Когда гомеровские стихи… о том, что святилище Аполлона издревле хр...

Когда гомеровские стихи… о том, что святилище Аполлона издревле хранит большие богатства, стали известны в Делъфах, местные жители, рассказывают, принялись перекапывать землю вокруг жертвенника и треножника, но, испуганные страшным землетрясением, одумались и побросали лопаты.
(Элиан. Пестрые рассказы)

Разрушить свидетельства прошлого очень легко, но эти разрушения необратимы.
(Г. Картер. Дневники)

Разрушить свидетельства прошлого очень легко, но эти разрушения необратимы

Так было всегда: зарытые сокровища, потаенные клады…

Упоминания о них мы находим еще у Платона — двадцать три века назад. О них же писал и Аристотель в своей «Политике». Страбон две тысячи лет назад сообщал, что в его время происходило разграбление древних могил в Коринфе — кладоискатели продавали древние вещи коллекционерам, искали сокровища. Элиан рассказывал об эпидемии кладоискательства, охватившей греческий город Дельфы. Увлечение антикварными вещами, поисками кладов несколько затихло в эпоху Римской империи, но все же не исчезло полностью. Более того, в Риме среди юристов даже активно дискутировался вопрос о юридической стороне кладоискательства: кому должны принадлежать найденные клады, кто их хозяин — владелец земли, на которой они были найдены, или же тот, кто их нашел? Император Юстиниан, пытаясь примирить столь противоположные точки зрения, предложил делить клад поровну между тем, кто нашел его, и тем, на чьей земле он был обнаружен.

На другом конце планеты, минуя моря, горы и великие степи, известный конфуцианский историк Бань Гу (I в. н. э.), люто ненавидя торговцев, эту «буржуазию» античного времени, метал на их головы громы и молнии китайского Неба, обвиняя их в том числе и в разграблении могил: «…они самовольно захватили горы и реки, медь и железо, рыбу и соль, места на рынках, ловко управляясь со счетными палочками… все они погрязли в беззакониях и преступлениях. А такие, как Цюй Шу, Цзи Фа и Юн Лэ-чэн, стали богачами, занимаясь вскрытием могил, азартной игрой, грабежами и (другими) преступлениями, но заняли места в одном ряду с хорошими людьми. Они… разрушали обычаи. В этом — путь к великому смятению». С чисто китайской наивностью в формулировках он восклицал, признавая реальными богатствами лишь «плоды земли»: «Ведь жемчуг, яшму, золото и серебро нельзя есть, когда голодно, и нельзя в них одеться, когда холодно. Но все же все их ценят, потому что они нужны государю…»

В раннее средневековье в Европе, полной войнами, набегами, переселениями народов, интерес к зарытым в неспокойное время сокровищам и кладоискательству не иссяк. Есть отрывочные сведения о том, что, например, франки собирали старинную римскую стеклянную посуду, а светские и церковные князья и вельможи составляли коллекции древних сосудов, монет, резных камней, утвари, украшений. Естественно, о драгоценностях и золоте мы и не говорим — они всегда были желанной добычей кладоискателей. Русский «Печерский Патерик» рассказывает о находке «латинских сосудов», в которых было «злата же и сребра бесчисленно множество».

В средневековье, когда верховным собственником всей земли в государстве стал считаться король (или какой-либо независимый феодал в своих владениях), они превращаются в хозяина всех найденных и ненайденных сокровищ. Стоило кому-либо донести, что тот или иной человек нашел клад и утаил его, кладоискателя ожидал королевский застенок или тюрьма феодала. Лишь король или удельный правитель мог сам распорядиться, какую часть из найденного сокровища следовало подарить нашедшему. От скупости или от щедрости феодала зависело вознаграждение кладоискателя, а так же и его жизнь, если он сам решил воспользоваться кладом. Так, чтобы овладеть сокровищем, о котором упоминает «Печерский Патерик», киевский князь Мстислав Святополкович, узнав, что печерский инок Федор со товарищем нашел в Варяжской пещере «варяжскую поклажу», «повелел мучить его крепко», пытать в дыму и, наконец, замучил окончательно, не допытавшись, куда упрямый инок сокрыл варяжский клад с «латинскими сосудами», найденными в пещере.

В другом рассказе о кладе сообщается, что бес, дабы насолить благочестивому старцу Авраамию Ростовскому, принял облик воина и, придя к великому князю Владимирскому, наговорил ему, будто старец Авраамий «налезе в земли сосуд медян, в нем же множество сосудов златых и поясов златых, и чепем не мощно цены уставити», и будто на это сокровище, достойное лишь князя, Авраамий и монастырь свой создал. Естественно, князь поверил бесовской выдумке, послал воина в Ростов, схватили подвижника и привели к князю. Увы, монах оказался настолько беден, что у него была одна лишь власяница, да и та изрядно потрепанная. Отца Авраамия отпустили с миром… Любопытно, что церковь при этом поддерживала притязания феодалов на зарытые в земле клады, стараясь в то же время урвать и свою долю. Например, в 1515 году римский папа Лев X издал Декрет, обязывающий предъявлять папскому правительству в Италии каждую найденную при раскопках вещь.

Среди кладоискателей, коллекционеров и грабителей могил, а грань между ними была относительна и достаточно условна, можно было встретить не только имена везучих кустарей-дилетантов. Порой в этой роли выступали целые племена, государственные организации, некоторые коронованные особы, признанные ученые, известные политические деятели и просто крупные международные авантюристы-профессионалы. Нередко поисками сокровищ занимались люди, наделенные недюжинными способностями, знаниями, мужеством и изобретательностью. Многие из них, возможно, могли бы стать первооткрывателями, учеными, землепроходцами, но, влекомые жаждой наживы, поисками призрачного счастья, они становились всего-навсего рядовыми кладоискателями, грабителями могил, обкрадывающими единственного законного владельца всех сокровищ земли — парод, живущий на ней.

Известный русский путешественник Козлов, исследовавший развалины мертвого города Эдзин-Гол, или Хара-Хото, как именовали его основатели-тангуты в XI–XIII вв., с удивлением отмечал, что кладоискательство в руинах стало давним промыслом местных кочевых племен. Торгоуты выкапывали из песка на развалинах города различные предметы и продавали их. Так же, вплоть до настоящего времени, поступали многие племена бедуинов Аравии и Северной Африки, за бесценок продававшие туристам уникальные находки, обнаруженные в руинах древних городов. Более того, иногда такой «антикварный бизнес» помогал затем археологам делать выдающиеся открытия и спасать от разграбления то, что еще уцелело…

У других народов, как отмечали путешественники, археологические находки, так и остатки древних городов, старинные могилы окружались особым вниманием и к ним относились с почтением. В одной из легенд африканцев-йорубов (Нигерия) «Каменный город Эсие» рассказывается о находках каменных фигурок близ местечка Эсие в нигерийской провинции Квара. Они, как и многие древние изваяния в Нигерии, были у местных жителей предметами религиозного поклонения и считались священными амулетами. В какой-то мере это спасало археологические памятники от разграбления и своими и чужими кладоискателями…

Любопытно, что даже у пришлых народов, которыми, например, можно считать «варваров» раннего средневековья в Италии, тоже порой сохранялось магическое, сверхъестественное отношение к «чужим могилам», к памятникам чуждой им цивилизации. Может быть, это объяснялось влиянием верований местного населения на пришельцев, заимствующих не только религиозные, но и этические нормы и представления, или же вообще сверхъестественным отношением к миру мертвых — своему ли, чужому… Так, в Италии в средние века в народе распространялись легенды о магической силе памятников античности, например, Колизея, с существованием которого связывали существование самого Рима. Один из хронистов VIII века записал: «Пока будет стоять Колизей — будет стоять и Рим, когда же рухнет Колизей — рухнет и Рим; с падением Рима погибнет весь мир».

Подобное же отношение к чужим могилам и святыням в средние века было отмечено и среди восточнославянского населения в Поволжье, а затем и в Сибири. В отличие от церковников, уничтожавших языческие капища «иноверцев», простой народ боялся подходить к «чудским могилам» и кумирам, опасаясь духов и «чуди». Историк Н. Н. Оглоблин, комментировавший в 1893 г. «сыскное дело» о Путивлъском кладе (1626 г.), писал: «Какой смысл этого распоряжения? (отдать случайно найденные при земляных работах в кургане золотые и серебряные вещи «на церковное строение». — Г. Б.). Очевидно, Гаврилов встретил в кургане костяки и хотя убедился в отсутствии здесь признаков христианского погребения, тем не менее не мог не почувствовать некоторого уважения и к костям «нехристей». Это чувство не позволило ему распорядиться найденными вещами на свои мирские потребности и заставило его отдать их церкви, в руках которой все неправоприобретенное людьми очищается и становится безгрешным. Этот взгляд и сейчас можно встретить в русском народе (конец XIX в. — Г. Б.)… Одно нарушение могильного покоя издавна причислялось и причисляется русским народом к числу крупных грехов и ставится почти рядом со святотатством. Тем строже относился народ к прямому ограблению могил. Очевидно, и Гаврилов счел своим невольным грехом вскрытие могилы неведомых ему покойников и поспешил «замолить» этот грех пожертвованием всего найденного клада «на церковное строение».

В другом конце земли, у другого народа, можно тоже встретить много легенд и рассказов о потаенных сокровищах и кладах, о вере в магическую силу предметов старины и т. п. Так, в знаменитых арабских сказках «Тысячи и одной ночи» в мало кому знакомой истории повествуется об арабских моряках, корабль которых был прибит сильным штормом к неизвестной земле, где обитали полуголые дикари. Путешественников поразила одна вещь: наблюдая, как местное население ловит рыбу, они заметили, что в сети рыбаков часто попадают закупоренные сосуды с «печатью Соломона». А когда сосуды открывали, оттуда с шумом и дымом вырывались на свободу заточенные в магические кувшины джинны.

Это морское приключение, рассказанное кормчим Талибом пятому Омейядскому халифу Абд ал-Малику, будто бы побудило последнего снарядить даже целую экспедицию в Северо-Западную Африку с целью собрать упомянутые «Соломоновы сосуды», выбрасываемые волнами на берег моря. Экспедиция любознательного халифа, возгоревшего страстью к «магической археологии», начала свой путь из Верхнего Египта и достигла какого-то загадочного Медного города, расположенного в песчаной Ливийской пустыне (север Сахары). Далее, как повествуется в этой фантастической истории, смешавшей быль и небылицы, встретился «археологам» самый настоящий джинн и сообщил им, что сосуды с печатью Соломона можно в изобилии найти в море Аль-Каркар («море тьмы»), где будто бы на побережье обитает какой-то горный народ карликов, спасшийся от всемирного потопа. Наконец, и сами путешественники встретились с карликами, одетыми в шкуры и разговаривающими на незнакомом языке. Погостив здесь несколько дней и собрав на берегу сосуды, «археологи» отправились в Дамаск для отчета халифу.

