ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АНДРЕА ИЗ МОНТЕ САНСОВИНО СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА

Хотя Андреа, сын Доменико Контуччи из Монте Сансовино, и родился от очень бедного отца, обрабатывавшего землю и предназначавшего сына пасти стадо, он тем не менее отличался замыслами столь высокими, талантом столь редким и умом в своей работе и в рассуждениях о трудностях перспективы и архитектуры столь живым, что не было в его время разума лучшего, более тонкого и редкостного, который мог бы, как он, рассеять и прояснить самые большие сомнения, за что он всеми понимающими людьми по заслугам почитался в свое время человеком в названных занятиях исключительнейшим.

Родился Андреа, как говорят, в 1460 году и в детстве пас стадо и, как это рассказывают и о Джотто, рисовал по целым дням на песке, а летом лепил из глины какую-нибудь скотину из тех, что он сторожил. И вот случилось так, что в один прекрасный день, там, где он пас свою скотину, проходил один флорентийский гражданин и, говорят, что это был Симоне Веспуччи, который был тогда в Монте подестой. Он увидел мальчика, который весь был поглощен тем, что не то рисовал, не то лепил что-то из глины, подозвал его к себе и, поняв наклонности мальчика и узнав, чьим он был сыном, выпросил его у Доменико Контуччи, охотно на это согласившегося, и обещал ему, что заставит мальчика учиться рисовать, чтобы посмотреть, чего могут достичь его природные склонности, поощряемые постоянным учением. Симоне, по возвращении во Флоренцию, отдал его в обучение Антонио Поллайоло, у которого Андреа научился столькому, что по прошествии нескольких лет стал превосходнейшим мастером. В доме названного Симоне, что у Понте Веккио, и теперь еще можно видеть бичуемого у столба Христа, выполненного им в те времена на картоне с большой тщательностью, а кроме того и две чудесные головы из терракоты, изображающие по древним медалям императоров, – одна Нерона, другая Гальбу, головы эти служили украшением камина, но Гальба находится теперь в Ареццо в доме Джорджо Вазари. После этого, все же во Флоренции, он сделал терракотовую плитку для церкви Санта Агата в Монте Сансовино со св. Лаврентием и несколькими другими святыми, а также с мелкими отлично выполненными историями, и вскоре после этого сделал и другую, ей подобную, с очень красивым Успением Богоматери и со святыми Агатой, Лючией и Ромуальдом; плиту эту позднее делла Роббиа покрыли глазурью. Продолжая заниматься скульптурой, он в юности своей сделал для Симоне Поллайоло, иначе Кронаки, две капители пилястров для ризницы церкви Санто Спирито, которыми приобрел широчайшую известность, почему ему и было поручено выстроить проход между названной ризницей и церковью, а именно, он создал там из мачиньо композицию коринфского ордера с двенадцатью круглыми колоннами, то есть по шесть с каждой стороны, а на колонны он положил архитрав, фриз и карниз и вывел цилиндрический свод целиком из того же камня, с украшенными резьбой кессонами; вещь эта новая, разнообразная и богатая, получила большое одобрение. Правда, что если бы названные членения свода вместе с карнизами, которые отделяют друг от друга квадратные круги, их украшающие, с более точным расчетом и с большей соразмерностью совпадали с осями колонн, произведение это было бы вполне совершенным во всех своих частях, да и сделать это было нетрудно. Однако, как я в свое время слышал от некоторых старых друзей Андреа, он говорил в свою защиту, что соблюдал в своде способ членений, принятый в римской Ротонде, где ребра, расходящиеся от среднего верхнего глазка, через который в храм проникает свет, образуют между собой постепенно сужающиеся рамы углублений для розеток, и такое же сужение происходит и с самими ребрами, почему они и не совпадают с осями колонн. К этому Андреа добавлял, что, если строитель храма Ротонды, наилучшим образом задуманного и самого соразмерного из всех существующих храмов, не учел этого в своде больших размеров и столь значительном, тем более можно было пренебречь этим, распределяя впадины меньшей величины. Однако многие художники и в особенности Микеланджело Буонарроти придерживались того мнения, что Ротонда выстроена тремя архитекторами, причем первый довел ее до конца карниза, что над колоннами, другой – вверх от этого карниза и до того места, где находятся окна более изящного ордера, так как действительно эта вторая часть отличается иной манерой от нижней части и как раз в ней членения свода и не соответствуют осям колонн; третий же, как полагают, выстроил знаменитый портик, произведение единственное в своем роде.

