• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Великая Моравия относилась к числу тех государств, которые, возникнув, быстро достигали больших размеров, пугали соседей своей мощью, а затем исчезали также внезапно, как появлялись. В 30-х годах IX века моравские племена были объединены под властью князя Моймира I, ставшего основателем династии Моймировичей. Будучи страной зависимой от Франкского государства, Моравия в течение полувека боролась за свою независимость. Одним из проявлений этой борьбы было приглашение князем Ростиславом, племянником Моймира I, в 863–864 годах в Моравию из Византии просветителей Константина Философа и его брата Мефодия и принятие христианства от греков. Моравия хотела заручиться поддержкой византийского императора и ввести у себя собственное, славянского богослужение. К 70-м годам IX века Моравия отвоевала свою независимость. Последним ярким князем из династии Моймировичей был племянник Ростислава — Святополк I (или Святоплук). При нем Моравия приступила к завоеваниям. К 894 году в Великую Моравию входили территории собственно Моравии, Чехии, Западной Словакии, сербские племена, силезские племена, висляне на территории Краковской земли и славяне Паннонии. Моравская держава включала фактически земли всех западных славян. В 894 году Святополк I умер, между его сыновьями Моймиром II и Святополком началась усобица, Моравия стала приходить в упадок, утрачивая территории, вновь перешли в наступление германцы. Наконец, переселившиеся на Дунай в конце IX века мадьяры-венгры овладели Паннонией, а в X веке нанесли удар по Моравии, после которого это государство прекратило свое существование.

Возвращаясь к вопросу об участии моравских христиан в христианизации Руси, следует признать это вполне возможным. В Древней Руси устойчиво сохранялась память об этой стране. Интерес к Моравии ярко проявился в Повести временных лет, в помещенном под 6406 годом «Сказании о переложении книг на славянский язык». Правда, история Великой Моравии рассматривается в ней почти исключительно в связи со знаменитой миссией братьев-просветителей IX века Кирилла и Мефодия. Ни о предшествующем периоде истории этой страны, ни о ее последующей судьбе, ни о ее гибели мы ничего не найдем в летописной статье, если, правда, не считать замечания о том, что «начали воевать венгры с греками», а затем «стали воевать против моравов и чехов». Интерес и уважение к деятельности братьев были настолько велики среди русов, что именно благодаря Древней Руси до нас дошла большая часть великоморавского письменного наследия, среди которого первое место несомненно занимают пространные, так называемые «паннонские», жития Кирилла и Мефодия. В настоящее время известно всего 48 списков житий Кирилла. Из них 39 — русские^{202}. Не исключено, что знаменитая летописная «Речь философа» с призывом креститься, обращенная к Владимиру Святому, возникла как произведение в Моравии, а затем была уже летописцами вложена в уста «философа»^{203}. Известны и другие примеры культурного и религиозного взаимодействия Моравии, Чехии и Руси.

В 1978 году в сборнике статей «Древняя Русь и славяне» С. С. Ширинский опубликовал небольшую статью «Археологические параллели к истории христианства на Руси и в Великой Моравии». С. С. Ширинский отметил, что в землях восточных славян в IX–X века, преимущественно в Среднем Поднепровье, в районе древнейших центров Руси — Киева и Чернигова — среди основной массы славянских языческих погребений, совершенных по обряду трупосожжения, появляются и захоронения-трупоположения. Известно, что основное требование христианских миссионеров к изменению погребального ритуала новообращенных христиан заключалось в отказе «для спасения души» от языческого обряда кремации. В основном изученные С. С. Ширинским могилы принадлежат знати, дружинникам. В этих захоронениях наблюдается удивительное смешение христианских и языческих обрядов. С одной стороны, это трупоположения, что является доказательством принадлежности покойного к христианам, тем более что рядом с костями найдены кресты-тельники и кресты-накладки. С другой стороны, для этих захоронений характерно наличие пышного погребального инвентаря, предметов, подчеркивающих «рыцарскую принадлежность» погребенных, а иногда и убитых женщин и рабов. Чаще всего в могильной яме или над ней встречаются следы ритуальных очистительных костров и отдельных костей животных — остатки стравы. Долгое время эти могилы считались норманнскими, однако это грубая натяжка. С. С. Ширинский, сделав целый ряд сопоставлений, пришел к выводу, что эти могилы полностью соответствуют захоронениям конца IX — начала X вв. в Великой Моравии^{204}. Б. А. Рыбаков, согласившись со многими выводами С. С. Ширинского, определил могилы киевщины и черниговщины как переходные от язычества к христианству и отнес их к первой половине X века, «до Игоря включительно, а может быть и несколько позже»^{205}. Перед нами — целая группа захоронений по моравскому образцу, возможно, мораван или русов, крещенных моравскими христианами.

