Глава 6. В МАГРИБ

Если двигаться вдоль берега, то от Александрии до Карфагена, столицы древнеримской Проконсульской Африки, — более 2000 километров, и оттуда остается еще 1500 километров до Гибралтарского пролива. При хорошей средней скорости путешествия — 20 километров в день — такой путь занял бы почти полгода. И это без дневок, смены заболевших лошадей, борьбы с упрямыми чиновниками и опасными врагами. Такая экспедиция провела бы вас через самые разные ландшафты и природные зоны. В восточной части пути вам пришлось бы жаться к берегу, к полосе египетской литорали. В Киренаике горы Джабал-Ахдар — Зеленые горы — спускаются почти к самому морю и собирают достаточно дождей для существования оседлых поселений не только на побережье, но и в южных долинах хребта. Там процветает средиземноморская культура зерновых, винограда и олив.

Пробиваясь дальше на запад, путешественник огибает залив Сирт. Это трудный участок. Пустыня граничит здесь с морем, и целый месяц путник не видит ничего похожего на сады, поля, города и селения. Только в Триполитании вновь начинались обитаемые земли с возделанными полями и пастбищами и с городом Триполи — «большим приморским городом за стенами из камня и извести, богатого плодами, грушами, яблоками, молочными продуктами и медом»[55]. Западнее Триполи дорога вела через заселенные земли нынешнего Туниса. Южные провинции назывались Африка Бизацена; северные — Проконсульская Африка или Зевгитания, а все вместе арабы называли Африкой, или, в привычном для них написании, Ифрикия. Две последние римские провинции, Бизацена и Зевгитания, были сердцем римской власти. Здесь производилась и отсюда экспортировалась большая часть пшеницы, оливок и гончарных изделий, и здесь изобиловали города и крупные аграрные поселения. Карфаген в северо-восточной части Проконсульской Африки был действующей столицей не только Туниса, но и всей римской Северной Африки. Столица Ганнибала и Древнего Карфагена была столицей при римлянах, и оставалась важным политическим центром до поздней античности.

Западнее Карфагена большая дорога тянулась дальше в глубь материка по высоким плато, лежавшим между морем и прибрежными горами на севере и краем Сахары на юге, создававшими естественный коридор с запада на восток. На побережье имелись маленькие гавани в устьях пересыхающих рек — вади и закрытые якорные стоянки. Нагорья в глубине суши были владениями кочевников. Рано или поздно путник попадал в города-близнецы — Сеуту и Танжер: укрепленные поселения, смотревшие через Гибралтарский пролив на богатую и заманчивую Испанию. Далее, южнее Танжера, простирались плоские хорошо орошаемые равнины атлантического побережья Марокко, и наконец, горы Атлас, ограничивавшие северную окраину Сахары.

Северная Африка принадлежала к богатейшим провинциям римского мира. Отчасти ее богатство еще проступает в гигантских руинах городов: таких как Волюбилис в Марокко, Тимгад в Алжире и Лептис Магна в Ливии, числящихся среди самых внушительных развалин античности в пределах Римской империи. Большие и красивые города опирались на развитое и заботливо поддерживаемое сельское хозяйство. Плодородные от природы земли были распаханы, а сухие неприветливые равнины, вроде предпустынных долин Киренаики, превращены в сельскохозяйственные угодья в результате тщательного орошения и удобрения почвы. Здесь выращивали зерновые, однако в первую очередь в этих местах культивировали оливковые рощи и экспортировали оливковое масло в Рим и по всему Средиземноморскому бассейну. Этот экспорт был главным источником богатства. Оливковое масло доставляли из Северной Африки в длинных цилиндрических амфорах, которые плотно укладывались в трюмах кораблей. Кроме того, гончары Северной Африки выпускали массу столовой посуды — африканской красной керамики, — которую, как и амфоры, осторожно грузили в трюмы. Блестящие красные тарелки и миски стали самой обычной и широко распространенной посудой в Средиземноморье поздней античности.

До начала V века Северная Африка была процветающей частью Римской империи, абсолютно вписавшейся в имперскую систему, и большую часть излишков, которые давало ее сельское хозяйство, имперское правительство извлекало в виде налогов. Благополучие страны зависело от ее связей с рынками по всему Средиземноморью. Города ее были не менее римскими, чем любой город в Италии, Галлии или Испании — с непременными форумом, храмами, банями и театрами. Здесь развивалась латинская культура и рано стало распространяться христианство. К началу V века Северная Африка была столь же предана христианству, как любой другой район в империи. Города и сельская местность украшались изящными зданиями церквей, и святой Августин (?-430), великий мыслитель того века, был епископом маленького североафриканского городка Гиппон.

В V веке Рим утратил контроль над Северной Африкой, как и над всей западной частью империи. Германские племена, известные под собирательным названием вандалов, переправились сюда из Испании и от 429 до 440 года завоевали все римские провинции. От названия этого племени во многие языки пришло слово, обозначающее жестокость и разрушения. На деле вандалы, кажется, несли не больше

опустошений, чем другие германские племена, вторгавшиеся в римский мир. Они даже во многом стремились перенять римские структуры и обычаи, чтобы использовать их на свой лад. Царство вандалов просуществовало до 533 года, когда военная экспедиция, высланная императором Юстинианом, успешно положила конец их власти и снова вернула этот район империи. Однако Северная Африка во второй половине VI и начале VII веков во многом отличалась от того, какой она была во II и III веках, когда строились великие города и расширялись сельскохозяйственные угодья. Одним из важных отличий стал греческий язык, принятый воскрешенной римской (ромейской) администрацией. Для этих мест язык был иностранным и малоизвестным: вероятно, из-за него имперские чиновники представлялись населению скорее чужаками-захватчиками, нежели хранителями прежней славы. Кроме того, между африканскими христианами и имперскими властями в Константинополе существовали религиозные разногласия: и Юстиниан в VI веке, и Ираклий в VII прибегали к преследованиям, чтобы насильственно привести их религиозные взгляды к повиновению. Многие североафриканские христиане, как и их единоверцы в Плодородном Полумесяце, скорее всего, относились к имперским властям враждебно и недоверчиво.

Большая часть современных Марокко и западной части Алжира, за исключением города-крепости Сеуты, где Юстиниан восстановил стены и выстроил новую церковь, в III веке уже не принадлежали к империи. В тех же районах, которые еще подчинялись власти Восточной Римской империи, города и селения сильно переменились. Центры многих великих городов опустели. Тимгад, шумный город в материковой части Алжира с впечатляющей классической архитектурой, был уничтожен местными племенами, «чтобы у римлян не было предлога снова приближаться к нам». В любом городе над всем главенствовал византийский форт и одна или несколько церквей постройки IV-V веков, нередко они размещались в предместьях вдали от старого центра города. Города становились селениями с приходскими церквями и крошечными гарнизонами. Изредка в них появлялись сборщики налогов или ренты, но здесь не было местной иерархии, сети служб и административной структуры. Даже в столице, Карфагене, где после повторного завоевания Византией построили несколько новых зданий, к началу VII века новые кварталы были полны развалин домов и лачуг. С середины VII века город «величественно таял» — цирки застраивались трущобами, а круглая гавань опустела.

