ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НИККОЛА И ДЖОВАННИ ПИЗАНО СКУЛЬПТОРОВ И АРХИТЕКТОРОВ

После того как мы сказали о рисунке и живописи в жизнеописании Чимабуэ и об архитектуре в жизнеописании Арнольфо Лапи, в жизнеописании Никкола и Джованни Пизано речь пойдет о скульптуре, а также о зданиях, ими построенных и имеющих величайшее значение, ибо их скульптурные и архитектурные произведения безусловно заслуживают прославления не только за то, что они огромны и великолепны, но и потому, что они весьма хорошо задуманы; ведь они в своих работах в мраморе и постройках в значительной мере уже отказались от старой греческой манеры, неуклюжей и непропорциональной, проявляя в своих историях лучшую выдумку и придавая фигурам лучшие положения.

И вот когда Никкола Пизано работал под руководством нескольких греческих скульпторов, выполнявших фигуры и другие резные украшения в Пизанском соборе и в храме Сан Джованни, среди многочисленных мраморных фрагментов, добытых пизанскими войсками, там было несколько античных саркофагов, которые ныне находятся на Кампо Санто этого города, и на одном из самых прекрасных была изваяна Мелеагрова охота и калидонский вепрь в прекраснейшей манере, ибо как обнаженные, так и одетые фигуры были выполнены с большой опытностью и совершеннейшим рисунком. Этот саркофаг за его красоту был поставлен пизанцами перед фасадом собора против Сан Рокко возле боковых главных дверей и послужил для праха матери графини Матильды, если можно верить следующим словам, высеченным на мраморе: Anno Domini MCXVI. IX Kal. Aug obiit D. Matilda felicis memorial comitissa, quae pro genitricis suae Dominae Beatricis comitissae venerabilis in hac tumba honorabili quiescentis, in multis partibus mirificoe banc dotavit ecclesiam: quarum animae requescant in pace.

(В девятые календы августа 1116 года скончалась госпожа Матильда, графиня, оставившая по себе счастливую память и одарившая сей храм многими дивными приношениями за упокой души своей родительницы, почтенной госпожи Беатрисы, графини, в сей гробнице достойно покоящейся; да покоятся в мире их души.)

И затем: Anno Domini MCCCIII, sub dignissimo operario Burgundio Tadi, occasione graduum fiendorum per ipsum circa ecclesiam supradictam tumba superius notata bis translata fuit, tunc de sedibus primis in ecclesiam, nunc de ecclesia in hunc locum, ut cernitis, excellentem .

(В 1303 году при достойном попечителе Бургундио Тади по случаю устройства лестницы в церкви сей вышеозначенная гробница дважды переносилась тогда с первоначального своего места в церкви, теперь же из церкви в место сие, как видите, великолепное.)

Никкола обратил внимание на добротность этого произведения, которое ему сильно понравилось, и вложил столько рвения и прилежания, подражая этой манере и некоторым другим прекрасным скульптурам, которые были на этих античных саркофагах, что не прошло много времени, как он был признан лучшим скульптором своего времени, ибо в Тоскане в те времена после Арнольфо не было ни одного достойного скульптора, кроме Фуччо, флорентийского архитектора и скульптора. Последний построил в 1229 году во Флоренции церковь Санта Мариа сопра Арно, где над дверью он поместил свое имя, а в церкви Сан Франческо в Ассизи он выполнил из мрамора гробницу королевы Кипрской со многими фигурами и отдельным ее изображением, где она сидит на льве, дабы показать силу ее духа; после смерти она оставила большие деньги на завершение этого сооружения.

