• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Однажды, когда мне было не более восьми лет, в маленькой сельской школе, где я учился, шел урок географии на тему «Гаронна и ее притоки». Мои юные товарищи один за другим поднимались со скамеек и бубнили монотонной скороговоркой заученный наизусть ответ: «Гаронна берет свое начало в Испании, в долине Ара′н…» Наконец дошла очередь до меня. Как сейчас, помню хихиканье, которым встретили одноклассники мою первую фразу: «Гаронна берет начало в Испании, в ледниках горного массива Малоде′тта…» Учитель тут же прервал меня и спросил с удивлением, по какому учебнику я готовился к уроку. Пришлось признаться, что вместо сухого учебника я предпочел в качестве школьного пособия старую «Географию в картинках».

Наш старичок учитель снисходительно улыбнулся и объяснил, что современные географы переменили точку зрения. Прежнее утверждение, что Гаронна рождается среди ледников Маладетты, ныне считается ошибочным. Воспользовавшись случаем, он рассказал нам, как сложно и трудно бывает подчас определить истоки той или иной реки, и в качестве примера привел знаменитый многолетний спор ученых об истоках реки Нил, который в то время не был еще решен окончательно.

В тот далекий день я, разумеется, и не подозревал, что четверть века спустя мне придется снова вернуться к проблеме происхождения Гаронны и решить раз и навсегда вопрос о ее подлинных истоках.

Если со времен моего детства местонахождение истоков Нила перестало быть загадкой и теперь доподлинно известны неведомые тогда притоки огромного африканского озера Виктория-Ньянца, может показаться странным, что поиски истоков крупнейшей пиренейской реки ни разу не были доведены до конца в течение целого столетия.

Прежде чем приступить к изложению этого довольно-таки запутанного вопроса, хочу заметить, что я отнюдь не ставил себе целью решить одну только географическую проблему истоков Гаронны, которая представляет лишь узкоспециальный и чисто теоретический интерес. Четыре года терпеливых и систематических исследований и на редкость удачный эксперимент с окрашиванием, завершивший эту долгую и кропотливую работу, позволили мне решить одновременно географическую, геологическую и гидрологическую проблемы первостепенной важности.

Во Франции существует только одна река по имени Гаронна, в Испании же несколько «garonas» (общее название всех водных потоков в испанских Центральных Пиренеях) участвуют в образовании этой большой и многоводной реки.

Гаронна рождается в долине Аран в результате слияния двух потоков: «garona» Аран (восточный исток) и «garona» Жуэу′ (западный исток).

Гаронна, которая совершает свой вход во Францию через величественное ущелье Пон-дю-Руа («Королевский мост») близ живописного городка Сен-Беат, образуется, как мы уже сказали, в долине Аран от слияния двух «garonas», двух горных потоков. Один из них рождается из крохотного родничка на высокогорном пастбище Пла-де-Бере′, другой — из мощного источника под названием Гуёй де Жуэу («Око Юпитера») в глубине долины того же названия.

Много лет считалось, несмотря на всю спорность этого ничем не доказанного утверждения, что главным истоком Гаронны является незначительный ручеек, сбегающий с высокогорного пастбища Пла-де-Бере в долину Аран. Что касается «garona» Жуэу, то вопрос о происхождении этого потока служил поводом для нескончаемых научных дискуссий, которым мне удалось самым наглядным и убедительным образом положить конец.

Споры ученых были вызваны тем, что источник, питающий горный поток Жуэу, необычайно обилен и многоводен. Поэтому многие не без основания предполагали, что мы в данном случае имеем дело не с обычным родником или ключом, а с выходом на поверхность мощной подземной реки, ушедшей в недра горы где-то в другом месте, быть может, далеко отсюда.

Вокруг вопроса о происхождении вод источника Гуёй де Жуэу развернулись ожесточенные споры, то утихавшие, то снова разгоравшиеся.

Мнения ученых расходились и несколько раз менялись на протяжении многолетней дискуссии.

Предмет ученых споров — источник Гуёй де Жуэу — расположен у подножия горного цирка Арти′га де Лен, в густом лесу, на высот 1410 метров над уровнем моря. Вырвавшись из-под земли среди пышно зелени и хаотического нагромождения скал, мощный поток, клокоча пенясь, низвергается живописным водопадом высотой в 40 метров.

В горном цирке Артига де Лен, у подножия которого бьет источник Гуёй де Жуэу, есть несколько небольших озер, ручьев и водоемов, которые то исчезают с поверхности, то снова появляются из-под земли самым прихотливым и неожиданным образом. Поэтому многим ученым казалось совершенно естественным рассматривать Гуёй де Жуэу как финальный и окончательный выход на поверхность всех водных потоков, рожденных на крутых склонах Артига де Лен.

Высокоученые кабинетные географы считали, таким образом, источник Гуёй де Жуэу одним из истоков Гаронны. Но при этом они полностью игнорировали — намеренно или бессознательно — разногласия и споры, существовавшие между геологами, картографами и географами-исследователями, которые начиная с 1787 года детально обследовали и изучали эти края, и занимались на месте выявлением подлинных истоков Гаронны.

Дело заключалось в том, что в горном массиве Маладетта, который высится по соседству с долиной Аран, но не сообщается с этой последней (поскольку расположен на южном склоне Пиренеев), существует обширная пропасть, известная под именем Тру дю Торб («Пропасть Быка»). Своим названием она обязана мощному водному потоку, который с оглушительным ревом низвергается в эту пропасть.

Бурный поток, исчезающий в глубине пропасти Тру дю Торо, расположенной у подножия Маладетты, в верховьях реки Эзе′р, образуется таянием мощных ледников и обширных фирновых полей этого горного массива, занимающих площадь свыше 400 гектаров. Исключительная многоводность потока и его загадочное исчезновение в недрах Пиренейских гор издавна волновали воображение местных жителей и первых путешественников, посетивших эти суровые края. Никому не было доподлинно известно, где вся эта масса низвергающейся в бездну воды снова появляется на свет.

Такой вопрос невольно возникает у всякого, кто хоть раз видел своими глазами пропасть Тру дю Торо, широкий зев которой открывается на высоте 2000 метров, в самом сердце труднодоступной и необычайно сложной по своему геологическому строению горной местности.

По поводу природного феномена первостепенного интереса, получившего название «загадки Тру дю Торо», учеными было высказано несколько гипотез.

