• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Уже более полувека западноевропейские ученые исследуют миф совсем с иной позиции, чем это делалось в XIX веке. В отличие от своих предшественников они рассматривают теперь миф не в обычном значении слова как «сказку», «вымысел», «фантазию», а так, как его понимали в первобытных и примитивных обществах, где миф обозначал, как раз наоборот, «подлинное, реальное событие» и, что еще важнее, событие сакральное, значительное и служащее примером для подражания. Но это новое значение слова «миф» делает его употребление в современном языке довольно двойственным. И в самом деле, это слово употребляется в наши дни, обозначая как «вымысел», «иллюзию», так и «священную традицию, первородное откровение, пример для подражания», что близко и понятно, прежде всего, этнологам, социологам и историкам религии.

Позднее мы остановимся подробнее на истории тех различных значений, которые слово «миф» приобретает в античном и христианском обществах (см. главы 8—9). Всем известно, что, начиная с Ксенофана (приблизительно 565—470 до н. э.), первым отвергнувшим «мифологичность» богов Гомера и Гесиода, понятие mythos утратило у греков всяческую религиозную и метафизическую значимость. Противопоставленный как логосу, так, позднее, и истории, mythos в конце концов стал обозначать «то, чего не существует в действительности». В свою очередь, иудаизм и христианство отбросили в сферу «иллюзии» и «обмана» все то, что не было узаконено и канонизировано одним из двух Заветов.

Мы же истолковываем слово «миф» совсем не в этом смысле (хотя он и самый распространенный). Нас интересует, если говорить точнее, не та ментальная стадия, не тот исторический момент, где миф стал вымыслом. В первую очередь мы будем исследовать те общества, где миф является (или был до самого последнего времени) «живым», в том смысле, что он предлагает людям примеры для подражания и этим самым сообщает значимость человеческой жизни. Понять структуру и функцию мифов в таких традиционных обществах значит не только прояснить некий этап в истории человеческой мысли, но и лучше понять одну из важнейших категорий современной жизни.

Если в качестве примера взять «карго-культы»[36] на островах Океании, то было бы очень трудно интерпретировать целый ряд самых неожиданных и странных действий, не объясняя их и не оправдывая с позиций мифологии. В этом пророческом и милленаристском[37] культе провозглашается неизбежное пришествие сказочной эры изобилия и блаженства. Местные племена станут вновь хозяевами своих островов и не будут вынуждены работать, ибо их умершие предки вернутся на великолепных кораблях, переполненных товарами, наподобие тех гигантских грузовых судов, которые белые встречают в своих портах. Поэтому большинство этих культов, связанных с кораблями, требуют, с одной стороны, уничтожения домашних животных и инвентаря, с другой — сооружения обширных складов, где будут размещены привезенные умершими товары. Один культ предвосхищает пришествие Христа на кораблях с товарами, другой предполагает пришествие европейцев. Начнется новая эра земного рая, и все приверженцы этого культа станут бессмертными. Некоторые культы предполагают также оргиастические действа[38], так как запреты и санкционированные традицией обычаи теряют свою силу и уступают место абсолютной свободе. Таким образом, все эти действия и верования объясняются мифом о светопреставлении, за которым последует новое сотворение мира и наступит золотой век, миф, к которому мы обратимся ниже.

Подобные культовые действия мы могли наблюдать в Конго (1960 год) по случаю провозглашения независимости страны. В одной из деревень местные жители снимали крыши со своих хижин, чтобы дать возможность пролиться ниспосланному предками дождю золотых монет. При всеобщем запустении только дороги, ведущие к кладбищу, поддерживаются в порядке, для того, чтобы предки без труда могли добраться до деревни. И даже оргиастические излишества имеют в данном случае свой смысл, так как, согласно мифу, в день Новой Эры все женщины будут принадлежать всем мужчинам.

Очень вероятно, что факты подобного рода в будущем станут все более и более редкими. Можно предположить, что такое поведение, заданное мифическим сюжетом, исчезнет вслед за установлением политической независимости бывших колоний. Но то, что произойдет в будущем, более или менее отдаленном, не поможет нам объяснить того, что произошло в недавнем прошлом. Нам представляется важным постичь основной смысл этого странного поведения, понять причину и оправдание этих излишеств. Ведь понимание подобных действий равносильно их признанию в качестве фактов, свойственных людям, фактов культуры и духовного творчества, но ни в коей мере не как патологическое высвобождение звериных инстинктов или инфантилизма. Нет никакой другой альтернативы: или настаивать на отрицании, умалении подобных излишеств, постараться их забыть, рассматривая их как отдельные факты «варварства», которые совершенно исчезнут, когда племена будут «цивилизованы»; или же надо дать себе труд понять предысторию мифа, которая как раз и объясняет и оправдывает явления подобного рода и придает им религиозное значение. Это последнее отношение к рассматриваемому предмету есть, по нашему мнению, единственно приемлемое. Только в историко-религиозной перспективе подобные факты способны раскрываться в качестве фактов культуры, и тогда они теряют свой чудовищный, ненормальный характер ребяческой игры или акта чисто инстинктивного.