Факты, свидетельствующие о переселении на Русь в первой половине X века моравских христиан, заставляют нас обратить внимание на сведения, содержащиеся в произведениях ряда западнославянских ученых XVI–XVIII веков, о некоем русском князе Олеге, родственнике киевской династии, обретавшемся в X веке в Моравии. Еще в 1593 году известный чешско-польский писатель Бартоломей Папроцкий в своем сочинении «Zrdcadlo slawneho Margkrabstwij Morawskeho» изложил краткую историю появления в Моравии русского родоначальника Жеротинов (одного из местных знатных родов) — сына Колги (вероятно, Олега) Святославича, племянника русских князей Ярополка и Владимира. Этот князь был отправлен в Чехию к местным князьям своим отцом, который опасался угроз «сурового тирана» Ярополка, желавшего убить и своего брата, и его сына. Ярополк действительно собственноручно убил Колгу, но затем и сам стал жертвой гнева брата Владимира. Между тем сын Колги, посланный отцом в Чехию с большим запасом золота и серебра, привязался к новой родине, отказался от титула князя и принял достоинство рыцаря. Этот рассказ несомненно отражает хорошо известную из Повести временных лет историю борьбы Святославичей в 70-х годах X века. Однако Б. Папроцкий, связывая это повествование с «анналами русскими и польскими», датировал происходившие события почему-то 861 (6370) годом.

Несколько иначе излагалась история русского беглеца в небольшом трактате по генеалогии рода Жеротинов — «De origine baronum a Zierotin», написанном Яном Амосом Коменским в 1618–1621 годах, когда он проживал в Моравии и был в числе приближенных одного из Жеротинов. Рукопись эта до нас не дошла, но содержащиеся в ней данные о Руси были использованы в вышедшем в свет в 1677 году труде моравского историка Томаша Пешины из Чехорода «Mars Moravicus». Согласно известиям Я. А. Коменского и Т. Пешины, беглеца из Руси звали Олегом (Olegus) и появился он не в Чехии, а в Моравии, и не 861 (6370) году, а в первой половине X века. Олег был племянником князя Ярополка, но Т. Пешина допускал, что он мог быть и братом Ольги, жены Ярополка (?), отца «Jori» (Игоря?).

Еще позднее Ян Стржедовский включил сходные с имеющимися у Я. А. Коменского и Т. Пешины известия в свою книгу «Sacra Moraviae Historia sive Vita SS. Cyrilli et Methudii» (1710). Любопытно, что Я. Стржедовский был уверен в том, что русский беглец Олег являлся сыном Вещего Олега и родственником Игоря. Отметим, правда, что среди трудов, которыми пользовался Я. Стржедовский, были «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна, посещавшего в начале XVI века Россию, в которых содержится рассказ о Вещем Олеге и Игоре, извлеченный из какой-то русской летописи. Поэтому мы можем допустить, что сообщение Я. Стржедовского о родстве Олегов — его предположение, весьма вероятное, но которое автору казалось историческим фактом, исходя из того, что и Игорь, и Олег Моравский жили в одно время.

Согласно информации Т. Пешины и Я. Стржедовского, беглец Олег бежал в Моравию в 936 году. Обстановка здесь была сложная. В 936 году чешский князь Вацлав был избран моравскими вельможами своим князем, но вскоре он был убит старшим братом Болеславом, правившим в это время в Чехии. Болеслав хотел нераздельно править обоими государствами — и Моравией, и Чехией. Но он просчитался. Германский король, позднее император, Оттон I «вооружил» в 939 году мораван против Болеслава. Знатнейшие мораване избрали, при поддержке Оттона I, своим правителем русского беглеца — князя Олега. В 940-х годах Олег вел упорную, но безуспешную борьбу с венграми, вторгшимися в это время в Моравию. Отметим, что история этой борьбы описана с применением точных дат и весьма последовательно. В этой борьбе Олег пользовался помощью и поляков, и родственников из Руси, с которыми он помирился. Борьба завершилась полным разгромом сил Олега и захватом венграми всей Моравии. После этого, согласно информации Т. Пешины, незадачливый моравский правитель перебрался в Польшу. Я. Стржедовский продолжает его историю сообщением, что в дальнейшем знатный беглец переехал на Русь, где был с почетом принят Ольгой, которая тогда правила в Киеве. Вместе с Олегом в Польшу и на Русь бежало множество христиан из Моравии, которые и способствовали распространению христианства в этих странах. Именно мораване основали на Руси христианскую общину, а Олег убедил Ольгу креститься. Умер князь на Руси в 967 году.