Первая, более правдоподобная на вид, утверждала, что воды, поглощенные Тру дю Торо, появляются обратно на свет в той же долине Эзера, только значительно ниже, и питают многочисленные родники, ручьи и водоемы, дающие начало реке Эзер, которая впадает в Эбро и вместе с ним несет свои воды в Средиземное море.

Вторая гипотеза, очень смелая и как будто бы идущая вразрез со всеми законами природы, предполагала, что воды Тру дю Торо, сменив долину, водный бассейн и склон горной цепи, проходят под громадой Пиренейского хребта и, вырвавшись на поверхность уже на северном его склоне, в долине Аран, питают мощный источник Гуёй де Жуэу, который дает начало Гаронне, впадающей, как известно, в Атлантический океан.

Первым высказал это смелое предположение известный французский натуралист и путешественник Рамон (1753–1827), многие годы занимавшийся исследованием и изучением Пиренеев. В своих путевых заметках, изданных в 1787 году, он, впервые в научной литературе, рассказывает о загадке Тру дю Торо и утверждает, что воды, поглощенные этой пропастью, появляются на свет четырьмя километрами севернее, у подножия горного цирка Артига де Лен. Однако Рамон ограничился лишь беглым ознакомлением с местностью, через которую он проследовал, не задерживаясь, со своими проводниками и носильщиками. Говоря о загадке Тру дю Торо, он лишь пересказывает мнение местных жителей, не подкрепленное никакими доказательствами и отражающее одну ненасытную потребность людей в чудесном и необычайном, особенно когда речь идет о пещерах и подземельях.

С легкой руки Района все современные ему научные труды, учебники географии и путеводители по Пиренеям повторяли эту версию. Прославленные ученые способствовали ее укоренению, не потрудившись, однако, проверить на месте гипотезу Района и хоть как-то обосновать ее.

Противоположную точку зрения поддерживали другие, тоже достаточно авторитетные мужи науки. И самой примечательной чертой этого затянувшегося на целое столетие научного спора было то, что ни та, ни другая стороны не приводили в доказательство своей правоты никаких фактических данных. Каждый высказывал свое мнение, основываясь лишь на личных впечатлениях или пристрастиях, что представляет собой, прямо сказать, довольно странный способ решения запутанной и сложной научной проблемы.

Но вот в 1896 году тулузский ученый Эмиль Беллок, заинтересовавшись загадкой Тру дю Торо, выступил против общепризнанной точки зрения, высказанной впервые Районом. Сделал он это, надо признать, с излишней горячностью, выразив в своей статье сожаление, что «люди науки так мало заботятся о реальных фактах». Беллок вплотную занялся изучением проблемы и даже производил опыты по окрашиванию вод Тру дю Торо, чтобы окончательно установить направление подземных водных коммуникаций, о которых шел спор.

С 1897 по 1900 год Беллок проделал несколько таких опытов с помощью различных красителей, а также небольших, ярко окрашенных поплавков. Но, учитывая длину и сложность пути подземных вод в недрах Пиренеев, этот последний способ оказался слишком примитивным и не дал желаемых результатов. Что же касается окрашивания воды, то идея была превосходной, однако доза красителя была явно мала для подобного опыта, а наблюдение за источником Гуёй де Жуэу велось всего полдня.

В 1897 году Беллок вылил в воды Тру дю Торо несколько литров раствора аммиачного фуксина. На следующий год он повторил опыт с одним килограммом флюоресцеина и пробковыми поплавками. В обоих случаях продолжительность наблюдения за Гуёй де Жуэу была недостаточной.

Известный геолог Э. А. Мартель, выступивший в свое время с критикой опытов Беллока, писал, что «в подобных условиях и с подобными средствами эксперимент был заранее обречен на неудачу».

Действительно, аналогичные опыты, производившиеся в других местах, показывают, что количество красящих веществ следовало увеличить во много раз, а наблюдение за местом выхода подземных вод на поверхность должно было вестись длительное время. Так, известно, что в мае 1908 года во время эксперимента по окрашиванию вод подземного потока Рие′ка (близ города Триеста) краска появилась в месте выхода реки на свет лишь через месяц.

Опыты Беллока не дали поэтому исчерпывающего ответа на вопрос о происхождении Гуёй де Жуэу. К тому же из высказываний тулузского ученого явствует, что он с самого начала отдавал заметное предпочтение гипотезе о коммуникации Тру дю Торо с рекой Эзер, и потому с легким сердцем сделал вывод, что «водный поток, исчезающий в пропасти Тру дю Торо, не имеет ничего общего с тем, который вырывается на поверхность в Гуёй де Жуэу».

«Старая легенда отжила свой век, — пишет Беллок и добавляет с упреком по адресу своих предшественников: — Научные исследования природы требуют от ученого величайшей строгости и скрупулезной точности». Однако сам он почему-то не последовал этим благим советам и, положившись лишь на свои немногочисленные и весьма спорные эксперименты да на личные впечатления, не счел даже нужным детально изучить горный цирк Артига де Лен и совсем не исследовал долину реки Эзер.

Тем не менее, поскольку Беллок выступил с опровержением гипотезы, не основанной на каких-либо конкретных доказательствах, которую он характеризовал как «глубоко укоренившееся заблуждение», публикации его произвели переворот во мнении ученых. С тех пор большинство представителей научного мира склонялось к мысли, что воды, исчезающие в Тру дю Торо, появляются на свет в низовьях той же долины и дают начало реке Эзер.

К тому же, рассуждали эти ученые, если допустить, что Тру дю Торо сообщается с Гуёй де Жуэу, надо против всякого правдоподобия предположить, что исчезающий в недрах горы на южном склоне Пиренеев горный поток внезапно поворачивает там под острым углом вспять и, пробив себе дорогу в каменной толще Главного Пиренейского хребта, высотой 2600 метров над уровнем моря, выходит на поверхность на северном его склоне. Возможно ли это? Похоже ли это на правду?

Так среди ученых — географов и гидрографов — окончательно утвердилось мнение, что воды Тру дю Торо вливаются в бассейн реки Эбро и устремляются в Средиземное море.

Начиная с 1900 года научные споры по этому вопросу почти прекратились. Гипотеза Района была забыта; гипотезу Беллока поддерживало подавляющее большинство ученых.

После Района и Беллока многие географы, гидрологи и геологи посетили Тру дю Торо, источник Гуёй де Жуэу и долину Эзера, но проблема так и не была решена. Загадка Тру дю Торо продолжала оставаться, по словам Мартеля, одной из самых волнующих тайн современной спелеогидрологии. Знаменитый геолог с самого начала сомневался в научной ценности экспериментов Беллока и не раз просил тулузского ученого «отказаться от слишком поспешных выводов».

