Глава 4. ЗАВОЕВАНИЕ ЕГИПТА

Завоевание Сирии и Ирака естественно следовали из завоевания Аравии. В Сирии и, в меньшей степени, в Ираке уже жили арабы, оседлые и кочевые, которых можно было присоединить к мусульманской армии или покорить. Далее было логичным и даже неизбежным продвижение мусульманских войск в области, населенные неарабскими народами.

С Египтом дело обстояло совсем иначе. Мы в современном мире мыслим Египет как арабскую страну, во многих отношениях политический и культурный центр арабского мира. Однако в начале VII века ничего подобного не было. В пустыне не было, видимо, ни значительных арабских поселений, ни кочевых арабских племен, а в городах вели дела лишь редкие арабские купцы. Первые мусульмане, безусловно, знали Египет, но почти не имели с ним связей.

История завоевания описана в арабских источниках со множеством противоречивых подробностей. Египет VIII и IX веков дал свою школу историков, совершенно не связанную с иракской традицией, на которую мы опираемся, говоря о завоеваниях земель Плодородного Полумесяца и Ирана. Великий багдадский историк ат-Табари, посвятивший сотни страниц собранным им рассказам о завоевании Сирии, Ирака и Ирана, на историю Египта отводит меньше двадцати страниц. Однако в Египте рано развилась собственная традиция исторических летописей. Рассказы о завоевании Египта мусульманами собирал и записывал историк Ибн Абд аль-Хакам (805-871) в середине IX века. Он происходил из арабской семьи, его предки пришли в Египет с завоевателями, и он стремился записать и сохранить великие деяния того времени. Он писал в эпоху, когда правящую арабскую аристократию в Египте вытесняли турецкие военные, завезенные с востока, и в его повествованиях звучит ностальгия по временам, когда его род вместе с другими такими же правили страной. Он извлекал сведения из множества трудов, утраченных ныне, созданных в Египте в VIII и начале IX веков, а возможно, опирался и на местные устные предания, отражая реальность социальной памяти исламского общества о завоевании. Полезно рассмотреть эти тексты как особый слой литературы, и я буду ссылаться на эти материалы как на египетско-арабские записи.

В то же время завоевание Египта отражено в современной ему христианской хронике, написанной Иоанном, епископом Никиу — маленького городка на западном краю дельты Нила. Иоанн был почти современником тех событий, которые описывал, и его хроника отражает взгляды того времени. Кроме того, он дает нам точные даты, обеспечивая рамки хронологии. Но и его хроника не лишена проблем. Коптский оригинал давно утрачен, и сохранилась лишь единственная рукопись на гизском (древнем языке эфиопской церкви), созданная в XII веке. Перевод местами явно неточен, и трудно сказать, насколько верно он передает оригинал. Имеются и лакуны в очень важных местах, например, в описании сдачи вавилонской крепости. Но все же Иоанн дает достаточно связное повествование и позволяет проверять египетско-арабские записи.

В наше время историю завоевания Египта исследовал Альфред Батлер в книге «Арабское завоевание Египта и последние тридцать лет византийского владычества». Батлер страстной и звучной викторианской прозой рисует запоминающуюся картину драматических, но невразумительных событий. Батлер был большим поклонником коптов и позволяет себе с размахом критиковать их врагов и тех, кто бросал на них тень, что вряд ли позволил бы себе современный историк. Однако он был крупным ученым, и, несмотря на то что в его время еще не был доступен оригинальный текст Ибн Абд аль-Хакама, многие его предположения и выводы выдержали испытание временем.

Египет был страной фараонов, их храмы и памятники доминируют во многих ландшафтах страны, их пирамиды для средневековых мусульман были столь же поразительными и таинственными, как для нас сегодня. Каждый путешественник или завоеватель неминуемо дивился их древнему величию. Мусульмане знали Египет по истории Иосифа, которую пересказывает, или, скорее, комментирует Коран, и пирамиды для них были житницами Иосифа.

Ко времени, когда мусульманские войска впервые перешли границу Египта, прошло почти тысячелетие с тех пор, как последний фараон был низложен Александром Македонским (такой же временной промежуток отделяет нас от битвы при Гастингсе и норманнского завоевания Англии). В последнее тысячелетие Египтом правили преемники Александра, Птолемеи, и он стал богатой и ценной римской провинцией, поставлявшей в столицу много зерна. Современный Египет — крупный импортер продуктов питания, поскольку Нильская долина не в состоянии прокормить 70 миллионов населения. Однако во времена римского владычества в этой области, вероятно, проживало не более пяти миллионов человек: в поздний ромейский период чума сократила население до трех миллионов. При разумном использовании плодородные земли вдоль реки, орошаемые и удобряемые ежегодными разливами Нила, могли давать постоянный избыток зерна.

Египет, хоть и обслуживал покорно интересы чужаков, во многом сохранился неизменным. Божественные императоры легко вписались в прежний египетский пантеон, а сам Египет заодно с зерном экспортировал в Рим и богов, таких как Осирис. Только приход христианства обозначил реальный разрыв с древним прошлым.

А вот IV и V века были золотым веком египетского христианства. Патриарх Александрии стал одним из важнейших чиновников Восточной Римской империи, обладал неизмеримым богатством и влиянием. В то же время святой Па-хомий (?-346) возглавил движение по основанию первых в христианском мире больших многолюдных монастырей, и именно в Египте более, чем в других районах христианского мира, распространилось отшельничество. Отшельники, подобные святому Антонию (?-356), жили в суровой пустыне, окаймлявшей долину Нила, и служили примером христианским аскетам в других странах.

То было время надежд и начинаний для христиан, и при этом то было окончание эры египетского язычества и сопутствовавшей ему культуры. В эллинизированной Александрии по приказу патриарха Феофила (385-412) был разграблен и превращен в церковь Святого Иоанна Крестителя знаменитый Серапеум. В то же время храм и Серапеум в Канопе превратили в церковь, освященную во имя святых Кирилла и Иоанна. Последние языческие ученые бежали, спасая жизни, а монахи заселяли древние великолепные руины. У мифа о том, как арабы сожгли Александрийскую библиотеку и с ней великое наследие античной науки, долгая история, и этот миф до сих пор гуляет среди тех, кто хотел бы дискредитировать ранний ислам. Печальная действительность состоит в том, что великая библиотека Птолемеев погибла, вероятно, в 48 году н. э., когда Юлий Цезарь поджег флот в гавани и огонь перекинулся на город. Храмовые библиотеки, пережившие ее, были, возможно, уничтожены христианами в конце IV века.

В то время, когда в Александрии шло планомерное наступление на античное наследие, заканчивалась и древнейшая традиция египетских фараонов. Последняя датированная иероглифическая надпись, посвященная празднеству рождения Осириса, была высечена 24 августа 394 года на стенах храма Исиды на острове Фила вблизи Асуана. Задолго до того, как мусульмане завоевали страну, знание древнего письма, передававшего деяния фараонов, их жрецов и министров, было безвозвратно утрачено, и иероглифы оставались непонятными даже для египтян на всем протяжении Средневековья.

Утрата древней языческой культуры не означала, что Египет лишился письменности и хроник. Имперская администрация, как и повсюду в Восточной Римской империи, пользовалась греческим языком. Церковь тоже приняла видоизмененный греческий алфавит для записи устного народного языка египтян. Коптский язык стал инструментом, донесшим до нас разрастающуюся христианскую литературу и предания. Коптской стали называть и местную церковь.

Введение христианства в качестве единственной официальной религии Египта и обращение большинства населения в новую веру не означали окончания идеологической борьбы. Монофизитская схизма, вызвавшая раскол церкви в Сирии, в Египте приняла еще более яростную форму. Огромное большинство египетских епископов и монахов наотрез отказывались принимать решения Халкедонского собора 451 года, объявившего диофизитское христианство государственной религией Римской империи. Начиная с этого момента между назначенным имперскими властями патриархом Александрии и остальной египетской церковью образовался открытый и часто враждебный раскол. Оппозиция, которую теперь называют коптской церковью, избирала собственного патриарха и епископов. В маленьких городах и селениях долины Нила и в многочисленных монастырях на краю пустыни на византийских священников из Александрии смотрели как на чужаков, угнетателей и, прежде всего, еретиков. Не многие встали бы на их защиту при нападении извне.