Африка более других провинций Римской империи зависела от торговой и налоговой системы Средиземноморья. Зерно и оливки из Африки кормили римские города. Большая часть их изымалась в виде налогов, но, очевидно, суда, вывозившие налоги, в то же время перевозили и товары для продажи. Система взимания налога зерном была разрушена, когда в 439 году вандалы захватили Карфаген. Объем африканского экспорта резко пошел на спад, и с рынков Средиземноморья стали пропадать товары из Африки. Восстановление власти Византии в 533 году не привело к оживлению торговли. Рынки западного Средиземноморья слишком обеднели, чтобы принимать много импортированных товаров, а восточное Средиземноморье могло обойтись без продукции Африки. К 700 году производство африканской красной керамики прекратилось. Африка стала захолустной окраиной Византийской империи. Этим обстоятельством в первую очередь и объясняется поражение византийских войск, пытавшихся дать отпор арабам в Северной Африке — в конечном счете имперским властям просто не было до нее дела.

Возможно, ослабили Северную Африку и политические события. В 610 году Ираклий прибег к армии этой провинции, чтобы свергнуть императора Фоку и самому добиться титула императора. Затем он втянулся в борьбу за выживание и против персидского вторжения. Отсутствуют упоминания о том, что выведенные из провинции войска — вероятно, лучшие из местных войск — возвратили обратно.

Сельское население страдало не менее городского. Археологические раскопки показывают, что многие селения оставляли. Например, в районе вокруг древнего города Сегермес (недалеко от современного Хаммамета) в середине VI века существовало восемьдесят три деревни. За следующие 150 лет половина их была покинута. К 600 году и сам Сегермес почти опустел, так что в первой половине VII века, когда начались арабские завоевания, в районе осталось лишь три постоянных селения, защищенных естественными укреплениями. Причем поселения пустели не в приграничных районах, а в самом сердце сельскохозяйственной Проконсульской Африки, всего в 50 километрах от столицы и правительственного центра в Карфагене.

В Проконсульской Африке пик населенности, кажется, был достигнут к середине VI века, однако в других районах спад начался гораздо раньше. В Триполитании небезопасная обстановка привела к тому, что многие поселения были заброшены уже к концу V века, и существуют свидетельства, что в Бизацене того же периода полукочевое скотоводство постепенно вытесняло оседлое земледелие. Уцелевшие деревни понемногу превращались из открытых селений в укрепления (каср), архитектурная форма которых с незначительными изменениями просуществовала от III века до конца эпохи арабских завоеваний.

Мы, конечно, не располагаем демографической статистикой и надежными данными по экономике, однако результаты археологических исследований и раскопок предполагают, что первые мусульманские завоеватели нашли страну почти не населенной, во всяком случае, оседлыми жителями, а ее огромные и некогда величественные города лежали в развалинах или сжались до размера и вида укрепленных деревень.

Население страны представляло не менее трех различных групп. Были, несомненно, грекоязычные военные и чиновники в Карфагене и других районах, но нет оснований предполагать, что таких было много. Рядом с ними на земле нынешнего Туниса жили «афарика» (или, иногда, уфарика), возможно, потомки карфагенян, которые могли сохранить пунический диалект наряду с латынью. Ко времени мусульманского завоевания они образовывали оседлое христианское население, не имеющее воинственных традиций. Ибн Абд аль-Хакам описывает их как «слуг (хадим) ромеев, платящих дань любому, кто завоюет их страну».

Однако подавляющее большинство населения составляли берберы. Имя «берберы» происходит, конечно, от термина «варвары» (иноземцы), который в Римской империи применяли к другим народам и который перешел в арабский в звучании «бербер». Земли, населенные берберами, простирались от края долины Нила до самого Марокко. Берберы не образовывали никакого политического единства и принадлежали к множеству разных племен, но их объединяла общность языка, или языковой семьи, совершенно отличной как от латыни, так и от арабского. На этом языке до XII века редко записывали повествования или административные распоряжения, и бербер, желавший попасть в правительственные чиновники или получить образование, вынужден был выучить латынь или греческий— в римскую и ромейскую эпоху, или арабский — после мусульманского завоевания.

Общество берберов можно назвать племенным, но образ жизни разных племен сильно разнился. Некоторые, в основном в горных районах, жили родовыми селениями и занимались земледелием. Другие жили отгонным скотоводством, перегоняя стада летом — в горы, а зимой — в низины. Были и чистые кочевники, скитавшиеся по необозримым пространствам Северной Сахары. Классические источники приводят множество наименований берберских племен Северной Африки, и, несколькими веками позже, то же делают арабские источники. Даже учитывая различия в языке и письменности, трудно проследить реальные связи. Представляется, что с VI по VIII век среди берберов происходили большие изменения, при которых одни племенные группы исчезали, сменяясь другими. По-видимому, за столетие, предшествовавшее арабскому завоеванию, берберы сместились с востока к западу. Возможно, именно это обстоятельство отражают позднейшие арабские источники, утверждающие, что основная группа берберов при-шла с Аравийского полуострова или из Палестины. Реальных доказательств этого не существует: в самом деле, то, что язык берберов не принадлежал к семитской группе, указывает, что такое маловероятно, но здесь могла отразиться память о миграции на запад. Левафы в VI веке пришли из района Барки на запад, в Триполитанию, и в 543 году изгнали византийского наместника из Лептис Магны. За ними последовали хаввары — еще одна группа берберских племен, пришедших из Киренаики. Процесс тагхриба — продвижения на запад, определявший движение арабских племен в XI веке, по-видимому, следовал образцу переселения берберов VI и начала VII веков.

Завоевание Северной Африки, вероятно, стало естественным продолжением завоевания Египта. Все сведения, которыми мы располагаем о первых походах, исходят от единственного египетского хрониста Ибн Абд аль-Хакама, повествование которого использовалось в позднейших источниках. Возможно, летом 642 года, очень скоро после падения Александрии, Амр повел свое войско на запад. Путь, очевидно, оказался нетрудным, и армия быстро, не встречая сопротивления, достигла Барки. Византийский гарнизон и несколько местных землевладельцев отступил перед арабами к береговому порту Токра (древней Тавхире), откуда позже ушли в море. Большую часть городского населения, кажется, составляли берберы левафы, и именно с ними, а не с имперскими властями Амр заключил мир в обмен на выплату дани в 13 000 динаров. Рассказывали, что договор включал довольно оригинальную статью о том, что для сбора денег люди вправе продавать в рабство своих сыновей и дочерей. Возможно, это было началом массового обращения берберов в рабство, характерного для I века мусульманского правления в Северной Африке. Условлено было также, что ни один мусульманский сборщик налогов не вступит на эти земли и что люди Барки сами доставят собранную дань в Египет.