Все основные средиземноморские и азиатские религии располагают своей мифологией. Но мы считаем более целесообразным не начинать изучение мифа с рассмотрения греческой, египетской или индийской мифологий. Большинство греческих мифов были воссозданы и, следовательно, изменены, систематизированы Гесиодом и Гомером, рапсодами[39] и мифографами. Мифологические традиции Ближнего Востока и Индии были тщательно переработаны и интерпретированы теологами и историками. Нельзя сказать, что эти основные мифологии потеряли свою «мифическую субстанцию» и теперь являются «ни чем иным, как литературой», но также нельзя сказать, что мифологическая традиция архаических обществ не была переработана священниками и сказителями. Как и основные мифологии, которые дошли до нас в письменных текстах, так и мифологии «примитивные», воспринятые первыми путешественниками, миссионерами и этнографами на стадии звуковой, нефиксированной речи, — имеют свою историю. Иначе говоря, на протяжении веков они были трансформированы и обогащены под влиянием превосходящих культур или благодаря творческому гению исключительно одаренных индивидов.

Предпочтительнее начинать, однако, с изучения мифа в обществах архаических и традиционных, хотя позднее мы будем рассматривать также и мифологии народов, игравших важную роль в истории. И предпочтительнее это прежде всего потому, что мифы народов, находящихся на примитивной стадии развития, несмотря на изменения, которые они претерпели в ходе времени, еще отражают их первоначальное состояние. Речь идет прежде всего об обществах, где мифы еще живы, и где они обосновывают и определяют всю деятельность и все поведение человека. Роль и функция мифов могут быть (или могли быть до последнего времени) тщательнейшим образом прослежены и описаны этнологами. В отношении каждого мифа, так же как и в отношении каждого ритуального действия архаических обществ, возможно было опросить туземцев и узнать у них, по крайней мере, отчасти, значение, которое они придают этим мифам и обрядам. Разумеется, эти «живые документы», зафиксированные в ходе проведенных среди примитивных народов исследований, не решают всех наших трудностей. Но они имеют то значительное преимущество, что помогают нам правильно сформулировать проблему, а значит и определить миф в контексте его социально-религиозного происхождения.

Трудно найти такое определение мифа, которое было бы принято всеми учеными и в то же время доступно и неспециалистам. Впрочем, возможно ли вообще найти то универсальное определение, которое способно охватить все мифы и все функции мифов во всех архаических и традиционных обществах? Миф есть одна из чрезвычайно сложных реальностей культуры, и его можно изучать и интерпретировать в самых многочисленных и взаимодополняющих аспектах.

Мне кажется, что более приемлемым будет следующее определение, так как оно шире охватывает интересующий нас вопрос: миф излагает сакральную историю, повествует о событии, произошедшем в достопамятные времена «начала всех начал». Миф рассказывает, каким образом реальность, благодаря подвигам сверхъестественных существ, достигла своего воплощения и осуществления, будь то всеобъемлющая реальность, космос или только ее фрагмент: остров, растительный мир, человеческое поведение или государственное установление. Это всегда рассказ о некоем «творении», нам сообщается, каким образом что-либо произошло, и в мифе мы стоим у истоков существования этого «чего-то». Миф говорит только о происшедшем реально, о том, что себя в полной мере проявило. Персонажи мифа — существа сверхъестественные. Они общеизвестны, так как они действуют в легендарные времена «начала всех начал». Миф раскрывает их творческую активность и обнаруживает сакральность (или просто сверхъестественность) их деяния. В целом миф описывает различные, иногда драматические, мощные проявления священного (или сверхъестественного) в этом мире. Именно эти проявления явились реальной основой создания мира, и сделали его таким, каков он есть сегодня. Более того, именно в результате вмешательства сверхъестественных существ человек стал таким, каков он есть, — смертным, разделенным на два пола, обладающим культурой.

У нас будет еще случай дополнить и рассмотреть более детально эти предварительные замечания, но важно подчеркнуть именно сейчас факт, который нам кажется наиболее значительным: миф рассматривается как сакральное повествование и, следовательно, как событие, действительно произошедшее, так как оно всегда имеет отношение к определенным реальностям. Космогонический миф[40]имеет в качестве своего обоснования реальность, он «истинен», поскольку само существование мира подтверждает этот миф. Далее: миф о происхождении смерти имеет также свою «реальность», поскольку его доказывает смертность человека, и так далее.