По мнению ученых, исследовавших арабские легенды, путешественники побывали у берегов Малого Сирта, пройдя через Ливийскую пустыню. Именно этот район до арабского завоевания был населен одним из берберских племен — «троглодитами», спасавшимися от палящего зноя в специально вырытых глубоких земляных жилищах. Здесь же, на берегу Средиземного моря, до сих пор возвышаются руины римского города Лептис Магна. Видимо, мореходы, плывшие в Сицилию, могли быть штормом прибиты к берегам Малого Сирта и найти здесь все те древние предметы и «сосуды Соломона», упоминаемые в легенде. Памятники древности, остатки пышной римской и карфагенской цивилизаций в изобилии встречаются до сих пор па берегу моря, в руинах Лептис Магна и вдоль части побережья Триполитании. Случайно, не о таких ли заброшенных древних городах говорят многие арабские легенды, как тот, о котором речь пойдет ниже?

«На этом месте раньше был большой город, но на его жителей напал мор, и все они погибли, и женщины, и мужчины, и дети, а город опустел и превратился в развалины, в которых перекликались совы и вороны… Тогда жители этих краев отправились к покинутому городу и довершили его разрушение, забирая все, что могло им пригодиться, пока не исчезли последние следы жилья и местность не уподобилась пустынной долине, заросшей колючими деревьями и кустарниками…» Видимо, за подобными древними предметами и «сосудами Соломона», что оставались еще в развалинах городов (а под «сосудами Соломона» следует понимать античные амфоры!), и была организована первая арабская «археологическая экспедиция». Кроме того, где-то здесь находилась и другая заманчивая цель — «сияющая гора» в форме колонны, содержащая, по верованиям сахарских номадов, в изобилии драгоценные камни, охраняемые полчищами змей от жадных чужеземцев, прельстившихся кажущейся беззащитностью «сияющей горы».

Вообще-то арабские сказания красочно повествуют о несметных сокровищах и богатейших кладах, оставшихся от далекой древности. Вспомним хотя бы известные всем сказки об Аладдине и его сокровищах или об Али-Бабе и его волшебной пещере, охраняемых древними магическими заклятиями.

…«Внутри западной пирамиды тридцать кладовых из разноцветного камня, наполненных дорогими каменьями, обильными богатствами, диковинными изображениями и роскошным оружием, которое смазано жиром, приготовленным с мудростью… И там же есть стекло, которое свертывается и не ломается, и разные смешанные зелья, и целебные воды. А во второй пирамиде — рассказы о волхвах, написанные на досках из кремня — для каждого волхва доска из досок мудрости, — и начертаны на этой доске его диковинные дела и поступки, а на стенах изображения людей, словно идолы, которые исполняют руками все ремесла».

В таких выражениях повествуют арабские сказания «Тысячи и одной ночи» о сокровищах египетских пирамид. И в них- не только сохранившиеся предания местных египтян, с богатым фольклором которых познакомились арабы во время завоевания Египта, но и знакомство самих арабов с гробницами фараонов и их волнующим содержимым. И Аладдин, и Али-Баба, и другие герои арабских сказаний могли сами побывать в сказочных пещерах-пирамидах и подземельях, где комнат с сокровищами столько же, как установили исследователи, сколько потаенных камер в настоящей древнеегипетской пирамиде, а количество ступеней, ведущих к ним, — ровно столько, сколько ступеней у тайных ходов пирамид, проложенных к сердцу усыпальницы.

Пожалуй, это самое наглядное свидетельство того, что вновь пришедшие завоеватели не раз взламывали гробницы и хорошо изучили конструкции усыпальниц в период арабского средневековья. Известный исследователь и переводчик арабских сказок «Тысячи и одной ночи» М. Салье так и говорит, что в них «мы находим мотивы, связанные с Древним Египтом, причем в сказке об Али-Бабе приведен и древнеегипетский обычай бальзамирования… Не являются ли эти мотивы отзвуками воспоминаний о разоренных гробницах и извлеченных из них мумиях египетских фараонов?» А всем хорошо знакомый сюжет «Аладдина и волшебной лампы» вообще целиком построен на ограблении царской усыпальницы. Об этом говорит не только расположение самой подземной сокровищницы, но и число и последовательность помещений, которые приходится проходить Аладдину в поисках волшебного светильника. По мысли исследователя, выдвинувшего эту гипотезу, описание больше всего подходит к гробницам, расположенным в Долине Царей и относящимся к эпохе Позднего царства.

В средневековом арабском героико-романтическом эпосе XIV–XV вв. «Жизнеописание Сайфа сына царя Зу Язана», этом одном из самых ранних фантастических произведений (чуть ли не в современном понимании жанра фантастической литературы), содержится масса интереснейших сведений о сокрытых усыпальницах с несметными сокровищами древних владык Египта. Вот отрывки из рассказа о том, как царевич Сайф завладел волшебными и могучими талисманами Сима, сына пророка Ноя. Хранитель этих чудесных сокровищ, маг и чародей, волшебник Ихмим жил в гороподобной каменной крепости. «Сайф вошел и увидел, что она — одно из чудес света, ибо камки, из которых она сложена, гладкие, как шелк, но пригнаны один к другому так плотно, что между ними не просунешь и иголки» (этими чертами и отличались египетские пирамиды).

Сайф получает «инструкцию» от хранителя подземной усыпальницы Сима, как получить волшебные талисманы и сокровища: «…войди, ничего не опасаясь, в самую середину дворца и поверни направо. Там ты увидишь ложе из чистого китайского железа, которое не ржавеет и не плавится, потому что оно заколдовано великой мудростью и умелым колдовством (кстати, железо в Древнем Египте знали лишь метеоритное, а не «китайское», под которым, судя по всему, арабы подразумевали индийское «чистое» железо, подобное тому, что пошло на изготовление известной делийской железной колонны Чан-драгупты II. — Г. Б.). Увидав это ложе, подойди прямо к нему и откинь покрывало, которым оно покрыто, а под покрывалом ты увидишь мертвого человека, лежащего на спине лицом вверх. Его лицо закрыто семью покрывалами, но ты не прикасайся к нему и не открывай его! Потом посмотри на руки этого человека, и ты увидишь, что правая рука лежит у него на груди, а левая — вытянута вдоль тела…» Не правда ли, все это весьма похоже на описание усыпальницы фараона и его мумии, покрытой семью «покрывалами» (саркофаги, лицевые маски), и даже руки мумии сложены, согласно погребальному ритуалу, на груди и вдоль тела.

Любопытно, что когда царевич Сайф выполнил часть возложенной на него задачи, то духи-хранители не тронули его. И тут он, искушаемый шантаном, подумал о запретном: «Интересно, осталась ли душа в этом мертвом теле… Но если бы он был жив, он мог бы говорить, а если бы в нем не было ни капли жизни, то он давно бы сгнил, и кости его рассыпались бы в прах, — а ведь его тело совершенно не тронуто тлением. Я должен откинуть покрывало с его лица и посмотреть, жив ли он и только онемел, или умер много лет назад и от него остался один остов». И вот Сайф совершает кощунственный поступок, чтобы удовлетворить свое любопытство, и снимает покровы с лица мумии, встретившись взглядом с ее красными как кровь глазами (видимо, инкрустация золотой маски). И в то же время ему показалось, «что земля уходит у него из-под ног, а небо рушится ему на голову. Невидимые духи-хранители сокровищ набросились на него, рыча, как разгневанные львы… Джинны-хранители выволокли Сайфа из своего священного убежища и бросили его, бесчувственного и бездыханного, на землю». Не сохранилось ли в этой сказке преданий о «духах-хранителях» пирамиды, «владыках магической защиты», нашедших продолжение и в мифе о «Проклятии фараона»? Вполне возможно.

Однако об ограблении древних усыпальниц пришельцами-завоевателями сообщается не только в легендах и сказаниях, рассказывают об этом и исторические хроники. Например, арабские летописи приписывают роль «казначея» фараоновых сокровищ сыну легендарного арабского халифа Харуна ар-Рашида халифу ал-Маамуну. Якобы в правление его отца-оригинала сильно пооскудела государственная казна в Багдаде, и он давно уже прислушивался к советам придворных звездочетов и знатоков истории, что не грех бы попытать счастья в Египте, в Царских усыпальницах. Там, мол, рубины величиной с куриное яйцо, изумрудам нет числа, редкие карты мира и неведомые звездные таблицы древних астрологов, сосуды из небьющегося стекла, оружие из нержавеющих металлов, а золота… Золотом будто бы выложены длинные коридоры и стены царских посмертных покоев.

Разве могло быть иначе, если даже «отец истории», Геродот, с трудом которого хорошо были знакомы самые просвещенные из «правоверных», писал, что только «десять лет продолжалось строительство… дороги и подземных покоев на холме, где стоят пирамиды», а само ее строительство заняло будто бы двадцать трудных и тяжелых в истории Египта лет. И еще писал Геродот, будто бы «в этих покоях Хеопс устроил свою усыпальницу на острове, проведя на гору нильский канал». Разве не поистине царские сокровища, достойные такой великой пирамиды, должны были таиться в ее кладовых, на подземном острове среди черного мрака озера, никогда не видевшего света солнца и блеска звезд?

Помог случай. В подвластном ал-Маамуну Египте в IX веке вдруг вспыхивает восстание, и халиф с огромной армией выступил из Багдада. Усмирив голодных феллахов, срубив головы непокорным правителям, он затем обратил взоры на гороподобные усыпальницы в Гизэ и приказал пробить ход внутрь величественной пирамиды Хеопса, Ахет-Хуфу. «Огнем и уксусом», как с гордостью и горечью писали разные летописцы, сразился юный халиф с известняком пирамиды, пробивая внутрь нее штольню, и победил…

Вот каковы дальнейшие приключения ал-Маамуна в древней Стране Пирамид. Не зная о существующем входе в Большую Пирамиду, о котором столько раз писали античные историки и о котором, надо полагать, знали местные жители, его отряд «камнеломов» пробил внутрь пирамиды штольню длиною в тридцать с лишним метров. Неожиданно кирка одного из воинов провалилась в пустоту, откуда повеяло «пылью столетий и духом вечности». Это был узкий коридор, чуть более одного метра ширины и примерно такой же высоты. Исследователи назовут его потом «нисходящим коридором»…

Под углом в 26 градусов он уходил на 183 метра в глубь Хеопса, если считать от вершины пирамиды. С трудом преодолев около 40 метров, которые проходили под основанием пирамиды, в кромешной темноте и тесноте, воины халифа вошли в грубо высеченный в скале под основанием пирамиды зал. Факелы выхватывали из темноты испуганные и разочарованные лица взломщиков — каменная комната, видимо, самая глубокая в пирамиде, была абсолютно пустой. По обломкам, валявшимся на полу, воины поняли, что их опередили — здесь уже когда-то побывали грабители. Отряд повернул назад, внимательно осматривая стены коридора, которым они пришли сюда…

Неожиданно кто-то, ощупывая каменные блоки, обнаружил, что один из камней был как-то сдвинут с места. Здесь и нашли гранитную плиту, прикрывающую вход в еще какой-то коридор, ведший, видимо, наверх. Но эту плиту, как и две, подобные ей, с места сдвинуть не удалось, о чем незамедлительно было доложено халифу, ожидающему известий в роскошном шатре под сенью пирамиды.

