• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Великое наслаждение испытываю подчас, когда, взглянув на первые шаги наших художников, вижу, как иной раз многие из них, поднявшись сразу, достигают вершин, в частности, в архитектуре, наукой, которой еще несколько лет тому назад занимались лишь резчики по дереву да люди хитроумные, которые кичились своим пониманием перспективы, не зная даже ни ее положений, ни ее первых начал.

Но ведь и вправду, в совершенстве усвоить архитектуру могут лишь те, кто обладает наиболее верным вкусом, хорошо владеет рисунком, или же те, кто много работал в живописи, скульптуре и резьбе по дереву, ибо тела фигур, изображаемых в этих искусствах, измерены архитектурой, а именно колоннами, карнизами, базами и всеми ее ордерами, созданными лишь для украшения этих фигур, а не для чего-либо другого. Потому-то резчики по дереву, постоянно их применяя, и становятся с течением времени архитекторами и подобным же образом и скульпторы, расставляя свои статуи и украшая гробницы и другие круглые вещи, начинают со временем это понимать, живописец же, пользуясь перспективой, воплощая свои разнообразные замыслы и строя изображения зданий, не может не составить плана этих построек, ведь нельзя же расставить на картине дома, лестницы и этажи, где размещаются фигуры, не вычертив предварительно все построение и всю архитектуру.

Так вот и Баччо, с юных лет отличавшийся в наборной работе, выполнил на спинках кресел для главной капеллы хора в церкви Санта Мариа Новелла великолепнейшие фигуры св. Иоанна Крестителя и св. Лаврентия. Резьбой он украсил обрамления той же капеллы и главного алтаря церкви Нунциаты, а также обрамление органа в церкви Санта Мариа Новелла, не говоря о бесчисленном множестве других заказов, как общественных, так и частных, у себя на родине, во Флоренции, откуда он уехал в Рим, где весьма прилежно занимался архитектурой, вернувшись же, соорудил к приезду папы Льва X в разных частях Флоренции деревянные триумфальные арки. Однако при всем этом он никогда не выходил из мастерской, где помимо многочисленных граждан подолгу просиживали лучшие и первейшие мастера нашего искусства и где поэтому велись, в особенности в зимнюю пору, прекраснейшие беседы и важные споры. Первым среди них был Рафаэль Урбинский, тогда еще юноша, затем Андреа Сансовино, Филиппино, Майано, Кронака, Антонио и Джулиано Сангалло, Граначчи, а иной раз, правда не часто, и Микеланджело, а также многие флорентийские и иногородние молодые люди.

Итак, после того как Баччо таким способом приобщился архитектуре и кое в чем уже испробовал свои силы, он приобрел во Флоренции такую известность, что даже самые великолепные постройки, возводившиеся в его время, поручались ему и он ими руководил. Когда гонфалоньером был Пьеро Содерини, Баччо вместе с Кронакой и другими, как об этом рассказывалось выше, принимал участие в обсуждении Большой залы дворца и собственноручно украсил большой стол деревянной резьбой, нарисованной Филиппино по наброску фра Бартоломео. С ними же вместе он соорудил лестницу, ведущую в названную залу, с очень красивой каменной резьбой, а также колонны из мискио и мраморные двери залы, именуемой ныне залой Двухсот.

На площади Санта Тринита он выстроил дворец для Джованни Бартолини, богато украсив его внутри, а также сделал несколько проектов сада, принадлежавшего ему же, в Гвальфонде. А так как дворец этот был первой постройкой, где прямоугольные окна имели наличники с фронтоном, а двери имели колонны, несущие архитрав, фриз и карниз, флорентинцы начали все это так охаивать и словами, и сонетами, и тем, что навешивали на фасад гирлянды из веток, какие вешают в праздники на церкви, говоря, что фасад этот имеет вид скорее церковного, чем дворцового, что Баччо чуть в уме не повредился; тем не менее, поняв, что он подражает доброй архитектуре и что постройка его удалась, он успокоился. Правда, карниз, венчающий весь дворец, получился великоватым, как об этом говорилось в другом месте, все же всю постройку в целом всегда очень хвалили.

