• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Удивительно было узнать, что величайший западный экономист XX века Джон Кейнс в 20-е годы, после Великой Октябрьской социалистической революции, работал в Москве. Там, говорил он, была «главная лаборатория жизни». Еще он утверждал, что Советская Россия, «как никто, близка и к земле, и к небу».

Земной шар после Великого Октября стал жить по-другому. Новости из Страны Советов шли потоком, теснили друг друга. Лаборатория! Все было впервые, впервые в человеческой истории. И великая, высокая, как небо, цель — построить на этой грешной земле общество справедливости, общество без эксплуатации, общество для свободного развития людей труда.

На вызовы, брошенные капиталистическому миру Октябрем, нельзя было не реагировать. Начиная уже с 1917 года, был запущен глобальный, мощный, безостановочный пропагандистский маховик антисоветизма.

Антисоветская пропаганда педалирует тезис о том, что Октябрьская революция 1917 года свернула огромную страну с «магистрального пути развития человечества», со «столбовой дороги цивилизации». Владимир Яворивский тут как тут: «Так называемая революция прервала ход истории» (телеканал «1+1», 08.11. 2007 г.). Утопию о необходимости «возвращения в цивилизацию» стали активно навязывать общественному сознанию так называемые «шестидесятники». В 1990 году один из них, небезызвестный Юрий Карякин, ставший вскоре членом президентского совета при Б. Ельцине, в интервью «Комсомольской правде» драматически заявил: «Дано: Октябрьская революция. Дано: к 1917 году Россия входила если не в первую пятерку, то в первую десятку стран по всем основным критериям». Мол, прервали большевики столь успешное развитие державы. Здесь, как обычно в умствованиях «демократов», если присмотреться повнимательнее, присутствует ложный посыл. Да не входила к 1917 году Россия ни в пятерку, ни в десятку. Страна была измучена и разорена «ненавистной и непонятной» (определение известного русского философа-эмигранта Г. Федотова) войной, что уже само по себе подвигало народ к революционным настроениям. Начиная с 1914 года на фронты Первой мировой войны по всеобщей мобилизации в царской России было направлено 16 миллионов человек (только с одной Украины — четыре миллиона), в основном, конечно, крестьян.

Обстановка в России тех лет охарактеризована А. Деникиным, командовавшим Белой армией, в его «Очерках русской смуты»:«…разлитая вокруг безбрежная ненависть… веками накопившееся озлобление, ожесточение тремя годами войны». Это о нём, о«веками накопившемся озлоблении», писал крупный русский поэт, утонченный и честный Александр Блок: «Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? Потому что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа». Великий писатель Украины Михаил Коцюбинский описал «старую, дикую ненависть к пану, кто бы он ни был», в пронзительной новелле «Смех». Когда герой новеллы адвокат Чубинский в ходе революционных событий 1905 года выступал на митингах, «слова его вылетали из груди, как хищные птицы, смело и метко». Он и помыслить не мог, что его же негодующие выпады по поводу «противоположности интересов тех, кто даёт работу, и тех, кто вынужден ее брать», напрямую относятся и к нему лично. Жуткое прозрение наступило в один из дней после подавления революционных выступлений, когда черносотенцы с портретами царя вершили свои жестокие расправы, не забывая и о «мятежниках-интеллигентах». Чубинский поделился охватившим его чувством страха с «живой душой» в своей квартире с плотно закрытыми окнами — с наймычкой Варварой, домработницей, которую он искренне считал своим другом. «Панов бьют», — жалобно объяснил он. И неожиданно «с удивлением увидел, что сытое тело Варвары вздрагивает, словно от сдержанного смеха… И вдруг смех тот прорвался. — Ха-ха! Бьют… и пусть бьют… Этот дикий хохот один скакал по хате, и было от него так больно и страшно, как от безумного танца острых ножей, блестящих и холодных». И только тогда Чубинский «увидел то, около чего ежедневно проходил, как тот слепой. Эти босые ноги, холодные, красные, грязные и потрескавшиеся… Дранку на плечах, которая не давала тепла… Синий чад в кухне, твердую скамейку, на которой спала… между помоев, грязи и чада… Печальную, мутную жизнь, век в ярме… А он хотел еще от нее приязни…».

