|
||||
|
|
Глава 6ИСПОЛНИЛ ЛИ СТАЛИН ЗАВЕТЫ ЛЕНИНА?
Чистота партийного знамени «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать высоко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!» С этого ленинского завета начал Сталин свою клятву перед гробом вождя. Строго говоря, в последних ленинских записях, письмах, статьях такого пункта, выделенного особо, нет. Следовательно, Сталин имел в виду заветы Ленина не из его «завещания», а в самом широком смысле. Другой вопрос: почему Сталин поставил на первое место чистоту партийных рядов? И еще: исполнил ли он свое клятвенное обещание? Опасность «загрязнения рядов» и морального перерождения членов единственной правящей партии была тогда очевидна. Даже значительно раньше она классифицировалась как опаснейшая болезнь. Еще в марте 1919 года в резолюции VIII съезда партии говорилось: «В партию широкой волной приливают элементы, недостаточно коммунистические и даже прямо примазавшиеся. РКП стоит у власти, и это неизбежно притягивает к ней, наряду с лучшими элементами, и элементы карьеристские… Необходима серьезная чистка и в советских и в партийных организациях». В конце того же года Ленин на партийной конференции предупреждал: «Мы должны сказать: теперь, когда партия побеждает, новых членов партии нам не нужно. Мы превосходно знаем, что в разлагающемся капиталистическом обществе к партии будет примазываться масса вредного элемента». Ситуация в этом отношении значительно усугубилась после окончательной победы большевиков и тем более перехода к новой экономической политике. Осенью 1921 года началась первая основательная чистка. Как отмечалось на XI съезде партии в марте 1922 года, основными нарушениями были: плохое поведение и пренебрежение партийными обязанностями. Из 650 тыс. членов партии исключили 24%, сократив общую численность до полумиллиона. Пострадали преимущественно служащие, а процент рабочих и крестьян возрос в сельских районах до 48, а в промышленных — до 53. Улучшилось ли от этого качество партийных масс? Почти наверняка. Хотя подобные улучшения неизбежно оказываются временными, если у членов партии существуют какие-либо привилегии. Тогда они были, можно сказать, минимальными. Особенно если сравнивать с временами Хрущева и т. д. Но все-таки положение правящей партии уже само по себе привлекало к ней многих карьеристов, что справедливо было отмечено ранее. У Сталина была мечта, которую он остерегся высказать публично в те годы. В 1921 году он сделал черновой набросок плана брошюры, впервые опубликованный 26 лет спустя в его «Сочинениях». Возможно, на него оказала влияние работа «Вопросы социализма» (1918) Александра Богданова, замечательного ученого-энциклопедиста, бывшего соратника и друга Ленина, сурово упрекавшего последнего в приверженности казарменному коммунизму. Сталин в своих набросках отмечает, что военный период наложил свою печать на всю внутреннюю и внешнюю жизнь России. Но как перейти от казарменного коммунизма, стратегии обороняющегося города, к мирному государственному строительству? Кто сможет распоряжаться национальным богатством, регулировать потоки денег и товаров без каких-либо злоупотреблений, не говоря уже о крупных хищениях, казнокрадстве? Конечно, будут укрепляться органы контроля, надзора. Однако нет никакой гарантии, что и они не начнут в личных интересах пользоваться народным достоянием. Господство одной-единственной партии, не имеющей политических конкурентов, создает для этого отличные перспективы. Каким способом можно бороться с такой напастью? Значительно повысить заработную плату руководящим работникам, как советовал Богданов? Но тогда она станет приманкой для любителей получать максимум денег за минимальный труд. Да и вообще жажда материальных благ слишком часто растет пропорционально богатству. И тогда Сталин записывает: «Компартия как своего рода орден меченосцев внутри государства Советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность». Это по сути религиозный «орден» он характеризует как «могучий» и «командный состав и штаб пролетариата». Почему он не счел нужным публиковать эту свою идею при жизни Ленина? Может быть, считал ее второстепенной? Нет, конечно, иначе он в своей мистической клятве духу Ленина не поставил бы на первое место чистоту великого звания члена Коммунистической партии. В то смутное время ему не следовало высказываться так откровенно. И только после Великой Отечественной войны, когда он превратился в легендарную фигуру, можно было вспомнить о той давней его заветной мысли. Не исключено, что тем самым он оправдывал — не столько перед другими, сколько перед самим собой — жестокие волны репрессий, которые обрушивались на партийных деятелей. Подобные кары не характерны для светских организаций, где вполне достаточны «мягкие» наказания: понижение в должности, штрафы и т. п. А вот в религиозных орденах отступников уничтожали без пощады. Например, Джордано Бруно сожгли в Риме на площади Цветов вовсе не за то, что он верил в систему Коперника. Во-первых, за это не убивали, во-вторых, Бруно не считал, будто Солнце находится в центре Мироздания, утверждая вслед за епископом Николаем Кузанским, что центр мира везде. Но уже за одно только отречение от доминиканского ордена, что позволил себе Бруно, полагалась смертная казнь. Можно как угодно квалифицировать жестокость Сталина по отношению к отступникам, предавшим коммунистическую идею (в его понимании), но в тех условиях международной напряженности, холодной и горячей войны против СССР, которая шла во весь период существования нашей великой державы, его подход к членам правящей партии был обоснован и даже, пожалуй, оправдан. Сталин всегда предъявлял повышенные требования к членам партии, а к руководителям — вдвойне. Это коренным образом отличало период его правления от всех последующих. Если он и организовал, как пишут иные антисоветчики, большой террор, то почти исключительно по отношению к партийным руководящим работникам, представителям карательных органов и т. п. В чем уж никак нельзя обвинить Иосифа Виссарионовича, так это в двуличии, лицемерии, расхождении слова и дела. В своих высоких требованиях к членам партии он не делал никаких поблажек, никакого снисхождения себе или своим близким. Говорят, во время войны, когда ему сообщили о возможности обменять его пленного сына Якова на пленного немецкого фельдмаршала, он будто бы ответил: «Я офицера на маршала не меняю». Это неправда. Вообще, реплика не в духе Сталина. В действительности, по свидетельству очевидца, когда Берия предупредил Сталина, что сын его может погибнуть, Верховный главнокомандующий ответил просто, честно и достойно: — На фронте каждый день гибнут мои