• Главная
• В избранное
• Наш E-MAIL
• Добавить материал
• Нашёл ошибку
• Вниз

В 1992 году на экраны вышел одноименный фильм Станислава Говорухина. Закадровый текст, комментируя изобильные кадры кинохроники конца ХIХ - начала ХХ века, повествует: "Россия. Загадочная и незнакомая страна. Так уж получилось, что мы ничего не знаем о ней. Поэтому, наверное, и живем так трудно и так глупо... Чем больше узнаешь эту незнакомую страну, тем крепче влюбляешься в нее. Это происходит невольно... То, что покажем мы - это как бы впечатления человека, который начал узнавать историю своей страны в зрелом возрасте. И все, что мы узнавали в процессе съемок переворачивало душу. Как так случилось, почему господь отнял у людей разум, как можно было разграбить и уничтожить такую богатую страну? И почему, почему мы ничего не знали о ней, о своей Родине?"

Авторы фильма, на десятилетия внедрившие в массовое сознание образ не знавшей нужды, кормившей пол Европы России, изрядно лукавят. Почему они не знали о ней - вопрос скорее лично к ним. Все материалы, использованные в фильме, прекрасно известны советской историографии, не раз публиковались в массовых изданиях. Да и не работал Станислав Говорухин в неких секретных монархических архивах.

Советские историки заслужили от авторов фильма весьма своеобразную благодарность: "История России, которой мы учились в школе, написана услужливыми лакеями, спешившими угодить своим хозяевам. Как раз тем, кто растоптал и разграбил эту страну. Ее убийцам. История России написана ее убийцами" [1].

Еще раз подчеркну: ничего необычного, неизвестного ранее советской исторической науке, Станислав Говорухин в своем фильме не открыл. Действительно, если начинать изучение истории своей страны "в зрелом возрасте", взявшись за книги вместо патриотических кинофильмов, можно узнать много нового. Но это не повод отрицать факты, многократно опубликованные и известные отнюдь не только специалистам. Чтобы не изобретать велосипед и не доказывать очевидного, рассказывая о мощном экономическом и промышленном росте России второй половины XIX - начала XX века, я обращусь к широко доступному массовому советскому читателю источнику - Большой советской энциклопедии (БСЭ).

...Отмена крепостного права в 1861 году дала мощный импульс для развития в России капиталистических отношений. Отмечался повсеместный рост мелкого ремесленного и кустарного производства. Темпы этого процесса БСЭ иллюстрирует на примере данных по Пермской губернии: за десятилетие 1855-65 годов возникло 533 новых промыслов, в следующем десятилетии - уже 1 339, в период с 1875 по 85 годы зарегистрировано появление 2 652 мастерских, а в 1885-95 годах 3 469. Происходило объединение промыслов в относительно крупные предприятия мануфактурного типа. В конце XIX века в Европейской России было не менее 2 млн. кустарей и ремесленников [2].

Государство активно участвовало в создании и развитии инфраструктуры. Первая российская железная дорога - Царскосельская - была открыта лишь в 1837 году (всего за 80 лет до Революции). Отставание государства в этой сфере было весьма ощутимым, но до второй половины XIX века серьезных усилий по исправлению ситуации не предпринималось. Вторая российская железная дорога - Николаевская - соединила Москву и Петербург в 1851 году.

Уже к 80-м годам XIX века интенсивность сооружения железнодорожных магистралей достигла пика. Протяженность железных дорог в 80-е превысила 20 тысяч км. В среднем за период с 1865 по 1875 в год вводилось в строй 1,5 тысячи км. рельсового пути.

Эти темпы были превзойдены в 90-е годы, когда объемы ежегодного строительства достигли более 2,5 тысяч км. железных дорог. С 1893 по 1902 вступило в действие 27 тысяч км. рельсовых путей, общая протяжённость магистралей превысила 55 тысяч км. В 1891 началось строительство Сибирской железной дороги, которая была в основном закончена к началу XX века.

Царское правительство достаточно быстро пришло к идее государственного участия в крупных инфраструктурных проектах и даже идее государственной собственности в этой сфере. В конце 80-х годов XIX века было огосударствлено около 2/3 железнодорожной сети в стране. С 1893 по 1903 в железнодорожное, промышленное и городское строительство было вложено до 5,5 млрд. руб., что на 25% превысило вложения за предшествующие 32 года.

Развитие железнодорожной сети создало разветвленную транспортную инфраструктуру. Так, только за 20 лет объём перевозок хлебных грузов по железным дорогам возрос вдвое (с 311,9 млн. пудов в 1876-78 годах до 620,5 млн. пудов в 1898-1902 годах).

Все это дало, наряду с государственными дотациями и протекционизмом, мощный толчок промышленному развитию страны. За 40 лет - с 1860 до 1900 года - объем промышленной продукции в России увеличился более, чем в 7 раз. Число рабочих в европейской части России выросло втрое, тогда как количество населения - в 1,5 раза.

Правительство проводило последовательную политику защиты российского рынка от иностранной конкуренции. В 1882, 1884 и 1885 повышались таможенные пошлины. Непрерывное повышение таможенных ставок закончилось введением в 1891 году протекционистского таможенного тарифа. За 1891—1900 таможенное обложение составило для всех ввозимых товаров 33% их стоимости.

Эти меры с одной стороны делали невыгодным ввоз в Россию товаров из-за границы, с другой стимулировали экспортную составляющую российской экономики. Вывоз только сельскохозяйственных продуктов увеличился в денежном выражении с 701 млн. рублей в период с 1901 по 1905 годы до 1 126 млн. рублей в 1911-1913 годы. Но и ранее, в 1887-92 годах торговый баланс дал сальдо в пользу России в 1 535,8 млн. рублей. Сложившееся финансовое благополучие позволило царскому правительству ввести в 1897 году в России золотое обращение.

К 1913 году по основным экономическим показателям, таким, как добыча угля, производство чугуна, стали, объемам продукции машиностроения, Россия из мировых держав уступала США, Германии, Великобритании и Франции и опережала Италию, Испанию и Японию [3]. (см.таблицу)

Таблица: Протяженность ЖД-сети, тыс.км| Добыча угля, млн.т.| Производство чугуна, млн.т.|  Выплавка стали, млн.т.|  Продукция машиностроения, млн.руб.

США 401,9| 517,00| 31,46|31,80| 3116,5

Германия 63,4| 277,34| 16,76|17,15| 1288,0

Великобритания

  38,1| 292,00| 10,42| 7,79| 736,0

Франция  40,8| 40,80| 5,21| 4,69| 120,9

Россия  71,7| 35,90| 4,64| 4,25| 218,5

Италия  17,6|  1,00| 0,43| 0,93| 80,5

Испания  14,4|  4,00| 0,42| 0,24| -

Япония  11,4|  21,3| 0,24| 0,25| 21,6

Период с 1861 по 1913 годы в литературе принято называть переходом к капиталистическому этапу развития страны, однако следует учитывать, что капиталистические отношения внедрялись в России форсированными темпами «сверху» в условиях абсолютной монархии и очень своеобразной законодательной базы (о чем ниже).

Все это привело к очевидным перекосам российского капитализма по сравнению с классической моделью западного капиталистического развития. Несмотря на бурно растущие мелкие промыслы и попытки их объединения в мануфактуры (которые далее должны были вызвать рост машинных производств, их укрупнение, возникновение машиностроения и т.д.) уже на рубеже 70-80 годов XIX века промыслы и мелкие предприятия не играли в экономике сколько-нибудь значимой роли.

Параллельно росту частных ремесленных и мелкотоварных производств сразу же создавалась крупная промышленность, большая часть продукции в которой производилась машинами. Например, крупные фабричные предприятия текстильной промышленности составляли всего 16,4% предприятий отрасли. Но на них работали 68,8% всех текстильщиков, и эти предприятия давали 75,7% всей текстильной продукции страны. Кустарям в этой схеме практически не оставалось места.

Накануне 1-й мировой войны общая численность рабочих в России достигла свыше 15 млн. человек, в том числе около 4 млн. фабрично-заводских и железнодорожных рабочих. Из них 56,6% работало на промышленных гигантах (число рабочих от 500 человек), остальные были распределены по крупным предприятиям (100 человек рабочих) и лишь незначительная часть трудилась на мелких производствах.

Таким образом, говорить о переходе к капиталистическим отношениям и частной инициативе в полном смысле этих понятий не приходится. В России, выражаясь современными терминами, была принята и осуществлена программа форсированной индустриализации, позволившая за 50 лет вплотную приблизиться к уровню развитых стран мира, во многом ликвидировав отставание, сложившееся в предыдущие десятилетия.

Весьма показательно в этом отношении развитие сельского хозяйства в период после отмены крепостного права. Ближе к концу XIX века здесь все ярче проявляется региональная специализация, очень хорошо знакомая нам по гораздо более поздним временам советского планирования и административно-командной системы. Так, в Черноземье увеличиваются посевы зерновых экспортных культур - пшеницы и ячменя; юго-западные и в меньшей мере южно-чернозёмные губернии специализируются на технических культурах - свекле, картофеле. 19 губерний Нечернозёмной полосы сосредоточены на выращивании льна. В Туркестане и Закавказье основной культурой становится хлопок для растущей легкой промышленности.

На животноводстве специализируются западные, северные и центральные губернии, молочное скотоводство сконцентрировано в прибалтийских, западных, северных и центральных губерниях.

При этом в сельском хозяйстве ярко проявились все те же перекосы развития, что и в промышленности. К началу XX века был достигнут серьезный рост урожайности: только в 1909 году валовой сбор хлебов составил 4,72 млрд. пудов (на 1 млрд. больше, чем в 1908). Укрепилась материально-техническая база сельского хозяйства, стоимость парка сельскохозяйственных машин и орудий, используемых на полях, за 1906-13 годы возросла с 163 млн. рублей до 408 млн. рублей. Однако и техника, и прогрессивные методы ведения хозяйства использовалась практически исключительно в крупных помещичьих хозяйствах. Весьма незначительное развитие получило массовое крестьянство - общины и частные дворы. Урожайность, например, ржи за период с 1900 по 1915 годы на помещичьих полях выросла с 63 до 70 пудов с десятины. А на крестьянских - с 53 до 59 пудов.

Ближе к 1913 году из 5 млрд. пудов урожая хлеба на помещичьи хозяйства приходилось 600 млн. пудов, или 12% от общего сбора. Однако они, вместе с зажиточными хозяйствами, давали до 75% всего товарного (идущего на рынок) хлеба - товарность их хозяйств, т.е. доля урожая, идущая на продажу, была 47%. Бедняки и середняки имели низкую товарность - 14,7%. Большую часть выращенного урожая они потребляли сами. Зажиточных (кулацких) хозяйств насчитывалось к этому периоду 15 процентов, середняков – 20, бедняцких – 65.[Абзац отличается от интернет-версии, в которой была допущена путаница с товарностью хозяйств и товарным хлебом. Спасибо внимательным читателям, указавшим на ошибку. Статданные для абзаца - БСЭ, статья "Сельское хозяйство".]

Таким образом, куда больше половины всего хлеба, поступавшего на рынок, производилась в крупных хозяйствах, а не крестьянскими дворами.

Современные пропагандисты в значительной мере правы, утверждая, что советская власть уничтожила "крепкого хозяина" в деревне. Они лишь забывают добавить, что это был, как правило, крупный помещик-феодал.

Прогресс общественных и экономических отношений во второй половине XIX – начале XX века, тем не менее, очевиден. Не имеет смысла отрицать промышленный рост, рост урожайности, выход России в пятерку промышленно-развитых стран мира. Население страны в период с 1897 по 1913 возросло на треть – с 125,6 млн. человек до 169,4 млн. человек.

Росла грамотность. Вслед за открытыми с реформой 1861 года земскими школами появились воскресные школы, в 90-е годы открылись вечерние курсы для рабочих. Лишь в системе Министерства народного просвещения число общеобразовательных средних учебных заведений к 1896 достигло 998, из них 614 мужских и 284 женских. Общее же количество учебных заведений в империи на 1914-15 годы составляло 127 тысяч [4]. К моменту отмены крепостного права число грамотных в России приближалось к 7%. Уже к 1897 оно возросло до 21%.

Еще более впечатляющую динамику демонстрирует европейская часть России – здесь на 1897 год приходилось 30 процентов грамотного населения, в 1907 году этот показатель составил 35, а к 1917 году возрос до 43 процентов [5].

«Россия, которую мы потеряли» действительно существовала. В этом нетрудно убедиться, ознакомившись уже с данными Большой советской энциклопедии, послужившей основным источником для первой главы. Сегодня, с развитием сети Интернет, она тем более доступна массовому читателю. Советская историография по понятным причинам не заостряла внимания на экономическом развитии царской России второй половины XIX – начала XX века, но и не вымарывала данные из учебников и литературы. Каждый, кто интересовался историей своей страны, мог получить эти сведения, не выходя из дома или в ближайшей библиотеке.

Другой вопрос, как воспринимать эти цифры. Правы авторы фильма, «Чем больше узнаешь эту незнакомую страну, тем крепче влюбляешься в нее. Это происходит невольно…» Происходит, ведь для того и создаются такие работы. Достаточно изъять из общей картины несколько «незначительных» фактов, и из научной она превращается в праздничный лубок с румяными гимназистками, хрустом французской булки и счастливыми крестьянскими песнями на летнем сенокосе.

Вот только не ясно из этой картины (и в этом снова правы авторы фильма), что же случилось со счастливой Россией? В каком помутнении рассудка гимназистки, бросив учебу, взялись за бомбы, а разрумянившиеся крестьянки с сенокоса прекратили петь и зарезали барина? Как дошла страна до социального взрыва в 1905 и 1917-м? Почему с отменой крепостного права шел лавинообразный рост крестьянских бунтов? То ли массовое помешательство охватило страну, то ли осуществили свой заговор тайные силы, «убили Россию».

Просто параллельно существовала другая Россия. История как наука их не разделяет, но раз уж появилась в массовом сознании «Россия, которую мы потеряли», взглянем подробнее и на ее оборотную сторону.

По данным Всероссийской переписи 1897 года общая численность населения Российской империи (без Финляндии) составляла 125,6 млн. человек. Крупная буржуазия, помещики, высшие чины и пр. составляли около 3 млн. человек. Зажиточные мелкие хозяева - до 23,1 млн. Остальные - беднейшие крестьяне и пролетарии [6].

