• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

Возникновение крупной промышленности. В промежуток между 1816 и 1848 годами во Франции происходит вытеснение преобладавшей до тех пор домашней мелкой промышленности крупной промышленностью. В последние годы Империи применение позаимствованных из Англии новых механических изобретений в области прядения и ткацкого производства отметило начало этой перемены. Но в 1815 году она еще только начиналась. Текстильная промышленность, за исключением хлопчатобумажной, еще оставалась в стадии домашнего производства. Металлургическая промышленность не изменила своих вековых приемов. К 1848 году промышленное преобразование уже закончено. Подобно хлопку, шерсть и лен теперь прядутся и ткутся механическим способом. Каменный уголь все более и более замещает растительное топливо при выплавке чугуна и железа. Многочисленные остроумные изобретения непрерывно совершенствуют механическое оборудование и последовательно вытесняют ручной труд из тех производств, где последний еще преобладал. Наконец, использование пара как двигательной силы усугубляет значение и быстроту этого преобразования.

Организация промышленности испытала глубокие изменения. Началось мощное движение в сторону концентрации. Мелкие предприятия, разбросанные по территории всей страны и работавшие исключительно на местный рынок и на тесно ограниченный круг покупателей, исчезают. Их место занимают предприятия крупные, обладающие достаточными капиталами для приобретения новых машин и старающиеся расширить размеры своего рынка, чтобы сбывать продукцию, которую непрерывные усовершенствования делают все более изобильной. При своем возникновении промышленность производила главным образом предметы роскоши; теперь началось массовое производство. Главной заботой предпринимателей является снижение себестоимости, что делает фабричные товары доступными все более и более широким слоям населения. Производство разрастается, специализация ведет за собой создание нового, занятого исключительно промышленным трудом, класса населения, который растет и теснится вокруг заводов и мануфактур, дающих ему насущный хлеб. Можно уже было предвидеть, какое зпачение приобретет через несколько лет городская жизнь и какую силу получат сгруппированные таким образом рабочие массы, когда они сумеют объединиться и организоваться, чтобы потребовать удовлетворения за свои обиды.

Текстильное производство. Текстильное производство первое испытало на себе последствия этого промышленного преобразования.

Начиная с 1816 года хлопчатобумажная промышленность быстро развивается. Согласно официальному обследованию 1847 года, ее обслуживало более 116 000 станков и около 3,5 миллиона веретен, а общая стоимость ее продукции равнялась 416 миллионам франков. В эту эпоху она потребляла 55 миллионов килограммов хлопка-сырца, тогда как в 1812 году потребляла едва 10 миллионов.

Благодаря новым усовершенствованиям в оборудовании, прядение первое сделало значительный шаг вперед. В 1819 году оно поставляло лишь нитки не выше № 80, а тонкие нитки, необходимые для большого числа тканей, Франция была вынуждена закупать в Англии. В 1840 году французское прядение легко производит нитки № 300. В то же время скорость работы сильно увеличилась: тот самый станок, который в 1813 году давал только 2 килограмма хлопка в день, дает около 1850 года уже 14 килограммов. Эти улучшения, в связи с непрерывным снижением цен на сырой хлопок, ведут к значительному уменьшению стоимости пряжи: килограмм хлопчатобумажной пряжи, продававшийся в 1815 году за 14 франков 60 сантимов, в 1850 году стоит меньше 3 франков.

Хлопчатобумажное ткачество сделало не менее значительные успехи. Ограничивавшееся в конце Империи производством трикотажа, миткаля и некоторых простых сортов муслина, оно стало производить нанку, перкаль, тонкие муслины, трико, бумажные бархат и атлас. Ткацкий станок Жаккара применяется для выработки узорных бумажных тканей. Нормандия, где первоначально возникло это производство, продолжает изготовлять дешевые бумажные материи. Производство высокосортных тканей зарождается в Эльзасе, где Доль-фусы и Кёхлины берут на себя руководство промышленным движением. В Эльзасе равным образом быстрее всего развивается механическое ткачество. Из 35 000 станков, которыми обладала промышленность Эльзаса в 1846 году, более 20 000 приводились в движение механическим способом. Производство набойки (набивных бумажных материй), зародившееся в Мюлузе (Мюльгаузене), непрерывно развивается и получает новый импульс благодаря изобретению перротины — машины для набивки в несколько цветов, которая, начиная с 1835 года, вытесняет употребление валика.

Среди новых отраслей промышленности, которым суждено было значительное развитие, одной из наиболее важных является производство бумажного тюля, заменяющего для среднего класса населения кружева. Первый тюлевый станок, привезенный из Англии, был установлен в Дуэ в 1816 году. Но эта молодая промышленность начинает работать полным ходом лишь с 1824 года после изобретения машин с круговым вращением. В 1841 году на этих машинах применяют ход Жаккара и начинают копировать валансьенские и малинские кружева и т. д.

Шерстяная промышленность также сделала серьезные успехи. Потребление шерсти, достигавшее 46,5 миллиона килограммов в 1812 году, поднимается до 89 миллионов килограммов в 1850 году, а общую стоимость продукции, созданной этой отраслью производства, оценивают в 440 миллионов франков. Если прибавить сюда стоимость домашней продукции, еще сохранившейся кое-где в деревнях, цифра эта повысится по крайней мере до 475 миллионов. Усовершенствование чесальных машин позволяет частично заменить в производстве очищенную шерсть чесаной, более дешевой. Механическое прядение шерсти переживает изменения, аналогичные тем, которым подвергалось бумагопрядение, что равным образом снижает себестоимость, не та же самая шерстяная нитка для основы, которая продавалась в 1821 году по цене от 60 до 70 франков за килограмм, продается тридцать лет спустя самое большее за 14 франков.

Важные изменения намечаются и в производстве сукон. Около 1835 года машина для валяния сукон, изобретенная англичанином Дайером, заменяет валяние посредством ударных вальков. Производство смешанных тканей совершенствуется, и они начинают вытеснять из обихода нитяные и бумажные. В 1833 году седанская промышленность выпускает узорные ткани, так называемые новые материи, которые быстро приобретают значительный успех. Льняная промышленность гораздо позднее начинает пользоваться новейшими изобретениями. В 1816 году Филипп де Жирар, отчаявшись в возможности применить во Франции изобретенную им машину для прядения льна, стал эксплуатировать свое изобретение в Англии, и лишь двадцать лет спустя машина эта была использована французской промышленностью. В 1847 году прядение льна занимает 200 ООО веретен, из которых 40 000 приходятся на долю одного Северного департамента. Механическое ткачество в этой отрасли производства — более трудное, чем ткачество хлопка, — применяется лишь при выделке грубых сортов холста. Домашнее производство продолжает преобладать в этой отрасли промышленности, и из всей продукции, оцененной около 1860 года в 350 миллионов франков, лишь 62 миллиона, иначе говоря, меньше одной пятой, производится фабричным способом.

Фабрикация шелка быстро развивается начиная с 1836 года. В 1847 году различные предприятия для прядения и ткачества шелка имеют 90 000 станков, из которых приблизительно 60 ООО приходятся на долю лионской промышленности. Общая стоимость ее продукции оценивается в 356 миллионов франков, и французская промышленность ежегодно вывозит заграницу шелковых материй приблизительно, на 160 миллионов франков. Ее главными покупателями являются Англия и Соединенные Штаты. В то время как шелкопрядение рассеяно в департаментах Ардеш, Дром, Гард и Воклюз, девять десятых ткацкого производства сосредоточиваются в департаменте Роны. Начиная с 1827 года, лионская промышленность окончательно осваивает станок Жаккара, усовершенствованный Депульи, и благодаря этому имеет возможность производить за умеренную цену смешанные бумажно-шелковые материи. Сент-Этьеннская промышленность занимается специальной фабрикацией лент; она ежегодно производит их на сумму приблизительно в 60 миллионов франков. Около 1828 года заимствуется из Германии новая отрасль промышленности — изготовление шелкового плюша для шляп. Пользоваться машинами и силою пара в шелковой промышленности начали только между 1835 и 1840 годами, но это дает лишь весьма скромные результаты. Лионская промышленность, гнушаясь общими мастерскими, продолжает сохранять ручной станок. Механическое прядение и ткачество применяются лишь в немногих предприятиях, созданных в департаментах Луары и Эна.