Ал-Маамун, чье разыгравшееся воображение уже рисовало груды золота и драгоценных камней, приказал пробивать новый туннель, в обход гранитных преград, на которые не действовал даже «огонь и уксус». Наконец отряд прорвался в «восходящий коридор», еще более узкий и тесный. Проползя на четвереньках 45 метров, воины попали в «горизонтальный коридор», длиною 36 метров, который привел их в еще один зал, намного больший нижней комнаты (исследователи XIX века назовут его «камерой царицы»). Комната в глубине пирамиды тоже была пуста…

Разочарованные и испуганные — страшил гнев обманувшегося владыки — они повернули назад, с надеждой ощупывая стены. И снова удача! На месте пересечения «восходящего» и «горизонтального» коридоров воины обнаружили выемку на потолке: так они попали в просторную галерею, которую сегодня называют «большой». Действительно, она была на редкость просторной, по сравнению с теми, которые приходилось преодолевать кладоискателям, — около 9 метров в высоту. Теперь-то уж наверняка они идут по пути сокровищ фараона. Напряжение нарастало…

Галерея под углом в 30 градусов вела их куда-то вверх; по сторонам из темноты проступали невесть для чего сделанные большие ниши и узкие щелястые скаты. Разумеется, для того, подумали воины, чтобы носильщики фараоновых сокровищ могли заходить туда, давая дорогу своим товарищам, таскавшим внутрь пирамиды бесценные грузы…

Скользя и падая на гладких камнях покатого пола, воины устремились вперед. Каждый хотел первым взглянуть на то, что все так жадно искали. Халиф наверняка щедро вознаградит человека, первым увидевшего сокровища и сообщившего ему радостную новость…

Поднявшись на 46 метров, воины чуть не споткнулись о высокий порог и увидели решетку, которая отделяла некое подобие вестибюля от самой большой комнаты пирамиды — «камеры царя», как ее потом назвали археологи. За решеткой из мрака проступила просторная, четких пропорций и линий комната, облицованная полированными гранитными блоками. В глубине ее возвышался огромный гранитный саркофаг…

Сведения, дошедшие до нас, противоречивы: одни летописцы сообщают, что нашли будто бы изумрудный бассейн с золотыми монетами (однако изумрудные бассейны не были известны в Древнем Египте, как не было там и золотых монет- их впервые начал чеканить только в VII в. до н. э. лидийский царь Крез). Будто бы принесли халифу-кладоискателю рубины величиной с куриное яйцо (но этих самоцветов египтяне не знали в древности), а затем и золотой саркофаг с богато украшенной мумией (это уже ближе к истине). Некоторые же авторы сообщали, что халифу-взломщику достался только пустой саркофаг без крышки и ни грамма драгоценностей.

И есть все основания верить именно этим летописцам: скорее всего и впрямь ал-Маамун, первым смело и не таясь «распечатавший» эту великую гробницу мира, ничего не нашел в ней. Ведь, как известно, практически все пирамиды Египта были ограблены еще к началу XVIII династии, то есть примерно к 1570 г. до н. э. А о том, что есть вход в Ахет-Хуфу, было известно за много столетий до жадного сына знаменитого халифа, героя арабских сказаний. Вход этот находился на северной стороне пирамиды, на высоте 14 метров от ее подножия. В наши дни он открыт и его показывают туристам, но во времена фараонов его скрывал огромный треугольный камень, насаженный на шип и потому легко поворачивавшийся на своей оси. Белая отполированная поверхность камня, как писали античные авторы, сливалась с полированными плитами наружной облицовки, что делало «дверь» совершенно незаметной.

Геродот, побывавший в Египте в IV в. до н. э., сообщал, что вход этот в его время был еще закрыт и замаскирован прекрасной облицовкой из полированных плит. Историк Страбон, посетивший страну фараонов около пяти столетий спустя, довольно подробно описывал ход, ведущий в пирамиду. «На боку пирамиды, на небольшой высоте, есть камень, который можно отодвинуть; если приподнять этот камень, открывается извилистый ход, ведущий к могиле», — писал он в своей «Географии». Можно подумать, что сам Страбон прошел темными галереями по следам некогда прошествовавшей пышной погребальной процессии, настолько хорошо он был осведомлен об устройстве Большой Пирамиды…

Выходит, что нетерпеливый халиф ломился в «открытую дверь» — опроси он поподробнее местных жителей (правда, с ними oн основательно попортил отношения), и ему рассказали бы, как без помощи «огня и уксуса» проникнуть внутрь знаменитой усыпальницы. Так неудачно закончились приключения обманувшегося ал-Маамуна в Стране Пирамид, собиравшегося, как говорят некоторые арабские историки, в гневе разобрать по камешкам все египетские пирамиды, чтобы в конце концов где-нибудь да и найти потаенные сокровища фараонов.

…В Европе в эпоху Возрождения увлечение античностью охватило широкие круги общества, и это помогло пышным цветом расцвести кладоискательству и поискам предметов старины. Впоследствии из этого и выросла наука — археология. Впрочем, до научных методов открытия и исследования памятников было еще далеко, хотя «зачатки научности» в отношении к памятникам старины уже начинали формироваться. Так, возглавивший Римскую республику в 1347 г. Кола ди Риенцо издал распоряжение об охране античных памятников в Риме, считая, что единству Италии будет способствовать национальное честолюбие, развить которое поможет любовь к истории, к латинским древностям, постройкам, памятникам, надписям.

Страсть к собиранию древностей процветала в Италии и в последующие столетия, особенно в конце XV–XVI вв. Любопытно, что начало коллекционированию еще тогда же положили римские папы, призванные искоренять язычество, «языческих кумиров и идолов». Папы Сикст IV и Юлий II собирали античные вещи, статуи, надписи, обнаруживаемые при земляных работах (предпринимались даже специальные раскопки). А в 1506 г. папа Юлий II построил в Бельведере в Ватикане особый двор для хранения и осмотра античных статуй, а папа Павел III даже учредил специальный комиссариат древностей и начал исследовательские раскопки в термах (банях) Каракаллы. Примеру пап следовали «князья церкви» — кардиналы, епископы и другие привилегированные лица, с пышностью обставлявшие свои покои предметами античного искусства. Последним папой, собирателем древностей и покровителем искусства, был умерший в 1555 г. Юлий III. После его смерти церковь начала активные гонения на науку и искусство, античные Древности были объявлены «язычеством», «дьявольщиной».

Как следовало, по мысли церковников, поступать с античными находками, рассказывает автор бессмертного «Тиля Уленшпигеля», Шарль де Костер, в своих «Фламандских легендах», навеянных средневековыми преданиями. В легенде «Братство толстой морды» весь сюжет построен на истории одной античной находки — мраморной скульптурки римского времени, изображавшей сидящего на бочке с вином бога Бахуса. Здесь хозяину небольшого трактирчика «Охотничий рог» явилось ночью «бегущее по траве яркое пламя, как-то чудно вытянутое кверху», исчезнувшее лишь вместе с первым криком петухов. Оно являлось еще много раз, и чей-то голос просил трактирщика «промочить горло», пока измученный Питер Ганс, владелец кабачка, не нашел и не принес в дом античную скульптуру веселого бога. При этом он больше всего на свете боялся не столько «козней дьявола», сколько «церковной кары», ибо его поступок, по мнению католических попов, всеми силами искоренявшими и вынюхивавшими ересь и язычество, сильно попахивал «идолопоклонством». И действительно, непримиримый фанатик, преподобный настоятель церкви в Уккле, «святой жизни человек», узнав о находке и о том, что она не разбита вдребезги, требует отправить владельца «Охотничьего рога» на костер, как еретика и отступника, или же сварить его живым в кипящем масле…

Однако, несмотря на гонения церковников, увлечение стариной и собирательством древностей уже становилось модой среди европейской знати. Выйдя за пределы Италии, оно, как известно, охватило всю Европу, особенно Францию. Коллекции римских вещей можно было встретить в домах знати в Риме, Венеции, Генуе, Париже, Мадриде, Мюнхене и других городах. Не минула «кладоискательская лихорадка» и Русь…

Известно, что в средневековой Руси кладоискательству предавались многие самодержцы и царские воеводы. Сам царь Иван Грозный отдавал должное этой страсти, и его вера в клады порой давала ощутимые результаты. Летописец XVI века, писал русский историк Н. Аристов, отметил весьма интересное предание, как Иван Грозный заполучил клад в Новгороде, в Софийской церкви. Вот слова летописца: «Как приехал великий князь Иван Васильевич с Москвы в Новгород, и неведомо как уведа казну древнюю, сокровенну в стене создателем св. Софеи, князем Владимиром великим (внуком св. Владимира), и неведомо бысть о сем никем, ниже слухом, ниже писанием. И тогда приехав нощию и начат пытати про казну ключаря Софейского и пономаря, и много мучив я, не допытався, понеже не ведаху. И прииде сам в. князь на восход, где восхождаху на церковныя полати, и на самом всходе, на правой стороне, повелел стену ломати, — и просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну и в полтину и в рубль, и насыпав возы, посла к Москве». Аристов пишет об этом случае, что в середине XVI века еще было свежо предание о найденном в 1524 году кладе при «поновлении Пятницкой церкви в Новгороде», а потому не мудрено, что составилось сказание о поисках Грозным клада и в церкви святой Софии. Летописец, в частности, говорит, что когда стали поновлять церковь св. Пятницы, «и начаша голбцы разрушати и помост возрывати, — и ту обретоша сокровища сребра древних рублев Новгородских литых 170, а полтин 44 и наместники повелеша вложити их в сосуд и запечаташа».

Видимо, в какой-то степени с новгородскими сокровищами связано и известное «сыскное дело» о новгородском архиепископе Леониде (1575 г.), обвиненном грозным царем в том, что он изменил ему и посылал польскому и шведскому королю деньги и другие сокровища. В опричных архивах сообщается, что государь объявил «отца церкви» еретиком — тот будто бы занимался с помощью ведьм, живущих в Новгороде, даже каким-то колдовством («в Новегороде 15 жен, а сказывают ведуньи, волховы»). Эту же деталь сообщает и англичанин Д. Горсей, бывший в то время в Московии. По его словам, во время суда над архиепископом были сожжены все его ведьмы. По словам псковского летописца, записавшего слухи, ходившие в народе, будто царь опалился на Леонида «и взя к Москве и сан на нем оборвал и медведно ошив (то есть зашив в шкуру медведя, один из способов казни на Руси того времени. — Г. Б.), собаками затравил…»

В «Чтениях в историческом Обществе Нестора Летописца» в конце прошлого века историком Н. Оглоблиным были опубликованы несколько «Сыскных дел» о кладах в XVII веке на Руси: дела от 1626, 1645, 1673 годов. Судя по характеру следствия, о личном интересе к древним кладам самого царя, в русском обществе того времени, как писал Оглоблин, «мы наблюдаем первые зародыши» сознательного отношения к памятникам старины, уже проглядывает смутное стремление понять смысл найденных древностей, «зарождается археологическое любопытство», которое особенно усилилось в эпоху Петра I.