Отмена крепостного права ознаменовалась для крестьянства существенным сокращением их земельных наделов. Подписанные в 1861 году Александром II «Положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости» гласили:

«Помещики, сохраняя право собственности на все принадлежащие им земли, предоставляют за установленные повинности в постоянное пользование крестьян усадебную их оседлость и сверх того, для обеспечения их быта и для выполнения их обязанностей пред правительством и помещиком, то количество полевой земли и других угодий, которое определяется на основаниях, указанных в местных положениях».

При этом:

«Наделение крестьян землею и другими угодьями, а равно следующие за сим повинности в пользу помещика определяются преимущественно по добровольному между помещиками и крестьянами соглашению с соблюдением лишь следующих условий:

1) чтобы надел, предоставляемый крестьянам в постоянное пользование для обеспечения их быта и исправного отправления ими государственных повинностей, не был менее того размера, который определен с этою целию в местных положениях…» [7]

Естественно, в местных положениях указывался минимально возможный размер крестьянского надела. Во всех без исключения случаях он был меньше (а часто значительно меньше) той земли, которая ранее была доступна крестьянам для собственного хозяйства. При этом очевидно, что помещики, и без того воспринявшие крестьянскую реформу 1861 года без энтузиазма, не горели желанием раздать крестьянам земли больше, чем требовали от них «Положения».

Начались массовые отрезы земли у крестьянских хозяйств. Как итог, «После 1861 в среднем на каждое помещичье имение приходилось 2,5 тыс. десятин, а на один крестьянский двор в Европейской России - 11,1 десятин земли» [8].

Одновременно, в соответствии с «Положениями», «Крестьяне за отведенный на основании предыдущей статьи надел обязаны отбывать в пользу помещиков определенные в местных положениях повинности: работою или деньгами» [9].

И без того невеликие наделы крестьянам приходилось выкупать - путем регулярных платежей в казну течение 49,5 лет (официально земли были выкуплены у помещиков государством и "проданы" крестьянам в рассрочку) и, как и раньше, работать на барина. «Выкупная операция, - сообщает нам Малый энциклопедический словать Брокгауза и Ефрона, - была организована для покрытия издержек казны по вознаграждению помещиков за уступку надельной земли в собственность крестьян, освобожденных от крепостной зависимости». «Выкупные платежи, не соразмеренные с доходностью крестьянской земли, ложились тяжелым бременем на крестьянское хозяйство». К 1881 году, отмечается далее в словаре, произошло «накопление огромных недоимок», и даже «правительство вынуждено было допустить некоторые облегчения»: выкупные платежи были несколько снижены [10].

«Вынужденные», как отмечает «Брокгауз и Ефрон» послабления при "непомерной тяжести платежей" мало изменили ситуацию. С ходом времени положение лишь ухудшалось. Причиной тому становилось безземелье - все увеличивающееся по мере роста населения (так как наделы с увеличением семьи никто увеличивать не планировал).

Сложившаяся в России система землепользования представляла собой весьма неординарное зрелище: Помещикам принадлежало 70 млн. десятин земли – более половины всего фонда частновладельческих земель. 155 земельным магнатам принадлежали 16,2 млн. десятин, то есть более 1/5 всего частного земельного фонда. Мелкому надельному землевладению крестьян в Европейской России принадлежало 124 млн. десятин земли, а с землями казаков — 138 млн. десятин [11]. Если вспомнить, что «Крупная буржуазия, помещики, высшие чины и пр. составляли около 3 млн. человек» из 125 миллионного населения страны, диспропорция становится весьма очевидной.

На рубеже XIX-XX веков на положении крестьян сказался демографический вопрос. Существенный рост населения страны катастрофически сократил размер среднего крестьянского надела. «Размер среднего надела на мужскую душу с 4,8 десятин в 1861 уменьшился к 1900 до 2,6 десятин». Причем, «Вследствие малоземелья крестьянские земли оказались более выпаханными и истощёнными, чем помещичьи» [12].

В условиях все более острого дефицита земли крестьяне были вынуждены арендовать ее у помещика, что ложилось на хозяйство и вовсе непосильной экономической нагрузкой. Не оставляя, однако, альтернативы: аренда или голод. Повсеместно земли передавались в аренду за отработку - крестьянин брал на себя обязательства обрабатывать поля помещика. Отличия капиталистического подхода от крепостного были налицо: все происходило совершенно добровольно, на капиталистическую барщину крестьянин шел как свободный человек, подгоняемый только голодом собственных детей.

«Брокгауз и Ефрон», чьих авторов трудно заподозрить в просоветской агитации, констатирует в начале XX века в России «крайнее расстройство крестьянского хозяйства» [13], а в статье «Голод» подчеркивает: «С половины XIX ст[олетия]. Западн[ая]. Европа избавлена от Г[олода], вследствие перемены политического строя, подъема народного хозяйства, развития сети путей сообщений. В России Г[олод] бывает до тех пор; таковы 1891-92, 1897-98, 1906-07 неурожайные годы, вызвавшие голод в обширных районах России». Также подчеркивается, что с XI по XVI века в России отмечалось 8 случаев голода на каждые 100 лет, но этот показатель постоянно возрастает. В XVIII веке было отмечено уже 34 голода, а только за первую половину XIX века (до 1854 года) – уже 35.

Все эти факторы, впрочем, не могли повлиять на первоначальные решения властей. Крестьяне продолжали платить выкупные платежи вплоть до 1907 года, когда, на фоне грянувшей революции 1905-1907 годов, их вынуждены были отменить.

***

В предыдущей главе мы упоминали о рекордном росте урожайности в российском сельском хозяйстве и массовом экспорте зерна в Европу (Россию называли «хлебной житницей Европы»). Однако средний урожай пшеницы с 1 десятины составлял в России 55 пудов, в то время как в Германии этот показатель был 157 пудов, а в Бельгии 168 пудов [14].

Все же не стоит забывать, за счет чего и кого было достигнуто впечатляющие финансовое благополучие России рубежа ХIХ - ХХ веков. Россия кормила хлебом всю Европу на фоне все чаще повторяющегося голода у себя. Основная масса крестьянства продолжала отбывать барщину и несла непосильное бремя выкупных платежей. Безденежье, малоземелье, работа на себя и на барщине практически не оставляли возможности обустраивать свой быт.

«Хотя материальное (как и правовое) положение российского крестьянства после 1861 г. стало лучше, чем до реформы, оно оставалось еще для цивилизованной страны, великой державы нетерпимым, - отмечает в «Курсе лекций» Н.А.Троицкий. - Достаточно сказать, что крестьяне и после освобождения большей частью жили в «курных» (или «черных») избах. Колоритно описал их крестьянский сын, народник Е.Е. Лазарев (прототип Набатова в романе Л.Н. Толстого «Воскресение»). Дым в такой избе «из печного чела должен был валить прямо вверх к потолку, наполняя собою всю избу чуть не до самого пола, и выходить в отворенную дверь (а летом и в окна) наружу. Так было летом, так было и зимой. Вследствие этого по утрам, во время топки печи, обитатели этих жилищ ходили обыкновенно согнувшись, со слезами на глазах, кряхтели, пыхтели и откашливались, глотая время от времени чистый воздух близ самого пола». Это называлось «топить по-черному». В таких избах крестьяне жили многолюдными семьями, а зимой «к двуногому населению приобщалось население четвероногое - телята и ягнята, к которым по утрам и вечерам приходили их матери покормить молоком. Коровы-новотелы морозной зимой по утрам сами являлись в избу доиться, протискиваясь сквозь узкие сенные и избные двери с бесцеремонностью исконных членов семьи...» [15].

В.Б. Безгин в основательном исследовании «Крестьянская повседневность (традиции конца XIX - начала ХХ века)» описывает бытовые условия российского крестьянина уже рубежа веков:

«Постороннего человека, прежде всего, поражал аскетизм внутреннего убранства. Крестьянская изба конца XIX в. мало, чем отличалась от сельского жилища века предыдущего. Большую часть комнаты занимала печь, служащая, как для обогрева, так и для приготовления пищи. Во многих семьях они заменяли баню. Большинство крестьянских изб топились «по-черному». В 1892 г. в с. Кобельке Богоявленской волости Тамбовской губернии из 533 дворов 442 отапливались «по-черному» и 91 «по белому». В каждой избе был стол и лавки вдоль стен. Иная мебель практически отсутствовала. Не во всех семьях имелись скамейки и табуретки. Спали обычно зимой на печах, летом на полатьях. Чтобы было не так жестко, стелили солому, которую накрывали дерюгой…

Солома служила универсальным покрытием для пола в крестьянской избе. На нее члены семьи отправляли свои естественные надобности, и ее, по мере загрязнения, периодически меняли. О гигиене русские крестьяне имели смутное представление. По сведениям А. И. Шингарева, в начале ХХ в., бань в с. Моховатке имелось всего две на 36 семейств, а в соседнем Ново-Животинном одна на 10 семейств.

Большинство крестьян мылись раз - два в месяц в избе, в лотках или просто на соломе. Традиция мытья в печи сохранялась в деревне вплоть до В.О.В. Орловская крестьянка, жительница села Ильинское М. П. Семкина (1919 г. р.) вспоминала: «Раньше купались дома, из ведерки, никакой бани не было. А старики в печку залезали. Мать выметет печь, соломку туда настелет, старики залезают, косточки греют» [16].

Не слишком похоже на пасторальные пейзажи "России, которую мы потеряли". Однако и это тоже было - наряду с железными дорогами и ростом производства. Не следует об этом забывать.

Крестьянский быт. XIX в. Мытье в печке. Гравюра А.И. Зубчанинова по рисунку П. Е. Коверзнева. Начало 1880-х гг.

Всемирная иллюстрация. 1875. Т. XIII. – Спб.: Изд. Г.Д. Гоппэ, 1875.

***

Мощный промышленный рост России второй половины XIX – начала XX веков также впечатляет лишь в абсолютных цифрах. Россия, имея к 1913 году объемы производства, которые по абсолютным показателям были сравнимы с наиболее развитыми странами мира (см. таблицу в предыдущей главе), тем не менее страшно отставала от них по показателям производства на душу населения.

В США при населении в 96,5 млн. чел., добыча угля составляла 517,00 млн.т., то есть 5,35 т. на человека. Продукции машиностроения выпускалось, по существовавшему курсу, на 3116,5 млн. руб. – по 32,30 рубля на человека.

Франция при населении в 39,8 млн. чел., добывала угля 40,8 млн.т. На душу населения приходилось 1,2 т. топлива. Продукции машиностроения выпускалось на 120,9 млн. руб. – по 3 рубля на человека.

Для России с населением в 169,4 млн. чел. на 1913 год показатели экономического роста, столь внушительные при сравнении абсолютных цифр, были катастрофически низки при их пересчете на душу населения. Добыча угля в 35,9 млн.т. давала на каждого россиянина всего 0,21 т. (!!!) топлива на 1913 год. От продукции машиностроения, произведенной на 218,5 миллионов рублей, на каждого конкретного россиянина приходилось 1,4 рубля.

Нужно ли удивляться, что, несмотря на блестящие показатели из предыдущей главы, деревня вплоть до второй декады XX века пахала деревянной сохой?

Положение основной массы рабочих не сильно отличалось от положения крестьянства. Успехи индустриализации дореволюционного периода были основаны на сверхэксплуатации основных категорий населения, без всякого представления о трудовом законодательстве или социальной защите. Н.А.Троицкий приводит сведения о работе и домашнем быте рабочих:

"До 1897 г. рабочий день в промышленности не был нормирован и, как правило, составлял 13-15 часов, а порой доходил и до 19-ти (как на машиностроительном заводе Струве в Москве). При этом рабочие трудились в антисанитарных условиях, без элементарной техники безопасности. "Как-то мои друзья ткачи повели меня на фабрику во время работы. Боже мой! Какой это ад! - вспоминал очевидец об одной из петербургских фабрик.- В ткацкой с непривычки нет возможности за грохотом машины слышать в двух шагах от человека не только то, что он говорит, но и кричит. Воздух невозможный, жара и духота, вонь от людского пота и от масла, которым смазывают станки; от хлопковой пыли, носящейся в воздухе, получается своеобразный вид мглы" [17].

"Женский труд широко эксплуатировался в легкой промышленности (в Петербурге 70-х годов женщины составляли 42,6 % рабочих, занятых на обработке волокнистых веществ) и применялся даже в металлургии. Дети же и подростки с 10-12 лет (иногда и с 8-ми) работали буквально всюду. По данным 70-х годов, на Ижевском оружейном заводе несовершеннолетние в возрасте от 10 до 18 лет составляли 25 % всех рабочих, а на тверской фабрике Морозова - 43 %. Газета "Русские ведомости" в 1879 г. так писала о труде малолетних на фабриках г. Серпухова Московской губернии: "Положение детей, из-за 4-5-рублевого жалованья обреченных на изнурительную 12-часовую работу, в высшей степени печальное. К сожалению, эти изможденные, бледные, с воспаленными глазами существа, погибающие физически и нравственно, до сих пор еще не пользуются в надлежащей степени защитой со стороны закона. А между тем эта юная рабочая сила представляет весьма солидный процент всех сил, занятых на местных фабриках; так, на одной фабрике г. Коншина работают до 400 детей" [18].

С бытовыми условиями ситуация у рабочих обстояла как бы не хуже, чем у крестьян. В лучшем случае они с семьями жили в бараках или казармах. Исследователь приводит выдержки из доклада инспектора земской управы Петербургского уезда, который, обследуя жилищные условия столичного пролетариата за 1878 г., подробно описывает один из жилых подвалов: "Представляя из себя углубление в землю не менее 2 аршин, он (подвал) постоянно заливается если не водою, то жидкостью из расположенного по соседству отхожего места, так что сгнившие доски, составляющие пол, буквально плавают, несмотря на то, что жильцы его усердно занимаются осушением своей квартиры, ежедневно вычерпывая по нескольку ведер. В таком-то помещении при содержании 5 1/3 куб. сажен убийственного самого по себе воздуха я нашел до 10 жильцов, из которых 6 малолетних" [19].

И это не было страшным исключением из правил. В энциклопедии "Москва" читаем уже про ситуацию во второй столице: "Скученность и грязь в жилищах рабочих часто приводили к эпидемическим вспышкам холеры, оспы, тифов, дизентерии… Высока была заболеваемость туберкулёзом лёгких; так, в 1880—89 в больницах от чахотки ежегодно умирало свыше 3 тыс. человек в возрасте от 15 до 40 лет...