Производство одежды и обуви. Производство готовой одежды появляется в Париже в 1830 году, после забастовки портновских подмастерьев[139]. Десять лет спустя изобретение швейной машины ускоряет развитие этой отрасли промышленности. Создаются обширные мастерские, в которых машины, приводимые в движение паром, кроят и шьют одежду.

В 1844 году производство обуви, в свою очередь, изменяется благодаря изобретению подошв на заклепках или на винтах, что позволяет развить массовое производство, и в Лианкуре учреждается первая фабрика обуви.

Металлургическая промышленность. Металлургия подвергается столь же важным изменениям, как и текстильная промышленность. Вплоть до 1820 года чугун и железо выделывались на французских заводах исключительно на растительном топливе. В эту эпоху Англия еще была единственной страной, применявшей каменный уголь в этой отрасли производства. Начиная с 1840 года способ выплавки чугуна на каменном угле окончательно осваивается во Франции, и к 1846 году около половины всей продукции, доходящей до 622 000 тонн, производится новым способом.

Употребление каменного угля для фришевания железа развивалось еще более быстро, особенно начиная с 1830 года, когда начали применять пудлингование, заимствованное из Англии, где им пользовались с конца XVIII века. Выплавка железа в 1846 году увеличивается до 360 ООО тонн, из которых менее одной трети получается на древесном топливе.

Выплавка чугуна в шесть раз возросла после 1816 года. Несмотря на это, французские заводы были не в состоянии полностью удовлетворить потребность в чугуне, потребление которого в 1847 году достигло более чем 700 000 тонн.

Результатом этих изменений в производстве было снижение цен. Тонна чугуна, полученного на минеральном топливе, около 1846 года обходилась не более 142 франков, и железные рельсы, продававшиеся в 1825 году по 540 франков за тонну, упали до 350 франков. Только сталь, способ производства которой не испытал никаких изменений, оставалась до некоторой степени предметом роскоши; ее продукция едва достигала 12 000 тонн.

Начиная с 1825 года металлургические заводы обновляют свое оборудование; в них применяют усовершенствованный мех, прокатный вал и поворотный кран. В 1841 году Шнейдеры, директора заводов Крезо, выбирают патент на конструкцию парового молота, обычно называемого вертикальным молотом. В 1846 году уже применяют вертикальные молоты мощностью от 3000 до 4000 лошадиных сил. В металлообрабатывающей промышленности начали пользоваться механическими станками, и на выставке 1844 года уже экспонировались строгальные станки, станки для нарезки болтов и гаек и т. д.

Производство листового железа, остававшееся в пренебрежении до 1815 года, быстро развивается после 1830 года и десять лет спустя уже может удовлетворить потребность в нем страны. То же самое можно сказать о производстве оцинкованного железа и жести начиная с 1830 года.

Косы, пользование которыми все более и более распространяется в земледелии, ввозятся главным образом из Германии вплоть до 1830 года, когда французская промышленность начинает производить как косы, так и пилы. Игольная промышленность, возникшая между 1820 и 1830 годами, успевает понемногу одолеть двойную конкуренцию: Германии — в производстве дешевых иголок и Англии — в производстве иголок тонких.

Наконец, машиностроительная промышленность, бывшая в начале Реставрации еще в зачаточном состоянии, начинает развиваться параллельно развитию механического оборудования. В 1818 году в Сернэ, в департаменте Верхнего Рейна, возникает предприятие братьев Рислер и Диксона, а в 1827 году в Мюлузе (Мюльгаузене) создается завод Кёхлииов. В1850 году общую стоимость продукции этой отрасли промышленности расценивают в 27,5 миллиона франков.

Паровые машины. Каменный уголь. Использование пара как двигательной силы прививается лишь начиная с 1835 года. Первые шаги, имевшие место при Реставрации, были необычайно медленны, и в 1830 году французская промышленность использовала всего 10 000 паровых лошадиных сил. В 1847 году 4853 машины дали промышленности более 60 000 лошадиных сил.

Потребление каменного угля не превышало 1 миллиона тонн в 1810 году; оно поднялось до 7,5 миллиона тонн в последние годы Июльской монархии, в то время как добыча каменного угля, несмотря на мощный толчок, полученный каменноугольной промышленностью после 1840 года, стояла значительно ниже этой цифры, и приходилось ежегодно ввозить из-за границы от 2 до 2,5 миллиона тонн каменного угля.

Различные производства. Выделка бумаги в формах ручным способом еще играет важную роль в 1847 году; однако, начиная с 1827 года, изготовление бумаги механическим способом окончательно устанавливается. Здесь мы опять-таки видим французское изобретение, которое вынуждено было сперва найти себе применение в Англии и потом только было использовано во Франции. В 1849 году было выработано 42 миллиона килограммов бумаги. Эта промышленность сосредоточена главным образом в департаментах Шаранты, Па-де-Кале, Йзера и Вогезов.

Производство обоев быстро развивается после 1834 года, когда для этой цели стало возможно уже употреблять бумагу в рулонах. Несколько лет спустя здесь вводится новое усовершенствование путем использования перротины вместо валика для тиснения обоев.

В 1824 году во Францию ввозится печатная машина, изобретенная в 1815 году немцем Кёнигом. В то время для типографского печатания пользовались только ручным деревянным станком (прессом). После многочисленных улучшений весьма несовершенной машине Кёнига удалось войти в употребление; сначала ее применяли исключительно для печатания газет; начиная с 1844 года ее применяют также и для печатания книг[140].

Химическая промышленность оказывается все большим и большим подспорьем для других производств. Для выделки цабивных тканей она дала прочную зеленую краску для хлопчатобумажных материй, а также красную (адрианопольскую), В 1834 году Гимэ из Лиона нашел способ изготовлять искусственный ультрамарин, который обходился в 200 раз дешевле натурального ультрамарина, с величайшим трудом получаемого из лапис-лазури, и полностью его заменил. Начиная с 1832 года стеариновая свеча вытесняет восковую и старомодные сальные свечи. Стоимость продукции химической промышленности, которую Шапталь в 1812 году исчислял в 5 миллионов франков, в 1847 году достигает 55 миллионов.

Керамика, производство стекла и хрусталя развиваются в соответствии со все растущим спросом, хотя ни одно важное изобретение не внесло сколько-нибудь существенных изменений в способ их изготовления.

Производство резины возникает около 1831 года, но серьезно осваивается только с 1846 года, после введения процесса вулканизации. В 1830 году Франция ввозит лишь 16 000 килограммов каучука. В 1846 году ввоз увеличивается до 181 000 килограммов.

Производство свекловичного сахара, прозябавшее до 1820 года, после этого года развивается вопреки фискальным стеснениям, задерживающим его рост[141]. Это производство, в конце концов, внушает такой страх фабрикантам тростникового сахара, что в 1843 году для устранения бурно растущей конкуренции они решаются потребовать экспроприации фабрик туземного сахара и окончательного запрещения этой отрасли промышленности. Это необычайное требование было, к счастью, отклонено, и за 1847–1848 годы производство свекловичного сахара достигло 64 миллионов килограммов.

Промышленная продукция. Официальное обследование 1847 года оценивает в 4 миллиарда франков всю стоимость французской промышленной продукции; Шапталь оценивал ее к концу Империи немного ниже 2 миллиардов. Как ни велико было увеличение стоимости продукции, количественное ее увеличение оказалось еще значительнее. В самом деле, не надо забывать, что те изобретения, которые вызывали рост продукции, в то же время приводили к снижению себестоимости, что — вследствие конкуренции — в свою очередь отражалось на продажных ценах.

Рабочий класс. Под влиянием развития крупной промышленности рабочий класс, начиная с конца эпохи Реставрации, приобретает все большее и большее значение. Этим он обязан в особенности промышленной концентрации, следствием которой явилась концентрация рабочего населения, дотоле разбросанного по всей территории. Около 1830 года начинается тот быстрый рост городского населения, который является одной из самых характерных черт XIX века. За десять лет, с 1836 по 1846 год, число жителей в общинах, имеющих свыше 3000 душ, возрастает почти на 2 миллиона, и этот прирост населения идет почти всецело на пользу фабрикам. Надо сказать, что прирост населения в городах в точности равняется всему приросту населения между этими двумя датами: перепись 1836 года указывает цифру в 33,6 миллиона жителей; перепись 1846 года насчитывает приблизительно 36,6 миллионов.