И снова вернёмся к вынужденным оценкам Деникина из его «Очерков русской смуты»: «…во всей стране не оказалось, кроме большевиков, ни одной действенной организации, которая могла бы предъявить свои права на тяжкое наследие во всеоружии реальной силы».

«Всеоружие реальной силы» обуславливалось прежде всего широкой народной поддержкой. По свежим следам событий писал в 1920 году об этой поддержке и председатель секретариата украинской Центральной рады, а затем председатель Директории писатель Владимир Винниченко: «Наше влияние было меньшим. Большевики, правда, тоже не имели крупных дисциплинированных частей, однако их преимущество было в том, что все наши широкие массы солдатства не оказывали им никакого сопротивления или даже переходили на их сторону; что почти все рабочие каждого города поднимались за ними; что в селах сельская беднота явно была большевистской; что, словом, огромное большинство самого украинского населения было против нас. И разумеется, что в таких условиях мы не могли победить. Город за городом, губерния за губернией переходили в руки большевиков».

Вообще-то говоря, большевикам было бы выгодно сравнивать итоги своей деятельности именно с 1917 годом, т.е. выбрать точку отсчета, так сказать, «по Карякину» (дано: Октябрьская революция; дано: к 1917 году…). А ещё выгоднее было бы вести отсчет с 1921 года, когда страна лежала в руинах после двух революций — Февральской и Октябрьской, после мировой и гражданской войны, после многонаправленной послереволюционной иностранной интервенции. На таком фоне любое мало-мальское продвижение вперед казалось бы значительным. Однако большевики поступали по-честному. Из принципа. Они вели сравнение с 1913-м годом — годом высших достижений царской России. Для большевиков было делом принципа сравнивать успехи социалистической экономики именно с максимальными успехами экономики несоциалистической, дореволюционной. А достижения Страны Советов были поразительными, что должно быть известно научному работнику Ю. Карякину, раз уж это известно всему миру.

Уже к 1926 году в СССР был восстановлен уровень промышленного производства 1913 года, а к 1939 году он был превышен более чем в девять (!) раз, т.е. рост составил 800 процентов. Тот же показатель для Франции в том же 1939 году составлял 93%, для Англии — 113%, для США — 120%, для Германии — 131%. Если в 1913 году объем промышленного производства в царской России составлял 6,9% от соответствующего показателя в США, то в 1980 году СССР производил уже 80% промышленной продукции от уровня США.

Большевики брали на себя ответственность за каждый свой шаг, каждое решение. Ответственность — это не только мужество и гордость, но и тяжкая историческая ноша, которую не переложишь на других.

Нынешние же, сменяющие друг друга бесчисленные буржуазные правительства «независимой» Украины сравнивают итоги своей деятельности то с итогами предыдущего года, то с итогами работы предыдущих правительств. И не более того. Вот характерный образчик. Юлия Тимошенко заявила в телепередаче «Свобода слова» (15.06.2007 г.): «Я была при власти неполных семь месяцев. Разве можно было, не имея к тому же возможности на кого-нибудь особенно и опереться, исправить то, что натворили за 16 лет?». И взятки гладки. За год до этого заявления точно такое же ее нытье: «Мы не можем за несколько лет всю семидесятилетнюю постсоветскость и пятнадцатилетнюю коррупцию искоренить. Они оказывают огромное и финансовое, и интеллектуальное сопротивление» («Высокий Замок», 20.07.2006 г.).

Ей, видите ли, «постсоветскость» мешает.

Постоянный сподвижник Юлии Тимошенко, народный депутат Украины от фракции БЮТ доктор экономических наук Олег Белорус тем временем недоумевает: «Когда я работал в системе ООН в должности директора департамента промышленности, науки и технологии, то всегда гордился тем, что по классификации ООН Украину считали сверхразвитым государством, которое входило в первую десятку стран мира. Сегодня — это государство нищих. Абсурд!» («Вечірній Київ», 27.10.1998 г.).

