• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Антропология может дать психологии ряд весьма существенных справок, при посредстве которых ответы на некоторые основные вопросы ее могут быть доведены до степени точности и определенности; вместе с тем антропология может, подобно биологии, содействовать выяснению некоторых чисто научных, теоретических проблем, которые сближают психологию с естествознанием и — что еще важнее — науку о физических свойствах человека с наукой о душе. Ближайшим образом антропология может оказать особые услуги своей антропометрией и данными касательно человеческих рас, их происхождения и свойств.

В данных последнего рода содержатся важные практические указания, разъясняющие филогенез и наследственность.

Происхождение человека было следствием чрезвычайно сложного и продолжительного ряда событий эволюционного характера. Мысль о внезапном возникновении человека совершенно оставлена в настоящее время наукой, и вопрос этот можно считать разрешенным в ином направлении. Человек появился на земле с тою медленностью и постепенностью, с какою произошли и другие даже менее сложные события. Еще не так давно в геологии господствовало учение о катаклизмах, т. е. внезапных крупных переворотах на Земле, последствием которых будто бы являлось изменение рельефа земной коры; но в настоящее время геология убедилась, что изменения происходят медленно, в течение тысячелетий. В подобном же медленном, постепенном ходе перемен в области живого мира убедилась в настоящее время биология. Из громадного числа лет существования Земли на долю органических явлений приходится незначительный срок, и вся безграничная эволюция жизни еще впереди! Геологи разделяют все протекшее время существования Земли на четыре периода: первичный, вторичный, третичный и четверичный, или дилювиальный; явления жизни возникли в третичном периоде.

Человек бесспорно уже существовал в дилювиальный век в межледниковый период, т. е. около 500000 лет назад. Последние 10000 лет составляют историческое время, а весь предыдущий срок относится к доисторическому времени, и человеку, жившему в то время, дано название доисторического человека. Для суждения о физических и душевных свойствах этого отдаленного человека имеются остатки скелетов и многочисленные орудия — плод его ума и творчества. Но в науке есть уже данные, указывающие на то, что человек существовал и в более раннюю эпоху в третичный век. Таким образом, давность человека оказывается чрезвычайной. Самые орудия человека отличаются весьма различными достоинствами. Орудия, принадлежавшие самому древнему человеку, представляют собою отломки твердых горных пород (камней), лишенные отделки и полировки, почему этот период существования человека называется каменным веком, и именно — веком неполированного камня, или палеолитическим (древнекаменным) веком, за которым последовал век более полного развития у человека ума и пластики, что выразилось в изготовлении прекрасных полированных орудий из камней (ножей, пил, топоров, резцов, молотов и резных украшений). Этот период получил название века полированного камня, или неолитического (новокаменного) века. Затем последовал век бронзовый, железный и, наконец, наступило историческое время существования человека. За этот необъятный период, обнимающий сотни тысяч лет, изменились не только душевные качества человека, но и самая физическая организация его. Остатки ископаемого человека третичного периода, найденные Е. Дюбуа на о. Яве (будем называть его для краткости третичным человеком), таковы, что в науке существуют сомнения — можно ли назвать это существо человеком или же следует признать его существом низшим — предшественником человека. Уже это сомнение ясно показывает, что трудно положить границу между человеком и ниже его стоящими животными, к которым человек примыкает по своей организации и свойствам. Ближе всех к человеку стоит обезьяна, однако же, не она была предшественником человека, но подобно человеку произошла от более отдаленного предка и пошла своей дорогой, а человек, выйдя из того же корня, пошел (благодаря некоторым своим особенностям) иной высшей дорогой развития. Следы этого развития сохранились в весьма ценных находках скелетов Энгисовой пещеры (Бельгия), Неандерской долины (Неандертальский человек), потом найден Кроманьонский человек (Cro-Magnon), Гренельский человек (Crenelle), человек из Крапины и др. Слои, в которых найдены поименованные скелеты и вместе с ними кости давно вымерших животных (гиены, пещерного медведя и др.), дали возможность с точностью определить давность ископаемого человека. В недавнее время (1900–1902 гг.) остатки Неандертальского человека сделались предметом повторного исследования и критики выдающихся ученых (Швальбе, Клаач). Из этого исследования выяснилось, что лобная часть головы оказывается менее развитой у этого человека, и по свойствам черепа такой человек занимает среднее место между высшими обезьянами и человеком (Homo Sapiens) и даже стоит ближе к обезьяне. Вместимость черепа Неандертальского человека в ряду современных людей занимает очень низкое место, как показывают следующие цифры:

Рассмотрение бедренной кости и ее суставных поверхностей показало, что неандерталец был существом, еще не совсем обладавшим способностью ходить на двух ногах. Неандертальский человек, во всяком случае, стоит на границе четверичного (дилювиального) и третичного века. Человекообразное же существо, принадлежащее третичному веку, представляет собою форму низшую, чем человек. Это существо названо Pithecanthropus. Сравнение черепа дилювиального человека с черепом обезьяны показывает, что вместимость черепа человека превосходит обезьяний череп в 2–2,5 раза, так что здесь мы имеем невыразимое превосходство первого над вторым. С другой стороны, сравнение дилювиального человека с современными низшими человеческими расами (негритянской) показывает, что эта раса занимает срединное положение между неандертальским человеком и высшими современными расами (кавказской или белой).

Величайший успех, которого достиг человек, поднявшись над миром животных, зависел, в ряду других причин, и от благоприятных внешних условий, именно — от теплого климата, бывшего во всей Европе и Азии до ледникового периода, когда даже в дальних северных широтах произрастала такая флора, которая свойственна в настоящее время тропическому поясу. В это «теплое» время существования Земли и возник человек, судя по тому, что он утратил волосяной покров почти на всем теле (знак, что внешняя среда допускала подобную перемену).

Третичный человек, хотя его еще не причисляют к человеческому роду, уже употребляет элементарнейшие орудия из камня. Очевидно, что граница между человеческими и низшими, или подчеловеческими формами не уловима и, конечно, она может быть только условной. В новейшее время (1901 г.) уже довольно значительный список находок дилювиального человека пополнился значительным открытием ряда скелетов в Крапине, в Кроации, описанных профессором Загребского университета Горяновичем (Homo Crapinensis). Скелеты оказались принадлежащими к короткоголовому типу людей, как и кроманьонский человек (во Франции). С другой стороны неандертальский человек — длинноголов, как и гренельский. Таким образом, выходит, что уже в самой глубокой древности тип человека разнится в своих существенных чертах. Очевидно, что или человек произошел от различных пар, или условия жизни и удаления людей в разные места жительства дали повод к свободному развитию анатомических отклонений. Возможность плодотворных скрещиваний между всеми существующими на земле расами говорит за происхождение человека от одного общего корня. Однако же разницы между людьми в отношении роста, формы головы и цвета покровов так велики и существенны, что необходимо прийти к заключению (Деникер, Кейн, Рипли и др.), что эти разницы установились чрезвычайно давно, т. е. что они современны самому древнейшему периоду человечества.

Существующее в настоящее время разнообразие человеческих типов так значительно, что независимо от первобытной разницы типов, с течением времени, возникли и вторичные различия, явившиеся последствием того, что человеческие расы передвигались с места на место и, встречаясь одни с другими, давали путем скрещиваний новые антропологические сочетания, в которых свойства и признаки родоначальных производителей долгое время продолжали существовать. Так как в возникающих новых расах продолжали сказываться физические следы (признаки) прежних, — то обстоятельство это и дает возможность разыскать в «новейшем» отдаленное «старое». Эти следы оставлены и на том месте, откуда раса вышла, и на тех местах, через которые она проходила, и там, наконец, где она остановилась окончательно (Ратцель). Следы эти остались не только в земле (ископаемые остатки), но и в крови, и живых формах поколений.

По мнению Кейна, общий предок человека, от которого произошли существующие расы (белая, монгольская, негритянская), жил на не существующем теперь Индо- Африканском материке (остатки которого уцелели в виде Мадагаскара, Маскаренских, Сейшельских и др. островов), и отсюда первые группы людей двинулись в Азию, Австралию и в Европу через Африку (и через перешеек, существовавший на месте Средиземного моря). Это случилось в середине третичного периода (в миоценовую эпоху), когда было тепло по всему земному шару (когда даже на Шпицбергене была флора подтропическая). До Нового Света переселенцам легко было достигнуть из Европы и Азии. Из первичных трех групп или отделов возникло все разнообразие современных рас.

Образовавшиеся расы не оставались на месте своего возникновения, но передвигались. Таким образом, кавказская раса из своей родины — Еврафрики (подграничные территории Европы и Африки) распространилась по всей Европе, потом по Сибири до Японии и до Индии и оттуда в Австральазию (смежные территории Австралии — Азии) и Полинезию. При такой миграции (переселении) белой расы в территорию желтой последовало первое скрещивание желтой и белой рас, замечаемое в Манчжурии, Корее, Сибири, Туркестане и на Малайском Архипелаге. На Малайско-Полинезийской территории встретились не только белые с желтыми, но и с черными, отчего последовали новые вариации человечества — смешанные типы. Американский тип дифференцировался из желтого, т. е. азиатского корня (путь переселения лежал для желтых людей через теплый в ту пору Берингов пролив и Алеутские острова). В третичную геологическую эпоху такая же дорога существовала из Европы в Америку через Гренландию и Лабрадор. Миграция совершилась в каменном веке (судя по орудиям). Дальнейшая эволюция белой расы (подразделение) произошла территориально в пределах Средиземного моря. Отсюда белые распространились по передней Азии, Северней Африке и Европе. Таким образом, возникли семиты, хамиты и арийцы, осевшие — первые в Азии, вторые в Северной Африке и третьи в Европе. Арийцы являются плодом позднейшей эволюции, возникшим в недрах белой расы (с крошечной примесью желтой крови). Арийцы обнаружили выдающуюся талантливость среди человечества. К арийцам относятся древние греки, римляне, кельты, славяне, германцы и литовцы. Общий язык дал арийцам в руки важное, духовное орудие: вступая в комбинации с аборигенами, арийцы давали им свой язык (как, например, русские финнам), с которыми сливались.

В Европе в самые отдаленные времена существовали четыре различные арийские расы (развившиеся от одного из первичных делений); две из них были высокорослы, две малорослы. Одни высокорослые были длинноголовы, а другие короткоголовы. То же и малорослые. Путем скрещивания и смешения возникли современные народы Европы; в составе каждого из них мы находим в различных пропорциях и видоизменениях четыре основных корня (короткоголовые высокого роста и малого роста, длинноголовые высокого и малого роста). Эти коренные группы, кроме того, различались и цветом волос и кожи.

Судьбы славян. Появление русских. Исходной точкой развития славян, как и большей части европейцев, было побережье Средиземного моря, где часть славян и теперь живет. Из побережья Средиземного и Адриатического морей славяне двинулись на север (за пять веков до Р. X.) и, встретив на пути немцев, теснимые ими, повернули к востоку, где в свою очередь наткнулись на финские племена (жившие от Севера до Киева и до Азии и в самой Азии). Постепенное смешение и кровное объединение славян и финнов дало в результате русскую народность. В состав последней вошли отчасти норманны (очень мало), отчасти татары (очень мало) и, наконец, неизвестный народ, живший на территории средней России до прихода туда финнов (Заборовский).

