ПРЕДИСЛОВИЕ К ЯШИНУ

О Льве Яшине написаны тысячи страниц. Правда, почему-то в заграничной прессе их больше, чем в нашей. Но заметных журналистских удач на яшинскую тему что-то пока не видно. Почему бы это? Вроде бы уж так заманчива идея написать о лучшем вратаре мира!

Спросите моих коллег, что они об этом думают, и, ручаюсь, едва ли не каждый ответит, что Яшин не жалует журналистов и все диалоги с ним получаются суховатыми. Да, впрочем, и он сам, участник всех этих диалогов, не делает из этого секрета и всегда готов подтвердить, что да, с журналистами у него отношения прохладные. Нет, он, конечно, понимает, что обязан время от времени давать интервью. Но что поделаешь, если ему скучно отвечать на те вопросы, которые будто бы должны заинтересовать читателей, а его почему-то оставляют равнодушным. Он не выносит, когда о его вратарском деле, таком простом и суровом (сам он говорит о нем: «Мое дело – костями стучать о землю»), пишут красивыми, душещипательными словами, бездумно рассыпая восклицательные знаки. Он однажды сказал мне: «Вот жена моя, Валя, все про меня точно знает. Написал бы кто-нибудь так, как она знает…»

Но не подумайте, что Яшин принципиально враждует с журналистами. В Рио-де-Жанейро я стал свидетелем такого случая. Автобус с игроками сборной команды Советского Союза должен был вот-вот отъехать от ворот стадиона «Фламенго», где была тренировка. Все страшно торопились, оставались считанные минуты, чтобы поужинать и успеть в кинотеатр. Последним зашел в автобус переводчик. Зная, что мы опаздываем, он нерешительно, как бы для очистки совести, произнес:

– Там стоит репортер, он говорит, что, если не получит у Яшина интервью, редактор его уволит…

– Уволит? – Яшин вскинулся, словно мяч отбил.- Надо выручать, пошли…

Я вышел вместе с ними. Перед нами оказался юнец, которого, видимо, проверяли на пригодность к репортерской профессии. Он уже считал, что все пропало, когда вдруг с подножки к нему прыгнул Яшин собственной персоной. Молодой человек растерялся и форменным образом потерял дар речи. Яшин мигом оценил ситуацию, кивнул переводчику: «Переводи» – и пустился рассказывать всякие штуки о футболе, о своих встречах с бразильскими игроками. Юноша строчил, не веря своему счастью. Яшин спросил меня:

– Ну как, хватит, чтобы его редактор не уволил?

Мы безнадежно опаздывали, но все в автобусе терпеливо молчали, понимая, что иначе Яшин поступить не мог. Кто знает, может быть, наш вратарь сделал этому юному бразильцу карьеру!

Итак, он не любит красивые слова. Да, его отпугивают все эти прозвища вроде «черного спрута», «волшебной руки, одетой в перчатку», «человек с бесконечным туловищем»… Откуда это у него? Думаю, что неприязни к выдуманным словам его научила жизнь. Его собственная жизнь.

Он не был баловнем, избранником судьбы. Когда я сейчас думаю о его первых матчах, то прежде всего вижу какого-то нескладного человека, вспоминаю ощущение страха за него, за то несуразное, что он непременно выкинет. Тогда я не знал, чем это объяснить. Теперь думаю, что знаю.

Когда Леве Яшину исполнилось 14 лет, отец отвел его на завод, где сам работал, и отдал учиться на слесаря. Шел 1943, военный год, и мальчик обязан был работать. Он выучился, стал хорошим слесарем. И в футбол играл в заводской команде. Там определили его во вратари. Потом пришло время служить в армии. Забавно, что товарищи, провожая его, наказывали не забывать футбол. Взрослый был парень, а еще никто не подозревал в нем спортивного таланта.

Однажды солдат Яшин, соскучившись по футболу, зашел на стадион «Динамо» и предложил свои услуги.

Ему повезло, его встретил тренер Аркадий Чернышев, тот самый, который возглавляет ныне сборную Советского Союза по хоккею. Чернышеву приглянулся долговязый, угловатый парень.

Дальше события обещали было пойти совсем как в некоторых художественных фильмах о спорте: молодой вратарь заменяет опытного, получившего травму и… Нет, Яшин оказался неспособным к чуду. В матче с тбилисским «Динамо» он пропустил четыре (!) мяча и был изгнан из команды. Надолго, на целых три года. Ему советовали поискать себе место в другом клубе, но он не ушел. Он не был обижен, он признал, что с ним поступили правильно. Одно это признание показывало, что парень особого склада.

Яшин остался хоккейным вратарем в команде Чернышева, и первую свою награду – серебряную медаль получил после окончания хоккейного чемпионата страны. Никто особенно не настаивал, чтобы он продолжал учиться на вратаря футбольного, никто ему ничего не обещал. Яшин тренировался на свой страх и риск. Когда сейчас мне приходится видеть его во время занятий, я всякий раз удивляюсь, откуда у него столько сил и терпения, что он всех молодых обгоняет по прилежанию. Но сейчас это уже не доблесть, сейчас это привычка, необходимость, вошедшая в плоть и кровь. А вот в ту пору, когда он, безвестный, с треском провалившийся однажды вратарь, уговаривал футболистов побить ему в ворота,- вот тогда это был подвиг. Тогда-то, я убежден, у Яшина сложилось на всю жизнь представление о вратарском деле, которое не допускает выспренных, придуманных слов.