Происходящий промышленный переворот вызывает глубокое волнение среди бедного люда. Ручной труд должен постепенно отступать перед трудом механическим; мелкий ремесленник видит, как его вытесняют из традиционного ремесла. С другой стороны, создающиеся фабрики и заводы предоставляют новые занятия людям, которых они лишили пропитания. Но учеба тяжела, и, кроме того, сама промышленность на первых порах почти не отдает себе отчета ни в условиях своего собственного существования, ни в размерах рынков, открывающихся для сбыта. Отсюда множество столкновений и недоразумений, от которых главным образом страдают рабочие. Тем не менее, под влиянием промышленного развития, растущего спроса на рабочую силу и подъема производительности труда в связи с новым механическим оборудованием, заработная плата в промышленности между 1825 и 1848 годами как будто возрастает. Судя по данным обследования парижской промышленности в 1847 году, заработная плата за истекшие двадцать лет увеличилась на 10 процентов. Е. Шевалье даже указывает на несколько больший рост ее на одном металлургическом заводе в промежуток между 1823 и 1850 годами. Нечто подобное можно наблюдать и среди строительных рабочих в главных городах департаментов. Но во всех названных случаях рост заработков кажется несколько преувеличенным, и потому явлений такого рода нельзя обобщать. Но несомненно, что рабочий класс кое-что, выгадал от снижения цен на фабричные изделия. С 1827 по 1847 год цены в общем упали на 13 процентов; для некоторых товаров снижение было более значительным: для бумажных ниток и тканей оно составляло 58 процентов и для шерстяных ниток и тканей — 52 процента. Что касается сельскохозяйственных продуктов, то здесь как будто цены остались совершенно неизменными, если не считать, впрочем, довольно значительного вздорожания мяса. Кроме того, квартирная плата в городах, в общем, повысилась.

Впрочем, рабочие во время многочисленных стачек, имевших место в конце Июльской монархии, требуют не столько увеличения заработной платы, сколько сокращения часов работы. Желая использовать свое оборудование и извлечь из него возможно больший доход, фабриканты требуют исключительной продолжительности рабочего дня. Дни в четырнадцать и в пятнадцать рабочих часов не редки на прядильных фабриках. На рудниках отмечают рабочие дни от двенадцати до четырнадцати часов. Однако начиная с 1840 года продолжительность рабочего дня обнаруживает тенденцию к сокращению. Сами хозяева начинают понимать, что, сберегая силы рабочего, можно достигнуть больших результатов[142].

Рабочие, которые теперь сгруппированы в крупных центрах, могут сговариваться и объединяться легче, чем прежде. Вопреки закону, развиваются рабочие ассоциации; профессиональные союзы постепенно заменяют старые общества подмастерьев. В результате Июльской революции рабочий класс как будто начинает уяснять себе ту солидарность, которая его объединяет, ту силу, которую может ему дать взаимное согласие. Нарождается рабочая печать; образуется несколько рабочих ассоциаций. Но отсутствие образования мешает им ясно различать цель, к которой надо стремиться, — и не позволяет подчиняться разумной дисциплине, необходимой для достижения этой цели[143].

Люди науки и даже фабриканты обращают внимание правительства на ужасную эксплуатацию — детей нарождающейся промышленностью, которая требует от детей такой же изнурительной работы, как и от взрослых. С 1827 года промышленное общество в Мюлузе (Мюльгаузене) требует регламентации детского труда. После продолжительных прений вопрос этот наконец решается законом 22 марта 1841 года, еще очень несовершенным, причем правительство сделало ошибку, не настаивая на точном его применении.

Успехи сельского хозяйства. Сельское хозяйство также делает значительные успехи при правительстве Реставрации и Июльской монархии. Шапталь определяет стоимость необработанной земледельческой продукции за 1812 год в 3 миллиарда франков. В 1850 году Л. де Лавернь оценивает ее в 5 миллиардов, т. е. мы видим рост в 60 процентов, а так как в промежутке между этими двумя эпохами цены на земледельческие продукты изменились не очень сильно, то отсюда следует, что главным образом возросло количество продукции.

Это развитие продукции вызвано растущими требованиями потребления. С 1815 по 1848 год население увеличивается больше чем на 5 миллионов. Возрастание промышленного производства создает также все более значительный рынок для некоторого количества сельскохозяйственных продуктов, как, например, для шерсти, сахарной свекловицы и т. д. Сельское хозяйство, естественно, стремится удовлетворить возрастающий спрос, но — в отличие от фабричной промышленности — прогресс его не облегчается целым рядом изобретений, дающих возможность резко изменить способ производства. Оно прогрессирует очень медленно, постепенно улучшая уже известные методы, расширяя применение приемов, которые почитаются наилучшими.

Главным образом все более и более заменяя трехпольную систему многопольем, земледелие успевает повысить свою продукцию. К концу Империи еще господствует трехпольный севооборот; многополье начинает появляться лишь в некоторых, немногих провинциях. В последние годы Реставрации и при Июльской монархии оно распространяется все более и более. В' северных и северо-восточных областях можно отметить наиболее важные улучшения. Паровые поля почти совершенно изгнаны со всех хороших пахотных земель, разведение кормовой свеклы быстро распространяется, а развитие свеклосахарных культур открывает новые источники дохода. В южных областях еще применяется система паровых полей, но вместо трехлетнего севооборота мы видим двухлетний. Западная часть страны, которую политические волнения[144], начиная со времени революции, держали в неустойчивом положении, после 1815 года начала медленно оправляться, а с 1840 года она принимает участие в общем подъеме, как только сеть так называемых стратегических дорог, построенных после восстания 1832 года, открывает Анжу и Вандее новые рынки для их земледельческих продуктов. Однако некоторые части территории, как, например, Бретань и центральные области, остаются еще вне сферы этих успехов.

Усовершенствования, внесенные в земледельческий инвентарь, также облегчают развитие производительности. Количество плугов сильно увеличилось; обследование земледелия в 1850 году насчитывает их больше 2,5 миллиона, причем около половины этого количества составляют плуги с передним ходом. На юге еще пользуются примитивными сохами, но на севере распространяются усовершенствованные плуги Гранже и Ровиля. Начинают входить в употребление молотилки. Количество их исчисляется приблизительно в 60 000, из которых около 1500 паровых. Пользование ими особенно распространено в северо-восточной области, где повсеместно оказывает свое действие пример, данный Матьё де Домбалем, заведывавшим образцовой фермой Ровиль. Наконец, насчитывается около 200 000 других новых машин, каковы, например, скарификаторы, экстирпаторы и т. д.

Улучшение путей сообщения равным образом является великим благодеянием для сельского хозяйства. Оно позволяет земледельческим областям расширить районы своего сбыта и весьма облегчает эксплуатацию. В этом смысле одним из самых удачных законодательных мероприятий с сельскохозяйственной точки зрения является закон 1836 года о проселочных дорогах, который предписывает переустройство дорог и содержание их в хорошем состоянии.

Обработка земли. Площадь пахотных земель исчислялась Шапталем около 1815 года почти в 23 миллиона гектаров; обследование 1852 года определяет эту площадь в 26 миллионов. В то самое время, когда происходило это расширение, совершилось сокращение площади паровых полей с 10 миллионов до 6 миллионов гектаров.

Площадь под зерновыми хлебами увеличилась больше чем на 2 миллиона гектаров; она составляла уже приблизительно 15 миллионов гектаров. Но, в то время как площадь увеличилась только на 15 процентов, продукция возросла на 50 процентов, что свидетельствует о значительном улучшении обработки земли. Пшеница начинает занимать все большую площадь за счет других злаков, употребляемых в пищу человеком. В 1815 году площадь, засеянную пшеницей, исчисляли лишь в 4,5 миллиона гектаров, к концу Июльской монархии этот злак занимает площадь в 6 миллионов; средний умолот зерновых хлебов, равнявшийся приблизительно 10 гектолитрам на гектар в период 1815–1820 годов, достигает более 13,5 гектолитра в период 1841–1850 годов. Благодаря этому параллельному росту засеянной площади и умолота; урожай пшеницы превышает SO миллионов гектолитров к 1*850 году, т. е. увеличивается вдвое сравнительно с первыми годами Реставрации.

Разведение картофеля, занимающего все более значительное место в питании, особенно после плохих урожаев зерновых злаков 1815, 1816 и 1820 годов, быстро распространяется. В 1840 году засеянная площадь равна 922 ООО гектаров, и продукция поднимается до 96 миллионов гектолитров. Но начиная с 1845 года «картофельная болезнь» останавливает этот рост, и к 1852 году засеянная площадь уменьшается на 100 ООО гектаров.