Чтоб избежать неясностей во всем дальнейшем изложении, остановимся на словах: раса и народ. Под именем народа, или нации надобно понимать всех жителей известной территории, объединившихся на основах языка, литературы, общественных учреждений, быта и исторического прошлого (Кейн). Таково же и определение Ренана. Но такому политическому или национальному объединению не всегда соответствует единство расовое, или кровное: нации по большей части составлены из разнообразных (антропологически и физически) элементов. Определение этих элементов составляет важнейшую задачу, так как в зависимости от них находится общий физический склад, здоровье, сила нации и ее духовные качества. Так как объединение группы людей в нацию, или народ часто происходило не путем насилия, но было следствием естественного сближения и слития; то психолог не может не усмотреть в этом явлении природы естественного события, вытекающего из требований эволюции и прогресса жизни. Таким именно мирным, чисто эволюционным путем последовало объединение славян и финнов, давшее русскую нацию, или русский народ с единым славянским языком, но с сохранением каждой составной частью своих физических и духовных качеств, вошедших, как биологический и нравственный ингредиент, в новую единицу — народ.

По общепринятому в настоящее время разделению человеческого рода в отношении его происхождения, принимается существование трех первобытных рас:

• белой или европейской (кавказской)

• желтой или монгольской (азиатской)

• черной или негритянской (африканской)

Народы, живущие в Америке и Австралии, являются уже производными или близко-стоящими к этим трем основным группам человеческого рода. Каждая из поименованных трех рас имеет свои резкие, отличительные черты, как в физическом строении, так и в духовном отношении, т. е. в смысле характера, дарований, а, следовательно, и в смысле будущности, которая зависит от этих основных биологических данных. Основные черты рас замечаются и в происходящих от них второстепенных или производных расах, каковыми являются современные расы и современные народы.

После этих необходимых общих замечаний о территориальном распределении первобытных и позднейших человеческих рас, переходим к их описанию, придерживаясь данных Деникера, Кита, Ратцеля, Богданова и Д. Н. Анучина, а также Московской Антропологической Школы (оказавшей столь важные услуги успехам всеобщей и русской антропологии).

Самыми общими признаками первобытных человеческих рас (в краткой формулировке) являются следующие отличительные черты, которые мы, для наглядности, отмечаем в параллельном расположении.

Человеческий род по Деникеру разделяется на следующие расы.

I. Бушменская раса в чистом виде у бушменов и готтентотов. Тип встречается у многих негритянских племен к югу от Африки.

II. Негритянская группа.

1) Негритосская раса: а) негрили, b) азиатские негритосы.

2) Негры: а) суданские и гвинейские, b) банту.

3) Меланезийская раса (с менее курчавыми волосами и более светлою кожей, чем предыдущая).

III. 5) Эфиопская раса в чистом виде у беджей и галласов, в смешанном у сомалийцев, абиссинцев и др.

IV. 6) Австралийская раса сохранилась в чистом виде.

V. 7) Дравидийская или мелано-индийская раса у южно-индийских народностей. К этому типу близко подходят веды.

VI. 8) Ассироидная раса ясно представлена на ассирийских памятниках. Сюда относятся персиане, хаджели, аторы, некоторые курдские племена, часть армян и евреев.

VII. 9) Индо-афганская раса (афганцы, раджпуты, каста браминов) много изменилась вследствие скрещиваний.

VIII. Северно-африканская группа.

10) Арабская или семитская раса, большинство народностей Сирии, Месопотамии, Белуджистана.

11) Берберская раса.

IX. Белая темноцветная группа.

12) Средиземно-приморская раса.

13) Островно-иберийская раса.

14) Западная раса.

15) Адриатическая раса.

X. Светлоцветная группа.

16) Северная раса.

17) Восточная раса.

XI. 18) Айносская раса (один из элементов населения северной Японии).

XII. Океанийская группа.

19) Полинезийская раса

20) Индонезийская раса (народности азиатского архипелага).

XIII. Американская группа.

21) Южно-американская раса.

22) Североамериканская раса.

23) Центральноамериканская раса.

24) Патагонская раса.

XIV. 25) Эскимосская раса (в чистом виде на восточном берегу Гренландии и в северной Канаде).

XV. 26) Лопарская раса.

XVI. Евразийская группа, обитающая в Европе и Азии.

27) Угорская раса (остяки, пермяки, черемисы).

28) Тюркская раса (киргизы, астраханск. татары и др.).

XVII. 29) Монгольская раса распадается на две разновидности: тунгусскую и южномонгольскую.

Основные и второстепенные признаки, которыми отличаются расы и народы, представляют большое разнообразие, но так как эти признаки довольно устойчивы и самое видоизменение их в наследственной передаче совершается с известной законностью, то ознакомление с этими признаками и с их группировкой не только даст возможность классифицировать исследуемого индивидуума или исследуемое племя, но может, сверх того, указать на более или менее отдаленное филогенетическое прошлое, предшествовавшее данному индивидууму или данному состоянию племени. Эта филогенетическая наследственность имеет такое же важное значение для психолога, какое для психиатра имеет болезненная наследственность с ее анамнестическими прецедентами. В виду этого некоторые подробности здесь неизбежны, но ознакомление с ними полно существенного практического значения. Выработанная антропологами программа исследований касается следующих данных: 1) роста тела, 2) формы и размеров головы (лица и носа), 3) цвета кожи, 4) цвета глаз, 5) формы ушей, 6) других признаков.

Рост представляется одним из важнейших антропологических признаков. Уже новорожденные отличаются по длине своего тела, как показывает следующая таблица:

Средний рост в миллиметрах.

У низкорослых рас, вероятно, и новорожденные также меньше ростом, что наблюдением может быть проверено.

Рост взрослого колеблется между крайними пределами в 1250 и 1990 миллиметров, обычные же пределы равны 1464–1745 мм. По величине роста люди разделяются на четыре группы (Топинар), а именно, считая в миллиметрах:

• низкий рост — ниже 1600 миллиметров

• ниже среднего — от 1600–1650 мм

• выше среднего — 1650 мм

• высокий рост — 1700 мм

или, отбросив конечный нуль, получим рост в сантиметрах.

Из народов земного шара — низкорослы: бушмены и пигмеи (негрского племени), жители Индокитая, Японии и Малайского Архипелага. Рост ниже среднего свойствен жителям Азии, восточной и южной Европы. Рост выше среднего свойствен ирано-индусским народностям, семитам и жителям средней Европы. Высоким ростом обладают жители северной Европы, Америки, также жители Полинезии и Африки (как негры, так и эфиопы).

Рост в настоящее время признается одним из важных признаков по своей наглядности и верному учету. Он дает возможность распознавать принадлежность исследуемого индивида или племени к той или другой изначальной расе, а это последнее обстоятельство разрешает вопрос о психических особенностях, какие заложены рядом с антропологическим складом.

Женщины, по своему росту, обыкновенно несколько меньше мужчин, в пропорциях от 70-150 миллиметров, средним же числом — 120 мм.; так что в отношении роста женщины подразделяются, как и мужчины, на четыре поименованные группы, и рост женщин получается, вычитая 120 мм. из соответственного роста мужчин. Продолжительное вертикальное положение, ношение тяжестей понижают рост на 2–3 сантиметра (от сжатия межпозвоночных хрящей), но ночной отдых возвращает истинную величину роста.

Относительно всегда интересовавшего человечество вопроса о пигмеях, известный швейцарский анатом и антрополог Кальман резюмирует главнейшие результаты своих исследований в нижеследующих положениях:

1. Рядом с высокорослыми расами можно найти на всех материках низкорослые расы с ростом от 120 до 150 сантиметров и с весом головного мозга от 900 до 1200 грамм.

2. Пигмеи встречаются и на американском материке, где они доказаны в изобилии в Перу и других местностях.

3. В Европе находки пигмеев становятся все чаще и чаще. В отношении времени пигмеи проявляются, начиная с неолитического периода (в Швейцарии около 10000 лет до Р. X.) и до наших дней (Сицилия); в отношении пространства они распространены по Сицилии, Швейцарии, Франции и Германии, а по Серджи, они доказаны также в России.

4. Пигмеи не суть дегенерированные потомки высокорослых рас, а являются здоровыми, вполне развитыми, хотя и малорослыми вариантами человеческого рода.

5. Положение пигмеев в системе высокорослых рас основывается на филогенетическом родстве, причем пигмеи должны быть рассматриваемы как первобытные расы, из которых развились высокорослые расы человечества.

6. Известия древних писателей, как естествоиспытателей, так и поэтов, относительно существования пигмеев в тех болотистых местностях, которые, по их мнению, служат началом реки Нила, в общем согласны с действительностью. В могильниках Верхнего Египта, относящихся к первобытным эпохам и к периоду первых династий, рядом с высокорослым типом, обнаруживаются и пигмеи. Могильники эти отчасти принадлежат к неолитической эпохе. В России распространение малорослого (пигмейского) типа человека в среде населения доказано обширными исследования Д. Н. Анучина в его работе о росте призывных к отбыванию воинской повинности.

Отсутствие сплошного волосяного покрова на коже человека представляет существенное отличие его от животных (млекопитающих). Потеря волосяного покрова может быть объяснена предположением о продолжительном господстве ровного климата и отсутствии страшных врагов (паразитов) животного царства (Клаач). Это могло случится в конце третичного и в начале четверичного века. Волосы остались у человека только на голове и отчасти на теле.

По своему расположению и своим свойствам волосы разных рас весьма существенно отличаются. В антропологии отличаются четыре разнородности волос: прямые, волнистые, курчавые и шерстовидные. Прямые, или гладкие волосы падают вниз общей массой, как конский хвост, это зависит от того, что такие волосы имеют почти совершенно цилиндрическую форму и на разрезе представляются кружком. В волнистых волосах, каждый отдельный волосок представляет собою очень длинную вытянутую спираль. В курчавых волосах отдельные волоски спиральны, но это очень крупная винтообразная спираль, в которой диаметр колец — около сантиметра. Шерстообразные, или рунообразные волосы характеризуются чрезвычайно узкими спиральными завитками (с диаметром спирали не более девяти миллиметров; кольца спирали сближены между собою и стоят теснее). В трех последних родах волос (волнистых, курчавых, шерстовидных) каждый волосок в диаметре представляет из себя эллипс более или менее вытянутый: чем более эллипс вытянут, тем более волос закручивается в завиток. Такие завитки у негров образуют шаровидные спутанные свертки. Волнистые волосы свойственны кавказской расе, прямые волосы монгольской и американской расам, шерстовидные бушменам и неграм.

Пигмент расположен в коже и радужной оболочке. Распределение пигмента, от которого зависит окраска волос, кожи и радужной оболочки, и самые свойства пигмента весьма неодинаковы у различных рас.

Обстоятельство это служит одним из важнейших признаков для распознавания рас. Не только желтые и черные расы — пигментированы, но и белая раса содержит также некоторое количество пигмента. Все три рода пигментации распадаются на оттенки по густоте пигмента.

Для сравнения степени пигментации волос и глаз и во избежание произвола пользуются хроматическими таблицами Брока (они признаются лучшими).

По пигментации своей радужной оболочки, глаза обыкновенно разделяются на три категории: светлые глаза (с голубым или серым пигментом), черные или карие глаза и, наконец, серые глаза.