Принимая все это во внимание, мастера, занимающиеся этим искусством в наше время, не впадали бы в ошибки подобного рода, вынуждающие их позднее каяться, как каялся Андреа из Монте Сансовино.

Ему же после этой работы семейством Корбинелли была заказана капелла Святых Даров в той же церкви, и он выстроил ее с большой тщательностью, подражая в барельефах Донато и другим превосходным художникам и не щадя никаких сил, чтобы с честью справиться с работой, как он это действительно и сделал. В двух нишах с прекраснейшим табернаклем между ними он поставил двух святых, высотой чуть повыше локтя, а именно св. Иакова и св. Матфея, выполненных с такой живостью и так добротно, что видишь в них все хорошее и не найдешь ошибки; такова же круглая скульптура двух летящих ангелов, венчающих это произведение и облаченных в самые красивые одежды, какие только можно видеть, а посредине – маленький изящный обнаженный Христос. Там же в пределле и над табернаклем – несколько мелкофигурных историй, выполненных так хорошо, что и кончиком пера с трудом можно было бы сделать то, что Андреа сделал резцом. Но особенно поражает мастерство этого необыкновенного человека, если рассмотреть всю архитектуру этого произведения, которое, хотя оно и небольшое, но отделано и пригнано так, будто высечено из цельного камня. Немалой похвалы заслужило и большое мраморное Оплакивание Христа, выполненное им полурельефом на задней стенке алтаря, с плачущими Мадонной и Иоанном. И невозможно представить более прекрасное литье, чем на бронзовых решетках, отделанных мрамором и окружающих эту капеллу, бронзовые же канделябры украшены оленями, гербом или эмблемой Корбинелли. В общем в этой работе, на которую не жалели трудов, было предусмотрено все самое лучшее, что только можно было придумать. Благодаря этой и другим работам Андреа имя его стало широко известным, и португальский король обратился к старшему Лоренцо Медичи Великолепному (в садах которого Андреа, как уже говорилось, занимался изучением рисунка) с просьбой прислать его к нему. Отправленный Лоренцо, Андреа выполнил для короля много скульптурных и архитектурных работ и, в частности, прекраснейший дворец с четырьмя башнями и многочисленными другими постройками; одна часть дворца была расписана по рисунку и картонам Андреа, рисовавшего превосходно, в чем можно убедиться по нескольким листам в нашей Книге с его собственноручными рисунками, исполненными заостренным углем; наряду с другими листами, на которых с большим пониманием нарисованы всякие архитектурные произведения. Он сделал также для того же короля деревянный резной алтарь с несколькими пророками и, кроме того, из глины для перевода ее в мрамор прекраснейшую битву, изображающую войну этого короля с маврами, которых он в ней победил, и ни в одной работе Андреа не увидишь ничего более страшного и дикого, настолько в ней разнообразны движения и положения коней, настолько ужасны резня и мертвецы и настолько стремительна ярость солдат в рукопашном бою. Он выполнил там же из мрамора редкостную фигуру св. Марка. Находясь у названного короля, Андреа, дабы угодить ему, принимал участие также в строительстве некоторых сооружений, необыкновенных и сложных по архитектуре, как это принято в той стране; книгу этих работ я видел когда-то в Мойте Сансовино у его наследников, которая, как говорят, находится ныне у мессера Джироламо Ломбардо, бывшего его ученика, заканчивавшего, как об этом будет рассказано, некоторые работы, начатые Андреа.

После того как он пробыл в Португалии девять лет, служба там ему надоела и ему захотелось повидать тосканских родных и друзей, почему он и решил, скопив хорошую сумму денег, с милостивого разрешения короля, возвратиться восвояси. Получив не без труда это разрешение, он вернулся во Флоренцию, оставив за себя тех, кто мог бы закончить незавершенные им работы.