Итак, Никкола, признанный гораздо лучшим мастером, чем был Фуччо, был вызван в Болонью в 1225 году после смерти св. Доминика Калагорского, первого учредителя ордена братьев-проповедников, для сооружения мраморной гробницы названного святого; и потому, договорившись с теми, кому этим надлежало ведать, он всю ее покрыл фигурами таким образом, как это можно видеть и ныне, и завершил ее в 1231 году с большой для себя похвалой, ибо она была признана вещью исключительной и лучшей, чем все скульптурные работы, до тех пор выполненные. Он сделал равным образом модель той же церкви и большей части монастыря. После чего, возвратившись в Тоскану, Никкола узнал, что Фуччо уехал из Флоренции и отправился в Рим в те дни, когда император Фридрих короновался папой Гонорием, а из Рима вместе с Фридрихом в Неаполь, где закончил Кастель ди Капоана, ныне именуемый Викариа, в котором находятся все трибуналы королевства, а также Кастель дель Уово, и там же он равным образом заложил башни и выстроил ворота над рекой Вальтурно в городе Капуе, обнесенный стеной парк для ловли птиц близ Гравины, а в Мельфи – другой, для зимней охоты, помимо многого другого, о чем, ради краткости, не рассказывается.

Никкола же, пребывая во Флоренции, занимался не только скульптурой, но и участвовал в строительстве зданий, сооружавшихся по плохим проектам во всей Италии и в особенности в Тоскане. Так, он немало потрудился над строительством аббатства в Сеттимо, не завершенного исполнителями воли графа Уго ди Андеборго, подобно шести другим, как об этом говорилось выше. И хотя на колокольне названного аббатства на мраморной эпитафии можно прочесть: gugliel me fecif (Гульельмо меня сделал.), тем не менее по манере можно узнать, что там не обошлось без советов Никкола, который в то же самое время строил в Пизе старый палаццо дельи Анциани, ныне разрушенный герцогом Козимо, дабы на том же месте построить, пользуясь отчасти старым, великолепный дворец и монастырь нового ордена рыцарей св. Стефана по проекту и модели Джорджо Вазари, аретинского живописца и архитектора, который приспособил его, насколько мог лучше, к старым стенам, переделав их по-новому. Никкола построил и в Пизе много других дворцов и церквей, и он был первым, после того как был забыт хороший способ строительства, кто ввел в Пизе в обычай строить на столбах, на которых выводятся затем арки; сначала же под этими столбами вбиваются сваи, ибо в противном случае, если первый слой фундамента давал трещины, то стены всегда оседали, при сваях же, как показал опыт, здания становятся весьма прочными. По его же проекту была выстроена церковь Сан Микеле ин Борго камальдульских монахов.

Но самой прекрасной, самой удачной и самой причудливой архитектурой, когда-либо созданной Никкола, была колокольня Сан Никкола в Пизе, там, где пребывают братья-августинцы, ибо снаружи она восьмигранная, внутри же круглая, с винтовой лестницей, доходящей до вершины и оставляющей в середине свободный пролет вроде колодца, и через каждые четыре ступеньки колонны с хромыми арками поднимаются кругом так, что свод, опирающийся на эти арки, так же поднимается до самого верха таким образом, что стоящий на земле всегда видит тех, кто поднимается те же, кто поднимается, видят стоящих на земле, а находящиеся на полпути видят и тех и других, то есть и тех, кто наверху, и тех, кто внизу. Эта причудливая выдумка была впоследствии осуществлена лучшим способом, с более правильными размерами и более нарядно архитектором Браманте в римском Бельведере для папы Юлия II также Антонио да Сангалло в колодце, сооруженном в Орвието по повелению папы Климента VII, о чем будет сказано в свое время.

Возвратимся, однако, к Никкола, который был не менее превосходным скульптором, чем архитектором; на фасаде церкви Сан Мартино в Лукке под портиком, что над малой дверью по левой руке при входе в церковь, там, где находится Христос, снятый с креста, он сделал мраморную историю полурельефом, всю покрытую фигурами, выполненными с большой тщательностью; он буравил мрамор и отделывал целое так, что для тех, кто раньше занимался этим искусством с величайшими усилиями, возникала надежда, что скоро явится тот, кто принесет им большую легкость, оказав им лучшую помощь.

Тот же Никкола представил в 1240 году проект церкви Сан Якопо в Пистойе и пригласил туда для мозаичных работ несколько тосканских мастеров, выполнивших свод ниши, который, хотя это и считалось в те времена делом трудным и весьма дорогим, вызывает в нас ныне скорее смех и сожаление, чем удивление; и тем более, что подобная нестройность, происходившая от недостаточности рисунка, была не только в Тоскане, но и во всей Италии, где много построек и других вещей, выполнявшихся без правил и рисунка, свидетельствуют в равной степени как о бедности талантов, так и о несметных, но дурно истраченных богатствах людей тех времен, не располагавших мастерами, которые могли бы выполнить для них в доброй манере все, что они пред. принимали.