И Б. Папроцкий, и Я. А. Коменский, и Т. Пешина, и Я. Стржедовский связывали Олега Моравского с родом Жеротинов, а в генеалогических сочинениях никогда не обходится без домыслов. Но домыслом является скорее всего соединение Олега с Жеротинами, а само существование некоего русского князя Олега с вышеописанной сложной судьбой вполне вероятно. Отметим, что позднейшие генеалоги Жеротинов выводили их от Владимира Святого, что вовсе не свидетельствует о вымышленности этого князя.

По мнению изучавшего этот вопрос А. В. Флоровского, который относился поначалу к известиям об Олеге Моравском весьма скептически, но пазднее в целом не исключал возможности его существования, в основе сообщений западнославянских авторов лежали недошедшие до нас русские летописи, о чем сообщали сами эти авторы^{206}. Предположение о том, что в основе известий об Олеге Моравском лежит неизвестная нам хроника, причем самое позднее XV–XVI веков, заставляет относиться к ним как к возможному источнику, однако для того, чтобы делать на их основании какие-либо умозаключения, необходимо обратиться к анализу самих этих сообщений, с точки зрения их достоверности.

Нам кажется вполне вероятным, что в ряде не дошедших до нас хроник существовал сюжет о некоем русском князе-беглеце, покинувшем Русь, боясь расправы над собой. Как было сказано, на Руси были весьма распространены сказания о князьях и воеводах по имени Олег, из части которых был составлен летописный образ Вещего Олега. Вполне вероятно и то, что у Олега Святославича был сын, бежавший во время расправы над его отцом в Чехию. Однако если признать, что Б. Папроцкий и Я. А. Коменский, Т. Пешина, Я. Стржедовский говорят об одном и том же человеке, рассказ трех последних авторов, приурочивающий деятельность этого князя к первой половине X века, кажется нам более логичным, последовательным и более четко вписывающимся в общеевропейскую хронологию событий.

Первое, что бросается в глаза и вызывает удивление в рассказе об Олеге Моравском — это описание и время гибели Моравии. По весьма распространенной, а до недавнего времени и официально принятой в исторической науке версии Моравия была разгромлена и завоевана венграми примерно в 905–906 годах. Последнее якобы, подтверждается данными письменных источников. Так, немецкий автор Регинон Прюмский (умер в 915 году) в своей хронике кратко отметил под 894 годом, что после смерти князя Моравского Святополка его сыновья недолго управляли своей страной. Хроника эта обрывалась на 906 году. В уже неоднократно использованном нами труде Константина Багрянородного сообщается, что, умирая, правитель Моравии Святополк I разделил свою страну между тремя своими сыновьями, но «после смерти этого Сфендополка (Святополка. — А.К.), пробыв в мире один год, они (то есть сыновья. — А.К.) впали в раздоры и вражду между собою, затеяв междоусобную войну друг с другом. Турки («тюрки», то есть венгры. — А.К.), явившись, совершенно разгромили их и завладели их страною, в которой живут и ныне. Остатки населения расселились, перебежав к соседним народам, булгарам, туркам, хорватам и к прочим народам»^{207}. В других местах своего труда Константин Багрянородный кратко отмечает, что «турки» разгромили Моравию и поселились на ее землях. Козьма Пражский (XII век) в своей «Чешской хронике» отмечает следующее: «Святополк… умер. Королевством короткое время владели его сыновья. Однако их правление было менее счастливым. Часть королевства была захвачена венграми, часть восточными тевтонцами, часть совершенно опустошили поляки»^{208}. Из источников, таким образом, следует только, что после смерти Святополка Великая Моравия пришла, через короткое время, в упадок и была разгромлена своими соседями. Правда, в источниках есть некоторые расхождения. Если Константин Багрянородный называет только венгров (мадьяр) в качестве народа, разгромившего Моравию, то у Козьмы Пражского в разгроме Моравии участвовали и немцы, и венгры, и поляки.

