• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Жан Парвулеско — это живая тайна европейской литературы. Мистик, поэт, романист, литературный критик, знаток политических интриг, революционер, друг и конфидент многих европейских знаменитостей второй половины XX века (от Эзры Паунда и Юлиуса Эволы до Раймона Абеллио и Арно Брекера). Его истинная личность остается загадкой. Румын, бежавший на Запад в 40-е, он стал одним из самых ярких франкоязычных стилистов в современной прозе и поэзии. Но какими бы различными ни были его труды, от тантрических станцев и сложных оккультных романов до биографий своих великих друзей (в частности, "Красное солнце Раймона Абеллио"), его настоящее призвание — «визионер», прямой и вдохновенный созерцатель духовных сфер, открывающихся избранным за угрюмой и плоской видимостью современного профанического мира.

Парвулеско при этом не имеет ничего общего с вульгарными представителями современного неомистицизма, столь распространенного сегодня как некая инструментальная компенсация за технотронно-информационную рутину быта. Визионерство Парвулеско мрачно и трагично; никаких иллюзий относительно адской, инфернальной природы современного мира у него нет и в помине (в этом смысле он, скорее, традиционалист). Ему предельно чужды инфантильный оптимизм теософов и оккультистов и псевдомистические «консервы» Нью Эйдж. Но в отличие от многих традиционалистов «академического» темперамента, он не ограничивается скептическими причитаниями о "кризисе современного мира" и голословным, маргинальным осуждением материальной цивилизации конца Кали-юги. Тексты Жана Парвулеско полны Сакрального, которое говорит в них напрямую, через сновиденческий, почти пророческий уровень странного откровения, «посещения», пробивающегося из высших сфер сквозь магическую блокаду темных энергий, наполняющих сегодня мир коллективной и космической психики. Парвулеско — аутентичный визионер, достаточно глубокий и доктринально подготовленный, чтобы не принимать первые попавшиеся фантомы субтильной реальности, за "посланцев света", но в то же время предельно напрягающий свою интуицию в опасном и рискованном "путешествии вовнутрь", к "центру Черного Озера" современной души, без страха выйти за грань фиксированных рациональной догматикой норм (отсюда многоэтажные парадоксы, которыми полны книги Парвулеско). Послание Парвулеско можно определить таким образом: "Сакральное скрылось из дневной реальности современного мира, и совершенно очевидно, что мы живем в Конце Времен, но это Сакральное не исчезло (так как не могло исчезнуть в принципе, будучи вечным), а перешло на ночной, невидимый план, и теперь готово обрушиться на человеческий физический космос в страшный апокалиптический миг апогея истории, в точке, где мир, забывший о своей духовной природе и открестившийся от нее, будет вынужден столкнуться с ней в жестоком мгновении Откровения". Пока этого не произошло, и человечество мирно спит в своих темных материальных иллюзиях, только избранные, визионеры, члены засекреченного братства, Апокалиптического Ордена бодрствуют, тайно предуготовляя пути пришествию Последнего Часа, "Царства Небесного", Великой Империи Конца.

Жан Парвулеско считает себя не литератором, но глашатаем этой Невидимой Империи (так названа его последняя книга — "Звезда Невидимой Империи"), «спикером» оккультного Парламента, состоящего из планетарной элиты «пробужденных». Его личность двоится, утраивается, учетверяется в персонажах его романов, где действует и сам автор, и его двойники, и его оккультные дубли, и реальные исторические личности, и потусторонние тени, и скорлупы "внешних сумерек", и "именные демоны", и тайные агенты оккультных спецслужб. Парвулеско открывает целый параллельный мир, а не только сценографию индивидуальных фантазий или воспоминаний. Население его текстов пугающе реально; его странноватый (часто довольно черный) юмор распространяется иногда на священные реликвии религии, на догматы и каноны, от чего их внутренняя тайная сущность пробуждается, лишенная убийственного для духа тупого фетишистского почитания. Следуя предписанию Тантр, Парвулеско оживляет язык, делает его оперативным. И поэтому его тексты нечто большее, чем литература. Это магические заклинания и скандальные разоблачения; это провокация событий и предсказание их смысла; это погружение в Океан Интериорности, подземные туннели Сокрытого, в пугающую империю того, что пребывает внутри каждого из нас. Именно поэтому Парвулеско бывает подчас так же страшен, как любой истинный гений: он пристально и по-научному изучает нас изнутри, иногда в своих экспериментах переходя известную грань. Визионер-анатом.

Парвулеско отвечает ясно и парадоксально одновременно: оно двойственно. Тайные агенты Бытия и Небытия присутствуют во всех ключевых сферах управления современным миром, направляя все процессы цивилизации. Из наложения друг на друга энергетических векторов двух оккультных сетей и происходит ткань актуальной конкретной истории. Генералы и террористы, шпионы и поэты, президенты и оккультисты, отцы церкви и ересеархи, мафиози и аскеты, масоны и натуралисты, проститутки и блаженные святые, салонные художники и деятели рабочего движения, археологи и фальшивомонетчики — все они лишь послушные актеры насыщенной конспирологической драмы, и кто знает, какая именно социальная идентификация скрывает более высокого посвященного? Часто разбойник или нищий оказывается куратором Президента или Папы, а военачальник или банкир выступают марионетками салонного поэта, за гротескной и фантазийной персоналией которого обнаруживается холодный мэтр и архитектор жестокой политической истории.

"Звезда Невидимой Империи" — последний и ключевой роман Парвулеско. В нем сходятся воедино нити предшествующих книг. Здесь описывается приближение к окончательной развязке той трансцендентной метаистории, хронистом которой выступает наш автор. Вот его резюме. По всей планете, и особенно во Франции и Португалии (а также в Перу и Мексике), магических «акапунктурных» точках оккультного Запада, агенты Небытия установили черные пирамиды, физические и сверхфизические объекты, предназначенные для обеспечения прямого вторжения в мир демонических энергий, орд Гогов и Магогов. Этот апокалиптический проект имеет секретное название "проект Водолея", так как в соответствии с астрологическим символизмом скоро наступит "эра Водолея", несущая с собой не радость и гармонию (как пытаются заверить человечество "агенты Небытия"), но разложение, гниение, хаос и смерть, "растворение в нижних водах". Герой "Звезды Невидимой Империи" Тони д'Антремон так описывает пророческое видение начала "эпохи Водолея": "Я вижу вместе с Лавкрафтом копошение гигантских омерзительных масс, движущихся нескончаемыми волнами, наступающих на последние остаточные кристаллические структуры сопротивления духовных элит; я созерцаю, в экстатическом бессилии моего галлюцинативного пробуждения, мерцающую черную пену, пену черного разложения, террор демократической вони и страшные аппараты этих конвульсирующих трупов, которые — в макияже грязных шлюх и с лживой улыбкой, с калифорнийской пляжной улыбкой европейских антифашистов, с улыбкой шлюх-манекенов со сверкающих витрин (так бы я это определил) — уготовляют наше конечное поражение, ведут нас туда, куда не знают сами, или, точнее, знают об этом слишком хорошо, аппетитно высасывая по ходу дела из нас костный мозг; это и есть галлюцинативная свинцовая мантия Прав Человека, этот фекально-блевотный выброс Ада, хотя, говоря так, я оскорбляю Ад."

Слуги «Водолея», открывающие дорогу в человеческий мир черным «скорлупам» внешних сумерек, стремятся преподнести свое противоественное пришествие как благо, как спасение, как предел эволюции, скрывая свою сущность, Vomittо Negro (Черную Блевотину) под политическим и спиритуалистским лозунгом New Age или new world order.