Так как миф рассказывает о деяниях сверхъестественных существ и о проявлении их могущества, он становится моделью для подражания при любом сколько-нибудь значительном проявлении человеческой активности. Когда миссионер и этнограф Штрелов спрашивал представителей австралийского племени арунта, почему они совершают тот или иной ритуал, ему отвечали однозначно: «Потому что так нам повелели наши предки»[41]. Члены племени кай (Новая Гвинея) отказывались как-либо менять свой образ жизни и особенности своей трудовой деятельности и, объясняя это, говорили: «Так поступали немусы (мифические предки), и мы делаем так же»[42]. Когда у певца племени навахо спросили о причине возникновения одной из деталей обряда, он ответил: «Потому что наши Святые Предки поступили так в первый раз»[43]. Мы находим точно такое же оправдание в молитве, которая сопровождает тибетский древний ритуал: «Как нам было завещано от начала сотворения мира, так мы и должны совершать жертвоприношения. (...) Как наши предки поступали во времена прошедшие, так и мы должны поступать сегодня»[44]. Такое же оправдание приводится и индусскими теологами. «Мы должны делать так, как боги делали во времена "начала всех начал" (Satapatha Brahmana, VII.2,1,4). «Так поступали боги, так теперь поступают люди» (Taittiriya Brahmana, I. 5, 9, 4)[45].

Как мы уже показали ранее[46], даже поведение и действия человека, не связанные с отправлением культа, следуют моделям поведения сверхъестественных существ. По обычаю племени навахо, «женщины должны садиться таким образом, чтобы ноги держать под собой с одной стороны, а мужчины скрещивают их под собой, потому что сказано, что вначале Изменяющая Свой Облик Женщина и Победитель Чудовищ имели обыкновение сидеть именно таким образом»[47]. Согласно мифической традиции одного из австралийских племен, караджери, все их обычаи и все правила поведения были учреждены во «Времена сновидений»[48] двумя сверхъестественными существами Багаджимбири (речь идет, например, о способе обжаривать зерна или охотиться на животное с помощью палки, об определенной позе, принимаемой во время мочеиспускания)[49].

Примеры молено приводить до бесконечности. Как мы показали в книге «Миф о вечном возвращении» и как мы увидим это еще яснее в дальнейшем, господствующая Функция мифа состоит в том, чтобы предоставить модели для подражания во время совершения обрядов и вообще любых значимых действий: таковы правила кормления или бракосочетания, работы и обучения детей, искусства и науки мудрости. Эта концепция чрезвычайно важна для понимания человека архаических и традиционных обществ, и мы к ней вернемся впоследствии.

Необходимо добавить, что в обществах, где миф еще жив, их члены проводят четкую грань, различающую миф — «сказание истинное» и те рассказы и сказки, которые они относят к «сказаниям вымышленным».

Племя павне отделяет «сказания истинные» от «сказаний ложных», и к первым причисляются в первую очередь такие, которые могут нам поведать о происхождении мира; персонажи этих мифов, существа божественные, сверхъестественные, небесного и астрального происхождения. Вслед за этими мифами приходят рассказы, повествующие об удивительных приключениях национальных героев, о каком-нибудь юноше скромного происхождения, который становится спасителем своего народа, освободив его от чудовища, избавив от голода или какого-либо другого бедствия, он совершает многочисленные благородные подвиги, несущие благо народу. Наконец, рождаются рассказы, имеющие отношение к знахарям и целителям и объясняющие, каким образом тот или иной шаман достиг сверхчеловеческой власти, как было создано то или иное объединение шаманов. К сказаниям вымышленным относятся истории, повествующие о приключениях совсем другого рода, например, о приключении койота, волка, живущего в прериях. Таким образом, в «сказаниях истинных» мы имеем дело с явлениями сакральными и сверхъестественными; в «сказаниях вымышленных», напротив, — с содержанием светским; дело в том, что образ койота чрезвычайно популярен в североамериканских мифологиях, где он предстает перед нами в образе лицемерного обманщика, фокусника, плута и мошенника[50].

