• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Нам не дано вовремя оценивать лучшие дни и мгновения нашей жизни. И только когда мгновения эти пройдут, мелькнув, как цепь гор сквозь пелену облаков, мы начинаем понимать, что испытали нечто такое прекрасное и значительное, чему уже не повториться никогда, как бы мы этого ни хотели.

В просторной, уютной, любовно обставленной квартире заслуженного мастера спорта Бориса Александровича Майорова висит огромная, похожая на картину фотография. На ней запечатлен улыбающийся молодой человек, удивительно похожий на хозяина квартиры. В его распахнутых, словно для объятия, руках зажаты кубок и клюшка.

Хлопают двери, входят и уходят посетители, непрерывно звонят телефоны. День заполнен до отказа, иногда, как говорится, некогда даже вздохнуть. Но под вечер, если выпадает свободное мгновение, человек за столом нет-нет да и остановит взор на своем двойнике. Разглядывает внимательно, словно первый раз видит. Встает со своего места. Подходит поближе. Говорит, неизвестно к кому обращаясь:

– Да, это была вершина. Вершина всей жизни.

А как же он на нее восходил?

Передо мной журнал «Смена» № 14 за 1956 год. За тот самый год, когда мы чествовали прославленных героев Кортина д'Ампеццо во главе с Всеволодом Бобровым. Так вот именно тогда на одной из страниц журнала появилась небольшая заметка под заголовком «Футболисты с Большой Оленьей». Думаю, что читателям будет любопытно ознакомиться с нею.

«Первый гол был забит, – писала тогда автор А. Коваленко, – в окно гражданки Селивановой. Восторженных аплодисментов это не вызвало. Впрочем, во дворе дома № 11 по Большой Оленьей улице, в Сокольниках, довольно часто забивали мячи не туда, куда положено. Сколько раз слышались крики хозяек, сколько упреков сыпалось на головы юных футболистов, сколько раз отбирали у них мяч! Но… мальчики продолжали играть в футбол, разбивая стекла, пачкая вывешенное во дворе белье, вытаптывая клумбы.

Трудно сказать, чем могло все это кончиться, если бы однажды заядлые футболисты Боря и Женя Майоровы не обратили внимания на объявление, в котором сообщалось, что в Сокольническом районе будут проводиться соревнования дворовых футбольных команд.

В тот же день «общее собрание» юных футболистов, проходившее за сараями, постановило: идти на стадион «Спартак», что находится тут же, в Сокольниках, и подать заявку.

…С тех пор тихо стало на Большой Оленьей: ребята перебрались со своим мячом на стадион «Спартак» и с гордостью называли себя «спартаковцами». Им выдали настоящие бутсы, форму». Так началась спортивная биография двух братьев-близнецов, ставших впоследствии знаменитыми на весь мир.

Они гоняли кожаный мяч, мечтали о карьере Григория Федотова или Александра Пономарева, жадно овладевали мастерством. Однажды попросили заслуженного мастера спорта Николая Тимофеевича Дементьева познакомить их с приемами игры, приобщить к технике. Известный футболист охотно согласился, и в тот день тренировка прошла особенно интересно. Ребята старались изо всех сил: приближались решающие дни розыгрыша Кубка Москвы среди дворовых команд. Команда «спартаковцев» должна была защищать честь района. Ребята ходили серьезные, озабоченные.

Но первые же матчи подняли их настроение, они выиграли у краснопресненцев со счетом 3:1, у бауманцев – 5:0, у щербаковцев – 3:2. После каждой встречи неизменно становились героями Боря и Женя Майоровы. На их долю приходилась львиная доля забитых мячей.

– Вижу, быть вам известными футболистами, – сказал им однажды Николай Тимофеевич Дементьев, с большим интересом наблюдавший за их игрой.

Но судьбе было угодно направить мальчишек по другому пути. Весной 1954 года Борис записал в дневнике: «Восхищен успехом Всеволода Боброва и его товарищей. Я окончательно выбираю хоккей и признаюсь себе в почти несбыточной мечте: вот бы поиграть хоть раз в такой команде!»

Сборная команда страны, которая с 1963 по 1971 год включительно радовала нас блестящими и непрерывными победами, поднялась на высшую ступень мирового пьедестала почета в результате объективного хода событий – массового развития в стране новой игры, роста числа клубов, мастерства спортсменов. Вот почему ее успехи были такими стабильными. Вот почему их стали называть вполне закономерными, логическими, даже само собой разумеющимися.

К этому счастливому поколению победителей и принадлежал Борис Майоров.

Братья стали усиленно овладевать премудростями шайбы, а футбольные увлечения почти целиком уступили место хоккейным.

Борис оказался первым, кого приняли в команду мастеров, Евгений продолжал еще играть в молодежной команде, а он уже ездил со взрослыми на «настоящие» игры «настоящего» чемпионата страны. В ту пору вопрос о партнерах волновал меньше всего. Он безумно радовался, если удавалось сыграть хотя бы полматча на чьем угодно месте. Обычно его выпускали по очереди с его сверстником Владимиром Мальцевым, пришедшим в команду чуть раньше Майорова. Володя в ту пору был официально внесен в протокол. Борис же в списках не значился, и его пробовали под видом кого-то.

Кстати, именно тогда он и забросил свою первую шайбу в чемпионате страны, не зафиксированную, однако, ни одним, даже самым дотошным, статистиком. Да это и неудивительно. Дело в том, что на выходы «беспаспортного» игрока на лед абсолютно не обращали внимания, ибо никто тогда Бориса в лицо не знал. И вдруг он забивает гол. Надо по радио объявлять фамилию игрока. Но при выяснении «Спартаку», согласно правилам, запишут поражение. Первым сообразил что к чему старший тренер команды, мастер спорта Анатолий Владимирович Сеглин. Он мигом очутился у судейского столика, что-то быстро объяснил судьям, и спустя минуту радио сокольнического катка объявило:

– Шайбу в ворота московского «Буревестника» забросил Александр Корнеев…

Как тогда остро переживал новичок тот прискорбный для себя факт, что остался он в безвестности! Откуда было ему знать, что будет еще в его жизни множество шайб, которые он пошлет в ворота самых знаменитых команд, защищаемых самыми прославленными вратарями.

Борис Майоров! На протяжении многих лет его имя ассоциировалось в нашем сознании с гордой хоккейной славой, с яркими успехами сборной команды Советского Союза, бессменным капитаном которой он был на протяжении пяти лет. И каких лет!

Он вошел в историю советского и мирового хоккея как один из лучших левых крайних, как игрок необычайно яркий и своеобразный. Обладал ювелирным пасом, отличной реакцией, безупречным пониманием партнеров и игровых ситуаций.

Помнится, когда он выступал, я любил в течение матча отключаться от всего происходящего на льду и наблюдать только за ним. Сколько интересного и неповторимого открывалось в эти прекрасные минуты.!

Вот он устремился вперед в очередной прорыв. Реактивный старт. Бросок вперед. Справа ему посылается шайба, но пас недостаточно точен. Любой другой хоккеист, какого бы высокого класса он ни был, сбавил бы в этой ситуации скорость. Но не Борис. Корпус, ноги, вся его легкая фигура построены в движении так, что он успевает «вытащить» из-под конька шайбу, и вот она уже впереди, под всегда послушной клюшкой.

Однажды, беря очередное интервью, я спросил у Бориса Александровича, какие качества он считает наиболее важными для хоккеиста.

– Высокая скорость, помноженная на высокую технику, – последовал ответ.

Сам Майоров полностью соответствовал своему идеалу. Более того, виртуозная техника этого спортсмена стала динамической основой его почти невероятной игровой скорости. Прием шайбы, ведение ее, пас, торможение, мгновенные развороты, бросок по воротам – его знаменитый бросок с «неудобной» руки – все это исполнялось на вихревой скорости, все было отмечено вулканическим характером его игры.

Он никогда не искал «свободного льда», не боялся никаких преград и трудностей. С решимостью врубался в могучих канадских защитников, в «железных» шведов, в темпераментных и яростных игроков обороны сборной Чехословакии.

С первого до последнего дня выступлений в большом хоккее Бориса Майорова отличало очень серьезное отношение к спорту. Это был образец большого трудолюбия. Утверждаю это не понаслышке. В бытность Всеволода Михайловича Боброва старшим тренером «Спартака» и сборной страны мне не раз доводилось присутствовать на тренировках этих команд – и в Тарасовке, и во Дворце спорта в Лужниках, и в Новогорске…

Здесь во время двусторонних «учебных» игр Борис был также прекрасен, как во время самых серьезных и ответственных официальных матчей. Он ничего и никогда не делал вполсилы, его насыщенная энергией, жаждой борьбы натура постоянно требовала активных действий. Вот почему в любой ситуации он играл в полную силу, горячо, азартно, и в конце концов его увлеченность, его пыл передавались всем.

В 1967 году команда «Спартака» завоевала звание сильнейшей команды страны. Но большая радость омрачилась неожиданной новостью: старший тренер клуба Всеволод Михайлович Бобров был отозван на пост руководителя футбольной команды ЦСКА. И поползли слухи – один тревожнее и нелепее другого. «Правда ли, что еще не могут подобрать замены ушедшему Боброву?», «Верно ли, что уходят в другие клубы?…», а далее следовала целая вереница фамилий. «Подтверждается ли, что в «Спартаке» царят уныние и паника?» В редакцию журнала «Спортивная жизнь России», где вот уже почти четверть века трудится автор, посыпались письма. Ох уж эти болельщики! Придумывают всякую всячину и сами же волнуются…

Но в то же время многие глубоко продуманные вопросы были естественными и понятными. Редакция решила ответить на них. С этой целью мы поехали тогда в курортный городок Алушту на Южном берегу Крыма, где расположена учебно-тренировочная база «Спартака».

