• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Наберись смелости – сделай попытку

Однажды царь решил подвергнуть испытанию всех своих придворных, чтобы узнать, кто из них способен занять в его царстве важный государственный пост. Толпа сильных и мудрых мужей обступила его. «О вы, подданные мои, – обратился к ним царь, – у меня есть для вас трудная задача, и я хотел бы знать, кто сможет решить ее». Он подвел присутствующих к огромному дверному замку, такому огромному, какого еще никто никогда не видывал. «Это самый большой и самый тяжелый замок, который когда-либо был в моем царстве. Кто из вас сможет открыть его?» – спросил царь. Одни придворные только отрицательно качали головой. Другие, которые считались мудрыми, стали разглядывать замок, однако вскоре признались, что не смогут его открыть. Раз уж мудрые потерпели неудачу, то остальным придворным ничего не оставалось, как тоже признаться, что эта задача им не под силу, что она слишком трудна для них.

Лишь один визирь подошел к замку. Он стал внимательно его рассматривать и ощупывать, затем пытался различными способами сдвинуть с места и наконец одним рывком дернул его. О чудо, замок открылся! Он был просто не полностью защелкнут. Надо было только попытаться понять, в чем дело, и смело действовать.

Тогда царь объявил: «Ты получишь место при дворе, потому что полагаешься не только на то, что видишь и слышишь, но надеешься на собственные силы и не боишься сделать попытку».

За последнее время я собрал большое количество восточных (главным образом персидских) историй, мифов и басен. Они должны были отвечать следующим условиям: содержать примеры как межличностных отношений, так и душевных конфликтов, а также облегчать слушателю восприятие скрытых причин и следствий этих отношений и конфликтов. То, что я обратился к восточным историям, не имеет принципиального значения. Как восточные, так и западные истории, мифы, афоризмы во многом имеют общие корни. Их разделяют только сложившиеся различные исторические и политические условия.

Многие склонны думать, что сказания, сказки, саги, мифы, притчи предназначены только для детей. Однако это не так. Им свойственно нечто вневременное. Бабушка, рассказывающая сказки европейским детям, кажется в такой же мере принадлежащей прошлому, как и профессиональный рассказчик на Востоке. По-видимому, это объясняется тем, что сказки и мифы меньше обращены к разуму, к ясной логике, к преуспеванию в делах, а больше к интуиции и фантазии.

С незапамятных времен люди использовали истории как средство воспитательного воздействия. С их помощью в сознании людей закреплялись нравственные ценности, моральные устои, правила поведения. Благодаря своей занимательности истории особенно хорошо подходили для этой цели. Они были той ложкой меда, которая подслащивала и делала интересной даже самую горькую мораль. Иногда мораль историй можно понять сразу, иногда она скрыта и представляет собой всего лишь намек.

Народная психотерапия Востока

В странах Востока истории с давних пор играют роль «психологических помощников». Как правило, истории несли в народ рассказчики-чтецы и дервиши, в значительной степени удовлетворяя потребности людей в информации и помогая в разрешении жизненных трудностей. Некоторые рассказы, заимствованные из Корана, были религиозного содержания, другие непосредственно касались человеческих отношений. Они заменяли добрый совет или строгое порицание. Чтобы послушать рассказчиков, люди собирались в кофейнях, в специально предназначенных для этой цели залах или в кругу большой семьи, чаще всего вечером по четвергам (пятница на Востоке – праздничный день). Некоторые рассказчики декламировали свои увлекательные истории, другие перемежали рассказы пением стихов или давали их как представление, пробуждая в слушателях ответные переживания, смех или слезы. Насколько мне известно, в прошлом это был единственный вид публичных представлений, при которых могли одновременно присутствовать мужчины и женщины, последние, разумеется, под чадрой.

Тысяча и одна ночь

Истории были тем средством народной психотерапии, которое врачевало душевные раны еще задолго до возникновения психотерапии как науки. Есть множество примеров тому, как психотерапевтически целенаправленно применялись истории для оказания помощи в различных житейских ситуациях. Одним из самых ярких примеров этого является сборник историй «Тысяча и одна ночь», в котором рассказывается об исцелении психически больного властелина при помощи сказок. Здесь решаются одновременно две задачи: умная Шахерезада успешно исцеляет больного царя и в то же время ее рассказы врачуют слушателей и читателей, которые, воспринимая содержание историй, извлекают из них уроки и включают полученный опыт в свой внутренний мир. Подобное действие оказывают и другие восточные истории, а также истории, принадлежащие европейской или иной культуре.

Сказки, мифы, басни, притчи, стихи, остроты и пр. наряду с их художественной ценностью являются средством народной педагогики и народной психотерапии, которым люди пользовались, чтобы помочь себе, когда еще не было научной психотерапии. У меня возник вопрос: нельзя ли использовать эти возможности восточных историй целенаправленно и осознанно в психотерапевтической практике при анализе конфликтов и в качестве самопомощи, вместо того чтобы отбросить их как ностальгические диковинки, пригодные только для детей или узкого круга любителей. На своей практике, на семинарах и лекциях я не раз убеждался в том, что как раз восточные истории особенно привлекают слушателей и пациентов. Для меня они – средства образного мышления, облегчающие понимание и усиливающие эмоциональное воздействие. Многим бывает трудно воспринимать абстрактные психотерапевтические понятия и теории. И так как психотерапия касается не только специалистов, а представляет собой как бы мостик к неспециалисту-пациенту, то общедоступность, понятность приобретают особое значение. Таким средством, облегчающим понимание, является конкретный пример, история из мифологии, образное выражение; они – проводники к внутреннему миру переживаний человека, к его взаимоотношениям с другими людьми, к его роли в общественной жизни, помогающие находить нужные решения. Независимо от непосредственного жизненного опыта пациента, от его внутренних сопротивлений в тех случаях, когда врач обнаруживает его слабые стороны, целенаправленно рассказанная восточная история, притча, удачно приведенный пример из мифологии помогают в известной степени по-другому отнестись к собственным конфликтам.

Это навело меня на мысль использовать образное мышление, аллегории, истории, притчи, мифы, басни в качестве средства взаимопонимания в психотерапевтическом процессе.

Позитивная психотерапия

С 1968 года я разрабатываю новый подход к таким понятиям, как самопомощь и психотерапия (дифференциальный анализ), который я называю позитивной психотерапией. Основные черты и приемы этого метода подробно изложены в книге «Позитивная психотерапия: теория и практика нового метода». Здесь я ограничусь кратким обзором.