Размеры естественных и искусственных лугов быстро увеличиваются. В 50-х годах они занимают площадь больше чем в 7,5 миллиона гектаров, около трети которой составляют искусственные луга. Больше 1,5 миллиона гектаров были объектом ирригационных работ, распространение которых облегчается законом 1845 года.

Разведение винограда, играющего важную роль в вывозной торговле Франции, быстро увеличивается вплоть до 1835 года, после чего остается почти стабильным. Випоград занимает площадь немного более 2 миллионов гектаров и дает в хорошие годы от 40 до 45 миллионов гектолитров вина.

Новая культура — сахарная свекловица, — рдва известная перед концом Империи, окончательно крепнет начиная с 1840 года. В результате освобождения от акциза, которым вначале облагался получаемый из свекловицы сахар, эта культура распространилась почти повсеместно. Но обложение свекловичного сахара, последовавшее в 1837. году, заставляет большинство сахарных заводов из простых придатков к земледельческим хозяйствам преобразоваться в промышленные предприятия, способные выдержать конкуренцию с колониальным тростниковым сахаром. Такая концентрация отражается на культуре свекловицы, область разведения которой мало-помалу суживается и наконец ограничивается Северной областью. В 1852 году она занимает площадь в 111 000 гектаров, которые дают 32 миллиона центнеров продукта.

Разведение конопли и льна непрерывно возрастает вплоть до 1840 года, но с этого времени начинает сокращаться. Напротив, культура рапса развивается и дает, если к этому прибавить сурепицу и мак, урожай в 3,5 миллиона гектолитров маслянистых зерен.

Марену продолжают разводить, но вайда быстро сходит на нет начиная с 1814 года, так как не в силах выдержать конкуренцию с индийской мареной более высокого качества, цена на которую падает сразу цосле закдючецця мира.

Разведение шелковичных червей представляет собой все более значительный источник дохода в департаментах долины Роны, главным образом в департаментах Гард, Дром и Ардеш. Количество выведенных коконов с 6 миллионов килограммов в 1816 году поднимается до 12 миллионов в 1840 году. С этого года рост ускоряется, и в 1850 году продукция достигает 25 миллионов килограммов. Этим подъемом шелководства мы обязаны главным образом введению в общее употребление метода Арсе, освобождающего разведение шелковичных червей от рутинных приемов, которых оно до сих пор придерживалось.

Скотоводство. Скотоводство делает быстрые успехи. Для получения количества навоза, необходимого при многопольной системе, которая становится общепринятой, землевладельцы стараются увеличить численность своего скота.

Прежде всего они обращают внимание на овцеводство. Две причины побуждают их к этому: овца — животное, которое лучше всего подходит к мало развитому сельскому хозяйству, а именно таково сельское хозяйство Франции в начале Реставрации; кроме того, растущие требования шерстяной промышленности открывают значительный рынок для шерсти. Количество овец, достигавшее 27 миллионов в 1815 году, возрастает до 33 миллионов к концу Июльской монархии. Независимо от увеличения численности овец произошло также весьма значительное возрастание их ценности. Продолжается улучшение местных пород путем скрещивания с баранами-мериносами. К концу Империи Франция едва насчитывала 1,5 миллиона овец-мериносов или улучшенных пород. В 1850 году число их достигает 10 миллионов, а производство шерсти поднимается с 380 000 до 600 000 центнеров, из которых почти половину составляет тонкая шерсть.

Однако с 1840 года начинает обнаруживаться в овцеводстве важное изменение, которому в дальнейшем предстоит широкое распространение. Под двойным влиянием — понижения цены на шерсть с 3 франков за килограмм в 1817 году до 2,4 франка в 1834 году и до 1,9 франка в 1846 году, и увеличивающегося спроса на мясо, что со своей стороны явилось результатом и умножения городского населения и роста общего благосостояния, — скотоводы отказываются от производства тонкой шерсти. Они принимаются за разведение смешанных пород, получаемых от скрещивания французских национальных пород с английскими, в особенности с породой «дишлей» (dishley), дающих одновременно шерсть средней тонины и мясо. Ввиду того что тонкая шерсть в ущерб мясу могла быть получена только с животных малого роста, а также под давлением конкуренции со стороны импортной германской и австралийской шерсти, разведение тонкорунных овец перестает быть выгодным. Кроме того, технические усовершенствования создают новый рынок для шерсти среднего качества, которую употребляют теперь для изготовления гладких материй.

Спрос на мясо заставляет скотоводов озаботиться как увеличением количества, так и улучшением породы рогатого скота. В 1815 году поголовье этого последнего едва достигало 7 миллионов, и вес быков, привозимых на рынки Со и Пуасси, за период времени с 1812 по 1820 год в среднем был ниже 300 килограммов. С 1837 года правительство командировало агронома Ивара в Англию для приобретения нескольких голов рогатого скота дургэмской породы, известной высоким качеством и количеством мяса. Начиная с этого времени, частью в результате скрещивания с английскими породами, частью вследствие тщательного отбора среди местных пород, качество рогатого скота значительно улучшается. В 1850 году считали, что поголовье рогатого скота доходит до 11 миллионов и чистый вес животных, отправляемых на бойню, в среднем равняется 350 килограммам. Это преобразование скотоводства дало сельскому хозяйству значительный источник новых доходов.

Число лошадей увеличилось: к концу Реставрации их насчитывают около 3 миллионов; число лошадей, занятых в земледельческих работах, также увеличилось: в этот период их насчитывается около 1 800 000.

Поземельная собственность. Содержащееся в хартии 1814 года обещание не нарушать права собственности владельцев национализованных имуществ и недвусмысленно выраженная от имени правительства бароном Луи[145] твердая решимость честно соблюдать это обещание, не взирая на протесты бывших эмигрантов, успокаивают сельских собственников которые приобрели эти земли и опасались их потерять. После 1815 года дробление земельной собственности продолжается, и число землевладельцев. возрастает с 6,5 миллиона в 1825 году до 7 или 7,5 миллиона в 1850 году.

Увеличение доходов-с-земельной собственности, прерванное лишь временным кризисом 1830 года, приводит к весьма значительному повышению стоимости сельской земельной собственности. Средняя цена гектара, достигавшая 700 франков в начале Реставрации, устанавливается в 1290 франков вскоре после революции 1848 года. Заработная плата в сельском хозяйстве также испытывает довольно заметное повышение: согласно указанию де Фовиля, ежегодный заработок семьи сельскохозяйственных батраков может быть исчислен в ту эпоху в 550 франков, тогда как в 1813 году он не превышал 400 франков.

Пути сообщения. Империя, посвящая войне большую часть своих ресурсов, была вынуждена пренебрегать общественными работами, несмотря на все значение, которое им придавал Наполеон I. Франция в 1815 году имела только одну законченную дорожную сеть — сеть национальных дорог; что же касается департаментских дорог, то едва ли 20 000 километров из них были открыты для движения. Наконец, проселочные дороги, необходимые для хорошего ведения сельского хозяйства, большей частью представляли собой просто тропинки, никем не поддерживаемые в исправности. На реках существовало очень мало мостов, и переправляться приходилось главным образом на паромах. Сеть каналов была еще весьма незначительна, и не предпринималось никаких работ для урегулирования и использования больших рек и их притоков.

Правительство Реставрации поняло важность задачи, которую предстояло разрешить, и последствия, которые должно иметь для экономического развития страны устройство объединенной сети путей сообщения. К несчастью, вынужденное взять на себя ликвидацию тяжелого наследия, оставленного ему императорским режимом, оно, могло лишь приступить к выполнению той огромной программы, которую себе наметило, и только при Июльской монархии постройка дорог и каналов могла завершиться.

С 1814 до 1848 года было открыто для движения 7000 километров национальных дорог и 22 000 километров департаментских дорог. В эпоху Февральской революции эти две сети дорог, протяженностью в общем до 75 ООО километров, могли считаться законченными. Кроме того, постройка или переделка около 500 мостов сделала ненужными большую часть паромов. В этот период на устройство дорог и мостов было затрачено около миллиарда.

