• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Общество будущего решил показать писатель-фантаст. Посылает в грядущие века своих корреспондентов — героев романа. Каким путем они попадают туда?

Литература знает несколько приемов.

1. Будущее в чужой стране — едва ли на Земле, вероятнее — в космосе. Космонавты отправляются на другую планету, там существует цивилизация, опередившая нашу.

2. Парадокс времени. Согласно теории относительности при полете со скоростью, близкой к скорости света, время идет медленнее, чем на Земле. Космонавты улетают к звездам, в пути у них проходят годы, а на Земле за этот же срок — десятки, сотни лет. Вот и возвращаются к правнукам.

3. Машина времени. Когда ее ввел в литературу Уэллс, она казалась правдоподобной. Правда, путешествие во времени приводит к нелепостям, герой может встретить сам себя, убить сам себя. Сейчас подобные путешествия вводятся в произведение как условный прием.

4. Сон или анабиоз. (Анабиоз — временное прекращение жизни из-за высыхания или замораживания.) Прием, не вызывающий сомнения у ученых, часто встречается в литературе ("Через сто лет" А. Беллами, "Записки из будущего" Н. Амосова, "Клоп" В. Маяковского). Недостаток приема: нельзя же вернуться из будущего, чтобы рассказать о своих впечатлениях.

5. Машина, предсказывающая будущее. Вычисляет, предсказывает, показывает на экране. Недостаток сюжетный — герои пассивны: сидят, смотрят на экран ("Четвертый ледниковый период" Абэ Кобо).

6. Откровенное обнажение приема. "Друг мой, я возьму тебя за руку и отведу в будущее. Закрой глаза и вообрази себе…" ("Путешествие в завтра" В. Захарченко).

7. Отсутствие приема. Повествование начинается с определенной даты в будущем, например: …рано утром 1 января 2999 г.

Критики Е. Брандис и В. Дмитриевский справедливо указывают, что первые шесть приемов позволяют рассматривать будущее главами наших современников, а седьмой позволяет писателям показывать через внутренний мир человека будущего.

Томас Мор выбрал первый прием — будущее в чужой стране. В эпоху Великих географических открытий всего правдоподобнее казалось открытие еще одной страны за океаном. Наш современник Ефремов предпочел седьмой путь — отсутствие приема. На первой же странице его романа мы видим героев в кабине звездолета:

"В тусклом свете, отражавшемся от потолка, шкалы приборов казались галереей портретов. Круглые были лукавы, поперечно-овальные расплывались в наглом самодовольстве, квадратные застыли в тупой уверенности…

В центре выгнутого пульта выделился широкий и багряный циферблат. Перед ним в неудобной позе склонилась девушка… Красный отблеск сделал старше и суровее юное лицо…"

События происходят лет через тысячу, в эре Великого Кольца. Уже установлена радиосвязь с другими космическими цивилизациями, они передают друг другу важные сообщения. Но визиты пока затруднительны. Звездолеты посещают только ближайшие звезды, удаляясь от Солнца не далее чем на два-три десятка световых лет. Каждая звездная экспедиция — трудное и редкое предприятие.

Как обычно в фантастике, даты условны; Ефремов их не называет. Но точно обозначены "до" и "после": после установления Великого Кольца, до регулярных полетов к звездам.

Данная 37-я звездная экспедиция под начальством Эрга Ноора посылалась к сравнительно близкой (всего пять лет полета в один конец!) планете Зирда, почему-то замолкшей, переставшей транслировать радиопередачи Кольца.

Оказалось, что жизнь на планете загублена… и даже не атомной войной, а всего лишь неумеренными опытами, постепенным накоплением радиации.

Предостережение!

На обратном пути экспедиция попадает в поле невидимой черной звезды, вынуждена сесть на одну из ее планет. Но там важная тайна. Некогда на той же планете потерпел крушение дискообразный звездолет из неведомых миров. И Земля, и все Великое Кольцо не знают таких кораблей.

Между тем Земля продолжает принимать передачи Кольца. В одной из них эстафетой прибывает сообщение с довольно далекой звезды Эпсилон Тукана. Оказывается, там живут наши братья не только по разуму, но и по внешности — существа ослепительной красоты. Увы, от той звезды свет и передачи идут триста лет.

