• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Но не всегда подобные «прилипалы» — тетки с неустроенной судьбой, ищущие, перед кем бы еще повыпендриваться. Есть и другая категория «пожирателей сил и времени». Выражение «энергетический вампир» имеет не столько мистическую, сколько практическую подоплеку. Только не стоит путать это понятие с со смысловым наполнением термина «тусовщик». Люди, которые особенно хорошо чувствуют себя в компании — тусовщики, экстраверты, компанейские натуры — ничуть не обязательно вампиры, вытягивающие энергию из окружающих.

Представь себе Таинственный лес, где обитают Винни-Пух, Пятачок, Кролик и все-все-все. Прекраснейшее место на земле, не правда ли? А на чем основана его неповторимость? На гармонии отношений между всеми обитателями леса. Все очень разные — среди них есть заводилы, есть отшельники, есть резонеры. И если Крошка Ру жить не может без того, чтобы на него смотрели, когда он наскакивает, тонет или принимает рыбий жир; если Винни-Пух вечно затевает какие-нибудь предприятия вроде «искпедиции» к полюсу; если Тигра эмпирическим путем выясняет, могут Тигры лазать по деревьям или не могут — им непременно требуется компания. А компании жизненно необходимы Тигры, Винни-Пухи, Крошки Ру. Без них все сидели бы по углам и даже поговорить было бы не с кем. Что же тут плохого, если человек экстраверт? Наоборот, тут много хорошего — и для самого экстраверта, и для оживленных его энергией друзей и знакомых. Вампир — совершенно другой тип.

Для вящей отчетливости приведем несколько примеров. Люди, которые не умеют — или не любят — проводить время наедине с собой, могут прибегнуть к некоторым приемам, дабы развлечься. Например, планомерно и целенаправленно развивать в себе обаяние, шарм, общительность, завести уйму знакомств и быть всем в радость. Со временем, впрочем, это может надоесть — либо самому обаяшке, либо его поклонникам. И время может оказаться очень коротким… Просто ужасающе коротким. Кумир, надоевший публике — какой кошмар! Иногда публика бывает такой жестокой… И некоторые личности не в силах смириться с подобным решением на свой счет. Им можно посочувствовать, над ними можно подтрунивать — но случается, что таких людей стоит… опасаться. Почему, спрашивается?

Дело в том, что самые бесцеремонные и беспардонные из них становятся прилипалами рода человеческого. Они принимаются преследовать всех, кого встретят на своем пути — на предмет насильственного получения внимания, в котором им было отказано по доброй воле. Разумеется, это тошнотворное занятие не приносит ни пользы, ни удовольствия «донору». Хотя его было бы правильнее назвать «жертвой» или даже «пищей». Потому что вампир питается тем, на ком паразитирует. А если его «хозяин», то есть существо, кормящее и привечающее паразита, умрет или избавится от «дружка» иным, менее радикальным способом, паразит начинает рыскать в поиске. Ему необходимы энергия и пристанище. Их легче всего найти у индивида, оказавшегося в непривычной, незнакомой и неизученной обстановке. Словом, у новичка, у одиночки.

Многие из нас на себе проверили народную мудрость «Чаще всего молния ударяет в одинокое дерево». По разным причинам и в разном возрасте люди лишаются своего круга общения и остаются в одиночестве — и каждый раз им приходится адаптироваться в новом обществе, заводить новые знакомства. На все это требуется время, силы, терпение. Особенно туго приходится в так называемое «межсезонье»: никого рядом нет, старые друзья затерялись где-то в туманной дали, ты начинаешь скучать, сомневаться в себе, все валится из рук… Знакомо? И тут, как по мановению волшебной палочки, на арене твоего жизненного пространства появляется «твой самый большой друг» — он же амикошон. Кстати, в переводе с французского это значит «друг-свинья». За что же, спрашивается, обзывать нехорошими словами добрую душу, поспешившую на помощь всеми позабытой сиротке? Да уж есть за что.

