к упомянутому энеолиту вопрос об индоевропейской общности не имеет отношения, ибо арийцы к этому времени уже расселились. Как вы понимаете, и здесь не обошлось без идеологизации. Ныне в этом вопросе правит интернациональный, или второй из упомянутых подходов. Он особенно отчетливо обозначился после использования Гитлером идеи Происхождения в свете пангерманистики. Однако, как и в вопросе с варягами, ни тот, ни другой подход не выдерживают элементарной критики. Точнее, в тупик загнана не сама идея индоевропейского этноса, а попытки обозначить арийцев в рамках одной культуры. Что же касается интернационализации, то как объяснить при упомянутом отсутствии взаимосвязи между физическим типом и языком тот факт, что темперамент южноевропейцев, например, формирует быстро произносимую речь (итальянский, испанский языки?) Южные народы более коммуникабельны, чем северные. Южанин легче идет на контакт, более возбудим, менее уравновешен. Соответственно, южанину сложнее следовать моральным ограничениям. Это сказывается на этических нормах и определяет систему поведения, которая, в свою очередь, формирует национальную культуру. Стало быть, связь между географической зоной проживания и культурой народа, по меньшей мере, нельзя отрицать. Причем сдержанных, твердохарактерных северян вообще можно противопоставить по темпераменту южанам. И не секрет, что даже внутри одного языка северные диалекты изобилуют твердыми согласными звуками, в отличие от диалектов южных. Найдите хоть одного монголоида, которому было бы удобно произносить шипящие звуки, столь свойственные славянам. Неужто уже не существует национального удобства произношения, знакомого по расхожему выражению «язык сломаешь»? Безусловно, и подобным явлениям есть объяснения. Например, активный темперамент требует больших энергетических затрат, что для северянина просто неоправданно. Как вообще организована фонетика? По двум принципам. Во-первых, чтобы вас понимали, во-вторых, чтобы слышали. Есть звуки гортанные или резонирующие в ротовой полости, есть просто выдыхаемые наружу. В одном случае вовсе необязательно широко раскрывать рот, в другом, напротив, губы представляют некий раструб, и звук усиливается именно за счет беспрепятственного выхода воздуха изо рта. Вполне логичным представляется суждение, что «закрытый» тип произношения адаптирован под условия постоянного проживания народа, скажем, в холодном климате (усиленная теплоотдача, связанная с активным выходом) или в условиях открытого ландшафта с частыми песчаными бурями и т. п. Адаптация!

Таким образом, древний индоевропейский язык можно считать результатом длительного процесса формирования связанной речи, процесса, который определяла необходимость, а не случайность. Впоследствии древний фонетический строй «разветвился» на родственные европейские языки.

Что же касается боевого искусства, то здесь исторический обзор выводит нас к исходной точке. Древнейший, равный нам по типу человек Европы — кроманьонец Тридцать тысяч лет назад он оставил в своей пещерной графике свидетельство боевого применения оружия. Правда, как считают исследователи, ограниченная численность кроманьонцев (плотность их расселения была равна двум человекам на 100 кв. км) не позволяет говорить о сколько-нибудь серьезных войнах. Но графические свидетельства знакомят нас не только с применением оружия, а со сложившимся уже культом, в частности, лука. (См. рис.) Показательна поза, в которой находится раненный стрелами воин — через десятки тысяч лет подобная позиция почти без изменения будет применяться в древнерусской системе оборонительных движений — Свиле. Однако об этом мы поговорим потом. Итак, в двухстах километрах от Москвы 23 тысячи лет тому назад в торжественном и пышном погребальном обряде был похоронен знатный кроманьонец, известный по месту своей стоянки как «сунгирский человек». Он был еще не стар. Может быть, его сразила в бою вражеская стрела?

Многое сейчас кажется сходным в развитии этносов. Народы идут по одному историческому пути. Однако не будем забывать, что «кроманьонцы— воистину первооткрыватели Америки и Австралии; еще больше для них подходит русское слово „землепроходцы“, ибо они действительно прошли земли всех континентов до их пределов» (Том Придо. «Кроманьонский человек.» Пер. с анг. М., Мир, 1979). А значит, возможно, это они передали опыт применения оружия и его конструкции более примитивному виду доисторического человека — неандертальцу. Ведь еще никто не доказывал, что сам кроманьонец является антропологическим наследником неандертальца, точно так же как современного жителя московского Арбата нельзя назвать наследником современного полудикого и антропометрически равного неандертальцам австралийского аборигена.