Подобным же образом племя чероки делает различие между мифами священными (космогония, сотворение звезд, происхождение смерти) и сказаниями светскими, которые, например, объясняют некоторые удивительные анатомические и физиологические особенности животных. То же различие мы находим в Африке: представители племени ереро полагают, что мифы, которые рассказывают о происхождении различных родов племени, это истории истинные, так как они сообщают о фактах, действительно происшедших; в то же время рассказы более или менее комические не имеют никакого основания в реальности. Что касается туземцев Того, они считают мифы о происхождении «абсолютно реальными»[51]. Именно поэтому нельзя рассказывать мифы, не делая различия среди слушателей. У многих племен мифы не передаются женщинам и детям, то есть непосвященным. Обычно старейшины племен посвящают неофитов[52] в мир мифов во время их уединения в джунглях, и это является необходимым составным элементом их инициации. Пиддингтон замечает по поводу племени караджери: «Сакральные мифы, которые запрещено знать женщинам, имеют отношение в основном к космогонии, и особенно к проведению обрядов инициации»[53]. Если «сказания вымышленные» могут быть рассказаны в любое время и в любом месте, то мифы воспроизводятся только во время священнодействий (обычно осенью и зимой, и только ночью)[54]2. Этот обычай сохранился даже у народов, которые прошли архаическую стадию культуры. У жителей Тибета и у тюрко-монголов воспроизведение эпических песен цикла Гэсэр[55] может происходить только ночью и зимой. «Этим песнопениям приписывают чудодейственную силу. С их помощью достигают удач на охоте и на войне (...). Перед чтением мифа приготавливается пространство, посыпанное мукой из обжаренного ячменя. Слушатели усаживаются вокруг. Пение сказителя продолжается в течение нескольких дней. Говорят, что когда-то на этом месте видели следы подков лошади Гэсэра. Таким образом, исполнение мифа как бы вызывало реальное присутствие героя[56].

Знаменательно различие, которое туземцы делают между «истиннымисказаниями» и «вымышленными». Две категории повествования представляют собой «сказания», то есть относятся к ряду событий, происшедших в отдаленном, весьма давнем прошлом. Хотя персонажи мифов в основном являются богами и сверхъестественными существами, а персонажи сказок героями и наделенными волшебными свойствами животными, у тех и других есть нечто общее: они не принадлежат миру повседневного.

И тем не менее туземцы осознавали, что сказания эти совершенно различны. Те, что имеют отношение к мифу, затрагивают их непосредственно, тогда как сказки и басни повествовали о таких событиях, которые даже когда они привносили изменения в мир (анатомические и физиологические особенности некоторых животных), не меняли удела человеческого как такового[57].

Мифы действительно сообщали не только о происхождении мира, животных, растений и человека, но и о важнейших событиях, вслед за совершением которых человек стал тем, чем он является в настоящее время, смертным существом того или иного пола, организованным в общество и вынужденным, чтобы выжить, работать в соответствии с определенными правилами. Мир и человек существуют только потому, что сверхъестественные существа творили «в начале всего». Но после образования мира и появления человека произошли другие события, и человек, в его настоящем виде, есть прямой результат этих мифических событий, он создан этими событиями. Он смертен, так как что-то произошло в то время. Если бы этого не произошло, человек не был бы смертным: он мог бы существовать сколь угодно долго, как камень; мог бы, подобно змее, периодически сбрасывать кожу и, следовательно, мог бы обновлять свою жизнь, то есть бесконечно начинать ее вновь.

Миф о происхождении смерти рассказывает о том, что произошло в то время, и рассказ этот объясняет, почему человек смертен. Точно так же, если какое-нибудь племя живет рыболовством, то прежде всего потому, что в незапамятные мифические времена некое сверхъестественное существо научило их предков ловить и приготовлять рыбу. Миф рассказывает историю о том, как это сверхъестественное существо ловило рыбу, и этим самым открывает нам некий божественный акт, одновременно передавая людям это умение и объясняя, почему племя должно добывать себе пропитание именно таким образом. Подобных примеров можно привести много. Но уже приведенные показывают, почему для первобытного человека миф имеет исключительно важное значение, тогда как сказки и басни отнюдь нет. Миф знакомит его с первоначальными, основополагающими «сказаниями», утверждающими человека экзистенциально, а все, что имеет отношение к его существованию и способу пребывания в этом мире, касается его самым непосредственным образом. Ниже нам станет понятно, как это своеобразное мировоззрение влияет на поведение первобытных. Если современный человек считает, что он есть результат истории, то представитель архаического общества считает себя порождением целого ряда мифических событий. Ни тот, ни другой не считают себя раз и навсегда «созданными» и «сделанными» окончательно, подобно, например, инструменту, орудию труда. Современный человек может рассуждать следующим образом: я оказался таким, каким сложился к настоящему времени, в результате целого ряда произошедших событий, но эти события оказались возможными потому что 8000—9000 лет тому назад человек начал обрабатывать землю, в зоне древнего Ближнего Востока развились цивилизации крупных городов, Александр Македонский завоевал Азию, император Август основал Римскую империю, а Галилей и Ньютон совершили революцию в наших представлениях о Вселенной, открыв путь научному прогрессу и расцвету промышленности и производства, затем свершилась Французская революция, после наполеоновских войн умами европейцев овладели идеи свободы, демократии и социальной справедливости и так далее. Подобно этому, представитель первобытного общества может рассуждать следующим образом: я оказался таким, каким сложился к настоящему времени, вследствие того, что до меня произошел целый ряд событий. Но вслед за этим он сразу же добавляет: события эти свершились в мифические времена, и поэтому они представляют сакральную историю, так как действующими лицами этой драмы оказываются не люди, а сверхъестественные существа. Более того, если современный человек, оценивая себя как результат совершения всеобщей истории, не чувствует себя обязанным познать ее во всей ее целостности, человек первобытного общества не только обязан восстанавливать в памяти мифическую историю своего племени, но время от времени он актуализирует значительную ее часть. Именно в этом проявляется самое большое различие между современным человеком и представителем архаического общества: для первого события необратимы, для последнего это совсем не очевидно.

