• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Поскольку речь в данной книге, хочу я того или нет, идет о власти, может показаться, что в ней не осталось места для народа, от чьего имени эта самая власть осуществляется. Тем не менее это не так: тому, кто стремится к руководству государством, всегда следует помнить, что государственный пост — это прежде всего доверие. Более того, высшая задача политиков, и в еще большей степени государственных деятелей, независимо от того, кто формально обладает суверенной властью — «Мы, Народ», как в Соединенных Штатах, или «Мы, королевское высочество», как в Великобритании, — служить.

Рассуждения на эту тему сегодня воспринимаются как очевидность, банальность, а то и просто как дань прошлому. В условиях современной общественной жизни даже намек на напыщенность и торжественность выглядит подозрительным. Сегодняшний политический лидер обычно преподносит себя как «человека (или, вернее, персону) со стороны». Но это лишь поза. Так и должно быть. Стоит ему попасть на Даунинг-стрит (в Белый дом или Елисейский дворец), как он тут же ее отбрасывает.

На самом деле склонность политиков терять ориентацию и забывать свои обязанности по мере внедрения в замкнутый круг столичной элиты не становится меньше. Напротив, она даже усиливается. Политические лидеры никогда прежде не общались так много друг с другом и так мало со всеми остальными. Никогда не было такого количества международных встреч, демократические ограничители парламентской отчетности никогда не ослабевали настолько, а соблазн забыть о корнях и отказаться от принципов никогда не был так велик. Президенты и премьер-министры вынуждены бороться отчаянно, как никогда, чтобы отстоять свои позиции, многие же вообще могут отказаться от всякой борьбы. Национальный электорат должен быть бдительным.

Очень много для обеспечения отчетности политиков значат демократические институты. За долгие годы в Великобритании и Америке сформировались два в определенной мере непохожих демократических подхода, каждый из которых доказал свою действенность. И все же добротные институты сами по себе не гарантируют демократии. Это подтверждают попытки взрастить семена свободы в обществах, где нет подходящих условий для их укоренения. Они оказываются бесполезными и даже опасными. Для того чтобы свобода прижилась, необходима критическая масса людей, которые действительно понимают, что это такое. Подобное понимание не может прийти в результате простого чтения книг, лишь обычаи и мировоззрение делают свободу устойчивой. Иными словами, сначала появляются свободные люди, а уж потом возникает свободный политический, экономический и социальный порядок.

Простого соблюдения закона гражданами свободной страны недостаточно: неохотное подчинение — ненадежная, нередко хрупкая основа для свободного общества. Свободные люди должны, кроме того, обладать добродетелями, которые делают свободу возможной. Они должны вести себя так, чтобы жизнь могла продолжаться без чрезмерного вмешательства государства. Они должны думать и действовать самостоятельно, а также принимать на себя ответственность. Каждый человек должен быть отдельной личностью, индивидуальностью в полном смысле слова.

В последние годы индивидуализм навлек на себя колоссальный поток критики. Она все еще продолжается. Индивидуализм повсеместно воспринимается как синоним эгоизма — я уже рассматривала подобный подход и, надеюсь, успешно развенчала его. Однако главная причина, по которой так много власть предержащих отрицательно относятся к индивидуализму, в том, что именно индивидуалисты больше других стремятся не допустить злоупотребления властью.

Успех англичан, заставивших свободу работать, я уверена, в значительной мере объясняется тем, что нация вырастила и воспитала немало несгибаемых, неуживчивых индивидуалистов. Мы все знаем, кто они. Это люди, которых называют «один из тех» или «штучка», временами и не так доброжелательно — «трудный клиент», а иногда — «чертова заноза». Их нельзя отнести к какой-то определенной социальной группе, они не укладываются ни в какие планы и не встраиваются ни в какие схемы. Они доводят социалистов до бешенства. Такие индивидуалисты нужны нам на каждом шагу. Они необходимы нам, как устрице необходима песчинка. Нет песчинки — нет жемчужины.

