• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Болгария в X в. была великой державой, охватывала земли от Черного до Адриатического морей, от Молдавии до Албании и Македонии. Царь Симеон 30 лет воевал с Византией, и его государство только усиливалось от победы к победе. Но 30 лет «дружбы» с Византией привели Болгарию к полному развалу. Знать заразилась греческими влияниями. Дети аристократов учились в Константинополе, перенимали византийские моды, худшие столичные пороки, и считали себя «ромеями». Бояре продавались и изменяли. А царь Петр поддался на лесть Константинополя и вел себя, как послушный вассал императора. Но в Болгарии были и патриоты. Они видели, что страна катится к гибели. В противовес «византийской» партии сложилась «антивизантийская». А в результате Болгария разделилась на Восточную и Западную. В Западной с Петром больше не считались.

И вдруг иллюзии «братства» с греками оборвались. Когда император Никифор Фока вернулся из победоносного похода в Сирию, Петр прислал к нему посольство. Предлагал женить одного из своих сыновей, Бориса или Романа, на византийской царевне. Но Никифор о ситуации в Болгарии прекрасно знал, счел, что она в достаточной степени разложилась, а значит, пора с ней поговорить другим языком. Вместо обычных восхвалений и почестей грубо обругал послов и велел бить по щекам. Обозвал болгар «бедным и гнусным народом скифским». Над сватовством посмеялся. В ответ послал ультиматум, чтобы Петр прислал сыновей заложниками к императору. Добавил еще ряд условий, заведомо невыполнимых.

Болгарский царь растерялся, пробовал договориться, но Никифор уже выступил на него с войском. Он легко захватил приграничные города, дошел до Балканских гор. И все же он недооценил противника. Вероломство возмутило многих вчерашних друзей Константинополя. А простые болгары, в отличие от бояр, теплых чувств к византийцам вообще не питали. На горных перевалах армия Никифора встретила дружный и крепкий отпор. Император надеялся на быструю и легкую победу, а получил еще один фронт. Это был ох какой серьезный просчет! Войска требовались на востоке, развить успех против арабов. Добавил головной боли Святослав, захвативший византийские владения в Причерноморье. А теперь — болгары…

Но греческая дипломатия не зря славилась изощренным мастерством. Вот и сейчас она нашла выход — заключить союз… с русскими. План сулил сплошные выгоды. Святослав сцепится с болгарами, это отвлечет князя от крымских городов, а император сможет продолжить войну в Сирии. В Константинополь вызвали сына херсонесского стратига Калокира — херсониты часто контактировали с русичами, знали их обычаи и язык. Чтобы придать посольству достаточный ранг, Никифор присвоил Калокиру высокий чин патрикия, выдал ему 15 кентинариев золота (1 кентинарий — 36 кг). По греческим расценкам, русским наемникам платили 1 кентинарий на 700 воинов [144]. То есть, предполагалось нанять армию в 10 тыс. человек и бросить на болгар.

Когда Калокир прибыл в Киев, он понравился Святославу, князь и грек подружились. А война была предрешена еще до приезда посольства. Русский государь и сам был готов начать ее, да вятичи помешали. Поэтому с Калокиром договорились без проблем. В 967 г. полки выступили на юг. Неприятели знали о приближении русичей и изготовились. Армия царя Петра, отступившие к болгарам хазары, ясы и касоги заняли позиции на Днестре, прикрыли переправы [122]. Но у Святослава имелись союзники, к нему шли сородичи жены, мадьяры. Князь не стал атаковать врагов, повернул к верховьям Днестра. Встретился с венграми, форсировал реку и расшвырял болгарско-хазарские рати. Петр был в ужасе. Взывал к Византии, соглашался на любые уступки и молил о помощи. Никифор оставил его призывы без внимания. Зря, что ли, отдали полтонны золота? А русские громили Болгарию, взяли штурмом город Переяславец. Царь, не видя спасения, капитулировал. 80 городов открыли ворота победителям.

Греческие авторы, рассказывая об этой войне, грязно оболгали русичей. Сообщали, будто Святослав захватил Болгарию, разрушил все города и церкви, разграбил сокровища. Расписывали дикие ужасы — массовые казни, человеческие жертвоприношения. Но выдумали такие ритуалы жертвоприношений, каких у язычников никогда не существовало. На других страницах тех же самых византийских хроник болгарские города оказываются целыми и не разграбленными, церкви — нетронутыми. А зверств болгары почему-то… не заметили. Большинство из них приняло сторону русских!