Затем Амр провел свое войско в обход залива Сирт, пройдя мимо Токры к Триполи. Здесь он натолкнулся на более серьезное сопротивление. Византийский гарнизон продержался целый месяц. Ибн Абд аль-Хакам описывает окончание осады в эпизоде, которыми арабы оживляют повествование, не претендуя на достоверность. Рассказ гласит, что один из арабов, осаждавших город, выехал на охоту с семерыми спутниками. Они обогнули город с запада и, оторвавшись от своего войска, утомленные жарой, решили вернуться к берегу. Между тем городская стена выходила к самому морю, и римские корабли стояли на якоре под самой стеной. Арабы заметили, что море немного отступило от стен, так что между водой и стеной образовался проход. По нему они подобрались к главной церкви и подняли там крик: «Аллах акбар!» Ромеи в панике бросились по своим кораблям, захватив все, что успели собрать, подняли паруса и бежали. Амр, видя этот переполох, ввел свои войска в город, который затем разграбили. На этой стадии не упоминается о его оккупации арабами, и, возможно, город после ухода арабов вернулся под власть Византии.

Амр вскоре двинулся дальше, повел своих людей на запад к Сабаре (Сабрате). Местные жители, решив, что Амр далеко и занят осадой Триполи, забыли об обороне. Город легко взяли и разграбили. Скоро и Лептис Магна (Лабла) попал в руки арабов. Затем Амр возвратился в Египет, несомненно, вполне удовлетворенный трофеями, взятыми им и его спутниками. Следы своего присутствия он оставил лишь в Барке, где установил налоги и назначил управляющего, Укбу ибн Нафи, которому предстояло стать героем завоевания мусульманами Северной Африки, и чье имя, подобно имени Халида ибн аль-Валида в Ираке и Сирии, вошло в историю и легенды как образец умелого и бесстрашного военачальника.

Смещение Амра с поста наместника Египта в 645 году привело к перерыву в военных действиях арабов. Продлился он не долго. В 647 году халиф Усман послал в Египет новую армию для помощи в африканской кампании. Список подразделений этой армии предполагает, что она насчитывала от 5000 до 10 000 человек, набранных большей частью, как и большинство арабов, воевавших в Египте, из южноаравийских племен. Командовал ими новый наместник Египта Абдаллах ибн Саад ибн Аби Сарх. Армия быстро двинулась вдоль побережья Северной Африки по землям, которые принадлежат теперь Тунису. Они, по-видимому, не стали тратить времени на повторный захват Триполи. Силами Византии в этом районе командовал экзарх Африки Григорий. Он, кажется, принял решение базироваться не в традиционной столице — Карфагене, а в Сбейтле, располагавшейся на юге Туниса. Возможно, там он предполагал встретиться с берберскими союзниками для более действенного отпора захватчикам. Две армии встретились вне стен города. Византийцы были разбиты наголову и, если верить арабским источникам, Григорий погиб в бою, хотя, по сведениям Феофана и других христианских авторов, он спасся и позже получил награду от императора.

Это сражение было единственным столкновением, которое произошло между арабами и византийцами в Северной Африке. Интересно отметить, что Григорий не пытался воспользоваться построенными в этих местах византийскими крепостями, а предпочел встретить врага в чистом поле. После его поражения остатки имперской армии, кажется, оттянулись в Карфаген, предоставив сражаться за контроль над страной арабам и берберам.

Добычу захватили огромную, и арабские источники, как обычно, уделяют куда больше места ее описанию и рассказу о дележе, чем всей остальной кампании. (Для примера: всадники получили по 3000 золотых динаров — 1500 на коня, и 1500 на человека, а пешие воины получили по 1500 динаров). После этого арабские войска почти двадцать лет не делали серьезных попыток упрочиться в Северной Африке. Возможно, что в этот период Барка и Киренаика оставались под властью мусульман, но, по всей видимости, тем экспансия и ограничилась. Арабо-египетские военачальники с египетскими войсками совершали периодические рейды в Триполитанию и Феццан, но армии, захватив добычу, неизменно возвращались.

За этот длительный период, кажется, только Укба ибн Нафи задумывался о более серьезных предприятиях. В центральном Алжире, там, где северные горы постепенно понижаются к краю Сахары, лежит маленький городок, построенный вокруг древнего святилища Сиди Окба и до сих пор посещаемый паломниками, надеющимися заслужить «барака» (благословение) от близости к великому святому. Термин «Сиди» происходит от классического арабского «сай-иди», что означает— мой господин: от того же арабского слово образован титул кастильского героя Эль Сида. Окба — это Укба ибн Нафи аль Фири, человек, который согласно историческим хроникам и популярному представлению принес в Магриб закон ислама. Он — единственный из первых мусульманских военачальников, чьей могиле оказаны такие почести. Кроме того, он мог претендовать на статус спутника Пророка, хотя только в том смысле, что, будучи маленьким мальчиком, он видел Мухаммада. Это еще увеличило его престиж в глазах потомков.

Укба, родившийся в Мекке под конец жизни Мухаммада, происходил из одного с ним племени — курайш, но из другой подгруппы — фир. Его предки относились к городской знати Мекки. Такое происхождение типично для людей, образовавших элиту раннего исламского государства и возглавивших его армии. Укба был единственный из спутников, сыгравших важную роль в завоевании Алжира и Марокко, и о нем можно сказать, что он принес «барака» самого Пророка в эту часть Северной Африки. Кроме того, он был единственным из сражавшихся здесь курайшитов, что еще упрочило его статус и репутацию. Одним словом, Укба стал мучеником, после того как он со своим маленьким отрядом повстречался в 683 году с намного превосходящим их войском берберов и был убит в сражении.

Укба приписывал свое возвышение тому обстоятельству, что его дядя по материнской линии был не кто иной, как сам Амр ибн аль-Ас, завоеватель Египта. Естественно, Амр доверял своему способному и честолюбивому племяннику важные поручения. Укба рано обнаружил свою страсть к экспедициям. Он участвовал в первой кампании Амра в Киренаике и проявил себя, возглавив рейд на оазис Зувай-ла к югу от Триполи. Нам рассказывают, что он дошел до самого Г^дамиса в глубине Ливийской пустыни и, что, возможно, важнее, завязал отношения с берберами левафами в районе Триполи. По словам арабского географа Йакута, Укба оставался в областях Барка и Зувайла, придя с дядей Амром ибн аль-Асом, и он собрал вокруг себя берберов, которых обратил в ислам.

