Первый тур войны против Советской России окончился почти вничью. Советское правительство сохранило полную власть над большей частью своих территорий, но оно было подвергнуто остракизму, окружено «санитарным кордоном» враждебных марионеточных государств и выключено из нормальных политических и торговых отношений с остальным миром. Официально Советская Россия, то есть шестая часть света, не существовала, — она «не была признана».

Внутри страны советское правительство стояло лицом к лицу с экономической разрухой: разоренные заводы, затопленные шахты; запущенное земледелие, разваленный транспорт, а кроме того — эпидемии, голод и почти поголовная неграмотность. К наследию обанкротившегося феодального царского режима прибавились тяжелые последствия семилетней непрерывной войны, революции, контрреволюции и интервенции.

За пределами Советской России народы по-прежнему тщетно стремились к миру и не могли обрести его. Английский государственный деятель Бонар Лоу, давая обзор международного положения через четыре года после подписания Версальского мира, сообщил палате общин, что по меньшей мере в двадцати трех пунктах земного шара идет война. Япония захватила китайские провинции и жестоко расправилась с освободительным движением в Корее; британские войска подавляли народные волнения в Ирландии, Афганистане, Египте и Индии; французы вели открытую войну с друзскими племенами в Сирии, которые, к величайшей досаде французов, были вооружены пулеметами с маркой английских заводов Метро-Виккерс; германский главный штаб, пользуясь Веймарской республикой как ширмой, подготовлял истребление германских демократических элементов и восстановление германской империи.

Все европейские страны находились в состоянии смуты, вызванной заговорами и контрзаговорами фашистов, националистов, милитаристов и монархистов, причем каждый добивался собственных целей под общим лозунгом «антибольшевизма».

Секретный меморандум английского министерства иностранных дел, составленный в эти первые послевоенные годы, характеризует положение Европы следующими словами:

Европа наших дней состоит из трех основных элементов, а именно: из победителей, побежденных и России.

Чувство неустойчивости, подтачивающее благосостояние западно-европейских государств, в значительной мере вызвано выходом России как влиятельного фактора из состава европейских держав. В этом наибольшая угроза нашей устойчивости.

Все наши бывшие враги не могут примириться с тем, что они потеряли; все наши бывшие союзники боятся потерять то, что приобрели. Одна половина Европы полна озлобления, другая — страха. Боязнь порождает агрессию, вооружения, секретные союзы, притеснение малых наций. А это в свою очередь порождает еще большую ненависть, разжигает жажду мести, чем усиливается страх и усугубляются его последствия. Получается заколдованный круг.

Хотя в настоящий момент Германия абсолютно не способна на агрессивные действия, однако нет сомнений, что при наличии большого военного и химического потенциала она рано или поздно станет снова мощным военным фактором. Очень немногие немцы серьезно помышляют о том, чтобы направить эту мощь, когда она будет обретена, против Британской империи.

Пока английское министерство иностранных дел безмятежно взирало на перевооружение Германии и все свое внимание устремило на Россию как на «наибольшую угрозу нашей устойчивости», в это самое время по ту сторону Атлантического океана в разгар истерической растерянности послевильсоновского периода Соединенные Штаты мечтали о состоянии «блистательной изоляции». Величайшая иллюзия американцев того времени нашла выражение в словах «возврат к нормальному состоянию». Согласно Уолтеру Липпману, писавшему тогда в «Нью-Йорк уорлд», «нормальное состояние» определяется следующими понятиями:

Судьба Америки в основном отнюдь не связана с судьбой Европы.

Пусть Европа варится в собственном соку…

Мы можем продавать Европе и ничего не покупать у нее… а если Европу это не устраивает, это ее дело… ей же будет хуже.

Уолтер Липпман говорит в заключение:

Всяческие страхи и неурядицы привели к своего рода истерии. И она уже породила огромные армии, бешеные тарифы, авантюристическую дипломатию, всевозможные виды нездорового национализма, фашистов и Ку-клукс-клан.

Хотя в Европе господствовало беспокойство, усталость от войны и экономическая анархия, тем не менее новые планы военной интервенции против Советской России продолжали разрабатываться и внимательно изучаться главными штабами Польши, Финляндии, Румынии, Югославии, Франции, Англии и Германии.

Продолжалась неистовая антисоветская пропаганда.

Четыре года спустя после великой войны, которая должна была положить конец всем войнам, налицо были все предпосылки для второй мировой войны, войны против мировой демократии под лозунгом «антибольшевизма».

2. Массовое бегство белогвардейцев

С разгромом белых армий Колчака, Юденича, Деникина, Врангеля и Семенова грандиозное обветшалое здание царизма рухнуло окончательно, и темные силы дикости, варварства и реакции, находившие там приют, рассеялись по всему свету. Отчаянные авантюристы, аристократические выродки, профессиональные громилы, разнузданная солдатня, агенты охранки — все эти последыши старого режима и антидемократические элементы, из которых составилась белогвардейская контрреволюция, теперь хлынули мутным потоком из России. Они устремились на запад, на юг, на восток, растеклись по всей Европе и Дальнему Востоку, по Северной и Южной Америке, неся с собой зверство белогвардейских генералов, погромные доктрины черносотенцев, лютую злобу царизма против демократии, все патологические предрассудки, все ненавистничество старой царской России.

«Протоколы сионских мудрецов», антисемитская стряпня, посредством которой охранка подстрекала к избиению евреев, «библия», на которой черносотенцы доказывали, что все зло в мире происходит от «международного еврейского заговора», — эти документы имели теперь открытое хождение в Лондоне и Нью-Йорке, Париже и Буэнос-Айресе, в Шанхае и Мадриде.

Где бы ни появлялись белоэмигранты, они всюду сеяли семена мировой контрреволюции — фашизма.

В 1923 г. в Германии проживало полмиллиона русских белоэмигрантов. Больше четырехсот тысяч эмигрировало во Францию и девяносто-сто тысяч в Польшу. Десятки тысяч их обосновались в Прибалтике и Балканских странах, в Китае и Японии, в Канаде, Соединенных Штатах и Южной Америке. В одном Нью-Йорке поселились три тысячи русских белогвардейцев с семьями.

Общая цифра русских эмигрантов достигала от полутора до двух миллионов.[29]

Под руководством Русского военного союза, штаб-квартирой которого был Париж, вооруженные отряды русских белогвардейцев формировались по всей Европе, на Дальнем Востоке и в Америке. Они открыто заявляли, что готовят новое вторжение в Советскую Россию.

Французское правительство основало морскую школу для русских белоэмигрантов в северо-африканском порту Бизерта, куда было направлено тридцать судов царского флота с шестью тысячами человек команды. Югославское правительство организовало специальные высшие военные училища для бывших офицеров царской армии и их сыновей. Большие отряды армии генерала Врангеля были целиком эвакуированы на Балканы. Восемнадцать тысяч казаков и кавалеристов были отправлены в Югославию. Семнадцать тысяч были расквартированы в Болгарии. Многие тысячи разместились в Греции и Венгрии. Русские белогвардейцы захватили в свои руки основной аппарат тайной полиции прибалтийских и балканских государств, заняли руководящие правительственные посты и взяли под свой контроль большинство агентств шпионажа.

С помощью маршала Пилсудского русский террорист Борис Савинков организовал в Польше белую армию численностью в тридцать тысяч человек.

После того, как атаман Семенов был изгнан из Сибири, он бежал с остатками своей армии на японскую территорию. Войска его получили от японского правительства новое обмундирование и снаряжение и были легализованы как особая русская белая армия под контролем японского верховного командования.

Барон Врангель, генерал Деникин и погромщик Симон Петлюра обосновались в Париже и сразу же приняли участие в многочисленных антисоветских заговорах. Генерал Краснов и гетман Скоропадский, действовавшие заодно с кайзеровской армией на Украине, поселились в Берлине и нашли приют под крылышком германской военной разведки.[30]

В 1920 г, небольшая группа крупнейших капиталистов-белоэмигрантов, имевших огромные вклады во Франции и других странах, собралась в Париже и создала организацию, которой предстояло играть значительную роль в последующих заговорах против Советской России. Организация, получившая название Торгпрома, или Русского торгового, финансового и промышленного комитета, состояла из эмигрировавших из царской России банкиров, промышленников и дельцов. В числе ее членов были Нобель, пайщик бакинских нефтяных промыслов в России; Степан Лианозов, русский «Рокфеллер»; Владимир Рябушинский, из видной купеческой семьи в царской России; Н. К. Денисов, составивший свое огромное состояние в сталелитейной промышленности, а также другие русские финансовые магнаты, имена которых были известны в промышленных и коммерческих кругах всего мира.

Торгпромовские деятели были связаны с английскими, французскими и германскими капиталистами, которые не теряли надежды вернуть свои погибшие в России вклады или получить новые концессии в результате свержения советского строя.

«Торгпром, — заявил глава организации Денисов, — поставил своей целью всеми средствами и способами бороться с большевиками на экономическом фронте». Члены Торгпрома, согласно высказыванию Нобеля, «стремились к скорейшему возрождению своей родины и к возможности снова работать на родине».

Антисоветская деятельность Торгпрома не ограничивалась областью экономики. Официальное заявление Торгпрома гласило:

Торгово-промышленный комитет будет продолжать упорную борьбу против советского правительства, будет неуклонно осведомлять общественное мнение культурных стран об истинном смысле событий, происходящих в России, и подготовлять будущее восстание во имя мира и свободы.

3. Господин из Ревеля

В июне 1921 г. группа бывших офицеров царской армии, промышленников и аристократов созвала в Рейхенгалле, в Баварии, международную антисоветскую конференцию. Конференция, на которой присутствовали представители антисоветских организаций всей Европы, выработала план всемирной агитационной кампании против Советской России.

Конференция избрала «Верховный совет монархистов». Задачей его была «подготовка восстановления монархии, возглавляемой законным государем из дома Романовых — в соответствии с основными законами Российской империи».

Новая национал-социалистская партия Германии прислала на конференцию своего делегата. Это был Альфред Розенберг…

Альфред Розенберг, стройный бледный брюнет с тонкими губами, с усталым и хмурым выражением лица, с лета 1919 г. стал завсегдатаем мюнхенских пивных. Его всегда можно было встретить в Аугустинербрау или в Францисканербрау, где он часами просиживал за столиком в углу. Иногда к нему подсаживались знакомые, и хотя он приветствовал их без особого жара, но едва только начинал о чем-то с азартом говорить вполголоса, как немедленно оживлялся, и в темных глазах на белом, как мел, лице загорались искры. Он одинаково бегло объяснялся на русском и на немецком языках.

Розенберг был сыном прибалтийского помещика, который владел большим имением недалеко от порта Ревель. Его отец кичился своим происхождением от тевтонских рыцарей, которые в Средние века захватили балтийские провинции, и молодой Розенберг с гордостью называл себя немцем. До русской революции он учился на архитектурном отделении Рижского политехникума. Как только большевики взяли власть в свои руки, он немедленно бежал с советской территории и присоединился к белогвардейским бандам, которые воевали в Прибалтике под начальством генерала графа Рюдигера фон дер Гольца. В 1919 г. Розенберг внезапно появился в Мюнхене, напичканный антидемократическими и антисемитскими бреднями царских черносотенцев.

Небольшая группа белоэмигрантов и изгнанных из своих поместий прибалтийских баронов регулярно собиралась теперь в Мюнхене слушать ядовитые тирады Розенберга против коммунистов и евреев. Его аудиторию обычно составляли князь Авалов-Бермонт, в прошлом друг Распутина и один из самых жестоких белогвардейских командиров в армии генерала фон дер Гольца, бароны Шнейбер-Рихтер и Арно фон Шикенданц, озлобленные выродки из прибалтийских аристократов, Иван Полтавец-Остраница, украинский погромщик, бывший министр путей сообщения в правительстве кайзеровской марионетки гетмана Павла Скоропадского. Эти люди вполне разделяли черносотенные взгляды Розенберга относительно вырождения демократии и существования международного заговора евреев.

«По сути всякий еврей — большевик», — такова была постоянная тема разглагольствований Розенберга.

Из темных изуверских домыслов Альфреда Розенберга, из его патологической ненависти к евреям и бешеной вражды против советской власти постепенно возникла воспринятая всей мировой контрреволюцией «теория», в основе которой лежали фанатические предрассудки царской России и империалистические притязания Германии. Спасение мира от «выродившейся еврейской демократии и большевизма, — писал Розенберг в своем «Мифе двадцатого века», — должно придти из Германии путем создания нового германского государства». «Долг основателей нового государства, — присовокуплял он, — создать ассоциацию людей согласно принципам тевтонского ордена».

«Раса германских сверхчеловсков призвана завоевать весь мир. Основная идея мировой истории воссияла с севера от голубоглазой белокурой расы, которая своими завоеваниями определила духовный облик мира».

Идея «священного крестового похода» против Советской России проходила красной нитью через все писания Розенберга. Он видел перед собой тот апокалиптический день, когда мощные армии нового «тевтонского ордена» вторгнутся в пределы России и сметут ненавистных большевиков.

«С запада на восток идет волна, — заявлял он, — от Рейна до Вислы. С запада на восток должна она прокатиться — от Москвы до Томска».

Германия переживала тогда тяжелый послевоенный кризис, массовую безработицу, небывалую инфляцию и повсеместный голод. За демократическим фасадом Веймарской республики, созданной по соглашению с германским верховным командованием после кровавой расправы с советами солдатских и рабочих депутатов, клика прусской военщины, юнкеров и промышленных магнатов секретно подготовляла возрождение и будущую экспансию Германской империи. В тайне от всего мира под наблюдением германского верховного командования тщательно разрабатывалась программа будущего перевооружения Германии; сотни инженеров, чертежников и различных технических специалистов работали в секретной научно-исследовательской конструкторской лаборатории, построенной фирмой Борзиг в лесу под Берлином.[31]

Официально германская военная разведка, Отделение III Б, была после окончания войны расформирована. Фактически же она была реорганизована при помощи щедрых субсидий Круппа, Гугенберга и Тиссена и интенсивно работала под начальством заядлого антисемита полковника Вальтера Николаи.

Планы новой германской войны подготовлялись усердно и настойчиво…

Значительную роль в финансировании тайной кампании за возрождение германского империализма играл ловкий энергичный промышленник Арнольд Рехберг, бывший личный адъютант кронпринца и близкий друг некоторых представителей прежнего имперского верховного командования. Рехберг был связан с германским калийным синдикатом. Он был одним из главных покровителей тайных германских националистических и антисемитских обществ. Именно в этой своей деятельности он столкнулся с Розенбергом. Сразу же почувствовав симпатию к контрреволюционному изуверу из Ревеля, Рехберг познакомил его с другим своим подопечным — тридцатилетним австрийским смутьяном и шпионом рейхсвера Адольфом Гитлером.

Рехберг уже ранее предоставлял средства на обмундирование и на прочие расходы нацистской партии Адольфа Гитлера. Теперь Рехберг и его богатые друзья приобрели в собственность захудалую газету «Фелькишер беобахтер» и отдали ее нацистам. Эта газета стала официальным органом нацистской партии. Главным редактором ее Гитлер назначил Альфреда Розенберга.

В день нового, 1921 года, всего через десять дней после того как «Фелькишер беобахтер» стала собственностью нацистов, газета в передовой статье наметила основную линию внешней политики гитлеровской партии:

И когда настанет день и грянет гром у восточных границ Германии, тогда наше дело выставить сотню тысяч человек, готовых пожертвовать жизнью… Те, кто полны решимости пойти на все, должны предвидеть неведение западных евреев… которые поднимут вой, когда мы нападем на восточных евреев.

…Ясно одно — что после вторичного Танненберга русская армия будет отброшена от своих границ. Это наше дело, дело Германии, и оно положит начало нашему восстановлению.

Передовая статья эта принадлежала Альфреду Розенбергу.

Из слияния феодального царизма и обновленного германского империализма двадцатого века возник нацизм…

4. План Гофмана

Альфред Розенберг явился поставщиком политической идеологии германской нацистской партии. Другой приятель Рехберга, генерал Макс Гофман, призван был обеспечить военную стратегию.

Генерал Макс Гофман большую часть своей молодости провел в России в качестве военного атташе при царском правительстве. Он говорил по-русски не хуже, чем на родном языке. В 1905 г. тридцатипятилетним капитаном он был прикомандирован к штабу генерала фон Шлиффена и состоял во время русско-японской войны 1904—1905 гг. представителем германского командования при штабе 1-й японской армии. Гофман никогда не мог забыть того, что ему довелось увидеть на полях Манчжурии. Кажущийся безграничным фронт и плотная масса превосходно обученных атакующих сил врезается, «как нож в масло», в более многочисленную обороняющуюся армию, с большими резервами, но мало оперативную и руководимую неумелым командованием.