Изображая постепенный упадок Моравии, историки выводили следующую последовательность событий: в 895 году, после смерти Святополка, от Моравии отпала Чехия, в 897 году — сербы, в 898 году вспыхнула междоусобная война между сыновьями Святополка. Кроме того, германцы совершали нападения на Моравию. Кажется все признаки упадка налицо. Остается только определить, желательно поточнее, дату падения моравской державы. Из косвенного свидетельства хроники Регинона Прюмского, указанного выше, делался вывод, что уже к 906 году Моравия пала. (Сразу отметим, что к 906 году, согласно хронике Регинона, пала династия Моймировичей, но не Моравия.) Кроме того, в 906 году венгры совершили набег в землю саксов. Поход этот мог быть совершен лишь через Моравию, что является еще одним, опять-таки косвенным, свидетельством того, что Моравия погибла до 906 года. До 904 года Моравия еще упоминается в источниках, а в 904 году венгры не могли совершить нападение на славян, так как в этом году немцы разорвали мирный договор с венграми, но ни о какой войне венгров с кем-либо под этим годом неизвестно. Остается период времени между 904 и 906 годами. Таким образом и появилась версия, что в 905 (максимум — в 906-м) году произошло покорение Моравии венграми.

Смущало лишь одно — факт падения Великой Моравии не отразился в источниках. Но, возможно, венгры напали столь стремительно и нанесли удар такой силы, что Моравия пала очень быстро, а соседи этого никак не отметили? Но для того, чтобы такая сильная держава пала так быстро, за один год, необходимо ее полнейшее ослабление в предшествующий разгрому период времени. А вот как раз этого ослабления и не было. Изложенная выше история «упадка» Великой Моравии, вслед за Константином Багрянородным, связывает его начало с усобицей между сыновьями Святополка, начавшейся после его смерти. Но на самом деле Святополк I умер в 894 году, а война между его сыновьями началась лишь в 898 году. Причинная связь, указанная Константином, между этой войной и падением Великоморавской державы, по-видимому, не имела места. Конфликт между братьями был скоротечным, и уже в следующем, 899 году Моймир II блокировал Святополка в одном из городов. Подоспевшие баварцы, союзники Святополка, выручили его из осады, но для продолжения борьбы у Святополка уже не было сил. Он бежал вместе с баварцами из страны. Источники сообщают, что те взяли Святополка с собой из «сострадания», настолько его дела в Моравии были плохи. Итак, конфликт между братьями разрешился быстро, изгнанием Святополка из страны, и не мог привести к ослаблению страны. Напротив, вся власть теперь сконцентрировалась в руках Моймира II.

Другими причинами «ослабления» Моравии обычно называют распад страны, в частности отпадение Чехии, и войны с немцами. Но дело в том, что основные территории Моравии все же остались в составе государства. Отпадение Чехии, которая всего за десять лет до этого вошла в состав Моравии, большой роли не сыграло. Что же касается войны с немцами, то в 901 году между Людовиком немецким и Моймиром был заключен оборонительный союз против венгров. С 901 по 907 год никаких столкновений между немцами и славянами на Дунае не было.

Итак, Моравию начала X века нельзя считать ослабленной настолько, чтобы она стала жертвой венгров после первого же их натиска. Более того, в хрониках встречаются известия о двух набегах венгров в 902 году на Моравию, причем в обоих случаях эти нападения были успешно отражены славянами. Следовательно, как бы ни были сильны венгры, Моравия в начале X века могла еще противостоять им и не позволила бы стереть себя с лица земли одним ударом. В Моравии было большое количество укрепленных городов, которые кочевники-мадьяры брали с большим трудом, чаще всего измором. Завоевание должно было затянуться.

Таким образом, версия о завоевании Моравии за один год не выдерживает критики. Длительная же война должна была бы отразиться в источниках, чего, как сказано выше, нет.