Приглашённые в 1884 на службу в Городскую управу санитарные врачи, осмотрев улицы, базары, ночлежки, рабочие общежития (выд. ДЛ.), всюду увидели «грязь, нечистоты, свыше всяческого описания» [20].

Характерно, что рабочие общежития здесь вообще поставлены в один ряд с ночлежками.

К счастью, эту Россию мы тоже потеряли. Можно сколько угодно иронизировать над людьми, подселенными в барские хоромы булгаковского профессора Преображенского. Но недурно иногда задуматься - откуда взялись эти люди, где жили до этого и столь ли страшна их вина в том, что они не умеют пользоваться ватерклозетом.

Вплоть до второй половины XIX века крестьянство России (более 85 процентов всего населения) было, фактически, лишено медицинской помощи. Немногочисленные больницы, сосредоточенные в городах, не принимали крестьян. Яркий пример - одна из трех существовавших к началу XIX века в Москве больниц гражданского ведомства - Голицынская. Клиника была создана в 1802 году на средства князя Дмитрия Михайловича Голицына, завещавшего потратить его состояние на строительство в Москве бесплатной больницы для бедных – «учреждения Богу угодного и людям полезного».

Согласно воли завещателя, лечиться в ней могли «все бедные – и русские, и иностранцы, всякого пола, звания, вероисповедания и национальности». Не допускались в больницу только крестьяне. Они считалось личным имуществом, о здоровье которых должен заботиться собственник.

С отменой крепостного права и проведением Земской реформы в деревню пришла медицина. Не повсеместно, земские управления были созданы только в 34 центральных губерниях Европейской России, но уже это был огромный рывок вперед. «Врачей на селе до введения земств вообще не было (исключая редкие случаи, когда помещик сам открывал на свои средства больницу и приглашал фельдшера). Земства содержали специально подготовленных сельских врачей (число их за 1866—1880 гг. выросло вчетверо)», - отмечает Н.А.Троицкий [21].

О земской медицине «Брокгауз и Ефрон» сообщает следующее: «Организация ее ныне в существенных чертах такова: уезды разделяются на участки (иногда 4-5 на Уезд), каждым участком заведует врач, приглашаемый земством; для приема амбулаторных больных, для помещения нуждающихся в больничном лечении существуют в каждом участке земские больницы или приемные покои; лечение, содержание больных бесплатное; в среднем на участкового врача приходится около 10 — 15 000 человек, разъезды врачей очень велики» [22].

Ситуация постепенно менялась к лучшему, но явно недостаточно. В «Объяснительной записке к отчету государственного контроля по исполнению государственной росписи и финансовых смет за 1911 г.» сказано: «Для бесплатного пользования сельских обывателей в губерниях и областях образованы врачебные участки, состоящие в ведении сельских врачей; в каждом участке находится лечебное заведение — больница или приемный покой. Число врачебных участков за пятилетие 1906-1910 гг. увеличилось с 3268 до 3804, но лишь в немногих губерниях Европейской России упомянутые участки по размерам своим и количеству приходящегося на них населения удовлетворяли нормам, при которых медицинская помощь населению могла бы быть вполне обеспеченной. Наилучше организована врачебная помощь земскими учреждениями: по 18 губерниям радиус участков составлял в среднем менее 15 верст (верста – 1,07 км. – ДЛ.), а по 10 — менее 20 верст; при этом по 19 губерниям количество населения в участках не превышает 30 тыс. чел. Слабее поставлено дело в местностях, где не введено земское самоуправление: в большинстве таких губерний размер участков определялся радиусом в 25 и более верст, в некоторых же достигал 100 верст и даже превышал это число» [23].

Даже при столь неполном охвате крестьянского населения медицинской помощью, первые результаты деятельности земских врачей вызвали шок в российском медицинском сообществе. Деревня оказалась массово поражена сифилисом. Из произведений М.А.Булгакова нам известен срез этой проблемы времен Первой мировой войны («Записки юного врача»), однако это лишь свидетельствует, что и к 1914 году проблема в русской деревне так и не была разрешена.

Профильный медицинский журнал дает анализ сложившегося положения: «С первых дней существования земской медицины врачи столкнулись с фактом чрезвычайного распространения сифилиса среди крестьянского населения, что при отсутствии эффективных мер борьбы вело к прямому вырождению населения. По данным медицинской регистрации и материалам исследований, проводимых земскими врачами, наиболее поражены сифилисом были центральные губернии (Тамбовская, Пензенская, Курская, Смоленская, Самарская, Симбирская, Саратовская). Так, в 70 - 90-е годы XIX века в Тамбовской губернии заболеваемость сифилисом составляла 15 - 20% всей заболеваемости сельского населения губернии. Автор многочисленных работ по сифилису Г.М. Герценштейн считал, что приблизительно 2 млн. населения Европейской России одержимы этим недугом.

Особенностью сифилиса в России в этот период являлась его эпидемичность, т.е. выявление заболеваний в определенных районах среди жителей всех возрастов, часто целых семей и селений, причем внеполовое заражение преобладало над половым, составляя от 70 до 90%. По данным исследований, проведенных во Владимирской губернии в 80-е годы в 63,9% случаев заражение сифилисом происходило через рот, в 17% - от совместного проживания в семье, в 2,4% - в результате кормления грудью, 7,7% составлял врожденный сифилис и только в 8,7% случаев заражение происходило половым путем» [24].

Надо сказать, что победить сифилис в деревне удалось только при советской власти путем массового охвата аграрных районов медицинской помощью и пропаганде элементарных правил гигиены среди крестьянства. Все возможности для этого были и при царизме, основным путем заражения был бытовой, но заниматься этим было некому, да и не придавалось этой проблеме серьезного значения в обществе.

Как и сельское население, практически полностью были лишены медицинского обеспечения рабочие в городах. Характерная черта: до 1853 года в Москве не было ни одной больницы для фабричных и цеховых рабочих, число которых превышало 70 тыс. человек [25], пока в Староекатерининской больнице на средства «больничного сбора» (70 копеек серебром с каждого рабочего в год) не было создана первая больница для «чернорабочего классу людей».

Дело здесь, впрочем, не столько в отношении к рабочим, сколько в общем отношении государства к медицине. Практически все существовавшие во второй половине XIX века больницы Москвы были построены на частные пожертвования (собственно, на средства города была построена лишь Первая градская больница, но и городской бюджет нельзя считать вполне государственным). Даже и имея деньги и желание построить больницу, требовалось добиться разрешения, что было делом не простым.

В 1842 году в Москве, на Бронной улице, была открыта первая детская больница на 100 кроватей, созданная на пожертвования жителей города. Об этом историческом факте исследователи пишут: «Об этом в течение многих лет настойчиво ходатайствовали московские врачи, которых удручала высокая детская смертность и то, что дети лечились в больницах для взрослых. Благодаря инициативе московского генерал-губернатора светлейшего князя Дмитрия Владимировича Голицына (1771-1844) было получено высочайшее разрешение на сбор денег от благотворителей, утвержден Устав и штат, куплена за 30 тысяч серебром усадьба вдовы генерал-лейтенанта Анны Николаевны Неклюдовой на Малой Бронной» [26].

Энциклопедия «Москва» отмечает: «Высокая общая и детская смертность, огромный дефицит больничных коек и пропасть между «дорогим врачеванием богатых и дешёвым лечением бедных» в Москве, по оценке «Московского врачебного журнала», не отличали её от «крупнейших и культурнейших столиц Европы».

Такую оценку следует все же признать субъективной. Согласно статистическим данным, в 1913 году в России было 28,1 тысяч врачей, то есть на 10 тысяч человек населения приходился, в среднем, 1,8 медика. Для сравнения, этот показатель составлял 19 для в США и 5,8 для Франции. Больничных коек в 1913 году на 10 тысяч населения в России было 13, в США 59, в Германии – 69 [27].

Соответственно, по показателям продолжительности жизни Российская империя существенно отставала от развитых стран. Достаточно упомянуть, что ожидаемая средняя продолжительность жизни в России составляла для 1870 года 29 лет для мужчин и 30,2 года для женщин. К 1900 году этот показатель изменился следующим образом – 32,4 для мужчин и 34,5 для женщин. Для сравнения, в Великобритании ожидаемая средняя продолжительность жизни на 1900 года составляла для мужчин 51,5 лет, для женщин – 55,4. Для Франции, соответственно, 45,3 и 48,7 лет [28].

Наибольшей проблемой оставалась, как указывалось выше, крайне высокая детская смертность. Кстати, лишь в 1910 году московские педиатры по инициативе Г.Н. Сперанского собрали необходимые средства для организации первой в городе лечебницы для детей грудного возраста. Еще один показательный факт: если до 1861 года более 95% родов в Москве происходили на дому, то в конце XIX — начале XX вв. около половины беременных женщин рожали в 12 родильных домах города. Это позволило, отмечают специалисты, вкупе с открытием детских больниц, «несколько снизить в Москве к началу ХХ века детскую смертность».

Насколько – наглядно свидетельствует исследование «Младенческая смертность в России в XX веке» журнала «Социологические исследования». «Младенческая смертность, -отмечается в публикации, - один из демографических факторов, наиболее наглядно отражающих уровень развития страны и происходящие в ней экономические и социальные изменения» [29].

Для дореволюционной России этот показатель был неутешителен. «В начале XX века Россия характеризовалась крайне высокой смертностью детей до 1 года (младенческой смертностью), что являлось одной из основных причин высокого уровня смертности в стране в целом. В 1901 году доля умерших в этом возрасте в общем числе составляла 40,5%. К концу первого десятилетия она стала медленно снижаться и к 1910 году снизилась до 38%. В этот период российские данные превышали соответствующие показатели в развитых странах в 1,5-3 раза. В 1901 году коэффициент младенческой смертности в России был - 298,8 на 1000, в то время как в Норвегии - 93 на 1000» [30].

Показывая относительность всех и всяческих сравнений, здесь нужно отметить, что вышедшая по уровню промышленного развития примерно на уровень Франции Россия, по показателям младенческой смертности почти в три раза превосходила одну из наиболее отсталых стран Европы того времени – Норвегию.

Основные причины смерти детей, указанные в статье, вновь свидетельствуют о низкой бытовой культуре и отсутствии медицинского обеспечения даже для городского населения: «из 11 786 детей, умерших в 1907 году в Петрограде, 35,8% умерло от желудочно-кишечных расстройств, 21,1% от врожденной слабости, 18,1% от катарального воспаления легких и дыхательных путей, на долю инфекционных болезней приходилось 11,0%».

Говоря о ситуации в целом по России, авторы статьи отмечают: «Российские врачи и социал-гигиенисты во многом связывали чрезвычайно высокий уровень младенческой смертности с особенностями вскармливания грудных детей в православных, то есть по большей части русских семьях, где традиционно было принято чуть ли не с первых дней жизни давать ребенку прикорм или лишать его вообще грудного молока, оставлять без матери на попечении старших детей-подростков или стариков, еда при этом оставлялась на весь день. <…>

Еще одной причиной высокой смертности, в том числе и материнской, была неразвитость системы медицинской помощи и родовспоможения, а также сложная санитарная обстановка труда, быта и жилищных условий, отсутствие знаний по гигиене, низкая грамотность населения. В России отсутствовало законодательство об охране материнства и детства, существовавшее во многих европейских странах уже в течение довольно длительного времени» [31].

Проблема крайне высокой детской смертности также была решена лишь с приходом советской власти, путем организации массовой пропаганды элементарной гигиены, улучшения медицинского обслуживания, искоренением ряда традиций. К примеру, в городах и деревнях среди низших сословий повсеместно было принято давать ребенку с первых дней жизни «соску» из пережеванного матерью хлебного мякиша, завернутого в тряпицу. Кроме такой «соски» существовали еще жвачки – тот же прожеванный мякиш, который запихивали в рот младенцу без тряпицы.

Подобные традиции советским медицинским работникам пришлось выкорчевывать чуть ли не силой. В итоге к 1927 году коэффициент младенческой смертности достиг в Советской России 205 на 1000 родившихся. В 1933 - в страшный голод - вырос до 295,1 (нормальное состояние 1901 года). К концу 30-х годов XX века уровень младенческой смертности в России стал постоянно снижаться. «Главной причиной такого снижения можно считать претворение в жизнь мер по охране материнства и детства, рост санитарной грамотности населения, улучшение качества медицинской помощи», - отмечают авторы исследования.

Как и в случае с сифилисом, советскими врачами после Революции в вопросе снижения детской смертности не применялись чудодейственные лекарства или новаторские технологии. Проблема крылась в крайне низком культурном уровне населения, ее решение лежало в плоскости осознания проблемы и ее решения на всех уровнях, начиная с государственного. У царской власти были для этого все возможности - точно так же, как и у советской 20 лет спустя. Однако дореволюционная Россия, выражаясь современным языком, не была социальным государством и не видела в вышеизложенном значительной проблемы.

***

Завершая приведенный в двух предыдущих главах обзор бытовых и социальных условий жизни большинства российского населения, хочу особенно отметить еще один факт, не вписывающийся в картину «России, которую мы потеряли». А именно облик наших предков, которых мы привычно меряем по себе. В результате отсутствия медицинской помощи, тяжелой работы и плохого питания наши предки в основной своей массе были чрезвычайно низкорослы. Высокими в XIX веке считались люди с ростом в 165 см.

Большая энциклопедия Брокгауза и Ефрона приводит данные антропологического исследования населения России XIX века авторства известного российского географа, антрополога и этнографа, академика Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге, почётного члена Академии наук (1898) Д.Н.Анучина (1843 – 1923):

«Из отдельных признаков с большим удобством может быть изучаема величина роста, по крайней мере мужских особей, на основании данных о воинской повинности. Рост играет видную роль при приеме на военную службу и при распределении новобранцев по частям войск, поэтому он отмечается с достаточною точностью; а так как ежегодно призывается к воинской повинности значительное число лиц, то в течение ряда лет накопляется обширный числовой материал, пригодный для обработки и для выведения средних.

<…>

Средний рост новобранцев всего выше (167—165 см) в прибалтийских губ., сибирских (исключая Якутскую обл.), большей части южных, Псковской; всего ниже (162—163 см) — в губ. привислянских (исключая Сувалкскую), некоторых западных (Минская, Смоленская), восточных (Казанская, Уфимская, Вятская), северных (Вологодская, Олонецкая) и некоторых центральных (Тульская, Ярославская, Костромская). Прочие губернии занимают среднее положение (средний рост — 164 см)» [32].