Особенно сильное впечатление производит такая передача на молодого физика Мвена Маса, который хочет победить, наконец, пространство и время, разделяющие миры. "На свой страх и риск, не получив разрешения, он производит опасный опыт. И опыт кончается катастрофой.

Терзаясь угрызениями совести, Мвен Мас бросает научную работу и удаляется на остров Забвения, где живут люди, которым не по душе цивилизация, приятнее простая жизнь пастухов и рыбаков. Но встреча с жителем острова, огрубевшим и эгоистичным, заставляет Мвена Маса вернуться. Его поступок обсуждает Совет Звездоплавания. Ученые оправдывают Мвена, все они понимают, что невозможно познавать неведомое без риска.

Человечество хочет идти вперед, и благодаря усилиям людей всей Земли организуется не одна, а сразу три звездные экспедиции: очередная — к сверхплотной звезде — белому карлику, еще одна — к далекой зеленой звезде, вокруг которой обращаются пригодные для заселения планеты. Лететь туда в один конец лет семьдесят, так что экипаж никогда не вернется на Землю. Третья же экспедиция направляется к опасной невидимой звезде. По-видимому, диск прибыл из туманности Андромеды — галактики, отстоящей от нас не на тысячи, не на десятки тысяч, а на целых два миллиона световых лет. Нет предела для устремления разума!

Вы можете сделать заключение, что сюжет романа не так уж необычен для фантастики. Космический полет, авария, неудачный опыт, проступок, раскаяние и прощение, в финале — перспектива новых полетов. Но в том-то и дело, что "Туманность Андромеды" — не чисто приключенческая фантастика, волнующая нас напряженным развитием действия, а утопия. Главный интерес ее — в изображении жизни будущих людей.

Ефремов начинает повествование с изложения предыстории, с лекции о событиях тысячелетия, отделяющего героев романа от наших дней. Лекцию эту читает для Кольца историк Веда Конг.

Историки будущего, по мнению Ефремова, считают, что мы с вами живем в конце ЭРМ — эры Разобщенного Мира, когда на земном шаре множество разноязыких государств, когда на одной планете два мира — социалистический и капиталистический. Вторая Великая Революция, завершающая ЭРМ, открывает следующую эру — эру Мирового Воссоединения, последний век которой — век Общего Языка, т. е. когда все народы сольются в единую нацию, говорящую на едином языке. Далее следует ЭОТ — эра Общего Труда. Она начинается с века Упрощения Вещей. По мнению автора, не может быть изобилия без упрощения потребностей, отказа от излишеств в пище, в одежде, бессмысленной тяги к роскошной мебели И дорогим побрякушкам (замечаете перекличку с Томасом Мором?). Конечно, все человеческие потребности можно удовлетворить, если потребности эти разумны. Естественно, представление об уровне разумных потребностей изменилось с XVI в. Человека уже не удовлетворит одноцветная хламида и шкура.

За веком Упрощения Вещей идет век Переустройства Природы, Быта и Человека, века Первого Изобилия и Космоса, а из него вытекает ЭВК — эра Великого Кольца.

Пожалуй, идея Великого Кольца — самая впечатляющая в книге Ефремова. Сеть дружбы далеких цивилизаций, побеждающая пространство! Руки не могут слиться в рукопожатии, но голоса доходят. А если инозвездные друзья не могут преодолеть пространство, они передают послание эстафетой — со звезды на звезду. "И звезда с звездою говорит" — как у Лермонтова.

"Аэлита" Алексея Толстого кончается апофеозом любви. Слова любви летят через десятки миллионов километров с Марса на Землю; любовь покоряет пространство. У Ефремова пространство покорено дружбой.

Правда, придирчивый критик мог бы заметить, что конкретной пользы от звездной информации не видно. Единственная практическая задача — полет 37-й звездной экспедиции, чтобы выяснить, почему замолчала планета Зирда. Звездолет Эрга Ноора призывает слишком поздно, помощи оказать не может. В остальных примерах Великое Кольцо выглядит самодовлеющим: работает само на себя — на расширение Кольца. Ну что ж, можно считать, что Ефремов описывает начальный период — после создания Кольца и до практических результатов. Еще предстоит совершенствование — самый острый конфликт романа и связан с этим совершенствованием.