Подобные «отзывчивые» существа всегда идут «на новенького», потому что с большинством «стареньких» отношения у них либо «так себе», либо вовсе «никак», поелику там отпетые добряки себя уже проявили — во всей красе. На первый взгляд амикошон может произвести самое благоприятное впечатление: ты будешь воспринимать его как человека открытого, контактного, дружелюбно настроенного. К тому же, оказавшись один, каждый из нас сердечно радуется любому проявлению внимания со стороны окружающих. Мы с благодарностью принимаем добрые (или кажущиеся добрыми) чувства, направленные в наш адрес, а заодно благодарим собеседника и за ту приязнь, которую он сумел вызвать в нашей душе. Кроме того, внимание другого человека к твоей персоне, по счастью, избавляет от неприятной необходимости самой делать первый шаг. Всегда боишься выглядеть навязчивой или нелепой, опасаешься, что тебя не так поймут. Да просто не хочется мешать. Сидел человек, грелся на солнышке, грыз ногти, думал о хорошем — а тут ты со своими заверениями в дружбе, и совсем некстати.

Поэтому мы благодарны нашему новому «активному» знакомцу за все: и за избавление от необходимости выбора; и за освобождение от всего напряжения, с выбором связанного; и за внимание, которым тебя почему-то оделили и выделили среди толпы — значит, есть в тебе что-то. Самооценка растет, будто давление в гейзере, приятельские чувства кипятком клокочут в груди твоей. Вот-вот произойдет выброс дружественных паров под влиянием «сугрева души». Прямо «Три мушкетера» господина Дюма: только встретились — и сразу друзья навек. Один стоит за всех, все сражаются за одного и никто не платит по счету. Но, к сожалению, в жизни не все так просто, как в приключенческой литературе. Взглянем в глаза реальности. В глаза, кстати, не слишком добрые, но и не столь ужасные, как взор Медузы-Горгоны. Словом, каменет от ужаса незачем. Разумнее просто разобраться, что к чему.

Амикошон отнюдь не собирается ни выделять нас из общей массы, ни помогать нам адаптироваться в местных условиях, ни разбираться в наших проблемах и комплексах. Это не в его интересах. Его задача — навязать себя как можно основательнее любому, кто поддастся. Амикошон нуждается в слушателе так же, как Честолюбец из «Маленького принца» Сент-Экзюпери нуждался в почитателе. Он не станет всматриваться в нового знакомого, потому что личность очередного «друга навек» для него никакой роли не играет. Для него новый «почитатель» — нечто вроде декорации, в которой предстоит выступать в ближайшее время. Раскланиваться и слушать аплодисменты. И снова раскланиваться. Поэтому за «обустройство» вашей дружбы он берется решительно, по-деловому — незачем тратить время на пустые «ухаживания», да и просто на то, чтобы присмотреться к человеку, с которым заводишь отношения. Зачем? Все равно через некоторое время «новенький», поняв, что его используют в очень и очень непрезентабельных целях, отвернется от амикошона. Тогда «неверный друг» автоматически перейдет в категорию «стареньких», а иными словами — в разряд «отработанного материала». И спектакль на «Два товарища» снимут с репертуара.

Амикошон, как правило, начинает свои отношения без соблюдения дистанций. Таким образом практически незнакомый человек быстро, даже моментально, переводится в ранг лучшего друга. Амикошон совершает эту операцию посредством словесных излияний. Люди подобного склада весьма склонны к мелодекламации. Они долго и помногу, с явным удовольствием говорят о себе, о своих детских комплексах (в их рассказе оные трактуются как гениальные озарения), творческих успехах, планах на жизнь, любовных увлечениях. То есть о том, о чем обычный человек может говорить исключительно с близкими людьми или со специалистами соответствующего профиля. Ну, а поскольку ни кушеток, ни диктофонов, ни литературы по психоанализу жертва амикошона вокруг, скорее всего, не видит, то ей приходится принимать другие условия игры: «Наша нежность и наша дружба сильнее страсти, больше, чем любовь». Следовательно, хочет новоиспеченный друг-приятель или не хочет, а невероятно близким амикошону он себя уже ощутил. А после исповеди «друга-свиньи», по идее, должна следовать исповедь его «близкого и родного». Но это акт формальный. В нем, собственно, никакой потребности нет. Амикошону не особенно интересны даже пикантные подробности из жизни «почитателя». Он хочет одного: чтобы «новое приобретение» исправно выполняло свою функцию — рукоплескало, орало «браво!» или сочувственно вздыхало. А в свободное от исполнения своих прямых обязанностей время пусть как хочет — хоть скоротечной чахоткой болеет. Помрет — нового заведем. Словом, тамагочи и в России тамагочи.