[В первоначальной версии название главы выглядело "Почему в православной империи вымирал русский народ?". Читатели верно указали, что говорить о "вымирании" в данном случае не верно - имело место изменение пропорции русских и нерусских народов Европейской России.]

Быстрый рост населения Российской империи второй половины XIX века принято подавать как однозначно положительный факт, свидетельство улучшения качества жизни на фоне общего экономического роста в стране. Более внимательный взгляд на проблему приводит, однако, к неутешительным выводам: наряду с общим ростом, доля русского, и более широко – православного населения России сокращалась.

Для страны, государственной идеологией которой являлась триада «Самодержавие, православие, народность», одним из важных аспектов внешней политики - защита славян и православных по всему миру, такое положение вещей выглядит немыслимым. Однако данные свидетельствуют: в самой России православные были наиболее ущемленной частью общества, доля русского населения, по сравнению с другими народами не росла, а сокращалась. 

А.Х.Бенкендорф, глава III отделения императорской канцелярии, в докладе о настроениях крестьян (1839 год) отмечал: «В народе толкуют беспрестанно, что все чужеязычники в России, чухны, мордва, чуваши, самоеды, татары и т. п. свободны, а одни русские, православные - невольники, вопреки священному писанию» [33].

Отмена крепостного права в 1861 году ситуацию улучшила лишь формально. "Крестьяне к концу 70-х годов были доведены до отчаяния, отмечает историк Н.А.Троицкий. Они страдали от безземелья, поборов и повинностей. Земля распределялась тогда так, что на одно помещичье хозяйство приходилось в среднем по стране 4666 десятин, а на крестьянское - 5,2 десятины, причем сумма налогов с крестьян более чем вдвое превышала доходность крестьянских хозяйств. К постоянным бедствиям добавились временные: неурожай 1879 г. и голод 1880 г., разорительные последствия русско-турецкой войны. Вот как рисовал безысходность судьбы русского пореформенного крестьянина поэт... П.Ф. Якубович:

...и пахарь, павший духом,

Над мертвой клячею стоит с слезой в очах.

И видит он вдали погнувшуюся хату,

Больные личики детей полунагих

И знает каждый день сулит ему утрату,

Обиду новую, отраву слез немых" [34].

Показательны данные исследования уровня младенческой смертности в России у представителей разных религий: "...в Саратовской губернии уровень смертности детей на первом году жизни (на 1000 родившихся) составлял 270,2 случая, у православных - 286,8, у раскольников - 241,8, у лютеран и католиков - 163,5, у магометан - 118,4" [35].

Статистический анализ вопроса дает Б.Н.Миронов: «Перепись 1897 года содержит сведения о распределении населения по возрасту и родному языку, что позволяет ответить на вопрос: изменялась ли в пореформенный период доля лиц, считавших родным языком «русский» (к русскому относили также украинский и белорусский языки)".

Используя математическую модель для анализа статистических данных переписи 1897 года, он приходит к следующим выводам:

"Процент русского населения [в Европейской России] от 1857 к 1897 г. не только не возрос, но даже уменьшился с 83,6 до 79,8… Может быть, уменьшение доли русских в европейской части страны обуславливалось их миграцией в Сибирь, Среднюю Азию и другие регионы России? Аналогичный расчет динамики доли «русских» во всем населении страны за 1857 – 1897 гг. показал, что и здесь их доля сократилась с 69,4 до 66,1%" [36].

Таким образом, в силу сверхэксплуотации, которой подвергалось преимущественно русское, православное население Европейской России (крепостное право и его пережитки не распространялись на другие народы), в Российской империи шел процесс сокращения доли русских (к которым также относили украинцев и белорусов) - на фоне стремительного роста числа населения на рубеже XIX – XX веков.

Действительно, вторая половина XIX века характеризовалась серьезным ростом образования населения России. Если ко времени падения крепостного права, как мы отмечали в первой главе, число грамотных во всей массе жителей приближалось к 7%, то к 1897 году этот показатель возрос до 21%. К 1907 году грамотность населения европейской части страны составила 35 процентов, а к 1917 году возросла до 43 процентов [37]. И действительно, советская историография, не скрывая этих цифр, формировала образ неграмотной дореволюционной России.

Здесь, как и в случае с уникальным экономическим ростом при уникальной же нищете населения, существует лишь кажущееся противоречие. Для понимания реального положения вещей в сфере российского образования нужно рассмотреть этот вопрос на значительном историческом интервале.

Сложившаяся к XIX веку в России структура образования была весьма разнообразна. Дворянство традиционно предпочитало военную карьеру. Кроме того, к услугам знати были лицеи - привилегированные учебные заведения с двухступенчатой системой образования: первая ступень - гимназическая (среднее образование), вторая университетская (высшее образование). Обучение в лицее длилось шесть лет (четыре класса по 1,5 года каждый). Всего лицеев в России к середине XIX века было 5 (к началу века один – Царскосельский на 100 учеников). Большая часть из них впоследствии, к концу века, была преобразована в университеты.

Основным типом светского гражданского образования для знати в России по-прежнему было домашнее. Существовало, правда, и частное образование (пансионы), имевшие распространение хоть и большее, чем лицеи, но недостаточное для широкого охвата даже и дворянского сословия. Например, к 1804 году в империи существовало 88 частных пансионов, в которых обучались 1 529 человек в Санкт-Петербургском и Московском учебных округах, 431 – в Виленском и Дерптском, и 88 и 26 человек, соответственно, в Казанском и Харьковском учебных округах [38].

В противовес элитарным учебным заведениям самой массовой оставалась система образования, начальное в котором было представлено церковно-приходскими школами и, в военном образовании, кадетскими корпусами. Основным среднеобразовательным учебным заведением являлись гимназии. Также к сфере среднего образования относились училища – сословные учебные заведения, обслуживающие интересы своего сословия. Средние военные учебные заведения были представлены военными училищами, религиозные - духовными семинариями, а высшие - академиями. Светское высшее образование давал Московский университет.

Структура начальных, средних и высших учебных заведений оставалась чисто умозрительной, она не имела никакого отношения к этапам образования. Можно было по желанию (а также если позволяли средства и сословное положение) идти сразу в гимназию, или училище, или университет. Как будет показано ниже, М.В.Ломоносов в «Регламенте московских гимназий» отдельное внимание уделял гимназистам, не знающим грамоты. Таких предписывалось обучать «пока читать и писать искусен будет», и лишь после этого готовить к университету.

Собственно, к началу XIX века в России были известны три гимназии. Первая из них была открыта в Петербурге в 1726 году при Академии наук и называлась Академическая. В ней имелось два отделения: немецкий и латинский классы. Обучение в первом длилось три года, во втором – два [39]. Основной задачей учебного заведения декларировалась подготовка к военной и гражданской службе. В ней изучались латинский, греческий, немецкий, французский языки, риторика, логика, история, арифметика.

С современной точки зрения трудно судить об уровне образования, которое получали гимназисты - по такому количеству предметов в течение 2-3 лет. Вот лишь несколько характерных примеров, позволяющих судить об учебном процессе тех времен: В 1730 место проректора, а затем ректора гимназии занял прибывший в Россию немецкий историк и археолог И-Э. Фишер. Командированный позже Академией наук в Сибирь, он вернулся спустя девять лет, «неудовлетворительно исполнив данные ему поручения». «Эта неудача, - сообщает официальная биография Фишера, - объясняется плохим знанием русского языка и неуживчивым характером ученого» [40].

И.Э. Фишер явно не относился к просветителям. Отвечая куратору Московского университета графу Шувалову о том, какого типа училища следует открывать в городах и селах и по какой программе вести преподавание в них, ученый  отмечал, что учебные заведения следовало вообще открывать лишь постепенно. Средние учебные заведения - только в больших городах, например в Казани. Училища должны были носить строго сословный характер, а в школах, предназначенных для образования крестьян, учебная программа должна ограничиваться чтением и письмом [41].

Первый Устав гимназии был написан Фишером в 1733 году. Спустя 14 лет, столкнувшись с непопулярностью учебного заведения (число учеников сократилось до 18), в него были внесены изменения. Отныне преподавать в гимназии разрешалось на русском языке (ранее только на немецком и латинском) и были запрещены наказания учеников плетью.

В 70-е годы Устав вновь изменился. В старших классах преподавание перевели на латинский и немецкий языки, а в курс обучения включили новые предметы: математику и основы естественных наук. Однако, несмотря на появление ближе к началу XIX века в гимназии бесплатных мест, в 1805 году она была закрыта из-за недостатка учеников. По некоторым данным, последний набор составил 50 человек.

Вторая российская гимназия была создана в 1755 году при Московском университете М.В. Ломоносовым. Целью учебного заведения определялась «подготовка к слушанию лекций в университете».

Ломоносов, сам из простонародья, изначально создавал гимназию внесословную, сочетающую платные места с возможностью бесплатного обучения. Подготовленные Ломоносовым правила Университетской гимназии были для своего времени весьма либеральны: «Регламент московских гимназий» от 1755 года начинался строкой «Науки благороднейшими человеческими упражнениями справедливо почитаются и не терпят порабощения» [42].

«Того ради, - писал Ломоносов в Регламенте, - в первую Гимназию принимать только детей дворянских или которых отцы дворянского рангу дослужились. В другую Гимназию принимать разночинцев, кроме тех, которые, состоя в синодальном ведомстве, имеют нарочно для них учрежденные училища».

Специальная часть касалась крепостных крестьян: «Не принимать никаких крепостных помещичьих людей, кроме того, когда помещик, усмотрев в ком из них особливую остроту, пожелает его обучать в Московской гимназии и в Университете свободным наукам; должен его прежде объявить вольным и, отказавшись от своего права и власти, которую он над ним имел прежде, дать ему увольнительное письмо за своею рукою и за приписанием свидетелей» [43]. 

Интересно, что получивший вольную для обучения в гимназии крестьянин, согласно Регламенту, пользовался «с прочими разночинцами… теми ж с ними привилегиями», но «когда ж явится [к учебе] негоден», следовало «отдать его помещику обратно попрежнему».

Таким образом, доступ крестьянству в Университетскую гимназию был, фактически, закрыт.

Об уровне образования учеников, приходивших в гимназию, можно судить по главе «О наставлении школьников»: «Во-первых, при обучении школьников паче всего наблюдать должно, чтобы разного рода понятиями не отягощать и не приводить их в замешательство. Итак, ежели принятый школьник еще российской грамоте не знает, должен только в российском первом классе потоле обучаться, пока читать и писать искусен будет» [44].

В гимназии, в отличие от петербургской Академической, было три школы – «российская», «латинская» и «первых оснований в науках школа», и три класса - «нижний», «средний» и «высший». Изучались такие предметы, как грамматика, синтаксис, стихотворство, красноречие, изучение русского и церковно-славянского языков, арифметика, геометрия, география, философия, иностранные языки. Обучение, впрочем, по-прежнему оставалось трехлетним.

Во время московского пожара 1812 года гимназия сгорела и уже не восстановилась.

Третья российской гимназия была открыта в 1758 году в Казани. Она создавалась по образу и подобию московской с тем отличием, что к предметам были добавлены татарский и калмыцкий языки. В 1768 году гимназия была закрыта из-за отсутствия средств.

***

Серьезная попытка упорядочить российское образование была предпринята в начале XIX века Александром I. Реформа началась в 1802 году с учреждения  Министерства народного просвещения. Уже в 1803 году были изданы «Предварительные правила народного просвещения», идеи которых нашли свое развитие в «Уставе учебных заведений, подведомственных университетам» 1804 года.

Согласно новым положениям, в светском образовании вводилась внесословность и бесплатность обучения. Вводилась жесткая иерархия школы, которая делилась на четыре разряда: приходские, уездные училища, гимназии и университеты. Предполагалось унификация учебных программ и их преемственность от младшего разряда учебного заведения к старшему, где университет представлял собой высшую ступень образования.

Ступени обучения устанавливались следующие: в приходских школах - один год обучения, затем в уездных училищах - два года, в гимназиях - четыре года, а затем - университет. На  получение полного среднего образования в начале XIX века отводилось 7 лет, лишь 4 из которых приходились на среднюю школу.

Россия по реформе 1804 года была разбита на шесть учебных округов (Московский, Виленский, Дерптский, Харьковский, Петербургский, Казанский). В каждом учебном округе, по необходимости, открывались гимназии. По некоторым данным, всего было открыто 32 средних учебных заведения, в которых обучались до полутора тысяч человек.

К сожалению, реформа 1804 года стала лишь оптимистической прелюдией к целой череде самых разноплановых и противоположных по смыслу реформ, которые продолжались вплоть до второй половины XIX века. Учебные планы гимназий менялись в 1811, в 1819, в 1828 году. Изменения были, подчас, радикальные: вводился закон божий, русский язык, исключалась логика, политэкономия, вообще «политические науки», в том числе риторика и поэзия, вводилось законоведение и т.д. - особенно отличался этим устав 1828 года, принятый уже при Николае I.

В 1819 году вновь было введено сословное обучение в гимназиях, разрушив систему преемственности младшей, средней и высшей школ. Срок обучения в гимназиях был увеличен до 7 лет. В том же году в гимназиях вновь были введены телесные наказания, запрещенные реформой 1804 года.

Мелкие реформы среднего образования продолжились и в последующие годы, вводилась разная система оценки успеваемости учеников (кстати, в этот период появилась знакомая нам пятибалльная система), экзамены при переходе из класса в класс, форма для гимназистов и т.д. В 1849 году все гимназии были разделены на греческое и латинское отделения, причем первое должно было готовить учеников для чиновной службы (задача дальнейшего обучения в университете вообще не ставилась), а второе - для поступления в университет. В 1852 году вновь были изменены учебные программы, в частности, сокращено преподавание математики.

Говорить в этих условиях о сколько-нибудь системном образовании даже и для дворян не приходилось. Попытка вновь изменить ситуацию к лучшему была предпринята лишь с реформами Александра II в 1863 году.

***

Отмена крепостного права 19 февраля 1861 сопровождалась общей реформой политической системы страны. Изменения коснулись и системы образования, где основополагающими документами стали «Положение о начальных народных училищах» 14 июля 1864 года и «Устав гимназий и прогимназий» 19 ноября 1864 года.