Итак, Никкола со своими скульптурными и архитектурными работами приобретал известность все большую по сравнению со скульпторами и архитекторами, работавшими тогда в Романье, что мы и видим в Сант Ипполито и Сан Джованни в Фаэнце, в соборе в Равенне и там же в Сан Франческо, в домах Траверсари и в церкви ди Порто, а в Римини – в здании палаццо Пубблико, в домах Малатесты и других постройках, которые значительно хуже, чем старые здания, построенные в те же времена в Тоскане. То, что сказано о Романье, можно по праву сказать и о части Ломбардии: взгляните на собор в Ферраре и другие здания, построенные маркизом Аццо, и вы поймете, насколько это справедливо и насколько они отличаются от Сант Антонио в Падуе, выстроенного по модели Никкола, и от церкви братьев-миноритов в Венеции, построек великолепных и вызывающих почтение. Многие во времена Никкола, движимые похвальной ревностью, с большим усердием, чем прежде, стали заниматься скульптурой, и в особенности в Милане, где в строительстве собора участвовали многие ломбардцы и немцы, рассеявшиеся затем по Италии вследствие раздоров, возникших между миланцами и императором Фридрихом. Начав таким образом соревнование друг с другом как в мраморах, так и в постройках, художники эти добились кое-чего хорошего.

То же самое произошло и во Флоренции после того, как увидели творения Арнольфо и Никкола, который, в то время как по его проекту на площади Сан Джованни строилась церковка Мизерикордиа, выполнил для нее собственноручно из мрамора Богоматерь между св. Домиником и другим святым, как это можно видеть до сих пор на внешней стене названной церкви. Во времена Никкола флорентинцы начали сносить многочисленные башни, которые ранее в варварской манере были сооружены по всему городу, чтобы из-за них народ меньше страдал от стычек, часто возникавших между гвельфами и гибеллинами, то есть для большей общественной безопасности. Однако им казалось, что весьма трудно будет разрушить башню Гвардаморто, стоявшую на площади Сан Джованни, так как стены ее были настолько прочными, что их нельзя было разбить кирками, тем более что она была очень высокой. И потому Никкола приказал подрубить башню у основания с одной стороны, укрепив ее короткими подпорками в полтора локтя; потом он поджег их, и когда подпорки сгорели, она обрушилась и почти вся развалилась сама собой. Это было признано вещью столь хитроумной и полезной для подобных предприятий, что позднее вошло в обычай в случае надобности любое сооружение разрушать в короткое время этим легчайшим способом. Никкола принимал участие в закладке Сиенского собора и составил проект храма Сан Джованни в том же городе. Затем, возвратившись во Флоренцию в том же году, когда туда вернулись гвельфы, он составил проект церкви Санта Тринита и женского монастыря в Фаэнце, ныне разрушенного при строительстве цитадели.

После этого он был вызван в Неаполь, но, чтобы не бросать тосканских дел, послал туда своего ученика, скульптора и архитектора Мальоне, который после этого и построил во времена Конрада церковь Сан Лоренцо неаполитанского, завершил часть епископства и соорудил там несколько надгробий, в которых сильно подражал в манере своему учителю Никкола. Между тем Никкола, будучи приглашен в 1254 году вольтеррцами, которые подпали под власть флорентинцев, для расширения собора, который был слишком тесным, придал ему лучшую форму и большее, чем прежде, великолепие; впрочем, нескладным он и остался.

Возвратившись в конце концов в Пизу, он выполнил из мрамора кафедру Сан Джованни, вложив в нее всю тщательность, дабы оставить о себе память отечеству. В числе других вещей он высек там и Страшный суд со многими фигурами, отличающимися если не совершенным рисунком, то во всяком случае выполненными с терпением и бесконечной тщательностью, как мы можем это видеть. А так как ему самому казалось, как и было в действительности, что он создал произведение, достойное хвалы, он внизу высек следующие стихи:

Anno milleno centum bis bisque trideno Hoc opus insigne sculpsit Nicola Pisanus.