Любопытная, не правда ли, фиксация времени максимального расцвета Украины — «когда я работал в системе ООН…». Ну язык не поворачивается обозначить то время его собственным именем. Эпоха, когда Украина была сверхразвитым государством, называлась, господин Белорус, советской.

Антисоветизм каким-то удивительным образом снижает интеллектуальную и этическую планку рассуждений: пропадает элементарная, привычная научная добросовестность, используются заведомо ложные доводы, ибо, если приводить честные аргументы, поле для антисоветизма начинает сужаться, как шагреневая кожа. А он, антисоветизм, остро востребован нынешними «хозяевами жизни», так как используется в качестве главного оправдания их сволочизма. Другого оправдания нет. Мол, самое страшное, т.е. Советская власть, уже позади. Он, антисоветизм, хорошо «хозяевами жизни» оплачивается. Антисоветизм мстит художникам, творцам, предавшим страну, «близкую и к земле, и к небу, как никто».

Уже в наше предательское время выдающийся драматург Виктор Сергеевич Розов подчеркивал: «После Октябрьской революции хлынули (буквально хлынули!) таланты во всех видах литературы и искусства. А сейчас — ничего. Просто поразительно!» Кино-режиссёр и актер Владимир Меньшов (обладатель «Оскара» за фильм «Москва слезам не верит») напоминает: «Взять хотя бы первые десять лет Советской власти, пять из которых ушли на войну. Тогда пошел огромный выброс талантов во всех сферах творческой деятельности. А какой потрясающий был кинематограф! И он не по инерции от старого шел, это был принципиально новый кинематограф, на основе идей Октябрьской революции».

Сергей Эйзенштейн, постановщик знаменитого «Броненосца «Потемкина», признанного «лучшим фильмом всех времен и народов», азартно вспоминал: «Был пафос революции. Был пафос революционно-нового. Была ненависть к буржуазно-возделанному. И дьявольская гордость, и жажда «угробить» буржуазию и на кинофронте». Об этой же «дьявольской гордости» строки Владимира Маяковского: «У советских — собственная гордость. На буржуев смотрим свысока!».

А теперь, уважаемые читатели, давайте постараемся вспомнить, что дала культуре так называемая оранжевая революция? Что?! Что, кроме «Грынджол» и двух-трёх уже всеми забытых фильмов?

Основы нынешнего оголтелого антисоветизма заложили те самые пресловутые «шестидесятники», о которых нынче принято говорить восторженно, с придыханием. Но есть немало людей, которые их, «шестидесятников», не любят. Их трудно любить хотя бы потому, что они излишне любят себя сами. Однако главная причина неприятия «шестидесятников» состоит в том, что именно они довели критику советского строя до отрицания этого строя. «Начиная с 60-х годов, — отмечает С. Кара-Мурза, — идёт поиск любой зацепки, чтобы устроить антисоветскую истерику».

Дело ведь не в том, что критика состояния дел в стране, в трудовом коллективе, в твоем городе или в твоем селе недопустима. Всякий мыслящий человек всегда критически воспринимает окружающую действительность. Любое общество несовершенно, ибо несовершенны мы, люди. Тот же Сергей Георгиевич Кара-Мурза отмечает, что в стране, в особенности в среде интеллигенции, всегда существовал «умственный спорт по критике советского строя». Но наше общество было основано на согласии в главной, социалистической идее. Критику, возмущение, недовольство вызывали дефекты реального воплощения этой идеи. То есть. критика шла «слева». Выдающийся русский мыслитель В. Кожинов вспоминает: «Когда я в 1950 году пришел в университет, в МГУ, там была такая атмосфера, я бы сказал, левее Сталина»; Сергей Есенин в автобиографиях 1922-го и 1925 годов писал:«В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном… В РКП (Российская коммунистическая партия. — С.Г.) я никогда не состоял, потому что чувствую себя гораздо левее». «Шестидесятники» же чувствовали себя гораздо правее. Одно дело — критика, но согласие, единение ради главной идеи, другое дело — критика и сомнение в идее, а затем и отрицание ее (в том числе отрицание ради «возвращения в цивилизацию», на «столбовую» ее дорогу, по которой, кстати, идет не более 15% человечества).