Воинская каста — что это такое? Психология, культура, традиции, специальные знания, обучающие системы, морально-нравственные критерии, информационный язык, система ценностей. Начнем с того, что особую, священную ценность имеет оружие, оно символизирует божественное начало. Сарматы, например, покланялись богу Меча, символом которого был воткнутый в землю клинок.

В воинские инициации входят обряды освоения или, точнее, овладения стихией оружия. Это — натяжение тетивы лука и стрельба из него, завладение мечом или выковывание его и другое. Стрельба из лука сюжетно прослеживается в родственных мифологиях и связана с женитьбой, а также выбором удела при создании собственной родовой общины. Аналогии: скифский эпос, греческий миф об Одиссее и сватовстве женихов к Пенелопе, русская сказка «Царевна-лягушка». Показателен здесь и сюжет на знаменитом роге-ритоне из курганного захоронения Х века «Черная могила». Ритуальное овладение невестой предваряет здесь стрельба из лука и последующие единоборства, выраженные в символике. Стрела невесты перебита стрелой жениха.

Меч также не обделен мифологическими хитросплетениями. Овладение этой стихией начинается с кузницы, или с извлечения клинка из-под валуна. По-моему, под валуном, рождающим клинок с чудесными свойствами, следует понимать болотную руду. Вообще язык мифологии подразумевает двойственность. Это вызвано тем, что сюжет — не просто красивая прибаутка, а специфические кастовые знания, подлинное значение которых открыто только посвященным.

Не следует забывать, что организация этих знаний и мировоззрение, которое они отражают, тесно связаны с таким важнейшим критерием развития человеческого общества, как религиозное сознание. На пути развития боевого искусства руси славянской когда-то был поставлен мощный идеологический заслон — христианство. Мало кто сейчас знает, за исключением разве что молчащих специалистов, что некогда могучая балтинско-славянская Русь — последний оплот североевропейского язычества — обладала могущественным, не имевшим себе равных, храмов Святовита на острове Руяне (ныне — Рюген, север Германии). Храм являлся «кузницей боевых искусств европейского Севера». Его триста отборных воинов безраздельно господствовали на Балтике, включая и северные ее берега. «На острове том живали люди-идолопоклонники, люты, жестоки к бою… таковы вельможны, сильны, храбрые воины бывали, не токмо против недругов своих отстаивалися крепко, но и около острова многие грады под свою державу подвели… и всем окрестным государствам грозны и противны были. Язык у них был словенский…» (Герард Меркатор. Космография). Однако наша молодежь больше знакома с китайским Шаолинем.

Мало кто знает также, что волны германо-датско-шведской экспансии, включая и «Ледовое побоище» 1242 года, есть крестовые походы против иноверческой Руси. На полстолетия ранее всемирно известной битвы на Чудском озере, под ударами датчан пала Аркона с ее храмом Святовита, пал священный славянский остров Руян (Буян), где, согласно славянской мифологии, боги создали первого человека.

Язычество, с его психологией Рода, отрицавшей обожествление власти, и в XII веке сохраняло кастово-родовую структуру общества. На смену ей пришла традиционная для христианских государств сословная структура. Объединение структур происходило уже не по признакам крови и этноса, а по вере и по территории. И если в язычестве нет четко выраженных государственных границ, а есть «земля» такого-то рода или иного рода-племени, то при христианском огосударствлении государственные границы укрепляются как элемент исполнительной власти.

Наряду с искусственно создаваемой замкнутостью этнического пространства формируется понятие национальности. Вместе с тем исчезает кастовая замкнутость, связанная со спецификой кастового мировоззрения. Теперь и землепашцу, и воину следует исполнять одни культовые традиции, ведические, кастовые знания заменяются религиозной догматикой. Однако тысячелетний опыт, формировавший профессиональное самосознание, невозможно было перечеркнуть одной религиозно-политической реформой. Ведь создание воинства есть не только обучение владению оружием, но в основе своей — вплетение чисто технического навыка в идейно-философскую модель бытия.

