• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Задача антрополога, желающего дать характеристику физического типа великоруссов, представлялась бы не особенно сложной и трудной, если бы дело шло только о простой установке признаков, которые определяют общую физиономию великоруссов и отличают последних от их ближайших и более далеких родичей и соседей. Все мы имеем более или менее определенное понятие о «великорусском типе» и ежедневно говорим, что у А. чисто русский тип, Б. похож на татарина, В. калмыковат и т. д. У наших первоклассных писателей-романистов можно найти целый ряд индивидуальных и собирательных великорусских типов. Тургенев дает даже сравнительное описание орловского и калужского мужика. Но как бы ярки и художественны ни были эти характеристики, они далеко, конечно, не могут удовлетворить требованиям современной антропологии; задачи последней по отношению к отдельным народностям заключаются не в простом только описании и констатировании тех или иных физических черт, но и в анализе их. Изучая данную народность, антрополог должен по возможности показать происхождение каждого отдельного признака, его распространение среди других человеческих групп, значение его в смысле показателя степени родства изучаемой группы с другими группами и т. д. Собирая все изученные признаки в одно целое, антрополог задается вопросом, представляет ли это целое нечто компактное и однородное, — так называемый чистый тип, а если нет, то какие элементы вошли в его состав, какого они происхождения и как они повлияли на производный сложный тип. В этой части своей задачи антрополог близко соприкасается с задачами историков, этнографов, лингвистов, выясняя вместе с ними составные элементы племени. Входя в вопросы прагматической истории, истории культуры, этнографии, социологии, политической экономии, физиологии, психологии, географии, геологии и т. д., антрополог может и даже должен делать попытки связать те или другие особенности жизни, развития и характера отдельных человеческих групп с особенностями физического их строения. Поэтому, приступая к очерку физического типа великоруссов, необходимо коснуться, хотя бы в самых общих чертах, наиболее важных указаний, почерпнутых из соответствующих областей знания.

Область, в которой сложилось ядро великорусского населения, не была достаточно защищена от набегов вражеских племен ни морями, ни высокими непроходимыми горами: ни Уральский хребет, ни Волга не представляли собою достаточных ограждений со стороны Азии, откуда преимущественно и шли на территорию современной России волны различных, пестрых по своим этническим элементам, кочевых племен. Не маловажную роль в истории сложения типа населения играла также чрезвычайная лесистость страны, ограждавшая до некоторой степени население от окончательной гибели под давлением проходивших здесь чуждых народностей и вместе с тем способствовавшая развитию любви к вольной жизни мелкими общинами, долго не имевшими ни возможности, ни желания сплачиваться в большие социальные и политические единицы. Дальнейшее рассмотрение географических условий и их влияний на население завело бы нас слишком далеко, да оно и не вызывается прямыми потребностями нашей ближайшей задачи.

Первые сведения о том, какие народы населяли область, занимаемую современными великоруссами, не заходят далеко в глубь веков. Палеонтология свидетельствует, правда, о существовании уже во второй половине ледникового периода человека, ютившегося вблизи южных границ тающих ледников, но мы ровно ничего не знаем ни о физическом его типе, ни о том, откуда он пришел и куда он исчез. Первыми более достоверно известными насельниками области, на которой сложилось впоследствии великорусское племя (новгородских земель, а потом так называемых земель Владимиро-Суздальского края), были, по-видимому, финны. Как давно сели они на эти земли — неизвестно. Изыскания финнологов показывают, однако, что около начала нашей эры у финнов установилось уже более или менее тесное, отразившееся на их языке, соседство с литовскими и германскими племенами. Доказано далее, что довольно распространенные в России названия рек с окончаниями на «ма» и «ва» составляют, по Веске, суффикс, означающий понятие о реке. Судя по области распространения рек с подобными названиями, финны занимали некогда всю северную и среднюю полосу современной России, от низовьев Камы и прилегающей к ней части Волги до Балтийского моря, а на западе и юго-западе — до верховья и левых притоков Днепра, кончая Десною. На восточной окраине этого района и по настоящее время живут два финских племени — черемисы и мордва. Последние занимают свои места в продолжение многих веков, так как о них (под названием Mordens) упоминает еще в VI веке готский историк Иордан. Тот же Иордан упоминает и о племени мери, хорошо известном нашей начальной летописи. Черемисы же и по настоящее время называют себя «мар» и представляют, быть может, прямых потомков или же ближайших родичей полумифической мери. Начальная летопись упоминает также о чуди, веси, муроме, мещере, еми, угре и многих других финских племенах.

Славянские племена приходят в соприкосновение с финнами, насколько это можно судить по лингвистическим признакам, приблизительно около V–VII века. Древнейшие из прослеженных областей населения славянских племен надо искать приблизительно в Прикарпатьи, по верхнему течению Вислы, в теперешней Галиции и в Волынской губернии. Более достоверными становятся передвижения славян приблизительно с III–IV века по Р.Х., когда они распространились на запад к Одеру, на юг — к Дунаю и на северо-восток — вверх по Днепру и его притокам. Около V–VII века последняя ветвь проходит через области литовского населения и соприкасается с финскими племенами, с которыми и вступает в самые тесные отношения. К этому же приблизительно времени от славянского центра отделяется еще один поток — на восток через Десну и Сейм к Дону. В IX–X веках славянские племена окончательно утвердились в Приднепровьи и начали оттуда свою колонизаторскую деятельность.

В области будущего ядра великорусского населения осели, в промежуток времени между IX и XII веками, на земли, занятые финскими племенами, главным образом новгородские (ильменские) славяне, близко родственные им кривичи, а также вятичи. Колонизация совершилась, по-видимому, не сразу большими массами, а постепенно, мелкими партиями, отдельными островками. Встречаясь с мирными по природе финнами, новые насельники края должны были частью подавить и поглотить их, частью же слиться с ними, воспринять от них некоторые физические, лингвические и психологические черты, составив с ними, наконец, одно целое — великорусское племя.

В состав современных великоруссов входят, следовательно, главным образом славянские и финские элементы. Но, кроме того, не должны были остаться без влияния (особенно на высшие классы) и примеси варяжской (норманской) крови, а также, вероятно, и монгольской. Последняя, впрочем, не должна была оказать особенно сильного влияния, так как во время великого нашествия монголов татарские орды, хотя и доходили до верховьев Оки и даже выше, но нигде в этих местах долго не задерживались, спускаясь главным образом на юг, куда их манило приволье черноморских степей. Тем не менее, отрицать влияние монгольской крови так категорически, как делает это, например, профессор Беляев, едва ли возможно. Борьба с пограничными тюркскими племенами на востоке, затем самый факт прохождения татарских полчищ через земли Владимире-Суздальского края не могли, особенно при нравах того времени, не примешать хоть частичку монгольской крови. Кроме того, существовало много условий для косвенного влияния этой последней через приток получивших уже монгольскую кровь славян разоренного юга, часть которых переселилась оттуда на север, в земли Владимиро-Суздальского края.

Исторические факты дают указания на то, из каких элементов мог сложиться физический тип современного великорусса. Следует, однако, помнить, что при изучении физического типа историческими данными можно пользоваться только до известного предела и с известными ограничениями. Нельзя упускать из виду, что ни единство языка, ни единство племени, как этнографического, а тем более политического целого, не гарантируют единства физического типа. Говорящий на финском языке, усвоивший себе все обряды и обычаи финна, для антрополога не всегда еще является настоящим финном. Языком, обрядами, обычаями, а тем более политическим строем могут объединяться племена, весьма различные по своему физическому строению, и наоборот — тождественные в физическом смысле группы могут стать, в силу исторических условий, чуждыми друг другу по языку и по духу. Отсюда ясно, в какие большие ошибки можем мы впасть, придавая при изучении физического типа слишком большое значение лингвистическим, этнографическим и политическим признакам.

Другим, более надежным, пособником при изучении элементов, составляющих физический тип данного племени, являются остатки прежних поколений в виде скелетов и, главным образом, черепов, находимых в могилах древнейших времен. К сожалению, научно поставленные раскопки древних могильников стали производиться не только у нас, но и в Западной Европе в сравнительно недавнее время, так что накопившийся до сего времени материал слишком еще скуден и мало разработан; сверх того, и хронологические даты находок не всегда установлены достаточно точно; не всегда, наконец, с большею или меньшею степенью вероятности можно определить, к какому из исторически известных племен должны быть отнесены сделанные находки.

Первый насельник северной и центральной России — упомянутый уже выше человек конца ледникового периода — не оставил по себе прочных следов, позволяющих сказать что-либо определенное относительно физического его типа и принадлежности его к той или другой расе. Затем следует громадный по времени перерыв полной неизвестности, и только в последнее время удалось констатировать в полосе средней и северной России следы древнейшей культуры каменного и начала бронзового века, культуры, принадлежащей, по мнению археологов, скорее всего угорским (финским) племенам. Затем открывается все большее и большее число могильников (но не курганов), относящихся, наверное, к дославянской эпохе (приблизительно к VI–VIII векам) и принадлежащих, по-видимому, также каким-то финским племенам. Наконец, появляются курганы (могильные насыпи). Некоторые курганы IX–XI–XIII веков в пределах средней и северной России могли принадлежать уже, судя по найденным в них вещам, наверное, славянам. Никоим образом нельзя, однако, сказать, что все курганы принадлежат славянским племенам (или, по крайней мере, носят следы славянской или, точнее, — славяно-варяжской культуры); в Нижегородской, например, губернии найдены курганы, принадлежавшие, несомненно, мордовским князьям. От более поздней эпохи, начиная с XII–XIII стол. и позже, мы имеем теперь целый ряд раскопанных старых русских кладбищ христианского периода. Для более ранних эпох вплоть до курганной мы имеем остатки костяков и черепов в количестве слишком еще незначительном для того, чтобы составить себе сколько-нибудь определенное представление о физическом типе населения того времени. Гораздо большее число остатков мы имеем от эпохи курганов. Хронологически время курганной эпохи определяется приблизительно IX–XIII в. Точно ли, что в этих курганах хоронились представители славянских племен (не в смысле языка и культуры, но в смысле антропологическом), — вопрос, далеко еще не решенный в окончательной форме.