Но против заговора Водолея, в котором концентрируется весь страшный, «метагалактичекий» потенциал агентуры Небытия, ищущей своего финального воплощения в "новом мировом порядке", борются представители тайного западного ордена Atlantis Magna. Особую роль в ритуалах этого ордена играет Женщина, известная под мистическим именем Licorne Mordore, или "красно-коричневый Единорог". В физической реальности она носит имя Джэйн Дарлингтон. Однако истинная сущность этой женщины принципиально выходит за рамки индивидуальности. Она, скорее, представляет собой некую сакральную функцию, распределенную между всеми женщинами ордена, личностные и бытовые отношения которых друг с другом отражают онтологическую иерархию самого бытия (одна из них соотвествует духу, другая — душе, третья — телу). Мужчины Ордена, в том числе и главный герой Тони д'Атремон, также едва ли являются индивидуумами в строгом смысле: смерти и адюльтеры, описаниями которых наполнен роман, иллюстрируют сугубо функциональную сущность главных персонажей; ритуальная смерть одного из них лишь активизирует конспирологическую деятельность другого, а их жены, совершая измену, обнаруживают, что остаются верны, в сущности, одному и тому же существу. Итак, Atlantis Magna ткет свою континентальную сеть борьбы с заговором Водолея. На высшем трансцедентальном уровне речь идет о ритуальной тантрической реализации эсхатологического Явления, связанного с приходом Утешителя и приходом Жены. Только на этом уровне можно победить строителей "черных пирамид". Подготовка и организация таинственнейшего ритуала "красного круга" составляет основной сюжет романа. Члены Atlantis Magna на пути к этой процедуре совершают символические путешествия, анализируют мистические тексты, отыскивают истинные причины политических трансформаций, исследуют странные аспекты истории некоторых древних европейских родов, расшифровывают эзотерические идеи (появляющиеся как утечка информации в обычной бульварной литературе), переживают любовные и эротические связи, подвергаются покушениям, становятся жертвами похищений и пыток, но вся эта конкретная плоть увлекательного, почти детективного романа является непрерывным прочтением и уточнением взаимосвязанной визионерской реальности Последнего События Истории, проявления Великой Евразийской Империи Конца, Regnum Sacrum или Imperium Sacrum, отблески которой различимы во всех аспектах современного мира.

На уровне политического заговора герои романа также действуют активно и решительно. Духовное противостояние New Age, неоспиритуализму, представителям которого (от Алисы Бейли до Тейяра де Шардена и Саи Баба) Тони д'Антремон предлагает устроить "оккультный супер-Аушвиц, супер-Майданек", проецируется на политическое противостояние "новому мировому порядку", американизму и либерализму, что заставляет "агентов Бытия" ткать сети планетарного заговора с участием всех политических сил, оппозиционных мондиализму. Палестинские террористы, подпольные группы европейских неонацистов, социал-революционеры и члены "Красных Бригад", ненавидящие «демократию» потомки аристократических родов, в тайне желающих конца либеральной эпохи, члены итальянской мафии, голлисты и франкисты, революционеры Третьего мира, шаманы Америки, Азии, коммунистические лидеры, немецкие банкиры — все они становятся участниками геополитического проекта, направленного на воссоздание финальной Евразийской Империи. Дипломатические приемы, заграничные поездки, конфиденциальные переговоры и сбор информации составляет политический аспект заговора "агентов Бытия" и особую сюжетную линию романа, накладывающуюся на оккультные беседы и долгие эзотерические монологи героев.

Роман Парвулеско построен не по традиционной логике законченного повествования. Характерно, что он прерывается на полуслове на 533 странице. Все предшествующее содержание вплотную приблизило читателя к эсхатологической развязке оккультной войны, но… Здесь кончается литературный мир, и начинается подлинная реальность. Большинство персонажей романа — исторические лица, некоторые из них умерли, некоторые до их пор живы. Книги и тексты, цитируемые в повествовании, реально существуют. Многие эпизоды и пересказанные легенды также не являются выдуманными (хотя многие являются). Характерная деталь: большинство упоминаемых имен снабжены в скобках датами рождения и смерти. После прочтения "Звезды Невидимой Империи" возникает закономерный вопрос, что именно мы только что прочли? Роман? Фикцию? Фантастику? Сюрреальную литературу? Или, может быть, эзотерический трактат?

Или настоящее откровение подлинной подоплеки современной истории, увиденной с позиции метафизической полноты во всем ее объеме, по ту сторону галлюционаций, которыми являются, по сути, все банальные обыденные представления, ничего в ней не объясняющие и предельно далекие от истины?

Сам Жан Парвулеско в посвящении, украшающем подаренный мне экземпляр, называет свой роман так: "секретнейший и опаснейший инициатический роман, где Абсолютная Любовь предоставляет свое финальное оружие Абсолютной Власти и закладывает оккультные основания будущей великой Евразийской Империи Конца, которая станет тождественной Царству Небесному, Regnum Sanctum". Ни больше ни меньше.

Жан Парвулеско в одной из наших бесед, когда я рассказывал ему о смысле термина «наши» в русской политической терминологии, очень оживился и показал мне место в одном из своих ранних романов (середины 70-х годов), где он провиденциальным образом употребляет тот же самый термин и в поразительно схожем смысле. «Наши» для него были членами "заговора Бытия", тайной сетью агентов влияния, которые объединены общей оккультной целью по ту сторону политических различий и которые противостоят космополитической и профанической цивилизации, устанавливающейся на планете. Более того, мои итальянские друзья прислали мне копию статьи Парвулеско конца 60-х годов, в которой он говорил о «евразийстве», геополитическом проекте Континентального Блока, о необходимости русско-германского союза (возобновлении пакта Риббентроп-Молотов), и даже о необходимости сближения красных и коричневых в едином революционном антимондиалистском фронте! Как странно тексты этого удивительного человека, — популярные только в качестве литературных произведений и вызывающие снисходительную улыбку у «академических» традиционалистов, — почти с пророческим ясновидением упреждающе описывают за много лет то, что стало политическим фактом только в последние годы, да и то в далекой от Европы России… Все это наводит на довольно тревожные мысли, относительно истинной природы этого гениального писателя. Кто же Вы, в конце концов, господин Парвулеско, он же коммандор Альтавилла? Кем бы он ни был, он безусловно «красно-коричневый», хотя бы потому, что все его симпатии на стороне таинственной женской фигуры, называемой в некоторых реально существующих инициатических обществах "Красно-Коричневым Единорогом", Licorne Mordore. Но надо заметить, что французское слово «mordore» означает, точнее, "красно-коричневый с золотом или золотым отливом". Помимо брезгливого и уничижительного термина "красно — коричневый", которым давно клеймят наиболее интересные политические силы в России, существует и королевский, царственный оттенок этого цвета — как финальная эсхатологическая коронация Алхимическим Золотом великой континентальной Евразийской Революции, которую готовят и осуществляют сегодня «наши», тайные и явные "агенты Бытия". Еще один персонаж сакральной традиции наделяют этим цветом. Речь идет об индуистском боге Шива, литургически называемом «красно-коричневым» и «страшным». Характер этого бога близок к стихии наших красно-коричневых.

Да, эта стихия страшная и разрушительная в своем внешнем проявлении. Но именно грозный красно-коричневый Шива является хранителем тайны Вечности, открывающейся во всей своей полноте в момент Конца Времени, отрицая своим «страшным» явлением начало "эры Водолея". Красно-коричневый Шива — покровитель традиции сакральной Любви, Тантры. Той самой Тантры, которой посвящена одна из первых книг Жана Парвулеско "Милосердная Корона Тантры".

Агенты внутреннего Континента бодрствуют. Уже появляется на ночном небе нашей омерзительной цивилизации волшебная Звезда, возвещающая о скором превращении Внутреннего во Внешнее. Это — Звезда Невидимой Империи, Империи имени Жана Парвулеско.

Cтатья написана в 1994 г., впервые опубликована в газете «Завтра» в 1994

"Магический мир героев". Книга с таким названием Чезаре делла Ривьера вышла в 1605 году. Позже, уже в XX веке, Юлиус Эвола переиздал ее со своими комментариями, утверждая, что именно в этом герметическом трактате содержится наиболее открытое и понятное изложение принципов духовной алхимии, герметического искусства. Рене Генон в своей рецензии заметил, однако, что труд делла Ривьера все же далеко не так прозрачен, как утверждал Эвола.