На Западную Болгарию боевые действия вообще не распространились. Она как раньше не подчинялась Петру, так и сейчас не участвовала в войне. А в Восточной Болгарии Петр признал себя вассалом Святослава. За это он получил покровительство русских, сохранил престол, политическую самостоятельность и по-прежнему царствовал в своей столице, Великой Преславе. Князь отобрал у него только приморскую Добруджу (ныне в составе Румынии) и устроил себе резиденцию в Малом Переяславце, в устье Дуная [54].

Византийский план, казалось бы, исполнялся — император получил возможность сосредоточить все силы на Востоке, его армии захватили Кипр, крупнейший город Сирии Антиохию. Но в Константинополе ожидали совсем не того, что получилось. Рассчитывали нанять русичей, чтобы они погромили болгар и ушли (или завязли в войне, что тоже неплохо). А Святослав вместо этого утвердился на Дунае, стал соседом империи! В 968 г. посольство Руси снова посетило германского императора Оттона I, врага Византии, возобновило союз с ним. В Болгарии взяла верх патриотическая партия, она начала ориентироваться на русских. А Никифору великий князь напомнил — по договору о «дружбе и союзе» империя должна платить «субсидии». Летописи сообщают: «Сев князь там в Переяславце, емля дань на грецех». /

Словом, пригласили на свою голову. Воевать? Отзывать войска из Сирии не хотелось, пошли бы насмарку плоды недавних побед. Но в арсенале Византии имелись иные средства. Самим-то воевать не обязательно. Послы с мешками золота поехали к печенегам. Летом 968 г. степные орды внезапно, без всяких причин, хлынули на Русь. Из Киева поскакали гонцы к Святославу, везли горький упрек: «Ты, княже, чужея земля ищеши и блюдеши, а своя ся охабив…» Но государь и его воины были далеко. Печенеги обложили Киев. В столице распоряжалась Ольга, организовала оборону, однако город оказался не готов к осаде, в нем не было запасов продовольствия. Начался голод. Киевляне изнемогали, пали духом. Заговорили, что надо бы сдаваться, не слушали Великую княгиню.

Воевода Претич собрал на Левобережье ополчение северян. Со стен Киева заметили, что за Днепром замаячили русские отряды. Связаться с ними вызвался мальчик, умевший говорить по-печенежски. Выбрался из крепости, с уздечкой в руках пошел через вражеский лагерь. Спрашивал, не видели ли его коня? Когда он бросился в реку, печенеги поняли в чем дело, стали стрелять. Но мальчик доплыл до своих, рассказал о критическом положении осажденных. Корпус Претича был небольшим. Вступать в битву с полчищами кочевников нечего было и думать. Воевода решил спасти хотя бы Ольгу и детей князя. Рано утром велел затрубить в трубы и устремился на ладьях через Днепр. Горожане, увидев это, радостно закричали. Печенеги сочли, что вернулся Святослав с армией, и бросились наутек. Великая княгиня с внуками смогла выйти из Киева.

Но степняки быстро разобрались — русских мало. Печенежский князь осторожно вступил в переговоры, разнюхивая обстановку. А Претич хитрил. Сказал, что привел передовой отряд, а Святослав идет следом. Печенег предложил дружбу, обменялся с воеводой оружием. Но кочевники не ушли. Расположились на Лыбеди, «так что нельзя было вывести коня». Выжидали, как оно будет на самом деле — и добросовестно отрабатывали плату, полученную от греков. Ведь для императора как раз и требовалось, чтобы русские покинули Болгарию.

Святослав тоже догадался, кто и зачем спровоцировал набег. Получив тревожное известие, он «вборзе сяде на коня», но основную часть армии оставил в Переяславце, поручил командование воеводе Волку. К Киеву помчался только с личной дружиной. По пути, по русским городам и селам, набрал вполне достаточно воинов, налетел на печенегов и выгнал их в степи. Получив трепку, они заюлили, запросили извинения, и был заключен мир.

В Киеве князь задержался надолго. Второй раз в жизни, после вопроса о крещении, у него возникли серьезные разногласия с матерью. У Святослава родилась идея перенести столицу в Переяславец. Его расположение было очень выгодным, он контролировал устье Дуная. Можно было прибрать к рукам торговый путь по этой реке, установить господство над Черным морем, распространять влияние на Балканы. Ольга была против. Она хорошо понимала, насколько еще непрочна Русь. Это подтверждали бунты древлян, вятичей, поведение киевлян во время осады. Если князь переселится на далекую окраину, ослабеет его власть среди разноплеменных подданных. И надолго ли хватит их единства?