Наше первое свидание с командой произошло на залитом солнцем стадионе. Часы показывали без десяти минут одиннадцать, но все уже были в сборе. И все как один одеты в аккуратно приготовленную спартаковскую форму. Мне тогда очень понравилась эта деталь. Я спросил у второго тренера Юрия Глухова:

– Это всегда у вас так?

– Последнее время да. С той поры, как занятиями руководит Борис Александрович Майоров.

– Как?! – вырвалось у меня. – Майоров в роли тренера?

– В роли играющего тренера, – справедливо поправил Юрий Иванович. – А общее руководство командой будет осуществлять Александр Иванович Игумнов. Он скоро приедет сюда.

Мы пробыли тогда на базе неделю и с интересом наблюдали за жизнью прославленного хоккейного коллектива, за «двойной ролью», которую играл в те трудные дни Борис Майоров. Он все время был среди своих товарищей, с которыми столько раз выходил на лед как равный. Но теперь волею судеб он отвечал за всех и нисколько не тяготился выпавшей на его долю ответственностью. Он был так естествен, что я невольно любовался им.

Сосредоточенное лицо. Внимательный взгляд. Свисток. Начинается тренировка, и ребята бегут по овалу беговой дорожки точно в заданном темпе, лихо выполняют замысловатые упражнения – одиночные, парные, с отягощениями.

«Слава, быстрее!» «Ну вот еще, разве так делают, Женя!», «Энергичней, энергичней, Саша!»

Здесь нет именитых и неименитых – все равны. С одинаковым напряжением, с полной отдачей работают и Старшинов, и Якушев, и Зимин. И, не выдержав роли стороннего наблюдателя, а точнее, и не собираясь играть ее, вместе со всеми, увлекая, показывая пример старательности, настойчивости, целеустремленности, действовал сам Борис.

Два часа труда позади. У всех взмокшие от пота майки, раскрасневшиеся лица, очень усталый вид и… сверкающие радостью глаза. Как у мальчишек, которым дали вволю заняться любимым делом. Эти сверкающие глаза, шутки и добрые взгляды, которые они бросали на своего капитана, ставшего на время их наставником, сказали тогда больше всяких слов. Сказали, что всеми своими действиями, всем поведением Майоров помогает им сохранить главное – любовь к игре, свежесть увлечения. И это было так приятно увидеть и понять! Ибо как хотите, а подлинная зрелость спортсмена проверяется прежде всего именно на тренировке. Здесь становится ясно, подготовлен ли он физически к борьбе за достижение той высшей цели, которую ставит перед собой команда.

Прощались мы в конце рабочей недели. Борис Майоров вышел провожать гостей, как всегда аккуратный, элегантный. Я задал ему последний вопрос, который чаще всего мелькал в редакционной почте:

– Что же ответить тем, кто требует сказать им, как сегодня живет «Спартак»?

Он задумался. Потом произнес медленно, словно взвешивая каждое слово:

– Напишите, что, как всегда, живет «Спартак» трудом. Что очень много работает, желая встретить во всеоружии новый сезон. Что хорошо помнит о своей ответственности перед многочисленными болельщиками, перед страной, перед советским спортом.

Бориса Майорова, особенно в начале его спортивной карьеры, часто называли забиякой, неисправимым спорщиком. Но так говорили люди, не способные увидеть характер в целом, понять многогранность и нестандартность его.

Он был горяч. Случалось, злился, но это была злость, прибавляющая отвагу и силу, позволяющая совершить то, что, казалось бы, и совершить невозможно.

В связи с этим вспоминается один из матчей 1967 года, когда московский «Спартак», уже коронованный чемпион страны, начинал в этом высоком звании новый сезон матчем против ЦСКА. Как всегда, во Дворце спорта были переполнены трибуны, до предела накалена атмосфера и на льду и вокруг него. Как всегда, непримиримые соперники мечтали только о победе.

Спартаковцы, как обычно в ту пору, начали бурно. Они отдавались игре без остатка. На поле был настоящий хоккей – боевой, искрометный.

И вот очередная атака спартаковцев – стремительное кружение у ворот, беспрерывная цепь передач в одно касание. Воспользовавшись этим, Александр Мартынюк, прорвавшись сквозь заслон, вышел один на один с вратарем, а через мгновение вместе с ним шайба влетела в заветный прямоугольник. Вспыхнул красный свет, судья в поле Алексей Гурышев подтвердил словами и жестом: «Гол!»

Но через несколько секунд, поддавшись на уговоры армейцев, он изменил свое решение. Тогда началось нечто невероятное. Зрители на трибунах повскакивали с мест. На лед, не в силах обуздать свой темперамент, выскочили все спартаковцы. Борис Майоров, капитан, решительно подъехал к судье.

– Ну, сейчас сорвется, – сказал мой сосед по ложе прессы.

И я уже готов был согласиться с ним: Борис далеко не всегда умел сдерживать себя, да и сейчас поза его была откровенно воинственной. Но, зло спросив что-то у Гурышева, он тут же откатился в сторону. Потом подъехал к бортику и умоляющим голосом попросил Боброва:

– Дайте нашей тройке поиграть подольше! – И поехал на свое привычное место, на левый край.

Постепенно болельщики на трибунах утихомирились, когда лишние игроки были удалены с площадки, и игра возобновилась. Счет был 2:1 в пользу «Спартака». Счет «зыбкий» вообще, а в данной ситуации особенно. Сейчас на первый план выступала психология и каждая шайба могла оказаться решающей.

Понимали это все. Однако армейцам не удалось сдержать натиск первой тройки соперников, где все играли с вдохновением, а Борис, казалось, превзошел самого себя. Его порыв передался другим, натиск их все нарастал. Вот передача Старшинова из глубины, Борис Майоров «поймал» шайбу, на какой-то совершенно необъяснимой скорости вышел к чужим воротам и с «шиком», со звоном, по-футбольному, по-майоровски забил гол. Взревели от восторга болельщики, радостно обнимались на скамейке ждавшие своей смены хоккеисты, счастливые покатили к борту Старшинов и Евгений Майоров, а Борис, даже не подняв на этот раз клюшки, на полной скорости подскочил к Гурышеву, колко бросил в лицо:

– Ну, что?!

Мы, многое повидавшие спортивные журналисты, были уверены, что сейчас вновь возникнет инцидент, что судья накажет спартаковского капитана за недозволенную дерзость. Но Алексей

Гурышев, этот великий хоккеист прошлого, этот спортсмен до мозга костей, лишь развел руками, нагнулся к Борису и сказал:

– Могу только выразить вам свое восхищение.

Виртуоз хоккейной техники, отважный боец, спортсмен в самом высоком смысле этого слова – таким он был в игре и останется в памяти всех, кто его знал. А кто его знал, – тот неизменно его любил.

Майоров Борис Александрович. Родился 11 февраля 1938 г. Заслуженный мастер спорта (1963 г.). В 1956 – 1969 гг. в команде мастеров московского «Спартака».

Чемпион СССР 1962, 1967 и 1969 гг. Второй призер чемпионатов СССР 1965, 1966, 1968 гг. Третий призер 1963 и 1964 гг. Провел около 400 матчей, забил 252 гола.

Чемпион IXи Xзимних Олимпийских игр. Чемпион мира и Европы 1963 – 1968 гг. Второй призер чемпионата Европы и третий чемпионата мира 1961 г. Сыграл на этих турнирах 50 матчей, забил 28 голов.

Братья Майоровы вошли в наш большой спорт, в наш хоккей неотделимо друг от друга, и мы как-то привыкли говорить и думать о них как об одном целом.

Было время, когда все мы – зрители, журналисты, – неизменные поклонники прекрасной игры, просто не могли различить Майоровых на льду. И не только потому, что они близнецы. Их роднило общее, весьма высокое мастерство, неизменная приверженность к атаке, смелость и безграничная преданность хоккею. Евгения, как и Бориса, характеризовали высокая культура, каждый его поступок, каждый ход на ледовом поле отличали четкая, ясная мысль, безусловная целесообразность и максимальная эффективность.

Как и Борис, он неизменно был заряжен на атаку, но находил в ней свою собственную тональность, свои пути и приемы. В частности, он часто таранил ворота соперников, резко срезая угол от борта и обходя на высокой скорости защитников.

Этот характерный для Евгения тактический ход, отработанный, доведенный до совершенства, сослужил нашей сборной добрую службу в памятном для всех 1963 году в матче с командой Чехословакии, от исхода которого зависело, вернут ли наши хоккеисты звания чемпионов мира.

При счете 1:1 на поле завязалась редкая по своему напряжению борьба. Особенно активны были чехи. Трижды их нападающие посылали шайбу в штангу, несколько раз наши ворота от «верных» голов спасала чудотворная игра Коноваленко. Казалось, еще атака, еще несколько мгновений – и грозные соперники советских спортсменов добьются успеха.