В начале первой мировой войны Гофман был назначен начальником оперативного отдела штаба VIII германской армии, защищавшей Восточную Пруссию от ожидаемого удара со стороны русских войск.

Стратегический план, приведший к разгрому царской армии при Танненберге, впоследствии приписывался военными авторитетами не Гинденбургу или Людендорфу, а Гофману. После Танненберга Гофман фактически исполнял обязанности главнокомандующего германскими силами на Восточном фронте. Он был свидетелем крушения русской императорской армии. В Брест-Литовске он диктовал советской делегации условия мира.

В двух войнах Гофман имел возможность видеть русскую армию в деле и оба раза был свидетелем ее полного поражения. Красная армия, по мнению Гофмана, была той же старой русской армией, «превращенной в сброд».

Ранней весной 1919 г. генерал Макс Гофман появился на Парижской мирной конференции с готовым планом наступления на Москву, возглавляемого германской армией. С точки зрения Гофмана, план его сулил двойную выгоду. Он должен был не только «избавить Европу от большевизма», но одновременно спасти германскую имперскую армию и предотвратить ее расформирование. План Гофмана в измененном виде был санкционирован маршалом Фошем…

22 ноября 1919 г. в интервью для лондонской «Дейли телеграф» Гофман заявил: «За последние два года я постепенно пришел к убеждению, что большевизм является самой страшной опасностью, какая угрожала Европе в течение веков…» В своей книге «Война упущенных возможностей» Гофман сетует на то, что его первоначальный план похода на Москву не был осуществлен.

После одного из приездов генерала Гофмана в Берлин в 1923 г. английский посол лорд Д'Абернон отмечает в своем дипломатическом дневнике:

Все его убеждения подчинены одной основной идее, а именно, что в мире до тех пор не установится порядок, пока западные цивилизованные державы не объединятся и не уничтожат советское правительство.

…На вопрос, верит ли он в возможность союза между Францией, Германией и Англией для нападения на Россию, он ответил: «Это настолько необходимо, что это должно быть!»

В последовавшие за войной годы, после провала вооруженной интервенции в Советской России, Гофман предложил новый план и начал распространять его в виде конфиденциального меморандума среди различных генеральных штабов Европы. Меморандум сразу же пробудил живейший интерес в растущих профашистских кругах. Маршал Фош и начальник его штаба Петэн, оба личные и близкие друзья Гофмана, горячо поддержали его новый план. Среди лиц, также выразивших свое одобрение, были Франц фон Папен, генерал барон Карл фон Маннергейм, адмирал Хорти и британский начальник морской разведки адмирал сэр Барри Домвиль.

План Гофмана в позднейших его вариантах нашел поддержку среди значительной и влиятельнейшей части германского верховного командования, хотя он представлял собой коренное отклонение от традиционной германской политической и военной стратегии бисмарковской школы.[32]

В новом плане Гофман проектировал союз Германии с Францией, Италией, Англией и Польшей в целях совместного выступления против Советской России. Стратегически, согласно высказыванию прозорливого европейского комментатора Эрнеста Генри в книге «Гитлер над Россией?», план предусматривал:

…концентрацию новых армий на Висле и Двине, как это сделал Наполеон, молниеносный удар, под германским командованием, по отступающим большевикам, занятие Ленинграда и Москвы в течение нескольких недель, наконец, очищение страны вплоть до Урала — и спасение гибнущей цивилизации путем завоевания половины материка.

Итак, всю Европу требовалось мобилизовать и бросить, под водительством Германии, против Советского Союза.

Глава IX

НЕОБЫКНОВЕННАЯ СУДЬБА ОДНОГО ТЕРРОРИСТА

1. Возвращение Сиднея Рейли

Берлин, декабрь 1922 г. Германский морской офицер и офицер английской разведывательной службы беседовали в шумном зале знаменитого отеля «Адлон» с молодой, красивой, элегантно одетой дамой. Это была лондонская звезда музыкальной комедии Пепита Бобадилья, известная также как миссис Чемберс, вдова популярного английского драматурга Хэддона Чемберса. Разговор зашел о шпионаже. Англичанин заговорил об удивительных приключениях в Советской России одного из агентов английской разведки, которого он называл мистер С. Немец слыхал о мистере С. Каждый спешил рассказать какой-нибудь эпизод из его невероятных похождений. Под конец миссис Чемберс не могла сдержать любопытства и спросила: «Кто же такой мистер С.?»

— Кем он только не был, — ответил англичанин. — Ведь я же вам говорю, миссис Чемберс, что мистер С. — загадочная личность, самая загадочная личность в Европе. Кстати, могу добавить, что его голова оценена дороже, чем голова кого-либо из смертных. Большевики отдали бы целую область, чтобы заполучить его живым или мертвым… Он живет среди постоянных опасностей. Он не раз служил нам глазами и ушами в России и, между нами говоря, только благодаря ему большевизм не стал большей угрозой для западной цивилизации, чем теперь.

Миссис Чемберс жаждала узнать побольше о загадочном мистере С. Собеседник ее улыбнулся: «Я его видел сегодня, он живет здесь, в отеле „Адлон“»…

В тот же вечер миссис Чемберс впервые удалось взглянуть на мистера С. Это был, как писала она впоследствии, «вылощенный и элегантный мужчина, худощавый и смуглый, с несколько желчным выражением лица, какое может быть у человека, который не раз бросал вызов смерти». Миссис Чемберс влюбилась в него с первого взгляда.

Их познакомили. В этот вечер мистер С. разговаривал с миссис Чемберс «о положении в Европе, о России, о ЧК», а главное — о «большевистской опасности»… Он сообщил миссис Чемберс свое настоящее имя: капитан Сидней Джордж Рейли…

После провала своего заговора против советской власти в 1918 г. Сидней Рейли был снова послан в Россию британским военным министром Уинстоном Черчиллем, чтобы помочь генералу Деникину в организации шпионажа. Кроме того, Рейли служил связующим звеном между Деникиным и его многочисленными европейскими союзниками в борьбе против Советов. В течение 1919—1920 гг. английский шпион деятельно трудился в Париже, Варшаве и Праге над организацией антисоветских армий и шпионско-диверсантских агентств.

Далее он работал в качестве полуофициального агента на некоторых белоэмигрантов-миллионеров, в частности на своего старого приятеля и хозяина графа Шуберского. Одним из самых дерзких проектов, который Рейли помог осуществить за этот период, был Торгпром — объединение белоэмигрантских промышленников с их англо-французскими и немецкими коллегами.

В результате своих финансовых операций Рейли скопил довольно значительное состояние и был членом правления ряда фирм, связанных с крупными русскими коммерческими предприятиями.

Он завел важные международные связи и насчитывал среди своих друзей таких лиц, как Уинстон Черчилль, генерал Макс Гофман и начальник финского главного штаба Валлениус.

Фанатическая ненависть английского шпиона к Советской России не убывала. Уничтожение большевизма стало главным смыслом его жизни. Увлечение Наполеоном, незадачливым псевдозавоевателем России, сделало его рьяным коллекционером предметов, относящихся к Наполеону. Стоимость его коллекции достигала десятков тысяч долларов. Личность Наполеона гипнотизировала его.

«Корсиканский лейтенант артиллерии загасил пламя французской революции, — говорил Сидней Рейли. — Почему бы агенту английской разведки, при стольких благоприятных данных, не стать хозяином Москвы?».

18 мая 1923 г. миссис Чемберс сочеталась браком с капитаном Сиднеем Рейли в регистратуре на Генриетта-стрит, в Лондоне. Свидетелем был капитан Хилл, старый соратник Рейли московских времен.

Миссис Чемберс вскоре вошла в курс невероятных похождений своего супруга. Впоследствии она писала:

Постепенно я была посвящена в те фантастические дела, которые творятся за кулисами европейской политики. Я угнала, что в каждой европейской столице под наружным спокойствием скрывается лихорадочная подрывная деятельность эмигрантов против теперешних властителей их родной страны. В Берлине, в Париже, в Праге и даже в Лондоне группки эмигрантов собирались, строили планы, замышляли заговоры. Гельсингфорс (Хельсинки) кишмя кишел контрреволюционерами, финансируемыми и поощряемыми целым рядом европейских государств. Сидней крайне интересовался этим делом и тратил па него много времени и денег.

Однажды в лондонскую квартиру Сиднея Рейли явился таинственный посетитель. Сперва он представился как «мистер Уорнер». У него была большая черная борода, закрывавшая почти все лицо, выдающиеся скулы и холодные серо-голубые глаза. Это был рослый мужчина с длинными, болтавшимися чуть не до колен руками. Он предъявил свои документы. Они состояли из британского паспорта, удостоверения, подписанного главой партии эсеров Борисом Савинковым, и рекомендательного письма от одного видного английского государственного деятеля.

— Я пробуду в Лондоне около недели, — заявил Рейли его гость. — Мне нужно договориться с вашим министерством иностранных дел.

После этого «мистер Уорнер» открыл свое инкогнито. Его настоящая фамилия была Дребков, он подвизался в качестве руководителя одной из пятерок в антисоветской организации Рейли в России в 1918 г. А теперь он возглавлял белогвардейскую подпольную организацию в Москве.

— У вас был хорошо организованный аппарат в России, капитан Рейли, — заявил Дребков. — Мы восстановили прежние связи и наладили работу. Все ваши бывшие агенты там. Помните Палкина? Он работает у нас… Рано или поздно мы одолеем краснокожих — и наступит хорошая жизнь. Но вы ведь знаете наш русский нрав. Мы строим, и строим, и строим планы, готовим один замечательный заговор за другим, а потом ссоримся между собой из-за пустяков, упускаем один счастливый случай за другим, и ничего не получается. — Затем Дребков перешел к цели своего визита. — Нам нужен для России настоящий человек, капитан Рейли, человек, который умеет приказывать и добиваться своего, чьи приказания — закон, человек, который будет руководителем, диктатором, если хотите, вроде Муссолини в Италии, человек, который решительно положит конец распрям между тамошними нашими друзьями и выкует из нас оружие такой силы, чтобы поразить им теперешних властителей России прямо в сердце.

— Что вы скажете о Савинкове? — спросил Сидней Рейли. — Он сидит в Париже. Это самый подходящий для вас человек, по-настоящему большой человек, большая личность, прирожденный руководитель и организатор.

Миссис Рейли, излагая весь разговор в своих воспоминаниях, добавляет:

Я слышала по тону Сиднея, какую огромную жертву он приносил, передоверяя это дело Савинкову, русскому руководителю, которым он так искренне восхищался.

2. «Дело, как всякое другое!»

Борис Савинков, которого неофициальные круги, делающие политику на Даунинг-стрит и Кэ д'Орсэ, серьезно рассматривали в 1924 г. как будущего диктатора России, был во многих отношениях одним из самых выдающихся людей, вынырнувших из хаоса крушения старой России. Худощавый, бледный, лысоватый человек с вкрадчивыми манерами, безукоризненно одетый, в неизменном сюртуке и лакированных ботинках, он скорее напоминал «директора банка», как однажды выразился Сомерсет Могэм, чем знаменитого террориста и матерого контрреволюционера. Способности его были многообразны. Уинстон Черчилль, которому Савинкова представил Сидней Рейли, впоследствии описал русского террориста в своей книге «Великие современники» как человека, сочетающего в себе «мудрость государственного деятеля, качества полководца, отвагу героя и стойкость мученика». «Вся жизнь Савинкова, — добавляет Черчилль, — прошла в заговорах».

Еще юношей Савинков был одним из влиятельных членов партии эсеров в царской России. Вместе с четырьмя другими членами он возглавлял боевую организацию партии, особый террористический комитет, ведавший подготовкой убийств царских сановников. Так, великий князь Сергей, дядя царя, и Плеве, министр внутренних дел, были убиты боевой организацией в начале двадцатого столетия.[33]

После того как первая попытка свержения царского режима в 1905 г. потерпела неудачу, Борис Савинков в значительной мере охладел к революционной деятельности и занялся литературой. Он написал сенсационный автобиографический роман «Конь бледный», где описал свою роль в убийстве Плеве и великого князя Сергея. Он рассказал, как он сидел переодетый английским агентом в маленьком домике на одной из боковых улиц русского города с подложным английским паспортом в кармане и «тремя килограммами динамита под столом», день за днем ожидая, когда карета великого князя проедет по этой улице.

Много лет спустя, когда во время первой мировой войны английский писатель Сомерсет Могэм был послан английской разведкой в Россию, чтобы установить связь с Савинковым,[34] он сказал русскому террористу, что, вероятно, понадобилось много мужества для осуществления этих убийств, на что Савинков ответил:

— Поверьте мне, ничуть. Это такое же дело, как всякое другое. К нему тоже привыкаешь.

В июне 1917 г. Борис Савинков, профессиональный убийца и писатель, был назначен Керенским, по совету представителей союзных держав, на пост политического комиссара 7-й армии на Галицийском фронте. В войсках этой группировки выражалось недовольство Временным правительством, и решено было, что савинковские крутые приемы помогут уладить дело. Савинков подавил брожение. По слухам, он собственными руками застрелил большевиков, представителей совета солдатских депутатов…

По настоянию Савинкова Керенский назначил генерала Корнилова главнокомандующим русских армий. Сам Савинков стал товарищем военного министра. В то время он уже состоял тайным агентом французского правительства и подготовлял устранение Керенского и установление военной диктатуры во главе с Корниловым.

После Октябрьской революции Савинков руководил антисоветским мятежом в Ярославле, организованным на французские средства и приуроченным к замышлявшемуся Сиднеем Рейли перевороту в Москве. Савинковские отряды были разбиты Красной армией, а сам он еле спасся. Он бежал из России и стал одним из дипломатических представителей белоэмигрантов в Европе. Вот что писал Уинстон Черчилль о Савинкове в «Великих современниках»: «Этот экс-нигилист проявил недюжинные способности и к власти, и к интригам, руководя всеми отношениями с союзниками и с политически столь же важными прибалтийскими и лимитрофными государствами, которые составляли в то время „санитарный кордон“ на Востоке».

В 1920 г. Савинков перекочевал в Польшу. С помощью своего доброго приятеля маршала Пилсудского он собрал тридцать тысяч офицеров и солдат, вооружил их и стал готовить к новому нападению на Советскую Россию.

Затем он перенес свою штаб-квартиру в Прагу. Там, работая в тесном контакте с фашистским генералом Гайда, Савинков создал организацию, известную под названием Зеленой гвардии и в основном состоявшую из бывших царских офицеров и погромщиков-контрреволюционеров. Зеленогвардейцы не раз вторгались в пределы Советской России, грабили, громили, жгли деревни, истребляли рабочих и крестьян, убивали местных должностных лиц. В этой деятельности Савинкову активно помогали агентства тайной полиции многих европейских государств.

Один из помощников Савинкова, эсер-террорист Фомичев, организовал филиал савинковского шпионско-диверсионного аппарата в Вильно, бывшей столице Литвы, захваченной поляками в 1920 г. Группа Фомичева, при участии польской разведки, стала формировать на советской территории тайные ячейки в целях шпионажа и в помощь диверсантам, которые посылались из Польши и которые польское правительство снабжало оружием, деньгами и подложными документами.

Впоследствии в письме в газету «Известия» (напечатано 17 сентября 1924 г.) Фомичев описал деятельность своей группы:

Когда эти шпионы и отряды возвращались обратно после убийств и ограблений, я служил связью между ними и польскими властями, передавая последним похищенные документы и разведывательные материалы. Таким образом несколько раз были посланы в Советскую Россию отряды Сергея Павловского, Прудникова, Монича, Давида Иванова и ряд других более мелких отрядов, а также одиночек-шпионов и террористов! Между прочим, я помню, как в 1922 г. был послан в Россию полковник Свежевский с заданием убить Ленина…

Волевые качества Савинкова, его беззастенчивость в выборе средств и незаурядные организаторские способности неизменно импонировали тем белоэмигрантам и антисоветски настроенным государственным деятелям Европы, которые не переставали мечтать о свержении советского правительства. Но временами репутация Савинкова ставила этих лиц в несколько затруднительное положение. Когда в 1919 г. в Париже Уинстон Черчилль вел переговоры с бывшим царским министром Сазоновым, встал вопрос о Савинкове. Черчилль впоследствии изложил этот инцидент в своей книге «Великие современники».