Турки завоевали Константинополь в 1453 году, а Бастилия пала 14 июля 1789 года. Эти события необратимы. Так как день 14 июля стал национальным праздником французской Республики, то взятие Бастилии теперь отмечается каждый год, но само это историческое событие не актуализируется[58]. Для человека же архаического общества, напротив, то, что произошло в начале, может повториться в силу ритуального воспроизведения. Поэтому главное для него — знать мифы. Не только потому, что мифы объясняют ему мир и способ его существования в мире, но, что важнее, вспоминая и воспроизводя их, он оказывается способным повторить то, что боги или герои совершили вначале. Знать мифы значит приблизиться к тайне происхождения всех вещей. Иначе говоря, человек узнает не только то, каким образом все возникло, но также и то, каким образом обнаружить это и воспроизвести, когда все уже исчезнет.

Австралийские тотемические мифы заключаются чаще всего в довольно однообразном повествовании о странствованиях мифических предков или тотемных животных. Сохранились рассказы о том, как появившиеся на земле в далекие, мифические времена сверхъестественные существа совершают длительные путешествия, задерживаясь иногда где-нибудь для того, чтобы изменить рельеф и местность, породить новые виды животных и растений, и в конце концов, исчезнуть с лица земли. Но знание этих мифов очень существенно для жизни австралийцев. Мифы учат их, как повторять животворящие жесты сверхъестественных существ, как сохранять размножение тех или иных животных или растений.

Об этих мифах сообщается неофитам во время обряда их посвящения. Мифы «празднуются», то есть актуализируются. «Когда молодые люди проходят через различные стадии посвящения, эти обряды (хотя и представляют в строгом смысле явления культа — за исключением некоторых отдельных частностей), — не ставят, однако, себе целью размножение и распространение тотема, а преследуют цель лишь ознакомить тех, кто готов пополнить ряды посвященных с церемонией отправления этих культов»[59].

Ясно, следовательно, что «рассказ», поведанный в мифе, представляет некое эзотерическое «знание» не только потому, что оно тайно и передается в процессе инициации, но также потому, что это «знание» сопровождается проявлением религиозно-магического могущества. И действительно, знание о происхождении какого-нибудь предмета, животного или растения означает, что мы приобрели над ними магическую власть, которая позволяет господствовать и по своему желанию управлять их воспроизведением и размножением. Эр-ланд Норденскьельд приводит некоторые чрезвычайно интересные примеры из жизни индейцев племени куна. По их поверьям, условием удачи на охоте является знание о происхождении дичи. Некоторых животных удается приручить только потому, что магам известен секрет их создания.

Равным образом безопасно держать в руках раскаленное железо или ядовитых змей, если известно происхождение огня и змей. Норденскьельд рассказывает, что «в деревне племени куна, Тиентики, живет мальчик 14 лет, без всякого для себя вреда входящий в огонь только потому, что ему ведомо происхождение огня. Перез часто видел людей, держащих раскаленное железо или приручающих змей»[60].

Верование это достаточно распространено и встречается не только у племен одного типа культуры. На Тиморских островах, например, при созревании риса в поле отправляется тот, кому известны мифические традиции риса. «Он проводит там, в хижине всю ночь, громко рассказывая легенды, объясняющие, как была получена культура риса (миф о происхождении)... Этот ритуал совершают не священнослужители»[61]. После рассказа о происхождении риса эта культура должна расти особенно хорошо, дружно и густо, как это было, когда ее сажали в первый раз. Рису напоминают не то, как он был создан, чтобы «научить» его, как должно себя вести, а магически принуждают его вернуться к своему генезису, к своим истокам и этим самым как бы повторить самый первый образцовый урожай.