Изучение остеологических и, главным образом, краниологических остатков курганного населения позволило установить пока следующие важнейшие факты: на всем протяжении от западной части Московской губ. и включительно до Новгородской и Олонецкой на севере, до Черниговской, Могилевской губ., теперешней Галиции и Германии на западе и до Полтавской и Киевской губ. на юге — жило одно, по-видимому, племя (Богданов), главнейшими отличительными признаками которого являются длинноголовость, длинное лицо (лептопрозопия) и, вероятно, высокорослость. Местами это курганное племя являлось чисто долихоцефальным или лишь с незначительною примесью коротких черепов (суджинские, например, черепа, частью подольские, минские, ярославские, рязанские и т. д.), причем короткие черепа принадлежали, по-видимому, преимущественно женщинам; местами же встречаются более значительные примеси брахицефалии, но длинноголовые во всяком случае везде преобладают, составляя 65–70 % всех черепов и выше. На основании исследований, произведенных, главным образом, в Новгородской, Московской, Киевской и Полтавской губерниях, профессор Богданов отмечает, что в наиболее древних курганах встречаются исключительно или почти исключительно долихоцефальные черепа; но чем позже происхождение курганов, тем заметнее становится примесь брахицефальных черепов. На черепах, найденных на старых кладбищах (христианских) XII–XIII и позднейших веков, примесь брахицефалии уже значительна, и в ближайшие к нам века брахицефалия является преобладающим типом находимых при раскопках черепов. Для Московской губернии, например, имеются следующие данные:

До сих пор мы не имеем фактов, резко противоречащих выводам профессора Богданова, и описанные им отношения существуют, по-видимому, по всему тому району, где в древнейших курганах были находимы долихоцефальные черепа.

На востоке же, близь Уральского хребта и далее за ним — на протяжении Сибири, жили племена, дающие уже в самых древних курганах преобладание брахицефального типа (тюркские, а, может быть, и финские племена?); равным образом и на севере, в теперешней Петербургской, в части Новгородской губернии, курганные племена также носили несколько иной характер, давая большую примесь брахицефального типа. На западе область долихоцефального курганного племени простирается далеко за пределы современных русских владений, и длинноголовые древние насельники Германии, Австрии, Дании, Швеции едва ли отличались по своему типу сколько-нибудь резко от длинноголового племени центральных русских курганов.

На основании этих данных, профессор Богданов заключает, что в свое время не существовало ни праславянина, ни прагерманца, ни прадатчанина и т. д., но на всем районе от западной половины Московской губернии и далеко в глубь Европы жило одно и то же длинноголовое курганное племя, давшее различные в антропологическом смысле современные расы путем примесей народностей другого типа и путем видоизменения первичного типа под влиянием различных условий жизни (главным образом культуры). Большинство германских ученых держится того взгляда, что современное германское население получило примесь брахицефального типа, главным образом, от древних славян, которые, по их мнению, были типичными брахицефалами. Взгляд на славян, как на брахицефалов, сближает славян с представителями высокорослой брахицефальной расы древней Европы (кельто-славянская ветвь арийской расы — Брока, Леббок, Тэйлор и др.).

Совершенно иначе смотрит на дело много поработавший над изучением ископаемых русских черепов профессор Богданов. По его мнению, встречающиеся в позднейших курганах, а потом и в могилах XII–XV веков брахицефальные черепа не носят на себе черт, напоминающих монгольский тип (широколицость, выдающиеся скуловые дуги, широкое носовое отверстие и т. д.); следовательно, в появлении короткоголовости примесь монгольской крови не могла играть видной роли. С другой стороны, нельзя признать и влияния короткоголовых доисторических рас Европы по одному уж тому, что первые насельники средней части Западной Европы — долихоцефалы делались короткоголовыми постепенно в разных местах и в одно приблизительно время с аналогичной переменою и на русской территории; нет, далее, никаких доказательств в пользу массового распространения брахицефалии на русской территории в направлении с юго-запада на север, северо-восток и восток, т. е. в направлении предполагаемого движения пришлых славянских племен. На основании этого профессор Богданов полагает, что брахицефалия появилась в данном районе не под влиянием пришлых короткоголовых племен, но развилась самостоятельно в силу медленно совершавшегося видоизменения длинных черепов курганного племени в короткие. Главным фактором, модифицировавшим таким образом черепа, была культура. Переход от примитивной жизни, когда человек не ушел еще очень далеко в своем образе жизни от животных, к условиям жизни более культурным должен был выразиться, прежде всего, в ослаблении чрезвычайного развития мускулатуры; ослабление последней должно было коснуться, между прочим, и затылочных мышц, отчего развитие затылочной части черепа, как области прикрепления этих мышц, стало менее энергичным, чем прежде. Череп вследствие этого должен был несколько укоротиться в переднезаднем направлении. Вместе с тем обусловленное потребностями культурной жизни развитие лобных долей мозга, а с ними и черепа, повлияло на увеличение поперечных размеров головы и на компенсаторное ослабление развития лицевых костей, что, опять-таки, давало укорочение переднезаднего диаметра (более прямой, менее убегающий назад лоб и менее выдающееся вперед положение надбровных дуг, надпереносицы). Таким образом долихоцефальные черепа могли, по мнению профессора Богданова, а также профессора Р. Вирхова и др. авторов, превращаться под влиянием культуры в брахицефальные. Относительно славянских племен аналогичные с мнение Богданова взгляды были высказаны Пешем, а в последнее время близко к такому же взгляду подошел и пражский ученый профессор Л. Нидерле, который рисует первичного славянина (общего родоначальника славянских племен) светловолосым, светлоглазым, высокорослым долихоцефалом, утратившим свою долихоцефалию под влиянием условий жизни и, главным образом, культуры и изменившим в значительной мере и другие свои характерные черты под влиянием смешения с другими расами.

Представление о предках славян, как о долихоцефалах, далеко еще не может считаться вполне твердо установленным, и противоположный взгляд, по которому славяне признаются широкоголовыми, имеет также не мало сторонников. Эти последние не допускают прежде всего возможности перехода долихоцефалии в брахицефалию под влиянием культуры. Если такой переход и мыслим, то в данном случае он должен совершиться на коротком сравнительно протяжении времени, всего в каких-нибудь 3–4 столетия; между тем, вся сумма наших знаний об эволюции органических форм заставляет думать, что подобного рода процессы совершаются чрезвычайно медленно, в очень большие промежутки времени. К тому же длинная и короткая формы человеческих черепов считаются очень постоянными и характерными признаками; они могут быть прослежены даже у антропоидных обезьян и являются, следовательно, не второстепенными, сравнительно легко изменяющимися, но наиболее устойчивыми признаками первой важности и значения. Затем — существование и в настоящее время долихоцефальных племен, достигших издавна высокой культуры (англичане, шведы), говорит не менее сильно против если не возможности, то во всяком случае против обязательности культурных изменений долихоцефального типа.

Появление и возрастание в числе короткоголовых в пределах современной центральной России замечается приблизительно в могильниках IX–XV веков, что соответствует эпохе расселения по этой области славянских племен; здесь, следовательно, факты благоприятствуют гипотезе о короткоголовости древнейших славян. Но, допуская эту гипотезу, необходимо допустить и другую, именно, что длинные черепа курганного племени в России должны принадлежать, по всему вероятию, финским племенам (проф. Таренецкий). Обращаясь же к современным финским племенам, особенно к тем, которые являются наиболее вероятными потомками, оттесненных с прежних мест жительства финских племен курганной эпохи, как-то к мордве, черемисам, зырянам, мещерякам, лопарям и т. д., мы найдем, что подавляющее большинство их короткоголовы. Трудно, следовательно, думать, что их именно предкам принадлежат длинные черепа курганной эпохи. Иначе пришлось бы и для них допустить переход из долихо- к брахицефалии, т. е. то, что противники взгляда на праславян, как на долихоцефалов, усиленно отрицают по отношению к славянским племенам. Есть, впрочем, и между современными финскими племенами длинноголовые, как, например, вотяки и вогулы. На этих последних было обращено особое внимание исследователей. Вогулы считаются прямыми потомками древней угры или югры, которая, по мнению Европеуса (основанному, главным образом, на изучении географических названий различных урочищ), населяла некогда всю северную и среднюю Россию. Им, следовательно, могли принадлежать и длинные черепа курганов. Но, с одной стороны, доказательства Европеуса в пользу столь широкого распространения угры не отличаются достаточною убедительностью, а с другой, нельзя ни совсем столкнуть с насиженных мест мерю, мещеру, мурому, давших широкоголовое потомство, ни отождествить их, в смысле физического типа, с угорскими предполагаемыми долихоцефальными племенами (хотя Европеус не останавливается и перед этим). Можно, конечно, предполагать, что в районе современной центральной России жили в курганную эпоху (и раньше) и долихо- и брахицефальные финские племена, но что среди последних были распространены способы погребения, не давшие возможности сохранения останков в сколько-нибудь значительном количестве (сжигание, поверхностное зарывание трупов или оставление их на поверхности земли и т. д.); но здесь мы войдем уже в область ни на чем не основанных предположений и гипотез, не имеющих никакой научной ценности. Более положительные данные для решения вопроса заключаются в фактическом материале, получаемом при изучении физического типа как самих великоруссов, так и тех народностей, ближайшие предки которых участвовали или могли участвовать в созидании современного великорусского племени, главным образом, следовательно, финских и тюрко-монгольских племен. Если для изучения последних кое-что и сделано исследователями (преимущественно русскими), то совсем иначе стоит дело по отношению к великоруссам, с изучения которых, казалось, и должны были бы начинаться первые шаги русских исследователей. Надо, правда, сказать, что исследование инородческих племен проще в том отношении, что большинство их занимает ограниченный район обитания, вследствие чего общий тип населения, равно как и вся сумма составляющих его разновидностей, легче может быть охвачена и объединена трудами одного исследователя. Состав же современного великорусского населения, как показывают исследования, не является однородной компактной массой, но представляет известные и иногда довольно значительные видоизменения и отличия по различным областям и губерниям. Но области или губернии, к которым приурочиваются обыкновенно исследования, составляют только административные единицы, ничего общего, вероятно, не имеющие с теми условиями, которые создали областные отличия в типах современных великоруссов. Задача исследования осложняется, следовательно, еще и тем, что определения областных отличий не достаточно, необходимо определить еще и районы распространения этих областных типов. Наряду с этим выдвигается вопрос о причинах происхождения областных отличий, о выделении из них общего типа и т. д. Но сделанное до сих пор в этом направлении русскими антропологами далеко не соответствует сложности задачи. Единственным объединяющим и захватывающим все области современной России является капитальный труд Д. Н. Анучина: «О географическом распределении роста мужского населения России» (по данным о всеобщей воинской повинности в империи за 1874–1883 гг.). Дополнением к этой работе могут служить исследования взрослого фабричного населения, работающего на московских и подмосковных фабриках, произведенные по почину московского губернского земства и объединенные в трудах профессора Эрисмана, докторов Дементьева, Погожева и других, затем работа доктора Снегирева и некоторые другие аналогичные работы. Существует, затем, сравнительно много работ, касающихся роста, объема груди, некоторых других измерений и веса детей городских и сельских школ различных местностей. В работах профессоров Ландцерта, Малиева, Таренецкого, докторов Икова, Эмме, Рождественского мы имеем полученные при исследованиях на живых и на черепах данные относительно некоторых измерений и формы головы и лица населения отдельных местностей; статья профессора Анучина знакомит нас с цветом волос и глаз, а также и с формою головы (и головным указателем) населения Московской губернии. Рассматривающими большее число признаков в их взаимной связи являются работы профессора Зографа (для Ярославской, Владимирской и Костромской губерний), пишущего эти строки (для Рязанской губернии) и самая позднейшая работа г. Талько-Грынцевича, изучившего «семейских», т. е. старообрядцев, живущих своим тесным кругом со времен патриарха Никона и выселенных в 1733–1767 гг. в Сибирь (Забайкалье). Но трудом А. А. Ивановского и А. Г. Рождественского было показано, как мало можно доверять цифровым данным, а следовательно, и выводам профессора Зографа; моя работа рассматривает только рост, главнейшие размеры головы и лица, затем цвет волос и глаз, оставляя без рассмотрения некоторые другие важные для определения типа признаки; наиболее полной является работа Талько-Грынцевича, изучившего к тому же население, жившее замкнутою жизнью с половины XVII века, а потому с этого, по крайней мере, времени обеспеченного от примесей посторонней крови. Вот весь, приблизительно, материал, которым мы можем в настоящее время оперировать.