Для Ланфредино Ланфредини под его руководством был построен дом на набережной Арно, между мостами Санта Тринита и Каррайя, а на площади Моцци он начал, но не закончил дом семейства Нази, выходящий на песчаный берег Арно. Построил он также признанный красивым и очень удобным дом Таддеи для Таддео из этого семейства. Он представил Пьерфранческо Боргерини проекты дома, который и был выстроен в предместье Санто Апостоло и украшен под его руководством прекраснейшими, дорого стоящими дверными наличниками и каминами, а особым украшением одной из комнат были сундуки орехового дерева с резными путтами, выполненными весьма тщательно; исполнить эту работу теперь с таким совершенством, с каким он ее выполнил, было бы невозможно. Ему же он составил проект виллы, которая под его руководством была выстроена на холме Беллосгуардо и которая отличалась красотой и большим удобством и бесконечно дорого стоила. Для Джованмарии Бенинтенди он сделал вестибюль и окружил его редкостным по красоте обрамлением для историй, написанных выдающимися мастерами. Он же сделал модель церкви Сан Джузеппе, около госпиталя Сант Онофрио, где им был сооружен портал, который был последней его работой.

Он руководил строительством колокольни флорентийской церкви Санто Спирито, оставшейся недостроенной, ныне же она, по повелению герцога Козимо, завершается по тому же проекту Баччо. Им же построена и колокольня церкви Сан Миньято аль Монте, поврежденная, но так и не разрушенная полевой артиллерией и потому не менее прославившаяся отпором неприятелю, чем красотой и добротностью, с какими строил и завершил ее Баччо.

После этого Баччо, назначенный за свои добрые качества, а также потому, что граждане очень его любили, архитектором попечительства Санта Мариа дель Фьоре, представил рисунок галереи, окружающей купол, которую не успел выстроить застигнутый смертью Пиппо Брунеллеско, и хотя рисунки были им сделаны, они по нерадивости служащих попечительства были испорчены и потеряны. Баччо же, выполнив рисунок и модель этой галереи, выстроил лишь ту ее часть, которая выходит на Канто деи Бискери. Однако Микеланджело Буонарроти, увидев, по возвращении из Рима, как при выполнении этой работы обрубались перевязи, которые преднамеренно выпустил наружу Филиппо Брунеллеско, поднял такой шум, что работы приостановились. Он говорил, что, по его мнению, Баччо сделал клетку для сверчков, что сооружение это, столь огромное, нуждается в чем-то более крупном, сделанном по другому проекту и с большими искусством и изяществом, которыми, как ему казалось, проект Баччо не обладал, и что он показал бы, как это нужно делать. Когда же сделал модель и Микеланджело, дело это долгое время обсуждалось многочисленными художниками и сведущими гражданами в присутствии кардинала Джулио деи Медичи, и в конце концов ни та, ни другая модель не была осуществлена. Проект Баччо порицали по многим причинам: не только потому, что он по размерам сам по себе был уж очень неудачен, но и потому, что казался очень мелким по сравнению с такой громадой, и по этим-то причинам галерея эта так никогда и не была закончена.

После этого Баччо занимался мощением пола в Санта Мариа дель Фьоре и другими своими постройками, которых было немало, так как особому его вниманию были поручены все главные монастыри и обители Флоренции и многочисленные дома граждан как в городе, так и за городом. В конце концов отошел он в 1543 году бодрым и в здравом уме к лучшей жизни, не дожив немного до восьмидесяти трех лет и оставив сыновей Джулиано, Филиппо и Доменико, коими был погребен в церкви Сан Лоренцо.

Все эти сыновья его занимались после Баччо резным и столярным искусством, а второй из них, Джулиано, с наибольшим прилежанием занимался архитектурой при жизни отца и после его смерти. И потому, по милости герцога Козимо, он унаследовал место отца в попечительстве Санта Мариа дель Фьоре и продолжал начатое не только в этом храме, но и на всех других постройках, не завершенных из-за его смерти.