Когда сегодня говорят о поколении «шестидесятников», имеют в виду лишь либерально и прозападно ориентированную его часть, выродившуюся впоследствии в нынешних «демократов». Но ведь были и другие шестидесятники. Художник Гелий Коржев, яркий мастер Большого советского стиля в живописи (широко известны его картина «Поднимающий знамя», серия полотен «Опаленные войной», написанные именно в 60-е годы), вспоминал в наши дни, в 2001 году: «Есть такой устоявшийся термин — «шестидесятники». Но для меня шестидесятники — это не Евтушенко и Вознесенский. Это прежде всего люди, вышедшие из пламени войны. Это они несли в себе новое представление о вселенной, о жизни, об искусстве. Целое поколение пришло с войны со страстной мечтой о мирной жизни, жаждой знаний, тягой к труду. Именно это поколение формировало дух эпохи, который был позже подхвачен «гнилой интеллигенцией» и вскоре развеялся».

С. Кара-Мурза (кстати, он и сам из поколения шестидесятников) предельно резок и честен в оценках: «Диссиденты очень быстро подчинили всю свою деятельность целям врага СССР в «холодной войне». На их совести — тяжелейшие страдания огромных масс людей и очень большая кровь. Они подпиливали главную опору государства — согласие в признании нескольких священных идей. В число таких идей входили идея справедливости, братства народов, необходимости выстоять в «холодной войне» с Западом. Это имело фатальные последствия в момент смены поколений и в условиях «холодной войны».

До периода разрушения СССР даже в самых кошмарных сновидениях не могли бы мы представить, что на его территории в межнациональных столкновениях, разогреваемых в каждой из республик «демократами»-сепаратистами, за десять лет погибнет более 600 тысяч наших бывших сограждан («Советская Россия», 20.04.1999 г.). И — никакой массированной обличающей ярости по этому поводу со стороны демжурналистов, «правозащитников» и тому подобной публики. О том, что за 32 года (с 1921-го по 1953-й) в Советском Союзе было приговорено к высшей мере наказания 642 980 человек, напоминают с негодованием и без устали, а о 600 тысячах погибших за десять совсем недавних лет в омутах кровавой резни если и вспоминают, то вскользь, вяло, редко. Двойные стандарты глушат совесть.

Весной 2010 года после спровоцированных беспощадных стычек между киргизами и узбеками, повлекших жуткую гибель сотен людей в Ошской области Киргизии, из этой страны бежали в направлении границы с Узбекистаном сотни тысяч насмерть перепуганных людей. Весь мир видел эти кадры: плотные толпы хотят перейти границу, люди без вещей, на лицах отчаяние, прижимают к себе малых детей… Число этих беженцев превысило количество депортированных во время Великой Отечественной войны в тот же Узбекистан крымских татар и было сопоставимо с количеством депортированных в Казахстан чеченцев и ингушей. Однако кто сегодня (еще и года не прошло) помнит о беженцах из Киргизии? Где гневные осуждения? Их не слышно. То ли дело заклеймить в очередной раз «сталинские депортации».

Вот Николай Жулинский из числа национально-свидомых «демократов», выступая 5 апреля 2000 года в ранге вице-премьер-министра Украины на слушаниях в Верховной Раде о государственной политике по обеспечению прав крымско-татарского народа, заявил: «Принудительное переселение людей по национальному признаку осуществлялось в таких жестоких формах, которые неизвестны цивилизованному миру. Трудно даже найти какие-либо аналоги тем преступным акциям в других странах».

О трагедии депортаций, в том числе о депортации крымских татар, писать тяжко. Однако Н. Жулинский в антисоветском раже заговорил о невозможности найти какие-либо аналоги «тем преступным акциям». Поэтому и смолчать нельзя. Ну почему же нельзя найти аналогов, пан Жулинский? Вполне даже можно. Все познается в сравнении.