Начнем с роста, как признака и наиболее изученного, и имеющего вместе с тем большое значение для характеристики расы. Обработанные профессором Анучиным данные о росте основаны на измерениях конскриптов, причем рост лиц, не принятых за малым ростом, физической слабостью, болезнями, недостаточной возмужалостью и т. д., в эти данные не вошел. Установлено, вместе с тем, что рост заканчивается гораздо позже, чем в 21 год, что вместе с только что упомянутыми исключениями делает средние цифры роста конскриптов несколько более низкими, чем рост взрослого и вполне возмужалого населения. При сравнении цифр профессора Анучина с цифрами профессора Эрисмана оказывается, что для центральных русских губерний разница в росте конскриптов и вполне возмужалого населения колеблется в пределах от 8 до 16 мм; та же разница (15 мм) получается и при сравнении с моей цифрой для Рязанской губернии. В общем, следовательно, надо принять разницу, по крайней мере, в 12 мм, и для возмужалого населения цифры профессора Анучина должны быть повышены на эту величину.

Колебания в средней величине роста по различным уездам в губерниях, населенных преимущественно великоруссами, лежат в пределах от 1617–1618 мм (некоторые уезды Казанской, Костромской губ.) и до 1650–1655 (для отдельных уездов Московской, Новгородской, Псковской, Петербургской губ.) и даже до 1657 мм (Кашинский у., Тверской губ.), а принимая во внимание и Сибирь — до 1670 мм (Акшинский окр., Забайкальский обл.). Разница достигает таким образом солидной цифры в 40 мм, а считая и Сибирь — даже в 53 мм. Выводя средний рост для целых губерний, профессор Анучин получил следующие данные: 31 наибольшей высокорослостью (в среднем около 1650 мм) отличаются губернии: (Астраханская), Томская, Енисейская, Тобольская, Псковская и Воронежская. Рост около 1640 мм дают губернии: Петербургская, Московская, Пермская, Курская, Саратовская, Тверская, Самарская, Нижегородская, Архангельская, Орловская, Владимирская, Новгородская, Симбирская, (Калужская), Рязанская, Пензенская, Тамбовская. Сравнительно низкий рост (около 1630 мм) дают: Тульская, Ярославская, (Смоленская), Вологодская, Олонецкая, Костромская, Вятская, (Уфимская), (Казанская). Наибольшее число губерний дает, следовательно, средний рост около 1640 мм или, принимая поправку для вполне возмужалого населения, — около 1652 мм, каковую величину и можно принять за среднюю, характеризующую великорусское население в массе.

Давая карту распределения роста по уездам, профессор Анучин замечает, что, несмотря на большую пестроту цифр, в них видна известная правильность, которая выражается, прежде всего, в том, что уезды, дающие наиболее низкий рост, окружаются обыкновенно уездами с более высокорослым населением, за ними следуют уезды с еще более высокорослым населением; пятна, указывающие на карте наиболее высокорослое население, также опоясываются округами меньшей высокорослости. Существуют, словом, известные очаги как высокорослости, так и малорослости. Если же взять за масштаб более крупные различия в росте и игнорировать некоторые мелкие отступления, то оказывается, что по всей России могут быть отличены очаги и полосы большего и меньшего роста, охватывающие большие районы. Оставаясь в пределах губерний и областей, заселенных преимущественно великорусским населением, можно отметить следующие явления: очагом наиболее высокого роста являются большая часть Псковской губернии, юго-западные уезды Новгородской и примыкающие сюда два южные уезда Петербургской губернии (Лугский и Гдовский). Через весь север и северо-восток России, за исключением Пермской губернии, тянется обширная полоса сравнительной низкорослости, испещренная на карте кое-где пятнами большей высокорослости. Южнее этой области, от границы Псковской и юго-западных уездов Новгородской губернии (от границ области высокорослости) тянется на восток через Тверскую, Московскую, Владимирскую, Нижегородскую губернии полоса сравнительно высокого (меньшего, однако, чем для Псковско-Новгородской области) среднего роста. Еще южнее этой полосы тянется новая поперечная полоса низкорослости, идущая от восточной границы области, занятой белорусами, полещуками (Витебская, Минская, Могилевская, части Смоленской и Калужской губерний), через Орловскую, Калужскую, Смоленскую, западную часть Московской, Рязанскую, Тульскую, часть Тамбовской, особенно Пензенскую, Симбирскую и Казанскую губернии. Особое, наконец, место занимает Пермская губерния, дающая сравнительно высокий рост и окруженная губерниями с низкорослым населением. Входя в объяснение причин замечаемых различий в росте, профессор Анучин, не придавая большого значения географическим условиям, признает возможность влияния степени достатка населения, профессиональных его особенностей (на влиянии которых из русских авторов особенно настаивают профессор Эрисман, доктор Дементьев и некоторые другие), времени достижения возмужалости, времени вступления в брак и т. д. Но главное и доминирующее над другими значение профессор Анучин придает этническим условиям — расовому составу населения.

Широко пользуясь данными истории, лингвистики, этнографии, профессор Анучин представляет себе дело таким образом: приписываемая греческими историками (Прокопием, Феофилактом, Феофаном и др.) южнорусским славянским племенам высокорослость составляла, по-видимому, отличительный признак и некоторых славянских племен, подавшихся более к северу, а в особенности новгородских (ильменских) и ближайших их родичей — кривичей. Часть кривичей вместе с более низкорослыми, близкородственными, по словам начальной летописи, с ляхами (т. е. с предками поляков — наиболее низкорослых из всех славянских племен), дреговичами, родимичами, северянами, частью вятичами — образовали сравнительно низкорослое современное белорусское население. Высокорослость кривичей была, вероятно, ослаблена здесь более низким ростом других вошедших в состав славянских групп, а, может быть, также и смешением с низкорослыми финскими племенами и, наконец, неблагоприятными условиями жизни в бедной болотисто-лесистой местности. Другая же часть кривичей и новгородские славяне встретились около Ильменского озера и между ним и Чудским озером — с высокорослыми финскими племенами (чудью, предками теперешних высокорослых эстов, той самой чудью, относительно которой сохранились как у русских, так и у зырян и самоедов предания, как о гигантах и великанах). Благодаря таким условиям, высокорослость славянских племен сохранилась здесь и до нашего времени и дала вышеупомянутый очаг наиболее высокого для всей России среднего роста. Распространяя свою колонизаторскую деятельность на восток, через Тверскую, Московскую, Владимирскую и Нижегородскую губернии, новгородские славяне и кривичи встретили здесь финские племена — чуди, веси, муромы, позднее югры, — племена, частью по крайней мере, высокорослые. Насколько можно судить по курганным остаткам, здесь жило издревле высокорослое население. Но часть не славянского населения этой области могла быть, по-видимому, и не высокорослой, — есть некоторые данные считать за таковую югру. Современные мещеряки, доходившие, по-видимому, и до рассматриваемого сейчас района, — невысоки ростом, невысоки и современные черемисы — предполагаемые потомки мери. Повлияло ли оттеснение более слабых низкорослых племен и ассимиляции с более высокими, большая ли устойчивость славянского типа, или, наконец, преобладание среди финских племен высокорослых над низкорослыми, — трудно сказать, но во всяком случае высокорослость новгородцев и кривичей сохранилась и в этом районе, несколько, однако, в меньшей степени, чем в Новгородско-Псковском районе. Колонизируясь далее на севере и северо-востоке России, новгородские выходцы встречались там частью с высокорослой чудью, частью же с более низкорослыми племенами — югры, лопи, позднее зырян и самоедов, дав полосу современной низкорослости. Причины развития ее кроются, вероятно, как в преобладании низкорослых финских племен над высокорослыми, так и в том, что позднее — в XVI–XVII веках — колонизаторы-славяне стянулись отсюда в значительном количестве в Пермскую губернию (к Строгановым), а потом — и в Сибирь, оставив на месте не столько славянские, сколько ославянившиеся финские племена. Расселяясь преимущественно по большим рекам, дойдя, наконец, до побережья Белого моря и собравшись там (ради богатства рыбного лова) в более значительном числе, новгородские выходцы оставили свой след, сказывающийся и поныне в заметных на карте поуездного распределения роста отдельных пятнах большой высокорослости в соответствующих местах (высокорослые поморы, сохранившие не только рост, а вероятно, и другие характерные черты славянского населения, но являющиеся вместе с тем и поныне главнейшими хранителями старорусских былин, песен, обрядов и обычаев). Сравнительно высокий рост современных пермяков объясняется, вероятно, главным образом упомянутым уже стягиванием сюда в XVI–XVII веках новгородских колонистов, наиболее подвижных, энергичных и сильных, а потому и наиболее, вероятно, способных к стойкому сохранению своего физического типа. Такими же, вероятно, условиями, вместе с примесью значительной части казацкого высокорослого элемента, объясняется и высокорослость многих областей Сибири. Наконец, южная поперечная полоса низкорослости современного великорусского населения сложилась при следующих условиях: на финские племена, скорее низкорослые, осели славянские племена — частью кривичи, частью родимичи и вятичи, — по всей вероятности, сравнительно также низкорослые, давшие в результате современное население Калужской и Орловской губерний, родственное в антропологическом смысле с современными белорусами.

