• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Благородство искусства живописи обладает такой силой, что многие благородные мужи отказывались от того ремесла, которое сулило им величайшее богатство, и, влекомые склонностью, против воли родителей последовали своему естественному стремлению, посвятив себя живописи или скульптуре, или же иному подобному занятию. И, говоря по правде, тот, кто, ценя богатства не выше должного, ставит доблесть конечной целью всех своих действий, обретает иные сокровища, чем серебро и золото, и, более того, никогда не робеет перед всем тем, что в любое время может лишить его земных благ, которые люди по своей глупости ценят превыше должного.

Сознавая это, Алессо Бальдовинетти бросил по собственной воле торговлю, которой всегда занимались его родичи и в которой они честным трудом нажили себе состояние и жили как благородные граждане, и посвятил себя живописи; в ней он отличался тем, что великолепнейшим образом подражал природе, о чем можно судить по живописным работам, выполненным его рукой. Будучи еще мальчиком, он не иначе, как против воли отца, предпочитавшего, чтобы он занялся торговлей, посвятил себя рисованию и в короткое время сделал в этом такие успехи, что отец волей-неволей разрешил ему следовать влечению природы.

Первой работой, которую Алессо выполнил фреской, была капелла св. Джилия в церкви Санта Мариа Нуова, а именно наружный ее фасад, получивший в то время большое одобрение за то, что там, между прочим, была фигура св. Эгидия, почитавшаяся очень красивой. Кроме того, Алессо выполнил темперой главный образ, а фреской – капеллу св. Троицы для мессеров Герардо и Бонджанни Джанфильяцци, почтеннейших и состоятельных флорентийских граждан, написав там несколько историй из Ветхого Завета, которые он набросал по-сырому, завершил же по-сухому растерев краски на яичном желтке, смешанном с жидким лаком, разогретым на огне. Такая темпера, как он полагал, должна была защитить живопись от воды, однако она оказалась такой крепкой, что там, где она была наложена слишком густо, штукатурка во многих местах осыпалась, и, таким образом, думая, что он нашел редкостный и прекраснейший секрет, он обманулся в своих предположениях. Он много писал портретов с натуры: так, в названной капелле в истории царицы Савской, прибывшей к Соломону, чтобы внять его премудрости, он написал портреты великолепного Лоренцо деи Медичи, который был отцом папы Льва X, Лоренцо делла Вольпайя, превосходнейшего часового мастера и наилучшего астролога, того самого, который для названного Лоренцо деи Медичи сделал прекраснейшие часы, находящиеся ныне во дворце светлейшего герцога Козимо; в часах этих планеты беспрерывно движутся по своим орбитам; вещь это редкостная и сделана в этой манере впервые. В другой истории, что насупротив этой, Алессо написал портреты Луиджи Гвиччардини Старшего,

Луки Питти, Диотисальви Нерони, Джулиано деи Медичи, отца папы Климента VII, а возле каменного столба – Герардо Джанфильяцци Старшего и мессера Бонджанни, кавалера в голубом камзоле с ожерельем на шее, а также Якопо и Джованни из того же семейства. Рядом с ними – Филиппо Строцци Старший и астролог из Поццо мессер Паоло Тосканелли. На своде он изобразил четырех патриархов, а на образе, написанном на дереве, – Троицу и св. Иоанна Гвальберта, коленопреклоненного вместе с другими святыми. Все эти портреты очень легко узнать, судя по их сходству с гипсовыми или живописными портретами тех людей, которые можно увидеть главным образом в домах их потомков. На эту работу Алессо употребил много времени, так как был весьма терпеливым и любил выполнять свои работы вольготно и с удобством. Рисовал он очень хорошо, о чем можно судить в нашей книге по мулу, нарисованному с натуры, где завитки шерсти по всему телу изображены с большим терпением и с отменным изяществом. В работах своих Алессо был весьма прилежным и старался воспроизвести все мелочи, какие умеет создавать мать-природа. Манерой он обладал несколько сухой и жестковатой, в особенности в изображении тканей.