Сдержанность, которую Мартель проявлял в вопросе о Тру дю Торо и течение долгих лет, побудила меня, в свою очередь, взяться за изучение этой сложной проблемы.

В 1928 году работы по исследованию недр Пиренейских гор привели меня в горный массив Маладетта. Я разыскивал водные потоки, протекающие в недрах гор на больших высотах, думая обнаружить ледяные пещеры, подобные той, которую я открыл в горном массиве Марборе В 1926 году.

Бродя в одиночестве среди суровых и труднодоступных вершин, ущелий и пропастей, я постепенно знакомился со сложным геологическим строением этого грандиозного горного массива. Однажды на рассвете, часа в четыре утра, я очутился, ежась от холода, на краю пресловутого Тру дю Торо. Любуясь дикой и величественной красотой разверзавшейся у моих ног пропасти, я предался размышлениям над нерешенной загадкой Тру дю Торо, с недоумением спрашивая себя, куда устремляется эта буйно низвергающаяся в пропасть масса воды: в Средиземное море или в Атлантический океан? И тут же дал себе слово во что бы то ни стало решить эту проблему до конца, так, чтобы не оставалось никаких сомнений и недомолвок.

Я поступил правильно, приняв такое энергичное решение, потому что понадобилось четыре долгих года упорных трудов для того, чтобы загадка Тру дю Торо навсегда перестала быть загадкой.

Приступая к работе, я не имел никакого заранее составленного, предвзятого мнения и стал изучать со всех сторон проблему Тру дю Торо, не «раздражающую» — как называл ее нетерпеливый и скорый на решения Беллок, — но чрезвычайно трудную и сложную.

Пропасть Тру дю Торо недоступна для непосредственного исследования, являющегося моим излюбленным методом. Воды ее исчезают в глубокой впадине, дно которой выстлано толстым слоем зыбучего песка; пробиться сквозь него человеку невозможно. С другой стороны, стоимость эксперимента с окрашиванием воды флюоресцеином или другими красителями такова, что я вынужден был сначала заняться систематическим и терпеливым исследованием всех естественных колодцев, трещин, пещер, котловин и впадин, расположенных в окрестностях Тру дю Торо. Я надеялся, что исследования эти дадут мне какие-нибудь новые и ценные указания, а быть может, помогут проникнуть в русло таинственного подземного потока.

Такая предварительная работа позволила мне открыть и исследовать великое множество карстовых колодцев и пещер, до того времени никому не известных. Но ни одно из этих открытий не продвинуло меня ни на шаг по пути решения проблемы Тру дю Торо. В конце концов мне пришлось в корне пересмотреть свой план работ и предпринять обширные геологические и гидрографические исследования всего горного массива Маладетта. Эти исследования, производившиеся преимущественно па больших высотах сложнейшего по своему строению горного массива, отняли у меня, как я уже сказал, целых четыре года. Работа по изучению Маладетты велась без перерыва весной и летом, осенью и зимой; она была подчас однообразной и скучной, иногда опасной и всегда изнурительной. Шаг за шагом я обследовал все окрестные ущелья и котловины, проследил течение мельчайших ручейков и родничков, сравнивал по много раз их дебиты, режим, температуру воды в местах исчезновения этих водных потоков под землей и выхода на поверхность, не пренебрегая ничем и забираясь иногда в такие дебри, куда не отважился бы проникнуть ни один местный горец-проводник или охотник за пиренейскими сернами…

Не вдаваясь во все подробности этой огромной работы, скажу только, что я разделил ее на четыре части и каждой из них был посвящен год упорного и тяжелого труда.

В 1928 году я предпринял систематическое и детальное изучение высокогорного проточного бассейна, питающего оба горных потока, которые, слипаясь, исчезают в пропасти Тру дю Торо, и точно выяснил их происхождение, режим и гидрологические возможности. Эта экспедиция в обширный высокогорный массив, где находятся знаменитые пиренейские вершины: пик Фурканад, пик Бурь, пики Нету′, Короне и Маладетта, открыла мне, что оба горных потока — Барра′нк и Мулье′р с их притоками, питающие Тру дю Торо, образуются в результате таяния огромных фирновых полей и пяти мощных ледников. Исследование потока Мульер оказалось особенно трудным; на высоте 2200 метров он скрывается под землей и течет там целых полтора километра, которые мне пришлось пройти по низким, заваленным каменными обломками коридорам, при температуре воды всего лишь +4°.

В 1929 году я приступил ко второй части намеченной программы — гидрографическому изучению долины реки Эзер, расположенной ниже Тру дю Торо, на южном склоне Пиренейского хребта. Долину Эзера я прошел шаг за шагом, вплоть до маленького городка Венаск, в 25 километрах от Тру дю Торо.

В этой живописной долине, отделяющей департамент Верхняя Гаронна от горного массива Маладетта, существует сложнейшая система исчезающих под землей и вновь появляющихся на поверхности ручьев и ручейков, перемежающихся источников и водоемов. Их обилие побудило в свое время Беллока предположить, что все ручьи, водоемы и источники долины Эзера — не что иное, как выход на поверхность низвергающихся в Тру дю Торо огромных масс воды. Мне удалось разобраться в запутанном клубке подземных и наземных водных циркуляции и установить, что воды, поглощенные пропастью Тру дю Торо, не появляются на свет в долине реки Эзер.

Одновременно я обнаружил подлинные истоки реки Эзер, которые никто до меня не пытался разыскивать.

В 1930 году я покинул горный массив Маладетта и южный склон Пиренеев и перебрался на северный склон, в район высокогорного цирка Артига де Лен, у подножия которого бьет мощный источник Гуёй де Жуэу.

Детальное обследование этого горного цирка, изрезанного глубокими расселинами и ущельями, показало, что картографические съемки его весьма приблизительны и во многом неточны. Пришлось внести в имеющиеся карты весьма существенные поправки, поскольку я обнаружил на этих труднодоступных высотах несколько нигде не отмеченных горных озер и водоемов, а также многочисленные карстовые колодцы, то поглощающие, то извергающие воду горных потоков. Исследования цирка Артига де Лен были весьма увлекательны, но изобиловали трудностями и опасностями.

Экспедиция 1930 года оказалась самой тяжелой и трудоемкой, но вместе с тем и наиболее плодотворной. Она дала много драгоценных указаний, проливающих свет на загадку Тру дю Торо. Я убедился, что воды, сбегающие со склонов Артига де Лен, не питают источник Гуёй де Жуэу.

