• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Телефон на столе буквально разрывался. Когда я поднял трубку, это оказалась Софи. Неужели не пройти два метра и не сказать лично? Меня раздражали эти звонки каждые пять минут по пустяковым вопросам. Но на этот раз Софи хотела соединить меня со звонившим.

— Этьен, тебя спрашивает Макс Эндгер, — сообщила она.

Странно, почему Макс не позвонил на мой личный номер? У меня тут же появилось нехорошее предчувствие в последнее время я отчего-то очень не люблю неожиданности. Поэтому я попытался говорить нарочито бодро и весело.

— Привет, Макс! Ты еще не сгинул в черной дыре? — пошутил я.

— Э… нет, — неуверенно ответил мой друг, не поздоровавшись. Кроме его голоса в трубке были слышны помехи и громкие шумы, как будто Эндгер звонил из телефона-автомата.

— А почему ты не позвонил мне на мобильный? — встревожился я.

— Ну… видишь ли, Этьен… Я потерял свою трубку. Да, я ее потерял, — ответил Макс торопливо и тут же быстро заговорил, как бы опасаясь, что я его перебью: — Мне надо с тобой встретиться. Помнишь, где мы встречались в последний раз? Так вот, там же, в гостинице через дорогу.

В трубке послышались короткие гудки. Я еле успел разобрать последние слова Эндгера. Кажется, мое дурное предчувствие оправдывалось полностью. Я немедленно выскочил из офиса, сел в машину и помчался в кафе, где совсем недавно я злил Макса своими глупыми вопросами о коллайдере.

«В последнее время я слишком многое делаю на бегу, — размышлял я, — не староват ли я уже для этого?» Внезапно мои мысли прервались новой тревогой, от которой между лопаток побежали гадкие струйки холодного пота: «Я ведь могу не успеть, могу опоздать, и его убьют так же, как Шарля Марше, как до него исчезали без вести и погибали мои друзья и люди, которые что-то знали». А Макс был и моим другом, и человеком, который достаточно много знал. Я чувствовал, что он собирается мне сообщить нечто, напрямую связанное с коллайдером. И что Макс очень боится. И он не потерял свою трубку, а выбросил, боясь, что его найдут по ее сигналу. Я не помню, о чем еще я думал, буквально на каждом перекрестке нарушая правила дорожного движения и превышая скорость на коротком отрезке шоссе, соединяющем Париж с пригородным университетским городком. Однако к дому напротив кафе я подъехал степенно и аккуратно, стараясь не привлекать лишнее внимание.

Я припарковал машину чуть поодаль и прошел в дешевую гостиницу, где, видимо, и ждал меня Макс. Не успел я закрыть за собой дверь, как горничная, скучавшая возле стойки, подскочила ко мне и цепко ухватила за локоть.

— Месье из Германии в восьмом номере. Он велел вас ждать и, как только вы объявитесь, тут же проводить к нему. Месье чем-то расстроен, и…

Я, не дослушав, сунул девушке банкноту и поспешил по коридору в указанную мне сторону. В подобной ситуации чем больше дашь чаевых, тем больше вероятность, что потом прислуга не станет болтать. Хотя бы из благодарности. Хотя кто знает…

У двери в восьмой номер я замер и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. На всякий случай я встал сбоку и, протянув руку, постучал костяшками пальцев.

— Макс? Это я, Этьен.

Ответа не последовало. У меня засосало под ложечкой, мои дурные предчувствия, похоже, оправдывались. На всякий случай я постучал еще раз и назвал Макса прозвищем, которым дразнил в школе. На этот раз ключ в двери повернулся и она чуть приоткрылась. Я толкнул ее, чтобы войти, но рука Макса тут же цепко ухватила меня за ворот и быстро втащила внутрь. Макс тут же запер дверь и подпер ее тяжелым креслом. В комнате царил беспорядок. Горел верхний свет, абажур с лампочки был сброшен и валялся на полу. От этого комната казалась еще более неуютной. Единственное окно было до половины забаррикадировано комодом. На комоде громоздились журнальный столик и пара стульев. Сам Макс, в куртке и ботинках, сидел на кровати, в руке у него был пистолет, которым он начал размахивать в мою сторону, пытаясь одновременно что-то взволнованно объяснять.

У меня совсем небольшой опыт общения с людьми с душевными расстройствами. Пожалуй, он полностью исчерпывается визитом, к Жоржу Саби, когда я, признаться, позорно пролетел по всем пунктам и почти ничего не узнал. На этот раз мне очень не хотелось ошибиться, учитывая пистолет. Я заговорил мягко и спокойно, пытаясь апеллировать к остаткам здравого смысла Макса:

— Здравствуй, Макс, я очень рад тебя видеть. Пожалуйста, перестань тыкать в мою сторону своим пистолетом, меня это нервирует.

— Ах да. — Макс опустил пистолет, нервно поглядывая на окно. — Этьен, я тоже очень рад, что ты до меня добрался.

— Послушай, Макс, — продолжил я, воодушевленный успехом, — почему бы тебе совсем не убрать эту штуковину? Она может быть опасна, в особенности когда нервничаешь.

— Нет, — взвизгнул Макс, и от этого звука мне стало совсем не по себе. — Не уберу. Они придут сюда и убьют меня, как… как…

Губы Макса задрожали, он повернулся, и тусклый свет лампочки осветил его лицо. Оно было бледным и измученным. Левая бровь рассечена, запекшаяся кровь размазана по лбу. Глаза красные, а веки опухшие, как будто Макс несколько суток не спал. Он был без очков, отчего неприятно щурился.

— Успокойся, Макс. Сюда никто не придет. Сюда пришел я, и я тебе помогу.

Кажется, Макс стал понемногу приходить в себя. Видимо, напряжение последних дней совсем измотало его, и он бессильно опустился на кровать.

— Этьен, ты должен смотреть за дверью. И за окном. Возьми мой пистолет и не отвлекайся ни на секунду. Я должен немного поспать, иначе сойду с ума. А потом я все тебе расскажу.

Я взял пистолет и сделал вид, что нацелился на дверь. Только тогда Макс успокоился и забылся в той же позе, что и сидел, вжавшись в стенку, как загнанный зверек. Как только он закрыл глаза, я осмотрел оружие. Это был газовый пистолет, переделанный под боевой, причем весьма неплохо. Я аккуратно поставил его на предохранитель и положил рядом с собой на кровать.

«Наверняка — рассуждал я, — Макс не сошел с ума. Он просто вымотался. Вероятнее всего, кто-то его чем-то сильно напугал. Думаю, что это связано с коллайдером. Узнаю точно, когда Макс проснется. Он бежал из Германии сюда, в Париж, ожидая от меня помощи. И я должен ему эту помощь оказать, в чем бы она ни выражалась. Может быть, придется не только просто выслушать его, но и укрыть от Интерпола или спецслужб».

И то и другое я мог сделать. Прежде всего я решил вывезти Макса в Париж, Однако если те, кто следил за ним, нашли, где он находится, то вывести его отсюда будет не так-то просто. От дверей гостиницы до парковки не меньше пятидесяти метров совершенно пустого газона. Черт бы побрал эту немецкую аккуратность парижских пригородов! Если же у Макса была паранойя, я в первую очередь должен был сделать так, чтобы он не психовал еще больше. Стараясь не разбудить Макса, я нашел в номере телефон и позвонил портье.

