В чем зерно патриотизма

Сегодня русские переживают загадочный приступ самоотречения. Подобно Смуте начала XVII века, когда горстку поляков пустили владеть Русью и грабить ее, когда воеводы наперебой торопились изменить присяге, а казаки громили русские гарнизоны. Читаешь разных историков, и трудно понять — что за помрачение? Чем могли соблазнить людей воры и самозванцы?

Опять, как и в той смуте, вектор самоотречения — Запад. «Земля наша богата, придите и владейте». Россия как бы заманивает Запад и испытывает — и все получается как-то по-свински. Поляков пришлось вышвырнуть. Наполеон со своими свободами уже стал противен, когда из тщеславия отбил нос сфинксу и тысячами расстреливал пленных в Сирии. Несмотря на все симпатии к Франции, этого гения, гренадеры которого сразу полезли сдирать иконы, вышибли из России даже с какой-то брезгливостью, коленом под зад. Против Гитлера все собрались в кулак, а уж как немецкие психологи и социологи были уверены в успехе: крестьянство замордовано коллективизацией, репрессии настроили народ против Сталина, нации мечтают вырваться из-под ига СССР. Все предусмотрели — и во всем ошиблись.

Что же мы видим сегодня? Без крика и выстрелов, обнимаясь с русскими генералами, приходят потомки гауляйтеров, и им на блюдечке подносят заводы и морские пароходства, прииски и нефтепроводы. Запад до сих пор не может понять, что происходит, и даже боится брать эти подношения — в истории такого не бывало. А русские юноши щеголяют в майках с надписью CIA, т.е. ЦРУ. Даже в США не найти парня, который нацепил бы такую майку, а в Европе это вообще исключено, репутация этого ведомства шпионов и убийц везде черна. Это — майка, выпущенная для русских, они жаждут падения предельного. Они просят не просто колонизовать их, но еще и унизить, потоптать. И ведь уже при первых поездках Горбачева Запад предупреждал древней чеканной формулой: «Рим предателям не платит!». А нам и не надо, мы бескорыстно, мы еще сами приплатим.

Над этим нашим свойством много думал Достоевский. Он предполагал, что за этим желанием испить чашу унижения стоит страсть к самоочищению. Ведь раньше Россия выходила из таких кризисов духовно окрепшей, переплавленной, и совершала новый взлет. Но каждый раз это — смертельный риск. Так Святогор соблазнился, улегся для пробы в гроб — и крышка приросла. Не помог и Илья-Муромец.

Сегодня соблазн антипатриотизма укрепляют «культурными» средствами. Суть всей антисоветской кампании, если ее поскрести, была антироссийской («антиимперской»). Ненависть к Сталину питалась не ГУЛАГом, а тем, что при нем возродилась и окрепла держава, империя — стала не по зубам Западу «извне». Сталина и даже Суворова с Кутузовым быстро проскочили, и главным объектом атаки стали две «фатальные ошибки», которые и предопределили сущность России: принятие христианства от Византии, а не с Запада, и решение Александра Невского — дать бой тевтонам. Сколько скрежета зубовного вызывают у наших западников эти два события, задавшие России ее путь как державы-Евразии.

Сегодня, впрочем, этот скрежет меньше выплескивается в массовую печать, идеологи предпочитают пошуметь о величии России, но как будто нарочно шутовски, неуклюже. Под крики «Долой империю!» вытащили имперского орла — уместен ли он именно сегодня? Зачем эти издевательские возгласы: «Россия обречена быть великой державой»? Кто их выкрикивает? Тот, кто передает иностранцам контрольные пакеты акций нашей авиационной промышленности, построенной буквально на костях наших отцов. Кажется, молчали бы, никого уж не обмануть. Давайте и разберемся, без обмана и без гнева.

На днях на ТВ была беседа о патриотизме с молодежью. За всех говорил один парень, мысль простая и ясная: «Я бы любил Родину, если бы и она любила меня». А в чем же он видит ее любовь? Не в том, что она дала ему простор, дала язык и предание, Пушкина и Гагарина, что старуха на улице называет его «сынок». Нет, он хочет верного, рыночного обмена: «я — тебе, ты — мне». И Родина ему недоплатила — машин не было в свободной продаже, и он не успел купить, а теперь тем более не купишь, цены кусаются. Так что Родину ему любить не за что. При этом щека у него нервно дергалась, и в глазах была тоска. Думаю, все нутро его бунтует против теории, которую он слепил в своем демократическом уме.