Различного рода вариации пигментности зависят от скрещивания различных рас. Полное отсутствие пигмента называется альбинизмом.

Весьма существенная антропологическая особенность встречается у детей, именно: пигментация у них нередко, особенно в первые месяцы, бывает слабой, а потом усиливается. Это обстоятельство является филогенетическим знаком и указывает на то, что предки таких субъектов принадлежали к светлым расам, смешавшимся впоследствии с темными, и эта последовательность окраски филогенетически проявляется на детях в ранние годы.

Наблюдения над населением России показали, что по комбинации цвета волос и цвета глаз русское население (средних губерний) разделяется на три типа: светлый тип — со светлыми глазами и волосами; брюнетический тип (темные волосы и глаза), смешанный тип (остальные комбинации). Процент смешанного типа цвета волос и глаз (такой тип имеют 60 % населения) представляет большой интерес в том отношении, что он показывает, насколько тесно спаялись между собою вошедшие в состав русского племени элементы: чем больше процент смешанного типа, тем, следовательно, более утратились в нем черты первоначальных производителей, уступивших место новообразованному смешанному типу. Великоруссы в ряду славян представляют самую большую степень смешения; к ним близко стоят малоруссы и белоруссы. Наименее смеси дают сербо-кроаты побережья Адриатического моря — всего 26,5 %; светлый же тип у них составляет 15 %, а темный 58 % (Вейсбах). Малороссы, по наблюдениям доктора Краснова, занимают промежуточное место. Таким образом, по мере удаления славян от Адриатики на северо-восток, где они сталкиваются с финнами, пигментация их из темной более и более обращается в светлую.

Так как человек высоко поднялся над всем животным миром благодаря исключительно своему мозгу и своим умственным дарованиям, то исследование головы, как вместилища мозга, принадлежит к важнейшим отделам антропологии и это тем более, что, как показали антропологические исследования, форма и размеры головы относятся к наиболее установленным признакам расы. Отдел этот, называемый краниологией, распадается на часть описательную и часть измерительную; последняя называется краниометрией. Измерительные и описательные признаки взаимно дополняют друг друга и будут изложены совместно.

Вместимость черепа и, соответственно тому, вес мозга колеблется от величины 1,100 куб. сант. до 2,200 куб. сайт. Эта величина существенно зависит от свойств расы. Белая и желтая расы имеют вместимость черепа 1,500-1,600 куб. сант.; черная (негритянская) раса имеет вместимость черепа меньше, именно: от 1,400-1,500 куб. сант.; у низших рас — австралийцев, бушменов, андаманцев вместимость черепа равна 1250–1350 куб. сант.

Представление о величине головы или вместимости черепа может быть выведено приблизительно при измерении наибольшей горизонтальной окружности головы (круговая линия, проходящая через glabella и через затылочный бугор). Она равна у мужчин 525–550 миллиметрам, у женщин 500–525 мм. Равным образом, о размерах головы можно судить по величине двух диаметров головы: продольного (от glabella до большого затылочного бугра по прямой линии) и поперечного (наибольшее поперечное расстояние по прямой линии между наиболее отстоящими точками — ниже теменных бугров или выше края ушных раковин, где такое удаление окажется наибольшим — ubi inueniaur).

Все измерения на голове делаются — круговые или дуговые — тесьмой, прямолинейные — раздвижным толстотным циркулем.

Форма черепа представляется обыкновенно овальной, и эта овальность бывает не одинакова, как у различных рас, так и у отдельных индивидуумов. Численным указателем формы черепа служит так называемый головной указатель (index cephalicus); он показывает отношение продольного (обыкновенно большего) диаметра головы к поперечному (меньшему). Отношение это принято выражать в десятичных цифрах, считая больший указатель за 100; например, если по измерению окажется, что продольный диаметр равен 185 миллиметрам, а поперечный — 145, то для получения указателя множим меньший диаметр на 100 и делим на больший диаметр, получим цифру 78,35, выражающую собою головной указатель для данного случая. Чем круглее голова, тем оба диаметра ее меньше между собой различаются, и наоборот. По величине головного указателя, черепа, согласно номенклатуре Брока, разделяются следующим образом:

На мезоцефалические (среднегодовые), головн. указат. = 77,7–80,0.

Долихоцефалические (длинноголовые), где головн. указат. меньше указанной средней цифры.

Брахицефалические (короткоголовые), где головной указатель больше указанной средней цифры.

Субъекты, обладающие головой тех или других размеров, называются кратко: мезоцефалами, долихоцефалами и брахицефалами, или по русской номенклатуре — среднеголовыми, длинноголовыми и короткоголовыми. С общепринятыми подразделениями головы или черепа распределяются по головным указателям на следующие пять групп:

По величине головного указателя оказывается, что негры, эскимосы, айносы и среднеевропейские расы — длинноголовы, многие славянские племена принадлежат к короткоголовым или среднегодовым, англичане — к длинноголовым.

По высоте, головы или черепа разделяются на низкие, средние и высокие, при этом измеряется расстояние от высшей точки головы в стоячем положении (от макушки) до основания верхних резцов или до нижней части подбородка скользящим циркулем.

Если череп или голову рассматривать сверху, то получаемая в плоскостном начертании картина называется нормой Блуменбаха; если рассматривать спереди, получится лицевая норма и, наконец, при рассматривании сбоку, получается боковая норма, или профиль.

По лицевой норме можно судить о форме лица, взяв отношение ширины лица к длине лица: это отношение называется лицевым указателем (ширина лица есть расстояние в прямой линии между самыми выдающимися частями скуловых дуг; длина лица — расстояние от переносья (Glabella) до корня резцов или до нижнего края подбородка). По лицевому указателю люди разделяются на коротколицых, или широколицых (chamaeroprosopi) и длиннолицых, или узколицых (leptoprosopi).

Очень большое значение для определения расы имеют глазничные впадины, определяемые только на черепе. Измерение ширины и длины глазницы дает цифру глазничного указателя, и по этому указателю черепа делятся на среднеглазничные (mesosemi) с указателем от 83–89, низкоглазничные (microsemi) менее 83 и высокоглазничные (megasemi) — от 90 и более.

Нос по своей форме разделяется на четыре вида: 1. прямой нос, 2. вздернутый или курносый, 3. горбатый и 4. плоский (сплюснутый или широкий). Нос измеряется в длину (от корня до основания перегородки) и в ширину (слегка дотрагиваясь до крыльев носа циркулем), и получается таким образом носовой указатель. Если он колеблется в пределах 70–85, то такие люди называются средненосыми, если он больше 85 — широконосыми, если он менее 70 — узконосыми. Ноздри нормально вытянуты в длину снаружи и сзади внутрь и вперед и открываются вниз (но не наружу).

Глаза, по их величине и форме, делятся на крупные глаза и малые (что более зависит не от самых размеров глазного яблока, а от степени развития век, т. е. от разреза век). У семитов — крупные глаза (волоокая красавица, описываемая Соломоном в Песни Песней); у монголов — глаза маленькие. По форме разреза век, глаза бывают прямые (разрез век идет горизонтально) и косые, как у японцев (разрез век идет косо: наружные углы глазной щели стоят выше внутренних). Особенную форму имеют монгольские глаза по устройству век. Расщелина, или разрез век имеет в таком глазе форму очень вытянутого треугольника, обращенного острым концом наружу, или форму рыбки обращенной своей головой к переносью, а хвостом наружу; самое верхнее веко в таком глазе покрыто очень свободной широкой кожей, которая дает складку, нависшую над ресницами (двойное монгольское веко). Подобные же свойства может иметь и нижнее веко, и тогда глазная щель имеет типическую форму треугольника. Такой глаз свойствен финнам. Среди русского населения можно встретить ту и другую форму глаза, как след отдаленных скрещиваний русских с монголами и финнами.

Наружное ухо измеряется в длину и в ширину и имеет свой указатель (так называемый физиогномический указатель уха). Ухо может быть меньшим и большим, может прилегать близко к голове или отстоять от нее более или менее значительно (до прямого угла), наконец, ухо может отличаться известными неправильностями в своей общей форме и в отдельных частях. Антропологические особенности уха — это, во-первых, — Дарвинов бугорок, а во-вторых, Сатиров бугорок.

По физиогномическому указателю уха, расы распределяются в следующем порядке: европейцы, алтайские расы, чистые монголы, негры (Воробьев), т. е. у европейцев ухо наиболее гармоничное и затем оно становится более и более округлым в том порядке, как перечислены расы. Дарвинов бугорок, сближающий ухо человека с ухом животных, указывает только на задержку в развитии наружного уха и другого значения не имеет (Воробьев).

По данным Шаффера, процент резко выраженных форм Дарвинова бугорка колеблется в Германии между 15–25 %. Другие особенности уха (изменение завитка, приращение мочки или отсутствие ее и пр.) не имеют значения признаков вырождения и не встречаются у душевнобольных чаще, чем в здоровом населении; но оттопыренные уши представляются несомненным знаком вырождения и встречаются чаще у преступников (Фригерио) и у душевнобольных (Воробьев). Этот последний автор дает следующую статистику для различных степеней оттопырения уха у здоровых и душевнобольных великоруссов.

Таким образом, из работы Воробьева вытекает, что большая часть аномалий строения наружного уха, на которые до последнего времени привыкли смотреть, как на знак вырождения, являются скорее простым недоразвитием и незрелостью форм в органе, который у человека идет к упадку. Для отличия незрелых или незаконченных в своем развитии форм, Воробьев дает следующую характеристику зрелой формы уха: «Общий контур уха очерчен хорошо развитым завитком, без Дарвинова бугорка (или лишь со слабо выраженным бугорком), без Сатирова бугорка, с хорошо отграниченною от кожи щеки мочкою и козелком четырехугольной, а не конической формы». Воробьев дает следующую статистику зрелых и недозрелых форм уха.

Женские груди, по форме, представляют в своем внешнем виде разницы, на основании которых Плосс устанавливает четыре формы: 1. Груди, напоминающие сегмент шара (менее полушара), 2. полушаровые, 3. конические и 4. грушевидные.

В заключение приведенного изложения расовых признаков и особенностей, считаем необходимым остановиться на одном вопросе, весьма важном в научном и практическом отношении. Мы говорим о процессе вырождения и о признаках вырождения. Как уже было упомянуто выше, некоторые психиатры относятся с некоторым скептицизмом ко многим «признакам вырождения» и требуют доказательств, что та или иная анатомическая особенность есть знак биологического упадка организма, а не простая антропологическая вариация, имеющая индифферентное, а может быть, даже и прогрессивное значение. Вопрос о пограничной черте явлений двух различных порядков и о критерии для их распознавания весьма существен.