Именно в этот момент тренеры выпустили на лед спартаковскую тройку. Расчет на нее оказался точным. Молодое, полное боевого задора, не ведающее страха звено не стало считаться с общей игровой обстановкой, начисто отвергло идею пассивной обороны. «Мальчишки» немедленно набрали предельную скорость. Евгений ворвался в зону, получил пас, резко срезал угол, «объехал» рослого защитника и в падении сильно и точно выполнил бросок…

– Гол!! – радостно закричала вся наша огромная страна, прильнувшая к радиоприемникам.

Да, Майоров-младший (он родился на два десятка минут позже брата) забил самый нужный, самый важный для нашей сборной в том турнире гол. Журналисты назвали его и самым красивым голом чемпионата.

В основной состав мастеров московского «Спартака» Евгения включили на год позже Бориса, в 1957 году. Хорошо запомнился он мне в матче с ЦСК МО, и вот почему. Армейцы, за которых тогда выступали Бобров, Бабич, Шувалов, Александров, Локтев, учинили спартаковцам самый настоящий разгром. За две минуты до конца счет был 13:0.

– Пацаны, суши весла! – кричали с трибун шутники.

«Спартак» и в самом деле сник. Только правый крайний молодежной тройки (мы тогда не знали еще ни имени, ни фамилии) продолжал играть по-прежнему задиристо, свежо, словно ничего не произошло. Он яростно рвался вперед, натыкался на безжалостное упорство армейской обороны, падал под испытанными силовыми приемами Николая Сологубова, снова поднимался и опять рвался вперед, словно от того, забьет он или не забьет, зависела по крайней мере судьба всего чемпионата.

На трибунах заметили этот порыв, стали подбадривать новичка:

– Давай, парень!

– Сними сухую!

И он все-таки добился своего, в падении приняв передачу справа и точно послав шайбу в сетку защищаемых Николаем Пучковым ворот за двенадцать секунд до финальной сирены.

Эту неукротимость, эту прекрасную спортивную ярость Евгений Майоров сохранил до конца своей спортивной жизни.

История нашего отечественного спорта богата примерами, когда за одну и ту же классную команду выступали по нескольку представителей одной и той же фамилии. В футболе это знаменитые династии Бутусовых, Старостиных, Артемьевых, Дементьевых, Канунниковых, в боксе – Щербаковых, в легкой атлетике – Знаменских… В хоккее же с шайбой Майоровы стали первыми, кто внес в жизнь клубов высшей лиги и сборной элемент «родственности». В спорте ее можно было только приветствовать. Левый и правый края сложившегося звена не просто хорошо понимали друг друга – они одинаково мыслили, и это придавало тройке необыкновенную монолитность.

Как и Борис, Евгений отличался необычайно бурным темпераментом и тем, что мы называем «спортивной злостью». И часто именно он взвинчивал, заводил своих замечательных партнеров, брал на себя, если требовала ситуация, роль камертона, по которому определялась общая тональность атаки.

Правда, темперамент, случалось, оказывал ему и плохую услугу. Женя был вспыльчив, задирист, часто затевал отчаянные споры на площадке и за ее пределами, что, конечно же, мешало ему и команде. Много неприятностей было у него за годы выступлений в большом спорте из-за не всегда правильно понимавшегося им чувства гордости. Женя считал унижением заявлять тренерам о своих травмах, плохом самочувствии и часто сам же горько расплачивался за это.

Но все свои видимые и невидимые недостатки (а у кого их нет!) он компенсировал великолепным мастерством, игрой подлинно высокого класса.

Майоров Евгений Александрович. Родился 11 февраля 1938 г. Заслуженный мастер спорта (1963 г.). В 1957 – 1967 гг. в команде мастеров московского «Спартака».

Чемпион СССР 1962 и 1967 гг. Второй призер чемпионатов страны 1965 и 1966 гг. Третий призер чемпионатов 1963 и 1964 гг. Провел более 260 матчей, забил 122 гола.

Олимпийский чемпион 1964 г. Чемпион мира и Европы 1963 и 1964 гг. Второй призер чемпионата Европы и третий призер чемпионата мира 1961 г. Сыграл на этих турнирах 20 матчей, забил 10 голов.

Когда в центре дуги, на двух полюсах которой неслись «реактивные братья», утвердился навсегда еще один замечательнейший форвард, всем нам новое построение показалось таким естественным, таким само собой разумеющимся, что мы даже не задавались вопросом, как складывалось это прославленное звено, где, каким образом был найден спортсмен, имя которого в конце концов присвоили тройке. Давайте же хоть сейчас восстановим в своей памяти интереснейшие страницы истории.

…Эту программку я до сих пор храню вместе с самыми драгоценными журналистскими реликвиями. Программка на очередной матч XII первенства Советского Союза между московскими командами «Динамо» и «Спартак». У «красных» под семнадцатым номером был записан Владимир Старшинов. И диктор точно так же объявила его по радио. Буквально никого из нас эта «опечатка» не смутила: имени новичка тогда никто из нас не знал.

Пока Слава сидел больше на скамейке для запасных. А на расстоянии протянутой руки от него играли прославленные мастера, чемпионы мира и олимпийских игр: Сологубов, Трегубов, Хлыстов, Гурышев… Молодой Старшинов глядел на них во все глаза.

– Учись Слава, учись старательно, – говорил ему его первый, оставшийся самым любимым тренер Александр Иванович Игумнов, твердо веривший в то, что вот этому ни на кого не похожему мальчишке уготована судьба большого мастера.

То, про что рассказано выше, происходило в далеком пятьдесят седьмом году. С тех пор прошло 25 лет. На календаре – восемьдесят третий. Имя заслуженного мастера спорта Старшинова сегодня знает весь спортивный мир, оно неотделимо от истории хоккея. Неотделимо от наших побед и нашей славы.

И вот мы сидим с ним друг против друга и ведем неторопливую беседу о прожитом. Беседу, которую я хочу предложить вниманию читателей.

«Вопрос: – Вы пришли в хоккей, когда сборная СССР только дебютировала на международной арене, когда, популярность этого вида спорта была далека от сегодняшней. Что же подсказало вам выбор? Почему вы сделали его? Какие обстоятельства способствовали этому?

Ответ: – Сейчас каждый мальчишка, едва научившись ходить, мечтает о дружбе с шайбой. В мое время у ребят были другие кумиры – футбол и русский хоккей. С них я и начал, придя в январе пятьдесят четвертого в ДЮСШ московского «Спартака» на Ширяевом поле. Плетеный мяч был тогда куда более в почете, чем шайба. И мы мечтали о больших победах на ледовых и зеленых полях. Но сильные команды по русскому хоккею были тогда в «Динамо», ЦСКА. Руководители нашего клуба опасались, что многие из нас, молодых, поддадутся соблазну перейти в коллективы, овеянные хоккейной славой, а с нами уже связывали определенные надежды, прежде всего в футболе. И вот зимой пятьдесят шестого явно с отвлекающей целью мне предложили сыграть за юношескую команду «Спартака» в официальном матче на первенство Москвы по хоккею с шайбой. Я никогда прежде не видел и не знал этой игры, плохо представлял, что надо делать. Играли против своих сверстников из столичного «Буревестника» и выиграли со счетом 2:1. Обе шайбы в ворота соперников, к своему большому удивлению, провел я. Это очень понравилось, понравилась и игра в целом. С того самого момента я и сделал свой выбор, хотя осознал это гораздо позже.

Вопрос: – Итак, долгих четверть века вы пробыли на льду. Это – огромный опыт, колоссальная практика. Могли бы вы сегодня сказать, что обрели свою философию в спорте, знаете то самое главное, самое значительное, что необходимо в нем?

Ответ: – Прежде всего, по-видимому, следует сказать о том, что в любой области жизнедеятельности человек может достигнуть настоящих высот, быть нужным и полезным, если его «собственная философия» совпадает в главном, в принципиальном с философией своего общества, своего народа. Умение смотреть на жизнь с точки зрения гражданина, с точки зрения полезности и нужности своей стране, своему коллективу поднимает каждого из нас. Скажу еще так: то, что человек сохраняет для себя, утаивает, он неизбежно теряет; то, что он дает людям, остается ему, становится его богатством. Мы не жалели себя на льду, отдавали каждой игре весь имеющийся запас духовных и физических сил и именно поэтому, прежде всего, пришли успехи и признание.

Далее. Одним из краеугольных камней «моей философии» является уверенность, что в любом деле, а тем более в спорте, настоящих успехов можно добиться лишь посвятив себя ему, этому делу, без остатка, ставя перед собой ежедневно и ежечасно только сверхзадачи, испытывая постоянное неудовлетворение достигнутым.

Я видел за свою жизнь и в «Спартаке», и в других клубах немало спортсменов, щедро одаренных от природы, по-настоящему талантливых. Но они так и не испытали радости больших свершений, потому что довольствовались малым и приходили в спорт не во имя спорта, а во имя тех благ, которые он дает. Они не хотели трудиться, не желали отказывать себе в различных житейских радостях и неизбежно проигрывали самим себе.

Мне хочется особенно выделить в «своей философии» огромную роль спорта как фактора воспитания и закалки советского характера. Мы иногда ханжески отворачиваемся от естественно присущего молодой душе стремления к самоутверждению, а его надо бережно поддерживать. Качества, которыми одаривает спорт в ответ на преданность, вооружают человека физически и духовно, готовят его для всех других родов деятельности, для жизни. Ведь жизнь, как и спорт, представляет собой не что иное, как вереницу взятых и еще не взятых преград…

Вопрос: – Кто был вашим главным учителем в спорте? Я имею в виду тренеров, которые вас учили, и спортсменов, у которых вы учились сами, с которых брали пример?