Знания не исчезают, знания перевоплощаются. И они нашли новое русло— народный эпос.

Так, почти за каждым шагом былинного героя стоит сакральная символика древнего воинского культа. Три старца-ведуна поднимают на ноги немощного Илью Муромца с помощью ковша ключевой воды. Три Сварожича — три ипостаси Солнца, вода здесь — «хляби небесные», мужское силогонное начало. Выход Ильи на родительское поле, корчевание пнищ и разбрасывание камней — древнейший земледельческий культ поклонения Мати-Сырой Земле. (Впоследствии он отразился в народных игрищах, а в Швейцарии по сей день входит в число традиционных видов спорта: это метание валуна, а сам валун называется «камнем Уншпунена».) Освобождение Ильёй коня, когда богатырь ломает засовы стопудовые (в другом варианте — поимка худого жеребчика во чистом поде и создание из него богатырского скока), символизирует одну из первых воинских инициации — объезжание коня, взятого в табуне.

Народный сказитель, использующий сюжет былины, безусловно, привносит и собственное понимание происходящего, и историческую событийность, и сложившееся отношение к героям. Однако это никак не умаляет значения повествования. Достоверно известно, что, например, за легендарной личностью Алеши Поповича стоят сразу два реальных исторических лица — Ольбег Ратиборич и Александр Попович. Это установлено благодаря сопоставлению эпической событийности с реальными историческими фактами. Идентифицирован и противоборец Алеши — былинный Змей Тугарин — это половецкий хан Тугоркан. Он принадлежал к кровавой династии Шаруканидов, тотемическим, родовым знаком которых являлся Змей. Однако погиб Тугоркан 19 июля 1096 года, тогда как исторический Алеша, а точнее — Александр Попович жил в XIII веке и погиб в битве при Калке. Так был найден второй прототип — Ольбег Ратиборич, действительно сразивший в княжеских покоях (что само по себе их ряда вон выходящее) надменного половчанина Итларя. Произошло это в 1095 году, то есть почти одновременно со смертью Змея. Из сказанного следует, что перепалка в княжеском тереме, отраженная в былине «Алеша и Тугарин Змеевич», настолько захватила сказителя, что он определил ей постоянное место в русском героическом эпосе. В полулегендарной фактографии переплелись две реальные судьбы — ростовского дружинника Александра и переяславского богатыря Ольбега. Впрочем, как видим, сказатель вовсе не стремится к точному совпадению имен и событий. Для него это вещь второстепенная. Пересказчики эпоса только используют известные всей Древней Руси имена. В былине правят законы жанра. Эпос есть эпос. Так, в том же бою с Тугарином герой рассекает труп врага и рассеивает останки «по чисто полю». То же делает и Индра в бою с Вритрой. Или же былинный младенец Алеша просит мать запеленать его не пеленкой, но кольчугою. Подобные отождествления мифологических персонажей с реальными историческими лицами вообще характерны для европейской культуры и прослеживаются, начиная с самого Индры. И все же не стоит прямолинейно отождествлять героев эпоса и истории, ибо в этом случае эпос превратился бы лишь в жизнеописание, что уже совершенно иной жанр.

Итак, к неолиту, то есть новому каменному веку, род утвердился как общинно-кастовая структура. Охотники стали воинами, воины создали боевое оружие. Кстати, связь воинов и охотников отчетливо просматривается в традиционной вышивке. На мужских воинских рубашках в русской глубинке до XVIII — XIX веков вышивались узоры из ветвистых рогов— символ охотничьих кланов. Однако разделение по родам-кланам привело к появлению разных видов состязательного боя. Но это разделение все-таки в большей степени зависело от другого важнейшего фактора— эволюции религиозного сознания. К сожалению, по сей день это не учитывается историками, а ведь религиозное сознание — мощнейший организатор исторического бытия.