Ведущий британский политико-экономический еженедельник «Файнэншл Таймс» как раз провел количественное сравнение «сталинских депортаций» и общего числа беженцев в бывших границах Советского Союза («Дайджест новин про Україну», №21, 1996 г.). И в том, и в другом случае речь идет об аналогах — о недобровольных массовых перемещениях людей по национальному признаку. Еженедельник опубликовал сведения из отчета, подготовленного в 1996 году для конференции в Женеве, проходившей под эгидой ОБСЕ и Верховного комиссара ООН по делам беженцев. Начиная с 1989 года почти 9 миллионов человек «недобровольно изменили место жительства» в границах СССР. Далее в отчете отмечалось: «Это наиболее масштабные, сложные и потенциально наиболее дестабилизирующие перемещения населения в мире со времен Второй мировой войны… Решения проблем беженцев в странах СНГ не видно».

В отчёте были приведены сведения о десяти крупнейших перемещениях населения «в границах СССР», начиная с 1989 года:

Из Нагорного Карабаха в Азербайджан — 684 000.

Из Казахстана в Россию — 614 000.

В пределах Таджикистана — 600 000.

Из Чечни в Россию — 487 000.

Из Казахстана в Германию — 480 000.

Из Узбекистана в Россию — 400 000.

Из Таджикистана в Россию — 300 000.

Из Азербайджана в Армению — 299 000.

Из Киргизии в Россию — 296 000.

Из Абхазии в Грузию — 273 000.

Для сравнения «Файнэншл Таймс» в своей статье подчеркивает, что по приказам Сталина между 1936 и 1952 годами были депортированы три миллиона человек (точная цифра, по архивам НКВД, — 2 562 144 человека).

«На планете сегодня 13 миллионов беженцев, — отмечал в 1998 году Г. Зюганов. — Из них 10 миллионов — наши соотечественники».

Итак, по количеству людей, вынужденно покинувших родных очаги, нынешние «демократические» режимы оставили далеко позади советский «тоталитарный» режим. Но Н. Жулинский говорил ещё о «жестоких формах, которые неизвестны цивилизованному миру». Интересно, как бы он прокомментировал опубликованное 13 ноября 2002 года открытое письмо президенту Казахстана, подписанное более чем 300 семьями чеченских беженцев, проживавших в палаточном городке на территории Ингушетии. Проведя в палатках три зимы и страшась наступления четвертой, они обратились к Нурсултану Назарбаеву с просьбой о предоставлении временного убежища в местах сталинской депортации их предков и адресовали ему следующие строки: «Какой бы горькой ни была память чеченцев о сталинской депортации, мы вынуждены заявить вам, уважаемый г-н президент, что наше нынешнее положение (8 лет войны, бездомья и полной неизвестности) ещё тяжелее, чем депортация… Наши старики вспоминают, как казахи делились с ними последним куском хлеба…».

Беженцы — это стихийные массовые потоки людей, в ужасе устремляющиеся в неизвестность. Депортации же, при всех понятных издержках, проводились организованно, по объявленным правилам. «Демократическая» буржуазная власть так хитро и подло устроена, что к ней вроде и придраться нельзя — ну кто вот этого конкретного человека сгонял с места? Сам побежал. Советская же власть тем и отличалась, что всегда брала на себя ответственность за свои даже самые жесткие и жестокие решения.

Депортируемым чеченцам, как и крымским татарам, разрешалось брать с собой самые необходимые вещи, деньги, ценности, продукты, мелкий инвентарь — по 100 кг на каждого человека, но не более 500 кг на семью. В докладной записке НКВД на имя Сталина отмечалось: «По прибытии в Казахстан на каждую семью выдали ссуду в 5 тыс. рублей со сроком погашения в семь лет и по одной голове крупного рогатого скота по обменной квитанции в счет оставленного на родине. Для расселения приготовили 75 тыс. помещений, главным образом за счет уплотнения местных жителей. Большинству выделены земельные участки».

