X. Искусство религиозного вопрошания

Литературовед Сергей Бочаров, отстаивая (в споре с религиозным литературоведением) право искусства на духовный поиск, видит прообраз художника в библейском Иове, как человеке, вопрошающем Бога. “Не содержался ли в этой истории прототип того будущего свободного вопрошания о “мире Божьем” в проблематичном, нерешенном, историческом его состоянии, каким явилось искусство? И не составило ли его предназначение — религиозное предназначение, осмелимся предположить — такое вопрошание?”[55].

Образцом религиозного подхода к искусству как опыту духовного вопрошания можно назвать программу «Библейский сюжет» на телеканале «Культура», автором и ведущим которой является Дмитрий Менделеев. С 2002 г. коллективом программы создано более 150 фильмов о крупнейших художниках мира, которые представляют своего рода библейскую карту мировой культуры. Менее чем получасовой формат фильмов не позволяет дать развернутый анализ библейских образов и сюжетов в творчестве художника, но тем поразительнее лаконичная глубина фильмов, в которых выявлен вертикальный личностный вектор духовного поиска, в его устремленности к Богу, драматичном или трагическом столкновении с миром (церковным в том числе) и глубинном созвучии с Книгой книг. «Библейский сюжет» представляет важную тенденцию в современной гуманитарии: очищение образов художников и их творчества от атеистических штампов, рассмотрение богоборчества как богоискательства, таинственной связи судьбы и творчества. Во многих фильмах ставится вопрос теодицеи, догматизма, уникальности личностного пути.[56] Программа «Библейский сюжет» достигает, говоря словами К.С.Льюиса, сферы «просто христианства», или «глубинного христианства», где единственно возможно свободное созвучие и взаимотворчество религии и искусства. Столь уважительное отношение религиозного сознания к искусству тем более ценно, что развивается на телевидении на фоне идеологической догматической тенденции.

Большой интерес современного общества к духовным проблемам показал колоссальный успех религиозного романа Л.Улицкой «Даниэль Штайн. Переводчик» (2006), получивший в 2007 г. премию читательских симпатий «Большая книга».

Роман написан как ответ на вызов церковного догматизма, национализма и изоляционизма. В качестве праведника, образца христианского пастыря, духовный путь которого не вписывается ни в этническую, ни в церковную, ни в государственную структуру выведен еврей, католический священник Даниэль Штайн. Сам выбор героя на фоне церковного антисемитизма и антикатолицизма звучит как христианский призыв «возлюбить врага». Массовая популярность романа говорит об общественной усталости от борьбы идей и растущей тоске по человечности — любви между людьми, нациями, религиями и конфессиями, утверждаемой вопреки военным, национальным и религиозным конфликтам.

«Совершенно не важно во что ты веруешь, а значение имеет только твое личное поведение, ортопраксия важнее ортодоксии». Эта максима Улицкой разделила читательскую аудиторию на почитателей и противников. Разделение в основном пролегло между читателя непрофессиональными и специалистами (литературоведами и богословами), многие из которых называют роман еретическим, националистическим, сионистским, обывательским, невежественным. Профессиональные критики на страницах «Нового мира» прочитали роман не как художественный, а как богословский текст, а Юрий Малецкий разразился целым антироманом «Случай Штайна: любительский опыт богословского расследования", в котором последовательно разоблачает невежество автора и ее героя.

Религиозные страсти вокруг романа говорят о том, что в профессиональном гуманитарном сообществе богословская установка победила художественную и гуманистическую[57], а успех романа — о способности читающего сообщества к глубокому переживанию и нравственному осмыслению болезненных разрывов современной культуры, которые герои романа учат покрывать любовью, верой и личным покаянием-ответственностью за преступления своего государства и народа. К таким разрывам Улицкая отнесла пропасти, разделяющие нации, религии, конфессии, поколения, верующих и неверующих, рассуждающих и действующих. Роман действительно написан не в защиту ортодоксии — с ортодоксией в России нет проблем. Но есть масса нравственных проблем, которые можно свести к одной — скудость любви и сострадания.

В нравственные задачи искусства входит не иллюстрация религиозных догматов, а измерение человечности общества. Между религией и искусством худой мир не только лучше доброй ссоры (дабы дело не доходило до анафем и судов), но и единственно возможная форма мира. Они, как два противовеса, каждый по своему служат духовному наполнению жизни, в динамичном диалоге корректируя, предупреждая («Осторожно, религия!» и «Осторожно, искусство!») и взаимно дополняя друг друга. При условии свободного самоосуществления и взаимного уважения. А лучше — любви.

Примечания:

[5]

Там же, с.134.

[55]

Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999, С.599.

[56]

Приведем лишь несколько характерных названий фильмов, показывающих широту охвата и глубину библейского параллелизма: «Содом и Гоморра. Брюллов», «Страшный суд. Тарковский», «Египетский плен. Фолкнер», «Песнь Песней. Высоцкий», «Изгнание из рая. Шагал», «Каин. Байрон», «Из глубины. Оскар Уайлд», «Покаяние. Абуладце», «Блудный сын. Рильке» и многие другие. 57 См. полемику в «Новом мире»,№ 5, 2007 г., а также: Худиев С. Даниэль Штайн, ортодоксия и ортопраксия, http://www.radonezh.ru/analytic/articles/?ID=2383, 24.08.2007. Парфенов, Филипп, свящ. Христианство веры и христианство воли — конфликт или сотрудничество? http://www.kiev-orthodox.org/site/churchlife/1582/

Оглавление