Люди из подполья

Одна из темных сторон перестройки — внезапное и видимыми причинами не объяснимое превращение дюжины заурядных личностей, из разряда заштатных кандидатов наук, в людей, вершащих судьбы всей страны. Какая рука подняла и облекла властью этих не обладающих выдающимися способностями доцентов? Один, едва ворочая языком, стал главным толкователем права и законности. Другой с серьезным видом выдвигает безумные экономические программы и претендует на корону президента. Иногда кто-то из них исчезает, бродит, как Станкевич, по Парижу в дамской шубе. Потом вдруг вновь всплывает, на еще более умопомрачительном посту.

Наиболее зловещим и демонстративным был взлет Анатолия Чубайса. Он скромно кончил скромный вуз, где и остался ассистентом, а потом доцентом. Никакого Гарварда, никакого знакомства с «мировой цивилизацией» не было даже в теории. Диссертация — о совершенствовании планирования в отраслевом НИИ (так называемый НОТ).

Покровителем тематики «НОТ в отраслевом НИИ» был Г.Х.Попов. Обычно это была халтура с поразительно убогим уровнем исполнения. Но в 70-80-е годы любая критика этих книг и диссертаций молниеносно влекла за собой окрик, а то и крупные неприятности со стороны нашей партократии. Мне пару раз пришлось даже писать объяснительные записки в высокие инстанции из-за этой критики.

Сам я диссертации Чубайса не читал, может, она умнее трудов Г.Попова. Одно ясно: ни образование, ни научная работа доцента А.Чубайса не имели никакого отношения к проблемам собственности и никакой «компетентности» ему как распорядителю имущества России не дали. Фактором его карьеры, как, например, образование и профессиональный опыт у Наполеона, они быть не могли.

Был, говорят, у этого активиста опыт рыночника: вдохновленный перестройкой, он разводил цветы и торговал ими на углу. Но ведь из тысяч таких «бизнесменов» выбрали почему-то именно его. В ноябре 1991 г. «волна революции» поднимает скромного доцента с должности рядового чиновника мэрии Собчака на пост председателя Госкомимущества, а затем, по совместительству, вице-премьера России. Причем такими полномочиями вершить судьбы народного хозяйства нашей страны до этого не обладал никто — ни император, ни Сталин.

Может быть, у нас была разрушена номенклатурная система с ее занудливым, через сито, отбором кадров? Открылись, мол, все пути для демократического выдвижения молодых талантов. На это выдвиженец помельче, Шахрай, ответил бы своим говорком: «Не смешите меня». От того, что генсек и его братия стали антикоммунистами, номенклатурная система нисколько не изменилась. Кое-какая свобода выбора профессии открылась — в бомжи да в челноки, но не в вице-премьеры и не во владельцы «Уралмаша» или банка «Логоваз».

Объяснение может быть одно. Кто-то сильный, кому подчинились наши бывшие генсеки и секретари обкомов, вызвал их (неважно куда — на Мальту, в Париж или в Марьину Рощу) и сказал: «Тут у меня списочек. Этих ребят возьмете и проведете на указанные посты. Сделаете, как сказано — будете целы и невредимы, и при дележке вас не обидят». Так же, как сегодня авторитеты преступного мира сажают своих «ребят» в советы директоров крупнейших фирм нашего бывшего народного хозяйства.

В истории есть, пожалуй, лишь одна аналогия подобного появления фигуры, по полномочиям сравнимой с Чубайсом. Это Троцкий. Помните, сколько мы ни долбили историю КПСС, от детского сада до пенсии, она тщательно обходила этот вопиющий вопрос: откуда взялся этот неведомый Бронштейн со своим гордым псевдонимом? Единственное, что можно почерпнуть у Ленина, это что Троцкий иудушка и что у него нет краски стыда. Но разве этого достаточно, чтобы приехать с бригадой «ребят» на пароходе из Америки буквально накануне Октября, вступить в партию большевиков без всякого кандидатского стажа и тут же стать вторым по своим полномочиям вождем мирового пролетариата, явно претендуя на первое место?

Судя по косвенным данным, так было с большевиками: «кто-то» поставил им ультиматум: «Или вы принимаете наших ребят во главе с Троцким и отдаете им указанные посты, а они помогут вам и сделают самую грязную работу, или мировую революцию будут делать другие, без вас». Сколько крови стоило России смыть этих «ребят», и вот — снова, хоть и под иным знаменем. И ведь другой такой промашки, какая вышла со Сталиным, этот «кто-то», скорее всего, не допустит.

