|
||||
|
p...
Жил в прошлом веке такой замечательный человек Александр Иванович Сулукадзев Замечателен был он тем, что коллекционировал всякие редкости. Был в его коллекции камень, на котором отдыхал Дмитрий Донской после битвы на Куликовском поле. Был у него костыль Иоанна Грозного. Был у него «Молитвенник святого великого князя Владимира, которым его благословлял дядя его Добрыня» Были у него новгородские руны. Была у него «Боянова песнь Славену», писанная руническими и греческими письменами около I века от Рождества Христова. Собирал Сулукадзев всё – вещи, рукописные книги, чучела крокодилов, слухи. В архивах сохранилась его записная книжка со слухами, ходившими в Петербурге в 1824-25 годах В этой книжке, кстати, зафиксирован слух, послуживший Гоголю сюжетом его «Шинели» Современники относились к Александру Ивановичу по-разному. А. Н. Оленин, к примеру, считал его безумным невеждой. А вот Державин, наоборот, охотно Сулукадзеву верил и даже вставил в свое «Рассуждение о лирической поэзии» отрывки из «Бояновой песни» и новгородских рун в собственном переводе. Исследователи литературы относились к нему скорее доброжелательно, чем негативно «Это был не столько поддельщик… или мистификатор, сколько фантазер, который обманывал и самого себя По-видимому, в своих изделиях он гнался прежде всего за собственной мечтой восстановить памятники, об отсутствии которых сожалели историки и археологи», – писал о Сулукадзеве А. Н. Пыпин «Искусство ради искусства» – вот принцип собирания редкостей, который исповедовал Сулукадзев Коллекционер коллекционеру рознь. Есть коллекционеры нормальные Есть фанатики Есть чудаки Есть жертвы массового психоза. К последним относятся участники макулатурной компании, развернувшейся в 70-80-е годы под лозунгом «Сохраним леса! Лес – наше народное достояние» О нормальных коллекционерах, по правде, говорить скучно Нормальный – он нормальный и есть Один коллекционирует скрипки Другой, как Борис Стругацкий, коллекционирует почтовые марки Розанов собирал монеты Набоков коллекционировал бабочек У Брежнева была коллекция легковых автомобилей Шукшин коллекционировал курительные трубки – правда, недолго, дня два На третий день надоело, бросил У меня был знакомый, который коллекционировал старинные крышки от люков Я сам ему помогал однажды тащить крышку с изображением какого-то рогатого херувима Не представляю, где он эти крышки хранил; жил он в коммунальной квартире. Марки, машины, мебель, крышки от люков – все это дело обыкновенное. Это коллекционирует каждый А вот отклонения от нормы… Я не имею в виду коллекционеров-фанатиков, готовых и себя сморить голодом, и своих родных ради обладания какой-нибудь фарфоровой пепельницей с надписью «Дадим прикурить Врангелю». Такие меня мало интересуют Меня больше интересуют собиратели-чудаки, не укладывающиеся ни в какие правила Как вышеупомянутый Сулукадзев Или герои Константина Вагинова. Вот, кстати, писатель, давший в своих романах целую галерею собирателей-чудаков, во многом списанную им с самого себя Костя Ротиков из «Козлиной песни», собирающий «безвкусные и порнографические вещи как таковые» – от открыток с изображением голой нимфы и охотящегося за ней человека в тирольской шляпе до неприличных граффити на стенах заведений общего пользования. Другой герой того же романа, Миша Котиков, собирает личные вещи поэта Александра Петровича Заэвфратского, прообразом которого послужил Николай Гумилев Поэт Троицын тоже собирает поэтические предметы. «Вот шнурок от ботинок известной поэтессы, – показывает он свою коллекцию Мише Котикову. – Вот галстук поэта Лебединского, вот автограф Линского, Петрова, вот – Александра Петровича». У Свистонова из вагиновского романа «Труды и дни Свистонова» стоят на полках в квартире «рукописные дневники неизвестных чиновников, переписка какого-то мужа с женой, по-видимому, железнодорожного служащего, тоненькие брошюрки, изданные графоманами. ‹…› Санкт-Петербургский