Действительно, "Магический мир героев" предельно энигматичен — во-первых, по своей литературной форме, а во-вторых, потому что вещи и слова, с которыми оперирует автор, являются сами по себе чем-то предельно загадочным, непонятным, не имеющем эквивалентов в конкретной реальности.

Но, может быть, трудности в понимании данной темы возникают оттого, что сам "принцип героизма", фигура Героя довольно далеки от сферы того, что нас окружает? Может быть, для истинных героев трудный текст кристально понятен и не нуждается в дальнейшей расшифровке?

Кристально понятен и прозрачен, как лед…

В книгах Эволы, посвященных самым разным традиционалистским и политическим проблемам, всегда есть апелляция к принципу Холода. Тема Холода всплывает то там, то здесь, независимо от того, идет ли речь о тантре или экзистенциальной позиции "обособленного человека", о дзэн-буддизме или средневековых рыцарских мистериях Европы, о современном искусстве или автобиографических заметках. «Холод» и «дистанция» — вот два слова, которые, пожалуй, чаще всего встречаются в лексиконе "черного барона".

Герой, по определению, должен быть холодным. Если он не отделит себя от окружающих, если он не заморозит в себе теплые энергии повседневной человечности, он не будет на уровне свершения Невозможного, т. е. на уровне того, что делает героя героем. Герой должен уйти от людей. Но за пределом социального уюта бушуют пронизывающие ветры объективной реальности, жестокой и внегуманной. Земли и камни восстают на анимальный и вегетальный миры. Агрессивная растительность разъедает минералы, а дикие звери безжалостно топчут упрямые травы. Стихии вне общества не знают снисхождения. Мир сам по себе — триумфальное пиршество вещества, нижняя плоскость которого слита с глыбами донного космического льда. Герой холоден, потому что он объективен, потому что он принимает от мира эстафету спонтанной силы, бешенной и недоброй.

Все характеры исторических героев — от Геракла до Гитлера — были одинаковыми: они были глубоко природны, стихийны, бездонно холодны и дистанциированы от социального компромисса. Они — носители бездны Объективности.

В своей странной герметической манере Чезаре делла Ривьера таким образом трактует слово" Angelo" ("ангел") -

Angelo = ANtico GELO, т. е. "Ангел = Древний Лед".

Это уже относится к другой фазе подвига — не уход к объективности, но выход за ее пределы, за границу "ледяного фирманента", "ледяной тверди небес".

Алхимия и каббала много знают о тайне "ледяной тверди". Это — граница, отделяющая "нижние воды" жизни от "верхних вод" Духа. Фраза делла Ривьера имеет строгий теологический смысл: покидая сферу душевной жизни, герой становится кристалликом льда в стеклянном море Духа, светящимся ангелом, на котором зиждится небесный трон Царя. Снежная королева у Андерсена заставила мальчика Кая выкладывать из льдинок таинственное ангелическое слово «Ewigkeit», но теплые силы земли ("Герда" на старонемецком — "земля") вернули неудавшегося героя к скудному и безысходному быту. Вместо ангела, он стал впоследствии краснощеким скандинавским бюргером — с пивом и сардельками. Холод — признак трупа и посвященного. Тела йогов оледеневают по мере пробуждения священной змеиной энергии — чем выше поднимается Кундалини, тем безжизненнее становятся соответствующие части тела, пока посвященный не превратится в ледяную статую, ось духовного постоянства.

Каждый герой обязательно совершает путешествие на полюс, в сердце полночи. Там он учится любить ту темную и непонятную субстанцию, которую алхимики называют "нашей землей" или "магнезией философов". Урна с прахом барона Эволы похоронена в толще альпийского ледника, на пике Монте Роза. Может быть, гора была названа так в честь сакральной возлюбленной неумершего Фридриха Гогенштауфена. La Rosa di Soria. Полярная роза.

Силиани, таинственный алхимик XIX века, чей псевдоним был установлен только при помощи Пьера Дюжоля, «Магафона», друга Фулканелли и… тайного Валуа, писал о том, что его героическое путешествие в "магический мир героев" началось со странного визита "нимфы полярной звезды"…

Где ее следы?

Они ведут внутрь. Внутрь земли, где таится фантастическая материя, называемая "серной кислотой философов". Visitabis interiora terrae rectificando invenies occultum lapidem. Камень совершенно черен, как душа, окутанная "противообразным духом", "antimimon pneuma" гностиков. Оттуда, из черноты персональной неопределенности, из недифференциированности «я», ускользающего от всякого имени, начинается магический подвиг. Если герой не поставит под вопрос то, что является его кажущейся сутью, он обречен. Даже божественные родители не дают ответа на проблему происхождения "я".

Поиск нимфы связан с проблемой определения подлинной полярной звезды. Небесный полюс, как "убегающая Аталанта", движется по кругу. Когда-то субтильное создание скрывалось в меху Большой Медведицы, недалеко от Арктура. Сейчас она называет себя «Шемол». Через 12 тысяч лет она скажет о себе — "Я — Вега". Но какова Ось, вокруг которой совершается танец тысячелетий?

Черная точка на северном небе. Дракон обвивается вокруг нее, соблазняя пристального наблюдателя, предлагая сомнительные плоды познания. Полярная нимфа дала Силиани ключ к победе над Драконом. Герметики считают, что речь идет о первоматерии. Дракон небес, истинный север эклиптики. Он сторожит бореальное сердце черных далей. Как спираль, очерченная вокруг отсутствующего центра.

Орион — самое загадочное из созвездий. На его правом плече скрывается время. Он — главный герой подземного (и не только подземного!) мира. По-арабски, «бетельгейзе» — "плечо героя". Именно на этом его плече хранится тайна той книги, которую Фулканелли вначале дал Канселье, а потом взял назад и запретил публиковать. Речь идет о "Finis Gloria Mundi", о третьей книге адепта. Когда молоко Девы дотрагивается до мускулистого плеча "черного бога", а сам он при этом теряет свои руки под безжалостными ножами палачей, грядет всемирный огонь, сфера переворачивается. Небо падает. Оно, как известно, из камня. Герои таинственно готовят страшные потрясения обществу. Оно успокаивает себя тем, что выгнало их вон из истории, но где проходит четкая грань между библиотекой и ядерным полигоном, между темным углом для медитаций и ковровыми бомбардировками?

Есть сведения, что агенты Бетельгейзе, замаскированные под чиновников обитатели "магического мира героев", пробрались к теплоцентралу власти. У них в мозгах — лишь жестокость небесных соответствий и прецессионные циклы. Ядерный костер северного полушария — для них путь на Олимп, костер Геракла.

У Эволы помимо внешней миссии была миссия тайная…

"Лес Рамбуйе — это лес крови" — гипнотически повторяет в своем романе Жан Парвулеско. То в нем находят белого оленя с перерезанным горлом, то труп обнаженной женщины с идентичными ранами. Магический лес, в котором заблудился еще Данте. "Лес философов". На одной гравюре, иллюстрирующей "Изумрудную скрижаль" Гермеса Триждымудрого, человек с оленьей головой передает Еве луну. Позже, если верить Парвулеско, они повстречаются в саду Рамбуйе.

Невеселое рандеву.

"Однажды Аполло вернется, и на этот раз навсегда", — гласило последнее пророчество Дельфийской пифии в IV веке после Рождества Христова.

Cтатья написана в 1993 г., впервые опубликована под псевдонимом Леонид Охотин в ж-ле «Элементы» № 5 (Досье «Демократия») в 1994

VENUS VICTRIX[12]

Современная астрология имеет одну крайне негативную особенность: она обращена к чистой прагматике, почти исчерпывается составлением гороскопов и их интерпретацией. При этом совершенно упускаются из виду наиболее существенные аспекты этой науки, которая в древности имела аболютно традиционный (в смысле Генона) характер и являлась элементом общей космологической доктрины. При этом вся традиционная космология чаще всего рассматривалась в связи с еще более общей областью — с Метафизикой.