Ответ: - Успех – это всегда талант плюс его величество Случай. Конечно, многое зависит от самого спортсмена, степени его одаренности, веры в себя, трудолюбия, самодисциплины. Но еще в большей степени от того, к какому тренеру ты попадешь.

Особенно важен начальный период. Позволю себе такой пример. Современные космические корабли поднимаются в необозримые дали, но их взлет зависит прежде всего от ракеты-носителя, от идеальной точности ее курса. Малейшее отклонение – и прекрасно задуманное дело может перерасти в катастрофу. Так вот детские тренеры, на мой взгляд, это ракеты-носители советского спорта. Именно от них во многом зависит успех наших взлетов…»

На этом я заканчиваю цитировать запись недавно взятого интервью. С тренерами в детстве мальчишкам из Сокольников чертовски повезло: в футбольно-хоккейной ДЮСШ «Спартака» были в ту пору, не побоюсь сказать, поистине выдающиеся педагоги. Заслуженный мастер спорта, один из главных героев довоенного легендарного сражения с футбольной командой басков Владимир Александрович Степанов – душа школы. Заслуженный мастер спорта «профессор русского футбола» Петр Ефимович Исаков. Каждый из них оставил в душе Славы Старшинова неизгладимый, добрый след.

Но совершенно особую роль сыграл в его судьбе, а по существу и в судьбе всего «Спартака», всего советского хоккея, Александр Иванович Игумнов.

В том, что московский «Спартак» в начале шестидесятых годов выдвинулся в лидеры, стал чемпионом, в том, что в клубе подросла тогда замечательная молодежь, была очень большая заслуга этого воспитателя.

Александр Иванович известный в спортивном мире человек. Начал играть в хоккей с мячом и в футбол на заре Советской власти, в 1922 году, в Москве. Защищал тогда цвета известного клуба РСКС. Отыграв два сезона, перешел в «Сахарники» – один из прародителей «Спартака». С этим обществом и связана вся творческая жизнь Игумнова. Мы, люди старшего поколения, знаем, что он неоднократно привлекался в состав сборной Москвы, Именно в знак признания его выдающегося мастерства в 1948 году ему было присвоено звание заслуженного мастера спорта.

Когда пришла к нам новая игра, Игумнов одним из первых по достоинству оценил прелесть и зажигательность хоккея с шайбой, стал создателем и тренером команды мастеров «Спартака», которая в конце сороковых годов прослыла «грозой чемпионов», играя на равных и побеждая таких именитых соперников, как ЦДКА, «Динамо», ВВС, «Крылья Советов». Входил в тренерскую группу, готовившую сборную Москвы к историческим матчам с чемпионом Чехословакии – командой «ЛТЦ».

Он любил детей, любил работать с ними. Александр Иванович еще в начале пятидесятых годов предугадал, какое большое будущее ожидает наш хоккей с шайбой. Больше того, Игумнов видел команды грядущего: молодые, азартные, высокотехничные, яростные. И все силы, энергию, талант педагога отдавал воспитанию своих учеников, а они известны каждому любителю хоккея: Б. Соколов, 3. Зикмунд, В. Гребенников, А. Макаров, А. Фирсов…

В начале пятидесятых годов к нему пришли Борис и Женя Майоровы. Александр Иванович сразу определил удивительную спортивность этих ребят. Наблюдая их на футбольном поле, в кипении ледовых страстей русского хоккея, он неизменно говорил:

– Эти ребята сумеют добиться успеха везде. Но их необыкновенная стартовая скорость, подвижность, их природный азарт, наконец, их бросающаяся в глаза смелость убеждают меня в том, что рождены они для хоккея с шайбой.

Терпеливо, избегая какой-либо навязчивости, ни в коем случае не форсируя событий, готовил своих питомцев Александр Игумнов. Бережно сохранял присущие каждому индивидуальные черты, поощрял необычное, оригинальное в их действиях.

Не все, однако, в клубе проявляли подобную педагогическую дальновидность и соответствующий ей такт. Вот освободилась в команде мастеров вакансия, и тренеры пригласили Бориса Майорова.

– Поймите, нельзя разъединять братьев, – доказывал Игумнов, – это же два крыла одной птицы.

– Загадочками говорите, Александр Иванович, – отвечали ему, – а перед нами стоят реальности сегодняшнего дня.

К счастью, так получилось, что вскоре Игумнов, не оставляя ДЮСШ, стал работать с командой мастеров. Первым его шагом было «воссоединение» братьев – Евгений стал играть в одной тройке с Борисом. В тройке Владимира Мальцева. С каждым днем, с каждой очередной тренировкой, с каждым отшумевшим матчем Игумнов все более понимал, какой драгоценный человеческий материал попал в его руки.

– У меня есть прекрасные фланговые игроки будущей тройки. Надо найти ей основание, и тогда еще услышат о нашем «Спартаке», – сказал он летом пятьдесят шестого Аркадию Ивановичу Чернышеву.

– Ну-ну, желаю успеха, – кивнул головой всегда невозмутимый динамовец.

Во взлет «Спартака», где высшее руководство относилось к хоккею крайне равнодушно, он особенно не верил. Но в Игумнова, в его способности – да.

А Александр Иванович жадно вел поиск нужного ему человека. Он просматривал десятки кандидатов, продумывал различные, самые невероятные варианты. И в конце концов остановил свой выбор на шестнадцатилетнем Славе Старшинове, которого сам нашел в футбольной группе и «затащил в шайбу».

И вот перед началом нового сезона он вызвал к себе братьев, подтолкнул к ним новичка и сказал:

– Вот познакомьтесь друг с другом, ребята. Отныне вы будете играть вместе.

Через месяц Борис и Женя подняли «бунт». Они, уже год отыгравшие в команде мастеров, пришли к Александру Ивановичу.

– Мы с этим Старшиновым играть не будем! – заявил Борис.

– Наотрез отказываемся! – поддержал брата Евгений. И для верности добавил: – Или мы, или он!

Игумнов смотрел на них с улыбкой мудреца. Дал возможность высказаться. Потом спросил:

– А какова причина вашего демарша?

– Да он на коньках бегает медленно и плохо! – незамедлительно выложил первый аргумент Борис.

– А пас? Посмотрите на его пас! – добавил Женя.

– Наши передачи то зевает, то проскакивает – вы же это сами видите! – вновь вступил в дело Борис.

Доводов было много. Игумнов сел за стол, открыл блокнот и стал что-то в него старательно записывать. Братья несколько притихли. Потом один из них спросил:

– Это вы что там делаете, Александр Иванович?

– Претензии ваши фиксирую. Подавляющее большинство из них справедливо. Сам знаю. Но давайте с окончательным решением не спешить. Позвольте мне в течение двух-трех месяцев провести эксперимент. По истечении этого срока соберемся опять и все окончательно решим. Согласны?

– Целых три месяца тянуть лямку с этим… – начал было Женька, но Борис оборвал его, видимо первым поняв, что за мягким, добрым тоном старшего тренера скрывается непреклонность принятого им решения.

– Согласны, согласны, Александр Иванович, – поспешил заверить он. И, когда вышли из тренерской, пояснил брату: – Чего упорствуешь, дурень? Ну что изменится за три месяца?

А Игумнов, оставшись один, сладко потянулся и стал смотреть в окно, за которым холодный ноябрьский ветер гнал колючую поземку. Замечал ли ее этот человек? Нет, он видел весну. Весну своего клуба. Весну обновленной сборной. Весну нашего хоккея. Он всем своим существом ощущал в ту минуту, что эти, еще такие в общем серые, такие неопытные, юноши и есть те могучие рыцари хоккея, которых он так часто видел в своих мечтах.

На чем же основывалась эта уверенность старшего тренера? Опытным глазом, безошибочным чутьем он уже определил колоссальные задатки братьев Майоровых. Их вихревую скорость. Их неугомонность. Их влюбленность в хоккей. Их способность схватывать на лету мельчайшие тонкости хоккейной техники.

Двум огнеметным фланговым игрокам нужен был спокойный, уравновешенный и очень целеустремленный центровой. Нужен был спортсмен такого же уровня, такой же душевной и физической силы, какой обладали братья. И молодой, еще совсем «зеленый» Старшинов показался ему подходящей кандидатурой на эту роль.

Да, шестнадцатилетний новичок еще многого не умел из того, что уже умели Борис и Евгений. Но Игумнов видел главное: Слава отличается редким, можно даже сказать – исключительным упорством.

– Уж если он поставит перед собой какую-нибудь задачу, никакие преграды на пути его не остановят. Он даже не будет их обходить – он их просто-напросто сметет – так охарактеризовал он однажды своего ученика.

И Александр Иванович решительно поставил его во главе тройки, которой, по его замыслу, как раз и предстояло все крушить и сметать на своем пути.

Вскоре начался сезон. Игумнов внимательно следил за вновь созданным звеном. Он умышленно вводил его в «бой» тогда, когда у соперника действовали самые слабые, самые неопытные защитники. Хотел дать ребятам простор, чувство уверенности в себе, хотел создать наилучшие условия для того, чтобы сыграться, почувствовать друг друга, понять, что они могут и должны играть вместе. Всегда!