Наблюдения доктора Воробьева (приват-доцента Московского университета) над наружным ухом, произведенные над обширным материалом, вносят существенный свет в этот важный вопрос. Воробьев доказал, что наряду с вырождением, но совершенно независимо от него, существует другой биологический процесс, именно, частью — процесс незаконченного развития, частью — возникновение и формирование антропологических вариантов. Оба процесса могут наблюдаться в таких обширных размерах среди совершенно здорового населения, что о вырождении не может быть и речи. В работе Воробьева мы знакомимся с рядом признаков, которые нередко были относимы к знакам вырождения, но которые в действительности оказываются простыми уклонениями или нисколько не опасными для нервно-психического здоровья вариациями. Эти уклонения, или вариации представляют собою то плод незаконченного развития, то явление филогенетического упадка органа, ставшего ненужным для жизни. В последнем случае жизненный процесс носит, очевидно, характер не упадка, а прогресса жизни. Факты, найденные Воробьевым, и его заключения тем более ценны, что в его лице соединился специалист-антрополог со специалистом-психиатром. Уже давно пытались разграничить переходную полосу жизненных явлений и распознать те области, где жизнь падает, и те, где она, наоборот, расширяется и раскрывается. Многие факты из этой области открыты и разъяснены психиатрией. На подобные факты указывают со своей стороны и анатомы-морфологисты: во многих анатомических разновидностях они усматривают не случайность или «игру природы», но одно из несомненных звеньев (Руге) процесса развития, пройденного, но еще незаконченного человеком (Клаач). По мнению этого последнего ученого, все физические свойства современного человека распадаются на три группы: первая содержит те особенности, которые свойственны отдаленным предкам человека — приматам, другие приобретены человеком уже в человеческий период его существования и, наконец, третьи возникают и формируются в настоящее время. Таким образом, например, чрезмерная длина рук у австралийцев и негров может быть отнесена к первой группе разбираемых явлений: в настоящее время такая длина замечается у новорожденных, как переходной филогенетический знак, и у идиотов, как постоянный знак, т. е. как знак вырождения. Искривление лучевой кости также указывает на тот отдаленный период, когда человек еще не ходил, а ползал и прыгал.

Наклонность низших рас сидеть на корточках также указывает на слабость нижних конечностей, так как необходимая для вертикального положения крепость ног приобреталась постепенно, и высшие расы уже не нуждаются в том, чтобы сидеть на корточках. Равным образом у австралийцев лордоз позвоночника меньше выражен, чем у европейцев, и это уже заметно даже на глаз без точных измерений. Такое недоразвитие позвоночника показывает, что у них еще менее чем у других рас, успели выразиться вторичные изменения позвоночника, зависящие от вертикального положения человека при ходьбе. Из этих разъяснений Клаача ясно, что многие особенности телесной организации имеют значение недоразвития, но не упадка, или указывают на низшие формы жизни, но не разложение или разрушение ее. Таким образом, становится очевидной необходимость широких антропологических разысканий в населении для выяснения вопросов о знаках вырождения и о физиологических вариациях. Эти разыскания дадут возможность верного разграничения признаков патологической или дегенеративной наследственности от явлений антропологической дифференциации, как процесса здоровой жизни. Во всех сомнительных случаях необходимы антропологические ревизии в живом населении и анатомические справки в населении умершем и вымершем.

Скульпторы и художники всех времен старались подметить и определить пропорции человеческого тела. Такого рода определение пропорций тела называлось у древних греков каноном. Подлинных греческих образцов канона нет, но есть копия со знаменитой работы Поликтета: «Дорифор». Канон намечает пропорции, которые соответствуют идеалу человеческих форм в творческом воспроизведении таких наблюдательных людей, какими являются художники по самому свойству своего дарования и своей профессии. Великие художники: Леонардо да Винчи, Дюрер, Рубенс и многие другие занимались определением форм и пропорций человеческого тела. Таким образом, наблюдение форм и пропорций производилось издавна, и добытые результаты могут существенно содействовать той задаче, какую преследует и антропология. Мы приводим здесь, из указанного выше сочинения Поля Рише, художественные данные, касающиеся пропорции тела. Хотя эти данные не имеют всего значения антропологических величин, тем не менее, они не лишены высокой практической и реальной ценности: в них содержатся указания на тот же идеальный план и на те же законченные формы, к которым стремится природа, и которые художник сумел подметить и выяснить.

В самом деле, многое из того, что является нашему глазу в обычных формах человеческого тела, представляет собою один раз вполне законченные формы, но в другой раз то, что мы наблюдаем, имеет явно вид чего-то незрелого, не вполне совершенного, как недоведенная до конца филогенетическая постройка, захваченная в самый разгар работы. Те формы, которые поэтически воспроизводит художник, и те, которые составляют предмет наблюдений антрополога, относятся между собою так, как проект к исполнению, или как начертанный план к действительной постройке. Сравнение того и другого может быть существенно полезным: знание законченных, идеальных форм даст модель, для необходимых сравнений, но и обратно — изобразительное искусство много может почерпнуть у антропологии, привыкшей руководиться средними величинами из действительного материала. Топинар, сделавший попытку построить канон на антропологических данных, убедился, как сам говорит, и в превосходном глазомере художников, и в достоинстве измерений, сделанных антропологами. Топинар придает существенное значение художественным канонам.

Как ясно из рисунков, основной мерой художников в передаче пропорции частей служит величина головы от макушки до подбородка и половина или середина этой величины, проходящая через край нижнего века. Вся фигура человека, измеряемого таким шаблоном, равна 7,5, а при высоком росте 8 мерам.

В дальнейшем изложении выяснятся и другие примеры, великой пользы объединения данных из научной и художественной областей, для успехов такой сложной специальности, как психология.

Немногочисленные данные по этому вопросу могут быть распределены по следующим рубрикам.

а. Сальные и потовые железы. Бишоф сделал весьма важное в теоретическом отношении наблюдение над сравнительно малым числом потовых железок в коже туземцев Огненной земли. В виду физиологической важности потовых желез, через которые выделяются у человека многие вредные продукты обмена и бактериальные токсины, то или другое количество потовых желез может иметь существенное значение для благосостояния нервно-психической системы (при самоотравлениях, болезнях и при условиях физической работы). Как антитез этому факту можно отметить национальную вековую привычку русских к обмываниям при потогонных условиях; привычка эта обращала на себя внимание иностранцев.

б. Вертикальное положение туловища. Уже были указаны выше факты, свидетельствующие о том, что не только в строении организма, но и в привычках некоторых низших рас еще продолжают сказываться черты незаконченной или не вполне созревшей привычки к вертикальному положению тела, что выражается в склонности сидеть на корточках — склонности, от которой европейская раса уже вполне освободилась. Самая поза, какую они при этом принимают, показывает, что низшими расами еще не вполне усвоено то постоянно бодрое напряжение мышц всего тела и позвоночника, какое свойственно белым. Как на антитез этому факту можно указать на привычку русских молиться не иначе, как в стоячем положении, — что в особенности поражает наблюдателя на Востоке, где молитва совершается сидя на корточках или лежа.

в. Острота органов чувств. Установилось общее мнение, что низшие расы превосходят высшие остротою органов чувств, но наблюдения и опыты Мейерса над жителями островов Муррея (посредством маятника, делающего 5 ударов в секунду и легко останавливаемого и снова пускаемого в ход) показали с совершенной ясностью, что острота слуха у островитян меньше, нежели у европейцев. Дикие только очень привыкают к знакомым звукам, которых они ждут в определенном периоде и числе и к восприятию которых они подготовились. Собственно же острота слуха у них слабее. Здесь мы имеем дело с тем частичным изощрением восприятия, какое наблюдается у животных, но только в отношении некоторых впечатлений, например, у мышей в отношении мягких шуршащих звуков; это род узкого психического приспособления, но не всеобщая способность.

г. Сравнительная приспособляемость народов к внешней среде и невосприимчивость к болезням неодинакова (У. Рипли). Обстоятельство это, по мнению Риплея, является одним из важных условий для будущности рас. По-видимому, наиболее выносливой расой являются китайцы и вообще монголы: они довольствуются однообразной пищей, неутомимы в труде и мало предрасположены к чахотке и сифилису. Наоборот, европейцам угрожают чахотка, сифилис и алкоголизм. В России инородцы, т. е. аборигены, подобно аборигенам Америки, чрезвычайно чувствительны к действию алкоголя. В свою очередь для негров гибельна чахотка. Для американцев весьма опасен и нередко смертелен сифилис; столь же опасен сифилис для малайцев и выражается тяжелыми последствиями даже при скрещивании их с другими расами. При многочисленных переселениях (миграции) народов, совершившихся в исторические и доисторические времена, жизнь в новых местах могла оказаться то благоприятной, то неблагоприятной для эмигрантов. Обстоятельство это могло окончиться выживанием и размножением эмигрантов с перевесом их над аборигенами или гибелью пришельцев в силу их неприспособляемости к новому климату. По-видимому, наибольшей приспособляемостью к различным климатам отличаются евреи: они одарены свойствами антропологического космополитизма, по выражению Брока.

е. Скрещение рас и метисация разъясняют в значительной степени вопрос об относительных физиологических особенностях и свойствах рас. Прежде всего, вопрос о скрещиваниях является весьма замечательным с той стороны, что скрещивание возможно между всеми племенами человеческого рода с благоприятным успехом, т. е. скрещивание увенчивается плодовитостью: почти все современные расы произошли путем скрещивания. В общем, вопрос о кровной смеси необходимо признать малоразработанным. По-видимому, в одних случаях такая смесь повела к племенному улучшению, как мы это видим на примере тюркских племен, после их скрещивания с белыми. Совершенно обратное произошло с классическими греками, высокие духовные качества которых погибли, вероятно, вследствие их скрещивания с албанцами, славянами и другими народами. Но особенно разительный пример представляют японцы, раса которых состоит из трех резко разнородных элементов: из негритосов (черная раса), из белых — айносов (кавказской расы) и из монголовидных элементов (желтая раса). Эти три основные расы, вследствие последовательных иммиграций, очутившись на общей островной территории, слились между собой этнографически и антропологически и дали расу более талантливую, нежели раса черных и желтых в отдельности. В японском населении поименованные составные части резко отличимы и в настоящее время, айносы распознаются с первого раза, они в такой степени похожи на русских, что Вернье не без основания называет их «русскими из Москвы». Сходно с этим и мнение Бельца, который даже считает, что айносы входят прямо в состав русского племени, что они были загнаны на Европейскую равнину полчищами тунгусов (гуннов), движения которых в Европу начались еще в I веке по Р. X.

Путем скрещивания происходит передача и видоизменение как физических признаков, так и душевных способностей. О скрещивании профессор Катрфаж выражается следующим образом: расы будущего в силу скрещивания будут меньше различаться по крови, будут более между собою близки, будут иметь больше общих стремлений, нужд и интересов. Все это создаст высшие формы жизни по сравнению с теми, какие мы знаем. Такое заключение свое он основывает на том факте, что все современные народы мира суть плод скрещивания: кровные смеси происходят на наших глазах.

Психические особенности и свойства рас, подобно физическому типу, принадлежат к признакам устойчивым, и можно вообще принять, как принцип, что основные душевные черты антропологически изначальной расы удерживаются долго и прочно в производных племенах. Если, тем не менее, иной раз, душевный склад племени как бы представляется резко отличным и несходным со своими отдаленными душевными корнями, то подобный валовой результат может зависеть от разнообразия, или иной группировки основных душевных черт. Если эти последние будут разысканы и выделены в психологическом анализе, то бесспорное преемство основных душевных свойств выступает с очевидностью. Таким образом, в национальных характерах мы чаще имеем дело не с новыми народившимися душевными качествами, но с иной комбинацией и с иными оттенками давних наследственных черт. Для упрощения задачи удобно взять за исходную точку самые общие типические черты первобытных рас: белой, желтой и черной.