Проселочные дороги благодаря закону 1836 года, имевшему целью обеспечить наилучшее применение средств, ассигнуемых для этой цели, — мало-помалу становятся настоящими дорогами. В 1860 году сеть проселочных дорог дальнего сообщения имеет в длину более 60 000 километров, из которых три четверти были приведены в настолько хорошее состояние, что требовали только очередного ремонта. Что касается местных дорог, то из огромной сети длиною свыше 600 ООО километров, лишь очень небольшая часть содержится в порядке.

В 1818 году правительство приступило к изучению судоходной сети. Статистика, обнародованная по этому предмету, исчисляет в 2760 километров длину каналов, которые надо закончить, и более чем в 100 000 километров длину судоходных путей, которые было рационально создать вновь. Осуществление подобной программы потребовало бы свыше одного миллиарда. Государственные средства не позволяли думать о возможности подобного расхода. Однако законы 1821 и 1822 годов предписали продолжение работ по главным из уже начатых каналов, как то: в Бургони, канал от Роны к Рейну и т. д., и постройку нескольких новых путей. К концу периода Реставрации правительство уже успело открыть для движения 900 километров каналов. Июльская монархия стремилась окончить дело, начатое при Реставрации. Избавленная от финансовых затруднений, которые связывали прежнее правительство, Июльская монархия могла ассигновать на этот предмет гораздо более значительные средства: с 1830 по 1848 год были достроены каналы протяжением в общем в 2000 километров. С этого времени можно считать почти совершенно законченной систему французских каналов длиной Свыше 4000 километров.

Вплоть до 1835 года крупные работы по внутреннему судоходству состояли только в создании искусственных водных путей. Начиная с этого времени принимаются за работы по мелиорации рек. За десять лет было израсходовано более 150 миллионов для регулирования Шельды, Мозеля, Гаронны, Луары, Рейна и Соны.

В 1847 году эксплоатируемая длина судоходной сети достигает приблизительно 10 000 километров; тоннаж по ним доходит до 1813 миллионов тонн в год.

Многочисленные улучшения были произведены также в морских портах; на эти работы израсходовано более 200 миллионов франков.

Июльскому правительству принадлежит честь почина в деле железнодорожного строительства. В 1832 году небольшая компания, поддерживавшая сообщение между Сент-Этьенном и Лионом, заменила локомотивом лошадей, дотоле представлявших собою единственное средство тяги. Это была исходная точка важнейшего преобразования транспорта. Но правительство решилось взять на себя руководство этим новым делом лишь несколько лет спустя, после того как оно убедилось в робости частной инициативы и увидело, что Англия и Германия опередили Францию. В 1839 году оно представило в парламент общий план по этому предмету. В результате прений, вызванных этим планом, было предоставлено несколько концессий, но кризис 1838–1839 годов заставил большинство концессионеров потребовать расторжения договоров. Помощь со стороны государства, признанная неизбежной, была разрешена законом 1842 года, что, собственно говоря, и представляет собою исходную точку в строительстве железнодорожной сети во Франции. Государство должно было приобретать нужные земли и выполнять земляные работы и постройку искусственных сооружений. Работы по верхнему строению пути, постановка подвижного состава и эксплуатация дорог были оставлены на обязанности компаний концессионеров. В 1846 году 36 компаний поделили между собой предоставленную концессией сеть длиной приблизительно в 6000 километров. Эксплуатировалось в то время 1814 километров, по которым ежегодно перевозилось 13 миллионов пассажиров и 3,5 миллиона тонн груза, что представляет километрический тоннаж в 217 миллионов тонн.

Благодаря многочисленным улучшениям путей сообщения возросла быстрота перевозок и в то же время значительно снизилась их стоимость. В 1832 году для дилижансов — наиболее распространенного в ту эпоху способа сообщений — требовалось 36 часов, чтобы добраться из Парижа в Кале, покрыв расстояние в 270 километров. В 1848 году тем же дилижансам нужно было не более 22 часов, а по железной дороге этот пробег длился всего 9 часов. Стоимость гужевых перевозок, исчисляемая к 1814 году в 0,3 франка за километрическую тонну, в 1847 году спустилась до 0,2 франка; на железнодорожном транспорте она упала больше чем вдвое, а устойчивость железнодорожных тарифов явилась для торговли благодеянием, почти равным результату от их дешевизны[146].

Развитие внутренней торговли. Деловая жизнь возрождалась довольно медленно в первые годы Реставрации. Страна была еще совершенно истощена бедствиями, вызванными двумя последовательными неприятельскими нашествиями. Только после 1817 года, когда союзные армии покинули территорию Франции, возобновляется рост торговли, поощряемый быстрым развитием промышленной и земледельческой продукции. Кризис 1826 года, короткий кризис 1830 года, затем кризис 1837–1839 годов вызывали временные задержки в развитии торговли. Рассматриваемый период закончился в 1848 году среди сильнейшего кризиса, обусловленного неурожаем предыдущего года и революцией.

Несмотря на эти перерывы, коммерческое развитие было весьма значительным. Число торговых патентов, не достигавшее и 1 миллиона в 1820 году, к 1847 году поднялось почти до 1,5 миллиона. Сумма годовых учетов Французского банка возрастает с 449 миллионов в 1816 году до 617 миллионов в 1830 году, превышает 1 миллиард в 1840 году и достигает 1800 миллионов в 1847 году. Девять существовавших тогда департаментских банков, со своей стороны, учли в 1847 году векселей-больше чем на 850 миллионов.

После падения Империи Французский банк тщетно пытался возвратить себе независимость, которую он потерял по закону 1806 года. Правительство не согласилось отказаться от своего права контроля и сохранило должность управляющего, назначаемого правительством и пользующегося почти диктаторской властью. В 1840 году привилегия банка, истекавшая в. 1843 году, была продолжена вплоть до 31 декабря 1867 года без каких-либо значительных изменений. Между 1813 и 1817 годами банк получил разрешение закрыть конторы, которые он создал в Лилле, Лионе и Руане после настойчивых, резких требований императора. Содержание их в эту эпоху стало для банка убыточным[147].

В 1817 и 1818 годах три эмиссионных банка, производивших такие же операции, что и Французский банк, но имевших право выпускать банкноты только в месте своего нахождения, были учреждены в Руане, Нанте и Бордо. Начиная с 1835 года развитие дел постепенно привело к учреждению шести других аналогичных банков, и с того же времени Французский банк снова начал открывать свои конторы, число которых к 1847 году возросло до четырнадцати.

Объединение капиталов, вызываемое важностью новых видов предпринимательства, быстро развивается. С 1818 по 1820 год появляются первые значительные общества страхования от огня. Около 1830 года нарождаются, в свою очередь, первые общества страхования жизни. Формируются компании в целях кредитования государства средствами, необходимыми для окончания каналов, предусмотренных законами 1821 и 1822 годов. Несколько лет спустя учреждаются новые железнодорожные компании. Но так как строгие формальности, предписываемые законом, затрудняют образование анонимных обществ, а форма простого товарищества на вере не позволяет собрать достаточных капиталов, то обходят юридические препятствия путем создания коммандитных акционерных обществ. Это положило начало царству ценных бумаг, к которым большие займы, заключавшиеся правительством Реставрации для погашения долгов Империи, уже отчасти приучили публику. В 1816 году Парижская биржа котирует только семь ценных бумаг, из которых три с фиксированным доходом — пятипроцентная французская рента, облигации города Парижа и английские обязательства. В 1826 году котируются 42 ценных бумаги. В 1841 году их уже 258, из которых 204 с непостоянным доходом. Наряду с французскими государственными ценными бумагами фигурируют некоторые ценные бумаги иностранных государств: английские, австрийские, бельгийские, испанские, голландские и т. д. Среди бумаг € непостоянным доходом мы видим наряду с бумагами компаний каналов и новых железнодорожных обществ также акции 19 страховых обществ, 19 банков, 26 каменноугольных компаний и множества промышленных предприятий: железоделательных заводов, доменных печей, прядилен, химических фабрик, газовых заводов, производств свечей, асфальта, битума и т. д.

Сберегательные кассы принимают мелкие сбережения, слишком незначительные, чтобы их можно было вложить в ренту или в ценные бумаги. Они принимают вклады, начиная со «скромной суммы в 1 франк, и выплачивают вкладчикам проценты. В 1818 году в Париже была создана первая такая касса. В 1835 году закон придает им характер общественно-полезных учреждений и регламентирует их отношения к казне.