Что же так щемит сердце? Почему так страдают старики? Хотят ли молодые проникнуть в это страдание, услышать его через рок-музыку? Да, многие хотят. К ним и обращаюсь. А многим это страдание не только непонятно, но даже и противно. Что ж, насильно мил не будешь. Любовь к Родине — таинство, как и всякая любовь. Рассудку не подвластна. По рассудку с Родиной можно торговать: я тебе лояльность и налоги, ты мне комфорт и кусочек твоей силы. И на этих началах можно ужиться. Это — патриотизм рассудка, патриотизм выгоды. Но это — о другом. Мы здесь говорим о чувстве.

Но о чувстве Родины в целом можно сказать в стихах или в песне. А мы попробуем разобраться в прозе, из чего это чувство складывается. Понять, какие удары это чувство разрушают, против чего мы должны защищать его. Ведь и самое сильное и глубокое чувство можно разрушить — сколько любящих семей разбили умелые клеветники! Давайте вспомним, как возникла Россия и ее ядро, ее держатель — русский народ. Верность этому главному и есть патриотизм сердца. Смените это главное, и даже если останутся прежние названия, это будет уже не Россия, и моя душевная связь с этим чем-то новым утратится. Мне станет все равно, где жить (да и жить ли вообще).

Конечно, этот корень, это главное — есть бессознательное, «невыражаемое». Анализ его — некоторое насилие, «мысль изреченная есть ложь». Но осторожно можно приблизиться, даже и в прозе.

Народ возникает и изменяется в связи с родной землей. Род накладывается на род, передает потомкам это чувство земли — вот и народ. Русские сложились от соединения племен, живших в трех разных цивилизациях: лесной, земледельческой и степной. Каждая — со своим чувством Космоса. Пожалуй, это единственный случай на земле, это и дало нам удивительную гибкость, способность к единению с самой суровой природой. А став народом, русские эту гибкость и многообразие наращивали: вышли к морям, к Тихому океану, освоили Север, горы и пустыню, шагнули в Космос — больше и не надо было, «Африка мне не нужна». Эта земля и выковала современный русский народ, дала ему вселенское чувство. И когда нас сегодня обкарнывают, то режут по живому, и дело не в экономике, не в гектарах пашни и удобных портах. Бьют по нашему чувству пространства и времени. Когда ты сразу за Смоленском упираешься в границу, организм содрогается.

Но есть и такие, кому хотелось бы жить в маленьком, уютном, «нормальном» государстве, родиться бы в Люксембурге. Не повезло, сочувствую. Но попытайтесь всех нас сделать такими — это и будет пресечение корня народа. А ведь уже целые теории готовы: пространства нас давят, земля сделала нас рабами, державниками, какой уж тут рынок. Одно время даже Сахаров уговаривал: разделить бы СССР на 40-50 «нормальных» государств. И в этих теориях не столько корысть (хотя и она есть), сколько желание изменить наш «неправильный» народ. За приватизацией и продажей земли — идея переделки человеческого материала. Продадим, деньги проедим — и выкинем из головы само понятие «пядь родной земли».

На огромных просторах соединились народы со сходным чувством земли. Они соединились на совсем иных началах, чем Запад с аборигенами при его вторжении в Америку, Африку и Австралию. Здесь не возникло «этнического тигля», переплавляющего всех в одну новую нацию, как в США. Здесь не было ассимиляции, растворения, как случилось со славянами в Германии. Не было и апартеида, как в Африке. И уж, конечно, не было этнической чистки, которую англо-саксы устроили в Америке и Австралии. Возник совсем особый тип сосуществования — семья народов («симфония»). Русские показали, что человечество в принципе может жить, как семья — не превращая малые народы в колонии или «третий мир».

Первыми в зоне контакта появлялись казаки. Но посмотрите, какое отличие от западного человека. Тот, где бы ни был, формирует вокруг себя маленький кусочек Запада. И в Бирме, и в Родезии он в том же пробковом шлеме и шортах, с тем же стаканом виски. Я на Кубе как-то ночевал в поместье сахарозаводчика из США. Роскошный тропический парк, а в комнатах закопченные камины. Хозяева поставили мощные кондиционеры, опускали температуру в комнатах до 15 градусов, топили камины и сидели, завернувшись в плед. А для казака высшая доблесть — овладеть образом жизни и искусством местных племен. На Тереке он джигитует как чеченец, в Сибири бьет белку дробинкой в глаз. Мой дед из Семиречья гордился, что киргизы его уважали как знатока лошадей. А уж как он их уважал.