Легко убедиться (на основании данных археологии), что культуры с единым уровнем развития производительных сил имеют совершенно различную динамику развития, если одни имеют в основе религиозно-Политической организации архаичный матриархальный культ с поклонением Матери-Земле, а другие — культ Неба с поклонением Богу-Отцу. Именно здесь и происходит разделение боевого искусства. Как уже говорилось, культ Земли предлагает мужскому началу свой обожествленный Идеал — Тавра, быка. Это грубая физическая сила. Критерий мужского достоинства прочно соединен с половым потенциалом, который, в свою очередь, как правило, неразрывно связан с физической мощью. Матриархальное направление язычества долго удерживалось у землеобработчиков. Это вполне понятно — таинство прорастания семян, обильного всхода и богатого урожая подчиняло сознание человека вере в женское, земное начало жизнеобеспечения. Воины земледельческих родов были приверженцами культа быка. Основой их боевой подготовки являлось развитие силы, а обрядовые поединки представляли собой довольно грубую, силовую борьбу. Главная воинская символика земледельцев — рога. Они имеют здесь особый, сакральный смысл. Не случайно боги земледельческого культа рогаты. У славян к числу таких богов относятся Макошь, Волес, Переплут.

Но по мере расселения индоарийцев появлялся и культ Небесных богов. Именно индоевропейцы первыми обожествили Небо, а соответственно и мужское начало. Они поставили во главу пантеона Громовержца, обозначив его лидерство исходным числительным: Перун (Первуна-Первун-Перва-Пирва — в переводе с санскрита — «первый»); Один (сравни с индоевропейским числительным «один»). Имя греческого Зевса, правда, означает «светлое небо», однако его римский прототип Юпитер назван так не случайно. Дело в том, что одноименная планета у римлян была главной среди прочих небесных тел: громовержец Индра так же имеет эпитеты лидера — «царь богов, царь вселенной».

Взаимоотношения небесных (нимбоносных) и земных (рогоносных) богов известны нам больше по библейской версии. Рога постепенно слились с демонической атрибутикой. Противоборству двух родовых систем богов уделяет особое внимание каждая из родственных мифологий. У германцев это борьба асов с ванами, у греков — олимпийцев с титанами. Показателен и славяно-балтийский цикл противоборства Перуна и Волеса. Правда, много веков спустя их соединили слова из Олегова договора с Царьградом, где дружинники и ратники-земледельцы составляли одно войско. Помните: «И кляшися оружием своим, и Перуном — богом своим, и Волесом — скотьим богом». По-моему, в основе этого противоборства лежала эволюция религиозного сознания, проявившаяся в воцарении Небесного культа, то есть смена матриархального общественного уклада патриархальным.

С приходом небопоклонников утверждается и новая идейно-политическая формация, взращенная в поведенческих нормах доисторического человека. Неизвестно, на каких гранях человеческого сознания произошло разделение силы, уничтожающей сопротивление противника и удара как поражающего действия. Достоверно только, что они негласно противопоставлялись друг друга как достижения различных кастовых систем.

Согласно, например, греческим анналам, кулачный бой исходит от великана Амика, сына Посейдона и нимфы Мелии. Амик — вождь одного из малоазиатских племен (бебриков) — был чрезвычайно агрессивен по отношению к иноземцам, он их просто убивал ударом кулака. Впрочем, древние авторы противоречат себе, ибо в противопоставление Амику ими же выдвигается герой Полидевк — самый выдающийся древнегреческий кулачный боец, который убивает в поединке великана (по другой версии — оставляет ему жизнь в обмен на обещание не нарушать законов гостеприимства).

У греков отчетливо видно противопоставление силовой борьбы как древней традиции Минойской (матриархальной) культуры с ее культом быка, затем — Минотавра (она же существовала и в ахейский период греческой истории) и кулачного боя дорийской культуры. На стыке культур родился новый вид боя — панкратион. Не случайно его название переводится с греческого как «всевластный», «всепобеждающий».

В период неолита на территории нашего Отечества появляется рад материальных культур — предшественниц собственно славянской истории. Славянизм неразрывен с ними. Разрыв исторической нити как раз и порождает у нас комплекс исторической неполноценности. Бронзовый век воплотился в могучих государственно-племенных объединениях. Крупнейшим из них считают культуру шнуровиков (названы так по опоясывающе-шнуровому узору на своих керамических изделиях), или, как ее еще называют, — «культуру людей боевых топориков». Культура эта охватила всю Центральную Европу. На территории нашей страны могучим очагом шнуровиков явилась Трипольская культура.