сыновья. Единоначалие «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии, как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь». Безусловно, таков был едва ли не главный ленинский завет. До самой последней возможности Ильич призывал, доказывал, убеждал в необходимости избежать раскола в руководстве и вообще в партии. Но как это сделать? Разногласия в партии неизбежны. Единство мнений в тех или иных важных вопросах даже в небольшой группе людей сохранить нелегко. А тут речь идет о сотнях тысяч членов партии, десятках руководителей, имеющих собственные, порой выстраданные в тюрьмах и ссылках убеждения, пристрастия, теоретические взгляды. Тем более что общество вступило на неизведанный исторический путь. В армии единство сохраняется благодаря, прежде всего, принципу единоначалия. Троцкий и его сторонники упрекали партию большевиков — еще при жизни Ленина — в жесткой армейской системе подчинения начальству. На первый взгляд, этого требует строжайшая партийная дисциплина, установленная в ВКП(б). Сталин, опровергая троцкиста Рафаила, пояснил отличия армейской дисциплины от партийной. Первая принудительна, вторая добровольна. Высшая мера наказания в армии расстрел, в партии — исключение из ее рядов. Военнослужащий материально полностью зависит от своего начальства, в партии — наоборот, а руководство не назначается, а выбирается. «Разве не ясно, — пишет Сталин, — что наша партия, проделавшая три революции, разбившая Колчака и Деникина и потрясающая ныне основы мирового империализма, — что эта партия не вытерпела бы и одной недели… военного режима и приказного строя… что она мигом разбила бы их и поставила бы новый режим?… Но страшен сон, да милостив бог… Рафаил спутал партию с армией и армию с партией, ибо он, очевидно, не знает толком ни партию, ни армию». Сталин в таких вопросах разбирался прекрасно. Только вот дисциплину в партии он постепенно вводил не менее строгую, чем в армии. Это проистекало из его понимания «передового отряда рабочего класса» как религиозного ордена. Такова была поистине партия нового типа. Сторонники буржуазной демократии полагают, что в России после трех революций и Гражданской войны победившая партия могла позволить себе сомнительную, но весьма выгодную роскошь быть парламентской. Такая организация, стоящая во главе государства, быстро бы распалась на фракции, группы, которые, в свою очередь, стали бы образовывать вокруг себя сторонников, превращаясь в альтернативные партии. Теперь им уже было бы не до государственного строительства. Будь они хоть пролетарскими, рабочими, крестьянскими или какими-то другими по названию, их главной целью, как полагается в буржуазных демократиях, стала бы борьба за первенство, за власть, за увеличение числа своих сторонников. В национальных республиках местная элита постаралась бы обособиться, чтобы превратиться в единовластные структуры… В результате, как нетрудно догадаться, сначала СССР, а затем и РСФСР потерпели бы полный крах, последовательно разваливаясь на куски. Этим не преминули бы воспользоваться окружающие хищные государства, привлекаемые природными богатствами и людскими ресурсами России. Сталин понимал, что без опоры на монолитную партию, как на спинной хребет, новое, во многом еще неоформленное, рыхлое, ослабленное и терзаемое противоречиями общество не устоит. Странно, что такие простые соображения не приходили в голову оппозиционерам, в частности, Троцкому. Он-то, казалось бы, являлся идеологом и приверженцем строжайшей армейской дисциплины как в армии, так и на трудовом фронте. Почему он вдруг затеял внутрипартийные дискуссии, выступая, не всегда открыто, за допустимость фракционной деятельности? Одно из двух. Либо таким образом он стремился захватить власть и на свой лад установить общественный порядок. Либо его мог устроить и вариант расчленения страны на части и начала новых междоусобиц. * * * Троцкий — фигура во многом до сих пор остающаяся загадочной. Не потому, что у него были какие-то трудно понимаемые мудрые идеи (таковых у него не было и в помине). И не из-за каких-то необычайных, не поддающихся разумению личных качеств. На мой взгляд, он всегда был тем самым «парламентским» деятелем, с которым его сравнил Зиновьев, более или менее хорошо и достаточно близко его знавший. Лев Давидович с молодости привык провозглашать одно, а думать другое. Так было, безусловно, не всегда, но достаточно часто. Рассматривать публицистические, политизированные, в основе своей демагогические работы Троцкого так, словно это научно-философские исследования или искренние откровения, по меньшей мере наивно. Он был ярким, хотя и не глубоким, политическим деятелем, да еще находившимся в яростной оппозиции к существовавшему в России строю. Можно ли требовать от него объективного анализа и научно выверенных обобщений? Он по всем позициям проиграл Сталину схватку за власть, подведя многих своих искренних сторонников под высшую меру наказания сначала по принципам партийным, а затем и военным. Находясь в таком положении, не только он, но и многие, почти все нормальные люди не будут склонны к философским умозрениям. Одни найдут в себе силы признать правоту победителя (тем более, когда схватка была открытая и победа бесспорная). Другие будут упорствовать, поливать словесной грязью противника, всеми правдами и неправдами стремясь доказать свое превосходство над ним (теперь уже на словах) и оправдать свое поражение. Загадочность Троцкого в том, что неясно, какие цели он преследовал, разжигая революционный пожар и внося смуту в партию. Во что он верил? Не на словах, а в глубине души? Для чего нужна была ему мировая революция? Разве он мечтал о благе пролетариев? Весьма сомнительно. Мечтал о благе народа? Какого? Во всяком случае, не русского. Да и вряд ли он заботился о благе еврейского народа. Судя по всему, он не был националистом. Возможно, на гребне мирового революционного подъема он мечтал вознестись над серыми людскими массами, управлять ими… Но не был же он глупцом, обуянным манией величия и не понимающим, что властвовать над народом можно лишь имея надежные социальные, экономические, политические инструменты воздействия на людей. Но почему же он тогда решался на дробление партии большевиков на фракции, ослабляя ее? Не исключено, что и сам Троцкий был вольным или невольным орудием в руках каких-то международных сил. Являясь, как теперь принято говорить, глобалистом, он мог ориентироваться только на всемирную силу. Какую? Если не на рабочий класс и не буржуазию (неорганизованное крестьянство не в счет), то кого еще? Кандидат только один: мировая финансовая система, негласное сообщество крупнейших владельцев капиталов, Глобальных