• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Долгие странствия и сама Катрин научили меня обходиться без еды по несколько дней подряд и почти не обращать на это внимания, но я знала, что неделя голодовки оставит меня совсем без сил, и мне было боязно за Вечного. Но, похоже, у меня не было выбора, и я смирилась со своим осадным положением и старалась не замечать запахов от доставляемого Бузуку подноса.

На вторую ночь, в очень поздний час, что-то заставило меня внезапно проснуться: Вечный зарычал — впервые за все эти недели он вообще издал хоть какой-то звук. А потом я услышала, как что-то упало на землю, и звук маленьких, шустро убегающих ног. Несколькими минутами позже раздалось слабое шуршание рядом с нашей дырой в стене; я тихонько подобралась поближе.

Вечный проталкивал носом маленький сверток из зеленых листьев. В них был кусок рисового пирога с изюмом и орехами. Мы быстро проглотили подношение, и я вытолкнула листья в канаву под стеной. Так стало происходить каждую ночь, а днем я старалась валяться на полу без движения. Пристав выжидал и наблюдал.

Прошла неделя, и когда пристав снова отводил меня к коменданту, я попыталась идти, чуть покачиваясь.

— Как ваша спина? Получше? — спросила я.

— Гораздо лучше; похоже, я вернусь в прежнюю форму уже на следующей неделе.

Я зашла сзади и пощупала больное место. Все шло хорошо — мышцы намного более расслаблены — ветры вырывались на свободу и снова задвигались. Я сказала, что, судя по всему, он прав, и указала ему на середину комнаты.

— Давайте-ка теперь поглядим, как обстоят дела с ежедневной

практикой — покажите мне ваше терпение, — улыбнулась я.

Но его взгляд был прикован к моей ладони. Рубец выглядел довольно уродливо — мне не хватило воды, чтобы держать его в чистоте, как бы я ни пыталась прикрыть его подолом, мухи все равно добирались до него.

— Приставу пришлось… приструнить тебя за что-то?

— За попытку поесть, — улыбнулась я, но внутри была готова расплакаться, — Господин комендант, если есть хоть какая-то честная работа, которую я могла бы выполнять, за еду…

Он махнул рукой, обрывая меня:

— Поговори с приставом. Пристав ведает тюремными делами.

— Но… но ведь вы — комендант, и ведаете всеми делами.

— Правильно. Я — комендант, и ведаю всем участком. А он — пристав, и занимается тюрьмой. Поговори с приставом.

— Но тюрьма — это часть участка.

— Верно, — продолжил он в тоне формальной логики, — но эта та часть, которой заведует пристав, — он довольно странно глянул на меня, будто я проявляла какую-то особенную бестолковость и никак не могла усвоить то, что он говорил, — Поговори с приставом, — повторил он и приготовился выполнять свой традиционный набор поз.

Когда он закончил, я отменила несколько поз, в которых, по моим опасениям, он все еще мог переборщить, и в конце добавила кое-что, что помогло бы ему еще больше расслабить спину, прежде чем он принялся за ежедневную рутину. Затем я предложила ему встать прямо передо мной.

— Комендант, знаете ли вы кого-нибудь, кто пытался начать заниматься йогой?

Он бросил на меня странный взгляд, а потом отвернулся к окну.

— Знал, — ответил он, — иначе ты бы не оказалась здесь.

Я посмотрела на него вопросительно.

— Пристав отправил бы тебя в тюрьму в столице, — сказал он, — за кражу особо ценного имущества. Никто, кто никогда ничего не слышал о йоге, не поверил бы тебе — девчонке, и все прочее.

Я потупилась с горечью. Так оно и было, и я знала об этом еще с тех времен, когда начала изучать йогу у себя на родине.

Я собралась с духом и отставила очевидные вопросы. Где он узнал о йоге? И верил ли мне он сам? Все прояснится со временем.

— Тогда, вероятно, вы знаете, — сказала я, — что многие люди пробуют йогу. И для многих из них она работает преотлично: помогает восстановить силы, излечивает болячки вроде вашей, делает их стройнее, подтянутее и счастливее. Другие пробуют заниматься, и вроде для них тоже работает, быть может, не менее изумительно, чем для первых. Но, тем не менее, эти другие словно не так хорошо схватывают; или йога кажется им скучной, или обязаловкой; или они попросту слишком заняты другими делами и бросают занятия. Кое-кто даже зарабатывает неприятности на йоге.

Комендант кивнул.

— Я видел все эти разновидности, — не похоже было, что он готов сказать больше, но мое любопытство было задето. Как много он знал с самого начала?

— А не приходилось ли вам задумываться, отчего для одних йога работает, а для других — нет?

Он пожал плечами, словно ему это не казалось таким уж важным.

— Ну не знаю, все же разные. Кто-то пробует и схватывает, а кто-то — нет.

— Все дело в том, что они пробуют. Они пробуют, потому что думают, что йога может помочь — чувствовать себя лучше, выглядеть лучше. Но в итоге йога работает для одних, а для других — нет. Неужели вы никогда не задумывались, почему?