Наиболее революционными в сфере народного просвещения были «Положения о начальных народных училищах», согласно которым такие учебные заведения могли открывать общественные учреждения, земства и частные лица. В результате сформировалась сеть различных типов начальных школ - государственных, земских, церковноприходских, воскресных и т.д. В них декларировалось внесословность обучения и обязательное преподавание на русском языке. Фактически, начальные народные училища стали первыми доступными для народа массовыми учебными заведениями.

Задачи начальных народных училищ, тем не менее, оставались весьма скромными. Согласно «Положениям» от 14 июля 1864 года, они создавались с целью «утвердить в народе религиозные и нравственные понятия и распространять первоначальные полезные знания».

К начальным народным училищам, согласно «Положениям», относились:

«1) ведомства Министерства народного просвещения: а) приходские училища в городах, посадах и селах, содержимые на счет местных обществ и частию на счет казны и пожертвований частных лиц, и б) народные училища, учреждаемые и содержимые частными лицами разного звания.

2) Ведомства Министерств государственных имуществ, Внутренних дел. Удельного, Горного: сельские училища разных наименований, содержимые на счет общественных сумм.

3) Ведомства духовного: церковноприходские училища, открываемые православным духовенством в городах, посадах и селах, с пособием и без пособия казны, местных обществ и частных лиц.

4) Все вообще воскресные школы, учреждаемые как правительством, так и обществами городскими и сельскими и частными лицами для образования лиц ремесленного и рабочего сословий обоего пола, не имеющих возможности пользоваться учением ежедневно» [45].

В училищах преподавали следующие предметы: «а) закон божий (краткий катехизис и священная история); б) чтение по книгам гражданской и церковной печати; в) письмо; г) первые четыре действия арифметики, и д) церковное пение там, где преподавание его будет возможно» [46].

Срок обучения в начальных училищах не превышал трёх лет, но даже такая скромная учебная программа была огромным шагом вперед по сравнению с ранее существовавшей системой образования.

Вторым важнейшим элементом реформы образования стал «Устав гимназий и прогимназий» 19 ноября 1864 года. Согласно нему, «Гимназии имеют целью доставить воспитывающемуся в них юношеству общее образование, и вместе с тем служат приготовительными заведениями для поступления в университет и другие высшие специальные училища».

Устав гласил: «В гимназии и прогимназии обучаются дети всех состояний, без различия звания и вероисповедания». «В первый класс гимназии и прогимназии принимаются дети, умеющие читать и писать по-русски, знающие главные молитвы и из арифметики сложение, вычитание и таблицу умножения. При сем наблюдается, чтобы в первый класс поступали дети не моложе 10 лет. Во все следующие классы гимназии и прогимназии принимаются имеющие соответственные классу познания и возраст» [47].

Сословные ограничения на поступления в гимназии, таким образом, полностью устранялись. Уставом также предусматривалось возможность бесплатного обучения (хотя она и оставалась, по большей части, чисто номинальной):

«Все ученики гимназии и прогимназии обязаны вносить плату за ученье по-полугодно вперед, в течение первых двух месяцев каждого полугодия. Не внесшие платы в означенные сроки считаются выбывшими из заведения, но, по внесении платы, могут быть вновь приняты.

<…>

От платы за ученье, по определению местного педагогического совета, освобождаются заслуживающие того по своему поведению и прилежанию дети совершенно недостаточных родителей; при чем наблюдается, чтобы общее число освобождаемых от платы за ученье составляло, в отношении ко всему числу учащихся, не более десяти процентов.

… Бедным ученикам, отличающимся успехами и поведением, могут быть выдаваемы, по определению педагогического совета, единовременные денежные вспоможения и ежегодные стипендии, из специальных средств заведения» [48].

Были предприняты необходимые меры для возможно более массового распространения учебных заведений по стране: «Гимназии учреждаются в таких городах и местечках, где, по численности и потребностям народонаселения, они признаны будут нужными. В каждой губернии полагается, по крайней мере, одна гимназия, но, по мере надобности, в одной губернии и даже в одном городе может быть несколько гимназий». Кроме того, Устав гласил: «Кроме гимназий там, где представится надобность и возможность, а также и в местах, не имеющих гимназий, могут быть учреждаемы прогимназии, состоящие только из четырех низших классов гимназии…» 

Все гимназии находились в ведении Министерства просвещения, для их открытия требовалось распоряжение непосредственно министра, однако право учреждать и спонсировать учебные заведения предоставлялось за «счет обществ, сословий и частных лиц».

Гимназии Уставом разделялись на классические и реальные. Специализацией классических была подготовка к поступлению в университет, реальные готовили учеников к  техническим институтам (высшим техническим училищам). Соответственно различались они и учебной программой:

«Учебный курс классических гимназий составляют следующие предметы:

1) Закон Божий, 2) русский язык с церковно-славянским и словесность, 3 и 4) латинский и греческий языки, 5) математика, 6 и 7) физика и космография, 8) история, 9) география, 10) естественная история (краткое наглядное объяснение трех царств природы), 11 и 12) немецкий и французский языки и 13) чистописание, рисование и черчение.

Примечание 1. Преподавание латинского языка вводится немедленно во всех классических гимназиях, а греческого постепенно, по мере приготовления учителей этого языка; в классических гимназиях обязательно обучение только одному новому языку: французскому или немецкому.

Примечание 2. К числу учебных предметов относятся гимнастика и пение для желающих.

…В реальных гимназиях преподаются:

а) в одинаковом объеме с классическими: 1) Закон Божий, 2) русский язык с церковно-славянским и словесность, 3) история, 4) география и 5) чистописание; б) в большем объеме сравнительно с классическими: 6) математика, 7) естественная история с присоединением к ней химии, 8 и 9) физика и космография, 10 и 11) немецкий и французский языки (оба обязательно) и 12) рисование и черчение; в) вовсе не преподаются: латинский и греческий языки.

Примечание. К числу учебных предметов принадлежат также гимнастика и пение для желающих» [49].

Срок обучения в учреждениях среднего образования устанавливался семилетним, а с 1871 года - восьмилетним.

***

Такой, в общих чертах, система образования в России оставалась вплоть до Революции 1917 года. Впрочем, благие начинания царских властей губила непоследовательность их реализации. Как и ранее, реформы образования 1861-64 годов оказались настолько смелыми, что породили собой череду контрреформ, во многом сведших на нет все плюсы начинаний середины века.

В 1866 году началась кампания по «возрождению классицизма в образовании». Она привела к созданию Устава 1871 года, который признавал лишь классические гимназии с обязательным изучением двух древних языков - шаг тем более абсурдный, что при всем стремлении к «классицизму» древние языки были вечной ахиллесовой пятой российских гимназий из-за недостатка преподавателей. Недаром еще в Уставе 1864 года об этом говорилось: «Преподавание латинского языка вводится немедленно во всех классических гимназиях, а греческого постепенно, по мере приготовления учителей этого языка».

Не давала покоя царским чиновникам внесословность гимназического образования. Положение, при котором дети дворян вынуждены были учиться вместе с разночинцами и даже крестьянами считалось недопустимым. С целью «отсеять» неблагородные сословия плата за обучение в гимназиях постоянно повышалась, предоставление же бесплатных мест, как мы помним, и без того находилось в ведении местных педсоветов.

Воцарение Александра III, обладающего, по свидетельствам современников, умом ограниченным и прямолинейным, позволило дворянскому сословию на волне борьбы с революционными выступлениями убедить императора (в который уже раз и которого императора), что все зло в России от образования.

В 1887 году министр народного просвещения И.Д.Делянов направил Александру III доклад «О сокращении гимназического образования», в котором, в частности, писал:

«…мы, ввиду замечания в.и.в.[вашего императорского величества], предположили, что независимо от возвышения платы за учение, было бы, по крайней мере, нужно разъяснить начальствам гимназий и прогимназий, чтобы они принимали в эти учебные заведения только таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства. Таким образом, при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию. С тем вместе, не находя полезным облегчать на казенные средства приготовление детей в гимназии и прогимназии, совещание высказало, что было бы необходимо закрыть приготовительные при них классы, прекратив ныне же прием в оные» [50].

Далее министр народного (!) просвещения сообщал: «… можно надеяться, что с приведением вышеизложенных мер в исполнение значительно сократится число учеников в гимназиях и прогимназиях и улучшится состав их, что особенно важно потому, что дурное направление учащихся зависит не от количества гимназий и прогимназий, а от качества учеников…»

Итогом стал одобренный императором специальный циркуляр министра Делянова 1887 года, вновь вводящий сословные ограничения на прием в гимназии. За фразу о «детях кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей», перекочевавших в циркуляр из доклада, современниками он был прозван «Циркуляром о кухаркиных детях», чему мы и обязаны происхождением этого крылатого выражения (В.И.Ленин позже лишь цитировал его в своих работах, апеллируя к широко известному современникам циркуляру Делянова).

В соответствии с циркуляром не только прекратился прием детей низших сословий в гимназии, но и были исключены ранее учившиеся там дети. Под «сокращение», в частности, попал Корней Иванович Чуковский, исключенный из пятого класса одесской гимназии.

Тем не менее, общий итог реформ образования XIX века был позитивным. Несмотря на противоречия и постоянные смены уставов и учебных планов, росло среднее образование. В системе министерства народного просвещения количество общеобразовательных средних учебных заведений к 1896 году достигло 998, из них 614 мужских и 284 женских [51]. Основой начального образования, доступного простому народу, были земские школы, которых только в период с 1864-74 годы было открыто свыше 10 тысяч. Всего начальных, неполных средних и средних учебных заведений (частных, церковных, земских, государственных) к 1914 году было в России 123,7 тысяч [52].

Все это вело к росту образования населения страны, грамотность к концу XIX века, как уже упоминалось, достигла 21 процента, в европейской России перед Революцией 1917 года – 43 процентов.  

В последние годы в литературе, газетных и интернет-публикациях можно встретить различные данные об уровне образования в дореволюционной России. Общепринятыми являются цифры 1897 года - 21 процент грамотного населения. Часто приходится встречать возникшие, очевидно, из недобросовестного цитирования сведения о 40 и даже 45 процентах грамотных к 1917 году. Очевидно, приведенные выше показатели грамотности европейской России переносятся на всю империю.

В сети популярностью пользуются ссылки на первое издание Большой советской энциклопедии, в которой, как утверждается, содержатся данные о грамотности призывников 1914 года: неграмотных среди них оказалось 12 процентов. Отсюда следуют конспирологические теории: советская власть умышленно изъяла эти данные из последующих публикаций, чтобы записать ликвидацию безграмотности в свой актив. В реальности же с 1897 года грамотность населения росла лавинообразно и была уничтожена, в основном, действиями Советов по преследованию интеллигенции.

В действительности никто не отрицает роста грамотности населения в указанный период. Напротив, Б.Н.Миронов указывает: «С введением всеобщей воинской повинности 1874 г. армия стала важным источником грамотности для мужчин: обучение грамоте было обязательным для всех солдат. К концу XIX в. отбывшие обязательный срок службы – они составляли 25-30% от лиц призывного возраста – лишь в редких случаях оставались неграмотными» [53].

Постоянное упоминание данных 1897 года лишено всякого налета конспирологии. В этот год была проведена первая (и единственная для Российской империи) всеобщая перепись населения, данные которой являются наиболее скрупулезно обработанными, и по сей день признаются как наиболее достоверный статистический источник тех лет. Отчеты различных профильных ведомств, публикуемые в последующие годы, имеют меньшую ценность, так как зачастую противоречат друг другу.

41 процент грамотности населения европейской части России к 1917 году никак не противоречит совокупным данным о 21 проценте грамотности по империи в 1897 году. Нужно заметить, что, цифры для европейской части России Б.Н.Миронов выводит при помощи сложной математической модели расчетов (так как объективных общепризнанных данных, которые не подвергались бы сомнению, не существует).

Автор отмечает, что данные о грамотности населения, к примеру, Прибалтики (входившей на тот момент в империю) еще более впечатляющи: «…грамотность населения обоего пола в возрасте старше 14 лет составляла в Эстляндской губернии 93%, в Лифляндской – 90, Курляндской – 80%» [54].

Есть все основания полагать, что аналогичным образом выглядела ситуация в Польше и Финляндии. В то время, как грамотность населения Центральной Росси была на среднем уровне, Сибири и Азии оставалась крайне низкой. Нет ничего удивительного, что общие показатели грамотности населения страны «рухнули» после отделения Польши, Финляндии и Прибалтики.

Следующим важным фактором является само понятие «грамотность» в применении к концу XIX – начала XX века. Как и в случае с приведенными в других главах примерами, в вопросе образования в Росси следует рассматривать не только абсолютные показатели, но и его качественный уровень.

Б.Н.Миронов указывает, что «при проведении переписи [1897 года – ДЛ] грамотными считались все, кто умел хотя бы читать» [55]. Аналогичные данные приводит Большая советская энциклопедия в статье «Грамотность»: «В дореволюционной России и в др[угих] странах с невысоким уровнем школьного образования грамотными считались лица, умеющие только читать; в развитых капиталистических странах — лица, владеющие навыками чтения и письма».

Энциклопедия отмечает, что качественное изменение было достигнуто только в середине XX века: «Вопросы определения понятия "Г[рамотности]", его статистического обозначения во время переписей населения в конце 19 в. и 1-й половине 20 в. неоднократно рассматривались на европейских и международных совещаниях по демографической статистике и программам переписей населения. Генеральная конференция ЮНЕСКО (10-я сессия, Париж, 1958) рекомендовала всем странам при проведении переписей населения считать грамотными лиц, умеющих читать с пониманием прочитанного и написать краткое изложение о своей повседневной жизни. В странах, достигших сплошной Г[рамотности]. населения, применяется показатель образования, а показатель Г[рамотности]. сохраняет познавательное значение лишь в исторической оценке развития культурного строительства».

Для царской России актуальным было именно понятие «грамотность», т.е. умение читать (как мы помним, начальные народные училища давали навыки чтения, письма и четырех первых действий арифметики). Основная масса населения, записанная как «грамотные» при переписи 1897 года, сегодня относилась бы к категории полных неучей. Однако этим проблема не ограничивается. Б.Н. Миронов, комплексно рассматривая проблему, отмечает, что возраст приобретения грамотности населения в царской России приходился на 14-16 лет (возраст максимальной грамотности) [56]. «Бесспорно, - отмечает исследователь, - что какая-то часть женского населения приобретала грамотность после 20 лет, а мужского и после 25 лет самоучкой, и через систему школы для взрослых и внешкольного образования, которая существовала в России с конца 1850-х годов. Однако система образования для взрослых была развита слабо. Даже в 1905 г. в России действовало всего 1813 всех видов школ и курсов для взрослых с 112 298 учащимися, большая часть которых сосредотачивалась в городах. Надо принять во внимание также, что возраст более половины учащихся в этих школах не превышал 15 лет и что большая часть учащихся закрепляла и повышала образование, а не приобретала грамотность».