Таким образом уже по одному изучению роста можно наметить зависимость изменений физического типа от тех разнообразных элементов, которые вошли в число производителей населения того или другого района. Анализ других физических признаков мог бы дать возможность точнее определить, из каких ингредиентов и под какими влияниями создались областные типы, мог бы указать много деталей, ускользавших до сих пор от внимания историка, этнографа, антрополога, но, к сожалению, за исключением сведений о росте, мы очень мало знаем о колебаниях физических признаков по областям.

Одним из важнейших, наиболее постоянных и характерных расовых признаков является форма головы, определяемая через высчитывание отношения наибольшей ширины головы к наибольшему ее длинному диаметру (головной указатель). По головному указателю великоруссы являются, как и все славянские племена, короткоголовыми (собственно подкороткоголовыми), но короткоголовость у них выражена весьма умеренно (головной указатель на живых колеблется в среднем от 81 и 83). Если же мы примем во внимание не средние цифры, но число представителей в исследованных группах длинно-, средне- и короткоголовых, то сейчас же увидим, что длинноголовые элементы далеко не исчезли среди современного великорусского населения. Мы имеем слишком мало данных для того, чтобы проследить изменения в форме головы по областям: к тому же и тот материал, какой существует, не вполне однороден, так как содержит указания то на форму головы с мягкими покровами (исследования на живых людях), то на форму оголенного черепа. Но одна и та же голова дает одни величины головного указателя при измерениях с мягкими покровами и другие без них. В последнем случае величина указателя обыкновенно меньше на 1–2 и более. Авторы определяют среднюю величину этого уменьшения несколько различно. Наиболее обстоятельно исследовавший вопрос Брока дает величину уменьшения в две единицы. В целях большего однообразия имеющихся налицо данных я редуцировал, где это было возможно, величины указателей, полученные на живых, приняв цифру Брока и передвинув соответственным образом границы долихо-, мезо- и брахицефалии у живых. Полученные цифры заключают в себе через это некоторые погрешности, не столь, однако, большие, чтобы делать цифры не пригодными для сравнения. Все приводимые ниже цифры будут соответствовать таким образом (с некоторым приближением) формам головы, получаемым при изучении освобожденного от мягких покровов черепа. Во всех исследованных до сих пор местностях современное великорусское население дает решительное преобладание брахицефальных форм, составляющих от 1/2 до 3/4 всех случаев. Брахицефалия, следовательно, является характерным признаком современного великорусса. Примесь длинноголовости, однако, постоянна и далеко не так мала, чтобы ее можно было игнорировать; в отдельных районах она доходит до 30 % всех случаев. Существование отмеченных профессором Анучиным полос различных категорий роста определяется, главным образом, по-видимому, различием этнологических элементов, из которых сложилось население тех или других районов. Интересной, поэтому, является попытка проследить, не существует ли по тем же полосам каких-либо различий и в строении черепа. К сожалению, на основании существующих данных, можно скорее наметить только постановку вопроса, чем прийти к тем или другим выводам.

1. Для области высокорослости мы располагаем следующими данными:

Но так как отдельные выводы для губерний основаны на слишком небольшом числе наблюдений, соединим их вместе; тогда для всей области высокорослости (44 набл.) получаются следующие цифры: долихоцефалов — 11,4 %, мезоцефалов — 18,2 % и брахицефалов — 70,4 %.

2. Для области сравнительной высокорослости:

Тверская губ. составляет резкое исключение по полному отсутствию долихоцефалов; вместе с тем она представлена небольшим числом наблюдений (22), когда случайность может играть слишком широкую роль. Выводя среднее для всего района сравнительной высокорослости, мы получаем: долихоцефалов — 17,7 %, мезоцефалов — 25 % и брахицефалов — 58,2 %. Процент долихоцефалов значительно увеличится, если исключить данные для Тверской губ.; в последнем случае, долихоцефалы составляют — 22,2 %, мезоцефалы — 25,9 % и брахицефалы — 51,9 %.

3. Для области северной низкорослости:

Цифры проф. Зографа для двух губерний той же области дают в среднем те же результаты, но по отдельным губерниям у него резкие колебания, иллюстрирующие его мысль о влиянии монголоидных элементов на жителей Костромской губ.(?):

В цифрах проф. Таренецкого обращает на себя внимание малый процент долихоцефалов для Вологодской губ., что легко, впрочем, объяснимо, если мы примем во внимание незначительное число наблюдений, среди которых легко могло сказаться в резкой степени влияние обитающих там финских, по преимуществу брахицефальных, племен.

4. Для полосы южной низкорослости:

Цифры в общем довольно пестрые; обращая, однако, внимание на процент долихоцефалии по областям роста, мы видим, что:

1. Область высокорослости дает в среднем 11,4 % долихоц.;

2. Примыкающая к ней полоса сравнительно большого роста 22,2 % (16,7 %);

3. Область северной низкорослости 26,2 %;

4. Полоса южной низкорослости 26,3 %;

т. е. там, где распространена наибольшая высокорослость, процент долихоцефалов значительно меньше, причем более высокорослое население дает меньший процент датахоцефалии, чем полоса относительной высокорослости; полосы же северной и южной низкорослости дают наибольшее число долихоцефалов. Интересно то обстоятельство, что «семейские» Талько-Грынцевича, будучи высокорослы, дают также небольшой сравнительно процент длинноголовых (14 %), не далеко ушедший от процента длинноголовых на черепах из московских кладбищ XV–XVII в. (19 %), т. е. той эпохи, когда «семейские» удалились из России в Сибирь. По сравнению с большинством других славянских племен у великоруссов распространение брахицефального типа выражено слабее. Исключение составляют поляки, обладающие большей, чем великоруссы, наклонностью в долихоцефалии и вместе с тем меньшим, по сравнению с великоруссами, ростом. Белорусы, по средней величине головного указателя, стоят очень близко к великоруссам; малороссы дают большую величину головного указателя и выше великоруссов по росту; еще большим указателем и вместе с тем и большим ростом отличаются сербо-хорваты Адриатического побережья, чехи, словаки, северогерманские славяне и т. д. Отмечается, следовательно, известный параллелизм между ростом и величиною головного указателя: те из славянских племен, рост которых выше других, являются в то же время и большими брахицефалами. Мои исследования населения Рязанской губернии показали, что и в пределах одной и той же расовой группы существуют аналогичные отношения между ростом и головным указателем для высокорослых рязанцев оказывается несколько большим, чем для низкорослых.

Форма лица, подробное изучение которой может дать много интересных фактов, изучена, однако, настолько мало, что об областных ее колебаниях не приходится и говорить. Не останавливаясь, поэтому, долго на отдельных цифрах, мы ограничимся общими, наиболее существенными, замечаниями. Отметим, прежде всего, что абсолютные размеры лица (как и головы) у великоруссов велики, но такие размеры составляют, по-видимому, одну из отличительных черт не одних только великоруссов, но и большинства других, наиболее по крайней мере родственных им, славянских групп (белорусов, малороссов, поляков, латышей и др.). Этот признак отличает славянские группы от большинства других арийцев, но не составляет исключительного их достояния, так как и у большинства урало-алтайских и у некоторых монгольских племен он выражен в еще более резкой мере. Особого внимания заслуживает ширина лица (наибольшая, между скуловыми отростками). Абсолютные ее размеры велики. Талько-Грынцевич дает, правда, для «семейских» малую величину (120,5 мм (?) на живых), но его цифра стоит одиноко. Рязанцы, например, дали среднюю величину ширины лица в 140,5 мм, и эта цифра очень близка к цифрам, данным для некоторых групп: малороссов, белорусов, поляков, для кубанских казаков и т. д. Большая ширина лица могла дать (да и давала) повод к выражению мнения о некоторой монголоидности славянского типа (его восточных ветвей). Но такое мнение основано на недоразумении. Дело в том, что ширина лица у монгольских племен все-таки больше, чем у славянских, в особенности при подсчете не в абсолютных, а в относительных к росту величинах (большинство монголов — низкорослы). Но главное различие между монгольскими и славянскими племенами лежит в том, что при большой ширине лицо славянских племен длинно (высоко), и отношение длины лица к его ширине (лицевой указатель) показывает, что славянские племена, а в числе их и великоруссы обладают продолговатым, удлиненным, а не круглым (низким) лицом, или, выражаясь принятыми в антропологии терминами, великоруссы принадлежат, подобно большинству арийцев, скорее к лептопрозопам, тогда как среди большинства урало-алтайских и монгольских племен распространена хамэпрозопия. Сопоставляя данные относительно формы головы с данными относительно формы лица, можно, следовательно, охарактеризовать великоруссов, как брахицефалов с наклонностью к лептопрозопии. Профессор Кольман по формам головы и лица устанавливает 4 главных типа (а принимая во внимание цвет волос и глаз — 8), а именно: 1) долихоцефалы-хамэпрозопы, 2) долихоцефалы-лептопрозопы, 3) брахицефалы-хамэпрозопы и 4) брахицефалы-лептопрозопы. Для Германии, по мнению Кольмана, главным производящим типом является первый, т. е. долихоцефал-хамэпрозоп. Все типы Кольмана встречаются, конечно, и среди великоруссов; у «семейских» самым частым типом является короткоголовый, узколицый. Как сочетаются эти типы в других местностях, не изучено. При изучении рязанцев мне удалось установить, что среди брахицефалов чаще встречаются короткие (широкие) лица, среди долихоцефалов, обратно, — узкие; существует, следовательно, некоторая наклонность к сочетанию групп брахицефало-хамэпрозопической и долихоцефало-лептопрозопической. Но значительное сравнительно число брахицефалов-лептопрозопов и немалый процент долихоцефалов среди рязанцев делают то, что в средней характеристике они являются брахицефалами с наклонностью к лептопрозопии, а не хамэпрозопии.

Откуда получили великоруссы большую ширину лица, составляет ли она коренную черту славянского населения, усиленную и подчеркнутую другими примесями, или же обратно — главным образом обязана своим существованием не славянским элементам, сказать трудно. Напомним, однако, что вотяки, вогулы (о возможной роли которых в создании великорусского типа говорилось выше) отличаются большой шириной лица. У вотяков, например, по измерениям профессора Малиева на черепах, ширина лица равна 138,8 мм, или у живых (с поправкою по Kollmann'y) — 149,4 мм. Но длина лица у них сравнительно невелика, и великоруссы значительно превосходят их в этом отношении.