— Каково ваше отношение к Савинкову? — спросил Черчилль.

Бывший царский министр сделал негодующий жест:

— Да ведь это убийца. Я сам не понимаю, как могу работать заодно с ним! Но что делать? Ему нет равного по деловитости, изворотливости и решительности.

3. Воскресный день в Чекерсе

В 1922 г. в разоренных областях России свирепствовал голод и казалось, что близкое крушение советского строя неминуемо. Государственные деятели Европы, белоэмигранты и политическая оппозиция внутри Советской России деятельно заключали тайные соглашения и формировали новые русские правительства, которые были бы готовы в нужный момент приступить к исполнению своих обязанностей. Жаркие споры шли относительно возможного диктатора России. Капитан Сидней Рейли привез Савинкова к Уинстону Черчиллю.

Черчилля давно уже интриговала личность этого «литературного убийцы», как он называл Савинкова. Согласившись с Рейли, что Савинков человек, на которого можно возложить руководство крупными операциями», Черчилль решил представить его британскому премьер-министру Ллойд Джорджу. Секретное совещание должно было состояться в Чекерсе, загородной резиденции британских премьеров.

Черчилль и Савинков вместе отправились в автомобиле в Чекерс.

«Это было в воскресенье, — повествует Черчилль в „Великих современниках“. — У премьер-министра в гостях было несколько духовных лиц из независимой церкви, кроме того, он был окружен хором певцов, которые приехали из Уэльса специально, чтобы устроить в его честь хоровой концерт. Несколько часов подряд они превосходно исполняли уэльские гимны, после чего состоялась наша беседа».

Однако Ллойд Джордж не был склонен покровительствовать союзу английского правительства с Борисом Савинковым. С точки зрения Ллойд Джорджа, в России «самое худшее было позади». Большевистский опыт социалистического контроля над промышленностью страны, разумеется, потерпит неудачу. Большевистские вожди, «поставленные перед ответственностью фактического управления государством», отступят от своих коммунистических доктрин.

Что же касается «коммунистической угрозы миру», которая, по-видимому, так волнует Черчилля и Интеллидженс сервис, то она попросту не существует, заявил Ллойд Джордж…

— Господин премьер-министр, — возразил Борис Савинков обычным своим строгим, корректным тоном, после того как Ллойд Джордж кончил говорить, — разрешите мне заметить, что за падением Римской империи последовало средневековье.

4. Московский процесс 1924 г

Смерть Ленина 21 января 1924 г. оживила надежды Рейли. Его агенты сообщали из России, что оппозиционные элементы внутри страны возобновили свои попытки захватить власть. В самой партии большевиков налицо крупные разногласия и, по-видимому, имеется возможность добиться полного раскола. С точки зрения Рейли, момент для удара был самый благоприятный.

Рейли пришлось примириться с тем фактом, что его прежние планы восстановления в России царского режима устарели. Россия слишком далеко ушла от царизма. Рейли полагал, что можно будет создать диктатуру, опираясь на кулачество и различные военные и политические элементы, враждебные советскому правительству. Он был убежден, что Борис Савинков — самая подходящая фигура для установления в России такого же режима, какой возглавлял Муссолини в Италии. Английский шпион кочевал из одной европейской столицы в другую. стараясь добиться от разведывательной службы и генерального штаба каждой страны поддержки предприятия Савинкова.

Одним из главных лиц, примкнувших в это время к антисоветской кампании, был сэр Генри Вильгельм Август Детердинг, голландец, принявший английское подданство и получивший титул «сэра», глава британского международного нефтяного концерна «Ройял датч шелл». Детердинг как представитель мирового капитала выступил в роли активного деятеля интервенции в Советской России и ее финансовой опоры.

Благодаря стараниям Рейли английский нефтяной король заинтересовался Торгпромом — организацией капиталистов-белоэмигрантов.

У Лианозова и Манташева в Париже и у других членов Торгпрома в Европе Детердинг ловко скупил акции на крупнейшие нефтяные промыслы Советской России. Не добившись в начале 1924 г. контроля над советской нефтью путем дипломатического нажима, английский нефтяной король провозгласил себя «владельцем» русской нефти и объявил советский режим вне закона и за пределами цивилизации. Пустив в ход все грандиозные ресурсы своего богатства, влияния и бесчисленной тайной агентуры, сэр Генри Детердинг объявил войну Советской России с откровенным намерением завладеть богатыми нефтяными источниками советского Кавказа.

Участие Детердинга влило новые силы в предприятие Сиднея Рейли. Английский шпион немедленно начертал конкретный план нападения на Советскую Россию и представил его на рассмотрение заинтересованным лицам из европейских генеральных штабов. В этот план, вариант плана Гофмана, были включены как политические, так и военные мероприятия.

В политическом плане Рейли предусматривал контрреволюционное восстание в России, начатое тайной оппозицией совместно с террористами Савинкова. Как только контрреволюция будет пущена в ход, откроется военная фаза. Лондон и Париж официально заявят о непризнании советского правительства и признают Бориса Савинкова диктатором России. Белые армии, находящиеся в Югославии и Румынии, вторгнутся на советскую территорию. Польша двинется на Киев. Финляндия блокирует Ленинград. Одновременно начнется вооруженное восстание на Кавказе, возглавляемое последователями грузинского меньшевика Ноя Жордания.[35] Кавказ будет отделен от остальной России и объявлен «независимой» Закавказской федерацией под англо-французским протекторатом, а нефтяные источники и нефтепроводы будут возвращены прежним владельцам и иностранным акционерам.

План Рейли был одобрен и утвержден антибольшевистски настроенными руководителями французского, польского, финляндского и румынского генеральных штабов. Английское министерство иностранных дел было крайне заинтересовано в проекте отделения Кавказа от России. Итальянский фашистский диктатор Бенито Муссолини пригласил Бориса Савинкова в Рим для специального совещания. Муссолини хотел познакомиться с «русским диктатором». Он предложил снабдить агентов Савинкова итальянскими паспортами и тем обеспечить их переезды через русскую границу во время подготовки к нападению. Кроме того, дуче обещал дать инструкцию своим фашистским дипломатам и своей тайной полиции ОВРА об оказании Савинкову всяческой помощи…

Говоря словами Рейли, «грандиозный контрреволюционный заговор близился к осуществлению».

10 августа 1924 г. после долгой заключительной беседы с Рейли, Борис Савинков, снабженный итальянским паспортом, выехал в Россию. Его сопровождало несколько верных сподвижников и адъютантов из его «Зеленой гвардии». По переезде через границу ему предстояло сделать последние приготовления к повсеместному мятежу. Все меры были приняты, чтобы сохранить его инкогнито и обеспечить ему безопасность. В момент прибытия на советскую территорию его должны были встретить представители заговорщиков, которые проникли на ответственные посты в пограничных советских городах. Сейчас же по приезде Савинков должен был через тайного агента послать информацию Рейли.

Шли дни, а известий от Савинкова не поступало. Рейли ждал их в Париже со все возрастающим нетерпением и беспокойством и не мог ничего предпринять, пока не приедет курьер. Прошла неделя, две…

28 августа вспыхнуло намеченное по плану восстание на Кавказе. На рассвете вооруженный отряд приспешников Ноя Жордания напал на мирно спавший городок Чиатуры в Грузии, перебил местных советских должностных лиц и завладел городом. Террористические акты, убийства и взрывы прокатились по всему Кавказу. Были сделаны попытки захвата нефтяных промыслов…

На следующий день Рейли узнал о том, что произошло с Борисом Савинковым. 29 августа 1924 г. советская газета «Известия» сообщила, что бывший террорист и контрреволюционер Борис Савинков арестован советскими властями при попытке нелегально перейти советскую границу.

Савинков и его сподвижники переходили границу из Польши. На советской территории их встретила группа людей, которых они приняли за соучастников и которые проводили их в какой-то дом в Минске. Не успели они приехать, как появился вооруженный советский офицер и заявил, что дом оцеплен. Савинков и его спутники попали в ловушку.

Восстание на Кавказе постигла такая же неудача. Горцы, на которых контрреволюционеры рассчитывали как на союзников, встали на защиту советского строя. Вместе с рабочими нефтяных промыслов они охраняли железные дороги, нефтепроводы и нефтяные промыслы до прибытия регулярных советских войск. Стычки происходили в течение нескольких недель, но с самого начала было ясно, что мятеж обречен на провал. Газета «Нью-Йорк таймс» сообщила 13 сентября 1924 г., что кавказское восстание «субсидировалось и руководилось из Парижа» «влиятельными капиталистами» и «бывшими владельцами бакинских нефтяных источников». Несколько дней спустя остатки контрреволюционной армии Жордания были окружены и взяты в плен советскими войсками.

Арест Савинкова и провал кавказского восстания были достаточно неприятны Сиднею Рейли и его друзьям; но открытый процесс Савинкова, состоявшийся вскоре после того в Москве, оказался для них жесточайшим ударом. К ужасу и недоумению многих видных лиц, замешанных в его планах, Борис Савинков изложил подробности всего заговора. Он преспокойно заявил советскому суду, что с самого начала знал о ловушке, ожидавшей его при переходе советской границы. «Вы ловко залучили меня в свои сети, — сказал Савинков офицеру, арестовавшему его. — Собственно говоря, я подозревал ловушку, но я решил во что бы то ни стало вернуться в Россию, И знаете почему? Я решил прекратить борьбу против вас».

Савинков сказал, что видит, наконец, всю безнадежность и все зло антисоветского движения. Он изобразил себя перед судом как честного, но введенного в заблуждение русского патриота, который постепенно изверился в своих соучастниках и в их целях.

«С ужасом убеждался я, — говорил он, — что они заботятся не о родине, не о народе, а исключительно о своих классовых интересах».

Савинков сообщил суду, что в 1918 г. французский посол Нуланс финансировал его тайную террористическую организацию в России. Нуланс отдал Савинкову приказ поднять мятеж в Ярославле в начале июля 1918 г. и обещал эффективную помощь в виде десанта французских войск. Мятеж произошел в назначенный срок, но помощь не явилась.

— Какие вы получали денежные пособия в то время, в каких размерах? — спросил председатель суда.

— Помню, я был в полном отчаянии, — ответил Савинков, — когда я не знал, откуда взять средства, и в это время без моей просьбы ко мне явились чехи. Эти чехи мне передали сразу довольно большую сумму — 200 тысяч керенских денег. Вот эти 200 тысяч керенских рублей, собственно говоря, тогда спасли эту организацию. Единственное, что говорили чехи, — это то, что они хотели бы, чтобы эти деньги, если возможно, были бы употреблены на террористическую борьбу. Они знали, — я не скрывал этого, — что я в борьбе своей признавал террористические способы. Они это знали и, передавая деньги, подчеркивали, что они хотели бы, чтобы эти деньги были, если возможно, употреблены главным образом на террористическую борьбу.

В последующие годы, говорил Савинков, ему, как русскому патриоту, стало ясно, что антисоветские элементы за границей заинтересованы не в том, чтобы поддерживать его борьбу как таковую, а смотрят на нее, как на способ приобретения русских нефтяных источников и других минеральных богатств. «Очень много, очень упорно говорили англичане со мной о том, — сказал Савинков, — что желательно образовать независимый юго-восточный союз из Северного Кавказа и Закавказья. Говорили о том, что этот союз должен быть только началом, что потом с ним должен объединиться Азербайджан и Грузия. Я в этом чувствовал запах нефти».

Савинков описал свои переговоры с Уинстоном Черчиллем.

— Черчилль мне показал карту юга России, где флажками были указаны деникинские и ваши войска. Помню, как меня потрясло, когда я подошел с ним к этой карте и он показал мне деникинские флажки и вдруг сказал: «Вот это моя армия». Я ничего не ответил, у меня приросли ноги к полу, я хотел выйти, но я сейчас же представил себе: вот я хлопну дверью и выйду со скандалом из этого кабинета, а там — на далеком фронте, какие ни на есть русские добровольцы будут ходить без сапог.

— Из каких соображений англичане и французы давали эти самые сапоги, патроны, пулеметы и т. д.? — спросил председатель.

— Официальные соображения их были, конечно, весьма благородны, — ответил Савинков. — «Мы — верные союзники, вы — изменники» и т. п. А то, что под этим скрывалось, было следующее: как минимум, — вот нефть — чрезвычайно желательная вещь; а как максимум, — ну что же, русские подерутся между собой, тем лучше, тем меньше русских останется, тем слабей будет Россия.

Сенсационные показания Савинкова продолжались два дня. Он описал всю свою карьеру заговорщика. Он назвал известных государственных деятелей и капиталистов Англии, Франции и других европейских стран, которые оказывали ему поддержку. Он сказал, что невольно стал их орудием.

— Я жил под стеклянным колпаком. Это значит, что я никого не видел, кроме своих. Я не знал народа, я не знал крестьян, рабочих. Я любил их. Я готов был жизнь свою отдавать и отдавал. Но интересы их, истинные их желания, естественно, мог ли я знать?

В 1923 г. он начал понимать «всемирное значение» большевистской революции. Он стал стремиться обратно в Россию, чтобы «увидеть все своими глазами и услышать своими ушами».

«А может быть, все то, что я читаю в заграничных газетах, есть ложь? — продолжал Савинков. — Не может быть, чтобы люди, против которых бороться нельзя, против которых никто не может бороться, чтобы эти люди ничего не сделали для русского народа».

Советский суд приговорил Бориса Савинкова к смертной казни, как изменника родине, но, приняв во внимание его чистосердечные показания, суд заменил приговор десятью годами тюремного заключения.[36]

Как только сообщение об аресте Савинкова и ошеломляющее известие об его отступничестве достигли Парижа, Сидней Рейли помчался в Лондон советоваться со своими хозяевами. 10 сентября 1924 г. в «Морнинг пост», органе английских консерваторов, появилось пространное и сенсационное сообщение Рейли. Рейли заявлял, что открытый процесс Савинкова в Москве фактически не имел места. Он категорически утверждал, что Савинков был убит при переходе советской границы, а весь процесс — чудовищный обман:

Савинков был убит при попытке перейти русскую границу, а ЧК инсценировала в Москве при закрытых дверях фальсифицированный процесс с одним из своих агентов в главной роли.[37]

Рейли горячо защищал непримиримость Савинкова, как антисоветского заговорщика:

Я имел счастье быть одним из самых близких его друзей и пламенных почитателей и я считаю своим священным долгом выступить на защиту его чести… В числе очень немногих людей я был осведомлен о его намерении пробраться в Советскую Россию… Я проводил с Савинковым целые дни вплоть до его отъезда на советскую границу. Я пользовался его полным доверием, и его планы были выработаны вместе со мной.

Заявление Рейли кончалось обращением к редактору «Морнинг пост»:

Сэр, я обращаюсь к вам, как к руководителю органа, который всегда был признанным поборником антибольшевизма и антикоммунизма, и прошу вас помочь мне обелить имя и честь Бориса Савинкова!

В то же время Рейли отправил приватное, осторожно сформулированное письмо Черчиллю:

Дорогой мистер Черчилль!

Несчастье, постигшее Бориса Савинкова, несомненно, произвело на вас весьма тягостное впечатление. Ни мне, ни другим его близким друзьям и сотрудникам не удалось до сих пор узнать что-либо достоверное о его участи. Мы твердо убеждены в том, что он стал жертвой самой подлой и наглой из всех интриг ЧК. Наше мнение высказано в письме, которое я отправил сегодня в «Морнинг пост». Зная ваш неизменный благожелательный интерес, позволяю себе приложить при сем копию для вашего сведения.

Преданный вам, дорогой мистер Черчилль,
(Сидней Рейли.)

Однако неоспоримая подлинность процесса была вскоре установлена, и Рейли был вынужден адресовать в «Морнинг пост» другое письмо. Оно гласило:

Подробные, в значительной части даже стенографические отчеты печати о процессе Савинкова, подтвержденные свидетельствами достойных доверия и беспристрастных очевидцев, не оставляют никакого сомнения в предательстве Савинкова. Мало того, что он изменил своим друзьям, своей организации, своему делу, он сознательно и безоговорочно перешел на сторону своих бывших врагов. Он помог своим тюремщикам нанести тягчайший удар антибольшевистскому движению и добиться крупного политического успеха, который они сумеют использовать как во вне, так и внутри страны. Своим поступком Савинков навсегда вычеркнул свое имя из почетного списка деятелей антикоммунистического движения. Его бывшие друзья и почитатели скорбят о его страшном и бесславном падении, но те из них, которые ни при каких обстоятельствах не пойдут на сговор с врагами рода человеческого, по-прежнему сильны духом. Моральное самоубийство их руководителя побуждает их еще теснее сплотить ряды и «продолжать дело».
(С почтением) (Сидней Рейли.)