Позитивная психотерапия имеет три аспекта:

а)позитивный подход;

б)содержательный анализ конфликта;

в)пятиступенчатый процесс лечения.

а) Позитивный подход

Понятие «позитивная психотерапия» неразрывно связано с межкультурным мышлением. Если исходить из первоначального значения латинского слова «positum», то «позитивный» означает «фактический», «реальный», «имеющийся в наличии». Реально существующими являются не только болезни и нарушения, не только неудавшиеся попытки решения проблем, но также способности и возможности, присущие каждому человеку, которые могут помочь ему найти новые, иные, может быть, лучшие решения. Поэтому мы стремимся не цепляться за привычные, шаблонные оценки конфликтов, болезней и симптомов, а пытаемся их позитивно переосмыслить, увидеть их в ином свете. Особенно важной представляется нам та мысль, что пациент «приносит» с собой на прием к врачу не только болезнь, но и способность преодолеть ее. Задача врача – помочь ему в этом. Применяя позитивный подход, мы пытаемся вместе с пациентом найти альтернативные возможности, решения, которые до этого были за пределами его сознания. Это помогает нам изменить привычную позицию, усвоить модели мышления, отличные от тех, которые только осложняли конфликт. Например, если вам изменил супруг или друг, возможны различные способы решения конфликта с различными последствиями. Можно восстановить «справедливость и честь» при помощи огнестрельного или холодного оружия. Можно топить свое горе в вине, одурманивать себя наркотиками, пытаясь найти забвение. Можно мстить, уехать, изменить самому. Наконец, можно – скорее бессознательно – реагировать соматически, то есть пытаться решить проблему бегством в болезнь. Но можно выбрать иной способ разрешения конфликта, например попытаться достигнуть контакта с партнером и в беседах найти сочувствие и взаимопонимание. То же самое можно сказать и по поводу отношения к болезни. Фригидность женщины, например в значении «сексуальной холодности» или «неспособности испытывать оргазм», будет по-другому восприниматься супругами, если они примут во внимание иные, «позитивные» свойства этого явления. Одно из альтернативных толкований может быть такое: фригидность – это способность отказать себе в чувственных удовольствиях. Воздействие этого переосмысления выходит за рамки чисто формальной игры словами. Оно затрагивает как представление женщины о самой себе, то есть ее собственное «Я», так и влияние этого нарушения на супружеские отношения, облегчая путь возможного лечения. Подобное можно сказать и о других нарушениях и заболеваниях. Таким образом, для медицины, психотерапии, а также для потенциального пациента позитивный подход является побудительной причиной для переосмысления симптомов и проблем.

Примеры процесса переосмысления мы находим в восточных историях. Прямолинейность логического мышления часто не помогает нам в преодолении трудностей и, как это ни парадоксально, еще больше запутывает решение проблемы. В противовес прямолинейности, рационализму восточные истории подсказывают неожиданные, ошеломляющие, и тем не менее вполне реальные, «позитивные» решения. Они, казалось бы, противоречат логике, но действуют подобно спасительному прыжку зверя из клетки, помогающему ему вырваться из неволи и обрести свободу.

Следующая история дает наглядное представление о том, что такое «позитивный подход». Ситуация больного – и не только больного, испытывающего психологические трудности, – во многих отношениях похожа на ситуацию человека, который длительное время стоит на одной ноге. Через некоторое время мышцы перегруженной ноги начинает сводить судорога. Он едва удерживает равновесие. Уже болит не только нога, но и все тело. Боль становится нестерпимой, человек взывает о помощи. Окружающие пытаются всячески помочь ему. Один массирует больную ногу. Другой берется за сведенный судорогой затылок и тоже массирует его по всем правилам искусства. Третий, видя, что человек вот-вот потеряет равновесие, предлагает ему свою руку для опоры. Стоящие вокруг советуют опираться руками, чтобы было легче стоять. А один мудрый старик предлагает подумать о том, что человек, стоящий на одной ноге, может считать себя вполне счастливым по сравнению с теми, у кого вообще нет ног. Находится и такой доброжелатель, который заклинает нашего героя вообразить себя пружиной, и чем сильнее он на этом сосредоточится, тем скорее кончатся его страдания. Некий серьезный, рассудительный старец благосклонно изрекает: «Утро вечера мудренее». Наконец, появляется еще один, подходит к бедняге и спрашивает: «Почему ты стоишь на одной ноге? Выпрями другую ногу и встань на нее. У тебя же есть вторая нога».

б) Содержательный анализ конфликта.

В своей психотерапевтической практике я сделал одно наблюдение, подтверждение которому в дальнейшем, когда я стал более опытным врачом-психотерапевтом, находил в повседневной жизни: как у восточных, так и у европейских и американских пациентов имеющиеся симптомы проявляются в конфликтах, причиной которых являются регулярно повторяющиеся формы поведения. Как правило, эти нарушения вызываются отнюдь не какими-нибудь значительными событиями. Мелкие душевные раны, постоянно наносимые по самым «чувствительным» или «слабым» местам, становятся конфликтогенными. То, что с воспитательной и психотерапевтической точек зрения заключает в себе возможность конфликта и личностного роста в области морали, этики и религии, предстает как норма добродетели.

Мы пытались классифицировать эти формы поведения и систематизировать их в опроснике, с помощью которого можно было бы описать содержательные компоненты конфликтов и возможностей пациента в их разрешении. Эти формы поведения, которые мы назвали актуальными способностями, можно разделить на две группы:

1.Ориентированные на преуспевание в деятельности психосоциальные нормы (вторичные способности): пунктуальность, любовь к порядку, опрятность, послушание, вежливость, честность,верность, справедливость,прилежание, преуспевание в деятельности, бережливость, надежность и точность.

2.Эмоционально-ориентированные категории (первичные способности): любовь, терпение, время,идеал, доверие,общительность,сексуальность, надежда, вера и стремление к единству.

Содержание актуальных способностей формируется в процессе социализации в соответствии с социально-культурной средой, а неповторимые условия индивидуального развития придают им особый отпечаток. Как жизненные принципы они становятся неотъемлемой частью образа «Я» и определяют правила, по которым человек воспринимает себя и окружающий мир и справляется с решением возникающих проблем. Действие актуальных способностей проявляется в следующих четырех сферах: 1) через органы чувств (отношение к собственному телу); 2) через разум; 3) через традиции; 4) через интуицию и фантазию.