Трипольское государство было объединением патриархального типа с хорошо развитой технологией обработки металла. У трипольцев существовала профессиональная армия, вооруженная копьями, боевыми топорами (модификацией трипольской мотыги), луками и короткими мечами-акинаками. Войско было не только пешим, но и конным, использовало боевые повозки. Трипольцы сливаются с родственными культурами шнуровиков. К числу этих культур относятся: Комаровская, Тростянец-кая, Унитицкая и другие. К северо-востоку от Москвы обосновался обширный очаг шнуровиков, известный как Фатьяновская культура. Большинство названий здесь объясняется частыми открытиями археологов все новых ответвлений одной суперкультуры.

Период, о котором идет речь, — это рубеж III и II тысячелетия до н. э. Военное ремесло бронзового века достигало промышленного уровня. Достаточно сказать, что уже применялись специальные каменные плиты — ровнятели стрел с выдолбленными ложбинами для придания стрелам улучшенных аэродинамических свойств. Стрелы хорошо отцентровывались и поражали боевые доспехи. «Значительно совершенствуется наступательное оружие, появляются бронзовые шлемы, поножи, панцири — развитой доспех» (История Европы в восьми томах. Т.1, М., Наука, 1988). Эти свидетельства исключают правомерность утверждений типа: «Боевой доспех появился на Руси не ранее XIII-IX веков!»

Именно у шнуровиков произошло разложение землепоклоннического культа и связанная с этим религиозно-мировоззренческая революция. Изменилось не только царствующее в обществе начало, но и погребальный обряд. Казалось бы, что здесь такого? Но не будем забывать, что погребальный обряд — это окно в иной мир, первый шаг в иное измерение, и от того, как выглядит этот первый шаг, во многом зависит и само представление человека о загробной жизни.

У шнуровиков появилось трупосожжение — обряд священной кремации и насыпания кургана. Впрочем, первыми в культовой революции были люди более древней культуры, так называемой «ямной». Она относится к самому началу бронзового века. Изменения в древнем обществе свидетельствовали о развитии религиозно-мировоззренческих форм язычества.

Наступила эра ведизма. Но развивались и архаичные формы землепоклонничества. Человечество должно было пройти все ступени религиозного самосознания. Ведизм — высшая из них. Культ быка по-прежнему оставался особо почитаем.

«С глубокой древности в Европе был известен культ быка, который сохраняется и в бронзовом веке. О нем свидетельствуют многочисленные изображения человека-быка на петроглифах, рогатые шлемы и бронзовые рога — ритуальные музыкальные инструменты огромных размеров. Их находят обычно парами, они олицетворяют правый и левый рога быка. Другое свидетельство культа быка — захоронение покойников на свежеснятых бычьих шкурах. Культ солнца — небесного божества, влекомого лошадью в колеснице по голубым полям небес, — индоевропейского происхождения. Символом солнца был золотой диск, окруженный ореолом. Он найден в раде областей Европы в памятниках бронзового века…» («История Европы»).

Культ землепоклонничества и его мужская формация — скотий бог Волес прочно связаны с Древней Русью. В народном, былинном эпосе Волес воплотился в богатыре-пахаре Микуле Селяниновиче. Нелишне упомянуть и этимологию имени древнеславянского бога: ВОЛОТЬ — верхняя оконечность хлебного снопа с колосьями (Курская губерния, в Вятской губернии — охапка сена); ВОЛОТКА — верх снопа (Костромская губерния); ВОЛОТТЯ — колосья (Малороссийское); ВОЛОК — косовица валков (термин, употребляемый повсеместно и сегодня); ВОЛ — основная тягловая сила землепашцев, первое животное, одомашненное человеком специально для обработки земли; ВЕЛЕС — распрядитель (Рязанская губерния); ВОЛОКИТА — чесание льна; ВОЛЯ — ВОЛОСТЬ — ВЛАСТЬ — свободное землепользование в изначальном смысле. Таким образом, Волес — бог родины, бог землепользования, связанный с аграрными культами оседло проживающих племен. Как бог местопроживания и символ мужского детородящёго начала, Волес наделен и охранными свойствами — в основном оберегает урожай, благосостояние, скот. Поклонение Волесу-тавру обнаруживается не только в природно-климатической зоне наиболее благоприятного землепользования, но и на Севере. Так, культ Волеса был развит у фиино-угров — древнейшее его святилище располагалось на острове Валаам на Ладоге. До XX века сохранили память о языческом боге жителе деревень на речке Велесе, что затерялась среди тверских чащоб. Известно святилище быка со времен бронзового века у села Усатово, близ Одессы, и т. д. Кстати, первая буква всех европейских алфавитов — А (египетско-финикийско-греко-латинская «алеф» — «альфа» — «бык») обозначает перевернутую голову быка, то есть быка поверженного.