(60 году эту замечательную работу изваял Никкола Пизанец.)

Сиенцы, побуждаемые славой этого творения, весьма нравившегося не только пизанцам, но и всякому, кто его видел, заказали Никкола, при преторе Гульельмо Марискотти, для собора кафедру, с которой читали Евангелие; на ней Никкола сделал много историй из жития Иисуса Христа, с фигурами, сильно выступающими из мрамора вокруг всей кафедры, что представляло большие трудности и принесло ему великую славу.

Равным образом Никкола составил проект церкви и монастыря Сан Доменико в Ареццо для синьоров Пьетрамала, их выстроивших. А по просьбе епископа дельи Убертини он перестроил приходскую церковь в Кортоне и заложил церковь Санта Маргарита для братьев-францисканцев, на самом высоком месте этого города. И так как столь многие работы все увеличивали славу Никкола, он в 1267 году был вызван папой Климентом IV в Витербо, где, помимо многого другого, перестроил церковь и монастырь братьев-проповедников. Из Витербо он отправился в Неаполь к королю Карлу I, который, разбив и убив в долине Тальякоццо Конрадина, повелел соорудить на этом месте церковь и богатейшее аббатство и похоронить там тела бесчисленного множества убитых в этот день и приказал затем, чтобы много монахов день и ночь молились за их души. Король Карл, удовлетворившись работой Никкола, обласкал его и щедро вознаградил.

Возвратившись из Неаполя в Тоскану, Никкола задержался на строительстве собора в Санта Мариа в Орвието и, работая там вместе с несколькими немцами, выполнил из мрамора для фасада этой церкви несколько круглых фигур и, в частности, две истории Страшного суда с раем и адом на них. И подобно тому как он постарался придать в раю наибольшую ведомую ему красоту душам блаженных, возвратившихся в свои тела, так в аду он изобразил в самых странных, какие только можно видеть, формах дьяволов, весьма ревностно истязающих души грешников. В работе этой он превзошел к вящей своей славе не только немцев, которые там работали, но и самого себя. И так как он выполнил там большое число фигур и вложил много трудов, он больше, чем кто-либо другой, прославляется и по наши дни всеми, обладающими достаточным пониманием скульптуры.

В числе других детей Никкола имел сына по имени Джованни, который, всегда следуя за отцом и занимаясь под его руководством скульптурой и архитектурой, в немногие годы не только догнал отца, но кое в чем и превзошел его. И потому, будучи уже старым, Никкола возвратился в Пизу и, живя там спокойно, передал ведение всех дел сыну. А так как в Перудже умер папа Урбан IV, то было послано за Джованни, который, отправившись туда, воздвиг мраморное надгробие названному папе, которое вместе с гробницей папы Мартина IV было позднее снесено, когда перуджинцы расширяли свое епископство; так что можно видеть лишь кое-какие остатки этих гробниц, разбросанные по церкви. А когда в это же время перуджинцы благодаря таланту и умению некоего брата-сильвестринца провели из гор Паччано в двух милях от города по свинцовым трубам весьма обильные воды, то Джованни Пизано было поручено выполнить все украшения фонтана, как бронзовые, так и мраморные, вследствие чего он и приступил к этому и соорудил три ряда водоемов, два из мрамора и один бронзовый: первый, двенадцатигранный, стоит на двенадцати ступенях лестницы, другой – на нескольких колоннах, утвержденных на уровне первого водоема, а именно в середине, третий же, бронзовый, утвержден сверху и имеет в середине три фигуры и несколько также бронзовых грифонов, извергающих воду во все стороны. А так как это произведение показалось Джованни очень хорошей работой, то он и поставил на нем свое имя. Около 1560 года, когда большая часть арок и труб этого фонтана, стоившего 160 тысяч дукатов золотом, попортилась и разрушилась, Винченцо Данти, перуджинский скульптор, к немалой своей славе, не переделывая арок, что потребовало бы огромнейших расходов, весьма хитроумно провел воду к названному фонтану прежним способом.