В 670 году халиф Муавийя назначил Укбу правителем земель в Северной Африке, находившихся под властью мусульман, подчинив его наместнику Египта. Он решил открыть кампанию по завоеванию Ифрикии (более или менее совпадающей по территории с современным Тунисом) и утвердить там власть мусульман. Укба, хорошо знакомый с местными условиями, должен был понимать, какой это удачный момент для удара. Византийская администрация слабела день ото дня. Арабы атаковали Константинополь, и для его защиты требовались все силы империи. Не менее опасен был очередной внутренний раскол во власти империи. Императору Константину IV (668-685) бросил вызов претендент на трон из Сицилии, куда императору и пришлось ввести войска, чтобы справиться с ним. Однако настоящую угрозу представляли не ромеи: гораздо существенней было покорить берберов или договориться с ними.

Укба прибыл в Северную Африку с войском, набранным в основном из арабов, поселившихся в Египте. Известно, что с ним было 10 000 всадников арабской конницы, и ее еще пополнили берберы, вероятно, в основном из племени левафов, уже обращенного в ислам. Первой целью Укбы было основать военную базу в сердце Ифрикии. История основания города Кайруан пересказывалась в XIII веке географом Иакутой по более древним источникам, не дошедшим до нас.

Он отправился в Ифрикию и осаждал ее города, завоевывая их силой и предавая жителей мечу. Множество берберов было обращено в ислам его рукой, так что ислам распространялся между ними, пока не достиг земель Судана[56]. Затем Укба собрал своих спутников и обратился к ним со словами: «Народ этой страны — недостойный сброд: под угрозой меча они принимают ислам, но стоит обратиться к ним спиной, они возвращаются к старым обычаям и вере. Не думаю, что для мусульман хорошо селиться среди них, но, думаю, лучше будет выстроить (новый) город, где будут жить мусульмане».

Они решили, что это разумный план, и нашли участок в Кайруане. Он лежал на краю равнины и зарос столь густым кустарником, что в нем не проползти было даже змее.

Укба продолжал: «Я лишь потому избрал это место, что оно лежит поодаль от моря, так что корабли византийцев не смогут подойти к нему и его уничтожить. Оно далеко от берега». Затем он приказал своим людям приступать к строительству, однако те жаловались, что в зарослях полно львов и разбойников. Опасаясь за свои жизни, они отказались выполнить приказ. Тогда Укба выбрал из своего войска двенадцать таких, кто был спутником Пророка, и воскликнул: «О вы, львы и гады, мы — спутники Пророка Господа, так что уходите прочь, а если мы найдем здесь кого-либо из вас, то убьем его!» Затем глазам людей предстало дивное зрелище: львы и волки выносили своих детенышей и змеи уводили свою молодь, и так они удирали целыми семьями. Многие берберы после этого перешли в ислам.

Затем он устроил дом правителя и дома для народа вокруг него, и там прожили они сорок лет, ни разу не увидев змеи или скорпиона. Он заложил мечеть, но сомневался, в какую сторону направить киблу, и это его очень тревожило. И вот ночью во сне он услышал голос: «Завтра иди в мечеть и там услышишь слова: "Аллах акбар". В ту сторону, откуда услышишь эти слова, направь киблу, потому что это направление избрал Господь для мусульман этих стран». Утром он услышал голос и установил киблу, и другие мечети повторили ее расположение»[57].

При всех его сомнительных чудесах, миф об основании города все же приоткрывает реальные мотивы основателя. Город предназначался для постоянного мусульманского гарнизона в этом районе. Участок для него был выбран потому, что прежде там не было построек. В других сообщениях подчеркивается и важность наличия рядом пастбищ. Расположен он был вдали от побережья. Ромеи все еще представляли угрозу если не со стороны суши, то с моря. Основать город было несложно. Требовалось всего лишь заложить мечеть и дом правителя, да выделить людям участки для застройки. Отсутствуют указания на то, что арабские власти обдумывали заранее устройство рынка, бань и других общественных заведений. Несмотря на столь скромное начало, Кайруан процветал. Он, единственный из гарнизонных городков, основанных арабами сразу после завоеваний, до сего дня остался обитаемым городом: старая Басра в Ираке — теперь лишь почти неразличимые руины на краю пустыни, старая Куфа исчезла без следа, Фустат в Египте — место археологических раскопок среди куч обломков, а Мерв в Хорасане — огромное пустынное поле развалин. Кайруан же остался очаровательным старым городом, изобилующим образцами мусульманской древности.

Основание Кайруана стало решительным шагом в установлении присутствия мусульман в Ифрикии, однако оно еще не означало окончательного завоевания. Карфаген оставался в руках византийцев, и ни один отряд мусульман еще не проникал западнее современной границы между Алжиром и Тунисом.

Подобно Амру ибн аль-Асу в Египте до него и Мусе ибн Носсейру на Иберийском полуострове после него, Укба после победы недолго оставался наместником. В 675 году его арестовал назначенный преемник, унизивший его содержанием в цепях, прежде чем отослать в Дамаск к халифу Муавийе. Однако Укбе предстояло еще триумфальное возвращение.

Новый наместник Абу'л-Мухаджир был не арабом, а «мавлой», которого обратил в ислам прежний наместник Египта Укба. По рождению он мог быть коптом, греком или даже бербером. С ним прибыли из Египта новые войска, тоже неарабские по составу, и остановился он в Ифрикии вне пределов Кайруана — возможно, потому что знал, как много горожан сохранили верность его предшественнику. Первой задачей нового наместника было справиться с самым могущественным вождем берберов в Магрибе. Косейла (или Коцилла) был царем берберов авраба, и его владения простирались от гор Орес (Аурес) в западном Алжире до Волюбилиса на марокканской равнине. Сам Косейла и, вероятно, многие его сторонники, были христианами и поддерживали добрые отношения с римлянами. Абу'л-Мухаджир встретился с ним в его резиденции в Тлемсене и сумел обратить в ислам, тем самым сделав сторонником мусульман. Косейла переселился в лагерь наместника рядом с Кайруаном. Этот блестящий стратегический альянс развязывал Абу'л-Мухаджиру руки для атаки на Карфаген. В 678 году он установил блокаду и, хотя город еще не сдавался, ромейская власть отныне ограничивалась Карфагеном и его ближайшими окрестностями.

Как нередко случалось в истории арабских завоеваний, на ход событий не менее военных побед повлияли перемены в правительстве халифата. В 680 году умер халиф Муавийя, и его преемник Йазид I решил вновь назначить Укбу на прежний пост. Теперь он вернулся с торжеством, а в цепях в свою очередь оказался Абу л-Мухаджир. Возвращение Укбы привело к крутому повороту политики. Дружественное отношение его предшественника к берберам сменилось на противоположное. Косейла вместе со своим покровителем и союзником был закован в цепи, а Укба начал подготовку к своему последнему предприятию.