Одной из наиболее ярких страниц в истории Великой Моравии было принятие христианства. С 900 года в Рим из Моравии стала поступать значительная денежная сумма (так называемая «дань св. Петра»). В связи с этим папа поддержал и обновил моравскую церковь и подтвердил назначение архиепископа и трех подчиненных ему епископов. Любопытно, что эта церковная организация существовала еще около 910 года. Лишь примерно в 924–925 годах епископства пришли в упадок. Выплата «дани св. Петра» была возможна лишь при условии стабильности внутри Великой Моравии^{209}. Следовательно, до второй половины 20-х годов X века Моравия не была разрушена. Теперь предположение о гибели Моравии в 905–906 годах можно считать не только недоказанным, но и опровергнутым.

Падение Великой Моравии в результате похода венгров должно было оставить после себя следы: разрушенные города, передвижение населения подальше от вражеских орд. Однако данные, полученные венгерскими, чешскими и словацкими археологами, свидетельствуют о том, что как раз в то время, когда Моравия, по предположению историков, должна была прекратить свое существование, когда все в ней должно было быть разрушено, на самом деле переживала экономический расцвет. Именно на период с 875 по 950 год, по данным археологии, приходится расцвет моравских поселений. До 950 года не прекратилось использование ни одного могильника. Следовательно, до 950 года не происходило передвижения населения, поселения не испытывали потрясений. Только ряд крупных городов были разрушены и пришли в запустение. Это свидетельствует скорее о смутах внутри страны, нежели о вражеском вторжении. Исследования археологов показали, что до середины X века венгры не смогли занять Моравию. На восточных землях Великоморавской державы (территория современной Словакии) несомненно уже в первой половине X века появилось множество поселений венгров, но и здесь, хотя ход развития был нарушен, по-видимому, сильнее, чем в более западных областях, коренное население в основном осталось на местах. Убыль населения в Моравии наблюдается лишь во второй половине X века.

Выходит, история Олега Моравского, относящая время гибели Моравии к середине X века, подтверждается и материалами археологии.

Следует отметить, что труды Регинона Прюмского, Константина Багрянородного, Козьмы Пражского этим материалам не противоречат. Константин Багрянородный, например, не указывает, сколько времени прошло между войной Моймировичей и приходом «турок» (венгров). Нет оснований считать, что эти события следовали одно за другим. В своем труде император пишет, что «к туркам прилегают следующие народы. С западной стороны от них — Франгия (Восточно-Франкское королевство. — А.К.), с северной пачинакиты (печенеги. — А.К.), ас южной… Великая Моравия, то есть страна Сфендополка, которая совершенно уничтожена этими самыми турками и захвачена ими»^{210}. Из того, что Константин Багрянородный относит Великую Моравию к южным соседям венгров, а печенегов — к северным, следует, что он не знал достаточно хорошо, где находится Моравия. Иначе, как таким образом, нельзя объяснить эту путаницу в географии Западной Европы первой половины X века. Трактат «Об управлении империей» был написан в конце 40-х — начале 50-х годов X века. Из замечания Константина Багрянородного о том, что Моравия граничит с венграми, следует, что она еще не принадлежит им. Он противопоставляет Моравию и страну «турок» (венгров) в географическом отношении. Для него это еще две разные страны. Император пишет, что Моравия «совершенно уничтожена» венграми, как о событии, которое произошло в недавнем прошлом или происходит в настоящее время, то есть в 40–50-х годах X века. Регинон Прюмский и Козьма Пражский также не называют точной даты падения державы мораван.

Любопытно, что во всех трех источниках приход захватчиков (прежде всего, венгров) является не причиной, а следствием упадка Моймировской династии. Регинон, Константин и Козьма знали лишь, что сыновья Святополка короткое время после смерти отца владели государством. Но их власть могла пасть не только из-за прихода венгров, но и в результате мятежа местных князей.

