Между Кремлем и «Белым домом»

По прошествии нескольких лет после свержения Завгаева и возглавляемого им Верховного Совета Чечено-Ингушской республики взоры аналитиков из спецслужб иученых-политологов вновь обращены к тому, что еще недавно громко и с пафосом в Грозноми в Москве называли «чеченской народной революцией». Уже не только эксперты-общественники, но и члены федерального правительства к 1994 году вынуждены были признать, что провозглашение Чеченской Республики от имени исполкома Общенационального конгресса чеченского народа нелегитимно, поскольку последний не был наделен необходимыми полномочиями.

В одном из выступлений спикера верхней палаты российского парламента Владимира Шумейко подчеркивалось, что выборы президента Дудаева проходили под дулами автоматов. А вице-премьер правительства России Сергей Шахрай в конце 1994 года начал утверждать буквально следующее: «Осенью 1991 года в Чеченской Республике был совершен государственный переворот. Был распущен, а фактически разогнан ее Верховный Совет, и в нарушение целого ряда статей Конституции РСФСР 27 октября 1991 года были проведены незаконные выборы президента Чеченской Республики и депутатов Верховного Совета Чеченской Республики».

Всякое прозрение, безусловно, похвально. Однако, к сожалению, оно пока не выходило за рамки «революции», не затрагивало предысторию антиконституционного заговора с последовавшим затем антиконституционным переворотом, чем в действительности была эта так называемая «революция». Данное ограничение во времени имело, надо полагать, политические мотивы. Симпатии к «дореволюционном» периоду, к тому, что происходило до августа 1991 года, высказывать в среде власть предержащих не принято. А между тем, не разобравшись в том, что тогда происходило, понять последующие события весьма затруднительно.

Итак, много ли ошибок допущено во время правления Завгаева? Существует мнение, что немало, иначе с какой стати именно он оказался смещенным со своего поста. Удержались ведь в креслах и даже стали президентами многие из его коллег в соседних северокавказских республиках.

Уязвимость последнего аргумента очевидна. Чечено-Ингушетия играла и поныне играет особую роль среди территорий Северного Кавказа. Ее стратегическое положение, мощный нефтекомплекс и особый менталитет народа всегда учитывался, и не только в мусульманском мире. В разведцентрах ряда стран вынашивались замыслы громкого национального взрыва на Кавказе, и чеченцам, как наиболее пострадавшим от советской власти, отводилась главенствующая роль.

Когда кое-что из этих тщательно скрывавшихся планов просочилось в печать, стало ясно, что не в 1996 и даже не в 1991 году возникли замыслы отколоть от России мусульманские районы Кавказа. Это при Дудаеве беспрепятственно развернули свою деятельность резидентуры ряда сопредельных стран. А до 1991 года резидентуры действовали скрытно, тонко, изощренно. За рубежом знали: куда чеченцы, туда и другие кавказские народы. Соседние республики – Дагестан, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Адыгея – всегда оглядывались на Грозный. Так сложилось исторически. Поэтому объект нанесения удара был рассчитан точно и безошибочно.

Завгаеву приписывают три главные ошибки, две из которых связаны с инициированием им законодательных актов: закона о реабилитации репрессированных народов и декларации о государственном суверенитете Чечено-Ингушской республики. Третья ошибка – создание Общенационального конгресса чеченского народа (ОКЧН). Но одновременно и оправдывают: Завгаев вынужден был лавировать между горбачевским Кремлем и ельцинским «Белым домом». Борьба между Горбачевым и Ельциным набирала обороты, и потому оба заигрывали с региональными лидерами, обещая золотые горы за поддержку. Оба прекрасно понимали, чем можно привлечь на свою сторону глав автономий. Конечно же, обещанием больших прав, расширением самостоятельности. Ельцин щедро предлагал брать столько суверенитета, сколько проглотят. Горбачев уравнял права глав автономий с правами глав союзных республик – во всяком случае, на время подготовки нового Союзного договора.

Выходит, Завгаев не вел самостоятельной политики, лавировал между молотом и наковальней? Как бы не так!