Кольцо еще "не принесло своих плодов", но век Переустройства уже завершился до эры Кольца. Глобальная реконструкция планеты Земля выполнена. Растоплены льды Арктики и уменьшены льды Антарктики, благодаря этому климат стал мягче. Население планеты сосредоточено в зонах умеренного климата, на уровне Средиземноморья — колыбели земных цивилизаций. К югу и северу от жилых полос — сырьевые зоны.

Переустроена природа планеты, улучшена природа человека. Выверена наследственность, убраны все огрехи, внесенные болезнями и неумеренной радиацией в эпоху Разобщенного Мира. Все люди от рождения здоровы, красивы, жизнерадостны и уравновешенны. Остальное дается воспитанием. Герои Ефремова — сдержанные, дружелюбные, неболтливые люди (остроумие они презирают, считают пустословием).

Сдержанны они и в любви, любовь больше похожа на спокойную дружбу единомышленников. Женщины во всем равны мужчинам, но превосходят их красотой, изяществом, мастерством в искусстве. Рождение двух детей они считают своим общественным долгом, но младенцы живут с матерью только до одного года. После этого детишек передают в школы нулевого цикла. Всех циклов четыре — каждый на четыре года. Для акклиматизации они проводятся в разных частях света. Школьники старшего цикла шефствуют над малышами. Взрослые же, не только родители, но и любые почетные люди, выбираются наставниками. Окончание школы и гражданская зрелость отмечаются трудовыми заданиями — они торжественно называются "подвигами Геркулеса". Быть медсестрой на острове Забвения предполагает девушка Рея. Юноши выбирают задания поопаснее и потяжелее — провести дорогу через хребет, выяснить причину появления больших осьминогов и истребить их.

Выполняя "подвиги Геркулеса", молодой человек определяет свои вкусы и выбирает первую специальность. Жизнь долгая, люди будущего успевают перепробовать пять-шесть профессий. Но везде они ценят творчество, во имя творчества даже сокращают сроки жизни. Ефремов придерживается распространенной, хотя и не всеми учеными принятой гипотезы о том, что продолжительность жизни зависит от нервов. У творцов нервы расходуются активнее, эти люди живут не 150–200 лет, а вдвое меньше.

Творчество в работе, творчество в искусстве. Искусством, как и спортом, занимаются в свободное время, это не специальность. Историк Веда Конг поет, биолог Чара Нанди — прекрасный танцовщик.

Ефремов подробно и с увлечением описывает празднества, например праздник Пламенных Чаш, названный так в память древнего индийского обычая. Вдохновенную главу автор посвящает музыке будущего. Называется эта глава "Симфония фа-минор, цветовой тональности 4,750 мю".

Естественно, в научно-фантастическом романе много говорится о науке будущего. Ефремов пишет о новой отрасли знаний — биполярной математике, основывающейся на идее о существовании антипространства рядом с пространством, а также и нуль-пространства между ними. С помощью нуль-пространства герои произведения надеются преодолеть расстояния и время, сблизить непомерно далекие звезды.

Конечно, все эти величественные дела происходят в совершенном коммунистическом обществе. Народы давно объединились в единое человечество, государству не нужна более функция обороны, оно руководит только экономикой, не управляет, а направляет развитие общества. На планете имеется Совет Экономики, связанный с консультативными органами. Первый из них — Академия Горя и Радости ("Только при возрастании радости или ее равновесии с горем считалось, что развитие общества идет успешно", — пишет Ефремов). Выводы этой Академии обрабатывает другая — Академия Стохастики и Предсказания Будущего. Стохастика и есть предсказание на основе статистики. Есть еще Академия Производительных Сил, Академия Психофизиологии Труда и особый Совет Звездоплавания со специальной академией для связи с Великим Кольцом. Заседанию этого совета посвящена отдельная глава книги. Естественно, решения принимаются там коллективно, причем даже в процессе обсуждения слушатели выражают мнение, включая зеленые или красные лампочки возле своих мест.