Итак, к концу 1930 года в моих руках уже было негативное решение двух наиболее значительных частей проблемы: с одной стороны, я установил, что воды Тру дю Торо не появляются на свет в долине Эзера, с другой же стороны — что источник Гуёй де Жуэу не питается водами, рожденными на склонах высокогорного цирка Артига де Лен, у подножия которого он находится.

Ответ на загадку Тру дю Торо напрашивался как будто сам собой.

Однако у меня все еще оставались сомнения. Могла возникнуть третья гипотеза, весьма маловероятная, но все же теоретически допустимая: что у Гуёй де Жуэу существует неизвестный источник питания — иной, чем Тру дю Торо, а воды самого Тру дю Торо не имеют выхода на поверхность и бесследно исчезают в недрах земли.

Эти соображения удержали меня от окончательных выводов и вынудили выполнить четвертую часть намеченной программы — изучить соседние и сопредельные с интересующими меня объектами водные бассейны. Скрупулезно и тщательно я обследовал высокогорные долины Сале′нк, Рибагорзана, Малибие′рн и рио Не′гро, нашел там много любопытного и ранее неизвестного, но не имеющего никакого отношения к проблеме Тру дю Торо.

Эта дополнительная работа рассеяла мои последние сомнения. Однако я решил удвоить спокойствие и выдержку, так как яснее, чем когда-либо, понимал сложность проблемы, которая измотала или обманула моих предшественников, не позволив им довести работу до конца.

За три года работы у меня накопилось достаточно строго проверенных научных фактов и соображений, подтверждающих наличие подземных коммуникаций между Тру дю Торо и Гуёй де Жуэу. Все они были изложены в обстоятельной статье, опубликованной в начале 1931 года в «Бюллетене Тулузского общества естествоиспытателей». В этой статье я категорически утверждал и доказывал, что водный поток, исчезающий в пропасти Тру дю Торо, снова появляется на свет в Гуёй де Жуэу, пройдя четыре километра под Главным хребтом, и что таким образом основной исток Гаронны находится в горном массиве Маладетта, на южном склоне Пиренейской горной цепи.

Примерно в это же время до меня, дошли тревожные сведения о том, что одна испанская гидроэлектрическая компания проектирует каптаж и отвод горного потока, низвергающегося в Тру дю Торо, для постройки крупной гидростанции в долине Эзера.

Никаких препятствий к осуществлению своего проекта компания не видела, поскольку собиралась каптировать водный поток, который, по общепризнанному мнению, давал начало реке Эзер, впадающей в Эбро, и не имел никакого отношения к Гаронне.

Отчетливо понимая, какая страшная опасность угрожает Гаронне, я почувствовал себя обязанным немедленно вмешаться. Если испанский проект будет реализован, Гуёй де Жуэу иссякнет и дебит Гаронны в ее верховьях уменьшится более чем наполовину, а это грозит трагическими последствиями не только для высокогорных долин департамента Верхняя Гаронна, но и для всех остальных районов Франции, через которые Гаронна несет свои воды в Атлантический океан.

В обстоятельной и мотивированной докладной записке я предложил заинтересованным ведомствам поставить опыт, наглядно подтверждающий мои многолетние геологические исследования, и просил финансировать проведение эксперимента по окрашиванию водного потока Тру дю Торо.

К сожалению, ответа на мое предложение не было очень долго, принятие же соответствующего решения потребовало еще более длительного срока. А время шло.

Что мне оставалось делать? Четыре года я сражался один на один с суровыми вершинами Маладетты и вырвал ревниво хранимую ими тайну Тру дю Торо. Но перед человеческим равнодушием и формализмом я был бессилен. Нить, на которой висел дамоклов меч, угрожавший существованию одной из самых больших рек Франции, с каждым днем становилась тоньше. С высоты горных пиков Маладетты я наблюдал — удрученный и беспомощный — за предварительными работами по геодезической съемке местности в долине реки Эзер. Проект испанской компании начинал осуществляться. Скоро стало, известно, что компания уже располагает необходимыми капиталами для развертывания работ по отводу главного истока Гаронны в долину реки Эзер. Катастрофа казалась неминуемой.

В полном отчаянии я предпринял последнюю попытку предотвратить надвигающуюся опасность.

К тому времени моей работой и моими тревожными прогнозами, к счастью, заинтересовались некоторые видные французские ученые, обеспокоенные, как и я, судьбой Гаронны, и среди них — мой учитель, известный геолог и спелеолог Мартель, который всегда внимательно следил за моими научными трудами и принимал во мне самое горячее участие.

Только благодаря их активной помощи и поддержке я смог осуществить весьма дорого стоящий эксперимент по окрашиванию вод Тру дю Торо. Эксперимент этот должен был наглядно и убедительно подтвердить мои теоретические выводы и в случае удачи позволил бы правительству Франции опротестовать проект наших испанских соседей, призвав на помощь международное право.

Полученные при содействии друзей субсидии от Академии наук, Института гидрологии и ряда других организаций, к которым я приплюсовал стоимость только что присужденной мне Географическим обществом Франции премии имени Мартеля, позволили приобрести необходимое количество флюоресцеина для проведения намеченного эксперимента.

19 июля 1931 года наблюдатель, расположившийся по соседству с Тру дю Торо, в самом сердце горного массива Маладетта, и в сутках ходьбы от ближайшего человеческого жилья, был бы несказанно удивлен и заинтригован действиями пяти человек, подкатывавших небольшие металлические бочонки к краю пропасти Тру дю Торо.

Карабинер-пограничник решил бы, наверное, что перед ним контрабандисты, переправляющие через границу какие-либо запрещенные товары.

Между тем это были всего лишь приготовления к эксперименту по окрашиванию вод Тру дю Торо.

Выйдя на рассвете из Люшона, наш маленький караван, в составе моей матери, моей жены, двух ее подруг, меня самого и одного местного жителя с вьючным мулом, перевалил Пиренейский хребет в Пор-де-Венаск и прибыл к берегам Тру дю Торо.

Мул, навьюченный шестью металлическими бочонками с флюоресцеином — самым мощным из современных красителей, — был тут же освобожден от своего драгоценного груза и ушел вместе с хозяином обратно к ближайшему селению, отстоящему в 25 километрах от Тру дю Торо.