Примерно в январе пятьдесят девятого «Спартак» поехал в Ленинград на четыре матча с местными командами. Первенство страны тогда проводилось в два этапа. В предварительных играх приняло участие 16 команд, разделенных на 4 подгруппы. Каждый матч носил принципиальный характер, проходил в острой борьбе.

«Спартак» тогда добился почти невозможного: дважды победил «Кировец» (7:3 и 4:3), сделал две ничьи с сильной командой Спортивного клуба военного округа. Во всех четырех встречах отличились «любимцы» Игумнова.

Особенно запомнился старшему тренеру первый из двух поединков с армейцами. За две минуты до конца спартаковцы проигрывали 3:5. Положение казалось безнадежным. Именно в этот момент Игумнов выпустил на лед тройку Старшинова (тогда даже он еще так ее не называл). Сказал ребятам:

– Ну-ка покажите, на что вы способны.

И молодые ринулись вперед. Да так, что у видавшего виды их наставника захватило дух. Ребята словно бы шагнули сразу на несколько лет вперед. Их красивая, зрелая, искрометная игра, их удивительная слитность ошеломили всех, и в большей степени оборону армейцев. Две прекрасные комбинации Старшинов – Б. Майоров завершились голами. И несмотря на то, что встреча эта происходила в городе на Неве, восхищенные зрители устроили им восторженную овацию. А на следующее утро братья Майоровы и Старшинов впервые прочли свои фамилии в газете: их единодушно хвалила местная пресса.

Так получилось, что на обратном пути в поезде Игумнов оказался в одном купе с героями ленинградских матчей. Поезд отошел от вокзала почти в полночь, но спать никому не хотелось. Делились впечатлениями, признавались в своих сомнениях и ошибках. Вдруг Борис, словно бы продолжая когда-то прерванный разговор, сказал:

– А со Славой мы нашли общий язык.

– Ну вот и отлично, – радостно улыбнулся Игумнов. – Вы теперь, друзья, моя первая тройка.

Он сказал, и все вдруг замолчали. Под дробный перестук колес каждый думал о своем. Но сколь ни различны были эти думы, все они сходились на одном, близком и дорогом для них понятии – хоккей.

Однако через два дня после приезда в Москву старший тренер счел необходимым пригласить к себе братьев на душевный разговор.

– Что случилось? – спросил он их без тени усмешки. – Почему вы так быстро переменили мнение о Старшинове? Ведь установленный срок еще не прошел…

– Вы знаете, он прогрессирует прямо на глазах. Он растет от матча к матчу с какой-то совершенно непостижимой быстротой, – объяснил Борис Майоров. И тут же добавил: – Спасибо вам за чудесную находку.

– И от меня спасибо, – совершенно серьезно добавил Женя.

– Ну что ж, очень рад, очень рад. Значит, я ни в вас, ни в нем не ошибся.

Весной этого же года, а точнее, 18 марта, во Дворце спорта в Лужниках проводился международный товарищеский матч между национальной командой США и молодежной сборной СССР. На трибунах – ни одного свободного места.

Я листаю свой домашний альбом, нахожу газетный отчет, воскресающий этот давно ушедший в историю поединок. Вот какие в нем есть строчки:

«… Идет 6-я минута. На поле спартаковская тройка, радующая нас своим прогрессирующим день ото дня мастерством. Вот и сейчас, демонстрируя отличное взаимопонимание, она устремляется вперед. Получив передачу слева от Евгения Майорова, Старшинов успевает обвести защитника Роднея Паавола и «распечатывает» ворота американцев. 1:0…»

Через день по московскому радио передавали интервью с тренером гостей Маршем Райменом. Он сказал:

– В молодой советской команде, противостоящей нам, мне очень понравилась тройка, представляющая московский клуб «Спартак». Эта ваша большая находка.

Действительно, в ту весну мы чувствовали себя разбогатевшими. В нашем хоккее во весь голос заявила о себе эта тройка: быстрые, я бы даже сказал – реактивные братья Майоровы и обстоятельный, неуступчивый, не признающий авторитеты Старшинов. Тогда, в пятьдесят девятом, он еще не очень смотрелся на фоне своих молниеносных партнеров. Но сидевший рядом со мной на трибуне Всеволод Михайлович Бобров уже тогда, в тот самый день 18 марта, сказал:

– Это растет титан!

17 января 1960 года. Холодный московский аэродром. Метет поземка. Сборная Москвы улетает в Канаду. Среди хоккеистов и молодая спартаковская тройка. Десять матчей с широкоизвестными клубами, почти каждый из которых – претендент на звание чемпиона мира. Разве это не отличная школа?! А шесть побед в десяти матчах – разве малый успех по существу молодежной команды?! И он, по признанию заокеанской прессы, во многом был обеспечен усилиями спартаковского звена.

После турне по стране Кленового листа о нем стали говорить как об одном из вероятных кандидатов в сборную. Но в Скво-Вэлли ни Старшинов, ни Майоровы не поехали.

– Мастерство было, не хватило титулов – так объяснил ситуацию Александр Иванович Игумнов.

Сборная страны, лишенная притока свежих сил, отчаянно сражалась на турнире Белой Олимпиады, а молодые спартаковцы на льду московского катка «Сокольники» выбивали звон из замерзших штанг. А затем они пробовали свои силы, и притом с большим успехом, на футбольном поле. Рядом со спортивной формой лежали в их сумках учебники и записи институтских лекций. Ребята учились не только хоккею.

Теперь они почти всегда и всюду были вместе. Ходили в кино и театры, обменивались интересными книгами, спорили, бывали друг у друга в гостях. Люди скорее суровые, нежели сентиментальные, скупые на выражения чувств, они никогда не говорили о дружбе, но настоящая, верная мужская дружба связывала их все плотней.

В ту пору стал довольно ясно вырисовываться почерк этого звена, связанный с долгим розыгрышем шайбы в зоне противника, с бесконечными быстрыми перемещениями всех троих у ворот. О тройке заговорили московские болельщики. Больше того – ее полюбили. С каждым днем росли ее популярность и авторитет.

Тут мы подошли к важнейшему моменту в оценке значения и заслуг этого звена в истории отечественного хоккея. Прежде всего Вячеславу Старшинову, братьям Борису и Евгению Майорову мы обязаны возрождению и взлету московского «Спартака». Именно их молодая, искрометная энергия, их благородное спортивное честолюбие, день ото дня крепнувшее мастерство стали той точкой опоры, с помощью которой клуб-ветеран перевернул свою судьбу, вернулся из «небытия» к признанию и славе.

Вспомним его родословную. Московский «Спартак» не только стоял у колыбели отечественного хоккея, но и сразу на первых порах выдвинулся в число его лидеров. В чемпионате СССР 1947 года красно-белые заняли третье, призовое, место, вписав в свой актив победы и над ЦДКА, и над «Динамо», и над «Крыльями Советов». На следующий сезон спартаковцы сделали еще один шаг вперед, впервые завоевав серебряные медали.

Первое поколение спартаковцев выдвинуло из своей среды яркие самобытные спортивные личности. Защитники Б. Соколов, A. Сеглин, нападающие И. Новиков, 3. Зикмунд, Ю. Тарасов, B. Захаров проявили себя талантливыми исполнителями. Команда в целом демонстрировала остроатакующий, быстрый, осмысленный хоккей, опирающийся на индивидуальное техническое мастерство ведущих игроков. Ее игра была исполнена особой красоты, смелости и дерзости. Она доставляла истинное удовольствие.

Но в середине пятидесятых годов «Спартак» лишился ряда сильных игроков, а смена им не была подготовлена. Начался период явного отступления. О призовых местах было забыто. В чемпионатах СССР 1950 – 1951 и 1951 – 1952 годов красно-белых не видно в составе финальных шестерок, в пятьдесят третьем они занимают шестое место, два следующих сезона некогда грозная команда оказалась вне высшей лиги.

А потом произошло настоящее чудо. Чудо без кавычек: московский «Спартак», руководимый старшим тренером Александром Никифоровичем Новокрещеновым, стал чемпионом Советского Союза 1962 года. Откровенно говоря, никто не ожидал от него такого головокружительного взлета: ни самые преданные болельщики, ни самые непримиримые соперники.

Тот незабываемый, тот яркий, тот неповторимый чемпионат – он до сих пор стоит перед глазами. Мы, привыкшие уже к обидной монотонности подобных турниров, привыкшие к безраздельной гегемонии столичных армейцев, без особого труда пять сезонов подряд выигрывавших золотые медали, вдруг окунулись в мир неизведанных страстей.

Каждый матч первенства страны стал вдруг по-своему важным, по-своему принципиальным и уже по одному этому – интересным.

«Возмутителем спокойствия» оказался московский «Спартак». То, о чем в свое время мечтал Александр Иванович Игумнов, то, о чем доверительно говорил своим подопечным два года назад Александр Никифорович Новокрещенов, стало явью, фактом, реальностью.

Каждый матч с участием спартаковцев стал большим и радостным событием спортивной жизни страны. С кем бы они ни играли, трибуны были заполнены до отказа. С кем бы они ни скрестили клюшки, равнодушных не было. Красно-белые показывали хоккей, которого не видели давно, – страстный, яростный, огневой, непримиримый.

Камертоном, определявшим этот настрой, была «старшиновская» тройка. Ее действия в ту пору можно определить одним словом – вдохновение. Порой казалось, что «инженеры» (так называли ребят из этого звена, ибо все учились в Московском авиационно-технологическом институте) в пылу того или иного «сражения» просто-напросто забывают обо всем на свете кроме того, что надо играть красиво и – забивать голы. В каждом поединке на льду они отдают все силы, сражаются от первого мгновения до последнего.