Жизненные принципы направляют поведение. Так, например принцип, связанный с актуальными способностями «бережливость» и «прилежание/преуспевание в деятельности», – «Если ты сэкономишь, то приобретешь, если приобретешь, то будешь кое-что значить» – оказывает влияние на сферу переживаний и действий человека: на питание, общение, отношение к собственному телу, удовольствиям, удовлетворению потребностей, профессии, партнеру, фантазии, творчеству и, наконец,к собственному будущему. В сочетании с другими принципами этот принцип в значительной степени может определять индивидуальные возможности человека. «Для меня приглашать гостей – это напрасная трата денег»; «Единственное, что я ценю, – это успех по службе»; «Мои близкие мне нужны только для того, чтобы добиваться своих целей»; «Чувствительность – это вздор, сказки, забава для детей». Жизненные принципы тесно переплетаются с чувствами и могут в случае конфликта стать причиной агрессивности и тревоги. Противоположные представления о ценностях могут привести к конфликту и тоже стать причиной агрессивности и тревоги. Например, когда один придает большое значение прилежанию/преуспеванию в деятельности, бережливости, а другой гораздо больше ценит любовь к порядку, пунктуальность, общительность, справедливость, вежливость, честность и т.п. Каждая из этих норм, актуальных способностей, в свою очередь приобретает значимость в зависимости от жизненной ситуации и социального окружения. Эти различные оценочные ориентиры сталкиваются в человеческом общении и могут приводить к конфликтам. Так, например, «неряшливость в семейной жизни» одного может стать непреодолимой проблемой для другого, кто готов за порядок отдать полжизни. Обычно в таких случаях считается, что лучше разойтись со своим партнером, чем смириться с иными, чуждыми для себя представлениями о ценностях.

Актуальные способности имеют большое значение для позитивной психотерапии. Чтобы определить степень выносливости пациента в отношении возможных конфликтов и помочь ему проанализировать свою ситуацию, мы ориентируемся по опроснику актуальных способностей, названному нами дифференциально-аналитическим, сокращенно ДАО.

Нам уже нет необходимости говорить в общих чертах о стрессе, конфликте, заболевании, так как при помощи опросника мы можем установить, когда возникает данная конфликтная реакция, при каких обстоятельствах, у кого из партнеров и по какому поводу. Женщина, регулярно по вечерам испытывающая тяжелые приступы тревоги, если ее муж задерживается и приходит поздно домой, боится не только одиночества, ее состояние тревоги указывает на такую актуальную способность, как «общительность», кроме того, ее страх связан также с актуальной способностью «пунктуальность». Дифференциально-аналитический метод дает нам возможность более целенаправленно проанализировать условия возникновения конфликта.

В историях, мифах, притчах актуальные способности проявляются самым различным образом. Если одни истории с педагогическим, назидательным содержанием, такие, как «Степка-растрепка», прививают прежде всего психосоциальные нормы – послушание, вежливость и аккуратность, то другие – те же самые нормы подвергают сомнению и знакомят читателя с непривычными, зачастую чуждыми, а иногда и неприемлемыми для него принципами.

Деление актуальных способностей на вторичные, ориентированные на преуспевание в деятельности, и первичные, эмоционально-ориентированные, находит свое подтверждение в целом ряде органических исследований мозга. Они указывают на то, что оба больших полушария функционируют по двум различным программам переработки информации. Левое полушарие «заведует» логическими умозаключениями, аналитическим мышлением, вербальной коммуникацией. Иными словами, левое полушарие каким-то образом управляет вторичными способностями, ориентированными на деятельность, являясь, так сказать, областью разума и интеллекта. Правому полушарию, как правило, не доминирующему, приписываются целостное мышление, образные представления и эмоциональные, случайные, менее контролируемые ассоциации. Правое полушарие управляет эмоционально-ориентированными первичными способностями и, следовательно, является областью интуиции и фантазии. Если мы возьмем за основу эту гипотезу, то применение в психотерапии историй, мифов, притч приобретает новое значение: сознательно направляемое врачом изменение позиции пациента происходит как прокладывание пути к его интуиции и фантазии. А это очень важно в терапевтическом смысле тогда, когда один только разум с помощью рационального мышления не может справиться с возникшими проблемами. В ходе психотерапевтической работы восточные истории открывают доступ к фантазии пациента, и он учится мыслить в образах данной истории.

Ситуация из обыденной жизни может наглядно показать динамичную связь мыслей и чувств человека с его актуальными способностями. Предлагаем читателю самостоятельно разобраться в том, какие актуальные способности определяют то, что происходит в следующей сценке.

Женатый сорокалетний бизнесмен сидит в купе вагона. Он читает экономический раздел газеты и время от времени поглядывает в окно на проносящийся мимо пейзаж. Короткая остановка, дверь купе открывается, и входит молодая дама. У нее довольно большая сумка, которую она пытается положить в багажную сетку. Бизнесмен отбрасывает газету, вскакивает и после галантного «позвольте» укладывает багаж. Внешность молодой женщины сразу очаровывает его, когда же он видит ее сидящей перед ним, элегантно положив ногу на ногу, наш герой приходит в восхищение от своей спутницы. Он чувствует, что помолодел на несколько лет. От ее очаровательной улыбки, которой она вознаградила его за помощь, тепло разливается по всему его телу. Экономический раздел вдруг больше не привлекает нашего бизнесмена. То и дело он опускает газету и поглядывает на свою визави, отмечая красоту ее волос, цвет глаз; он старается не смотреть на декольте и снова судорожно хватает газету, пытаясь углубиться в чтение. Он чувствует, что попался и что за ним наблюдают. Самые различные мысли вихрем проносятся в его голове. Он не в силах их остановить: «Эта женщина мне очень нравится. Если сравнить ее с моей женой…» Слова «моя жена» на короткое время возвращают его к суровой действительности: «Раньше я был очень влюблен в нее. Но потом стали возникать проблемы за проблемами». Невольно он вспоминает о том, что прошлой ночью жена не дала ему никакого повода проявить нежность. После привычных упреков, что он почти потерял интерес к ней, что у него никогда нет времени для нее, она просто повернулась к нему спиной и притворилась спящей. Ему становится жаль самого себя, и он опять украдкой смотрит на свою спутницу. Приятный запах духов щекочет нос, и ему начинает казаться, будто она флиртует с ним. «Я должен обязательно познакомиться с этой женщиной.И если я не буду дураком, моя жена ничего не узнает. И вообще, что было бы, если бы я ушел от жены к другой женщине?» Однако эта мысль вызывает у него мучительные сомнения: «Смог ли бы я это вынести? Разве я мог бы позволить себе поступить так по отношению к своим детям? Что сказали бы родственники? Коллеги, конечно, позавидовали бы мне, если бы у меня появилась такая очаровательная подруга. Они все не прочь поступить так же, но не могут». Вдруг перед его глазами всплывает картина из детства: мать плачет – отец ушел к другой. Вспомнив об этом, он чувствует какое-то смущение, однако быстро прогоняет печальные мысли: «Я многого достиг в жизни и, думаю, заслужил право на награду. Что за напасть это вечное чувство долга: вставать рано утром, изображать на лице радостную улыбку (а то жена сразу начинает дуться), безупречно, добросовестно, без единой ошибки выполнять свои служебные обязанности, быть любезным и приветливым с сослуживцами, которым с удовольствием дал бы пинка под зад. Ежедневная досада из-за тысячи мелочей». В ушах раздается укоризненный голос жены: «У тебя вечно нет времени для меня. Ты мною пренебрегаешь. Даже по отношению к детям ты невнимателен и жесток». «Эти обвинения я слышу каждый вечер. Разве это не достаточная причина, чтобы завязать знакомство с восхитительной женщиной? Разве я не заслужил этого при такой собачьей жизни? Если бы только не эти дурацкие сомнения». Он опускает газету на колени, обаятельно улыбается, откашливается и… не произнеся ни слова, обреченно отворачивается к окну. Поезд замедляет ход. Молодая дама встает, и не успевает он опомниться, как она достает свою сумку и вежливо прощается. Тем временем поезд подъезжает к вокзалу. Наш бизнесмен видит, как его спутница бежит по перрону навстречу молодому человеку и сердечно обнимает его. Бизнесмен вновь берется за газету, делает над собой усилие, чтобы дальше изучать курс на бирже, и ругается про себя: «Глупая коза!»