Оставшись одни, мы укрылись под скалистым обрывом от свирепствовавшего на этой высоте холодного ветра. Прямо перед нами вздымался в небо зубчатый рваный гребень Маладетты, увенчанный величественными, покрытыми снегом и льдом пиками, до которых, казалось, рукой подать, хотя эта горная цепь нигде не опускается ниже 3200 метров. Я принялся объяснять порядок проведения задуманного эксперимента подругам жены — двум мужественным девушкам, не побоявшимся трудностей, которые сулило длительное пребывание в суровых горах.

Известный исследователь Пиренеев Пьер Субирон так описывает в своем прекрасном путеводителе Тру дю Торо: «Эта пропасть — одна из главных достопримечательностей горного массива Маладетта. Расположенная на высоте 2020 метров над уровнем моря, она представляет собой круглый, правильной формы и очень глубокий водоем, окруженный со всех сторон отвесными каменными стенами куда воды ледников Нету′, Саленк и Мулье′р низвергаются живописным и мощным водопадом».

Здесь, на фоне одного из самых суровых и величественных пиренейских ландшафтов, наш маленький отряд озабоченно суетился вокруг шести металлических бочонков, заключавших в себе чудо современной техники — флюоресцеин. По моим расчетам, его должно было хватить, чтобы достаточно ярко окрасить воды Гаронны.

День между тем уже склонялся к вечеру. Над ледниками Маладетты заклубился густой туман, то скрывая от нас белоснежные шапки горных великанов, то снова являя их нашим зачарованным взорам. Лучи заходящего солнца скользили вверх по крутым склонам, с каждой минутой поднимаясь все ближе к вершинам. Последние огни заката озарили огромную пирамиду Нету, потом сконцентрировались на самой макушке этого гигантского пика, где пылали несколько мгновений нестерпимо ярко, словно воспламенив вечные льды, затем погасли. Ночь, уже окутавшая глубокие ущелья и подножия горных вершин, поднимается в вышину, чтобы воцариться над миром.

Солнечный свет неблагоприятно воздействует на флюоресцеин, поэтому сбрасывать его в Тру дю Торо можно лишь с наступлением сумерек. Драгоценный краситель не должен потерять ни одного грана своей волшебной силы до того, как он отправится в таинственное подземное путешествие вместе с горным потоком, низвергающимся в Тру дю Торо.

Все участники экспедиции с нетерпением ждут этой минуты. И вот наконец я даю сигнал: начинаем! Все указания уже даны, роли распределены заранее. Через минуту всякие разговоры будут немыслимы в оглушительном грохоте водопада.

Взобравшись на скалу у вершины водопада и держа под рукой вскрытые бочонки, мы с женой приготовились сбрасывать флюоресцеин, который буйные воды, низвергаясь в пропасть, идеально растворят и размешают. Трое остальных участников поместились ниже по течению. В их задачу входит наблюдение за узким каменистым руслом протяженностью около 150 метров, которое начинается у подножия водопада. Водный поток мчится по этому скалистому коридору, шипя и пенясь, и, лишь достигнув дна пропасти, успокаивается в глубоком озере.

Я опускаю руку в первый бочонок, извлекаю из него горсть тончайшего, почти неосязаемого коричневатого порошка и с размаху бросаю его в воду. И — о чудо! — водяные струи мгновенно окрашиваются великолепным зеленым цветом, словно вспыхивают ярким волшебным пламенем. Несколько горстей флюоресцеина превращают водопад Тру дю Торо в какой-то сказочный каскад невероятного, не описуемого никакими словами, изумрудного цвета. Он мчится, переливаясь и светясь, по своему каменному ложу на дно пропасти, где силуэты наших помощниц, восхищенных не менее нас и оживленно жестикулирующих, четко выделяются на ослепительно-зеленом фоне воды.

Сорок пять минут подряд мы ритмично повторяем наши движения сеятелей, но никак не можем привыкнуть к возникающему у нас на глазах волшебству. Неправдоподобная, немыслимая окраска водопада придает окружающему пейзажу совершенно ирреальный вид, словно мы находимся в каком-то заколдованном царстве.

Под конец мы бросаем в воду и опустевшие бочонки, чтобы ни одна частица чудесного порошка не пропала даром. Затем стремительно скатываемся вниз, к подножию водопада, где наши спутницы встречают нас взрывом веселого смеха. В горячке работы мы с женой осыпали друг друга с головы до ног тонким слоем флюоресцеина, который окрашивает нашу одежду ровным рыжеватым цветом с ярко-зелеными пятнами и разводами в тех местах, где на нее попали брызги воды.

Однако все наше внимание приковано к пропасти Тру дю Торо. Круглое озеро на дне ее, окруженное отвесными гладкими стенами, напоминает гигантский горшок с ярко-зеленой краской. Непрестанный приток воды, снова сделавшейся в верховьях водопада чистой и прозрачной, не ослабляет чудесной изумрудной окраски глубокого озера.

Сгустившиеся сумерки скрывают от наших глаз феерическое зрелище и гонят прочь с наших постов наблюдения.

В Пиренейских горах убежища для ночлега встречаются редко, и людям, которых ночь застигла на высоте, трудно рассчитывать на сколько-нибудь сносный приют. Я веду свой маленький отряд к жалкой хижине из неотесанных камней, в полукилометре от Тру дю Торо. Лачуга, вероятно, никогда не видела такого наплыва посетителей. Кое-как укладываемся вповалку на подстилку из полусгнившей хвои. Каждый скрючивается как может и старается забыть во сне неудобства ночлега.

Ночь обещает быть ветреной и холодной, как всегда на такой большой высоте.

Все мои мысли — об успехе проводимого эксперимента. Тщетно я стараюсь отвлечься и забыться. Я вспоминаю о том, уже далеком дне, когда я впервые стоял в одиночестве на краю пропасти Тру дю Торо, спрашивая себя, какую тайну она скрывает. В тот день я устроился на ночлег прямо под скалистым обрывом и крепко спал, убаюканный ревом и грохотом водопада. Но сегодня его монотонный и приглушенный расстоянием гул, долетающий сюда и нарушающий торжественную тишину июльской ночи в горах, будит во мне слишком много воспоминаний и раздумий, чтобы я мог уснуть спокойно.

Вот уже три с лишним года, как я упорно стараюсь разгадать загадку Тру дю Торо. Не было дня, чтобы я не ломал себе голову над вопросом: «Куда же направляются эти буйные воды?»