Однако еще и при Петре I, «несмотря на весь кажущийся приплыв новых идей и взглядов», по мнению Аристова, вера в клады держалась даже у людей высокопоставленных. Так, например, сестра самого царя, царевна Катерина Алексеевна, пишет историк, и та страстно предавалась исканию кладов. Она будто бы вела переговоры с каким-то костромским попом, который похвалялся, что узнает места кладов по «планетным тетрадям», то есть с помощью астрологии. Более того, она посылала своих приближенных женщин в полночь рыть могилы на кладбище и нанимала подводы съездить за 230 верст от Москвы, чтобы достать клад на дворе у крестьянина. Все ее попытки тем не менее остались безуспешными. Лица, указывавшие царевне на места зарытых кладов, как сообщал историк Соловьев в «Истории России с древнейших времен», по розыску Петра I оказывались обманщиками и шарлатанами. Сам же царь относился с величайшим вниманием к различным сообщениям о кладах и находках старинных вещей. Он даже издал специальный указ о сборе и покупке у населения предметов старины, о препровождении их в Петербург, в столичную Кунсткамеру. Старинные предметы, оружие, этнографические коллекции и прочие «раритеты» как раз и послужили основой фондов при создании знаменитой петровской Кунсткамеры, первого музея России.

…В Новом Свете, завоеванном оружием конкистадоров, первые «археологические раскопки» ничего общего с ними не имели, вылившись в чистое кладоискательство, а попросту в открытый грабеж памятников древних цивилизаций Америки. Свою первую школу конкистадоры-грабители проходили на Канарских островах, окончательно замиренных накануне открытия Нового Света. Испанцам было мало того, что они с помощью огнестрельного оружия уничтожили коренных жителей Канарских островов, белокурых и голубоглазых гуанчей. Они уничтожали их даже мертвых, разрушив и осквернив их горные могилы с сотнями и тысячами загадочных мумий, которые могли бы сегодня столько сказать исследователям, помочь в решении волнующей тайны происхождения гуанчей… (этому посвящена вторая часть книги.)

Неграмотные испанские монахи, увидев впервые мумии на Канарских островах (здесь набальзамированные в соке «драконова дерева» и других снадобьях тела умерших зашивались в шкуры и относились в горные пещеры), объявили их «монстрами», грешными плодами преступного брака между дьяволом и женщинами гуанчей. Кто-то из монахов обнаружил, что мумии прекрасно горят, и тысячи их были использованы как топливо. Правда, нашлись предприимчивые шарлатаны, которые начали экспортировать мумии в Европу, чтобы продать их таким же шарлатанам-алхимикам, полагавшим, что мумии — один из самых важных ингридиентов всевозможных магических «элексиров бессмертия» и прочих снадобий. Мертвым гуанчам действительно не повезло: они нашли свой конец в тиглях и ретортах средневековых алхимиков…

Гуанчи были бедны. Живя в каменном веке, они не знали металлов, да и золота не было на Канарских островах. Другое дело — Америка, золотообильный Новый Свет, первый «Клондайк» Европы. Завоевав империю Монтесумы, головорезы капитана Кортеса низвергли с пирамид Теотиуакана две огромные статуи — Солнца и Луны, сделанные из камня и облицованные пластинами золота. Желтый металл сразу же был содран, а статуи приказал разбить францисканский монах, епископ Сумарага, «неистовый ревнитель» христианской веры, старательно занимавшийся уничтожением всего, что было связано с религией, историей и древностями завоеванного края. Лет за семь-восемь до путешествия Александра Гумбольдта по Мексике, в конце XVIII века, как рассказывает он в своих записках, все еще продолжалось разграбление памятников мексиканской старины. В то же самое время, когда погибла цивилизация ацтеков, руками испанских конкистадоров были напрочь опустошены богатые могильники Перу, Эквадора, Колумбии. Так, сразу же после занятия столицы государства инков, города Куско в Перу, начались поиски спрятанных сокровищ Великих Инков.

«Ни в Иерусалиме, ни в Риме, ни в Персии, ни в какой другой стране, — писал испанский хронист Сьеса де Леон, — не было собрано в одном месте такого количества золота, серебра и драгоценных камней, как на этой площади в Куско». Ему вторят другие хронисты: «Богатейший король Атауальпа и те люди и провинции, у которых берут или уже взяли множество миллионов золота, сделали ничтожным все, что раньше считалось роскошью». Вот сообщение одного из свидетелей ограбления Перу о сокровищах инков:

«Теперь я поведаю о том, что мы увидели, войдя в Куско… В изумлении мы созерцали сосуды из дерева, золота и серебра, хотя лучшие из них были унесены индейцами. Среди прочих вещей мы обнаружили золотое изображение, а индейцы сказали нам не без горечи, что это изображение основателя династии инков. Мы нашли также золотых крабов, сосуды, разрисованные орнаментами из птиц, змей, пауков, ящериц и разных насекомых. Эти последние драгоценные вещи были обнаружены спрятанными в пещере в окрестностях Куско. Один индеец нам сказал, что в пещере, неподалеку от Виллакончи, спрятано множество золотых пластин, которые Уаскар (один из правителей инков, брат известного Инки Атауальпы. — Г. Б.) велел начеканить для украшения своего дворца. Но через несколько дней после этого сообщения наш осведомитель исчез». Действительно, если инки считали золото «слезами, которыми плачет Солнце», то теперь золото стало слезами инков…

Нам не известно, каким способом в 1535 году добился «добровольного подарка» от вождя племени чиму, Гуамана, испанский конкистадор Трухильо. Вполне возможно, что ослепительные по красоте и изяществу золотые изделия — «митра», расшитая жемчугом, великолепное ожерелье, сиденье, спинку которого украшали головы птиц с подвешенными кистями жемчуга, и многое другое, хранившееся ранее в храме с сокровищами народа чиму, — он получил не по доброй воле вождя, а в виде возможного выкупа или же получив согласие на «подарок» под пытками. «Добровольность», видимо, нужна была конкистадору лишь для того, чтобы создать иллюзию законности, дабы сокровище не попало в руки испанского короля и его наместников в Перу. Кто знает, но слишком уж не похожи на дружеские отношения испанцев с завоеванными индейцами…

Тогда же были разграблены известные своим богатством и захоронения древнего «глиняного города» Чан-чан, причем, уникальные произведения перуанских мастеров были безжалостно переплавлены испанскими солдатами в бесформенные слитки желтого металла. А ведь художественная ценность этих находок во много раз превышала стоимость полученных из них слитков золота! Гумбольдт, посетивший Перу в начале XIX века, писал, что, когда он «посетил обширные развалины города Чиму вблизи от Манчисе», он вошел внутрь знаменитой «Уака де Толедо», гробницы перуанского инки, «в которой Гарсиа Гутьерес из Толедо, прорыв галерею, нашел в 1576 году золотые слитки на пять с лишним миллионов франков, как это доказывают счетные книги, сохранившиеся в мэрии Трухильо». Вероятно, в эти слитки, ценою в пять с лишним миллионов франков, конкистадор превратил целую гору уникальных произведений инкского искусства, так как инки не помещали в гробницы своих правителей просто золото в слитках…

Исчезло в плавильных тиглях и большинство золотых и серебряных ювелирных изделий из Кахамарки и Куско, уцелели лишь немногие из них, которые были в «чистом» виде отправлены в сокровищницу испанского короля. Среди них, рассказывают искусствоведы, сохранился большой золотой фонтан, украшенный золотыми птичками и человечками, берущими воду из фонтана; золотые ламы с пастухами в натуральную величину; серебряный орел, вмещающий два кувшина воды; массивная золотая скульптура идола ростом с четырехлетнего ребенка и еще кое-что из «мелочей». Из столицы государства инков завоеватели забрали огромную, десять метров диаметром, пластину из «белого металла» (сплав золота, платины и серебра) с изображением богини Луны. Как сообщают источники, она была такой тяжелой, что не нашлось весов, чтобы ее взвесить, и — дабы определить ее вес и ценность — ее распилили на куски, которые затем переплавили. И выяснилось, что она весила более 920 килограммов!

Действительно, меньше чем за полвека после открытия Америки испанские конкистадоры разграбили все сокровища ацтеков, инков, чибча-муисков, не говоря уже о более мелких индейских племенах. Полные трюмы золота и серебра, сундуки жемчуга и колумбийских изумрудов — поистине сказочные богатства мощным «золотым Гольфстримом» хлынули от берегов Карибского моря в королевские подвалы Испании. И что примечательно — до наших дней дошло очень мало великолепных образцов ювелирного искусства мастеров древней Америки: известно, что бесценные сокровища, после того как они достигали берегов Испании, превращались в «золотой лом» и исчезали в плавильных печах. И такая судьба постигла почти все золотые шедевры мастеров-ювелиров доколумбовой Америки!

Но не все испанцы эпохи конкисты были грубыми и невежественными варварами, не понимающими истинной стоимости награбленных у «дикарей» сокровищ. Видимо, уничтожать их, превращая в металлический лом, заставляли неистовые ревнители христианской веры, католические монахи, и «общественное мнение», видевшие в индейских произведениях искусства лишь две прямо противоположные ипостаси: материальную ценность (золото, серебро, драгоценные камни) и объект языческого идолопоклонства, который в первую очередь необходимо было уничтожить, чтобы извлечь из них ту самую искомую «ценность». И честь соблюсти и богатство приобрести!

Просвещенные люди того времени — следует заметить, достаточно редкое явление в «эпоху первоначального накопления капитала» — не могли не понимать еще и художественной ценности индейских сокровищ. Ведь в Европе еще продолжалась эпоха Возрождения с ее открытием исчезнувшего античного искусства, «языческого» по своей сути — с точки зрения церковников. Однако «сброду негодяев», по образному выражению К. Маркса, грабившему сокровища индейских владык, было не до высокого понимания вечной ценности произведений искусства «нецивилизованных дикарей». Гораздо логичнее было, со всех точек зрения, обезличить в слитке «презренного металла» любое уникальное творение индейского мастера. Навсякий случай — для того, чтобы компаньоны по грабежу не смогли узнать в приметном идоле с золотой короной украденную друг у друга золотую ценность, порой переходившую по нескольку раз из рук в руки, как это было во время междоусобной грызни конкистадоров на Кубе, в Мексике, Перу или Колумбии…

Выдающийся испанский гуманист, «защитник индейцев» Бартоломео де Лас Касас (1474–1566), автор капитального труда «История Индий», посвященного истории завоевания Нового Света, много раз писал в своей книге об истинной стоимости индейских произведений искусства. В рассказе о «дарах», полученных конкистадором Грихальвой на острове Улуа в бухте Тобаско от местных вождей-касиков, он пишет: «Касик дал испанцам еще много разных разностей, но перечисленные дары были самыми ценными и красивыми. По весу все золото, полученное испанцами, стоило добрую тысячу дукатов, не говоря уж о том, что иные драгоценности были сработаны с великим мастерством, и одна работа сама по себе могла стоить дороже, чем все золото, которое пошло на эти вещи. В благодарность за этот подарок, — пишет с иронией Лас Касас, — главнокомандующий поднес касику… сокровища из своего тряпочно-побрякушечно-го запаса…»

Видимо, Лас Касас хорошо знал о прекрасных индейских дарах, обманом полученных испанцами за старое тряпье и стеклярус, или даже видел их, настолько восторгается он искусством индейских ювелиров: «…на ней (на золотой нити. — Г. Б.} была подвеска в виде золотой лягушки, сделанная совсем как живая; в числе даров были еще: голова, высеченная из какого-то там камня, кажется зеленого, украшенная золотом, в богатейшей золотой короне и с золотым гребнем и двумя золотыми подвесками; маленький идол в виде золотого человечка с золотым опахалом в руке, золотыми украшениями в ушах и золотыми рогами на голове, а в живот у него был вставлен очепь красивый камень, должно быть бирюза, оправленная в золото». Говорили, что среди сокровищ, добытых во время этого путешествия… был драгоценный камень, изумруд, ценою и стоимостью в 2000 дукатов…» А ведь этот вождь, поднесший Грихальве такие богатые дары, всего-навсего был рядовым касиком, подданным Монтесумы, и его подарки были самыми обычными и ничем не выдающимися, по сравнению с теми сокровищами, из-за которых дрались конкистадоры в землях ацтеков, инков, чибча-муисков…

«Достаточно сказать, — пишет советский исследователь Л. Кондратов, — что из несметного количества золотых изделий, захваченных испанцами в Мексике, в Западной Европе сохранилось лишь… три вещи: золотое украшение, хранящееся в Турине; так называемый «убор Монтесумы» — украшенный золотыми бляшками головной убор из перьев (хранится в Вене) и маленькая нефритовая фигурка с золотыми серьгами (во Флоренции). А ведь инвентарные описи грузов, пересылавшихся в XVI веке из Мексики в Испанию, называют многие сотни изделий из золота. У одних только индейцев-астеков… было захвачено золотых вещей па 876000 золотых песо, то есть около трех с половиной тонн золота». И золото упало в цене в Европе!..