Завершив эту работу и пожелав повидаться со старым и больным отцом, Джованни уехал из Перуджи обратно в Пизу. Однако при проезде через Флоренцию ему пришлось там остановиться, чтобы вместе с другими принять участие в работах по постройке мельниц на Арно, производившихся у Сан Грегорио близ пьяцца де'Моцци. Однако в конце концов, получив известие о смерти отца своего Никкола, он отправился в Пизу, где за доблесть свою был встречен всем городом с большим почетом, ибо все радовались, что, после того как они лишились Никкола, им остался Джованни, унаследовавший не только имущество того, но и его доблести. А когда пришел случай испытать его, они в своем мнении нисколько не обманулись, ибо, когда им нужно было сделать кое-что в небольшой, но наряднейшей церкви Санта Мариа делла Спина, заказ был передан Джованни, который, приступив к нему с помощью нескольких своих подмастерьев, выполнил многочисленные украшения этого оратория с тем совершенством, какое видим и ныне. Работа эта, насколько можно судить, в те времена должна была почитаться чудом, и тем более, что в одной из фигур он изобразил с натуры Никкола как только мог лучше. Увидев это, пизанцы, которые уже замышляли и мечтали отвести место для погребений всех жителей города, как для благородных, так и для простонародья, либо для того, чтобы не заполнять собор гробницами, либо по иной причине, поручили Джованни соорудить здание Кампо Санто на соборной площади со стороны стен. И вот по хорошему проекту и с большим толком он выстроил его в той манере и с теми мраморными украшениями и таким величественным, как мы теперь видим. А так как никаких затрат не жалели, перекрытие было сделано из свинца, с внешней же стороны главных ворот мы видим следующие высеченные на мраморе слова: A.D. MCCLXXXVIII, tempore Domini Friderigi archiepiscopi Pisani, et Domini Tarlati potestatis, operario Orlando Sardella, lohanne magistro edificante. (В 1288 году, во времена господина Федериго, архиепископа Пизанского, и господина Гарлати, подесты, в попечительство Орландо Сарделла сооружено мастером Джованни.)

Закончив эту работу, Джованни в том же 1283 году отправился в Неаполь, где для короля Карла выстроил неаполитанский Кастель Нуово, а чтобы расширить его и сделать более крепким, пришлось разрушить много домов и церквей и, в частности, монастырь братьев-францисканцев, который затем был выстроен большим по размерам и гораздо более великолепным, чем прежде, вдали от замка и под названием Санта Мариа делла Нуова. Когда эти постройки были начаты и значительно продвинуты вперед, Джованни уехал из Неаполя, дабы вернуться в Тоскану. Но когда он доехал до Сиены, его не пропустили дальше, пока он не сделал модели фасада собора этого города, а затем по ней и был выстроен названный фасад, весьма богатый и великолепный.

Затем, в 1286 году, когда по проекту Маргаритоне, аретинского архитектора, строилось епископство в Ареццо, Джованни был приглашен из Сиены в Ареццо епископом этого города Гульельмино Убертини и выполнил там из мрамора доску главного алтаря, покрыв ее всю резными фигурами, листвой и другими украшениями и распределив по всей работе отдельные детали, выполненные тонкой мозаикой и смальтами на серебряных пластинках, с большой тщательностью инкрустированных в мрамор. В середине – Богоматерь с младенцем на руках, с одной стороны – св. Григорий, папа (лицо его изображено с натуры с папы Гонория IV), а с другой – св. Донат, епископ и покровитель этого города, тело которого вместе с телами св. Антиллы и других святых погребено под этим самым алтарем. А так как названный алтарь стоит обособленно, кругом и по сторонам находятся барельефные маленькие истории из жития св. Доната, завершают же всю работу несколько табернаклей, заставленных мраморными круглыми фигурами, сделанными весьма тонко. На груди названной Мадонны находится нечто вроде золотого ящичка, внутри коего, как говорят, хранились весьма ценные сокровища, которые, как полагают, вместе с несколькими круглыми фигурками, находившимися наверху и вокруг этой работы, были похищены во время войн солдатами, не почитающими зачастую и Святые Дары. На все это аретинцы потратили, согласно некоторым записям, тридцать тысяч золотых флоринов. Это не кажется чем-либо особенным, ибо для того времени вещь эта была самой что ни на есть драгоценной и редкостной; потому и Фридрих Барбаросса, возвращаясь из Рима, где он короновался, проезжая через Ареццо много лет спустя после того, как она была сделана, хвалил ее и, более того, восхищался ею бесконечно и поистине не без основания, ибо помимо всего прочего составные части этой работы сделаны из бесчисленных кусочков, скрепленных и пригнанных настолько точно, что всякому, не имеющему большого опыта в произведениях искусства, она легко может показаться сделанной целиком из одного куска.