И сегодня, в бесконечно тянущиеся ночные часы, я не могу не думать о чудесном красителе, сброшенном нами в таинственные подземные лабиринты Маладетты. Я мысленно следую за ним по этим неведомым извилистым коридорам и промоинам, расселинам и пропастям. Сейчас, в эту самую минуту, подземный поток, рыча словно зверь в своей каменной тюрьме, проносится на тысячеметровой глубине под Главным хребтом, который отделяет Арагон от Каталонии, чтобы вырваться на поверхность в Гуёй де Жуэу.

Этот окрашенный в волшебный зеленый цвет поток должен дать убедительный, объективный и неопровержимый ответ на жгучий, до сих пор не решенный вопрос, должен доказать правоту моих прогнозов и предложений, завершить долгие годы тяжелого, изнурительного труда…

В четыре часа утра мы уже на ногах. Кое-как умывшись в темноте ледяной водой, спешим к Тру дю Торо, чтобы проверить состояние воды в озере.

Светает. Небо затянуто плотными, тяжелыми тучами, сулящими дождь или снег. С высоты отвесных каменных стен заглядываем в мрачную в этот рассветный час глубину пропасти. Вода в озере снова чиста и прозрачна; весь флюоресцеин скрылся в недрах земли.

Удостоверившись в этом, мы обмениваемся последними советами и указаниями, и наш маленький отряд разделяется. Расставание происходит тут же, на самом краю Тру дю Торо. Моя жена и обе ее подруги образуют «группу Эзера»; они спустятся в эту долину и будут вести наблюдение за многочисленными источниками и водоемами, дающими начало реке Эзер, впадающей в Средиземное море.

Глядя, как они удаляются вниз по неровной каменистой тропке, сгибаясь под тяжестью пудовых рюкзаков, я не могу удержаться от чувства восхищения и благодарности к двум юным существам, которые вместе с моей женой согласились остаться одни в диких горах, занимаясь утомительной и однообразной работой, продолжительность которой не могла быть определена заранее.

Такое бескорыстное мужество заслуживает всяческих похвал, тем более что я не обнаружил его ни у одного из тех юношей, которых я пытался привлечь к участию в задуманном мною решающем эксперименте.

Уверившись, что наблюдение за долиной Эзера в надежных руках, «группа Гаронны» в составе моей матери и меня спешно покидает район Маладетты, чтобы перевалить через горный хребет, отделяющий Арагон от Каталонии, и занять пост наблюдения у источника Гуёй де Жуэу.

Мы пересекаем плоскогорье Агуаллу и поднимаемся вверх по долине Мульер, где я три года назад исследовал обширные пещеры, служащие руслами многочисленных подземных ручьев и рек. Перевал Торо встречает нас ураганным ветром, дождем и густым туманом. Спуск с перевала по северному склону хребта, господствующего над цирком Жуэу, очень крут и требует, даже при благоприятной погоде, большой сноровки и опыта. Сегодня же благодаря плотному туману эта почти отвесно уходящая вниз, тропа особенно опасна. Но мы не можем задержаться хотя бы на час и потому начинаем головокружительный 600-метровый спуск по узкой расселине, которая приводит нас к подножию цирка, куда мы добираемся наконец с чувством невыразимого облегчения.

Туман и дождь тем временем усиливаются. Мы промокли до нитки, и я превратился в малахитовую статую, с которой стекают струи воды умопомрачительно зеленого цвета.

Сколько раз за последние три года прошел я вдоль и поперек этот горный цирк! Но сегодня туман и дождь лишают меня возможности ориентироваться; приходится прибегнуть к помощи компаса, чтобы не заблудиться, пересекая пастбища Артига де Лен.

Мы бредем без дороги в мутной мгле и — о счастье! — внезапно натыкаемся на хорошо знакомую мне пастушью хижину, которую я не надеялся, сегодня отыскать. Внутри лачуги мы находим у очага тощую вязанку хвороста и спешим развести огонь, чтобы хоть немного согреться, а главное, обсушиться. Осматриваем содержимое наших рюкзаков и констатируем, что дождь нанес нам изрядный урон. Придется сушить все, что находилось в рюкзаках.

Пока моя мать занимается этим хлопотным делом, я пользуюсь тем, что дождь на время перестал, и выхожу наружу. Мне не терпится нанести визит источнику Гуёй де Жуэу.

С порога хижины смутно видна опушка леса Жуэу, в глубине которого скрыт один из самых мощных в Европе источников. Грохот и гул, с которыми подземная река вырывается из недр земли на поверхность, слышны издалека и помогают путнику без труда найти дорогу к источнику.

Направляясь к Гуёй де Жуэу, я с беспокойством думаю о том, что флюоресцеин, возможно, еще не успел пройти сквозь гору и добраться до выхода источника на поверхность. Водные потоки под землей обычно текут очень медленно, пробираясь по бесчисленным извилинам подземных коридоров и с трудом преодолевая нагроможденные на их пути препятствия: бьефы, сочащиеся своды, фильтрующие пески и т. п. Подземные озера и глубокие водоемы также задерживают течение водных потоков в недрах гор.

Вспоминаю не без тревоги продолжительность некоторых аналогичных экспериментов с окрашиванием, когда флюоресцеин появился в месте выхода подземного потока на поверхность лишь спустя восемь, пятнадцать и даже двадцать дней…

Как мы выдержим такой долгий срок здесь, высоко в горах, не имея ни оборудования, чтобы разбить лагерь, ни необходимого резерва продовольствия, с одним лишь одеялом на двоих да скудным запасом продуктов, которого едва хватит на три-четыре дня?

Все эти мысли заставляют меня лихорадочно ускорить шаг, чтобы быстрее увидеть водопад, который грохочет теперь совсем близко, еще невидимый за плотной стеной елей и буков. И внезапно в просвете между темными стволами деревьев я вижу часть огромного каскада и застываю на месте, задохнувшись от волнения: гигантская струя воды, вырывающаяся из недр горы, сверкает и переливается всеми оттенками ослепительно-зеленого цвета!

Кидаюсь вперед, чтобы лучше видеть, смотрю жадно, не отрываясь, на сказочное зрелище. Вихрь радостных мыслей кружится в голове: значит, я был прав, значит, Гаронна действительно берет начало в горах Маладетты!

Я слишком взволнован, чтобы анализировать овладевшие мной чувства. Впоследствии я припоминал, что громко смеялся, глядя на кипящую зеленую воду, с ревом низвергавшуюся с высоты. Это была, без сомнения, нервная реакция на предшествовавшие волнения и напряженное ожидание и вместе с тем радость сознания, что мои труды не пропали втуне, предварительный прогноз подтвердился и это открытие внесет существенную поправку в географию Франции.