Владык (ГВ) или какая-то его влиятельная часть. Только для них междоусобицы в крупных государствах чрезвычайно выгодны по принципу «разделяй и властвуй». Не могу настаивать на такой версии, но полагаю, что она имеет долю вероятности. Имело бы смысл ее разработать обстоятельно. Однако эти проблемы выходят слишком далеко за рамки темы нашей книги. Возвращаясь к клятвенному заверению Сталина хранить единство коммунистической партии как зеницу ока, можно без всяких сомнений ответить: он выполнил свое обещание. Ради этого он действовал беспощадно и порой чрезмерно жестоко. Не потому, что он был жесток. Таким было то время в нашей стране. Как сказано поэтом: Нас не надо жалеть, Такими были тогда все те, от кого зависела судьба Родины. Среди профессиональных революционеров и людей, опаленных Гражданской войной, немного было жалостливых. Подчас борьба за власть шла не на жизнь, а на смерть. Во всяком случае, если бы нарушилось единство правящей партии, начались разброд и шатания, вряд ли каким-то чудом удалось бы спасти страну от последней гибельной междоусобицы. Диктатура «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить и укреплять диктатуру пролетариата. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своих сил для того, чтобы выполнить с честью твою заповедь!…» Сразу же возникают серьезные сомнения: разве Сталин выполнил этот завет, отсутствующий в ленинском «завещании», но отражающий суть его учения? Разве Ленин, а следом Сталин не установили в действительности не диктатуру пролетариата, а власть одной партии, а вернее сказать, ее руководства, а еще с точечной точностью — одного диктатора? В таких упреках, многократно повторяемых на разные лады, есть свой резон. Уже сам факт, что Ленина и затем Сталина называли вождями советского народа, а то и трудящихся всех стран и всего прогрессивного человечества, свидетельствует о культе, который непросто отделить от диктатуры личности. Прежде всего надо определиться с понятиями. В переводе с латинского «диктатус» означает «предписание», «приказание». В Древнем Риме, когда он еще был республикой, в трудные для державы периоды по предложению сената один из консулов назначался диктатором. Он был наделен чрезвычайными полномочиями на срок до полугода. По мере увеличения размеров и могущества державы полномочия диктатора и срок диктатуры увеличивались, пока не была провозглашена Римская империя. Как видим, происходил естественный процесс упрочения власти. В результате страна достигла наибольшего величия и могущества, в мире ей не было равных, а во главе ее стояли такие императоры, как Юлий Цезарь, Октавиан Август. Последний, обожествленный при жизни, был провозглашен Верховным жрецом и Отцом отечества. При нем произошел расцвет искусств и наук. Позже диктатурой стали называть неограниченную власть одного лица, группы, социальной прослойки. В Советской России была провозглашена диктатура пролетариата — власть трудящихся, рабочих и крестьян при руководящей роли первых. Она была призвана подавить эксплуататоров, защищать завоевания трудового народа, установить социалистические производственные и общественные отношения. В Большом энциклопедическом словаре (1998) дано уточнение: «Опыт развития СССР свидетельствует, что государственная власть, утвердившаяся после Октябрьской революции, на деле превратилась в тоталитарно-бюрократический режим…» Подобная приписка наводит на целый ряд размышлений по поводу идеологического переворота, произошедшего в нашей стране с приходом к власти «демократов» (в народе их называют, как известно, дерьмократами) горбачевско-ельцинского призыва. Ведь еще никогда у нас не было такого засилья коррумпированных бюрократов, а диктатура капитала обернулась деградацией страны по всем параметрам. Впрочем, о диктатуре народной и буржуазной у нас еще речь впереди. А как показывает исторический опыт, тоталитарная демократия, основанная на власти капитала, несравненно страшней для народа и культуры, чем диктатура пролетариата или отдельной личности. * * * Попробуем разобраться, как же понимал диктатуру пролетариата Сталин. По его словам (из выступления на XII съезде): «Необходимо, чтобы партия облегалась широкой сетью беспартийных массовых аппаратов, являющихся щупальцами в руках партии, при помощи которых она передает свою волю рабочему классу, а рабочий класс из распыленной массы превращается в армию партии». Позже пояснил: «Диктатура пролетариата состоит из руководящих указаний партии, плюс проведение этих указаний массовыми организациями пролетариата, плюс их претворение в жизнь населением». Как видим, хотя все организации добровольные и штатские, в указанной системе им надлежит придерживаться армейской дисциплины. А что значит «руководящие указания партии»? Очевидно, таковыми следует считать постановления, указы облеченных доверием партии конкретных лиц или одного человека. Партийная масса сама по себе указаний дать не способна. Она выбирает из своей среды делегатов, они в свою очередь избирают партийное руководство, а уж оно-то и вырабатывает конкретные решения — коллегиально или полагаясь на мнение авторитетного лица. Если решение не удовлетворяет значительную часть членов партии, они имеют возможность обжаловать или отменить его. В общем, получается так называемый демократический централизм: выборность всех руководящих органов партии снизу доверху, периодическая отчетность партийных органов перед своими организациями, строгая дисциплина с подчинением меньшинства большинству, безусловная обязательность выполнения низших партийных органов указаний «свыше». Такая система, на первый взгляд, призвана осуществлять стремления, пожелания большинства членов партии. Ведь реализуется принцип выборности — основополагающий для демократии. Однако в действительности все обстоит не так просто. Высшие органы власти получают в свое распоряжение, помимо всего прочего, СМИ (средства массовой агитации и пропаганды). Это позволяет им в той или иной мере навязывать массам свои решения, убеждать их, воздействовать на массовое сознание и — более глубокий уровень психики — коллективное подсознание. Хотя в тот период, о котором у нас идет речь, электронные средства информации и дезинформации находились на низком уровне развития, тогда как активность масс была высока. Не менее существенно то, что лозунги, агитки могли сохранять свое влияние до тех пор, пока не наступала пора поверять их на практике. И тогда уже никакая демагогия не помогала. (Ситуация резко изменилась с появлением электронных СМИ, когда оболванивание населения превратилось в дело техники.) * * * Короче говоря, для Советского Союза Иосиф Сталин со временем стал в определенной степени аналогом Октавиана Августа имперского Рима. Это явилось результатом не его ухищрений, а свободного (!) выбора партийных масс и, в конечном счете, подавляющего большинства населения страны. Никакого насильственного навязывания собственной личности любой настоящий пожизненный диктатор (а не подставной или временный) при всем своем желании, при любых своих ухищрениях и злодействах не способен осуществить. Сделаем вывод: Сталин сумел сохранить и укрепить диктатуру пролетариата в той форме и сущности, которую четко сформулировал, заручившись поддержкой и партаппарата, и широких партийных масс. Союз трудящихся города и деревни «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять всеми силами союз рабочих и крестьян. