• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Огромнейшим преимуществом обладает тот, кто еще при жизни своего умершего учителя, стяжавшего себе своим редкостным талантом честь и славу в той или иной области, успел получить от него должное направление, ибо, без больших трудов следуя в какой-то степени по его стопам, он почти всегда достигает почетной цели, в то время как для того, чтобы достичь ее одному, ему понадобилось бы более продолжительное время и гораздо больше трудов. И это, не говоря о многих других, можно было увидеть и, как говорится, ощупать собственными руками на примере Пизано, или Пизанелло, веронского живописца.

После того как он провел много лет во Флоренции с Андреа дель Кастаньо, заканчивая после его смерти многие его работы, Пизанелло приобрел, пользуясь именем Андреа, такую известность, что папа Мартин V, посетивший Флоренцию, увез его с собой в Рим, где для церкви Сан Джованни Латерано заказал ему несколько фресок с историями, которые получились очень привлекательными и прекрасными, насколько это только возможно, потому что он весьма обильно применял в них некий сорт ультрамариновой лазури, полученной им от названного папы, такой красивой и такой яркой, что подобной ей еще никогда не бывало. А под ними несколько других историй написал, соревнуясь с ним, Джентиле из Фабриано, о чем упоминает Платина в жизнеописании названного первосвященника, рассказывая, что, когда в церкви Сан Джованни Латерано по его приказанию переделывали пол, а также потолок и крышу, Джентиле написал много вещей и между прочими фигурами, выполненными зеленой землей, между окнами – несколько пророков, которые почитаются лучшими по живописи во всей этой работе. Тот же Джентиле выполнил бесчисленное множество заказов в Марке и в особенности в Губбио, где и поныне можно видеть некоторые из них, а равным образом и по всему Урбинскому государству. Он работал в церкви Сан Джованни в Сиене, а во Флоренции в ризнице церкви Санта Тринита написал на доске историю волхвов, где изобразил самого себя с натуры. А в церкви Сан Никколо, что у ворот, ведущих в Сан Миньято, он написал для семейства Кваратези образ главного алтаря, который из всех виденных мною его работ мне, без всякого сомнения, кажется наилучшим, ибо помимо отлично написанной Богоматери и многочисленных святых, ее окружающих, пределла этого образа, заполненная историями из жития св. Николая, с малыми фигурами, написана так, что красивее и лучше быть не может. В Риме, в Санта Мариа Нуова, над гробницей кардинала Адимари, флорентинца и архиепископа Пизанского, что возле гробницы папы Григория IX, он написал в арочке Богоматерь с младенцем на руках между св. Бенедиктом и св. Иосифом; работа эта высоко ценилась божественным Микеланджело, который, говоря о Джентиле, обычно повторял, что в живописи рука его была подобна его имени. В Перудже он же выполнил очень красивый образ в Сан Доменико, а в Сант Агостино в Бари – Распятие, крест которого окружен тремя прекраснейшими поясными фигурами и который находится над дверями хора.

Возвратимся, однако, к Витторе Пизано. Когда в первый раз была напечатана эта наша книга, я не написал о нем ничего больше того, что рассказано выше, ибо я не имел еще о произведениях этого превосходного художника того представления и тех сведений, которые я получил с тех пор. Судя же по сообщениям преподобного и ученейшего отца фра Марко деи Медичи, веронца, из ордена проповедников, а также по рассказам Бьондо из Форли, который в своем описании Италии говорит и о Вероне, Пизанелло был по достоинству своему равен всем живописцам своего века, обширнейшим свидетельством чему могут служить помимо произведений, о которых рассказано выше, многие другие, находящиеся в Вероне (знатнейшем его отечестве), хотя часть их совершенно погублена временем. А так как особенно любил он изображать животных, то в церкви Санта Настазиа в Вероне, в капелле семейства Пеллерини, он и написал св. Евстахия, ласкающего собаку с каштановыми и белыми пятнами, которая, вскочив передними лапами на ногу названного святого, голову обернула назад, будто услышав шум, и делает это с такой живостью, что лучше не сделала бы в натуре. Под этой фигурой можно видеть подпись самого Пизано, который обычно называл себя когда Пизано, а когда и Пизанелло, в чем можно убедиться и по картинам, и по медалям его работы. После названной фигуры св. Евстахия, одной из лучших, созданных этим художником, и поистине прекраснейшей, он расписал всю наружную стену названной капеллы. С другой стороны находится св. Георгий в белых серебряных латах, как в то время его обычно изображали не только он, но и все другие живописцы. Св. Георгий этот, убив дракона, собирается вложить меч в ножны, и, подняв правую руку с мечом, конец которого уже в ножнах, он опустил левую, чтобы получилось большее расстояние и ему было легче вложить в ножны длинный меч; делает он это с таким изяществом и в столь прекрасной манере, что лучшего увидеть невозможно. И Микеле Санмикели, веронец, архитектор светлейшей венецианской Синьории и человек в сих изящных искусствах весьма сведущий, которого при жизни видели не раз, как он с восхищением рассматривал эти работы Витторе, что немногое можно увидеть такого, что было бы лучше св. Евстахия, собаки и вышеупомянутого св. Георгия. Над аркой же названной капеллы изображено, как св. Георгий, убив дракона, освобождает королевскую дочь, которую мы видим около святого в длинном одеянии по обычаю тех времен; в этой части чудесна фигура и самого св. Георгия, который, одетый в латы, как было описано выше, и, собираясь снова сесть на лошадь, стоит, обернувшись всем телом и лицом к зрителю, вложив одну ногу в стремя, левую же руку положив на седло, и мы почти видим движение, с каким он вскочит на лошадь, которая повернулась к зрителю крупом и прекрасно вся видна на малом пространстве, так как она изображена в ракурсе. Одним словом, невозможно не испытывать безграничного удивления, более того, потрясения, смотря на эту вещь, написанную с исключительным знанием рисунка, изяществом и вкусом. Тот же Пизано написал в Сан Фермо Маджоре в Вероне, в церкви братьев-францисканцев конвентуалов в капелле Бренцони по левую руку, как войдешь в названную церковь через главные двери, над гробницей со скульптурным Вознесением Господним, по тем временам очень красивым, написал, говорю я, для украшения этого произведения Деву, благовествуемую ангелом; обе эти фигуры, тронутые золотом, как это было принято в те времена, отменно прекрасны, равно как и разные здания, очень хорошо построенные, а также всякие зверушки и птицы, рассеянные по всей картине и такие естественные и живые, как только можно вообразить.