— Извините, пожалуйста, месье, вежливо осведомился я, — у меня к вам… э-э-э… — я изобразил смущение, — очень необычная просьба.

— Да, — невозмутимо ответил портье. Скорее всего, он ожидал, что я попрошу в номер выпивку, легкие наркотики или, может быть, девочек.

— Дело в том, что мне очень понравился ваш шкаф. Я ищу себе именно такой. Не мог бы я, как бы это сказать… купить его у вас?

— Шкаф? — Портье заинтересовался. — Месье желает платяной шкаф?

— Да, — подтвердил я.

— Ну… обычно мы не продаем мебель.

— Это не обычный случай, — сказал я, — прошу вас, сделайте для меня исключение.

— Ну… в порядке исключения для месье… Мы можем оформить так, будто вы его сломали. Тогда он будет стоить вам… двести двадцать евро, месье.

— Я заплачу наличными и заберу его сегодня.

— Вызвать для месье машину? — поинтересовался портье. Он снова был невозмутим.

— Нет, спасибо, — отказался я, — я сам все устрою.

Договорившись насчет шкафа, я позвонил в контору грузовых такси и вызвал фургон на адрес гостиницы. Затем я сел и стал ждать, пока Макс проснется. Спустя полчаса он резко вздрогнул и открыл глаза. Вжавшись в стену, он дико огляделся по сторонам, затем взгляд стал более осмысленным, и он сел.

— Здравствуй, Макс, — успокаивающе сказал я.

— Здравствуй, Этьен, — ответил Макс вполне миролюбиво.

— Как ты поспал?

— Поспал, и слава богу, — хмуро пробормотал мой приятель и принялся приводить свою шевелюру в порядок.

— Брось это дело, — сказал я, — мы скоро отсюда уходим.

— Мы не можем уйти, — всполошился Макс, — я уверен, что они следят за домом.

— Можем, — успокоил я его. — Я придумал, как вытащить тебя отсюда. Для этого я купил целый шкаф за двести евро и заказал грузовое такси. Мы притащим тебя в Париж, а уж там придумаем, что с тобой делать. Кому ты насолил-то и чем? — небрежно спросил я, сделав вид, что поинтересовался этим так, между прочим, а сам замер в ожидании ответа, — Коллайдер, — устало выдохнул Макс. Итак, сбылись мои худшие опасения. Если бы он перешел дорогу гангстерам, торговцам наркотиками, да хоть террористам, было бы ясно, где его прятать. Но где можно спрятать человека от тех, о ком даже толком ничего не знаешь?

— Что «коллайдер»? — спросил я, возможно, чуть более нетерпеливо, чем следовало.

И Макс тут же взял себя в руки.

— Если я тебе расскажу, то в этом шкафу-гробу ты вывезешь меня прямиком в сумасшедший дом, — ответил он, — а не к себе в Париж.

— Ты знаешь меня двадцать шесть лет, Макс Эндгер, и хорошо же ты обо мне думаешь, — упрекнул я своего приятеля. Все же требуется огромное терпение, чтобы разговаривать с теми, кто повредился рассудком. Пусть временно, пусть от страха, и даже не так сильно, но все же.

— Я прочел несколько внутренних документов, которые касаются коллайдера, — наконец признался Макс.

— Ну и что? Ты же сам работаешь в ЦЕРНе, ты имеешь на это право.

— Формально имею, а на самом деле они никак меня не касались. И не касались никого из тех, кого я знаю. Это… это заговор, Этьен. Это махинация. Я смеялся над теми, кто писал мне тысячами панические письма, называл эти письма бредом. И вот, похоже, сейчас я сам брежу, Этьен. Они застукали меня, когда я пытался переснять документы камерой своего мобильника. Не знаю, зачем я стал это делать. Мне надо было сразу же уносить ноги, а я так сглупил! Не знаю, как мне удалось бежать. Думаю, это потому, что я не был ведущим сотрудником и у них заняло больше времени, чем они думали, чтобы навести обо мне справки: выяснить, где я живу, на чем езжу и так далее. Когда… когда я пришел домой, они уже обшарили там все. Они убили мою собаку и нашу консьержку… Мне удалось сбежать довольно далеко, но, видимо, они предупредили. полицию, и недалеко от Мюнхена меня остановили. Я подрался с полицейским, ударил его по голове и приковал наручниками к машине. Я… я уверен, что не убил его, я проверил перед тем, как уехать. Я бы не смог жить, зная, что убил невиновного… — Макс снова стал озираться по сторонам.

— Ты молодец, Макс, — успокоил я его, — ты поступил правильно.

— Весь день я скрывался в забегаловках в Мюнхене, совсем не спал. Затем ночью украл номерные знаки с одной из припаркованных машин и прикрутил на свою. Так я доехал сюда. Я бросил машину в самом начале пригородов и добрался сюда пешком.

— Ты все сделал правильно, Макс. И я тебя вытащу.

В этот момент в дверь постучали. Макс подпрыгнул на кровати и зажал рот руками. Но это оказался портье.

— Это вы вызвали грузовое такси, месье? — поинтересовался он.

— Да, — ответил я, жестами показывая Максу на шкаф. Пока он забирался туда, я возился, отпирая дверь. Затем я отдал портье за шкаф двести евро, деньги за комнату и кое-что еще сверху. Мы погрузили шкаф с Максом в фургон, и я дал водителю адрес офиса нашего агентства. Я понимал, что рано или поздно мой трюк обнаружат и они выйдут на «СофиТ». Но тогда дело будет уже сделано, Макс будет далеко, а у меня будет железное алиби. Поэтому я не особо переживал. Фургон тронулся в сторону Парижа, а я сел в машину и пристроился фургону «на хвост». Вроде все шло по плану.

На полпути к Парижу нам навстречу пронеслась пара воющих сиренами пожарных машин. Я был несколько расслаблен оттого, что все получилось, поэтому не обратил на них особого внимания. Днем позже я услышал по радио в местных новостях о пожаре в одной из пригородных гостиниц. Огнем было объято все здание, погибло одиннадцать человек. В тот день мы опередили преследователей Макса всего на какую-то пару десятков минут. Но дело, как я и надеялся, к тому моменту уже было закончено. Макс летел по фальшивому паспорту из Парижа в Гонконг, На середине пути, во время одного из приземлений, кажется, в Бангкоке, он должен был выйти и сменить самолет на… Впрочем, не помню я таких тонкостей. В конце концов, билетами занимался не я. Кажется, он должен был лететь куда-то в Штаты. Или, может быть, в Австралию. Или в Южную Африку. Я не помню. В последнее время меня стала подводить память. Зато я точно помню, о чем мне рассказал Макс перед тем, как я отвез его в аэропорт.

Остаток той ночи мы сидели в агентстве и курили прямо у меня в кабинете. Софи, не задавая лишних вопросов, промыла и заклеила Максу бровь, принесла из магазина огромный пакет с бутербродами и чаем и ушла, сказав, что ее рабочий день давно закончился и уже скоро начнется новый. Иногда для помощника умение не задавать лишних вопросов бывает самым важным качеством.