Ефремов написал по сути энциклопедический, всесторонний трактат о будущем. Он мог бы и ограничиться трактатом; многие утопии так написаны. Но писатель хотел быть понятным широкому читателю, он неоднократно говорил об этом. А широкому читателю интереснее роман, а не сухой трактат. В романе есть характеры, конфликты и сюжет, возникающий из развития конфликта.

Какие же характеры героев встречаем мы в романе?

Положительные мужские образы — Эрг Ноор, Дар Ветер… Они сильны, они тверды, они смелы, не теряются в минуту опасности, увлечены творчеством. Эрг Ноор — героический космопроходец, рожденный в космосе человек и для космоса. Дар Ветер не столь четок, он меняет профессии, но это же не недостаток. Просто он устал на своей первой должности, почувствовал, что горения нет, и благородно устранился, ушел на трудную физическую работу. Женские образы — Веда Конг, Эвда Наль. Они красивы, спокойны, выдержанны, умны, благородны. Одна — историк, другая — психолог, обе среднего возраста, по характеру похожи друг на друга. Даже имена у них похожи: Веда и Эвда.

Несколько отличается от них порывистая, самоотверженная девушка Низа Крит, влюбленная в Эрга Ноора, жертвующая ради него жизнью.

А рядом с ними несколько иные герои — Мвен Мас, Рен Боз и Бет Лон. Они менее выдержанны, увлечены творчеством и во имя творчества пренебрегают осторожностью. Плохи не их устремления, а самонадеянность, неоправданный риск в исследованиях. Первые два похожи. Бет Лон хуже других. Это вариант Мвена Маса, он упрямый, нераскаявшийся, озлобленный человек прошлого.

Второстепенных героев не будем перечислять. Не они определяют сюжет. Но, пожалуй, и не главные персонажи определяют сюжет… Ведь между ними нет конфликта. Веда становится женой Дара Ветра. Уход Веды совершается с максимальной корректностью. Пока Эрг странствовал в космосе, целых десять лет Веда терпеливо ждала его. И разлюбив, продолжала ждать терпеливо, чтобы не обидеть заочной изменой. Нет столкновения между соперниками, любовному треугольнику отведено мало страниц.

Больше внимания уделено проступку Мвена Маса, но и здесь конфликт не ведет к открытой борьбе, потому что общество, собственно говоря, сочувствует стремлениям Мвена Маса, не одобряет только его поспешности и самоуправства. Мвена Маса отстраняют от работы, но не изгоняют. Сам себя он осуждает жестче, чем Совет Звездоплавания. Налицо конфликт, порожденный характером.

И как обычно в фантастике, идет борьба человека с природой, с природой враждебной и с природой неподатливой.

С враждебной природой герои встречаются в космосе, на вечно темной планете Железной Звезды. На Дара Ветра и Веду Конг "нападает" природа. Неподатливая, непокоренная природа окружила маленькую планету Земля невообразимо громадными космическими просторами. С пространством и временем ведут борьбу и Эрг Ноор в космосе, и Мвен Мас на Земле. И все же не об этой борьбе, источнике волнующих приключений, написан роман. Самое главное в нем — изображение общества будущего. Проверьте это мысленно. Отбросьте все приключения героев, книга будет не столь занимательна, но не менее интересна. Отбросьте изображение общества будущего; останется несколько разрозненных эпизодов: электромагнитные чудовища на черной планете, катастрофа в физической лаборатории. Занимательно, но не содержательно.

Общество будущего — главный герой Ефремова, как это и полагается в утопии. О будущем высказано множество глубоких и интересных мыслей. Возможно, при первом чтении, торопясь узнать, чем же закончится роман, вы их не уловили. Перечитайте книгу. Произведения Ефремова из тех, что нужно читать дважды: первый раз — следя за развитием сюжета, второй раз, сразу же, — для обдумывания.

А при обдумывании разрешается и не соглашаться.