В процессе десакрализации цивилизации космология постепенно утратила сопряженность с Метафизикой. Этот момент очень ясно виден в позднеегипетской цивилизации, где собственно метафизическая проблематика совершенно исчезла, уступив место космической магии. Но все же такая космическая магия, хотя и несущая в себе довольно сомнительные аспекты, была подлинно традиционной наукой. Таковой она оставалась и в рамках сугубо христианской цивилизации в комплексе сакральных наук, совокупно называемых «герметизмом». Астрология же являлась одной из составляющих герметизма.

Далее на рубеже Нового Времени произошел двойственный процесс. Традиционные науки — в нашем случае, астрология — разделились на две составляющие. С одной стороны, чисто рационалистическая, позитивистская сторона науки превратилась в астрономию (хотя древние употребляли и то и иное понятие как синонимы). Астрономия занималась сугубо физической стороной космических явлений, рассматривала телесный уровень небесных тел и их движений. Соблюдая строгость рационалистических методов, астрономы упускали при этом из виду «тонкий» план мироздания, что делало их выводы и утверждения неточными, несмотря на внешнюю стройность рассчетов и вычислений. Другая половина науки, разорванной надвое, стала достоянием гадальщиков, шарлатанов и лунатиков, не способных интеллектуально осмыслить выводы астрономов-рационалистов и убегающих в сферы фантазии, натяжек, волюнтаризма, одним словом, «темнилова». Но с другой стороны, эта оккультистская линия все же сохранила некоторые элементы подлинно традиционной астрологии, — темы, гороскопы, основы мифологических интерпретаций, — утратив при этом важнейшие ключи и тайну пропорций, которая в древности связывала исследования плотного мира с исследованиями тонкого мира. Собственно, эта вторая половина традиционной астрологии и называется «астрологией» в современном смысле.

За этим оккультистским этапом вырождения последовал следующий, еще более сомнительный. Астрология в ее прикладном качестве стала достоянием совсем уже профанической реальности наряду с прогнозами погоды или статистическими исследованиями. И дело не в том, сбываются ли астрологические прогнозы или нет. Прогнозы погоды тоже далеко не всегда соответствуют истине. Важно, что оккультистская пародия на традиционную науку еще более деградировала и выродилась, перейдя на полосы светских изданий и телеэкраны. Таким образом, наиболее духовная и субтильная часть древней науки стала использоваться в еще более утилитарных и примитивных целях, нежели академическая астрономия, сохранившая, по меньшей мере, статус строгой науки. Так духовное, но не подлинно, а частично, стало еще ниже, чем материальное и физическое. — Урок всем неоспиритуалистам, посягающим своими слабыми мозгами на великие основы Традиции, которая им непонятна и недоступна. В наше время быть астрологом еще более позорно, чем наперсточником или казнокрадом.

Но хотелось поговорить совершенно не об этом, а о Венере. Существует такое понятие как Северный Полюс эклиптики. Эта точка, которой на небе точно не соответствует ни одна звезда, лежит где-то в созвездии Дракона. Северный Полюс эклиптики отличается от полярной звезды, так как ось нашей планеты наклонена на 23,6 градусов по отношению к перпендикуляру к плоскости ее вращения. Более того, в силу предварения равноденствий (прецессии) полярная звезда (уточним, полярная звезда планеты земля) описывает в течение 25 920 лет полный круг. Важно заметить, что Северный Полюс эклиптики является северным, если рассматривать все с земли. Это означает, что речь идет о центре, вокруг которого движется проекция северного полюса земли на небосвод. Вместе с тем, если рассматривать всю солнечную систему как круг с центром в солнце, то Северный Полюс эклиптики будет также точкой пересечения перпендикуляра к солнцу и небесного свода, причем той точкой, которая лежит в центре прецессионного вращения полярной звезды северного полушария.

Тут возникает интересный момент: является ли Северный Полюс эклиптики категорией относительной, т. е. конвенцией, построенной с геоцентрической позиции, или это нечто более общее? Если для земли проблема того, что является севером, а что югом, решается однозначно, то для других планет это менее очевидно. В данном случае можно взять в качестве общей меры направление вращения планеты, и если оно будет совпадать с направлением вращения земли, то можно признать севером тот же полюс, что и в случае земли.

И тут выясняется крайне интересная картина. Астрономия говорит нам, что все планеты солнечной системы, за исключением одной, вращаются в одном и том же направлении — в том же, что и сама земля. Иными словами, можно утверждать, что север земли есть север и для большинства остальных планет и вместе с тем для самого солнца. Это означает также, что Северный Полюс эклиптики является настоящим, объективным северным полюсом неба, одинаково северным и для планет и для солнца. Это — северный полюс круга, в сердце которого лежит наша родная пылающая звезда. Наш Отец. Pater ejus est sol.

Лишь одна планета не подчиняется этой логике, лишь для нее одной все пропорции перевернуты, а север — это не север, и юг — не юг. Ясно, что такая аномалия должна отразиться на особом качестве планеты, на ее особом статусе и особой природе. И тут начинается самое интерсное. Среди пяти традиционных планет, известных древним (Сатурн, Юпитер, Марс, Венера и Меркурий), только одна Венера связывалась с женским божеством. Кроме того, римляне называли Венеру «Люцифером», "денницей", и позднее в христианской традиции эта фигура была отождествлена с дьяволом. Тоже неслучайно. Складывается впечатление, что Венера — это планета наоборот, не просто иная, но противоположная, по полу, качеству, мифологической роли. Она симметрична не только Марсу, — ее символическому партнеру относительно солнца[13], - но всем мужским планетам на основании хотя бы полового признака мифологического персонажа и физического признака обратного распределения полюсов.

Мы подошли к важному выводу. Имена мифологических персонажей, даваемые тем или иным планетам в древних астрологических системах, каким-то образом учитывали те их чисто физические качества, которые не могли быть известны на научном уровне древнему человечеству. Иными словами, система отождествлений физической и мифологической реальностей основывалась на некотором знании, предшествующем и субъективным мировоззренческим конструкциям и объективной физической картине космоса, но в то же время обобщающем их. Планеты и звезды получали свои имена не на основании каких-то внешних и случайних соответствий, волюнтаристических решений или усложненных расчетов, но как проявление особого гносеологического комплекса нечеловеческого происхождения, который отражал внутреннюю реальность этих вещей, проявляющуюся и в их физической телесной конституции.

В различных мифологических системах существует один любопытный сюжет, связанный с происхождением человечества или его определенной части. В этом сюжете описывается происхождение людей от Афродиты или германской Фрейи. Трудно сказать, где изначальный источник этого мифа. Но вот несколько деталей:

Во-первых, с астрологической точки зрения, происхождение людей (или человеческих душ) от Венеры является почти тавтологией, так как Венера — единственная женская планета из пяти традиционных, и в тонкой конституции человека (независимо от пола) женский элемент присутствует обязательно. Неслучайно даже в профаническом мире астрологический знак Венеры обозначает женщину и все с ней связанное. Таким образом, все мы в каком-то смысле "дети Венеры". Во-вторых, существует предание (весьма спорное с точки зрения исторической, но удивительно любопытное, с точки зрения мифологической) "Ура-Линда хроники", в котором утверждается, что предками "белой расы", «фризов», индоевропейцев была богиня Фрейя, жена Одина, чьей планетой считалась Венера. Крайне любопытно в этом отношении старое самоназвание славянского племени «венеты» или «венеды», которое сохранилось в общем названии финно-угрскими языками русских "вэне".

В-третьих, у индейцев Центральной Америки одним из главных божеств является Кетцалькоатль, "змея, покрытая перьями". Он считается создателем людей и основателем столицы тольтеков — города Толлана, который часто связывается со столицей Гипербореи — Туле. Цвет Кетцалькоатля — зеленый, такой же, как у Венеры. Да и сам он считается духом планеты Венера, что легло в основу особого пятилетнего календаря, учитывающего не солнечные года, но «венерические» (5 лет Венеры соответствуют приблизительно восьми годам солнца). Так же, как Венера Кетцалькоатль связан с двойственностью, дуализмом.