в) Пятиступенчатый процесс лечения

Истории используются в позитивной психотерапии не произвольно, а целенаправленно, в рамках пятиступенчатого процесса лечения. Я хотел бы проиллюстрировать этот процесс лечения на примере из повседневной жизни. Если нас раздражает чья-либо невежливость, мы ощущаем внутреннее беспокойство, ругаем этого человека или обсуждаем с кем-нибудь его недостатки. Так незаметно для себя мы перестаем видеть в нем человека с его богатым внутренним миром, а замечаем только невежу и грубияна, обидевшего нас своей невоспитанностью. Мы уже не думаем о других, положительных качествах этого человека, так как отрицательные переживания легли как тень на отношение к нему. В конечном итоге мы едва ли захотим иметь с ним дело, отношения испорчены, общение ограничено. Если исходить из этой цепочки развития событий, которая может привести к психическим и психосоматическим нарушениям, мы предлагаем следующий пятиступенчатый процесс лечения:

1. Стадиянаблюдения иописания. Следует четко определить,желательнописьменно, на кого, из-за чего и когда вы рассердились или обиделись.

2.Стадия инвентаризации. С помощью дифференциально-аналитического опросника устанавливаем, в каких сферах поведения пациент и его партнер наряду с качествами, подвергавшимися критике, имеют позитивные качества. Благодаря этому мы можем избежать слишком общих оценок.

3.Стадия ситуативногопоощрения. Чтобы достигнуть доверительных отношений, мы подчеркиваем отдельные, приемлемые для нас качества, которые сочетаются с отрицательными.

4.Стадия вербализации. Чтобы преодолеть молчание или вызванное конфликтом нежелание партнеров разговаривать друг с другом, мы шаг за шагом развиваем у них коммуникативные навыки. Говорим как о положительных, так и об отрицательных свойствах характера и переживаниях.

5. Стадия расширения цели. Целенаправленно разрушается невротическое сужение кругозора. Пациент учится не переносить конфликт на другие сферы поведения, а открывать для себя еще неизвестные ему, новые цели. Лечение основывается при этом на двух одновременно протекающих и тесно связанных между собой процессах: психотерапии, когда на первый план выступают отношения между врачом и пациентом, и самопомощи, когда пациент берет на себя «терапевтические» задачи, то есть становится психотерапевтом, психологом для себя и своих близких.'

Мы указали здесьнанекоторыеосновные приемы дифференциально-аналитического подхода. Нами был накоплен опыт применения этой методики при разрешении супружеских конфликтов, решении воспитательных проблем, при лечении депрессий, фобий, сексуальных расстройств, а также психосоматических нарушений, которые проявлялись в области желудочно-кишечного тракта, сердечно-сосудистой системы, при ревматизме и астме. Мы лечим также многие случаи психопатии и шизофрении.

Успешный результат лечения показал, что, как правило, значительное улучшение состояния больного наступало через короткий срок (после шести-десяти сеансов). По истечении года были проведены контрольные обследования, которые показали в большинстве случаев устойчивый успех позитивной терапии. Особенно благоприятные результаты были достигнуты при лечении невротических и психосоматических нарушений. Таким образом, позитивная психотерапия явилась вполне приемлемой альтернативой другим традиционным формам терапии.

Психотерапия с учетом межкультурных отношений

Сад на крыше и два разных мира

Летней ночью в саду на крыше дома спали все члены семьи. Мать увидела, что невестка, которую она вынуждена была терпеть против своей воли, и сын спали, тесно прильнув друг к другу. Смотреть на это было свыше ее сил. Она разбудила спящих и закричала: «Как это можно в такую жару так тесно прижиматься друг к другу. Это вредно для здоровья».

В другом углу сада спала ее дочь с любимым зятем. Они лежали на расстоянии по крайней мере одного шага друг от друга. Мать заботливо разбудила обоих и прошептала: «Мои дорогие, почему в такой холод вы лежите врозь, вместо того чтобы согревать друг друга?»Эти слова услышала невестка. Она встала и громко, как молитву, произнесла: «Сколь всемогущ Бог. На крыше один сад, а какой разный в нем климат».

Межкультурная проблематика – в личной жизни, в сфере труда и политики – приобретает в наши дни все большее значение. При намечающихся тенденциях развития можно ожидать, что межкультурная проблематика станет одной из наиболее важных задач будущего. Если раньше люди различных культурных слоев были отделены друг от друга дальностью расстояний и довольно редко вступали в контакт, то в наше время благодаря научно-техническому прогрессу возможность общения невероятно возросла. Раскрывая газету, мы уже выходим из тесных рамок нашего существования и знакомимся с проблемами других людей, принадлежащих иному культурному кругу, иным социальным группам. Как правило, мы воспринимаем события так, как это свойственно привычному для нас образу мыслей, и часто с легкостью критикуем, высмеиваем или проклинаем другихза кажущуюсянам отсталость,наивность, жестокость или не понятную нам беспечность.