Власть Византии, как и в других областях Среднего Востока, была подорвана серией катастроф, начавшихся с середины VI века. В 541 году Египет стал первой из стран в бассейне Средиземноморья, пострадавших от чумы, вызвавшей громадные опустошения повсюду. За первой вспышкой эпидемии последовали новые, и предполагают, что население в результате сократилось до трех миллионов человек. Великие персидские войны, начавшиеся в 602 году, тоже сказались на Египте. Сначала военная кампания ограничивалась севером Сирии и Анатолией, но после падения Иерусалима в мае 614 года Египет попал во фронтовую полосу. Страну заполонили беженцы, спасающиеся от персов. В 617 году персидская армия вторглась в Египет по прибрежной дороге из Палестины. Персы захватили Пелизиум, разграбили монастыри и направились на юг в верховья дельты Нила. Неизвестно, оказал ли сопротивление Вавилон Египетский с древним римским фортом, охранявшим этот важный стратегический пункт. Миновав его, персидское войско направилось на северо-запад вдоль западного края дельты к Александрии. Здесь персы впервые за всю кампанию столкнулись с серьезным сопротивлением. Городская стена явно была в хорошем состоянии. Современный сирийский источник сообщает, что город «был выстроен Александром согласно советам его учителя Аристотеля, опоясан стеной, окруженной водами Нила, и снабжен крепкими воротами». Эти стены активно оборонялись, и персидская армия встала в осаду. При этом она, пользуясь случаем, захватила и разграбила окружавшие город монастыри. Возможно, горожане пали духом, оказавшись отрезанными от подвоза продовольствия и без надежды на помощь из Константинополя, но известны также и предания об измене и предательстве одного из жителей города. В конце концов персидское войско, видимо, вошло в город через гавань и водоводы, оборонявшиеся слабее, чем стены. В 619 году персы овладели Александрией. Затем персидское войско ушло на юг, грабя селения и захватывая многочисленные монастыри, пока не покорило всю страну в долине Нила до самого Асуана.

Поначалу персы, захватывая Египет, как и Палестину, кажется, не щадили ни людей, ни имущества, ни, тем более, церквей и их сокровищ, однако, установив свою власть, они стали править более легкой рукой: отсутствуют свидетельства, что они принуждали кого-либо принять зороастрийскую религию или хотя бы призывали к обращению в новую веру Персы, несомненно, оставались в стране чуждым и отдельным меньшинством без глубоких корней.

Нам мало известно об одиннадцати годах персидского правления, окончившегося вполне мирно. В июле 629 года император Ираклий, к тому времени вступивший в Персию и захвативший Ктесифон, встретился с персидским военачальником Сарваразом (Шахбаразом) в Арабиссосе на юго-востоке Турции и заключил соглашение о выводе всех оставшихся в Египте войск.

Восстановление административной власти Восточной Римской империи само по себе не нарушило мира и гармонии. В этот период, как и во многих других случаях, ожесточение вызывалось враждой между различными христианскими сектами: в данном случае — между преобладающей монофизитской коптской церковью и малочисленными халкедонцами, пользовавшимися поддержкой константинопольских властей. В Египте вражда еще подогревалась жестким личным соперничеством. Коптский патриарх Вениамин происходил из семьи богатых землевладельцев. На Рождество 621 года, во время персидского владычества, он вступил в монастырь под Александрией, где скоро выделился своей ученостью и благочестием. По словам преклоняющегося перед ним биографа, он был «красив и красноречив, и речи его были сдержанны и полны достоинства». Он скоро переселился в город как главный помощник коптского патриарха Андроника, и тот перед кончиной в 623 году назначил Вениамина, которому тогда было около 35 лет, своим преемником. При сравнительно мягком отношении персидского правительства новый патриарх принялся за реформацию церкви, отправившись в инспекционную поездку в Вавилон и Хулван, где народ радушно принимал его.

Восстановление власти Византии положило конец эпохе веротерпимости. Ираклий в Египте, как и в Сирии, решительно стремился объединить церковь под властью империи. Для этой цели он назначил некоего Кира, по непонятным причинам называемого в арабских источниках Аль-Мукавкисом. Тот, как многие сторонники Ираклия, был уроженцем Кавказа и до тех пор епископствовал в Фасисе. У него, в отличие от Вениамина, не было египетских корней, и страны он не знал, теперь он оказался на посту патриарха Александрии и одновременно гражданского правителя Египта, практически наместника.

С прибытием Кира осенью 631 года Вениамин бежал из города, получив, как рассказывали, предупреждение от явившегося во сне ангела. Перед бегством он призвал священство и мир крепко держаться своей веры и написал ко всем епископам, советуя им бежать в горы и пустыни, чтобы скрыться от грядущего гнева. Затем он ночью выбрался из города и направился сначала к поселению Map Мина, а оттуда, следуя вдоль западного края дельты Нила, добрался до маленького монастыря близ Куса в Верхнем Египте, прославленного в будущих веках как его убежище.

Кир прибыл во всеоружии имперской власти и взялся за задачу по объединению халкедонян-диофизитов и коптов-монофизитов в изобретенной императором монофелитской теологической формуле, которая стремилась отыскать общую почву для обоих течений. Насколько мы можем судить, Кир был человеком решительным, но довольно жестким, и приказывать для него было естественнее, чем убеждать. Он созвал собор в Александрии, но собрание не достигло успеха. Сторонники Халкедонского собора считали, что должны слишком многим поступиться, и оказывали очень вялую и неохотную поддержку. Копты же напрочь отвергали новое учение. Для них эта формула была вовсе не компромиссом, а новой попыткой провести ненавистную доктрину Халкедонского собора. Сгладить противоречия не удалось, и пропасть между грекоязычным военным и правящим классом Александрии и большинством коптского населения осталась столь же глубокой и непреодолимой, как прежде.

По всей стране расставили ромейские гарнизоны, и Кир начал силой устанавливать власть империи. Коптские источники — жития святых и патриархов — рисуют живую картину беспощадных и систематических преследований, а Кира ставят чуть ли не на одну доску с языческими императорами, подвергавшими гонениям христиан в III веке. Коптская церковь не выиграла от замены власти персов на христианскую. Как говорит Батлер: «Наказание бичами сменилось на наказание скорпионами». Множились рассказы о жестокости Кира и византийских властей и о героическом сопротивлении коптов. Родной брат Вениамина Мина стал мучеником, и верующие с трепетом описывали страдания, принятые им за веру. Сначала его пытали огнем, «пока жир не стал капать с его боков на землю». Затем ему вырвали зубы. Затем его засунули в мешок, полный песка. Всякий раз ему предлагали сохранить жизнь, если он примет решение Халкедонского собора, и всякий раз он отказывался. Наконец его вывезли на семь полетов стрелы в море и утопили. Биограф Вениамина не сомневается в том, за кем осталась победа: «Не они торжествовали над Миной, но Мина своим христианским долготерпением победил их».

Рассказывают, что гонения продолжались десять лет. Действительно ли они были так жестоки и беспощадны, как рисуют их жития мучеников, мы не знаем, но описания передают атмосферу страха и глубоко укоренившейся враждебности к имперским властям. Вероятно, многие копты считали, что любая перемена будет к лучшему.