в той же церкви Джованни соорудил капеллу Убертини, благороднейшего семейства которые раньше были и теперь еще остаются владетельными князьями. Многочленные мраморные украшения ныне закрыты многими другими крупными украшениями из мачиньо, выполненными там в 1535 году по рисунку Джорджо Вазари для поддержки расположенного выше исключительно хорошего и красивого органа. Джованни Пизано составил равным образом проект церкви Санта Мариа де'Серви, ныне разрушенной вместе со многими дворцами самых благородных семейств города причинам, о которых сказано выше. Не умолчу и о том, что при работе над названным мраморным алтарем Джованни помогали несколько немцев, которые заключили с ним соглашение больше для того, чтобы поучиться, чем для заработка, и под его руководством они стали таковы, что, отправившись после этой работы в Рим, они обслуживали Бонифация VIII во многих скульптурных работах для Сан Пьетро и в архитектурных при постройке им Чивита Кастеллана. Им же они были посланы в Орвието, где для фасада Санта Мариа выполнили много мраморных фигур, по тем временам дельных. Но среди других, помогавших Джованни в работах для аретинского епископства, сиенские скульпторы и архитекторы Агостино и Аньоло со временем намного обогнали всех остальных, о чем будет сказано на своем месте.

Возвратимся, однако, к Джованни; покинув Орвието, он приехал во Флоренцию, дабы посмотреть на Санта Мариа дель Фьоре, строившуюся Арнольфо, и равным образом повидаться с Джотто, о котором он в других местах немало слышал; но едва он приехал во Флоренцию, как попечителями названного строительства Санта Мариа дель Фьоре ему было поручено выполнить Мадонну между двумя небольшими ангелами, ту, что над дверью названной церкви, ведущей в каноникат; работа эта была в то время весьма одобрена. Затем он выполнил малую купель Св. Иоанна с несколькими полурельефными историями из жизни названного святого. Когда он после этого отправился в Болонью, там под его руководством была сооружена главная капелла доминиканской церкви, где ему епископом и братом этого ордена Теодорико Боргоньони из Лукки был заказан мраморный алтарь; там же он позднее, в 1298 году, выполнил мраморную доску с Богоматерью и другими восемью весьма толковыми фигурами.

А в 1300 году кардинал Николай из Прато, папский легат, присланный во Флоренцию, дабы уладить раздоры между флорентинцами, поручил ему выстроить женский монастырь в Прато, который по его имени носит название Сан Никкола, и перестроить в той же округе монастырь св. Доминика, а также монастырь в Пистойе; на том и на другом видны еще гербы названного кардинала. И так как пистойцы почитали имя Никкола, отца Джованни, за то, что он своими доблестями создал в том городе, то и заказали они этому самому Джованни мраморную кафедру для церкви Сант Андреа, подобную той, какую он сделал для Сиенского собора, дабы сравнить ее с кафедрой, выполненной незадолго до того в церкви Сан Джованни Эванджелиста неким немцем и получившей большое одобрение. Джованни же закончил свою кафедру в четыре года, разделив всю работу на пять историй из жизни Иисуса Христа и выполнив сверх того Страшный суд с величайшей тщательностью, на какую был способен, дабы догнать или даже превзойти кафедру в Орвието, в то время столь прославленную. Вокруг же названной кафедры над несущими ее колоннами он высек на архитраве, ибо ему казалось, как оно по возможности того времени поистине и было, что он выполнил работу большую и прекрасную, следующие стихи:

Hoc opus sculpsit Iohannes, qui res non egit inanes,

Nicoli natus… meliora beatus,

Quem genuit Pisa, doctum super omnia visa.