Согласно одной из арабских хроник[58], Укба задержался в Кайруане, только чтобы перевести дыхание. Начальником над местным гарнизоном он оставил своего сына со словами: «Я продал себя Господу по самой дорогой цене» и, высказав сомнение, что им предстоит новая встреча, отправился на запад, куда еще не доходили войска мусульман. Он со своим маленьким войском быстро пересек плато, ле-жавшее южнее прибрежных гор. Первое сражение произошло в Багхае у подножия гор Орес. Здесь он разбил римский отряд и захватил множество лошадей. Затем он пошел на запад к Монастиру. Его защитники вышли из-за укреплений ему навстречу; и схватка была жестокой, но «Бог послал ему победу». Кажется, мусульмане не заняли город, однако прежде, чем двинуться на Tаxepт, где их ожидали берберы и византийцы, они собрали большую добычу. Следующее сражение тоже было жестоким, и снова мусульмане одержали победу.

Экспедиционные силы двигались вперед. Складывается впечатление, что это был отряд в несколько тысяч человек, быстро продвигающийся по практически необитаемым землям. Ни о каком сопротивлении не упоминается, пока они не дошли до Танжера. Танжер был одним из немногих поселений городского типа в стране, которая теперь называется Марокко. По словам историка XIII века Ибн Идари, это был один из старейших городов Магриба, однако, продолжает он, «древний город, который упоминается в описаниях похода Укбы, похоронен песками, а нынешний город стоит над ним на берегу: если покопаться в развалинах, там найдется множество реликвий». Танжером правил некий Юлиан, позднее сыгравший важную роль в истории первого вторжения мусульман в Испанию. Его главной заботой было как можно скорее избавиться от Укбы, и потому он отговорил его от попытки переправиться через пролив в Испанию, посоветовав вместо того двигаться дальше вдоль атлантического побережья Марокко.

Следующей остановкой стал город Валила. В противоположность Танжеру, о Валиле того времени нам известно многое. Город этот, называвшийся тогда Волюбилис, был при римлянах одним из самых значительных городов Мавритании. Хотя в III веке, за 400 лет до похода Укбы, имперские власти практически устранились из него, он оставался городом, и по крайней мере часть городского центра в нем была еще обитаемой. Большинство населения, вероятно, составляли берберы, и жили они, несомненно, в домах берберской архитектуры, однако могильные плиты VI века сохранили имена и титулы римского типа.

И снова Укба, как нам сообщают, разбил местных берберов и, не задерживаясь, двинулся дальше. Теперь он направлялся к югу через плоское марокканское плато к горам Атласа. По всей видимости, он в погоне за бегущими берберами перевалил горы, дойдя до Вади Дра, после чего вернулся, чтобы осадить город Агмат, стоявший близ нынешнего Мар-ракеша. В городе жили берберы-христиане, и, кажется, его, против обыкновения, Укбе пришлось брать штурмом. Потом он снова углубился в Атласские горы, пройдя перевалами, выводившими в плодородные земли Вади Сус между Высоким Атласом и более сухим хребтом Анти-Атлас. Долина выходит к морю у Агадира. Эти земли арабы назвали Сус аль-Акса, и они стали на ближайшее столетие границей подвластных мусульманам стран.

В противоположность большинству районов, пройденных Укбой, в Вади Сус, кажется, имелось плотное население из берберских племен, живших, как они живут и по сей день, в горных деревушках. Они оказали отряду мародеров упорное сопротивление. Укба одержал несколько побед, и, захватив городок Наффис, якобы основал там мечеть—возможно, скорее как благодарственную жертву за свои победы, чем как место для молений мусульманской общины. В других случаях успех не давался ему, так что для потомков увековечили «кладбища мучеников» как места, где пали в битве его воины. Поход его окончился в Вади Сус, когда Укба вышел к Атлантике. Этот миг попал в легенды. Он якобы въехал в море на коне, пока вода не дошла тому до брюха, и воскликнул: «О Господь! Если бы море не остановило меня, я прошел бы по землям подобно Александру Великому, отстаивая твою веру и сражаясь с неверными!» Образ арабского воина, чей поход во имя Господа останавливают лишь морские воды, остался самым привлекательным и запоминающимся в истории завоеваний.

От западного края континента он вернулся на восток в горы Орес. Здесь он разделил войско, отпустив большую часть воинов по домам. При себе он оставил маленький отряд, с которым намеревался захватить Тубну в Забе. Здесь он встретил большое войско под командованием Косейлы, сбежавшего из заключения в Кайруане. Тот отказался от прежнего союза с мусульманами и снова стал лидером берберского сопротивления. Бой, насколько известно, был коротким и неравным, и Укба в нем приобрел мученичество, которого, судя по всему, добивался.

Поход Укбы на запад остается одним из важнейших мифов об основании мусульманского Магриба. Однако с практической точки зрения он дал довольно скудные результаты. Судя по всему, Укба предпочитал не штурмовать укрепленных городов, уходя вместо этого все дальше на запад через пустынные земли. Возвращаясь, он не оставил гарнизонов в «завоеванных» местах и не установил сбора дани или налогов. Кроме мечети в Кайруане ему приписывают еще закладку двух мечетей в Вади Сус и Вади Дра, но не похоже, чтобы хоть одна из них была прочной и долговечной. Имеется у его подвигов и более зловещая сторона. Он, как известно, забирал живую добычу — молодых берберских девушек, «подобных которым не видели нигде в мире». На рабских рынках Востока за них давали до 1000 динаров. Элита высоко ценила их — матерью великого аббасидского халифа Мансура (754-775) была как раз одна из таких берберских девушек, захваченная примерно в это время. Такая торговля рабами продолжалась первые полвека мусульманского владычества в Северной Африке, и она послужила причиной жестокого озлобления новообращенных мусульман-берберов.

Поражение и смерть Укбы могли привести к тому, что арабов окончательно изгнали бы из Магриба. Его агрессивная экспедиция заставила объединиться против захватчиков большинство крупных берберских племен. Возглавивший их Косейла решился идти на Кайруан. В городе воцарились смятение и отчаяние. Люди собрались в мечети, чтобы решить, что делать. Были среди них такие, как Зухайр ибн Кайс, решивший держаться до конца и говоривший языком шахидов: «ГЬсподь осенил мученичеством ваших друзей, и они вошли в райский сад. Следуйте их примеру!» Другие возражали, что следует отступить в безопасные земли на востоке. Несмотря на воодушевляющие речи о самопожертвовании, большинство оказалось за отступление, и Зухайр, видя, что с ним осталась только его семья, последовал за остальными, остановившись только в своем дворце в Барке.