От тех смутных лет сохранились воспоминания современников и официальные документы — как правило, донесения испанской короне, где сплошь и рядом встречается слово «оро»: золото. В одном из них, направленном испанскому королю от бывшего конкистадора Вальверде, говорилось, что он был женат на дочери индейского вождя, и тот показал ему тайник в Льянганати. Здесь конкистадор взял столько золота, сколько мог унести, и уехал с ним в Испанию. По мнению эквадорских историков, действительно был такой человек времен конкисты по имени Вальверде и что упоминаемое донесение — подлинное. «Клад Вальверде», спрятанный где-то в на редкость труднодоступной местности, разыскивают до сих пор… В архивах Куско есть еще один документ об индейце доне Карлосе, женившемся на испанке. Будто бы он, как родственник инкских правителей, водил жену в подземелья под крепостью Саксауман, и она там видела золотые статуи инков и знаменитую золотую цепь, которую во время праздников могли поднять двести сильных мужчин…

Однако за все время, прошедшее со времен конкисты, из кладоискателей повезло лишь единицам. В 1766 году некто дон Хозе Эусебио де Льяно Сапата нашел в окрестностях Куско клад, содержимое которого оценивалось в колоссальную по тем временам сумму — 800 000 песо. Большое количество инкского золота обнаружил в Южном Эквадоре в 1787 году капитан Ро-меро, но оно не было «кладом Вальверде». Удачливый капитан переплавил бесценные инкские ювелирные изделия в обычные слитки золота, и они, разумеется, были полностью потеряны для искусства и науки. Так же, как были полностью потеряны и другие удивительные инкские изделия, которые уже в период республики варварски уничтожил некий полковник Ла Роса. Этот предшественник сегодняшних латиноамериканских «го рилл» и «черных полковников» приказал переплавить в вульгарные слитки презренного металла более пяти тысяч тончайших и нежнейших золотых «летающих бабочек», причем каждая из них весила не более миллиграмма. Когда-то их изготовили руки искусных мастеров народа чиму, видимо, для каких-то празднеств и религиозных церемоний, нам не известных. «Летающие бабочки» из золота были настолько легки, что якобы, запущенные в воздух, могли некоторое время парить над землей. Удивительное зрелище, которому не суждено никогда повториться! Никогда…

Процветало кладоискательство и в соседней стране Колумбии, бывшем государстве чибча-муисков, легендарном Эльдорадо XVI–XVII веков. Золотые украшения, найденные в захоронениях местных правителей и знати, получили здесь название «тунха» (от индейского «чунса» — идол.) Эти золотые ювелирные изделия — фигурки людей, животных, рептилий, насекомых, которые приносились в жертву богам, — сопровождали умерших в загробный мир. Глиняные «копилки» с золотыми «тунхос», стоявшие некогда в храмах, а затем зарытые в укромных местах, часто становились добычей кладоискателей. Со временем «гробокопательство» приобрело такой размах, что причинило историческим памятникам Колумбии непоправимый ущерб…

Найденные золотые вещицы здесь тоже или переплавлялись, или продавались (как правило, иностранцам). Все, что, по мнению невежественных «гробокопателей», не представляло ценности, — орудия труда, керамика, деревянные идолы и др. — выбрасывалось как ненужное. И это обесценивало историческое значение даже золотых находок, большинство из которых не имело вообще никакого «адреса» — ни места нахождения, ни времени захоронения. До сих пор ученые многих стран мира, исследующие богатейшие колумбийские коллекции «тунхос», бьются над их классификацией, пытаются привести в какую-либо систему.

Начиная где-то с 1885 г. и вплоть до 1914 г., кладоискательство в Колумбии приняло прямо-таки национальные масштабы, превратившись в самую настоящую профессию. Тысячи людей вместе с семьями занимались поисками могил и кладов, покупая клочки земли (особенно в долине р. Каука) в надежде наткнуться на богатое древнее захоронение. Это напоминало, как писали в газетах тех лет, настоящую «золотую лихорадку»…

Из колумбийских находок были составлены первые коллекции «тунхос» во многих зарубежных музеях — в Мадриде, Нью-Йорке, Чикаго, Лондоне, Берлине, Лейпциге и др. Знаменитый «Золотой музей» в столице Колумбии Боготе сегодня имеет тринадцать тысяч золотых изделий чибча-муисков, найденных в разное время и в разных местах страны (большинство из них не имеет «адреса»). Остальные находки осели в частных и государственных собраниях в разных странах мира. Специалистам, исследующим исчезнувшую культуру чибча-муисков, приходится буквально разъезжать по всей Европе и Америке…

Поэтому, пишет известный шведский писатель и путешественник Георг Даль о событиях тех печально знаменитых десятилетий «кровавой конкисты», многие остро ненавидели Испанию, Испанию Торквемады и Хуана де Фонсеки, Испанию, которая опустошила Антверпен, разрушила солнечный храм в Куско, сожгла библиотеку майя в Паленке, замазала мавританские мозаики в Альгамбре, жестоко расправляясь со всеми, кто оказывался под ее владычеством…

А теперь — «информация к размышлению»: только за период с 1503 по 1650 годы в Испанию из Нового Света было вывезено 181 333 кг золота и 16 886 815 кг серебра — как правило, в слитках! А с момента открытия Америки и до первой четверти XVIII века эта злато- и сребролюбивая европейская держава обогатилась за счет «слез, которыми плачет Солнце», на 30 миллиардов 860 тысяч пиастров. Но это было отнюдь не все золото, которое потеряла Америка. Архивные материалы свидетельствуют, в частности, что лишь на 32 испанских кораблях, погибших в Атлантике и Карибском море с 1595 по 1775 годы, находилось золота на сумму около 7 миллиардов франков по современному курсу…

«Справочник искателя подводных сокровищ» Дж. Поттера (изд-во Даблдэй, 1960 г.), данные из которого цитирует известный английский писатель и… подводный кладоискатель Артур Кларк в книге «Сокровище Большого Рифа», приводит следующие цифры о золоте Америки, дошедшем и не дошедшем в испанские порты. Испанские армады из Карибского моря в Испанию (1500–1820 гг.): отправлено золота на сумму 8 000 000 000 долларов, из них утрачено — отнято морем или пиратами — 400 000 000 долларов. Перуанские транспорты из Перу в Испанию мимо мыса Горн (1534–1810 гг.): отправлено — 2 000 000 000 долларов, утрачено — 50 000 000 долларов. Хотя, как пишет Кларк, эти цифры очень приблизительные, общая картина ясна. Ла лус дель оро, сеньоры!

…XIX век. Успехи археологии и успехи кладоискательства, особенно в «третьих странах» Европы и в колониальных странах, до которых докатились «золотая» и «антикварная» лихорадки…

Как известно, в начале XIX века земли древней Эллады все еще принадлежали Оттоманской империи, но в стране давно уже велась партизанская война против турецкого господства, зрело скрытое недовольство турецким владычеством, вот-вот должно было вспыхнуть восстание. И в этот момент «спасителем» античных сокровищ Греции выступила Англия в лице своего посла лорда Элджина. Сославшись на случай с Парфеноном в 1687 году, превращенным турками в пороховой склад («удачный» выстрел венецианского артиллериста привел к взрыву, сорвавшему крышу Парфенона), и предчувствуя, что восстание вот-вот разразится, он решил в 1802 году «протянуть руку помощи» грекам и спасти знаменитые парфенонские фризы, принадлежащие резцу великого Фидия. По его мнению, на берегах туманного Альбиона известный фриз должен был сохраниться лучше, а потому лорд распорядился спять его, упаковать в шестнадцать огромных ящиков и отправить в Англию на бриге «Ментор».

Однако в пути корабль попал в шторм у берегов острова Китира, ударился о скалу и пошел ко дну, на глубину 60 футов. Это и спасло бесценные фризы для истории, но не спасло их от «спасителя», который, узнав о гибели судна, сообщил в ответном письме, что, мол, фризы «дороги ему, хотя и не представляют большой ценности». Договорившись с одним итальянцем о поднятии судна, даже назначив его британским вице-консулом, лорд приказал своему секретарю оставаться на месте и бдительно следить за работами по подъему судна, не подпуская к нему никого — ни турков, ни греков, ни даже своих соотечественников, англичан, если они предложат услуги.

Выходит, лорд бодрился, говоря, что фриз «не представляет большой ценности»; он-то знал истинную стоимость сокровищ, которые случайно попали в его руки. Как пишут о подъеме затонувшего брига один из соратников Кусто, Джеймс Даган, и англичанин Патрик Прингл (авторы увлекательных работ о подводной археологии), предложили свои услуги и русские моряки. «Русские военно-морские офицеры, находившиеся в этом районе и поддерживавшие греков в борьбе за независимость, заявили, что они могли бы поднять мраморные скульптуры, но Элджин отказался от их помощи».

В конце концов за работу взялись обычные греческие нырялыцики с острова Самос. Без всякого снаряжения, в суровых зимних условиях они начали работы по спасению своего национального шедевра и подняли для англичан гордость Греции. Но как только ящики оказывались на поверхности, их закрывали толстым слоем водорослей и отдавали под охрану английским часовым. Джеймс Даган в своей книге цитирует английскую газету «Тайме» того времени: «Любители искусств и ценители классической древности с восторгом воспримут известие о благополучном спасении коллекции, собранной с такой заботой и вкусом. Было бы поистине прискорбно, если бы эти произведения, уцелевшие в течение столь долгого времени, несмотря на невежество и предрассудки турок, погибли бы как раз на пути в высокоцивилизованную страну, где их могут оценить по достоинству и где скульпторы жаждут с их помощью достигнуть тех высот изящества и совершенства, которыми отличаются творения античного резца».