Он снова пожал плечами, уже слегка заскучав.

— Это же важно, судите сами! Йога — это серьезное начинание. Она требует заметных усилий и немалого времени. И во многих случаях люди прибегают к йоге по вполне серьезным причинам — сильно испортили здоровье, или просто в жизни нужно что-то сильно менять. И вот они пробуют. Но зачем вообще пробовать, и стараться изо всех сил, если в конце концов ты не можешь быть уверен, что эта штука для тебя сработает?

Последний пассаж зацепил его внимание: до него дошло, что мы обсуждаем и то, сработает или нет йога для него самого.

— Мне ясна твоя мысль, — сказал он с большей вдумчивостью, — но я не понимаю, к чему ты клонишь. Для кого-то йога работает, а для кого-то — нет. Надо просто начать и поглядеть, к какой категории относишься сам. Просто так вот все и есть.

Я так ожесточенно покачала головой, что прядь волос плеснула по лицу. Он отвлекся на это на мгновение, но потом вернул взгляду прежнее выражение, словно было что-то, о чем он не желал даже думать.

— Просто так ничего не бывает. «Просто так» — это вранье.

То самое вранье, которое люди используют, чтобы прикрыть тот факт, что они не желают тратить время и усилия на то, чтобы разобраться, как все это на самом деле работает.

Так вот — йога работает. Работает для тех, кто считает, что она для них работает, даже если кажется, что обычно они не понимают, почему так обстоят дела: они просто не думают об этом. А потом, в какой-то момент — когда они состарятся, допустим, — йога вдруг прекращает работать, и они спотыкаются. — Но йога сработала бы и для тех, кто думает, что она не для них; просто им нужен кто-то, кто объяснит им, как йога работает. Улавливаете?

Комендант ответил мне добротным комендантским кивком. Он уже учуял, каков план действий.

— Итак, я собираюсь начать учить вас тому, как работает йога; потому что если вы разберетесь в этом, тогда она всегда будет для вас работать.

И тут еще…

— …замешаны жизни двух людей, во всяком случае, — вставил комендант задумчиво, и я прямо-таки готова была обнять его. Он и впрямь был на верном пути.

— Точно. Так что продолжим с позами, но теперь будем каждый раз уделять время обсуждению, как они работают, чтобы они работали наверняка. И все, что я расскажу вам о том, как действует йога, я буду брать из Малой Книги Мастера, потому что она вся как раз об этом. И в этом есть смысл, поскольку в этом причина, почему эта книга жива в веках — она совершенно ясно объясняет, как на самом деле действует йога.

Понимаете?

Комендант счастливо кивнул — задача была поставлена совершенно внятно.

— А теперь повернитесь ко мне спиной и снимите рубаху, — велела я.

Мой собственный учитель, Катрин, сама обладала даром мягкого, но вполне формального прикосновения, когда в этом была нужда — чтобы что-то поправить или показать мне, как двигалось нечто у меня внутри — и я постаралась воспроизвести такое же прикосновение в отношении коменданта.

— Отсюда, — сказала я, дотронувшись до макушки его головы, — вот до этого места, — и я мягко ткнула его в спину, на уровне талии. — Мастер говорит об этой части тела так:

Направь объединенные усилия

К солнцу

И ты поймешь

Землю

(III. 27)

— Объединенные усилия… чего с чем? — спросил он, не оборачиваясь.

— Позже, — напомнила я. А потом пробежала кончиком пальца вниз, вдоль спины, чуть правее середины и все так же между точками на макушке и на пояснице.

— Здесь проходит канал под названием «солнце», — сказала я.

— Канал? — переспросил комендант, — Вроде мышцы или нерва?

— Нет, ни то, ни другое, хотя можете представлять его себе в виде нерва, если так проще. Но на самом деле это намного деликатнее — настолько, словно сделано прямо из самого света; такое, которое нельзя, разрезав, посмотреть. Есть масса таких каналов по всему телу. Они начинают развиваться еще прежде, чем все остальное, внутри утробы матери — целая сеть разветвляющихся незримых трубочек. И в действительности нервы, кровеносные сосуды, и даже кости и плоть нарастают вокруг этих каналов, как иней на ветвях и сучьях дерева, и все тело человека — это точное отображение этой сети светящихся каналов.

Так получилось, что вся эта сеть начинает развиваться прямо отсюда, — продолжила я, слегка нажимая большим пальцем на то самое больное место у него на спине, — Сеть начинает развиваться, когда вы еще находитесь в утробе матери, из этой точки на спине, как раз за пупком.

Вот почему Мастер говорит:

Направь то же усилие

В самый центр пупка,

И ты поймешь Устройство тела.

(III.30 46)

— Что он имеет в виду под центром пупка? — спросил комендант, все еще стоя ко мне спиной, но со всей очевидностью заинтересованный.