Я не хочу сказать, что Чубайс по многим своим качествам, хотя бы и злодейским, подобен Троцкому. Урия Гипп не чета Мефистофелю, но тоски и страдания людям он может принести вдоволь, особенно если дорвется до власти. Что роднит Чубайса с Троцким метафизически — это холодная, прокаленная ненависть к тому существенному в России, что оба они считали признаком «уродства». Неважно, что набор таких признаков у этих двух «модернизаторов» внешне различен (а по глубинной сути он схож). Главное, что оба считают себя вправе и даже призванными «исправлять» Россию, как угодно ее при этом искалечив. А если не исправится — то и убить во имя мировой цивилизации. Опять же неважно, идет ли речь о цивилизации победившего пролетариата или победившего буржуа. Важна ненависть к «уроду».

Но кое в чем Чубайс превзошел Троцкого и стал уникальным явлением. Впервые мы видим политика, который демонстративно улыбается и выражает свою радость, говоря о вещах, вызывающих боль и страдание у огромной массы, если не большинства, населения. Это не просто жестокость, но и глумление. С какой радостью он говорил, что выборы Ельцина «забили последний гвоздь в крышку гроба российского коммунизма». Он, член КПСС до августа 1991 года (не выходил, потому что не получил команды?), рад не судьбе коммунизма, а тому, что уничтожено нечто российское. То, что на целый век увлекло Россию, помогло ей возродиться после маразма Керенского, сплотило людей на индустриализацию и на Отечественную войну. Он знает, что и сегодня коммунизму явно привержена половина наших граждан, а если копнуть глубже идеологии, то и гораздо больше — и издевается над этими глубинными чувствами. Так Троцкий радовался уничтожению казачества — и проклинал Сталина за то, что тот «совершил контрреволюцию», возродил и казачество, и офицерство, и семейные устои.

Ну, пусть гибели коммунизма по наивности многие еще рады. Вот вещь нейтральная и абсолютная — отечественная металлургия. Перед выборами 1993 г. встретились в прямом эфире ТВ Зюганов и Чубайс. Зюганов сказал вещь, которая ему казалась очевидной: в России погашена половина доменных печей, больше, чем в войну — какое горе! Ответ Чубайса до сих пор потрясает: «Погашена половина домен? Вот и прекрасно. Я очень рад. Их все надо погасить — вон, Япония вообще без доменных печей обходится». Конечно, доцент строил из себя дурачка. Даже человек, никогда не слыхавший о НОТ и не торговавший цветами, поймет — уничтожив то единственное, что у тебя есть, ты современных металлургических заводов не получишь, даже наоборот. Это все равно, что сжечь зимой свой дом только оттого, что у соседа за холмом дом красивее. Но главное не это, а именно та радость, которая сияла на лице Чубайса, когда он говорил о разрушении, о том, что для большинства русских, независимо от политики — несчастье.

Разрушение промышленности, которому радуется Чубайс, имеет не только экономический, но и духовный смысл. Индустриализация была подвигом народа. Заводы и домны построили буквально на костях целого поколения, и эти заводы в коллективной памяти стали обладать святостью. Не у всех есть это чувство, но, думаю, у большинства русских людей есть. Разрушение нашей промышленности, да еще с издевательскими комментариями — акт религиозной войны против России. Чубайс с его радостью по поводу угасших домен мне очень напомнил тех, кто взрывал Храм Христа-Спасителя. Некоторые даже считают, что Чубайс — один из еврейских радикалов, которые испытывают ревность и вражду к «туземной» культуре. Но если так, то почему же от него не отмежуется то большинство евреев, которые вовсе не рады разрушению России?

Чубайса привезли в Москву делать самую грязную работу реформы — проводить экпроприацию и дележку национального достояния России («приватизацию»). Гайдар, причмокивая, делал более мокрое, но и более простое дело — вытряхивал карманы граждан и разрушал финансовую систему (устраивал «кризис неплатежей»). Когда Чубайс получил первые указания от «чикагских мальчиков», были уже подведены первые итоги шоковой терапии в Польше, и специалисты знали: приватизация в странах СЭВ имеет сугубо политическую цель — подорвать базис социального порядка. За это приходится платить разрушением всей хозяйственной ткани и долговременным катастрофическим спадом производства и обеднением людей.

С Россией положение было особое. Ее «не приняли» в Европу, и здесь приватизация планировалась просто как уничтожение хозяйства. Показательно, как ужесточались эти планы и как приходилось менять исполнителей, пока не нашли Чубайса. Летом 1991 г. были приняты законы СССР и РСФСР о приватизации. Уже эти законы означали дележ основной массы заводов между номенклатурой и преступным миром — об этом предупреждал ряд экспертов.