«С другой стороны, - отмечает Б.Н.Миронов, - бесспорен и факт утраты навыков чтения и письма прежде грамотными людьми вследствие того, что навыки в течение длительного времени не подкреплялись, - явление, получившее название рецидив безграмотности. В ходе специальных исследований в 1880-1890 гг. было выяснено, что уже через 3-4 года после окончания начальной сельской школы полученные знания и навыки в значительной части утрачивались. Например, Н.А.Корф установил, что 8,3% разучились читать или читали машинально, не понимая прочитанного (но по методике исследований все равно попадали в «грамотные» – ДЛ); 7,1% не могли подписаться; 15,2% забыли два первых действия арифметики и т.д.»

Исследователь, опираясь на многочисленные статистические данные, приходит к выводу о том, что грамотность населения Российской империи в конце XIX - начала XX веков «быстро возрастала, достигая апогея у мужчин к 25 годам». Далее, если навыки чтения, письма и счета не использовались в жизни, приходил рецидив безграмотности. Основным же фактором повышения «возраста максимальной грамотности» для мужчин (для женщин он оставался на уровне 15-16 лет) были именно армейская служба, в ходе которой происходило «обновление» полученных ранее навыков.

Советский пропагандистский плакат

При желании можно принять на веру утверждения о «всего лишь» 12 процентах неграмотных призывников 1914 года. Правда, эти данные, даже будучи достоверны, покажут нам лишь срез мужского населения в период «максимальной грамотности». Ни уровня грамотности женского населения, ни уровня последующей утраты грамотности они показать не способны. Однако и эти данные весьма характерны для 1914 – года начала Первой мировой войны. Как ни грустно, но основная масса призванных в этот год молодых людей, составлявших столь высокий процент грамотности в Российской империи, погибла на фронтах.

Никакого противоречия между утверждениями советской историографии о ликвидации безграмотности в годы советской власти и существенным ростом грамотности в царской России, как мы видим, нет. Относительно высокий уровень грамотности населения зависел от возраста (достигал максимума среди мужчин к 25 и снижался далее), территориального положения – западные территории имели многократно больший процент грамотных (что повлияло на общие данные после отделения Прибалтики, Польши, Финляндии), внешних обстоятельств – начала Первой мировой войны.

Последующие годы разрухи и Гражданской войны только усугубили ситуацию с образованием в стране. Большевикам, таким образом, по объективным, не зависящим от них причинам досталась страна, ликвидация безграмотности в которой была насущной необходимостью. И эта задача была в целом выполнена за последующие 20 лет.

Остается обратить внимание лишь на то, что как в вопросе медицинского обеспечения населения страны, так и в вопросе ликвидации безграмотности большевики не применяли чудодейственных методик, уникальных учебников и программ. У царского правительства в этом отношении были все те же самые (если не большие) возможности, что и у Советов 20 лет спустя. Просто один государственный строй ставил перед собой принципиальную задачу массового обеспечения населения медицинской помощью и образованием, а другой не ставил. В этом заключается принципиальное отличие. Царская политика в сфере образования многие годы осуществлялась по принципу «шаг вперед и два назад».

Важной особенностью российского дореволюционного общества была сословность, вокруг которой выстраивались правовые и общественные отношения страны. Для каждого из сословий существовали свои юридически определенные права и обязанности, своя судебная система, сословия сложным образом взаимодействовали между собой, порождая весьма непростые общественные отношения.

Классической принято считать сословную пирамиду Франции, где с XIV-XV веков существовали высшие сословия (духовенство и дворянство) и непривилегированное третье сословие (ремесленники, купцы, крестьяне), которое платило налоги и выполняло различные повинности. Система России была куда сложнее. Законодательством определялось существование четырех основных сословий – дворянства, духовенства, городских жителей (мещан) и сельских жителей (крестьян). Реально существовало шесть сословий, которые разделялись по общим привилегиям на "неподатные" (не облагались податями) и "податные". К первым двум относились дворянство и духовенство. К остальным - мещане, вышедшее из мещан купечество и крестьянство. Отдельным военное-крестьянским сословием было казачество. Внутри сословий существовало собственное деление - три гильдии для купцов, шесть разрядов для мещан и т.д.

Сословная система в России окончательно сложилась в период реформ Петра I и Екатерины II и была отменена лишь в 1917 году.

Рассмотрим основные сословия в соответствии с их иерархией:

1) Дворянство.

Подразделялось на потомственное и личное (пожалованное, но не наследуемое в дальнейшем).

2) Духовенство.

Подразделялось на белое (приходское) и черное (монашеское). Наследовалось лишь белое, так как монахи приносили обет безбрачия или разрывали отношения с миром после пострига.

3) Купечество.

Подразделялось на три гильдии.

4) Мещанство.

Городские жители. Подразделялось на 6 (без купечества – 5) разрядов.

5) Крестьянство.

Крестьяне делились на государственных (находящихся в собственности государства), удельных (бывших «царских», живущих на землях царского удела и принадлежащих правящей фамилии) и помещичьих.

Люди, по тем или иным причинам не относящиеся ни к одному из сословий, назывались разночинцами. Эта категория населения пополнялась, к примеру, детьми личных дворян, которые не могли унаследовать титул своих родителей.

Дворянское сословие c XII века формировалось в России из «служилых людей по отечеству» - дворян и детей боярских. «Термин «дворяне»… обозначает людей, живущих при княжеском дворе. Другое их название - дворовые люди», - сообщает Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона [57].

Изначально понятие «дворянин» было синонимом слова слуга – «так как в древнее время государственная служба ничем не отличалась от личного услужения князю». Среди дворян присутствовали и рабы: «Целый ряд слуг помогал князю в разных сферах его государственной и домашней или хозяйственной деятельности. Наряду со свободными людьми стоял преобладающий по числу штат несвободных слуг-холопов, которые несут все обязанности по управлению княжеским хозяйством, а потому являются одновременно судьями и администраторами. Таковы тиуны, ключники, казначеи, посольские. Они, как несвободные, не могут по произволу оставить службу или отказаться от того или иного поручения. Вследствие того они теснее связаны со своим князем…» [58]

По мере укрепления государства, роста влияния царя и его двора, придворная служба становилась все почетнее. Среди бояр хорошим делом считалось пристроить сына в услужение к главе государства. «Со второй половины XVI в. начинает исчезать старина и в языке, - отмечает «Брокгауз и Ефрон», - дети боярские также называются дворянами, а когда оба эти термина встречаются рядом, то дворяне нередко ставятся выше детей боярских».

Реформой Петра I все «служилые люди» были объединены, на польский манер, единым понятием «шляхетство». С 1754 года шляхетство стали называть благородным. Манифест 1762 года употребляет уже термин «дворянство», и, как главное в государстве сословие, именует его «российским благородным дворянством» [59].

Благородного дворянина, согласно петровским установлением, отличало от «подлого» человека его воинская служба: «ради службы благородно и от подлости отлично». Служба в гвардейских полках для дворян была обязательной, начиналась с 15 лет в звании рядового. На дворян, кроме того, была возложена обязанность учиться - дома или за границей, таким предметам, как цифирь, геометрия, навигацкая наука и другие. Не прошедшим обучение детям дворянским царь запрещал жениться.

Одновременно с получением государственного статуса, дворянское сословие было открыто Петром I снизу. Табель о рангах предусматривал, по мере продвижения по службе, присвоение личного дворянства военным в чине от обер-офицера и чиновникам от коллежского асессора. Этим дворянское сословие России принципиально отличалось от других стран, где принадлежность к высшему сословию всегда была только наследуемой.

«Жалованная грамота дворянству» Петра III (от 18 февраля 1762) отменила обязательную пожизненную службу для дворянства, так как нет уже «той необходимости в принуждении к службе, какая до сего времени потребна была» [60]. Тем из дворян, кто достиг обер-офицерского чина или выслужил в войсках 12 лет, было предоставлено право продолжать службу «сколь долго пожелают».

Новый пересмотр обязанностей дворян был осуществлен Екатериной II. По мнению императрицы, указ Петра III «в некоторых пунктах еще более стесняет ту свободу, нежели общая отечества польза и государственная служба теперь требовать могут, при переменившемся государственном положении и воспитании благородного юношества». [61]. В итоге 21 апреля 1785 года была утверждена «Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства», завершившая формирование высшего российского сословия. Грамота освобождала дворянство от обязательной государственной службы, налогов и давала многие права и преимущества [62].

Так, для дворян вводился отдельный дворянский суд: «Да не судится благородной, окроме своими равными». Дворяне, однако, были, фактически, неподсудны. Для утверждения приговора по уголовному преступления требовалось лишить дворянина дворянского звания (что уже само по себе было непросто) и утвердить приговор в Сенате и лично у императора: «Дело благороднаго, впадшаго в уголовное преступление… да не вершится без внесения в Сенат и конфирмации императорскаго величества».

В соответствии с грамотой Екатерины II дворяне были освобождены от податей, повинностей, телесных наказаний, обязательной государственной службы. Они получали права покупать деревни, «оптом продавать деревенское производство», владеть крепостными и продавать их, открывать заводы и фабрики и продавать их и т.д. (причем, устанавливалось приоритетное право дворянина на любую покупку).

Дворянин имел право на "фамильное имение, поместье, вотчину" (но только для потомственных дворян), которое находилось в полной его собственности: разрешалось его продавать, дарить, завещать, отдавать в приданое и т.д.

Имущественные права дворян потому настолько подробно прописывались в Грамоте, что привычного нам общепринятого права частной собственности в Российской империи, фактически, не существовало.

Принадлежность к благородному сословию давала, кроме того, право на герб, мундир, езду в экипажах, запряженных четверкой коней, одевания лакеев в особые ливреи и т.п.

Духовенство превратилось в сословие также с реформой Петра I. В 1721 году был утвержден составленный по поручению Петра «Духовный регламент», который высшей церковной властью объявлял императора, управление церковью возлагал на Святейший синод под контролем государственного обер-прокурора. С этого момента в церкви исчезает пост патриарха, церковь становится государственным институтом и управляется государственной властью как любое другое сословие [63].

С XVIII века сословие становится замкнутым и наследуемым. Теоретически, у каждого был шанс получить духовное образование и войти в привилегированное сословие, но для представителей податных сословий это было сопряжено с необходимостью получать «увольнительную» от своего сословия и разрешение от епархии, которое выдавалось только в случае недостачи лиц духовного звания в какой-либо местности.

На практике такой «дефицит» возникал крайне редко. Место настоятеля церковного прихода наследовалось - предавалось сыну или зятю. Здесь существовала своя очередь, получить приход можно было, например, выгодно женившись на дочери священника. Духовенство с чисто бюрократической основательностью эту лазейку тщательно контролировало, была создана специальная структура, которая вела списки перспективных невест и давала женихам полезные советы.

Из прав духовенства можно упомянуть освобождение от податей, военной службы. Дома священников были свободны от военных постоев. Представители сословия были подсудны суду духовного ведомства, общий суд мог рассматривал только дела священнослужителей, обвиняемых в особо тяжких преступлениях, и лишь в присутствии представителей церкви.

С другой стороны духовенству было запрещено заниматься торговлей, промыслами, обслуживанием откупов и подрядов, производством спиртных напитков. С XVIII века сословие лишилось права владеть имениями и крестьянами. Черное духовенство не могло иметь собственности, должно было прекратить при постриге в монахи отношения с родней и детьми, если таковые имелись.

Духовное сословие было открыто «вниз»: отставных священников записывали в крестьяне. Такая практика существовала до Екатерины II. Дети белого духовенства наследовали сословную принадлежность родителей, но были обязаны учиться в духовном училище. В противном случае им также предоставлялся выбор записаться в одно из податных сословий – купцов, мещан или крестьян. Учитывая, что для записи в мещане или купцы требовалось разрешение гильдии или городского магистрата, наиболее вероятной перспективой было оказаться в крестьянах. Также до второй половины XIX века на «лишних» детей священников, не получивших сана, периодически устраивали охоты и записывали их в солдаты.

Впрочем, отношения государства и церкви постепенно менялись от конфронтационного при Петре I и настороженного Екатерины II, ко все более лояльному. В XIX веке, когда была сформулирована триада официальной идеологии «православие, самодержавие, народность», церковь уже была опорой государства и трона. Соответственно мягче становились и сословные нормы. Дети духовенства в XIX веке были одним из основных источников пополнения разночинцев.

Купеческое сословие, формально самостоятельное, было выделено из мещанского сословия и пользовалось всеми преимуществами, дарованными мещанам (см. ниже), однако, со своими нюансами. Первоначально купечество состояло из двух гильдий, а с 1742 - из трех. Распределение по гильдиям было окончательно оформлено «Грамотой на права и выгоды городам Российской Империи», оно происходило по сумме капитала. Так, к первой гильдии причислялись купцы с капиталом более 10 000 рублей, ко второй от 1 000 до 10 000 рублей, к третьей - от 500 до 1 000 рублей. Имевших капитал менее 500 рублей записывали в мещане.

В 1807 году был изменен размер требуемых для зачисления в гильдии капиталов – до, соответственно, 50 000 рублей, 20 000 рублей и 8 000 рублей. В 1863 году количество гильдий было сокращено до двух.

Купечество было освобождено от подушной подати, телесных наказаний и рекрутчины. Купцы имели право свободного передвижения, пользовалось хозяйственными привилегиями. Гильдейское купечество до 1898 имело преимущественное право на занятие предпринимательством.

В Мещане было записано все население городов. Первоначально сословие именовалось «граждане», затем, с реформой Петра I, было переименовано на польский манер в мещан. Окончательно сословие было сформировано «Грамотой на права и выгоды городам Российской Империи» Екатерины II (от 21 апреля 1785) [64].

Под мещанами (городскими обывателями) подразумевались, согласно грамоте, «все те, кои в том городе или старожилы, или родились, или поселились, или домы, или иное строение, или места, или землю имеют, или в гильдии или в цех записаны, или службу городскую отправляли, или в оклад записаны и по тому городу носят службу или тягость».