Уверенность в том, что источник вдохновения и прогресса следует искать в индивидуальном, а не в коллективном, произрастает из глубокого прошлого. Вместе с тем индивидуумам всегда приходится объединяться для того, чтобы защищать свои права от власти правительства.

В поисках ответа на вопрос, что же именно это дало англичанам, затем британцам, американским колонистам и, наконец, англоязычному миру, так упорно стремящемуся к свободе, так упрямо пытающемуся исправить недостатки, так твердо требующему справедливости, мне пришлось вернуться почти на восемь веков назад — к 15 июня 1215 года. Не имея машины времени, я просто отправилась в Раннимед.

Мы с Дэнисом последний раз были на раннимедском лугу жарким, безветренным летним утром. Не спеша мы дошли до мемориала, посвященного Великой хартии вольностей. Мемориал, построенный в форме небольшого греческого храма, расположился на пологом склоне холма, поросшего дубами. Он был воздвигнут по инициативе Американской ассоциации адвокатов более 40 лет назад и до сих пор пользуется у американцев не меньшей популярностью, чем у британцев. Мемориал, таким образом, является свидетельством близости англо-американских отношений и не воспринимается как историко-географический памятник. Хотя точное место встречи короля и баронов, завершившейся подписанием Хартии, неизвестно, можно не сомневаться, что она произошла где-то на лугу.

Историки исследовали это событие в мельчайших подробностях. Место для проведения напряженных переговоров между недоверчивым королем Иоанном Безземельным и восставшими аристократами выбиралось очень тщательно. Оно лежало примерно посередине между лагерем восставших в Стейнсе и королевским замком в Виндзоре. Открытая местность, помимо прочего, исключала возможность засад.

Иоанну Безземельному были нужны деньги. Баронам, для их же безопасности, нужно было быстрее восстановить порядок. Однако восставшие не собирались на этом останавливаться. Они не хотели больше терпеть лишения из-за плохого правления Плантагенетов. Им требовались гарантии на будущее. Это и стало причиной появления «Статей баронов», которые теперь прошли согласование, получили более внушительное и благозвучное название «Великая хартия вольностей» и были провозглашены в королевстве.

Положения Великой хартии, как я уже отмечала, касались главным образом практических, приземленных вопросов того времени. В области правосудия Хартия шла несколько дальше. Понятие «полноправный гражданин», обозначающее тех, кому даровались привилегии, и введенное в текст документа, — вот что имело значение. В последующие столетия это понятие распространилось на подавляющую часть населения. Программа, выдвинутая баронами, приобрела смысл, который значительно отличался от смысла примерно таких же требований влиятельных подданных других средневековых монархов. Великая хартия вольностей стала высшим и вечным символом свобод Англии.

Бароны, участвовавшие в переговорах в Раннимеде, были в большей мере французами, чем англичанами. Во всяком случае, их родным языком был французский. Они представляли собой жестокую, воинственную группировку, не слишком обремененную, как можно догадаться, средневековым эквивалентом общественного сознания. Но их упрямая неуклюжесть, заставившая своевольного правителя согласиться на ограничение своей власти, их требование править на основе закона, а не силы, их вдохновенная ссылка на более широкое сообщество полноправных граждан стали традицией, которая с тех пор сохраняется. Как и любая другая великая традиция, она значила для хода истории значительно больше, чем могли представить себе участники тех событий*.

Мне особенно нравится поэтический образ, нарисованный Редьярдом Киплингом:

Под Раннимедом, Раннимедом О чем поет тростник…
Нельзя лишить людей свободы,
Прогнать их с собственной земли…
А если чернь или монарх Нарушат вековой обычай…
Вскипит упрямый дух английский, Как в Раннимеде он вскипел!

Ограничение власти и ее подотчетность, верховенство правосудия над силой, абсолютная моральная ценность каждого отдельного человека, которую правительство обязано уважать, — эти принципы стали действительно неотъемлемой частью политической культуры англоговорящих народов. Они являются основой цивилизованного управления государством. Они — наш бессмертный дар всему миру.