Второй пол, двойственность появления утренней-вечерней звезды на небосклоне, обратная ориентация вращения…

Все эти линии каким-то образом сходятся в странной теории о происхождении людей именно с планеты Венера. Конечно, это сразу вызывает ассоциации с «люциферизмом». При этом очень часто такой «люциферизм» соотносится с сугубо гиперборейской темой, темой северного полюса и той страны, которая, по преданию (греческому, иранскому и ведическому), находилась на далеком севере. Не исключено, что речь идет о какой-то параллельной линии антропогенеза, связанной с особым типом человечества и отраженной в мифологии в сюжете о снисхождении «ангелов» к людям, "к дочерям человеческим". Вся тематика называется идеей «преадамитов», т. е. людей, существовавших до Адама. О них говорит сура «Корана». Любытное развитие данный сюжет получил в ариософском движении, на фрагментах которого основывалась позднее нацистская мистика. Речь шла о том, что «преадамиты» или «люцифериты», дети Фрейи, были нордическими предками арийской расы. В ходе своего движения к югу они смешались с «адамитами», "автохтонами" планеты Земля. От скрещивания и смешения пошли все народы. При этом самые чистые (по меньшей мере, идеологически) адамиты сохранились в виде семитической расы и ее религий (иудаизм, ислам), а фрагменты «преадамического» мировоззрения "детей Венеры" легко угадываются в индоевропейской мифологии. Для этой линии человечества Северным Поюсом эклиптики является не черное сердце Дракона, а нечто обратное. И теперь уже совершенно понятно, откуда взялась теория мистической Антарктиды в неооккультной мифологии. Экспедиции адмирала Деница[14] к земле Королевы Мод… Полая земля и антарктические плавания крупнейшего неонацистского мистика Серрано…. Странная битва американской военной флотилии адмирала Берда[15] в 1946 в антарктических водах с неопознанными подводными лодками… Тревожные мотивы Эдгара Аллана По в "Путешествиях Артура Гордона Пима" и Ховарда Филлипа Лавкрафта в его новелле "На горах безумия"… Делириумные «разоблачения» Х.Р. Мартена существования на Антарктиде таинственного Зигфрида, оккультного главы грядущего Четвертого Райха… Добавьте сюда обостренный интерес нацистов к проблеме американских индейцев (это немецкие авторы с явными националистическими симпатиями, такие как Карл Май, привнесли в приключенческую литературу образы "хорошего индейца" и "подлого бледнолицего" — образы, подхваченные затем советским и особенно гэдээровским кинематографом; у англосаксов и французов, индейцы, напротив, обычно "грязные подонки"), расшифровка в свете "гиперборейской теории" индейских наречий основателем «Аненербе» профессором Виртом в книге "Происхождение человечества" и экспедиции учеников Хорбигера в перуанские храмы, т. е. "след Кетцалькоатля"…. Ныне существующая на юге Чили колония «Дигнидад», состоящая только из немцев и сохранившая островок "Нового Порядка" как раз недалеко от Антарктики… Навязчивая тема новейших фантастических фильмов типа «Нечто», где снова Антарктида становится центром вторжения на землю антиматерии…

Евгений Головин писал:

"В дали от Зодиака
как злая лесбиянка
Раскинулась нагая Антарктида…"

Очень занятный ансамбль тревожных сюжетов, связанных с зеленой звездой, рожденной из пены.

Венера — лишь наугад взятый пример соотнесения астрологии со смежными темами — астрономического, мифологического, символического характера. Вынесенная на план такого подхода Венера мгновенно гасит своим ужасающим светом все банальные выкладки гороскопов, приземленные (и уже поэтому неверные) интерпретации, скудоумные упражнения в шарлатанстве современных неоспиритуалистов. Единственно интересной ориентацией астрологии остается практически отсутствующая сегодня тенденция к возвращению метафизических основ этой сакральной науки, к новому обнаружению ее глубинного утраченного смысла. Если планета Венера связана с такими значительными темами, если к ее символизму сводятся нити таких потрясающих тайн, то просто позорно интерпретировать наличие ее влияний в гороскопе как "указание на скорую влюбленность, перспективу брака, страсть, приятное времяпрепровождение и т. д." Приятное, ничего не скажешь, времяпрепровождение в антарктических льдах в объятиях лициферических существ из подземных баз Четвертого Райха! Венера покровительствует Любви, но инициатической, тантрической, эротокоматозной и реализационной. Идиотов же эта планета (ее дух, ее "я") превращает в свиней, как Цирцея.

В сущности, не менее дикие тайны и не менее страшные бездны хранят в себе и другие планеты, кое-какие из них, заметим, названы совершенно неправильно.

Индийская Шукра, арабская Зухра, греческая Афродита, тольтекский Кетцалькоатль, латинский Люцифер — таинственная революционная реальность, пугающая, влекущая, садически жестокая и исполненная анормальной неги. Богиня, ее присутствие, ее таинство, ее потерянное в лабиринтах вырождения страждущее сумасшедшее потомство. Космическое подполье, альтернативный полюс, план по перевороту земного шара, как клепсидры. Typus Mundi таинственного алхимического текста, расшифрованного Эженом Канселье.

Астрология против астрологии. Взрывная реальность ослепительного откровения против занудливой и сервильной профанации оккультистских дельцов и стареющих дамочек с расшатанной психикой. Северный Полюс эклиптики, в конечном счете, есть порождение только мужских планет. Плод их заговора. Но до патриархата существовала более древняя и более сакральная цивилизация — эра Матерей. И не случайно в некоторых языках (в том числе немецком) солнце — женского рода, die Sonne. Не есть ли это шифрованное указание на то, что истинный полюс эклиптики и высшее «я» солнца лежат с обратной стороны шара тверди? Где-то в окрестностях Южного Креста… Если это так, то наше дело восстановить справедливость. И тогда мы увидим Venus Victrix во всем ее невозможном, ослепительном сиянии. Медная Дева, которую не может вместить Вселенная. Коронованная диадемой льдов в лучах женского солнца. Солнце — ее одежда, ее облачение, ее золотая парча. От красно-зеленой меди до философского золота рукой подать. Выбелить лицо Латоны и разорвать все книги. Детская забава.

А русским следует серьезно призадуматься относительно своего происхождения… Дети какой матери — мы? Не той ли самой?

Cтатья написана в 1995 г., впервые опубликована в ж-ле «Наука и религия» в 1995

"Andromaque, je pense a vous" — "Андромаха, я думаю о Вас". Так начинается знаменитое стихотворение Шарля Бодлера «Лебедь». Евгений Головин, гениальный знаток творчества "проклятых поэтов", указывал на то, что величие Бодлера проявляется уже в обращении к Андромахе на «Вы». С самого начала этих строф обнаруживается вибрация дистанции, которая является смыслом всего стихотворения. Это — дистанция между поэтом и Вдовой, символом Абсолютной Печали. Одновременно, это дистанция между самой Вдовой и утраченной полнотой брака с героем Трои. Трое покровительствовал Аполлон, гиперборейский бог. В победе ахейцев — триумф банального. Поражение Трои — утверждение великой дистанции и начало парадокса. Афродита — прекрасней Геры и тоньше Паллады… Даже если за это заплатят гибелью великого города… Потомки Трои, изгнанники, скитальцы позже основывают Рим. И мстят. «Илиада» не закончена. Римский пурпур дописал еще несколько томов, но этот царственный пурпур вскормлен скорбью, острым ощущением утраты, нищеты, обездоленности. Ромул и Рем, несчастные подкидыши, из-под звериных сосков поднимающиеся для покорения вселенной.

Андромаха, некогда жена славнейшего мужа, отданная на произвол мелкого ахейского тирана. Это — Пистис София, упавшая в бездну материи из светового эона, это — изгнанная Шекина, лишенная внимания Короля. Мысль об Андромахе будит в Бодлере другое воспоминание — воспоминание о лебеде. Гордая белая птица, сбежав из клетки дешевого зверинца, влача свои крылья по грязной пыли, в пересохшем ручье в отчаянии вздымала пыль, изгибая снежную тонкую шею.

"Вода, когда же ты хлынешь?
Когда же ты засверкаешь, молния?"