Тот же Витторе выполнил на литых медалях бесчисленное множество портретов государей своего времени и других, с которых впоследствии было сделано много живописных портретов. И монсиньор Джовио в письме, написанном им по-итальянски синьору герцогу Козимо и напечатанном вместе со многими другими его письмами, говорит, повествуя о Витторе Пизано, следующее: «Он был также выдающимся мастером в барельефных работах, почитающихся художниками наитруднейшими, ибо они занимают посредствующее место между плоскими живописными работами и круглыми статуями. И вот мы видим множество весьма прославленных медалей его работы с портретами великих государей, выполненными более крупно, если взять за мерку лошадь, закованную в латы, изображенную на оборотной стороне медали, которую мне прислал Гвиди. Из таковых у меня есть медаль великого короля Альфонса в длинной прическе и с капитанским шлемом на оборотной стороне; медаль папы Мартина с гербом дома Колонна на оборотной стороне; медаль султана Магомета, взявшего Константинополь, а на обороте – он сам на коне в турецком одеянии и с бичом в руке; медаль Сиджизмондо Малатесты с мадонной Изоттой из Римини на обороте и, наконец, полученная от Гвиди медаль Никколе Пиччинино в овальном берете на голове и с названной выше оборотной стороной, которую я посылаю обратно. Кроме того, есть у меня еще прекраснейшая медаль Иоанна Палеолога, константинопольского императора, в том чудном головном уборе в греческом духе, какие обычно носили императоры; сделана же она была этим Пизано во Флоренции во время собора папы Евгения, на котором присутствовал и вышеупомянутый император, а на оборотной стороне у нее крест Христов, поддерживаемый двумя дланями, то есть латинской и греческой». На этом кончаются слова Джовио. А еще он изобразил на медалях Филиппо деи Медичи, архиепископа Пизанского, Браччо да Монтано, Джован Галеаццо Висконти, Карло Малатесу, синьора Римини, Джованни Караччоло, великого сенешаля неаполитанского, Борсо и Эрколе д'Эсте и многих других синьоров и мужей, отличившихся в военном деле и в науках. Благодаря славе своей и известности в этом искусстве он заслужил прославление величайшими мужами и редкостными писателями. В самом деле, помимо того что, как уже говорилось, написал о нем Бьондо, он получил большую похвалу в латинской поэме Гверино Старшего, его земляка и величайшего ученого и писателя тех времен. О поэме этой, которая по его прозвищу была озаглавлена «Пизано дель Гверино», с уважением упоминает тот же Бьондо. Прославлен он был и Строцци Старшим, то есть Титом Веспасианом, отцом другого Строцци; оба они были редкостнейшими латинскими поэтами, отец же почтил память Витторе Пизано прекраснейшей эпиграммой, напечатанной вместе с другими. Таковы плоды, приносимые доблестной жизнью.

Кое-кто рассказывает, что, когда Пизано, будучи еще юношей, обучался искусству во Флоренции, он написал в старой церкви дель Темпио, которая была там, где теперь старая цитадель, истории того паломника, которому, когда он шел к св. Иакову Галисийскому, дочь хозяина гостиницы положила в котомку серебряную чашу, дабы его наказали как вора; но ему помог св. Иаков и довел его до дому невредимым. Работой этой Пизано доказал, что из него получится, что, впрочем, и случилось, отличный живописец.

В конце концов Пизанелло отошел к лучшей жизни в возрасте весьма преклонном. А с Джентиле, выполнившим много работ в Читга ди Кастелло, случилось так, что ничего хорошего он больше не сделал, так как был разбит параличом. Наконец, дожив до восьмидесяти лет, он умер от старости. Портрета Пизано я не мог найти нигде. Рисовали оба эти живописца очень хорошо, о чем можно судить по нашей Книге.