Вопреки мнению многочисленных и авторитетных противников, которые отказывались признать столь невероятный, на первый взгляд, каприз природы, истоки Гаронны действительно находятся на южном склоне Пиренеев.

Не задерживаясь дольше возле водопада, я спешу обратно к хижине, чтобы сообщить радостную весть моей матери, которая тем временем уже начала наводить порядок в полутемной хибарке на случай нашей длительной задержки в этих местах.

В одну минуту наши пожитки засунуты обратно в непросохшие рюкзаки, огонь погашен, дощатая дверь плотно притворена, лагерь снят. Мы весело прощаемся со своим временным пристанищем, радуясь, что избавлены от необходимости провести долгие часы ожидания в его сырых и закопченных стенах.

Четверть часа спустя мы уже стоим у подножия грохочущего водопада и любуемся изумрудной расцветкой его струй. Зрелище поистине феерическое, воскрешающее в памяти то, которое мы наблюдали накануне вечером у Тру дю Торо.

Итак, эксперимент закончен, и закончен блестяще. Остается найти свидетелей, которые подписали бы документы, формально удостоверяющие очевидный и несомненный результат нашего опыта.

Из моих предварительных подсчетов (60 килограммов флюоресцеина окрашивают примерно 2 400000 кубометров воды) явствует, что окрашенные воды Гуёй де Жуэу пройдут через всю долину Аран и достигнут границы Франции. С сожалением отрываемся от созерцания сказочной картины и спешим вниз по течению новорожденной Гаронны в поисках первых свидетелей.

Целый час мы спускаемся по долине сквозь густой лес, высматривая редкие просветы между деревьями, чтобы лишний раз полюбоваться изумрудными речными струями.

Наконец лес кончается, и мы выходим на широкий луг. Двое косцов, заметив нас, бросают работу, бегут к нам и взволнованно спрашивают, видели ли мы Гаронну. Они обнаружили «дьявольскую» окраску воды сегодня около шести часов утра, когда пришли сюда, и с тех пор, встревоженные и недоумевающие, бегают время от времени к реке, чтобы удостовериться, все ли она еще зеленая.

Я объясняю горцам причину непонятного явления, успокаиваю их как могу и предлагаю подписать первое из многочисленных свидетельств очевидцев, которые я впоследствии собрал.

Один из косцов был уверен, что «в горах прорвало серный рудник», другой ужасно беспокоился о судьбе форелей.

Кстати сказать, почти все, видевшие окрашенную в зеленый цвет воду, были уверены, что форели в Гаронне погибли, — такой яркой и густой была краска. Сколько я ни заверял этих людей, что флюоресцеин абсолютно безвреден, далеко не все мне поверили. Однако даже самые отъявленные Фомы неверующие вынуждены были признать, что не заметили на поверхности воды ни одной мертвой рыбы.

Мы продолжаем спуск по долине Аран, торопясь достигнуть постоялого двора Артига де Лен, где надеемся отдохнуть, обсушиться и подкрепиться. Но, как видно, судьба решила не давать нам в этот знаменательный день покоя.

Едва мы расположились в кухне «posada», где старая крестьянка торопливо готовила для нас горячий кофе, одновременно уверяя взволнованным голосом, что зеленая окраска реки, несомненно, «проделка злых фей и предвещает ужасные беды», — как снаружи послышались чьи-то голоса. Я выглянул в окошко, выходившее на дорогу, и увидел двух испанских пограничников-карабинеров, быстрыми шагами приближавшихся к дому. Бравые воины, конечно, были тоже уверены, что зеленая окраска Гаронны — дело рук злоумышленников, отравителей рыбы, и, выйдя из деревни Лас Бордас, пустились в погоню за браконьерами.

Изумрудный цвет моей одежды, лица и рук обличает меня самым неопровержимым образом. Сколько бы я ни объяснял этим блюстителям порядка, что речь идет не о браконьерстве, а о безобидном и безвредном научном опыте, они вряд ли поверят мне; вряд ли поймут даже, о чем идет речь. Скорее всего, придется вступить с ними в дискуссию, которая может плохо кончиться для нас обоих.

Желая избежать этой досадной перспективы, мы заранее отказываемся от состязания в красноречии с пограничниками и, поспешно собравшись, снова пускаемся в путь, оставив старуху хозяйку в полнейшем недоумении.

Несмотря на растущую усталость и тяжелые рюкзаки, мы быстрым шагом поднимаемся вверх по долине Аран, минуем Гуёй де Жуэу, все такой же ослепительно-зеленый, как и утром, затем, чтобы избегнуть крутого подъема на перевал Торо, взбираемся по монотонным и бесконечным склонам Пор де ла Пикад и, на пределе сил, попадаем наконец из Каталонии обратно в Арагон.

Достигнув перевала, я разглядываю оттуда в бинокль узкую ленточку Эзера, который вьется глубоко внизу у нас под ногами, но не замечаю ни малейшего признака зеленой краски в его прозрачной воде.

Нам остается лишь спуститься в долину, чтобы отыскать там «группу Эзера», занятую наблюдением за многочисленными источниками, бьющими из недр земли в этой пустынной местности.

Мы долго следуем за излучинами капризной реки, но не находим следов наших помощниц. Уже смеркается, когда после четырнадцати часов непрерывной ходьбы мы видим наконец лагерь наших друзей.

Можно представить себе их удивление, когда мы неожиданно появились из темноты у их бивака, и бурный восторг, с каким они встретили весть о быстром и полном успехе нашего эксперимента.

Несмотря на все наше нетерпение и желание поскорее вернуться во Францию, чтобы проследить за продвижением флюоресцеина в верхнем течении Гаронны, мы еще четыре дня и четыре ночи продолжали наблюдать за рекой Эзер, вода которой оставалась неизменно прозрачной и чистой.

Последний день мы посвятили восхождению на перевал и пик Маладетта — 3312 метров над уровнем моря.

Затем наш маленький отряд благополучно вернулся во Францию, где нас ждали многочисленные свидетельства, что флюоресцеин, густозеленый в долине Аран, был очень явственно заметен по всему верхнему течению Гаронны, вплоть до городка Сен-Беат, в пятидесяти километрах от Тру дю Торо.

В мою задачу не входит рассказ о всех научных и практических последствиях проведенного мною эксперимента по окрашиванию водного потока Тру дю Торо. Но о некоторых, самых главных, мне все же хочется сказать.

