• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Едва я вошел в комнату и зажег газовую лампу, как прибежал встревоженный Луи.

— У тебя все в порядке? — резко спросил он. — Как она оказалась в ресторане с тобой? — Выслушав мои объяснения, Луи раздраженно покачал головой. — Очевидно, она прокралась сюда, пока я работал в саду. Вот досада! Кирни, ты должен всячески ее избегать! Она та самая женщина, о которой меня предупреждал твой отец, никаких сомнений.

Мой сапог вдруг что-то задел, и предмет отлетел в сторону. Я бросил взгляд на пол — маленький гвоздик, которыми прикрепляют ковры. Его-то я, наверное, и вытряс из сапога… Да, но как он туда попал?

— В чем дело? — В голосе Луи слышалось явное беспокойство.

Я нагнулся и поднял гвоздик. Ничего особенного, гвоздик как гвоздик, вот только его острый кончик покрыт каким-то затвердевшим блестящим веществом желтовато-коричневого цвета.

— В нем. Выпал из моего сапога.

Он взял у меня гвоздик и внимательно, очень внимательно осмотрел его под лампой. Я кратко рассказал ему о своей привычке всегда вытряхивать сапоги перед тем, как надевать их, и как я, вставая с постели, наступил на него, вытряхнув его из сапога.

— Сними носок, — приказал Луи. — Надо осмотреть твою ногу.

— Я, наверное, наступил на шляпку. Если бы на острие, он проткнул бы мне стопу.

Ранки или даже царапины на подошве не оказалось. Луи еще раз внимательно рассмотрел острие гвоздика.

— Тебе крупно повезло, — мрачно заметил он. — Уверен, это яд, и предназначался тебе. Она, очевидно, подложила гвоздь в сапог, когда ты спал. Ей просто в голову не пришло, что ты его вытряхнешь.

— Мы все так делаем. Этому в горах быстро учатся.

— Полагаю, сейчас она считает, ты уже отравлен. — Он по-прежнему не отрывал глаз от гвоздика. — Мне об этих делах кое-что известно. У нас в семинарии во Франции был один профессор, изучавший растительные яды, в частности яды для стрел, использовавшиеся примитивными народами. Этот напоминает пакуру, яд, приготовленный из дерева с таким же названием. Если мне не изменяет память, от него человек начинает спотыкаться, становится неловким, как правило, теряет контроль за движениями, а затем умирает. В зависимости от полученной дозы яд действует в диапазоне от пятнадцати минут до нескольких часов, хотя обычно быстрее.

— Когда я вставал со стула, у меня подвернулась нога, и я чуть не упал. Обычная неловкость, но…

— Конечно же она подумала, что начал действовать яд. Очень хорошо! Теперь главное для тебя — исчезнуть отсюда до рассвета. Поезжай куда-нибудь подальше в горы.

— Но я приехал специально за бумагами папы!

— Ты их получишь. Сколько это займет? Час… даже меньше. А я тем временем прослежу, чтобы твои лошади были готовы. — Он бросил взгляд на гвоздик, который осторожно держал пальцами за шляпку. — Надо побыстрее от него избавиться. Надеюсь, ты не захочешь взять его с собой?.. Отвратительная штука… Убийство никогда не решает проблемы. Наоборот, создает их больше, чем на первый взгляд устраняет. Сколько раз в жизни у меня возникало желание расправиться с тем, кто мне очень досаждал, хотя, само собой разумеется, я ничего не предпринимал для осуществления его, — мы все-таки достаточно цивилизованные люди. И вместе с тем через год-другой оказывалось, что человек, которого мне страстно хотелось убить, не имел для меня никакого значения… а частенько и для всех остальных. Время лечит многие болезни. Я перестал выбрасывать старые газеты: просмотришь их несколько месяцев спустя и лучше понимаешь, что действительно важно, а что нет. Многие явления, которые, как кажется, вот-вот потрясут мир, свалят правительство, вызовут всеобщую трагедию, на поверку не более реальны, чем миражи в пустыне или дикой ночной долине: минуту-другую они бешено пляшут перед глазами, а затем рассеиваются, не оставив и следа…

Стук в дверь прервал его. На пороге стояла Софи, держа в руках так хорошо знакомую мне кожаную сумку, которую практически никогда не снимал с себя папа. Луи взял у нее сумку и передал мне.