Депортированные, как и все советские люди, обеспечивались бесплатным медицинским обслуживанием. Их дети воспитывались в детских садах, бесплатно получали среднее и высшее образование.

Руслан Хасбулатов, чеченец по национальности, окончивший юридический и экономический факультеты МГУ, доктор наук, которого мы знаем как председателя того созыва Верховного Совета России, законного органа власти, по которому по приказу ярого «демократа» Ельцина был открыт танковый огонь, вспоминал о своём детстве: «Мы ведь были депортированы и, казалось бы, партийные, советские руководители — кто с них спросит, если они будут оказывать нажим на нас. Нет, они относились к нам, как к равным, спрашивали: «Как живёте? Как детишки, накормлены ли?». Школа у нас была в четырёх километрах, и я однажды в школу не пошёл. Так учительница наша, русская, Вера Владимировна в пургу, в тридцатиградусный мороз пришла, чтобы выяснить, что со мной случилось» («Завтра», №33, 1998 г.).

Условия депортации и последующего расселения крымских татар в Узбекистане были такими же.

Вернёмся снова к заявлению Н. Жулинского по поводу того, что «трудно найти какие-либо аналоги этим преступным акциям в других странах». Ну почему же трудно, пан Жулинский? Это как раз легко можно сделать. К примеру, в Англии в 1939 году были отправлены в концлагеря в отдаленных районах все этнические немцы, в том числе бежавшие из Германии от преследований нацистов. Часть из них была переправлена аж в Канаду, в концлагерь в Квебеке.

В США после нападения японских самураев в декабре 1941 года на Перл-Харбор по распоряжению президента Рузвельта №9066 от 19.02.1942 г. в одну ночь с тихоокеанского побережья США были выселены 120 тысяч лиц японской национальности, 60 процентов из которых были гражданами США, остальные имели официальный вид на жительство. Выселению подлежали лица, имевшие даже всего 1/16 часть японской крови. Выселенные были доставлены в 13 концлагерей в отдаленных пустынях Невады и Аризоны с тяжелым климатом, где принудительно работали в рудниках. И только в 1986 году после длительной судебной тяжбы американский апелляционный суд признал, что содержавшиеся в концлагерях до окончания войны японцы «не представляли угрозы для национальной безопасности».

А тогда, в феврале 1942 года, в населенных пунктах западного побережья США были расклеены объявления:«Приказ всем лицам японского происхождения… Граждане США или нет подлежат депортации… Размеры и вес багажа ограничиваются тем, что может унести в руках отдельный человек или семья».

Чувствуете разницу, пан Жулинский? Между нормой в 100 кг имущества на человека и тем, что этот «отдельный человек» может унести в руках? Еще одно различие заключалось в том, что в Советском Союзе не допускалась ни антитатарская, ни античеченская пропаганда. А в США депортации японцев предшествовала их травля по национальному признаку. Так, влиятельная американская газета «Лос-Анджелес таймс», издающаяся на западном побережье США, в те дни в редакционной статье разошлась: «Гадюка остается гадюкой, где бы она ни снесла свое яйцо. Так и американец, рожденный от родителей-японцев, вырастает для того, чтобы стать японцем, а не американцем» («Дуэль», №47, 2002 г.).

Но самое главное, решающее различие между депортациями в США и СССР состояло, конечно, в том, что за всю войну на американскую землю ни разу не ступила нога вражеского солдата, а на территории Советского Союза шла война. Рузвельт отдал распоряжение о депортации в превентивном порядке, опасаясь шпионажа со стороны кого-либо из тысяч депортированных, опасаясь, что в случае десанта японской армии в Калифорнию на ее стороне выступит «пятая колонна» из хорошо знающих местность и обстановку местных японцев. В Советском Союзе «пятая колонна» действовала реально. В Чечне 63% призванных в Красную Армию мужчин дезертировали и ушли с оружием в горы. Когда немцы дошли уже до Северного Кавказа и рвались к грозненской нефти, вооруженные отряды чеченцев установили с ними связь и вели в тылу Красной Армии боевые действия. Руководство чеченской «пятой колонны» направило в адрес фашистского руководства «Меморандум» с предложением о совместном военно-политическом союзе против СССР. «Пятой колонной» фашистов в Крыму стали татарские националисты, объявленной целью которых было создание крымско-татарского государства под протекторатом фашистской Германии. Из 90 тысяч крымчан, призванных в Красную Армию, 20 тысяч крымских татар дезертировали из неё при отступлении наших войск с крымской территории. Такое же количество — 20 тысяч — крымских татар состояло затем в подразделениях немецкой армии, дислоцировавшейся в Крыму.