календарь на лето от Рождества Христова 1754 С записями: “6 Пускал кровь из ноги; 19. Шол снег; 28. Куплено соломы”» И другие книжные раритеты. У меня есть знакомый, Михаил Пантелеевич Л., собравший все издания «Справочника электротехника», выходившие при советской власти. Этих справочников в его прихожей скопилась целая Джомолунгма В связи с этим я вспоминаю одну историю, случившуюся с Михаилом Пантелеевичем, вернее с его котом, и имеющую самое непосредственное отношение к электротехнике Дело в том, что Михаил Пантелеевич Л держал в своей квартире кота Звали кота Лумумба, и был он не просто кот, а предводитель всего кошачьего царства, ибо, во-первых, был неохватно большой и, во-вторых, неимоверно тяжелый, как каменная половецкая баба Место, где кот проводил свой досуг в перерывах между приемами пищи, находилось как раз в прихожей, на вершине книжной горы, воздвигнутой из «Справочника электротехника» А теперь представьте такую сцену. В квартире перегорают пробки Михаил Пантелеевич Л., в электротехнике не смыслящий ни черта, естественно вызывает монтера. Тот приходит, идет в прихожую Хозяин что-то ему пробует объяснить, и тут Лумумба, разбуженный незнакомым голосом, прыгает спросонья на голову бедняге монтеру Это он в темноте промахнулся. В результате пришлось вызывать «скорую», электрика увозят с инфарктом, после больницы он подает на Лумумбу в суд, суд приговаривает кота чуть ли не к высшей мере, которую впоследствии заменяют денежным штрафом в размере 50 рублей. А в 70-е годы 50 рублей были большие деньги Отступление 1: Михаил Пантелеевич Л. теперь, между прочим, очень уважаемый человек, известный специалист по русской литературе, в свое время он подготовил для ленинградского отделения издательства «Наука» два тома сочинений Петра Чаадаева А еще он был хороший рассказчик (сейчас не знаю, давно его не встречал). Помню его рассказ о том, как в археографической экспедиции по Северной Двине в одной деревенской избе играл он с хозяином в прятки Прятки были не просто прятки Прятали маленькую водки. Один уходил за дверь, другой прятал. На счет «десять» водящий входил и искал спрятанную бутылку Если находил – бутылка доставалась ему Не находил – гостю. Михаил Пантелеевич Л. в тот раз выиграл Хозяин обыскал каждую щель, но маленькую нигде не нашел Михаил Пантелеевич Л. спрятал ее в радиолу Отвинтил заднюю стенку и спрятал Такой он был находчивый человек Сам я в своей жизни чего только не коллекционировал Одно время собирал даже папиросные и сигаретные коробки. Получилось это так В Эрмитаже, где я работал, отдел нумизматики проводил инвентаризацию И однажды в контейнер для мусора навалили целую гору старых папиросных и сигаретных коробок В отделе в них хранили монеты, на каждой коробке чернилами был выведен инвентарный номер. Коробок я тогда набрал целый мешок – каких только названий там не было «Дукат», «Лотос», «Герцеговина Флор», это то, что я сейчас помню; коробки 20-х, 30-х, 40-х годов; коробки с пролетариями с отбойными молотками в руках и с дамочками, танцующими чарльстон; с цветами, с птицами, с китаянками и арапами на картинках. Теперь у меня ничего этого не осталось, потеряли при переезде. В основном же моя коллекция – книжная. Это книжки 30-50-х годов про шпионов. В моей коллекции их несколько сотен Есть редкие областные издания – Благовещенск, Смоленск, Симферополь, Молотов… Только изданий «Военной тайны» Л Шейнина у меня 8 штук Вообще же, книг, у которых в названии присутствует слово «тайна», в моей коллекции насчитывается примерно с сотню. «Тайна золотой пуговицы», «Тайна голубого стакана», «Восьмая тайна моря» и т. д. Не говорю уже про общеизвестные, вроде «Тайны двух океанов» Есть книги, которые я пытаюсь отыскать уже в течение нескольких десятилетий. Это «Синий тарантул», «Тайна старой риги», «На могиле трех шаманов» и проч Я очень жалею, что в отличие, например, от фантастики, библиографией которой занимались и занимаются