— Вот. Мне не известно, что в ней. Я знаю только то, что он мне рассказал. Думаю, тебе необходимо прочитать все документы, но прошу тебя, топ ami, не делай ничего, не посоветовавшись прежде со мной. И с Софи.

— Софи? Мне казалось, вы не жалуете женщин.

— Да, большинство из них не жалую. Но женщин… а не женщину. Как правило, они глупые, бессмысленные существа. Софи совсем другая. Мы с ней давние друзья, и, хотя она не знает, — когда меня не станет, все это будет принадлежать ей. Софи настоящий драгоценный камень, Кирни, камень чистейшей воды. Она философ, истинный философ, понимающий и воспринимающий реальность куда рациональнее, чем я. Софи много видит, но мало говорит — редкое качество даже среди мужчин. Многие женщины в молодости ослепительно сверкают и переливаются всеми цветами радуги; так природа помогает им заманить в ловушку ничего не подозревающих мужчин. Но как только дверца захлопнулась, приманка тут же исчезает, и остается лишь скука, рутина, серость…

— Мысль, конечно, интересная, но… вы же не скажете такого о Делфине, — возразил я. — Мне кажется, приманка в ней не пропала.

Он пожал плечами.

— Естественно. Она же охотница. Ей не нужен мужчина. Все мужчины для нее лишь необходимые инструменты, сами по себе не имеющие ровным счетом никакого значения. Таково большинство знаменитых куртизанок. Секс для них не играл роли — никаких чувств. Они использовали его только как средство для достижения власти или богатства. Исторический факт! Такие женщины легко держат ситуацию под контролем, а на остальное им в принципе наплевать. Думаю, Делфина, как и ее брат, если он ей брат, хочет получить деньги, так как они дают ей возможность отгородиться от других людей, жить в комфорте и для себя. У нее врожденная ненависть и презрение к окружающим. Она как паук на паутине — ей необходимо иметь свое собственное место, недоступное больше ни для кого. Того, чем располагают они с братом сейчас, им явно недостаточно, а вот с твоим хватит. Но берегись, мой друг! Эти люди безжалостны и никогда не отступают от задуманного… что бы ни стояло на их пути!

— Не бегать же мне от них всю жизнь!

— Нет, не бегать. Но для этого тебе надо прежде всего установить право собственности, раз и навсегда подтвердить факт наличия законного наследника, то есть тебя. Затем, если хочешь, владей, если нет, продай всю недвижимость и возвращайся сюда, подальше от них и их зла, купи себе ранчо и живи своей собственной жизнью… Твой отец не решал этот вопрос, потому что всячески хотел избежать семейной вражды, хотел быть свободным от всего этого. Но произошло убийство. Оно его очень встревожило: возвращение в семью могло бы привести только к новым убийствам. К тому же между ним и собственностью стояли другие. Теперь все изменилось. Ты неглупый, сообразительный парень, Кирни, но я бы настоятельно посоветовал тебе как можно быстрее установить свое право собственности, сделать это немедленно, пока они будут искать тебя здесь. У меня есть друзья, они помогут тебе добраться туда достаточно быстро, поэтому немедленно отправляйся на Восток, найди человека, которого я тебе назову, и вступи во владение. Остальное зависит только от тебя самого. А теперь я оставляю тебя с этими бумагами. — Он постучал пальцами по кожаной сумке. — Изучи их, пожалуйста, повнимательнее.

Я примостился сбоку от окна, чтобы видеть подход к отелю. В принципе для этого следовало прижаться лицом к стеклу, чего делать в данном случае лучше не надо. Делфина вряд ли будет в меня стрелять, но я ни на секунду не сомневался, что она явилась сюда не одна. А даже если и одна, то недолго бы оставалась без желающих сделать для нее все, что угодно.