В эпосе «Калевала» рассказывается, как старый Вяйнямейнен серьезно поранил себя, когда делал лодку. Тогда он принялся петь заклинания, как это делают все магические целители. Он пел о происхождении своей раны, но не мог вспомнить слов о начале всякого железа, как раз тех слов, что могли излечить рану, нанесенную острой сталью. Попытавшись обратиться за помощью к другим магам, он внезапно воскликнул: «Я вспомнил о начале железа» и громко запел: «Воздух — первая из материй, вода — самая старшая сестра, огонь — второй брат, а железо — самый молодой из трех. Великий Творец Укко[62] отделил Землю от Воды и создал дно морское, но железо еще не было сотворено. Тогда он потер свои ладони о левое колено и родились три феи, которые стали матерями железа[63]. Отметим, что в этом примере миф о начале железа является частью космогонического мифа и в известной мере продолжает его. Обратим здесь внимание на одну из самых важных особенностей мифа о происхождении, о которой мы будем говорить в следующей главе.

В чрезвычайной степени распространена идея, что лекарство исцеляет только тогда, когда известно его происхождение. Обратимся еще раз к Эрланду Норденскьельду: «Всякому магическому пению должно предшествовать заклинание, где говорится о происхождении используемого средства, иначе это средство не действует». Для того чтобы лекарство исцеляло, нужно знать о его происхождении, о том, как оно было порождено первой женщиной[64]. В ритуальных песнях на-хи, опубликованных Д.Ф. Роком, решительно утверждается: «Нельзя использовать лекарство, если вам не известно о его происхождении»[65]. «О нем можно говорить только если вы говорите о его происхождении»[66].

В следующей главе мы узнаем, что, как и в вышеприведенном мифе о Вяйнямейнене, рассказ о происхождении лекарства связан с рассказом о происхождении мира. Уточним все же, что речь идет об общем представлении, которое можно сформулировать следующим образом: обряд нельзя исполнить, если неизвестно его «происхождение», то есть миф, рассказывающий, как он был осуществлен в первый раз. Во время погребального обряда до-мба шаман племени наха поет следующее: «Теперь мы пойдем за мертвыми и вновь узнаем горе. Мы снова будем танцевать в устрашение демонам. Если мы не знаем, откуда идет танец, не будем об этом говорить. Если нам неизвестно происхождение танца, нельзя его исполнять»[67].

Вышеприведенное удивительным образом напоминает заявления представителей племени уитото: «Это слова (мифы) нашего отца, его собственные слова. Они есть, и поэтому мы танцуем, и если бы он нам их не дал, то не было бы никакого танца»[68].

В большинстве случаев знать миф о происхождении недостаточно, его надо воспроизводить, демонстрировать его, показывать. Но это еще не все: повторяя или прославляя миф о происхождении, исполнители проникаются той сакральной атмосферой, в которой развертывались необычайные события. Мифическое время «начала» — «сильное» время, так как оно преобразовано активным, творческим присутствием сверхъестественных существ. В повторении мифов восстанавливается во всей целостности забытое время и, как следствие, в определенной мере человек становится «соучастником» упоминаемых событий, современником богов или героев. Короче говоря, можно сказать, что «проживая» мифы, мы выходим из времени хронологического, светского и вступаем в пределы качественно другого времени, времени «сакрального», одновременно исходного, первоначального и в то же время бесконечно повторяющегося. Эта функция мифа, на которую мы обратили внимание в работе «Миф о вечном возвращении», получит более подробное рассмотрение в следующих главах.

Этих предварительных замечаний достаточно, чтобы уточнить несколько характерных положений, касающихся мифа. В самом общем смысле можно сказать, что миф, каким он проживается в первобытных обществах:

1) составляет историю подвигов сверхъестественных существ;

2) это сказание представляется как абсолютно истинное (так как оно относится к реальному миру) и как сакральное (ибо является результатом творческой деятельности сверхъестественных существ);

3) миф всегда имеет отношение к «созданию», он рассказывает, как что-то явилось в мир или каким образом возникли определенные формы поведения, установления и трудовые навыки; именно поэтому миф составляет парадигму всем значительным актам человеческого поведения;

4) познавая миф, человек познает «происхождение» вещей, что позволяет овладеть и манипулировать ими по своей воле; речь идет не о «внешнем», «абстрактном» познании, но о познании, которое «переживается» ритуально, во время ритуального воспроизведения мифа или в ходе проведения обряда (которому он служит основанием);

5) так или иначе миф «проживается» аудиторией, которая захвачена священной и вдохновляющей мощью воссозданных в памяти и реактуализированных событий.