Черная раса принадлежит к наименее одаренным на земном шаре. В строении тела ее представителей заметно более точек соприкосновения с классом обезьян, чем в других расах. Вместимость черепа и весь мозг черных меньше, чем в других расах, и, соответственно тому, духовные способности развиты меньше. Негры никогда не составляли большого государства и не играли руководящей или выдающейся роли в истории, хотя были в отдаленные времена гораздо больше распространены численно и территориально, чем впоследствии. Наиболее слабую сторону черного индивидуума и черной расы составляет ум: на портретах всегда можно заметить слабое сокращение верхней орбитальной мышцы (мышцы мысли по Дюшенну), и даже эта мышца у негров анатомически развита значительно слабее, чем у белых, между тем она является истинным отличием человека от животных, составляя специально человеческую мышцу. В согласии с этим стоит и другая особенность, а именно: то всеобщее стройное напряжение мускулатуры тела, которое соответствует вниманию, и которое придает фигуре белого человека отпечаток свежести, силы и энергии, не является у черного выдающимся и заметным физиогномическим фактом, отчего даже молодые субъекты кажутся старообразными и неуклюжими. Наконец, как лобная, так и лицевая мимика носят на себе следы неполной физиогномической дифференцировки — что даже выражено анатомически в частых сращениях тех лицевых мышц, которые в других расах гораздо чаще встречаются разделенными; благодаря этому лицо черного вообще представляется более грубым, лишенным тонкой экспрессии, в сравнении с лицом белого человека.

Желтая раса, в особенности в ее наиболее типичных представителях, носит на себе ясно выраженный отпечаток перевеса лобной мышцы над мышцей орбитальной — благодаря этому брови почти всегда стоят высоко и имеют дугообразный вид. Такая комбинация соответствует первой фазе состояний внимания, — неожиданности, удивлению, но в то же время она показывает, что внимание в своей эволюции не идет дальше и не приводит окончательно к высокому напряжению мысли, и оттого мышца мысли — orbitalis superior всегда сокращена слабее лобной мышцы, и даже это положение дела стало привычным для расы. На основании такого мимического портрета необходимо заключить, что, несмотря на развитое и дисциплинированное внешнее внимание, у желтой расы, тем не менее, не выработалась вековая привычка к напряженному умственному труду и к мыслительной настойчивости. Но в то же время резкое сокращение нижней орбитальной мышцы, придающее нижнему веку прямолинейность и высокое стояние, указывает на неутомимость желтых. Наконец, валовой перевес лобной мышцы над всей нижней мускулатурой лица указывает на преобладание чувства над умом, и, вероятно, самая степень или сила сокращения этой мышцы свидетельствует скорее о чувстве, чем об уме. Это не столько ум, сколько удивление и неожиданность. При такой комбинации основных душевных сил воля не становится обязательно на стороне умственных актов, но может одинаково стать на службу как страстям, так и элементарному вниманию. Жизненная судьба желтой расы в Азии и Америке подтверждает такую характеристику. Желтые внимательны, настойчивы, неутомимы в мирном труде, земледелии, садоводстве, в мелкой технике, но они не создали ни наук, ни искусств, и, несмотря на их десятитысячелетнюю историю, ум у них не достиг той остроты и силы напряжения, которая переходит в ненасытимую жажду знания и в глубокую потребность интеллектуальной жизни. Среди войны желтые, по свойству своего духа, легко становятся фанатичными, отдаваясь чувству и страсти, а не уму и соображению.

Белая раса обладает наиболее счастливым сочетанием душевных способностей — что выражается в равномерном симметрическом развитии ума, воли и чувства. При таком складе души, белая раса могла осуществить в себе идеал всестороннего психического развития и явилась создательницей наук и искусств, устроительницей общественной и государственной жизни, творцом возвышенных религий и мировой поэзии и улучшила самую жизненную обстановку при помощи несравненных механических и технических усовершенствований. Психическим прототипом белой расы явились древние греки.

Древнегреческая раса погибла в силу причин, еще не вполне выясненных, и, хотя она продолжает жить этнически и географически, но в антропологическом отношении она больше не существует, и все, умственно и художественно возвышенное, — все «классическое» хранится ныне в музеях, галереях, библиотеках как бесценное наследие высокого духа греков.

Греки, очевидно, состояли из двух антропологически различных частей. На египетских изображениях, в описаниях Гомера, в характеристиках физиогномиста Полемона, грек представлен человеком высокого роста, блондином, со светлыми глазами, с высоким лбом, небольшим резко очерченным ртом (вероятно, это были эллины — пришельцы, которым Греция обязана больше всего). Но существовал и другой смуглый тип (вероятно, пеласги — аборигены).

Греческая народность состояла из кровного объединения этих двух составных антропологических частей.

Характеристическими чертами грека являются живость ума и чувства в соединении с сильной подвижной волей. Гиппократ и Аристотель с классической проницательностью и меткостью говорят о равновесии духа, как об отличительной черте своих соотечественников. Мысль всегда принимала широкое участие в душевных волнениях; оттого чувство грека не могло перейти ни в сплошную страсть, ни в фанатизм, как у желтых, где воля перевешивает ум. С другой стороны, сильное развитие чувства делало греков юными душой, по меткому слову Ренана, или — детьми, как выразился египетский первосвященник перед Солоном. Ум был у грека так глубоко развит, что, по выражению Фукидида, грек весь состоял из мысли. Для грека мыслить было удовольствием, а умственная работа была легким трудом. Идеалом грека был Улисс, который «видел города и знал мысли множества людей». Тэн противополагает ум грека уму египтян: египтяне, на вопрос Геродота о причине разливов Нила, ничего не могли ответить, и даже у них по этому важному вопросу не было никаких предположений, а греки, для которых Нил не был так близок, составили три гипотезы о Ниле, и, критикуя эти гипотезы, Геродот предлагает четвертую. Тонкий, вечно ищущий, пытливый ум грека создал впервые то, чего до того времени не было в мире — чистую науку. Другие тоже талантливые народы, например халдеи, сделав умственные успехи, поставили точку на пути своего развития; но грек неудержимо шел вперед по дороге ума. Иные народы, например семиты, были слишком утилитарны — это были дельцы и негоцианты; грек был ученый, мыслитель, художник. Для семита, например, произведения искусства были не более, как предметы торговли, которые он фабриковал (Фулье) по шаблону; но грек, становясь фабрикантом, не переставал быть в то же время мыслителем и художником. Ум грека имел две стороны: воображением он витал в идеальном мире, а рассудком не выступал из пределов реальной жизни. Такова была эта несравненная крошечная раса! В подобной расе мог впервые развиться человеческий язык до высоты истинной нервно-психической техники и художественности.

Классические греки антропологически погибли: они были отчасти истреблены физически посредством рабства и выселений, частью изменились и выродились, благодаря примеси многочисленной посторонней крови албанцев, сербов, валахов, болгар, вестготов. Благодаря этим условиям раса погибла, возник в связи с нею эллинизм второй и третьей руки.

Не входя в описание психических черт различных народов всего земного шара — что почти невозможно — мы остановимся на очерке душевного типа главнейших народностей Европы, а также народов, населяющих Россию.

По-видимому, народные черты стоят в зависимости, главным образом, от антропологического состава наций, исторические же судьбы народов играют второстепенную роль. Это находит себе решительное подтверждение в том факте, что психический тип, как мы в том убедились исследованиями и наблюдениями, всегда совпадает с физическими признаками и антропологическими особенностями. В виду этого в нижеследующем изложении будут проведены параллельно психологическая характеристика и физический очерк.

Русский народ и русский народный характер представляют собою одну из крупнейших величин, образовавшуюся на глазах истории.

Первоначальная аборигенная раса, населявшая нынешнюю восточную Европу, остается неизвестной. Вторым (?) по времени поселенцем на территории нынешней Европейской России были различные народы и племена финского корня. Финские народы по антропологической классификации относятся к белой расе; они пришли на Восточную Европейскую равнину с севера и востока и расположились до Балтийского моря и до нынешнего Киева, сделав эти места своей прочной родиной. Около времени Христианской эры на эту Финскую территорию с юга через Карпаты стали надвигаться славяне. Между обеими расами (финской и славянской) установилось постепенное мирное смешение (Бестужев-Рюмин), которое и дало в результате русскую народность. Антропологическое исследование современного великорусского племени показало, что это племя содержит в себе частью индивидуумов тип финского, частью славянского. Существует сверх того незначительная примесь других элементов (татарский, монгольский). Финская часть характеризуется короткоголовостью, широким лицом, выдающимися скулами, маленькими косыми глазами, средним ростом, короткими ногами, светлыми волосами и светлыми глазами. Славяне гораздо менее короткоголовы, даже длинноголовы, брюнеты, высокого роста с темными глазами. Рядом с такими представителями существует в значительном количестве (до 60 %) смешанный тип, совмещающий отдельные черты того и другого из поименованных типов. Таков антропологический состав великоруссов. В малоруссах — тот же племенной состав, лишь с большей примесью чисто славянского типа в физическом отношении. Психические черты русского племени соответствуют чертам главных составляющих его частей, т. е. финского и славянского корня.

Топелиус следующими чертами изображает финнов: «Природа, судьба и традиции наложили на финский тип общий отпечаток, который, хотя и подвергается на протяжении страны значительным изменением, но все-таки легко подмечается иностранцем. Общими характерными чертами являются: несокрушимая, выносливая, пассивная сила; смирение, настойчивость с ее обратной стороной — упрямством; медленный, основательный, глубокий процесс мышления; отсюда медленно наступающий, но зато неудержимый гнев; спокойствие в смертельной опасности, осторожность, когда она миновала; немногословность, сменяющаяся неудержимым потоком речей; склонность выжидать, откладывать, но затем нередко торопиться некстати; преданность тому, что древне, что уже известно, и нелюбовь к новшествам; верность долгу, послушание закону, любовь к свободе, гостеприимство, честность и глубокое стремление к внутренней правде, обнаруживающееся в искреннем, но преданном букве, страхе Божьем. Финна узнаешь по его замкнутости, сдержанности, необщительности. Нужно время, чтоб он растаял и стал доверчивым, но тогда он становится верным другом; он часто опаздывает, часто становится посреди дороги, не замечая того сам, кланяется встречному знакомому, когда тот уже далеко; молчит там, где лучше было бы говорить, но порой говорит там, где лучше было бы промолчать; он один из лучших солдат в мире, но плох по части расчетов, он видит иногда золото под ногами и не догадывается его поднять; он остается беден там, где другие богатеют». Адмирал Стетинг говорит: «Нужно угостить финна петардой в спину, чтобы расшевелить его. Что касается внешнего вида, то общими являются только средний рост и крепкое телосложение. Духовные способности нуждаются во внешнем толчке… Желание работать зависит у него от настроения». Пер Браге (ген.-губерн. Финляндии с 1648–1654 гг. и основатель университета) говорил о финнах, что дома они праздно валяются на печи, а за границей один из них работает за троих. Наконец, общей чертой финнов является любовь к сказкам, песням, загадкам и т. п. и склонность к сатире… Таковы главнейшие душевные черты финского корня.