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!…» Надо сразу сказать: при провозглашенной диктатуре пролетариата союз этот выглядит специфично. Рабочие призваны играть роль локомотива, который тянет за собой в социализм и коммунизм инертные вагоны двух классов: служащих и крестьян. В ленинской «Страничке из дневника», опубликованной в «Правде» 4 января 1923 года, было сказано: «Тут основной политический вопрос — в отношении города к деревне, который имеет решающее значение для всей нашей революции. В то время, как буржуазное государство систематически направляет все усилия на то, чтобы отуплять рабочих города… мы можем и должны употребить нашу власть на то, чтобы действительно сделать из городского рабочего проводника коммунистических идей в среду сельского пролетариата». Ленин счел нужным оговориться: «До тех пор, пока у нас в деревне нет материальной основы для коммунизма, до тех пор это будет, можно сказать, вредно, это будет, можно сказать, гибельно для коммунизма». Позволим себе пояснить мысль Владимира Ильича. Большинство российских крестьян оставались «сельскими пролетариями», бедняками. Не из-за темноты, невежества, лени и пьянства, как считают индивиды, привыкшие служить и прислуживать, Не запятнавшие своих рук физическим трудом и неспособные на интеллектуальное творчество. Причины бедности бывают самые разные, и о них немало писали, в частности, классики русской литературы. Малые крестьянские хозяйства способны, да и то не в любой год, только на самообеспечение. Прокормить города и промрайоны они не в состоянии. Эту задачу можно решить только с помощью средних, а преимущественно крупных хозяйств. Однако их владельцы, как известно, имеют мелкособственнические интересы, а значит, склонны не к пролетарскому, а к «буржуазному» мировоззрению. Тут уж ничего не поделаешь. В принципе, имелась теоретическая возможность построить общественную систему на двух принципиально разных идеологических основах: пролетарской и буржуазной. Но в таком случае первая достаточно быстро отошла бы на второй план, а затем сникла окончательно, ибо богатые крестьяне вкупе с интеллигенцией и служащими составляли и составляют подавляющее большинство населения любой страны. Сталин убедился в реальности этой опасности на практике. Одна из сторон должна была победить. Сила была на стороне взявшего власть рабочего класса. Ему и пришлось устанавливать новый порядок в деревне не столько уговорами, сколько насильственно. * * * О трагедии коллективизации у нас в «перестройку» и позже понаписали немало пошлости, глупости и лжи. Сравнительно немногие мыслители (например, В. Кожинов, С. Кара-Мурза) постарались раскрыть объективные причины коллективизации. Она спасла страну от кровавой междоусобицы, Гражданской войны, а в итоге — утраты государственности, иностранной оккупации. После во многом насильственной коллективизации с последующим голодом (помимо засухи сказалось и то, что крестьяне зарезали огромное количество скота, чтобы не отдавать животных в коллективное владение) сельское хозяйство было восстановлено на индустриальных основах и в соответствии с идеологией диктатуры пролетариата. Путь к союзу рабочих и крестьян оказался трудным и сложным. Но в конце концов его удалось пройти за несколько лет, хотя и не на добровольных началах. Колхозная система проявила свои лучшие качества во время Великой Отечественной войны. Недаром ее сохраняли фашисты на оккупированных территориях. Индустриализация сельского хозяйства, о необходимости которой писал еще Д. И. Менделеев в конце XIX века Александру III, была произведена в кратчайшие сроки Сталиным. Дружба народов «Товарищ Ленин неустанно говорил нам о необходимости добровольного союза народов нашей страны, о необходимости братского их сотрудничества в рамках союза республик. Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять и расширять союз республик. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы выполним с честью и эту твою заповедь!…» Многим из нынешних сравнительно молодых граждан государств, входивших в СССР, и тем из пожилых, кто был местным националистом или служащим, мало знакомым с жизнью народов Советского Союза, может показаться, что это свое обещание Сталин так и не сумел выполнить. Мол, будь союз республик монолитным, его бы не удалось расчленить так быстро и радикально, да еще и без особых усилий и жертв. А кое-кто не прочь называть русских оккупантами. Позволю себе сослаться на личный опыт. Как геолог я с 1954 года четверть века работал (а не посетил как турист или журналист) во многих наших республиках вместе с представителями разных народов. Забайкалье, Узбекистан, Чукотка, Казахстан, Северный Кавказ, Сванетия, Белоруссия, Украина… Позже побывал с лекциями и как журналист в Прибалтийских республиках. Нигде не чувствовал себя чужаком, а уж тем более оккупантом, с людьми разных национальностей ладил и в труде, и на отдыхе. Тогда у нас была одна на всех единая и могучая держава. Представьте себе, кто такие в наше время, скажем, эстонцы или латыши. Малые народности, живущие на весьма ограниченном пространстве, на заднем дворе Западной Европы. Как бы они ни тужились, определена им роль лилипутов среди таких великанов, как Германия, Франция, Великобритания… Перечисление будет немалым. А в Советском Союзе эстонцу или латышу принадлежала страна, раскинувшаяся от Балтики до Черного моря и Тихого океана. Они были полноправными гражданами этой державы, а вовсе не какими-то угнетенными инородцами. В сталинское время разжигание межнациональной розни каралось как политическое преступление (до 8 лет лагерей). Когда я мальчишкой побывал в Карабахе, никакой вражды между армянами и азербайджанцами не замечал. Полагаю, в каких-то скрытых формах она существовала, но внешне не проявлялась, ибо это не было в интересах ни тех ни других. А вот в «перестроечной» Эстонии (там я прочел в местной Академии наук лекцию о В. И. Вернадском) один из наиболее