Победоносный Косейла оккупировал основанный Укбой город. Там он объявил себя «эмиром Ифрикии и Магриба», гарантировал безопасность тем мусульманам, которые захотят вернуться и, поменявшись с ними ролями, собирал с них налоги. Около четырех лет (684-648) Косейла правил в Кайруане, удерживая власть над материковыми землями, в то время как византийцы еще держались в Карфагене, а их флот патрулировал побережье, оказывая поддержку сохранившимся фортам и не позволяя мусульманам атаковать Сицилию.

Отчасти слабость мусульман объясняется хаосом, захлестнувшим халифат после смерти Йазида I в 683 году. Даже после воцарения Омейядского халифа Абд аль-Малика в 685 прошло несколько лет, прежде чем мусульмане собрались с силами, чтобы восстановить свои позиции в Тунисе. В 688 году Абд аль-Малик, находившийся в Сирии, поставил Зухайру, образцового святого воина, возглавить экспедицию из Триполи, которая должна была вернуть Кайруан. Один из источников сообщает, что его войско составляли 4000 арабов и 2000 берберов. Кажется, они добрались до Кайруана, не встретив никакого сопротивления. Косейла, до которого дошло известие об их приближении к городу, предпочел отступить. Город в то время не имел стен и давал плохую защиту. Кроме того, его заботили еще оставшиеся в городе мусульмане, которые могли превратиться в «пятую колонну», и бербер хотел держаться поближе к горам на случай, если дело обернется плохо. Он встал лагерем в местечке под названием Миме на краю гор Орес. Здесь он и потерпел поражение от войска Зухайры, и сам был убит. Как часто бывает, нам трудно понять причину успеха мусульманского войска, выступавшего, вероятно, против превосходивших его сил, хорошо знакомых с местностью. Мы можем лишь в очередной раз отметить, что, когда доходило до решающих сражений, мусульмане брали верх.

Хотя византийцы, по-видимому, не оказали Косейле никакой военной помощи в последнем бою, их флот на средиземноморском побережье все еще представлял силу, с которой следовало считаться. Теперь они нанесли удар, предназначенный, кажется, чтобы отвлечь внимание мусульман на Киренаику, и Зухайр, проповедовавший аскетическое отвращение к политической власти, вынужден был повести своих людей на восток против новой угрозы. Он обнаружил, что византийцы оккупировали Барку, остававшуюся в руках мусульман уже полвека со времени первой экспедиции Амра ибн аль-Аса. При попытке выбить их из города он пал как мученик, а его маленькое войско было разбито.

Шбель Зухайра в Барке оказалась низшей точкой в усилиях мусульман отвоевать Северную Африку. Дальше дела пошли на подъем. К 694 году энергичный и способный омейядский халиф Абд аль-Малик разгромил всех своих многочисленных врагов на землях ислама. Теперь у него появились свободные войска, которым, чтобы сохранить их верность, пошел бы на пользу поход за добычей. Были и другие веские причины для возобновления кампании в Северной Африке. Пока Киренаика была в руках врага, Египет тоже оставался под угрозой. Кроме того, мусульмане никогда не уступали контроля над однажды захваченными землями: тот, кто претендовал на титул военачальника правоверных, не мог допустить такого, не встретив сильного сопротивления.

Халиф назначил командующим Хассана ибн аль-Нумана аль-Гассани. Хассан происходил из рода Гассанидов, возглавлявшего арабов Сирийской пустыни в столетие, пред-шествовавшее мусульманскому завоеванию. Некоторые члены этого рода перебрались через границу иммигрировав в Византийскую империю, но другие остались в Сирии и вошли в состав Омейядской элиты наряду с теми сирийскими арабами, которые составляли становой хребет режима. Он получил титул «шейх амин» — верный старец. Он показал себя способным военачальником и надежным администратором и во многих отношениях может считаться истинным основателем мусульманской Северной Африки. Халиф дал ему войско в 40 000 человек — самую большую из мусульманских армий, появлявшихся в этих местах. Экспедиция предстояла серьезная.

Добравшись до Ифрикии после долгого марша вдоль побережья Северной Африки, Хассан избрал первой целью своей атаки Карфаген, последний центр ромейской администрации этого района. Можно удивляться тому что мусульмане не атаковали этого города прежде. Самое правдоподобное объяснение столь очевидному упущению состоит в том, что в берберах они видели куда более грозного врага, с которым необходимо было справиться или добиться мира. Византийцев, загнанных за стены их города, оставили в покое. Но недавняя высадка с моря на Киренаику показала, что те все еще представляют угрозу, и Хассан решил покончить с ней раз и навсегда.

Падение Карфагена — крупное событие, потому что оно обозначило окончательное и безвозвратное окончание римского владычества над Северной Африкой. В военном отношении это была скорее мирная оккупация, нежели крупная осада. Город, стоящий на чудесном участке побережья над Тунисским заливом, восемьсот лет был оплотом римской власти. Некогда его украшали множество монументальных зданий, а в период поздней античности к ним добавились величественные церкви. Во II веке н. э. в нем насчитывали полмиллиона жителей, а Антониновы бани, фрагменты которых можно видеть и теперь, были величайшими в римском мире. Арабский хронист Ибн Идари говорит, что в его дни (XIII в.) город еще выделялся внушительными развалинами, свидетельствовавшими о его славном прошлом. Он добавляет, что жители окрестностей Туниса, точь-в-точь как современные туристы, до сих пор приезжают туда, чтобы подивиться чудесам и монументам, устоявшим перед напором времени. Карфаген 698 года был лишь тенью великого города, существовавшего задолго до завоевания его римлянами. По словам Ибн Абд аль-Хакама, в нем жила лишь горстка жалких обитателей. Город, очевидно, был в основном покинут, и в нем уже полвека не строили значительных зданий. С гибелью средиземноморской торговли город утратил основу своего существования, и теперь в громадных руинах остались лишь несколько горожан да крошечный гарнизон.

Не удивительно, что город почти не сопротивлялся. По некоторым источникам, жители сразу собрали свои пожитки и ночью отчалили на судах, так что арабская армия вошла уже в пустой город. Мы не имеем сообщений о правильной осаде и о захваченной добыче: еще одно подтверждение того, что город мог быть покинут еще до завоевания. Мусульмане, утвердив свою власть, не пытались поставить в городе гарнизон или возвести мечеть. В сущности, центр населенности переместился от прибрежного Карфагена в материковый Кайруан, как в Египте — из Александрии в Фустат.

Падение Карфагена обозначило окончание римского присутствия в Северной Африке, однако многие берберские племена оставались непокоренными. Главенство над их сопротивлением перешло теперь к таинственной фигуре Кахины (Пророчицы). Репутация этой берберской Будикки с ее длинными космами волос и экстатическими пророчествами на века сохранилась в истории и легендах как символ сопротивления завоеваниям мусульман и их нормам жизни. Современные культуры восславляют ее то как героиню женской эмансипации и силы, то как героиню сопротивления и независимости берберов, то как «иудейскую принцессу», не пожелавшую отречься от своей веры, то как великую африканскую царицу. Она, безусловно, принадлежала к племени берберов из обширного племени заната, но есть сведения, что она вышла замуж за византийца, а по религии была христианкой или иудейкой.