Небеса пусты и невзрачны. Лишь дым с парижского вокзала оживляет их безразличный холод. Возможно, обесчещенная, проклятая, райская птица бросала вызов самому Богу…

"Я думаю о негритянке, исхудавшей и чахоточной,
Топчущейся в грязи и ищущей безумным глазом
Отсутствующие пальмы великолепной Африки
По ту сторону бесконечной стены тумана…"

Андромаха, Белая Вдова, Белая, как бежавший из зверинца, но обреченный лебедь, становится Черной Женщиной, о которой пророчествуют загадочные слова Библии: "Я черна, но я прекрасна". Африка — черная родина. Кеми, черная земля, королевское искусство… В другом месте Бодлер говорит: "для тебя я все золото превращу в свинец". Всю луноглазую и туманную Европу — в роскошную Африку. Некоторые комментаторы считают, что здесь Бодлер намекает на свою темнокожую возлюбленную. Кто знает, сливались ли в его абсолютном сознании земная женщина и великий алхимический принцип?

В первом посмертном издании "Цветов Зла" Теофиль Готье писал, что Бодлер принадлежал к людям, которые думают сложно, а потом в тексте или беседе стараются упростить продуманное, чтобы сделать его понятным. (Это не всегда им удается). Большинство же людей, наоборот, мыслит банально, но иногда, чтобы казаться умными, сознательно усложняет свои примитивные построения. Быть может, «негритянка» Бодлера — это и символ, и конкретная, живая актриса одновременно. А может быть, она еще при этом и нечто третье? "Тайная посланница звезды Бетельгейзе", например, как сказал бы Жан Парвулеско.

"Проклятых поэтов" магически притягивала нищета, скорбь, обреченность, обездоленность. "El Desdichado" Нерваля и его "Христос в Гефсиманском саду" — мистический манифест всех «проклятых». Меня поразила деталь кончины Нерваля — он повесился на улице, ближе к утру, когда небо уже начинал заливать безобразно свежий рассвет. Лебедь Бодлера ускользнул из зверинца тоже на рассвете — "в час, когда пробуждается Труд". Утро для познавших тайну дистанции часто бывает невыносимым. Королевских детей раньше прятали в погреб, а герметики предупреждали, что материю философского камня нельзя подставлять солнечным лучам — в противном случае Великое Делание будет сорвано. Когда луч псевдозари непреображенного, ветхого мира падает на "аквитанского принца, чья башня разрушена" ("El Desdichado"), он страдает, как трансильванский вампир.

В поэзии логика обратна логике обыденного. Тот, кто спасается от бури и достигает берега, проигрывает и теряет все. "Потерпевший крушение" — вот истинно выигравший. Поэт, как Шива, выпивший яд Калакуту на дне мирового океана, заворожен самой низшей точкой Бытия. Он провидит в ней спасительную мистерию. Дно Зла дает поэту эталон для измерения онтологии, вкус метафизической дистанции, постижение пропорций. Банальные существа боятся Дна. Они всячески избегают его. Но низ подтачивает их изнутри, пока не выест душу. Нет ни одного святого, который миновал бы искушения Ада. Нет ни одного спасенного, который не познал бы таинства греха. «Добропорядочные» вне спасения и вне поэзии. Они — исторический антураж, картонные декорации…

"Я думаю о матросах, забытых на острове"…

О грубых и жестокосердых людях, не внушающих никакой симпатии, о глупых и циничных разбойниках, помеченных оспой и шрамами… Но, "забытые на острове", они преображаются. Если бы они спокойно плавали на своих кораблях, их жалкие душонки ни на волос не изменили бы могучего и бессмысленного хода Судьбы. Однако их просто забыли на одном из островов. Может быть, капитан посчитал, что их разорвали дикие звери, или кто-то просто высадил их там в наказание за разбой или неудавшийся бунт… Может быть, они налетели на рифы… Как бы то ни было, о них "забыли".

Безнадежные, неизвестные никому, брошенные, бессмысленные в прошлом и будущем, безымянные и не любимые, «проклятые» они входят прямо в центральные врата Бытия, куда путь заказан даже избранным. Дистанция, которая отделяет их от Большой Земли, абсолютна. Они — в центре Ада. По ночам ангелы смотрятся в их расширенные от ужаса зрачки и пугаются отсутствия в них своего отражения…

"Я думаю о матросах, забытых на острове,
О пленных, о побежденных!… И еще о многих других!"

Быть отверженным, пленным, побежденным, забытым — великая награда, которую Дух дает «своим». Данте, как и тамплиеры, никогда не улыбался. Некоторые говорили, что это потому, что он побывал в Аду. Генон возразил, очень точно, что, напротив, он не улыбался, так как побывал на Небесах и отныне, глядя на землю, безмерно скорбел. Мальдорор Лотреамона тоже не мог улыбаться. Тогда он взял остро заточенный нож и взрезал себе кончики губ. Посмотрев на себя в зеркало, он нашел, что улыбка получилась неудачной…

Улыбка — грех против Духа. Тот, кто улыбается, не думает об Андромахе. Тот, кто не думает об Андромахе, вычеркнут навеки из таинственной книги Света.

И о нем, в свою очередь, забудут нищие, люди-никто, вечные обитатели грязных больниц, мрачных тюрем, жестоких притонов, унизительных ночлежек, помоек и подвалов… Они-то и явятся грозными присяжными на Страшном Суде.

"Я думаю… и еще о многих других…"

Но кто такие «другие», о ком думает великий Бодлер? Надо ли понимать, что речь идет лишь о новых категориях отверженных, которых он забыл перечислить раньше?

Или, может быть, мысль об Андромахе привела его к какому-то порогу, за которым начинается встреча с «невыразимыми», с теми, чье страдание так велико, что само имя их разрушило бы хрупкий мир вокруг нас? Говорят, Франциск Ассизский увидел в свои последние дни самую страшную картину мира — распятого и рыдающего Херувима, зависшего над холмом на сером облаке. А какую фигуру видел в свой последний миг полузадушенный Жерар де Нерваль?

На фоне неподлинного рассвета чья-то тень стала перед его взглядом… В ней не было ничего обнадеживающего…

Американцы посадили своего соотечественника, самого великого поэта Америки, Эзру Паунда, в клетку. За то, что ему, как и Блэйку, было очевидно, что деньги и богатство — самое страшное зло, а бедность, справедливость и чистота — величайшее благо.

"Еще поют петухи в Мединасели" — написано на единственном в мире памятнике Паунду, находящемуся в испанской провинции Сория. Все обездоленные мира совершают туда мистический пилигримаж. Что чувствуют они, стоя там, в простой испанской деревушке, где никто не знает, в честь кого поставили этот странный камень итальянский принц Иванчичи и чилийский нацист Серрано?

Он воздвигнут во славу бедности и простоты, незначимости, обреченности… Великое и гениальное связано таинственными узами с малым и простым. Это — помазанность общей Печалью, единой и неделимой Печалью "гефсиманской ночи".

Все аватары Вишну в индуизме заканчивали свое полное подвигов воплощение безмерной, нечеловеческой тоской… Рама тосковал и не радовался обретенной Сите, которую третировал в раздражении, а Кришна бродил в одиночестве по гнилым тропическим зарослям, пока не умер от тоски… Иисус пережил в Гефсиманском саду нечто невыразимое, о чем догадался, наверное, только Нерваль.

"Tout est mort,
j'ai parcouru les mondes…"
("Все мертво,
я прошел все миры…")

Есть древняя легенда о первом Святом, Хозрате, который был некогда другом самого Бога. Но однажды, он спросил Бога: "Почему существует Ад, и почему не вся вселенная, сотворенная Тобой, прекрасна?" Бог прошептал ему на ухо ответ, который его не удовлетворил. Хозрат задал свой вопрос еще раз. Бог еще раз ответил. После третьего раза Хозрат взял свой меч и воскликнул: "Ты не знаешь ответа! Я буду сражаться с Тобой!" Друг Бога стал на сторону обездоленных, проклятых, "потерпевших крушение", на сторону "худых сирот, сохнущих, как цветы", на сторону Андромахи, на сторону Гектора, на сторону Трои. Он выступил против Зевса. Он имел на это все основания.