На этом-то фоне, при совсем недавно восстановленной администрации Веточной Римской империи и резком расколе между нею и коптами, началось мусульманское завоевание Египта. Пока Кир без особого успеха пытался подчинить Египет своей воле, мусульмане занимали Сирию. К 636 году, когда Г&за и большая часть палестинского побережья оказались в их руках, власти Александрии должны были забеспокоиться. Реакция на новую угрозу оказалась смешанной. Кир готов был платить мусульманам дань в обмен на пакт о ненападении, и даже предлагал закрепить союз женитьбой дочери императора Евдокии и Амра ибн аль-Аса, командовавшего мусульманскими силами на юге

Палестины, после чего Амр, подобно многим варваром, известным в византийской истории, принял бы крещение, «потому что Амр и его армии доверяли Киру и относились к нему с любовью». Возможно, дань и выплачивалась в период между потерей Сирии и вторжением мусульман в Египет. В 639-м или, возможно, в 640 году политика византийского императора изменилась. Он денонсировал заключенный Киром договор и заменил патриарха-наместника военным, которому приказано было организовать более активную оборону. Кир был отправлен в изгнание на Кипр, а Константинополь отказывался признать, что, если бы его план был исполнен, и он бы собрал дань для арабов от налогов на торговлю, египтян оставили бы в покое. Но кажется, прекращение выплаты дани и послужило спусковым механизмом для вторжения.

Египетско-арабские повести о завоевании начинаются легендой о том, как Амр ибн аль-Ас впервые узнал о богатствах Египта. Еще до начала мусульманских завоеваний он с группой курайшитов отправился торговать в Иерусалим. Купцы по очереди пасли своих верблюдов на холмах вокруг города. Однажды, когда пасти их выпало Амру, тот увидел бредущего по холмам дьякона. Стояла сильная жара, и дьякон был едва жив от жажды. Амр дал ему напиться из своего меха, после чего дьякон лег наземь и уснул. Пока он спал, большая змея выползла из норы рядом с ним. Амр, заметив змею, выстрелил из лука и убил ее. Дьякон, проснувшись, спросил, что случилось. Услышав рассказ Амра, дьякон, потрясенный тем, что тот спас его жизнь не однажды, но дважды — от жажды и от змеи, — спросил, чем занимается Амр. Амр объяснил, что он торгует, в надежде нажить немного денег, чтобы прикупить третьего верблюда к двум своим. Дьякон спросил, сколько платят в народе Амра за спасение человеческой жизни, и, узнав, что жизнь ценится в сто верблюдов, сказал, что верблюдов в его стране нет, так сколько это будет в динарах? Одна тысяча — был ответ.

Дьякон объяснил, что он чужой в этой стране, что приехал помолиться в церкви Г^оба ГЬсподня и по данному обе-ту провести месяц в пустыне. Теперь он возвращался домой и пригласил Амра с собой, пообещав, что заплатит ему за двойное спасение.

Тогда Амр покинул своих спутников и отправился в Египет, где поразился величию, богатству и архитектуре Александрии, куда привез его дьякон. Он получил от дьякона должное вознаграждение, и тот дал ему проводника для возвращения в Иерусалим. Амр вернулся к своим спутникам, уже отлично представляя богатства Египта и Александрии.

Мы можем по праву усомниться в подробностях этого рассказа, но он указывает, что Амр, возможно, единственный среди первых мусульманских вождей, знал кое-что о Египте и открывавшихся там возможностях. Видимо, он лично обсуждал с халифом Умаром, возможно, когда тот, посетив Сирию, находился в Джабийе, свой план вторжения в Египет. Умар одобрил его план, хотя есть сведения, намекающие, что он испытывал некоторые сомнения. Амр выступил с силами от 3500 до 4000 человек, собранных из разных племен, прежде всего из племени акк, обитавшего в Йемене на равнине Ткама у побережья Красного моря. Это были не привычные к шатрам кочевники Аравийской и Сирийской степи, а люди, жившие в хижинах из тростника или древесных веток или в каменных домиках в горных долинах и возделывавшие поля. Они, как правило, бывали меньше ростом и более тонкого сложения, чем бедуины-кочевники, но такие же крепкие и закаленные. Кроме того, они привыкли к оседлой жизни, если не в городах, то в селениях, и не пригоняли с собой нуждающихся в выпасах отар. Во многих отношениях городки и деревни дельты Нила могли показаться им знакомым окружением, хотя ничто на их родине не могло сравниться с блеском Александрии.

Это было чрезвычайно дерзкое предприятие. Крошечной армии предстояло пересечь Синай, после чего в неизведанной дельте Нила разбить византийские войска и взять немало укрепленных городов. Если бы что-то пошло не так, помощи ждать было неоткуда. Согласно одному известному рассказу, халиф передумал и написал Амру, приказывая, если тот уже вступил в Египет, двигаться дальше, а если еще не перешел границу, отказаться от предприятия. Амр догадался о содержании письма и отказался вскрывать его, пока не достиг Аль-Ариша, обозначавшего вступление на египетские земли, 12 декабря 639 года. После этого он мог утверждать, что халиф сам санкционировал его действия.

Маленькое войско следовало по древней дороге вдоль египетского побережья. Как отметил Батлер: «Эта большая дорога в Египет существовала с незапамятных времен, она помнила приход на эти земли первых, доисторических поселенцев, приход Авраама, Иакова и Иосифа, Камбиса, Александра и Клеопатру, Святое Семейство и, позже, персидских захватчиков».

Первым сколько-нибудь значительным городком на их пути была Фарама, древний Пелусий, лежавший у побережья к востоку от Порт-Саида. Теперь этот участок необитаем, но во времена фараонов и римлян это был важный населенный пункт. Фрагменты на Мадабской карте изображают город с колоннадами вдоль улиц, окруженный стеной с башнями. Византийцам в Египте наверняка было уже известно о недавнем захвате арабами Палестины, хотя бы от прибывавших оттуда беженцев, однако в Фараме, по-видимому, не было сильного гарнизона. Арабы осаждали ее в течение месяца и взяли, но подробности столкновения нам неизвестны.

Кажется, по меньшей мере часть коптов увидела в приходе мусульман возможность избавиться от ненавистной власти Восточной Римской империи. Батлер громогласно отрицает самую мысль, что копты помогали мусульманам, и утверждает, что намеки на это появляются лишь в очень поздних источниках, но его сбила с толку привязанность к коптам и то, что в его распоряжении не было ни одной копии труда Ибн Абд аль-Хакана. (Ибн Абд аль-Хакан, несомненно, передававший мнение арабов VIII века, проводит четкую границу между коптами и «румами», как он называет ромеев-византийцев. Но если румы — главные враги мусульман и никакие компромиссы с ними невозможны, то коптам отводится более двусмысленная роль.) Он пишет, что, когда пришли арабы, коптский патриарх Вениамин написал своим сторонникам, говоря, что византийскому владычеству приходит конец, и приказывая им выйти навстречу Амру. В результате копты Фарамы во время осады оказывали активную помощь Амру.

Мусульмане шли по восточному краю дельты, возможно, держась пустыни, чтобы не тратить времени на переправу через каналы и взятие деревень в населенной местности. В Бильбайсе византийцы оказали им некоторое сопротивление, так что на взятие города ушел месяц. Затем они двинулись дальше, возможно к Умм Дунайну, стоявшему на Ниле севернее современного Каира. Согласно египетской традиции, византийцы огородились земляным валом с воротами в нем, а на открытых местах наставили железные ежи, затруднявшие передвижение конницы. После победы Амр роздал своим подчиненным скромную награду: динар, джуббу, бурнус, тюрбан и по две пары обуви. Джубба и бурнус были типично египетскими одеяниями: йеменцы начинали приспосабливаться к обычаям страны.

Неясно, что произошло после трудной победы в Умм Дунайне. Главной целью мусульман должна была стать старая крепость Вавилона Египетского, защищенная сильным византийским гарнизоном. Но Амр, по-видимому, чувствовал, что эта крепость ему не по силам, пока не подойдут подкрепления из Аравии. С этого момента рассказ подхватывает христианский источник, Иоанн Никиусский (страницы, в которых он, вероятно, описывал начало арабского вторжения, утрачены). По его словам, Амр решил, в ожидании подхода новых сил из Аравии, обойти крепость и двинуться на юг к плодородному оазису Файюм. Он переправился через Нил около Умм Дун айна и прошел мимо пирамид и руин древней египетской столицы Мемфис, через пальмовые рощи и поля нильской долины ко входу в Файюм. Этот большой оазис лежит в 70 километрах юго-восточнее Каира. В те времена он славился производством зерна и, конечно, представлял собой соблазнительную цель для Амра и его людей, ожидавших подкрепления.