многие (Бугров, Миловидов, Халымбаджа, Казаков, Борисов), шпионской темой в литературе не интересовался вообще никто Должно быть, брезговали Нет ни одной библиографии старого советского детектива Возможно, я ошибаюсь. Кажется, в свое время газета «Книжное обозрение» опубликовала список книг серии «Военные приключения». Некоторые коллекционируют опечатки Я тоже. Это увлекательное занятие. Последнюю из найденных опечаток, которая мне очень понравилась, я обнаружил в книге Юрия Коваля «АУА» (Издательский дом «Подкова», 1999). На странице 210-й в слове «какой» вместо «о» напечатана буква «а». Получилось забавно – «какай» Мне сразу же вспомнилась статья в газете «Санкт-Петербургские ведомости» (№ 158 за 1999 год), в которой приведены примеры «антисоветских» опечаток, взятые из секретных документов Главлита с пометкой «Не подлежит оглашению» Опечатка в верстке романа А Толстого «Хлеб»: «Владимир Ильич начал говорить, сидя за столом, медленно царапая когтями лоб…» Или опечатка в повестке о вызове допризывника, где вместо «указанные» напечатано «укаканные лица» А как вам нравится следующий типографский пассаж: «Успехи, достигнутые за 19 лет под куроводством партии Ленина-Сталина»? Про опечатки я однажды уже писал (см. «Ляпляндия»), поэтому про них хватит. Отступление 2: о глаголе «писать» Некоторые авторы (например, петербургская переводчица А Петрова) избегают этого выражения из опасения оказаться неправильно понятыми при неверно поставленном ударении (т. е. понятыми в смысле физиологии). По той же причине они избегают глагола «кончить» и всяческих от него производных (кончил, кончаю и пр.) Такой взгляд на русский язык я считаю сугубо порочным. И в выражении «кончил Ленинградский университет» не вижу ничего непристойного. О коллекциях и чудаках-коллекционерах можно говорить долго Когда-нибудь я к этой теме вернусь. Расскажу, например, об одном любопытном собрании памятников В. И. Ленину. Оно стоит того, чтобы о нем знали Еще мне хочется рассказать о моей коллекции автографов разных интересных людей Таких, как писатель Дворников, написавший на титульном листе своей книги коротко и просто: «Моя» Много чего хочется рассказать Но как-нибудь в другой раз. Колоколов Н.Поэзию Николая Колоколова я открыл случайно. Однажды в какой-то нетрезвый вечер в ЦСЛК (Центр современной литературы и книги, наб Макарова, 10) я наткнулся на гору книг, сложенных в аккуратные пачки в тупике перед туалетом Позже выяснилось, что эти книги – памятник несостоявшейся акции помощи Публичной библиотеке Багдада, пострадавшей после американской бомбардировки 2003 года. То есть был кинут клич всем писателям Петербурга, чтобы они внесли свою посильную лепту в благородное дело помощи иракским читателям, покопались в домашних библиотеках и поделились с пострадавшим Ираком какими-нибудь залежалыми книгами. Лепту они внесли – кто принес двадцать пятый том переписки Горького из полного собрания его сочинений, кто какой-то «Гулшан-и-Афган», причем не книгу, а сразу пачку экземпляров в пятнадцать-двадцать, кто книжку своих собственных опусов с автографом типа: «Иракскому народу от М. Кураева». Только что-то с пересылкой книг не заладилось, вот они, бедные, и лежали в тупике перед туалетом Там-то, в этой горе, я и разглядел зелененький томик из новой «Библиотеки поэта» – «Дм Семеновский и поэты его круга» (Л.: Советский писатель, 1989). А когда я его открыл, сразу же наткнулся на такое стихотворение: Как долго солнечным запоем С утра до заревого часа И веет твердой спелью той же Я был буквально очарован этой снейдеровской эрмитажной картиной торжества огородной плоти Написал эти стихи поэт Николай Колоколов, о котором я до этого вообще ничего не знал. Из справочки, предваряющей подборку стихов, я узнал, что Колоколов был другом Есенина, снимал с ним в Москве комнату в 1914 году, в 1919 году издает книгу стихотворений, составляет книгу поэм, на которую Блок во внутренней издательской рецензии