Я ни о чем не спрашивал Макса. Для меня то, что он остался в живых, было в тот момент важнее всего остального. Макс заговорил сам:

— Раз ты не отправил меня в сумасшедший дом…

— То я стал пользоваться твоим доверием, — продолжил я за своего приятеля, впервые после звонка Эндгера от души рассмеявшись.

— Нет. То есть да. Тьфу на тебя. — Макс сделал вид, что рассердился. — В общем, слушай, что я там нарыл. И не отпирайся потом, что я не предупреждал тебя, как это опасно. В последний месяц работы над коллайдером, как раз где-то после нашего с тобой разговора, я понял, что все-таки что-то там не так. Сначала я подумал, что просто перегрузился, постоянно читая нытье, жалобы и угрозы касательно коллайдера, которые приходили на мой ящик тысячами. Затем я понял, что это что-то иное. У меня словно глаза раскрылись. До того дня я и вправду был этакий повернутый на науке яйцеголовый, который ничего, кроме формул, не видит. Но в тот день я прозрел. Я шел по коридору ЦЕРНа и думал о чем-то своем, когда вдруг осознал, что из нескольких встреченных мной только что людей я не знаком ни с одним. Я сперва додумал, что это какая-то новая международная группа или что новая страна присоединилась к Центру и прислала своих ученых, хотя я ничего об этом и не слышал. А в следующие несколько дней я обнаружил, что не знаю вообще почти никого из тех, кого встречал в коридорах, на лабораторных площадках, даже в кафетерии. Осталось, правда, несколько человек, с которыми я был довольно давно знаком. И один из них казался мне неплохим парнем. Вот к нему-то я как-то подошел и как бы в шутку спросил, не думает ли он, что в Центр слишком много новеньких понабрали и что трудновато работать становится. Он посмотрел на меня как на ненормального, а потом стал озираться вокруг. Я подумал, что он тоже этого не заметил, и оставил его в покое.

Спустя еще пару дней я заметил, что в Центре стало слишком много военных. Они сновали туда-сюда и, судя по всему, входили без очереди к самому руководителю ЦЕРНа. Еще через несколько дней пора было отправляться на дежурство под землю: с тех пор как в коллайдере произошла авария, мы, сменяясь, дежурили по нескольку часов, наблюдая за ремонтными работами. На каждого выходила где-то одна смена по четыре часа в неделю. Затем через две недели нам вдруг приказали дежурить по двое. Я не знаю, кто это приказал, но с тех пор военных стало как будто бы еще больше. Они охраняли коллайдер и в то же время — я уверен в этом — присматривали и за нами.

Я решил, что ведется какое-то внутреннее расследование, ищут виноватых — как всегда, кто-то недоглядел, кто-то поставил некачественный компонент. Позже я заметил, что все ученые словно делятся на две касты — на тех, кто с военными разговаривает, и на тех, кто пытается их игнорировать. В общем, я захотел выяснить, что же такое происходит. Иначе говоря, решил сунуть свой нос куда не следовало. Вот и получил. Во-первых, я прочитал отчет о происшествии с коллайдером 19 сентября.

Макс кратко пересказал мне отчет, которым меня любезно одарил Сирил. Разочаровывать моего друга тем, что я уже читал эти бумаги, я не стал. В конец концов, повторение — мать важных деталей, упущенных в первый раз.

— На этом, — продолжал Макс, — я и не думал успокаиваться. Я продолжил делать вид, что прилежно работаю над проектом. На самом деле я бросил разбирать письма сумасшедших, грозивших коллайдеру расправой, и все свое время тратил на то, чтобы разузнать об этих военных и ученых, которые пляшут под их дудку, как можно больше. И вот однажды мне попался на глаза один документ. Я зашел в кабинет нашего руководителя отдела и не застал его там. По регламенту я как старший группы имел право заходить в его кабинет, если он был открыт, а секретаря не было на месте. Но если в кабинете никого не было, я обязан был тут же выйти и ждать в приемной. И скорее всего, я бы так и сделал, но на пустом столе руководителя лежало несколько небрежно скрепленных листков. На верхнем было указано: «Совершенно секретно. Только для внутреннего пользования. Доступ категории 1». Я понял, что это мой шанс узнать больше о том, что я хотел, и быстро прочел бумаги. В них приводились расчеты, касающиеся пространства-времени и описывающие мощность коллайдера, необходимую для создания искривления, достаточного для путешествий напрямую по оси времени, минуя пространство.

Взглянув на цифры, я понял, что этот коллайдер выдержит такую энергию только после значительной модернизации датчиков и изолирующей системы. Вместе с тем я понял, что перестройка изолирующей системы и датчиков удачно замаскирована под ведущийся ремонт. Тому, кто хочет разогнать действующий коллайдер и ускорить его, должно быть понятно, что это значительный риск. Что в случае превышения энергии столкновения частиц над той, что смогут выдержать внутренний и внешний кожухи, в коллайдере образуется неконтролируемая черная дыра. И эта дыра спустя несколько часов приобретет уже галактические размеры. Если эта дыра останется управляемой (во что я, честно говоря, не верю), она создаст такое искривление пространства-времени, что сможет, как и любая черная дыра, притягивать к себе часть космической материи и, скорее всего, у Земли через некоторое время образуется новая ось вращения — в точке, где находится коллайдер, в Швейцарии. Там, Этьен, и будет новый Северный полюс.

— Плохо, — я попытался шутить, — я как раз не люблю зиму.

Макс Эндгер продолжал:

— Я не знаю, зачем решил переснять этот отчет на мобильный телефон. В тот момент, когда я делал снимок второй страницы, дверь тихо открылась и вошел руководитель отдела. Увидев меня, он попятился и поспешно вышел. Я понял, что он побежал за охраной, и стал рвать когти. Думаю, я сбежал только потому, что давно уже работал в Центре и знал все ходы-выходы. А военные, похоже, знали «только те коридоры, в которых дежурили.

Ранним утром, уже усадив Макса в самолет и дождавшись отлета, я не спеша возвращался в Париж. Я думал о том, каким страшным может быть непонимание и взаимное подозрение между людьми, в особенности если они посеяны кем-то третьим. Ведь и Макс, и большая часть ученых, скорее всего, согласились бы работать в команде Каррие. Однако, подозрительно относясь друг к другу, они стали выяснять, кто из ученых больше общается с военными, и считали их «врагами» и «предателями». А эти военные, возможно, и были отправлены для охраны коллайдера теми, кто стоял на стороне Каррие. И вот из-за взаимного недоверия одни из них начали охоту на других. Но просто так заявиться и объяснить ситуацию, чтобы вернуть Макса назад, было нельзя. Я должен был вначале поговорить с Каррие и попробовать понять, чем он может здесь помочь. Его это были люди или нет?

Несколько дней подряд я ждал, что ко мне придет полиция, Интерпол или, может, кто похлеще. Я смотрел на телефон с нескрываемым волнением, ожидая неприятного звонка, но когда он наконец зазвонил, я так и подпрыгнул на месте. Сказывалось напряжение последней недели. Осторожно взял трубку и услышал:

— Месье Кассе. Действуйте, как в прошлый раз. Такси ждет вас у входа в офисы. С вами хотят срочно встретиться.