Из других размеров головы следует обратить некоторое внимание на величину вертикальной проекции головы, т. е. расстояние между точками верхушки головы и нижнего края подбородка, проецированными на вертикальную плоскость при положении головы в плоскости французской горизонтали. Этот размер изучен А. Г. Рождественским на обширном материале (свыше 1600 собств. наблюдений и масса литературных данных). Автор нашел, что как абсолютный (199,7 мм), так и относительный к росту (12,71 %) размер вертикальной проекции головы у великоруссов сравнительно невелик; многие народности, в особенности монголы, равно и некоторые из финских племен, превосходят их в этом отношении значительно. Но, с другой стороны, исследование г. Рождественского показало, что величина головы в вертикальной проекции не может служить расовым признаком.

Колебания этого размера находятся в прямой зависимости от роста, и здесь автор формулирует следующий закон: абсолютная величина вертикальной проекции головы увеличивается с ростом, но ее увеличение идет более медленным темпом, чем рост, так что, будучи выраженной в процентах роста, с увеличением последнего эта величина не возрастает, а обратно — падает. В то время, как у низкорослых субъектов она составляет 13,04 процента роста, у высокорослых она падает до 12,43 %. Впоследствии мне удалось подтвердить выводы г. Рождественского на моих рязанцах; вместе с тем мои данные свидетельствуют о более широком распространении этого закона, так как ему подчиняются, по-видимому, и все исследованные мною измерения головы и лица, т. е. длина, ширина головы и лица, горизонтальная окружность головы и т. д.

Мы пройдем молчанием некоторые другие измерения головы и лица, измерения конечностей, туловища, объема груди и т. д., так как несмотря на большое значение некоторых из них для характеристики типа, имеющиеся налицо данные беспорядочны, отрывочны и не позволяют прийти на основании их к каким-нибудь определенным выводам. В основу же нашей характеристики физического типа современных великоруссов мы положим только рассмотренные уже нами величины роста, форму головы и лица, присоединив еще цвет волос и глаз, к рассмотрению которых сейчас и перейдем.

Изучение цвета волос и глаз имеет очень большое значение для определения расовых типов вообще; при изучении же современных великоруссов оно имеет особое значение в виду того, что до сих пор в точности не установлено еще, каков тип первоначальных славянских племен — брюнетический или же приближающийся к типу блондинов.

По свидетельству историков, древние славяне были светловолосы. Ниже мы будем еще иметь случай говорить о том, насколько достоверны их показания, и как следует понимать эти исторические свидетельства. Теперь же отметим только, что изучение большинства современных славянских племен, а в том числе и великоруссов, показывает, что светлый цвет волос и глаз далеко не является у них преобладающим. Мы не можем сказать что-либо определенное о колебаниях цвета волос великоруссов по областям, так как все до сих пор сделанные в этом направлении исследования, за исключением исследования г. Талько-Грынцевича «семейских», относятся по преимуществу к области небольшой группы центральных великорусских губерний. В исследованных губерниях процент светлых волос (белокурых цвета льна, соломенно-желтых, золотистых и светло-русых) колеблется в узких пределах от 41 % и до 49 %, процент же темных волос (темно-русые, почти черные и черные) от 51 % до 59 %. В общем, следовательно, несколько больше половины всех великоруссов темноволосы. Как чистых блондинов (белокурые, льняные волосы), так и чистых брюнетов (близкие к черным) очень немного, не более 8-10 % в сложности, остальные же 90 % падают на долю русых волос различных (от светлого до темного) оттенков. Таким образом по цвету волос великоруссы должны быть охарактеризованы как по преимуществу русоволосые. Из других славянских племен в этом отношении очень близки к великоруссам белорусы (52 % темных волос по Н. А. Янчуку). Малорусы дают в общем несколько больший процент темноволосых; наиболее же темноволосы западные и южные славяне. Исследование остатков волос из московских могил XVI–XVIII вв. (П. А. Минакова) показывает резкое преобладание темных (темно-русых) волос; белокурых между ними совсем не было найдено. Большой интерес представляет отмечаемый многими наблюдателями факт очень постепенного развития потемнения волос славянских племен с возрастом, — среди детей процент белокурых значительно больше, чем среди взрослого населения. Факт этот, подтвержденный в самое последнее время на большом цифровом материале доктором В. И. Васильевым (еще не напечатанная работа), на глаз констатирован очень давно. Интересно в этом отношении показание архидиакона Павла Алепского, путешествовавшего по России вместе со своим отцом, антиохийским патриархом Макарием, в половине XVII века. Автор, прибыв в одно из селений теперешней Киевской губернии, обратил внимание на многочисленность детей и на светлый цвет их волос. «За большую белизну волос на голове мы называли их старцами», — пишет Павел Алепский.

Цвет глаз у современных великоруссов дает для исследованных областей лишь незначительные пределы колебаний. Светлые глаза (голубые, серые, серо-голубые) дают от 40 % и до 50 %, а темные (светло-карие, темно-карие, зеленые, черные) от 50 % и до 60 %; в этом великоруссы не отличаются сколько-нибудь резко от малороссов, немного уступают по проценту темноглазым полякам и значительно уступают в этом отношении западным и южным славянам. Наиболее распространенным является у великоруссов серый и карий (различных оттенков) цвета глаз, представленные приблизительно одинаковым числом наблюдений (небольшое преобладание карих); чисто черных глаз очень немного, немного и типичных для блондинов-северян голубых глаз (последних 5–7 %). Комбинируем теперь цвета волос и глаз таким образом, что у нас составятся три типа: 1) светлый тип (светлые волосы и светлые же глаза), 2) тип брюнетический (темные волосы и глаза) и 3) смешанный тип (остальные комбинации). При таких комбинациях преобладающим оказывается у великоруссов смешанный тип, представляющий приблизительно около 60 % всех наблюдений. Светлый тип (у рязанцев) дает 22,15 % всех наблюдений, а темный немного меньше — 39,39 %. Надо, впрочем, помнить, что светлый тип далеко не соответствует настоящим блондинам, так как в состав светлого типа входят субъекты с серыми глазами и светло-русыми волосами, число же настоящих блондинов (белокурые волосы и голубые глаза) у великоруссов ничтожно и составляет не более, быть может, 1–2 %. Процент смешанного типа цвета волос и глаз представляет большой интерес в том отношении, что он показывает, насколько плотно спаялись вошедшие в состав племени элементы: чем больше процент смешанного типа, тем составная группа однообразнее, тем, следовательно, более утратились в ней черты первоначальных производителей, уступивших место новообразованному смешанному типу. По сравнению с другими славянскими элементами великоруссы представляют едва ли не самую большую степень смешения (около 60 % смешанного типа); немногим отличаются от них и некоторые малорусские группы и белорусы; поляки дают, по-видимому, несколько меньшее число представителей смешанного типа. Наименьшее число представителей этого типа дают, насколько это можно судить по имеющимся до сих пор исследованиям, сербо-хорваты побережья Адриатического моря (Вейсбах). У них смешанный тип представляет только 26,5 % всех наблюдений, сохранившийся же светлый тип дает 15,5 %, тогда как темный тип представлен 58 процентами всех наблюдений (сильный аргумент против представления об общем предке славянских племен, как о блондине).

Говоря о форме головы великоруссов, мы имели уже случай упомянуть о существующем для славянских племен соотношении между высокорослостью и брахицефалией. Надо сказать, что оба эти фактора имеют прямую связь и с цветом волос и глаз. Исследуя население Рязанской губернии, я мог отметить, что представители темного типа оказываются вместе с тем и более высокорослыми и несколько большими брахицефалами. Связь высокорослости с темным цветом волос и глаз была отмечена и для других славянских групп (Вейсбахом для сербо-хорватов, Элькиндом для поляков). Относительно же связи высокорослости с брахицефалией аналогичных фактов до сих пор не отмечалось. Но в приведенной выше таблице распределения форм головы великоруссов по районам различного их среднего роста мы уже видели, что районы высокорослости дают наименьшее, а районы низкорослости наибольшее число долихоцефалов; для брахицефалии, следовательно, существуют как раз обратные отношения, и наиболее высокорослые великоруссы оказываются вместе с тем наиболее брахицефальными.

До сих пор мы рассмотрели только те немногие признаки физического типа великоруссов, относительно которых у нас имеются более полные данные. В нижнепомещаемой таблице мною собраны цифровые данные, касающиеся некоторых других антропометрических величин. В таблице приводятся среднеарифметические величины; там, где стоят две цифры, отмечены наименьшая и наибольшая из найденных авторами средних величин; там, где стоит всего одна цифра, имеется или один только ряд наблюдений, или цифры различных рядов очень близки друг к другу.

На основании изученных признаков физический тип современного великорусса может быть охарактеризован в следующих чертах: русый, то в более светлых, то в более темных оттенках, с приблизительно одинаково частым распространением темных и светлых глаз, великорусс обладает ростом выше среднего и умеренно выраженной круглоголовостью (суббрахицефалия на границе с мезоцефалией); главнейшие размеры головы и лица его велики; лицо в общем скорее длинно, чем широко; члены тела пропорциональны, развиты хорошо; сложение несколько коренастое (широкоплеч) и крепкое.

Таков средний общий тип великорусса. По отдельным областям встречаются известные колебания, зависящие, вероятно, главным образом от неоднородности этнических элементов, примешанных к главному основному типу. Рост является, по-видимому, одним из признаков, подвергшихся наиболее широким колебаниям. Относительно же формы головы надо заметать, что процент коротко- и длинноголовых подвержен еще довольно заметным колебаниям, но средняя форма головы держится очень устойчиво, с довольно ограниченными колебаниями около средней цифры для головного указателя в 82 (на живых).

Средние величины, получаемые для отдельных великорусских групп, слагаются из индивидуальных наблюдений далеко не однородного характера: пределы колебаний для отдельных индивидуальных признаков повсеместно очень велики. Это обстоятельство указывает на то, что этнические элементы, из которых сложилось современное великорусское население, не спаялись еще в однообразный плотный конгломерат, в котором нельзя было бы отличить черт отдельных его производителей. Общий же (средний) физический тип великорусса очень близок к типу белоруса, потом малоросса, да и, вообще говоря, с большинством славянских племен он представляет очень много родственных черт (общими признаками являются относительная высокорослость, преобладание темного цвета волос над светлым, круглоголовость и т. д.). От большинства германских племен великоруссы отличаются более темным цветом волос, очень малым распространением голубых глаз, большею короткоголовостыо. Влияние монгольской и тюркской крови на общем типе великоруссов не отразилось очень заметно; по крайней мере, на основании существующих в настоящее время данных, отметить его с очевидностью не удается. От большинства чистых монголов и тюрков современный великорусс отличается менее темным цветом волос и глаз, меньшей брахицефалией, более длинным лицом и более высоким ростом. По сравнению с большинством финнов великорусс более темноволос и темноглаз (еще издревле он прозвал чудь «белоглазою»), выше большинства их ростом (хотя существуют и сейчас высокорослые финны). Финские племена, очевидно, должны были играть в созидании великорусского племени видную роль. Если принять, что славянские элементы в большинстве случаев были темноволосыми (русыми) брахицефалами, тогда на долю финского влияния приходится отнести светловолосость некоторой части современных великоруссов и их долихоцефалию. Если же мы будем держаться теории, считающей славян белокурыми долихоцефалами, тогда роль финнов представится нам несколько иною. Надо, впрочем, помнить, что среди современных финнов есть и высокорослые и низкорослые, есть и долихо- и брахицефальные племена; следовательно, влияние финнов могло сказаться и в ту и в другую сторону, а очень может быть, что оно и не было однообразным. Разнообразие физического типа финских племен могло, как это мы уже видели отчасти при рассмотрении данных о росте, оказать свое влияние на развитие областных отличий в типе современных великоруссов.