Святослав упорно стоял на своем, и мать махнула рукой: «Когда похоронишь меня, отправляйся куда хочешь». Она была тяжело больна и предвидела свою кончину. Особенно настаивала, чтобы ее похоронили по-христиански, без тризны. Знала, насколько ее любят в народе. Опасалась, что ее приближенные, забыв о крещении, будут бороться за право умереть вместе с ней. И разыграются отвратительные обряды с убийствами, разгулом торжествующего язычества. 11 июля 969 г. святая Ольга преставилась. Сын выполнил ее последнюю волю. Терпеливо отстоял на отпевании, проводил самого дорогого человека не в огненную, а в земную могилу. Слушал непривычные песнопения, смотрел на лики святых — чем-то неуловимым, непонятным, они были похожи на мать…

Ее тревога о судьбах Руси все же запала в душу Святослава. Перед отъездом он постарался укрепить структуры государства. Старшего сына Ярополка назначил править в Киеве, Олега послал к самому неспокойному племени, к древлянам. Присмотреть за ними, но и обласкать, они приобретали равные права с полянами. Оба сына были еще мальчишками, но важен был статус князей, а для практических дел при них имелись бояре. Правда, забеспокоились новгородцы, тоже потребовали себе князя. Их город был вторым по рангу на Руси, уделом самого Святослава. Назначение к ним наместника низводило Новгород до уровня рядовой провинции. Словен это не устраивало, они даже угрожали, что сами выберут князя.

Святослав оказался в затруднении. Ярополк и Олег не желали менять полученные места на далекий северный край. Но был и третий сын, от Малуши. Ее брат Добрыня служил дядькой-воспитателем при маленьком Владимире, и не упустил случая подсуетиться. Ведь нужно было и для княжича, и для себя обеспечить хорошее место, а тут вон какая возможность открылась! Добрыня переговорил с новгородцами, им этот вариант понравился. Попросили у государя Владимира, и Святослав не стал возражать.

Но пока он находился в Киеве, греки развернули бурную деятельность среди болгар. Их снова признавали «братьями», заверяли в самой искренней дружбе, в нежной любви, соглашались женить царевичей Бориса и Романа на родственницах императора. Вербовали бояр, обхаживали слабовольного Петра, и он клюнул, опять пошел на поводу у византийцев. Вскоре он умер, воцарился Борис II. Но новый государь и его брат Роман были того же поля ягодой, что их отец. Приехали в Константинополь и заключили тайный союз против русских.

Результатов задуманной операции Никифор уже не увидел. Он, как когда-то Роман Лакапин, решил навести порядок в империи, преследовал взяточников и казнокрадов. Лев Диакон писал: «Многие ставили ему в вину тот недостаток, что он требовал от всех безусловного соблюдения добродетели и не допускал ни малейшего отступления от строгой справедливости». И из-за этого он оказался «несносным для тех, кто привык беспечно проводить день за днем». Снимал с постов даже недостойных епископов, изымал у церковников земли, приобретенные неправедным путем. Сам Никифор был глубоко верующим, покровительствовал Афонским монастырям, жил по-спартански, спал на полу, подолгу молился и строго постился.

Но любвеобильной Феофано никак не подходил супруг, который по ночам бьет поклоны и не появляется в ее спальне. Она поняла, что ошиблась. В пустующую постель зазвала Иоанна Цимисхия, двоюродного брата императора и его ближайшего помощника. О, вот этот пришелся впору. Щеголь, красавчик, и человек абсолютно беспринципный. Феофано предложила: зачем встречаться украдкой? Не лучше ли ему стать мужем и императором? У Никифора все же имелись верные помощники, заговор против него раскрыли. Но он, на свою беду, проявил великодушие. Ограничился тем, что совсем перестал спать с женой, а Цимисхия выслал из столицы. Любовник тайно вернулся. Слуги Феофано ночью спустили со стены дворца корзину на веревках и подняли Цимисхия с товарищами. Никифора после издевательств зверски убили.