отозвался следующими словами: «Бред – совсем не жаркий и не восторженный», пишет прозу, живет в Иваново-Вознесенске, в 1929 году по предложению Горького устраивается на работу в журнал «Наши достижения» и переезжает в Москву, ругается с Горьким, осуждая последнего за равнодушие и приукрашивание советской действительности («Он к литературе равнодушен – не тем занят Он нам не опора – скорей наоборот» Из письма к Дм Семеновскому), умирает зимой 1933 года, вроде бы избежав репрессий. Стихотворение, отрывок которого я привел, входит во второй – лучший – сборник поэта «Земля и тело», выпущенный в 1923 году. Чтобы вы, читатели, убедились, что остальные произведения этого сборника не уступают цитированному, даю еще один образец поэзии Николая Колоколова: Словно ягненок овечьи соски, В женской утробе, как тайна глухой, Вот такие удивительные открытия совершаешь иногда невзначай по дороге к туалету в ЦСЛК. «Коллекционер» Джона ФаулзаВ свое время, не помню уж у кого, прочитал я такую фразу: музей – это кладбище культуры В книге, где я ее отыскал, говорилось о ночных прогулках по Риму, об античных статуях в трепещущем свете факелов, об иконах, слепнущих на музейных стенах и теряющих свою духовную силу. Возможно, это был Розанов – мысль вполне в его духе Если так, и русский философ прав, то и коллекционер, логически развивая мысль, – кладбищенский сторож культуры Все это рассуждения парадоксалиста. Розанов парадоксалистом и был В действительности, в истории, то есть жизни общества, парадокс – явление органическое Чем больше демократизируется общество, тем меньше его тяга к прекрасному Или, как сформулировал Освальд Шпенглер: чем выше уровень цивилизации, тем ближе гибель культуры Прекрасного на всех не хватает Прекрасное исчисляется единицами Раньше решалось просто: горстка богатой аристократии держала в своих руках рукотворную сокровищницу культуры Но времена голубых кровей потихоньку уходят в прошлое. Даже само понятие «голубая кровь» в нашу переменчивую эпоху воспринимается как неприличный намек. Меняются знаки времени, меняется семантика слов. Искусство подменяется суррогатами Как у Фолкнера в доме Сноупса, где бронзовые ручки дверей – не бронза, а подделка под бронзу. Обесценивается культура – поэзия вытесняется бескостными эстрадными текстами, картины – дешевыми репродукциями, музыка – той же самой эстрадой с однообразными электронными ритмами И, естественно, перед человеком, мучительно это переживающим, встает проклятый вопрос – как быть? Как сохранить культуру? Наверное, Розанов прав – эффект от иконы в храме или от скульптуры в саду сильнее, чем когда они экспонируются в музее Но, с другой стороны, настоящая картина, вывешенная в музее, – это не репродукция из журнала «Советский воин». И бюст Антиноя в музейном переходе дворца – это не гипсовая спортсменка в заплеванном скверике у вокзала. А вывеси картину Рембрандта на стене хрущовской пятиэтажки – кто знает, не произойдет ли с ней то же самое, что и с Мадонной Рафаэля в знаменитом рассказе Брэдбери. В лучшем случае ее украдут, чтобы выгодно сбагрить коллекционеру Вот – добрались и до коллекционера. С одной стороны, фигура эта для культуры несомненно спасительная С другой стороны, да, действительно – это мрачный паук, который ловит невинных бабочек, хранит их в своем углу, сосет из них в одиночку кровь, наслаждаясь красотой умирания и мучаясь от своего одиночества Философия коллекционера проста Фигура его трагична Умирает не только бабочка – умирает сам собиратель Живой внешне – он только кокон, внутри он мертвое существо И только вдруг, иногда вспыхивает внутри желание – когда новая жертва попадается к нему в сети Книга, картина, бабочка или живой человек. Ведь и маньяк-убийца по сути тот же коллекционер, он вдохновляется, когда преследует свою жертву (погоня за раритетом), с нежностью убивает ее, пополняет свою коллекцию, а потом – наступает скука, нужна новая жертва, чтобы наполнить