В тот год в высшей лиге выступало 20 клубов. Спартаковцы никому не давали пощады. Они побеждают куйбышевский СКА со счетом 10:0, забивают девять шайб в ворота омских одноклубников, восемь – студентам Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта…

Но что там аутсайдеры – они крошат, свергают с пьедестала признанных лидеров, побеждают ведущие клубы страны. 2:1 и 4:4 – с ЦСКА, 3:1 и 4:3 – с московским «Динамо», 2:1 и 7:4 – с занявшим четвертое место «Локомотивом», 2:4 и 10:2 – с «Крыльями Советов». Не признавая авторитетов, не оставляя никому и тени надежд, они буквально не взошли, а вбежали на высшую ступень всесоюзного пьедестала почета.

Надеюсь, на меня не обидятся почитатели этого прославленного клуба, если я скажу, что команда в целом не была тогда готова к такому яркому взлету. И если она добилась невозможного, то прежде всего благодаря своему первому звену, показавшему в том сезоне игру самого высокого класса. Во имя интересов коллектива братья Майоровы и Старшинов брали на себя в каждой игре львиную долю нагрузки. Не жалели себя, увлекали других неистовой жаждой борьбы, отчаянной жаждой победы.

С того памятного дня московский «Спартак» прочно вошел в число грандов советского хоккея. Третье место в 1963 и 1964 годах, второе – в 1965 и 1966-м, а затем в 1967-м – снова чемпион Советского Союза. Второе в 1968 году и опять, в 1969-м, – высший взлет. Такой блистательной серии, кроме ЦСКА, у нас не знал еще ни один наш клуб.

Было бы наивно приписывать все эти и другие блистательные успехи какому-нибудь одному человеку или даже небольшой группе лиц. Но совершенно очевидно, что возрождение столичного «Спартака» связано прежде всего с мощью и великолепием тройки Старшинова.

Начало спортивной биографии человека, именем которого она названа, мы уже знаем. Но в чем состоит особенность и своеобразие его творческого почерка? Что главным образом характеризует его как игрока?

Стихия Старшинова – атака. Он всегда был на ее острие, беспрерывно искал малейшую возможность для молниеносного прорыва обороны противника и взятия ворот. О его ярком таланте, высочайшем классе говорит не только уникальная коллекция полученных наград, но такие объективные факты, как, например, следующий: именно Вячеслав первым побил многолетний рекорд результативности в советском хоккее, принадлежавший Алексею Гурышеву, и первым в нашей истории перешагнул рубеж в 400 шайб. Или вот еще: дважды – в 1967 году (47 голов) и в 1968-м (46 голов) – центровой ведущий спартаковской тройки был самым результативным нападающим всесоюзных чемпионатов.

Ни на кого не похож «наш Слава Старшинов», как называли его московские болельщики. Его индивидуальность начиналась с внешнего вида, с его манеры носить шлем, положив ремешок по подбородку, почти у самого рта. С его манеры выкатываться на лед, с его до миллиметра рассчитанных приемов перекатывания через борт при сменах – на лед и со льда.

В любой игре его отличала величавая сдержанность, философское спокойствие, рассудительность большого мастера. Он показывал нам всем свое удивительное умение (опять же ни с кем не сравнимое) быть одновременно и ярчайшей «звездой» и скромным чернорабочим хоккейного поля. Что это значит? Нужно было внимательно понаблюдать за ним хотя бы в течение одного матча, чтобы сразу все понять. Он буквально не знал в игре ни одной секунды покоя. Вот первым устремился в атаку; под гром аплодисментов, как заправский слаломист, на предельной скорости обходит одного защитника за другим, великолепным броском забивает гол. А через мгновение он уже бросается под шайбу, перекрывая ей путь к своим воротам.

Да, Старшинов – универсал, обладающий всеми без исключения достоинствами хоккеиста экстра-класса. Он счастливо сочетал в себе высокое исполнительское мастерство, игровую смекалку, позиционное чутье, самоотверженность.

О последнем качестве хочется сказать особо. Слава никогда не щадил себя, не считал синяки и шишки, постоянно рвался в бой, в гущу событий, показывая при этом филигранную технику. И совсем не случайно, что именно он чаще всего забрасывал в самых ответственных матчах самую решающую шайбу. Его характер – открытый, удалой – импонировал всем.

В хоккее, как и в других командных видах состязаний, не регистрируются личные рекорды, но наши друзья-статистики все-таки придумали их и ведут им учет. И выходит, что Вячеслав по многим показателям опередил своих коллег. Он, например, восемь раз за десять лет включался в символическую сборную мира – ни один советский хоккеист никогда больше не удостаивался такой чести. Вместе с Виталием Давыдовым и Александром Рагулиным он носит звание девятикратного чемпиона мира.

И еще один рекорд, которым нельзя не восхищаться, – рекорд его спортивного долголетия, его неутомимой жажды игры, беспредельной преданности хоккею. Ушел из тройки Женя Майоров. Ушел Борис. Кругом была одна молодежь. А Слава не сдавался. Слава по-прежнему нужен был всем: и своему родному клубу, и сборной.

Старшинов Вячеслав Иванович. Родился 6 мая 1940 г. Заслуженный мастер спорта (1963 г.). С 1957 по 1975 г. в команде мастеров московского «Спартака».

Чемпион СССР 1962, 1967, 1969 гг. Второй призер чемпионатов СССР 1965, 1966, 1968, 1970 гг. Третий призер чемпионатов 1963, 1964, 1972 и 1975 гг. Провел более 500 матчей, забил 402 шайбы. Олимпийский чемпион 1964 и 1968 гг. Чемпион мира 1963 – 1971 гг. Чемпион Европы 1963 – 1970 гг. Второй призер чемпионатов Европы 1961 и 1971 гг. Третий призер чемпионата мира 1961 г. Сыграл на этих турнирах 78 матчей, забил 66 голов.

Итак, эти яркие индивидуальности волею и талантом Александра Ивановича Игумнова были соединены в единое звено. И оно сразу же проявило себя. Повторяю: их усилиями, их преданностью и трудом наш хоккей создал еще одну первоклассную команду. В этом непреходящая заслуга звена и его исключительное место в нашей истории.

С появлением тройки Старшинова любителям, истинным знатокам хоккея в нашей стране стало просто-напросто интереснее жить. Пока они были на льду, ни одна команда, самая сильная и титулованная, не могла считать себя в безопасности, не могла быть гарантирована от поражений и неудач. Но еще более прекрасным было то, как они побеждали.

Разумеется, у каждого свой вкус, свое видение происходящего, и совершенно очевидно, что в спорте, как и в искусстве, нужно избегать абсолютных оценок при характеристике того или иного явления. И все-таки я полностью солидаризируюсь с Всеволодом Михайловичем Бобровым, который в одной из своих статей назвал «старшиновское» звено «чемпионом и рекордсменом хоккейной красоты».

Кто их видел, тот никогда не забудет знаменитую, ни с чем не сравнимую «спартаковскую карусель» – так окрестили действия «старшиновской» тройки миллионы болельщиков. Мне же лично то, что они творили на льду, всегда хотелось сравнить с картиной воздушного боя. Действительно, Борис, Евгений, как два современных реактивных истребителя, то и дело уходили на большие развороты, выполняли, обходя защитников, замысловатые фигуры высшего пилотажа, а затем, улучив благоприятный момент, неотразимо пикировали на ворота неприятеля.

Когда они были на льду, среди зрителей не оставалось ни одного равнодушного. Игра «старшиновской» тройки, подобно пороху, воспламеняла трибуны.

Там, где только две-три минуты назад все было преисполнено академического спокойствия, вспыхивало самое настоящее сражение, зрители вскакивали со своих мест, пронзительно звенели судейские свистки, тревожный красный свет вспыхивал за воротами.

Сколько прекрасных, неповторимых мгновений подарили нам они! Сколько хоккеистов увлекли за собой! Защитники Виктор Блинов, Юрий Ляпкин, Евгений Паладьев, нападающие Евгений Зимин, Александр Якушев, Владимир Шадрин, Александр Мартынюк и многие другие – каждый из них что-то унаследовал от первой тройки, чем-то обязан ей.

Огромная созидательная работа тренеров и самих спортсменов дала великолепный результат. О «старшиновской» тройке стали говорить: «Они понимают друг друга с полуслова».

Эта характеристика была явно неточной. Спартаковцам не требовалось ни полуслова, ни полувзгляда. По тому, как и куда двигался, скажем, Евгений на площадке, как он держал клюшку, Борис уже мог с точностью до нескольких сантиметров определить, кому он собирается отдать шайбу. Майоров-старший готовился принять ее, а Старшинов, даже не взглянув в его сторону, точно;

знал или чувствовал шестым чувством, какое решение примет левый край.

На трибунах часто спрашивали, как достигается такое редчайшее взаимопонимание на поле. Многие думали, что спартаковцы предварительно разучивали свои совместные ходы во всех деталях, репетировали заранее комбинации, которым затем восхищался весь мир.

Но такое представление неверно. Хоккейный матч не музыкальное произведение, где и основную мелодию, и все вариации можно изложить с помощью нотных знаков и выучить заранее. Нет, синхронность действий этих атлетов объяснялась единством творческой мысли и мастерства, которые выросли на почве стабильного единства тройки, ее органической слитности. Блестяще проявив себя на всесоюзной арене, спартаковцы вскоре были призваны под знамя сборной страны.