Расовые элементы, входящие в состав отдельных человеческих групп, исторические условия развития их, влияния окружающей природы и целый ряд других факторов отражаются так или иначе на физическом строении человека. В особенностях физического строения отдельных групп мы имеем таким образом целую книгу, где точно и документально записана вся история эволюции группы. Жаль только, что эта книга написана трудным и не всегда доступным для нас языком. Кое-что мы умеем прочитать, в иных страницах улавливаем более или менее гадательно общий смысл, но еще больше страниц непрочитанных и даже еще не разрезанных; по отношению к великорусскому типу в частности преобладают, к сожалению, последние. Попытаемся же, однако, определить, что можем мы прочитать в физических особенностях современного великорусского типа более или менее точно и о чем можем догадываться, предполагать.

Оставляя в стороне вопросы о влиянии природы, среды, условий жизни, мы займемся, главным образом, вопросом о расовом составе современных великоруссов, поскольку, конечно, этот состав определяется из изучения физических признаков. Прежде всего можно установить положение, что великоруссы, подобно подавляющему большинству современных племен, не представляют из себя так называемой чистой расы, а являются продуктом смешения нескольких рас. Здесь необходимо оговориться, что мы имеем в виду расу не с точки зрения исторической или этнографической, но с чисто антропологической, т. е. будем говорить не о немце или германце, не о русском или славянине и т. д., но о высокорослых и низкорослых, о белокурых и брюнетических, долихо- и брахицефалических расах и т. д. Племена и народы создались под очень сложными условиями, объединяясь в силу общих и местных причин языком, верованиями, политическим строем и представляя собой цельные единицы с сравнительно недавнего времени. Уходя в глубь истории и далее — за ее пределы, мы не увидим уже ничего, напоминающего современные племена, но будем иметь дело с более крупными единицами, объединяемыми (для современного, по крайней мере, уровня знаний) исключительно физическими признаками и некоторыми особенностями культуры. Наиболее постоянными и вместе с тем наиболее изученными признаками являются рост, форма головы и цвет волос и глаз. Но сведения относительно последних признаков даны нам историческими свидетельствами и не заходят, следовательно, далеко в глубь времени, или же они основаны на не совсем достоверных, подвергшихся изменениям, могильных остатках (волосы). Наблюдения показали, что, под влиянием различных химических и физических агентов, цвет волос может меняться до неузнаваемости: темные волосы могут посветлеть и обратно. Правда, в самое последнее время П. А. Минаков показал, что в микроскопическом строении волоса (в величине, форме и расположении пигментных глыбок) мы имеем признак, позволяющий с точностью восстановить первоначальный цвет измененных волос; вместе с тем г. Минаков установил, что остатки волос московских могил XVI–XVIII вв. принадлежали по преимуществу шатенам и темным шатенам, а не белокурым, как это принято было думать. Тем не менее, вопрос слишком еще недавно поставлен на новую почву, других аналогичных изысканий еще не существует, и показания о цвете волос первоначальных (доисторических) рас Европы установлен очень еще гадательно. Более бесспорными признаками являются форма головы и рост. Предполагается, что для всего человечества существовало две основных формы головы — долихо- и брахицефалия, мезоцефалия же является повсюду выражением смешения этих двух форм. Не все, правда, авторы согласны с этим положением; в последнее время раздаются голоса против него: Р. Вирхов, А. Богданов, Серджи, А. Влох, Л. Нидерле и др. утверждают возможность развития брахицефального типа из долихоцефального и обратно, а следовательно, и создание промежуточного мезоцефального типа под влиянием условий жизни. Тем не менее, большинство исследователей держится первого взгляда; кроме того, возможность изменения формы головы под влиянием внешней среды нисколько не исключает существования первоначально двух основных форм и получения мезоцефалических форм и путем смешения. Наконец, и у обезьян мы имеем два основных типа черепа — долихоцефальный (африканские обезьяны) и брахицефальный (азиатские обезьяны); при отсутствии у них скрещиваний, среди них нет и мезоцефального типа. Словом, все данные заставляют склоняться к признанию первичных двух типов головы — узкой-длинной и короткой-широкой. Удалось также проследить и для роста изменения в его величине под влиянием смешения рас (что не исключает, конечно, изменений роста под влиянием среды, условий жизни, профессии и т. д.), и в настоящее время есть много данных, заставляющих допустить, что все бесконечное разнообразие в росте отдельных человеческих групп произошло из смешения рас двух первоначальных типов — высокорослого и низкорослого при участии, конечно, модифицирующего влияния воздействий извне. Относительно цвета волос (и глаз) принимают также два главных, основных типа — светлый (тип блондинов) и темный (брюнетический тип). Мы имеем таким образом для характеристики первичных доисторических рас шесть главных признаков: длинноголовость и короткоголовость, высокий и низкий рост и тип блондинов и брюнетов. Можно, конечно, увеличить число таких признаков, но значение их, за исключением, быть может, формы лица, или несколько сомнительно, или же мы не имеем достаточного числа данных для рассмотрения их в массе.

Как комбинировались указанные шесть признаков у различных рас и необходимо ли для объяснения комбинаций принимать 3–4 и более первичных основных рас, или же можно допустить, что некоторые признаки, рост, например, модифицировались больше под влиянием среды, чем под влиянием расовых элементов, и свести все расы к двум основным первичным корням, — вопрос спорный и решаемый различными авторами различно. Судя по сохранившимся от наиболее древних времен остаткам черепов и скелетов, в Европе уже в неолитическую эпоху обитали представители, по меньшей мере, четырех рас:

1). Низкорослые долихоцефалы слабого сложения, широко распространенные на территории теперешней Великобритании, Франции, Испании, Италии, островов Средиземного моря, может быть и в Греции и т. д. Предполагаемые прямые их потомки, как то: испанские баски, корсиканцы, представители некоторых округов Англии, Ирландии и т. д., до сих пор малорослы, длинноголовы и принадлежат к брюнетическому типу.

2). Высокорослые, умеренные брахицефалы (черепной показатель в среднем около 81), — раса, по-видимому, широко распространенная по всей средней полосе Европы. Предполагаемые прямые ее потомки — кельты Цезаря и других римских историков — отличались мощным сложением и, по историческим свидетельствам, светлыми — огненными, рыжими (быть может, и русыми?) волосами. Некоторые исследователи видят в этом племени вышедших из Азии арийцев и ставят в прямую связь с ними как значительную часть современного населения Франции, Дании, части Англии, Германии, так и современные славянские племена (кельто-славянская Поля Брока, Тэйлора и др. авторов).

3). Высокорослая, крепкая физически, долихоцефальная раса, отличающаяся от первой из упомянутых рас не только ростом и физическим развитием, но и формой черепа, который, будучи так же, как у первой расы, долихоцефальным, является более массивным, более низким, с убегающим лбом и меньшею емкостью и т. д. Эта раса занимала, по-видимому, весь север Европы; она является едва ли не самой древней из европейских рас; по предположению некоторых исследователей, она, если и не развилась и зародилась здесь, на месте, то во всяком случае была первой насельницей занимаемого района, явившись в нем с того момента, как только этот район стал обитаемым по отступлении от него ледников. С этой расой исследователи тесно связывают представления о тевтонской расе, прямой, будто бы, ее наследнице, а потому и приписывают ей светлый цвет волос и голубые глаза (единственный для Европы тип блондинов чистой крови). Эта раса должна была, по всей вероятности, играть не малую роль и в образовании современного великорусского населения, с районом которого она, наверное, граничила, а может быть, даже и занимала его.

Наконец, 4-ой прослеженной расой доисторической Европы являются низкорослые, крепкие по сложению, резкие брахицефалы (черепной указатель в среднем около 84–85). Эта раса едва ли была особенно распространена или, по меньшей мере, была скоро вытеснена, уничтожена, так как остатки ее представителей были найдены на ограниченном сравнительно районе, и если не считать отмеченную Прунер-Беем некоторую «лапоновидность» ее типа за доказательство сохранения ее в современных лопарях, единственными прямыми ее наследниками принято считать современных овернцев (Франция — Оверн, Дофинэ, Савойя и т. д.), принадлежащих к брюнетическому типу.

Преемственная связь этих древнейших рас Европы с современным ее населением не может быть доказана с достаточной точностью и очевидностью. В настоящее время можно, однако, отметить среди современного европейского населения некоторую концентрацию отдельных, характеризующих доисторические расы, признаков как раз по тем областям, которые заняты предполагаемыми потомками этих первичных рас. По отношению к формам головы это явление может быть демонстрировано особенно отчетливо на карте, приложенной к чрезвычайно интересному своду данных о форме головы современных европейцев, сделанному недавно видным антропологом, доктором И. Деникером. Откуда взялись первоначальные расы Европы, каково их происхождение, — вопрос темный. В последнее время профессор Серджи, на основании выработанного им самим нового метода изучения черепов, приложенного им с величайшим трудолюбием к громадному количеству как современных, так и ископаемых черепов, пришел к следующему выводу: все виды и формы черепов современного населения Европы могут быть объяснены смешением двух главных племен. Одно из них, называемое им средиземноморским племенем, вышло, по мнению Серджи, из Африки и расселилось по островам и побережью Средиземного моря. С зоологической точки зрения Серджи называет его Species eurafricana и считает характерными для него эллипсоидную, овальную и пентагональную форму черепа (разновидности долихоцефального типа по общепринятой классификации). Другое племя — Species eurasica — характеризуется платицефальною, сфеноидальною и сфероидальною формами черепа по терминологии Серджи, или разновидностями брахи- и частью мезоцефального типа — по общепринятой классификации. Это племя соответствует арийцам других авторов и пришло в Европу, по мнению Серджи, из Азии. Труд профессора Серджи интересен для нас, между прочим, и в том отношении, что автор ввел в свое изучение более тысячи русских курганных и позднейших черепов, хранящихся в Антропологическом музее Московского университета. По словам Серджи, среди русских черепов встречаются представители обеих рас, причем, среди курганных черепов IX–XI веков несколько преобладают черепа эйрафриканской расы, тогда как среди черепов из могил XVI–XVII вв. оказывается, наоборот, некоторое преобладание черепов эйразиатской расы. Взгляд Серджи не может еще считаться ни доказанным, ни общепринятым. Надо, однако, заметить, что по существу он не стоит в резком противоречии с наиболее распространенными взглядами. Придавая первенствующее значение форме черепа, Серджи игнорирует различия в росте и сводит таким образом в одну группу высокорослых и низкорослых брахицефалов других авторов; то же делает он, следовательно, и для долихоцефальных рас. Этим Серджи нисколько, конечно, не отрицает существование 4-х вышеупомянутых доисторических рас, — он утверждает только, что высокорослость и низкорослость, различающие группы, явились вторично, как результат дальнейшего видоизменения основных групп под различными сложными влияниями условий внешней жизни.