крупных ученых республики астрофизик академик Наан, как мне довелось убедиться, подвергался нападкам националистов за то, что выступал против разрыва отношений с Россией и выхода из СССР. Ему за это даже поджигали входную дверь, а при мне в троллейбусе какая-то тетка без причин злобно обругала его (на эстонском языке). * * * В Советском Союзе малые народы имели немалые привилегии. Это позволило им выжить, сохранив национальную культуру. Ничего подобного не произошло, скажем, в Западной Европе, где агрессивные «имперские» народы порабощали и уничтожали более слабых. Можно возразить: а как же расценивать всеобщее распространение русского языка и русской культуры? Разве это не экспансия со стороны имперского народа? Да, можно это называть экспансией. Однако она объективна и естественна для единого государства. Должен быть язык межнационального общения, объединяющий всех. Кроме того, русская культура имеет мировое значение, и приобщение к ней лишь поднимает выше, на современный уровень духовное развитие других народов. В СССР никто не мешал, скажем, украинцам или грузинам говорить и писать на родных языках, развивать свою национальную культуру. Это даже поощрялось. А русские люди имели возможность приобщаться к культурам братских народов. Например, по всесоюзному радио передавали вовсе не только русские песни и произведения русских писателей, поэтов, драматургов… У меня сохранились десятки программ радиопередач того времени, которые бесспорно свидетельствуют об этом. Не стану приводить соответствующие примеры, коим нет числа. Кто честен и жил в те времена, тому все это хорошо известно. А подлецов и глупцов никакими доводами не убедишь. Чего мне не довелось наблюдать, работая в разных регионах СССР, так это русского великодержавного шовинизма. Нигде и ни в каком виде его не было. Зато он возник и порой появляется в криминальных формах в нынешней «демократической» РФ. Странно? Нет, закономерно. Прав был В. И. Ленин, считая шовинизм неотъемлемым свойством насильника и подлеца из числа «бюрократической швали». Теперь в антисоветской стране шовинизм проявляется в полной мере. Отчасти по той же причине распался и Советский Союз. Хотя, безусловно, были и другие, не менее веские факторы, например, моральное вырождение партийной номенклатуры и культурной «элиты», успехи антисоветской пропаганды в обуржуазенном российском обществе. * * * Союз Советских Социалистических Республик, созданный под руководством Сталина, прошел неимоверно суровую проверку на прочность во время Великой Отечественной войны. Гитлер и его советники рассчитывали, что после первых жестоких и неожиданных ударов СССР распадется на части и рухнет. Так полагали едва ли не все зарубежные наиболее авторитетные буржуазные аналитики. На это надеялись и затаившиеся враги народа. А произошло нечто невероятное. Несмотря на первые крупные поражения, на оккупацию врагами наиболее населенных районов, где осталось 40% населения страны, несмотря на то, что на стороне фашистов была вся континентальная Западная и Центральная Европа, Советский Союз устоял и победил. Социализм и сталинская национальная политика с честью выдержали все испытания. В заключение приведу тост Верховного главнокомандующего на приеме в Кремле 24 мая 1945 года в честь командующих войсками Красной Армии: — Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост. Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа. Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение. У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—1942 годах… Иной народ мог бы сказать правительству: «Вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой». Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие. За здоровье русского народа! Вооруженные силы «Ленин не раз указывал нам, что укрепление Красной Армии и улучшение ее состояния является одной из важнейших задач нашей партии… Поклянемся же, товарищи, Что мы не пощадим сил для того, чтобы укрепить нашу Красную Армию, наш Красный Флот…» Казалось бы, победа в Великой Отечественной войне не оставляет сомнений в том, что клятву свою Иосиф Виссарионович выполнил. Однако с горбачевских времен продолжаются обвинения Сталина в том, что он не подготовил СССР к войне с Германией, уничтожил всех наших лучших военачальников (позже реабилитированных), а в результате победа нам досталась ценой колоссальных потерь. Признаться, на данную тему мне приходилось писать весьма подробно и документально обоснованно в книге «Маршал Б. М. Шапошников. Военный советник вождя» («Вече», 2005). Не стану повторяться и скажу кратко: все три приведенных выше утверждения — о нашей неготовности к войне, потере лучших военачальников и победе за счет чудовищных потерь — ложь и клевета. Наша страна с напряжением всех сил готовилась к предстоящей войне, однако враг в первые два года сражений был сильней. В отличие от гитлеровской Германии, сталинский СССР не превратился в милитаристское государство, нацеленное на захват чужих территорий. Укреплялось общество в целом, а не только вооруженные силы (хотя у них был приоритет). Из-за этого мы проиграли фашистам начало войны. Но по той же причине победа была за нами. Немало повредила нам деятельность Тухачевского на посту начальника вооружений. Он ориентировался на наступательную стратегию (возможно, сказывалось троцкистское прошлое), а потому в техническом отношении мы были плохо подготовлены к обороне, имея, в частности, избыток танков и самолетов низкого качества при недостатке противотанковых орудий и ружей, штурмовой авиации. О том, насколько внимательно и профессионально следил Сталин за вооружением нашей армии и флота, за разработкой и выпуском новейшей техники, свидетельствуют воспоминания наших ведущих конструкторов. Останавливаться на этом вопросе нет никакой нужды. Количество репрессированных перед войной военных чрезмерно завышается (десятикратно и более). Заговор крупных чинов армии и НКВД против Сталина и его соратников действительно существовал. Если бы военный переворот удался, СССР либо примкнул к фашистской Германии, либо, что значительно вероятней, испытал бы жесточайший кризис. В конце войны Гитлер говорил, что Сталин вовремя успел навести порядок в армейском руководстве, чем обеспечил надежность своих вооруженных сил. Наших военнослужащих (а не мирных жителей) на войне погибло не намного больше, чем фашистов. Об этом свидетельствуют достаточно точные подсчеты и опубликованные официальные данные. Надо еще иметь в виду, что мы не уничтожали немецких военнопленных (как они поступали с нашими), а то бы их потери возросли в полтора раза. Вряд ли могут быть какие-то сомнения в том, что при Сталине советские вооруженные силы стали лучшими, сильнейшими в мире. Сделать это удалось за неимоверно короткие сроки. А главное: моральный дух наших войск был высок. Это отметили немецкие военачальники уже в самом начале вторжения в СССР. Интернационал «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам верность принципам Коммунистического интернационала. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим своей жизни для того, чтобы укреплять и расширять союз трудящихся всего мира — Коммунистический интернационал!» Надо сказать, что исполнить этот завет Сталину было нелегко. В международном коммунистическом движении было много сторонников Троцкого. К тому же Сталин исходил из того, что следует наводить порядок и строить социализм в своей стране. Он не был сторонником «экспорта революций», не стремился разжигать мировой пожар. Был уверен, что в случае успеха социалистического строительства в СССР трудящиеся других стран будут иметь перед собой пример, которым будут руководствоваться в борьбе с «железной пятой» (вспомним название романа Джека Лондона) капитала. После Великой Отечественной войны у СССР появилось дружеское окружение стран народной демократии, как на западе, так и на востоке. Нередко во времена СССР можно было услышать среди служащих, журналистов, писателей сетования на то, что наша страна тратит огромные средства на то, чтобы поддерживать дружеские государства и партии. А в «перестройку» некоторые считающиеся патриотами деятели, например, провокатор Солженицын, призывали избавить Россию не только от этих расходов, но и от среднеазиатского «подбрюшья» или даже вовсе выйти из состава СССР. Мол, тогда русский народ заживет весело и богато. Это были рассуждения людей, не понимающих основ жизни общества, плохо представляющих себе, что такое советский народ и единое экономическое пространство страны, одураченных буржуазной пропагандой и, в частности, иллюзиями относительно процветания российских земель под лозунгами «самодержавие, православие, народность». Советскому Союзу требовалось не только обеспечить свою внутреннюю стабильность и получить международное признание. Ему было необходимо дружественное окружение стран, сходных по социально-политическому устройству. В апреле 1924 года Сталин писал в брошюре «Об основах ленинизма»: «Раньше считали победу революции в одной стране невозможной, полагая, что для победы над буржуазией необходимо совместное выступление пролетариев всех передовых стран, или, во всяком случае, большинства таких стран. Теперь эта точка зрения уже не соответствует действительности. Теперь нужно исходить из возможности такой победы, ибо неравномерный и скачкообразный характер развития различных капиталистических стран в обстановке империализма, развитие катастрофических противоречий внутри империализма, ведущих к неизбежным войнам, рост революционного движения во всех странах мира, — все это ведет не только к возможности, но и к необходимости победы пролетариата в отдельных странах». * * * Теперь на западе из бывших народно-демократических республик возникли капиталистические. Пропаганда провозглашает это большим достижением. Для кого? Только не для народов этих стран. Здесь большинство населения стало жить значительно хуже, чем при социализме. Одно уже это неопровержимо доказывает, что произошла смена более высокой общественной организации на низшую. Репрессии против коммунистов Может показаться странной и диковатой ссылка на такой ленинский завет. Принято считать, что Сталин отступил от ленинских принципов внутрипартийной демократии, устроив «большой террор». Действительно, временами в сталинскую эпоху проходили волны жестоких репрессий против преимущественно партийных руководителей, активистов, государственных деятелей. Надо подчеркнуть, что объектом террора был не народ, а преимущественно партийная номенклатура, включая крупных военных чинов, чекистов, чиновников. Именно это с хрущевских времен вменялось ему в вину. Однако обратим внимание на письмо Ленина в Политбюро и ЦК РКП(б) от 18 марта 1922 года. В нем говорится: «Московский комитет… уже не первый раз фактически послабляет преступникам-коммунистам, коих надо вешать… Подтвердить всем губкомам, что за малейшую попытку «влиять» на суды в смысле «смягчения» ответственности коммунистов ЦК будет исключать из партии… Коммунистов суды должны карать строже, чем некоммунистов…» Понятно, предложение вешать преступников-коммунистов звучит как аллегория, образное выражение. Но гнев Владимира Ильича в их адрес неподдельный. Можно возразить: но ведь он имел в виду, по-видимому, только криминальные преступления, а не политическое инакомыслие. На это дает ответ сам Ленин в политическом отчете на XI съезде РКП(б) в конце марта того же года: «За публичное оказательство меньшевизма наши революционные суды должны расстреливать, а иначе это не наши суды, а бог знает что такое». И предлагал так разговаривать с идейными врагами: «Позвольте вас за это поставить к стенке. Либо вы потрудитесь от высказывания ваших взглядов воздержаться, либо если вы желаете свои политические взгляды высказывать при настоящем положении, когда мы в гораздо более трудных условиях, чем при прямом нашествии белых, то, извините, мы с вами будем обращаться как с худшими и вреднейшими элементами белогвардейщины». Спору нет, Ильич в данном случае не давал директивных указаний, а высказывался с полемическим преувеличением. Но смысл понятен: в трудные времена (в данном случае он имел в виду нэп) приходится действовать предельно жестко, пресекая распространение идей, враждебных генеральной линии партии, подрывающих ее единство. Но также бесспорно и то, что Сталин в борьбе с политическими врагами, а то и просто инакомыслящими был порой слишком жесток и, судя по всему, сознательно терроризировал партийных, государственных, хозяйственных работников. Правда, когда представишь себе обстановку в стране и за ее пределами в то время, да еще вспомнишь, как быстро предала Родину наша обуржуазенная номенклатура вкупе с диссидентами, его «чистки» выглядят более или менее оправданными… Впрочем, наша задача не судить, а понять. …Итак, выполнил ли Сталин свою клятву, исполнив заветы Ленина? Краткий ответ — да. Однако он нуждается в продолжении. Слова клятвы и заветы, приведенные в ней, формулировал Сталин. Все ли идеи Ленина, изложенные в его «завещании», он перечислил? Нет, не все. Неисполненные заветы: 1. «В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже сотни… Мне думается, что 50—100 членов ЦК наша партия вправе требовать от рабочих…» Об этом первом (во всяком случае, по порядку) завете Ильича Сталин в своей клятве не упомянул. Можно предположить, что он имел в виду не