Он очень любил писать пейзажи, изображая их с натуры точь-в-точь как они есть в действительности. Поэтому на картинах его мы видим реки, мосты, камни, травы, плоды, дороги, поля, города, замки, песчаные отмели и бесчисленное множество подобных вещей. Во флорентийской Нунциате во дворе, позади как раз той стены, где изображено Благовещение, он писал историю по-сырому и прошелся по ней посуху, изобразив в ней Рождество Христово с такими тщательностью и старанием, что на навесе, который там изображен, можно было бы пересчитать стебли и узелки соломы. Там же он воспроизвел в развалинах дома камни, заплесневевшие от дождя и потрескавшиеся и осыпавшиеся от мороза, с толстым корнем плюща, частично закрывающим стену, где следует обратить внимание на то, с каким великим терпением он одним оттенком зеленого цвета написал лицевую сторону листьев, а другим – оборотную, не больше и не меньше как в природе, и, кроме пастухов, изобразил змею или гадюку, ползущую по стене естественнейшим образом.

Говорят, что Алессо приложил большие усилия к тому, чтобы найти настоящий способ мозаики и что у него все не получалось ничего стоящего, до тех пор пока не попался ему некий немец, шедший в Рим за отпущением грехов, и будто бы, приютив его, он полностью узнал у него способ и правила, как это делать, так что после этого, смело принявшись за работу, он выполнил в Сан Джованни над бронзовыми дверями с внутренней стороны в арках несколько ангелов, которые держат голову Христа. Показав этой работой хорошую свою сноровку, он получил заказ от консулов купеческого цеха на обновление и очистку всего свода храма, который был расписан, как уже говорилось, Андреа Тафи; ибо во многих местах свод испортился и нуждался в восстановлении и починке. Алессо выполнил это с любовью и тщательностью, пользуясь при этом деревянными лесами, сооруженными для него Чеккой, который был лучшим архитектором того времени. Мозаичному мастерству у Алессо обучился Доменико Гирландайо, который позднее изобразил его рядом с собой в капелле Торнабуони в Санта Мариа Новелла на той истории, где Иоахим изгоняется из храма, в образе бритого старика с красным капюшоном на голове.

Прожил Алессо восемьдесят лет и, когда стал приближаться к старости, желая получить возможность со спокойной душой предаться занятиям своей профессией, Удалился, как это часто делают многие, в приют госпиталя Сан Паоло. А для того, возможно, чтобы его приняли там охотнее и обращались с ним лучше (а может быть, это вышло и случайно), он велел внести в свои комнаты в названном приюте большой сундук, делая вид, что там находится большая сумма денег; ибо он полагал, что таким образом заведующий и остальные служащие, знавшие, что он завещал приюту все, что останется после его смерти, ублаготворят его превыше всех на свете. Когда же Алессо умер, в сундуке оказались лишь рисунки, набросанные на бумаге, и книжечка с наставлениями, как приготовлять для мозаики камни, как замешивать гипс и как производить работы. И не удивительно, как говорят, что денег там не оказалось, так как он был человеком настолько добрым, что у него не было вещи, которую друзья его не могли бы считать своей. Учеником его был флорентинец Граффионе, который над дверью Воспитательного дома написал фреской Бога Отца с теми ангелами, которых и теперь там можно видеть. Говорят, что великолепный Лоренцо деи Медичи, беседуя однажды с Граффионе, который был человеком взбалмошным, сказал ему: «Хочу, чтобы мне сделали из мозаики и лепнины все внутренние ребра купола». На что Граффионе ответил: «У вас нет таких мастеров». На это Лоренцо возразил: «У нас денег столько, что мы их создадим». Граффионе тотчас же возразил: «Э, Лоренцо, не деньги делают мастеров, а мастера делают деньги». Был он человеком чудным и странным: у себя дома он никогда не ел за столом, который предназначался лишь для его картонов, и спал не в постели, а в сундуке, наполненном соломой, и без простынь.

Возвратимся, однако, к Алессо: завершил он свое искусство и свою жизнь в 1448 году и был своими родственниками и согражданами погребен с почестями.