Файюмская экспедиция Амра не отмечена ни в одном из арабских источников, зато ее описывает Иоанн Никиусский. Подходы к оазису защищал местный гарнизон, и арабам, как видно, не удалось далеко продвинуться. Им пришлось удовлетвориться захватом овец и коз на плоскогорье по краю возделанных земель. Правда, арабы взяли маленький городок Бахнасу, где, проходя, перебили всех мужчин, женщин и детей. За продвижением Амра, пишет Иоанн, следил командир местной стражи по имени Иоанн с отрядом примерно в пятьдесят человек, однако Амр обнаружил их присутствие. Византийцы попытались укрыться в ближайшей крепости Абвит, перемещаясь ночью, а днем прячась в садах и пальмовых рощах. Однако их выдал местный житель, и отряд окружили и перебили. Иоанна утопили в реке. Затем арабы, похоже, услышали о подходе новых сил и повернули обратно на север, чтобы начать штурм вавилонской крепости.

Рейд на Файюм и смерть Иоанна, кажется, ожесточили византийцев: приграничные набеги из пустыни одно дело, а проникновение в глубь долины Нила — другое, куда более серьезное. Тело погибшего Иоанна выловили из реки сетью, забальзамировали и со временем отправили в Константинополь. Рассказывают, что императора Ираклия сильно разгневала его судьба, и командующий византийскими силами в Египте Феодор поспешил в Файюм, чтобы выяснить, что можно сделать. Другой военачальник, Леонтий, был послан в Файюм для укрепления обороны. По словам Иоанна Никиусского, «он был тучен и мало понимал в военных делах». Оставив половину своего отряда в оазисе, он вернулся в Вавилон. Файюм остался за ромеями, но лишь временно.

Между тем свежие силы мусульманского войска приближались по восточной стороне дельты вслед за Амром. Тот, вернувшись из Файюма, вынужден был снова переправить-с я через реку; чтобы соединиться с подоспевшей помощью. Сообщают, что в новой армии было 12 000 человек под командой Зубайра ибн аль-Аввама. Зубайр принадлежал к первым последователям Мухаммада и пользовался большим уважением среди первых мусульман, но экспедицию затеял Амр, и, безусловно, он оставался главным. Зубайр по описаниям был среднего роста, хорош собой, светлокожий, с жидкой бородой, но с густыми волосами на теле. В сражении он проявлял отвагу и даже безрассудство, но Амр, бывший мозгом всей операции, сохранял за собой верховное командование.

Объединенная армия мусульман встала лагерем у древнего города Он (Гелиополь). Теперь это пригород Каира, но тогда Он стоял на краю пустыни. В античности город играл важную роль, но к тому времени почти обезлюдел. «К приходу арабов не многое осталось от его древнего величия, кроме разрушенных стен, засыпанных песком сфинксов и одинокого обелиска, стоящего и по сей день как осколок исчезнувшего мира»[42].

Город был расположен на возвышенности и хорошо снабжался водой. Амр сделал его своей базой. Понимая, что у него недостаточно снаряжения и технической подготовки для осады, он попытался выманить защитников из крепости и дать бой на открытом месте. Главные силы византийцев под предводительством Феодора подходили к Гелиополю через равнину между Нилом и холмами Мукаттам, на которой стоит современный Каир. Две армии встретились, возможно, в июле 640 года. Главные силы Амра вступили в бой, но одновременно он выслал небольшой отряд конницы, примерно в пятьсот человек, пробраться ночью через холмы и ударить из засады с тыла. Эта военная хитрость сработала. Византийцы, атакованные засадным полком, пришли в смятение. Некоторым удалось спастись за стенами Вавилона, но многие, пытавшиеся спастись сушей или водой, погибли.

Следующей целью захватчиков был город Вавилон. Эта крепость — мощное творение римских инженеров, построенная, возможно, около 100 года н. э. императором Траяном в ответ на иудейское восстание в Александрии. Она занимала важное стратегическое положение в верховьях дельты, где Нил благодаря острову Рода настолько узок, что через него можно построить понтонный мост. Название «Вавилон», под которым город был известен в древности, вызвало к жизни множество легенд, согласно которым город был основан Навуходоносором или поздними беженцами или колонистами из первоначального Вавилона в Ираке. Арабы знали его как Каср аль-Шаму, но древнее имя удержалось в средневековой Европе, где египетского султана часто ошибочно именовали султаном Вавилонским. Стены из больших кирпичей и камня, почти треугольные в плане, имеют высоту 12 метров и толщину до 3 метров. Они тянулись вдоль реки на запад и через монастырские владения и сады — на юг и восток. На юг выходили тяжелые ворота, известные под именем Железных, открывавшиеся в римскую гавань. Над рекой возвышались две башни по 30 метров в диаметре. На площади 5 гектаров за стенами располагались около десяти церквей и монастырей, изрядное гражданское население, а также гарнизон. Крепости ко времени мусульманского вторжения было свыше шестисот лет, но она нисколько не утратила военной мощи. Вплоть до начала XX века укрепления оставались почти не поврежденными, и за ними укрывались коптские церкви и синагога. Однако с тех пор многое было разрушено, и уцелели лишь останки древнего величия.

Примерно в начале сентября 640 года Амр начал искать подходы к крепости. Предполагают, что ее оборонял гарнизон из 5000 или 6000 человек, обеспеченный продовольствием на случай осады. Против этих могучих стен арабы могли выставить лишь жалкие осадные машины или попытаться вскарабкаться на бастионы по лестницам. Будь у них надежда на помощь своих войск или поддержка окрестного сельского населения, защитники вполне могли бы продержаться до подхода византийской армии, однако жестокая политика Кира по отношению к коптам заставила их ожидать поражения равнодушно или даже злорадно.

Тем не менее какое-то время защитники Вавилона еще держались. Связного описания осады не существует: до нас дошло всего несколько поучительных рассказов, стремящихся продемонстрировать воинственную суровость мусульман. В одном из таких рассказов Зубайра и Убайду застали во время молитвы, но молящиеся вскочили на коней и загнали нападавших назад в крепость. Отступая, византийцы сбрасывали драгоценные пояса и одежды, в надежде, что арабы задержатся, подбирая их. Однако мусульмане выказали обычное свое презрение к мирским богатствам и преследовали врага до городской стены, где Убайда был ранен камнем из катапульты. Тогда двое героев вернулись к своему благочестивому занятию, презрев ценные трофеи.

В марте 641 года пришло известие о смерти императора Ираклия и последовавшим за ней кризисом в Византийской империи. Эта весть наверняка вызвала уныние среди оборонявшихся и подняла дух арабов, кажется, все еще питавших некоторое почтение к старому императору. Будущее стало еще менее ясным, и это приблизило конец: 9 апреля 641 года, в понедельник после Пасхи, византийцы сдали свою сильнейшую крепость мусульманам и ушли, забрав с собой золото, но оставив немало военного снаряжения.

Согласно одной из версий, город в конце концов взял Зубайр. Он подтащил к стенам лестницы и криком «Аллах акбар!», увлек за собой массу штурмующих. Обороняющиеся не выдержали общего штурма и сдались. На первый взгляд это обычный повествовательный штамп, подозрительно напоминающий историю о том, как Халид ибн аль-Валид штурмовал стены Дамаска. С другой стороны, египетские мусульмане явно воспринимали эту историю серьезно. Лестница Зубайра хранилась как реликвия. Балазури, писавший во второй половине IX века, сообщает, что Зубайр выстроил дом, позже перешедший к его сыну и потомкам, и в нем по сей день хранится лестница. Позднейшие источники говорят, что лестница сохранялась, пока не сгорела при пожаре в 1000 году, более трех с половиной столетий спустя.