Вскоре после этого Рейли получил от Уинстона Черчилля сдержанную записку.

Чартуэлль Мэнор

Уэстерхэм, Кент

15 сентября 1924 г.

Дорогой мистер Рейли!

Ваше письмо крайне заинтересовало меня. Дело приняло такой оборот, какого я лично ожидал с самого начала. Полагаю, что не следует судить Савинкова слишком строго. Он был поставлен в ужасное положение, и только те, кому удалось с честью выйти из такого испытания, вправе произнести над ним приговор. Я, во всяком случае, подожду конца всей истории, прежде чем менять свое мнение о Савинкове.
(Уважающий вас) (У. С. Черчилль.)

Опубликование исповеди и показаний Савинкова причиняло большую неприятность тем лицам в Англии, которые поддерживали его предприятие. В самый разгар скандала Рейли поспешил убраться в Соединенные Штаты. Черчилль временно удалился в свое поместье в Кенте. А британское министерство иностранных дел хранило осторожное молчание.

Далее последовал сенсационный финал.

Примерно в конце октября 1924 г., за несколько дней до всеобщих выборов в Англии, крупные заголовки газеты «Дейли мейл», издаваемой лордом Ротермиром, лаконично сообщили о раскрытии Скотланд-ярдом злокозненного советского заговора против Великобритании. В качестве документального доказательства заговора «Дейли мейл» приводила пресловутое «письмо Зиновьева», якобы представлявшее собой инструкции председателя Коминтерна английским коммунистам о способах борьбы с консерваторами на предстоящих выборах.

Таков был ответ консерваторов на признание Савинкова, и он возымел действие. Консерваторы одержали на выборах победу на ярко выраженной антибольшевистской платформе.

Много лет спустя сэр Уиндэм Чайлдс из Скотланд-ярда констатировал, что никакого письма Зиновьева никогда на самом деле не было. Документ был фальшивкой, и многие иностранные агенты были замешаны в его изготовлении. Первоначальный текст вышел из недр берлинского агентства полковника Вальтера Николаи, бывшего начальника германской имперской военной разведки, теперь работавшего в тесном контакте с нацистской партией. С благословения Николаи, некий барон Икскюль, прибалтийский белогвардеец, позднее возглавлявший нацистское агентство печати, учредил в германской столице специальную контору по изготовлению антисоветских документов и по возможно более широкому и эффективному распространению этих фальшивок.

Ознакомление британского министерства иностранных дел, а за ним и «Дейли мейл» с фальсифицированным письмом Зиновьева произошло через Джорджа Белла, таинственного интернационального шпиона. Белл состоял на жаловании у нефтяного магната сэра Генри Детердинга.

Глава X

К ФИНСКОЙ ГРАНИЦЕ

1. Антибольшевизм на Бродвее

Осенью 1924 г. на пристани собралась делегация русских белогвардейцев, чтобы приветствовать прибывших в Америку на пароходе «Новый Амстердам» капитана Сиднея Рейли с супругой. Здесь были и цветы, и шампанское, и пылкие речи в честь «героя антибольшевистского крестового похода».

Рейли очень скоро почувствовал себя в Соединенных Штатах как дома. Там в это время широко обсуждался вопрос об американском займе Советской России. Большое число видных американских дельцов стояло за заем, а советское правительство, стремясь завязать дружеские отношения с Америкой и остро нуждаясь в капиталах и техническом оборудовании для восстановления своего разрушенного хозяйства, готово было ради их получения пойти на некоторые уступки.

«Перспективы получения займа были вполне благоприятны для Советов, — вспоминала позднее миссис Рейли, — однако Сидней решил, что этому не бывать». Значительная часть его работы в Америке была направлена на то, чтобы воспрепятствовать этому займу.

Рейли немедленно окунулся в борьбу против предполагаемого займа. Он открыл на нижнем Бродвее частную контору, которая вскоре сделалась штаб-квартирой антисоветских и белогвардейских заговорщиков в Соединенных Штатах. Вскоре огромное количество антисоветской пропаганды стало поступать из его конторы и рассылаться по Соединенным Штатам в адреса влиятельных издателей, фельетонистов, педагогов, политических и финансовых деятелей.

Рейли предпринял турне по всей стране, выступая с публичными докладами об «опасности большевизма, грозящего цивилизации и мировой торговле». Он провел ряд «конфиденциальных бесед» с избранными слушателями из числа дельцов с Уолл-стрит и с богатыми промышленниками во многих городах Америки.

«Как в публичных выступлениях, так и в газетных статьях, — писала миссис Рейли, — Сидней боролся против займа большевикам, и само собой разумеется, что с помощью одного разоблачения за другим, одной сенсации за другой он одержал полную победу, и советское правительство так и не получило займа».[38]

Но главная антисоветская деятельность Рейли в Соединенных Штатах заключалась отнюдь не в саботировании займа. Основным его делом было создание на американской почве филиала «Международной антибольшевистской лиги», которая оказывала бы эффективную помощь различным антисоветским организациям, насаждаемым им как в Европе, так и в самой России. Филиалы этой лиги функционировали уже в Берлине, Лондоне, Париже и Риме, равно как и в прибалтийских и балканских государствах, составлявших «санитарный кордон». На Дальнем Востоке филиал лиги, финансируемый Японией, был учрежден в Харбине, под руководством известного бандита, казачьего атамана Семенова. В Соединенных Штатах не было ни одной оформленной организации этого рода. А между тем для ее создания здесь имелся богатый материал…

Русские белогвардейцы, приятели Рейли, сразу же помогли ему завязать связи с наиболее влиятельными и богатыми из числа их знакомых американцев, которые охотно согласились субсидировать его антисоветское предприятие.

Что касается денег, то настоящий рынок для такого рода сделок — здесь и только здесь, — писал Рейли в конфиденциальном письме к одному из своих европейских агентов. — Однако, чтобы добыть эти деньги, нужно приехать сюда с вполне определенным и солидным проектом и предъявить вполне реальные доказательства того, что группа меньшинства будет в скором времени в состоянии предпринять и осуществить реорганизацию дела.

«Группа меньшинства», о которой Рейли сообщал на своем условном языке, — это антисоветское движение в России. «Реорганизация дела» обозначала свержение советского правительства. Рейли добавлял:

С подобными данными было бы возможно прежде всего войти и контакт с крупнейшим автомобильным промышленником, заинтересовать его получением привилегий, представив ему гарантии, не только словесные, что эти привилегии войдут в силу. Как только его удастся привлечь, денежный вопрос можно считать решенным.

Согласно воспоминаниям миссис Рейли, ее муж подразумевал Генри Форда.

2. Агент «Б I»

Во главе антисоветского белоэмигрантского движения в Соединенных Штатах стоял бывший офицер царской армии, лейтенант Борис Бразуль, экс-агент охранки, служивший когда-то следователем при Петербургском суде. Он приехал в Соединенные Штаты в 1916 г. представителем России на совещание союзных держав в Нью-Йорке, а затем остался в Америке в роли особого агента царского правительства.

Невысокий, бледный, неврастеничный, хмурый человек, с покатым лбом, крупным носом и темными впалыми глазами, Бразуль был известен как ярый и неутомимый антисемитский пропагандист. В 1913 г. он играл видную роль в известном деле Бейлиса, обвинявшегося в ритуальном убийстве.[39]

После революции Бразуль создал в Соединенных Штатах первую организацию белоэмигрантских заговорщиков. Она называлась «Союз царских офицеров армии и флота» и состояла главным образом из эмигрировавших в Америку черносотенцев. В 1918 г. группа Бразуля находилась в тесном контакте с государственным департаментом и поставляла ему свои фальшивки и ложную информацию, в результате чего государственный департамент и попался на удочку, уверовав в подлинность фальсифицированных «документов Сиссона».[40] Претендуя на роль специалиста по русским делам, Бразуль постарался получить место в разведывательной службе Соединенных Штатов. Став американским агентом «Б I», Бразуль прежде всего поручил Наталье де Богори, дочери бывшего царского генерала, перевести на английский язык «Протоколы сионских мудрецов», гнусную антисемитскую фальшивку, с помощью которой тайная полиция в императорской России провоцировала еврейские погромы и которую белоэмигрант Альфред Розенберг деятельно распространял в Мюнхене. Бразуль передал «Протоколы» в дела разведывательной службы США как подлинный документ, служащий объяснением русской революции.

Чтобы добиться поддержки для белоэмигрантского движения и убедить американцев в том, что большевистская революция является частью «международного еврейского заговора», Бразуль начал распространять «Сионские протоколы» по всей Америке. К черносотенным небылицам он присовокупил свои собственные антисемитские писания. В начале 1921 г. в Бостоне была напечатана книга Бразуля «Мир на перепутье». Автор утверждал, что русскую революцию инспирировали, финансировали и осуществляли евреи. «Свержение царя и последующие международные события были, — писал Бразуль, — частью пагубного движения, в котором евреи всего мира и господин Вильсон действовали заодно».

1 июля 1921 г. Бразуль имел уже основание похвастаться перед другим белым эмигрантом в Соединенных Штатах генерал-майором графом В. Череп-Спиридовичем, которому он писал:

В течение прошлого гола я написал три книги, причинившие евреям больше вреда, чем десять погромов.

Череп-Спиридович был не менее рьяным антисемитским пропагандистом, получавшим субсидию от известного американского промышленного деятеля. Имя этого деятеля было Генри Форд.

Борис Бразуль тоже состоял в тесном контакте с агентами «Форд мотор компани», и автомобильному королю были преподнесены экземпляры «Протоколов»…[41]

3. Черная сотня в Детройте

Странный и зловещий союз был заключен в Соединенных Штатах между закоснелыми ретроградами — русскими белоэмигрантами — и знаменитым американским промышленником, который ввел «самые современные в мире» методы производства…

Конец войны принес Форду много огорчений и разочарований. Донкихотская идея «Корабля мира», снаряженного Фордом в Европу во время войны, потерпела полное фиаско, и сам автомобильный король стал мишенью для насмешек. К тому же он был глубоко оскорблен тем, что ему стоило больших трудов получить от Уолл-стрит заем для предполагаемого расширения своего производства. Человек мало образованный, при всей своей технической одаренности, Форд с готовностью внимал утверждениям белогвардейцев, будто бы во всех его злоключениях повинны одни евреи. В доказательство они представили ему «Протоколы сионских мудрецов». Ознакомившись с «Протоколами», Форд вынес убеждение, что в них заключена разгадка всех его неприятностей. Он решил дать всенародную огласку этим антисемитским измышлениям, перепечатав их в своей газете «Дирборн индепендент».

В результате всего этого русские аристократы-антисемиты, белогвардейские террористы, черносотенные погромщики и бывшие агенты царской тайной полиции, эмигрировавшие после революции в Соединенные Штаты, получили доступ на заводы Форда в Детройте. Они убедили Генри Форда в том, что даже правительству Соединенных Штатов грозит опасность революционного «еврейского заговора» и что либеральные американские деятели и группировки — на самом деле «еврейские приспешники». Под умелым руководством этой шайки и при материальной и моральной поддержке фордовских капиталов и влияния была создана гигантская, сложная тайная организация, которая обязана была следить за либерально настроенными американцами, содействовать реакционным и антисоветским проектам, собирать антисемитские бредни и всячески пропагандировать травлю евреев в США.

Штаб-квартирой этой организации была «Форд мотор компани». Каждый член ее имел свой особый шифрованный номер. Фордовский личный секретарь Е. Г. Либольд значился под номером «121Х». У. Дж. Камерон, редактор газеты «Дирборн индепендент», — под номером «122Х». Наталья де Богори, которая в качестве помощницы Бориса Бразуля перевела на английский язык «Протоколы», значилась под номером «29Н».

Фордовская организация проникала во все области американской жизни. Ее агенты орудовали в ведущих газетах, в прославленных университетах, в крупных акционерных обществах и даже в правительственных учреждениях Соединенных Штатов. Д-р Харрис Хоутон, бывший агент военной разведки США, возглавлял так называемую фордовскую сыскную службу, специальную секцию конспиративной организации. Шифрованный номер д-ра Хоутона был «103А». Главной функцией сыскной службы было собирать секретные сведения о видных американских либералах для целей антисоветской и антисемитской пропаганды. Среди таких объектов наблюдения, занесенных сыскной службой в черный список, были Вудро Вильсон, полковник Рэймонд Робинс, преподобный Джон Хейнс Холмс, Эллен Келлер, судьи Юз и Брэндейс. Согласно тайным донесениям сыскной службы эти лица и многие другие, им подобные, участвовали в «еврейском заговоре» в целях свержения американского правительства.

Открытия сыскной службы публиковались в фордовской «Дирборн индепендент», которая кроме того из номера в номер печатала «Протоколы сионских мудрецов». Приводим характерную заметку о Вудро Вильсоне:

Мистер Вильсон, будучи президентом, находился в тесном контакте с евреями. Его управление, как всем известно, было в основном еврейским. Как пресвитерианский старейшина, мистер Вильсон во время своих публичных выступлений иногда, по ошибке, высказывался в христианском духе, и тогда его резко одергивали его еврейские цензоры.

Рассказ о Вильяме Говарде Тафте кончался следующим абзацем:

Вот рассказ о том, как Вильям Говард Тафт старался противостоять евреям, и о том, как они сломили его. Это, пожалуй, не мешает знать, принимая во внимание, что он превращен в одного из тех, кем евреи пользуются как прикрытием.

Специальные агенты фордовской организации посылались за границу и ездили за тысячи миль, чтобы собрать новые лживые измышления и поклепы на евреев. Один из таких агентов, русский белогвардеец, по фамилии Родионов, отправился в Японию специально за тем, чтобы добыть в тамошней колонии русских белоэмигрантов материалы для антисемитской пропаганды. Перед тем лак покинуть Соединенные Штаты, Родионов телеграфировал Чарльзу В. Смиту, одному из главарей фордовской организации:

Мои условия таковы; в течение полугода я снабжаю вас соответствующими материалами. Вы высылаете мне ежемесячно тысячу пятьсот американских долларов на банк в Иокогаме. Оплачиваете доставленный ранее материал.
(Родионов.)

Описывая ситуацию, создавшуюся в «Форд мотор компани», Норман Хепгуд, видный американский журналист, позднее посланник в Дании, писал:

В тех кругах, где работали фордовские сыщики, постоянно шли толки о погромах в самой Америке. Поистине, у Форда создавалась такая обстановка, какая была в России в дни черносотенцев. Политически это означало, что история повторяется. И так как Бразуль был в Соединенных Штатах главой эмигрантов, стремившихся восстановить на престоле Романовых, то, следовательно, фордовская травля, по логике событий, смыкалась с крестовыми походами далеких времен, когда европейские деспоты ради своих целей разжигали темные религиозные страсти невежественных масс.

Подобно Генри Детердингу в Англии и Фрицу Тиссену в Германии американский автомобильный король Генри Форд солидаризировался с мировым антибольшевизмом и со стремительно растущим фашизмом. Согласно сообщению «Нью-Йорк таймс» от 8 февраля 1923 г. вице-президент баварского ландтага Ауэр открыто заявил:

Баварский ландтаг уже давно был осведомлен о том, что гитлеровское движение частично финансировалось главарем американских антисемитов Генри Фордом. Мистер Форд заинтересовался баварским антиеврейским движением год назад, когда один из фордовских агентов встретился с Дитрихом Эйхартом, известным пангерманистом. Агент вернулся в Америку, и немедленно же деньги г-на Форда стали притекать в Мюнхен.

Герр Гитлер открыто хвастает поддержкой мистера Форда и превозносит его не как выдающуюся личность, а как выдающегося антисемита.

В тесной невзрачной конторе на Корнелиус-штрассе в Мюнхене, которая служила штаб-квартирой Адольфу Гитлеру, на стене висел в рамке один портрет. Он изображал Генри Форда.

4. Конец карьеры Сиднея Рейли

Вскоре после приезда в Соединенные Штаты Рейли стал работать в тесном сотрудничестве с агентами фордовской антисемитской и антисоветской организации. При их содействии он составил «полный список тех, кто втайне работал в Америке на большевиков».[42]

Стараниями Рейли была налажена связь между антисемитским и антидемократическим движением в Соединенных Штатах и филиалами «Международной антибольшевистской лиги» в Европе и Азии.

