Примечания

Обо всей книге судить пока не можем, но опубликованные в «Иностранной литературе» главы описывают умонастроения «кухонь» очень небольшой части интеллигентской богемы — тех, у кого, как верно пишут авторы, «бездеятельность как протест против глупой деятельности стала абсолютным принципом. Напускной цинизм превратился в настоящий». Так что же честного в представлении этой специфической субкультуры как общего «мира советского человека»?

Л.Аннинский буквально так и сокрушается: «Что делать интеллигенции? Не она разожгла костер — она лишь «сформулировала», дала поджигателям язык, нашла слова». Это, впрочем, типичное оправдание «интеллектуальных авторов» любого преступления.

Очень многие действия в нынешнем мире носят именно ритуальный, а не прагматический, характер. Зачем, например, выгонять Хонеккера из чилийского посольства в Москве прибыл в качестве чрезвычайного посла Чили сам Клодомиро Альмейда, секретарь Социалистической партии Чили? Ведь после свержения Альенде лично Хонеккер устраивал в ГДР чилийских эмигрантов-социалистов и предоставил им исключительные привилегии. Зачем было организовывать этот акт почти религиозного предательства, нарушения всех табу и почти биологического инстинкта благодарности?

В своей статье 1955 года «Об акте убийства себе подобного» Конрад Лоренц писал: «К несчастью, пропагандисты войны всех времен показали, что практическое знание человеческих инстинктов, которым они обладают, гораздо более верно, чем моральные истины, излагаемые самыми тонкими философами. И они знают, что инстинктивный запрет на убийство противника можно снять, говоря людям, что противник не является «подобным им», что он не принадлежит к тому же виду, что и они». Здесь уместно вспомнить утверждения А.Аронова из «Московского комсомольца», что «красно-коричневые» — не люди и даже не звери.

Вот любимый анекдот гуманитарной интеллигенции. Подходит ветеран-инвалид к пивному ларьку (дело было в начале перестройки, и пиво в СССР еще производилось). Спрашивает у ожидающих: какое пиво завезли? А ему в ответ: «Ты, дед, хорошо на фронте воевал?». «Хорошо», — говорит и показывает медали. «Ну и дурак! Если бы похуже воевал, сейчас бы мы баварское пили».

При этом такие «розовые» авторы, как Д.Фурман, обвиняют русских и в том, что они при Сталине утратили чистоту коммунистической идеологии и вернулись к своим архаичным склонностям. В «Иного не дано» он пишет: «Основные носители этих тенденций, очевидно, поднявшаяся из низов часть бюрократии, которая, во-первых, унаследовала многие элементы традиционного крестьянского сознания, во-вторых, хочет не революционных бурь, а своего прочного положения».

Потом они чудом избежали утраты другой огромной ценности, определяющей и способ мышления и общения, и художественное чувство — иероглифического письма. Оккупационные власти США подготовили реформу по переводу японского языка на латинский алфавит («чтобы язык был более демократичным»). Но победы Мао Цзедуна отвлекли — стало не до реформы письменности.

Здесь-то под маской ценностей явно проглядывают интересы. Западник Кантор от туманных слов о мироощущении легко переходит к сути — к предложению освободить нас от «тяжелого гнета» бескрайних полей. Мол, перестаньте держаться за землю, позвольте купить ее у вас при нынешнем хорошем курсе доллара — и вас, глядишь, примут в европейцы. Он так и пишет: «Сегодняшней европеизации, чтобы состояться, надо суметь разрушить это и поныне существующее в России наследие татаро-монгольского владычества — государственное владение землей».

Насчет геогpафической шиpоты, конечно, чушь. Чем шиpота Тамбова «неблагопpиятнее» шиpоты Стокгольма? Но в отношении России с некотоpых поp говоpить любую чушь стало не только позволительно, но даже пpестижно.

Знаменательно, что Бжезинский был учеником Бердяева, а потом внимательно изучал его труды.

«Не случайна связь народа с государством, которое этот народ образует, и с пространством, которое он себе усвояет, с его месторазвитием», — писал евразиец Г.В.Вернадский.

На Западе наблюдательный человек регулярно видит пpимеpы того, как совpеменное общество пpоизводит десакpализацию тpуда и pазpушает важнейшую культуpную ноpму тpадиционного общества. Для кpестьянина везти на пункт уничтожения плоды его тpуда и засеянной им матеpи-земли — кpушение миpа. Но уничтожение плодов тpуда — обычное оpужие в «войне всех пpотив всех». А вот случай, как бы «зеpкальный» — забастовка мусоpщиков. В Мадpиде пpи такой забастовке чеpез тpи дня был паpализован аэpопорт. Телевидение показывало совеpшенно дикие гоpы мусоpа в мpамоpных залах аэpопоpта, будто все пассажиpы вдpуг бpосились жpать, как свиньи. Это тpудно было понять. Дело пpояснилось, когда мне пpишлось поехать в Бильбао с лекциями. От пpекpасного здания Унивеpситета Стpаны басков несло, как от помойки. Там тоже бастовали убоpщики. Вхожу в унивеpситет — ужас! В холлах и коpидоpах кучи мусоpа в pост человека, и чего там только нет. Что же у вас за студенты, спpашиваю. «Пpичем здесь студенты? — отвечают. — Наши мусоpщики бастуют, и по ночам гpузовики с мусоpом из гоpода везут не на свалку, а в унивеpситет, и pазвозят по всем помещениям. Пpофсоюзная солидаpность». Так «пpоизводители чистоты» в боpьбе «пpотив всех» не пpосто уничтожают свой пpодукт, но и пpоизводят его антипод.

Декларация консолидирующей ценности гражданского мира после достижения некоторого критического уровня нестабильности начинает раздражать все стороны в конфликте. Так, односторонее объявление праздника одной конфликтующей стороны (7 ноября) «Днем согласия» воспринимается значительной частью оппозиции как издевательство (подобно тому, как христиане восприняли бы издевательством указ о переименовании в День согласия Страстной Пятницы Пасхальной недели).

Вот, 13 ноября 1996 г. по каналу ОРТ прошел фильм «Золото партии», сделанный по классической схеме американского боевика: три честных паpня пытаются предотвратить вывоз золота группой партократов КПСС. В художественном, как и политическом смысле примитивно, но есть и скрытая мина. Положительные герои без тени сомнения наваливают горы трупов военнослужащих армии своей страны! Солдат срочной службы в национальной военной форме. В финале золото грузят в самолет, на борт поднимается экипаж военных летчиков (не имеющий к золоту никакого отношения и, скорее всего, ничего не знающий о содержимом ящиков), но герои успевают заложить мину, и самолет взрывается прямо над аэродромом. Известно, что национальная военная форма является одним из самых сильных символов, воплощающих патриотические ценности. Главный смысл фильма — снятие, разрушение этого символа.

Оглавление