Вооруженные формирования крымских татар совместно с нацистами уничтожили 86 тысяч мирных жителей, 85 тысяч представителей советского актива и 57 тысяч красноармейцев (В. Орлов. «О политических репрессиях в СССР». — К., 2000). Многие крымские татары, зная горные и лесные тропы, стали для немцев незаменимыми проводниками при проведении жестоких карательных операций против советских партизан. А ведь в составе тех партизанских отрядов были и крымские татары, оставшиеся советскими патриотами. Так, по состоянию на 15 января 1944 года в Крыму насчитывалось 3733 партизана, из них русских — 1944, украинцев — 348, крымских татар — 598. В отместку за действия партизан гитлеровцы сожгли 134 населенных пункта в предгорной и горной местностях Крыма, 132 из которых были преимущественно крымско-татарскими. Крымские татары во время немецко-фашистской оккупации раскололись. Значительная их часть пошла за национал-радикалами и массово перешла на сторону немцев. Вместе с немцами при освобождении Крыма они потерпели поражение. Было арестовано около шести тысяч лиц из агентуры противника (в Чечне — две тысячи человек). Понятно, что это были далеко не все пособники оккупантов.

Война на территории СССР еще продолжалась, еще погибали в боях советские воины, еще не исключалась возможность войны с Турцией — союзницей Германии, и тогда Крым непременно снова бы стал территорией военных действий. Органы народных комиссариатов госбезопасности и внутренних дел СССР пришли к заключению о «нежелательности дальнейшего проживания крымских татар на пограничной окраине Советского Союза» и 10 мая 1944 года вынесли на рассмотрение Сталина предложение о «выселении всех татар с территории Крыма».

Сталин знал о действиях Рузвельта. Если Рузвельт считал себя вправе в превентивном порядке выселить всех японцев с «пограничной окраины» США, то Сталин тем более считал себя вправе принять такое же решение в условиях ожесточенных военных действий на территории своей страны.

Крайне болезненный аспект трагических событий, связанных с поголовной депортацией по национальному признаку, состоит в том, что современное право не признает коллективного наказания. Ведь даже нацистских главарей в Нюрнберге судили каждого индивидуально. И жестокие справедливые приговоры доставались им в индивидуальном порядке. При депортациях же, вопреки юридической правомерности, народы понесли коллективное наказание. Но не все в этом вопросе так однозначно, как выглядит на первый взгляд. С. Кара-Мурза рассказывает о своем друге, татарине по национальности, который с примерно сотней своих родственников был депортирован. Когда люди вникали в альтернативу, говорил он, они выбирали депортацию не только в Узбекистан, но и на Чукотку. С. Кара-Мурза объясняет: "Депортация была наказанием народа на солидарной основе за вину части мужчин. Применяя такое наказание, государство отказывалось от выяснения индивидуальной вины каждого мужчины и преследования отдельных личностей. Необычность этого наказания видна уже из того, что при депортации чеченцев не ликвидировались партийные и комсомольские организации. Этот тип наказания, тяжелый для всех, был спасением от гибели для большой части мужчин, а значит, для этноса. Если бы суды проводили индивидуально по законам военного времени, то утрата такой значительной части молодых мужчин подорвала бы демографический потенциал народа. Однако численность чеченцев выросла на столько же, как и у других народов Кавказа, не подвергнувшихся депортации". (Численность депортированных крымских татар, как отмечают демографы, значительно возросла. — С.Г.).