— Это место представляют в виде колеса — вроде тележного, со спицами, — ответила я, — На древнем праязыке, санскрите, это называется «чакра». По мере того, как развивается эта самая незримая сеть каналов, они ответвляются в разные стороны, подобно спицам от центра колеса, как раз в той самой точке на спине. А потом другие каналы, включая самые большие и наиболее важные, начинают развиваться вверх и вниз вдоль спины — и сама спина растет вместе с ними.

— Получается, что канал под названием «солнце», проходит вдоль спины снизу доверху, где ты провела пальцем? И он — один из самых главных?

— Верно, — ответила я, довольная, что он слушал так внимательно. Это здорово поможет нам починить его спину, — и поэтому Мастер поминает его первым.

— Но когда ты говоришь «канал» или «трубочка», — размышлял комендант вслух, — ты вроде как говоришь, что они полые изнутри — и, значит, что-то по ним протекает.

— Точно так, — поддержала я, — и чуть позже я расскажу вам даже больше. А пока давайте скажем только о том, что то, что движется по этим каналам, есть сама мысль: ваши собственные мысли двигаются по этой сети каналов, сотворенных из материи столь же неощутимой, как свет.

Если поразмыслить над этим, — продолжала я, — то можно разделить все то, над чем мы думаем, на две разновидности мыслей. Первая разновидность — это мысли о самых разных вещах, вроде стола, или больной спины, — и я снова ткнула его в спину, чуть посильнее, чтобы его ум не порхал, а следовал за мной. Он славно поморщился, и я возобновила рассказ.

— И есть собственно само думанье — сам ум. Нам слышно, как мы думаем, осознавая сами мысли. Таким образом, все, о чем мы можем думать, это либо предметы, вроде стены, либо сам ум.

Он кивнул, но я заметила, что он уже утомился, особенно после всех проделанных поз. Самое время подытожить все сказанное к тому, как же йога действительно подействует на его спину.

— Так вот, мысли, которые двигаются по каналу солнца, — и я снова пробежала пальцем сверху вниз вдоль правой стороны его Спины, — они сосредоточены на более конкретной, осязаемой стороне жизни. Вроде самой земли. И поэтому Мастер и говорит, что можно понять Землю, если разберешься с этим каналом. Имеется в виду, что можно понять, как мысли, которые двигаются вдоль этого канала, воспринимают вещи в мире вокруг нас. И, таким образом, можно вылечить вашу спину.

— Вылечить спину? Как это? Не вижу связи.

— А вот так, — ответила я, — Но мы на этом остановимся — этого более чем достаточно для одного раза. Видите ли, мысли, которые двигаются по этому каналу вдоль спины, — неправильные мысли. Они видят все совсем не так, как есть.

И это-то как раз и вызывает возмущения внутри канала и забивает тот самый центр, о котором мы с вами только что говорили, — и я снова ткнула его в спину, чтобы он хорошенько все запомнил.

— И из-за этого у меня болит спина, — вздохнул он.

— И из-за этого у вас болит спина, — повторила я, — Именно поэтому у вас болит спина.

— Стоит исправить это, и все будет в порядке со спиной?

— Стоит исправить это, и все будет в порядке с вашей спиной, и с любой другой тоже.

Он повернулся и принялся застегивать рубашку. Глянул на свой рабочий стол:

— Не такая уж это и малая книга, — задумчиво произнес он.

— Господин пристав, — я обернулась в его сторону, когда тот открыл дверь в мою камеру. Он посмотрел на меня сверху вниз своими красными глазами, как кот, который загнал в угол мышь.

— Мне нужна еда. Мне необходимо питаться. У меня нет здесь семьи, и у меня нет денег. Но я могу работать; умею работать помногу, только дайте попробовать, и мне все равно, насколько будет трудно — я могу заниматься любым… любым честным трудом.

Пристав широко и вальяжно осклабился; это была первая улыбка, которую я увидела на его лице, и меня это зрелище не на шутку напугало. Я почти ощущала, как в соседней камере Бузуку обратился в слух.

— Что ты умеешь, девчонка? Какие такие… навыки могут быть у девчонки? — последовала еще одна омерзительная улыбка.

Я подумала об уроке, который только что закончила с комендантом.

— Знаю йогу, — сказала я, — могу учить йоге, а еще могу учить праязыку — по книгам на санскрите.

Пристав грубо расхохотался.

— Я сказал навык, девушка! Что-то, за что кто-нибудь пожелает заплатить.

Я вспыхнула и потупилась. Самые большие ценности мира не имеют для него никакой ценности. И тут я вспомнила еще кое-что.

— Умею ткать. Я очень хорошая ткачиха — и скорая.

Пристав примолк, уставившись на меня и что-то подсчитывая в уме. А потом рявкнул:

— Бузуку!

— Да… господин! — раздался ироничный голос из-за соседней стены.

— Если тебе охота кинуть пару плошек заветренного риса этой дуре — валяй. Если она не сможет ткать, как она говорит, или оказывать какие-нибудь другие… ценные услуги, скажем так… то она все равно долго не протянет.

— Да… господин, — снова раздался тот же голос — насмешливый, но не настолько, чтобы вызвать к действию палку, и мы все это понимали.