мертвую оболочку тела временным подобием жизни. Фаулз в своем романе передает это очень точно. «Коллекционер» – первый роман писателя От него пошли по воде круги, и темы, которые он развивал в последующих своих романах, во многом повторяют тему «Коллекционера». Тему смерти и красоты. Смерти и любви Смерти в искусстве. Смерти искусства. Красота на булавке – этот вечный мотив Набокова Фаулз исполняет по-своему Может быть, современней. Не даром же современнейший из современных писателей (я имею в виду Пелевина) поставил фаулзовского «Коллекционера» на четвертое место в десятке главных романов, перевернувших XX век. Кольцов АЭто родина Кольцова, – напишет Осип Мандельштам в воронежской ссылке 1934 года Образ поэта Алексея Кольцова мелькнет у Мандельштама еще не раз и все время в связи с доводящим до безумия одиночеством, оторванностью от мировой культуры, центрами которой были для Мандельштама тогдашние Ленинград и Москва «Милый Виссарион Григорьевич, – цитирую письмо Кольцова Белинскому из Воронежа после возвращения поэта из Москвы. – Весь день пробыл на заводе, любовался на битый скот и на людей, оборванных, опачканных в грязи, облитых кровью с ног до головы. Что делать? Дела житейские такие завсегда… Совсем погряз я в этой матерьяльной жизни, в кипятку страстей, страстишек, дел и делишек…» В Москве Кольцов был принят у Пушкина и Жуковского, на него смотрели как на залог национального развития всей русской поэзии, как на нового Ломоносова, от него ждали новых поэтических свершений… и вот в результате – «любовался на битый скот» Родина Кольцова, Воронеж, действительно была мачехой для поэта Всякий подлец так на меня и лезет: дескать, писаке-то и крылья ощипать. Его здесь как поэта не воспринимали и всячески старались принизить, повесив ярлык: «зазнался». Судьба Кольцова печальна, как и судьба большинства поэтов, отторгнутых бесчувствием современников Он умер от чахотки в 33 года, воронежский его архив был пущен мужем умершей сестры Кольцова на оберточную бумагу, а это были не только стихи поэта, но и письма к нему Белинского, Одоевского, других не менее знаменитых людей. На могиле его написано: «Ноября 1-го погребен воронежский мещанин Алексей Васильев Кольцов». Вот так – «воронежский мещанин» Коммунальная квартираСамое великое, самое поразительное, самое ужасное и самое смешное изобретение всех времен и народов – думаете какое? Колесо? Да, поразительное Да, великое. Но что же в нем ужасного и смешного? Чайник? Тоже не вызывает смеха. Разве что немножечко ужаса, если капнешь кипятком на ногу. Мясорубка, утюг, ракета? Нет, нет, нет и еще раз нет! Что, сдаётесь, дорогие читатели? Ладно, больше не буду мучать Ну так вот, самое поразительное, самое великое и ужасное – ужаснее не бывает, – самое смешное и странное из всех изобретений на свете – конечно же, коммунальная квартира. Честь такого изобретения принадлежит нам, петербуржцам, имя изобретателя неизвестно, но плодами этого великого опыта до сих пор пользуются миллионы людей в России В одном только Петербурге на сегодняшний день насчитывается 200 000 коммунальных квартир. Коммуналка – это маленький космос, населенный удивительными существами. Хомо коммуналис – я бы назвал их так Они сильно отличаются от обычного хомо сапиенса, живущего на отдельной площади. Это я заявляю наверняка, потому что сам без малого двадцать лет обитал в коммунальных стенах И явления, здесь наблюдаемые, имеют нереальный характер, и время бежит иначе, будто жизнь течет под водой или в каком-нибудь параллельном мире. Где бы вы, к примеру, увидели человека в трусах и майке с трехлитровой банкой на голове? А в коммунальной квартире – запросто, я сам был тому свидетель Наш сосед Иван Капитонович как-то ночью захотел подкрепиться квашеной капустой из банки, но вместо того, чтобы таскать ее пальцами, как это делают нормальные люди, зачем-то сунулся туда головой Засунуть-то он ее внутрь засунул – хотя непонятно как, горлышко-то