Тот неопровержимо установленный факт, что Тру дю Торо сообщается с источником Гуёй де Жуэу, решает прежде всего чисто географическую проблему. Столетний научный спор закончен: главный исток Гаронны находится не в долине Аран.

Каталония должна уступить эту честь Арагону, на территории которого расположен горный массив Маладетта и пропасть Тру дю Торо.

С точки зрения гидрогеологической вновь открытая подземная коммуникация вносит существенную поправку в наши познания о подземных водах, которые ведут себя в районе Пиренеев крайне капризно. В данном случае водный поток поворачивает под землей в противоположную от своего наземного русла сторону, проходит под линией водораздела и меняет, как уже сказано выше, бассейн и склон горной цепи. Рожденные в средиземноморском бассейне Эбро воды, углубившись в недра земли, пробиваются сквозь каменную гору толщиной в несколько километров, выходят на поверхность в Гуёй де Жуэу и текут в Атлантический океан.

Последствия этого открытия с точки зрения экономической не нуждаются в комментариях. Если бы нам не удалось наглядно доказать существование данной подземной водной коммуникации, наши испанские соседи вскоре реализовали бы свой проект каптажа вод Тру дю Торо и отвода их в бассейн реки Эбро, что нанесло бы Франции серьезный и непоправимый ущерб. Дебит Гаронны в ее верховьях уменьшился бы более чем наполовину; между тем бурно развивающаяся промышленность департамента Верхняя Гаронна и без того страдает каждое лето от недостатка воды, так же как и многочисленные ирригационные каналы этого района.

Как главный исток Гаронны источник Гуёй де Жуэу имеет то неоценимое преимущество, что его питают воды, образующиеся от таяния высокогорных ледников Маладетты. В самый разгар лета, когда все остальные водные потоки долины Аран мелеют и пересыхают, Гуёй де Жуэу, напротив, становится все полноводнее, потому что, чем жарче печет солнце, тем интенсивнее тают ледники и тем большее количество этой талой воды поглощает Тру дю Торо.

Такова драгоценная роль, которую играет Гуёй де Жуэу в критический сезон летнего мелководья. Без него промышленность и сельское хозяйство долины Гаронны, несомненно, пришли бы в упадок.

Опубликовав результаты моего эксперимента с окрашиванием, я счел свою миссию законченной. Вопросом этим теперь занимались соответствующие министерства и ведомства. Их дипломатические демарши были поддержаны широкой кампанией во французской прессе.

Испанская республика не могла не согласиться со справедливыми требованиями Франции. Работы по пикетажу и геодезическим съемкам долины реки Эзер пришлось прекратить. Отныне неприкосновенность дебита Тру дю Торо и Гуёй де Жуэу была обеспечена.

Рассказ об открытии подлинных истоков Гаронны окончен. Я откладываю в сторону перо и вспоминаю тот уже далекий день, когда, впервые поднявшись на пограничный хребет, отделяющий Испанию от Франции, я внезапно очутился лицом к лицу со снежными вершинами Маладетты.

Тридцать два раза поднимался я с тех пор на этот величественный горный массив, изучая его пики и ледники, пересекая во всех направлениях его долины и ущелья, вплоть до мельчайших расселин и промоин, иной раз забираясь глубоко под землю. Малейшее сомнение, недоумение или просчет оборачивались долгими днями дополнительных скрупулезных исследований.

Сколько альпинистских отрядов прошло мимо меня, держа путь к снежным вершинам, в то время как я вынужден был — не без тайной грусти и зависти — то подниматься на отнюдь не блещущие живописностью отроги и скалы, то спускаться в унылые каменистые лощины и котловины в поисках неизвестных водных потоков, источников и карстовых колодцев.

Сколько таких походов оказались бесплодными благодаря дождям, туманам и снежным бурям, когда приходилось спешно возвращаться вспять или отсиживаться долгие часы в ненадежных убежищах.

Так я скитался в любое время года по суровым и негостеприимным горам с единственной целью — нанести на мою карту еще один новый штрих, который медленно, но верно приближал меня к решению вековой загадки Тру дю Торо.

Изредка — увы, слишком редко! — меня сопровождали в этих нелегких странствиях близкие мне люди, которым я бесконечно признателен за их бескорыстную и преданную помощь: мой младший брат доктор Марциал Кастере, едва не поплатившийся жизнью во время смелой разведки на северных склонах перевала Торо; моя мать и моя жена — обе уроженки гор и прирожденные альпинистки, чей неизменный оптимизм и бодрость, энергия и выносливость поддерживали меня в самые тяжелые дни и в самых трудных походах.

За годы, посвященные исследованию горного массива Маладетта, я проникся величественной и суровой поэзией этих гор, сроднился с ними, подпал под власть их неизъяснимого очарования.

Я пил ледяную, кристально чистую воду горных ручьев и родников и умывался ею; спал, скорчившись от холода, в бедных каменных хижинах или под открытым небом; пробирался по глубокому рыхлому снегу и предательским каменным осыпям; рубил ледорубом ступени в твердом фирне и зеленоватом льду высокогорных ледников, скатывался на санях со снежных склонов, взбирался вверх по отвесным каменным каминам.

Сколько раз я наблюдал, как взлетают, оглушительно крича, стаи горных галок и ворон над скалами Пена-Бланки, следил за стремительным бегом стада пиренейских серп па головокружительных высотах Пумеро′ или Барра′нк; видел, как чертит в небе круги чета горных орлов, свивших гнездо на вершине пика Бурь!

На песчаных склонах Тру дю Торо мне неоднократно попадались следы пиренейского бурого медведя, хорошо знакомого арагонским пастухам и их стадам, где этот хищник время от времени взимает свою дань.

В горном цирке Жуэу, менее суровом, чем массив Маладетта, я нашел и сорвал редчайшую и прекраснейшую лилию мартагон, видел золотые самородки на склонах пика Негро.

Много раз любовался я неописуемой поэзией и феерией света на гребнях гор и сверкающих ледниках. Они говорили со мной языком форм и красок, меж тем как клубящиеся по горным склонам туманы и моря облаков, расстилавшиеся под моими ногами, напоминали библейские картины сотворения мира…

И часто в абсолютной тишине и одиночестве, которые присущи в равной мере и глубочайшим подземным пещерам и высочайшим горным вершинам, я прерывал свой нелегкий труд, и взгляд мой терялся во мраке подземелья, в беспредельной лазури неба или в таинственном мерцании звездных ночей…