Я быстро собрался и пулей вылетел из агентства. Софи не было на месте, поэтому я оставил короткую записку. Я вовсе не хотел заставлять Каррие ждать. Я был рад, что он наконец объявился. Тем более что и у меня к нему был не один десяток вопросов. Уже знакомый мне таксист ждал внизу. Не дожидаясь напоминания, я сдал свой мобильный телефон и устроился на заднем сиденье. Спустя несколько часов мы были уже на месте.

На этот раз меня сразу проводили в обсерваторию. Таксист прошел вместе со мной. Каррие сидел на полу среди кип бумаг и стучал по клавишам ноутбука.

— Здравствуйте, Кассе, — проговорил он быстро. — Я рад, что вы по-прежнему не тратите время впустую. У вас есть что-нибудь новое?

Заметив таксиста, он встревоженно взглянул на него:

— Что случилось, Поль? Какие-то неприятности?

— За нами был хвост, я скинул его незадолго до границы. Боюсь, что так или иначе мне придется объяснять мою поездку начальству. Хотя, возможно, это был хвост за месье, — кивнул он в мою сторону.

— Ладно, — согласился Каррие. — Ступай к Анне, она выдаст тебе денег, которые полагаются за такую дальнюю поездку, и сочинит для тебя правдоподобную историю. На обратном пути ты включишь счетчик, чтобы намотать нужное число километров, и будешь прикрыт от любых придирок. Спасибо, что предупредил насчет хвоста.

Когда таксист ушел, я рассказал Каррие о разговоре с гостем из будущего и вкратце пересказал историю с Максом. Ученый слушал очень внимательно, даже отложил свои расчеты в сторону. Время от времени он что-то бормотал себе под нос. А когда я закончил, сказал:

— Это очень интересно, Кассе. Но боюсь, в рассказе того милого молодого человека из будущего нет ни слова правды. То есть я, конечно, не говорю, что вы лжете. И я верю, что ваш собеседник тоже не лгал. Но он явно заблуждался. Я скорее готов поверить вашему приятелю, которого вы так удачно успели спрятать в шкафу.

Видите ли, в чем дело, Кассе… Используя машину времени, которая работает за счет искривления пространства-времени, мы действительно можем путешествовать вдоль спирали времени. И я даже допускаю, что в будущем кому-либо удастся создать такое искривление этой материи, которое позволит проникнуть к спирали времени и побродить только в четвертом, временном измерении. Скорее всего, как я и говорил, это будет так или иначе связано с коллайдером.

Но мне доподлинно известно, что ни этот, ни любой из предыдущих коллайдеров не использовались в качестве машины времени. Так что увы! Я ставлю на то, что этого человека попросту обманули. Загипнотизировали, накачали наркотиками, да что угодно, лишь бы он поверил в рассказанные ему сказки.

— А в чем тогда смысл? — спросил я. — Зачем с ним так поступили? Зачем тем людям понадобился именно он? Разве он — какая-то ключевая фигура? Разве он — известный политик, или спортсмен, или ученый? Я никого из них в нем не узнал и никогда раньше его не видел.

— В том-то и дело, Кассе, в том-то и дело. Если бы я знал ответы на такие вопросы, то не сидел бы здесь месяцами, не показывая носа на улицу.

Каррие еще немного помолчал, роясь в бумагах, а затем продолжил:

— У меня для вас, Кассе, есть кое-что не менее интересное. Мы продолжаем наблюдать за той черной дырой, которую я показывал вам в прошлый раз. И кроме того что по ту сторону от нее лежит параллельная вселенная, которая, кстати, продолжает затягиваться в дыру, как и мы, я обнаружил кое-что еще.

— Сначала, как и в прошлый раз, небольшой ликбез, — сказал Каррие. — Помимо «темной материи», «темной энергии» и прочих «невидимых» и загадочных для ученых вещей во Вселенной есть так называемое реликтовое излучение. Его температура равна температуре излучения абсолютно черного тела, и… Впрочем, это неважно.

Важно то, что оно существует с самого начала рождения нашего мира после Большого взрыва. Оно появилось в первые сотни тысяч лет, когда наш мир был еще совсем младенцем. И с тех пор оно присутствует везде, распределенное по Вселенной.

Как и многие явления в физике, оно было предсказано теоретически в середине двадцатого века, а потом уже найдено в результате эксперимента в восьмидесятые годы. Сначала считалось, что это излучение с момента Большого взрыва равномерно наполняет Вселенную и расширяется вместе с ней. Потом русские выяснили, что это не так. Они составили карту реликтового излучения — в пределах нашей Галактики и недалеко за ее пределами. Но Нобелевскую премию за это все равно дали американцам два года назад… Так вот, я долго изучал материалы эксперимента русских и понял, что, помимо того что это излучение распределено по Вселенной неравномерно, оно еще и движется.

Обследуя эту черную дыру, которая торчит посреди нашей Галактики как бельмо на глазу, — Каррие стал ходить туда-сюда по обсерватории, — мне удалось зарегистрировать это излучение самостоятельно. И знаете что, Кассе? Оно проходит нашу Вселенную и параллельную вселенную насквозь. Оно не замечает ни искривление пространства-времени, ни черную дыру — ничего. То есть, сказав «не замечает», я, конечно, наврал. Оно замечает, но продолжает двигаться, лишь ненамного снизив скорость. Это излучение не имеет массы, скорость его непостоянна. Оно преодолевает черные дыры с легкостью, поскольку движется на порядки быстрее скорости света.

Две недели без перерыва я фиксировал излучение, проходящее вблизи черной дыры. Оно несет послание, Кассе. Я посадил десяток человек за его расшифровку, и сегодня с утра мы получили первые результаты. Это излучение содержит все основные константы — вроде ускорения свободного падения, числа «пи» и прочего. Только для других вселенных. Оно словно собирает все данные, которые встречает на своем пути. Помимо этого, оно содержит базовые формулы физики и основных химических соединений. Не будь это электромагнитным излучением, Кассе, я сказал бы, что оно разумно.

— То есть вы хотите сказать, что оно может быть рукотворным?

— Да. Но не земных людей, это точно. У нас нет такого уровня развития технологии, чтобы создать нечто подобное. Скорее всего, изначально оно не было рукотворным, но кто-то научился использовать его в своих целях. И этот «кто-то» находится не в нашей Вселенной.

— Почему вы так решили?

— Смотрите, Кассе.

Каррие включил монитор, и на нем появились какие-то графики. Он нажал несколько клавиш, и графики сменились формулами. Строчки формул поменяли порядок и теперь следовали одна за другой, наклоняясь по диагонали.

— Это излучение как срез дерева, — продолжал Каррие. — Проходя сквозь вселенные, оно накапливает знания. Информация из тех миров, которые оно посетило первыми, находятся как бы внутри него, в его внутренних «слоях». То, что излучение «узнало» совсем недавно, находится снаружи. Видите эту формулу?

Это основная формула теории относительности нашей Вселенной, которую открыл Эйнштейн. Она находится на самом первом уровне излучения. Далее содержатся константы той, параллельной вселенной, которую оно прошло возле черной дыры. Дальше, проигнорировав дугу пространства-времени, которую создала черная дыра, это излучение пошло прямиком дальше, насквозь нашей Галактики, мимо Земли. Часть его я уловил и расшифровал. Но до той, параллельной вселенной, оно побывало не в одном десятке миров.