Сам же «спаситель», лорд Элджин, в письме к Генри Бэнксу цинично признавался: «Вся эта операция вместе с покупкой «Ментора» и остальными необходимыми расходами обошлась мне в пять тысяч фунтов». В 1816 году, как это стало широко известно, он продал свое сокровище — парфенонские фризы Фидия — Британскому музею за 35 тысяч фунтов стерлингов. А греки в конце концов завоевали свою независимость. Но когда они сделали переучет оставшихся в стране произведений античного искусства и узнали о потерях, они пришли в ужас. В течение почти двух тысячелетий, начиная с времени римского господства, шедевры древнегреческого искусства расхищались завоевателями и «спасителями», подобными лорду Элджи-ну, под предлогом «защиты и сохранения», а иногда и без всякого предлога. Некоторые из них приобретали ценности за деньги у местных кладоискателей (как об этом пойдет речь в еще одной печальной истории с другим шедевром греческого искусства), другие же сами на свой страх и риск предпринимали грабительские раскопки в благословенной земле древней Эллады. Но Греции от этого не легче — чтобы полюбоваться на выдающиеся произведения своих великих предков, им приходится совершать турне по всем столицам Европы, а это, как известно, по карману далеко не каждому греку…

…В мае 1821 года потрясенный Париж осаждал Лувр — благодаря стараниям французского короля Людовика XVIII, посла в Турции маркиза де Ривьер и молодого тридцатилетнего офицера, впоследствии знаменитого французского ученого и путешественника Дюмон-Дюрвиля в нем появилась… Венера Милосская. Галантные французские кавалеры оказались здесь на высоте и чуть ли не огнем пушек габары «Эстафета» вырвали античную красавицу из рук команды турецкого судна, которое попыталось опередить французов при покупке Венеры из Милоса. Подоспевшие вслед за французами английский фрегат и голландский бриг остались ни с чем: «Эстафета» (Габара (франц.) — большое, «габаритное» парусное судно конца XVIII — начала XIX века.) на всех парусах уходила от благодатных берегов Греции в спасительный Тулон…

Вот как была найдена и вывезена из Греции знаменитая скульптура, этот признанный мировой шедевр, украшающий ныне парижский Лувр.

…2 апреля 1820 года французская габара «Эстафета» бросила якорь у греческого острова Милос, что находится в группе Кикладских островов. 24-летний французский офицер Вутье выбрался на берег полюбоваться окрестностями. Он прогуливался по склонам холма, когда услышал изумленный крик и увидел, что пахавший небольшое поле крестьянин пытается удержать в руках тяжелый плуг, медленно проваливающийся в яму. Вутье бросился на крик и помог Йоргосу, как звали крестьянина, вытащить плуг из чернеющего провала.

Спустившись вниз, Вутье и Йоргос застыли в изумлении — они находились под сводами какого-то подземелья: то ли в подземном храме, то ли в подвалах некогда стоявшего здесь дворца. А через мгновение они увидели статую прекрасной женщины.

— Какой волшебный мрамор, — первое, что пришло в голову ошеломленному моряку. — Богиня… Настоящая античная богиня!

Вутье позвал на помощь матросов, и через полчаса Венера, получившая впоследствии название Милосской, стояла под жарким солнцем родины, овеваемая легким морским бризом. Йоргос был счастлив, как никто: еще бы, ведь на его родовом участке была найдена статуя и он скоро совсем станет богатым и сможет приобрести маленькую лавчонку, отремонтирует или даже купит себе дом. О такой удаче он и не помышлял… Вутье положил руку на плечо ошеломленного крестьянина:

— Вот вам, Йоргос, задаток, сто пиастров, не уступайте ее никому, кто придет не от меня… Все же мы с вами первые увидели это чудо.

— По рукам! — И Йоргос остался сторожить свое сокровище.

В тот же вечер Вутье разговаривал с представителем французского консульства на острове. К удивлению, он встретил холодный прием.

— Какой энтузиазм!.. Молодой человек, правительство Франции не уполномачивало меня закупать здесь всякие сомнительные шедевры.

— Но, месье, если бы вы ее видели… если бы я не был так беден… Франция не простит вам подобной потери. Подумайте, Лувр, толпы ценителей прекрасного, газеты всего мира рассказывают об античной богине… И ваше имя, месье, на страницах газет… Вы можете рассчитывать на повышение — Стамбул вместо глухого островка. Я надеюсь на вас, месье! Учтите, нельзя терять ни минуты — весь остров только и говорит о находке. А здесь есть и английское консульство, не забывайте и о турках… Ведь Греция принадлежит им.

Так и не договорившись с равнодушным чиновником, Вутье вернулся к Йоргосу, пообещав ему вот-вот заплатить деньги. А через несколько дней произошло чудо. Рядом с «Эстафетой» бросила якорь другая французская габара, несмотря на свои внушительные размеры носившая имя «Козочка». На борту судна в чине старшего офицера находился тридцатилетний, еще ничем не знаменитый Дюмон-Дюрвиль. Ему не надо было ничего объяснять.

— Потрясающе! — только и смог вымолвить он.

— Увы! У нас берут ее из-под носа. Эконом Милосского монастыря каждый день приходит к Йоргосу и торгуется с ним. Он собирается купить статую для одного знатного турка. Только порядочность Йоргоса и ненависть к туркам оставляет нам последний шанс на надежду. Но так бесконечно продолжаться не может… А мое судно отходит завтра. Попытайтесь что-либо сделать теперь вы.

— Что, если поговорить с нашим послом в Константинополе? Он слывет любителем и знатоком искусства.

«Эстафета» отплыла 21 апреля, «Козочка» последовала за ней. К счастью, в Константинополь. Дюмон-Дюрвиль бросился к послу, маркизу де Ривьеру.

— Великолепное произведение искусства, ваше превосходительство! Но следует поторопиться, — и он подробно рассказал о находке.

— Я сделаю все возможное. Я доложу королю…

К тому времени, когда вопрос о покупке был решен, стало известно, что к Милосу на всех парусах идет английский фрегат. Естественно, не для того, чтобы только осмотреть статую

Всперы… То же самое задание получило командование голландского брига. Кроме того, к острову направилось еще и турецкое судно «Галлаксиди». Что ему здесь делать?

…Когда «Эстафета» бросила якорь у знакомого места, матросы увидели целый кортеж монахов. Они несли на носилках Веперу прямо к берегу. Вероятно, Йоргос потерял терпение, ожидая французов, и уступил скульптуру Милосскому монастырю.

— Капитан! — обратился Вутье к своему командиру. — Маркиз де Ривьер приказал мне взять Венеру на борт, чего бы это ни стоило. Прикажите вашим матросам…

— Одной пушки и двадцати четырех человек будет достаточно? Вутье, вы возглавите десант!

На берегу уже заметили приготовления французов, спускавших па берег шлюпку с вооруженными матросами. На «Галлаксиди» раздались крики: «К оружию! Они хотят перехватить у нас богиню!» Турки стали готовиться к бою — ведь они были в «своих» водах…

— Если раздастся хоть один выстрел, — прокричал капитан. — мы сумеем ответить и разнесем вас в щепки.

А на берегу французам пришлось буквально брать на абордаж носилки с Венерой, пока личный секретарь маркиза де Ривьера вел переговоры с настоятелем местного монастыря.

— Я же заплатил Йоргосу за статую 750 пиастров…

— Но Франция предлагает вам 8 тысяч франков. Это большая сумма, вы знаете. С такими деньгами вы сможете сделать дворец из своего монастыря.

— Мне хотелось угодить туркам, но еще охотнее я сделаю услугу королю Франции. Кроме того, на вашей стороне сила, — кивнул монах в сторону французского судна, приготовившегося к бою. — Венера ваша!

…Вутье поручено было сопровождать сокровище до Тулона. А 7 мая 1821 года знаменитая греческая богиня любви и красоты запяла свое место в Лувре. На первом осмотре был сам король Франции, весь свет Парижа, иностранный дипломатический корпус. В том числе послы Англии, Голландии и Турции, только теперь понявшие, что потеряли их страны. Но по-настоящему проиграла одна лишь Греция, в то время находившаяся под турецким игом. Именно ей принадлежали все вывезенные в это время за рубеж археологические сокровища. Только законом, изданным в 1834 году, она объявляла все найденные на ее территории памятники древности национальным достоянием «всех эллинов». По сути дела, это был первый в истории закон об охране памятников от официальных и неофициальных грабителей могил, всевозможных авантюристов, кладоискателей, скупщиков древностей.

Если бы подобные законы были приняты в то время и неукоснительно соблюдались, скольких бы потерь избежала историческая наука! Сколько памятников осталось бы не разграбленными, сколько темных и неясных страниц истории было бы прочитано! О том, как «исследовались» памятники старины в эпоху колониальных захватов, например, в Египте, рассказывает Э. Церен в книге «Библейские холмы».

Он пишет, что (в то время, когда от берегов Греции «Эстафета» увозила Венеру Милосскую) в долине Нила в поте лица трудился крупный международный вор от археологии — итальянец Бельцони. Он работал на английского консула в Каире Солта, конкурируя со своим «коллегой» Дроветти, в свою очередь грабившим пирамиды Египта по поручению французского консула. За пять лет Бельцони сделал невозможное, собирая древние памятники везде, где только ему удавалось их обнаружить: начиная от маленького амулета-скарабея и кончая знаменитым 25-метровым «обелиском Клеопатры» и гигантской головой поющего «колосса Мемнона», привезенными им в Британский музей. У Бельцони, по словам Э. Церена, напрочь отсутствовало всякое уважение к произведениям древнего искусства и к надгробным памятникам. Например, он, как и ал-Маамун, использовал таран, чтобы крушить в Долине Царей стены древних пирамид. Таким путем ему удалось из гробницы фараона Сети I вытащить прекрасный алебастровый саркофаг, который ныне украшает Британский музей. Бельцони присваивал все уникальные египетские древности, казавшиеся ему интересными и ценными, которые могли бы заинтересовать европейские музеи. Он не останавливался, если их даже приходилось добывать с оружием в руках. Поистине это была жизнь разбойника, возможная на берегах Нила лишь в начале XIX века…

А несколько позже, в 1837 году другой предприимчивый «исследователь» открывал последние неизвестные детали устройства Большой Пирамиды. Это был известный богач, сын английского фельдмаршала Ричард Ховард-Визе. Над «камерой царя», которая так разочаровала в свое время воинов ал-Маамуна, после долгих веков мрака первыми (не считая древних грабителей могил) исследовавшими Великую Пирамиду, он обнаружил три загадочные пустоты и вентиляционный канал, создававший в усыпальнице с саркофагом постоянную температуру. Найденные в пустотах надписи еще раз подтвердили, что пирамида строилась Хеопсом, а назначение самих пустот сводилось к тому, чтобы снять огромную нагрузку на «камеру царя». Все ничего, но нетерпеливый и безответственный кладоискатель исследовал пирамиду с помощью… динамита.

Как не вспомнить здесь слова известного английского археолога Говарда Картера, открывшего гробницу Тутанхамона, о высокой гражданской ответственности исследователя памятников старины перед наукой, историей, всем человечеством. «Любой мало-мальски сознательный археолог чувствует эту ответственность. Вещи, которые он находит, не являются его собственностью, и он не может распоряжаться ими по своему усмотрению. Они — прямое наследие прошлого настоящему, а археолог — лишь облеченный определенными привилегиями посредник, сквозь руки которого это наследство проходит; и если он по неосторожности, небрежности или невежеству утратит часть информации, которую это наследие несет, он виновен в совершении величайшего археологического преступления».