Знать и чиновники, которым насолил покойный, немало порадовались. А патриарх Полиевкт был опытным царедворцем, пережил несколько перемен на троне. Но переворот был слишком уж скандальным. Для венчания на царство патриарх предъявил Цимисхию условие — наказать виновных в цареубийстве. А заодно восстановить епископов, смещенных Никифором, вернуть конфискованные церковные земли. Цимисхия это ни капельки не затруднило. Запросы церкви он немедленно удовлетворил. Объявил, что переворот организовал не он, а Феофано. Вчерашнюю возлюбленную, ошалевшую от такого коварства, заточил в отдаленный монастырь. А единственным убийцей Никифора назвал своего друга Льва Воланта и казнил его. Приличия были соблюдены, патриарх короновал Цимисхия, он стал опекуном детей сосланной царицы, Василия и Константина [144].

На политические планы Константинополя трагедия не повлияла. Болгарский царь Борис в начале 970 г. выступил против русских и осадил Переяславец. Воины Волка стойко оборонялись, но у них кончалась еда, а в городе вовсю орудовала «пятая колонна», помогая Борису. Тогда Волк пошел на прорыв. Уцелевшие русские прорубились через вражеское кольцо и двинулись на родину. А в низовьях Днестра они встретили Святослава, который наконец-то возвращался в Болгарию со свежим войском. Узнав о случившемся, князь действовал решительно. Присоединил отряды Волка к своим силам и ринулся на болгар.

Возле Переяславца разыгралось тяжелое сражение. Победа клонилась то на одну, то на другую сторону, лишь к вечеру русские опрокинули неприятеля и обратили в бегство. Князь «взял копием» Переяславец. Тех горожан, которые нарушили присягу и изменили ему, Святослав казнил. Борис сразу же струсил и взмолился о мире. Поклялся, что Болгария будет верна русскому князю. Оправдывался, признавался, «что греки болгар на него возмутили». Святослав это и сам подозревал, но теперь получил доказательства. Подлые выпады Византии ему надоели. Не желаете жить мирно, так не обессудьте. И в Константинополь, как когда-то в Итиль полетел недвусмысленный вызов: «Хочу идти на вы…»

Святослав призвал своих друзей мадьяр, уговорил примкнуть печенегов. К нему присоединились многие болгары, простонародье симпатизировало русским. Среди соратников Святослава были и греки — например, Калокир. Ведь его покровителем и благодетелем был Никифор, убитый Цимисхием. А князь снова проявил свои незаурядные воинские качества. Венгры и печенеги еще не подошли, но Святослав не стал медлить. Не давая врагу времени на подготовку, ворвался в пределы Византии. Овладел Филиппополем и рядом других городов.

Цимисхий не ожидал, что русские нанесут удар так быстро. На Балканах у него было мало войск. Он выслал делегацию для переговоров. Святослав требовал «уложенной погодной дани», которую несколько лет не платили, по случаю войны назначил дополнительную дань на войско, у него было 10 тыс. воинов. В случае отказа грозился поставить шатры перед воротами Константинополя и выгнать греков из Европы в Азию. А в своем окружении шутил, что таким же «законным» императором, как Цимисхий, он может поставить Калокира или болгарского царя. Но греки только тянули время и «не дали дани». Подобную тактику описал византийский полководец Кекавмен в книге «Стратегикон», пособии по военному искусству: «Если враг ускользает от тебя день ото дня, обещая либо мир заключить, либо дань заплатить, знай, что он ждет откуда-то помощи и хочет одурачить тебя» [122].

Цимисхий действительно ждал помощи. Он сделал то, на что не решился Никифор — снял лучшие войска с востока. В результате арабы отняли у империи Антиохию, зато к столице форсированным маршем шли две армии, Петра Фоки и Варды Склира. Первым переправилось через Босфор войско патрикия Петра. Перед русскими внезапно появились полчища, в несколько раз превосходящие княжескую рать. Многие воины невольно оробели. Но Святослав объявил: «Нам некуда уже деться, хотим мы или нет, должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвые сраму нe имут… Станем крепко, а я пойду впереди вас. Если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь».