Самые первые данные, которые это излучение содержит, — а мы прошли более сотни слоев — описывают вселенную, которая гораздо старше нашей. Эта вселенная скоро погибнет, Кассе. Она расширяется с такой огромной скоростью, что уже начали взрываться не только звезды и галактики, находящиеся на ее краях, но и те, что ближе к центру. Химические соединения, которые есть в этой старой вселенной, похожи на наши. Там есть органика, Кассе. А значит, там есть жизнь. Возможно, есть разумная жизнь. И эта жизнь как минимум на миллиард лет старше нас.

— То есть, когда та вселенная погибнет, снова случится Большой взрыв, и погибнут остальные вселенные?

— Нет, Кассе. Это естественный ход событий. Другие вселенные не пострадают, поскольку с гибелью одного мира не образуется точка сжатия пространства-времени в ноль. Бесконечное число вселенных продолжает погибать и рождаться каждую секунду. Это — естественная жизнь и смерть миров в четырехмерном пространстве.

Это сложно для понимания, конечно, даже нам. А вам с непривычки и того сложнее.

Каррие замолчал. Я тоже молчал, обдумывая услышанное. Затем спросил:

— Может ли быть так, что реликтовое излучение использует кто-то из параллельного мира как сборщика информации?

— Вполне может быть. Я даже считаю, что, скорее всего, так и есть. Запрограммировать можно все, что угодно, — даже атом. И при наличии соответствующей технологии излучение тоже. Чтобы оно работало как зонд. Оно свободно путешествует во всех четырех измерениях, не теряя своей энергии и скорости. Чем не универсальный посланец? И за последнюю пару десятков лет это излучение скопилось вокруг нашей Солнечной системы, и в частности вокруг Земли, в большом количестве. С каждым днем его становится все больше.

— Оно не опасно для планеты?

— Конечно опасно. Это излучение радиоактивно сверх всякой меры. Достаточно небольшой толики его, чтобы отравить весь Мировой океан. Но Землю защищают ее атмосфера и магнитные поля. Атмосферу излучение преодолеть не может, несмотря на то что свободно проходит сквозь пространство-время. Такой вот парадокс, — развел руками Каррие. — Этому мы с вами обязаны тем, что до сих пор живы. Да и вообще тем, что появились на свет. Ведь сначала на Земле образовалась атмосфера, которая защитила ее, затем вода, а затем уже жизнь. И в этой жизни образовался наш с вами человеческий разум, Кассе. Ну а теперь угадайте, над какой именно частью планеты этого излучения больше всего?

Я был почти уверен, что это связано с коллайдером, а возможно, я слишком много об этом думал в последнее время, поэтому размышлял не больше нескольких секунд:

— Над Швейцарией?

— В точку, Кассе. Над ней. Хотя ни озоновой дыры, ни особых экологических проблем в Швейцарии как раз и нет.

— Зато там есть коллайдер, — сказали мы с Каррие почти одновременно.

— Вы думаете, именно он притягивает излучение? — спросил я после некоторой паузы?

— Думаю, что нет. Видите ли, Кассе, излучение ничто не притягивает. Само по себе оно не заряжено, индифферентно, безразлично, если можно так выразиться, к любым событиям и ко всем видам материи. Оно направляется сюда, запрограммированное на это изначально.

— Если реликтовое излучение — наблюдатель, то, получается, оно исследует то, что здесь сейчас происходит?

— Получается, что так.

— Значит, кто-то из другой вселенной наблюдает за тем, что происходит на Земле? Не мог ли коллайдер быть создан не людьми? Каррие засмеялся:

— Ваша фантазия неутомима, Кассе. Но возможно, в этом-то и есть ваша сила и вы сможете додумать то, что давно не удается понять мне. Я родился в России еще в царское время, мне девяносто восемь лет. Мой отец эмигрировал во Францию во время революции. Двенадцать лет жизни я провел в криогенной заморозке. У нас во Франции в те времена проводился такой эксперимент совместно с британцами и американцами. Я был одним из ученых, которые добровольно решили стать подопытными кроликами. И я был единственным, кто выжил. Не весь, — Каррие усмехнулся, — что-то в эксперименте пошло не так, и у меня после разморозки началась гангрена. Меня удалось спасти, а остальные сгнили заживо целиком. Так вот что я вам скажу, Кассе. Тело во время заморозки не стареет, это верно, даже омолаживается. Но вот мозг продолжает жить. Вы представляете, что я успел передумать за эти годы? Мне не оставалось ничего другого, я жил во тьме — но среди своих мыслей. Я никому не рассказал о том, что пережил. Притворился, что для меня прошло одно мгновение. Чего мне это стоило! Могли бы вы вообразить себе такое, с вашей-то фантазией? А ведь все это произошло на самом деле.

Я молчал. Каррие продолжал:

— Когда я отправился в заморозку, о коллайдере еще никто и слыхом не слыхивал. Возможность дробить протоны на еще более мелкие частицы попросту не рассматривалась. А тот, кто говорил об этом, немедленно объявлялся неучем от физики. Тогда едва-едва допускали мысль о возможности расщепления атома. Когда я вышел из заморозки, ЦЕРН только-только был создан. Еще год я лежал в клинике из-за операции на ноге. Пока я заново учился ходить и восстанавливал неработавшие мышцы, меня обследовали, словно лабораторную мышь. А я читал, читал, читал — наверстывал упущенное за эти двенадцать лет. В награду за участие в эксперименте я получил французское имя, фамилию и прошлое. Я словно родился заново, когда меня вытащили из криогенной камеры. И тогда все уже носились с этим коллайдером. Другие ученые, скорее всего, этого не заметили, поскольку не выпали «из оборота» на двенадцать лет. А я тогда словно бы посмотрел со стороны. И вот что я вам скажу, Кассе. Ни фундаментальная, ни прикладная физика не прошли за эти годы такого пути, чтобы дойти до коллайдера самостоятельно. Пусть самый первый прибор и назывался синхротроном, но по сути это был уже коллайдер. Он был дан нам как бы готовым. Никто не занимался такими разработками, как будто бы никто. Они просто взялись откуда-то: чертежи прибора, формулы ускорения частиц, да и сама идея раздробить вещество еще мельче. Ничего из того, что я прочел в физической литературе — книгах, статьях, — не предвещало этого синхротрона. А потом он взялся словно ниоткуда. И все вдруг стали его верными сторонниками. Сначала я думал, что эти разработки были украдены у русских. Но потом выяснил, что в то время русские им вообще не занимались, они все силы бросили на создание атомной бомбы, им было некогда заглядывать внутрь вещества из любопытства. Чертежи своего коллайдера русские получили почти через пятнадцать лет после нас. Но они были гораздо совершеннее наших разработок. И если бы им хватило денег и мощностей построить свой адронный коллайдер, ЦЕРН бы сейчас рвал волосы на голове. Что до американцев, то их разработки с ускорителями частиц в те времена были очень неубедительными. И вы спрашиваете, думаю ли я, что коллайдер создан неземными учеными? Да я практически в этом уверен.