Таким образом уже весной 1925 г. был заложен фундамент для международной фашистской пропаганды и централизованного шпионажа под ширмой «антибольшевизма».

Между тем Рейли поддерживал тесный контакт со своими европейскими агентами. Он регулярно получал корреспонденцию из Ревеля, Хельсинки, Рима, Берлина и других центров антисоветских козней. Большая часть этой корреспонденции, адресованной в контору Рейли на Бродвее, была шифрована или написана симпатическими чернилами на обороте с виду безобидных деловых писем.

Информации содержали подробные отчеты о новых этапах антисоветского движения в Европе.

Провал Савинкова на время дезорганизовал большие участки движения. Зеленая гвардия распалась на отдельные шайки профессиональных погромщиков и бандитов. Интриги и взаимные подозрения способствовали деморализации других антисоветских группировок. По всем данным, с контрреволюционным переворотом надо было повременить.

«Сидней справедливо утверждал, что контрреволюция должна начаться в самой России, — пишет миссис Рейли. — А вся его работа извне вызовет не больше чем пассивное недоброжелательство иностранцев к советской власти. К нему не раз обращались от имени московских организаций, так же как к нему обращался в Лондоне Дребков, но он вел себя уклончиво».

В начале весны Рейли получил письмо со штемпелем «Ревель, Эстония», сильно взволновавшее его.

Письмо, написанное условным кодом, было от старого приятеля Рейли капитана Э., служившего вместе с ним в Интеллидженс сервис во время мировой войны, а теперь прикомандированного к английскому консульству в одной из прибалтийских стран. Письмо, датированное 24 января 1925 г., начиналось:

Дорогой Сидней

К вам в Париже должны явиться от меня два лица, муж и жена по фамилии Красноштановы. Они скажут, что привезли известие из Калифорнии, и вручат вам записку со строфой из Омара Хайяма, которую вы наверно помните. Если их дело заинтересует вас, попросите их остаться. Если оно вам неинтересно, скажите: «Благодарю вас, будьте здоровы».

На условном языке капитана Э. и Рейли под «Красноштановыми» подразумевались антисоветский агент Шульц и его жена. «Калифорния» означала Советский Союз, строфа из Омара Хайяма означала срочное сообщение, написанное секретным кодом. Капитан Э. писал далее:

Теперь о их деле. Они являются представителями предприятия, которое, по всей вероятности, будет иметь большое влияние на европейский и американский рынок. Они полагают, что это предприятие достигнет полного расцвета не ранее чем через два года, но некоторые благоприятные обстоятельства могут дать ему ход в ближайшем будущем. Дело это большого размаха и такого рода, что лучше о нем не распространяться…

Капитан Э. упомянул о том, что «группа немцев» выражает большое желание участвовать в «сделке», а «группа французов» и «группа англичан» привлечены к активной работе.

Возвращаясь к «предприятию», которое, как он указал, производит операции в России, капитан Э. писал:

Они отказываются в настоящий момент назвать кому бы то ни было имя лица, заправляющего всем предприятием. Могу лишь сообщить, что в числе главных действующих лиц имеются участники оппозиционных групп. Отсюда вам понятна необходимость строгой тайны… Я рекомендую вам этот проект, полагая, что он может заменить тот грандиозный план, над которым мы столько трудились и который так катастрофически провалился.

Сидней Рейли с женой выехали из Нью-Йорка 6 августа 1925 г. В следующем месяце они прибыли в Париж, и Рейли поспешил войти в контакт с Шульцами, о которых ему писал капитан Э. Они обрисовали ему внутреннее положение России. После смерти Ленина оппозиционное движение, связанное с Троцким, сорганизовалось в обширный подпольный аппарат, который подготовляет свержение сталинского режима.

Рейли сразу же понял, какое важное значение имеет эта новая ситуация. Он пожелал возможно скорее вступить в личное общение с главарями антисталинской группы в России. Произошел обмен посланиями через тайных агентов. В результате было решено, что Рейли встретится на советской границе с одним из главных представителей оппозиционного движения. Рейли выехал в Хельсинки на свидание с начальником штаба финской армии, своим близким другом и членом антибольшевистской лиги, который должен был организовать его переход через советскую границу.

Вскоре после этого Рейли писал жене, оставшейся в Париже: «В России происходит нечто совершенно новое, значительное и достойное внимания».

Неделю спустя, 25 сентября 1925 г., Рейли отправил жене из Выборга (Финляндия) следующие, наспех написанные строки:

Мне непременно нужно съездить на три дня в Петроград и Москву. Я выезжаю сегодня вечером и вернусь во вторник утром. Я хочу, чтобы ты знала, что я не предпринял бы этого путешествия без крайней необходимости и без уверенности в полной отсутствии риска, сопряженного с ним. Пишу это письмо лишь на тот мало вероятный случай, если бы меня постигла неудача. Даже если это случится, прошу тебя не предпринимать никаких шагов, они ни к чему бы не привели, а только всполошили бы большевиков и способствовали бы выяснению моей личности. Меня могут арестовать в России лишь случайно, по самому ничтожному, пустяковому поводу, а мои новые друзья достаточно влиятельны, чтобы добиться моего освобождения.

Это было последнее письмо, написанное капитаном Сиднеем Рейли, сотрудником английской Интеллидженс сервис.

Прошло несколько недель, а миссис Рейли все не получала вестей от своего супруга. Тогда она отыскала в Париже Марию Шульц, сообщницу Рейли. Миссис Рейли впоследствии описала весь разговор в своих воспоминаниях:

— Когда ваш муж приехал сюда, — сообщила Мария Шульц, — я изложила ему положение дел в нашей организации. На нашей стороне ряд видных большевистских деятелей, которые заинтересованы в ликвидации существующего строя, но притом без всякого риска для себя.

Капитан Рейли, продолжала миссис Шульц, сперва был настроен скептически. Он говорил, что иностранная помощь в новой попытке свержения советской власти имела бы смысл лишь в том случае, если бы группа заговорщиков внутри страны обладала реальной силой.

— Я заверила его, — сказала Мария Шульц, — что наша организация в России достаточно мощна, влиятельна и крепко сколочена.

Далее Шульц рассказала, как была устроена в Выборге, в Финляндии, встреча Рейли с представителями организации русских заговорщиков… «Они произвели на капитана Рейли очень внушительное впечатление, — рассказывала Мария Шульц, — в особенности их глава, один из виднейших большевистских деятелей, который занимает высокий пост и является яростным противником существующего строя».

На следующий день Рейли и русские заговорщики направились к границе в сопровождении специально отряженного финского патруля. «Я лично, — продолжала миссис Шульц, — сопровождала их до границы, чтобы пожелать им счастливого пути». До темноты они просидели в финском пакгаузе на берегу реки. «Мы долго ждали, пока финны прислушивались, нет ли поблизости красного патруля, но все было тихо. Наконец, один из финнов осторожно спустился с берега и частью переплыл, частью перешел реку вброд. Ваш муж последовал за ним…»

Больше Мария Шульц не видела капитана Рейли.

Окончив свой рассказ, она протянула миссис Рейли вырезку из русской газеты «Известия», где сообщалось:

В ночь с 28 на 29 сентября четыре контрабандиста пытались перейти финскую границу. В результате двое было убито. Третий, оказавшийся финским солдатом, арестован, а четвертый умер в результате тяжелого ранения…

Позднее удалось узнать следующие подробности. Рейли благополучно перешел советскую границу и имел беседу с некоторыми членами русской антисталинской оппозиции. На обратном пути, почти у самой финской границы, он и его охрана внезапно натолкнулись на советскую пограничную охрану. Рейли и его провожатые пытались бежать. Погранохрана открыла огонь. Пулей в голову Рейли был убит наповал.

Лишь несколько дней спустя советские власти выяснили личность убитого «контрабандиста». После этого они официально сообщили о смерти капитана Сиднея Джорджа Рейли, сотрудника английской Интеллидженс сервис.

Лондонская «Таймс» почтила его память некрологом в две строки: «Сидней Джордж Рейли убит 28 сентября войсками ГПУ у деревни Алекюль в России».

Глава XI

ПРЕЛЮДИЯ С БАРАБАННЫМ БОЕМ

Под внешним затишьем середины двадцатых годов двадцатого века бушевала грозная буря. На огромных колониальных и полуколониальных пространствах земного шара пример русской революции вновь разжег надежды на свободу, пробудил национальное самосознание и грозил опрокинуть неустойчивое здание колониального империализма.

Гроза разразилась весной 1926 г. Революция вспыхнула в Китае, где единый фронт Гоминдана и коммунистов свергнул продажную пекинскую диктатуру — послушное орудие западного империализма, и создал свободный Китай.

Это событие вызвало взрыв оголтелой антисоветской пропаганды по всей Азии и всему западному миру. Китайская революция, представлявшая собой восстание сотен миллионов угнетенных людей против иностранного и отечественного гнета, подверглась яростным нападкам как прямое следствие «московского заговора».

Японский император сразу же выразил готовность «служить оплотом против большевизма» в Азии. С одобрения западных держав Япония подготовляла интервенцию в Китае для подавления революции. Японский премьер-министр генерал Танака представил императору свой знаменитый секретный меморандум, намечавший основные цели японского империализма.

Для того чтобы покорить мир, мы прежде всего должны покорить Китай; тогда все остальные страны южных морей испугаются нас и капитулируют, и весь мир поймет, что Восточная Азия принадлежит нам… Имея в своих руках все ресурсы Китая, мы двинемся на завоевание Индии, Архипелага, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но первым нашим шагом должно быть обеспечение контроля над Манчжурией и Монголией… Рано или поздно нам придется воевать с Советской Россией… Если мы хотим добиться в будущем контроля над Китаем, мы должны сначала сокрушить Соединенные Штаты.[43]

В апреле 1927 г. китайский главнокомандующий Чжан Цзо-лин, бывший марионеткой в руках японцев, совершил налет на советское посольство в Пекине, а затем объявил, что он обнаружил доказательства большевистского заговора против Китая.

Это послужило сигналом к началу контрреволюции.

Поощренные японскими и англо-французскими подачками и посулами, их оружием и признанием, силы Гоминдана под начальством Чан Кай-ши внезапно изменили единому фронту и напали на своих революционных союзников. Произошло избиение. Тысячи китайских рабочих, студентов и крестьян, заподозренных в симпатиях к либералам или коммунистам, были схвачены в Шанхае, Пекине и других городах, расстреляны или посажены в концентрационные лагери и замучены насмерть.

Но китайская революция дала толчок к освободительному движению по всей Азии. Индонезия, Индокитай, Бирма и Индия волновались. Не на шутку встревоженные империалисты видели в Японии спасение от «большевизма». Главные штабы Европы снова достали из-под сукна старые планы антибольшевистского крестового похода и общего наступления на Москву.

На международной дипломатической конференции в Локарно и в течение 1925/26 гг. англо-французские дипломаты лихорадочно договаривались с Германией о совместных действиях против Советской России.

Представитель английских консерваторов Ормсби-Гор в своем выступлении в Манчестере 23 октября 1925 г. дал дебатам в Локарно ясное и недвусмысленное толкование.

Необходимо полное единодушие христианской цивилизации, чтобы побороть самые мрачные силы, которые когда-либо возникали не только в наш век, но. пожалуй, и в течение всей европейской истории. Насколько я понимаю, спор в Локарно идет вот о чем: свяжет ли Германия свое будущее с судьбами великих западных держав или пойдет совместно с Россией на штурм западной цивилизации? Значение Локарно огромно. Оно показывает, что нынешнее германское правительство отходит от России и связывает свою судьбу с западными державами.

Во Франции премьер Раймонд Пуанкаре открыто ратовал за совместный поход европейских держав, включая и Германию, против Советской России.

В Берлине германские антидемократические газеты заявляли, что настало время покончить с большевизмом. После ряда совещаний с генералами рейхсвера и промышленниками, связанными с нацистской партией, генерал Макс Гофман помчался в Лондон, чтобы предложить свой пресловутый план английскому министерству иностранных дел, а также избранному кругу военных и членов парламента от консерваторов.

5 января 1926 г. лондонская «Морнинг пост» опубликовала чрезвычайно странное письмо за подписью сэра Генри Детердинга. В этом письме Детердинг возвещал, что идет активная подготовка к новой военной интервенции в Советской России. Он заявлял:

…Через несколько месяцев Россия вернется к цивилизации, но при новом и лучшем правительстве, нежели царское.

…С большевизмом в России будет покончено еще в текущем году; а как только это совершится, Россия вернет себе кредитоспособность в глазах всего мира, она откроет свои границы для всех, кто пожелает работать. Деньги, кредиты, а главное труд в избытке придут на помощь России.

Известный французский правый журналист Жак Бэнвиль следующим образом комментировал в Париже это письмо: «Если председатель «Ройял датч» указал срок свержения советского режима, значит он имел основания для этого…»

3 марта 1927 г. виконт Грей так высказался в английской палате лордов: «Советское правительство — отнюдь не национальное правительство в обычном значении этого слова. Это не русское правительство в том смысле, в каком французское правительство является французским или германское правительство — германским».

12 мая 1927 г. агенты британской разведывательной службы и полиция совершили налет на контору Аркоса, англо-советского акционерного общества в Лондоне. Они арестовали служащих общества и обыскали помещение, взломали ящики столов и сейфы и даже просверлили отверстия в стенах, полах и потолках в поисках «секретного архива». Не было найдено ни одного компрометирующего документа, что не помешало «Морнинг пост», «Дейли мейл» и другим антисоветским газетам напечатать нелепые басни о «доказательствах» советских козней против Великобритании, якобы обнаруженных при налете на Аркос.

Английское консервативное правительство объявило о разрыве дипломатических и торговых отношений с Россией.

В то же лето были совершены налеты на советские консульства и другие официальные учреждения в Берлине и Париже. В июне был убит в Варшаве советский посол в Польше П. Л. Войков. В партийный клуб в Ленинграде были брошены бомбы…[44]

В интервью, данном лондонской «Сандей рефери» 21 августа 1927 г., маршал Фош ясно указал, к чему клонятся все эти акты насилия.

«В феврале 1919 г., в самом начале существования ленинского государства, я заявлял, что берусь раз и навсегда искоренить большевистскую опасность при условии, если государства, окружающие Россию, будут снабжены деньгами и оружием. Мое предложение отвергли, ссылаясь на усталость от войны, но последующие события доказали, что я был прав».

В письме к Арнольду Рехбергу, одному из главных пособников нацистского движения в Германии, маршал Фош писал:

…сделать ничего нельзя до тех пор, пока Франция и Германия не будут единодушны. Прошу вас передать от меня привет генералу Гофману, горячему стороннику антибольшевистского военного союза.

Арена для войны была расчищена.

Глава XII

МИЛЛИОНЕРЫ И ДИВЕРСАНТЫ

1. Собрание в Париже

В один из дней поздней осени 1928 г. в отдельном кабинете известного ресторана на Больших Бульварах в Париже конспиративно собрались несколько крупнейших капиталистов из русских эмигрантов. Были приняты все меры к тому, чтобы это собрание осталось в тайне. Оно было созвано по инициативе главарей Торгпрома, международной организации бывших миллионеров царской России. Имена собравшихся: Нобеля, Денисова, Владимира Рябушинского и других фигур того же калибра в свое время гремели в царской России.

Эти миллионеры-эмигранты встретились здесь для секретного совещания с двумя важными гостями из Советской России.

Один из гостей, профессор Леонид Рамзин, выдающийся русский ученый, был директором Московского теплотехнического института. Второй гость, Виктор Ларичев, был председателем топливной секции Государственной плановой комиссии СССР.

Официально профессор Рамзин и Виктор Ларичев прибыли из Советской России в Париж по служебным делам. Однако истинной целью их посещения французской столицы был доклад главарям Торгпрома о деятельности тайной шпионской и вредительской организации, которую они возглавляли а Советском Союзе.

Организация, возглавляемая Рамзиным и Ларичевым, называлась Промпартией. Составленная по большей части из представителей старой технической интеллигенции, представлявшей при царском режиме узкую привилегированную касту, Промпартия насчитывала в своей тайной организации приблизительно две тысяче членов. Большинство из них занимало ответственные технические должности. Финансируемые и руководимые Торгпромом, члены Промпартии осуществляли вредительские и шпионские задания в советской промышленности.

На собрании в ресторане первым начал свой доклад Рамзин. Он сообщил своим слушателям, что сделано было все возможное, дабы воспрепятствовать осуществлению грандиозного и смелого пятилетнего плана, который недавно создан Сталиным в целях скорейшей индустриализации шестой части света — Советской России. Члены Промпартии, по словам Рамзина, проникли во все области советской промышленности и усердно осуществляли на практике тщательно систематизированный и научно разработанный план вредительства.