организационные вопросы, а идейные, основополагающие. Пожалуй, так оно и было. Однако отвлечемся от слов, обратив внимание на дела. Выполнил ли Сталин данное конкретное предложение? Лишь отчасти, да и то по минимуму. На эту тему высказался в 1996 году наш крупный мыслитель В. В. Кожинов в статье «Чему нас учит история?» (с полным основанием теперь мы можем ответить, имея в виду большинство населения: ничему не учит!). «К великому сожалению, — писал он, — общественный интерес обращен главным образом лишь к одной детали этого «завещания» — предложению переместить Сталина с поста генсека ЦК. В глазах простодушных людей все последующие беды объясняются невыполнением именно этого пункта ленинского завещания. Между тем «перемещение» Сталина с поста генсека — это одна из многих частностей в ленинском завещании… Основная перемена в политическом строе… должна была выразиться во введении в тогдашний состав высшей власти рабочих и крестьян… Очень важно вдуматься в то количество новых членов ЦК, которое предлагал ввести Ленин; речь шла, ни много ни мало, о 50—100 рабочих и крестьянах! Поскольку ЦК тогда состоял всего из 27 человек (почти все они были профессиональными революционерами и партийными работниками с двадцатилетним и еще большим стажем), это увеличение привело бы к тому, что от 65 до 80 процентов количества членов ЦК составили бы рабочие и крестьяне…» Здесь Вадим Валерьянович допускает лишь одну погрешность: о крестьянах Ленин не упоминал. Он имел в виду, по-видимому, сделать высших партийных руководителей, как того требует принцип диктатуры пролетариата, представителями главным образом рабочего класса. «Но эта самая «авторитетнейшая партийная верхушка» целиком и полностью отвергла предложения Ленина. При их обсуждении в ЦК наиболее решительно выступил против введения в высший орган власти рабочих и крестьян Троцкий, но и все остальные никак не склонны были принять ленинское предложение… Правда, состав ЦК увеличился на 13 человек, но среди них не было ни одного рабочего и тем более крестьянина… Поскольку опубликованную статью Ленина невозможно было совсем игнорировать, Центральная Контрольная Комиссия была увеличена на съезде до 50 членов. Однако в нее вошло всего несколько рабочих, а господствующее положение заняли в ней люди, которые ранее были членами ЦК или крупными партработниками… — Гусев-Драбкин, Ильин, Киселев, Куйбышев, Сольц, Шварц, Шкирятов, Янсон, Ярославский-Губельман. То есть предложение Ленина было осуществлено чисто формально». Возникает вопрос: почему Ленин раньше, когда он был деятельным и самым авторитетным членом Политбюро и правительства, он не сделал того, что считал «архиважным»? Тогда у него было значительно больше шансов добиться желаемого. Возможно, до полного завершения Гражданской войны он считал целесообразным, чтобы на вершине власти находились революционеры, его соратники. Но не исключено и другое. Как проницательный политик, он мог сознавать, насколько опасно выходить с таким предложением на Политбюро и ЦК. Большинство могло не поддержать его в этом вопросе. Зачем же он тогда предложил насытить ЦК рабочими во время своей болезни? Какими соображениями руководствовался? Об этом остается только догадываться. Точный ответ дать невозможно. Не исключено, что таким образом он пытался стабилизировать работу центрального органа партии, сгладить разногласия между его членами. Следовательно, была бы ликвидирована опасность раскола. Но партийные руководители понимали: вождь уже не возьмет в свои руки бразды правления. Приходилось рассчитывать на свои силы. Да и как предвидеть, к чему приведет реализация предложения Ленина? Формально правление рабочих будет соблюдено. А фактически возникнет новое большинство, которое будет определять внутреннюю и внешнюю политику партии, а значит и государства. Оно может принять сторону кого-то из Политбюро, но может и проявить своеволие. В отсутствие Ленина это грозит непредсказуемыми последствиями. * * * 2. «Надо проникнуться спасительным недоверием к скоропалительному движению вперед… Вреднее всего было бы полагаться на то, что мы хоть что-нибудь знаем… Ничего нельзя поделать нахрапом или натиском… Мы должны проявить в величайшей степени осторожность…» Таков был еще один завет Ленина, на который Сталин не отозвался если не словом, то делом. Конечно, ему было бы нелепо клясться быть осторожным и неспешным. Но ведь, как известно, он порой явно пренебрегал этим советом вождя и учителя, проводя свою политику. Вот и Кожинов в указанной выше статье, по этому поводу заметил: «Само слово «мы» в этом тексте призвано было показать, что Ленин отнюдь не снимал с себя ответственности и вины за все, что происходило в стране до 1923 года; вместе с тем он безоговорочно выдвинул требование коренным образом изменить сами методы политической деятельности. Однако его преемники, начиная с тех двух, которых он тогда же выделил как «выдающихся членов современного ЦК» — Троцкого и Сталина, отнюдь не были склонны «проявить осторожность» — даже в самой малой степени… Это, увы, характерно и для сегодняшних левых радикалов: любые призывы к «осторожности» приводят их в негодование». Мне кажется, в данном случае ссылка Кожинова на ленинский завет имела сугубо актуальную цель: остудить страсть «прорабов перестройки», «реформаторов», продолжавших свою разрушительную для страны деятельность. Но эти господа по большей части знали, что делают, и торопливость их определялась стремлением поскорей расхватать и поделить между собой и своими зарубежными подельниками и вдохновителями как можно больше национальных богатств России. Они при отупелом попустительстве или даже при содействии значительной части населения совершили буржуазную революцию, а потому спешили воспользоваться ситуацией. Если во время пролетарской революции «грабили награбленное», то теперь расхищали наработанное советским народом. Разница принципиальная. В начале 1920-х годов даже вдохновитель пролетарской революции Ленин оказался в замешательстве. Ситуация складывалась критически и непредсказуемо. Приходилось, пусть даже отчасти и под своим контролем, использовать ради сохранения государства капиталистические отношения. Совсем не так представлялось в теории. Взяли власть легко, сохранили с огромными трудностями, но, как бы там ни укрепляли власть рабочих, не они определяли жизнь державы, а крестьяне, составлявшие чуть меньше 80% населения. То, что хотелось считать временным отступлением — экономическим, политическим, социальным — грозило обернуться полным провалом. Это сознавали все. Только никто не знал наверняка, что надо предпринять. Теоретические схемы оказались слишком упрощенными, а исторический опыт