Все мещане подразделялись на 6 категорий:

1) «Настоящие городовые обыватели», т.е. жители (без различия происхождения, звания, занятий и т. п.), имеющие в городе недвижимость.

2) Горожане, записавшиеся в одну из трех гильдий. Отмечалось, что «записка в гильдии дозволена всем, объявившим капитал, независимо от происхождения или прежнего занятия».

3) «Все записавшиеся в цехи», т.е. мастера, подмастерья и ученики различных ремесел.

4) «Иногородние и иностранные гости, приписавшиеся к городам для промыслов, работ и вообще мещанских занятий».

5) «Именитые граждане». В их число входили ученые, художники, капиталисты, объявившие капиталы от 50 и более тысяч, банкиры, объявившие капитал от 100 до 200 тысяч и владельцы кораблей.

6) Посадские люди, т. е. старожилы, занимающиеся промыслами, рукоделиями и работами и не внесенные в другие части [65].

Мещане имели право приобретать имущество «посредством торговли, промыслов, рукоделия и ремесел». За городом сохранялось право собственности на все приобретенные земли, пастбища, реки. Дозволялось заводить на городских землях мельницы, устраивать, содержать и отдавать в наем харчевни, корчмы и трактиры, иметь гостиный двор, учреждать школы, торги и ярмарки.

Мещан запрещалось переводить в крепостные, они имели право на свой сословный суд («мещанин без суда да не лишится добраго имяни, или жизни, или имения» и «мещанин судиться мещанским судом»), обладали правом свободного передвижения (в том числе и выезда за границу), свободного переселения в другой город.

Хотя мещане обязаны были нести рекрутскую повинность, предусматривалась довольно любопытная мера – горожанин имел право выставлять вместо себя замену по рекрутскому набору или откупиться.

Мещанам было дано самоуправление – раз в три года город выбирал Общую городскую думу из представителей всех категорий горожан. Общая городская дума избирала шестигласную Городскую думу (в которой каждому разряду обывателей предоставлялось иметь один голос) под председательством городского главы. Выборные органы решали, преимущественно, вопросы городского благоустройства.

Крестьяне, как уже отмечалось, разделялись на помещичьих (крепостных), государственных и удельных. Существовало и более глубокое деление, так, из помещичьих выделили «посессионных», то есть приписанных к фабрикам и заводам в качестве рабочей силы.

Со времен Екатерины II в России было запрещено употребление слова «раб», в указе императрицы от 19 февраля 1786 года прямо предписывалось во всех деловых обращениях лиц к власти заменять слово «раб» словом «подданый» [66]. Так термины «рабовладение», «рабство» не прижились в России, хотя фактически именно они наиболее полно характеризовали положение крепостных.

От рабов на плантациях их отличало одно данное законом право - право на жизнь. Владельцу запрещалось убивать крепостного, находящегося в собственности. В остальном крестьяне не имели ни имущественных, ни личных прав. Они не могли приобретать недвижимость, открывать фабрики, работать по подряду, обязываться векселями, записываться в гильдии и многое другое. Все имущество крепостных считалось собственностью их владельца. К ведению барина относились нормы выработки, сфера деятельности, объемы барщины и оброка, а также личная свобода, место жительства и даже состав семьи.

Характерная рекомендация поступила помещикам в 1721 году. Им не рекомендовалось продавать детей отдельно от родителей, чтобы «утишить вопль» в крестьянской среде.

Суд над крепостными крестьянами также вершил помещик, причем его права в этой сфере ограничивались лишь запретом выносить смертные приговоры.

В несколько лучшем положении находились государственные и удельные крестьяне. Им разрешалось торговать, а на вырученные средства они могли покупать землю и недвижимость (правда, повинности с них при этом не снимались). Государственным крестьянам было разрешено самоуправление: они избирали волостное управление, состоявшее из волостного головы, старосты и писаря. В селениях избирались старшины и десятские.

С другой стороны, именно из государственных крестьян создавали военные поселения. Содержание армии ложилось тяжелым бременем на казну. Так была изобретена форма армии, которая сама себя и содержала. Крестьян вместе с женами и детьми загоняли в военные поселения, в которых они занимались хозяйством (отдавая половину урожая государству) и, одновременно, военной муштрой.

Вся жизнь в поселениях регламентировалась армейским уставом, кроме того «были разработаны инструкции для военных поселян, казалось, на все случаи жизни: когда вставать, топить печь, выходить в поле или на военные учения, когда – и даже с кем – заключать браки, как кормить и воспитывать младенцев» [67]. Дети военных поселенцев с 7-летнего возраста зачислялись в кантонисты, а с 18 лет переводились в воинские части. С 45 лет поселенцы уходили в отставку, но несли службу в госпиталях и по хозяйству [68]. За малейшую провинность следовали жесточайшие наказания вплоть до смертной казни.

***

С отменой крепостного права в 1861 году крестьяне получили личную свободу, для них были отменены натуральные налоги, снижены нормы "барщины". С реформой крестьянство получало право заниматься торговлей, вступать в обязательства и договоры, разрешалось поступать на службу и отлучаться с места жительства. Но телесные наказания были сохранены.

В собственность крестьян передавалось движимое и недвижимое имущество и право распоряжаться им (изба, мебель, посуда; скот и телега - если были). Собственность на землю сохранялась за помещиком до завершения выкупной сделки (на ближайшие 49 лет), крестьяне имели статус «временно обязанных». Они, впрочем, могли его изменить через 9 лет, отказавшись от земли. Однако в большинстве регионов субъектом отношений являлась крестьянская община, персональных прав освобожденные сельские жители все равно не имели, т.е. не могли распоряжаться землей, в том числе и наследовать ее.

Крестьяне получили право обращаться в суд на равных с другими сословиями основаниях, однако сохранялись и местные сословные суды, рассматривавшие исключительно дела крестьян (они были отменены лишь в 1917 году).

Формально сословный суд был ликвидирован в результате судебной реформы 1861 года, все сословия стали подсудны единым государственным судам, декларировалось всеобщее равенство перед законом. Однако, как будет показано ниже, не вопреки, а в полном соответствии с утвержденным всеобщим равенством перед законом сословное право действовало в России и дальше - вплоть до Революции.

Наряду с сословным правом в России существовало право общегражданское. Оно достойно отдельного упоминания.

Одной из первых попыток создать единый для страны свод законов стали «Судебники» 1497 и 1550 годов. Они объединили правовые нормы со времен Древней Руси и Московского княжества: уставные грамоты, княжеские указы, «Русскую правду» и т.д.

Спустя 100 лет началась работа над составлением нового перечня законов государства Российского. Земский Собор 1648 - 1649 годов собрал и утвердил Соборное Уложение – самый полный для своего времени свод законов, кодифицировавший нормы от «Судебника» и до середины 17-го столетия. С Соборным уложением связан интересный факт: он впервые был напечатан, откуда идет традиция публикации законов в России для их вступления в силу.

В течение двухсот лет, вплоть до 20-х годов XIX века, Соборное уложение являлось основным законом Российской империи. За это время русские самодержцы издали больше 30 тысяч законодательных актов, которые не были приведены в систему, оставались разрозненными, а иногда, в связи с условиями хранения, недоступными даже и для высших сановников (просто терялись в архивах).

Лишь во второй декаде 19-го столетия началась работа над созданием нового кодекса, которая была поручена М.М.Сперанскому. Нужно пояснить, что в царской России главным и единственным законодателем был сам император, что делало кодификацию права весьма непростым делом. Документы, на которых стояла подпись его императорского величества, пересмотру, сокращению или правке, естественно, не подлежали. Все они, сколько бы их ни было, являлись действующими законами – по крайней мере до тех пор, пока не находился более поздний указ, отменяющий действие предыдущего. Учитывая витиеватый слог и описательный стиль большинства законов (Екатерина II, к примеру, любила в документах объемные вступления о величии России), выявить в них противоречия было отнюдь не просто.

Дополнительные сложности составляла норма, запрещающая толкование законов. Об этом свидетельствует «Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения» 1767 года. В нем, в частности, говорится: нет ничего опаснее права толковать законы, то есть искать в законе какой-то скрытый смысл и не обращать внимания на слова, формулировки закона. Право толковать законы есть такое же зло, как и неясность самих законов, принуждающая к их толкованию [69].

Императорские указы, таким образом, могли восприниматься только как цельный документ, исключающий различные трактовки содержащихся в них норм. Выход оставался один – публикация всех указов не в тематическом, а в хронологическом порядке.

М.М.Сперанский справился. Первый Полный свод законов Российской империи (1830 г.) составлял 45 томов, в которых были расположены законодательные акты с 1649 по 1825 годы. Вторая часть, изданная одновременно с первой, состояла из 6 томов, куда были включены указы здравствовавшего императора Николая I. В 1884 году началось издание третьей части (закончилось в 1916 году). Она состояла из 33 томов указов Александра III и Николая II. Одновременно издавался Особый свод законов, из которого были исключены очевидно устаревшие и отмененные указы. Его удалось издать всего в 15 томах.

Исследователи отмечают огромную историческую ценность работы М.М.Сперанского. А вот юридическое применение Полного или Особого сводов законов Российской империи было, мягко говоря, затруднено – в связи с его титаническими объемами и поистине казуистическим содержанием.

Между тем все «сословные» указы были кодифицированы в том же своде наравне с другими царскими законодательными актами. IX том Свода законов, «Законы о состояниях», определял права и обязанности основных сословий. В итоге, «поскольку свод законов вплоть до 1917 г. не перерабатывался, а лишь дополнялся новыми законами, то его сословная концепция придавала всем включаемым в него новым законодательным актам сословную окраску», - отмечают исследователи [70].

Завершая обзор основных черт дореволюционного российского государства, нельзя не коснуться, пусть и вкратце, его внешней политики. Этот вопрос имеет большое значение для понимания событий, приведших к свержению династии Романовых, победе большевиков, Гражданской войны и интервенции. Многие исследователи указывают на связь внешней политики страны и возникновения революционных ситуаций. Так, революция 1905 года произошла на фоне Русско-японской войны, революциям 1917 года предшествовало начало Первой мировой. Впоследствии верность союзническим обязательствам стала для представителей Белого движения одним из важных аргументов в борьбе с Советами, заключившими «преступный» с их точки зрения сепаратный мир с Германией.

Это сейчас, по прошествии более века и десятилетий пропаганды, Брестский мир воспринимается как самостоятельное негативное понятие. Мало кто помнит, что в начале XX века ругательным было именно слово «сепаратный», то есть идущий в разрез с обязательствами перед союзниками. Самостоятельная, без оглядки на предыдущие договоренности политика большевиков вызвала яростный гнев у сторонников войны до победного конца. Чтобы понять ярость одних и уверенность в собственной правоте других, взглянем подробнее на внешнеполитическую деятельность России в течение века, предшествовавшего Великой войне и революции.

…В XIX век Россия вошла, имея, фактически, войну с Англией и мирный договор с Францией. Как ни странно, таков был итог участия страны в антифранцузских коалициях, с участием Англии, Австрии, Пруссии, Османской империи и других стран.

Коалиции складывались для противодействия буржуазной революции во Франции 1789 года, с целью восстановления законного монарха и недопущения распространения «революционной заразы» по Европе. Впоследствии, с началом завоевательных войн Франции, цели были несколько изменены. Непосредственной причиной вступления России во вторую коалицию послужил захват Наполеоном в 1797 году Мальты, находившейся под личным покровительством императора Павла I.

Пока привыкшая действовать чужими руками Англия вносила посильную лепту в общее дело – закрыла свои порты для французских судов и препятствовала французской торговле, флот России совместно с турецким действовал в Средиземном и Ионическом морях. На сухопутном театре военных действий против Франции действовали российские и австрийские войска под командованием А.В.Суворова.

После освобождения от французов Италии совместные русско-австрийские действия зашли в тупик. Боясь усиления России в Средиземноморье, Австрия и Англия приложили серьезные усилия для скорейшего вывода русских войск из Италии. Новый план выглядел так: Суворова ждали в Швейцарии, где, соединившись с прибывшим из Петербурга корпусом А.М.Римского-Корсакова и войсками австрийского эрцгерцога Карла, он должен был идти на Францию.

Войска Карла, однако, были внезапно, до прихода Суворова, выведены из Швейцарии. Существует мнение, что таким образом союзники пытались стимулировать Россию поскорее оставить итальянские земли. Корпус Римского-Корсакова, оставшись один на один с превосходящими его силами французов, был разгромлен.

Возмущенный Павел I вывел гренадеров Суворова в Россию. Союзники с радостью отметили этот факт и заняли - австрийцы оставленную Суворовым Северную Италию, на которую давно имели виды, англичане - остров Мальту, что особо возмутило Павла I.

Россия разорвала отношения с Англией и Австрией, Павел I направил более 20 тысяч казаков в Индийский поход с целью ответного захвата британской Индии и заключил с Францией мирный договор. Таков был печальный итог участия России во второй антифранцузской коалиции, где роль ее свелась к бесперебойным поставкам пушечного мяса на европейский театр военных действий, к безусловной выгоде Англии и Австрии.

Восшедший на престол Александр I отыграл ситуацию назад. Экономическое сотрудничество с Англией выглядело куда перспективней отношений с Францией. Казаки были отозваны, началось формирование новой антифранцузской коалиции.

Всего их для России было семь. Третья и четвертая заключались для России в попытках сорвать французский десант в Англию и не допустить удушения Англии континентальной блокадой Наполеона. Потерпев поражения под Аустерлицем и Фридландом, Александру I не оставалось ничего иного, как вновь заключить с Францией мир. Подписанный в мирный договор обязывал Россию поддержать континентальную блокаду, что было для нашей страны, связанной с Англией взаимовыгодной торговлей, весьма неприятно.

Третья и четвертая коалиции ознаменовались, таким образом, очередными грандиозными маршами русских войск по Европе для спасения Англии, грандиозными поражениями и позорным Тильзитским миром. Соблюдать который становилось все труднее. Многократные нарушения условий мирного договора и стали причиной Отечественной войны 1812 года.

На фоне не слишком удачных действий России в Европе, куда лучше выглядели итоги приграничных конфликтов. По итогам двух разделов Польши изрядная ее часть отошла Российской империи. В 1801 году завершилось вхождение в состав России Восточной Грузи, а по итогам войны с Персией (1804 - 1813 года), к России были присоединены территории Дагестана и нынешнего Азербайджана.