«Один из наших методов, — докладывал профессор своим слушателям, — это метод минимальной стандартизации, что тормозит экономическое развитие страны и снижает темпы индустриализации. Далее существует метод создания диспропорции между отдельными отраслями народного хозяйства, а также между отдельными участками одной и той же отрасли. И, наконец, метод „омертвления капитала“, иначе говоря, вложения капитала либо в совершенно ненужное строительство, либо в такое, которое может быть отложено на долгий срок, так как в нем нет в настоящий момент нужды».

Профессор Рамзин выразил особое удовлетворение результатом, полученным методом «омертвления капитала». «Этот метод имел в виду задержать ход индустриализация, — сказал он. — Без сомнения, он понизил общий уровень экономической жизни страны, что вызвало недовольство широких масс населения».

С другой стороны, профессор Рамзин указал на ряд неприятных осложнений. Группа членов Промпартии, работавшая на рудниках в г. Шахты, недавно арестована ОГПУ. Несколько человек, действовавших на транспорте и в нефтяной промышленности, тоже арестованы. К тому же после высылки Троцкого троцкистское оппозиционное движение в корне подавлено, внутриполитическая борьба и разногласия почти прекратились, а это в значительной мере затрудняет операции Промпартии.

«Нам нужна ваша активная помощь, — сказал в заключение профессор Рамзин, — Но еще нужнее вооруженная интервенция для свержения большевиков».

После него выступил Денисов, председатель Торгпрома. Его слушали в почтительном молчании.

«Как вам известно, — сказал Денисов, — мы совещались с господином Пуанкаре, а также с господином Брианом. Господин Пуанкаре одобрил план военного похода против Союза Советских Социалистических Республик и во время одного из наших последних совещаний с ним, как вы, вероятно, помните, господин Пуанкаре сообщил, что вопрос этот передан французскому генеральному штабу для разработки. Теперь могу порадовать вас дополнительными сведениями чрезвычайной важности».

Денисов сделал эффектную паузу, а слушатели затаили дыхание.

«Могу сообщить вам, что французский генеральный штаб создал специальную комиссию с полковником Жуанвиллем во главе для организации нападения на Советский Союз».[45]

В ответ послышался взволнованный гул голосов. В комнате, наполненной табачным дымом, все заговорили одновременно. Прошло несколько минут, пока Денисову удалось возобновить свой доклад о деятельности Торгпрома.

2. План нападения

Нападение на Советский Союз было назначено на конец лета 1929 г. или, самое позднее, на лето 1930 г.

Основные военные силы выставлялись Польшей, Румынией и Финляндией. Французский генеральный штаб снабжал военными инструкторами и, по возможности, обещал помощь французских воздушных сил. Германия должна была дать технических специалистов и добровольческие полки. Англичане предоставляли свой флот. План наступления был вариантом плана Гофмана.

Первой выступает Румыния, спровоцировав пограничный инцидент в Бессарабии. Затем должна двинуться Польша вместе с лимитрофами, то есть с прибалтийскими государствами. Белая армия Врангеля, насчитывающая 100 тыс. человек, пройдя через Румынию, должна соединиться с южной армией интервентов. Британский флот будет поддерживать операции на Черном море и в Финском заливе. Красновские казаки, расквартированные с 1921 г. на Балканах, будут высажены в качестве десантов на побережье Черного моря в районе Новороссийска; они двинутся на Дон, поднимая восстание среди донских казаков, и порвутся на Украину. Восстания на Украине и на Дону необходимы для того, чтобы перерезать железнодорожную связь между Донецким угольным бассейном и Москвой и увеличить кризис в снабжении советской промышленности металлом и горючим. Военный план сводился к одновременному удару на Москву и Ленинград, причем южная армия предполагала двигаться по правобережной части Украины, опираясь на правый берег Днепра.

Вторжение начнется внезапно и молниеносно, без объявления войны. Красная армия не выдержит такого натиска, и падение советской власти будет вопросом дней.

На собрании, организованном главарями Торгпрома, полковник Жуанвилль, от имени французского генерального штаба, спросил профессора Рамзина, каковы перспективы для получения активной военной поддержки со стороны оппозиционных элементов внутри России в момент нападения извне. Рамзин ответил, что после высылки Троцкого оппозиционные элементы, хотя и рассеялись и ушли в подполье, однако они все еще достаточно многочисленны, чтобы сыграть известную роль.

Полковник Жуанвилль предложил, чтобы Промпартия и ее сообщники создали специальную «военную группу». Он сообщил Рамзину имена французских тайных агентов в Москве, которые могли бы пригодиться при организации такого дела…

Из Парижа, по-прежнему под видом командировки от советского правительства, профессор Рамзин направился в Лондон для встречи с представителями «Роял датч шелл» сэра Генри Детердинга и «Метро-Виккерс», гигантского английского оружейного концерна, во главе которого стоял пресловутый сэр Базиль Захаров, имевший крупные интересы в промышленности царской России. Русского профессора информировали о том, что, хотя Франция играет ведущую роль в плане похода против Советской России, однако Англия тоже готова выполнить свой долг. Заинтересованные круги Англии предоставят финансовую поддержку, будут по-прежнему оказывать дипломатический нажим, настаивая на изоляции Советского Союза, и позаботятся о помощи английского флота в момент нападения.

Вернувшись в Москву, профессор Рамзин доложил своим соучастникам по заговору о результатах поездки за границу. Решено было, что Промпартия займется осуществлением двух заданий. Первое: максимально осложнить положение в промышленности и сельском хозяйстве и тем самым вызвать недовольство масс и дискредитировать советскую власть. Второе: создать аппарат, который мог бы оказать непосредственную помощь интервенции путем диверсий и дезорганизации тыла.

Деньги Торгпрома, переданные французскими агентами в Москве, пошли на финансирование вредительства в различных областях промышленности. Металлургической промышленности досталось по распределению 500 тыс. рублей, угольной, нефтяной и торфяной — 300 тыс. рублей, текстильной — 200 тыс. рублей, электропромышленности — 100 тыс. рублей. Периодически, по требованию французских, английских или немецких агентов, члены Промпартии и их сообщники изготовляли специальные шпионские сводки о состоянии советской авиационной промышленности, о постройке аэродромов, о ходе развития военной и химической промышленности и о работе транспорта.

С приближением сроков интервенции росло нетерпение в кругах миллионеров-эмигрантов. Один из главарей Торгпрома, Владимир Рябушинский, напечатал 7 июля 1930 г. в издававшейся в Париже белоэмигрантской газете «Возрождение» статью, озаглавленную «Необходимая война».

«Грядущая вооруженная борьба с Третьим интернационалом за освобождение России будет, конечно, отнесена историей к группе справедливейших и наиполезнейших войн», — писал Рябушинский. Прежние попытки интервенции в России, продолжал он, либо кончались неудачей, либо были прекращены на том основании, что их осуществление обошлось бы слишком дорого.

«В 1920—1925 гг. специалисты брались осуществить такую операцию в шесть месяцев с армией в 1 млн. человек. Расходы исчислялись в 100 млн. английских фунтов».

Однако теперь, по словам Рябушинского, для свержения советского правительства потребуется значительно меньше капиталовложений ввиду политических и экономических трудностей, переживаемых Советской Россией.

Вероятно, 500 тыс. человек и трех-четырех месяцев будет достаточно для окончания работы вчерне. Выколачивание отдельных коммунистических банд, конечно, займет еще некоторое время, но оно явится скорее полицейской, чем военной операцией.

Далее Рябушинский перечислил все те «деловые» выгоды, которые принесет вторжение в Россию. Возрождающаяся русская экономика, уверял он, под руководством людей вроде него даст «ежегодный приток в европейскую экономику таких богатств в форме спроса на целый ряд товаров, что в результате будет сведена на нет пятимиллионная армия безработных австро-германцев и англичан».

Антисоветский крестовый поход — бесспорно «великий нравственный подвиг и моральная обязанность человечества». Но оставив все это в стороне и становясь на «сухую, бездушную, чисто деловую точку зрения», Рябушинский подчеркнул:

…Нет в мире предприятия, которое было бы хозяйственно более оправдываемо, более рентабельно, чем освобождение России.

Затратив один миллиард рублей, человечество получит доход не менее чем в пять миллиардов, т. е. 500 процентов годовых, и с перспективой дальнейшего возрастания прибыли ежегодно еще на 100—200 процентов.

Где можно найти дело лучше?

3. Взгляд за кулисы

Совершенно случайно в Германии в двадцатых годах нынешнего века приоткрылась закулисная сторона ряда антидемократических и антисоветских заговоров, которые вынашивались в те годы в промышленных и дипломатических кругах Европы…

Германские полицейские сыщики во время очередного обхода торговой части Франкфурта неожиданно наткнулись на громадное количество фальшивых советских кредиток (червонцев), лежащих на складе и сложенных громадными кипами в ожидании погрузки на пароход для отправки в Советскую Россию.

Процесс, который за этим последовал, известный как «процесс фальшивомонетчиков», превратился в международный скандал. По ходу процесса в деле оказались замешанными весьма известные в Европе лица, как, например, сэр Генри Детердинг и его таинственный агент Джордж Белл, нефтяной магнат царской России Нобель, баварский пронацистский промышленник Вилли Шмидт и пресловутый генерал Макс Гофман, который умер внезапно, до окончания суда.

Перед судом по обвинению в подделке советских червонцев предстали Белл, Шмидт и два грузинских антисоветских заговорщика из приспешников Ноя Жордания: Карумидзе и Садатирашвили. В ходе судопроизводства выяснилось, что целью обвиняемых было наводнить советский Кавказ фальшивыми червонцами и таким путем вызвать в Советском Союзе беспорядки и напряженное политическое положение.

«Экономические факторы, — заметил судья, разбиравший дело, — как-то: нефтяные источники и минеральные богатства, играют, невидимому, доминирующую роль в этом деле».

Вскоре стало ясно, что подделка червонцев была только ничтожной частью колоссального заговора. Пронацистский промышленник Вилли Шмидт показал, что он прежде всего был заинтересован в искоренении коммунизма в Германии, но считал, что предварительно необходимо свергнуть советскую власть в России. Он признал, что оплатил издержки генерала Гофмана, когда тот ездил в 1926 г. в Лондон для представления английскому министерству иностранных дел своего плана франко-германо-британского альянса против России. Шмидт сообщил суду, что он питал «глубочайшее доверие к генералу Гофману» как ввиду его личных заслуг, так и ввиду его общеизвестной близости к нефтяным кругам Англии. Грузинский заговорщик Карумидзе в своих показаниях отождествил «нефтяные круги» с сэром Генри Детердингом, который был главной финансовой опорой заговора.

Из дальнейших показаний выяснилось, что могущественные финансовые и политические группировки Германии, Франции и Англии разработали подробнейший план отделения Кавказа от Советского Союза как первый шаг в развязывании всеобщей войны против России. Были уже созданы синдикаты для «экономической эксплуатации освобожденных территорий». Германия предоставляла армию, технических специалистов и вооружение. Англо-французские круги должны были оказывать финансовое и дипломатическое давление на Румынию и Польшу, чтобы обеспечить их участие в крестовом походе…

На суде был прочитан при закрытых дверях документ, который «в случае обнародования его, мог угрожать безопасности германского государства». По слухам, он изобличал германское верховное командование.

Процесс грозил большими неприятностями. «Хотя министерство иностранных дел (германское) и английское посольство заявили, что общественность будет осведомлена обо всем, — писала газета «Нью-Йорк таймс» от 23 ноября 1927 г., — однако ни для кого не секрет, что полиция получила предписание замять дело».

Процесс фальшивомонетчиков имел совершенно неожиданный финал. Германский суд объявил, что поскольку червонцы захвачены полицией до их распространении и никогда не были в обращении, то не было и никакого подлога в строгом смысле этого слова. Хотя «подделка советских денег была бесспорно доказана», — разъяснил суд, — однако виновные в подделке и их соучастники «действовали по бескорыстным политическим мотивам и заслуживают оправдания». Обвиняемые заговорщики вышли из зала суда свободными людьми.

Отчеты об этом сенсационном процессе исчезли со столбцов газет после следующего публичного заявления сэра Генри Детердинга:

Я не собираюсь отрицать свое знакомство с генералом Гофманом. Я преклонялся перед ним, как перед солдатом и командиром. К несчастью, он умер и не может встать на свою защиту. И потому на его защиту встаю я… Генерал Гофман был непримиримым врагом большевизма. Он долго трудился над проектом объединения великих держав для борьбы с русской опасностью… Каждому изучавшему послевоенную политику известно, что он был горячим сторонником борьбы с Москвой. Какая обида, что он умер, ибо он мог бы дать достойный ответ своим клеветникам…

4. Крушение мира

Наступление на Советский Союз было отложено с 1929 г. на лето 1930 г. В белоэмигрантских кругах эту отсрочку объясняли «неподготовленностью французов», однако всем было известно, что среди различных группировок возникли расхождения из-за «сфер влияния на освобожденных территориях». Английская и французская группы спорили о контроле над Кавказом и над Донецким угольным бассейном, и обе восставали против германских претензий на Украину. Несмотря на это сэр Генри Детердинг, фактический глава всего предприятия, оптимистически смотрел на разрешение этих распрей и конфиденциально предсказывал, что война начнется летом 1930 г.

15 июня 1930 г., отвечая на письмо русского белоэмигранта, который благодарил его за присланные деньги, Детердинг писал:

Если вы действительно хотите выразить мне вашу благодарность, то я прошу вас сделать следующее: постарайтесь в новой России, которая восстанет через несколько месяцев, быть наилучшими сынами вашей родины.

Спустя месяц сэр Генри Детердинг выступал в качестве главного оратора на праздновании десятой годовщины со дня основания в Париже русской «Ecole normale», военной академии для сыновей белых офицеров и аристократов. На торжестве присутствовали эмигрировавшие русские князья и княгини, епископы, генералы, адмиралы и просто офицеры. Бок о бок с ними стояли в полной парадной форме высокие чины французской армии.

Детердинг начал свою речь словами, что присутствующим нет надобности благодарить его за помощь их делу, так как он только выполняет свой долг перед западной цивилизацией. Обращаясь к группе русских молодых людей в военной форме, он сказал:

Вам нужно надеяться на свои силы. Вы должны помнить, что вся ваша работа, ваша деятельность будет протекать на вашей родной русской земле. Надежды на скорое освобождение России, ныне переживающей национальное несчастье, крепнут и усиливаются с каждым днем. Час освобождения вашей великой родины близок…

Все присутствующие — и французские офицеры не менее восторженно, чем русские, — аплодировали следующему заявлению сэра Детердинга:

Освобождение России может произойти гораздо скорее, чем мы все думаем, даже через несколько месяцев!

В самый разгар военных приготовлений разразилась неожиданная катастрофа: мировой кризис.

18 декабря 1930 г. Бенито Муссолини так охарактеризовал действие, которое произвело на Европу это беспрецедентное событие:

Положение в Италии было вполне удовлетворительным до осени 1929 г., когда внезапно, как взрыв бомбы, разразился американский биржевой крах. Для нас, бедных европейских провинциалов, это явилось полной неожиданностью. Мы были поражены не меньше, чем был поражен весь мир смертью Наполеона… Вмиг рухнуло благополучие, и начались тяжелые времена. Фонды снизились на тридцать, сорок, пятьдесят процентов номинальной стоимости… Кризис углублялся… С того самого дня мы снова были выброшены в бурное море, и лавировать стало не легко.

Безработица, голод, массовая деморализация и нищета были неизбежными спутниками экономического краха, который начался на Уолл-стрит и скоро, как ураган, промчался по Европе и Азии, захватывая все народы, которые должны были составить «священный союз» против большевизма.

Чуть не каждый день взлетали на воздух крупные банки и промышленные концерны; мелкие вкладчики разорялись, рабочие выбрасывались на улицу. В то время как миллионы людей голодали, пшеница гнила в силосных ямах, излишки кукурузы зарывались в землю, кофе употреблялось как горючее для топок, рыба выбрасывалась обратно в море. Мир не мог больше оплачивать те товары, которые производил в переизбытке. Вмиг пошла прахом вся система экономического распределения.

В начале 1931 г. Монтегю Норман, директор Английского банка, писал м-сье Море, директору Французского банка: «Если не будут приняты экстренные меры, капиталистическая система во всем цивилизованном мире развалится не позже чем через год».