отсутствовал, ибо социалистическая революция произошла у нас впервые в мире, если не считать скоротечной Парижской коммуны. Приходилось принимать решения в состоянии неопределенности. Путь к социализму не был проторен. Он оказался чрезвычайно трудным и непредсказуемым. Мировая война содействовала свержению самодержавия, а затем и Временного правительства. Но эти обстоятельства были благоприятны для Октябрьской революции, но не для создания демократического, а тем более процветающего государства. Как поется в песне: «Есть у революции начало, нет у революции конца». Да и сам Ленин повторял: надо начать драку, а там видно будет. Ну а в драке, в отличие от боксерского поединка, не предусматриваются перерывы между раундами. Тут времени на раздумья в обрез. Переход от вооруженной борьбы за власть к мирному строительству требует немалого времени. В особенности, если есть постоянная угроза извне. При всем своем желании Сталин не мог действовать медленно, продуманно, осторожно. Ведь в отсутствие Ленина и в самом руководстве партии положение было нестабильным. Приходилось вести себя подобно эквилибристу на канате: балансировать, чутко реагируя на изменение ситуации. Но при этом требовалось управлять государством, постоянно решая насущные задачи. И нельзя было упускать из виду конечную цель. * * * 3. «…Мы аппарат, в сущности, взяли старый от царя и от буржуазии и… теперь с наступлением мира и обеспечением минимальной потребности от голода вся работа должна быть направлена на улучшение аппарата». Было бы смешно Сталину торжественно клясться в том, что он улучшит бюрократический аппарат. Тем более что это и без того было его прямой обязанностью. А по сути дела, выполнил ли он этот ленинский завет? Возможно, отчасти выполнил, но лишь в малой мере. Не из-за пренебрежения к указанию своего учителя. Сказывались объективные обстоятельства. О радикальной ломке административных структур говорил и Троцкий. В этом отношении он был настроен еще более радикально, чем Ленин. Троцкий упорно доказывал необходимость не просто улучшить административный аппарат, а разломать его и создать новый. В своей программной работе «Новый курс» Лев Давидович провозгласил: «Главная опасность старого курса, как он сложился в результате как больших исторических причин, так и наших ошибок, состоит в том, что он обнаруживает тенденцию ко все большему противопоставлению нескольких тысяч товарищей, составляющих руководящие кадры, — всей остальной партийной массе, как объекту воздействия». «Бюрократизация в своем длительном развитии, — писал Троцкий, — грозит отрывом от массы, сосредоточением всего внимания на вопросах управления, отбора, перемещения, сужением поля зрения, ослаблением революционного чутья, т. е. большим или меньшим оппортунистическим перерождением старшего поколения, по крайней мере, значительной его части. Такие процессы развиваются медленно и почти незаметно, а обнаруживаются сразу. Усматривать в этом предостережении, опирающемся на объективное марксистское предвидение, какое-то «оскорбление», «покушение» и пр. можно только при болезненной бюрократической мнительности и аппаратном высокомерии». Серьезные обвинения и предупреждения! Правда, сказано лишь о тенденции, угрозе, возникающей не сразу, постепенно. Казалось бы, проявляется забота о партии и государстве. Но позже Троцкий раскроет свои карты. Он уже со всей определенностью будет утверждать, что в СССР сформировалась и правит «новая антинародная насильническая и паразитическая каста», а чтобы ее свергнуть, «нужна новая партия». Сталин и его сторонники (на ХШ съезде подобные заявления Троцкого резко критиковал Зиновьев) осознали опасность ломки сложившейся структуры управления. Хотя в партии немало оставалось сторонников троцкизма. Такова была революционная установка. Как в песне: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» Что же будет затем? Начнется строительство нового мира. Но разве все прежнее было так уж плохо? И разве не приходится новой власти создавать систему управления, а также, между прочим, органы насилия или, говоря иначе, государственной безопасности. Троцкий был талантливым демагогом. Он попытался использовать обычное недовольство граждан бюрократами в своих целях, для противостояния той административной системе, которую создавал Сталин. Без такой бюрократической структуры не может существовать ни солидная партия, ни государство. Многое из того, что было в прежнем государственном механизме, новая власть вынуждена рано или поздно восстанавливать едва ли не в прежних формах. Поэтому целесообразно не увлекаться разрушением (крушить — не строить), а использовать все то полезное и годами отработанное, что было до революционного переворота. Чиновник, работник государственного или партийного аппарата — необходимый винтик в этих механических структурах. Без него они не будут работать. В этом смысле бюрократ — профессия, а не ругательство. Вопрос лишь в том, как выполняет он свои обязанности, в какой мере пользуется своими административными возможностями. Сталин прекрасно это понимал, а потому вынужден был пренебречь в принципе разумным, но в данной ситуации не вполне подходящим ленинским заветом. * * * 4. В марте 1922 года была опубликована статья Владимира Ильича «О значении воинствующего материализма». О ней мы уже говорили. Есть все основания считать ее одним из важных пунктов ленинского «завещания». В ней он призывал развернуть широкую и решительную борьбу с церковью. Сталин не выполнил этого завета. Правда, за последние годы его обвиняют во всех тех антицерковных мероприятиях, которые проводились после смерти Ленина. Эти обвинения либо ошибочны, либо являются сознательной ложью. Наиболее яростным и неугомонным борцом против Русской Православной Церкви после Троцкого был Хрущев, любимец либеральной интеллигенции. Но и при Сталине воинствующий атеизм некоторое время процветал. И это было вполне естественно. Хотя Иосиф Виссарионович не давал клятвенного обещания бороться с христианством, однако он был решительным сторонником новой идеологии, основанной на материалистическом и атеистическом учениях. И все-таки Сталин 16 августа 1923 года, вопреки мнению Троцкого, направил всем партийным организациям строго секретный циркуляр, в котором сразу же было заявлено:
Все это не означает, будто Сталин был приверженцем православного культа. Он не кривил душой, не лукавил. Это вообще было не в его правилах. Он уже в молодости стал материалистом и атеистом. Но не воинствующим, во-первых. И не примитивным (что обычно и для теистов), во-вторых. Впрочем, о его философских взглядах мы поговорим позже. |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
