Глава 42. Семена мысли

Четвёртая неделя декабря

После занятия Мата Джи, ласково дотронувшись до моей руки, достала из полотняной сумочки, которую всегда носила на плече, небольшой аккуратный свёрток Он был обвязан красивой белой лентой, сплетённой из волокон какого-то местного растения.

— Для моего любимого учителя, — промолвила она с улыбкой.

Открыв свёрток, я обнаружила маленький квадратный коврик, украшенный причудливой вышивкой с золотыми тиграми. Моё сердце сжалось: такие же индийские узоры были на ковриках, которые ткала моя мать. Как она там теперь, за далёкими северными горами?

— Какая красота! — восторженно выдохнула я, обнимая Мата Джи.

— Это тебе для сидения в тишине, — пояснила она. — Я сделала его сама.

— Она торжествующе подняла руки и пошевелила пальцами.

— Просто чудо! — продолжала восхищаться я. Мы снова обнялись и долго сидели так молча. Потом Мата Джи по-матерински погладила меня по плечу.

— Я хочу попросить тебя об одном одолжении, — мягко проговорила она.

Я с готовностью кивнула.

— Да, конечно, всё, что вы хотите!

— Вообще-то, это не для меня… — смущённо улыбнулась она. — Понимаешь, мой сын… Чандра… это он придумал. — Я снова кивнула. Она продолжала: — Я… мы все… мы видели, какие прекрасные коврики ты делаешь, в тибетском стиле. Такие тёплые, такие прочные… И с такими необычными узорами!

Понимаешь, тот человек на рынке, который покупает их у пристава… Мы с сыном пошли и поговорили с ним. Он человек зажиточный, и мы попросили его дать нам в долг денег на постройку помещения для детей.

Он согласился, но потребовал в уплату долга твои коврики… восемьдесят штук. — Она виновато посмотрела мне в глаза.

Я улыбнулась, но тут же погрустнела. Сколько же времени мне потребуется, чтобы всё это сделать, да ещё сверх обычной работы! К горлу подступил ком, я не знала, что ответить.

— Нет, нет, не ты сама! — поспешила успокоить меня Мата Джи. Она потянула меня за руку. — Пойдём, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Мы вышли на крыльцо. Там беседовали какие-то две женщины. Одна сидела ко мне спиной, другая подняла глаза и посмотрела на меня через плечо собеседницы. Она была чуть старше Мата Джи, высокая и красивая, с благородными чертами. Спокойные карие глаза, лицо задумчивое и доброе. Женщина тепло и с достоинством кивнула мне, мы с Мата Джи подошли поближе.

— Это Амирта, моя… моя близкая подруга, — промолвила Мата Джи. — А это, милая Амирта, та самая госпожа Пятница, — улыбнулась она и снова обратилась ко мне. Лицо её было странно серьёзным. — Видишь ли, Амирта тоже вдова и она тоже умеет ткать, очень хорошо умеет, и мы все… мы и наша подруга… хотели попросить тебя научить нас делать такие коврики, как у тебя. Тогда мы быстрее справимся с работой, отдадим долг, а дети получат крышу на головой.

Амирта снова кивнула, и я смогла лишь кивнуть в ответ, хотя мне хотелось поклониться — столько благородства было в её осанке и движениях. Вторая подруга с улыбкой повернулась ко мне.

— А ещё мы хотели, — сказала она, — чтобы ты разрешила нам заниматься йогой. Вместе с Мата Джи.

Рассмеявшись от неожиданности, я снова кивнула и протянула ей руку. Передо мной была жена пристава.

— Теперь пятая и последняя форма владения собой, — объявила я.

— Наконец-то! — с облегчением вздохнул комендант.

— Погодите радоваться, — предупредила я. — В трёх предыдущих формах речь шла о действиях, то есть о нашем теле, которым управлять не так уж и трудно. Четвёртая…

— Четвертая касалась слов, то есть, нашей речи, — продолжил он. — Язык двигается быстро, за ним нелегко уследить.

— Правильно. Так вот, последняя, пятая форма — самая трудная из всех.

Она связана с нашими мыслями, с тем, что мы думаем, даже если при этом ничего не говорим и не делаем. Она также очень важна, потому что любая мысль — это почти уже готовое зерно.

Комендант сосредоточенно прищурился.

— Понимаю. Иначе её не было бы в списке.

— Вот именно. Мастер говорит:

Пятая форма владения собой —

Преодоление собственничества.
(II.30Е)

Речь идёт о нашем стремлении приобретать, владеть и распоряжаться вещами, людьми, знаниями и так далее. Мы не можем найти удовлетворения в чём-то одном и хватаемся за другое, третье, пытаясь найти счастье в большом количестве и разнообразии. Эта жажда обладать и контролировать порождает две вредные мысли, которые никогда не покидают наш разум и закладывают самые губительные семена на будущее. Они сдавливают и запирают каналы, подталкивая нас день за днём всё ближе к могиле и отвергая всякую возможность превращения в живой вечный свет, помогающий бесчисленным существам на бесчисленных планетах. Первая из них — это зависть и враждебность к успехам других. Казалось бы, что может быть плохого в том, что твой сосед урвал для себя, хотя бы и временно, маленький кусочек счастья в нашем мире разочарования и смерти? Однако, при виде его радости наш собственнический инстинкт тут же поднимает свою уродливую голову:

«Если где-то есть счастье, оно должно быть моим!» Повинуясь этому чудовищу, пожирающему всё на своём пути, мы гонимся за счастьем, пихаясь и отталкивая друг друга локтями. Вторая вредная мысль — это злорадство. Когда наш ближний терпит неудачу, у нас невольно появляется чувство удовлетворения. Мы жадно наблюдаем, как богатые разоряются, сильные рвутся к власти и падают, не добравшись до вершины, праведники поддаются соблазну и губят свои души, а потом мчимся к знакомым и взахлёб пересказываем новости, радуясь в глубине души, что это случилось не с нами, потому что только мы заслуживаем счастья. Таким образом, люди большую часть своей жизни проводят, радуясь чужому горю и горюя о чужой радости, тем самым разрушая все надежды на своё собственное счастье. В основе этих двух губительных мыслей лежит то самое неправильное понимание мира, о котором мы говорили, когда разбирали пример с пером и коровой. Если бы человек хоть немного знал о том, как всё устроено на самом деле, он реагировал бы на чужие успехи и неудачи совершенно иначе, потому что самый верный способ продлить свои несчастья на долгие годы — это хотеть счастья только для себя!

— Тот самый взгляд на мир… — задумчиво проговорил комендант. — Надо просто понять, что всё хорошее, что мы имеем, получается в результате заботы о других. Трудно даже представить, как изменился бы — как изменится — наш мир, если все будут понимать, как он устроен.

Оглавление