Проживание мифа предполагает наличие истинно «религиозного» опыта, поскольку он отличается от обычного опыта, от опыта каждодневной жизни. Религиозный характер этого опыта есть следствие того факта, что актуализируются легендарные события, события возвышенного характера и наполненные чрезвычайной значимостью. Мы как бы заново присутствуем при творческих актах сверхъестественных существ. Мы покидаем мир обыденности и проникаем в мир преображенный, заново возникший, пронизанный невидимым присутствием сверхъестественных существ. Речь идет не о коллективном воссоздании в памяти мифических событий, но об их воспроизведении. Мы ощущаем личное присутствие персонажей мифа и становимся их современниками. Это предполагает существование не в хронологическом времени, а в первоначальной эпохе, когда события произошли впервые. Именно поэтому можно говорить о временном пространстве мифа, заряженном энергией. Это необычайное, «сакральное» время, когда обнаруживаются явления новые, полные мощи и значимости. Переживать заново это время, воспроизводить его как можно чаще, заново присутствовать на спектакле божественных творений, вновь узреть сверхъестественные существа и воспринять их урок творчества — такое желание просматривается во всех ритуальных воспроизведениях мифов. Вообще мифы показывают, что мироздание, человек и жизнь имеют сверхъестественное происхождение и сверхъестественную историю, и что эта история значима, обладает большой ценностью и является образцом для подражания.

Трудно было бы найти лучшее заключение для этой главы, чем цитату из Бронислава Малиновского, где он пытается определить природу и функцию мифов в примитивных обществах: «Если рассматривать миф как нечто, наполненное жизнью, то он не дает объяснения, способного удовлетворить научную любознательность; он является повествованием, которое воскрешает первозданную реальность, отвечает глубоким религиозным потребностям, духовным устремлениям, безусловным требованиям социального порядка, и даже требованиям практической жизни. В цивилизациях примитивных народов миф исполняет незаменимую функцию: он выражает, возвышает и кодифицирует верования; он защищает и налагает моральные принципы; он гарантирует действенность ритуальной церемонии и предлагает правила для практической жизни, необходимые человеческой цивилизации; он отнюдь не лишенная содержания выдумка, а напротив — живая реальность, к которой человек постоянно обращается; это ни в коей мере не абстрактная теория и не простое развертывание образов, это кодификация религии примитивных народов и их практической мудрости. (...) Все эти сказания служат для аборигенов выражением первозданной реальности, более величественной и богатой смыслом, чем реальность современная, и определяющей ежедневное существование и судьбу человечества. Знание, которое человек имеет об этой реальности, раскрывает ему смысл ритуалов и задач духовного порядка, так же как и форму, в которую он должен их облечь»[69].

Примечания:

3

Там же, р. 85. 

4

Там же, р. 56. 

5

Там же, р. 145. 

6

Там же, р. 202. 

36

Карго-культы (от англ. cargo — «судовой груз») — разновидность милленаристских движений. Имели место преимущественно на Новой Гвинее и островах Меланезии. Название соответствует основной идее: от духов-предков должен прийти груз с необходимыми товарами, продовольствием и т.п. В ожидании предков и карго прекращается всякая хозяйственная деятельность, кроме сооружения специальных складов для будущего груза. С их появлением наступит эра благоденствия, местные «черные» и пришлые «белые» поменяются не только социальными ролями, но и цветом кожи, весь мир изменится противоположно существующему. 

37

Милленаризм (от лат. mille — «тысяча», annum — «год»). Первоначальное значение: учение о втором пришествии Иисуса Христа и установлении 1000-летнего царства всеобщего благоденствия. Не акцентируя внимание на «1000-летнем царстве Христа», под милленаризмом понимают вообще грядущий период благополучия, часто — возвращение к прежнему, «райскому» существованию. Милленаризм может проявляться в фольклорно-мифологических представлениях, специфических культах, движениях, иногда носящих антиколониальную или антимиссионерскую направленность. 

38

Оргиастические действа (греч. οργια — оргия, сопровождавшая некоторые из мистерий) — первоначально: действия, являющиеся частью религиозных празднеств древних греков в честь богини земледелия и плодородия Деметры и бога виноделия Диониса. Действия включали ночные факельные шествия, ритуальные опьянения, эротические обряды, кровавые жертвоприношения; к участию в них допускались только посвященные. 

39

Рапсоды (греч. ραψφδός от ράπτω — сшивать + ωδη) — древнегреческие декламаторы, исполнявшие эпические поэмы (преимущественно Гомера) речитативом, без музыкального сопровождения. В отличие от аэдов, рапсоды не импровизировали песни, а комбинировали («сшивали») отрывки разучиваемых по записи текстов. 