Луи был прав, настоятельно советуя мне незаметно и побыстрее скрыться из города. Одна попытка убить меня уже имела место, но как только они поймут, что ничего не вышло, то тут же предпримут другую, затем еще, еще… и так, пока не добьются своего. Ими двигали одержимость и нетерпение. Они жаждали овладеть бумагами, которые оставил мой отец, и заодно избавиться от меня. И уже не могли ждать, пока я сам получу эти документы. Очевидно, они решили сначала разделаться со мной, а уж потом заняться бумагами… во всяком случае, похоже, так у них все задумано. Больше всего меня удивило в глазах Делфины — именно это откровенно страстное желание убить.

Ладно, прежде всего надо ознакомиться с содержимым кожаной сумки и понять, что папа мне оставил. Я достал небольшую пачку документов, включая очень четко нарисованную карту, точно показывающую месторасположение моих владений — две плантации, одна из них довольно большая, несколько угодий и участок леса в другой стороне штата, купчие на два других участка земли, а также запечатанное письмо с моим именем на конверте. Я сломал печать.

«Мой сын!

Когда ты прочтешь это, меня уже не будет в живых. С тех пор как умерла твоя мама, я жил только для тебя и тебя одного, но теперь, когда меня уже нет, принимать все решения придется тебе самому. Если ты решишь вернуться на Восток, обязательно найди там старого Толберта. Он знает, что надо делать дальше.

В течение жизни трех поколений нашу семью раздирает смертельная вражда, одним из результатов которой стали семь дуэлей, четыре из них со смертельным исходом. Случались и другие преждевременные смерти по разным причинам, но по меньшей мере несколько из них от яда.

Я сам дважды дрался на дуэли и оба раза вышел победителем, но затем последовали попытки отравить меня или устранить каким-либо иным образом. Я решил: с меня хватит, и исчез из родных мест. Затем я встретил твою маму, так появился на свет ты.

В результате этой многолетней войны их осталось тринадцать, а нас только трое.

У них всех напрочь отсутствует понятие совести. Промотав свою долю наследства, они захотели присвоить чужую. Их зовут Кабанас, хотя некоторые из них предпочитают имя Янт. Если с нами что-нибудь случится, они окажутся единственными, кто имеет право на всю нашу собственность, — именно это, наряду с врожденной ненавистью, и стоит за их деяниями.

Не воспринимай их с легкомыслием. Они обладают интеллектом высшего порядка, смелостью и не остановятся ни перед чем для достижения своих целей — засада, нож в спину, яд. Говорят, все их женщины искусные и опытные отравительницы, использующие яд из Суринама, куда они частенько ездят сами.

Я хотел уберечь тебя от всего этого, надеялся выиграть в карты достаточно денег, чтобы дать тебе настоящее образование, профессию, место в жизни и покончить с прошлым. Затем до меня дошло, что они охотятся за мной.

Наиболее опытный и смертельно опасный из них — Джозеф Врайдаг, их кузен, недавно вернувшийся из Суринама. Ему сейчас около сорока, когда-то в молодости он провел несколько лет на золотых приисках Калифорнии и Невады. Как он выглядит, я, к сожалению, не имею понятия».

Там было еще несколько строк, но суть до меня уже дошла: похоже, у меня нет выбора, кроме как подтвердить свое право на собственность хотя бы для того, чтобы они отстали. В молодости смерть представляется чем-то очень отдаленным, однако в моем случае совсем свежие воспоминания об отравленном гвоздике в моем сапоге призывали быть максимально осторожным.

Джозеф Врайдаг… Как он выглядит, неизвестно, но ему лет сорок… Надо быть предельно внимательным и, само собой разумеется, никаких незнакомых попутчиков.

Оставался еще один документ — другая карта, древняя карта, вычерченная на отлично выделанной оленьей коже. На ней изображалась река, небольшой форт или что-то вроде этого, индейская деревушка, рощица и утес рядом с каньоном или глубоким оврагом, в стене которого крестиком помечена пещера или то, что выглядело как пещера за водопадом.