Основную черту славян издавна составляла их чуткая впечатлительность, нервная подвижность, что соответствует тонко развитому чувству и достаточно развитому уму. Оба качества вызывают живость характера и непостоянство. Самыми типическими чертами этого характера являются: скорбь, терпение и величие духа среди несчастий. Рольстон справедливо говорит, что русский народ склонен к меланхолии, составляющей типическую его черту. Брандес, характеризуя произведения Тургенева, как национального писателя, говорит, что «в произведениях Тургенева много чувства и это чувство всегда отзывается скорбью, своеобразной глубокой скорбью; по своему общему характеру это есть славянская скорбь, тихая, грустная, то самая нота, которая звучит во всех славянских песнях». Для характеристики этой славянской скорби и разъяснения ее психологического характера мы можем прибавить, что наша национальная скорбь чужда всякого пессимизма и не приводит ни к отчаянию, ни к самоубийству, напротив, это есть та скорбь, о которой говорит Ренан, что она «влечет за собою великие последствия». И в самом деле, у русского человека это чувство представляет собою самый чистый и естественный выход из тяжелого внутреннего напряжения, которое иначе могло бы выразиться каким-либо опасным душевным волнением, например, гневом, страхом, упадком духа, отчаянием и тому подобными аффектами. Среди несчастий, в опасные минуты жизни у славян является не гнев, не раздражение, но чаще всего грусть, соединенная с покорностью судьбе и вдумчивостью в события. Таким образом, славянская скорбь имеет свойства предохранительного чувства, и в этом кроется ее высокое психологическое значение для нравственного здоровья: она оберегает душевный строй и обеспечивает незыблемость нравственного равновесия; являясь унаследованным качеством, славянская скорбь стала основной благотворной чертой великого народного духа.

Все другие стороны чувства и вообще эмоциональная сторона души хорошо развиты у славян; в этом отношении славянство приближается к романским расам.

Слабейшую сторону славянского характера составляет воля; она гораздо менее энергична, чем у других народов, и в этом отношении славяне представляют противоположность германским и англо-саксонским расам. Воля у славян выражается порывами (Леруа-Болье), как будто для накопления ее требуется срок. Славянский гений не чужд ясного сознания этой особенности и поэтически изобразил ее в былине об Илье Муромце.

Из приведенной характеристики видно, что финну, при его твердой воле, сильной в сдерживании себя (самообладании) и столь же сильной во внешних проявлениях, не доставало достаточно ума, чтобы направлять волю, а не становиться слепым фанатиком действия. С другой стороны финну не доставало живого чувства и тонкой отзывчивости не внешние впечатления. Этими качествами обладает славянин. Объединение двух таких несходных народностей дало расу среднюю в физическом отношении и дополнило духовный образ до степени целостности: русский, впитав в себя финскую душу, получил через нее ту тягучесть и выдержку, ту устойчивость и силу воли, какой не доставало его предку славянину; а в свою очередь финн, под влиянием славянской крови, приобрел отзывчивость, подвижность и дар инициативы. Нравственные качества финна и славянина, слившись в одном народном организме, взаимно дополнили друг друга, и получился цельный нравственный образ, более совершенный в психическом смысле, чем составные части, из которых он сложился.

Типы малорусса и великорусса отличаются между собою в том отношении, что у малорусса в меньшей степени получились те новые черты, которые приобретены от финнов, и более сохранился природный славянский ум и чувство. Таким образом, малорусс оказался более идеальным, великорусс более деятельным, практичным, способным к осуществлению. Малорусс, говорит Леруа-Болье, более подвижен, более склонен к размышлению (развитой ум), но менее деятелен (более слабая воля). Его чувства тоньше и глубже; он более поэтичен и склонен к внутреннему анализу.

Общий характер и основные черты славян и русских еще боле дополняются анализом душевных оттенков, свойственных отдельным славянским племенам. Известный антрополог-этнограф Талько-Грынцевич следующим образом описывает поляков, сравнивая их с великоруссами, белоруссами и малоруссами. «Суровая северная природа, — говорит Талько-Грынцевич, — …выработала в великоруссах характер более холодный, подходящий к климату, терпение, выносливость, твердость и энергию. Поляки напротив, поселившись издавна в своих равнинах, сохранили лучше черты характера своих отдаленных предков: темперамент горячий, мечтательный, легко воспламеняющийся, характер мягкий, веселый и беззаботный, малую житейскую практичность, непостоянство, глубокую привязанность к родному очагу».

Приведенная характеристика показывает, что глубокое чувство является основной стороной характера, подавляющей собой ум и волю. Такие, неумеряемые умом и волей, чувства способны в одиночку, безраздельно господствовать в душе и увлекать ее своей силой. «Ближайшие соседи поляков — белоруссы и малоруссы, — говорит Талько-Грынцевич, — по своим нравам и народному характеру представляют как бы переходную ступень от поляков к великоруссам, — ступень, в которой крайности двух характеров смягчаются».

Приведенные Талько-Грынцевичем четырнадцать фототипий поляков из различных провинций вполне подтверждают сделанную им характеристику: на каждой из фотографий запечатлено, по преимуществу, чувство. Крайнее проявление славянского типа в поляках объясняется по Талько-Грынцевичу географическим положением поляков в центре славянства. Этим же Талько-Грынцевич старается объяснить особенности польской речи. Некоторые антропологи указывают на возможность антропологического смешения поляков с другими племенами, ссылаясь на то же географическое положение поляков — на большой дороге человечества, по которой в доисторическую эпоху прошла масса народов в том и другом направлении. Быть может, в возникновении польского племени играло роль узкое скрещивание чисто славянских элементов, приведшее славянские племенные крайности к их высшей точке в силу тех принципов, значение которых указано выше.

Вопрос этот остается недостаточно ясным, но совершившееся в наши дни выступление поляков на путь всемирной литературы, вероятно, разъяснит многое в этом оригинальном и талантливом племени.

Инородцы России, по всей вероятности, играют маловажную роль в образовании оттенков русского народного духа, но на окраинах, где происходит антропологическое сочетание их с русскими, влияние весьма возможно в виду известной наклонности русских к мирному объединению с другими народами на основах антропологического и духовного товарищества.

В состав англичан вошли (брахи — брюнеты) кельты (Шотландия и Ирландия) и (долихо-брахи — блондины) германцы с некоторой примесью норманов (тоже германцев). Английская раса, как смесь названных частей, уже совершенно сплотилась и сформировалась антропологически. По росту — это первая раса в мире; она также занимает первое место между цивилизованными народами по весу тела, развитию груди и физической силе. В психологическом отношении англичане значительно отличаются от других народов. Воля, говорит Фулье, составляет основное органическое свойство английского характера, которое в точности напоминает древнегерманскую расу, отличавшуюся твердой, упрямой, закаленной, выдержанной волей; англичанину свойственна так же, как результат сильной воли, предприимчивость и любовь к инициативе, — этим последним качеством англичане обязаны норманской крови. Благодаря сильной воле англичанин отличается сдержанностью, серьезностью и способен к продолжительному трудовому напряжению.

Благодаря своей воле, говорит Бутми, англичанин представляет из себя истинное орудие труда: он гораздо производительнее, чем ирландец и немец. Англичанка не менее сильна волей и деятельна. Но в отношении развития и тонкости чувства и такта англичане, несомненно, уступают французам. В умственном отношении англичанин настойчив, но менее способен к общим идеям, отчего все науки у него за немногими исключениями носят скорее практический, нежели чисто научный характер. Значительная часть английских ученых лишены того, что можно было бы назвать общим развитием, они, скорее, чистые специалисты избранных отраслей знания (Фулье).

Специфические черты английского духа явились, независимо от действия внешней природы, плодом смешения рас, населяющих Британские острова. Эти расы сформировали самостоятельный язык, плод самого курьезного смешения, которое дало необыкновенно практичные формы.

Основной психический склад англичан принадлежит германскому корню. Другие составные антропологические части, входящие в состав нации, подвергаются более или менее сильному давлению, которое имеет своей целью истребление. Чистый англичанин высокомерен, молчалив и беспощаден в своей деятельности, в нем нет того духа благосклонности и любезности, которая свойственна французу, напротив, он всюду в своих отношениях к людям примешивает презрительный и вызывающий оттенок, а в своих отношениях к покоренным или зависимым народам англичане вносят начало угнетения, эксплуатации и истребления (Бутми).

Основную черту английского характера составляет преобладающее развитие воли, как у француза — преобладающее развитие чувств и ума: француз оживлен, говорлив, тонок по своей душе и отзывчив, англичанин молчалив и решителен. Француз, в своих отношениях и действиях, в значительной степени руководится общественным мнением и совестью других и даже в этом ищет для себя поддержки и подкрепления, англичанин руководится своим собственным убеждением. Привыкнув искать нравственную опору в самом себе, а не в окружающих, англичанин отличается прямотой, откровенностью, независимостью и гражданским мужеством. Следующий эпизод поясняет мысль. В 1864 году Джон-Стюарт Милл выступал в качестве кандидата на выборах. Один из его противников, желая испортить ему парламентскую карьеру, предложил ему крутой вопрос в присутствии избирателей из рабочего класса: «Правда ли, спросил он, что вы отзывались об английских рабочих, будто они склонны ко лжи». Милль, не колеблясь, сказал: «Да, это правда». Французская публика в подобном случае, говорит Бутми, разразилась бы воплем протестов; но лондонские рабочие покрыли ответ Милля живыми аплодисментами: им понравилось нравственное мужество, с которым Милль готовился встретить их неудовольствие.

В своих политических взглядах англичанин отличается крайним партикуляризмом: он внимателен, либерален и гуманен только в отношении англичан; но во внешней политике он совершенно иной человек. Законность, правдивость, гуманность и благородство в отношении к слабому признаются и уважаются только по ту сторону Ламаншского пролива, не дальше.

Несмотря на высокое и оригинальное развитие Англии, она, по-видимому, сделала меньше для поднятия и возвышения человеческого рода, чем сделали другие страны: Италия, Франция, Германия; но она показала миру невиданный пример свободы и деятельности. Подобный практический прогресс не менее важен, чем прогресс умственный.

В состав Германии, кроме собственно германского племени, вошли элементы кельтские, славянские и финские; в Пруссии — особенно значительна примесь славян, в Баварии примесь кельтов. По наблюдениям Вирхова, долихо-блондины составляют основную часть германского народа, и, тем не менее, индивидуумов с таким типом в северной Германии наблюдается от 33–43 %, в центре Германии от 25–32 %, а на юге не более 18–24 %. Таким образом, германское племя (долихо-блондины), давшие германскому народу свой язык и душевный тип, не представляют собою большинства. Но то же, как мы видели, наблюдается и в России, где до 60 % состава населения относятся к смешанному типу и где население, давшее свой язык, остается почти в меньшинстве.

