Заключение

В заключение мы чуть-чуть коснемся главного — не экономической, а экзистенциальной проблемы, которую вскрыла катастрофа Советского Союза и неолиберальная волна в целом. Здесь — суть того столкновения глобализации и развития, которое предчувствуется во всех народах и культурах.

Мы говорили о том, что неолиберальная экономическая и социальная философия в своем механицизме оказалась нечувствительна к тем рискам и опасностям, которые таят в себе освобожденные рыночные силы при современной технологии. Сформированное неолиберализмом мышление стало инструментом разрушения драгоценных и хрупких структур жизнеустройства народов, их культуры, их проектов и непонятых еще находок. Это мышление стало инструментом разрушения великих ценностей самого Запада — идеалов и рациональности Просвещения.

Больной вопрос, от которого мы все долго старались уйти, заключается в том, что неолиберальная волна не смогла бы вызвать этих разрушений, если бы ее философией не прониклась левая мысль Запада. Правые не смогли бы начать в Европе демонтаж социального государства, если бы их доктрину не приняли социал-демократы. Горбачев не смог бы начать демонтаж советского государства и его социальной системы, если бы верхушка КПСС, нарядившись в тогу еврокоммунизма, не перешла без всяких философских затруднений на позиции неолиберализма в самой жесткой его версии.

В 1994 г. на конгрессе европейских интеллектуальных левых сил в Мадриде, созванном испанским Фондом марксистских исследований, видный марксист из Барселоны начал свою речь такими словами: «Товарищи! Наконец-то Советский Союз мёртв, и надежно мёртв!».

Это было знаком большой беды — этими словами давалась лицензия и на бомбёжки Югославии, и на кровавые акции в Нью-Йорке, и на издевательства в тюрьме Абу-Грейв и Гуантанамо. На все то, что стало символами Нового порядка. Речь идет о большом сдвиге в культуре Запада. Философ новых левых Андре Глюксманн в ельцинской Москве признался, что «теперь он не подписал бы воззвание против войны во Вьетнаме». Что нового ему сказал Горбачев о Вьетнаме и о напалме?

На исходе перестройки был момент интенсивных контактов советских ученых с западными коллегами, напряженных взволнованных бесед. Поражал такой факт: коммунисты и социал-демократы спорили о том, что на фоне грядущей катастрофы уже имело ничтожное значение — об антисталинских мифах Солженицына и либеральных утопиях Сахарова, об ослаблении социальных гарантий трудящимся Европы после падения СССР. О сути происходящего говорили, причем в одних и тех же выражениях, старики-консерваторы, даже из правых, из противников большевизма. Они говорили: «Если падет Советский Союз, то Запад оскотинится». У них болела душа за Запад, но они видели Запад в контексте человечества и понимали в этом контексте роль советского проекта.

Так и произошло, во многом потому, что из философии левых выпал этот системный контекст. Они равнодушно или даже с радостью смотрели на то, как пресекается советский проект — один из больших проектов создания развитого солидарного общества с опорой на самобытные культуры народов. Они легко перешли на сторону победителя. Те в СССР, кто осознал гибельность проекта Горбачева-Ельцина, не смогли собраться с силами — не было у них ни теории, ни средств, ни организации. За это и расплачивается сейчас советский народ. На них вина, но даже в интеллектуальном плане они не получили никакой поддержки у западных левых. В газетах оппозиции в России за пятнадцать лет не появилось ни одной статьи западных левых мыслителей.

Где-нибудь в захолустной испанской деревне или рыбацком поселке крестьяне и рыбаки встречали в 90-е годы советского человека, как брата. Как соратника, который терпит поражение. Эти люди, не читавшие Маркузе и Глюксманна, страдали от того, что происходит в России, они мыслили в категориях бытия. А в Мадриде марксисты из всей Европы мстительно радовались, как избалованные дети. Русские их обманули — подарили красивую игрушку, а она лопнула. Пусть теперь поплачут.

В момент катастрофы СССР в интеллектуальной среде коммунистов Запада продолжали спорить о кремлевских интригах, о том, что сказал Сталин или Хрущев, но им было совершенно не интересно, что такое колхоз или советская школа, каким образом шахтер Алексей Стаханов в 1934 г. выполнил 14 норм добычи угля, и почему ракету Гагарина в Западной Европе смогли построить в ухудшенном варианте “Ариан” только через 30 лет общих усилий, истратив в сотню раз больше денег.

Они не видели, что рушится не только жизнеустройство русских, рушится вся оборона Просвещения и здравого смысла — на арену вырывается, как носорог, агрессивный и злобный постмодерн, раненный народными революциями XX века. Этот постмодерн — в кошмаре двойных стандартов, когда США уничтожают 30 тысяч мирных жителей, чтобы отдать под суд «кровавого зверя Саддама», обвиняемого в гибели 82 человек. Этот постмодерн — в издевательстве над здравым смыслом, в глобальном спектакле, в котором США создают движение «Талибан» и Бен Ладена, а потом бомбят деревни Афганистана, чтобы уничтожить талибов и Бен Ладена.

И скотское состояние этого постмодерна выражается прежде всего в том, что он наскрёб в темной части подсознания Запада. Макс Вебер в своей пророческой книге “Протестантская этика и дух капитализма” выразил кредо этого темного подсознания пословицей колонистов-пуритан США: “Из людей добывают деньги, как из скота сало”. Под этим лозунгом и начинает топтать Землю носорог глобализации.

Человечество выживет на Земле лишь придя к солидарности, а не через угнетение и грабеж. Выживет не на пути ассимиляции народов и их разделения на две расы — кочевников-господ и привязанному к шахтам и дымных фабрикам пролетариату, а через интеграцию и сотрудничество цивилизаций и культур.

Путь к этому лежит через противление злу. Но человечество выросло, и История дает нам шанс обойтись на этом пути без повивальной бабки — насилия. Шанс не слишком большой, но достаточный для большого проекта. Все зависит от того, сможем ли мы понять уроки XX века и поднять наше интеллектуальное и духовное оснащение на уровень нового исторического вызова.

Беда в том, что времени нам отпущено немного. Альянс «глобализаторов и реформаторов» не жалеет средств для того, чтобы растлить и утомить людей, втянуть в преступность молодежь, сбить граждан с толку политическими спектаклями. В случае резкого ухудшения социальной ситуации и образования обширных зон хаоса будет возникать соблазн создать хотя бы упрощенный порядок через насилие. Но люди трезвеют, устойчивость против соблазнов растет, и у России появляется возможность превратить кризис разрушения в кризис развития.

Оглавление