К сожалению, эти слова были сказаны слишком поздно, да и вряд ли они в то жестокое время колониальных захватов смогли оказать какое-либо воздействие на людей типа Бельцони или на английскую солдатню, учинившую кровавую резню в Великом Бенине и разграбившую его бесценные сокровища. Вот эта история, как она прояснилась спустя годы после событий конца XIX века.

…В конце 1897 года в антикварных лавках Парижа, Лондона, Берлина вдруг появились удивительные, необычайной красоты бронзовые головы, литые рельефы, фигурки людей и животных. Несколько голов сразу же приобрел Берлинский музей народоведения, вслед за ним охоту за загадочными произведениями искусства начал Британский музей, Лувр и другие музеи мира. Несмотря на мгновенно взлетевшие цены, удивительное литье в продаже больше не появлялось… Перед искусствоведами встал вопрос: кому принадлежит авторство этих оригинальных произведений искусства? Одни утверждали, что это — творения выдающегося итальянского мастера бронзового литья эпохи Возрождения Бенвенуто Челлини, каким-то образом всплывшие на антикварном рынке. Другие полагали, что это дело рук древних египтян, индийцев, римлян, финикийцев, греков и даже легендарных… атлантов. Но одного взгляда на бронзовые лики было достаточно, чтобы сказать: родина замечательных скульптур — Африка и только Африка. Об этом говорили припухлые губы, широкие, чуть сплюснутые носы, курчавые волосы, большие овальные глаза с четко прорисованными белками. Однако поверить в «африканский гений» тогда еще никто не решался — Черная Африка была не открыта…

И только спустя несколько лет выяснилось, что загадочные бронзовые скульптуры действительно привезены из Африки и сделали это английские колониальные войска, участвовавшие в карательной экспедиции 1897 года, когда был сожжен и разрушен до основания Великий Бенин. Правитель Бенина был взят в плен, его советников казнили, а сам город с дворцами, хранившими бесценные сокровища искусства, пушечными залпами превратили в груды развалин и пепла. Копаясь среди дымящихся развалин только что уничтоженного по приказу своих командиров города, английские солдаты и подняли первые из бронзовых и латунных голов — портреты правителей и правительниц, героев и предков народа йоруба и бени.

А затем, как стало ясно, добравшись до европейских кабаков, английская солдатня продала свою добычу владельцам антикварных лавок (у офицеров захваченную бронзу скупил английский генерал Питт-Риверс — сейчас это одна из ценнейших и самых полных коллекций бенинской бронзы во всем мире). А уже в наше время на африканском фестивале в Дакаре (Сенегал) демонстрировалась бронза Великого Бенина, привезенная из частных собраний и музеев Лондона, Парижа, Берлина, Амстердама, Нью-Йорка.

…В конце XIX века в Мексику, археологические памятники которой были уже известны, но мало или совсем почти не удосуживались внимания археологов, приехал видный американский «турист от археологии», заядлый поклонник американских древностей, мистер Эдвард X. Томпсон. За небольшую сумму он купил старую, заброшенную усадьбу, которая не сулила никаких доходов, потому что была сплошь усеяна только… археологическими руинами. То, что купил глупый «гринго», как говорили о нем местные жители, впоследствии оказалось знаменитым ныне городом индейцев майя Чичен-Итца. Мистера Томпсона в первую очередь заинтересовал священный колодец — место жертвоприношений древних майя богу дождя Йум Чааку. Красивейших девушек народа майя, увешанных драгоценностями, бросали живыми в гигантский «бездонный» колодец. Жертвоприношения совершались каждый раз, когда задерживались дожди, а засухи в этой местности — явление обычное. И Томпсон понял: сокровище у него в руках — колодец, должно быть, полон драгоценностями. Вооружившись драгой, выписанной из США, он приступил к работе…

Никому не подсчитать, какой вред нанес своими стальными челюстями землеройный снаряд колодцу, пишет в своей книге о Чичен-Итце мексиканский специалист по археологии майя Мануэль Сисерол Сансорес, сколько разрушил изящных ювелирных изделий, керамики, украшений… Много лет спустя Сансорес получил задание исследовать колодец, а также кучи ила и мусора, выросшие после поисковых работ Томпсона. И вот в решете, сквозь которое рабочие просеивали землю, засверкало золото, блеснули драгоценные камни. Была собрана уникальная коллекция украшений, которую отправили в Федеральный музей археологии в Мериде (столица штата Юкатан). Но неожиданно коллекция Сансореса пропала. «Никто не удивится, — с горечью писала местная газета, — если она вдруг всплывет в одном из частных собраний американских миллионеров — «любителей древностей майя». Надо полагать, обе части сокровищ Чичен-Итцы — та, которую в свое время вывез Томпсон, и та, которая была украдена позже, — интересуют одно и то же лицо или один из фондов. Наконец-то коллекция воссоединилась!

Список «великих хищений века», а им стал XIX век, можно было бы продолжать без конца. В их числе оказалась всемирно известная скульптура царицы Нефертити — ее вывезли перед первой мировой войной немецкие археологи, замаскировав под обычный и ничем не примечательный каменный блок. Нефертити вызвала в свое время огромную сенсацию, которая переросла затем в не менее грандиозный скандал. После кражи уникального памятника немецким археологам было запрещено работать в Стране Пирамид (запрет был снят лишь после установления в стране республиканской власти). В числе похищенных оказались и античные статуи знаменитого еще в древности Пергамского алтаря, обманом вывезенные немецким инженером Карлом Хуманом из Турции в Берлин, и ганские национальные реликвии, незаконно увезенные англичанами в Лондон, скульптуры и барельефы мивейских и сабейских городов Йемена, хранящиеся в музеях Лондона и Парижа, перуанские золотые украшения, уцелевшие от тиглей конкистадоров (они украшают ныне витрины Этнографического музея в Мюнхене, Музея естественной истории в Нью-Йорке, а также музеи Парижа и Лондона); бирманские колокола с пагод, буддийские статуи, украшения Великих Моголов из Индии и многое-многое другое.

Конечно, сокровища, собранные подобными путями в музеях мира, не перестали быть достоянием всего культурного человечества и продолжают «воспитывать прекрасным» целые поколения людей. Но насколько было бы лучше, если бы, например, в Стране Пирамид был бы собран весь «Древний Египет», а где-нибудь в «Антика Этруриа», в едином музее этрусков — все предметы культуры и искусства этой загадочной цивилизации. Исследователям не пришлось бы совершать кругосветное путешествие, чтобы подробно ознакомиться с памятниками той или иной культуры и цивилизации. Впрочем, по существующему международному праву, если бы оно соблюдалось когда-нибудь, так и должно было бы быть…

Как ни странно, но грабители могил нередко оказывались более ревностными и удачливыми искателями старины, нежели профессиональные археологи. И это не удивительно, ибо «имя им — легион», в то время как археологов — считанные единицы. В этом отношении показательна история открытий этрусского города Спины, одного из античных городов Италии.

…Плиний и другие римские географы и историки писали о Спине как о важнейшем портовом городе этрусков, поэтому итальянские ученые не раз пытались определить его местонахождение, найти хоть какие-либо следы этого крупного торгового центра древнего мира. Несколько неудачных попыток, и археологи решили, что Спина — плод фантазии древних географов. А между тем итальянские пограничники ловили одного за другим контрабандистов, переправлявших за границу ценные этрусские вазы. Все они на допросах отвечали довольно неопределенно: купили у местных жителей где-то в устье реки По.

И вот в 1922 году в болотах Камаккьо, что лежат на севере Италии, в дельте По, проводились большие мелиоративные работы и здесь, на осушенном участке, вдруг неожиданно открылся целый этрусский некрополь. Археологи раскопали 1200 могил, откуда, как выяснилось, и попадали древние вазы в руки контрабандистов. Теперь уже итальянские ученые установили тесный контакт с пограничниками и таможенной службой, продолжая в то же время следить за антикварными магазинами. А тем временем местные жители, рыбачившие в неглубоких лагунах на своих плоскодонках, по-прежнему привозили с рыбной ловли не только длинных извивающихся угрей, но и великолепные этрусские вазы, которые продолжали поступать в руки контрабандистов. Когда весть об этом вновь дошла до археологов, они потребовали от правительства немедленного осушения болот.

В 1953 году были проведены новые мелиоративные работы к западу от Камаккьо. И вновь были найдены этрусские могилы с прекрасно сохранившимся погребальным инвентарем. А в 1957 году, через 35 лет после первых раскопок, Спина была наконец-то открыта. Как известно, ее обнаружили археологи с помощью аэрофотосъемки, но основными «наводчиками» оказались все же местные любители антиквариев. Как сообщала итальянская печать, в Италии, в дельте реки По, рыбаков и контрабандистов больше, чем археологов, и в течение последних десяти лет здесь с переменным успехом «ведется игра в полицейских, воров и археологов».

…Другое выдающееся археологическое открытие произошло в 1956 году в Турции. Молодой английский археолог Джеймс Меллаарт — он еще будет героем нашего повествования — долгое время и без особого успеха исследовал Анатолийское плато, до этого считавшееся бесперспективным в археологическом отношении местом. Как-то раз, посетив шумный измирский базар, он обратил внимание на странные глиняные черепки с незнакомым орнаментом. Крестьяне продавали их сотнями жадным до редкостей туристам вместе с овощами и фруктами. Меллаарт тотчас же скупил все черепки и опросил крестьян, откуда они их привезли. Те назвали холм Чатал-Уйук, неподалеку от своей родной деревни, в районе города Испарты. А в 1966 году, после десяти лет работ, это маленькое местечко на юге Турции стало археологической сенсацией № 1. Здесь была обнаружена «колыбель цивилизации» — самый древний в мире неолитический город. Его возраст около 10 тысяч лет! В историю археологии Чатал-Уйук вошел как «открытие, сделанное на… базаре».

…В 1962 году на одном из восточных отрогов Съерра-Викус (север Перу) крестьяне проводили нивелировочные работы — осваивали склоны горы для террасового земледелия. Бульдозер начал снимать верхний пласт земли и провалился в глубокую яму. При этом открылись старые шахтные канавы, похожие на высокие прямоугольные камины, поставленные вертикально, один к другому. В одном случае их глубина достигала 7–8 метров, в другом — до 15 метров. В каждой из этих шахт были найдены глиняные сосуды удивительных форм, расписанные сочными, живыми красками, масса всевозможных изделий из металлов: медные церемониальные чаши, кубки, навершия жезлов и посохов, височные и носовые кольца, серьги, браслеты, щиты, нагрудные пластины и даже медицинские пинцеты — видимо, одни из древнейших в мире. Многие из находок былипокрыты тончайшим слоем золота, некоторые — сделаны из золота целиком.