у банки узкое, – а вот вытащить обратно не смог. Так и мучался до утра на кухне, пытаясь освободиться. Утром вышел на кухню другой наш сосед, Беневич, увидел странного инопланетного жителя, подумал – Землю захватили тау-китайцы, – ну и шарахнул ведром для мусора Ивану Капитоновичу по кумполу. Только самое смешное не в этом, самое смешное в другом За эту самую разбитую банку, как за погубленную личную собственность, пожиратель ночной капусты подал на бедного Беневича в суд И – представляете? – выиграл дело! А вот еще коммунальный случай Однажды ночью сосед Кузьмин – партийный, между прочим, работник, – припер со стройки ведро горячей, незастывшей еще смолы И, пока нес ее по темному коридору, споткнулся о соседского ежика и растянулся на дощатом полу. Обнаружили его тоже под утро, хотели помочь подняться, а он намертво приклеился к полу Помню, даже вызывали спасателей, чтобы выковырять его из смолы. Хорошо, хоть ежик не пострадал! Истории, подобные этим, можно рассказывать бесконечно Про привидения, живущие в зеркалах, про утренние очереди в туалет, когда на шеях полусонных жильцов, как какие-нибудь рыцарские доспехи, красуются крышки от унитаза, про Шилова Артура Романовича, прорывшего у себя из комнаты подземный ход под Усачевские бани… Они смешны и в то же время печальны, эти случаи из коммунального быта, – реальны и вместе с тем фантастичны. Коммуналка ломает судьбы, превращает людей в преступников, но других, наоборот, сплачивает Лично я благодарен жизни за тот коммунальный опыт, который она мне подарила. Почему-то мне все время везло Люди, жившие со мной в одних стенах, были хоть и странные, хоть и с придурью, но все добрые, щедрые, все отходчивые. Если кто-то кого-то и обижал, то и каялся потом выше меры, и старался свой грех загладить. Угостить тебя, к примеру, селедкой, которую не доели с праздников. Ну, конечно, бывали и исключения Из-за глупости, в основном, и зависти Приворовывали некоторые, бывало. Не по крупному, так – по мелочи Там прищепку бельевую сопрут, здесь отсыплют полпачки соли Теснота тоже имела место Тебе хочется, допустим, уединиться, почитать какого-нибудь Тарзана, а у папы в это время хоккей и он ревет как оглашенный у телевизора, а у соседей напротив, Клюевых, дочка треплет тебе нервы на фортепьяно, а нетрезвый сосед Ерёмин учит сына приемам самбо – так, что рушится посуда в буфете. Только не было бы этого опыта – опыта коммунальной жизни, – не было бы и многих историй, которые, кроме как в коммуналке, нигде больше произойти не могли «Кому на Руси жить хорошо» Н. НекрасоваБелинский определил талант Некрасова как топор («Какой талант И какой топор ваш талант»). Осип Мандельштам сравнил талант Некрасова с молотком: И столько мучительной злости То есть талант Некрасова не последние люди в нашей литературе связывали с талантом строителя Строителя странного Под «строителем странным» я подразумеваю, в случае Белинского, строителя новой жизни, то есть рубителя старой и – на ее обрубках – создателя жизни лучшей. Ведь кому живется весело, вольготно на Руси? Известное дело кому – см по тексту поэмы Топором же можно, кстати, не только обтесывать бревна для строящегося дома Им можно и, как Родион Раскольников, тюкать одиноких старушек Молотком, между прочим, тоже – случаи такие в судебной практике встречаются, и нередко. Осип же Мандельштам в строительной деятельности Некрасова выделяет элемент злости. Но злости не настоящей – будущей. Злости на самих строителей новой жизни, построивших такие дома, жить в которых можно или стукачу, или мертвому Здесь под мертвым подразумевается человек, полностью приспособившийся к режиму, слившийся с серым фоном тогдашней коллективной действительности, помалкивающий, подремывающий, читающий пролетарских поэтов и пишущий доносы на поэтов непролетарских. Вот такое противоречие обозначил я в некрасовском творчестве, которое, как в гегелевской триаде, ведет в результате к синтезу. Синтез