Что все это означало, я не понял, но пока я разглядывал карту, у меня появилось четкое ощущение, что она, скорее всего, — самая важная из всех документов в папиной сумке. Для чего ее сюда положили? Карта явно очень древняя и точно является частью моего наследства. Но на ней нет ни названий, ни каких-либо указателей, ничего, кроме нескольких признаков некоей местности. Карту сделал тот, кто знал эту местность как свои пять пальцев…

Движимый каким-то интуитивным чувством, я полез в дорожную сумку, где хранил запасную одежду, и достал старую охотничью рубашку из оленьей кожи. На ней красовалась пара заплаток, но носить ее я еще вполне мог.

Отлично, теперь пришьем карту к внутренней стороне рубашки на спину лицом внутрь — пусть выглядит как заплатка. Только и всего.

Закончив, я встал и потянулся, заодно выглядывая в окно. ha противоположной стороне улицы в тени стоял человек в теплом длинном пальто. Я сделал шаг в сторону, задернул штору, подошел к двери, выглянул в коридор — пусто — и в два бесшумных шага оказался у соседнего номера. Он оказался открыт, так как в него еще никого не поселили. Закрыв за собой дверь, я подошел к окну.

Человек в длинном пальто по-прежнему стоял там же в тени, но теперь к нему присоединился еще один в надвинутой на глаза шляпе. Значит, за мной следят. Как и следовало ожидать.

Вернувшись к себе, я быстро сложил свои пожитки в дорожную сумку и лег на кровать. Естественно, не раздеваясь и не зажигая света. Будем ждать.

До моего плеча дотронулась чья-то рука. Луи.

— Не зажигай свет, — предупредил он. — Пора!

Как он, интересно, собирается незаметно вывести меня из отеля? Ведь парадная дверь выходит прямо на улицу, где стоят те двое, а черный ход — на совершенно открытый пустырь!

Тем не менее он привел меня прямо к черному ходу. Из-за двери доносился невнятный гомон пьяных голосов — похоже, какая-то веселая компания. Вдруг кто-то во всю глотку загорланил «Джинни со светло-каштановыми волосами».

— Выйди и присоединись к ним, — прошептал Луи. — Ничего не говори, только оставайся с ними.

Дверь чуть приоткрылась, я выскользнул наружу, и незнакомые люди тут же окружили меня. Затем чуть ли не в тот же момент дверь снова открылась, скорее, распахнулась, но теперь в холле горели лампы, и яркий луч света освещал всех нас.

— Слушайте, парни, — громко сказал стоявший на пороге Луи, — поимейте совесть! Мои постояльцы устали и хотят спать!

— А-а, смотрите, Француз Луи! — выкрикнул чей-то пьяный голос из нашей компании. — Эй! Добрый старина Луи! Давай к нам, выпьем за дружбу!

— Нет, спасибо. Слишком много работы, — добродушно ответил Луи. — Но у меня к вам другое предложение: вы идете петь в другое место, а я даю вам пару бутылок отличного виски.

— Идет! Идет! — радостно завопил тот, который стоял рядом со мной. — Наш добрый друг, старина Луи! Помнишь, как мы вместе с тобой работали на кладбище?

— Хватит, хватит, ребята! — утихомирил их Луи. — Вот, берите бутылки и отправляйтесь куда-нибудь еще. Мои гости платят мне за нормальный отдых.

— Да мы что, просто поем им серенады, — выкрикнул другой рудокоп. — Давай, Луи! Пойдем выпьем!

— Как-нибудь в другой раз, — улыбаясь, ответил Луи. — А теперь, парни, вперед.

Он закрыл дверь, а мы, пошатываясь и горланя «Проведем ночку в старом лагере», двинулись через пустырь. Как только мы отошли от отеля на достаточное расстояние, человек, обнимавший меня за плечи, прошептал:

— Твои лошади там, под деревьями. Когда дойдем туда, незаметно отколись от нас. Дальше действуй сам по себе.

— Да, конечно… спасибо.

— Ерунда. Друг Луи — наш друг.

Они побрели дальше, горланя песни, а я остался стоять под деревьями, внимательно оглядываясь вокруг. Никто не последовал за «пьяными» рудокопами, никто не приближался ко мне. Значит, уловка Луи сработала на славу. Я скрытно, окольными тропками добрался до края города. Оттуда во весь опор поскакал на юг.