Эти события имели большое значение еще и потому, что сдача Вавилона нанесла тяжелейший удар силам Византии в Египте, стала «источником великой скорби для ромеев», как писал, с немалой долей злорадства, современник тех событий коптский историк Иоанн Никиусский. Он не сомневался относительно причин такого исхода: «Они не почитали искупительных Страстей Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, дающего жизнь верующим в Него»[43]. В особенности они преследовали истинных христиан (для него, разумеется, таковыми были коптские единоверцы). Кажется, в течение всей осады коптских священников в крепости держали под замком. В пасхальное воскресенье пленников освободили, но «враги Христовы, какими были они (византийцы), выпустили их не прежде, чем измучили, бичевав их и отрубив кисти рук»[44].

Возможно, в это же время был составлен документ, известный как «Договор Мисра (Египта)», между мусульманами и византийскими властями. Правда, общий контекст этого документа остается неясным. Он во многом напоминает договор, который Амр заключил с Иерусалимом, и, возможно, был составлен по его образцу. Начинался он с общих статей, гарантирующих народу сохранение религии, имущества, распятий, земель и водных русел. Жители обязывались выплачивать налог (джизью), ежегодно после разлива Нила. Если разлив окажется ниже обычного, налог будет соответственно урезан. Если кто-то не согласится с этим и не будет платить дань, то не получит и защиты. Ромеи и нубийцы, желавшие принять те же условия, имели на это право, а те, кто не желали, были вольны уйти. Были еще статьи, относящиеся непосредственно к нубийцам: им не позволялось селиться в чужих домах, и те, кто примет договор, должны были заплатить столько-то рабов и столько-то коней. Взамен им гарантировалась безопасность от набегов и беспрепятственная торговля. Договор был засвидетельствован Зубайром и его сыновьями Абдаллахом и Мухаммадом и подписан Варданом.

Этот договор — лишь одно из несильно разнящихся свидетельств, которыми мы располагаем относительно условий, выставленных народу Египта. Во многих установленный налог оценивался в 2 динара со взрослого мужчины, за исключением бедняков. Некоторые сообщают также, что египтяне должны были снабжать мусульман продовольствием. Каждый землевладелец должен был поставить 210 килограммов пшеницы, 4 литра масла, четыре литра меда и 4 литра винного уксуса (но, разумеется, ни капли вина). Они должны были также поставлять одежду: каждому мусульманину полагалась шерстяная джубба, бурнус или тюрбан, пара штанов (шаравил) и пара обуви. Возможно, многие из южных арабов оказались совершенно неподготовленными к холодам египетской зимы.

Теперь, когда Вавилон был в руках мусульман, Амр поспешно начал подготовку к неизбежной осаде Александрии. Оставалось всего три месяца до разлива Нила, когда передвижение становилось очень затруднительным. Стены крепости восстановили и привели в порядок. Затем он приказал восстановить большой лодочный мост через Нил. Согласно истории, любовно сохранявшейся в арабской традиции, как раз перед началом похода в шатре Амра свила гнездо голубка. Он приказал не снимать шатер, чтобы не беспокоить ее: «Она нашла убежище под нашей защитой. Пусть шатер стоит, пока не вылупятся птенцы и не вылетят из гнезда». Далее история украшена подробностью о часовом, выставленном у шатра, чтобы никто не потревожил голубку[45].

Согласно египетским источникам, кампании на этой стадии оказали большую помощь копты, двигавшиеся вместе с войском, «отыскивая безопасную дорогу, наводя мосты и устраивая торги. Копты помогали им в борьбе против ромеев»[46].

Как обычно, общий ход кампании остается неясным. Первой целью, очевидно, стал Никиу, родина епископа-летописца. Это была сильная крепость на западном рукаве Нила, в современной Мануфии. Византийский командующий Феодор оставил одного из своих подчиненных, Домен-циана, командовать гарнизоном и флотом речных судов, но тот при приближении арабской армии запаниковал и на лодке бежал в Александрию. Оказавшись без начальника, гарнизон бросил оружие и попытался скрыться на лодках, однако лодочники уже разбежались по своим селениям. Арабы застали несчастных солдат стоящими у воды и перебили их всех, кроме одного человека по имени Захария, которого, как рассказывали, пощадили за его отвагу. Мусульмане беспрепятственно вступили в город 13 мая 641 года и, по словам Иоанна «перебили всех, кого нашли на улицах и в церквях, мужчин, женщин и младенцев, не милуя никого».

Далее мусульмане последовали за римским войском, которое Феодор вел на север к Александрии. Путь перед ними не всегда отказывался открыт. В одном месте командир мусульманского авангарда Шарик ибн Сумай был окружен превосходящим его византийским отрядом. Он приказал одному из своих людей, гнедой конь которого славился быстротой бега, скакать к Амру, находившемуся в Тарнуте, в 26 километрах сзади, и предупредить его об опасности. Ромеи погнались за посланцем, но не сумели настичь. Услышав, в какую беду попал Шарик, Амр выступил со всей возможной скоростью, и враг отступил, не желая встречаться с ним лицом к лицу. С тех пор это место называется Кум Шарик (Холм Шарика).

Арабы продолжали наступление. Еще одна яростная стычка произошла в Карийуне в дельте Нила. Кажется, здесь ромеи и копты объединились, а из окружающих городов и селений подошло подкрепление. Войско Феодора было обращено в бегство, но лишь после жестокого сражения, когда Амр «молился в страхе». В этой стычке сын Амра, сражавшийся в авангарде, получил тяжелое ранение. В конце концов Феодор с уцелевшими войсками должен был отступить к Александрии.

И вот арабская армия подступила к великому городу. Батлер рисует перед нами лирическую картину того, что они могли увидеть:

Многие из солдат этой (арабской) армии, должно быть, повидали прекрасные города Палестины: Эдессу, Дамаск и Иерусалим; кое-кто мог даже узреть издалека блеск Антиохии или чудеса Пальмиры; но ничто не могло подготовить их к невиданному величию города, выраставшего теперь перед ними, пока они проходили мимо садов, виноградников и монастырей, изобиловавших в его окрестностях. Александрия, даже в VII веке, была прекраснейшим из городов мира, за исключением, возможно, лишь древнего Карфагена и Рима. Искусство строителей ни до, ни после того не производило подобного. Насколько видел глаз, тянулась линия стен и башен, которыми и века спустя восхищались путешественники. За ними и над ними блистали купола и фронтоны крыш, колонны и обелиски, статуи, храмы и дворцы. Слева (от арабов, подходивших с юго-востока) бросался в глаза высокий Серапеум с позолоченной крышей и рядом — цитадель, на которой гордо высилась колонна Диоклетиана. Направо виднелся великий собор Святого Марка и далее на запад — огромные обелиски, называемые Иглами Клеопатры, которым уже тогда было 2000 лет, они были вдвое старше города. Пространство между ними заполняли силуэты прекрасных зданий, а на заднем плане высился колосс Фароса, по праву причисленный к семи чудесам света. Даже эти полуварвары-пустынники должны были почувствовать величие и гордость, а также и размер и силу города, который они намеревались завоевать^[47].

Впрочем, археологические свидетельства предполагают, что блеск античной Александрии к тому времени отчасти померк. Фаросский маяк еще светил на входе в гавань, и главная улица города все еще повторяла курс древнеримской Виа Канопика, но восточная часть города пришла в сильное запустение. Более того, важная южная гавань на озере Мареотис была разрушена во время стычек между сторонниками императора Фоки и его соперника Ираклия в 608-610 годах. Они же уничтожили систему каналов. Разрушения заставили жителей покинуть и эту часть города. Когда аббасидский халиф Мутаввакил (847-861) в IX веке приказал выстроить новую городскую стену, она окружила лишь треть древнего города. Землетрясения, рейды крестоносцев с Кипра в 1365 году и перестройка города в начале XIX века по распоряжению Мухаммада Али уничтожила большую часть Александрии времен древности и раннего Средневековья. Все же небогатые археологические находки позволяют предположить, что город, захваченный мусульманами, сжался в кольце своих древних стен и что многие его кварталы были покинуты. Укрепления эпохи птолемеевского расцвета, возможно, были слишком велики, чтобы сократившееся население могло с успехом защищать их.

Несмотря на все проблемы, Александрия могла бы продержаться месяцы, и даже годы, особенно если бы город снабжался с моря, но этого не случилось. Город, как и всю империю, разрывали в клочья зависть и соперничество. Подробности известны нам исключительно по хронике Иоанна Никиусского, потому что арабские источники не упоминают о внутренних конфликтах.