Многим читателям не по душе пришлось описание семейной жизни в романе. Эти читатели не одобряли матерей, хладнокровно расстающихся с годовалыми младенцами, только изредка навещающих своих родных детей в кочующих интернатах. Дело в том, что Ефремов, очень высоко ценя женщину как друга, как равноправного товарища, преклоняясь перед женщиной, как носителем красоты, эстетическим идеалом природы, восхищаясь женской тонкостью, мягкостью и благородством (прочитайте более поздний нефантастический роман его "Таис Афинская"), не так уж ценил и воспевал материнские чувства.

"Одна из величайших задач человечества, — говорит у него Веда Конг, — это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально обученными и отобранными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что мир ласков к ее ребенку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за свое детище".

Для тех же, кто не сумел преодолеть материнского инстинкта, выделен особый… остров Матерей — Ява. Там живут все, кто хочет сам воспитывать своего ребенка.

Что же получается у Ефремова? За беззаветную материнскую любовь — ссылка за пределы благодатного средиземноморского пояса, где сосредоточено население?

Вы согласны с Ефремовым? А я не очень. Я полагаю, что ребенку в младенческом возрасте, "нежном", как его называют, материнская любовь необходима. Позже можно передавать его в руки педагогов. Думаю, что и родителям полезно любить детей, уметь любить, это наполняет жизнь и предохраняет от эгоистической сосредоточенности на самом себе.

В свое время при выходе из печати "Туманность Андромеды" встретила яростные нападки критиков. По их мнению, Ефремов исказил будущее. Тогда я был восторженным защитником, первым, если не ошибаюсь, рецензентом. Но сейчас, когда эта книга прочно вошла в фонд мировой литературы, она не нуждается ни в защите, ни в добавочных похвалах, и полезно обратить внимание читателей на трудность, которую автору не удалось разрешить, не удалось решить и всей фантастике.

В будущем мы хотим видеть безукоризненно совершенных людей. Нас, естественно, удивит, если человек будущего будет болеть, страдать, сердиться, если он будет разочарован, будет делать глупости и т. д. Поэтому писатель и создал своих героев непохожими на нас: безукоризненно правильными, безупречно выдержанными и от правильности холодноватыми. Но законы восприятия таковы, что больше всего мы сочувствуем таким, как мы, на нас похожим. Идеальные — бестелесны и поэтому не волнуют.

Как же быть? Изображать идеал несовершенным? Но тогда это не идеал.

Далее, чтобы достигнуть законченного совершенства, видимо, надо разрешить все трудности и все проблемы наилучшим образом. Но если ВСЕ решено, чем же будут заниматься люди творчества? Нормальному человеку для счастья нужна осмысленная деятельность, не только игра в исследования, в науку ради науки.

У Ефремова нет скуки в его совершенном обществе. Общество уже благоустроено, основные проблемы уже разрешены. Подвиги совершаются где-то вдалеке, на границе незаселенных мест, на дне океана или на острове Забвения, упрямо живущем по старинке. Это все сторожевые подвиги, арьергардные, но где же авангардные — подвиги продвижения вперед? Даже школьники из произведений Ефремова знают, что самое главное-движение вперед.

Но если все совершенно, куда и зачем двигаться? Именно тут противоречие, неразрешенное Ефремовым.

И другая сторона того же вопроса.

Чтобы завершить книгу, где-то нужно поставить точку. Чтобы нарисовать общество, разрешившее все задачи, нужно ограничить число задач. И Ефремов ограничил… количество населения. Все оно размещено в узкой средиземноморской полосе… Ограничена (150–200 лет) и продолжительность жизни. В исторической схеме будущего веку Первого Изобилия предшествует век Упрощения Вещей. Так и написано: "Требование дать каждому все вызывало необходимость существенно упростить обиход человека… Одно только прекращение невероятной расточительности питания обеспечило пищей миллиарды людей".

Ограничено, упрощено, прекращено! Нет потребности и нет причины для роста, для движения вперед.

Только для космоса "не поставлена" точка. Пока еще звездолеты топчутся на "пятачке" поперечником в полсотни световых лет, а до других галактик — миллионы и миллиарды. Нет возможности посетить отдаленные звезды.

Но если видишь звездожителей на экране, если связан с ними по радио, так ли обязательно ездить в гости? Это не самая неотложная задача! Вдохновит ли она ВСЕ население Земли на подвиги, творчество и даже самоограничение? Однако другой задачи Ефремов не нашел.