Наш контакт с иными культурами происходит не только благодаря средствам массовой информации. Он может быть и непосредственным. Иностранные рабочие, например, живут с нами в одном доме, на работе мы встречаем представителя иной культуры, а в отпускное время нас особенно привлекает пребывание в незнакомой стране. Разумеется, эти контакты не всегда обходятся без трудностей. Очень часто могут возникать непонимание, страх, агрессия, недоверие, предрассудки, доходящие иной раз до групповой ненависти.

Применяя межкультурный подход, мы изучаем действующие в данной культуре ценности, нормы, принципы, стили поведения, интересы и перспективы. Однако именно здесь и таится опасность для межкультурного подхода. Присущая межкультурному подходу типизация – «немец», «перс», «восточный человек», «итальянец», «француз» и т.п. – может привести к стереотипам и предубеждениям, поэтому представляется особенно важным при межкультурных описаниях не забывать о том, что мы имеем дело с типизацией, то есть с абстракцией, со статистическим законом больших чисел, которые всегда допускают исключения и могут быть опровергнуты единичными случаями и особенностями исторического развития. В этом смысле возможны различные парадоксы, с которыми мы часто сталкиваемся в жизни. Так, например, «восточный человек», проживающий в Пруссии, часто придает серьезное значение пунктуальности, точности, в то время как «житель восточной Пруссии» к этим качествам относится иногда пренебрежительно и может вполне оказаться «своим человеком» в атмосфере восточного базара.

Наряду с культурной средой существует и воспитательная среда, в рамках которой каждый создает свою «систему культуры» и которая может прийти в столкновение с иными, чуждыми ему системами. Тем самым межкультурная проблематика превращается в проблематику межчеловеческих отношений и внутренней психологической переработки конфликтов. Именно поэтому она становится предметом психотерапии.

Истории как средство психотерапии

Только часть правды

О пророке Мухаммеде* рассказывают следующую историю. Пророк с одним из своих спутников пришел в город, чтобы учить людей. Один из сторонников его учения обратился к нему с такими словами: «Господин! В этом городе глупость не переводится. Жители здесь упрямы как ослы и ничему не хотят учиться. Тебе не удастся наставить на путь истины ни одного из этих бесчувственных людей». Пророк выслушал его и ответил благосклонно: «Ты прав!» Вскоре другой член общины с сияющим от радости лицом подошел к пророку: «Господин! Ты в благословенном городе. Люди жаждут услышать праведное учение и открыть сердца твоему слову». Мухаммед благосклонно улыбнулся и опять сказал: «Ты прав!» «О господин, – обратился тогда к Мухаммеду его спутник, – одному ты говоришь, что он прав. Другому, который утверждает обратное, ты тоже говоришь, что он прав. Но не может же черное быть белым». Мухаммед ответил: «Каждый видит мир таким, каким он хочет его видеть. Зачем мне им обоим возражать. Один видит зло, другой – добро. Мог бы ты утверждать, что один из них сказал неправду, ведь люди как здесь, так и везде в мире одновременно и злые и добрые. Ни один из них не сказал мне ничего ложного, а всего лишь неполную правду».

Истории могут оказывать самое различное воздействие. Нас интересуют прежде всего те функции историй, которые вызывают изменение жизненных установок, то есть их воспитательное и терапевтическое значение. При этом мы выделяем следующие четыре жизненные сферы, представляющие собой чаще всего главный источник конфликтов: отношение к телу, к физическому здоровью; отношение к преуспеванию в деятельности; отношение к другим людям, к семье, родственникам, друзьям, коллегам (общительность/традиция); отношение к интуиции, фантазии и к будущему.

Чтобы избежать недоразумения, мы сознательно ограничились тем, что в восточных историях выделили прежде всего их психосоциальную функцию, соотнесенную с особой психотерапевтической ситуацией или с отношениями,сходными с психотерапевтическими. Таким образом, мы затрагиваем только один аспект историй. Читатель же может воспринимать истории и как произведения искусства, как литературные миниатюры, понимание которых отнюдь не исчерпывается их психологическим толкованием.

Функции историй

Истории можно разделить на две группы:

истории, которые утверждают существующие нормы;

истории, которые подвергают сомнению незыблемость существующих норм.

Несмотря на противоположность, эти группы не являются взаимоисключающими. Во-первых, смысл каждой истории человек воспринимает по-своему, в зависимости от своего образа мыслей. Во-вторых, когда человек постигает относительный характер отдельных норм, то «смена позиции» происходит не за счет утраты ценностей, а за счет того, что он начинает понимать, что могут быть более предпочтительные ценности. И наоборот, подчеркивание, усиление акцента на существующих общепринятых нормах приводит к тому, что другие точки зрения ставятся под сомнение или отвергаются. Во взаимоотношениях людей, а также в переживаниях и эмоциях, которые возникают при ознакомлении с историями, существуют явления, которые мы назовем «функциями историй».

Функция зеркала. Образный мир историй позволяет приблизить их содержание к внутреннему «Я» человека и облегчает идентификацию с ним. Человек может сравнить свои мысли, переживания с тем, о чем рассказывается в данной истории, и воспринять то, что в данное время соответствует его собственным психическим структурам. Такого рода реакции могут в свою очередь стать предметом терапевтической работы. Ассоциируя себя с тем, что пациент узнал из истории, он тем самым говорит о самом себе, о своих конфликтах и желаниях. Понимание и восприятие историй облегчается участием в них фантазии и воспоминаний пациента. Свободные от непосредственного, конкретного жизненного опыта пациента истории помогают ему – если они целенаправленно применены – выбрать определенную дистанцию, чтобы по-иному взглянуть на собственные конфликты. Пациент уже не только жертва своей болезни, он может сам выработать определенное отношение к своим конфликтам и привычным возможностям их разрешения. Так история становится как бы тем зеркалом, которое отражает и отражение которого побуждает к размышлениям.

Функция модели. Истории – это по своей сути модели. Они отображают конфликтные ситуации и предлагают возможные способы их разрешения или указывают на последствия отдельных попыток решения конфликтов. Таким образом, они помогают учиться при помощи модели. Однако эта модель не является чем-то застывшим. Она дает возможность человеку по-разному интерпретировать содержаниеистории,событий, изложенных в ней, сопоставлять это содержание с собственной ситуацией. Истории предлагают различные варианты действий, при этом мы в своих мыслях и чувствах знакомимся с непривычными ответами на привычные конфликтные ситуации.