Император Ираклий скончался 11 февраля 641 года, за два месяца до сдачи Вавилона. Он завещал императорскую власть двум сыновьям, Константину и Ираклию, разделив наследство между ними. Такое разделение никогда не приводило к добру.

Константин немедленно принял меры, вызвав на совещание изгнанника Кира и командующего военными силами Египта. Те согласились, что в Египет следует послать новые войска. Подготовка к экспедиции уже началась, однако 24 мая Константин неожиданно умер. Теперь власть перешла к его младшему, сводному брату Ираклию и его честолюбивой матери Мартине. Новое правление явно стремилось к миру с мусульманами, так что Кира отослали обратно в Александрию не для усиления обороны, а для ведения переговоров. Возможно, новая власть в Константинополе полагала, что войска нужны им самим, чтобы удержать позиции в столице. Кир мог надеяться, что ему удастся возобновить договор о выплате дани, действовавший до 639 года. Как-никак, византийцы нередко выплачивали варваром субсидии, чтобы те держались подальше от их территорий, и эта маленькая группа мародеров должна была, по их мнению, с готовностью принять те же условия.

Тем временем в Александрии шли ожесточенные споры между двумя претендентами на пост командующего войсками: Доменцианом, успевшим уже сдать Файюм и Никиу, и Миной, пользовавшимся, кажется, большей популярностью. Каждого из них поддерживала одна из ипподромных партий: Доменциана — «синие», а Мину — «зеленые». Соперничающие партии, названные по цветам, первоначально были болельщиками на колесничных бегах. В эпоху поздней античности они привлекали много сторонников и играли важную роль в политической борьбе больших городов, но ни одна их них не пережила мусульманского завоевания. Оба военачальника могли воззвать к своим сторонникам на улицах и делали это. Неясно, стояло ли за их соперничеством что-либо сверх личной вражды. Иоанн Никиусский говорит о религиозных разногласиях, но далее не уточняет. Могли иметь место и политические расхождения: Домен-циан соглашался с Мартиной и Ираклием относительно мира с арабами.

Иоанн не упоминает о серьезных стычках, но в египетско-арабской традиции рассказ о блокаде города оживлен описанием нескольких вылазок и схваток один на один. Очевидно, схватки за городской стеной случались, но общего штурма, похоже, не было. Конец определили не военные действия, а переговоры.

Кир вернулся в Александрию утром в праздник Святого Креста— 14 сентября 641 года. Сначала он остановился неподалеку от порта в Тавенисийском монастыре, где хранился фрагмент подлинного Креста Господня, присланного туда по приказу Ираклия. Затем он торжественно прошествовал по улицам к знаменитой церкви Цезарион. По словам Иоанна Никиусского, народ устилал его путь коврами и распевал гимны в его честь, причем толпа была так густа, что люди давили друг друга. Любопытно, что коптский историк описывает радушный прием, оказанный народом главному врагу его церкви. Кир произнес проповедь о Святом Кресте, но в конце службы дьякон завел не тот псалом, надеясь польстить патриарху прямым намеком на его возвращение. Народ при этом отступлении от должного порядка богослужения качал головами и предсказывал, что Киру не встречать Пасхи в этом городе: во всяком случае, так гласит повествование.

В октябре Кир, не привлекая внимания, выехал из города и вступил в переговоры с Амром в Фустате. Наступило время разлива Нила, и Амр после кампании в Среднем Египте вернулся на свой лагерь. Если верить Иоанну, Амр приветствовал патриарха словами: «Ты хорошо сделал, что пришел к нам», на что Кир ответил, что «Бог отдал эти земли в ваши руки: да не будет вражды между вами и Римом». Согласно сирийской хронике[48], Кир объяснил, что не он в ответе за нарушение договора и неуплату дани, и «красноречиво убеждал мусульман принять от него золото», но Амр возразил ему: «Теперь, когда мы взяли землю, мы не покинем ее». Киру ничего не оставалось, как принять свершившийся факт, и 28 ноября 641 года был заключен мир. Население Александрии обязывалось выплачивать дань. Ромейская армия должна была оставить город со всеми его сокровищами и морем вернуться в Константинополь. Для этого на срок в одиннадцать месяцев до сентября 642 года устанавливалось перемирие. На это время мусульмане удерживали заложниками 150 солдат и 50 гражданских лиц, чтобы обеспечить выполнение условий.

После этого Кир вернулся в Александрию, чтобы вручить договор военному командующему Феодору и сообщить о нем императору. Горожане должны были вносить дашь ему лично, но он не осмелился объяснить им, что произошло. Город узнал о заключении мира, только когда арабские войска принялись собирать дань. Увидев мусульманских воинов, жители Александрии взялись за оружие и приготовились к бою, но командующий объявил им, что город сдан. Первой реакцией на это известие было сильное недовольство. Патриарха грозились забросать камнями. Кир сумел вывернуться: он с горестным плачем уговаривал горожан смириться с условиями, говоря, что заключил договор, чтобы спасти их и их детей. Наконец их удалось успокоить: деньги были собраны и выплачены 10 декабря 641 года, или в первый день мусульманского 21 года.

После падения Александрии сопротивления практически не возникало. Вероятно, Амр уже ввел войска в Средний Египет. Глава Антинополя оказал некоторое сопротивление, но в целом мусульмане продвигались по стране беспрепятственно. За время перемирия, последовавшего за сдачей Александрии, мусульманская армия побывала в небольших городах северной части дельты и сталкивалась лишь с редкими вспышками сопротивления.

Между тем Александрия приспосабливалась к новому положению. Многие ромеи, включая, надо полагать, большую часть войска, отплыли в Константинополь и в другие области, еще остававшиеся за Византией. Сам Кир мирно умер своей смертью. На возвращение к нормальной жизни указывает законное избрание его преемника, патриарха Халкедонской церкви. В то же время коптский патриарх Вениамин перестал скрываться и вернулся в город. Последние византийские войска вместе с Феодором отплыли на Кипр 17 сентября, и последнее действие драмы разыгралось, когда Амр официально и беспрепятственно вступил в город 29 сентября. Закончилось тысячелетие греко-римского правления.

Во многих отношениях власть мусульман продолжала политику предшественников. Из папирусов с административными записями мы многое знаем о будничной жизни

Египта. Налоги собирались мусульманами так же, как до того византийцами, и языком управления оставался греческий. Понадобилось еще полстолетия, чтобы государственным языком стал арабский.

Однако приход мусульман произвел и много коренных перемен. Самая очевидная состояла в том, что приказы теперь исходили не из Константинополя, а из Медины, и наместником стал не говорящий по-гречески христианин, а арабоязычный мусульманин. Индикатором этой перемены стало изменение в направлении потока зерна. Египетское зерно кормило сначала Рим, а впоследствии Константинополь. После завоевания оно потекло в Медину и Мекку. Одним из первых проектов нового правительства стало восстановление древнего канала, тянувшегося от Нила у современного Каира к Красному морю. Теперь зерно с тучных полей Египта отправлялось прямо в новую столицу.

Существует версия, что Амр намеревался сделать Александрию своей столицей, что было бы вполне естественным, однако этому воспрепятствовал халиф Умар, опасавшийся христианского и эллинистического влияния большого города. Поэтому правитель со своим войском обосновался к северу от крепости Вавилон на участке земли, ставшем зародышем старого Каира. Египетско-арабская традиция утверждает, что так решил сам халиф Умар, который, как и в случае с Куфой и Басрой, не желал, чтобы арабские войска отделяла от Аравии водная преграда. В то же время участок занимал удачную стратегическую позицию в верховьях дельты, всего в нескольких километрах от Мемфиса — столицы фараонов. Здесь была построена первая мечеть. Хотя большую часть ее составляют позднейшие перестройки, она до сих пор известна как мечеть Амра и находится на том же месте, где он ее выстроил. Вокруг мечети арабы разбили свои шатры и выстроили хижины. Названия поселившихся здесь племенных групп заботливо сохранялись египетско-арабской традицией, и на протяжении еще двух веков предки, пришедшие сюда с армией завоевателей, обеспечивали потомкам не только социальный престиж, но и долю в налоговых поступлениях. Списки показывают, что большую часть поселенцев составляли арабы с юга, из оседлых областей Йемена и Хадрамаута в Южной Аравии. Поселение получило название Фустат, то ли от одного из арабских слов, обозначающих шатер, то ли от искаженного греческого «фоссатон», то есть «ров».