В 1845 году существует 345 сберегательных касс, которые должны более 393 миллионов франков 684 226 вкладчикам.

Развитие внешней торговли. Шапталь, сравнивая коммерческое состояние Франции в 1815 году с тем, что оно представляло собой в 1789 году, заявил, что все приходилось создавать заново. Благодаря промышленному росту внешнюю торговлю удалось быстро восстановить. Общая торговля увеличивается с 818 миллионов франков в 1827 году до 2437 миллионов в 1847 году, а внешняя торговля в этом году достигает 1772 миллионов. Наибольшая часть этой торговли— 70 процентов — совершается морским путем. В 1848 году наличный состав морского торгового флота располагает тоннажем в 683 000 тонн; количественно он остался неизменным с первых лет Реставрации, но качественно изменился весьма чувствительно благодаря изобретению паровых судов, тоннаж которых исчисляется в 11 000 тонн. Первая регулярная линия паровых пакетботов устанавливается в 1830 году между Марселем и Левантом. В 1840 году создается первая трансатлантическая линия Гавр — Нью-Йорк, дополненная вскоре второстепенными линиями, которые обеспечивают быстрое сообщение между французскими океанскими портами и Антильскими островами, а также Южной Америкой.

Французский импорт поднимается до 920 миллионов (специальная торговля) в 1846 году; он состоит главным образом из сырья, необходимого для промышленности: сырого хлопка, шелка-сырца, необработанной шерсти, невыделанных кож, лесных материалов. Экспорт превышает 850 миллионов; он состоит только из готовых изделий. Ткани, которых Франция вывозит на сумму 420 миллионов, составляют в нем наиболее значительную статью. Шелковые ткани, представляющие собой предмет роскоши, большей частью отправляются в Англию, Соединенные Штаты, Германию. Главными покупателями французских шерстяных материй наряду с Соединенными Штатами являются Испания и Сардинское королевство. Бумажные ткани пользуются спросом главным образом в Испании, Сардинском королевстве, Соединенных Штатах и Швейцарии. Вина и водки составляют 60 миллионов в общей сумме французского экспорта.

Торговая политика. Начиная с 1793 года торговая война стала помогать вооруженной борьбе, и к концу Империи таможенное законодательство приобретает почти исключительно запретительный характер. Законодательные запреты, соединенные с фактической невозможностью ввоза из-за границы, в результате препятствий, вносимых в коммерческие сношения воюющими сторонами, — в течение двадцати лет обеспечивали французским производителям монополию внутреннего рынка. После заключения мира эти последние отнюдь не желали выдерживать трудную конкуренцию с английской промышленностью, вооруженной механическим оборудованием, почти неизвестным во Франции, а также с уже весьма значительной промышленностью Бельгии и прирейнских провинций, которые при господстве мира оказались в состоянии конкурировать с французской промышленностью на внутреннем французском рынке. Со всех сторон в палаты посыпались многочисленные ходатайства о сохранении существующего таможенного режима. Правительство должно было уступить этим требованиям, и закон 1816 года ограничился частичной переработкой тарифа, который в то время состоял из еще действовавших статей тарифа 1791 года и серии специальных тарифов, изданных при Республике и Империи. Этот закон подтверждал запреты и существующие пошлины.

Однако, сколь грозным ни казался этот тариф, он был все же недостаточен, чтобы совершенно устранить иностранную конкуренцию. В нем имелись еще некоторые прорехи, и вскоре в палаты стали поступать ходатайства о повышении пошлин.

Первой отраслью промышленности, потребовавшей усиленного покровительства, оказалась металлургия. Уже в 1814 году закон повысил ввозные пошлины на железо до 50 процентов его стоимости. Но если таким образом удалось устранить железо, изготовлявшееся в Швеции и России на древесном топливе, то иначе обстояло дело с английским железом, уже несколько лет под ряд производившимся гораздо более экономным способом — на каменном угле и с помощью прокатных вальцов. Новая пошлина была недостаточна, чтобы помешать ему успешно соперничать с французским железом. По просьбе владельцев железоделательных заводов закон 1822 года повысил ввозную пошлину на железо до 120 процентов.

Текстильная промышленность не замедлила последовать этому примеру. Фабриканты льняного полотна, которые должны были одновременно выдерживать конкуренцию как со стороны аналогичных иностранных производств, так и со стороны быстро развивавшейся национальной хлопчатобумажной промышленности, не постеснялись настойчиво ходатайствовать одновременно как о запрещении ввоза иностранных полотен, так и о запрещении ввоза хлопка. Это последнее требование было, к счастью, отклонено, но фабриканты добились все же значительного увеличения ввозных пошлин на льняное полотно.

Июльское правительство вначале выказало намерение внести некоторые послабления в действующую систему высоких пошлин. Но подобно правительству Реставрации оно должно было отступить перед протестами, вызванными этой попыткой. Промышленные и сельскохозяйственные интересы так же преобладали в палатах 1830 года, как и в палатах 1815 года, и союз, заключенный между промышленниками и сельскими хозяевами в начале Реставрации, продолжал существовать в течение всего этого периода.

И действительно, сельское хозяйство не замедлило в свою очередь потребовать и для себя всех выгод покровительственной системы. Вторая половина XVIII века и эпоха Империи были периодом возрастания цен на зерновые хлеба и мясо. Внезапно, около 1818–1819 года, обнаруживается понижение ден на эти продукты.

Изумленные этим неожиданным явлением сельские хозяева заявляют, что непосредственной причиной его является конкуренция со стороны иностранных государств. Неурожай 1816 года создал необходимость ввоза иностранного зерна, и в эту эпоху наблюдается значительное поступление русского зерна. Когда нужда миновала, хлеб продолжал, однако, ввозиться во Францию. Старый режим, стремившийся прежде всего обеспечить народное продовольствие в то время, когда трудности сообщения чрезвычайно усложняли эту задачу, ограничивался регламентацией хлебного экспорта, предоставляя импорту полную свободу. Революция, а за ней и Империя продолжали совершать ту же ошибку, и даже сама Реставрация на первых порах сохранила верность традиционной политике. Однако, в целях удовлетворения сельскохозяйственных интересов, закон 16 июля 1819 года совершенно изменил проводившуюся до этого политику. Он ввел во Франции систему, известную под названием системы скользящей шкалы, которой предстояло, с некоторыми перерывами, продержаться до 1861 года. Заимствована эта система была из Англии, где она была введена в конце XVIII века. Новый закон устанавливал пошлину, ставки которой изменялись соответственно ценам на хлеб. Целью ее было поддержание хлебных цен на уровне, признаваемом необходимым для обеспечения земледельцам справедливого вознаграждения за зерновые продукты; пошлина повышалась тем больше, чем ниже стояла цена па этот продукт на внутреннем рынке; наконец, если эта цена падала ниже определенного минимума, ввоз иностранного хлеба запрещался вовсе. В 1832 году первоначальная редакция закона была несколько смягчена: вместо абсолютного-запрета закон 16 апреля установил непрерывную шкалу постепенно изменяющихся пошлин. Фактически скользящей шкале не удалось, как надеялись ее защитники, поднять цены на хлеб. Она способна лишь была удерживать цены от снижения, но за это относительное благо пришлось расплачиваться постоянными пертурбациями цен, вызывавшимися ее применением.

Другие сельскохозяйственные продукты, как то: лен, оливковое масло, рис — также были обложены значительными пошлинами. Равным образом была повышена пошлина на ввозимый скот.

Покровительственная система распространилась и на морской коммерческий флот. Сохранили запрещение каботажа для иностранных кораблей. Созданы были добавочные флаговые сборы, которыми облагались товары, ввезенные на иностранных судах, и добавочные сборы за склад товаров, способствовавшие развитию французского торгового мореплавания. Иностранные суда, заходившие во французские гавани, облагались ластовым сбором. Колониальное судоходства почти полностью предоставлялось французскому флоту. Закон 15 марта 1822 года оказывал специальное покровительство-морскому судостроению, воспрещая приобретение за границей морских судов.