Традиционный взгляд на Кахину подытожил в XVIII веке Эдуард Гиббон, широта знаний которого не перестает удивлять. Он описывает, как произошло объединение «не знавших порядка» берберов.

Под знаменем своей царицы Кахины независимые племена достигли некоторого уровня единства и дисциплины; и потому мавры, почитавшие пророчиц в своих женщинах, атаковали пришельцев с энтузиазмом, равным энтузиазму мусульман. Отряд ветеранов Хассана не мог осилить сопротивления Африки — завоевания целого века были потеряны в один день. Вождь арабов (Хассан), сметенный этим бурным потоком, удалился в пределы Египта и там пять лет ожидал обещанных халифом подкреплений[59].

Далее он описывает, какие меры приняла Кахина против возвращения арабов:

Победоносная пророчица собрала вождей мавров и дала им странный и дикий совет. «Наши города, — сказала она, — и золото и серебро, хранящиеся в них, могут привлечь арабов. Нас не влекут эти порочные металлы: нам довольно того, что производит земля. Уничтожим эти города: похороним в их руинах эти драгоценные сокровища, и тогда нечему будет питать алчность наших врагов, и, может быть, они перестанут тревожить покой воинственного народа».

Предложение было встречено всеобщим одобрением. От Танжера до Триполи все здания, или, во всяком случае, все укрепления были снесены, плодовые деревья срублены, плодородные и населенные сады превращены в пустыню, так что историки позднейших времен едва различали следы недавнего богатства и опустошений, совершенных их предками. Такова история современных арабов[60].

За легендой трудно различить реальность. Власть Кахины сосредоточилась в районе гор Ореса. Этот горный массив на западе Алжира в наивысшей точке достигает высоты 2300 м. Протяженность гор не более 100 километров с запада на восток, и 50 — с севера на юг. Севернее лежит плодородное плато, на юге горы резко опускаются к границе Сахары. Горы эти изрезанные и скалистые, а в глубоких ущельях прячутся затерянные деревушки и пальмовые рощи. Они представляли удобную стратегическую позицию. Всего один дневной переход отделал дикие и неприступные горы от равнин Туниса и центра власти арабов. Кроме того, массив господствовал над дорогой из Туниса к другим частям Алжира и Марокко. Не покорив или, по крайней мере, не примирив с собой Ореса, арабская армия не могла вести действий в этих районах. Горы представляли превосходную твердыню для тех, кто хотел сопротивляться пришельцам извне, и они всегда оказывались центром сопротивления для берберов: первый выстрел алжирского восстания против власти Франции в 1954 году прозвучал в Оресе.

Самый полный отчет о Кахине мы находим в труде Ибн Идари. Хассан, вступив в Кайруан, спросил, кто самый важный из царей, еще уцелевших в Ифрикии, и ему ответили, что это Кахина в горах Ореса, которой страшатся все ромеи и повинуются все берберы. Еще добавили, что если он ее убьет, весь Магриб будет в его руках. Хассан выступил против Кахины. Она раньше него добралась до города Багхаи, изгнала из него ромеев и уничтожила город, потому что боялась, что Хассан, захватив его, устроит там укрепленную базу. Он достиг гор и разбил лагерь в Вади Маскияна. Там и встретилась с ним Кахина. Его лагерь стоял в верховьях вади, а ее силы были расположены ниже. Однажды вечером всадники обеих сторон сошлись, но Хассан отказался в тот день начинать сражение, так что оба войска провели ночь в седлах. На следующий день войска сражались долго и жестоко, однако войска Хассана в конце концов обратились в бегство. Кахина погналась за ними, убив многих и взяв пленных. Она оттеснила Хассана за Габис. Кажется, он нашел убежище в Киренаике, откуда написал халифу с просьбой о подкреплении, объяснив в том же письме, что народы Магриба не имеют политической программы или цели, а подобны вольно пасущимся стадам. Халиф в ответе велел ему оставаться на месте. Дворцы, выстроенные Хассаном и его людьми близ Барки, были еще известны шесть веков спустя во времена Ибн Идари как «Кусур Хассан» — Дворцы Хассана.

Затем наш автор приводит речь, якобы произнесенную Кахиной. Она легла в основу сообщения Гиббона. Согласно Ибн Идари, Кахина обратилась к берберам со следующими словами:

«Арабы хотят получить Ифрикию ради ее городов, серебра и золота, между тем как нам нужны лишь плоды земли и стада. Единственный способ — уничтожение всей Ифрикии, чтобы арабы утратили к ней интерес и больше не возвращались». Слушатели одобрили ее предложение, и они принялись срубать деревья и уничтожать свои крепости. Рассказывают, что Африка от Триполи до Танжера была раньше тенистой, селение сменялось селением, и повсюду были города, так что не было местности более процветающей и благополучной. «Нигде не было столько городов и крепостей, как в Африке и Магрибе, и такая местность тянулась на две тысячи миль. Все это уничтожила Кахина. Многие христиане и африканцы бежали, спасаясь от ее деяний, и отправлялись в Андалусию и на другие острова в море.

Это интересное сообщение. Оно показывает в средневековом арабском источнике ясное осознание деградации городской и природной среды, поражавшее современных археологов и других комментаторов. Само по себе оно весьма необычно. Разумеется, как замечает Гиббон, отчет сводит события двух или трех веков к двум-трем годам. Однако он должен был указывать на некую фундаментальную истину. VI и VII века, несомненно, стали свидетелями упадка в городской жизни и сельском хозяйстве этой области, сочетавшегося с переходом к кочевому скотоводству. Кроме того, сообщение показывает в необычном свете и арабское завоевание. Здесь арабы выступают хранителями городской жизни и культуры, а не разрушителями, как это часто бывает в современной нам литературе.

Казалось, Кахина одержала полную победу, и Хассан фактически отказался от Ифрикии. Но вскоре халиф прислал ему свежие войска. Кроме того, он привлек на свою сторону множество берберов, вероятно, не желавших принимать главенство Кахины. ГЬворят, что к джихаду присоединилось 12 000 берберов. С ними Хассан выдвинулся в район Габиса, где разбил ее войско. Потом он последовал за ней до ее твердыни — гор Ореса. Последняя битва произошла к северу от современного города Тобна, возможно, в 698 году. Мы располагаем очень немногими подробностями этого сражения, в котором Хассан победил и убил Кахину. Сообщали только, что она предвидела ожидавшую ее катастрофу. С развевающимися волосами она изрекала безумные пророчества о поражении, однако в то же время отослала своих сыновей в арабский лагерь, где им обещали сохранить жизнь.