В сравнении с новозаложенными арабскими городами, такими как Куфа и Басра, где с самого начала прокладывались широкие улицы и намечался городской центр, Фустат выглядел более беспорядочным и стихийным. Разные племена и семьи селились где вздумается, а улицы вырастали из извилистых тропинок, тянувшихся к Нилу, к мечети и рынку. Поселение было очень разбросанным, составляя 5 километров в направлении север—юг вдоль реки, и почти километр в направлении запад—восток. Люди держались родственными группами, и каждой группе от 30 до 350 человек выделялся «хита», или участок для строительства домов. Поначалу Фустат, как говорит величайший из его историков, «был конгломератом тридцати или сорока племен (или племенных союзов), состоявшим из нескольких сотен палаток и хижин из глины и тростника, построенных более или менее кучно и разделенных большими пространствами необитаемых земель». Более свежие археологические исследования подтверждают, что в эпоху арабских завоеваний здесь было много незастроенных участков и что строительство постоянных кирпичных домов началось на очень ранней стадии.

Это беспорядочное поселение ожидало славное будущее. С 641 года, когда его основал Амр, и по сей день город в верховьях нильской дельты остается столицей Египта. Правда, центр власти постепенно смещался на север, через заложенные в IX веке правительственные кварталы на северной границе Фустата к обнесенному стеной Каиру (ал-Кахира, Победоносная), основанному Фатимидами в 969 году, но вопреки этой медленной миграции к северу Фустат оставался жилым и торговым центром до 1117 года, когда его почти целиком сожгли в страхе перед угрозой вторжения крестоносцев. С 1117 года участок лежал в руинах, и низкие курганы обломков скрывали под собой остатки домов, мечетей и бань. А вот старая крепость Вавилона осталась центром коптской веры и культуры, и мусульмане все еще почитают мечеть, носящую имя Амра, как старейшую в Египте.

С основанием Фустата Александрия перестала быть столицей. Почти тысячелетие Египтом правила грекоязычная элита этого приморского города. Александрия легко и постоянно поддерживала контакт с Римом и Константинополем. За время перемирия между переговорами о сдаче города и прибытием в него арабского гарнизона большая часть элиты выехала. Александрия стала пограничным городом. В конце 645 года ромейские войска под командованием Мануила высадились в Александрии и легко заняли город. Оттуда они начали вылазки по дельте, однако не сумели развить преимущество и атаковать Фустат. Амр, к тому времени смещенный с поста наместника, был спешно возвращен на это пост и возглавил войско с тем же успехом, что и при первом завоевании. Византийцев оттеснили обратно в Александрию. К лету 646 года город оказался в осаде. Есть сообщения, что мусульмане сокрушили стены города с помощью осадных машин, другие рассказывают о предательстве одного из стражей у ворот. Доказать ту или иную версию невозможно, однако ясно, что город был взят силой: часть ромейских солдат спаслась на кораблях, однако многих, включая и Мануила, убили в сражении. На сей раз вступление арабов в город сопровождалось большими пожарами и бойней, пока Амр не положил конец избиению на месте, известном с тех пор как Мечеть Милости.

Это вторичное завоевание подтвердило столичный статус Фустата и окончательно утвердило судьбу Александрии, превратившейся в провинциальный город. В некотором смысле это было возвращением к старому порядку вещей: Фустат наследовал столице фараонов Мемфису.

Арабское заселение земель было очень ограниченным. Маловероятно, чтобы насчитывалось больше 40 000 взрослых мужчин-арабов с семьями, так что все арабское население составляло, скажем, 100 ООО душ. Закрепив за собой страну и научившись использовать ее богатства, они не стремились к расширению иммиграции, которая заставила бы делить добытое на меньшие части. Не выказывали они и желания обратить коптов в ислам, после чего те тоже могли бы претендовать на свою долю. Почти все первое столетие после завоевания арабы селились только в Фустате, и еще их гарнизоны стояли в Александрии и в Асуане, защищавшем Верхний Египет от нападений из Нубии. Подавляющее большинство в стране по-прежнему составляли христиане-копты, а низшие слои администрации происходили из тех же семейств и групп, что служили прежде в имперской администрации византийцев и персов. Только военные и чиновники высшего ранга были арабами. Главных героев драмы о завоевании Египта ждала совсем разная судьба. Первым ушел со сцены Кир, скончавшийся от естественных причин во время перемирия между договором о сдаче и началом арабской оккупации. Отталкиваясь от рассказа Иоанна Никиусского, Батлер воспроизводит в воображении его последние месяцы:

Кир был сломлен духом и телом. Все его честолюбивые мечты рассеялись, все надежды на личную безопасность рухнули (так как император гневался на его поступок). Он чувствовал, что тень смыкается над ним, и тогда совесть его пробудилась, напоминая о преступлениях и промахах. Терзаемый беспощадным раскаянием, он неустанно оплакивал свою измену Египту. Так, погруженный в уныние и безнадежность, он стал легкой добычей дизентерии, которая поразила его в Вербное Воскресенье, а в следующий четверг, 21 марта 642 года, он умер[49].

В действительности Кир, возможно, был прав, соглашаясь платить дань и тем выигрывая время, вместо того чтобы рисковать поражением от арабской армии. Если бы его политику продолжили и далее, история Египта могла бы выглядеть совсем иначе.

Последние годы священства коптского патриарха Вениамина как нельзя более отличались от судьбы Кира. Мы располагаем некоторыми подробностями его биографии, написанной весьма пристрастно, но зато почти его современником. Когда Амр оккупировал Александрию, коптская знать (дуки) обратилась к Санутию, убеждая его выпустить прокламацию, обещающую Вениамину безопасность и приглашающую его вернуться в Александрию. Когда тот, проведя тринадцать лет в укрытии, возвратился, Амр принял его с любовью и уважением и сказал: «Ни в одной стране, завоеванной мною, не видел я такого божьего человека, как ты». Затем наместник поручил ему снова взять бразды правления коптской церковью, и он занялся возвращением на путь истинный тех коптов, которые отступились от веры в правление Кира — в их числе оказались и многие епископы. Он позаботился о восстановлении разоренных халкедонянами монастырей в Вади Натрун, в том числе великой обители Святого Макария, до сих пор сохранившейся как действующий монастырь. «Добрые труды истинно верующих (т. е. коптов) росли и множились, и люди ликовали, как молодые телки, спущенные с привязи, которым позволили припасть к материнскому вымени». Возвратившись к своей пастве в Александрии, он обосновался в монастыре Святого Метры, потому что в нем все монахи были египтянами и не позволили осквернить его халкедонской ересью.

Вениамин поддерживал добрые отношения и с Амром. Вскоре после падения Александрии Амр начал готовить экспедицию в Ливию. Он обратился к Вениамину с просьбой: «Если ты станешь молиться за меня, чтобы я отправился на запад и взял Пять ГЬродов, как взял Египет, и вернулся скоро и благополучно, я сделаю для тебя все, что попросишь». Благочестивый биограф рисует нам поразительную картину того, как патриарх молится за успех мусульманского командующего, воюющего против христианского населения Киренаики.

Вениамин прожил еще почти двадцать лет после падения Египта и скончался в преклонном возрасте и в почете в 661 году. Его похоронили в монастыре Святого Макария, где его и по сей день почитают как святого. Не приходится сомневаться, что именно его стараниями коптская церковь уцелела в годы арабского правления.