Возвратившись во Флоренцию, он в 1300 году начал из мрамора св. Иоанна, крестящего Христа, фигуры которых должны были быть поставлены над дверями храма Сан Джованни, выходящими к Мизерикордии, но не закончил их потому, что он был вроде как вынужден поехать в Геную, где он изваял из мрамора две фигуры: Богоматери с младенцем и св. Иоанна, которые действительно достойны величайших похвал. А те, что во Флоренции, так и остались незаконченными и до сих пор еще хранятся в попечительстве названной церкви Сан Джованни.

После этого он был вызван в Рим папой Юлием II, который заказал ему две мраморные гробницы, поставленные в Санта Мариа дель Пополо, – одну для кардинала Асканио Сфорца, а другую для кардинала Реканати, ближайшего родственника папы. Произведения эти были выполнены Андреа с таким совершенством, что лучшего и пожелать невозможно – так они чисто отделаны, так красивы и изящны, что становится ясным, насколько в них соблюдены законы и границы искусства. Мы видим там и Умеренность с песочными часами в руке, признанную произведением божественным, да и в самом деле, она кажется вещью не современной, а древней и совершеннейшей, и хотя есть там и другие фигуры, ей подобные, она тем не менее превосходит их позой своей и своим изяществом, не говоря уже о том, что ничто не может быть красивее покрывала, которым она закутана и которое выполнено с таким изяществом, что смотришь на него, как на чудо. В церкви Сант Агостино в Риме, а именно на одном из столбов посреди церкви, он высек из мрамора св. Анну с Богоматерью и Христом на коленях величиной чуть меньше естественной; произведение это можно считать лучшим из современных, а в самом деле – не только в старой женщине видим мы живую и очень естественную радость, а в Мадонне божественную красоту, но фигура младенца Христа так хорошо сделана, что ни одна другая не сравнится с ней по красоте и законченности. И недаром в течение стольких лет на нее постоянно вешали сонеты и разные другие ученые сочинения, так что местные монахи собрали их в целую книжку, рассматривая которую, я дивился немало. И вполне понятно, почему люди так делали, ибо, глядя на это произведение, не нахвалишься.

И так как слава Андреа росла, то и Лев X, решив отделать мраморной скульптурой в церкви Санта Мариа в Лорето часовню Богоматери, начатую Браманте, приказал Андреа эту работу закончить. Наружное украшение этой часовни, начатой Браманте, состояло из четырех двойных угловых выступов, которые были украшены пилястрами с базами и резными капителями и которые стояли на богато покрытом резьбой цоколе высотой в два с половиной локтя; над этим цоколем между каждыми двумя упомянутыми пилястрами он сделал большую нишу для сидящей фигуры, а над каждой из них – малую нишу, которая, доходя до шейки капители этих пилястров, служила заполнением, равным высоте капители. На пилястры были положены архитрав, фриз и богато украшенный резьбой карниз, которые опоясывали кругом все четыре стены и были раскрепованы над всеми четырьмя угловыми выступами. Посредине каждой длинной стены (ибо длина этой часовни была больше ее ширины) он сделал два пролета, между которыми был такой же выступ, как и угловые, так что большая нижняя ниша и малая верхняя оказывались между двумя простенками в пять локтей каждый, в которых были две двери, то есть по одной двери с каждой стороны, входами в названную капеллу, над дверями же между малыми нишами оставалось пространство в пять локтей, предназначавшееся для историй из мрамора. Передняя стена была такой же, но без ниш посредине, и высота цоколя вместе с выступом образовывала алтарь, отвечавший пилястрам и нишам угловых выступов. На этой же стене средний выступ был той же ширины, что и боковые простенки, предназначавшиеся для помещения наверху и внизу историй, на той же высоте, что и по сторонам. Непосредственно над алтарем, как раз против алтаря, была бронзовая решетка, через которую можно было слушать мессу и видеть внутренность часовни с упомянутым алтарем Мадонны. Всего же, таким образом, были там свободные места и простенки для семи историй: одно пространство спереди над решеткой, по два на каждой длинной стене и два наверху, а именно за алтарем Мадонны, а сверх того восемь больших ниш и восемь малых и другие небольшие простенки для гербов и эмблем папы и церкви.