Следуя примеру метрополии, колонии в свою очередь потребовали таможенных привилегий. Если не считать кое-каких поблажек, «колониальная система» неуклонно проводилась как Реставрацией, так и Июльской монархией. Три принципа, на которых базировалась эта система: монополия национального флота в установлении сообщений между метрополией и колониями, запрещение колонистам покупать товары, идущие из чужих страп, а также запрет колониям продавать свои продукты где-либо, кроме метрополии, — сохранились в полной силе. Главное богатство четырех больших колоний, оставленных Франции договорами 1815 года, составлял сахар. Этот товар, легко поддающийся обложению, был обложен высокими ввозными пошлинами. Кроме того, за метрополией, путем установления добавочной пошлины на импортный рафинад, было сохранено рафинирование. После заключения мира колонисты начали жаловаться, что им приходится выдерживать на отечественном рынке конкуренцию с иностранным сахаром. Чтобы удовлетворить их, законом 28 апреля 1816 года были установлены весьма высокие дополнительные пошлины на сахар иностранных колоний. Благодаря этому закону на снабжение метрополии в течение некоторого времени шел лишь французский колониальный сахар, но вскоре производителям колониального сахара пришлссь считаться с конкуренцией сахара свекловичного.

Несмотря на политику крайнего протекционизма, было проведено несколько удачных мероприятий в интересах торговли. Закон 9 февраля 1832 года расширил льготы для транзита и склада товаров, закон 27 февраля того же года создал внутренние пакгаузы, и, наконец, законом 5 июля 1836 года было установлено право временного хранения.

С 1845 года начинает замечаться отрицательное отношение к действующей торговой политике. Пример Англии, которая только что решительно стала на путь свободной торговли, по мнению многих указывал, какие опасности таит упорное следование протекционной системе. Изолированные до сей поры французские сторонники свободной торговли объединились под руководством Басти для уничтожения твердыни протекционизма. В феврале 1846 года они учредили в Париже ассоциацию в защиту свободы торговли, и эта ассоциация основала особый печатный орган для отстаивания своих идей. Но все эти усилия увенчались успехом лишь пятнадцать лет спустя.

Бюджетное законодательство. Правительство Реставрации, принимая снова власть после Ста дней, оказалось перед двойной задачей, выполнение которой представляло величайшие трудности: нужно было ликвидировать старый долг, перешедший по наследству от Империи, погасить долги, создавшиеся в результате двух последовательных неприятельских нашествий, и в то же время приноровить финансовое законодательство к парламентскому режиму, только что санкционированному хартией. Три человека посвятили себя выполнению этой неблагодарной задачи, и при своей твердой воле и сильном уме им удалось довести дело до благоприятного окончания. Это были барон Луи, Виллель и Руа, которые в эту критическую эпоху поочередно управляли министерством финансов.

При Наполеоне «финансы управлялись деспотически, но хорошо»: с отчетами по государственным доходам и расходам был знаком лишь сам император. Под давлением необходимости новое правительство было вынуждено наметить совсем иную линию поведения. Хартия ограничилась заявлением, что налоги будут устанавливаться с согласия народных представителей, — при этом не упоминалось ни о бюджете, ни об отчетах. Вынужденный обратиться к кредиту, барон Луи понял, что единственный способ достичь успеха состоит в том, чтобы дать государственным кредиторам возможность непрерывно контролировать положение должника. Принимая на себя руководство министерством финансов, он заявил, что отныне бюджет будет «сущей правдой: бюджетная роспись не скроет ни одного налога и охватит все государственные расходы». Можно ли придумать лучшее доказательство искренности, чем предоставление парламенту права совершенно свободно обсуждать бюджет? Поэтому, не пытаясь прятаться за лаконические выражения хартии, министр сам указал депутатам, каковы должны быть отныне их обязанности. «Ваша первая обязанность, — сказал он им, — состоит в установлении статей бюджета и фиксировании его суммы. Затем вашему вниманию подлежит выбор наиболее подходящих средств». Это значило признать всемогущество палат в финансовых вопросах. Отсюда для министров естественно вытекала обязанность строго придерживаться бюджета, вотированного парламентом, и соблюдать при всех расходах установленные им границы. Вывод этот, однако, был сделан лишь после довольно оживленных прений. Тем не менее уже закон 21 марта 1817 года ввел принцип специализированного бюджета — по министерствам. Но министры пользовались еще довольно значительной свободой действий. Поэтому, с целью привести к молчанию критику, которую вызывало недостаточно строгое применение окончательно принятого принципа, Виллель ордонансом 1827 года уточнил специализацию бюджета, расчленив ее по числу отделов, образованных в недрах каждого министерства. Спустя несколько лет закон 29 января 1831 года окончательно разрешил вопрос, выдвинув принцип специализации по статьям.

Закон б мая 1818 года создал правила отчетности — необходимое дополнение к закону о бюджете, реализацию которого эти правила санкционируют. Ордонанс 14 сентября 1822 года уточнил бюджет, определив сроки окончания бюджетного года. Это мероприятие было дополнено законом 29 января 1831 года, который установил пятилетнюю давность в отношении государственных долгов[148].

Наконец бюджеты приблизились мало-помалу к той «правдивости», которую обещал барон Луи в 1814 году, как благодаря постепенному включению в них множества мелких сборов и оперативных фондов, которыми располагали управления государственных монополий и финансовые органы, так и благодаря, главным образом, подотчетности издержек при взимании налогов.

Государственный долг. Долги, которые Империя завещала Реставрации (первой) в апреле 1814 года, были не слишком тяжелы. Но положение значительно ухудшилось после Ста дней. К долгу, существовавшему еще до 1814 года, присоединились расходы на борьбу с новым неприятельским нашествием, военная контрибуция в 700 миллионов, наложенная союзными державами, и, наконец, издержки по оккупации французской территории иностранными войсками, — оккупации, срок которой первоначально был определен в пять лет, но которая, к счастью, закончилась через три года. Общая сумма чрезвычайных расходов, которые пришлось взять на себя правительству в 1815 году, может быть исчислена приблизительно в 3 миллиарда. Раздавалось много голосов, предлагавших аннулировать долги, завещанные ненавистной Империей. Но благодаря энергии барона Луи, заявившего, что честь обязывает Францию уплатить долги, сделанные от ее имени, позор банкротства миновал Реставрацию.

Это мужественное решение, принятое перед пустой казной и перед лицом населения, разоренного двадцатью пятью годами непрерывных войн, было действительно достойно похвалы. Но выполнить подобное обещание было очень трудно. Налоговое обложение при создавшихся обстоятельствах представляло собою лишь весьма слабый ресурс. Единственным средством было обращение к кредиту, и это в тот момент, когда пятипроцентная рента упала до 52 франков.

Чтобы дать государственным кредиторам некоторую гарантию и таким образом успокоить капиталистов, к которым предстояло обратиться, закон 28 апреля 1816 года реорганизовал амортизационную кассу. Функции ее были ограничены исключительно погашением государственного долга, и она получила дотацию, определенную сначала в 20 миллионов, а затем в 1817 году увеличенную до 40 миллионов и гарантированную доходами с почт, с лотерей, гербовым сбором и ценностью государственных лесов. Эта касса, устройство которой было несколько изменено законом 10 июля 1833 года, с момента своего основания и до конца Июльской монархии уменьшила государственную задолженность на сумму свыше 80 миллионов франков ренты.

Благодаря успокоению, внесенному честностью правительства в финансовых делах, последнее немедленно получило нужные ему кредиты. Чтобы выполнить обязательства ликвидации старого долга, по уплате контрибуций и других: военных издержек, правительство Реставрации должно было выпустить ренты более чем на 129 миллионов. Если к этому прибавить займы, произведенные для ведения войны с Испанией и в связи с греческими и ближневосточными делами, а также ренту, выпущенную на основании закона 25 апреля 1825 года для вознаграждения эмигрантов за потерю недвижимых имуществ, проданных во время революции, — приходится констатировать, что общая сумма рент, выпущенных с 1815 по 1830 год, превышает 190 миллионов. Несмотря на эти постоянные обращения к кредиту в размерах, до той поры еще небывалых, курс государственных фондов не переставал улучшаться. В 1818 году пятипроцентная рента достигла курса в 80 франков, и правительство воспользовалось этим, чтобы выпустить в первый раз заем по всенародной подписке. В 1829 году пятипроцентная рента котировалась в 110,65 франка, а трехпроцентная, выпущенная в 1825 году, — в 86,1 франка.

Правительство Реставрации оставило своему преемнику (Луи-Филиппу) финансы в блестящем состоянии. Однако, Июльской монархии все-таки пришлось прибегнуть к займам, и она выпустила ренты разных наименований почти на 4 миллиона. Эти эмиссии, независимо от политических причин, как, например, завоевание Алжира, поход в Бельгию и т. д., обусловливались главным образом применением закона 1833 года о начальном образовании и, особенно, бурным развертыванием: общественных работ.