Каррие рассказывал все это очень спокойно и, словно угадав мои мысли, добавил:

— Я на самом деле смотрю на все это очень спокойно. Я ученый, Кассе, до мозга костей. И меня интересует только наука. Люди, конечно, меня тоже интересуют, но только из чувства долга. Я не стал бы проводить эксперимент, который мог бы им навредить. Практическая польза экспериментов меня никогда не интересовала. Но только до того момента, когда я узнал о черной дыре. Теперь я точно знаю, как мы должны использовать коллайдер. Или другой прибор, который сможем построить на его основе. Мы должны спасти нашу Вселенную от соприкосновения с соседней. Я уверен, что это в наших силах.

Я остался в особняке Каррие переночевать. Спал я отвратительно. Сначала никак не мог заснуть, все размышлял о параллельных мирах. Получалось, что коллайдер — это чей-то чуть ли не лабораторный проект. А наша планета, да и вообще вся наша Вселенная, — просто подопытный кролик. Взявшаяся ниоткуда какая-то черная дыра, уникальное событие сближения двух параллельных вселенных, которое вряд ли происходило где-либо еще. Могло ли это быть рукотворным? Неужели разум, что старше нашего на миллиард лет, возможно, из близкой к гибели Вселенной, задумал перебраться в наш мир или попросту он ставит эксперимент, чтобы понять, как спасти свой? Возможно, эта черная дыра — результат неудачной попытки повернуть ход развития той вселенной вспять от неминуемой смерти?

Или же тому миру тоже грозит черная дыра? И над нами попросту ставят эксперимент, чтобы понять, возможно ли спастись искусственным способом — с помощью коллайдера? И сейчас пришел момент истины? Или кто-то хочет повторить Большой взрыв, столкнув две вселенные подобно тому, как ученые сталкивают протоны в адронном коллайдере, чтобы просто из научного интереса посмотреть, «что будет»? Был вечер, 4 ноября 2008 года.

Сон не принес мне желанного отдыха. Мне снилась черная галактика, подбиравшаяся ко мне со всех сторон с шипением, словно змея. Затем она превратилась в черную кошку, которая прыгнула и вцепилась когтями мне в лицо, стала рвать и трясти меня. Когда я проснулся, в моей комнате горел свет, а надо мной стояла ассистентка ученого, Анна.

— Что случилось? — спросил я в панике. Спросонок, да еще после таких снов, я не ждал ничего хорошего. — Что-то с месье Каррие? Или кто-то…

— Все в порядке, — сказала она, продолжая трясти меня за плечо, — если так можно сказать, все в порядке. Одевайтесь скорее и поднимайтесь в обсерваторию, вы все там увидите.

Не в правилах Каррие было разыгрывать глупые шутки, так что я заторопился. Наспех натянув рубашку и брюки, я бросился наверх.

В обсерватории горел свет, от монитора к монитору сновали люди в белых халатах. Возле телескопа, как капитан на мостике, стоял Каррие. Его длинные белые волосы были растрепаны, на нем был белый халат, из-под которого торчали худая бледная нога и металлический протез. Время от времени он смотрел в телескоп, поворачивая на нем какие-то ручки.

— Подойдите сюда, Кассе, — проговорил он хрипло, — смотрите.

Я приник к металлическому окуляру. Телескоп напоминал огромный бинокль. Когда мои глаза привыкли к темноте, я, как и на всех предыдущих картинках, которые показывал мне Каррие, увидел черное космическое небо с редкими точками звезд. Какие-то из них были побольше, какие-то поменьше. Одна из точек в центре пульсировала. Синее свечение сменялось оранжевым, затем желтым, затем снова синело. Вдруг звезда взорвалась ослепительной вспышкой, да так ярко, что я чуть не ослеп. Я отпрянул от окуляра. Все смотрели на огромный монитор, на который, видимо, передавалась картинка с телескопа. Каррие стоял рядом, запустив пальцы в шевелюру, с видом человека, только что выигравшего в лотерею сто миллионов евро.

— Что это было? — спросил я, уже догадываясь, к чему все идет. — Соприкосновение вселенных? Большой взрыв?

— И да, и нет, Кассе, — нервно ответил Каррие. — Это было рождение сверхновой.

Он тут же стал отдавать команды ассистентам, которые что-то записывали, считали, таскали аппаратуру. Я стоял и довольно долго смотрел на хаос, творившийся вокруг, пока не решил выяснить, который час. Была половина пятого утра. Каррие обернулся ко мне:

— Пройдемте-ка в мой кабинет, Кассе. Самое главное мы уже видели, дальше мы уже только будем путаться под ногами.

Скорее всего, он имел в виду «вы будете путаться под ногами», но из вежливости сказал «мы».

— Рождение сверхновой, — говорил Каррие, пока мы шли темными коридорами к его кабинету, — на самом деле вовсе не рождение. Это смерть звезды. Старая звезда взрывается и превращается в черную дыру. А сверхновыми они называются потому что, несмотря на то что они существовали до этого, излучение их было почти невидимо. И они как бы не существовали. А взорвавшись, они заявили о себе. До сегодняшнего дня в реальном времени рождение сверхновой наблюдали дважды: один раз Кеплер в XVII веке, а второй — астрономы НАСА в 2006 году.

— То есть только что где-то в нашей Вселенной образовалась новая черная дыра? — спросил я.

— Нет, не только что. Это случилось восемь тысяч лет назад. А вот свет от нее дошел до нас только сегодня. Эта звезда довольно близко, и свет от ее взрыва был бы таким ярким, что его увидели бы все — даже без телескопа, — не будь в центре нашей Галактики той самой черной дыры, которая поглотила часть света. Да еще облака межгалактической пыли постарались. А то, что вы увидели в телескопе, было лишь одной триллионной частью вспышки. Эта звезда, исчерпав свое топливо, умерла и превратилась в черную дыру. Мы изучим последствия образования черной дыры, это даст нам довольно много для понимания искривления пространства-времени. Изучая систему, солнцем которой была эта звезда, я понял, что, скорее всего, там существовала жизнь. Эта солнечная система, Этьен, — Карие, видимо, от волнения, впервые назвал меня по имени, — в свое время пережила то же, что и наша, когда на третьей от нашего Солнца планете зародилась жизнь. Я довольно долго изучал ее, поскольку по некоторым косвенным признакам предположил, что ее солнце вскоре умрет. В действительности оно уже умерло к тому моменту, как я начал его изучать. Эта звезда взорвалась в точности тогда, когда на нашей планете Земля появилась Атлантида. Когда вы впервые упомянули об атлантах, я навел справки. Я думаю, что это напрямую связано между собой. Расскажите мне, что вы знаете об этом, Кассе.

И я рассказал. Я ходил по полутемному кабинету, набитому книгами и приборами, и говорил о том, что человек появился на Земле с помощью пришельцев из космоса. Правда, теперь я сомневаюсь — может, это были гости из параллельного мира? Я всегда предполагал, что это был какой-то эксперимент, продолжающийся до сих пор.