Известно, что даже в период своего расцвета при Святополке I Моравская держава не была централизована и не имела единой системы управления. Святополк I управлял лишь собственно моравской территорией, на остальных же управление осуществляли местные князья, правда, подчинявшиеся Святополку I и выплачивавшие ему регулярную дань, а также, по его требованию, выставлявшие военные отряды. Да и на собственно моравской территории власть верховного князя была далеко не абсолютной. В Моравии насчитывалось более 40 городов, каждый из которых был своеобразным центром местной знати. Свои позиции эта знать во многом сохранила даже после завоевания территории Великой Моравии венграми. Таким образом, местная знать оказывала большое влияние на политику Моймировичей и вполне могла, на определенном этапе, предложить моравский престол чешскому князю Вячеславу (Вацлаву), как наиболее близкому соседу, а после его убийства выбрать верховным князем знатного беглеца из Руси. С другой стороны, возможно, что Олег Моравский был правителем не всей Моравии, а лишь одной из ее областей, достаточно упорно сопротивлявшейся венграм. Кстати, о слабости венгерской власти над Моравией, а следовательно, и о недолговечности венгерского владычества свидетельствует то, что в 955 году Моравия легко перешла под власть Чехии, после поражения венгров от германского императора Оттона I. История этого перехода также весьма любопытна. Конфликт чешского князя Болеслава и императора

Оттона I действительно имел место. Болеслав отказался платить ему дань и в течение 14 лет успешно отражал натиск Оттона I. Лишь в 950 году Оттон I с большим войском подошел к Праге и принудил Болеслава I признать германский патронат. Но в 955 году чешский князь Болеслав помог Оттону I в битве на реке Лехе под Аугсбургом разгромить венгров. В обмен на свою помощь Болеслав получил Моравию — исполнил свою давнюю мечту. Если бы венгры владели Моравией около 50 лет, то подобные территориальные изменения должны бы были сопровождаться более упорной борьбой.

Упомянутые выше данные археологии, свидетельствующие о массовых переселениях в первой половине X века христиан из Моравии на Русь, позволяют отнестись с большим вниманием к сведениям об Олеге Моравском, содержащимся в трудах Я. А. Коменского, Т. Пешины и Я. Стржедовского. Более того, эти сведения могут помочь нам разрешить загадку моравских захоронений на Руси. Правда, история об Олеге Моравском, русском князе середины X века, кажется уж слишком «оригинальной». Ведь в дошедших до нас русских летописях ничего о нем не говорится. Впрочем, так ли уж и ничего? Не случайно в известиях об Олеге, содержащихся в летописях, наблюдается некоторая путаница. По версии Повести временных лет, Олег — князь, родственник Рюрика, которому последний передал свою власть. Он умер в 6420 (912) году. По версии Новгородской первой летописи младшего извода, Олег — второе лицо в государстве после великого князя Игоря, его советник, опекун, но не князь, а воевода. В захвате Киева Игорь играет ведущую роль, а не Олег, в 6428 (920) году Игорь и Олег совершили совместный поход на греков, причем старшим предводителем был Игорь, а не Олег. Отметим, что, согласно Повести временных лет, первый поход Игоря на греков имел место в 6449 (941) году, когда Вещего Олега уже давно не было в живых. Лишь в 6430 (922) году, по версии Новгородской первой летописи младшего извода, Олег совершил свой поход на греков, да и то флот он формировал под руководством Игоря. Олег здесь действует гораздо позднее 912 года.

Мы объясняли расхождения в источниках по вопросу о статусе Олега тенденциозностью летописцев, часть которых всеми силами стремилась доказать, что кроме династии Рюриковичей никаких других «законных» князей на Руси не было. С другой стороны, разбирая путаницу в источниках по вопросу о могилах Олега, мы пришли к выводу о том, что летописный образ Вещего Олега «впитал» в себя образы нескольких героев. Одного из таких героев мы уже называли — это Хельгу «Кембриджского документа», воевавший вместе с Игорем против греков. Что же касается Повести временных лет и Новгородской первой летописи младшего извода, то в них под именем Вещего Олега действуют два совершенно разных персонажа — князь и воевода, жившие в разное время. В последнем, возможно, нашел свое отражение Олег Моравский, выполнявший при Ольге обязанности ближайшего помощника, фактически воеводы. В связи с тем, что Олег Моравский (один из прототипов Вещего Олега) вошел в правительство Ольги, в ряде поздних летописей появилась тенденция сближения образов Ольги и Олега Вещего, приписывания ей подвигов, которые совершил он. В частности, Ольге в них приписывается даже военный поход на Царьград. Стоит отметить, что в XII веке многие на Руси были твердо уверены в том, что такой поход имел место. Так, новгородский архиепископ Антоний, путешествовавший в Константинополь в конце XII века, видел в Софийской церкви золотое блюдо, подаренное Ольгой, во время посещения ею столицы Византии, и написал, говоря об этом, так: «и блюдо злато служебное Олгы русской, когда взяла дань ходивши ко Царюграду». Из этого следует, что народное воображение сближало мирное путешествие Ольги в Царьград с походами Олега и Игоря. Ученые отмечают и известное сходство в характерах Ольги и Олега^{211}. В ряде летописей Ольга называется родственницей или даже дочерью Вещего Олега. Именно Олег, по летописям, «привел» Ольгу в жены Игорю. Летописцы слышали об Олеге Моравском, современнике и помощнике Ольги, но, зная только одного Олега — Вещего, или сознательно умалчивая о других, приписывали ему или Ольге деяния князя середины X века.