Когда разразилась Июльская революция, государственный кредит был значительно прочнее, чем в первые годы Реставрации. В то время как первый заем, заключенный в 1816 году, — тотчас после военного поражения, был размещен приблизительно из 9 процентов, правительство в 1844 году могло уже. делать займы из 3,5 процента.

Это непрерывное упрочение государственного кредита естественно должно было внушить правительству мысль об облегчении налогового бремени путем конверсии убыточных займов, заключенных под давлением суровой необходимости^

В 1825 году Виллель заставил палаты принять проект факультативной конверсии пятипроцентной ренты в четырех-с-поло-виной- и трех-с-половиной-процентную ренту. Эта попытка, несколько преждевременная и недостаточно хорошо продуманная, дала весьма посредственные результаты. Под впечатлением этой неудачи правительство Реставрации, а за ним и Июльская монархия стали с большой опаской относиться к подобного рода операциям. Правительство робело пред неудовольствием представителей частных интересов, которым подобная мера, необходимая в интересах общественных, должна была неизбежно нанести ущерб, и потому многочисленные проекты конверсии, представленные в палаты за время с 1835 по 1848 год, не получили осуществления.

Налоги. Хотя Реставрация нашла обильный источник средств в государственном кредите, ей все же пришлось в конечном итоге искать в налогах необходимые ресурсы для покрытия текущих расходов и для уплаты процентов по заключенным ею займам.

При своем возвращении во Францию в 1814 году граф д'Артуа неосторожно обещал отмену объединенных налогов, столь ненавистных народным массам. Барон Луи воспротивился исполнению этого обещания, которое причинило бы казне значительный ущерб, и принципиально поставил вопрос о сохранении всех существующих налогов. В 1815 году, после Ста дней, речь шла уже не только о сохранении того, что существовало: надо было повысить тарифы и, сверх того, как полагал министр, решительно обратиться к новым налогам. Но в этом последнем пункте палаты его пе поддержали: система объединенных налогов во время Ста дней была дезорганизована. Закон 28 апреля 1816 года восстановил ее под названием системы косвенных налогов. Все остальные налоги <5ыли сохранены, дополнительные сантимы были прибавлены к прямым налогам, а ставки косвенных налогов увеличены.

После 1821 года состояние финансов позволило понизить обложение земельной собственности. Работы по оценке территориальных доходов, предусмотренные законом 1818 года, выявили чрезвычайное неравепство между различными департаментами, отражавшееся на распределении поземельного налога. Приблизительное равенство было установлено путем снижения налога в тех департаментах, которые считались переобремененными. Таким образом, поземельный налог был сведен приблизительно к 155 миллионам. Кадастр, работы по которому продолжались еще в эпоху Реставрации, был закончен только в 1845 году, но его многочисленные и неизбежные недостатки были давно известны, и закон 31 июля 1821 года ограничил перераспределение налогов по кадастру лишь пределами общин.

Июльская монархия не внесла серьезных изменений в фискальное законодательство. После неудачной попытки в 1830 году превратить личный налог в долевой, закон 21 апреля 1831 года опять объединил его с налогом на движимость, от которого он был недавно отделен, и сохранил для этих двух налогов существующий способ раскладки. В 1844 году налог на патенты подвергся значительным изменениям в результате закона 25 апреля, придавшего патентному сбору ту форму, в которой он существует и по сие время. Закон 18 июля 1837 года впервые обложил акцизом свекловичный сахар, который всего через несколько лет должен был сделаться одной из весьма значительных доходных статей бюджета.

Вследствие роста благосостояния и развития общественного потребления поступление косвенных налогов бее время улучшалось, особенно после 1835 года. В то время как в начале Реставрации прямые и косвенные налоги почти в одинаковой мере служили потребностям бюджета, к концу Июльской монархии косвенные налоги дают сумму, почти вдвое превышавшую прямые налоги. Поступления по бюджету 1847 года, превысившему 1300 миллионов, составили по прямым налогам всего 417 миллионов, тогда как по косвенным налогам достигли суммы свыше 800 миллионов[149].

Примечания:

1

Т. е. без включения в это новое (подчиненное русскому императору) государство всех тех владений, которые со времени трех разделов Польши целиком вошли в состав Российской империи. — Прим. ред.

13

Иаков II Стюарт — английский король, изгнанный из Англии революцией 1688 года; долго проживал из милости при дворе Людовика XIV во Франции. — Прим. ред.

14

Секретные инструкции Новосильцеву от 11 сентября 1804 года; Memoires de Czartoryski, т. II, стр. 32; Мемуар русского кабинета 1815 года; Correspon-dance de Pozzo di Borgo, т. I, стр. 128 и сл.; Письма лорда Кленкарти к Кэстльри от 11–15 апреля 1815 года.

139

Это неверно: производство готовой одежды существовало в Париже с начала Консульства. Тогда уже были налицо магазины готового платья, обращавшие на себя внимание иностранцев. — Прим. ред.

140

В самой крупной из парижских типографий (Фирмэна Дидо) уже в 1827 году работали при помощи механических приборов. — Прим. ред.

141

Свеклосахарная промышленность во Франции, как и в Австрии, в Пруссии, в Саксонии, в России, развивается бурным темпом в годы континентальной блокады, когда пресеклась возможность получать достаточное количество колониального (тростникового) сахара. Но после падения Империи свекловичный сахар на некоторое время уступил место тростниковому, который был несравненно высшего качества в те годы. Свекловичный же сахар был часто грязно-желтого серого цвета и более сладок. — Прим. ред.

142

Автор очень склонен, все-таки, смотреть на положение рабочего класса в те времена сквозь розовые очки. Во-первых, положение рабочих, не потому было плохо, что «сама промышленность не отдавала себе отчета» в новых условиях, а потому, что хозяева планомерно и до последнего предела использовали широчайшую возможность эксплуатировать рабочий труд, пользуясь и запрещением стачек и всеми средствами законодательства и полиции, всецело стоявших на их стороне, и полнейшей неорганизованностью рабочих. Во-вторых, при снижении цен на предметы потребления сплошь и рядом снижалась я заработная плата. Положение рабочих в конце 40-х годов было ничуть не лучше, чем в 20-х годах XIX в. — Прим. ред.

143

Изучение истории многочисленных стачек и времени Реставрации и годов Июльской монархии показывает, напротив, полнейшую ясность непосредственной цели: борьбу против жестокой эксплуатации со стороны хозяев и большую выдержку в непосильно трудной борьбе при тогдашних условиях, когда за выступления против штрейкбрехеров рабочему грозила каторга, — или, в лучшем случае, тюрьма, — Прим. ред.

144

Ряд вандейских восстаний. — Прим. ред.

145

Жозеф-Доминик Луи, барон, — министр финансов в эпоху Реставрации и при Луи-Филлипе (1755—1837).

146

Мало в чем до такой степени вопиющие сказался безудержно эксплуататорский характер бесконтрольного владычества крупной буржуазии при Июльской монархии, как в этом безобразном закабалении государства на сто лет вперед в пользу железнодорожных концессионеров-спекулянтов. Правительство брало на себя и больше 60‰ расходов, и гарантию доходов для концессионеров, — и все выгоды предоставляло этим спекулянтам и их потомкам и наследникам. — Прим. ред.

147

Наполеон еще мог своей железной рукой сдерживать алчность акционеров Французского банка и заставлять их поступаться кое в чем в пользу государства. Со времен Реставрации Французский банк окончательно стал собственностью нескольких семейств миллионеров и орудием сложнейших финансовых махинаций. — Прим. ред.

148

Если государство должно кому-либо ту или иную сумму и эта задолженность длится пять лет или более, то этот долг аннулируется и для его истребования необходим особый вотум парламента при обсуждении очередного госу~ дарственного бюджета. — Прим. ред.

149

Крупная буржуазия всегда и всюду была заинтересована непосредственно в том, чтобы центр тяжести доходного бюджета переместился с прямых налогов на косвенные, совершенно одинаково взимаемые со всего населения и поэтому наименее обременительные для богатых людей. Во Франции при Июльской монархии ей это и удалось вполне, — и автор напрасно видит в установлении подобной системы обложения доказательство «роста благосостояния». — Прим. ред.