Что ж, дружина была достойна князя. Воодушевившись, ответила: «Где твоя голова, там и свои головы сложим». В жесточайшей «сече великой» русичи взяли верх, «и бежаша греци». А тут как раз подоспели мадьяры, печенеги, подмога из Киева. Святослав двинулся к Константинополю, «воюя и грады разбивая». Не лишне отметить, что византийские авторы в полном соответствии с государственной «традицией» обошли молчанием и сокрушительное поражение, и то, что столица была в панике, ждала самого худшего. Но армия Петра Фоки из их трудов просто… исчезает, будто ее и не было. А археологи нашли надпись, которую митрополит Мелитинский Иоанн сделал на гробнице Никифора Фоки. Он жаловался, что «русское вооружение» вот-вот возьмет Константинополь, и призывал убитого царя «восстать», «сбросить камень, который покрывает тебя» и спасти народ, «если же и это тебе неугодно, то прими нас всех в свою гробницу» [144].

Ко всему прочему, в Малой Азии поднял мятеж Варда Фока, брат Никифора. Положение Цимисхия стало совсем плачевным. Но в ходе наступления авангард Святослава из венгров, печенегов и русско-болгарского отряда слишком вырвался вперед. А к императору подошла армия Варды Склира. Возле городка Аркадиополь, совсем рядом с Константинополем, греческая тяжелая конница разбила передовые части князя. Контрудар несколько охладил Святослава, и он согласился возобновить переговоры. Но теперь-то император был готов на все. Безоговорочно рассчитался с долгами по ежегодной дани, выплатил большую контрибуцию на войско, в том числе и на погибших — «род его возьмет». Русские остались победителями. Но подписание мира спасло Цимисхия. Святослав удалился в Болгарию, а армию Варды Склира перебросили в Азию, она подавила бунт Варды Фоки.

Вроде конфликт был исчерпан. Но… византийцы сами расписались в традициях своей политики. Еще раз обратимся к книге «Стратегикон» Кекавмена: «Если неприятель пошлет тебе дары и приношения, коли хочешь, возьми их, но знай, что он делает это не из любви к тебе, а желая за это купить твою кровь». Так поступал и Цимисхий. Он готовился напасть, неожиданно и всей мощью империи. Стягивал многочисленные войска, сформировал особую гвардию, «бессмертных». Еще раз заплатил печенегам, перенацелил их на русских. Подкупил болгарских бояр, охранявших проходы в Балканских горах. На Пасху 971 г. они сняли пограничные гарнизоны, отпустили их по домам праздновать Светлое Воскресение Христово. А Цимисхий именно на Пасху вторгся в Болгарию, вышел к столице, Великой Преславе.

В ней располагался русский отряд Свенельда. Вместе с ним на защиту города встали болгары. Две недели кипели бои, осадные машины долбили стены, и оборона была сломлена. Свенельд с остатками дружины вырвался, Преслава досталась византийцам. Цимисхий провозглашал, будто он пришел освободить Болгарию от русских. На деле было иначе. Солдаты императора убивали и грабили жителей, командующий армией Иоанн Куркуа, как пишут сами же греки, разорил множество церквей «обратив ризы и священные сосуды в свою собственность» [122]. Язычник Святослав пощадил, а христиане погромили. Царя Бориса взяли в плен, захватили его казну — которую Святослав не тронул. Вслед за Преславой Цимисхий разграбил и разрушил Плиску, Динею.

Святослав, узнав о нашествии, вывел воинов из Переяславца и пошел на выручку болгарской столице. Но по дороге получил известия, что она уже пала, и навстречу катится бесчисленная неприятельская лавина. Тогда князь укрылся в Доростоле (Силистрия) на Дунае. И справиться с русичами оказалось совсем не легко. Они не позволяли грекам приблизиться к крепости и поставить стенобойные орудия, выходили на вылазки. В первом сражении смяли и обратили в бегство оба фланга византийцев, лишь самопожертвование «бессмертных» спасло Цимисхия от разгрома. В схватках погибли Куркуа и еще ряд военачальников императора. А 2 тысячи русских выбрались ночью из Доростола, совершили рейд по Дунаю, собрали продовольствие и вернулись обратно, уничтожив вражеское охранение.

Как и прежде, на стороне Святослава дрались многие болгары, в боях участвовали даже женщины. Но силы князя постепенно таяли. А Цимисхий получал подкрепления, подошел его флот с огненосными судами, Доростол обложили плотным кольцом. В последней битве и природа была против русичей — в лицо им задул сильный ветер с пылью, они потерпели поражение. После этого Святослав созвал совет командиров, описал им невеселую картину: «А Русска земля далече, а печенези с нами ратни, а кто нам поможет?…» Решили вступить в переговоры о мире.