В основе своей души немцы, как и англичане, имеют сильную волю; отсюда вытекает их энергия, настойчивость, терпение в перенесении трудностей и верность принятому долгу. Чувство у немца носит печать идеализма; оно не сразу и не так скоро возбуждается, как у русских и французов, но раз возбужденное остается сильным и продолжительным. В сравнительной психологической оценке ум составлял всегда у немцев сторону, которая уступала чувству, в особенности воле. К выработке и развитию этой слабейшей стороны своей души немец приложил особенные усилия, подобному тому, как русский приложил усилия для выработки у себя воли. Успехи, достигнутые в этом направлении расой, нельзя не признать замечательными, и психологический эксперимент, которому немецкая раса себя подвергла, не остался без знаменательных последствий. Самая техника умственного развития усовершенствована немцами в такой степени, что, во многих отношениях, она послужила образцом для других народов. Немцы не только привели в образцовый порядок библиотеки, книжную торговлю, но они первые сумели реферировать всемирное знание, создать научные центры, организовать армию ученых, в которой все, начиная от высших и до низших, тихо, но неудержимо идут вперед таким стройным эшелоном и с такой идеальной научной организацией, что, независимо от эпохи и личных сил работников, успехи знания быстры, верны, безостановочны и экстенсивны. С первого взгляда немецкая ученость, немецкая мысль кажутся тяжелыми, как бы достигнутыми путем томительной осады, и, тем не менее, этот путь немецкого ума оказывается практичным и приводит к истине, несмотря на свою кажущуюся простоту. Устройство университетов, организация научных центров, настойчивость в деле науки, последовательность знания, организация и сотрудничество доведены немцами в области науки до высоты истинной техники, благодаря чему даже посредственный ученый не только достигает серьезного научного усовершенствования, но и обогащает отечественную и всемирную науку. Сознанием важности науки проникнуты в Германии не только правительственные сферы и образованные классы, но даже в уме самого бедного и тупого поденщика жизни слова: «профессор», «ученый», «доктор» облечены ореолом такого величия, какого в других странах не умеют дать науке. Германия — единственная в мире нация, среди которой наука нашла себе высокое положение и оценку. Создав для науки высокий пост, немцы показали на самих себе, какую важность для развития народного духа представляет культ науки. Другие народы также верят в науку, но нигде оценка ее не проникала так глубоко в народные массы, как в Германии. Немцы показали на деле, что они смотрят на учение как на силу, способную нести весь народ, объединенный в великую интеллектуальную армию. Успехи, достигнутые осуществлением такой идеи, оказались необыкновенно плодотворными для немцев; польза их чувствуется и человечеством. В этом — бесспорная заслуга немецкой расы! Другие, быть может, более талантливые народы не сумели реализовать технику умственного развития в такой мере, как немцы. Последствия интеллектуального прогресса немцев оказались гораздо более значительными и серьезными, чем того могли ждать немцы и другие народы. Ученое руководительство стало такою всеобщей и распространенною потребностью во всех слоях немецкого народа, что, можно сказать, народная жизнь слилась с научной, и народный разум поднят до высоты науки. Это один из самых крупных опытов в жизни человеческого рода!

Французы, подобно немцам, не составляют антропологически однородной нации. В состав французского народа входят: малорослые (брахи-брюнеты) кельты, высокорослые (долихо-блондины) галлы и, наконец, германцы. Эти составные части (как и составные части германцев) достаточно слились и объединились этнографически, образовав очень типический коллективный огранизм Франции. Подобно тому, как в Германии на всю этнографическую группу немецкого народа наложили свой духовный отпечаток германцы, так во Франции то же сделали галлы и кельты, передав французскому народу свойственный им веселый, живой и подвижной характер.

Самую заветную, выдающуюся сторону французского характера составляет живая впечатлительность, уже с первого раза очевидная для наблюдателя. Она происходит от сильных чувств, свойственных этому народу, и была нередко предметом критики и насмешек со стороны других народов, которым эта черта могла казаться зависящей от слабости воли и неспособности к самообладанию. Но в действительности чувства французов не только сильны, но глубоки, в истинном значении этого слова, — а такие чувства не могут быть вполне подавляемы волей. Чувства француза отличаются и глубиной, и проникновенностью: ими явно сопровождаются все душевные акты, и даже сухой ум и чистая воля несвободны у француза от заметной эмоции. Оттого французская мысль отличается особенной живостью, картинностью и блеском; в свою очередь воля, благодаря чувству, полна гибкости и живого приспособления и никогда не носит характера слепой механической силы; и даже самые чувства всегда сопровождаются целой гаммой второстепенных тонов и оттенков, придающих им характер широкого всепроникающего эмотивного акта. Французу даже неизвестно то состояние стихийной оцепенелости чувства с окаменением воли, которое составляет национальную черту финна и называется упрямством. Французу несвойственна также и холодная жестокость, составляющая национальную черту некоторых образованных народов.

Тонко развитое чувство француза делает его проницательным в отношении душевного состояния других и родит в нем самом эмотивный отклик; оттого француз является общественным существом в большей степени, нежели представители других народов Европы. Уже галлы, по сказанию Страбона, охотно принимали на себя вину тех, которые казались им обвиненными несправедливо. Французский солдат, храбрость которого имеет вековую репутацию, в пылу сражения никогда не думает о себе, но исполняет долг глубокого сочувствия к товарищам, которым угрожает опасность. Сочувствие и сострадание является естественной глубокой чертой национального характера француза. Легко понять, что при таких качествах француз не мог сделаться колонизатором. Францию считают даже неспособной к колонизации. Колонизация требует той холодности, насилия, презрения или, по крайней мере, невнимания к низшей расе, на какое француз не способен по самому характеру своему. Как древний грек, изготовляя художественные произведения для рынка, не мог превратиться в простого ремесленника, но оставался художником, так француз не способен позволить себе то невнимание к человеку, какое необходимо, чтобы сделаться колонизатором. Черта общечеловечности в такой степени свойственна французскому характеру, что даже самый лиризм этой нации запечатлен необычным характером. В то время как немецкий лиризм, говорит Мейер, носит на себе печать уединенного замкнутого в себе состояния, лиризму французскому присуши экспансивность и общественность, и даже, когда Ламартин и Гюго говорят о самих себе, они изображают только те чувства, которые общи всем и которые носят не личный, но сверхличный общечеловеческий характер. Такую особенность французского характера иногда объясняли мотивами личного свойства — исканием развлечений, потребностью в обмене мыслей, жаждой общества и т. п. и т. п. Но такие объяснения необходимо признать односторонними; напротив — француз чувствует самого себя меньше, чем чувствует другого, и для него больше имеет силы чужой взор, чужая совесть, чужая душа, чем его собственные инстинкты: omnium mihi conscientia major est, quam mea — так о себе говорит француз.

Указывая на приветливость и общественность французов, Д. С. Милль замечает, что англичанин лишен этих качеств: «В Англии, — говорит он, — всякий поступает так, как будто все ему враги или все сердятся на него».

«Тонкое понимание другого и оценка самого себя меркой общественной совести сделали для француза естественными высшие добродетели: самоотверженность, альтруизм, потребность стать на службу не только своей народности, но и всему человечеству. В этом отношении французам принадлежит, по праву, нравственное первенство в ряду современных рас. Социальные реформы и демократический дух гораздо более созрели во французской нации, чем в других странах, и в настоящее время умы лучших людей Франции не без основания начинают предчувствовать зарю высокого поворота в ходе нравственной жизни, которой Франция достигнет раньше, чем кто-либо в человечестве» (Фулье).

Основным свойством французского ума является его острота и неутомимость. В этом отношении французы занимают едва ли не первое место среди народов. Предание приписывает Виргилию слова: их (галлов) может довести до утомления все, что угодно, только не умственная работа. Ясность мысли и ее логическое построение таковы, что французов не без основания называют огранизаторами человеческой мысли. Французская критика получила всемирное воспитательное значение для ума, как французская комедия для общественных нравов.

Воля французов не всегда является сильною в делах внешних, но, в общем, эту волю необходимо признать сильной, если принять во внимание ту сложность душевной работы и те бесчисленные компликации, какие даются живым умом и пылкими чувствами и которые неизбежно требуют необыкновенно сложных и гибких манипуляций воли в задачах решения и осуществления.

Объединяя все данные, касающиеся французского духа, нельзя не прийти к заключению об особой талантливости расы; значение этой талантливости еще больше возвышается гармонией, существующей между душевными способностями. Самое направление духовной жизни французского народа носит печать того всестороннего психического прогресса, который напоминает дарования древних греков.

Французский гений направляется по тому пути, который менее всего обещает непосредственные осязаемые результаты, но — это путь высшего душевного развития. Человечество когда-нибудь оценит и этот путь, и ту нацию, которая избрала и пролагает такой путь.

Психологический очерк народов остался бы неполным, если бы не были приведены, хотя некоторые, черты из психологии народа, который хотя и не составляет нации в полном смысле слова (так как рассеян среди других народов Европы и земного шара), но черты этого народа настолько типичны, что ознакомление с ними имеет существенный теоретический интерес и может содействовать уяснению общих вопросов этнической и расовой психологии.

Евреи распадаются на две обособленные группы, различающиеся как по внешним признакам, так и по своему происхождению. Русско-немецкие евреи (ашкеназы), по своему малому росту, относительной частоте у них рыжих волос, серых глаз и брахицефалии, сильно удаляются от сефардов (евреев трех южных полуостровов Европы, африканского побережья Средиземного моря и отчасти Голландии и Англии). Евреям-сефардам свойственны: черные волосы, черные глаза и долихоцефалия. По новейшим исследованиям сплочение этих двух антропологических типов в одну общую группу еврейского народа произошло чрезвычайно давно, еще на месте первоначальной родины евреев в передней Азии, где к первоначальному истинному семитическому корню присоединились брахи-блондины амориты. Позднейшие примеси (арийцев в Европе) к этим исконным частям еврейского народа были сравнительно незначительны, почему еврейский народ сохраняет свою первобытную типичность.

Евреи во все времена своей истории обнаруживали склонность к переселениям в гораздо большей степени, чем другие народы. Путь в Европу, куда переселилась главнейшая масса евреев из их первоначальной родины — Передней Азии был троякий: через Кавказ, по берегам Черного моря и по Средиземноморскому побережью. По этому последнему пути прошла наибольшая часть евреев перед началом периода их рассеяния. В настоящее время общее число евреев на земном шаре до 10–12 миллионов; половина этого числа живет в России.

К антропологическим особенностям евреев, резко отличающим их от других народов, относятся: более малый рост, слабое развитие груди, большая рождаемость, высшая средняя продолжительность жизни и меньшая смертность; благодаря этим особенностям, евреи постепенно возрастают в числе, даже несмотря на неблагоприятные условия, в которых эта раса находится всюду. Одна из наиболее заметных особенностей еврейского народа заключается в наивысшей приспособляемости евреев к самым разнообразным климатам, о чем речь была уже выше.

Физической устойчивости еврейской расы соответствует и устойчивость основных черт душевного строя: каким изображен еврей на стенах древних египетских гробниц, таким он в физическом отношении представляется и в настоящее время, и совершенно то же замечается в духовном отношении. Правда, такой общий принцип антропологической устойчивости применим и к другим народам: требуются долгие века для изменения психического и физического типа народов. Таковы взгляды современной антропологии. В популярных статьях можно встречать нередко объяснение психического типа евреев событиями их истории за два последние тысячелетия; но в вопросах, о которых идет речь, такой срок — слишком незначителен и не может оказать сколько-нибудь заметного влияния, за исключением случаев — крупных антропологических скрещиваний, которые для еврейства не имели места. После этих замечаний переходим к краткому очерку душевных свойств еврейской расы.