Функция опосредования. Пациенты с трудом расстаются со своими жизненными принципами, духовными ценностями, индивидуальными мифологиями, несмотря на то что они не помогают им конструктивно справляться со своими конфликтами. Подобно тому, как не умеющий плавать боится отпустить спасательный круг, пациент боится расстаться с привычными для него способами самопомощи, хотя они не раз загоняли его в заколдованный круг конфликтов. Это характерно прежде всего для тех случаев, когда пациент не уверен в том, что врач может ему предложить нечто равноценное или лучшее. Возникает внутреннее сопротивление, начинают действовать защитные механизмы, которые, с одной стороны, могут помешать терапевтической работе, а с другой стороны – открыть доступ к конфликтам пациента при условии, что они достаточно ясно поняты врачом.

Сопротивление может проявляться в самых различных формах: молчании, опаздывании, пропуске психотерапевтических сеансов; пациент вообще может высказывать сомнение в пользе психотерапии под предлогом того, что она обходится ему слишком дорого, что нужно тратить очень много времени на посещение врача и пр. Такие виды сопротивления обычно прорабатываются в ходе психотерапии. Подобная проработка не всегда приятна для пациента. Фронтальное наступление на сопротивление и защитные механизмы вызывает чаще всего такую же фронтальную оборону.

В психотерапевтической ситуации конфронтация врач – пациент ослабляется тем, что между этими двумя полюсами появляется посредник в виде истории. Рассказанная врачом история успокаивает пациента и удовлетворяет его нарцистические желания*. В ней говорится не о пациенте, обнаружившем в своем поведении определенные симптомы, а только о персонаже истории. Так начинает действовать трехступенчатый процесс: пациент – история – врач. История становится как бы фильтром, превращается для пациента в щит, позволяющий по крайней мере на некоторое время освободиться от своих защитных механизмов, отягченных конфликтами. Выражая свои мысли, свое понимание истории, пациент дает информацию, которую ему было бы трудно сообщить без этого посредника. Функция фильтра так же успешно действует в супружеском партнерстве и в воспитании. Благодаря ситуативной модели какой-либо истории можно в щадящей форме сказать партнеру то, на что он, как хорошо известно из опыта, реагировал бы агрессивно; кроме того, появляется возможность говорить с партнером в иной форме, чем обычно.

Функция хранения опыта. Благодаря своей образности истории легко запоминаются и после окончания врачебного сеанса продолжают «работать» в повседневной жизни пациента; в памяти может возникнутьситуация, подобная той, которая изображена в истории, или появиться потребность продумать отдельные вопросы, затронутые в ней. При изменяющихся условиях пациент может по-другому интерпретировать содержание одной и той же истории. Он обогащает свое первоначальное понимание истории и усваивает новые жизненные позиции, которые помогают разобраться в собственной мифологии. Таким образом, история выполняет функцию хранения опыта, то есть после окончания психотерапевтической работы она продолжает оказывать свое действие на пациента и делает его более независимым от врача.

Истории - носители традиций. В историях запечатлены культурные и семейные традиции, традиции определенной социальной общности и индивидуальные традиции как результат жизненного опыта. В этом смысле истории направляют мысль за пределы индивидуального жизненного горизонта и передают дальше эстафету мыслей, размышлений, ассоциаций. Передаваемые из поколения в поколение, истории кажутся всегда одинаковыми. И, тем не менее, они приобретают новое, иной раз совсем неизвестное значение в зависимости от понимания слушателя или читателя. Если мы ближе познакомимся с содержанием историй и с заложенными в них принципами, то сможем обнаружить в них способы поведения и взгляды, которые объяснят нам наше собственное, ставшее привычным, невротическое поведение и подверженность конфликтам.

Даже понятия классической психотерапии содержат в себе в той или иной форме историче

ские мифологии, которые можно сравнить с нашими историями. Примером этого может быть Эдипов комплекс*. История царя Эдипа в классическом ее понимании была первоначально только метафорой, характеризующей поведение по отношению к авторитету отца. В дальнейшем эта метафора превратилась в такое понятие психоаналитической теории и практики, как Эдипов комплекс.

Истории как посредники в межкультурных отношениях. Являясь носителями традиций, истории отражают в себе различные культуры. Они содержат общепринятые правила игры, понятия, нормы поведения, свойственные той или иной культуре, знакомят с тем решением проблем, которое принято в данной культурной среде. Истории, принадлежащие другим культурам, передают информацию о тех правилах игры и жизненных принципах, которые считаются важными в этих культурах, и представляют собой иные модели мышления. Знакомство с ними помогает расширить собственный репертуар понятий, принципов, ценностей и способов разрешения конфликтов.

С этим связан наш интегративный подход, а именно: уничтожение эмоциональных преград и предрассудков, существующих по отношению к чужому образу мыслей и чувств; предрассудков, которые навязывают восприятие чужого как чего-то агрессивного, угрожающего и порождают неприятие там, где должно было бы быть понимание. Истории, принадлежащие другим культурам, могут помочь преодолеть характерные для нашего времени и вызывающие сожаление предрассудки, скрытую неприязнь. Узнавая иной образ мыслей, можно многое позаимствовать для себя. Конечно, истории не знакомят нас со способами мышления, характерными для современного общества. Но как побуждение к сомнению, к размышлению относительно правильности существующих представлений, как посредник при ознакомлении с иными неизвестными нам жизненными понятиями они – хотя и являются анахронизмами – способствуют расширению горизонта и постановке новых целей.

Истории как помощники в возвращении на более ранние этапы индивидуального развития. Использование в ходе психотерапевтической работы восточных историй, сказок, притч помогает снять напряженность, атмосфера становится теплее, в отношениях между врачом и пациентом появляются непринужденность, приветливость и доверительность. Истории обращены к интуиции и фантазии. Если я, взрослый человек, начинаю фантазировать, мечтать, то в обществе, озабоченном преуспеванием, это расценивается как регресс, возврат к прошлому, к уже пройденному пути развития; если я читаю притчи, истории, сказки, то веду себя не как типичный среднеевропейский взрослый человек, а как ребенок или художник, которому как-то еще прощаются отступления от общепринятых норм достижения успеха и уход в мир фантазии. Применение историй с терапевтической целью помогает взрослому пациенту, пусть даже на короткое время, сбросить приобретенный с годами «панцирь» поведения и вернуться к прежней радостной непосредственности далекого детства. Они вызывают изумление и удивление, открывая доступ в мир фантазии, образного мышления, непосредственного и никем не осуждаемого вхождения в роль, которую предлагает их содержание. В известной степени истории пробуждают в человеке творческое начало, становятся посредниками между эмоционально окрашенным желанием и действительностью. Они прокладывают путь к желаниям и целям близкого и отдаленного будущего, обращены к интуиции и фантазии, то есть к тому, что противоположно рационализму, реальности, повседневности.