Но положения, допускающие это разграбление, были хотя бы стыдливо замаскированы. После августа 1991 г. было решено поторопиться и провести разрушение хозяйства не церемонясь, ударным способом. «Стыдливых» отодвинули и привезли Чубайса. Он отбросил всякие приличия и организовал открытую передачу почти всей промышленности России теневым и номенклатурным группировкам, в принципы дележа между которыми общество не было посвящено. Образовался совершенно уродливый, небывалый в мире социальный порядок, нацеленный исключительно на разграбление национального достояния. Режим, одну из важнейших ролей в котором играет Чубайс, несет ответственность уже за то, что даже из всех возможных разновидностей капитализма была выбрана самая хищническая и античеловечная.

В парламенте Чубайс поставил рекорд цинизма. Когда ему сказали, что указ о раздаче ваучеров противоречит Конституции и Закону о приватизации, и что закон имеет верховенство над указом президента, он спокойно ответил: уже принято около трех десятков указов президента, противоречащих тому или иному закону — чего же вы именно к этому указу прицепились! Логика пойманного вора: не трогайте меня, другие тоже воруют. А ведь это был, пожалуй, самый важный указ Ельцина, и воровство ни с каким другим не сопоставимое.

Да не в праве и дело, важнее суть. Вот слова Чубайса: «Не является ли обманом населения тот факт, что определенные группы скупят у людей чеки?.. Но если у людей скупят, то это значит, что люди продадут. Это означает, что мы даем им реальную возможность, не на уровне лозунгов и призывов, а на уровне нормальных экономических отношений, получить реальный, живой дополнительный доход, который для многих сегодня является вопросом жизни и смерти. Давайте дадим людям возможность такой доход получить».

Закон о приватизации, хотя и грабительский, предписывал введение именных приватизационных счетов, которые должны были индексироваться в соответствии с инфляцией и не могли продаваться. Раздача безличных ваучеров означала, что следующим шагом будет организация голода. Доведенные до обнищания люди были вынуждены продавать свои чеки спекулянтам. Так в 1920 г. продавали рояль за мешочек проса и драгоценную картину за полбуханки. Технологию организации голода и с его помощью ограбления народа Гайдар с Чубайсом применили четко.

Чубайс говорил о «перераспределении дохода в пользу неимущих». Ложь. Речь шла о перераспределении не дохода, а собственности на средства производства — при искусственно взвинченных ценах на продукты. Обедневших людей вынудили отдать собственность, которая до этого приносила им постоянный и немалый доход. Достигли этого с помощью обмана и насилия. При этом во всех публичных выступлениях Гайдар и Чубайс проявляли такую демонстративную жестокость по отношению к простому человеку, что даже такой матерый перестройщик как Г.Арбатов посчитал нужным отмежеваться: «Меня поражает безжалостность этой группы экономистов из правительства, даже жестокость, которой они бравируют, а иногда и кокетничают, выдавая ее за решительность, а может быть, пытаясь понравиться МВФ».

Каждое появление Чубайса на телеэкране — сильное зрелище. Весь свой образ он построил на лжи, но лжи наглой, ухмыляющейся. «Ценность ваучера — две «волги»!» — это когда ваучеры уже продавались за две бутылки водки. «Президент совершенно здоров», — когда по другому каналу врачи сообщают об инфаркте. «Никаких долларов мои помощники в картонном ящике не выносили», — когда Черномырдин задним числом срочно оформляет разрешение на вынос денег.

Он блефует и лжет, он уверен в себе, но в его браваде нет радости от победы, от сделанного дела. Похоже, он понимает, какое темное дело подрядился сделать. В его улыбке страх и, загодя, угроза отомстить каждому, кто встанет у него на пути. Сжечь танковыми залпами архив комиссии Руцкого, который приоткрыл тайны приватизации. Организовать гонения на следователей прокуратуры, «накрывших» его помощников с долларами. Устроить показательные, на весь мир, измывательства над схваченным 4 октября депутатом Челноковым — он в Верховном Совете, не в силах совладать с эмоциями, бросил к ногам Чубайса кипу бумаг (все ахнули тогда: «Ваучеры! Ваучеры!»).

Челноков — демократ, наивный антикоммунист, просто возмутился наглостью, с которой грабилось достояние России и уничтожалась промышленность. За это его, вытащив 4 октября 1993 г. из разгромленного здания Дома Советов, гоняли, как зайца, под автоматными очередями — пожилого человека, профессора. Подонок с ТВ, комментируя этот позор России, шутил: «Не нравится депутату Челнокову свист пуль над головой. Ишь, как побежал». А за этим я видел улыбку Чубайса, с которой он глядел тогда, в Верховном Совете, на Челнокова.

Чубайс — истинное дитя революции, которая запомнится в истории как Великая криминальная. Он, как и Троцкий, из тех детей, которых революции не пожирают. Для них находятся виллы за границей. Криминальная революция пожирает людей непричастных. И этого зверя нельзя накормить. Его можно лишь одолеть всем миром.

1996

Оглавление