Когда пришельцы создали человечество, они вырастили его и помогли «встать на ноги». Могущественная цивилизация атлантов на плодородном и густонаселенном материке — Атлантиде — стала «колыбелью» других цивилизаций. Около пяти тысяч лет назад Атлантида, судя по всему, была уничтожена прямым попаданием метеорита. Слишком точным, чтобы быть случайностью. В это же время на планете Земля вырастали свои самобытные цивилизации — в Египте, Индии, Китае. Возможно, говорил я, что пришельцы решили уничтожить свою искусственную расу, чтобы посмотреть, как будут развиваться «дикорастущие» народы. Части атлантов удалось уцелеть, и они образовали замкнутую касту. Эта каста долгое время была кастой жрецов Амона в Египте, а потом основала христианскую религию и стала всесильной Церковью. После того как религия обветшала и не могла больше властвовать умами людей, потомки атлантов нашли другой способ удерживать людей, что называется, в узде. На место Римского папы пришел большой бизнес. И косвенных подтверждений моим догадкам более чем достаточно.

Я говорил о финансовой паутине, сплетенной транснациональными корпорациями, о мафии и интернационале спецслужб. Я говорил о финансовых тузах в дорогих костюмах и с золотыми «паркерами» и об их замкнутой касте, которая сродни касте жрецов Амона. Я рассказывал о Римском клубе и о Великой Триаде, о том, что этот союз финансистов, это новое мировое правительство с корнями, уходящими во тьму веков, мечтает, как и прежде, о господстве над миром. Я рассказывал о «золотом миллиарде» и о странах третьего мира, о манипуляции сознанием людей. Я говорил о третьей мировой войне, которая ведется против тех отступников, которые смеют не верить и сопротивляться этой манипуляции, — о Сербии, Ираке, Афганистане. Каррие молча слушал, качая седой растрепанной головой.

Я размышлял вслух о том, что территории и королевские короны — это уже мишура ушедших навсегда веков, место которым — в театральной гримерке. И когда я произнес, что теперь транснациональные корпорации не стремятся завоевывать земли, они завоевывают души — то, к чему пришел много дней назад, когда еще ничего не слышал ни о каком коллайдере, а писал «Фальсифицированную историю», — я понял, для чего бывшим жрецам Амона потребовался коллайдер. Им плевать на фундаментальную науку — с теоретической физикой каши не сваришь, им нужны только практичные инструменты. Они не собираются шантажировать мировые правительства, они уже сами и есть мировое правительство. И, как говорится, «выше нас только звезды…»

А теперь звезда, с которой пришли те, кто создал на земле человечество, погибла. Она погибла еще пять тысяч лет назад. Тогда же погибла и Атлантида. Возможно, при ее создании в нее был заложен механизм самоуничтожения на случай уничтожения «базовой планеты»? Пожалуй, нет, разве пришельцы не стремились бы выжить, пусть даже обосновавшись на «чужой» планете? Скорее всего, произошел технический сбой или диверсия, вследствие которой погиб аванпост атлантов. А возможно, это был аванпост пришельцев, которые собирались захватить молодое человечество и подчинить его себе, но по каким-то причинам тогда не смогли? И удалось уцелеть только небольшой группе их бывших подопытных кроликов — атлантам, которые теперь-то и владеют умами и кошельками почти всех людей на нашей планете? Я снова хлопнул себя по лбу, рискуя набить шишку. Ведь то самое рождение сверхновой, которое мы с Каррие наблюдали только что, уже к утру станет известно всем! Как обычные люди, так и воротилы этого мира узнают одно: звезда погибла. И если для большинства первых это пройдет незамеченным, то вторым станет понятно, что теперь их некому контролировать, теперь у них развязаны руки. Звезды больше нет, нет цивилизации, которая создала их и, как они думали, восемь тысяч лет наблюдала за ними. Вот против кого они собирали послушную армию ничего не подозревающих землян. А теперь это не нужно. За планету Земля никто не вступится, как не вступился ни разу за восемь тысяч лет. А атланты думали иначе, считая, что тот метеорит, который уничтожил Атлантиду, был послан им в наказание. Означает ли это, что теперь третья мировая война окончена, поскольку больше нет противника? Или это значит, что теперь она будет еще более жестокой, чем раньше, поскольку теперь нечего бояться новой «гибели Атлантиды»?

Мы молчали некоторое время, потом Каррие заговорил:

— Я думаю, Кассе, надо смотреть еще шире. Скорее всего, и тот разум, и наш, были одним и тем же проектом. И в той далекой галактике, одно из солнц которой погибло пять тысяч лет назад, и в нашей Солнечной системе некоторые события никак не укладываются в нормальный ход событий. Не все понятно в эволюции из инфузории-туфельки в человека. Не все понятно в том, как вообще на Земле появилась атмосфера. Вероятность появления ее естественным путем в триллион триллионов раз меньше одной триллионной. Вполне возможно, она была создана искусственно. Согласно моим расчетам… да к черту расчеты, Кассе. Смотрите, это же простая логика событий.

Кто-то просто хотел понять, из чего состоит его мир. Этот кто-то жил или живет в одной из параллельных вселенных, существование которых лично для меня уже очевидно. И вскоре эту свою уверенность я облеку в доказательства, которыми заинтересуются и другие ученые. Так вот этот кто-то, двигаясь долгим, долгим путем научного прогресса, дошел до весьма совершенной ускорительной установки — своего собственного коллайдера. С его помощью, изучая вещество, материю и пространство-время, он нашел и доказал существование четвертого измерения вселенных — абсолютного космического времени. Прошло еще немного лет — по меркам Вселенной, — и этот кто-то нашел способ путешествовать вдоль оси четвертого измерения, из одной параллельной вселенной в другую. К тому моменту этот кто-то уже научился превосходить скорость света, а я утверждаю, что такое возможно. Вот только нам, на Земле, еще не хватает знаний для того, чтобы это совершить. Превзойдя скорость света (вероятно, используя для этого черные дыры), он посетил нашу Галактику и спровоцировал взрыв пятой от нашего Солнца планеты — планеты Фаэтон. Ученые уже практически доказали, что из-за этого взрыва погибли динозавры и все живое на Земле 65 миллионов лет назад, а климат радикально изменился и стал таким, в каком может выжить гуманоид.

Скорее всего, одна из планет той солнечной системы была заселена аналогичным образом — или же просто стала аванпостом пришельцев. Из всех солнечных систем, в которых теоретически возможна жизнь, эта — самая близкая к нашему Солнцу. Скорее всего, что-то там пошло не так. Ведь обычно перед своей смертью звезда довольно долго стареет. Климат на планете, которая, возможно, была пригодна к жизни, портится. А это не происходит моментально. Это занимает сотни, если не сотни тысяч лет. Возможно, та солнечная система была экспериментальной. И этот эксперимент не удался. Или, наоборот, удался — все зависит от того, какого результата от него хотели добиться. Изучить строение звезды, разрушив ее? Или испытать совершенное оружие? Или создать черную дыру «в натуральную величину», чтобы понять, что происходит с пространством-временем? Или же использовать ее как вход в свою, параллельную вселенную, создав в ней нужное искривление? Здесь больше вопросов, чем ответов, Кассе. Только, скорее всего, это был эксперимент, стоивший жизни целой солнечной системе.

— Вы боитесь, что это может случиться и с нашим Солнцем? — спросил я.

— Я ученый, я не могу бояться, могу только думать. К тому же я уже слишком стар, и смерть меня не страшит. Впрочем, вы, наверное, уже сыты подобными рассуждениями о смерти по горло.

— Что вас заставляет думать, что подобное может произойти и с нами? — переиначил я свой вопрос.