После столь длинного, но необходимого для понимания общего положения вопроса, отступления, вернемся к нашим великоруссам. Физический тип великоруссов, как одного целого, не представляет, как это было уже неоднократно замечено выше, признаков чистой расы. Широкие пределы колебаний величин головного указателя, наличность среди современного великорусского населения как брахицефальных, так мезо- и долихоцефальных форм, различные оттенки в цвете волос и глаз, а до некоторой степени и размах колебаний в индивидуальных величинах роста) — доказывают это положение с несомненной убедительностью. Существование довольно значительных областных различий позволяет заключить о том, что современный великорусский тип представляется не только смешанным, но и не однородным, недостаточно слившимся в одно неделимое целое.

Выше мы уже имели случай говорить о том, что если не все, то некоторые, по крайней мере, областные отличия могут быть, по-видимому, объяснены неодинаковыми этническими элементами, примешанными в разных областях к основному, доминирующему типу. Каковы же, однако, должны быть элементы, из которых сложился физический тип современного великорусса? Ответ на этот вопрос будет очень легок, если мы останемся в пределах понятий чисто физических, не группированных признаков; задача станет значительно труднее, если мы попытаемся, сгруппировать по несколько признаков вместе, отнести такие группы на долю отдельных гапотетических производителей сложного современного типа. Еще труднее, почти непреодолимо трудной становится наша задача в том случае, если мы, оставив язык чистого антрополога, заговорим языком этнографа, лингвиста и историка, если, другими словами, вместо определения физического типа производителей мы попытаемся ответить (на основании, конечно, физического исследования) на вопрос о том, какие племена, какие народы участвовали в созидании современного великорусского племени.

На первый вопрос, в простейшей его форме, можно ответить категорически: в созидании типа современного великорусса, наверное, участвовали и элементы светлого типа, и элементы брюнетического типа, и долихоцефальные и брахицефальные; весьма вероятно, что и высокорослые и низкорослые. Но в какой группировке были внесены эти отдельные элементы и сколько групп могло участвовать в создании современного типа? Здесь мы уже начинаем терять твердую почву. Смешение рас началось очень давно, далеко за пределами исторических сведений, а потому ближайшие производители великорусского типа были, наверное, сами уже в достаточной мере смешанными. Как бы поэтому не велико было количество возможных комбинаций признаков (особенно если принимать во внимание не только главные из них, но и второстепенные), всегда возможно объяснить всю сумму комбинаций соединением двух исторически известных рас. Таков, следовательно, минимум, пределы же максимума участников в создании типа могут быть положены разве что историческими соображениями. По языку мы — славяне, но это не определяет, конечно, физического типа: славянский язык мог быть принят элементами, по существу далеко не славянскими. История показывает, правда, что в известный период времени во владениях современных великоруссов осели славянские племена, никем с тех пор оттуда не вытесненные. Славяне оказались сильнее аборигенов и духом и телом, они подчинили их и дали им свой язык, веру; можно до некоторой степени предполагать, что они были вместе с тем и многочисленнее аборигенов и оказали, следовательно, преобладающее влияние на физический тип смешанного населения. Отсюда, с некоторыми, конечно, оговорками, можно принять, что наиболее распространенные среди современного великорусского населения физические черты являются чертами, свойственными славянским племенам.

Главнейшими преобладающими чертами современных великоруссов являются, как мы уже видели выше, относительная высокорослость, русый от светлых до самых темных оттенков цвет волос, серый или серо-голубой цвет глаз и умеренно выраженная брахицефалия. Могут ли означенные признаки быть действительно приписаны славянским племенам? На наш взгляд — да. Надо, впрочем, признать, что многие авторы смотрят на вопрос иначе и рисуют славянина высокорослым долихоцефалом с светлыми волосами и глазами. Оставив в стороне высокорослость, как признак, приписываемый славянам единогласно, посмотрим, на чем зиждутся мнения о светлом типе и долихоцефалии славян. Светловолосыми рисуют нам славян византийские, а частью и арабские историки. Но прежде всего далеко не установлено, что термины историков правильно переводятся словом «белокурый»; многие из них, даже и более, казалось бы, определенный термин (?) — желтый, золотистый, могут быть отнесены и к русым волосам, которые никак не могут быть приняты за цвет волос блондинов. Здесь прежде всего могли играть роль как недостаток у историков терминов, подходящих к нашим понятиям «шатен», «светлый шатен», так и желание их провести резкую отличительную грань между поразившим их непривычный глаз цветом волос чужеземцев и смуглым, темным типом своих соотечественников. Кроме того, описания делались в большинстве случаев на память, без объекта наблюдения перед глазами, а в таких случаях резкий контраст с привычными цветами невольно заставлял впадать в психологически вполне понятные и естественные ошибки воспоминания. Лучшее доказательство справедливости последнего предположения можно видеть в том, что по многим описаниям историков едва ли можно отличить цвет волос германских племен от славянских, а таковые отличия существовали, вероятно, и в то время как существуют они и теперь. Словом, можно сказать с уверенностью только одно: древние славяне по цвету волос (и глаз) были светлее представителей брюнетического типа южан; очень может быть, что они не уходили в этом отношении далеко от современных великоруссов, поляков и т. д., дающих наибольший процент именно русых, а не светлых волос. Будь славяне на самом деле чистыми блондинами, этот тип должен был бы уцелеть в большем числе случаев, чем это замечается теперь как у великоруссов, так и у других славянских, особенно южнославянских племен, где этот тип сводится теперь к ничтожному числу представителей. Русый цвет является сам по себе, конечно, не первичным и свидетельствует о том, что и самые древние из исторически известных славянских племен (если, конечно, принять, что они, действительно, были русоволосыми) представляли уже смешанный тип, в произведении которого играли известную роль и представители брюнетического типа. Другое важное доказательство в пользу скорее более темного, чем более светлого оттенка волос общего всем славянам производителя мы видим в упомянутой выше связи высокорослости и темного цвета волос, замечаемой как при сравнении между собой отдельных славянских племен, так и при сравнении высокорослых и низкорослых групп в пределах одного и того же славянского племени (сербо-хорваты Вейсбаха, поляки Элькинда, мои рязанцы).

Еще менее устойчивы доказательства в пользу долихоцефалии древних славян. Выше мы уже видели, что они зиждутся, главным образом, на нахождении долихоцефальных черепов в древнейших русских (а также и богемских — Л. Нидерле) могильниках; при этом вещи, находимые при покойниках, и способы погребения позволяют археологам высказаться определенно относительно принадлежности, некоторых по крайней мере, могильников к типу славянских могил. Но в этом последнем случае доказанным может считаться только факт, что население, погребенное здесь, приняло ту форму культуры, которая определяется археологами как славянская культура, что никоим образом не говорит еще о славянском расовом типе самого населения. Совпадение же появления брахицефальных черепов с эпохой исторически доказанного расселения славянских племен, затем, допускаемый только с большой натяжкой, сравнительно быстрый переход долихоцефалии в брахицефалию исключительно под влиянием культуры — далеко не говорят в пользу того, что древнейшие долихоцефальные черепа принадлежат именно славянам, а не аборигенам страны не славянского происхождения. Едва ли не самым сильным возражением против долихоцефального типа древних славян является тот факт, что ни одно из современных славянских племен, за исключением, быть может, болгар, на которых обыкновенно ссылаются защитники взгляда на славян, как на долихоцефалов, не отличаются преобладающим распространением долихоцефалии. Но физический тип болгар мало изучен; если даже и верно, что они являются по преимуществу долихоцефалами, то надо прежде всего помнить, что, придя в сравнительно недавнее время из Азии через северо-восток России, пройдя постепенно вплоть до теперешней области их жительства, претерпев затем множество исторических мытарств, болгары меньше других племен могут претендовать на звание носителей наиболее сохранившегося славянского типа, да и самые выходцы из Азии — волжско-камские болгары — не были в сущности славянами. Факт малого распространения долихоцефалии среди современных славян весьма знаменателен. Выше мы уже говорили, что объяснение его постепенным переходом долихоцефалии к брахицефалии под влиянием одних только условий культурной жизни допустимо только с большой натяжкой. До сих пор, следовательно, остается открытым вопрос о том, являются ли предки славян брахицефалами с более или менее темным оттенком цвета волос и глаз и сближаются, следовательно, с расой высокорослых брахицефалов древней Европы, или же они могут быть с большим правом названы прямыми потомками высокорослых долихоцефалов курганного племени, более, вероятно, родственного современным германским племенам. Исследование физического типа современных великоруссов дает мало фактов для решения вопроса в ту или другую сторону. Мы знаем, однако, с положительностью, что долихоцефалы представлены среди великоруссов небольшим сравнительно (не доминирующим во всяком случае) процентом всего населения, значительно уступающим числу брахицефалов. Затем я позволю себе упомянуть о моей личной, оставшейся пока еще одинокою, попытке подойти к решению вопроса следующим путем: высокорослость составляет один из наиболее общепризнанных и бесспорных признаков исторически известных славянских племен. Исходя из этого положения, можно заключить, что, составив группу наиболее высокорослых современных великоруссов, мы будем иметь в этой группе большее число субъектов, сохранивших свой первоначальный славянский тип. Отобрав из 325 изученных мною рязанцев наиболее высокорослых субъектов, я нашел, что эта группа отличается от общей массы большей брахицефальностью и большим процентом темноволосых и темноглазых субъектов. Вместе с тем и при сравнении отдельных славянских племен между собою (великоруссов, малороссов, белорусов, поляков, чехов, сербо-хорватов, славян германской короны) оказывается, что те из групп, которые отличаются большим ростом, представляют вместе с тем и более брахицефальную форму черепа и большее распространение темного цвета волос и глаз. Отсюда неизбежно возникает прямой и логичный вывод: в сложении физического типа большинства славянских групп, очевидно, в числе других участвовал какой-то один общий производитель, отличающийся высоким ростом, брахицефалией и темным (но не черным) цветом волос и глаз. Примесь же долихоцефалии, равно как и другие черты, отличающие друг от друга отдельные группы современных славян, зависят от смешения упомянутого производителя с другими расами, различными, быть может, для различных славянских групп. Но что же можем мы сказать, на основании изучения физического типа современных великоруссов, относительно этих других примесей? В сущности говоря, очень немногое. Существование некоторого процента долихоцефалии говорит, конечно, за существование производителя-долихоцефала; изучение типа курганного населения показывает, что этот долихоцефал населял страну раньше, чем появились в ней брахицефалы; известно также, что он отличался и высоким ростом. По типу своему он подходит, следовательно, к типу высокорослого долихоцефала доисторической Европы; но кто он был в смысле этнографическом и историческом, т. е. тевтон, финн, монгол и т. д.,- мы не знаем. Можно только сказать, что, вероятно, он не был монголом, так как большинство современных монголов и низкоросло, и брахицефалично. Но среди современных финнов есть и низкорослые и высокорослые, и брахицефальные и долихоцефальные племена; следовательно, этот производитель мог быть в равной мере и тевтоном и финном. Современные тевтоны являются представителями наиболее чистого типа блондинов. Отобрав, следовательно, из современных великоруссов группу высокорослых блондинов, можно было бы изучить другие отличительные признаки физического строения этой группы и, сравнив их с признаками, характеризующими германские расы, сказать, не являются ли наши блондины остатками представителей тевтонского типа. Но такие исследования до сих пор, к сожалению, не произведены. Изученный мной лично материал не был достаточно велик для таких целей по числу наблюдений, тем более, что чистые блондины у нас сравнительно редки (никак не более 3–5 %).