Cтатья написана в 1993 г., впервые опубликована под псевдонимом "Леонид Охотин" в ж-ле «Элементы» № 4 (Досье «Социализм») в 1994

"В лунном свете на морском берегу среди заброшенных одиноких лугов, когда вас угнетают горькие раздумья, вы можете заметить, что все вещи принимают желтые, причудливые, фантастические формы. Тени от деревьев движутся то быстро, то медленно, туда-сюда, складываясь в различные фигуры, распластываясь, стелясь по земле. В давно прошедшие годы, когда я парил на крыльях юности, все это заставляло меня мечтать, казалось странным; теперь привык. Ветер выстанывает сквозь листву свои тоскующие ноты; филин же гулко кричит, так что у слушающих его волосы принимают вертикальное положение".

Так звучит зловещий зачин восьмого фрагмента первой "Песни Мальдорора". Этот фрагмент в целом поражает своей идеальной, нечеловечески совершенной законченностью: перед нами открывается глубинное мировоззрение Лотреамона, этого "великого неизвестного" мировой литературы.

Относительно Лотреамона существует несколько основных версий. Его открыли в начале XX века сюрреалисты, распознав в нем своего предтечу. Есть вульгарное мнение, что речь идет о тяжелом душевнобольном, а некоторые литературоведы интерпретируют его тексты как пародию на романтизм, готический роман или как легковесные упражнения в черном юморе.

Все это, однако, никак не приближает нас к пониманию Лотреамона, который остается зловещей энигмой, завораживающей не одно поколение людей, ищущих радикальных ответов и неортодоксальных вопросов. Вглядимся в указанный фрагмент первой Песни Мальдорора, приблизимся к его автору, этому "дитя Монтевидео", получеловеку-полудемону, в котором сочетались экстремальная жестокость Сада, «сатанизм» Бодлера, ослепительность Рембо и отчаяние Нерваля.

Уже понятно, что в данном антураже должно произойти что-то страшное, какое-то чудовищное, невозможное событие, близость которого бросает тень паранойи на сумрачный и тревожный галюцинативный пейзаж. (Когда читаешь лотреамоновское описание природы, кажется, что речь идет о психоделическом видении, больше напоминающем компьютерную графику, нежели прямолинейное наблюдение за внешним миром; складывается впечатление, что эти пейзажи написаны им в месте, не имеющем ничего общего с изображаемой картиной.)

Кто появится теперь на этой макабрической сцене? Вампир? Убийца? Белокурая бестия Мальдорор? Первертная старуха с окровавленным лезвием? Монстр?

Нет. На сей раз это будут псы.

"Тогда обезумевшие псы разрывают свои цепи и убегают прочь из далеких хижин; они бегут по полям то там, то здесь, внезапно впав в бешенство".

Казалось бы, ничто не предвещало такого резкого поворота событий; зачин предполагал коварное, таящееся зло, а не эту необъяснимо молниеносную истерию псов. Но факт остается: речь идет о вдруг обезумевших псах — сошедших со своего собачьего ума без причины, без смысла, просто так, вдруг. На фоне зловещих теней и лунного света.

Псы — знаки-существа спонтанного пробуждения, страшные силы без рефлексий и психологического обеспечения. Они врываются в ткань текста вопреки автору. Создается впечатление, что фраза "тогда обезумевшие псы разрывают свои цепи" навалилась на Лотреамона без предупреждения, откуда-то извне. Возможно, он планировал описать иной макабр, погрузиться в другие созерцания кошмара. Но псы — кто эти псы? — настояли на своем, подмяв волю автора. Это всего лишь образы, это всего лишь текст, как-то неуверенно подсказывает наше обыденное сознание, уже явно предчувствуя, что сталкивается с чем-то необычным, страшным, выходящим за рамки литературы, психологии, условного языка ментальных конструкций. С жесткой и трехмерной, материально-телесной реальностью лотреамоновских псов.

"Внезапно они останавливаются, смотрят по сторонам в диком беспокойстве слезящимися зрачками".

После этой картины никаких сомнений не остается, что эти существа — псы — только, что появились в мире; они ведут себя не как бешеные животные, но как существа, внезапно и совершенно неожиданно для самих себя очнувшиеся в пространстве, совершенно отличном от привычного для них. Отсюда "дикое беспокойство в слезящихся зрачках". Далее настает время странной мистерии, особого ритуала, в котором родившийся невмещаемый ужас воплотит гимн своей собственной непреходящести.

"И как слоны перед тем, как умереть в пустыне, бросают в небо отчаянный взгляд, в безнадежности вытягивая хобот и расслабляя инертные уши, так и псы расслабляют свои инертные уши (анатомическая точность — А.Д.), поднимают головы, вытягивают шеи и…"

Что они сейчас начнут делать?

"… и принимаются лаять один за другим…"

Дальше следует серия метафор их лая, которая может служить парадигмой для описания неописуемого.

"принимаются лаять один за другим как ребенок, орущий от голода, как кошка, пропоровшая себе живот о конек крыши, как женщина, собирающаяся рожать, как больной, издыхающий в госпитале от чумы, как юная девушка, поющая утонченную мелодию."

Этот метафорический ряд ставит нас в особое отношение к звуковому восприятию: нежный женский голос и вопли кошки с разорванными внутренностями или хрипы умирающего выстраиваются в одну линию лишь у существа, обладающего предельного иной психической конституцией, нежели обычная нервно-эмоциональная система человека. Даже неразумные младенцы дифференцируют позитивный и негативный звуковые ряды — несмотря на все культурные или этнические особенности. Это значит, что автор пребывает в мире потусторонних псов, где царствуют иные законы и иные соответствия. Как лают псы, теперь понятно. (Понятно?) На что они лают?

"на звезды севера, звезды востока, звезды юга, звезды запада;"

Обратите внимание на последовательность упоминания сторон света — вначале север, потом восток, потом юг, потом запад. Крест ориентаций соответствует полярному, годовому движению солнца, против часовой стрелки. Это знак левосторонней свастики.

"на луну, на горы, похожие издалека на вздыбленные скалы, торчащие в темноте;"

(Беспрецедентно авангардно сравнение горы со скалой!)

"на холодный воздух, который они вдыхают полными легкими и который делает их ноздри пылающими и красными; на тишину ночи; на сов, чей косой полет срезает им кончики носов и в чьих клювах трепыхается лягушка или мышь (живая пища и столь приятная для птенцов); на кроликов, появляющихся и исчезающих в мгновение ока; на преступника, который спешно скачет на своей лошади, совершив преступление; на змей, которые шевелят папортники, заставляя собачьи шкуры дрожать, а собачьи зубы скрипеть; на свой собственный лай, который пугает их самих;"

Это очень важная деталь: собаки лают на лай, воют на вой, пугаются страха, сходят с ума от безумия. В мире абсолютной агрессии Лотреамона нет начальной точки, которая в результате литературного процесса диалектически отрицалась бы в дальнейшем. В этом его сущностное, радикальное отличие от сюрреалистов, которые начинали с нормы и двигались к безумию. Лотреамон начинает с безумия и движется внутрь него. Это особая диалектика, доступная лишь псам. Которые лают "на жаб, которых они перекусывают одним движением челюстей (зачем так далеко удаляться от болота?);"

Примечание Лотреамона, помещенное в скобках, свидетельствует о его снисходительности и заботе о легкомысленных читателях, заходящих в поисках смысла слишком далеко (от болота).

"на деревья, чьи едва дрожащие листья скрывают столько тайн, в которые им хотелось бы проникнуть своими пристальными, разумными глазами;"

Снова прямое указание на эмерджентность псов, возникших ниоткуда и очутившихся в полном уме и психическом равновесии в мире, пронизанном безумием и необъяснимостью предметов.

"на пауков, зависших на их огромных лапах или лезущих на деревья, ища спасения;"

Скорее всего, пауки успели свить себе паутину между собачьих лап за то время, пока они пристально взирали на деревья, пытаясь их понять.

Видимо, это длилось довольно долго. Может быть, несколько дней.