– Став первым чеченцем на посту главы чеченского государства, – рассказывал он автору этой книги, – я не мог примириться с несправедливыми оценками моего народа. Меня угнетало, что в массовом сознании о нем по-прежнему бытовало негативное мнение. И не только на обыденном уровне. Тревожило отсутствие политического доверия к чеченскому и ингушскому народам во властных структурах – как в союзных, так и в федеральных. «По сути, продолжаются последствия репрессивных мер», – с горечью произнес я как-то во время очередной встречи в кремлевских верхах.

От меня потребовали доказательств. Пришлось рассказать все, что наболело на душе. «Смотрите, – говорю, – целый народ фактически лишен представительства – не только в союзных или российских, но даже в своих республиканских органах. Чеченцам и ингушам не доверяют возглавлять не только КГБ, МВД или прокуратуру, но даже учебный центр ДОСААФ. Не для нас должности начальников военных гарнизонов, железных дорог, воздушных линий, директоров крупных предприятий. Республика Чечено-Ингушская, а в составе ее правительства ни одного министра – чеченца или ингуша».

– И что, ваши собеседники не знали этого?

– Во всяком случае, сделали вид, что не располагают подобными сведениями. При каждой очередной встрече с высшим руководством страны я вновь и вновь возвращался к этой теме, считая, что только принятие закона о реабилитации репрессированных народов способно коренным образом исправить положение, вернуть народу доброе имя, восстановить историческую справедливость. Иначе все ограничится полумерами, как при Хрущеве в пятидесятые годы.

– Москва долго сопротивлялась?

– Вплоть до апреля 1991 года. С огромным трудом мы убедили руководство России сделать это. Добились обсуждения проекта закона в комиссиях и комитетах Верховного Совета. И вдруг все снова застопорилось. Я обратился к председателю Верховного Совета Ельцину и его заму Хасбулатову. Никаких результатов. Пришлось даже предъявить условие: если нерассмотрите проект, население Чечено-Ингушетии в референдуме 17 марта участия принимать не будет. Народ, с которого официально не снято позорное клеймо, которому до сих пор отказывают в политической реабилитации, на избирательные участки не выйдет. Однако и это предупреждение не имело результатов. Тогда мы собрали сессию своего Верховного Совета и записали в ее решении – референдум не проводить до тех пор, пока Верховный Совет РСФСР не рассмотрит проект закона о реабилитации репрессированных народов. В Грозный сразу же примчались тогдашние министр внутренних дел РСФСР Баранников и его заместитель Дунаев. «Доку Гапурович, зачем вам это нужно? – спросил у меня Баранников. – Конфронтация с российскими властями – дело бесперспективное. Проводите референдум». – «Я понимаю, Виктор Павлович, что с точки зрения карьерной логики это выглядит безумием, – ответил я. – Наверное, мне это аукнется. Но в данном случае мы защищаем интересы народа. Тут нет личной выгоды. Речь идет о снятии клеветы, наветов, которые, словно нитка за иголкой, тянутся за нами полвека. Мы исчерпали все свои возможности, а других способов продвинуть дело не видим. Если и до выборов российского президента закон не будет принят, мы и выборы не станем проводить».

Есть сведения, что именно эту строптивость ставили в вину Завгаеву люди из ближайшего окружения Ельцина, нашептывали президенту то, чего не было, вкладывая в его слова совершенно иной смысл. Кое-кому выгодно было представить Завгаева в глазах Ельцина сторонником Горбачева, истолковать поведение чеченского лидера неприятием политики Бориса Николаевича. Хотя мотивация поступков Завгаева, по его заверениям, была одна: вернуть своему народу доброе имя, избавить его от насильственно инъекциированного комплекса исторической вины. Шанс для этого был уникальнейший, и, как всякий умный политик, Завгаев не мог не использовать его.

Занятные детали, не правда ли? О них мало кто знает. Другие имена на слуху. Но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Реализация национальной идеи принадлежит Завгаеву, который, надо отдать ему должное, проводил ее цивилизованно – поэтапно, плавно, взвешенно. Это вспомнили осенью 1991 года, когда, воспользовавшись близостью к Ельцину, кое-кто из московских чеченцев не преминул напомнить российскому президенту о весенних «амбициях» Завгаева.

Первый чеченец на посту главы чеченского государства, он стал и первой жертвой закулисных интриг и хитросплетений политических комбинаций.

Заговор созрел, и он грянул!

Оглавление