(Работу эту изваял Джованни, рожденный от Никкола, который пустых вещей не делал… в лучших местах блаженный. превыше всех ученых стоявший, порожденный Пизой.)

В то же время Джованни выполнил мраморную кропильню для святой воды в церкви Сан Джованни Эванджелиста того же города с тремя несущими ее фигурами – Умеренности, Благоразумия и Справедливости; работа эта, признанная тогда весьма красивой, была поставлена посреди названной церкви, как вещь исключительная. А перед отъездом из Пистойи, хотя работы тогда еще и не начинались, он сделал модель кампанилы Сан Якопо, главной церкви этого города, и на кампаниле, стоящей на площади Св. Иакова, рядом с церковью, значится дата: A.D. 1301. После этого, когда в Перудже умер папа Бенедикт XI, был вызван Джованни, который, приехав в Перуджу, воздвиг в старой церкви Сан Доменико братьев-проповедников мраморное надгробие для названного первосвященника, который, изображенный с натуры, покоится в первосвященническом облачении на саркофаге с двумя ангелами, несущими полог по сторонам, наверху же – Богоматерь среди двух рельефных святых, а вокруг всего надгробия много других резных украшений. Равным образом в новой церкви названных братьев-проповедников он выполнил надгробие перуджинца мессера Никколе Гвидалотто, епископа Реканати и основателя нового университета в Перудже. В этой новой церкви, заложенной ранее другими, он вывел, говорю, средний неф, заложенный им гораздо правильнее, чем остальная часть церкви, которая с одной стороны наклонилась и грозит обрушиться, ибо плохо подведен фундамент. И поистине, тому, кто начинает строить и выполнять важные вещи, надлежит всегда искать совета не у невежд, а у того, кто его самого лучше, дабы впоследствии, когда дело сделано, потерпев убыток, не раскаиваться и не стыдиться, что получил плохой совет, когда совет был особенно нужен.

Когда Джованни покончил с делами в Перудже, ему захотелось поехать в Рим, дабы поучиться на тех немногих античных вещах, которые там можно было увидеть, подобно тому, как это сделал его отец; однако осуществлению этого пожелания воспрепятствовали уважительные причины и главным образом слух о том, что папский двор недавно переехал в Авиньон. Когда же он возвратился в Пизу, попечитель Нелло ди Джованни Фалькони заказал ему большую кафедру собора, ту, что примыкает к хору справа, если идти к главному алтарю; он принялся за нее и начал много круглых фигур высотой в три локтя, для нее предназначенных, и постепенно придал ей ту форму, какую видим и ныне; частично она утверждена на названных фигурах, частично же на нескольких колоннах, несомых львами, по сторонам же ее он выполнил несколько историй из жизни Иисуса Христа. И поистине жаль, что при таких затратах, такой тщательности и таком труде не было соответствующего хорошего рисунка, не было ни законченности, ни изобретательности, ни изящества, ни хорошей манеры, какие были бы в наши времена в любом произведении, выполненном с меньшими затратами и трудами. Тем не менее у людей того времени, привыкших видеть лишь неуклюжейшие вещи, она должна была вызвать удивление немалое. Закончена была эта работа в 1320 году, что явствует из некоторых стихов, окружающих названную кафедру и гласящих:

Laudo Deum verum, per quem sunt optima rerum, Qui dedit has puras homini formare figuras; Hoc opus his annis Domini sculpsere Iohannis Arte manus sole quonadam, natique Nicole, Cursis undenis tercentum, milleque plenis и т.д. (Хвалю Бога истинного, через которого все лучшее в вещах, И который дал сотворить человеку чистые сии фигуры. Работу сию в свое время изваял Джованни, сын Никкола, Искусством рук своих в году 1320.)