же в истории означает перемирие между Богом и Сатаной. А перемирие не бывает долгим, оно имеет свойство заканчиваться или миром, или новой войной Конец светаКогда Леонид Цывьян, питерский переводчик, увидел сидящего на ступеньках тридцатилетнего парня, с трудом шевеля губами читавшего книжку комиксов, он понял, как выглядит конец света Лично я ничего ужасного в этом не вижу Ну, читает человек по складам, ну, комиксы. Что ж такого? Я видел нищего на паперти Владимирского собора, читавшего по складам Евангелие. А мой сын-старшеклассник увлеченно читает Акутагаву А дочка моих знакомых в свои 14 лет цитирует наизусть Шекспира. По-русски и по-английски. В природе существует баланс. На каждого нищего с паперти, на каждого неграмотного бомжа, на каждого депутата Думы, путающего «унисон» с «унитазом», приходится по умному мальчику, глядящему в телескоп на звезды, по питерской или калужской девочке, пишущей по ночам стихи Да и неважно, что человек читает Я тоже читаю комиксы и лубочные сыщицкие романы И многие мои знакомые тоже. А что касается конца света, то я в него, извините, не верю Пока есть человек читающий и пока светит на небе солнце, человечество будет жить Конный циркВ 1923 году в Грузии режиссер И. Перестиани снял фильм по повести Павла Бляхина «Красные дьяволята» Фильм имел безумный успех, Буденного, после того как картина вышла в прокат, подростки буквально завалили грудами писем с просьбой записать их в «красные дьяволята» Но, как вспоминает писатель Бляхин, фильм хотя и получился хороший, все-таки имел досадное отступление и от первоисточника, и от исторической правды Дело в том, что один из подростков, героев повести, – китаец В Грузии же, когда фильм снимали, как назло ни одного китайца отыскать не смогли На счастье в тбилисском цирке нашелся негр, работавший цирковым наездником Звали негра Кадор Бен-Салиб Тогда находчивый режиссер быстренько меняет в сценарии «красного дьяволенка» Ю-ю, того самого, который китаец, на революционного негра Тома, которого сыграл Бен-Салиб Формально все прошло на ура. Только, автор повести замечает, в гражданскую войну в Красной армии негров не было. Китайцы же, наоборот, принимали в ней живое участие Я представил себе возможную ситуацию, как в том же самом Тбилиси в 1923 году тот же Перестиани экранизирует «Арапа Петра Великого». И, на беду, в грузинской столице не оказывается ни одного негра И режиссер, чтобы не срывать съемки, меняет негра на китаёзу Хотя нет, все это ерунда, в такой ситуации человеческий материал ни при чем. Сажа, вакса, любой краситель, меняющий цвет кожи на черный, – и проблемы с негром как не бывало Снялся же Владимир Высоцкий в той же роли в известном фильме… Стоп. Что-то я ушел далеко в сторону от конного цирка. А ведь в конном цирке действительно все здОрово и красиво. Одна конно-цирковая терминология звучит слаще иного музыкального опуса. Вслушайтесь – арнир, арабеск, панно, кабриоль, хердель, пезада… Кстати, хердель – это всего лишь искусственное препятствие из обычного хвороста, которое лошадь преодолевает по ходу номера А пезада – это когда лошадь поднимается на дыбы и стоит на задних ногах почти вертикально, или, по-цирковому, «свечкой». «Костер» Н ГумилеваНаплевав на кривые убыточки, Когда я повторяю мысленно, про себя, эти строки Осипа Мандельштама, почему-то всегда представляю Николая Степановича Гумилева, идущего по вымерзшим улицам Петрограда зимами 19-20 года. И еще мне вспоминается место из мемуаров Николая Чуковского, где последний описывает, как Гумилев топит камин томами роскошного тридцатитомного издания Шиллера на немецком языке – в тисненых золотом переплетах, с гравюрами на меди, проложенными папиросной бумагой: Брошенный в пламя том наливался огнем, как золотой влагой, а Николай Степанович постепенно перелистывал его с помощью кочерги, чтобы ни одна страница не осталась несгоревшей. В этих образах видится мне закат России и долгое последовавшее за ним