Первый чемпионат мира, в котором тогда еще молодое спартаковское звено приняло участие в составе сборной СССР, проходил в Швейцарии, увы, в последнее время потерявшей вкус к хоккею. Лучшие команды планеты выступали на великолепных катках Женевы и Лозанны, трибуны которых в основном заполняли праздные туристы.

Четыре года подряд наша команда не испытывала радости большой победы. Казалось, традиции Стокгольма и Кортина д'Ампеццо стали забываться. Во всяком случае, старший тренер сборной Аркадий Иванович Чернышев и его помощник Анатолий Михайлович Кострюков не ставили перед своими подопечными никаких «сверхзадач».

Обстановка в команде была предельно спокойной. Всегда невозмутимый Чернышев перед каждым матчем говорил:

– Играйте как можете…

Спартаковская тройка отнеслась к этому призыву с предельным чувством ответственности. Вячеслав Старшинов провел тогда в ворота соперников 8 шайб, Борис Майоров – 6, Евгений – 4. Итого 18 – абсолютно лучший результат среди всех звеньев сборной. «Альметовская» тройка, уже имевшая опыт выступлений на подобных состязаниях, провела 15 шайб.

Но дело не только в арифметике, хотя сама по себе она всегда показательна. Не менее важным было качество игры. Все специалисты высоко оценили его. Известный в прошлом хоккеист сборной Чехословакии, современник Всеволода Боброва Властимил Бубник писал в те дни в газете «Руде право» в одном из своих отчетов:

«Здесь, в Швейцарии, в составе команды наших советских друзей мы увидели очень интересное звено, в котором играют два брата Майоровых и Вячеслав Старшинов. Эти спортсмены, на мой взгляд, значительно усилили атакующую мощь команды, а также внесли в ее игру здоровый азарт, при этом ни в чем не уступая уже знакомым нам игрокам в мастерстве. Появление этой интересной тройки открывает перед сборной СССР новые возможности…»

Я не случайно привожу эти слова. Знаменитый гроссмейстер мирового хоккея очень тонко уловил тогда, что значил приход в главную команду нашей страны спартаковской тройки. Он обеспечивал качественную однородность сборной СССР. К прекрасному звену Александра Альметова добавилось не менее прекрасное звено Вячеслава Старшинова.

Вспоминаю Стокгольм 1963 года, где советская ледовая дружина после шестилетнего перерыва вернула себе звание сильнейшей в мире. Армейская и спартаковская тройки внесли тогда одинаковый вклад в общую копилку – по 14 шайб, а Вячеслав Старшинов стал лучшим из наших форвардов, «сделав» 8 прекрасных голов. Все они были результатом остроумных комбинаций, не раз восхищавших многочисленных болельщиков. Отточенность реакции, эмоциональность, шахматное чутье комбинационной игры, позволяющее Старшинову и его партнерам предвидеть развитие событий на несколько «ходов» вперед, – вот качества, сделавшие этих ребят героями замечательного турнира.

При этом нельзя не учитывать еще и такого факта. Тренеры сборной Аркадий Чернышев и только что ставший с ним рядом Анатолий Тарасов, желая сохранить ударную мощь уже испытанного во многих международных состязаниях звена Александра Альметова, поручили новичкам из «Спартака» труднейшую роль нейтрализации ударных троек основных соперников. У шведов – тройку Нильссона, у чехов – Бубника и Влаха, у канадцев – Маклеода и Тамбеллини. И эти важнейшие задания были выполнены ребятами блестяще.

Незадолго до того, как сборная СССР отправилась в Стокгольм, представитель спартаковской тройки Борис Майоров был единогласно избран ее капитаном. Когда прилетели в столицу Швеции, Анатолий Владимирович Тарасов сказал ему:

– Ты – вожак. Напиши в стенную газету заметку, да такую, чтоб дух захватило, чтобы задело ребят за живое!

И комсомолец Майоров выполнил это задание. Он писал о тех, кто не вернулся с войны. Кто восстанавливал Днепрогэс. О Юрии Гагарине… А закончил свою статью стихами, написанными специально для этого случая:

Силы свои утроим,
Скажем открыто, друзья:
Мы из страны героев,
Нам уступать нельзя!

Придя в сборную, спартаковцы принесли с собой прекрасный дух беспокойства, взволнованности, яростной непримиримости к равнодушию. И эти прекрасные гражданские качества они проявляли постоянно.

Отлично проявила тройка себя в 1964 году, в озаренном альпийским солнцем Инсбруке, где лучшие команды оспаривали сразу два звания – олимпийского чемпиона и чемпиона мира, а посланцы нашего континента к тому же и чемпиона Европы. Было из-за чего поспорить.

Старт новоиспеченных чемпионов мира – сборной СССР – на льду инсбрукского «Айсштадиона» выглядел обнадеживающим. В первом же матче они свергли с олимпийского хоккейного престола американцев. Счет дуэли оказался в нашу пользу – 5:1. Затем трудные победы над сборными Чехословакии (7:5) и Швеции (4:2). У швейцарских, немецких и финских хоккеистов мы последовательно выиграли 15:0, 10:0, 10:0.

Под занавес дуэль с Канадой. Последняя. Самая трудная. Дело в том, что страна Кленового листа в Инсбрук впервые прислала на соревнования такого ранга не клубную команду, а национальную сборную. Готовил ее выдающийся специалист хоккея Дейв Бауэр. Этому 38-летнему священнику удалось создать лучшую за всю историю этой страны любительскую команду.

К матчу с нами команда Канады пришла имея пять «чистых» побед и проигрыш от чехов со счетом 1:3. Победа над нами нужна была заокеанским спортсменам как воздух. И они клялись добыть ее.

Не ошибусь, если скажу, что встречу Канада – СССР в Инсбруке можно с полным основанием отнести к одной из самых красивых, ярких и драматичных за всю историю нашего участия в олимпийских играх.

Гонимые жаждой честолюбия, жаждой победы, канадцы с первым свистком судьи бросились на штурм, и уже на 6-й минуте первого периода их нападающий Джордж Свабррик, вылетев один на один с Виктором Коноваленко, открывает счет. Результат 1:0 в пользу канадцев продержался 25 минут «чистого» игрового времени.

– Забить во что бы то ни стало!

– Уравнять счет! – эти указания наши тренеры давали каждой смене.

Но уходит в «бой» тройка Альметова, уходит на ледовую арену следующая тройка, а на огромном световом табло по-прежнему светятся единица и ноль.

– Прибавить скорость. Их можно взять только скоростью! – кричит Анатолий Тарасов.

На площадке творится что-то невероятное. Тысячи зрителей как завороженные следят за разворачивающейся битвой. Никого не оставляет равнодушным это состязание в мастерстве, скорости и выдержке.

– Армейцы, на лед!

Они возвращаются через полторы минуты, а счет по-прежнему 0:1.

– Смена, смена!

Но и Виктору Якушеву с партнерами не удалось переломить ход поединка.

– Вперед, «Спартак»!

Стадион ахнул с новой силой, когда Старшинов и братья Майоровы закрутили свою знаменитую «карусель». В ее хитросплетении не сумели разобраться и опытные канадцы. Одна комбинация следовала за другой, и каждая поражала глубиной силы, красотой и отточенностью исполнения. Развязка казалась неотвратимой, и она пришла. Евгений Майоров, получив от брата филигранно отмеренный пас, выскочил на ударную позицию и неотразимым ударом послал шайбу в сетку ворот. 1:1. Шла 11-я минута второго периода.

Такой поворот дела не устраивал канадцев. Они снова бросились на штурм, и ровно через три минуты Роберт Форэн вновь выводит свою команду вперед. Тут же у нас удаляется Олег Зайцев.

Тренеры в этот исключительно ответственный момент выпускают «старшиновскую» тройку и одного из самых могучих наших защитников. Пятеро канадцев лезут напролом, стремятся ошеломить, смять наших хоккеистов, любой ценой увеличить счет.

Любой ценой… И вот за грубость судья удаляет Брайана Канахера. В каждой из команд осталось по четыре полевых игрока. Тут-то и сказала свое решающее слово спартаковская лихость, спартаковская скорость, спартаковская отвага. Мгновенная контратака. Евгений отдает пас Борису, Борис идеально рассчитанной передачей выводит на прорыв Старшинова, и тот не упускает своего шанса. 2:2! Пронзительная сирена извещает о конце второго периода. Периода, в котором рухнули надежды канадцев.

– Вторая шайба, забитая русскими, по существу, решила исход состязания. Мои ребята не смогли оправиться от шока, вызванного ею в этой невиданной по напряжению психологической дуэли, – сказал на пресс-конференции Дейв Бауэр. (А точку в том матче поставил Вениамин Александров – 3:2!)

Мы не случайно восстанавливаем картины давно отшумевших игр. В каждой из них вклад спартаковской тройки оказывался не просто значительным, но чаще всего – решающим.

После олимпийской победы в Инсбруке о звене Старшинова заговорил весь хоккейный мир. О нем говорили и писали как о произведении искусства, как о явлении значительном, как о звене, цементирующем сборную страны. И вдруг, уже после того, как эта тройка стала едва ли не самым главным героем олимпийского турнира в Инсбруке, ее постиг неожиданный и жесточайший удар. Как и у всего на свете, у него своя предыстория.