Возросшее влияние России в Закавказье встревожило Турцию, что стало причиной русско-турецкой войны 1806 - 1812 годов. Но и здесь события развивались в нашу пользу, были присоединены Абхазия, к России отошла Бессарабия (до реки Прут), а Сербия получила автономию. Наконец, по итогам военной кампании против Швеции к России в 1809 году отошла Финляндия.

***

Расширение российских территорий продолжалось весь XIX век. Итогом окончательной победы шестой антинаполеоновской коалиции - России, Англии, Австрии и Пруссии - стал раздел Европы между союзниками. Англия и Пруссия делили Саксонию, Австрия претендовала на доминирующее влияние в Германии. Несмотря на то, что Россия претендовала всего лишь на Польшу, в этом союзники разглядели признаки чрезмерного усиления страны и угрозу своим интересам.

Дележ территорий начался в 1814 году, а уже в январе 1815-го Англия, Австрия и Франция заключили секретный союз и начали подготовку к войне против России. Гораздо позже, полтора века спустя, ситуация в общем виде повторилась по итогам Второй мировой войны, когда недавние союзники по антигитлеровской коалиции, не успев еще толком отпраздновать Победу, приступили к подготовке войны против СССР. Для чего в западной зоне оккупации стояли в готовности не расформированные и даже не разоруженные дивизии вермахта.

Неизвестно, как повернулась бы история в 1815-м, если бы не внезапный побег Наполеона с острова Эльба. Встречи с войсками 7-й коалиции он не выдержал, но примирил находящихся на грани войны союзников. Россия получила свою долю герцогства Варшавского, оставшаяся часть Польши отошла Австрии и Пруссии. «Царство Польское» вошло в состав России, получило автономию в рамках империи, Александр I даровал полякам конституцию.

Разрешив внутренние разногласия, монархи объединились в Священный союз, который на протяжении многих лет искоренял в Европе «революционную заразу». Инициатором и вдохновителем союза был Александр I. Следуя принципу вмешательства во внутренние дела других государств и насильственного подавления всех национальных и революционных движений, вооруженной интервенцией была пресечены Неаполитанская революция 1820 – 21 годов, революция в Пьемонте 1821 года. Интервенция 1823 года восстановила монархию в Испании.

Позже политику Александра I продолжил Николай I. В благодарность за подавление венгерского восстания 1848-1849 годов Россия получила прозвище «жандарма Европы». Еще раз отблагодарили Николая I братья-монархи во время Крымской войны 1853 года. Англия и Франция выступили против России на стороне Турции, Австрия и Пруссия предпочли заявить о своем нейтралитете.

Вмиг все договоры перестали существовать, надежды Николая I на пророссийский настрой европейских монархов, чьи троны все эти годы защищал Священный союз, не оправдались. Черноморские интересы воюющих держав оказались важнее европейских коалиций с участием России.

Зато неудачная для России Крымская война породила новую коалицию - Англия, Франция и Австрия заключили в 1856 году направленное против России соглашение, гарантируя целостность Турции и демилитаризацию Черного моря. Хоть «Крымская система» просуществовала лишь два десятилетия (русско-турецкая война 1877-1878 годов резко изменила ситуацию), но на время она произвела в российском обществе отрезвляющий эффект. Именно тогда сменивший на троне Николая I Александр II сформулировал свое внешнеполитическое кредо: «Во всем свете у нас только два верных союзника: наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас» [71].

Собственно, так и случилось 20 лет спустя, когда Англия и Австро-Венгрия совместными усилиями, фактически, украли у России победу в Русско-турецкой кампании 1877-1878. На Берлинском конгрессе 1878 года они инициировали пересмотр Сан-Стефанского мирного договора между Россией и Турцией. Конгресс работал ровно месяц, причем выяснилось, что поддержать позицию России отказывается Германия, а Франция еще недостаточно оправилась от поражения в войне с Германией и не хочет дразнить гусей.

Европейские страны, имеющие свои интересы в Средиземном и Черном морях, а также на Балканах, делили победу России. Англия видела в только что освобожденной Болгарии русский форпост для дальнейшего решения «восточного вопроса» - контроля над Константинополем, черноморскими проливами, выхода в Средиземное море. Допустить подобное владычица морей не могла – конкуренты Англии были не нужны. Австро-Венгрия считала Балканы зоной своих интересов. России здесь делать было нечего. Военная победа над Турцией обернулась для нашей страны поражением на дипломатическом фронте: условия мира, подписанного победителем и побежденным, были пересмотрены третьими странами, не имевшими к конфликту никакого отношения.

Турецкая контрибуция была урезана более, чем в три раза. Территории получивших независимость Сербии и Черногории пересмотрены, Болгария, вопреки требованиям России, была разделена на северную и южную части. Болгарским княжеством становилась северная часть, южная половина, под названием «Восточная Румелия», оставалась автономией в составе Османской империи.

Больше всего Россия устраивала европейских «партнеров» в своих границах, никуда без спроса не лезущей, и не выдвигающей претензий в собственных интересах. Мировые державы завершали раздел мира на сферы влияния, вторжение России в эти сферы воспринималось крайне болезненно. В 1885 году чуть было не окончилось полномасштабной войной с Англией расширение границ Российской империи в Средней Азии. Присоединение Туркмении опасно сблизило территорию России с владениями, которые Англия считала своими. Сражение войск с афганцами на реке Кушка было воспринято Британией как враждебный акт, за Ла-Маншем произошел взрыв антироссийской истерии.

Началась подготовка к войне, которая должна была начаться английским десантом на Кавказе и в Одессе. Путем сложнейших дипломатических комбинаций кризис удалось разрешить и установить границу между Россией и Афганистаном. Именно эта линия, определенная Лондонским договором 1885 года, являлась азиатской границей России и СССР вплоть до начала 90-х годов XX века.

***

К концу XIX века границы империи полностью сформировались. В результате переговоров с Китаем 1858 и 1860 годов за Россией были закреплены Приамурье и Приморье, по договору с Японией в 1875 году остров Сахалин стал русским владением, а Курильские острова уступлены Японии. В 1867 году Аляска и другие американские владения России были проданы США. Российская империя, таким образом, занимала территорию в 22,4 миллиона километров, простираясь от Польши и Финляндии на западе, до границы с Афганистаном на юге и берегов Тихого океана на востоке.

Российская внешняя политика XIX века характеризовалась отсутствием устойчивых союзов и жестких договоренностей. Коалиции, договоры и союзы возникали, когда участие России в европейской политике жестко требовалось сложившейся конъюнктурой, и забывались, как только интересы самой России выходили за рамки бескорыстной поддержки своих европейских партнеров. Малейшая попытка России изменить складывающееся мировое статус-кво в свою пользу, вызывала формирование мощных антироссийских коалиций.

Таковы были позиции Англии и Франции (при молчаливой поддержке Германии и Австрии) в Крымской войне. Едва не закончился войной дележ сфер влияния в Средней Азии. Позже, уже в начале XX века, деятельная помощь Англии и США позволили Японии провести военную кампанию против России – Русско-японскую войну 1904 – 1905 годов. 40 процентов военных расходов страны восходящего солнца было оплачено двумя щедрыми кредитами со стороны «непримиримых друзей» России.

И лишь в преддверии Первой мировой, когда необходимость в российском пушечном мясе на европейском театре военных действий вновь возникла перед великими державами, Российская империя снова стала желанным союзником.

История развивалась циклично: в XX век Россия входила, завершив 100-летний цикл внешней политики, находясь на грани войны с Англией, в неплохих отношениях с окрепшей Францией, завязнув в конфронтации по балканскому вопросу с Австро-Венгрией и в весьма странных отношениях с Германией. Отчего-то их иногда называют «дружбой», а Германию давним «естественным союзником» России, но такие взгляды представляются безосновательными.

Особая позиция Германии заключалась в многолетней борьбе с Францией за гегемонию в Западной Европе. Препятствием на пути военного разгрома Франции стояла Россия. В этой ситуации Бисмарк избрал достаточно простую позицию: не имеет никакого значения, с кем именно будет воевать Россия – с Англией, Турцией или Австро-Венгрией. Главное, чтобы у России были заняты руки, что обеспечило бы свободу действий Германии во французском вопросе.

Блестящей дипломатической победой Бисмарка можно считать создание в 1887 году Средиземноморской Антанты – союза Англии, Австрии и Италии, объединенных общими врагами – Россией и Францией. Впрочем, британская внешняя политика также отличалась большим искусством, договор был составлен казуистически, понять из него конкретные обязательства Англии было непросто. Автро-Венгрия неохотно шла на новый союз, полагая, что Англия втянет ее в войну с Россией, а затем ретируется, оставив вдвоём с Италией [72].

Действительно, внешнеполитическая концепция Британии строилась на принципе борьбы чужими руками. В чрезмерном усилении Франции островное государство видело ущерб своим позициям на материке, однако борьбу с Россией и Францией планировала провести силами держав Тройственного союза – Германии, Австро-Венгрии и Италии.

Другой точки зрения на этот вопрос придерживался Бисмарк. Канцлер Германии, считая войну с Францией неизбежной, категорически не желал ввязываться в войну на два фронта. А потому одним из направлений его дипломатии была попытка заручиться нейтралитетом России по отношению к возможному германо-французскому конфликту.

Правда, канцлер изрядно переборщил в экономическом принуждении России к нейтралитету. Правительственным учреждениям Германии было запрещено помещать деньги в русские бумаги, Рейхсбанку - принимать эти бумаги в залог. О новом займе в Берлине русскому правительству не приходилось и думать. Как отмечается в «Истории дипломатии», деньги, в которых отказывали в Берлине, царское правительство нашло в Париже. В 1887 году были заключены первые русские займы во Франции, а в 1888 - 1889 годах на парижском денежном рынке была проведена огромная финансовая операция по конверсии русского государственного долга. С тех пор один заём следовал за другим. Французский капитал стал главным кредитором царизма. Вскоре царская Россия сделалась важнейшей сферой экспорта французского капитала.

Отношения России и Германии стремительно рушились, на этом фоне укреплялись отношения России и Франции. В 1893 году был заключен российско-французский военный союз, направленный против стран Тройственного союза. Европа раскололась на два военных блока – Россия и Франция с одной стороны, Германия, Австрия и Италия – с другой. Англия занимала независимую позицию, планируя поживиться результатами европейской конфронтации.

Эта концепция была пересмотрена уже в первые годы XX века. Серьезное усиление Германии, столкновения колониальных интересов, политические проблемы на континенте, военно-морская программа Германии, которая прямо угрожала английскому морскому владычеству, вынудили Британию выбрать одну из сторон конфликта. Германия становилась главным врагом, Франция и Россия – «естественными союзниками». В 1904 году Англия и Франция, подписав договор о разделе колоний, устранили поводы для возможных взаимных противоречий. Возник «Антант кордиаль» - «сердечное согласие», Антанта. Мало у кого были сомнения, что этот договор, даже не содержа никаких скрытых или явных военных статей, нацелен на подготовку к войне с Германией.

В ответ германская дипломатия предприняла попытку оторвать Российскую империю от формирующегося антигерманского блока. Европейские страны хорошо понимали ценность российских ресурсов и российских войск. В ответ на создание англо-французской Антанты Германия предложила России антианглийский военный союз. В который предлагала включить и Францию - ее планировалось совместно убедить присоединиться к договору, но позже.

Момент был подобран идеально. Россия терпела поражение в Русско-японской войне, за сценой которой стояла Англия. Дополнительный козырь немецкая дипломатия получила, узнав о фатальном инциденте с участием эскадры адмирала Рожественского. Он обстрелял английские рыболовные суда, приняв их за японские миноносцы. Николай II был в ужасе от перспективы войны с Англией, германский военный союз, направленный против общего врага, был ему как нельзя кстати. Император ответил согласием.

«Дорогой Ники! – писал ему в этой связи Вильгельм II. - Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, 3 статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе».

Однако в последний момент, когда тайный договор был уже готов, российский император усомнился: не следует ли показать его предварительно Франции? «Дорогой Бюлов, - сообщил Вильгельм своему канцлеру, - при сем посылаю вам только что полученную от царя шифрованную телеграмму… Его величество начинает прошибать холодный пот из-за галлов, и он такая тряпка, что даже этот договор с нами не желает заключать без их разрешения, а значит, не желает его заключать также и против них. По моему мнению, нельзя допустить, чтобы Париж что-нибудь узнал, прежде чем мы получим подпись «царя-батюшки». Ибо если до подписания договора сообщить Делькассе, то это равносильно тому, что он даст телеграмму Камбону и в тот же вечер её напечатают в «Times» и «Figaro», а тогда делу конец... Такой оборот дела очень огорчает, но не удивляет меня: он (т. е. царь) по отношению к галлам - из-за займов - слишком бесхребетен» [73].

Подписание договора было сорвано. В борьбу за российские войска включилась Англия. В 1907 году между Россией и Англией был подписан договор, разграничивающий сферы колониальных интересов. Его заключению способствовала огромная бюджетная дыра, образовавшаяся в связи с поражением в Русско-японской войне. Ее удалось залатать благодаря внезапно подобревшим английским банкам. Но еще более значительным фактором стала революция 1905 года на фоне неурегулированных отношений с Японией. Разграничение сферы колониальных интересов для России являлось возможностью обратиться к внутренним проблемам, закрыв на время внешнеполитические противоречия. Так, за 7 лет нового века, Россия оказалась в рядах Антанты, «Тройственного согласия», противостоящего Тройственному союзу Германии, Австрии и Италии. Политические блоки были оформлены, вопрос мировой войны, фактически, решен.

Характерно, что даже вопрос выгод, которые получала Россия от участия в военном блоке, решался уже в ходе Великой войны, в 1915 году. Скрепя сердце, после многочисленных споров, Британия и Франция согласились на решение российского «восточного вопроса» - признали права империи на Константинополь и черноморские проливы. Нужно, однако, отметить: нет никаких причин верить в истинность таких обещаний. Интересы Британии и Франции никуда не делись, полагать, что отношение к России внезапно изменилось, было бы слишком наивно.

Сразу после революций 1917 года Антанта приступила к разделу России на сферы влияния, в 1918 году началась интервенция войск коалиции на российскую территорию. Что вполне укладывается в линию европейской политики, неизбежное желание поживиться за счет проигравшего. Но нет никаких оснований утверждать, что даже не будь Брестского мира, и одержи Россия победу над Германией вместе со странами Антанты, в пылу дележа мирового наследства они не сформировали бы новый военный блок - против истощенной войной России. Напротив, история говорит как раз об обратном.