— Во-первых, коллайдер. А во-вторых, Эта Карины.

— Эта чего? — переспросил я, чувствуя себя полным идиотом — ненавижу это ощущение!

— Эта Карины, — повторил Каррие как ни в чем не бывало и принялся тереть виски.

На часах была половина седьмого утра, за окнами светлело. Откуда-то пахло кофе и свежими булочками. Зверски захотелось есть и спать.

— Эта Карины, — еще раз повторил Каррие, — это звезда. Она находится в семи тысячах световых лет от Земли. Я сентиментальный старик, — улыбнулся ученый, — и люблю прекрасное. А эта звезда — самое прекрасное из того, что я когда-либо видел. Но она очень, очень старая, Кассе. И потому очень опасная. Ее красота — это красота смерти.

Порывшись в столе, Каррие достал пухлую папку и вытащил из нее фотографию — Вот, смотрите, это она.

Звезда и в самом деле была невероятно красива. Светящийся бело-голубой шар, укутанный в яркие красные и оранжевые шлейфы. Вокруг нее — словно круги на воде от брошенного камня — расходились мутно-желтые волны с оранжевыми проблесками. Еще дальше облака газа и пыли образовали клубы» напоминавшие человеческие легкие. Картина была настолько фантастичной, что я не мог в нее поверить.

— Эта фотография настоящая, — сказал Каррие, в очередной раз угадав мои мысли. — Сделана не моим телескопом, у него силенок бы не хватило для таких деталей. Это снимок американцев. А вот эта красота, в которую она завернута, — частички ее тела. Она распадается, Кассе. Выбрасывает свою массу. Выбрасывает свою гравитацию. Еще немного — и она взорвется так же, как и сегодняшняя сверхновая. Когда это произойдет, ее взрыв будет виден на Земле невооруженным глазом. Свет будет ярче солнечного в несколько тысяч раз, и если не защитить глаза, то, скорее всего, можно будет ослепнуть. Более того, эта звезда является единственным природным телом, имеющим лазерное излучение. Естественных лазеров в природе быть не может. Поэтому я считаю звезду искусственной. По крайней мере, то, что с ней происходит сейчас, спровоцировано кем-то извне. После того как к Эта Карины придет смерть, скорее всего, она станет нейтронной звездой, а не черной дырой. Но точно сказать никто не возьмется.

Эта Карины может быть входом в параллельную галактику, который подготовили для себя ее жители много тысяч лет назад. В момент ее взрыва искривление пространства-времени достигнет такой мощности, что откроет эту дверь. А что касается, коллайдера… Я вижу, Кассе, что вам надоели мои рассуждения о том, на что мы все равно не сможем повлиять. Вы, как и все земные люди, думаете только о том, что можно потрогать руками. Так вот, коллайдер — это либо запасный выход, какой бывает иногда в автобусах, либо… тоже часть эксперимента. Как и та звезда, чью смерть мы видели сегодня. Как и Эта Карины. Только немного… поминиатюрней, что-ли. Если включить коллайдер на полную мощность и нейтрализовать излучение Хокинса, вследствие которого в теории распадаются черные дыры, то он сможет создать черную дыру, вполне равную по массе и мощности той, которая висит в центре нашей Галактики.

— А для чего создавать вторую черную дыру неподалеку от первой?

— Дело в том, что путешествовать вдоль оси пространства-времени можно только в момент критического изгиба его плоскости. А такое бывает только в момент взрыва сверхновой или образования искусственной черной дыры. Только в ходе этих событий «дверь между мирами» открыта, Кассе. Когда все заканчивается, остаются только облака звездной пыли и газа да черная дыра, поглощающая свет. Да, она искривляет пространство-время, она, возможно, даже позволит путешествовать во времени внутри одной вселенной. Но не позволит проходить сквозь время не-пос-ред-ствен-но. — Каррие произнес это слово по слогам. — С этой точки зрения она бесполезна. Дверью может быть только момент рождения новой черной дыры!

— Значит, тот, кому нужно путешествовать между параллельными мирами, должен либо терпеливо ждать смерти одной из звезд и быстро мчаться туда, чтобы успеть к раздаче слонов.

— Либо создать черную дыру собственными руками. Или чужими руками, если за свои он опасается. И для этого надо всего-то несколько тысяч лет — на создание цивилизации, способной построить адронный коллайдер по выданным ей чертежам. А вовсе не миллионы лет, мотаясь из угла в угол по галактикам и вычисляя рождение сверхновой, к которому еще нужно успеть. А поскольку свет от взрыва звезды имеет обыкновение проходить сквозь космическое пространство какое-то время, прежде чем достигнуть наблюдателя, о большинстве рождений черных дыр узнается уже постфактум. Так что выход по-прежнему один — искусственная черная дыра. Несколько тысяч лет, несколько миллиардов людей, пара-тройка цивилизаций — и выход в параллельную вселенную готов. Думаю, для тех, чей мир гибнет, это очень небольшой срок и небольшая цена.

— Вы считаете, что кто-то из параллельного мира хочет попасть в наш, используя как дверь черную дыру, которую создаст коллайдер?

— Да, в этих словах есть правда. В конце концов, это вполне похоже на правду. Ничуть не хуже, чем теория эволюции. Или теория относительности. Или концепция Большого взрыва. По крайней мере, фактов в подтверждение такого заключения мы с вами только что собрали не так мало.

Я возвращался от Каррие в еще большем смятении. Поскольку я теперь пользовался доверием таксиста, мне было позволено выйти вместе с ним и размять ноги. На заправке я купил себе газету. На втором развороте значилось:

Новое происшествие с Большим адронным коллайдером! Пойман террорист, который хотел взорвать адронный коллайдер. Один из ученых, работавших в ЦЕРНе, был пойман на том, что устанавливал в вакуумную трубу коллайдера взрывное устройство. Сила его такова, что взрыв пробил бы кольцо и полностью уничтожил сложную аппаратуру, которая проектировалась и собиралась много лет. В ходе внутреннего расследования ученый показал, что это была его личная инициатива, что он хотел «взорвать коллайдер, чтобы им никто не смог воспользоваться в своих целях», в камере полицейского участка, куда молодой человек был переведен, подозреваемый повесился на ремне от брюк. Раулю Журжа было двадцать девять лет, он был подающим большие надежды физиком. В последнее время, как говорят его коллеги и близкие, в его поведении было много странностей. Молодой ученый часто отлучался по разным делам, о которых потом никому не распространялся, читал книги о погибших цивилизациях и собирал дома портативную рацию.

Сбоку от статьи красовалась фотография моего незваного гостями собеседника. То ли атланты устранили очередного ненужного им человека, то ли я попал под обаяние душевнобольного. Я все же склонялся к первому. И дело было не только в том, что мой «гость из будущего» был таким убедительным и я не хотел признавать себя попавшим впросак. Просто я знал, что они действительно работают чисто. А молодой человек Рауль, имени которого я до этого не знал, вовсе не выглядел способным сдаться и убить себя в случае провала. Слишком много смертей сходилось в одной точке. Если коллайдер никогда не причинит Земле никакого вреда, то он уже принес этого вреда достаточно — одними смертями Шарля Марше, доктора Бернара и тех одиннадцати человек, что сгорели в мотеле. Не считая последнего, Рауля Журжа.