Но юный герой Ефремова говорил, что главное — это движение вперед. Какое же движение вперед предлагает писатель в романе?

В предыдущих беседах о Свифте, Жюле Верпе и Томасе Море мы давали историческую справку, потому что и страна и эпоха были далекие, чуждые; чтобы понять писателя, надо было представить еще, в какие времена он писал.

Но И. А. Ефремов (1907–1972) — наш современник. Он родился в 1907 г. и прожил насыщенную жизнь. Всего было много: странствий, впечатлений, размышлений и трудов. Рано оставшись без родителей, он стал воспитанником красноармейского полка, принимавшего участие в штурме Перекопа. В семнадцать лет стал штурманом, плавал на Тихом океане и на Каспийском море. Но море оставил ради геологии и к двадцати годам обнаружил кладбище вымерших земноводных на Севере. Экспедиция за экспедицией в Сибири, потом в Монголии. В тридцать три года Ефремов — доктор биологических наук, в дальнейшем — создатель тафономии, особой науки о том, как и где искать остатки ископаемых животных. В 1952 г. получил Государственную премию.

И одновременно — литература. Еще в конце войны, в 1944 г., появились его "Рассказы о необыкновенном" — романтичные и героические истории о геологах и моряках. За ними последовали "Звездные корабли" — одна из первых советских повестей о пришельцах, историко-приключенческий роман "На краю Ойкумены", а в 1957 г. в журнале "Техника — молодежи" начал печататься роман "Туманность Андромеды".

Обратите внимание: "Туманность Андромеды" появилась в 1957 г. — за несколько месяцев до запуска самого первого искусственного спутника.

Фантастика чутко отражает настроения современников. Истина эта покажется странноватой тем, кто знаком поверхностно с этой литературой. Но связь тут своеобразная, не прямая: фантастика отражает не достижения и события, а настроения — мечты и надежды или опасения. Фантастика — литература впередсмотрящих или же спорящая с впередсмотрящими. Ефремов был впередсмотрящим, он отражал мечты и настроения завтрашнего дня. Ведь и рассказы его о мирных романтических делах геологов и моряков были изданы в конце войны, когда победа была уже близка, но бои продолжались. И "Туманность Андромеды" писалась до выхода человека в космос. Но когда другие писатели-фантасты, вдохновленные успехами советской космонавтики, устремились мысленно в звездную бесконечность, Ефремов уже начинал создавать новый роман — "Лезвие бритвы" — о нераскрытых возможностях человека, о резервах физиологических и психологических. Это направление (психологическое) советская фантастика приобрела в 70-е годы.

Мне трудновато писать о Ефремове, бесстрастно перечисляя названия и даты. Для меня это живой человек. Я бывал у него, одалживал книги, чаще звонил по телефону, спрашивая совета, или приглашал на заседания. Впрочем, на собрания он не ходил, дорожил временем, не было его и тогда, когда пытались разгромить его "Туманность Андромеды", стоял выше литературных схваток. Но на советы и помощь молодым не скупился, активно помогал им. Не всякая знаменитость склонна к такому альтруизму, иные предпочитают придерживать потенциальных соперников.

Поражали его эрудиция, кругозор, знание самых различных наук, фантастики нашей и англоязычной, удивляла широта и оригинальность мыслей. Я как-то сказал ему: "Вы, Иван Антонович, написали бы просто книгу очерков, напрямую изложили бы свои идеи". Он усмехнулся: "У фантастики больше читателей".

Дни рождения у нас почти совпадали, празднуя свои, я звонил Ефремову. До сих пор в ушах стоит окающий, чуть-чуть заикающийся говор: "Хорошие люди у вас, хорошие". В последние годы звонил с опаской, прежде всего справлялся, как здоровье, может ли Иван Антонович подойти к телефону. Однажды нужно было попросить его написать предисловие, но я узнал, что Ефремов только накануне приехал из санатория, решил отложить звонок на завтра.

А назавтра его не стало. И на гражданской панихиде, пристегивая мне красно-черную повязку на рукав, постоянный редактор Ефремова сказал, вздыхая:

— Вот был человек, о котором никто не мог сказать плохого.