40

Космогонический миф — миф о творении, о происхождении Космоса из Хаоса; основной начальный сюжет большинства мифологий. 

41

Штрелов. Племена аранда и дориджа в Центральной Австралии, т. 3, с. 1; Леви-Брюль Л. Первобытная мифология. Париж, 1935, с. 123. См.также: Штрелов. Традиции племени аранда. Мельбурнский университет, 1947, с. 6. 

42

Ч. Киссер (цит. Ричардом Торнвальдом). Аборигены Австралии и островов южных морей, 1927, с. 28. 

43

Клакхон, Клайд, Мифы и ритуалы: общая теория, Гарвард теологикел ревю, т. 25,1942, с. 45—79, с. 66; см. также другие примеры. 

44

Герман, Матиас Индо-тибетские племена, Бомбей, 1954, с. 66. 

45

См. Элиаде М. Миф о вечном возвращении, Париж, 1949, с. 44. 

46

Там же, с. 53. 

47

Клакхон, Клайд там же, с. 61, цит. по Хил У.У. Методы сельского хозяйства и охоты племени навахо, 1938, с. 179. 

48

Время сновидений — в австралийской мифологии аналог Мифического Времени, Времени Начала Всех Начал, Времени Оно, Первовремени и т. п. — времени первотворения, первопредков, первопричин и перводействий, времени установления норм общественной и социальной жизни. 

49

Элиаде М. Мифы, сны и таинства, Париж, 1957, с. 255—256. 

50

Петтацони Р. Очерки истории религии, Лейден, 1954, с. 11—12. См. также: Мюллер В. Религии североамериканских индейцев лесных районов, Берлин, 1956, с. 42. 

51

Петтацони Р., там же, с. 13. 

52

Неофит (от греч. νεόφυτος — досл. вновь насажденный, в Новом завете — новообращенный) — человек, проходящий ритуал инициации, посвящения. 

53

Пиддингтон Р., цит. Л. Леви-Брюлем. О церемониях инициации, с. 115, см. также: Элиаде М., Рождение мистики, Париж, 1959. 

54

См. примеры в книге Р. Петтацони, там же, с. 14. 

55

Гэсэр — цикл эпических песен монгольских, ряда тюркских и тибето-бирманских народов; относятся к жанру «классического» героического эпоса. Назван по имени главного героя-богатыря Гэсэра. Исполнитель Гэсэра и др. героических эпосов — улигерчин. 

56

Штайн Р.А. Изучение эпоса и сказаний Тибета, Париж, 1959, с. 318—319. 

57

Разумеется, то, что считалось «истинным сказанием» в одном племени, могло стать «вымышленным» в соседнем племени. «Демистификация» — процесс, обнаруживаемый уже на архаических стадиях культуры. Важно то, что «дикари» всегда чувствуют разницу между мифами («истинные сказания») и сказками и легендами («вымышленные сказания»). См. Приложение 1 («Мифы и волшебные сказки»). 

58

См. «Мифы, сны и таинства», с. 27. 

59

Штрелов К. Племена Аранда и Лоритья, т. 3, с. 1—2. Л. Леви-Брюль, цит. выше, с. 123. Об обрядах инициации подростков в Австралии см. «Рождение мистики», с. 25. 

60

Норденскьельд Е. Чудодеи и ясновидящие у индейцев куна. Ревиста дель Институте де Этнология, Тукумен, т. II, 1982, с. 464; Леви-Брюль, цит. соч., с. 118. 

61

Крюйт А.К., цит. Л. Леви-Брюлем, там же, с. 119. 

62

Укко — в прибалтийско-финской мифологии верховный бог, громовержец. Близок образам громовержцев в других индоевропейских мифологиях (балт. Перкунас, сканд. Тор, саам. Айеке и др.). Иногда именем Укко называется божество вообще (хотя чаще говорят «Юмала»). 

63

Аили Колемайнен Джонсон. Калевала: Прозаический перевод с финского. Хенкок, Мичиган, 1950, с. 53. 

64

Норденскьельд Э. Концепция души у индейцев куна, живущих на панамском перешейке // Журнал дез американист, 1932, с. 5—30. 

65

Рок Д.Ф. Культ на-хи и другие обряды. 1952, т. 2, с. 474. 

66

Там же, т. 2, с. 487. 

67

Рок Д.Ф. Погребальная церемония зи-ма у племени на-хи. Вена, 1955, с. 87. 

68

Пройс К.Т. Религия и мифология уитото. 1921—1923, с. 625. 

69

Малиновский Б. Миф в первобытной психологии, 1926; повторяется в работе «Магия, наука и религия», Нью-Йорк, 1955, с. 101—108.