Покончив с мятежом, Хассан снова утвердился в Кайруане. Здесь он начал вводить нормы Омейядской администрации, устраивать «диван» для войск и добиваться выплаты земельного налога от христиан. Согласно некоторым источником, он основал в Тунисе близ Карфагена новый город. Он задумывался как морская база для предотвращения новых высадок византийцев, и для работы в нем были доставлены из Египта 1000 коптских мастеров. Этот момент отмечает начало постоянной мусульманской администрации в Ифрикии и новую стадию обращения берберов и вербовки их в мусульманскую армию — процесса, который стал основополагающим при завоевании мусульманами Испании.

В 704 году Хассан был смещен с поста. Он остался без работы из-за испортившихся отношений между халифом Абд аль-Маликом в Дамаске и его братом Абд аль-Азизом ибн Марваном, правителем Египта. Абд аль-Азиз стремился утвердить свою власть и власть Египта над Северной Африкой. К тому же он хотел назначить на пост наместника собственного протеже. Человека, которого он имел в виду, звали Муса ибн Носсейр. Он был низкого происхождения, и никоим образом не принадлежал к великим родам Омейядского халифата. Это был умный и властный человек, пробившийся наверх благодаря своим способностям и доверию покровителя. Он начал карьеру в Сирии, где работал на Омейядское правительство, и впервые попал в Египет в 684 году. Возможно, тогда же он попался на глаза Абд аль-Азизу ибн Марвану, который отметил его и стал продвигать. К 704 году Абд аль-Азиз и Муса сотрудничали уже двадцать лет. Абд аль-Азиз хотел наградить его и понимал, что это идеальный правитель, который сумеет удержать под контролем непокорную, но потенциально доходную провинцию Ифрикия.

Муса нашел провинцию в некотором беспорядке. Хассан спас арабскую Африку от берберов и изгнал византийцев. Власть арабов заканчивалась на линии, по которой проходит теперь граница между Тунисом и Алжиром. Молниеносный рейд, совершенный двадцать лет назад Укбой ибн Нафи, не оставил на западе постоянных арабских поселений. Берберы в горах Орес и дальше к западу были еще в состоянии сопротивляться владычеству арабов.

Муса взялся изменить это положение. Хассан покинул провинцию и отправился в Дамаск. Когда он добрался до Египта, Абд аль-Азиз отобрал у него все его имущество вплоть до подарков, которые тот вез новому халифу Валиду I. Тем временем в Африке Муса обдумывал мощный прорыв на запад, в Магриб. Он начал с осады берберской крепости Загван, стоявшей всего в нескольких километрах от Кайруана. Крепость скоро взяли, и в столицу доставили первых пленников. Пленники были главной целью этой кампании. В отчетах о завоевании мусульманами городов и земель Среднего Востока мы находим постоянные упоминания взятой добычи — товаров, съестных припасов и, главное, денег. Нам рассказывают, как тщательно делили все это между завоевателями. В описаниях кампании Мусы в Магрибе доминирует число захваченных и отосланных на восток пленников. Их численность преувеличивается с беспредельным энтузиазмом, так что исламский «джихад» выглядит до неприличия похожим на гигантскую охоту за рабами. Едва добравшись до Кайруана, Муса отправил двух своих сыновей в набеги на Магриб, из которых каждый привел по 10 000 пленных. Когда Муса написал своему покровителю Абд аль-Азизу, что посылает ему 30 000 пленников как долю правительства в военной добыче, тот решил, что в письмо вкралась ошибка — число представлялось неправдоподобно большим. Писец в самом деле ошибся, но в обратную сторону — следовало написать 60 000.

Вскоре и сам Муса выступил на запад. В Саджуме он позволил сыновьям Укбы ибн Нафи отомстить за смерть отца, и 600 стариков из этой местности были преданы мечу. После этого он продолжил покорение великих берберских племен: хаввара, заната и кутама — беря пленных и назначая новых вождей, которые должны были хранить верность мусульманам, потому что, как пишет хронист, «большая часть городов Африки были пусты из-за вражды к ним берберов»[61]. Повторяя путь Укбы ибн Нафи, Муса продвигался на запад, преследуя бегущие от него племена берберов. Однако он, в отличие от Укбы, не обошел Танжер. Рассказывают, что он взял город и поставил правителем своего вольноотпущенника-бербера, Тарика ибн Зияда — это первый из известных нам случаев, когда обращенный в ислам бербер получил видный пост в мусульманской армии. Муса оставил Тарику гарнизон, в основном из новообращенных берберов с нескольким арабами, «причем он приказал арабам учить берберов Корану и наставлять в вере». Гарнизону в Танжере роздали участки под строительство. Установление этого мусульманского форпоста, который от богатых и заманчивых земель южной Испании отделял лишь Гибралтарский пролив, стало прелюдией к вторжению, а гарнизону предстояло образовать ядро первого мусульманского войска, вступившего на Иберийский полуостров. Муса же продолжал путь на юго-запад, пока не добрался до Вади Сус и Вади Дра, взяв заложников у племени масмуда в Атласских горах. Затем он повернул на восток к Кайруану.

Завоевание и заселение мусульманами Танжера было, вероятно, закончено к 708 году. Прошло менее семидесяти лет с тех пор, как первый мусульманский отряд переправился из Египта в Киренаику. За это время в военных действиях происходили весьма драматические приливы и отливы. Ключевым пунктом был контроль арабов над Тунисом и создание новой столицы — Кайруана. К 708 году на всей современной территории Туниса действовала арабская администрация. Восточнее под властью мусульман оказались и Киренаика, и Триполитания. Районы современных Алжира и Марокко оставались настоящим «диким западом». Присутствие мусульман в этих районах по большому счету обозначалось только гарнизоном в Танжере. В других областях контроль мусульман зависел от добрых отношений с племенными вождями берберов, возможно, обращенных в ислам, хотя бы и номинально. Мусульманскому владычеству еще бросали вызов, особенно при великом восстании берберов в 740-741 годах, но свергнуть его уже не удалось.

Примечания:

Мнение о понятии «джихад» основано на работе Файрстоуна: Firestone R. Jihad: The Origin of Holy war in Islam.

Здесь и далее Коран цитируется в переводе акад. И. Ю. Крачковского.

Al-MuqaddasL Ansab al-Thqasim... P. 224.

Подразумевается Африка за Сахарой — явное преувеличение.

Ibn al-Athir. Al-Kamil fiTTh'rikh. III. P. 465.

Levi-Provencal E. Un récit de la conquete de l'Afrique du Nord. Arabica. I. 17-43.

Gibbon E. Decline and Fhll. III. P. 300.

Там же.

Ibn Idhari. Bayan. II. P. 41.

Оглавление