В семье народов русские были именно старшим братом, как ни высмеивали это понятие в перестройку. И, хотя чего не бывает в семье, это и привлекало народы под руку Москвы, порой тяжелую. При старшем брате и в мыслях не было у армян и азербайджанцев резать друг друга, а у бандитов в Фергане сжигать живьем турок. Это чувство державы и создало русский народ, как мы его сегодня знаем. Ведь исторически совсем недавно, почти вчера, литовцев было больше, чем русских. И не только умножились русские, но и собрали огромную силу, знания и искусство множества народов. Овладели всей империей Чингис-хана — и это было почти природным, а не политическим процессом. С радостью шли служить России и грузинский род Багратиона, и татары Кутузовы и Шереметьевы, и множество немцев (и какой-то Кара-Мурза — уже при дворе Ивана Грозного мелькает эта фамилия).

Да, сегодня нас «отстранили» и велят вытравить имперское сознание. Развалом СССР никак нельзя ограничиться, Россия все еще огромная империя. И шепчут нам в другое ухо, уже «патриоты»: сбросим бремя старшего брата, станем националистами. Это — отказ от державности. Тоже пресечение корня России, хотя и обещает свои удобства. Но ничего общего с российским патриотизмом. Это — стягивание России обратно в Московское княжество. Безусловный патриот философ К.Леонтьев объяснял: «Кто радикал отъявленный, то есть разрушитель, тот пусть любит чистую племенную национальную идею; ибо она есть лишь частное видоизменение космополитической, разрушительной идеи».

Русский народ, как и любой другой, соединен языком. В словах, оборотах, ритме и тоне речи скрыты древние смыслы и коды, наши культурные гены, которые даются нам с колыбели. Мы уже умом и не улавливаем этих смыслов, а душу трогает, и со словами на родном языке мы передаем друг другу «невыражаемое». Попробуйте перевести на западные языки «у меня есть собака» — получится «я имею собаку». Но ведь это не одно и то же. Там — категория собственности, у нас — категория совместного бытия. Вот и сердится А.Н.Яковлев, что «на Руси никогда не было частной собственности». Но что же тут поделаешь! А слово «успех». В западных языках оно означает выход, уход из общины, а у нас — приход вовремя к тем, кто тебя ждет. А слово «держава». Разве наше государство, которое держит, поддерживает, можно просто назвать западным эквивалентом «мощь»? Говоря на русском языке, мы и «думаем по-русски».

Понятно, что те, кто мечтает сломать державность России, в первую очередь бьют по языку. Тут уж дело каждого патриота — умело защищаться и помогать товарищам, а тем более детям.

Удар по языку готовился «модернизаторами» с конца прошлого века. Они и сломали Россию в феврале 1917 г., и ее взялись восстановить, по-разному, белые и красные; вновь собрать удалось под красным флагом — и возрождать язык, дав в каждый дом Пушкина и Гоголя, русские сказки. За советское время весь народ приучился читать, в каждом доме появились книги — такого нет на Западе. А ведь в конце прошлого века либералы сумели исключить Пушкина из «Курса русской словесности». Один такой деятель, С.С.Юшкевич писал: «Мы должны испортить русский язык, преодолеть Пушкина, объявить мертвым русский быт». Эта программа сегодня впервые выполняется в полной мере. Послушайте новых дикторов радио и ТВ — они имитируют ритм и тональность английского языка, не говоря уж о широком включении жаргона и иностранных слов, всяких «тинейджеров» и «ваучеров». А снятие цензуры на нецензурщину — это не безобидная вольность. Слово в русском сознании было освящено, был строгий этикет, соответствие слова месту и времени. Нарушение запретов, табу — это разрушение святости языка.

Можем сказать, что проблема сохранения или утраты России прямо замыкается на Пушкине (а уж за ним на русской литературе). Выдающийся философ и патриот В.Розанов писал: «Вообразите время, когда Пушкин станет до того неинтересным, что его забудут. «Не интересно. Не влечет». Не правда ли, если бы это произошло с Пушкиным, мы прокляли бы эпоху, прокляли бы тех русских, которым Пушкин сделался окончательно и совершенно ненужным! В сердце своем мы полагаем, что Пушкин есть мера русского ума и души; мы не Пушкина измеряем русским сердцем, а русское сердце измеряем Пушкиным; и Россия, отряхнувшая от своих ног Пушкина, — просто для нас не Россия, не отечество, не «своя страна».