Ренан называет евреев расой интеллигентной, умной и страстной. С такой количественной оценкой дарований все согласны. Умственная одаренность евреев не подлежит сомнению и сказывается в особенной легкости, с какою им дается изучение речи, начиная с грамотности до литературного языка, которые евреями усваивается гораздо легче, чем другими народами. Евреи являются повсюду, начиная с отдаленных времен, переносчиками культуры и посредниками в умственном обмене, а при испытаниях умственного развития в школе, в наши дни, евреи нередко превосходят неевреев быстротою и бойкостью научных справок (Леруа-Болье и др.). Но этой формальной или внешней стороне ума далеко не соответствует сторона внутренняя. Убежденный сионист из христиан профессор Ф. Геман многозначительно говорит, что евреи не могли быть творцами собственной оригинальной культуры, потому что у них не было собственной почвы, собственного постоянного пристанища. Но Ренан думает, что не эти внешние причины, как кажется Геману, а другие, более глубокие условия лежат в основе этого своеобразного явления — несомненных дарований и столь же несомненной неспособности создать национальную культуру. Ренан говорит, что у евреев, как у расы, вообще нет призвания ни к философии, ни к науке, ни к искусству, за исключением музыки. Как бы в подтверждение самого факта этой странной духовной односторонности народа, который обладает блестящим, но нешироким умом, указывают на глубокую историческую загадку, — что созданием Библии, этого величайшего этико-литературного произведения, как бы исчерпывается продуктивная производительность Израиля, после чего следует двухтысячелетняя пауза, в продолжение которой евреи, по справедливому замечанию Гемана, вносили свою долю участия во все культуры и, тем не менее, ни одна не создана и не проникнута их духом. Как будто у евреев иссяк родник собственной духовной жизни, и они стали жить чужими идеями, чужим духом и чуждыми им вдохновениями! Самобытное национальное творчество Израиля как будто совершенно угасло, или, по крайней мере, оно стало искать себе вдохновения в национальных идеалах тех народов, с которыми евреи сожительствуют.

В отношении чувств Ренан назвал евреев расой страстной, т. е. одаренной живыми чувствами. Хвольсон (семит по происхождению) приписывает семитам чувствительную, раздражительную страстную душу. И, действительно, чувства евреев всегда представляются яркими и живыми, по временам даже сильными. Однако же, при всей живости своего темперамента, евреи нисколько не похожи на французов, обладающих также живыми и сильными чувствами, и это несходство разъясняет сущность дела. Объективное определение чувств представляет задачу нелегкую, но мы остановимся на некоторых чертах, которые одинаково оцениваются и неевреями и евреями. Это параллельная оценка сделана представителями первого Конгресса сионистов с одной стороны (Нордау, Бирнбаум и проч.) и с другой стороны Геманом в указанной выше брошюре его и другими. Не входя в описание отдельных чувств, ограничимся оценкой общего характера их. Главный отпечаток, которым отличаются чувства еврейской расы можно бы назвать нравственным симплицизмом. Чувство еврея часто является в упрощенной форме, в своей обособленности и без осложнения одних чувств другими; так стыд принимает форму уничижения, страх является в виде растерянности, печаль — в виде слез и экспансивной эмоции, самодовольство — в виде тщеславия, кичливости, надменности и заносчивости, самоуверенность — в виде самомнения и т. п. Сущность подобных оттенков и вариаций состоит в замене многих чувств одним из сильнейших или одним из элементарнейших. Поясним примером: человек, чувствующий себя униженным, презираемым — каковыми часто чувствуют себя евреи — может не поддаться полностью одному этому чувству, если только будет хранить в себе чувство нравственного достоинства; подобным образом, человек гордый не впадет в заносчивость и кичливость, если будет поддерживать в своей душе уважение к чужой личности и т. д. Но если подобного осложнения нет, если эмотивный противовес непривычен для души, то всякий вообще субъект, независимо от его национальности, становится нравственным симплицистом: его натура, вместо тонкости, приобретает вульгарность, и все отдельные чувства решительно изменяются. Сущность нравственного симплицизма выясняется при психологическом сравнении еврея и француза в отношении чувства. Чувства французской расы носят печать необыкновенной сложности — это всегда душа, звучащая многочисленными своими фибрами, — что свидетельствует о высоком эмоциональном прогрессе расы. Такая душа далеко не свойственна евреям, как расе. Без сомнения, и между евреями есть люди с необыкновенно тонкой всечеловеческой духовной организацией, но живая, страстная французская душа не может быть поставлена на один общий уровень с живой страстной еврейской душой. При той же силе эмоции, эти две души различаются в отношении полноты и глубины чувства так же, как английская и русская душа отличаются размерами и силою воли.

Неполная или недостаточная дифференциация чувства в еврейской расе уже в отдаленные времена сделала необходимым существование особенного нравственного корректива — в лице пророков, которые являются замечательным специально еврейским институтом. Этимология слова пророк в русском и греческом языках указывает на прорицание, предсказание будущего, как на основную функцию пророка, но семитическое слово nabi, применяемое к наименованию пророка обозначает собою человека зрячего, т. е. нравственно видящего, проницательного, различающего и распознающего своим чувством те нравственные тонкости и детали, которых не различают другие. Таким образом для нравственной жизни расы понадобился особый институт нравственно ясновидящих людей, способных быть руководителями в делах совести, в делах нравственного такта, которого нередко не доставало не только обыкновенным евреям, но и духовным представителям их — первосвященникам, священникам, как видим из писаний пророков. По мнению Ренана, пророки представляют собою явление, не имеющее аналогов в истории других народов. Пророки старались будить чувства, очищать их, содействовать их развитию и росту; пророки одинаково обращались к народу и его царям и первосвященникам, как вестники Бога, как голос и идеальной совести, и тонкого чувства.

Что касается воли, то еврейская раса отличается выдающейся настойчивостью в труде и неутомимостью.

Основные психические свойства еврейской расы: 1) блестящий, острый, но не глубокий ум, 2) счастливая настойчивая воля и 3) недифференцированное чувство положим свою специфическую печать на весь духовный образ, на жизненную деятельность и на исторические судьбы избранного народа.

Относительная элементарность, или недифференцированность чувства решительнее всего выражается в еврейской расе отсутствием тоски по родине и легкой утратой родной речи. Отсюда становится понятной склонность к миграциям в отдаленные страны и симбиоз с чуждыми расами, свойственный еврейскому народу с отдаленных моментов его истории. Быть может, стремление евреев к рассеянию и расселению и самое отвращение к оседлости вытекает не из одной нужды в куске хлеба, но скорее из потребности искать духовную жизнь, бьющую более полным ключом, нежели жизнь еврейской расы. Таким образом, расселение евреев по лицу земли являлось бы не только вынужденным, но отчасти, вероятно, и естественным психологическим явлением, зависящим от свойств еврейского национального духа.

Рассеяние по лицу земли и продолжительная жизнь среди чуждых рас выяснили некоторые отличительные черты национального духа евреев, в особенности — легкость, с какою еврей воспринимает чуждую культуру. Странствуя по земле, евреи утратили не только свою историческую территорию, но также свой язык, литературу, поэзию, искусства и, в известной степени, самый нравственный облик — все самое ценное в жизни. Быть может это единственный пример для столь развитой в умственном отношении расы! Душа современного еврейства уже не согревается и не возбуждается самобытным национальным гением. Расовый тип, правда, еще остается, но это скорее касается формы, чем содержания духа с его историческим преемством идей, стремлений и чаяний. Евреи вносят свою долю участия в современные национальные культуры разных народов, как справедливо говорит Геман, но они руководятся вдохновением не иудейского, а чуждого им народного гения, откуда они черпают содержание и формы своего творчества. По-видимому, главной причиной такого направления духовной жизни избранного народа является перевес умственного развития над эмоциональным: тонкое чувство, идеализм, поэтические и художественные эмоции уступили у евреев свое законное первенство практицизму в ущерб естественному развитию высшей жизни.

Симплицизм и неполное развитие чувства привело талантливую, в умственном отношении, еврейскую расу к монотонности умственных аспирации, к сужению круга действий, к замкнутию себя в рамки немногих специальностей и профессий, где ум находит желаемую пищу. Но все важнейшее, на что человек подвигается тонким чувством, именно: стремление к развитию чисто духовных интересов — языка, поэзии, литературы, искусств и проч. осталось в еврейской расе без надлежащего преуспеяния. Таким образом, еврейство осудило само себя на узкую служебную роль в человечестве, утратило руководящую идейную силу, о которой говорили его пророки, и спустилось до положения простого исполнителя поручений различных наций, среди которых оно живет, идеями которых вдохновляется. В окончательном выводе это привело талантливую расу к более узкой жизни, чем та, которая требуется интересами духа, и в этом — великая угроза высшему духовному преуспеянию еврейской расы в будущем.

Как мы старались показать в очерке национальной психологии других рас (русские, немцы), каждая раса с необыкновенной настойчивостью идет по тому пути, какой указывается задачами ее психического усовершенствования, не останавливаясь ни перед какими требованиями жизни. Так, немецкая раса, у которой чувство и воля были счастливо развиты, устремила все силы своего духа на достижение умственного прогресса в уровень с чувством и волею. Славяне, одаренные счастливо в умственном и эмоциональном отношении, направили свои стремления на развитие воли, и с этой целью даже вошли в антропологическое — кровное объединение с финнами и, таким путем, пересоздали себя в новый антропологический и духовный тип (русских), обладающий более полной и цельной духовной организацией, нежели та, которою обладают составляющие его родоначальные расы (славянская и финская). Такого пути еврейство чуждается, оно замыкается в себе, избегая как антропологической ассимиляции, так и национальной пропаганды, хотя вековой опыт человечества указывает расам иной биологический идеал. Время покажет, лучше или хуже других народов поступают евреи.

В противоположность многим культурным народам, евреи обнаруживают мало склонности к национальному объединению; их сплоченность, по своему характеру, скорее напоминает факт расового, чем культурного единства. Евреи мало стремятся к территориальной концентрации, столь же мало склонны к созданию национального духа с самобытным языком, поэзией, литературой, искусством. При таких наклонностях еврейской расы, жизнь в рассеянии вовсе не является для нее фактом чисто внешним или только насильственным, но глубоко коренится и в самых особенностях этого народа. Брока усматривает в евреях свойства антропологического космополитизма — как в физической организации их, так и в их физиологической приспособляемости. Но очевидно, и в психическом отношении еврейству свойственна такая же приспособляемость и вытекающий из нее нравственный космополитизм: евреи охотно передвигаются с места на место, побуждаемые материальными и духовными потребностями, и это стремление возникло у них не только со времени утраты ими своей территории в Палестине, но проявилось и гораздо раньше. Самая перспектива рассеяния и симбиоза с народами земного шара была предсказана евреям их пророками; эти гениальные люди, которых можно бы назвать сионистами своего времени, глубоко понимали национальный дух своих соотечественников и предусматривали исторические события, причины которых коренятся, главным образом, в национальном духе евреев. События действительно наступили так, как об этом читаем у еврейских пророков. Этим подтверждается как проницательность пророков, так и верность сделанной ими психологической характеристики своего народа. Хотя пророки Израиля усматривают в рассеянии наказание Божие, а современные сионисты пытаются создать из евреев нацию в том смысле, как она создалась у других народов; но самый вопрос, — нам кажется — стоит глубже. Евреям, как расе, едва ли свойствен национальный уклад душевной жизни; у них гораздо больше сказывается склонность к антропологической всеобщности, чем к национальным рамкам; и, быть может, именно в этом скрывается антропологическое и культурное призвание этой, во всяком случае, прочной, устойчивой, резко отмеченной в духовном отношении расы.