Амикошон не может и не хочет ни о ком и ни о чем слушать — кроме себя, неповторимого. Хотя, когда «обмен исповедями» происходит в первый раз, он, вероятнее всего, вытерпит скучные излияния противоположной стороны и даже станет время от времени восклицать: «Ну надо же! Как мы близки! Как я тебя понимаю! Вот это да!» И, будто сеятель облигаций выигрышного займа, постарается максимально поднять уровень эйфории, сопутствующий вашим совместным времяпрепровождениям. Будет подбрасывать и подбрасывать ободряющие реплики, ахать, охать, кивать и потуплять взор, якобы под влиянием нахлынувших чувств. Однако исповедоваться амикошону — дело более чем опасное. Слова, изъявляющие незыблемую верность и преданность, для него ничего не значат, он ими просто фонтанирует. Поэтому, владея любопытной (а вернее сказать, компрометирующей) информацией о своем новом друге, амикошон легко ее растреплет там, где не надо — то есть везде. Причем передаст кому попало чужие тайны со всеми интимными подробностями, одновременно искажая и сдабривая неприятными комментариями. Если «свинодруга» уличить в этом неблаговидном поступке, то он станет бить себя в грудь и объяснять: мол, ничего плохого не хотел, а попросту широк и чист душой, да и вообще слишком хорош для этого мира.

При непосредственном общении амикошон с невинной бесцеремонностью будет демонстрировать «открытость и искренность». Иными словами, время от времени он станет давать тебе понять, что твои мысли и твои проблемы — всего-навсего фигня, не стоящая внимания. И тем более в сравнении с ощущениями самого амикошона. Впрочем, обнаружив, что больно сильно зарывается и может потерять слушателя, амикошон прибегает к крайним мерам: вдруг с места в карьер принимается хвалить своего «дорогого друга» почем зря, осыпать его несуразными, дикими комплиментами, предполагает в приятеле сомнительные достоинства, ничего общего не имеющие с реальным характером конкретного человека. Тот, на кого все это излилось, может с равной вероятностью или попасться на крючок, или онеметь от брезгливости и возмущения — все зависит от степени его доверчивости. И еще от того, насколько «подопытный» падок на лесть и на патетику. В своих словоизлияниях амикошоны вообще очень пафосны. Пафос заменяет им мысли и чувства, а также служит повышению самооценки. «Друган-кабан» очень часто старается создать у своей жертвы впечатление, что он на все способен ради дружбы, настоящей, верной и крепкой, как сталь.

В частности, он охотно рассказывает, с какими потрясающими людьми не стал общаться, какие небывалые шансы упустил, каких благ лишился — все ради того, чтобы пообщаться со своим новым приятелем. Дескать, восчувствуй и проникнись, ты, овца! Мои потери и затраты так велики, что тебе их вовек не искупить. Будь же благодарен, послушен и покорен. Или покорён. Все едино. Я самим фактом своего присутствия в твоей жизни оказываю тебе неоценимую услугу. Вообще, «свинодруг» умело манипулирует теми, кто попадает в его сети, с помощью… видимых, но неощутимых одолжений.

Амикошоны нередко начинают дружбу или знакомство с того, что фактически сразу предлагают свои услуги. Во-первых, этот прием сразу располагает к ним человека. Во-вторых, амикошонам подобное «одолжение» никакого труда не составит, потому что ни за качество, ни за результат они никакой ответственности не несут. Американская писательница Миньон Маклофлин верно подметила: «Каждый хочет иметь репутацию благородного человека, и каждый хочет купить ее подешевле». Амикошоны, большей частью, декларированно ценят порыв, позыв и само желание как бы помочь. Почему «как бы»? Да потому, что все остальное — то бишь исполнение обещанного — для них есть рутина, неприятный и необязательный процесс. Вызываться помочь они будут часто, поскольку «доброхотство» повышает их ставки. К тому же тот, кто ничего не имеет, всегда готов поделиться всем, чего не имеет — со всеми. Если уж мы начали цитировать писательниц разных народов, то приведем слова польской поэтессы и драматурга Уршулы Зыбуры: «На долг благодарности набегают проценты обязательств». Если ты что-то для кого-то пообещал сделать, можешь уже рассчитывать на ответную услугу — так сказать, в кредит. Это был бы простейший, но верный расчет — но у амикошона есть и другие задачи, и другие цели, помимо «выжиливания» благодарности.