А так как в это время мессер Бальдассаре Турини из Пешии собирался в главной церкви города, попечителем которой он был, поместить образ, собственноручно написанный Рафаэлем Урбинским, и сделать для него каменное обрамление, более того, целую капеллу с гробницей, все же по собственным рисункам и моделям это осуществил Джулиано, который снабдил его дом в Пешии многими прекрасными и полезными удобствами. За Флоренцией, в Монтуги, он же построил для мессера Франческо Кампана, бывшего первого секретаря герцога Алессандро, а затем герцога Козимо деи Медичи, домик возле церкви, небольшой, но настолько нарядный и расположенный так прекрасно, что, поскольку он стоит на возвышенном месте, из него можно любоваться всем городом Флоренцией и окрестной равниной. Был построен и в Колле, на родине того же Кампаны, удобнейший и красивый дом по проекту названного Джулиано, начавшего вскоре после этого для мессера Уголино Грифони, монсиньора Альтопашо, дворец в Сан Миньято аль Тедеско, получившийся великолепным, а сэру Джованни Конти, одному из секретарей названного синьора герцога Козимо, он прекрасно и удобно отделал, богато его украсив, дом во Флоренции, но, по правде сказать, устроив два лежачих окна, выходящих на улицу, Джулиано отступил от обычной своей манеры, настолько перегрузив их выступами, консольками и раскреповками, что в них больше от немецкой манеры, чем от истинной и доброй, будь она древней или новой. Ведь, говоря по правде, архитектуру следует создавать мужественной, крепкой и простой, а затем обогащать ее изяществом рисунка и разнообразием композиционных тем так, чтобы ни строй архитектуры, ни понимающий глаз не страдали от недостатка или от избытка.

Между тем, когда Баччо Бандинелли возвратился из Рима, где он закончил гробницы Льва и Климента, он убедил синьора герцога Козимо, который был тогда юношей, отделать в большой зале герцогского дворца торцовую стену многочисленными колоннами и нишами с рядом богатых мраморных статуй так, чтобы стена эта выходила на площадь окнами из мрамора и мачиньо. После того как герцог решил это сделать, Бандинелли приступил к проекту. Однако, так как он обнаружил, как об этом говорилось в жизнеописании Кронаки, что названная зала не была прямоугольная, и так как архитектурой он никогда не занимался, то он считал это искусство малозначащим и с удивлением подсмеивался над своими заказчиками, но, увидев трудности этой работы, принужден был поделиться своим проектом с Джулиано и просить его, чтобы он как архитектор руководил этой работой.

И вот, собрав всех каменотесов и резчиков, какие работали на строительстве собора Санта Мариа дель Фьоре, приступили к отделке залы, и Бандинелли, посоветовавшись с Джулиано, решил сохранить ее неправильную форму, частично следуя существующему направлению стен, почему и пришлось ему все камни отесывать косо, обрабатывая их с большим трудом при помощи пифферелло, представляющего собою инструмент с непрямыми углами, вследствие чего вся работа получилась настолько нескладной, что, как об этом будет рассказано в жизнеописании Бандинелли, трудно было привести ее в вид, соответствующий остальному. И этого не случилось бы, если бы Бандинелли владел архитектурой так, как он владел скульптурой, не говоря уже о том, что большие ниши, находящиеся на тех заворотах, где торцовая стена переходит в продольные, получились приземистыми, и эта средняя ниша тоже оказалась не без изъяна, как об этом будет сказано в жизнеописании названного Бандинелли. Постройка эта после десятилетней работы была отложена, и так продолжалось некоторое время. Надо сказать правду, что камни и колонны из пещерного камня, как из мрамора, были обтесаны каменщиками и резчиками под присмотром Джулиано с величайшей тщательностью, а после этого были поставлены на место так отменно, что более ровных и до одного выверенных швов увидеть невозможно. За такую работу можно прославить Джулиано, как мастера превосходнейшего, а закончена была она, как будет рассказано на своем месте, через пять месяцев с добавлением аретинца Джорджо Вазари. Джулиано же между тем не покидал мастерской, выполняя вместе с братьями многочисленные работы по теске камней и резьбе, и всячески продвигал мощение пола в соборе Санта Мариа дель Фьоре, где он оставался производителем работ и архитектором. Потому-то к нему и обратился упомянутый Бандинелли с просьбой набросать планы и сделать деревянные модели для некиих фигурных фантазий и других украшений, которыми должно было завершиться мраморное убранство главного алтаря названного собора Санта Мариа дель Фьоре. Джулиано сделал это охотно, так как был человеком покладистым и дельным и любил архитектуру в такой же степени, в какой Бандинелли ею пренебрегал, к тому же привлекали его и посулы почестей и пользы, щедро раздававшиеся этим самым Бандинелли.