Мир рушился, и целые нации в смятении, как потерянные, метались среди развалин…

На Дальнем Востоке Япония решила воспользоваться моментом. Началось осуществление первой части меморандума Танака.

В ночь на 19 сентября 1931 г. японские военные силы вторглись в Манчжурию. Китайские гоминдановские армии, которые все еще вели гражданскую войну с китайскими коммунистами, были захвачены врасплох и не оказали никакого сопротивления. Япония стремительно продвигалась по Манчжурии, «спасая Китай от большевизма».

Вторая мировая война началась несколько иначе, чем было намечено по плану.

Глава XIII

ТРИ ПРОЦЕССА

1. Процесс Промпартии

Единственная страна, не пострадавшая от мирового кризиса, была та самая шестая часть света, которую с 1917 г. преднамеренно исключили из деловой жизни мира, — то есть Союз Советских Социалистических Республик.

В то время как все остальное человечество корчилось в тисках кризиса, Советский Союз шел по пути грандиознейшего в истории экономического и промышленного расцвета. Первый Сталинский пятилетний план неслыханными подвигами творческого труда вдохнул жизнь в старую Россию. В голой степи вырастали целые города; возникали новые шахты, фабрики, заводы. Миллионы крестьян превращались в квалифицированных рабочих, инженеров, ученых, врачей, архитекторов, педагогов. За несколько лет страна шагнула вперед на тысячелетие, и те самые мужики, чьи деды с незапамятных времен гнули спины, работая примитивными косами, мотыгами, деревянными плугами, теперь убирали богатый урожай тракторами и комбайнами и боролись с вредителями при посредстве химикалий, разбрасываемых с самолетов. А посреди этого гигантского национального революционного труда росло и мужало поколение советской молодежи, никогда не знавшей унижений царской тирании…

В это самое время советское правительство крепко ударило по своим врагам внутри страны. Три последовательных процесса разоблачили и сокрушили торгпромовский заговор — последнюю серьезную интригу англо-французского империализма и царской контрреволюции в России.

28 октября 1930 г. профессор Рамзин, а вместе с ним и другие главари и члены Промпартии были арестованы и препровождены в тюрьму. В результате арестов, произведенных агентами ОГПУ одновременно по всему Советскому Союзу, были захвачены участники эсеровского, меньшевистского и белогвардейского подполья, а также большое число польских, французских и румынских шпионов.

Процесс главарей Промпартии слушался с 25 ноября по 7 декабря 1930 г. Советским Верховным Судом в Москве. Всем восьми подсудимым, включая профессора Рамзина и Виктора Ларичева, было предъявлено обвинение в пособничестве иностранным заговорам против Советского Союза, в шпионаже и вредительстве и в подготовке свержения советского правительства. Под тяжестью собранных против них улик обвиняемые один за другим вынуждены были признать свою вину. Их показания не только вскрыли во всех подробностях их шпионскую и вредительскую деятельность, но и разоблачили роль сэра Генри Детердинга, полковника Жуанвилля, Лесли Уркварта, Раймонда Пуанкаре и других видных европейских военных, политических и промышленных деятелей, оказывавших поддержку Промпартии и Торгпрому.

Пятеро подсудимых, включая профессора Рамзина и Виктора Ларичева, были приговорены как изменники родине к высшей мере наказания — расстрелу. Остальные трое подсудимых, инженеры, лишь выполнявшие чужие задания, были приговорены к десяти годам тюремного заключения.[46]

2. Процесс меньшевиков

Вскоре после разгрома Промпартии советские власти нанесли новый удар по врагу. 1 марта 1931 г. четырнадцать главарей многочисленной диверсионной клики, состоявшей из бывших меньшевиков, предстали перед Советским Верховным Судом в Москве.

Среди подсудимых на процессе меньшевиков был ряд лиц, занимавших ответственные должности в важнейших советских административных и технических учреждениях. В первое время существования советского строя эти самые меньшевики якобы забыли свою вражду с большевиками. Сотрудничая с Промпартией и другими подпольными антисоветскими группировками, они постарались пробраться на руководящие правительственные посты. Один из меньшевистских заговорщиков, Громан, занимал ответственный пост в Государственной плановой комиссии (Госплане) и пытался саботировать мероприятия первой пятилетки, составляя неправильные планы и снижая производственные мощности ведущих отраслей промышленности.

В период между 1928 и 1930 гг. «Союзное бюро», как назывался центральный комитет подпольной меньшевистской организации, получило из иностранных источников в общей сложности около 500 тыс. рублей. Наибольшие субсидии поступали от Торгпрома, но и другие антисоветские группировки оказывали заговорщикам существенную помощь и находились с ними в тесном контакте. Энергично поддерживал меньшевиков Второй интернационал, руководимый партиями социал-демократов и социалистов.

Согласно показаниям подсудимых, главным связующим звеном между ними и заграничными антисоветскими кругами служил бывший лидер русских меньшевиков Рафаил Абрамович, бежавший после революции в Германию. Один из заправил заговора Василий Шер показал:

В 1928 г. приехал из-за границы Абрамович. О его предполагавшемся приезде мы, члены ЦК, были осведомлены ранее… Абрамович указывал на необходимость перенести центр тяжести работы на группы ответственных служащих, указывая вместе с тем, что это должно быть объединено с переходом на более решительный темп дезорганизаторской деятельности.

Другой меньшевистский заговорщик, Лазарь Залкинд, сообщил суду:

…Абрамович делал вывод о необходимости перехода к активно-вредительским методам работы в различных областях советского народного хозяйства в целях внесения дезорганизации в советскую экономику и дискредитации советской экономической политики в глазах рабочих масс и крестьянства. Второй базой активной борьбы с советской властью, — указал далее Абрамович, — была военная интервенция, которая направляется против СССР.[47]

9 марта 1931 г. Верховный Суд СССР вынес приговор.

Подсудимые меньшевики были приговорены к тюремному заключению сроком от пяти до десяти лет.

3. Процесс инженеров фирмы Виккерс

Около 9 часов вечера 11 марта 1933 г. советское правительство нанесло последний удар остаткам Торгпромовского заговора. ОГПУ арестовало в Москве шесть английских и. десять русских инженеров. Все они состояли на службе в московской конторе английского электропромышленного предприятия «Метро-Виккерс». Английским подданным и их русским пособникам было предъявлено обвинение в шпионаже и диверсиях в Советском Союзе, совершенных по заданиям английской Интеллидженс сервис.

Представителем фирмы Виккерс а Москве был некий капитан Ч. С. Ричардс. Накануне арестов он поспешно выехал в Англию. Ричардс был английским агентом в России с 1917 г., когда в качестве офицера английской разведывательной службы он активно участвовал в антисоветских происках, предшествовавших захвату союзниками Архангельска.

Под руководством Ричардса московская контора «Метро-Виккерс» превратилась в центр операций Интеллидженс сервис в России.

Среди английских «технических специалистов», арестованных советскими властями, был один из компаньонов капитана Ричардса по архангельской экспедиции, Аллан Монкгауз, правая рука Ричардса.

Монкгауз не признавал себя виновным в предъявленных ему обвинениях, но не отрицал, что раньше был связан с Ричардсом. Он показал:

С Ричардсом я встретился в 1917 г. в Москве и позднее в Архангельске, где он, как я это утверждаю, служил в качестве капитана Интеллидженс сервис. Мне известно, что в апреле или мае 1918 г. Ричардс был в Москве. Зачем он приезжал, я не знаю, но зато мне известно, из его рассказа, что он тогда тайно перешел границу Финляндии. С 1923 г. он, Ричардс, получил назначение директором электроэкспортного общества «Метрополитен-Виккерс», и после этого он в том же году выехал в Москву для переговоров о поставках для переоборудования.

Монкгауз был снова послан в Россию в 1924 г. для совместной работы с Ричардсом в московской конторе Виккерса.

Другой из арестованных виккерсовских служащих, Лесли Чарльз Торнтон, посланный в Москву в качестве главного инженера фирмы Виккерс, был сыном богатого текстильного фабриканта в царской России и русским подданным по рождению. После революции он стал английским подданным и агентом английской Интеллидженс сервис. Через два дня после ареста Торнтон дал за собственноручной подписью следующие показания:

Вся наша шпионская деятельность на территории СССР руководится британской разведывательной службой через ее агента Ч. С. Ричардса, который занимает пост директора-распорядителя электроэкспортной компании «Метрополитен-Виккерс».

Шпионская деятельность на территории СССР руководилась мною и Монкгаузом, представителями вышеупомянутой британской фирмы, которая является согласно официального соглашения поставщиком советскому правительству турбин и электрического оборудования, а также предоставляет техническую помощь. Согласно инструкции Ч. С. Ричардса, данной мне в этих целях, британский персонал постепенно вовлекался в шпионскую организацию после его прибытия на территорию СССР, и ему давались инструкции о необходимой для нас информации.

Виккерсовский «инженер» Вильям Макдональд также признал предъявленные обвинения правильными и показал:

Руководителем разведки в СССР, скрытой под вывеской «Метро-Виккерс» был мистер Торнтон, который работал в Москве в качестве главного монтажного инженера. Главой представительства был мистер Монкгауз, также принимавший участие в нелегальной работе мистера Торнтона. Помощником мистера Торнтона для выезда на места и его сообщником по шпионской работе был инженер Кушни, офицер британской армии, а ныне инженер фирмы «Метро-Виккерс». Такова основная группа работников разведки, выполнявших шпионскую работу в СССР.

За арестом виккерсовских «инженеров» немедленно последовала буря протеста в Англии. Премьер-министр Стэнли Болдуин, не дожидаясь обвинительного акта и дачи показаний, категорически заявил, что арестованные британские подданные абсолютно не виновны. Члены парламента от консерваторов снова потребовали разрыва всяких коммерческих и дипломатических отношений с Москвой. Английский посол в Советской России сэр Эсмонд Ови, приятель сэра Генри Детердинга, ворвался в Народный Комиссариат иностранных дел в Москве и заявил М. М. Литвинову, что заключенные должны быть освобождены немедленно, без суда, во избежание «серьезных осложнений в наших взаимоотношениях».

Когда 12 апреля в Колонном зале бывшего Дворянского собрания в Москве, наконец, начался процесс, лондонская «Таймс» от того же числа заговорила о том, что все подсудимые поддакивают обвинению. «Обсервер» от 16 апреля изображала процесс как «насилие, совершаемое под флагом правосудия и не имеющее ничего общего с судопроизводством, известным цивилизованному миру». «Ивнинг стандард» на той же неделе описывала советского защитника Брауде как «типичного еврея, какого каждый вечер можно встретить на Шефтсбэри авеню».

Английской публике было внушено, что никакого суда над обвиняемыми по-настоящему не было, что у английских инженеров под страшными пытками вынудили признание их вины. «Дейли экспресс» от 20 марта восклицала: «Наши соотечественники терпят все ужасы русской тюрьмы». «Таймс» от 17 апреля заявляла: «Мы со страхом думаем о том, что приходится переносить мистеру. Макдональду в промежутках между заседаниями». Ротермировская «Дейли мейл», которая через несколько месяцев сделалась полуофициальным органом британской фашистской партии сэра Освальда Мосли, рассказывала своим читателям о фантастическом «тибетском зелье», которым ОГПУ парализует волю своих «жертв».

Однако все британские подданные впоследствии заявили, что советские власти обращались с ними весьма вежливо и гуманно. Ни один из них не был подвергнут ни малейшему принуждению или насилию, ни допросу с применением пыток. Аллан Монкгауз, который, вопреки множеству улик, упорно отрицал, что ему было известно, чем занимались его коллеги, тем не менее 15 марта в заявлении в «Лондон диспетч» дал следующую характеристику следователям ОГПУ:

Они были исключительно любезны со мной и чрезвычайно корректны в своих допросах. Мои следователи были, по всем данным, первоклассными знатоками своего дела. Тюрьма ОГПУ оборудована на вполне современный лад, превосходно организована и содержится в безукоризненной чистоте. Я подвергся аресту впервые в жизни, но мне приходилось посещать английские тюрьмы, и я могу засвидетельствовать, что помещение ОГПУ много лучше их… Власти ОГПУ проявляли большое внимание к моим удобствам…

Тем не менее британское правительство под давлением консерваторов наложило эмбарго на все товары, импортируемые из Советской России. Торговля между обеими странами была прекращена…

15 апреля, после частной беседы с представителями Англии в Москве, Лесли Торнтон неожиданно взял назад признание своей вины, засвидетельствованное собственноручной подписью. На суде он показал, что записанные им факты в основном соответствуют действительности, но слово «шпион», по его утверждению, поставлено неправильно. Пытаясь объяснить, почему он первоначально употребил это слово, Торнтон заявил, что он в тот момент находился в «возбужденном состоянии». Во время публичного допроса на суде советским обвинителем Вышинским он признал, что давал свои показания совершенно «добровольно», «без какого бы то ни было влияния или давления».

Вышинский: Ничего не извращено?

Торнтон: Нет, вы ничего не изменили.

Вышинский: Рогинский (Рогинский — помощник главного обвинителя), может быть?

Торнтон: Нет.

Вышинский: Может быть, ОГПУ извратило?

Торнтон: Нет, это моей собственной рукой подписано все.

Вышинский: И вашей головой. Ведь, когда вы писали, вы обсуждали, думали?

Торнтон (молчит).

Председатель: А теперь чья голова за вас думает?

Торнтон: Теперь я чувствую себя иначе.

Вильям Макдональд, после частной беседы с представителями Англии в Москве, тоже внезапно взял назад свои первоначальные показания. Затем, под давлением улик, предъявленных советскими властями, Макдональд передумал снова и вернулся к первоначальному признанию своей вины. Последние слова его, обращенные к суду, были: «Я признаю себя виновным и ничего больше не могу добавить».

18 апреля Верховный Суд вынес приговор. Все русские подсудимые, за исключением одного, были признаны виновными и приговорены к тюремному заключению на сроки от трех до десяти лет. Британский подданный Альберт Грегори за недостатком улик был оправдан. Остальные пять английских инженеров были признаны виновными. Монкгауз, Нордволл и Кушни были приговорены к удалению из пределов Советского Союза. Лесли Торнтон и Вильям Макдональд были приговорены: первый к двум, второй к трем годам тюремного заключения.

Приговоры были легкие, и делу был быстро положен конец. Советское правительство достигло своей цели, уничтожив последние остатки торгпромовского заговора, а также разгромив центр операций английской разведки в России. Советское и британское правительства пошли на взаимные уступки. Торговля была возобновлена, а английские обвиняемые, включая Торнтона и Макдональда, посажены на пароход и отправлены домой, в Англию…

На международном политическом горизонте возникло куда более опасное явление, чем вражда английских консерваторов против Советской России.

Адольф Гитлер захватил верховную власть в Германии.

Глава XIV

КОНЕЦ ЭПОХИ

Миф о «большевистской опасности» привел к власти нацистов. Под предлогом спасения Германии от коммунизма Адольф Гитлер из безвестного австрийского ефрейтора и рейхсверовского шпиона превратился в канцлера германской империи. В ночь на 27 февраля 1933 г. Гитлер поднялся еще выше с помощью акта величайшей провокации — поджога германского рейхстага. Зажженный самими нацистами пожар был, по заявлению Гитлера, сигналом к коммунистическому восстанию против германского правительства. На этом основании нацисты объявили осадное положение, арестовали или убили видных антифашистов и разгромили профсоюзы. Пожар рейхстага сделал Гитлера «фюрером третьей империи».

«Третья империя» сменила белогвардейскую контрреволюцию в роли оплота мировой реакции. Нацизм был апофеозом контрреволюции, оснащенной грандиозными военными и промышленными ресурсами возрождающегося германского империализма. Его политическим кредо было воскрешение мрачного ненавистничества и изуверских предрассудков царской России. В штурмовых отрядах возродилась старая черпая сотня, возведенная в ранг регулярного войска. Массовые погромы и истребление народов входили в официальную программу правительства «третьей империи». «Протоколы сионских мудрецов» питали нацистскую идеологию. А нацистские вожди были идейными последышами баронов Врангеля и Унгерна, последышами русской белогвардейщины.

Пятнадцать лет обманчивого мира и тайной войны против мировой демократии и прогресса под лозунгом «антибольшевизма» принесли неизбежные плоды. Огонь, спаливший рейхстаг, должен был вскоре разгореться, распространиться и стать угрозой всему земному шару.