В кругу людей, поверхностно знающих амикошона, тот, благодаря своим декларациям, слывет очень душевным и отзывчивым человеком. И конечно, принимая от амикошона желание помочь, человек автоматически делает себя его заложником, он ему уже обязан, а значит уже не сможет особенно брыкаться. От мнений писательниц обратимся к мнениям писателей. Французский писатель Адриан Декурсель разумно полагал, что «благодарность — это переваривание благодеяния, процесс, вообще говоря, тяжелый». Хотя для облегчения этого процесс достаточно прибегнуть к средству, которое прекрасно выразил Семен Альтов: «Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного». Отделаться этой фразой можно от кого угодно — в том числе и от весьма бесцеремонных типов. Тем более, что одолжения, о которых станет просить амикошон, ему на самом деле… не нужны. Как так? А вот так!

Амикошон хочет получить власть над своим «подопечным», а не выжить из него побольше услуг и вспомоществований. Он будет прибегать к тебе с выражением на лице: «Погибло все!» — и, задыхаясь от волнения, требовать того и сего, заступничества, финансовых вливаний, моральной поддержки и т. п. Хотя, строго говоря, прекрасно мог бы обойтись без всего вышеперечисленного. Тогда на кой ляд он тебя третирует? Да просто привлекает внимание к своей особе. Амикошону важно показать, что в его жизни все непросто, в ней имеется надрыв, коллизии, взлеты и падения. Это инфантильная попытка демонстрации себя. Полноценный и самодостаточный человек в подобных «поддельных страстях» не нуждается. Никто не бывает абсолютно свободен от театральных эффектов и аффектов. Периодически все мы играем роли или представляемся не тем, чем являемся в действительности. Такова защитная стратегия человеческого существа, своего рода мимикрия цивилизованного мира. Раскрываться до донышка — рискованно. Нет гарантии, что твоя искренность не предаст тебя в том случае, если разрушатся налаженные отношения, если твои близкие попытаются тобой манипулировать. Но для амикошона «домашний театр» — не защитное средство, а средство подмены отсутствующего содержания «приличной», «продвинутой» формой.

Вот почему велика вероятность того, что никакой помощи, поддержки, опоры амикошону не требуется. И твои усилия пропадут втуне. Бесполезно упрекать «друга-свинью» в том, что он бессмысленно расходует твои силы и время. Амикошон не умеет иначе. Он добивается не небольших (или больших, неважно) услуг, и не временной помощи — он пытается заполучить тебя целиком. Но права была французская писательница Виолетта Ледюк, сказав: «Чтобы отдать себя целиком, надо себя уничтожить». Вот чего хочет амикошон — разорвать свою жертву и проглотить. Если жертва оказывает сопротивление, амикошон будет настаивать — еще некоторое время, а потом переключится на новую добычу. И ты станешь «бывшим другом». Это, разумеется, наилучший выход — для того, кто избежал уничтожения и поглощения. Всегда надо вовремя решать вопрос: твоя собственная личность или чей-то комфорт. Затягивать и отлынивать не рекомендуется.

Элла познакомилась с Любой на похоронах своей лучшей подруги Люси. Ближе Люськи у Эллы не было человека: они дружили с первого класса. Их дружба прошла через расстояния, время, нехватку времени, истерики полового созревания, влюбленности в одного мальчика из параллельного класса и обожание разных артистов. Люся знала Элку как облупленную, знала про нее, может быть, больше, чем Элла сама про себя. За Люсиным гробом в землю зарывали и часть Элкиной души. Элла чувствовала себя круглой сиротой, хотя оба ее родителя, слава богу, были живы и здоровы. Люба подошла к Элке как раз в тот момент, когда та пребывала на дне бездны душевного смятения. Оказалось, что Люба училась с Люсей в институте в одной группе. Люба очень много говорила Элле о Люське, Элла плохо помнила, что именно, но ей было приятно и утешительно, что кто-то разделяет ее скорбь. После всех печальных церемоний Элке еще предстояло разбираться с Люсиными вещами, и Люба вызвалась ей помочь. Так началось их общение.