Возврат к ранним этапам индивидуального развития человека направляется тематическим подбором историй, что дает возможность его постепенного осуществления; а для пациентов со слабо выраженным «Я», то есть со слабо выраженной индивидуальностью, возможен только очень осторожный терапевтический подход с тем, чтобы не наступал регресс в развитии. В этой связи я хотел бы привести достаточно убедительный пример из моей практики.

В одной психиатрической клинике я вел смешанную психотерапевтическую группу, в которую входили пациенты с шизофреническими, депрессивными и невротическими нарушениями, а также больные алкоголизмом. Мы начинали с тематически направленных мифологических историй, вызывавших оживленную, но хорошо контролируемую работу всей группы. Даже пациенты, к которым трудно было найти подход, к нашему удивлению, принимали активное участие в работе. Этот эксперимент проводился в клинике, где прежде было относительно мало психотерапевтических мероприятий, а, следовательно, аналитические методики представлялись проблематичными, поскольку не было уверенности в том, что реакции на эксперимент могут быть полностью проконтролированы в группе.

Истории как альтернативные концепции. Врач знакомит пациента с историей не в общепринятом, заранее заданном смысле, а предлагает ему альтернативную концепцию, которую пациент может либо принять, либо отвергнуть. Истории – это только частный случай человеческой коммуникации, предполагающей обмен концепциями.

Примером этого может служить следующий диалог из одной древнеперсидской истории.

Измученный жизнью отец заботливо советует своему сыну: «Не слушай, о сын, того, что сказано в пословице, будто каждый цветок имеет свой аромат, и отрекись от желания наслаждаться одурманивающими цветами женской любви».

Сын возразил отцу: «Мой дорогой отец, ты никогда не замечал райского облика этих женщин. Твои очи не тонули в черноте их волос, твой взгляд не радовала родинка на их подбородке. Разве ты испытал, что значит сидеть в углу, предаваясь своим мыслям, когда ты одурманен любовью, погружаться в сон, когда тебя сотрясают бурные фантазии».

Отец возразил сыну: «Дорогой сын, ты еще не знаешь, что такое стол без хлеба и пищи. Ты еще не испытал, что такое суровость жены, и не слышал плача своих детей. Ты не знаешь, что значит сидеть в углу погруженным в мысли и ждать прихода нежданных гостей, когда ты обременен долгами».

Из этого диалога мы можем сделать вывод, что отец и сын пытаются понять друг друга. Мы можем почувствовать, что, несмотря на совершенно противоположный взгляд на жизнь, у них есть точки соприкосновения. Но чего ни один из них не может ожидать от другого, так это того, что изменение отношения к жизни наступит немедленно, сразу. Противоположные позиции выяснены, собеседники высказали друг другу все, что хотели и, по всей видимости, поняли друг друга. Теперь эти позиции следует проверить, насколько они приемлемы или неприемлемы для жизненной концепции каждого из них и могут ли привести к переоценке, к изменению первоначальной концепции отца и сына. Каждый на время идентифицирует себя с чуждыми для него взглядами и проверяет, что приемлемо для него самого, что может помочь лучше справиться с реально существующими обстоятельствами, а что не подходит и должно быть отвергнуто. Иными словами, обоим собеседникам нужно время, прежде чем они смогут сделать тот или иной вывод из полученной информации.

В психотерапевтической ситуации альтернативные концепции предлагаются и в виде рецепта. Пациент получает задание познакомиться с альтернативной концепцией. Задание может быть таким: прочитать историю, подумать над ней, выразить свое суждение устно или письменно. Врач может настаивать на выполнении задания или же наоборот – предоставить свободно проявиться действию альтернативной концепции, которая не может оставить пациента равнодушным. То, какую форму историй выбрать для выявления действия альтернативной концепции, зависит также и от других обстоятельств. Это могут быть истории, изобилующие подробностями и поэтической образностью, истории, суть которых выражена лаконично, афоризмы, пригодные как рецепт; это может быть также и альтернативная концепция, не облеченная в литературную форму, которая непосредственно, экспромтом, явилась ответом на вопрос пациента.

Изменение позиции. Большая часть наших историй выходит за рамки простого описания событий. Они неожиданно вызывают новое переживание, подобное тому, какое бывает при оптических обманах: в сознании человека без особого труда с его стороны происходит изменение позиции, которое воспринимается с изумлением и вызывает переживание «ага!».

Угроза

У муллы украли осла. Разгневанный потерпевший бегает по базару и кричит во всю глотку: «Тот, кто украл моего осла, должен немедленно его привести». Возмущенный, с покрасневшим лицом и вздувшимися жилами на шее мулла продолжает вопить прерывающимся голосом: «Если мне немедленно не вернут осла, произойдет нечто ужасное, я сделаю то, чего я не должен делать». Толпа любопытных заметно напугана этими словами, и вдруг неожиданно осел оказывается около муллы, хотя никто не видел, кто его привел. Тем не менее все рады, что дело так благополучно закончилось. Но тут один солидный человек спрашивает муллу: «Скажи мне, что бы ты сделал, чего тебе нельзя делать, если бы тебе немедленно не вернули осла?» Тогда мулла ответил: «Что бы я сделал? Я купил бы себе другого осла. Но теперь ты скажи мне, разве это было бы разумно при моем тощем кошельке?»

Первая часть этой истории настраивает читателя на идентификацию с главным персонажем истории. У муллы украли осла. Произошло правонарушение. Мулла возмущен, он воображает себя всесильным, когда грозит похитителю. Нам легко понять угрозу муллы и посочувствовать ему на основании нашего собственного представления о справедливости. Мы знаем также, что «нечто ужасное» может повлечь за собой неприятные последствия, которые мы мысленно представляем себе. Возникает напряженное ожидание. Это напряжение мулла разрешает самым неожиданным образом. Ситуация предстает совершенно в другом свете. Требование восстановить попранную справедливость сразу бледнеет, когда оказывается, что она скрывается за мотивом бережливости: новый осел для него стоил бы слишком дорого. «Нечто ужасное» – это уже не внешнее проявление возмущения, агрессии, это конфликт между нормами бережливости и фактическими финансовыми возможностями муллы. Благодаря смене побудительных причин сразу ослабляется создавшееся напряжение. Ослабление напряжения вызывает у нас улыбку и смех облегчения, мы можем посмотреть на угрожающую ситуацию со стороны. Этот процесс сдвига встречается во многих историях. Слушатель или читатель получает наглядное представление о том, что такое изменение позиции, затрагивающее его жизненные принципы. Альтернативные концепции, то, как они даются в историях, приглашают читателя к этому изменению позиции, к экспериментированию с необычными концепциями и возможными решениями. Дело не в том, чтобы побудить человека отказаться от своей точки зрения, проверенной во многих жизненных перипетиях. С изменением позиции связано нечто другое: на привычные известные ситуации, оказывается, можно посмотреть под другим углом зрения, который придаст им иной характер, так что иногда изменение позиции по сути дела и есть решение проблемы.