«Мы начинаем с того места, где остановились шесть веков назад, — писал Гитлер в «Майн кампф». — Мы отказываемся от постоянного германского устремления на юг и запад Европы и обращаем свои взоры на восток. Таким образом, мы положим конец колониальной и торговой политике довоенного времени и перейдем к территориальной политике будущего. Говоря о новых землях, мы подразумеваем, в первую очередь, Россию и подчиненные ей лимитрофные государства».

Приманка «антибольшевизма» точно магнит притягивала силы мировой реакции и империализма к Адольфу Гитлеру.

Те же военные и государственные деятели, которые с готовностью поддерживали любую интригу, любой белогвардейский заговор против Советской России, теперь оказались во главе защитников и пособников нацизма. Антибольшевистские круги Франции, группировавшиеся вокруг маршала Фоша и его бывших помощников Петэна и Вейгана, закрывали глаза на угрозу нацизма их собственной стране и жаждали одного — объединиться с новым, мощным антибольшевистским движением. Маннергейм в Финляндии, Хорти в Венгрии, Сыровы в Чехословакии и все прочие европейские марионетки, участники тайной войны против Советов, мигом были превращены в авангард нацистской агрессии на востоке.

В мае 1933 г., всего через несколько месяцев после захвата Гитлером власти в Германии, Альфред Розенберг прибыл в Англию для переговоров с сэром Генри Детердингом. Нацистский «идеолог» гостил в загородном поместье нефтяного магната Бэкхерст-Парк, возле Виндзорского замка. К этому времени в Англии уже имелась могущественная и сильно возросшая пронацистская группа из числа английских консерваторов, сторонников антибольшевистского крестового похода.

28 ноября 1933 г. ротермировская «Дейли мейл» подняла вопрос, который вскоре стал господствующим в британской внешней политике:

Крепкий молодой германский нацизм — надежный страж Европы против коммунистической опасности… Германии необходимо жизненное пространство. Если Германия переключит избытки своей энергии и свои организаторские способности на большевистскую Россию, то тем самым она поможет русскому народу вернуться к цивилизованному существованию и, возможно даже, направит мировую торговлю на путь нового расцвета.

Под нацистским водительством все раздробленные силы мирового антибольшевизма, антидемократического движения и белогвардейской контрреволюции должны были подняться и сплотиться воедино для уничтожения европейской демократии и для вторжения в Советскую Россию, а в конечном итоге, для попытки навязать свое владычество миру.

Но в мире западной демократии были и дальновидные государственные деятели, которые отказывались принять гитлеровский антибольшевизм как оправдание всех нацистских козней и преступлений. Два видных деятеля Великобритании и Соединенных Штатов с самого начала предвидели, что с торжеством нацизма в Германии кончилась целая эпоха мировой истории. Пятнадцать лет тайной войны против Советской России вскормили в самом сердце Европы своего рода Франкенштейна,[48] милитаризированное чудовище, грозившее миру и безопасности всех свободных наций.

Когда гитлеровские штурмовые отряды маршировали по улицам Германии, потрясая дубинками и горланя: «Сегодня Германия наша, завтра нашим будет весь мир!», из Англии раздался голос, звучавший предостережением и тревогой. Как ни странно, это был голос Уинстона Черчилля, бывшего лидера консерваторов, противников большевизма.

В декабре 1933 г. Черчилль демонстративно порвал со своими коллегами-консерваторами и разоблачил нацизм как угрозу Британской империи. В ответ на заявление лорда Ротермира, что «крепкий молодой германский нацизм — надежный страж Европы против коммунистической опасности», Черчилль сказал:

Все эти банды крепких молодых тевтонцев, марширующие по улицам и дорогам Германии… ищут оружия, но едва только они заполучат его — поверьте мне — они потребуют возврата отнятых территорий, утраченных колоний, а такого рода требование неминуемо потрясет, если не разорит до основания, многие страны.

Черчилль настаивал на соглашении с Францией и даже с Советским Союзом против нацистской Германии. Его объявили предателем и пособником войны те самые люди, которые прежде превозносили его как поборника антибольшевистского движения…

По ту сторону Атлантического океана другой человек видел, что кончается целая эпоха мировой истории. Недавно избранный президентом Соединенных Штатов Франклин Делано Рузвельт круто повернул курс, отказавшись от антисоветской политики своего предшественника, президента Герберта Гувера.

16 ноября 1933 г. были установлены дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом. В тот же самый день президент Рузвельт послал следующее письмо М. М. Литвинову:

Я твердо верю, что установленные между нашими народами отношения навсегда останутся нормальными и дружественными и что обе нации впредь будут сотрудничать между собой для взаимного блага и для сохранения мира на земле.

В том же году нацистская Германия вышла из Лиги наций. Ее место в Совете Лиги наций было занято Союзом Советских Социалистических Республик.

Началась новая эпоха, которой предстояло сделаться эпохой самого головокружительного и чудовищного предательства в истории — эпоха тайной дипломатии, основанной на терроре, убийствах, заговорах, переворотах, на хитрости и обмане, каким не было примера в прошлом.

Кульминационным пунктом ее была вторая мировая война.

Примечания:

Диалог между майором Робинсон и полковником Томпсоном, как и все другие разговоры в этой книге, цитируется по документальным источникам. Основным материалом для рассказа о миссии Рэймонда Робинса послужили его собственные показания на допросе в комиссии Овермэна в 1919 г., цитируемые по III тому издания «Немецкая и большевистская пропаганда: отчеты и протоколы юридической подкомиссии сената США 65-го созыва» (Вашингтон, 1919) и по книге Вильяма Харда «Рэймонд Робинс о самом себе» (Нью-Йорк, 1920). (Примеч. авторов)

В ноябре 1943 г. полковник Рэймонд Робинс писал авторам настоящей книги: «Впервые я услышал о Сталине, когда Ленин излагал мне свои планы создания Федеративной Социалистической Советской Республики… Он говорил, что они со Сталиным хотят объединить для общей работы все национальные группы населения Советской России, и добавил, что Сталин только что занял пост народного комиссара по делам национальностей… Пожалуй, величайшим историческим вкладом Сталина в дело объединения и усиления советского народа была его блестящая работа на посту народного комиссара, по делам национальностей. Его политика способствовала искоренению расового, религиозного, национального и классового антагонизма и дала различным группам советских людей то единство и сплоченность, с каким они сражались и, не щадя своей жизни, защищали Ленинград, Сталинград и всю Русскую землю». В последней фразе полковник Робинс, разумеется, говорит об исторической роли, которую во вторую мировую войну сыграл советский народ, вынудивший к отступлению и разгромивший нацистских захватчиков. (Примеч. авторов)

Англо-французское соглашение от 23 декабря 1917 г., определяющее французские и английские зоны действия (франц.)

Не все беженцы были контрреволюционерами. Тысячи обитых с толку людей, напуганных грандиозным, непонятным им катаклизмом, влились в общий поток беженцев. Кочуя из страны в страну, они с трудом зарабатывали себе на хлеб в чуждом и новом для них мире. Некоторые из них стали шоферами такси, официантами притонов, поварами, гидами; многие нищенствовали, чтобы не умереть с голоду. Публичные дома Харбина, Шанхая и Пекина были переполнены русскими беженками. (Примеч. авторов)

Любопытна последующая карьера ряда генералов, руководивших армиями иностранных интервентов в Советской России. Чехословацкие генералы Сыровы и Гайда вернулись в Прагу, где первый стал главнокомандующим чехословацкой армией, второй — начальником штаба. В 1926 г. генерал Гайда участвовал в неудавшемся фашистском перевороте, а позже был замешай в других фашистских заговорах. Генерал Сыровы в 1938 г. играл роль чешского военного квислинга. Английский генерал Нокс стал по возвращении в Англию членом парламента от консерваторов, активным антисоветским деятелем и одним из основателей общества друзей националистской Испании — организации, занимавшейся испано-фашистской пропагандой в Англии в пользу генерала Франсиско Франко. Фош, Петэн, Вейган, Маннергейм, Танака, Гофман и другие генералы-интервенты стали в послевоенный период главарями антисоветского и фашистского движения. (Примеч. авторов)

О субсидировании Борзигом позднейших операций «пятой колонны» в Советской России см. стр. 251. (Примеч. авторов)

Первоначально генерал Ганс фон Сект, начальник германского рейхсвера, отверг план Гофмана. Сект мечтал о военном реванше западным державам, для которого он надеялся использовать русское сырье и живую силу. Он полагал, что ему удастся договориться с оппозиционными элементами в Красной армии и в советском правительстве. Позднее Сект принял план Гофмана и стал нацистом. (Примеч. авторов)

Подлинным главой боевой организации был Евно Азеф, один из самых удивительных провокаторов, каких только знала история. Будучи сыщиком на службе царской тайной полиции, Азеф выдавал революционеров и террористов, и в то же время именно он подготовил убийство великого князя Сергея, Плеве и других царских сановников. Интересовали его только деньги, он помогал осуществлению таких убийств для того, чтобы иметь возможность требовать от партии эсеров большие суммы на расходы. Разумеется, он не осведомлял тайную полицию о своей роли в этих убийствах.

Другим руководителем партии эсеров, работавшим вместе с Савинковым и Азефом, был Виктор Чернов. Как и Савинков, Чернов впоследствии стал активным антисоветским деятелем. Он приехал в Соединенные Штаты в 1940 г. и до настоящего времени живет здесь и занимается антисоветской пропагандой. Подробнее о деятельности Чернова в настоящее время см. стр. 394—395. (Примеч. авторов)

В предисловии к своей книге «Эшенден или английский агент» Сомерсет Могэм следующим образом характеризует основную цель своей поездки в Россию: «В 1917 г. я поехал в Россию. Я был послан для того, чтобы предотвратить большевистскую революцию и помешать выходу России из войны». Могэм добавляет: «Читателю известно, что мои старания не увенчались успехом». (Примеч. авторов)

В 1918 г. Ной Жордания был главой германского марионеточного правительства на Кавказе. В 1919 г. англичане вытеснили немцев, и Жордания стал главой Закавказской республики под английским контролем. В 1924 г. он находился в Париже. Французское правительство выделило в его распоряжение субсидию в 4 млн. франков. (Примеч. авторов)

Во время своего пребывания в тюрьме Савинков пользовался исключительным вниманием советских властей. Ему были предоставлены особые привилегии, он имел возможность писать, он получал все книги, какие желал. Но он хотел свободы. 7 мая 1925 г. он обратился с длинным прошением к Феликсу Дзержинскому, председателю ЧК. Он просил о помиловании, предлагал сделать все, что от него потребует правительство. Получив от администрации тюрьмы предварительный ответ о малой вероятности пересмотра приговора Верховного Суда, Савинков покончил жизнь самоубийством. (Примеч. авторов)

Это было одним из многих нелепых «объяснений», которыми враги Советского Союза пытались дискредитировать признания, сделанные иностранными заговорщиками и русскими предателями перед советским судом. Эти «объяснения» были особенно в ходу во время так называемых московских процессов (1936—1938 гг.). См. книгу III. (Примеч. авторов)

Сидней Рейли не мог приписать исключительно себе лавры этой победы. В Соединенных Штатах имелось достаточно людей, которые так же рьяно боролись против займа России. Среди них надо назвать Герберта Гувера, в то время министра торговли, заядлого врага Советской России. «Вопрос о торговле с Россией, — заявил Гувер М. Литвинову 31 марта 1921 г., — в большей мере вопрос политический, нежели экономический, пока Россией правят большевики». (Примеч. авторов)

«Я был одним из крупнейших судебных следователей в России, — сообщил Бразуль журналисту, который интервьюировал его после приезда его в Соединенные Штаты. — Я был откомандирован правительством за границу для изучения следственного дела. Я изучал его в Швейцарии, Германии, Франции и Англии, став, таким образом, экспертом по раскрытию уголовных преступлений». Американский журналист спросил Бразуля, верит ли он в ритуальные убийства, совершаемые евреями. — Разумеется, верю, — ответил Бразуль.

Позднее американский журналист описал свои ощущения во время интервью: «Я содрогался, сидя лицом к лицу с этим русским черносотенцем и слушая, как он в двадцатом веке спокойно повествует о средневековом варварстве царских приспешников». (Примеч. авторов)

Так называемые «документы Сиссона», якобы доказывавшие, что Ленин и другие советские вожди состояли на жалованьи у германского верховного командования, были напечатаны и распространялись в Соединенных Штатах государственным департаментом. Первоначально русские белогвардейцы хотели продать эти документы английской разведывательной службе, которая их отвергла как грубую фальшивку. Эдгар Сиссон, один из чиновников государственного департамента, приобрел эти документы и привез в Вашингтон. Впоследствии их подложность была установлена с полной достоверностью. (Примеч. авторов)

Подробности о последующей и текущей деятельности Бразуля в Соединенных Штатах см. стр. 391—392. (Примеч. авторов)

Этот список, включавший имена всех видных американцев, благожелательно высказывавшихся о Советской России, сослужил в дальнейшем большую службу американским фашистам и нацистским агентам. Антисемитская пропагандистка Элизабет Диллинг впоследствии основательно попользовалась им и ему подобными списками при сочинении своей пресловутой «Красной паутины». Георг Сильвестр Фирек, полковник Эмерсон, Оскар Пфаус и другие нацистские шпионы и агенты «пятой колонны» в Соединенных Штатах широко использовали этот документ в своей пропагандистской деятельности. (Примеч. авторов)

Меморандум Танака, впоследствии получивший название японской «Майн кампф», был написан в 1927 г. и впервые обнародован в 1929 г., после того как Чжан Сюэ-лян, молодой властитель Манчжурии, приобрел его у какого-то японского агента. Китайская секция Тихоокеанского института опубликовала этот документ в Соединенных Штатах и ознакомила с ним мир. (Примеч. авторов)

Одновременно троцкистское оппозиционное движение в самой Советской России готовило свержение советского правительства. 7 ноября 1927 г. имела место попытка троцкистского путча. Многие троцкисты были арестованы. Сам Троцкий был сослан. См. стр.230. (Примеч. авторов)

Этот же самый полковник Жуанвилль командовал в 1918 г. французской интервенционистской армией в Сибири. В то время, когда происходило собрание Торгпрома в Париже, во французский генеральный штаб входили следующие лица: маршал Фош, который был сторонником вооруженной интервенции в России с 1919 г.; маршал Петэн, чья ненависть к советской власти могла сравниться только с его страхом перед демократией и презрением к ней; генерал Вейган, который в 1920 г. вел польские войска против Красной армии и с тех пор остался неизменным участником всех антисоветских и антидемократических заговоров. Фош умер в 1929 г.; его личный адъютант Рене Д'Опиталь стал впоследствии председателем пресловутого Франко-германского комитета, основанного в 1933 г. нацистским агентом Отто Абецом в целях распространения нацистской и антисоветской пропаганды. (Примеч. авторов)

Через два дня после окончания процесса профессор Рамзин и четверо других подсудимых, приговоренных к смертной казни, подали во ВЦИК, ходатайство о помиловании. Суд удовлетворил ходатайство и заменил смертную казнь десятью годами тюремного заключения на том основании, что Рамзин и его сообщники были орудиями в руках подлинных заговорщиков, находящихся за пределами Советского Союза. В последующие годы профессор Рамзин, которому советскими властями были предоставлены все возможности для научной работы, полностью встал на советскую платформу и сделал ряд ценных вкладов для осуществления программы индустриализации СССР. 7 июля 1943 г. профессор Рамзин был награжден орденом Ленина и Сталинской премией в размере 150 тыс. рублей за создание конструкция прямоточного котла, признанного лучшим в мире. По Указу Президиума Верховного Совета СССР прямоточному котлу присвоено имя изобретателя. (Примеч. авторов)

Второй интернационал объявил процесс меньшевиков актом «политических гонений». Абрамович опубликовал заявление, в котором отрицал факт своего приезда в Советский Союз и участия в тайных совещаниях. Однако он признавал существование там «активной нелегальной организации нашей партии, представители которой, а также отдельные члены находились в переписке с нашей заграничной делегацией в Берлине и были организационно связаны с ней».

Впоследствии Абрамович переехал в Соединенные Штаты. О его текущей деятельности в Америке см. стр. 395—396. (Примеч. авторов)

Персонаж фантастического романа Мери Вулстонкрэфт Шелли (1797—1851) «Франкенштейн», написанного в сотрудничестве с Перси Биши Шелли и Байроном (опубликован в 1818 г.). Герой романа — искусственно созданный человек, который взбунтовался против своих создателей и против всего мира. (Примеч. ред.)

Оглавление

КНИГА ВТОРАЯ Тайны «санитарного кордона»

Глава VIII БЕЛЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД

1. Вторая волна