И вот, найдя часовню в таком состоянии, Андреа богато и красиво разместил в нижних простенках истории из жизни Мадонны. На одной из боковых стен он с одной стороны начал Рождество Богородицы, но довел его лишь до половины, поэтому впоследствии его закончил Баччо Бандинелли, с другой стороны он начал Обручение, но так как и оно осталось незавершенным, то после смерти Андреа его закончил так, как мы его и теперь видим, Рафаэль да Монтелупо. На передней стене он предполагал в двух небольших рамках по обе стороны бронзовой решетки изобразить: в одной – Посещение Марией Елизаветы, а в другой – Деву Марию и Иосифа, которые идут записываться; истории эти выполнил позднее еще юный тогда Франческо да Сангалло. На одном из больших простенков сделал архангела Гавриила, благовествующего Деве (уже в самой часовне, окруженной всеми этими мраморами), с такой неотразимой красотой, что лучшего и не увидишь: Дева, внимая этому приветствию, вся внимание, архангел же стоит на коленях и кажется, что он не мраморный, а живой и что из уст его слышатся слова: Ave Maria. Гавриила сопровождают еще два ангела, совершенно круглые и отделяющиеся от фона, один из которых идет рядом с архангелом, а другой словно летит. Еще два ангела стоят за каким-то строением и обработаны резцом так, что кажутся живыми и парящими в воздухе, а над облаком, также почти что отделяющимся от мрамора, многочисленные путты поддерживают Бога Отца, посылающего Святого Духа при помощи мраморного луча, который, исходя из него, обработан так, что также почти отделяется от мраморного фона и кажется совершенно естественным, равно как и голубь на нем, изображающий самого Святого Духа; и выразить невозможно, как прекрасна и какой тончайшей резьбой покрыта ваза с цветами, выполненная в этом произведении легкой рукой Андреа, который в перьях ангелов, в их волосах, в изяществе лиц и одеяний и вообще во всем остальном разметал столько сокровищ, что похвалить это божественное произведение вдосталь – невозможно. И поистине святейшее это место, которое было собственным домом и обиталищем Матери Сына Божия, не могло, по крайней мере на этом свете, украситься больше, красивее и богаче, чем архитектурой Браманте и скульптурой Андреа Сансовино, и если бы все там было из самых драгоценных восточных камней, почти ничего не стоило бы оно по сравнению с такими заслугами этих мастеров.

На эту вещь Андреа потратил так много времени, что даже как-то не верится, И не удивительно, что он не успел закончить других вещей, которые были им начаты, а именно кроме историй, упомянутых выше, он начал на одной из стен, сбоку, Рождество Иисуса Христа с пастухами и четырьмя поющими ангелами и отделал их так хорошо, что они кажутся совершенно живыми. Начатая же им история волхвов, расположенная выше, была впоследствии закончена его учеником Джироламо Ломбарди и другими. В заднем торце он задумал две большие истории, одну за другой: одна из них, а именно Успение Богоматери с апостолами, несущими ее к погребению, четырьмя парящими ангелами и многочисленными евреями, собирающимися похитить сие святейшее тело, была после смерти Андреа закончена скульптором Болонья. А под этой историей он распорядился, чтобы была изображена история чуда в Лорето и этой самой часовни, которая была комнатой Богоматери, где она родилась, выросла и получила благую весть от ангела, где она растила сына своего до его двенадцатилетнего возраста и где жила все время и после его смерти, и о том, как комната эта была в конце концов перенесена ангелами сначала в Далмацию, а потом в лес в области Реканати и, наконец, туда, где она ныне находится, хранимая в таком почете и постоянно посещаемая всеми христианскими народами, которые туда торжественно стекаются. История эта, говорю я, была выполнена из мрамора на этом фасаде по указаниям Андреа флорентийским скульптором Триболо, о чем будет рассказано на своем месте. Вчерне сделал Андреа и пророков, и нищих, но закончил лишь одного из них, остальные же были завершены позднее упоминавшимся Джироламо Ломбардо и другими скульпторами, как это будет видно по нижеследующим жизнеописаниям. Но то, что сделал там Андреа, принадлежит к лучшим и прекраснейшим скульптурным работам, когда-либо до того времени выполнявшимся. Равным образом продолжал Андреа строить дворец каноников этой церкви, в соответствии с распоряжениями Браманте, которому он был заказан папой Львом. Но так как и после Андреа он остался недостроенным, продолжал строительство при Клименте VII Антонио да Сангалло, а затем при его преподобии кардинале Карпи архитектор Джованни Боккалино вплоть до 1563 года. Во время работ Андреа в названной капелле Девы Марии строились и укрепления Лорето, и другие вещи, заслужившие больших похвал со стороны победоноснейшего Джованни Медичи, связанного тесной дружбой с Андреа, с которым тот впервые познакомился в Риме.