погружение ее во мрак. Иннокентий Анненский посвятил Гумилеву в 1909 году стихотворение «Баллада» Две строчки из него кажутся написанными десятилетием позже и только каким-то чудом перемещенные в недалекое прошлое: Только мы, как сняли в страхе шляпы – Это о российской интеллигенции после 1921 года. Ну что государство может сделать с поэтом? Самое большее – убить! Но стихи убить нельзя, они бессмертны, и бедное государство всякий раз терпит поражение Это слова поэта и переводчика Валентина Стенича, сказанные им после того, как Гумилева растреляли В сборнике «Костер» есть стихотворение о деревьях, кончающееся такими строчками: О, если бы и мне найти страну, Теперь мы знаем точно: поэт Николай Гумилев нашел эту страну, о которой мечтал при жизни. «Кот в сапогах» Ш. Перро в связи с проблемой кастрирования котовСказка про кота в сапогах – очень удачный повод поговорить о такой важной проблеме, как кастрация братьев наших меньших – котов. Поводом же для этого повода явились: 1) мой недавний визит в издательство «Амфора» и 2) встреча после визита в «Амфору» с Николаем Копейкиным, художником и участником группы «НОМ». Вы спросите, какое отношение к кастрации домашних животных имеет славное издательство «Амфора»? Или популярная группа «НОМ»? Секунду, сейчас узнаете. Дело в том, что, дожидаясь в приемной, когда освободится от очередных визитеров главный редактор, я, чтобы скоротать время, листал новую книжку «Амфоры», а именно сборник киносценариев Евгения Шварца И в предисловии Алексея Германа нашел следующую замечательную историю, случившуюся буквально на глазах юного Алексея Юрьевича Дело было в конце 40-х в Комарово на даче Шварца Ждали ветеринара, который должен был приехать из города кастрировать шварцевского кота Лето, вечер, а специалиста все нет и нет. Наконец раздаются настойчивые удары в дверь. Хозяева открывают и на пороге видят человека в форме НКВД Первая реакция: все, дождались! В стране как раз полным ходом шла компания по борьбе с космополитизмом, и людей арестовывали не менее активно, чем в конце 30-х годов. Потом заметили в руках у человека маленький обшарпанный чемоданчик, как-то не вяжущийся с форменной энкавэдэшной одеждой. К тому же человек был один, без сопровождающих, понятых. Явившийся действительно оказался сотрудником той самой организации, в чьей одежде явился. Только целью его визита были не хозяева, а хозяйский кот. Просто человек подрабатывал в свободное от главной работы время кастрированием котов Войдя в дом, ветеринар открыл чемодан и достал оттуда сапог и острый сапожный нож Профессиональным движением он засунул ни о чем не подозревающего кота в сапог, снаружи оставив лишь хвост и мохнатое кошачье хозяйство. Затем последовал молниеносный взмах остро наточенным инструментом и – почти одновременно – бросок сапога с находящимся в нем котом в стену Чтобы шок от потери плоти совпал с шоком от полученного удара Так в России в сороковые годы кастрировали котов Теперь о Николае Копейкине. Когда вечером после визита в «Амфору» я изложил ему эту германовскую историю, он в ответ рассказал о том, как кастрируют котов в наше время. На примере собственного животного. Оказывается, никаких сапогов ветеринары уже не применяют. Просто делают животному пару обезболивающих уколов, затем надрезают коту мошонку и выскребают оттуда все ее содержимое. Когда художник Коля Копейкин смотрел на этот откровенный садизм (а дело происходило у него на квартире), он чувствовал на месте кота себя. Особенно его поразила финальная сцена операции, когда тетка-ветеринар привычным жестом бросила на пол возле стола комок удаленной плоти А жена веником, совершенно спокойно, смела все это в совок и вынесла в мусорное ведро. Теперь поставьте на месте копейкинского кота героя сказки Шарля Перро и попробуйте перечитать эту сказку заново Не знаю, что у вас из этого выйдет. «Красное сухое» И Померанцева |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|