Руководство для читателя

Почти все истории в этой книге связаны с конкретными случаями, жизненными ситуациями и проблемами межличностных отношений, встречавшимися в моей психотерапевтической практике. Каждый случай, пример имеют свою неповторимую индивидуальную особенность и иллюстрируют только возможности применения данной истории. Это означает, что если у одного пациента постепенно наступает осознание конфликта, уяснение его смысла для себя, то у другого, при кажущемся сходстве конфликтной ситуации, может это и не произойти. Истории побуждают пациента к осмыслению межличностных отношений и делают его более восприимчивым для понимания причин возникновения недоразумений.

Каждый может читать и понимать истории по-своему, исходя из своей ситуации. Это назидательное чтение, однако без навязчивого морализирования, это развлекательное чтение, которое не только развлекает, но и помогает в жизни, и помощь эту может принять каждый, кто в ней нуждается. Подобно тому как мы подбирали описание случаев из психотерапевтической практики, истории подобраны так, что каждый читатель может понимать их по-своему, размышлять над их содержанием и говорить о них с другими. Для этой цели в конце книги дополнительно помещены истории без всякой интерпретации, чтобы побудить читателя продолжить самостоятельно то, что начали мы.

В позитивной психотерапии истории применяются не произвольно и не от случая к случаю. Они используются целенаправленно в рамках пятиступенчатой терапевтической стратегии. От врача требуется интуиция, способность сочувствовать и понимать, в чем именно нуждается пациент, в чем суть его сиюминутных мотивов. Врач должен обладать мужеством для того, чтобы отвергнуть кажущуюся ясной структурированную форму отношений и воздействовать на фантазию и интуитивные побуждения.

Источники историй

Источником одних историй является классическая восточная литература в переработке таких поэтов, как Хафиз*, Саади, Мовлана, Парвин Этессами и др. Эти истории только частично стали известны на Западе из историко-медицинских литературных произведений или работ по ориенталистике. Источником других историй является фольклор. Истории передаются из уст в уста, однако до сих пор никто не записал их, не попытался найти в них связь с психотерапией, не увидел в них критического отношения к существующему обществу. Они также известны на Западе, но чаще всего в виде острот или анекдотов. И никому не приходит в голову, почему собственно их рассказывают, почему над ними смеются или им удивляются.

Излюбленный персонаж восточных историй

Чтобы смягчить сходство читателя с персонажами некоторых историй, не сделать последствия этого сходства обидным и даже постараться внушить читателю чувство собственного превосходства, многие истории носят несколько комический характер. Иные черты персонажей подчеркиваются и заостряются. Другие свойства остаются в тени. Эта нарочитая преувеличенность изображения способствует, с одной стороны, лучшему пониманию, с другой – обостряет восприятие сути, которая при детальном изображении утратила бы свой эффект неожиданности. С этой точки зрения становится понятнее тесная связь, существующая между известной односторонностью историй и невротической односторонностью. Проще говоря: все мы можем стать посмешищем для других именно тогда, когда проявляем односторонность на фоне общепринятых социально-культурных норм отношений.

Прототипом «героя» во многих восточных историях является мулла. Мулла – это народный проповедник, который обычно путешествует по стране вместе со своим неизменным спутником – ослом. Так как некоторые из странствующих проповедников остротами и иронией привлекали к себе интерес толпы и обращали на себя внимание своим нелепым поведением, то мулла стал в персидском фольклоре излюбленным персонажем народных историй.

Многое, что из вежливости и тактичности нельзя было высказать, в устах муллы было дозволенным или выражалось в истории, где он был героем. У иранского народа мулла играл такую же роль, что и шут при дворе европейского средневекового феодала. Этой комической фигуре было дозволено говорить правду и мудрые слова часто в преувеличенно-заостренной форме. Так, примерно восемьсот лет тому назад знаменитый поэт Востока и социальный критик Бахлулл, близкий родственник легендарного халифа Харуна ар-Рашида*, велел объявить, что он помешанный, чтобы избежать преследований. Только надев шутовской колпак юродивого, он смог продолжать просвещать свой народ.

Незадачливый мулла, всегда готовый сострить, становится частью нашего «Я». Ему можно приписать то, что смутно подозреваешь в себе как задатки своей личности, и тем самым восстановить внутреннюю гармонию: это – не я говорю неразумные вещи, это мулла во мне. Называя его, я оберегаю самого себя от пугающих свойств моей собственной личности.

Благодаря изменению позиций, сдвигу концепций слушатель или читатель вынужден сделать попытку понять представления, кажущиеся ему чуждыми, опасными или противоречивыми. Перерабатывая свои переживания и чувства, человек расширяет свою картину мира. Процессы такого рода открывают путь для терапевтического воздействия на изменение позиции или поведения.

Собственный опыт

Как и многому другому, с детских лет мы учились также вырабатывать свое отношение к историям, басням, сказкам. Мы любили их, или оставались равнодушными, или вовсе отвергали. Следующие вопросы помогут нам понять, на каком фоне вырабатывалось наше отношение к историям:

Кто читал или рассказывал Вам истории (отец, мать, сестра, брат, дедушка, бабушка, тетя, воспитательница детского сада и т.п.)?

Можете ли Вы вспомнить ситуации, при которых Вам рассказывали истории? Что Вы тогда чувствовали?

Как Вы относитесь к сказкам и историям?

Какую историю, какой рассказ, какую сказку Вы можете вспомнить сразу?

Кто Ваш любимый автор?

Какие пословицы и афоризмы имеют для Вас самое важное значение?

Одни так и не смогли выработать свое отношение к историям. Другие считают, что истории – это только религиозные притчи и библейские оказания. Третьим нравится образный язык историй, четвертые же, наоборот, испытывают к ним глубоко укоренившееся недоверие; истории чужды этим людям в эмоциональном отношении. Причем это относится скорее к религиозному содержанию, чем к самим историям.

Некоторые примеры толкования религиозных притч даются в первом разделе второй части.