Время от времени я, естественно, останавливался, чтобы прислушаться — нет, никакой погони. Тем не менее лучше при первой же возможности убраться с тропы.

К восходу луны я находился уже на пути к чикагским озерам. Вполне возможно, они не догадаются о моих планах. Тем более, что никто о них не слышал. Путь на запад лежал через Сильвер-Плюм и Бейкервилл, на восток — только к айдахским водопадам и Денверу. Я же направлялся на юг через дикую, в высшей степени негостеприимную местность, поэтому когда взошло солнце, следов преследования по-прежнему и не увидел, и не услышал. После короткой остановки, чтобы переложить груз на черную лошадь, я поскакал к расщелине Каб, затем вдоль нее по направлению к Траблсам.

Когда я спустился с гор, мой желудок возмущенно вопил от голода, а лошади умирали от усталости. Если продолжать в таком же духе, они просто сдохнут. Но тут прямо передо мной, как по волшебству, показался маленький домик, построенный из кусков горных камней, загон с парой лошадей и чистенький милый садик. Я въехал во двор и спешился.

Из дома вышел мужчина.

— Очень даже вовремя, — вместо приветствия сказал он. — Мы как раз собираемся пообедать.

— Что ж, премного благодарен.

Я отвел лошадей, напоил их, бросил им охапку травы и, оставив свою поклажу под деревом, вошел в дом.

Там сидел светловолосый парень и такая же светловолосая девушка, оба моего возраста. Дом выглядел чище, чем обычно.

— Издалека? — поинтересовался хозяин.

— Вполне.

— Похоже, — заметил он. — К нам редко кто заезжает.

— Работал на той стороне разлома. Еду повидать своих стариков в Канзасе.

Мы ели, говорили об урожае, дождях, ценах на серебро и говядину — о чем еще беседовали в Колорадо тех времен? Новости доходили сюда с большим опозданием, поэтому я с удовольствием удовлетворил их любопытство. Рассказал все, что узнал, болтаясь по стране. Конечно, им очень хотелось, чтобы я остался подольше, но, увы, дорога звала, да и путь предстоял далекий.

Добравшись до вершины холма, я оглянулся; они все еще стояли во дворе и, кажется, прощались со мной, махая руками, поэтому я тоже махнул им, хотя и знал, что они меня уже вряд ли видят. Молодые крепкие ребята; из тех, кто всего добивается сам и особо ни в ком не нуждается. Разве только если заболеют. Тогда, конечно, рядом нужны люди, которые могут помочь.

Денвер лежал к северу, но я не собирался демонстративно показывать всем, что направляюсь именно туда, а пересек прерию, оставив Франт-Рейндж позади.

Нет, я поеду через Индейскую Территорию, страну команчей, шайенов, арапахо и, естественно, ютов. Папа дружил с ютами, лично знал Урея и Шавано, или Шоуано, — я слышал, он называл его и так, и так. Чем папа им так полюбился, не представляю, но что они его уважали — это факт. Наверное, когда-то оказал им большую услугу или проявил себя как-то иначе. Юты — сильный, смелый народ, и мне не хотелось бы с ними встретиться: они меня не знали, а убивать кого-либо из них или быть убитым ими не входило в мои планы.

Остановившись на ночевку возле Уиллоу-Крик, я расседлал лошадей, вскипятил себе кофе, прикончил холодное мясо, которое дал мне в дорогу Луи Дюпай, и уснул мертвецким сном.

Утро меня встретило туманное и мокрое. Холодная сырость пронизала все, и как мне ни хотелось съесть что-нибудь на дорогу и выпить горячего кофе, я решил погодить с этим. Надо двигаться дальше.

Ехать в таком тумане, когда не видишь ничего, кроме ушей своей лошади, не знаешь, куда тебя несет и что тебя ждет, само собой, жутковато.

Вдруг до меня донеслись какие-то неясные звуки. Я резко остановился, прислушался.

Да, там кто-то есть… или что-то… там впереди, в тумане…