В конце 1964 года сборная Советского Союза участвовала в традиционном новогоднем турнире, так называемом Мемориале Брауна, который ежегодно проводится на катке фешенебельного американского курорта Колорадо-Спрингс. Турнир вопреки ожиданиям выдался очень тяжелым. Сборные СССР, Чехословакии, Канады играли между собой в два круга. Уступать никто не желал.

Сначала наши хоккеисты обыграли и тех, и других, но потом потерпели поражение от Чехословакии. Местная пресса с восхищением отзывалась о тройке Старшинова, выделяя ее виртуозность, синхронность и мужество. Многочисленные зрители с нетерпением ожидали решающего матча Канада – СССР.

А в предыдущем поединке наша команда понесла потери: серьезные травмы получили Вениамин Александров, Борис и Евгений Майоровы. Положение Жени осложнялось тем, что он уже страдал одной тяжелой и хронической травмой – привычным вывихом плечевого сустава. А тут, как назло, он повредил второе плечо. Это означало, что на поле он практически бы вышел безоружным, ведь в современном хоккее беспрерывное силовое единоборство неизбежно, а тем более когда играешь с канадцами.

За сутки до начала состязания в нашей команде проходило собрание. Тренеры настраивали ребят на победу. Выслушав их боевой призыв, Вениамин Александров встал со своего места.

– К сожалению, я не смогу быть полезным команде, – сказал он и подробно, очень спокойно объяснил, почему он так считает.

– Что ж, убедительно, – резюмировал Аркадий Иванович Чернышев.

И Анатолий Владимирович Тарасов добавил:

– Освобождаем.

Тогда поднялся Евгений Майоров и, не вдаваясь в подробности, заявил:

– Я тоже не могу играть…

Может быть, ему стоило объяснить свое состояние более подробно. Не спорю. Но и того, что спортсмен сказал, было достаточно: все знали его страсть к игре, и ясно было, что без весомой причины ни один уважающий себя спортсмен от борьбы не откажется. Но тренеры усмотрели в его заявлении нечто оскорбительное.

– Ты увиливаешь, – сказал Чернышев.

– Бросаешь товарищей в трудную минуту, – добавил Тарасов.

Его обвинили вдруг, без всяких на то оснований, бог знает в каких грехах: эгоизме, пренебрежении интересами коллектива, зазнайстве… Нервы и природная горячность сделали свое: Женя не нашел ничего лучшего, как нагрубить и уйти с собрания.

Слов нет, поступок недостойный, заслуживающий самого серьезного осуждения. Но были в истории нашей сборной вещи и «посолонее». Однако всегда со всеми этими спортсменами тренеры сборной вели большую индивидуальную работу, боролись за их возвращение, не жалели для этого ни времени, ни сил.

После случая в Колорадо-Спрингс, о котором шла речь выше, с Женей Майоровым никто из руководителей не обмолвился ни словом. Прошло время. Были залечены старые травмы, начался новый сезон. В чемпионате страны тройка Старшинова по-прежнему творила чудеса. По-прежнему о ней с восторгом отзывались журналисты, называя троих единым целым.

Но вот незадолго до чемпионата мира 1965 года в московский «Спартак» пришла телефонограмма из Федерации хоккея: «Откомандировать в сборную В. Зингера, В. Старшинова, Б. Майорова». На этом список заканчивался. Евгения Майорова без всяких объяснений вычеркнули из него. Не был он призван под знамена главной команды страны и на следующий год, хотя о его игре в чемпионате страны отзывались с большой похвалой (и в устных заявлениях, и в печати) виднейшие специалисты.

«В чем дело?», «Почему нет в сборной Евгения Майорова?», «Кто виноват в бездушном отношении к выдающемуся спортсмену?» – десятки тысяч писем с этими естественными вопросами приходили в редакции различных спортивных газет и журналов. Но ответа на них не было. Да и как могли такие авторитетные, всеми уважаемые педагоги, как Чернышев и Тарасов, признаться общественности, что они поддались такому мелочному и недостойному чувству, как месть! Да, они мстили Евгению Майорову за непозволительную дерзость, которую он проявил на исходе шестьдесят четвертого, олимпийского, года в далеком Колорадо-Спрингс.

Могут спросить: а стоит ли ворошить старое? Мой ответ на это однозначен: стоит! Стоит хотя бы во имя того, чтобы предостеречь других от необдуманных поступков, от желания ставить свою гордыню, свое уязвленное самолюбие выше того святого и возвышенного, имя которому – советский спорт.

«Решительность», «непреклонность» Чернышева и Тарасова дорого обошлись в данном случае советскому хоккею. Вячеслав Старшинов остался в строю, и Борис Майоров тоже, но то, что мы называли «старшиновской» тройкой, перестало существовать. И уже никогда, ни при каких обстоятельствах, ни с какими новыми партнерами (о которых будет сказано ниже) спартаковская тройка не играла с таким ослепительным блеском, не достигала такого высокого класса, какой она демонстрировала в первенстве страны 1962 года, на чемпионате мира в Стокгольме и на Олимпийских играх в Инсбруке.

В 1965 году в Тампере место Евгения Майорова в этом звене занял армеец Анатолий Ионов. Подобное решение тренеров выглядело совершенно необъяснимым ни для представителей прессы, ни для болельщиков.

– Более нелепое сочетание трудно, кажется, придумать, – сказал один из видных наших игроков прошлого.

С этим нельзя было не согласиться. У Ионова совсем иная манера игры, иные принципы действий, чем у спартаковцев. Наблюдая за его выступлением на льду Тампере в составе «чуждого» звена, мы, журналисты, невольно вспоминали слова поэта: «В одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань».

Закончилось первенство мира. Хоккеисты из «Спартака» решили не унывать и доказать, что случай с Евгением всего лишь эпизод, что они сильны и прекрасны именно втроем. В заключительных матчах чемпионата страны 1965 года и в основной части следующего «старшиновская» тройка показывала великолепную игру, восторженные отклики поддерживали ее. Но, видимо, тренеры по молчаливому сговору навсегда вычеркнули Евгения Майорова из списков сборной. К его кандидатуре они больше не возвращались. Если других – и возрастом постарше, и классом явно пониже – вновь и вновь испытывали, проверяли, включали во вторую сборную, приглашали на сборы, отправляли в зарубежные поездки, то по отношению к Майорову-младшему Чернышев и Тарасов всем своим поведением давали понять: на тебе поставлен крест. Не думаю, что, перелистывая страницы прошлого, оба этих видных педагога сумеют сохранить душевное спокойствие, когда дойдут до описываемого нами момента.

Итак, распалось, перестало существовать намного раньше времени одно из самых самобытных, самых интересных и ярких звеньев за всю историю отечественного хоккея. Да, я утверждаю – «старшиновская» тройка перестала существовать как таковая. Теперь на льду были просто великолепный Старшинов, просто несравненный Борис Майоров и кто-то третий – хороший или плохой, но всегда временный – с ними. В Любляне им оказался Виктор Якушев, ветеран московского «Локомотива». Спортсмен, который так понимает, видит и чувствует хоккей, как дано немногим. Один из ярчайших талантов. Его универсальность, способность одинаково сильно играть на любом месте и с любыми партнерами стала у нас легендой. Точно так же, как и его удивительное спортивное долголетие: Виктор провел в высшей лиге более 20 лет, ни разу даже не сделав попытки изменить своему клубу.

И вот судьба свела его на поле со знаменитым дуэтом. Ребята довольно быстро поняли друг друга. Последний же матч того чемпионата – матч со сборной Чехословакии, когда они открыли счет и за первые пять минут провели в ворота соперников три шайбы, – многие назвали их большим творческим достижением.

Через неделю после победы на четвертом по счету чемпионате мира сборная страны встречалась со своими болельщиками в Политехническом музее. Отвечая на один из вопросов (задававшихся в десятках записок), Вячеслав Старшинов заявил:

– Скажу вам откровенно, товарищи: с Виктором Якушевым играть – одно удовольствие. Но всем нам очень недостает Жени Майорова.

Примерно в это же время началась новая эра в истории великой тройки. Старший тренер «Спартака» Всеволод Михайлович Бобров определил в «старшиновское» звено на правый край 19-летнего Евгения Зимина. Много ушло сил, нервов и даже здоровья у ветеранов, прежде чем они нашли общий язык с исключительно одаренным, самоуверенным и не в меру тщеславным напарником.

Но в конце концов тройка заиграла. Именно она вновь стала «главным виновником» завоевания «Спартаком» в 1967 году звания чемпиона страны. Именно она вошла целиком в состав сборной на олимпийском турнире в Гренобле, где отыграла на «пять».

Помню, за их выступлением мы наблюдали однажды с Всеволодом Михайловичем Бобровым. Когда отличную комбинацию, начатую юным Зиминым, блестяще завершил Борис Майоров, я не удержался и произнес:

– А знаешь, теперь это снова могучая тройка.

Не отводя взгляда ото льда, Бобров задумчиво произнес:

– Могучая, да не та. Великое в хоккее, знаешь ли, рождается только один раз.

Вскоре покинул большой спорт Борис Майоров. Только Старшинов, этот «последний из могикан», не сдавался и продолжал выступать. Играл он, как всегда, блестяще, несколько лет был капитаном сборной, но теперь уже никто не говорил о тройке Старшинова. О ней вспоминали – с гордостью, любовью и наслаждением!