Можно провести такой мысленный эксперимент: пусть каждый из тех, кто проклинает СССР за «преступную депортацию» народов, представит себя на месте отца или матери семьи, в которой сын воевал на стороне немцев. Вот немцы отогнаны, и родителей спрашивают, что они предпочитают — чтобы сына судили по «цивилизованным» законам и расстреляли как изменника, воевавшего на стороне противника, или выселили всю семью в Казахстан или в Узбекистан?.. Другое дело, что хулителям СССР на судьбу чеченских или крымско-татарских мужчин, а также всех их народов было, честно говоря, наплевать.

Если бы им, хулителям СССР, были действительно не безразличны судьбы депортированных народов, то они точно так же были бы обеспокоены и участью огромного числа нынешних беженцев. Однако из проблемы беженцев они не могут выжать поводов для антисоветизма, в связи с чем она их и не интересует. Точно так же что-то не слышно со стороны антисоветчиков-«демократов» слов негодования из-за того, что сегодня (сегодня, а не в советские годы!) Украина заняла первое место в мире по чудовищному показателю — сверхсмертности мужчин трудоспособного возраста. Это сегодня на Украине объявлена эпидемия туберкулеза, а Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) выразила крайнюю обеспокоенность возможностью распространения тяжелых форм туберкулёза с Украины в другие европейские страны. С Украины! С Украины, где, как и во всём Советском Союзе, были практически искоренены остро прогрессирующие формы туберкулёза. С Украины, где, как и во всём Союзе, действовала настолько эффективная система противотуберкулёзной защиты (созданная, подчеркнем это, в 1918 году, через год после Октябрьской революции), что та же ВОЗ рекомендовала её как образец для других стран. Это сегодня в «независимой» Украине без войн и без каких бы-то ни было приговоров НКВД население сократилось на шесть миллионов человек, причём не только из-за сокращения рождаемости, но и из-за увеличения смертности. Людей не приговаривают к преждевременному уходу из жизни, но обрекают на него. И «результативность» сокращения населения в мирное время бьет все рекорды. Однако всякое конкретное нынешнее украинское правительство, в отличие от советского руководства, не берет на себя за это ответственности.

Именно ответственность Советской власти порождала уникальную особенность жизни при этой власти — уверенность в завтрашнем дне.

Помню, насколько поразило меня высказывание одной учительницы из Тбилиси, прозвучавшее в программе «Время» на Первом телеканале России. Я даже записала дату — 18 сентября 2002 года. Та учительница сказала: «При Советской власти всем было плохо. Но одно было очень удачным — родители были спокойны за будущее детей». Да, все-таки антисоветизм — это болезнь. Заразная болезнь, которая лишает человека способности мыслить разумно. Где логика?! Всем было плохо, но за будущее детей были спокойны. Да ведь уверенность в будущем детей, в завтрашнем дне — это не отдельный какой-то показатель, а показатель, обобщающий множество других, интегральный! Именно это подчеркивал незабываемый Александр Зиновьев: «Самыми важными достижениями коммунистической системы были гарантированная работа, гарантированное образование, причём образование высочайшего уровня, бесплатное медицинское обслуживание, пенсионные выплаты. Могу добавить еще следующее — уверенность в будущем. У нас она была, на Западе ее у человека нет… Надо прямо сказать, что по условиям жизни для большинства населения наша система была неповторимой. Она станет со временем легендарной».

Без этого бесценного чувства — уверенности в завтрашнем дне — нельзя было бы говорить, что страна наша «как никто, близка и к земле, и к небу». Надо было бы оставить только «к земле», оставить только прагматизм, который навязывается нынче как единственно приемлемый стиль жизни. Но мы любили и продолжаем любить Страну Октября, которая была близка «и к земле, и к небу»! Мы знаем все ошибки и трагедии её истории, критиковали и продолжаем критиковать в ней многое. Но — слева! Главные её идеалы бескорыстны и бессмертны.

Светлана ГАРАЖА, «Коммунист», №89, 2010 г., Киев