В связи с известиями о родстве и соперничестве Игоря с Олегом Моравским, изгнанием последнего и возвращением его на Русь только при Ольге, после гибели Игоря, нельзя не вспомнить о еще одном любопытном предании, в котором сообщается, что Игоря Старого убил его двоюродный брат во время войны между ними^{212}. Кстати, то, что наряду со Свенельдом, ближайшим сподвижником Ольги, стал и другой противник Игоря — Олег Моравский — тоже свидетельствует о непростых отношениях родителей Святослава.

Известия об Олеге Моравском, возможно, служат подтверждением и того, что главенство в союзе русских князей не передавалось по наследству. Дело в том, что Я. Стржедовский считает, будто Игорь хотел расправиться с Олегом, чтобы народ не избрал его во имя великих заслуг отца (Вещего Олега?) главой Руси. Даже если мы признаем, что сообщение Я. Стржедовского о том, что Олег Моравский был сыном Вещего Олега, является всего лишь предположением автора, следует признать, что соперничество беглеца Олега и Игоря, неустойчивость положения Игоря в Киеве свидетельствуют о том, что киевский стол еще не был закреплен за одной династией.

Итак, известия об Олеге Моравском и том участии, с которым его встретила Ольга, позволяют предположить, что за крещением Ольги стояло стремление овладеть частью территории, принадлежавшей ранее Великой Моравии. Нам известны факты распространения в X веке влияния Киевской Руси на территории, ранее принадлежавшие Великой Моравии. Примером может служить земля славянского племени лендзян. В этой связи следует обратить внимание на гипотезу Н. К. Никольского, который, исследовав Повесть временных лет, пришел к выводу о том, что в основе «Сказания о переложении книг на славянский язык» лежит некая «Повесть о полянах-руси», представлявшая русов и мораван единым народом^{213}. Отнюдь не случайна и путаница в некоторых литературных памятниках XIV–XVII веков, в которых то Русь считается частью Моравии, то Моравия — частью Руси, а моравские князья называются русскими. Книжники, судя по всему, считали, конечно же ошибочно, моравские земли русскими.

Проблема моравского наследства несомненно должна была вызвать интерес у русских князей. Это была именно та задача, ради решения которой Ольга могла активизировать контакты Руси с христианскими странами Европы. Ради достижения такой цели русские князья-язычники могли поддержать и христианские увлечения Ольги.

Не случайно Ольга прибыла в Константинополь после того, как там приняли крещение конкуренты Руси в борьбе за Моравию — несколько венгерских князей. В 948 году в Константинополе был крещен Булчу — «третий архонт и карха Туркии». Об этом пишет Иоанн Скилица (вторая половина XI века), воспроизводя информацию утраченного сочинения, составленного, вероятно, в 985–986 годы: «И турки (венгры) не прекращали совершать набеги на ромеев (византийцев. — А.К.) и разорять ее, пока их вождь Вулосудис (переделанное на византийский манер имя Вулцсу (Булчу)), склонившись, по всей видимости, к христианской вере, не прибыл в Константинополь. При крещении его воспреемником был император Константин. Почтенный достоинством патрикия и ставший владельцем множества денег, (Булчу) возвратился домой. Немного позже и Дьюла, который также был князем турок (венгров), пришел в императорский город, крестился и был почтен такими же благодеяниями и почестями…»^{214}. Далее Скилица отмечает, что Гилас (переделанное — Дьюла) «увел с собой некоего известного своим благочестием монаха по имени Иерофей, которого Феофилакт (константинопольский патриарх в 933–956 годы) поставил епископом Туркии (Венгрии. — А.К.) и который, прибыв туда (в «Туркию»), многих привел из варварского заблуждения в христианство. Гилас остался в вере, он сам никогда не совершал набегов против ромеев и не забывал о захваченных христианах, выкупал их, заботился о них и освобождал их. А Вулосудис (Булчу), изменив союзу с богом, часто со всем народом выступал против ромеев. Когда он замыслил совершить то же самое против франков, то попал в плен, и их (франков) император Оттон посадил его на кол»^{215}.