Немногое можем мы сказать и о влиянии монгольской и тюркской крови, допустимом во всяком случае на основании исторических соображений. На центральное великорусское население влияние это едва ли было велико. Выше мы уже говорили о соображениях, в силу которых появление брахицефалии у великоруссов никоим образом не может быть приписано монгольскому влиянию. В частности, по отдельным областям, влияние тюркско-монгольской крови могло, конечно, существовать и в более значительной мере уже по одному тому, что в некоторых областях существует и поныне соприкосновение великоруссов с тюркско-монгольскими племенами; существовало оно, и в большей даже степени, чем теперь, и в исторические времена. Даже и в центре великорусского населения можно указать отдельные острова, где жило прежде, да и сохранилось до сих пор, тюркское население (касимовские татары и т. п.). Но монголы играли видную роль в истории великорусского племени, и вопрос об их влиянии должен быть поставлен шире; мы должны искать следов монгольской крови не в одних областных типах, но во всей массе великорусского населения, в общем его физическом типе. Одним из характерных признаков монгольского типа является значительная ширина скул при относительно низком лице. Выше мы уже упомянули о том, что значительная ширина лица великоруссов, вообще говоря, не сближает их с монголами, так как лицо великорусса вместе с тем и длинно (высоко). Но это справедливо до тех только пор, пока речь идет об общем типе, о средних величинах. В конкретных же случаях дело может обстоять иначе и очень может быть, что среди особенно широколицых великоруссов найдутся носители и других монгольских черт. За неимением других данных для решения этого вопроса, я обратился к исследованным мною рязанцам и, выделив из них группу лиц особенно широколицых, вычислил для этой группы средние величины некоторых других измерений. Но результат вычислений не дал никаких указаний на монголоидность типа представителей этой группы. Так, средний рост группы широколицых (обладающих отношением ширины лица к длине всей лицевой линии, от корня волос до подбородка, в 82 и более), состоящий из 36 человек, оказался равным 1656,7 мм вместо 1651,3 для всех рязанцев в целом, головной указатель — в 81,94 вместо 81,48 и, наконец, число представителей темного цвета волос и глаз — 11,1 % вместо 19,39 % и светлого типа — 36,1 % вместо 22,15 %. Величина роста и головного указателя широколицых дали только очень небольшую разницу с общей массой рязанцев, причем рост широколицых оказался немного даже больше (а не меньше, как следовало бы ожидать для монголоидного типа), головной же показатель немного побольше, но разница чрезвычайно ничтожна. Распределение же типов цветности дало результат прямо противоположный ожидаемому, а именно — заметное уменьшение темного типа и значительное преобладание светлого цвета волос и глаз среди широколицых. Следовательно, те данные, какие имеются налицо, указывают на сродство широколицых великоруссов никак не с монголами (брюнетами), но скорее уже с финнами или тевтонами (норманнами). Но тевтоны не отличаются особою шириною лица, а потому наша группа широколицых скорее всего указывает на некоторое сродство с финнами, среди которых встречаются, между прочим, и группы высокорослых, светловолосых и в достаточной мере широколицых представителей. Впрочем, материал, вошедший в обработку, слишком недостаточен по числу наблюдений, и единственное, что можно из него заключить, сводится к утверждению о недоказанности сколько-нибудь резкого влияния монгольского типа на современных великоруссов. Для дальнейшего же выяснения этого, как и многих других вопросов, нам приходится терпеливо ждать дальнейших исследований, собранных и разработанных по определенной программе в разных областях, заселенных великоруссами. Раз зашла речь о смешении славянских племен с инородческими, о степени влияния этих последних на чистоту типа современного великорусса, было бы несправедливо обойти молчанием вопрос о способности современных великоруссов ассимилировать чуждые элементы и, в свою очередь, подчиняться влиянию инородческих элементов. Всякий наблюдатель, которому приходилось бывать в областях, где великорусское население соприкасается с инородческими племенами, мог, конечно, убедиться в необыкновенной способности великоруссов не только мирно уживаться со своими соседями, но и поразительно быстро заимствовать у них многие обычаи, привычки, слова, выучиваться их речи. Способность русских к изучению языков давно уже вызывает у западных европейцев чувство удивления. Но изучение языков и некоторое приспособление к нравам более культурных народов вызывается известными потребностями человеческого духа и не заслуживает еще того удивления, как факт чрезвычайной приспособляемости великоруссов к нравам и языку племен, стоящих даже ниже их по культуре. Мне лично приходилось многократно делать наблюдения в областях соприкосновения великоруссов с татарами, калмыками, киргизами (в Астраханской губ.), с башкирами, черемисами, мордвою, чувашами и т. д. (в Казанской губ.) и, наконец, с поляками, немцами (в западных и северозападных губерниях), и везде можно было отметить, что в то время, как в целом районе соприкосновения не найдется ни одного, например, киргиза, могущего кое-как связать две-три русские фразы, чуть ли не половина русских могла бегло говорить на киргизском языке и т. д. Но в упомянутых областях русское население все-таки является преобладающим и не имеет необходимости вступать в кровное родство с иноплеменниками. Там же, где великоруссы оказывались в меньшинстве и были принуждены брачиться с иноплеменниками, процесс поглощения русским элементом выражен, по-видимому, очень сильно. Так, еще Щапов отмечал сильное объякучивание русского населения Якутской области. Во многих местностях потомки русских давно забыли свой язык, одежду и приняли внешний вид, а также, по-видимому, и физический тип якутов. Новейшие исследования (И. И. Майнова, работой которого, еще не вышедшей в свет, я мог пользоваться, благодаря любезности автора, в рукописи) показывают, однако, что наряду с объякучиванием русских идет и обратный процесс — обрусения якутов. Оказывается вместе с тем, что и в областях наибольшего объякучивания русских, физический тип славян является гораздо более устойчивым, чем это можно было бы предположить с первого раза. Если метисы и являются, по данным г. Майнова, и более темноволосыми, и более темноглазыми, чем великоруссы, однако более высокий рост русских упорно сохраняется и у метисов. Эти и аналогичные им наблюдения имеют большую ценность уже потому, что позволяют судить до некоторой степени и о том, что происходило в те отдаленные времена, когда пришлые славянские племена столкнулись впервые с аборигенами современной центральной и северной России. Судя по аналогии с явлениями, наблюдаемыми теперь, мы можем думать, что и в доисторическую эпоху славянские пришельцы не вытеснили и не разогнали окончательно аборигенов страны, но мирно уживались с ними и дали новый средний тип, восприняв некоторые чуждые черты, но стойко сохранив и некоторые основные свои признаки, среди которых рост занимает, по-видимому, одно из первых мест. Для выяснения истории сложения физического типа современного великорусса нам остается желать дальнейших в этом направлении работ, которые показали бы нам, насколько эластичны основные черты славянского типа. Много, впрочем, существует и других пробелов, не дающих возможности высказаться с желательной степенью определенности относительно столь близкого и вместе с тем столь трудного для нас вопроса о самопознании. И если ряд недомолвок и недостаточно обоснованных предположений вызовет у читающего эти сроки чувство горькой обиды, да не обвинит он за то русских антропологов; пусть лучше он вспомнит, что наша наука слишком еще юна, а исторический закон судеб таков, что мы всегда и во всем начинаем свои познания с области внешнего мира, великое же «???» приходит значительно позже, по накоплении больших сумм знаний внешнего мира.

Примечания:

3

Тас. Germ. С. 20: Sororum filits idem apud avunculum, qui apud patrem, honor; quidam sanctiorem arctioremque hunc nexum sanguinis arbitrantur. Нечто подобное у кельтов (смотри сагу о Беловезе и Сиговезе у Ливия 5,84). Подобные же отношения у некоторых племен внутренней Африки (Livingstone`s: «Missions-Reisen und Forschungen in Sud-Africa», Kap. 22 и 30. Barths: «Reisen und Entdeckungen in Nord- und Central Africa». Band I, S. 153 der kleineren Ausgabe). Нечто подобное в древнем Лациуме (Festus. v. Avunculus: «Sive avunculus appellatur, quod avi locum obtineat et proximitate tueatur sororis filium»), H. Kunssberg: «Wanderungen in das Germanische Alterhum». S. 31. Ber. 1861.

31

В скобки заключены те губернии, к основному великорусскому населению которых примешалось значительное количество других, как славянских, так и инородческих племен. Некоторые губернии, население которых слишком сильно смешано с невеликорусскими племенами, исключено здесь совсем.