Цимисхий принял предложение с нескрываемым облегчением. Его армия понесла огромные потери. А вдруг князь получит помощь с родины или от венгров? С русской стороны переговоры возглавил Свенельд, с византийской — глава дипломатического ведомства епископ Феофил. Святослав согласился уйти из Болгарии. Но греки подтвердили выплату «субсидий», признали выход Руси к морю, князь сохранял «Боспор Киммерийский» — завоеванные у хазар Керчь и Тамань. Император обязался свободно пропустить русичей домой, снабдить хлебом на дорогу и договориться с печенегами, чтобы не нападали на них. Напоследок, по просьбе князя, состоялась его личная встреча с Цимисхием. Византийцы прибыли пышной, разнаряженной свитой. Святослав — на лодке, греб наряду с простыми воинами.

О чем они говорили с царем? Греки уклончиво сообщают, что «о мире». Хотя мир каждый из них представлял по-своему. Русские рассуждали: «Ведь они обязались уже платить дань, того с нас и хватит. Если же перестанут нам дань платить, то снова из Руси, собрав множество воинов, пойдем на Царьград». Цимисхий не хуже их понимал, что Святослав может вернуться. Конечно, императору было не трудно отдать приказ, чтобы на обратном пути князя перехватили огненосные корабли. Но зачем? На Руси узнают, будут мстить. Лучше — чужими руками. К печенегам поехало посольство епископа Феофила. Как будто, во исполнение договора. Обеспечить, чтобы степняки пропустили Святослава. Но фактически оно оповестило — русских осталось мало, они везут несметную добычу. Обрадованные печенеги не скрывали, что обязательно нападут. Сообщать об этом князю греки, разумеется, не стали [122]…

Русичи плыли на родину. Свенельда с конной дружиной Святослав отправил степным путем. А сам он считал себя не вправе бросить пеших ратников, раненых, больных. В лодках князь вез огромные трофеи, деньги для семей погибших. Был уверен, что греки выполнили обещание и договорились с печенегами. Начали подниматься по Днепру, и лишь тут обнаружили — возле речных порогов поджидают орды степняков. У поредевших отрядов шансов пробиться не было. Пришлось возвращаться к устью реки. Зазимовали на Белобережье — Кинбурнской косе, в рыбачьих землянках. Место голое, неуютное, продуваемое всеми ветрами. «И не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову». Можно было отчалить, уйти в Керчь. Но на море бушевали зимние штормы, а Святослав ждал помощи из Киева. Свенельд уже должен был добраться туда, организовать подмогу.

Кто же мог предугадать, что воевода… предал. Он давно чувствовал себя обделенным, копил обиду. 27 лет назад он целился стать регентом при малолетнем Святославе, да не обломилось, Ольга не допустила. Сейчас в Киеве сидел 10—11-летний Ярополк. Свенельд нашел единомышленников среди бояр: при мальчике-князе они привыкли хозяйничать в Киеве, а вернется Святослав — будет держать их в узде. А Ярополка воевода захватил под свое влияние. Он произвел тихий переворот. Народ оставался в неведении. Чтобы настроить подданных нужным образом, Свенельд и его приспешники стали распространять клевету, будто князь в страшном гневе собирается покарать киевлян, перебить христиан, разорить церкви — хотя Святослав не делал этого даже во время войны в Болгарии. Кстати, главный мастер византийских дипломатических интриг епископ Феофил вел переговоры не с кем иным, как со Свенельдом. А потом поехал к печенегам… Случайное ли совпадение? Ох, не верится в такие случайности.

Русские воины бедствовали на Белобережье, умирали от болезней, а помощи не было. По весне, измученные и ослабевшие, решили идти на прорыв. Все еще надеялись, что теперь-то киевляне ударят навстречу, расчистят путь. Нет, не было киевлян. Свенельд и Ярополк не прислали их. А печенеги схитрили. Сделали вид, будто отступили от порогов, а то как бы и впрямь Святослав не ушел по морю к другим берегам. Но когда русичи разгрузили ладьи и стали перетаскивать их волоком в обход порогов, налетело вражье воинство. Здесь и была последняя отчаянная рубка Святослава Игоревича. В ней сложили буйны головы и сам князь, и все его верные соратники. Из черепа великого воителя печенежский вождь Куря сделал чашу. Бахвалясь, пил из нее. Но мертвые сраму не имут. Срам достался на долю живых изменников.