Работая в Лорето, Андреа четыре месяца в году пользовался отпуском и проводил время у себя на родине в Монте, занимаясь сельским хозяйством и наслаждаясь в то же время безмятежным отдыхом среди родных и друзей. Проживая таким образом в летнее время в Монте, он построил себе удобный дом и закупил много имущества, а для тамошних монахов Сант Агостино построил монастырский двор, очень хорошо задуманный, несмотря на малые размеры. Хотя он был и непрямоугольным и несоразмерным, так как монахи хотели перестроить его на старых стенах, Андреа, уменьшив его вдвое, сделал его прямоугольным, утолстив угловые столбы, благодаря чему вернул ему хорошие и правильные размеры. Для сообщества, названного именем св. Антония, при этом же монастыре он сделал проект красивейших дверей дорического ордера, а также алтарную преграду и кафедру для проповедника в той же церкви Сант Агостино. А также на спуске к источнику за воротами, ведущими к старой приходской церкви, на полпути он построил часовенку для братии, хотя они такого пожелания и не выражали.

В Ареццо он составил проект дома для мессера Пьетро, искуснейшего астролога, а для города Монтепульчано сделал из глины огромную фигуру царя Порсенны, вещь необыкновенную, но после того как я ее увидел в первый раз, я ее что-то больше не видел и опасаюсь, не приключилось ли с ней чего-либо дурного. А для одного немецкого священника он сделал из терракоты в естественную величину и очень красивого святого Роха, и священник этот поставил его в церкви в Баттифолле, что в округе Ареццо, и это была последняя его скульптура. Он составил также проект лестницы, ведущей к епископству в Ареццо, а для церкви Мадонны делле Лагриме, в том же городе, нарисовал прекраснейшие украшения, которые должны были высечь из мрамора, с четырьмя фигурами высотой в четыре локтя каждая, но далеко эта работа не продвинулась из-за кончины Андреа. Он умер, дожив до шестидесяти восьми лет, а так как он никогда не оставался праздным, то однажды в деревне стал перетаскивать с места на место какие-то бревна и простудился при этом и, так как горячка становилась все более тяжелой, несколько дней спустя скончался, а было это в 1529 году.

Смерть Андреа причинила горе и родине его, которую он почтил, и детям его как мужского, так и женского пола, получавшим от него и любовь, и пользу. Но не прошло много времени, как за ним, к великому ущербу для дома и к огорчению его друзей, ушел и Муцио Камилло, один из трех упоминавшихся выше сыновей, который начал обнаруживать прекраснейшее дарование, обучаясь изящной словесности.

Андреа был помимо своих занятий искусством лицом поистине весьма заметным, ибо в речах он проявлял благоразумие и обо всем рассуждал отменно. Во всех своих действиях был он предусмотрительным и благопристойным, очень любил ученых мужей и был прирожденнейшим философом. Он был весьма привержен к космографии и оставил своим близким разные рисунки и записи с вычислениями расстояний и определениями размеров. Роста он был не очень высокого, но прекраснейшего сложения и комплекции, волосы у него были длинные и мягкие, глаза светлые, нос орлиный, цвет лица белый и румяный, только язык немного заплетался.

Его учениками были упоминавшийся Джироламо, ломбардец, флорентинец Симоне Чоли, Доменико из Монте Сансовино, умерший вскоре после него, флорентинец Лионардо дель Тассо, сделавший в Санто Амброджо во Флоренции над его могилой деревянного св. Себастьяна и мраморную плиту для монахинь св. Клары. Его учеником был также флорентинец Якопо Сансовино, который получил имя от своего учителя и о котором подробно будет рассказано на своем месте.

И архитектура, и скульптура обязаны Андреа многим, ибо в одну он ввел много новых способов измерения и расчетов для подъема тяжестей, а также такую тщательность, какой раньше не проявляли, в другой же он довел мрамор до совершенства, обладая вкусом, тщательностью и опытом, достойными удивления.

Оглавление