То, что Ольга была крещена христианами из Моравии, объясняет и наличие в ее свите священника. Возможно, целью визита Ольги в Царьград было стремление заручиться поддержкой византийского императора в борьбе за моравское наследство. Разочарование в результатах визита, прорывающееся в рассказе Повести временных лет о том, как Ольга «переклюкала» (перехитрила) императора, свидетельствует о том, что русская княгиня не нашла понимания в Византии. В поисках союзников Ольга обратилась в конце 50-х годов X века к Оттону I. Это было не случайно. В 951–955 годах западноевропейские государи одержали решительные победы над войсками венгров и прекратили их набеги на запад. В 955 году Оттон I разгромил венгров при Лехе. Воспользовавшись этим, Константин Багрянородный в 957 году перестал выплачивать венграм ежегодную дань («дары»). Кстати, после поражения венгров при Лехе немцами и был казнен вышеупомянутый князь венгров Булчу. Именно Оттон I, как мы уже говорили, способствовал переходу Моравии, отнятой у венгров после этой победы, союзнику немцев чешскому князю Болеславу. Победа при Лехе способствовала росту авторитета Оттона I и получению им морального права именоваться императором. В этих условиях обращение к нему Ольги выглядит логичным. Однако поворот в сторону Германии оказался временным. Для Оттона I обращение русов было всего лишь способом давления на Константинополь, поэтому отправление на Русь епископа затянулось. За это время настроения в русской правящей верхушке изменились. Источники свидетельствуют о том, что Ольгу, прежде всего, волновала проблема русско-византийских отношений и Русь вновь заключила союз с Византией. Русские дружины участвовали в качестве вспомогательной военной силы в войнах Византии с арабами. Любопытно, что изгнание посланного Оттоном I Адальберта сообщения об Олеге Моравском связывают с конфликтом крещенных моравскими священниками русов с римским духовенством.

Факт переселения на Русь выходцев из Моравии, возможно, проясняет и еще один вопрос. Речь идет о проблеме происхождении прозвища самого знаменитого русского богатыря Ильи, известного как «Муромец».

Примечания:

² Пронштейн А. П. Методика исторического источниковедения. Ростов, 1976. С. 38.

²⁰ Марр Н. Я. Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси // Известия Государственной Академии истории материальной культуры. Л., 1928. Т. 3. С. 280.

²¹ Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М., 1993. С. 93–94.

²⁰² Великая Моравия: Ее историческое и культурное значение. М., 1985. С. 277.

²⁰³ Львов А. С. Исследование «Речи философа» // Памятники древнерусской письменности. М., 1968. С. 392–394.

²⁰⁴ Ширинский С. С. Археологические параллели к истории христианства на Руси и в Великой Моравии // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 204–205.

²⁰⁵ Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М., 1988. С. 394–395.

²⁰⁶ Флоровский А. В. Русское летописание и Я. А. Коменский // Летописи и хроники. 1973 г. М., 1974. С. 312–316.

²⁰⁷ Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991. С. 169.

²⁰⁸ Козьма Пражский. Чешская хроника. М., 1962. С. 57.

²⁰⁹ Великая Моравия: Ее историческое и культурное значение. М., 1985. С. 100.

²¹⁰ Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991. С. 53.

²¹¹ Халанский М. К истории поэтических сказаний об Олеге Вещем // Журнал Министерства народного просвещения. 1902. № 8. С. 291–303, 1903. № 11. С. 2–40.

²¹² Якушкин П. И. Сочинения. М., 1986. С. 114.

²¹³ Никольский Н. К. Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письмен ости и культуры: К вопросу о древнейшем русском летописании. Вып. 1. // Сборник по русскому языку и словесности. Л., 1930. Т. 2. Вып. 1.

²¹⁴ Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение Руси. М., 1988. С. 162.

²¹⁵ Там же. С. 164.