Элла созванивалась с Любой, они вместе ехали в пустую Люсину квартиру. Помощи, правда, от Любы никакой в этом деле не было, Элка разгребала вещи сама, а Люба, усевшись в кресле, курила и трепалась. Но Эллу в этой ситуации все вполне устраивало, для нее главное было — не оставаться одной в Люсиной квартире. Да она и не особенно слушала, о чем разглагольствовала Люба. Как-то так и повелось, что Элла и Люба проводили много времени вместе. Со временем Элка стала приходить в себя после депрессии. Почему-то знакомые считали это целиком Любиной заслугой. С одной стороны, Элла практически привыкла к Любе, вернее к присутствию Любы в своей жизни, а с другой стороны, за все время их знакомства Элла слишком мало обращала внимания на Любу. Зато, когда Элла начала возвращаться к привычной жизни, многое в новой подруге ее неприятно удивило. К тому времени Люба в их дружбе освоилась и вела себя запросто.

Смущало Элку то, что Любино «запросто» было хуже воровства. Общалась Люба монологами с самовосхвалением, Эллу по поводу и без повода норовила поучать, а заодно, если они оказывались в компании Элкиных друзей, самозабвенно хамила и им. То есть сознательно Люба никого обидеть не хотела, это у нее получалось органично, она хамила, как дышала. Желая продемонстрировать свои глубокие познания в искусстве, Люба могла с апломбом спросить у доктора искусствоведения, отца Элкиной приятельницы: «А вы знаете, какие ножки у сундука эпохи Возрождения в музее Пушкина?!» В воздухе повисало неловкое молчание. «Нет», — разводил руками автор нескольких монографий. «В форме черепах!» — гордо объявляла Люба. «Спасибо, теперь буду знать», — смеялся профессор. Элле пришлось за Любу извиняться. Другим Элкиным друзьям, филологам по образованию, Люба объявила, что пишет стихи, и тут же начала их читать. Прочла одно. «Ну, как? Понравилось?» — «Нет!» — в один голос сказали все. Стихотворение, надо отдать ему должное, было серым и пошлым. «Тогда вот это!» — не унималась Люба и принялась читать второе. «Ужасно!» — честно простонала публика. Люба стала читать третье. Элка была готова лопнуть от стыда. После пятого опуса все сдались: «Достойная смена Пушкину и Державину! Пастернак бледнеет! Ахматова локти кусает от зависти!» — «А я еще и рисую!» — с торжеством в голосе объявила Люба. «Боимся, этого мы уже не вынесем!» — засмеялись все.

Элка решила объясниться с Любой: «Послушай, ты неплохой человек, но ведешь себя как родная сестра Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Нельзя так глупо самоутверждаться перед другими людьми! Тебе же не четырнадцать лет, а двадцать восемь!» Услышав жесткие нотки в голосе Эллы, Люба быстро поменяла самодовольный тон на хнычущий: «А что в этом плохого? Я люблю Пушкинский музей! Мне нравится античный дворик! Это мое детство. И почему ты считаешь, что стихи писать плохо? Я выросла на поэзии!» — «Дело не в твоем темном прошлом, — огрызнулась Элка, — а в том, что ты людей вокруг себя не видишь, ты на них давишь или хамишь!» — «Когда тебе было плохо, я пришла тебе на помощь и ты ее приняла…» — Люба подняла на Эллу глаза, полные упрека. Чем там Люба помогла лично ей, Элка не могла вспомнить, но то, что Люба присутствовала в момент, когда все было очень плохо, Элла помнила. Но благодарности почему-то не ощутила, ей показалось, что ее дурят, но в чем, она понять не могла.