Кажется, это немыслимо, как мы можем забыть «Капитанскую дочку», Золотую рыбку, «Я встретил Вас». Но многое, еще вчера бывшее немыслимым, происходит на наших глазах. Окиньте взглядом наше ТВ — там господствует Хазанов, а рядом с ним Пушкину и дышать нечем.

Конечно, и за Пушкиным, и за всей русской литературой стоят те смутные и многомерные понятия о Добре и зле, те символы и образы, на которых держится российская цивилизация. Они иные, чем на Западе и на Востоке. Иные — не значит лучше или хуже. Но лишь в этих понятиях и с этими символами мы и остаемся самими собой. Они меняются, развиваются, но есть в них и что-то устойчивое, от чего отказаться — значит рассыпаться как народу, стать «новыми русскими». А значит, просто другим, «новым» народом (да и народом ли?). Вот это ядро и должен охранять патриот, даже в отступлении, даже многим жертвуя. Найти ту грань, за которую нельзя отступать — дело сердца и ума. В самые тяжелые кризисы русские умели эту грань нащупать.

Есть ли какие-то приемы защиты, какое-то искусство обороны этого сокровенного ядра? Есть, но мы о них раньше не думали, а сейчас приходится осваивать под ударами, на своих ошибках и утратах. Важно учиться, набираться опыта. Смотреть, по каким символам и образам бьют — и задумываться, к чему бы это. Что за этим стоит и что ломают. Какой круговой порукой соучастия при этом вяжут. И восстанавливать историческую память — без нее о патриотизме и речи нет. Ее как раз постарались отключить в первую очередь, и поразительно, как это удалось. Даже вчерашний день забываем.

Все ужасаются войне в Чечне — и выбирают Старовойтову, которая помогала устанавливать режим Дудаева. Выбирают Гдляна, даже не вспоминая, на чем он сделал политическую карьеру. Ведь он шумно обвинил руководство стpаны в связях с мафией. Документы, мол, у него в надежном месте. Но никто не спросит: товарищ Тельман Гдлян, покажите хоть сейчас эти бумаги. Неужели до сих пор Лигачева боится? Нет, просто все уже забыли.

Тот, кто имеет чувство истории, не поверит бездумно черным мифам о своей стране. Не поверит нелепым сказкам о рабской психологии своих предков — а ведь все уши нам прожужжали. Человек с исторической памятью все взвесит на верных весах, измерит мерой, соответственной времени и обстановке. Вот, засело в голове, что Россия при Иване Грозном была кровавой тиранией, не то что либеральный Запад. А ведь за долгое правление Грозного казнили от трех до четырех тысяч человек. Конечно, каждой капли кpови жаль, потому и проклинали его ежегодно в церквях, и сам он каялся, как «пес шелудивый». А в те же времена в Париже за одну только Варфоломеевскую ночь казнили до двенадцати тысяч человек — и ничего. В маленькой Голландии казнили сто тысяч человек, а по всей Европе сожгли около миллиона «ведьм». Но нам вбили в голову, что Запад гуманен, а Россия жестока.

Надо нам покопаться в себе и понять, почему нам хочется верить в эти черные мифы? Почему нам отказывает элементарная логика? Вот фильм о декабристах. Их вешают, да неудачно, веревка рвется. И говорит герой: «Бедная Россия, вешать — и то не умеют». Но ведь это нелепо! Почему же страна, где не умеют вешать, достойна жалости? Разве не наоборот? В те же годы в Англии вешали даже детей, если они в лавке украли что-то на сумму более 5 фунтов — можно ли представить такое в России? Конечно, там палачи поднаторели. И за это уважать?

Сегодня патриотическому чувству нанесен удар. Еще бы, Россия в грязи. Везде нищие, на науку тратим намного меньше Турции. Ходим с протянутой рукой за кредитами, а бравые десантники — под командой НАТО. Им прикажут — и они будут стрелять в сербов. Многие гордые юноши отшатнутся в такое время — и толково это объяснят. Бог с ними. А другим напомню горькие слова В.Розанова: «Счастливую и великую родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба, мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно, именно когда наша «мать» пьяна, лжет и вся запуталась в грехе, — мы и не должны отходить от нее… Но и это еще не последнее: когда она наконец умрет и, обглоданная евреями, будет являть одни кости — тот будет «русский», кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого. Так да будет…».

Не надо ужасаться этим словам. Розанов не был антисемитом, но он пpедупpеждал pусских суpово и даже жестоко: не будем лежебоками — никто нас не обглодает. Будет Россия прирастать трудами всех ее народов, включая евреев. А утратим державу — и глодать ее будут все, кому не лень.

1996

Оглавление