И еще тринадцать других стихов, которые не выписываю, дабы не наскучить читателю и потому, что достаточно и этих для доказательства не только того, что названная кафедра выполнена рукой Джованни, но и того, что люди тех времен были во всех вещах таковы. Работы Джованни еще одна мраморная Богородица между св. Иоанном Крестителем и другим святым, которую можно видеть над главными дверями собора, стоящий же на коленях у ног Мадонны – это, как говорят, попечитель Пьеро Гамбакорти. Как бы то ни было, на основании, на котором стоит изображение богородицы, высечены следующие слова:

Sub Petri сига haec pia fuit sculpta figura;

Nicoli nato sculptore Iohanne vocato.

(Заботой Петра высечена сия благочестивая статуя

Призванным скульптором Джованни, сыном Никкола.)

Равным образом над боковыми дверями, что насупротив кампанилы, находится мраморная Богородица работы Джованни; с одной стороны от нее – коленопреклоненная женщина с двумя детьми, изображающая Пизу, а с другой – император Генрих. На основании, на котором стоит Богоматерь, – следующие слова: Ave, gratia plena, Dominus tecum (Радуйся, Благодатная, Господь с тобой.)и рядом:

Nobilis arte manus sculpsit Iohannes Pisanus

Sculpsit sub Burgundio Tadi benigno…

(Благородная в искусстве рука Джованни Пизанца

изваяла при благосклонном Бургундио Тади.),

а на основании под фигурой Пизы:

Virginis ancilla sum Pisa quieta sub ilia…

(Я – Пиза, служанка Девы, спокойна под нею)., а на основании статуи Генриха:

Imperat Henricus qui Christo tertur amicus (Император Генрих, почитающийся Христовым другом.).

В старой приходской церкви в округе Прато под алтарем главной капеллы уже много лет хранился пояс Богоматери, привезенный на родину Микеле из Прато по его возвращении из Святой земли в 1141 году и переданный им на хранение Уберто, настоятелю названного прихода, который поместил его, где сказано и где он всегда с большим благоговением хранился; и вот в 1312 году его попытался похитить некий человек из Прато, жизни весьма преступной, будто второй сер Чаппелетто, однако это было обнаружено, и он был казнен рукой правосудия, как святотатец. Взволнованные этим жители Прато постановили соорудить, дабы хранить названный пояс в большей безопасности, место крепкое и удобное; и потому они послали за Джованни, который был уже стариком, и по его указаниям в главной церкви была выстроена капелла, где и хранится ныне названный пояс Богоматери. А затем по его же проекту названная церковь была значительно расширена и снаружи инкрустирована белым и черным мрамором и подобным же образом кампанила, как это можно видеть и поныне.

В конце концов, в 1320 году, будучи уже глубоким стариком, Джованни умер. создав, помимо упомянутых, много других скульптурных и архитектурных работ. И поистине мы многим обязаны и ему, и Никкола, его отцу, ибо во времена, когда вовсе не было хорошего рисунка, они в этих потемках осветили светом немалым пути этих искусств, в коих для того времени были художниками поистине превосходны ми. Погребен был Джованни с почестями на Кампо Санто в одной гробнице с Никкола, отцом своим.

У Джованни было много учеников, процветавших после него, и в особенности сиенский скульптор и архитектор Лино, построивший в Пизанском соборе капеллу, где покоится тело св. Раньери, всю украшенную мраморами, а также купель с его именем в том же соборе.

И пусть не удивляется никто тому, что Никкола и Джованни создали столько произведений, ибо, помимо того, что жили они долго, они были в то время первыми мастерами в Европе, и ни одной существенной работы не предпринималось без их участия, что можно видеть по многочисленным, помимо приведенных, надписям. А так как по поводу двух этих скульпторов и архитекторов говорилось о памятниках Пизы, не умолчу и о том, что на лестнице, ведущей к Спедале Нуово, вокруг базы, на которой лежит лев, поддерживающий порфировую колонну с сосудом на ней, высечены следующие слова:

Се сосуд, дарованный Цезарем Императором Пизе, коим измерялась приносимая ему дань; воздвигнут на сей колонне и льве в дни Джованни Россо, попечителя попечительства Санта Мариа Маджоре в Пизе. A.D. MCCCXIII, марта Inditione secunda (Индикта второго.).

Оглавление