"на ворон, так и не нашедших за весь день добычи и возвращающихся в гнездо с усталыми крыльями; на прибрежные скалы; на огни, мерцающие на мачтах невидимых кораблей; на гулкий стук волн; на огромных рыб, которые плавая, показывают свои черные спины, а потом бросаются в бездну, и на человека, который сделал их рабами".

Описание лая окончено. Подобно магнитной стрелке, агрессивное безумие псов проходило по секторам делириумного пейзажа, выхватывая из небытия или привычного воспаленные куски реальности. Пустота и наполняющие ее мириады существ были исследованы внимательным взглядом сошедших с ума животных, пока он не остановился на предельной точке: "на человеке, который сделал их рабами". Здесь кристальное выражение метафизической мизантропии, человеконенавистничества, являющегося центральной линией в послании Лотреамона. Человек есть обертка бреда. Внутри и вовне его клокочет метафизический ад, полный невнятных намеков и режущего страха. Но человек — поработитель псов — нашел способ закрыться, убежать от вопля реальности. Он возомнил себя в безопасности. Он карикатуризировал мысль, жизнь, дух, смерть.

Мальдорор неоднократно грозился, что это ему так даром не пройдет. Рано или поздно псы восстанут. Чуть ниже и в этом фрагменте начинают явственно звучать угрожающе гомицидальные ноты.

"Потом они снова несутся по полям, перепрыгивая на окровавленных лапах через канавы, тропинки, через пашню, кучи травы и торчащие булыжники. Создается впечатление, что они впали в бешенство и ищут гигантский водоем, чтобы утолить свою жажду. Несчастный запоздалый путник! Друзья кладбищ набрасываются на него, раздирают на куски и тут же пожирают, брызгая кровавой слюной, так как зубы у них как раз для этой цели. Дикие звери, не осмеливаясь приблизиться, чтобы поучаствовать в поедании человеческого мяса, пускаются бежать куда подальше, пока не скроются из виду, дрожа."

Этот хрестоматийный пассаж живописует, что станет с человеком и с человечеством, если они немедленно не изменят своего отношения к псам (к псам Лотреамона; все уже поняли, что речь идет о чем-то совершенно ином, нежели "домашние животные", известные как собаки). "Проходит несколько часов, и псы, вконец обессилившие от бесцельного бега, с высунутыми языками, бросаются друг на друга, и не понимания, что они делают, рвут друг друга в клочья на тысячу кусков с неимоверной скоростью."

Все. Инфернальная литургия закончена. Псы, появившись из живоносной тьмы несуществования, совершив все, что могли, исчезли. Так проходит припадок падучей, накат галюциногенов, шевеление нитей жизни в тканях ходячего трупа. Псы съели друг друга. У них не было иного выхода. Иначе Лотреамону их некуда было бы деть. Все цепи они разгрызли в самом начале.

Цикл агрессии завершен. Далее следует расшифровка самим Лотреамоном метафизического смысла происшедшего.

"Они действуют так не из-за жестокости. Однажды мать со стеклянными глазами сказала мне: "Когда ты лежишь в своей кроватке и слышишь лай собак в далеких полях, спрячься под одеяло и не пытайся представить себе, что там происходит. Они одержимы ненасытной жаждой бесконечности, как ты, как я, как все смертные с бледными и удлиненными лицами. А впрочем, подойди к окну и понаблюдай за этим спектаклем, в нем есть особая утонченность". С тех пор я очень уважаю стремление к смерти. Я, как и псы, чувствую потребность в бесконечности… Но я не могу, не могу удовлетворить эту потребность! Мне сказали, что я — сын мужчины и женщины. Это довольно странно… Я думал, что я нечто большее! С другой стороны, какая разница, откуда я взялся? Если бы это зависело от моей воли, я предпочел бы быть сыном самки-акулы, чей голод — друг бури, и тигра, известного своей жестокостью: тогда я был бы не таким злым."

Жажда бесконечности. Это базовый импульс, ток высокого напряжения, просветляющий и поражающий случайных существ кошмарного мира. Изредка. Как молния. Как мгновенный бритвенный порез. Загадка псов прояснилась. Что-то большее, чем их существо, шевелилось внутри них, обдавая холодом и бросая в бешеный водоворот всеуничтожения. Псы — мысли Шивы, Кровавого, красно-коричневого. Шивы вечного, скрытого, вездеприсутствующего. У Мальдорора была очень хорошая мать. Уступая педагогическому инстинкту, она решила, в конце концов, объяснить ребенку смысл бесконечности и позволила ему наблюдать гомицид и последующий коллективный суицид псов. Она привила ему "уважение к стремлению к смерти" и "потребность в бесконечности". Как-то само собой напрашивается догадка, что эта удивительная женщина чем-то напоминает Кали, супругу Шивы. Ведь, пожалуй, только эта Дама, действительно, страшней живущей трупами потерпевших кораблекрушение акулы.

Далее Лотреамон описывает существование Мальдорора в пещере.

"Иногда, когда моя шея не может больше двигаться в одном и том же направлении и замирает, чтобы вращаться в обратную сторону, я внезапно бросаю взгляд на горизонт, виднеющийся через щели, еще оставшиеся среди веток, плотно покрывших вход в пещеру: я не вижу ничего! Ничего… как будто нет этих полей, танцующих вместе с деревьями и с длинными линиями птиц, рассекающих воздух. Это мутит мою кровь, мой мозг… Кто бьет мне по голове железным прутом, подобно удару молота по наковальне?"

Ничего. Жаждущий бесконечности рано или поздно, но приходит к Ничто, к его вкусу, к его абсолютной, последней стихии. Этих полей и деревьев на самом деле нет. Они давно ушли вместе с разорванными в клочья псами. Псы утащили их с собой, в воронку вечности, вывернув пейзаж наизнанку.

Удар молота не может убить, как не может оживить чистый воздух, полный утреннего озона.

Ничего.

"Rien, cet ecume…". "Ничто, эта пена..."

(Маллярме)

Cтатья написана в 1995 г., впервые опубликована в ж-ле «Элементы» № 5 (Досье «Терроризм»), 1995

Примечания:

1

В последние годы советского режима термином «национал-большевик» характеризовались некоторые консервативные круги КПСС, т. н. «государственники», и в этом смысле слово приобрело несколько уничижительный смысл. Но такие позднесоветские «национал-большевики», во-первых, никогда не соглашались с подобным названием, а во-вторых, никогда не пытались связно изложить свои взгляды в каком-то хотя бы отдаленном приближении к мировоззрению. Конечно, подобные «национал-большевики» определенным образом связаны с линией 20х-30х годов, но эта связь, скорее, основана на инерции и чаще всего рационально не осмыслялась.

12

Венера Победительница

13

Напомним, что отличие положений Венеры и Меркурия на сферах традиционной астрологии и в астрономической реальности связано с тем, что скоростьо вращения Меркурия вокруг солнца выше, чем скорость вращения Венеры, а древние прямо связывали эту скорость вращения с удаленностью от солнца: чем выше скорость, тем ближе планета к земле. В такой «скоростной» перспективе Венера симметрична Марсу, тогда как в астрономии ему симметричен Меркурий. Любопытно, что греки приписывали Гермесу (Меркурию) андрогинные характеристики. Среди всех мужских планет именно Меркурий ближе всех к женскому началу, хотя и остается все же мужским.

Еще один важный момент. Исходя из ассиметрии между скоростью вращения и близостью к солнцу, следует рассмотреть возможность взаимозаменяемости и зодиакальных домов Венеры и Меркурия. И здесь сталкиваемся с крайне интересной перспективой: Близнецы и Дева гораздо более точно соответствуют именно Венере, так как близнечные мифы очень часто относятся именно к Венере, а сама она является Девой в гораздо большей степени, чем женоподобный мужчина Гермес. Нет ли астрологического подтекста и в мифе о Гермафродите, двуполом ребенке от связи Гермеса (Меркурия) и Афродиты (Венеры)?

14

Занятное совпадение — немецкое Doenitz и русское "денница"…

15

Что думать о телеграфном сообщении адмирала Берда "Полюс лежит между нами и нашими противниками"? Какими противниками?