К эпохе энеолита (позднего неолита) культ быка-Волеса преображается в новый тотемический символ-образ — в медведя. Наши рассуждения нащупывают уже реальные очертания борцовского поединка. В основе состязания — древнейший тотемический культ медведя. Поединок с привлечением его духа является элементом так называемой аграрной магии. Смысл использования духа-охранника заключался в том, чтобы оградить родовые поля от демонических сил, способных, по поверьям землепоклонников, насылать неурожай либо голодных зверей, промышляющих молодыми всходами.

Колдун рядится в шкуру медведя и под сопровождение ритмично звучащих ударных инструментов выполняет обрядовый пляс-танец, вводя себя в состояние транса. Так он призывает дух медведя. Духу «показывается» борцовский поединок на подготовленном к посеву поле. Поединок символичен. Дух должен знать, что его призывают для борьбы. Медвежья шкура в данном случае призвана обмануть дух. Он должен перепутать шкуру с живым зверем, сам воплотиться в зверя и лишь затем обнаруживать, что в действительности зверя-то и нет. И тогда дух как бы остается неприкаянно блуждать по полю, являясь его оберегом.

Обряд обычно заканчивался сексуальным экстазом борцов и их семяизвержением в землю, после чего самые древние старцы начинали засеивать поле. Отголоском «медвежьего поля» стал весенне-пахотный обряд «комоедицы», дошедший до XX века и известный в иных местах просто поя названием «медвежьей» борьбы. Следы же наиболее древнего использования тотема землепоклонниками уходят в энеолит и относятся к Волосовской культуре III — II тысячелетия до н. э. Волосовцы, расселенные по всей Русской равнине, связывали культ медведя с фаллическим началом, о чем свидетельствуют данные археологии (Крайнев Д.А. «О религиозных представлениях племен Волосовской культуры.» Сб. Древности славян и руси. М., Наука, 1988, с. 38).

Что же в это время происходило у воинских племен? Изменение религиозного культа и обряда захоронения создало новый мемориально-культовый элемент— насыпной курган. С его появлением возникает и новый обряд — тризна. Тризна — обряд чисто воинский, вообще ее в определенном смысле можно считать наиболее древним видом массового состязания. По одной из гипотез, греческие олимпийские игры первоначально являлись тризной по умершему герою Пелопу. Погребение в древности всегда сопровождалось шумным действом. Здесь отразилась идея борьбы с демоническими силами, способными в момент «отхода» души умершего завладеть ею. На Руси языческая тризна просуществовала до XV века и была выжита христианством.

Помимо двух самостоятельно развивающихся направлений состязательного поединка — аграрно-магического (земледельческого) и воинского, все отчетливее поступало и третье — общеродовое. Что это такое? Состязательный поединок через игровые формы прививался детям и подросткам независимо от родоплеменного происхождения. Борьба вообще физиологична как способ физического развития молодого организма, способ, определенный самой природой. Вместе с тем существуют и специфически обоснованные формы поединка, такие, как состязание за невесту, восходящее ко времени зарождения парной семьи. Традиция дожила до нас в таких танцах, как «барыня». В основе танца — брачное ухаживание. Кроме того, состязательный поединок и сегодня служит для утверждения иерархии в подростковой среде. Дети же, обращенные лицом к живой природе, подражая взрослым, испытывали естественную тягу к лидерству, которое давали победы в поединках. Ведь в древности победоносно сильный являлся безоговорочным критерием величия и достоинства.

К общеродовой традиции следует отнести и «профессиональные» состязания, например, перетягивание невода, преобразовавшееся впоследствии в перетягивание каната. Оно из той же категории, что и борьба в седле у кочевников или борьба в бадье с виноградом у виноделов древней Андалузии.

Таким образом, у славян имелось по меньшей мере три самостоятельных направления развития поединка. Это воинская традиция, землепашеская и общеродовая. От трех корней и пошла многообразная русская борьба.