Впрочем, Люба и не подумала обижаться и пропадать после этого разговора. Напротив, появилась на следующий день как ни в чем ни бывало, правда, вела себя тихо и заискивающе. Элке было неприятно, но отталкивать слабого было как-то неловко. Но Люба вскоре встала на прежние рельсы и начала Эллу учить, как той вести себя со своим парнем. «По-моему, я этот вопрос не поднимала, и тебе ни на кого не жаловалась!» — «Но должна же я поделиться с тобой своим мнением! Мы же подруги!» — «Знаешь, Люба, я, пожалуй, последую твоему примеру и поделюсь с тобой своим мнением. Мы никакие не подруги! Ты омерзительный присосок, который прилип ко мне, когда мне было тяжело и было на все наплевать! Но я выздоровела, а ты, извини, как была дурой, так и осталась. И это уже непоправимо. Больше я с тобой общаться не могу и не хочу!» Люба позвонила Элле через месяц: «Какие у тебя новости?» — пропела она как ни в чем не бывало. «Для тебя никаких!» — отрезала Элка и положила трубку. А вскоре узнала от общих знакомых, что Люба принялась опекать новую жертву: «Дай ей бог не быть съеденной!» — усмехнулась Элла про себя и побежала дальше по своим делам.

Скорее всего, и эта «дружеская опасная связь» развивалась по аналогичному сценарию. Такие «Любы» никогда не меняют привычной тактики — они меняют только объекты приложения своих усилий. Им невозможно объяснить, почему рано или поздно человек отказывается от их «помощи и любви». Нет ничего, что могло бы указать Любе на бездарность подобного «дружеского пользования» чужой жизнью. Прилипалы так устроены, чтобы липнуть и надоедать. Всю жизнь они ищут себе новую «жертву», или, если употреблять биологические термины, описывающие поведение паразитов, «хозяина». В их поведении явно прослеживается элемент садизма: без того, чтобы включить «в состав» собственной личность другого человека, они жить не могут. Просто не хватает самодостаточности и самостоятельности для формирования целостного, полноценного сознания.

Впрочем, и нормальные люди, как ни странно, нередко действуют по сходному принципу: не пытаясь изменить нелепую, отталкивающую или просто непродуктивную манеру поведения, они просто меняют условия существования. Не вышло адаптироваться в одной обстановке — найдем другую. Не подошла другая — испробуем третью! Четвертую! Десятую! Так и мечутся из компании в компанию, с одного места работы на другое. Постепенно срастаясь со стратегией садомазохизма, ищут, к кому бы прилепиться, дабы получить необходимую дозу внимания, уважения, любви. Даже детей заводят из соображений: «Кто станет меня любить, если не мое родное чадо!» Сама понимаешь, какие родители получаются из обладателей садомазохистского комплекса. Притом, что они не делают ничего позитивного — ни для себя, ни для других.

А тем временем врожденные способности последователей маркиза де Сада и барона Захер-Мазоха хиреют, забытые за ненадобностью, таланты, могущие принести немало пользы и удовольствия — если бы их развивали и старались реализовать — превращаются в миф, в иллюзию, в смутное воспоминание. Сколько кругом таких «вспоминающих о былом и думах»: «А я когда-то мечтала быть дизайнером по интерьерам!», «А я неплохо писала скетчи!», «А у меня был потрясающий роман с таким парнем!», «А я!», «А я!» — и где это все теперь, спрашивается? Пропало втуне. Почему? Да потому, что многим людям свойственно искать «волшебную страну», где бы их полюбили и оценили такими, какими они себя… не уважают: затюканными, закомплексованными, неустроенными, нереализованными. Пассивный образ жизни особенно свойственен Осликам Иа-Иа. Им наверняка однажды доведется встать понуро над собственным отражением и произнести с отвращением: «Душераздирающее зрелище. Вот как это называется — душераздирающее зрелище». Печальный вывод.

Поэтому не ищи чудесной панацеи от скуки, невезения, одиночества. И не стоит рыскать по грешной земле в поисках райских уголков. Коли уж припекло — требуется найти потерянную где-то радость жизни — то займись не сменой старых друзей на новых, не мемуарами о безвременно загубленной жизни, не йогой, а собой! Начни с пары жизненно важных вопросов — ведь именно про жизненно важное мы неизменно забываем. Скажи: ты знаешь, чего хочешь от жизни? Ты выбрала правильное направление в начале пути?