Амр пережил Вениамина на три года, но не оставался бессменным наместником Египта. В 645 году он был смещен новым халифом Усманом, стремившимся к централизации управления халифатом. На место Амра поставили некого Абдаллаха ибн Саада ибн Аби Сарха, не столь тесно связанного с войском завоевателей и потому отсылавшего в Медину большую долю собранных налогов. Но с Амром еще не было покончено. Он сыграл важную роль как советник своего дальнего родственника Муавийи ибн Абу Суфйана, первого Омейядского халифа, в его борьбе за власть после смерти Усмана в 656 году. В 658 году Муавийя поставил его во главе армии, посланной, чтобы вырвать Египет из рук сторонников соперничавшего с ним Али. Прошло уже тринадцать лет с тех пор, как Амр управлял этой провинцией, однако он все еще мог опереться на выживших завоевателей и их детей. В жестоком сражении под Фуста-том летом 658 года он разбил сторонников Али и с триумфом вступил в столицу. Он оставался правителем до естественной смерти в 664 году, когда ему было около семидесяти лет. Похоронили его у подножия холмов Мукаттам, возвышающихся к востоку от Фустата, однако первые мусульмане не стремились отметить место успокоения своих умерших, так что место его захоронения неизвестно.

В исторических источниках Амр имеет хорошую репутацию. В его компетентности военачальника и политика сомневаться не приходится — результаты говорят сами за себя — но у него, кроме того, сложилась репутация прямодушного и справедливого человека. В египетско-арабской традиции его почитают не просто как завоевателя, но как человека, защищавшего интересы солдат и их семей перед центральной властью Медины и Дамаска. На смертном ложе его рисуют мудрым и благочестивым старцем, к которому благоволил сам Пророк. Доброжелательно описывают его и коптские источники. Мы уже видели, как биограф Вениамина описывает дружеские отношения Амра со своим героем. Еще более поражает вердикт Иоанна Никиусского. Иоанн — не поклонник мусульманского правительства и не стеснялся яростно обличать все, в чем видел притеснение и насилие, однако об Амре он говорит: «Он изымал договоренные налоги, но не посягал на имущество церквей, никогда не осквернял и не грабил их и охранял их до конца своих дней».

Из всех ранних мусульманских завоеваний захват Египта оказался самым скорым и полным. За какие-нибудь два года страна целиком перешла под власть мусульман. История знает мало случаев, когда столь крутые политические перемены происходили бы так быстро и сохранялись так надолго.

Страна оказалась под властью мусульман-арабов, но пока еще не стала ни арабской, ни мусульманской. Еще не один век арабский язык и мусульманская вера оставались в меньшинстве, причем поначалу в очень малом меньшинстве, которое росло очень медленно. Предположив, что арабы составляли 100 ООО среди трехмиллионного населения, мы получим некоторое представление, насколько мало было это меньшинство — примерно один к тридцати. На первой стадии они не оказывали нестерпимого давления на ресурсы страны и не отнимали у местного населения их домов и земель: они жили на процент от налогов и строили для себя новые города. Не задевали они и религиозных обрядов и зданий христиан. Администрация, в общем, осталась прежней. Безусловно, сто лет спустя налоговое бремя стало представляться очень тягостным, и тогда настало время отчаянных восстаний коптов, однако к тому времени правление мусульман утвердилось слишком прочно, чтобы его удалось свергнуть.

Мусульмане пришли к власти в Египте путем военных побед. Они многократно одерживали верх в сражениях с византийской армией и захватили ее базы в Вавилоне и Александрии. Не столь ясны причины, по которым византийское войско проявило такую слабость. Победы мусульман не были вызваны превосходством ни в численности, ни в вооружении. Отчасти ответ может скрываться в столь любовно подчеркиваемом арабскими источниками контрасте между суровым, закаленным мусульманским воином и мягкотелым, изнеженным ромеем. Здесь интересно отметить замечание Иоанна Никиусского о тучном и непривычном к военному делу Иоанне, не сумевшем отстоять Файюм.

Слабость Византии проявилась и в промахах руководства. Одно из объяснений тайны завоевания мусульманами Египта кроется в политике Кира по отношению к арабам. Десятилетие до прихода мусульман он упорно и беспощадно боролся за власть над страной и над египетской церковью. Однако свидетельства как мусульманских, так и христианских источников ясно показывают, что он быстро отказался от надежды отстоять Египет от мусульман и пошел на переговоры. Описанная Иоанном Никиусским тайная сдача Александрии — особенно красноречивый пример этой политики. Объяснить ее трудно. Для Батлера в его полном моральных оценок труде он — интриган-изменник, готовый предать империю ради утверждения своей патриаршей власти. Он сыграл «темную и коварную роль», и «измена Римской империи остается несмываемым пятном на его памяти». Возможно, у Кира попросту сдали нервы, но возможно также, что он ожидал при халифе того же положения наместника, какое давал ему император. Политика Кира, независимо от того, была ли она проявлением некомпетентности или неудачной интриги, стала существенным, если не определяющим фактором в ходе событий.

Отчасти объяснение скорости завоевания лежит в политической структуре Египта. Со времен фараонов администрация страны оставалась сильно централизованной. В эпоху поздней античности оборону обеспечивал стратиг провинции и его армия. Большая часть населения была безоружна и не имела военной подготовки. Не было полунезависимых владык с собственным войском, которые могли бы оказать сопротивление на местах. В этом виден явный контраст с Ираном, где местные властители и князья сохраняли местную культуру и немалую самостоятельность еще долго после поражения центрального Сасанидского правления.

Поведение коптов, составлявших подавляющее большинство населения, дает почву для разногласий. Действительно ли они способствовали мусульманскому завоеванию? Для Батлера ответ ясен: нет, и он из раза в раз отметает любые свидетельства того, что они это делали. Батлер был большим знатоком коптской культуры и твердо защищал коптов от любых обвинений в измене христианству. Если отстраниться от страстей конца XIX века, картина становится менее очевидной. Египетско-арабская традиция не раз говорит о помощи, которую копты оказывали мусульманам, хотя они никогда не сражались на их стороне. Утверждают, что коптский патриарх Вениамин в самом начале вторжения призвал своих сторонников дружески встречать Амра. Это — интересное свидетельство. Для такой выдумки нет видимых причин, тем более что рассказ этот, вероятно, был записан впервые в VIII веке, когда отношения между мусульманами и христианами испортились. Трудно сказать, зачем бы предание приписало коптам участие в военных победах Амра, если только эта подробность изначально и бесповоротно не вошла в историю. Эти упоминания тем более красноречивы, что не имеют параллелей: например, в рассказах о завоевании Сирии не говорится, что христиане-монофизиты, чьи отношения с византийской властью не слишком отличались от отношений коптов, оказывали помощь мусульманам.

Еще очевиднее свидетельство Иоанна Никиусского. Иоанн не был апологетом мусульманской власти. Для него ислам — «религия скотов». Тем не менее он записывает, что в Антиное, провинции Среднего Египта, население, главным образом коптское, подчинилось мусульманам и выплачивало им дань. И они же убивали всех встретившихся им ромейских солдат. Фактически о помощи коптов мусульманам упоминается не раз, однако она ни в коей мере не была общераспространенной, и копты вместе с ромеями страдали от вторжения мусульман и от тяжелого и несправедливого налогообложения. Истина, кажется, в том, что реакция коптов на вторжения была разнообразной и, возможно, смешанной: некоторые из них в некоторых случаях откровенно приветствовали завоевателей и сотрудничали с ними. В других случаях мы видим их сражающимися на стороне ромеев. Многим египтянам, обитателям деревушек и маленьких городков в нильской долине, вероятно, виделось, что они просто сменили одну чуждую и тягостную власть на другую.

Примечания:

Al-Numan b. Mugarrin / Tkbari. Tk'rikh. I. P. 2239-2240.

Butler A. J. The Arab Conquest of Egypt. P. 228.

John of Nikiu. Chronikle. P. 186-187.

Там же.

Yaqut Fustat.

Ibn Abd al-Hakam. Futuh. P. 73.

Butler A. J. The Arab Conquest of Egypt. P. 291-292.

Seeing Islam. P. 577-578.

Butler A. J. The Arab Conquest of Egypt. P. 361.

Оглавление