Итак, Джулиано, приступив к работе над моделью, сделал ее очень похожей на то, что в общих чертах задумал Бандинелли, разве что побогаче, удвоив колоннами верхнюю арку, и довел ее до конца. Когда же Бандинелли вместе со многими рисунками представил ее герцогу Козимо светлейшее его превосходительство с царственным величием постановил сделать не только алтарь, но и мраморную отделку вокруг хора, следуя его первоначальным восьмигранным очертаниям, и со всеми теми богатыми украшениями, которые впоследствии были выполнены в соответствии с величием и великолепием этого храма. Поэтому Джулиано при участии Бандинелли начал отделывать этот хор, не изменив в нем ничего, кроме главного входа, который расположен насупротив названного алтаря и который ему хотелось сделать точно таким же, как самый алтарь, и с такими же аркой и украшениями. Равным образом сделал он еще две подобные же арки, которые вместе с алтарем и входом образуют крест и предназначены для двух возвышений, служивших, как и в прежнем хоре, для музыки и других надобностей хора и алтаря. В этом хоре Джулиано кругом по всем сторонам восьмигранника поставил ионический ордер, а в каждом углу по сломанному пополам пилястру и еще по одному на каждой грани. А так как самый пилястр по мере приближения к своему излому на середине сокращался, то с внутренней стороны он был весьма узким и согнутым, а с наружных сторон – острым и широким. Выдумку эту люди рассудительные не весьма одобряли и красивой не считали: в самом деле, в произведении, столь дорого стоившем и вместе столь знаменитом, следовало Бандинелли, пусть не ценил и не понимал он архитектуру, пригласить из живших тогда мастеров того, кто мог бы и сумел бы сделать лучше. Что же касается Джулиано, то он заслуживает в этом снисхождения, ибо сделал, как умел, и этого было уже немало, хотя более чем очевидно, что, если кто не владеет рисунком и не способен к самостоятельным широким замыслам, тому в больших архитектурных композициях всегда будет не хватать изящества, совершенства и понимания.

Для Филиппо Строцци Джулиано сделал ложе из ореха, находящееся ныне в Читта ди Кастелло, в доме наследников синьора Алессандро Вителли, а также весьма богатое и красивое обрамление для образа, написанного Джорджо Вазари для главного алтаря аббатства камальдульцев в Казентино, по рисунку названного Джорджо, а в церкви Санто Агостино в Монте Сансовино он сделал еще одну резную раму для большого образа, написанного тем же Джорджо. В Равенне, в аббатстве Класси монахов-камальдульцев, для другого образа, написанного рукой Вазари, тот же Джулиано выполнил еще одну красивую раму, а для монахов аббатства Сант Фьоре в Ареццо он в трапезной сделал обрамления картин, которые написаны там рукой названного аретинца Джорджо. В Епископстве того же города он, опять-таки по рисунку Джорджо, сделал за главным алтарем хор из орехового дерева, куда алтарь должен был быть передвинут, и, наконец, незадолго до смерти сделал над главным алтарем церкви Нунциаты прекрасный и роскошнейший киворий и двух деревянных ангелов в круглом рельефе, стоящих по обе его стороны. И это было последнее созданное им произведение, так как он отошел к лучшей жизни в 1555 году.

Не менее рассудителен был Доменико, брат названного Джулиано, ибо, помимо того что он гораздо лучше резал по дереву, он был также весьма изобретателен в архитектуре, как о том можно судить по дому, который по его проекту выстроил Бастиано из Монтагуто на Виа деи Серви и в котором находится также много деревянных предметов, выполненных рукой Доменико. Он же на Пьяцца деи Моцци обработал для Агостино дель Неро углы его дома и построил великолепнейшую террасу в тех домах семейства Нази, которые были начаты его отцом Баччо, и если бы он так рано не умер, он, как полагают, далеко превзошел бы и своего отца, и своего брата Джулиано.