Естественно, в Латинской Америке в таких случаях археологи ставятся в известность в последнюю очередь. Могилы были тщательно присыпаны землей, а работы на этом участке прекращены. Но только не ночью! Ночью местность оживала: темные силуэты людей, подобно теням умерших, неслышно скользили к месту раскопок из ближайших деревень, узкие лучики фонарей выхватывали из темноты лихорадочно блестевшие глаза, бледные, напряженные лица, в кровь исцарапанные руки, прижимавшие к груди очередные находки. «Ла лус дель оро!» — «Свет золота!» — так перуанские крестьяне называют не только огни святого Эльма, порой вспыхивающие над вершинами Кордильер и якобы указывающие на сокрытые в земле клады, но и «кладоискательскую лихорадку», время от времени охватывающую тот или иной район некогда благословенной земли древних инков…

Здесь, при Викусе, тоже были свои драмы и свои трагикомедии. Прибывшие из столицы, куда просочилась весть об открытии, профессиональные грабители могил «уакерос» («Уакерос» — от «уака» (на языке индейцев-кечуа huaca — святыня, святилище, которыми может быть и древнее захоронение); «у а к е-р о» значит человек, занимающийся поисками и раскопками «уак», то есть кладоискатель, но и «осквернитель святынь».)с помощью нанятых крестьян застолбили участки и повели раскопки, при этом несколько человек погибли под обвалом, смешав свои кости с «тиерра дель муэрто» — «землей мертвых» древнего Викуса. Рассказывают, в частности, о таком забавном случае — он стал известен прессе в 1964 году, когда перуанская полиция по настоятельным требованиям археологов вплотную занялась выяснением адреса многих уникальных предметов культуры Викус. Этот случай, эпизод, связан с одним, пожалуй, самым удивительным и уникальным объектом раскопок — с фигурными сосудами Викуса. Впрочем, вот как все произошло.

…В одну из безлунных летних ночей, в которую, как говорят местные крестьяне, появится дьявол, да ты его не заметишь, два новичка-гробокопателя искали свое счастье, обрабатывая очередную шахтную могилу. И хотя неподалеку в поте лица трудились их коллеги, новичкам было не по себе: тесная душная яма, могила, ночь, золото — а где золото, там уж непременно бродит дьявол… Одним словом, парням было не до шуток, а тут еще жара, духота. Кто-то из них, подхватив со дна могилы кувшин со страшной физиономией когда-то жившего горбатого и одноглазого субъекта, полез наверх по лесенке к роднику за свежей, ломящей зубы водой. Напившись сам и наполнив сосуд, «уакеро» вернулся к раскопу и спустил на веревке вниз физиономию одноглазого владельца могилы. Ничего еще не зная о свойствах подобных сосудов, его приятель припал губами к горлышку и начал жадно пить воду. И вдруг могила огласилась жуткими звуками, целые рулады леденящих кровь звуков, усиленные резонансом пустой могилы, обрушились на головы бедных «уакерос». Сосуд пел, даже кричал низким, вибрирующим голосом!

Вряд ли стоит объяснять, что произошло дальше. Когда поднятая на раскопах паника улеглась и убежавшие «уакерос» осторожно вернулись к могилам — они думали, что наконец-то полиция пронюхала об их запретном бизнесе и устроила облаву, — тот бедняга, что находился внизу, тронулся умом. Ведь ему никто не спустил лестницу, чтобы он выбрался наверх, а его приятель бежал первым. Говорят, сейчас он доживает свои дни где-то в психиатрическом приюте, при монастыре отцов доминиканцев, и страшно боится темных безлунных ночей.

Что касается поющих сосудов Викуса, то в 1964 году они демонстрировались на первой небольшой выставке культуры Викуса в Лиме. Все предметы, выставленные на стендах, были взяты на время из частных коллекций. Сотни шахт к тому времени были разграблены, находки распроданы любителям старины как у себя в стране, так и за рубежом. Исчезнувшая цивилизация Викуса чуть было не исчезла совсем, на этот раз уже окончательно…

А через некоторое время подобная выставка состоялась в США. Всего лишь несколько дней ученые могли любоваться сквозь пуленепробиваемые стекла на удивительные сосуды Викуса. Семейство, пожелавшее остаться неизвестным, показало много древних гончарных изделий, купленных у грабителей могил в Перу. К сожалению, узнать подробностей приобретения уникальной керамики журналистам не удалось, как не удалось исследовать археологам эту культуру, существовавшую на севере Перу примерно три тысячи лет тому назад. К тому времени, когда исследователи прибыли в Викус, все могильники этой исчезнувшей культуры были перекопаны грабителями могил и навсегда уничтожены для науки.

А удивительные фигурные или «поющие» сосуды Викуса, так напугавшие кладоискателей, оказались расписанными красками снаружи и изнутри — отсюда и еще одно название: «двойные сосуды» — и снабжены через целую систему каналец в теле сосуда многоголосыми свистящими приспособлениями, настроенными каждое на определенную ноту. Вода, выливаясь из сосуда, гнала поток воздуха по канальцам и заставляла сосуд «петь» на все голоса, от простых однотонных звуков до сложных мелодий древнего исчезнувшего народа. «Двойной» поющий сосуд, таким образом, становился своего рода автоматическим воздушно-водяным органом, древним «магнитофоном» с одной определенной мелодией, заданной раз и навсегда его создателями. Впрочем, то, о чем мы говорим, представляет больший интерес для специалистов по истории музыки — проснувшиеся мелодии Викуса сегодня звучат в их кабинетах и студиях, а мы вернемся к «нашим грабителям»…

Всему миру известна история открытия знаменитых кумранских рукописей, ажиотаж вокруг них и кладоискательская горячка, охватившая до этого пустынное западное побережье Мертвого моря. Это открытие было тоже сделано совершенно случайно — пещеры обнаружил простой козопас, разыскивавший свою пропавшую козу. Мухаммед, так звали пастуха, за семь первых свитков выручил всего 60 долларов, продав рукописи сапожнику из Вифлиема. Четыре из них контрабандой вывезли в США, где их продали за 250 тысяч долларов.

Во время «эпидемии кладоискательства», которой были охвачены целые племена кочевников-бедуинов, было найдено еще несколько пещер с древними документами. Их было свыше четырехсот! Два чиновника, по пятам следовавшие за не внушающими доверия искателями кладов, тщательно отмечали расположение мурабаатских пещер. Но на археологические раскопки денег не хватило, они пошли в уплату за рукописи «Пещеры раненой куропатки», что была открыта у развалин старого монастыря на краю вади-Кумран. Рукописи покупались у местных жителей… по полтора доллара за квадратный сантиметр. Это обошлось Палестинскому археологическому музею, Французской библейской школе в Иерусалиме и Иорданскому департаменту по делам, древностей в довольно кругленькую сумму- 100 тысяч долларов! Несмотря на коммерческую сторону дела и стихийность «археологических раскопок», историческая наука пополнилась новыми ценными открытиями.

На этом поиски не прекратились. Когда знаменитые рукописи были прочтены, в некоторых из них обнаружились сообщения о тайниках и хранилищах, расположенных в ближайших окрестностях. Всего в рукописях Мертвого моря говорилось о 60 таких кладах — подробное перечисление их содержимого будто бы позволило подсчитать общий объем сокровищ: оказалось, что в окружающих холмах зарыто около 20 тонн золотых и серебряных изделий. Государственные, частные и религиозные организации принялись искать эти сокровища. Однако более чем за две тысячи лет, истекших с момента захоронения сокровищ, изменилась стратиграфия местности — исчезли приметы, на которые ссылаются рукописи. Реки высохли или переменили свои русла, озера тоже давно исчезли и поросли кустарником, на месте лесов раскинулась пустыня. Археологам и подготовленным искателям сокровищ пришлось на время отложить традиционные заступы и вооружиться копиями древних карт, чертежными досками, привлечь данные палеоботаники, пытаясь как-то восстановить рельеф местности, который был здесь когда-то, две тысячи лет тому назад,

Лоуренс Грин в книге «Последние тайны старой Африки» тоже приводит один пример из серии «случайных открытий», ставший легендой среди кладоискателей и археологов. Однажды, пишет он, из Ливийской пустыни в Каир пришел араб и принёс тяжелый кусок какого-то желтого металла, цены которому он не знал. Купец на базаре, видя древность находки и наивность человека, ни разу не видевшего золота, предложил за него такую цену, что араб с радостью согласился. «Если у тебя есть еще эти медяшки, — небрежно сказал купец, — приноси, я дам тебе за каждый следующий кусок на пиастр больше рыночной цены…» Араб с радостью согласился, он приходил еще несколько раз и приносил с собой по куску изломанного металла. Когда араб принес наконец последний кусок, купец сложил обломки вместе и получил статую человека в натуральную величину — статую из… золота, которую нашел в пустыне араб на месте каких-то развалин древнего города.

И все же, не беря во внимание мнимую пользу, которую принесли археологии грабители могил, вред, причиняемый ими исторической науке, огромен. Достаточно посмотреть на фотографии, опубликованные в специальном выпуске «Курьера ЮНЕСКО» (ноябрь 1965 г.), чтобы увидеть, к чему приводит деятельность кладоискателей. На фотографии изображена зверским образом изувеченная пустотелая скульптура Будды, обнаруженная в одном из заброшенных храмов Нагана (Бирма). Этот будда, пишет журнал, стал жертвой человеческой алчности: в чреве статуи грабители думали найти золото…

Больше полувека археологи, работающие в Египте, проклинают безымянного арабского автора XV века за «медвежью услугу» науке. Его «Книга о спрятанном жемчуге» нанесла непоправимый ущерб египетской археологии. Дело в том, что в этом, явно шарлатанском манускрипте даны описания 400 мест в Египте, где якобы спрятаны сокровища фараонов, персидских царей, греческих диадохов, римских полководцев, арабских султанов и берберийских военачальников. Естественно, все они расположены вблизи различных древних памятников. Это «пособие для начинающего кладоискателя», до издания его в Каире в 1907 году массовым тиражом, было известно в многочисленных рукописных вариантах, стоивших немалые деньги. После выхода «бестселлера кладоискателей» он разошелся в тысячах экземпляров по рукам местных и приезжих любителей древностей. Таким образом, сохранившиеся памятники были еще больше разрушены в начале нашего века.

…Легенды об исчезнувших и спрятанных сокровищах не исчезают веками, в Северной Африке, и особенно в Египте, они живут вечно. В этом уголке Африканского континента сотни и тысячи раз можно слышать о погребенных под дюнами сокровищах, они разжигают азарт и воображение многочисленных любителей авантюр, и те делают из своих видений шикарные кареты, которые порой везут их прямехонько на тот свет. Лоуренс Грин в своей книге приводит рассказ бо одном авантюристе-кладоискателе, некоем Эрихе Баумгартнере, воевавшем в африканском корпусе Роммеля. Заразившись рассказами о ненайденных сокровищах, а может быть, воспользовавшись «Книгой о потерянном жемчуге», он после второй мировой войны вернулся в Египет, проработал там несколько лет в пароходной компании, с чисто немецкой бережливостью скопил деньги и в 1952 году отправился в Сахару с автомашинами, запасами продовольствия, воды и… динамита. Взрывчатка должна была заменить таран этому новоявленному Бельцони, решившему работать по известному методу Ховарда-Визе.

Авантюрист ехал в пустыню по маршруту своего соотечественника Рольфса, который якобы еще в 1874 году нашел знаменитые изумрудные копи и золотые рудники персидского царя Камбиса, завоевателя Египта. По рассказам нанятых рабочих, немец все же что-то нашел. Но феллахи не стали помогать ему в раскопках, они считали, что Баумгартнер наткнулся на один из старинных храмов, где всегда водятся злые джинны. Тогда Баумгартнер прогнал их, начинил развалины динамитом, крутанул штопор детектора и… Заряд оказался слишком большим, огромная дюна пришла в движение и погребла авантюриста вместе с развалинами под собой. Древний храм, еще не исследованный археологами, исчез с лица земли.

Оглавление