Он вышел на второй свой дебют, когда ему было 24 года. В этом возрасте многие футболисты уже становятся знаменитыми. Может быть, позднее начало сохранило ему юность и он благодаря этому продолжал как ни в чем не бывало играть и в сорок лет? Дальше испытанный киносюжет боевика вроде бы получается: год спустя Яшин уже в сборной команде страны, где бессменно находится 16 лет. Но три года невидимого миру труда ведь не заснимешь на киноленту, а они-то, скорее всего, и сделали Яшина великим вратарем…

Говорят, что вратарь – это характер. Если остальные футболисты в игре всегда вместе, поправляют и выручают друг друга, то вратарь – один. Только ему загораживать собой 18 квадратных метров ворот. Разговор о каждом голе начинается так: «мог вратарь взять мяч или не мог?» Игроки на поле в непрерывном движении, они забываются, увлекаются, движение скрадывает, снимает нервную нагрузку. Вратарь один в воротах, мяч от него далеко, кажется, угроз нет, но это невыносимо трудно- ждать того мгновения, когда ты будешь нужен. Оно же, это мгновение, является неизвестно когда и откуда…

Есть прекрасно, атлетически сложенные молодые люди, прыгающие в углы ворот, как подкинутые трамплином, смелые, с острым зрением, и все-таки не получается из них выдающихся вратарей. Физическая одаренность во вратарском деле позволяет подняться до определенной высоты. Но дальше, к вершине, ведет уже одаренность человеческая, духовная. Вернее всего ее назвать верностью делу. Во всяком случае, именно так эта одаренность проявляет себя в Яшине.

Вечером матч, а он днем уходит в лес. Один, обязательно один. Ему нужно привести в порядок нервы, почувствовать, если хотите, свежесть чувств, желание играть. Яшин волнуется перед каждым матчем, без этого невозможно хорошо играть. Но вы не подметите у него чисто внешних, всем известных признаков волнения. И товарищи и противники должны видеть его спокойным. Одних это пусть обнадеживает, а других пугает.

У Яшина много достижений во вратарском деле. Одно, на мой взгляд, уникальное, единственное в своем роде: ему реже, чем другим вратарям, бьют по воротам. И наши форварды и прославленные бомбардиры сборных команд всего мира, все, кто хоть раз играл против Яшина, считают, что бесполезно, глупо и даже неприлично бить ему не наверняка. Ни у кого не возникает мысли, что Яшина можно застать врасплох, поймать на небрежности, на грубой ошибке. Он заставил уважать себя, как это и пристало истинно серьезному человеку. Хотя, разумеется, и ошибки и оплошности у него бывают. Но даже к этим ошибкам люди относятся с уважением.

В 1962 году на чилийском чемпионате мира Яшина признали виновным в нескольких голах. Кое-кто пытался уже его похоронить. Он смолчал, пережил все это, а в 1963 году сыграл в Лондоне в матче столетия за сборную мира, да так сыграл, что словно объявился новый замечательный вратарь. Ему было тогда 34 года.

На Яшина обязательно надо внимательно взглянуть, когда он пропустит гол. Никого он не винит, не вступает в пререкания с защитниками, чтобы попытаться оправдаться перед зрителями. Он с достоинством принимает неудачу. Чувствуешь, как он недоволен собой, как страдает. Но эти его сжатые плечи, эта опущенная голова лишь на считанные секунды, и тут же он опять прям, энергичен, покрикивает, руководит как ни в чем не бывало.

Слава Яшина удивительна. Он объехал весь мир, и весь мир знает его как первого футбольного вратаря. Он никогда даже шага не сделал навстречу своей славе. Ее он включил в распорядок своих обязанностей, которые выполняет добросовестно. Он дает автографы, ходит на приемы, в совершенстве владеет всеми светскими и ритуальными премудростями. Всегда готов произнести речь или тост, охотно шутит, не привлекает внимание публики показным спортивным аскетизмом, а напротив, и сигарету выкурит, и бокал вина выпьет, и танцевать отправится первый. И интервью даст, хотя, как мы уже знаем, до тонкостей и глубин разговор не дойдет… А кончился банкет, и он уже спешит с приятелем в гостиницу, где на столе неоконченная партия в шахматы, о которой он все время помнил.

Когда можно, он тут же удирает, ускользает от своей славы. С удочками на рыбалку, на прогулку с дочерьми, с женой в театр. На трибуне стадиона он самый незаметный зритель, сядет так, чтобы никто не видел, да еще воротник пальто поднимет.

Яшин естествен. Помню, как-то раз я помогал уругвайским журналистам беседовать с ним. Был поставлен вопрос: «Что надо делать, чтобы взять пенальти?»- «А ничего не надо делать, взять пенальти нельзя. Только если нападающий ошибется…» Журналисты были шокированы таким ответом лучшего вратаря мира, взявшего немало пенальти на своем веку. Я попросил его, входя в положение коллег, хоть что-нибудь добавить к ответу. «Что же я, про свое дело еще придумывать должен?» – вот и было его добавление.

Мне ни разу не приходилось специально брать у Яшина интервью, хотя мы иногда встречаемся и вместе побывали на стадионах многих стран. Бывало, разговаривали о разных вещах, но никогда между намл не появлялся блокнот. Должен признаться, немножко жаль, что детали разговоров не были записаны и теперь забыты. Из почти 600 матчей, сыгранных Яшиным, думаю, что я видел сотни полторы. И все-таки, когда приходится говорить с Яшиным, наблюдать за ним, меня никогда не оставляет ощущение, что этот человек знает о своем деле много больше того, что говорит, и, конечно, много больше того, что знаем все мы. Я верю, что кому-то удастся написать об этом человеке так, как он этого заслуживает. Будет, наверняка будет книга о Яшине, вратаре, которому много лет аплодировал весь мир.

1970

Оглавление